Рыцари потустороннего

Глава 1

– Слушай, тебе не скучно жить?..

За время нашей дружбы я почти привык к этой манере, но на этот раз Макс снова застал меня врасплох.

Мой друг славился своими вопросами. Он задавал их внезапно, в лоб, словно наносил резкий удар в солнечное сплетение. Сбитый с толку собеседник либо смущался, либо с ходу говорил правду. Дальнейшее зависело от степени темперамента.

Помню, когда мы учились в десятом классе, Макс подошел к молоденькой практикантке, делающей отчаянные попытки обучить нас английскому языку, и с милой улыбкой спросил:

– Юлия Вячеславовна, вы не подскажете, в каком возрасте вы потеряли девственность?

Он спросил это так, словно уточнял, можно ли употреблять герундий в прошедшем времени. Несчастная практикантка обвела учеников растерянным взглядом, лицо пошло красными пятнами. За какие-то секунды они оккупировали все лицо, оставив нетронутым только кончик носа, который потешно белел на багровом фоне.

– Я… Что вы себе позволяете?! -

В следующее мгновение она овладела собой: – Вас, Крупицкий, это не касается!..

– Жаль… А я вот до сих пор девственник, – печально произнес человек, менявший подружек чуть ли не раз в неделю.

– Прискорбно, но это ваши проблемы.

Практикантка выдержала экзамен, но с тех пор держала ухо востро…

За двенадцать лет нашей дружбы я почти привык к этой манере кинжальных вопросов, но на этот раз он снова меня поймал. Мы сидели в нашем любимом спортивном баре-ресторане, потягивали пивко и делали вид, что болеем за российскую сборную по футболу. Матч крутили в повторе, но народ все равно прилежно смотрел. Платил, как всегда, Макс, моя неплатежеспособность даже не обсуждалась.

– И все же: не кажется ли тебе, что твоя жизнь довольно однообразна?

– Смотря кто находится рядом. К примеру, та же Маша из педиатрии. Не думаю, что рядом с ней жизнь показалась бы скучной.

Макс усмехнулся:

– Опять бабы… Не твой платежный уровень. Впрочем, я о другом. Жизнь, дружище, какая-то унылая, пресная, лишена сильных переживаний. Тетки, тусовки, тачки, понты… Как ежедневная шарлотка, утыканная свечками. Рано или поздно они сгорают, и остается каждодневное душилово.

Должен признаться, я набит комплексами, как сигарета табаком. Наверное, поэтому рядом со мной оказался такой человек, как Макс. Я внимательно посмотрел на него, не понимая, к чему он клонит. Этакий скучающий постмодернистский Онегин, уставший от шикарной жизни.

– Да у тебя карманных денег больше, чем я в год зарабатываю! Иномарка, квартира, дача. Или две?.. Охотно поменяюсь с тобой местами.

– Не в этом дело. Во всей этой внешней мишуре кроется мертвящее душу однообразие…

Мне надоел этот пафос пресыщенного яппи:

– Короче, заканчивай эту пургу. Выкладывай, что ты там надумал?

– Ты что-нибудь слышал об аутоэротической асфиксии?

В памяти всплыл кадр из старинного японского фильма.

– Не только слышал, но и видел. Та же «Империя чувств». Там одна мадам сдвинулась на почве секса, принялась играть в садо-мазо и придушила своего любовника. Мне больше понравилась концовка, когда она оттяпала его член и бродила с ним по улицам. Я так и не понял, зачем бродила. Положила бы в баночку, чин чинарем заспиртовала…

Макс отмахнулся от меня, как от назойливой мухи:

– Я не про это.

– Что-то связанное с мастурбацией?

– Почти, но не совсем. Оргазм можно получить и без этого…

Внезапно мой друг вскочил и заорал на весь бар:

– Блин… Ну кто так бьет!.. Вот пень! Десять метров до ворот, а он целит в созвездие Барана.

– Овна…

Я совсем забыл о его манере держать в фокусе несколько событий одновременно.

Наконец Макс сел, в один присест опустошил очередной бокал, ткнул пальцем в экран.

