Русский клуб

Часть 1. Аспирант

В XIX веке Нижнеокск был основным торговым центром России, а к середине XX века стал крупнейшим промышленным центром. Он был так напичкан оборонными предприятиями, что его пришлось закрыть для посещения иностранцами на долгие годы. Город открыли, когда Горбачёв объявил в СССР «перестройку, гласность и ускорение».

Народ заволновался, заговорил о своих проблемах не только на кухнях, но и на работе, в автобусах и на митингах. Ему явно требовалось что-то новое, а власти Нижнеокска ничего нового придумать не могли. Но тут в своих закромах архивариусы нашли берестяные грамоты, из которых узнали, что Нижнеокск ещё до нашествия монголов назывался Горка и принадлежал мордовским племенам. Тогда решили переименовать город и тем самым показать, что и в Нижнеокске началась перестройка.

Пресса создала из переименования целую вселенскую проблему. Таким образом народ на какое-то время отвлекли от митингов и собраний. Людям с утра до вечера через газеты, радио и телевидение промывали мозги, что, мол, возвращение исторического имени городу – это основная задача горожан в период ускорения.

Больше идей у старого руководства не было. Помогла Москва. Из столицы пришло указание провести открытые, конкурентные выборы законодательной власти области. И про переименование города забыли.

В Нижнеокске стали составлять избирательные списки, просто двигая с места на место старых руководителей, но не привлекая новых.

Это народу не понравилось.

Появились крикливые, говорливые и энергичные люди, далёкие от планового социалистического хозяйствования и партийных привилегий. В основном молодые теоретики, физики и химики. В их числе был и младший научный сотрудник института физики Борис Певцов.

Активисты расставили палатки, развесили плакаты на главной площади города и под песни Виктора Цоя, звучавшие из магнитофона, стали требовать «перемен». «Выбирайте нас новыми руководителями города и области! – кричали они. – Мы все проблемы горожан решим и все вы, нижнеокцы, будете жить при капитализме, как жили бы при коммунизме!»

А Борис Певцов неожиданно для себя стал лидером активистов.

Это было начало перестройки – время тех, кто был против старого «светлого будущего», но за новое «светлое будущее»!

После очередного митинга Глебу позвонил Джордж Болдин:

– Глеб, выручай. Я знаю, что у тебя есть знакомый в милиции, а Бориса Певцова час назад задержали, и ему грозит пятнадцать суток за несанкционированный митинг.

Глеб позвонил Виктору Кальному и попросил похлопотать, чтобы Певцова выпустили из камеры предварительного заключения.

Тот выслушал и ответил: «Приезжайте».

Глеб с Болдиным приехали в милицию. Кальной под свою ответственность добился освобождения из КПЗ молодого кудрявого Певцова и сказал ему: «Ты давай прекращай без разрешения петь, а то тебя посадят, певец».

– Я не певец, – буркнул Певцов.

– Это у него фамилия такая, Певцов, – пояснил Джордж.

– Да? – удивился Виктор. – А я думал, певец. Уж больно на Киркорова похож.

Все поулыбались, «хулигана» выпустили.

На фоне первых протестов Певцов легко избрался депутатом в Верховный совет РСФСР. Там, на съездах и пленумах, в жёлтых джинсах, в рубашке без галстука, с неординарной внешностью – высокий, худой и кудрявый, больше похожий на «гадкого утёнка», чем на депутата, – он выступал с трибун, вовсю ругая существующий строй.

Во время таких выступлений Борис Ельцин, сидя в президиуме, и заметил неугомонного паренька. Поинтересовался – кто он и из какого региона. Ему доложили: это Певцов Борис Ефремович из Нижнеокска.

Двенадцатого июня 1991 года состоялись выборы первого президента России, и народ избрал Ельцина. После избрания Борис Николаевич приехал представлять нижнеокской элите Певцова как губернатора Нижнеокской области.

Представление затянулось, и Борис Николаевич, прилично выпив, решил остаться ночевать в Гостевом доме нижнеокской администрации на улице Малая Покровская.

Вечером Глебу вдруг позвонил Борис Ефремович Певцов и попросил срочно подойти в Гостевой дом.

– Что прихватить? Выпить? Закусить? – разволновался Глеб.

– Захвати сантиметр.

– Какой сантиметр?

– Обыкновенный, для измерения длины. Понимаешь, кровать в Гостевом доме стандартная, а президент ростом под два метра. Нужна другая. Сможешь решить эту проблему быстро? – спросил Певцов.

– Конечно, – ответил Глеб.

Глеб быстро сориентировался и привёз в Гостевой дом с базы отдыха местной баскетбольной команды самую длинную кровать и постельные принадлежности. Через охрану доложил, что всё готово.

Президент с губернатором осмотрели кровать. Борис Николаевич сказал: «Годится» – и пожал руку Глебу. Высокий, решительный, с громким командным голосом и сильным рукопожатием, президент очаровал Глеба: «Так вот ты какой, “Солдат”, предсказанный дедом Яковом!»

Наутро президент уехал.

Глебу позвонил Певцов и поблагодарил за оперативность.

– Давай ко мне в команду. Мне такие исполнительные люди очень нужны. Приходи завтра в кремль, поговорим. Борису Николаевичу ты понравился. Я ему сказал, ты один из первых предпринимателей в Нижнеокске, а уж когда он узнал, что ты не из «комсомольцев», даже велел обратить на тебя пристальное внимание.

Первым своим распоряжением губернатор Певцов отменил в Нижнеокском кремле пропускной режим и сократил охрану. А что дальше делать, он не знал.

Из институтского краткого курса социалистической политэкономии он помнил, что человек в первую очередь должен есть, пить, одеваться и иметь жилище… Но как это сделать, физик-губернатор понятия не имел.

Борис надеялся, что скоро с Запада придёт тот загадочный «рынок», который сам всё отрегулирует и всё за него, Певцова, сделает. Так же думали и все его российские единомышленники-демократы.

Губернатор считал, что государство не имеет права влиять на развитие хозяйственных отношений. Поэтому он больше думал о своей славе, чем о чистых улицах, хороших дорогах и благоустроенных дворах.

И тут Ельцин подписал указ «О свободе торговли». Цены моментально взлетели: пачка сливочного масла в двести граммов стала стоить больше месячной зарплаты. Народ зароптал.

Из Администрации Президента России Певцову сообщили, что в Нижнеокск едут ему в помощь реформаторы из команды Ельцина. Они научат, как жить дальше в новых экономических условиях.

Один из реформаторов, Егор, был внуком знаменитого детского писателя. Второй, Григорий, – создателем очень популярной в то время демократической партии «Груша».

Певцов для более продуктивной работы приезжих «младореформаторов» организовал встречу с предпринимателями губернии.

