После того, как я покидаю дом Коула, я направляюсь к озеру, и предвкушение больше похоже на страх. Эрик не может быть там, на берегу под сенью деревьев. Просто не может.
Я качаю головой и усиливаю хватку на руле. Вероятно, я это вообразила себе тогда. Мой ум сыграл со мной злую шутку, воображая его там. Было очень темно.
Такое объяснение имеет смысл.
Вроде как.
Я глушу машину, паркуя ее на своем обычном месте, в тени большой ели. Но потом я не могу пошевелиться. Я сижу, наблюдая в замешательстве за каплями дождя, стекающими вниз по ветровому стеклу, и гадаю, могу ли я обойтись без плавания сегодня вечером.
Но мне нужно выяснить, насколько реальным было то, что я видела вчера.
Я выскальзываю из машины и отправляюсь к своему озеру, медленно шагая, позволяя своим кроссовкам увязать в грязи. Чем ближе я подбираюсь к пункту назначения, тем сильнее обостряются мои чувства. Когда я выхожу на поляну, волосы на моих руках встают дыбом, и я резко останавливаюсь.
В жутком молчании он стоит под тенью моего дерева. Прямо там, где я обычно вешаю свою одежду.
– Прости меня, – говорит он намного громче звуков окружающего леса. Его тон гладкий, как мед, глубокий, красивый баритон.
Я останавливаюсь в нескольких метрах от него, надеясь, что темнота скроет страх, что проходит сквозь меня.
– За что?
Он смотрит на озеро в течение длительного времени. Часть меня хочет развернуться и убежать. Я не могу отделаться от ощущения, что он знает то, чего я не хочу знать. То, что он собирается сказать, изменит все.
Затем, наконец, он мне отвечает.
– За то, что напугал тебя прошлой ночью... а потом убежал. До вчерашнего я не был полностью уверен, что ты являешься именно тем, кем я предполагал, и поэтому мне пришлось следить за тобой. А когда мои догадки подтвердились... я запаниковал.
Я делаю шаг назад. Он знал, что я собой представляю... прежде чем увидел меня плавающей?
Он хмурится.
– Ты действительно боишься меня?
Он наклоняет голову в бок, и светлые волосы падают на лоб.
Я не отвечаю. А просто смотрю на него, пытаясь расслабиться, но никак не могу избавиться от всех своих страхов.
Беспокойство перерастает в страх.
– Ты, правда, не понимаешь, да? – я надеваю маску гнева, единственную вещь, которая получалась у меня последние два года. – У тебя есть пять секунд, чтобы сказать мне, что ты здесь делаешь, иначе я ухожу.
Он отходит от дерева, и теперь мне хорошо видно все его лицо. Он наклоняется, складки появляются между его бровей.
– Я твоя пара.
Я поднимаю бровь и пытаюсь не фыркать.
– Нет, ты просто парень, который перевелся в мою школу в этом году, и который любит преследовать людей в лесу.
Он вздыхает и прерывает зрительный контакт. Его голос понижается, немного ломаясь. В нем сквозит печаль.
– Все это время я предполагал, что ты тоже искала меня. Но теперь не удивительно, что мне было так трудно тебя найти.
Мне тяжело бороться с желанием шагнуть ближе к нему, когда он выглядит таким уязвимым. Он напоминает мне меня. Но я не могу проявить такую слабость.
– О чем ты?
Я скрещиваю руки на груди, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы заглушить громкий стук моего сердца.
Он делает еще один шаг ко мне, и когда я смотрю на него с близкого расстояния, то мне едва удается оставаться там, где я стою.
Глаза Эрика действительно такие же, как у меня. Под этим он подразумевал пару?
– Я, как и ты... обращен к воде, – говорит он.
Все, что я могу делать, это смотреть, пока тишина и вопросы крутятся в моей голове. Откуда он знает, кто я? Я никогда никому не говорила.
– Ты сирена? – спрашиваю я.
Эрик смеется, хриплым мужским звуком.
– Нет, конечно, нет. Сирены – женщины. Я – никс.
Он ждет моей реакции, но я просто смотрю на него.
– Должно быть, ты смеешься надо мной, – говорит он. – Ты не знаешь, кто такие никсы?
Я качаю головой, пытаясь игнорировать волнение в моем животе.
Эрик вздыхает и проводит рукой по светлым волосам.
– Почему тебе ничего об этом не известно? Никто не рассказывал тебе? – Он делает паузу достаточно продолжительную, чтобы на моем лице отразилось замешательство. – Ничего себе... Я... – Он делает медленный и глубокий выдох. – Ты прόклята плавать, правда? В буквальном смысле прόклята. Сотни лет назад вас было не так уж и много. В лучшем случае несколько десятков, прόклятых из-за гнева, ревности, злобы. Некоторые – цыганскими проклятиями, другие – вуду или заклинания.
Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, смотрит в мои широко раскрытые глаза, а затем кивает. Эрик знает, что прав. Но откуда ему известно все это?