– Следи за мыслью. Казалось бы, вот она, почти абсолютная фатальность: наши никогда не станут чемпионами мира по футболу. Однако я готов с этим поспорить. Все зависит от системы отсчета. Вполне возможно, что вот это… – он снова ткнул пальцем в огромный экран на стене, – самая лучшая команда на планете, но, чтобы стать таковой, ей мешают различные ограничения.

– Мы вроде бы говорили о сексе…

– Я о нем и говорю. При поверхностном взгляде аутоэротическая асфиксия связана с оргазмическими ощущениями особой насыщенности. Но главная фишка не в этом. Терминальное состояние, хрупкое равновесие между жизнью и смертью – вот что по-настоящему возбуждает!

Я попытался уловить в его голосе насмешливые нотки, но нет, он говорил вполне серьезно.

– Зачем?

– Интересно. Эта толпа наверняка знает, что мы не станем чемпионами, но каждый из них на что-то надеется. Человеку свойственно тянуться к запредельному. Только это может скрасить его пресное существование. Хочу поделиться с тобой сокровенным. Я провел пару опытов и кое-что узнал. Хочу тебе кое-что показать, но для этого надо смотаться ко мне на дачу.

– Что, прямо сейчас?

– А чего тянуть? Время детское, через пару часов доберемся.

Я всегда завидовал его бьющей через край энергии.

– Может, хотя бы футбол досмотрим?

Он характерно вскинул руки:

– Вах! Че тут смотреть, слюшай?! Проиграли два-один. Кстати, у меня на дачке неплохой ром зашкерен…

– Поехали, – сдался я.

Человек-ракета. Если бы не Макс, мои семьдесят лет (или сколько там отмерено) проползли бы точно так же, как у десятков миллионов моих сограждан, – буднично и неинтересно. Семь дней в неделю – обойма будней. В промежутках – маленькие узелки памятных событий, которые напоминают людям, что они еще живы. В молодости хочется погромче выстрелить, с годами понимаешь – все патроны изначально холостые.

Макс был стихийным бедствием, постоянно будоражащим мою жизнь. От него невозможно было спрятаться – я принимал его как некую данность, внедренную свыше. Одно присутствие этого худощавого молодого человека с большими, несколько демоническими серыми глазами заряжало меня энергией, а его манера разговаривать и жестикулировать держала в постоянном тонусе. Дабы закрепить впечатление, он постоянно прикасался к собеседнику рукой, но так, что тот даже не обращал на это внимания. Однажды он на спор познакомился с девушкой (пикапер от Бога!) и в ходе разговора постоянно прикасался к ее груди, но она даже не сделала попытки его одернуть. В итоге он так ее загипнотизировал, что чуть не стянул бюстгальтер, благо девушка вовремя опомнилась…

Итак, в восьмом часу вечера мы отправились на дачу. В конце восьмидесятых родительская фазенда выглядела непритязательно: двенадцать соток земли, невнятное строение в стиле дачного постмодернизма и покосившийся сортир с ведром вместо выгребной ямы. Со временем дом видоизменялся: ширился, наращивал кирпичные мускулы, на участке появились баня и другие подсобные строения. Но к тому времени, как Максу исполнилось восемнадцать, его отец полностью охладел к своей первой фазенде. Бизнес, открытый в начале девяностых, шел в гору, денег куры не клевали, и папаша купил роскошный загородный дом, а дачу отдал сыну, в качестве подарка за то, что тот самостоятельно поступил на бюджетное отделение мединститута.

Что и говорить, зависть не обошла меня стороной. В довесок к внешней привлекательности, богатству по праву рождения, легкому характеру и фантастической одаренности, Макс, как магнитом, притягивал девушек. Когда-нибудь двухсотая или пятьсот тридцать пятая наверняка его бы захомутала, но мой друг жил под девизом: брак – давно мутировавшая искусственная социально одобряемая форма сожительства для воспроизводства себе подобных. С таким женихом каши не сваришь…

Первые три года фазенда напоминала дом свиданий. Можно было только догадываться, сколько девушек здесь перебывало. Ходили слухи о таинственной черной тетради, куда Макс записывал все имена и сексуальные секреты своих пассий, но я лично никогда ее не видел. Позже, когда одиночный и групповой виды секса ему наскучили, как черная икра, которую можно ежедневно есть столовыми ложками, господин Крупицкий обустроил на даче собственную лабораторию, где занимался всем, что его интересовало, – от химических опытов до записи собственных музыкальных альбомов.

