ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Дариус сидел в своей клетке, опершись спиной на железные прутья. Его запястья и лодыжки были закованы в кандалы, соединённые между собой длинной тяжёлой цепью, всё его тело было в ранах и синяках и казалось таким тяжёлым, будто весило тысячу фунтов. Повозка подскакивала на ухабах, а Дариус смотрел сквозь решётку на пустынное небо и чувствовал себя бесконечно одиноким. Они ехали по бесплодной равнине, где, насколько хватало глаз, не было ничего, кроме пустоты. Создавалось впечатление, будто они давно покинули границы мира.

Крыша повозки была накрыта брезентом, но солнце проникало в промежутки между прутьями и ложилось полосами на пол, обдавая пленника волнами жара, заставляя его потеть даже в тени, и усиливая его мучения.

Но Дариус уже не обращал на это внимания. Его тело, распухшее от шишек и гематом, жгло с головы до пят, а конечности ныли после долгих дней боёв на арене. Он не мог уснуть, поэтому время от времени просто закрывал глаза и пытался прогнать воспоминания, но всякий раз ему начинали мерещиться лица его друзей, погибших в бою рядом с ним: Дезмонд, Радж, Люци и Каз – всех их настигла жуткая смерть. Все они умерли, чтобы он смог выжить.

Он был победителем, совершил невозможное, но сейчас это не имело для него значения. Он знал, что близится его смертный час, что наградой за все его подвиги станет путешествие в столицу Империи, где его заставят развлекать публику на ещё большей арене, сражаясь с ещё худшими врагами. Вместо кубков и почестей, за свою отвагу он получит только смерть.

Дариус предпочёл бы умереть прямо сейчас, не проходя всё это заново. Но даже это было не в его власти – он был скован и беспомощен. Сколько ещё должны были продлиться его пытки? Почему он должен увидеть смерть всех, кого любил, прежде чем умереть самому?

Дариус снова сомкнул веки, тщетно пытаясь ни о чём не думать, как вдруг к нему вернулось воспоминание из раннего детства. Он тогда играл во дворе дедовской хижины – махал посохом и молотил им по стволу дерева, пока наконец дедушка не выхватил игрушку у него из рук.

"Нельзя играть с палками", – накинулся на него старик. "Хочешь привлечь внимание имперцев? Хочешь, чтобы они считали, будто ты – воин?"

Дед переломил палку через колено, и Дариус вспыхнул от гнева. Это была больше, чем палка – это был его всемогущий посох, его единственное оружие. Этот посох был для него всем.

Да, я хочу, чтобы они знали, что я – воин. Никем другим я быть не желаю, – кричал Дариус про себя.

Но, когда дед развернулся и пошёл прочь, ему не хватило духу сказать это вслух.

Дариус поднял обе части палки, и слёзы, покатившиеся у него из глаз, полились на обломки дерева в его руках. Он поклялся, что однажды отомстит Империи за всё – за свою жизнь, свою деревню, свой народ, и всё, с чем они мирились столько лет.

Он уничтожит всех врагов. И его воинская слава разнесётся по миру.

*

Дариус не знал, сколько проспал, но, проснувшись, сразу заметил, что снаружи яркий утренний свет сменился тускло-оранжевым предвечерним, и пустынное солнце начало клониться к закату. Ветер стал намного прохладнее, и его раны занемели, лишая его возможности пошевелиться и устроиться хоть немного удобнее в тесной повозке. Лошади неустанно трусили по жёсткой каменистой дороге, его голова от тряски постоянно билась о металл решётки, и ему казалось, что его череп вот-вот расколется. Он протёр глаза, стряхивая запёкшуюся грязь с ресниц, думая о том, долго ли ещё осталось до столицы. По его ощущениям, они уже должны были доехать до края земли.

Он несколько раз моргнул и выглянул наружу, ожидая увидеть там неизменную пустоту до горизонта. Однако, на этот раз он разинул рот от открывшегося зрелища. Впервые с начала поездки он даже сел прямее, чтобы лучше видеть.

Повозка замедлила ход, стук лошадиных копыт стал немного тише, дорога стала гладкой, и Дариус жадно всматривался в новый незабываемый пейзаж: там, посреди пустыни, как оплот какой-то потерянной цивилизации, вздымалась огромная городская с стена, доставшая до неба и простиравшаяся во все стороны, без конца и края. На ней выделялись огромные золотые двери, над которыми на парапетах рядами выстроились имперские солдаты. Дариус с первого взгляда понял, что они прибыли в столицу.

Звук дороги изменился – теперь лошади глухо стучали подковами по деревянному настилу, и Дариус, опустив взгляд, увидел, что повозка въехала на изогнутый откидной мост. Они проехали мимо сотен стражников, охраняющих мост с обеих сторон, и те проводили их настороженными взглядами.

Небо сотряслось от оглушительного скрежета, и Дариус увидел, как впереди, будто желая его проглотить, отворяются невероятно высокие створки золотых дверей. За ними показался сияющий город – самый величественный из всех, что ему доводилось видеть. Не было никаких сомнений, что сбежать из такого города невозможно. В подтверждение его мыслям, до Дариуса донёсся отдалённый громоподобный рёв, который он немедленно узнал – так ревела арена, новая арена, полная жаждущей крови публики. Именно она должна была стать его последним пристанищем. Он не боялся, только молился о том, чтобы умереть стоя, с мечом в руках, до конца не предав свои идеалы чести.

Загрузка...