Встреча проходила в бывшем Доме партпроса, где раньше располагался Институт марксизма-ленинизма и проходили партийные и комсомольские съезды.

Съехалось довольно много предпринимателей. Им всем хотелось из первых уст услышать: куда им, молодым и неопытным бизнесменам, идти и что делать в это смутное время.

Внук писателя, выступая увлечённо и уверенно, говорил о реформах и ваучерах. Но с первых его слов все присутствовавшие на встрече поняли, что он плохо знает и понимает российскую реальность. И презентованная на этом собрании программа реформаторов «500 дней» по строительству «капиталистического рая» в России – это просто фантазии мечтателей. Создавалось впечатление, что эти «младореформаторы» приехали из Америки и начали рассказывать, как хорошо там живётся.

Губернатор за поддержку этих реформаторов получил от американского фонда «Сорос» долгосрочный кредит в несколько миллионов долларов в бюджет губернии. На эти деньги продвинутые гости жили на даче в Зелёном Бору, ели в только что открывшемся ресторане «Русского клуба», но, как только деньги закончились, быстро уехали, так толком и не объяснив, что делать в этих новых условиях и как жить новому классу бизнесменов.

Глебу вся эта история напомнила самый обыкновенный «хапок» – бизнес-приём, набиравший тогда популярность в России. Урвать, а там трава не расти.

Эти умники новой волны были никакие не новаторы, а обыкновенные перевёртыши. Совсем недавно они учили людей основам коммунизма, а теперь стали учить основам капитализма. Они могли себе это позволить, так как были в фаворе у новой власти и занимали важные посты в Администрации Президента, в правительстве и губернаторствовали в большинстве регионов. Главным для них было выполнить основную установку англосаксов по продаже всей государственной собственности России в частные руки. За это как манна небесная сыпались на них с Запада и из Америки деньги. Щедро присуждались всевозможные премии, гранты, создавались фонды с функцией надзора за уничтожением государственной собственности. Понаехало огромное количество советников, и, как правило, это были сотрудники разведок западных стран.

Но были у Певцова и другие советчики. Свои, доморощенные. Так, будущий губернатор Нижнеокской губернии ещё студентом познакомился с Климом, парнем чуть постарше его.

Клим Анатольевич Андреев был из семьи крупного партийного номенклатурщика. Жил в большом достатке около Нижнеокского кремля в элитном доме с прислугой и охраной, ни в чём себе не отказывая. У него первого в городе, ещё в начале восьмидесятых, появился видеомагнитофон.

Эта техника нещадно эксплуатировалась и часто ломалась, её надо было постоянно ремонтировать. Климу порекомендовали Борю Певцова – студента-физика, который и стал этим заниматься за бесплатные просмотры фильма «Греческая смоковница». Для Клима студент-физик вначале был просто парнем из его случайного окружения, но со временем они подружились и Клим стал называть его по-приятельски – Борёк.

Наблюдая за этой дружбой, люди со стороны недоумевали: что могло их связывать?

А объединяла этих двоих ненависть к государственной системе, которая за них, молодых и дерзких, решала, что они должны делать, сколько зарабатывать, о чём думать и что говорить. Оба, родившись внутри этой системы, не хотели жить так, как им определяли какие-то дяди. «Идейный» Певцов видел Клима не ловкачом, а борцом с существующей властью и несправедливостью.

Клим же был просто талантливым авантюристом. Имея большие деньги, он бросил институт на третьем курсе, стал мотаться по черноморским курортам, а в московских ресторанах появились его именные столики. Уже тогда он понял, что может заработать больше, чем ему давало папино положение. Ещё до перестройки он благодаря папе организовывал «шабашки» по строительству дорог в колхозах области и получал за это многотысячные комиссионные.

Правоохранительные органы следили за его незаконной деятельностью сквозь пальцы, боялись отца. Но после его смерти организовали арест распоясавшегося сына, осудили и отправили в колонию строгого режима.

А Борис, с золотой медалью окончив школу, блестяще учился в университете и свободно говорил на английском. Был он трудолюбивым и усидчивым аспирантом, но, считая, что ему, как и его товарищу Климу, недодают по способностям, решил заняться политикой. Хотя понимал, что в этом случае у аспиранта-физика три выхода, как в стихах у Твардовского: «кому память, кому слава, кому тёмная вода».

Получив распределение в «закрытый» институт, он познакомился с Верой, тихой, скромной девушкой старше его на семь лет, из этого же института. Они стали встречаться, а через пару месяцев Борис услышал от Веры, что с ней происходит что-то странное и, кажется, она беременна.

Боря сказал ей, что это ерунда, так бывает у девушек, и в жёлтых вельветовых джинсах побежал дальше по своим делам.

Мама Веры, хранившая для своей дочки старинные фамильные серёжки с бриллиантами, сразу смекнула – пора их доставать. Мама считала, что девушка, у которой в ушах бриллианты, получает дополнительный шанс на замужество.

Она подождала ещё немного и, когда живот у Веры уже сильно обозначился, повесив на уши дочери серёжки, повела её к Бориной маме, которая работала учительницей английского языка в школе.

Через месяц молодые расписались, и вскоре у них появилась дочка. Теперь уже Вера сняла серёжки с бриллиантами, убрав их для своей малышки.

Певцов, как семейный человек, получил однокомнатную квартиру в полуподвале старого деревянного дома недалеко от Мытного рынка, с туалетом во дворе. И только став губернатором, он переехал на улицу Агрономическую, в двухкомнатную квартиру со всеми удобствами.

Клим, находясь в заключении, узнал, что его друг Борис назначен на высокую должность, и решил, что настал и его звёздный час. На зоне Клим понял, что кругом полно слабых, порочных людей, и научился манипулировать их действиями. Оказавшись на свободе, он тут же пришёл к «Борьку» и сразу полез во все губернаторские дела. Участвовал во всех совещаниях, зачастую принимал решения за губернатора и отдавал от его имени распоряжения.

Так в Нижнеокской губернии появилось два губернатора. Реальный – Борис Ефремович Певцов и теневой – его лучший друг, «страдалец прошлого режима» Клим Анатольевич Андреев.

Глеб, помня приглашение Певцова, решил сходить в кремль. Волнуясь, он погулял по скверу перед кремлём, затем вошёл внутрь через центральную башню и стал прикидывать – в каком из строений мог расположиться губернатор.

Справа выступало полукругом из-за деревьев серое здание.

Нет, Глеб не то чтобы совсем не бывал в Нижнеокском кремле. Бывал, конечно. Пионером – у Вечного огня. Потом с девчонками и мальчишками на выпускном, у танка. Но где какая власть сидит – не знал. А теперь вот понадобилось.

«Хоть бы указатели поставили», – посетовал он.

