Рыжая Соня и подземелье Пифона

Глава первая

Не по душе были Рыжей Соне такие поручения… И хотя кто она такая, чтобы спорить с Разарой, владычицей Логова Волчицы, но на сей раз недобрые предчувствия были столь сильны, что она едва не восстала против железной дисциплины» обители.

Хуже всего, что ехать выпало одной, без Севера. Тому пришлось спешно отбыть на немедийскую границу, где посланцы Логова вот уже несколько лун кряду тщились отыскать ход в древние подземелья Пифона.

Нельзя ли дождаться его возвращения?.. Но Разара была непреклонна. Поручение было передано прямо из Похиолы, а с желаниями Лухи шутить не стоило; выехать надлежало немедля.

— Белая Рука уверена, что в Коринфии затевается нечто очень важное. Это может иметь жизненные последствия для Волчицы и других Зверобогов…— Вот и все, что владычица сочла нужным объяснить Соне.

Зверобоги в Коринфии?.. Воительнице это показалось странным. Насколько она знала, в тех краях единственным богом признавали Митру, ни одному из проповедников иных культов не удалось там закрепиться. Но Разара не сомневалась в том, что сообщили ей сестры Белой Руки.

— Гриф и Змея готовы сойтись там не на жизнь, а на смерть,— гласило послание.

— Но на чьей стороне Волчица? И что нам за интерес в этом споре? — Как ни старалась, Соня не могла себе представить никого из этих божеств в роли союзников Логова. Это все же не Рысь и не Лиса…

Разара пожала плечами.

— Вот это тебе и надлежит выяснить. Поезжай тайно, не раскрывай кто ты и откуда. Просто — смотри в оба. Мы верим, что ты примешь верное решение.

Решительно, Рыжей Соне все это было не по душе. Но теперь ей стал ясен тайный смысл задания. Ведь в магических битвах не обходится без древних артефактов — на поиски этих сокровищ частенько посылали их с Севером. Вот и сейчас Белая Рука, как видно, надеется, что воительнице удастся раздобыть нечто подобное… либо выведать секреты давно сгинувших времен.

И теперь путь ее лежал из северных краев в далекую Коринфию. В небольшое княжество, именуемое Тальмешем.

Простившись с друзьями, Соня отправилась в дорогу… И не прошло и седмицы, как самые дурные предчувствия ее начали сбываться.

На южной границе Бритунии, на постоялом дворе ее попытались ограбить. Хозяин, подлый ублюдок, подсыпал гостье в вино какой-то отравы… Она вовремя учуяла неладное, сумела отбиться, даже одурманенная гнусным снадобьем, однако яд подорвал ее силы.

В лесу ей удалось отыскать нужные для лечения травы. И все же отрава проникла глубоко в кровь, и изгнать ее оказалось не так-то просто.

Превозмогая слабость, она все же продолжила путь. Но на подъезде к коринфийской границе жесточайшая лихорадка свалила девушку с ног. Посреди пустынной дороги, в горах, без всякой надежды на помощь и дружеское участие…

Последней мыслью Сони, перед тем, как она без чувств свалилась с седла, было: Гриф и Змея… будьте прокляты во веки веков!

— Она еще жива? — спросил низкий голос.

— Да, мой господин. Что-то бормочет, но слов не разобрать. Боюсь, у нее сильная лихорадка…

— Там, в кустах, наверное, ее лошадь. Красивое животное! Перенесите женщину сюда! Осторожно же! Оботрите ее холодной водой, это ей поможет! И попробуйте чем-нибудь покормить!

— Мой господин, а вдруг она…

— С этим выродком Нгаигароном и его черной шайкой? Вряд ли, Садгур! Вряд ли! Посмотри на нее. Если она придет в себя, мы сможем привлечь ее на свою сторону. Держите же ее осторожно!

— А какая красавица!..