– История никсов намного длиннее, – говорит он, указывая на озеро. – Наше проклятие берет свое начало еще со средневековья. Оно немного отличается от вашего. Мы обращены к рекам, а не просто к плаванью. Находясь рядом с реками, мы получаем... ощущение покоя. – Он останавливается и смотрит на меня. – Почему бы тебе не присесть?
Я качаю головой. Хорошо бы присесть, но я не могу пошевелиться. Наконец, он снимает свою куртку, кладет ее на землю рядом с деревом, и каким-то образом усаживает меня на нее. Затем становится передо мной на колени.
– Не волнуйся, ладно? Я все объясню. Просто потерпи немного, – он останавливается, убеждаясь, что я не собираюсь бежать, затем продолжает: – Первые прόклятые никсы были себялюбивыми и горделивыми парнями. Обычными людьми, а не существами из воды. Они жили сотни лет назад, и многие из них имели дворянское происхождение.
– И были те самые ведьмы, колдуньи, вуду – называй их, как хочешь, – что принимали облик красивых женщин. Они ходили на балы, вечеринки, где бы их заметили мужчины. Они завлекали этих парней, выжидая пока те влюбятся в них, а тогда показали настоящих себя – обезображенных, внешне уродливых женщин, какими они были на самом деле.
Он моргает несколько раз, вглядываясь вдаль, словно прокручивает эти сцены в своей голове.
– Если они были отвергнуты – высмеяны попавшими в их сети мужчинами – то проклинали их к той же участи. Быть нелюбимыми, отвратительными, одинокими существами, которые бы проживали свои жизни в страданиях.
– Но было нечто, чего никто не мог предположить. Если мы будем вместе, никс и сирена... все изменится. Суть наших проклятий в том, что никто никогда не сможет полюбить нас – мы никогда не будем приняты такими, какие мы есть на самом деле. Никто не учел тот факт, что если соединить два... прόклятых создания вместе... то проклятие исчезнет, за ним останутся только люди.
Мое лицо не выражает никаких эмоций, и я могу чувствовать лишь то, как кора дерева впивается в мою спину. Эрик не может быть прав. Из его уст это звучит настолько просто. Но проклятие слишком сложное, его невозможно снять.
– Это невозможно, – говорю, но мой голос не громче шепота.
– Но это так. Я твоя пара. Мы можем исцелить друг друга.
– Как? Когда? Зачем? – Десяток вопросов вращаться в моей голове. – И если ты знал об этом, почему тратил последние несколько недель на то, чтобы просто сидеть в классе?
– Я сожалею об этом. Просто я не был полностью уверен, являешься ли ты сиреной. Ты же не распространяешься об этом. Было немного сложно выяснить, прав ли я.
Я сглатываю, мое дыхание становится поверхностным.
– Твое проклятие будет снято, когда ты, сирена, полюбить кого-то вроде меня, никса, и если я в свою очередь полюблю тебя. Поэтому... мы проведем некоторое время вместе. Чтобы понять, даст ли это желаемый результат. Сможем ли мы... влюбиться друг в друга.
Я качаю головой.
– Но я не знаю тебя. – Затем меня посещает еще одна мысль: – Ты убивал?
Холодок бежит по моей спине, и я откидываюсь назад так быстро, что ударяюсь головой о дерево позади меня.
В ярких голубых глазах Эрика вспыхивает понимание.
– Нет, я не убивал. Пока что. Поэтому я искал тебя. Мне нужно было найти тебя прежде, чем все произошло бы. Проклятие вступает в силу на мое восемнадцатилетие.
Что? Я могу остановить его проклятие? Я пытаюсь успокоить сердце. Унять дрожь в руках.
– Восемнадцатилетие? Но в моем случае это произошло...
– В твои шестнадцать. Знаю. Никсы немного отличаются от сирен. И мы не поем.
– Тогда как вы...?
Он смотрит в сторону на секунду.
– Если бы... – он прочищает горло. – Если бы это было простое пение. Никсы не заманивают женщин в воду. Мы живем возле рек, не в состоянии покинуть их. Мы... мы... – Он вздыхает и смотрит на звезды. Несколько минут мы сидим в тишине. – Мы затягиваем женщин в реку. И силой топим их.
У меня пересыхает в горле. Моя грудь вздымается все быстрее и быстрее.
Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и берет мои руки в свои.
– Пожалуйста, не надо меня бояться. Я не хочу быть таким. Также как и ты не хочешь быть сиреной. Я ненавижу мысль о том, на что могу быть способным, и каждый день я все больше беспокоюсь о том, что могу сделать. Ты нужна мне. Ты единственная, кто может помочь мне избежать этой страшной участи. Вместе... мы можем быть нормальными.
Я качаю головой и подаюсь назад, пока не упираюсь в дерево.
– Прости меня... Я облажался. Просто дай мне шанс объяснить все тебе. С самого начала. Чтобы ты поняла.
Я киваю, поскольку это все, что я могу сделать.
Его голос хриплый, ровный и успокаивающий.