Когда мы приехали, на востоке поднялась луна, похожая на японский фонарь. Где-то монотонно стрекотали цикады, воздух пропитался тонким ароматом хвои и цветов (соседка по фазенде обожала их выращивать), над безмятежной картиной витала едва уловимая печаль уходящего лета.

Макс загнал машину в подвальный гараж, вышел из машины, безжалостно запулил в эту красоту кольцо табачного дыма.

Мы помолчали, привыкая к безмятежности природы. Хотелось думать о вечном, о бренности жизни, мне вспомнились занятия в морге, молодая девушка, погибшая в автокатастрофе, то странное и немного постыдное чувство, которое я испытал, глядя на ее мраморную грудь…

– Вперед, Влад, нас ждут великие дела!

На втором курсе Макс всерьез увлекался биохимией, фармакологией, токсикологией, поэтому его лаборатория была оборудована со знанием дела. Здесь имелись вытяжка, дизель-генератор, огромное количество химических реактивов, кондиционер и мощная электропечь. Окна прикрывали металлические ставни. На дверях стоял электронный замок с автономным питанием. Остальные помещения, расположенные на двух уровнях, условно разделялись на столовую и спальни.

Далеко не каждый допускался в эту святая святых его пытливого ума. Даже я, его лучший друг. И если Макс на это решился, значит, впереди нас ждут действительно великие дела.

К сожалению, я не ошибся…

Мы спустились в подвал. Здесь, посреди небольшой комнаты, я увидел странное сооружение, намертво прикрепленное к бетонному полу анкерными болтами. Это был симбиоз офисного кресла и электрического стула. От его спинки тянулись провода, запястья фиксировались на подлокотниках лентами-липучками, такая же черная лента крепилась к подголовнику. Все провода соединялись в пучок и вели к разъему в серой коробке, которая связывалась с двумя компьютерами и двумя мониторами – судя по огромному корпусу и дополнительной системе охлаждения, «железо» обладало очень высокой мощностью. Вокруг стояли еще какие-то приборы, я опознал лишь кардиограф.

Для полноты картины на столе располагался ноутбук. По моим прикидкам, стоимость оборудования составляла цену приличной иномарки.

Несмотря на хайтековские навороты, от всей этой картины веяло какой-то жутью, словно я попал в пыточную камеру будущего. Впечатление отчасти оказалось верным.

Я с недоумением взглянул на друга.

– Не знал, что ты увлекся садо-мазо. Девушек тут мучаешь?

Он зловеще улыбался, как свихнувшийся дантист из одноименного фильма ужасов.

– Знакомься: я назвал это ТВЗ-1.

Не дожидаясь моего вопроса, он уточнил:

– Трип В Запредельное… Как тебе конструкция? Мое изобретение.

Он изрек это так, словно надеялся получить как минимум Нобелевскую премию.

– Прикольно. А как называется тот, кто совершает эти трипы? Триппер? Нет, лучше так: трипанавт. Нехилый слоган: «Каждому трипанавту – по электронному креслу». Но в целом впечатляет. Ты что, в одиночку путешествуешь?

Мой друг даже не усмехнулся.

– Пока один, но мне нужен помощник. Пошли, я тебе все растолкую…

Мы поднялись наверх и сели на кухне. Макс кивнул в сторону стула, а сам отправился к холодильнику. Наполнив бокалы ромом, плеснул в стаканы коки. Плюхнулся в кресло, сделал несколько глотков, скрестил руки на груди с таким видом, словно собрался прочитать длинную назидательную лекцию. Нечто подобное и произошло.