Пройдя по лужайке, Глеб вышел к зданию, напоминавшему самолёт со сломанным крылом. Красная табличка разъяснила, что в этом здании находится власть города. А ему была нужна власть областная. Глеб, поняв, что зашёл не туда, повернул назад.

Слева, в глубине территории, высилось огромное пятиэтажное здание, похожее на московский Дворец съездов. Глеб прошёл мимо бокового входа, на котором блестела табличка, сообщавшая, что здесь находится обком комсомола. Завернул за угол – там возле центрального входа красовалась вывеска «Обком КПСС», но двери были заперты. У другого бокового входа, напротив собора, увидел священника, который, видимо, только что вышел из здания.

Священник был в полном облачении, весь в чёрном, в клобуке, с большим крестом на груди и папкой с бумагами в левой руке. Он перекрестился на собор, повернулся к Глебу и вдруг кивнул ему.

– Здрасьте, – ответил Глеб.

Тут его как прострелило: он же видел его раньше, у деда Якова в Печёрском монастыре на освящении колодца! Как ему рассказал тогда дед, это был Владыка, главный священнослужитель области.

Смутившись, к «Здрасьте…» Глеб добавил:

– Владыка.

Владыка запросто, как будто знал Глеба сто лет, спросил:

– Как Яков? Вы, кажется, внук ему будете?

– Умер дед Яков, – ответил Глеб.

Владыка сотворил молитву и сказал:

– Хороший был человек, правильный. Это же он колодец соорудил в Печёрском монастыре?

– Да, я ему помогал.

– Доброе дело. Славная там водица. А здесь что тебе за нужда?

– Вот ищу вновь назначенного губернатора, – ответил Глеб.

– А чего его искать? Он там, на пятом этаже, – кивнул Владыка в направлении верхних этажей здания, – в бывшем кабинете первого секретаря обкома. Так сказать, получил по наследству. А дед где покоится?

– В деревне, в Миловке.

– Понятно. А сам чем занимаешься?

– Я? Я фирму «Русский клуб» организовал.

– Слышал-слышал. Говорят, солидное предприятие. Приходи ко мне, потрапезничаем. Я живу при Карповской церкви. – И, видя, что Глебу это ни о чём не говорит, добавил: – В нижней части города, там красивая церковь с голубым куполом, у автозаводских корпусов, где раньше была деревня Карповка.

– А, – сообразил Глеб, – обязательно приду. А когда к вам можно?

– Можно на утреннюю службу, а потом потрапезничаем.

– Насчёт службы не знаю. Никогда не был. А вот пообедать – могу.

– Ну вот и ладно, жди приглашения.

– Хорошо, – ответил Глеб и вошёл в здание.

Милиционер на вахте при входе полусонно посмотрел на Глеба и опустил голову.

Глеб не стал задавать ему вопросы, просто прошёл мимо, к широкой парадной лестнице.

Милиционер его окликнул:

– Товарищ, там тупик, – пояснил он. – Если вам на этажи, то надо по другой лестнице. Вон она, – и он махнул рукой влево.

– Понял, – сказал Глеб и спустился назад. – А лифт здесь есть?

– Есть, – ответил страж порядка, – но лучше в нём не ездить. Ломается часто, можете застрять.

– Спасибо, – поблагодарил Глеб и пошёл, куда тот махнул рукой.

В пустынных коридорах сотрудников не было. Где-то в здании что-то ремонтировали, и был слышен стук молотков и визг дрели. В каждой замочной скважине торчали ключи с номерками, двери были солидные и внушали уважение, от них веяло властью.

Глеб дошёл до ещё одной парадной лестницы. По ней поднялся на пятый этаж и повернул в левое крыло здания.

«Да, – подумал он, – не всякий желающий дойдёт в этом лабиринте лестниц до власти».

Навстречу ему двигался представительный седой мужчина с орденами на пиджаке. Даже не обратив внимания на Глеба, он прошёл мимо, громко бранясь:

– Ноги моей больше у этого молокососа не будет! Пропадёт страна!

Повернул к лифту и нажал на кнопку вызова.

Глеб, помня о предостережении милиционера, остановился посмотреть, что будет дальше.

Сердитый человек зашёл в лифт и поехал вниз. Через пару секунд кабинка встала, и из неё послышались удары по стенкам и ругань.

Глеб про себя позлорадствовал и двинулся дальше по коридору.

В конце была приоткрытая двойная дверь. Сбоку от неё Глеб увидел прямоугольное пятно от старой вывески. «Очевидно, новую ещё не успели повесить», – подумал он, открыл одну створку и зашёл в помещение.

Там оказалась просторная приёмная с окнами почти до самого пола. Вдоль стены на стульях сидели люди. Не напрягаясь, можно было определить, что они при больших должностях. Все как один в тёмных пиджаках, светлых рубашках, галстуках и ботинках на толстой подошве. При орденах, медалях и депутатских значках.

Все вопросительно посмотрели на Глеба.

– Скажите, а губернатор здесь принимает?

Никто ему не ответил.

Глеб потоптался и уже хотел уходить, как человек со звездой Героя Соцтруда сказал:

– Здесь.

Глеб встал боком у стены, у самой двери, как бы показывая, что он не с ними.

Секретарши не было.

Лица у сидевших в приёмной были напряжённые. Кто-то проворчал: «Второй час сидим…»

Из-за губернаторской двери выпорхнула девочка – худенькая, тёмненькая, в короткой юбочке.

– Ждите, господа, – сказала она серьёзным дядям. – А где господин Недяев? Его господин губернатор примет после общего совещания.

– Он ушёл, – сказал кто-то.

– Как ушёл?! – удивилась секретарша.

Все тяжело молчали.

– А вы кто? – обратив внимание на Глеба, спросила она.

Глеб немного осипшим голосом ответил:

– Я руководитель фирмы «Русский клуб». Мы договаривались.

– «Руководитель фирмы», – фыркнул кто-то из ожидавших.

– Минуту. – И, опять зайдя в кабинет губернатора, тут же выпорхнула. – Заходите, – кивнула она Глебу.

Глеб, отводя взгляд от недовольных посетителей, быстро прошмыгнул в кабинет.

Тот оказался похож на пенал. Губернатор вышел из-за стола к Глебу навстречу, крепко пожал руку, обнял, усадил в кресло.

– Ну что? Будем строить новую жизнь?

– Будем, – согласился Глеб.

– Видел, там, в приёмной? Это так называемые «красные» директора прибежали жизни меня учить. Вот один тут рвался ко мне в кабинет, но я его не принял. Он меня к себе на автозавод не пускал на встречу с рабочими, когда я избирался в депутаты. Пришлось туда в багажнике легковушки проникать. И остальные не лучше, пусть сидят и ждут. Они нам в новой жизни не нужны, и их военные заводы тоже. Нет железного занавеса, нет империи зла, нет СССР, так что и армия нам не нужна!

