Русский мат. Оды XVIII-XXI вв

Гудок, не лиру, принимаю,

В кабак входя, не на Парнас;

Кричу и глотку раздираю,

С бурлаками взнося мой глас:

«Ударьте в бубны, в барабаны,

Удалы, добры молодцы!

В тарелки, ложки и стаканы,

Фабричны славные певцы!

Тряхнем сыру землю с горами,

Тряхнем синё море <мудами>!»

Хмельную рожу, забияку,

Драча всесветна, пройдака,

Борца, бойца пою, пиваку,

Широкоплеча бурлака!

Молчите, ветры, не бушуйте!

Внемлите, стройны небеса!

Престаньте, вихри, и не дуйте!

Пою я славны чудеса.

Между кулачного я боя

Узрел тычков, пинков героя.

С своей Гомерка балалайкой

И ты, Вергилишка, с дудой,

С троянской вздорной греков шайкой

Дрались, что куры пред стеной.

Забейтесь в щель и не ворчите,

И свой престаньте бредить бред,

Сюда вы лучше поглядите!

Иль здесь голов удалых нет?

Бузник Гекторку, если в драку,

Прибьет, как стерву и собаку.

А ты, Силен, наперсник сына

И смелый, ражий, красный муж;

Вином раздута животина,

Герой во пьянстве жадных душ,

Нектаром брюхо наливаешь,

Смешав себе с вином сыты,

Ты пьешь, — меня позабываешь,

Пить не даешь вина мне ты.

Ах, будь подобен Ганимеду:

Подай вина мне, пива, меду!

Вино на драку вспламеняет,

Дает оно в бою задор,

Вино <пизду> разгорячает,

С вина смелее крадет вор.

Дурак напившися — умнее,

Затем, что боле говорит;

Вином и трус живет смелее,

<И стойче хуй с вина стоит,

С вином проворней блядь встречает,>

Вином гортань, язык вещает!

Хмельной бакхант и целовальник,

Ты дал теперь мне пять крючков,

Буян я сделался, нахальник,

Гремлю уж боле я сверчков;

Хлебнул вина, разверзлась глотка,

Вознесся голос до небес,

Ревет во мне хмельная водка,

Шумит дубрава, воет лес,

Трепещет твердь и бездна бьется,

Далече вихрь в полях несется.

Восторгом я обят великим,

Кружится буйно голова.

<Ебал ли с жаром кто толиким,

Пизда чтоб шамкала слова?

Он может представленье точно

Огню днесь сделать моему,

Когда в пизде уж будет сочно,

Колика сладость тут уму!

Муде пизду по губам плещут,

Душа и члены в нас трепещут!>

Со мной кто хочет видеть ясно,

Возможно зреть на блюде как

Виденье страшно и прекрасно,

Взойди ко мне тот на кабак,

Иль став где выше, на карету,

Внимай престрашные дела,

Чтоб лучше возвестити свету,

Стена, котора прогнила,

Которая склонилась с боем,

Котора тыл дала героям!

Между хмельнистых лбов и рдяных,

Между солдат, между ткачей,

Между холопов бранных, пьяных,

Между драгун, между псарей

Алешку вижу я стояща,

Ливрею синюю спустив,

Разить противников грозяща,

Скулы имея, взор морщлив,

Он руки сильно простирает,

В висок ударить, в жабры чает.

Зевес с сердитою биткою,

По лбам щелкавши кузнецов,

Не бил с свирепостью такою,

С какой он стал карать бойцов:

Раскрасивши иному маску,

Зубов повыбрал целый ряд,

Из губ пустил другому краску,

Пихнул его в толпу назад.

<Сказал: — Мать в рот всех наебаюсь,

Таким я говнам насмехаюсь!>

<Не слон ети слониху хочет,

Ногами бьет, с задору ржет,

Не шмат его в пизде клокочет,

Когда уж он впыхах ебет, —

Бузник в жару тут стоя рвется,

И глас его, как сонмов вод

В дыре Плутона раздается,

Живых трепещет, смертных род.

Голицы прочь, бешмет скидает,

Дрожит, в сердцах отмстить желает.>

Сильнейшую узревши схватку

И стену, где холоп пробил,

Схватил с себя, взял в зубы шапку,

По локти длани оголил.

Вскричал, взревел он страшным ревом:

«Небось, ребята! Наши, стой!»

Земля подвиглась, горы с небом,

Принял бурлак тут бодро в строй,

Уже камзолы уступают,

Уже брады поверх летают.