– Помнишь школьную шутку: старшеклассники предлагали малышне космос показать. В пятом классе со мной такой фокус в туалете проделали. Сделай, говорят, пятнадцать быстрых глубоких вдохов и выдохов, а шестнадцатый на вдохе задержи. Я эту фишку знал, но хотел попробовать чисто из любопытства. Задержал воздух, и в этот момент Витька Белоусов меня сзади поперек грудной клетки резко обхватил и…

– Кому что… Ленка Монахова в туалете минет делала по стольничку за сеанс.

– Умеешь ты выплюнуть пошлость в самый неподходящий момент! Вот поэтому у тебя с девчонками проблемы.

– Извини, вырвалось… Чего дальше-то?

– Эффект гипервентиляции. Понимаешь, другие сразу теряли сознание, очухивались через пять минут, сидя на унитазе, под всеобщее веселье. Понятно, что последние воспоминания «подопытных кроликов» относились к шестнадцатому вдоху. А у меня все произошло иначе…

– Кто спорит, ты у нас с пеленок серьезный чел.

– Еще раз перебьешь, я тебе это в череп запулю. – Он многозначительно обхватил полупустую бутылку за горлышко.

– Я понял, продолжай.

– В тот день в туалет заглянула завуч Рыбакова. Мы ее Муреной прозвали. Так вот. Тетка эта ничего интересного собой не представляла. Довольно примитивная, вредная, страшная, озабоченная поисками богатого мужика – ну, в общем, обычный школьный набор. Единственная фишка: она почему-то считала, что школа – это ее вотчина. И мужской сортир в этом смысле – не исключение. Она туда часто без стука входила, чтобы курильщиков гонять. Сейчас-то я понимаю, чего ей хотелось… Короче, обычно кто-то из пацанов на стреме стоял, а тут все увлеклись процессом. Мурена влетела в тот момент, когда я будто бы сознание потерял.

– Почему «будто бы»?

Он нацелился в меня бутылкой.

– Молчу…

– Фокус в том, что объективно я его потерял, а субъективно – нет. В тот момент, когда Витька меня обхватил, в моей голове как будто что-то щелкнуло… Нет, не то… Это непросто описать. Сперва было ощущение сжатия, мое «я» сконцентрировалось в одной точке в глубине мозга, где-то в районе переносицы, затем оно расширилось, как бы покинуло тело… Я ощущал связь со своей физической оболочкой и в то же время видел себя как бы со стороны. Мало того, я видел старшеклассников, радужные оболочки вокруг их тел, видел Мурену, которая направлялась к мужскому туалету, и мне показалось… – Макс предостерегающе поднял руку: – Только без комментариев… Короче, мне показалось, что я знаю то, о чем думают все участники видеоряда. И еще такой звук, как будто зуммер тихо жужжит… Влетает Мурена, что-то кричит. Слов не разбираю, но вижу, как меняется ее аура, а заодно и всех пацанов, что попались ей под горячую руку.

– И что потом?

– Ничего особенного. Следующее воспоминание: меня приводят в чувство при помощи холодной воды. Но что самое любопытное: изменилось восприятие времени, оно стало восприниматься дискретно – как серия отдельных кадров, растянутых в перспективе. Мне показалось, что прошло минут двадцать, не меньше. Позже я узнал, что сеанс выхода в тонкий план длился не более трех минут…

Слушая Макса, я вдруг вспомнил случай в анатомичке, сеанс аутопсии. Когда профессор рассек четырехглавую мышцу бедра, у трупа натурально дернулась голень в коленном суставе. Алка в ужасе завопила: «Господи!.. Он еще жив!» За спиной послышался стук падающего тела.

Подобный случай сможет припомнить любой медик, но вот что странно: мне тоже показалось, что покойник на секунду ожил.

Между тем мой друг продолжал:

– Эпизод этот, несмотря на давность лет, застрял в моей башке капитально. Уже в институте я прошерстил всю литературу по эротической асфиксии. И вот к какому выводу пришел: процесс кислородного голодания, то бишь гипоксии мозга, проходит у меня не так, как у других, что маловероятно, либо появились некие неучтенные факторы, которые привели к феномену выхода из тела.