Глеб немного опешил от столь неожиданного заявления. Губернатор это заметил – тут же отодвинулся от Глеба и пересел в кресло за своим столом:

– А ты что, так не думаешь?

– Честно?

– Да, честно.

– Я ещё не знаю, как я думаю, как-то всё это неожиданно. Я сам до недавнего времени работал на военном заводе.

– Вот именно. Работал. А сейчас чем занимаешься? Бизнесом! Вот и люди с этих заводов, все, освобождённые от рабского советского труда, будут заниматься бизнесом: шить сапоги, печь пирожки, делать колбасу, строить пассажирские корабли и самолёты. Представляешь, сколько бездельников, сидящих на бюджете, будут теперь заниматься полезным трудом? Рынок нам поможет. Мы вмиг обеспечим людей жильём, продуктами, дорогами.

– Да… – уже колеблясь, согласился Глеб. – Это хорошо.

– Вот видишь! Так что пусть ждут в приёмной. Я тебе вот что скажу: определяйся со своей позицией. – И губернатор кивнул на приёмную. – А вообще-то, я тебе предлагаю стать моим заместителем и курировать вопросы торговли, продовольствия и строительства.

Глеб от такого неожиданного предложения замялся.

Борис внимательно смотрел на него.

– Так ты с кем, с коммунистами или со мной?

– Я за свободу.

– И я за свободу. И за такими, как мы, будущее. – И Борис осторожно достал из письменного стола листок и протянул его Глебу. – А про это что думаешь?

На листке было написано: «Люди, перевернувшие историю России: Рюриковичи, Романовы, Ленин, Сталин, Хрущёв, Брежнев, Горбачёв, Ельцин, Певцов».

– Как тебе? – спросил губернатор.

– Интересно. Никогда об этом не думал.

– А оказывается, есть люди, которые думают об этом уже сейчас. И меня в дрожь бросает от того, что они меня вставили в этот ряд.

– Ответственность большая, страшно.

– Чёрт не выдаст – свинья не съест. Надо смотреть в будущее. Оно за нами, молодыми. Так ты со мной?

– Конечно, с вами, – ответил Глеб.

И подумал про себя: «Не с этими же злыми мужиками, что в приёмной сидят. Они бы меня раньше и на порог этого здания не пустили, а сейчас я в кабинете губернатора».

Видя, что Глеб задумался, Певцов сказал:

– Ты о заместительстве подумай. Если не согласишься – я тоже не обижусь, станешь моим советником, а советнику губернатора полагается спецтелефон, так называемая «тройка» для оперативной связи. По ней сможешь напрямую связываться со мной и со всеми руководителями области, минуя секретарей и помощников, в любое время суток. Ну что?

– Да я бы сначала советником, а там видно будет…

– Мудро. Считай, что ты уже мой советник. С тобой свяжутся и оформят. А пока всё, давай…

Губернатор нажал кнопку связи с секретаршей:

– Катя, приглашай директоров. А хочешь, – вдруг обратился он к Глебу, – поприсутствуй, послушай, как я их буду… Или жди, у меня после этих директоров большая пресс-конференция. Можешь поучаствовать. Её, кстати, Джордж проводит.

– Да нет, я пойду.

В этот момент стали заходить уставшие от долгого ожидания директора. Глеб вышел из кабинета и стал спускаться вниз. Лестница вела к центральному входу, который, как помнил Глеб, был закрыт, а теперь оказалось, что его уже открыли.

На улице двое рабочих снимали старую красную вывеску обкома КПСС и привинчивали новую, элегантного серого цвета: «Губернатор Нижнеокской области».

Ноги почему-то понесли Глеба к Вечному огню, мимо мраморных плит с именами героев. Подошёл он к монументу, а пламени-то там и не было! Потухло пламя.

Эйфория после разговора с губернатором у Глеба мгновенно исчезла. На душе стало смутно и тревожно, вспомнились только что озвученные лихие планы нового руководителя области. Хотя было заманчиво въехать в Нижнеокский кремль, но Глеб понимал: власть – это всегда навязанная сверху структура, живущая по директивам и приказам. А ему хотелось свободы, возможности проявить себя. В отличие от губернатора он видел будущее иначе.

Глебу был очень симпатичен губернатор. Смелый, решительный, хорошо говорит, но город набит оборонными заводами, что с ними будет? Это сколько же людей без работы останется?! Мысли в голове путались. Глеб пожалел, что не остался на пресс-конференцию.

Часть 2. Болдин

В самом начале перестройки Джорджа Болдина назначили генеральным директором гостелерадиокомпании Нижнеокской области. Он с русским размахом стал усиленно «обмывать» новую должность, кочуя по ресторанам со своими многочисленными друзьями и коллегами.

Об этом «стуканули» в обком КПСС.

Его вызвал второй секретарь обкома партии по идеологии и начал читать нотации: «Вы понимаете, вам партия доверила ответственный пост, вас ввели в областной комитет Коммунистической партии, вы теперь, так сказать, вошли в партийную элиту области и так себя ведёте…»

– Как? – уточнил недавно назначенный генеральный директор.

– Как-как… Женщины, ночные походы по ресторанам. Члену партии вести себя так, как вы, не положено. Вы же гуляете во всю ивановскую. Нет бы, как ваши старшие товарищи, где-то в закрытом санатории или дома под одеялом. А так, как вы, – нельзя!

– Ну, раз нельзя… – Джордж достал свое удостоверение генерального директора областной гостелерадиокомпании, партбилет и всё это положил перед вторым секретарём обкома КПСС на стол. – Тогда так.

У секретаря затряслись губы.

– Вон! – заорал он.

Болдин развернулся и ушёл.

На должности его оставили, но слух о разговоре в обкоме партии быстро распространился по городу. Впечатлительный Борис Певцов разыскал Джорджа и искренне, как настоящему борцу с существующим режимом, крепко пожал руку.

И теперь благодаря Джорджу Борис Ефремович с утра до вечера мелькал по каналам местного и центрального телевидения.

В своих выступлениях губернатор говорил, что очень скоро, вот-вот, у нас будет всё хорошо, как у американского народа. В Америку Боря был влюблён с детства, как только собрал самостоятельно «мыльницу» – свой первый любительский радиоприёмник, чтобы слушать зарубежные радиостанции.

И вот судьба дала ему такую возможность: и свою жизнь, и жизни горожан переделать на американский лад.

Искренне веря, что Соединённые Штаты – самое идеальное государство на Земле, губернатор стал перекраивать область, теперь подчинённую ему, на западный лад. Ему казалось, что с минуты на минуту братья-американцы приедут и денег дадут, и поесть привезут, и научат, как построить светлое будущее в его провинциальной губернии.

И братья-американцы приехали, но с одной лишь целью – увезти что-то материальное или секретное: станки, металл, сведения об оборонных предприятиях и талантливых учёных.