— Да, да. Но, похоже, с клинком обращаться умеет. Посмотри на мозоль на ее правой руке; клянусь, ей не раз приходилось орудовать мечом! Теперь оставьте ее. Когда доберемся до лагеря, пошлем человека за лошадью. И выставим двойную охрану, ведь ночь уже не за горами!

— Сегодня ночью, пока в городе идут грабежи, Нгаигарон ничего не предпримет, даю голову на отсечение!

— Он предпримет все, что сможет, Садгур, чтобы найти нас и убить! Поверь мне! Теперь, когда эта девчонка связывает нас, это очень легко. Мы должны склонить ее на свою сторону: нам понадобится каждый меч, который сумеем добыть!

Вскоре после захода солнца Соня проснулась от шума голосов.

Итак, она еще жива!

Попытка сесть оказалась неудачной: мышцы не слушались.

Неподалеку раздались шаги. Женщина шире открыла глаза и содрогнулась, увидев перед собой огромного, закованного в доспехи человека с хмурым лицом и темной взъерошенной бородой. Ее инстинктивным желанием было потянуться за мечом и вскочить на ноги.

Она попыталась подняться, застонала и закашлялась.

— Ты проснулась? — громко произнес высокий мужчина, внимательно разглядывая ее. Затем отвернулся и бросил в сторону: — Она проснулась, мой господин!

Сначала появились сапоги, потом — светлокожее, усатое лицо в обрамлении шлема. Красивое лицо, несмотря на отметины боли и усталости.

— Ты проснулась, женщина?

Соня помотала головой, пытаясь привести в порядок мысли, несколько раз тяжело вздохнула, словно от лихорадки можно избавиться так же легко, как от похмелья.

— А ну-ка…

Сильные руки подхватили ее. Соня слабо подалась вперед, села и снова помотала головой. Мир плыл — мир сумерек, костров и факелов. Она увидела толпу вооруженных людей, за ними лошадей в полном снаряжении, и снова людей, и снова сумерки.

— Где…?

— Хотя бы сейчас не думай об этом! — Красивый человек повернулся и сделал жест рукой.— Садгур!

Огромный хмурый воин кивнул и протянул свой кожаный бурдюк; второй взял его, развязал и приложил к запекшимся губам Сони.

— Вода. Пей потихоньку. Ты очень потела, тебе нельзя пить слишком быстро и много!

Но она жадно пила и пила, пока у нее не отняли флягу. Она попыталась устроиться поудобнее, и мужчины помогли ей опереться о ствол дерева.

— Где я?

— У подножья холмов, к востоку от Тальмеша.

— Тальмеш?

— Нет, ты не в Тальмеше, ты у холмов, которые находятся за ним. Это внизу, в долине. Меня зовут Теммар, а Тальмеш — это мой родной город.

— Что произошло? Как я…

— Спокойно! Ты не думаешь, что тебе надо поесть? Да? Пожалуйста, Садгур! — Когда здоровяк ушел, Теммар продолжил:— Ты подхватила горную лихорадку. Самое худшее уже позади, но. тебе повезло, что ты доехала до долины. Если бы ты свалилась в горах, то уже была бы мертва!

Соня пыталась все вспомнить.

Застывшие и расплывчатые воспоминания о вращающихся звездах, тошноте и освещенных лунным светом деревьях вихрем пронеслись в ее голове. Она подняла взгляд на Теммара и изо всех сил сосредоточилась. У него были глубокие голубые глаза, ясные й уверенные. Соне понравились эти глаза, она чувствовала, что ему можно верить.

— Как вы меня нашли?

— Мы беглецы.— В его голосе появились нотки горечи.— Всю последнюю седмицу мы сражались за Тальмеш, но потерпели поражение и скрылись в горах.

— Тальмеш — ваша родина?

— Да. Вот твоя еда.

Садгур вернулся с треснувшей деревянной чашей; он наклонился и протянул ее Соне. Она попыталась поднять руки, но не смогла. Теммар взял чашу и помешал еду большой деревянной ложкой.