– Надо же! А я думал, тебя в то время только бабы интересовали…

– Вот именно! Но далеко не все. Биосоциальная программа большинства девушек элементарна, и тебе она известна не хуже меня. Сексуальный наркотик примитивен. С определенного момента я стал крутить романы с девицами, которые могли бы мне помочь. Помнишь Ирку с нейрохирургии, Аньку с токсикологии? – Макс на секунду задумался. – Да, много их было… Знал бы ты, с какими крокодилами порой приходилось ложиться в постель. Но чего не сделаешь ради дела…

Перед моим мысленным взором предстали дивные Машкины ножки. По моим данным, это была единственная девушка, которую Макс так и не сумел затащить в постель или не особо пытался.

Макс пощелкал пальцами:

– Эй, ты еще здесь? Больше рома не получишь.

– Я тут, – поспешил заверить я.

Мой приятель с энтузиазмом принялся излагать свою теорию:

– У нас по теме атипичной асфиксии почти голяк, пришлось собирать материал на Западе. Помнишь, я в Лондон летал в прошлом году?

– Только не говори, что ты все каникулы провел в лондонской библиотеке!..

– Почти. Парочку дней, конечно, оттянулся. Не в этом суть. Чем больше я углублялся в тему, тем больше понимал, какой гигантский сопутствующий пласт информации придется поднять. С биохимией и нейрофизиологией мозга проблем не предвиделось. В конце концов, это мой хлеб. Но для эксперимента требовался высококлассный программист. Как я его искал – отдельная история…

– Стоп… Какого эксперимента?

– Того самого.

Он ткнул пальцем в пол.

– Именно там, в кресле, я испытал такой оргазм, о котором ты даже понятия не имеешь.

Я вспомнил свои жалкие победы на любовном фронте: всего две девушки, с которыми я переспал. Не знаю, но где-то в глубине души меня одолевали сомнения, со мной они занимаются любовью или с кем-то другим. Обе закрывали глаза, погружались в свои ощущения, стонали, в конце концов мне становилось неловко, а эти сомнения – не самая лучшая приправа для оргазма.

Подчиняясь духу противоречия, я пробормотал:

– Почему не имею?..

– По определению. Вершина сексуального экстаза наступает, когда возбуждение достигает резонансных величин. Веришь, я испытал такой улет, для которого слов еще не придумали. Это тебе не пошлый секс с теткой.

– Предпочитаю последнее… Макс, давай короче, поздно уже.

– Ты, наверное, слышал, что повешенные испытывают в момент смерти спонтанную эрекцию и эякуляцию. Не у всех, конечно, – доминанта страха куда сильнее. Позже этот факт объявили мифом, связав возбуждение с разрывом спинного мозга и травмой нервных окончаний. Теперь следи за мыслью! Экспериментируя с различной степенью удушения, я достиг управляемого оргазма. Нет, даже не оргазма… Это состояние можно определить как крайнюю степень удовольствия. Наверное, нечто подобное испытывает наркоман во время кайфа. Только зависимость не возникает.

– Похоже на опыт с крысой и педалью?

– Это слишком грубое приближение. Крыса, нажимающая на педаль и получающая электрический импульс в центр удовольствия, не понимает, что с ней происходит, а я могу контролировать не только силу, но и глубину погружения.

– Каким образом?

– С помощью специального сенсора.

– Удушение… Макс, ты что, спятил?! Это же больно, в конце концов.

– Вот! В этом вся суть! Не зря я, как сексуальный маньяк, пахал причинным местом. Мои девочки постарались на славу и достали все необходимые компоненты. Препарат, который я получил, полностью исключает болевой компонент. Остается лишь эффект странгуляции сонной артерии. Более того, с помощью «Винзи»…

– Винзи?..

– Я его так назвал. Мозг без всякой химии стимулирует спонтанный выброс гормонов счастья, как будто в центр удовольствия подается слабый электрический импульс. Как это происходит, я еще не очень разобрался.

– Все это, конечно, очень интересно, но я тут при чем?..