– Говорят, сто пятьдесят лет назад никс наткнулся на сирену. Он увидел ее плавающую и был очарован. Но в отличие от других мужчин, она не могла заманить его своим пением. Вместо того чтобы последовать за ней в воду, он просто стоял там, загипнотизированный ее голосом. Ни один из них не знал, что делать, только то, что они были своего рода родственными душами. Они были заинтригованы. Они провели ту ночь вместе, глядя на воду. Каждую ночь он возвращался, чтобы посмотреть на ее плаванье, и, в конце концов, они полюбили друг друга, и тогда все изменилось. Их проклятия были разрушены, и они уже не были рабами их судьбы. Легенда гласит, что, когда никс и сирена влюбляются, с них снимаются проклятия.
Он медленно выдыхает.
– Проклятия были местью за дела наших предков. Их предназначение в том, чтобы обречь нас на одиночество. Ведь никто не сможет принять таких чудовищ, как мы. Стоит им узнать правду... они тут же покинут нас.
Я сглатываю. Он прав. Как только мой папа узнал, кем была на самом деле моя мама, он тут же исчез. И никогда больше не возвращался.
– Но нам двоим... зачем нам судить друг друга из-за этого? Мы способны взглянуть глубже. Увидеть друг друга такими, какими мы являемся на самом деле, а не такими, какими мы обречены быть.
Я сглатываю.
– Откуда ты знаешь об этом?
Он улыбается, его взгляд на мгновение снова становится отсутствующим, прежде чем мы снова встречаемся глазами.
– Мой отец – никс, а моя мать – сирена. Если у них получилось, то и у нас есть шанс.
– Путь к тебе был долгим и извилистым. Некоторые никсы никогда не находят тех, кого ищут. Они живут всю свою жизнь с проклятием.
Эрик придвигается ближе, и большим пальцем легонько проводит по моей скуле.
– Два года назад утонул старшеклассник, будучи при этом отличным пловцом.
Стивен.
– Само по себе этого было не достаточно. Но потом я увидел фотографию твоей матери, умершая при необычных обстоятельствах. И узнал, что у нее была дочь. Мои родители знали, как важно найти тебя. Поэтому они послали меня сюда, чтобы выяснить, был ли я прав.
Он наклоняется ближе, встречаясь со мной глазами.
– И оказывается, я был прав. Ты – сирена. Как и никсов, сирен не так уж и много. Ты, вероятно, единственная в мире близка к моему возрасту.
Он делает паузу и нагинается еще ниже, так что наши глаза оказываются на одном уровне.
– Ты знаешь, это имеет смысл. До сегодняшнего дня плавание, скорее всего, стало единственным, что имеет для тебя значение, в то время как остальная часть твоего мира вращается вокруг него. Но ты должна хотеть от жизни большего, чем то, на что тебя обрекли.
– Я... – я сглатываю. – Просто это странно. Слышать, как ты говоришь об этом вслух. О том... кто я на самом деле. Я никогда и никому не рассказывала этого.
Я не знаю, что и думать. Все переворачивается с ног на голову. Он смотрит на меня, замечая страх в моих глазах, и отступает назад. Внезапно образовавшееся пространство между нами позволяет мне набрать воздух в легкие, и я делаю большой вдох.
Он хмурится.
– Прости меня... Я... должно быть, давлю на тебя. Я никогда не думал, что ты можешь не знать обо мне. О таких, как я... о нас.
Я сглатываю, осознавая, что поднимаюсь, хотя не знаю, зачем.
– Я просто... этой информации... многовато для меня. Я не знаю, что сказать прямо сейчас.
– Ты не должна ничего говорить. Привыкни к мысли об этом, и мы сможем еще завтра поговорить обо всем.
– Думаю, у меня уже есть парень, – говорю я неубедительно.
Он поджимает губы.
–Я понимаю. Это... – Он не знает, что сказать. Он явно не ожидал такой реакции от меня. – Печально, – заключает он.
– Мне все ещё нужно плавать сегодня?
Эрик кивает.
– Да. Тебе придется продолжать плавать. До тех пор, пока мы не влюбимся. – Он прочищает горло. – Я пойду.
Я не знаю, что сказать. Это был самый странный разговор в моей жизни.
– Ты будешь завтра в школе?
Он кивает.
– Да. Я перевелся сюда. Я надеялся... надеюсь, что мог бы стать нормальным. Надеюсь, что мы могли бы стать нормальными. Как все остальные, окончить школу вместе.
Я киваю, но не знаю, что сказать.
– Можем ли мы поговорить об этом завтра? Когда я все... осознаю?
Он кивает.
– Да. Конечно.
– Хорошо. Э-э, тогда увидимся?
Я спускаюсь к воде, разворачиваюсь спиной к озеру, и смотрю на него.
– Ага. До завтра. – Он не прерывает зрительного контакта со мной, отступая в тень. – Увидимся.
А потом разворачивается и уходит в темноту. Я стою на берегу озера еще несколько минут, ожидая, что он вновь появится. Но этого не происходит.
Наконец, я прыгаю в воду, она единственная никогда не меняется.