От этой американской «помощи» в Нижнеокске становилось всё хуже. Перестройка перестройкой, но времена настали в городе тяжёлые. Было и голодно, и холодно.

Простые люди стали поругивать и американцев, и губернатора. К тому же никто не хотел, чтобы ими руководил друг Певцова – человек, имевший судимость.

Клим настолько был уверен в своей неприкосновенности, что решил упорядочить криминальное «крышевание» всех крупных кооператоров Нижнеокска. В городе этим занимались не только люди из классического воровского мира, но и просто компании случайных «товарищей», сидевших без денег. От этого в бандитском деле наблюдался хаос. И тут появился организатор. Глеб с ним столкнулся сразу, как только фирма «Русский клуб» вышла по доходам на первый миллиард.

Не стесняясь, Клим обзвонил всех предпринимателей Нижнеокска. В том числе и Глеба. Назвал сумму, которую «Русский клуб» должен будет ему теперь платить, а уж он сделает так, что о поборах со стороны жуликов, бандитов и рэкетиров Глеб Андреевич забудет навсегда.

– А если не забуду? – своим вопросом Глеб поставил перед рэкетиром сложную логическую дилемму…

– Не забуду – это как? – спросил тот, почуяв в вопросе подвох.

– Да так. Память у меня хорошая.

Клим понял, что «Русский клуб» платить не будет, хотя все остальные кооператоры так жёстко ему не отказывали. Отвечали, что подумают, понимая, что это предложение исходит от друга губернатора, первого лица области. Глебу больше звонков от Андреева не было, но в течение следующей недели убили трёх кооператоров. Одного забили насмерть, другого сожгли. Выстрелом в пах смертельно ранили владельца первой Нижнеокской биржи.

Глеб задумался: «Что это? Совпадение или звенья одной цепи? Разорвав государственные путы, попадаем в “блатные” лапы. Хрен редьки не слаще».

Надо было как-то это останавливать. Нижнеокск – не Чикаго, и Клим – не Аль Капоне.

Глеб вызвал Майора и рассказал ему о звонке Клима.

Майор ответил:

– Я со своей стороны переговорил с блатными. Им эта инициатива Клима не нужна, они сами с усами. Вам это надо как-то довести до Бориса Ефремовича. Другого выхода нет. Но не самому, а через силовиков. Вряд лги губернатор в курсе. Дружба – это как любовь, влезешь со стороны и горя не оберёшься. А они давние друзья, как я знаю.

– Ты правильно всё понимаешь, – ответил Глеб и поехал к начальнику госбезопасности, а от него – к начальнику УВД.

Каждый из генералов связался со своими руководителями в Москве. Обрисовали ситуацию: мол, судимый друг губернатора Певцова всюду лезет и всех учит, ведёт себя как хозяин.

В Москву из Нижнеокска обрушился поток докладных и секретных сообщений об активизации преступных группировок в городе, координатором которых является «теневой губернатор», человек с криминальным прошлым, друг и товарищ Бориса Ефремовича.

Клим держал губернатора на «коротком поводке», говоря ему: когда Москве надоест играть в капитализм и к власти опять придут коммунисты, то у него, у Клима, есть для Певцова «место в лодке», если «Борёк решит валить из России».

Тут же раздался звонок из Администрации Президента с предупреждением, что если губернатор Певцов не примет мер, то обо всём, что творится в его области, будет доложено напрямую Ельцину. Впереди выборы в Государственную Думу, а явное и открытое присутствие преступных элементов в местной власти может дискредитировать избирательную кампанию. Сейчас основная задача всех губернаторов – обеспечить Москве нужный результат на выборах. Певцов испугался и запретил пускать Андреева в кремль. На звонок Клима ответил, что он сильно занят, у него на носу выборы. И это была правда.

Это были первые в постперестроечной России выборы в Государственную Думу, и надо было показать, что губернаторы могут их правильно организовать.

В Нижнеокской губернии Певцов поручил курировать выборы Болдину, как человеку опытному в проведении мероприятий и находящемуся в центре политической жизни.

Тот позвонил Глебу:

– Вот думаю, кого в Госдуму выбирать. Я под это дело организовал целый штаб в Доме актёра. Губернатор приказал через пару дней дать ему кандидатуры. И представляешь, Глеб, никто не хочет туда идти. Все хотят в городе, ну на край в области депутатствовать, а в Москву – никак. Может, ты пойдёшь или найдёшь кого?

– Надо подумать, – ответил Глеб.

Москва тогда кипела. Кипела опасно и надрывно, того гляди взорвётся. Из неё постоянно шли какие-то непонятные инициативы, законы, распоряжения. Партии и движения возникали и пропадали, как шарики в руках фокусника. Появилось огромное количество доморощенных вождей, от ярых националистов до безбашенных космополитов с лозунгами «Люди Вселенной, объединяйтесь!», «Да здравствуют свобода, равенство и братство!», «Мы – не россияне, мы – земляне!». Глеб чувствовал, что пройдёт ещё очень много времени, пока появится понимание, куда и как двигаться стране, сколько и каких ей надо партий.

Но на следующий день ради интереса Глеб дошёл до Дома актёра, где заседал Болдин со своим штабом. Он явился туда, прихватив с собой утренний «джентльменский набор»: конфеты для женщин, коньяк для мужчин.

Глебу все очень обрадовались. Болдин предложил ему баллотироваться в Госдуму, но Глеб подозревал, что те, кто сейчас встанет в Москве у руля, будут перемолоты этой российской «пугачёвщиной». А у него было своё дело, фирма «Русский клуб», и искать чего-то большего для себя в мутной водичке он не хотел. Уже тогда он решил избираться депутатом Городской думы Нижнеокска, считая, что там сможет реально помочь своему городу и его жителям. Поэтому он порекомендовал двоих коллег по бизнесу в Госдуму.

Первым Глеб рекомендовал Женю Бушмина, делавшего бизнес на медицинских инструментах. Но у него, как у начинавшего неожиданно богатеть, уже возникли проблемы с женой из-за того, что вокруг Жени появилось достаточное количество молодых помощниц. С ним Глеб уже переговорил, тот с радостью согласился уехать в Москву.

Вторым – Вадима Веселовского, заместителя директора автозавода по режиму и сохранению соцсобственности. Его давно прижимал генеральный директор, так как Вадим не всегда буквально выполнял его указания, был поумнее, помоложе, чувствовал, куда движется страна, и сразу согласился избираться в Госдуму.

Болдин этих людей знал и сразу же доложил губернатору, что кандидатуры нашёл и готов их явить «пред его ясные очи».

Так Глеб остался в Нижнеокске, а два приятеля благодаря его рекомендации и усилиям Джорджа стали депутатами Государственной Думы первого созыва.