– Мне нужен помощник. Хотя бы для того, чтобы зафиксировать меня в кресле. Кроме того, ты будешь контролировать процесс. В одиночестве такие игры опасны. Я уже один раз попробовал. На тот свет, как видишь, не отправился – при опасном уровне кислородного голодания срабатывает блокировка. Вот этот датчик с таймером, который соединен… В общем, это неважно. Не буду грузить тебя техническими подробностями.

– Похоже на коматозников.

– Нет, там вообще была жесть. Ребята закидывались до клинической смерти. Мы держим терминальное состояние.

– Кто это «мы»?

– Ну я! Не придирайся к словам. Короче, компьютер следит за всеми процессами и обеспечивает обратную связь между моим состоянием и натяжением ленты. Если возникает угроза тяжелой гипоксии, натяжение автоматически ослабевает. На крайняк, мало ли что, ослабишь вручную – это предусмотрено. Потом наложишь кислородную маску и сделаешь инъекцию, нормализующую мозговое кровообращение. Я все приготовлю. Учить тебя не надо. Это твой хлеб.

– Понятно…

Он не обратил внимания на мою кислую мину.

– Прикинь, я опроверг идею Джея Вайзмана о принципиальной невозможности управлять риском при БДСМ. При помощи препарата, который я ввожу, кровь, обогащенная кислородом, поступает не во все участки мозга, а только в выборочные. Все зависит от дозировки. При этом эффект каждый раз разный. Иногда появляются удивительные зрительные и тактильные галлюцинации, в других случаях – сексуальное возбуждение. Я стремлюсь подобрать состав, который помог бы мне, ненаучно выражаясь, выйти в астрал. Сам понимаешь, необходимы опыты, причем не только на себе самом.

– Не знаю, кто такой Джей Вайзман, но на электрический стул я не сяду.

– Ты мне друг или нет?

– Слушай, а почему бы тебе не пригласить какого-нибудь разочаровавшегося в жизни юношу, мечтающего о переходе в мир иной… Нет, лучше очаровательную девушку с разбитым сердцем. Представь, вначале вы занимаетесь любовью, потом ты усаживаешь ее обнаженную в это кресло. Она сексуально подрыгивает длинными ногами. Полные груди сотрясаются, соски твердеют от невероятного притока крови. А ты стоишь рядом и со смаком наблюдаешь, как ее пронзают оргазмические конвульсии. И в самый последний момент, когда она готова умереть, ты возвращаешь ее к жизни.

– Тебе бы порнорассказы писать, а не в медицинском учиться.

– У меня еще все впереди.

– Влад, это серьезно: мне некого больше просить. Ты мой лучший друг и без пяти минут анестезиолог. В компах разбираешься…

– А если ты вдруг окочуришься на этом гребаном троне, мне что, на зоне интернатуру заканчивать?

– Я предвидел этот вопрос.

Он выудил их нагрудного кармана бумажку и вручил ее мне с таким видом, словно показывал гаишнику депутатское удостоверение.

Я прочитал рукописный текст:

«Я, Крупицкий Максим Эдуардович, полностью инициировал медицинский эксперимент, в котором обманным путем вынудил участвовать моего друга Каюрова Владислава Сергеевича. Полностью сознаю опасность, которой подвергаю свою жизнь и здоровье. Всю ответственность за возможные последствия проведенного опыта беру на себя…»

– Ну и что? – пожал я плечами. – Дадут три года условно. И это в лучшем случае, если эта твоя бумажка не исчезнет из уголовного дела.

Макс наполнил бокалы:

– Короче, завтра с утреца и начнем.

– С бодуна, что ли?

– Тебе-то что? В кресло ведь я сажусь. Вообще, это даже к лучшему – давление повышено, организм в остаточной интоксикации. Кстати, ты не замечал, что после пьянки очень хочется уединиться с девушкой? Организм при сильном алкогольном опьянении находится в состоянии, близком к смерти, и инстинктивно стремится к продолжению рода.

Я помолчал. С ним вообще можно рта не раскрывать, пауз не дождетесь.

– Короче, не буду грузить тебя подробностями. Завтра мы открываем новую страницу нашей биографии.

Тогда я и не подозревал, насколько он окажется прав.