Пошел бузник тут, смежив вежды,

Исчез от пыли свет в глазах,

Летят клочки власов, одежды,

Гремят щелки, тузы в боках.

Как тучи с тучами сперлися,

Огнем в друг друга мещут мрак,

Как сильны вихри сорвалися,

Валят древа, туманят зрак!

Стена как в стену ударяют,

Меж щек, сверх глав тычки летают.

О, бодрость! сила наших ве́ков!

Потомков дивные дела!

О, храбрость пьяных человеков,

Вином скрепленные чресла!

<Когда б старик вас зрел с дубиной,

Которой чу́довищ побил,

Которой бодрой елдиной

Сто пизд, быв в люльке, проблудил,

Предвидя сии перемены,

Не лез бы в свет он из Алкмены.>

Бузник подобен Геркулесу,

Вступил в размашку, начал пхать,

И самому так ввек Зевесу

Отнюдь <мудами> не качать!

Кулак везде его летает,

Крушит он зубы внутрь десен,

Как гром он уши поражает,

Далече слышен вой и стон,

Трепещет сердце, печень бьется,

В портках с потылиц отдается.

Нашла коса на твердый камень,

Нашел на доку дока тут,

Блестит в глазах их ярость, пламень,

Как страшны оба львы ревут.

Хребты имеющи согбенны,

Претвердо берцы утвердив,

Как луки мышцы напряженны,

Стоят, взнося удар пытлив,

Друг друга в силе искушают,

Махнув вперед, вдруг в бой вступают.

Не долго длилася размашка,

Алешка двинул в жабры, в зоб,

Но пестрая в ответ рубашка

Лизнул бузник Алешку в лоб.

Исчезла бодрость вмиг, отвага,

Как сноп упал, в крови лежит.

<В крови уста, а вжопе брага,

Руда из ноздрь ручьем бежит,

Скулистое лицо холопа

Не стало рожа, стало жопа.>

На падшего бузник героя

Других бросает, как ребят.

Его не слышно стона, воя,

Бугры на нем людей лежат.

Громовой <плешью> так Юпитер,

Прибив гигантов, бросил в ад;

Надвигнув Этну, юшку вытер,

Бессилен ставши, Энцелад,

Он тщетно силы собирает,

Трясет плечьми и тягость пхает.

Как ветр развеял тонки прахи,

Исчезли дым, и дождь, и град;

Прогнали пестрые рубахи

Так вмах холопей и солдат!

Хребты, затылки окровленны,

Несут они с собою страх.

Фабричны вовсе разяренны,

Тузят в тычки их, в след, в размах!

Меж стен открылось всюду поле,

Бузник не зрит противных боле.

С горы на красной колымаге

Фетидин скачет сын уж вскок,

Затем, что ночь провел в отваге,

Фату развесил иль платок:

Тем свет и море помрачились.

А он с великого стыду,

Когда Диана заголилась,

<Ушел спать к матери в пизду>.

Тогда земля оделась тьмою,

И тем конец пришел для бою.

Главу подняв, разбиты нюни,

Лежа в пыли, прибиты в пух,

Холопов плач и скрасны слюни.

Взносили к небу жалкий дух.

Фабричны славу торжествуют,

И бузника вокруг идут,

Кровавы раны показуют,

Победоносну песнь поют,

Гласят врагов ступленно жало,

Гулять восходят на кружало.

Уже гортани заревели,

И слышен стал бубенцев звук,

Уже стаканы загремели

И ходят сплошь из рук вокруг.

Считают все свои трофеи,

Который что в бою смахал,

Уже пошли врасплох затеи,

Иной плясать себя ломал,

Как вдруг всё зданье потряслося,

Вино и пиво разлилося.

Не грозна туча, вред носивши,

В эфир внезапно прорвалась,

Не жирна влажность, огнь родивша,

На землю вдруг с небес снеслась:

Солдат то куча разяренных,

Сбежав с верхов кабацких вмах,

Мечей взяв острых, обнаженных,

Неся эфес в своих руках,

Кричат, как тигры устремившись:

«Руби, коли!» — в кабак вломившись.

Тревога грозна, ум мятуща,

Взмутила всем боязнь в сердцах,

Бород толпа, сего не ждуща,

Уже взнесла трусливо шаг,

Как вдруг бузник, взывая смело,

Кричит: «Постой, запоры дай!»

Взгорелась брань, настало дело,

«Смотри, — кричит, — не поддавай!»

Засох мой рот, прошла отважность,

В штанах я с страху слышу влажность.