Все потихоньку забыли о Климе. А тот, чтобы не дразнить гусей, уехал в Норвегию. Через месяц вернулся в Нижнеокск с целой командой норвежских бизнесменов. Здание телецентра представил им как собственную резиденцию, а крупнейший завод города, ранее выпускавший атомные подводные лодки, – как своё предприятие. Даже рестораны «Русского клуба» были якобы его, Клима, собственностью.

Партнёры, ни слова не знавшие по-русски, верили всему, что им говорил и показывал Клим. Казалось, теперь он никому не мешал.

Глеб был уверен, что норвежцы, привыкшие к упорядоченному веками правовому бизнесу, не просчитали авантюрную натуру Клима. И даже немного позлорадствовал: «Не всё им разводить нас, русских». То, что Андреев «разводит» новых партнёров, было видно всем нижнеокским предпринимателям. Но в чём эта авантюра заключалась, было пока непонятно. Глебу даже подумалось, что бывший друг губернатора так плотно занят с доверчивыми иностранцами, что ему до кремлёвских разборок и дела нет.

Борис Ефремович со временем стал понимать, что судимые люди рядом с государственной властью неприемлемы.

Он стал чаще ездить в Москву и более плотно контактировать с демократическо-либеральной элитой.

Однажды, вернувшись из столицы, Певцов пригласил Глеба к себе. Была тёплая летняя погода, и Борис предложил Глебу прогуляться по кремлю. Глеб насторожился. Понимал, что прогулка эта неспроста. У губернатора было прекрасное настроение, он много рассказывал о своих встречах в Москве и вдруг спросил:

– А ты представляешь, что бы сейчас было в нашем городе, если бы с нами по кремлю гулял Ричард Гир?

– Какой Ричард Гир? – удивился Глеб.

– Голливудский актёр. Совсем, что ли, кино не смотришь?

– Некогда мне смотреть.

– Ну ладно, – похлопал по плечу Борис Глеба. – Тут такое дело. Скоро будет объявлено о выборах губернатора. Надо придумать что-то такое, чтобы народ от этого побежал голосовать за меня бегом. А в Москве в это время будет проходить международный кинофестиваль, на котором Гир будет председателем жюри. Мне Соловьёв, президент фестиваля, – для дураков объясняю: режиссёр фильма «Асса» – и Абдулов, которого ты не можешь не знать, предложили пригласить американского актёра в Нижнеокск. Это будет мой подарок для наших женщин.

Глеб вопросительно посмотрел на Бориса.

– Понимаешь, президент России наконец решил поиграть в демократию и вместе с выборами в Госдуму второго созыва объявил первые в истории страны выборы губернаторов. Как в Америке! Теперь я, назначенный президентом, стану всенародно избранным. Понял, для чего нам Гир? Но у губернии денег нет, а стоит его приезд довольно дорого. Но ты, я думаю, потянешь!

– В смысле «потяну»? – спросил Глеб.

– В смысле ты заключишь с кинофестивалем договор, согласно которому возьмёшь обязательства по оплате всех расходов, связанных с посещением Гиром нашего города.

Глеб почесал затылок и сказал:

– Хорошо. Надо же и нашим жителям устроить праздник.

– Да-да. Впервые к нам приедет американский актёр, и вдобавок мы сможем показать бесплатно в кинотеатрах фильм «Красотка», где он играет главную роль.

«Русский клуб» заключил контракт, в котором были оговорены все условия приезда гостя: предоставление лимузина, президентских апартаментов, специальной охраны с сопровождением и переводчика, а также специальное меню.

Естественно, Глеб согласился на все требования, но не оттого, что всё это в городе было, а от широты русской души: если приедет Ричард Гир – всё сделаем, достанем, организуем – в общем, вывернемся как-нибудь.

За неделю до приезда было получено подтверждение: звезда прилетит на частном самолёте.

Возникли вопросы.

Во-первых, где взять лимузин?

В городе не было ни одного. А столичные ребята заломили за аренду такие деньги, что дешевле было Ричарда Гира носить на руках.

Во-вторых, где найти президентский номер? Никто даже не представлял, как он выглядит. Кто-то слышал, что в нём должно быть десять комнат. Поэтому стали думать, где найти помещение, чтобы было достаточное количество комнат одновременно со множеством ванных, туалетов, спален.

С охраной всё ясно – решили задействовать вооружённую службу безопасности Глеба.

Найти сопровождение тоже не составило труда.

Ну а специальное меню – это вообще не проблема. На Руси гостей всегда кормили отменно.

Таким образом, нерешёнными остались только три вопроса: лимузин, гостиничный номер и переводчик.

С последним вопросом помог губернатор, предложив в качестве переводчицы свою помощницу Полину Серебрякову.

Лимузин отыскали в закрытом военном испытательном центре. Это был бывший правительственный автомобиль «Чайка», простоявший без движения лет десять. Для чего он там находился, никто не знал. А кто знал, тот давно уже забыл.

Его почистили, подремонтировали, покрасили, отполировали. И ко всеобщему удивлению, в нём даже нашли спецтелефон, вмонтированный в подлокотник сиденья пассажира.

По гостинице решили ещё проще.

В бывшей обкомовской гостинице освободили верхний этаж, на котором находилось десять номеров. Там было много ванных комнат, душевых, спален – пусть звезда выбирает.

На входной двери этажа повесили табличку с надписью на двух языках «Президентский номер», увенчанную короной.

И только после этого с облегчением выдохнули.

В аэропорту для встречи голливудской знаменитости собралась вся административная свита в чёрных пиджаках, белых рубашках и галстуках. Только губернатор был в футболке и джинсах. Рядом стоял хор девушек в кокошниках с хлебом-солью. Каждый из начальников держал по тарелке с хохломской росписью в подарок гостю.

И вот лайнер приземлился, вырулил к встречающим. Подъехал трап. Из самолёта вышел мужчина с очень знакомым лицом в модном пиджаке из мятого льна и брюках из такой же ткани, улыбающийся и симпатичный. Его сопровождал лысый человек, завёрнутый в жёлтую ткань.

Серебрякова первая подошла к высокому гостю, представилась и как прилипла к Гиру намертво со своим блокнотом, так и не отлипала от него все сутки. Общение началось.

К приезду актёра была подготовлена программа с посещением теннисного турнира, обедом в ресторане «Охотник» с отцами города, потом выступление в кинотеатре, где должен был демонстрироваться фильм «Красотка», после встречи – банкет и прогулка на теплоходе, затем ночь в президентском номере, а утром – завтрак и отлёт.

После хорового пения, хлеба-соли, речей с разукрашенными тарелками все расселись по машинам и поехали на теннисный турнир, который был организован специально для Гира, так как, по мнению Певцова, американцы сплошь играют в большой теннис.

