Русский Рокамболь: (Приключения И. Ф. Манасевича-Мануйлова)

III

Итальянские скандалы нисколько не повредили карьере Мануйлова; наоборот, этого человека, на все способного, стали расценивать еще выше, а поручения, даваемые ему, становились все деликатнее.

Главным же образом дальнейшему преуспеянию Рокамболя содействовало назначение на пост министра внутренних дел ст. — секр. B. К. Плеве. Проведенный в министры, как о том вспоминает в своих мемуарах гр. C. Ю. Витте[8], исключительно кн. Мещерским, который тотчас же после убийства Д. С. Сипягина написал Николаю II, что „единственным человеком, способным поддержать порядок и задушить революционную гидру, является В. К. Плеве", последний, конечно, был связан Мещерским целым рядом обязательств и, в числе их, всегдашняя поддержка „духовных сынов" князя была далеко не последним долгом Плеве. Так было с Бурдуковым, с Засядко, было так и с Мануйловым.

А тут еще литературные достоинства его доносов, его любезная общительность и связи с миром прессы сами собою наталкивали начальство на мысль о приложении способностей его к литературе и журналистике.

В августе 1902 года, министром внутренних дел Плеве была возложена на Мануйлова временная командировка в Париж на 6 месяцев для установления ближайших сношений с иностранными журналистами и представителями парижской прессы, в целях противодействий распространению в сей прессе ложных сообщений о России, с отпуском ему 1500 рублей в виде жалования и 3000 рублей на расходы.

О сношениях Мануйлова с французской прессой стоит рассказать специально. Сам Мануйлов, впоследствии, давал скромную оценку своей деятельности: „я был командирован В. К. Плеве в Париж для сношений с заграничной печатью, причем покойный министр доверял мне не только это дело, но давал мне поручения самого секретного характера. За все время моего пребывания в Париже мне доверялись весьма значительные суммы, и, несмотря на щекотливость поручения, оно было выполнено мною так, что о нем никто не знал, и ни одна из революционных газет никогда не печатала статей, направленных против этой стороны деятельности департамента полиции. Благодаря усилиям, сделанным в то

А тут еще литературные достоинства его доносов, его любезная общительность и связи с миром прессы сами собою наталкивали начальство на мысль о приложении способностей его к литературе и журналистике.

В августе 1902 года, министром внутренних дел Плеве была возложена на Мануйлова временная командировка в Париж на 6 месяцев для установления ближайших сношений с иностранными журналистами и представителями парижской прессы, в целях противодействий распространению в сей прессе ложных сообщений о России, с отпуском ему 1500 рублей в виде жалования и 3000 рублей на расходы.

О сношениях Мануйлова с французской прессой стоит рассказать специально. Сам Мануйлов, впоследствии, давал скромную оценку своей деятельности: „я был командирован В. К. Плеве в Париж для сношений с заграничной печатью, причем покойный министр доверял мне не только это дело, но давал мне поручения самого секретного характера. За все время моего пребывания в Париже мне доверялись весьма значительные суммы, и, несмотря на щекотливость поручения, оно было выполнено мною так, что о нем никто не знал, и ни одна из революционных газет никогда не печатала статей, направленных против этой стороны деятельности департамента полиции. Благодаря усилиям, сделанным в то время в заграничной печати, прекратилась агитация, направленная против нашего правительства после кишиневского погрома. Я получал от покойного министра неоднократные благод арности“.

В мае 1903 года Мануйлову было отпущено 800 франков на издание брошюры на французском языке по поводу манифеста 26 февраля 1903 года. В августе того же года на Мануйлова было возложено секретное поручение по части итальянской прессы.

В октябре 1903 года Мануйлов сообщил департаменту, что он, согласно приказанию директора, вошел в переговоры с римским журналистом Белэном, который за вознаграждение в 200 франков в месяц согласился снабжать его сведениями о всем, что происходит в итальянских социалистических кружках и в редакции газеты „Avanti", и что, кроме того, польский журналист Домбровский выразил согласие за вознаграждение в размере 500 фр. в месяц давать сведения из сфер, сопричастных к журналу „Européen". Вследствие сего последовало ассигнование дополнительного кредита в размере 700 фр. в месяц.

От „занятий журналистикой" Мануйлов перешел к работам в области международного шпионажа, и здесь его успехи достигли своего апогея. Но и в это время, и позже он не оставлял в покое литературы. Забегая несколько вперед и нарушая хронологию, доскажем здесь о его литературных поисках.

В 1904—5 г. в распоряжение Мануйлова было отпущено на субсидирование иностранных газет 16.000 фр. Для той же цели Мануйлову было дополнительно отпущено еще 2200 франков.

Наконец, Мануйлов своей „литературой" становится известен бывшему императору. „Согласно лично распоряжения государя императора, — рассказывает Мануйлов, — мне было поручено издавать в Париже газету. „La Revue Russe на каковое издание выдавались суммы по особому приказу государя. Я, после трех или четырех месяцев издания, увидел бесцельность такого издания, и по моему докладу журнал был закрыт".

Когда Мануйлов был не у дел и просил работы у П. А. Столыпина, последний направил его к своему товарищу А. А. Макарову, а Макаров предложил ему заняться приисканием агентур среди журналистов. „Несколько дней спустя, — повествует Мануйлов, в не раз цитированном нами письме, — я исполнил приказание и приобрел двух агентов (они работают и посейчас). Затем Александр Александрович Макаров приказал мне войти в сношение с подполковником Невражиным и на-

Писано письмо 6 июля 1910 г.

звать ему тех агентов, которые были мною найдены. Я счел долгом в точности выполнить приказание А. А. и представил Невра-жину своих сотрудников. Во время моей работы с Невражиным я был командирован в Париж и там устроил издание книги „Правда о кадетах", напечатав ее в „Nouvelle Revue".

Получив вкус к литературе, Мануйлов отдал ей много времени, когда отошел или, вернее, был отстранен от работы для департамента полиции. Это было много позднее — когда И. Ф. много писал в „Новом Времени" и „Вечернем Времени". Но о литературной, в узком смысле слова, деятельности его мы говорить не будем, а возвратимся теперь к расцвету его основной деятельности.

Пока же отметим один учиненный в Париже, ловкий ход Мануйлова, принесший ему впоследствии весьма заслуженные плоды. Интересен этот ход и по тому, что рисует еще одну характерную сторону Рокамболя — его страсть к интриге ради интриги, к предательству ради предательства. Взысканный милостями всесильного Плеве и целиком зависевший от него, он, ради удовлетворения этой своей страсти, не задумался выдать своего патрона посетившему в 1903 году Париж С. Ю. Витте, находившемуся к тому же в то время в полной опале.

Вот что рассказывает об этом сам Витте[9]

„Во время моего пребывания в Париже как-то ко мне зашел некто Мануйлов, один из духовных сыновей редактора „Гражданина" кн. Мещерского, назначенный Плеве после Рачковского в Париж по секретным делам, чтобы сказать мне, чтобы я на него не гневался, если узнаю, что за мною следят тайные агенты. Это, мол, не его тайные агенты, а Плевенские, — сопровождавшие меня прямо из Петербурга.

И действительно, на другой день некоторые члены французского министерства сообщили мне через. третье лицо, что за мною следят русские филеры. Когда затем я начал обращать внимание, то и я заметил их и, вернувшись в Петербург, благодарил Плеве за заботу о моей безопасности, что немало его сконфузило".