Колонна с мигалками и ревунами мчалась по улицам города. Люди, давно не видевшие такого чуда, высовывались из окон. Прохожие останавливались в удивлении, гадая, что же происходит.

А гостя в лимузине «Чайка» оккупировал Борис Ефремович и всю дорогу болтал с ним о жизни в Голливуде.

Старая «Чайка», видимо, проснулась от долгой спячки и мчалась на такой скорости, что все остальные машины безнадёжно отстали, в том числе и машины сопровождения. Поэтому лимузин приехал на теннисный корт без шумной свиты.

Почётного гостя привели на корт и объяснили, что он должен сыграть матч с губернатором. Гир улыбнулся, взял предложенную ракетку, размахнулся и так ударил по мячу, что тот улетел за трибуны.

Ричард Гир, как оказалось, в большой теннис никогда не играл, не играет и играть не умеет.

«Ничего страшного, – решили организаторы встречи. – Будем кормить». И направились к ресторану «Охотник», который находился недалеко от корта. Все были слишком взволнованы общением со знаменитым актёром, и никто не обратил внимания на его отказ от обеда. Гира чуть ли не силком потащили в ресторан. А чтобы сэкономить время, решили пройти напрямую через парк. Кто-то падал, спотыкаясь о корни деревьев, кто-то застревал в кустах, на что гость только смеялся, думая, что это всё запланировано, и постоянно повторял:

– Good, good…

Гостей встретило в фойе чучело бурого медведя, несчётное количество голов лосей и кабанов висело на стенах ресторана. В зале столы ломились от разных блюд: жареных поросят, фазанов в перьях, осетрины, шпигованной кашами, розовых тушек рябчиков на огромных тарелках. Все были очарованы этим зрелищем, и мало кто заметил, как побледнел американский гость, как сошла улыбка с лица его лысого спутника. Ричарда почти насильно усадили за центральный стол на почётное место.

Ричард ничего не ел и не пил. Его спутник тоже.

Но этого уже никто не замечал.

Все принялись за трапезу и стали провозглашать тосты.

Гир неожиданно вскочил из-за стола и выбежал из ресторана. Некоторые из присутствующих, которые не особенно интересовались настроением гостя, продолжали пиршество. Остальные же поспешили за Гиром. На вопросы он не отвечал, просил отвезти его с лысым другом от – дохнуть. Просьба была выполнена. Эскорт помчался в гостиницу.

Проезжая мимо одного из православных храмов, Гир велел остановить машину. Сказал, что хочет помолиться.

Удивление было огромным. Неужели Ричард Гир православный христианин? Долго выясняли, какого он вероисповедания. Переводчица, измусолив словарь, объяснила, что он буддист. А по буддистской вере, как оказалось, сотворить свою молитву можно в любом храме.

Внутри церкви никого, кроме сторожа, не было. Спросили разрешения, дали бутылку.

– Валяйте! – ответил тот.

Ричард Гир с другом зашли в храм, накрылись одеялом, часа полтора что-то бубнили. Из церкви они вышли вновь весёлыми, улыбающимися. Как узнали, он просил Бога простить его за присутствие на ужасном пиршестве в ресторане. Ни один буддист не может убить даже мошку, не говоря уже о том, чтобы есть блюда, предложенные ему на торжественном обеде. Все живое на земле – свято.

И вот эскорт прибыл в гостиницу. Звезде показали табличку с короной и надписью «Президентский номер».

Удивлению гостя не было предела. Таких апартаментов он ещё не видел.

Вскоре нужно было ехать в кинотеатр на фестиваль. Ричард захотел принять душ. Но это оказалось не так-то просто. Из десяти душевых работали только две. Причём туалеты как раз в этих номерах не работали, зато в остальных были исправны. Но даже это не испортило ему настроение: он был готов уже к любым неожиданностям. Освежившись и переодевшись в светлый шёлковый костюм и тёмную рубашку, он выехал на демонстрацию фильма. А его спутник в жёлтом остался в одной из комнат и стал усиленно молиться.

Около кинотеатра собралась огромная толпа почитательниц его таланта.

Лимузин подкатил не к служебному входу, а к центральному подъезду. И теперь, чтобы попасть в здание театра, необходимо было пройти двадцать метров. Эти двадцать метров шли тридцать минут. Охранники один за другим выбывали из сопровождения – их оттирали обезумевшие от желания прикоснуться к звезде женщины.

От костюма Ричарда остались какие-то лохмотья, висевшие на плечах. Даже ботинки и один носок умудрились снять. Но Гир всё это перенёс на удивление спокойно и с улыбкой вошёл в кинотеатр.

В служебном помещении он переоделся в новый, поспешно привезённый костюм и невозмутимо вышел на сцену.

Зал долго рукоплескал, не давая ему произнести ни слова. Наконец люди успокоились. Гир сказал, что рад приветствовать город, горожан и их губернатора. На этом его миссия закончилась. Он, зная, что в программе его пребывания на фестивале есть прогулка на теплоходе, чуть ли не на коленях упросил Певцова освободить его от присутствия на банкете и отправить покататься по реке. Борис уже нафотографировался, наобнимался с ним и отпустил с миром. То-то было радости у человека!

На небольшом катере с переводчицей и всего двумя охранниками Гир поплыл вдоль высокого берега реки, долго стоял на корме, задумавшись и глядя куда-то вниз по течению. Потом покормил чаек хлебом и попросил пристать к берегу одного из островов. Там он собрал хворосту, развёл костёр и присел рядом на камень.

Стало смеркаться. Холодало.

Но Ричард настолько был отрешён в этой тишине, что, казалось, даже ветер слегка притих – вся природа настроилась в тон его настроению, и люди, находившиеся рядом с ним, улавливали в воздухе звучание плавной тихой музыки, успокаивающей сердца и убаюкивающей души.

– Руки вверх! – прервал идиллию громкий крик. Из кустов выскочили три вооружённых человека.

Охрана выхватила пистолеты. Но что такое пистолет против автомата!

Автоматчики положили всех на песок, обыскали, ничего не нашли. Долго допрашивали, где сети, где рыба. Когда представители рыбнадзора выяснили, что ничего подобного нет, задали давно назревавший вопрос:

– А что вы здесь делаете?

Ричард Гир, ничего не понимая, только улыбался и бросал камушки в воду.

Серебрякова и охранники объяснили инспекторам, кого они задержали, а один из рыбнадзора, тот, что был помоложе, узнал известного американского актёра. Они извинились и занырнули обратно в засаду.

А Ричард Гир со своим сопровождением отправился в гостиницу.

Все участники банкета – от отцов города до гостей – гуляли всю ночь, поэтому провожал звезду только Глеб.

Утром он с Серебряковой поднялся к нему в номер. Завтрака ещё не было. Гир, уже одетый и свежий, стоял у огромного, во всю стену окна, закинув руки за голову. Перед ним открывалась безграничная даль земного простора. Бледно-синяя лента реки ощущалась как мощная гигантская артерия. Гир перевёл взгляд на облака, плывущие над городом как сказочные корабли, и покачнулся, уходя мыслями за синеющее безмолвие неоглядного заречья.

Переводчица, сидевшая рядом, вскочила, чтобы поддержать его. Гир её остановил и, повернувшись к Глебу, сказал, что такого простора и красоты он не встречал нигде в мире.

Глеб через Полину рассказал Гиру, что нижнеокский писатель Зарудин ещё в начале века с этого откоса слышал, «как в Канаде поют петухи». Актёр ещё раз полюбовался видом из окна и, как показалось Глебу, поверил в его слова.

Принесли завтрак: поджаренный хлеб, сметану, салат, чай.

Сели за стол, стали вспоминать вчерашние события. Смеялись над тем, как порвали его одежду. И Глеб спросил Гира, что самое необычное было в его жизни.

Он задумался, поставил чашку с чаем на стол, сложил руки и рассказал:

– Я много путешествовал, и однажды в Австралии, на одном из островов, застучали бубны, выскочили местные жители, одетые в яркие одежды. Они пели, плясали, и вдруг всё смолкло, все застыли. Вышел папуас, у которого сквозь нос была продета не просто косточка, как у всех, а здоровенная тяжёлая берцовая кость. И он её носил с гордо поднятой головой. Это был герой того маленького острова. Его показывали всем туристам. Для племени он был звездой в нашем понимании. Вот и я ощущаю себя тем папуасом, которого показывают людям как чудо. И даже, – он улыбнулся своей обаятельной улыбкой, – трогаю иногда себя за нос – проверяю, не торчит ли у меня там берцовая кость…

Этим закончился завтрак.

Гостя отвезли в аэропорт, загрузили в самолёт несколько десятков подаренных хохломских тарелок. Расцеловались троекратно по-русски. При этом Серебрякова почему-то заплакала. Гир погладил её по голове, что-то прошептал.

Из самолёта Гир помахал рукой и улетел.

Певцов был убеждён, что приезд американской звезды в Нижнеокск поможет ему победить на выборах. Видя его уверенность, Глеб рассказал Борису историю Ричарда Гира о папуасе. И посоветовал иногда трогать себя за нос: не появилась ли у него там берцовая кость.

Губернатор долго хохотал, но весёлость его была недолгой.

К вечеру он позвонил Глебу из Зелёного Бора по спецсвязи и сообщил, что Клим тоже идёт на выборы. И, как тот заявил в СМИ, победит и займёт место своего друга Певцова. Узнав об этом, Борис позвонил Климу, чтобы спросить, что он имел в виду, делая такое заявление.

Клим ответил: «Борёк, это тебе за то, что забыл друга. Я тебя, щенка, на выборах порву, как вчерашнюю газету!» – и бросил трубку.

По тону и спутанной речи губернатора Глеб понял, что тот испугался.

«Вот так Клим! Вот так фокусник! Значит, он не успокоился. Значит, он ещё попортит всем крови. Не дурак, не дурак», – рассуждал Глеб. Он решил обсудить эту проблему не по телефону, а лично с Борисом Ефремовичем в Зелёном Бору.

Это была охраняемая территория в заповедном лесу. Там в советские времена находились дачи партийных деятелей, а с перестройкой эти дома заняли новые руководители области. Самую шикарную дачу, естественно, занял Борис Ефремович Певцов, как губернатор Нижнеокской губернии.

Шофёр Глеба, Сергей Комаров, был очень суетливый и болтливый, хотя водитель от Бога. Если у него было плохое настроение, то это значило только одно – что-то не в порядке с машиной, на которой он работал.

Резво выскочив с Ильинки на улицу Горького, Комаров сбавил скорость: улица больше напоминала полигон после бомбёжки, была вся в ямах и рытвинах. Ругаясь и объезжая колдобины, Сергей медленно двигался по ужасной дороге. Была зима, декабрь, справа парк – бывшее кладбище, слева высотные дома с магазинами «Русского клуба». Глеб увидел, как на обочине замерзает девушка, сверкая от – крытыми коленками в какой-то лёгкой поддергайке и без шапки. Небольшого роста, симпатичная, светловолосая, со стройными ногами и идеальной фигурой.

– Замёрзнет «плечевая», – как бы сам себе и о чём-то естественном забубнил Комаров. – Простудит лёгкие и помрёт, и никому до неё дела нет.

– Стоп, – приказал Глеб.

И не успел Глеб выйти, как та, открыв переднюю дверцу машины, заскочила на сиденье рядом с водителем. Видно было, что она сильно замёрзла, тут же закашлялась и, обращаясь к нему, затараторила:

– Куда поедем? Или в машине? Если едем, то сто долларов, если в машине, то пятьдесят.

– Ты что, дура?! Тут шеф тебе хочет что-то сказать, – остановил её монолог Сергей.

Девчонка резко обернулась к Глебу.

– Чего надо? – с вызовом спросила она.

– Ничего, – ответил Глеб.

– Тогда чего остановился?

– Тебя жалко стало, лёгкие простудишь…

– А твоё какое дело?

– Ты давай не хами, – вмешался Комаров, – а то я тебе…

Девчонка сжалась, но вылезать из тепла ей не хоте – лось.

– Как звать?

– Танечка.

– Танечка? Может, тебя подвезти туда, где теплее, Танечка? – спросил Глеб.

– Мне нельзя отсюда уходить, это моя «точка».

– Оделась бы потеплее, замёрзнешь.

– А у меня больше ничего нет, я приехала из посёлка Шпальный, работы там нет, и здесь приличной работы найти не могу, а деньги нужны. На мне остались младшие брат с сестрой, родители умерли. Вот меня Ахмед и поставил на эту «точку».

– Понятно, – сказал Глеб. – Тогда, Танечка, пойдём со мной. – И, выйдя из машины, открыл ей дверцу.

Девчонка покорно вышла. Они перешли дорогу, Глеб открыл дверь в магазин и пропустил её вперёд. Продавцы, увидев Глеба, засуетились, зашептали: «Шеф, сам шеф пришёл!» Выскочила заведующая магазином.

– Здравствуйте, Глеб Андреевич! – узнала она Глеба.

– Вас как звать? – спросил Глеб.

– Вера Константиновна.

– Тут надо вот девочку согреть. Вера Константиновна, у вас в магазине шубы есть приличные? – спросил Глеб.

– Есть… – ответила заведующая.

– Подберите на неё, – показал он на девчонку.

Продавцы забегали и быстро подобрали шубу. В пол, из чернобурой лисицы. Танечка закуталась в шубу и от удовольствия закрыла глаза.

Глеб спросил её:

– Нравится?