— Здесь немного. Похлебка из дичи, которую нам удалось поймать, с крупой, которую мы захватили, убегая из Тальмеша. Не очень вкусно, но зато питательно!

Он поднес ложку к ее губам. Соня попробовала еду и проглотила.

— Я предпочитаю есть сама,— она потянулась к чаше.

— Ты думаешь, это тебе удастся? — улыбнулся Теммар.

Он поставил чашу ей на колени, и она дрожащей рукой поднесла ложку ко рту.

— Ты можешь сказать, кто ты такая? — спросил Теммар.

— Рыжая Соня.— Съев первые несколько ложек, она почувствовала прилив сил.— Рыжая Соня, гирканка.

— Наемница?

— Да. Вольная наемница! Всю мою взрослую жизнь я действую самостоятельно.

— Понятно. Ищешь дело?

Соня пожала плечами.

— У меня еще есть немного золота, если только…

Она положила ложку и потянулась к поясу. Кошелек по-прежнему висел на месте.

Теммар понимающе улыбнулся.

— Никто его не взял. Тебе повезло, что в горах на тебя не напали грабители!

Соня вернулась к еде. Однако мгновение спустя ее охватила тошнота и головная боль. Она уронила чашу на землю, разлив остатки пищи.

— Сюда, Садгур!

— Прах и пепел! — слабым голосом бормотала Соня,— Я в порядке. Дайте мне время, и я оклемаюсь. Я…

— Ты еще слаба, Рыжая Соня! Не борись с этим, ты сделаешь только хуже. Утром ты почувствуешь себя сильнее.

— Но я…

— Проклятье, женщина, лежи спокойно и отдыхай!

В голосе Теммара промелькнули гневные нотки, словно он был отцом, заставлявшим больного ребенка лечь в постель. Соня почувствовала, как Теммар и Садгур подняли ее и поднесли поближе к огню. Она неподвижно лежала, тяжело дыша, чувствуя на лице и теле тепло костра.

Кто-то набросил на нее одеяло и аккуратно подоткнул под ноги, бедра, плечи и шею. Под голову вместо подушки подложили скатанный плащ.

Когда Соня снова погрузилась в свою горячую дрему, ей в лихорадочном сне привиделся пожар, и Теммар, ставший почему-то ее отцом, помогал ей выскочить из огня. Пробудившись, затем она опять заснула, спокойно, без сновидений.

Теммар и Садгур сидели у огня вместе с военачальниками, спасшимися вместе с ними.

— О чем ты думаешь? — спросил один из них своего господина.

— Об этой девушке с мечом — Теммар посмотрел на спящую Соню — Мы могли бы принять ее в свой отряд…

— Чтобы сражаться с Нгаигароном? А достаточно ли она сильна, чтобы сражаться с колдовством?

— С колдовством она, наверное, в свое время встречалась.— Теммар продолжал пристально рассматривать лежащую перед ним красавицу,— Вероятно, ее появление — доброе предзнаменование!

С горного склона в лагерь спустились дозорные.

— Тальмеш еще горит!

Сумерки сменились полной темнотой.

Теммар хлопнул себя по коленям, встал и снова сел.

— Успокойся,— произнес Садгур.— Мы еще вернемся туда!

— Он терзает мой народ,— с горечью выдохнул Теммар.

Сидящие у других костров воины повернулись к нему. Все они устали, выбились из сил, их мучили раны, лихорадка. Все они любили своего господина, полководца, который вместе с ними покинул родной город.

Да, колдовство…

Но разве с колдовством нельзя бороться? Теммар сражался не только с Нгаигароном, кушитским колдуном, который был кровожаден, жесток, и нападения которого они ожидали в любую минуту.

Но Нгаигарону, каким бы колдуном он ни был, никогда не позволили бы войти в ворота Тальмеша! И никогда, если бы не изощренное предательство, он не завладел бы женой Теммара, Идзурой!

Теммар сжал кулаки, и при свете костра было видно, как помрачнело его лицо. Его жена открыла ворота колдуну. Идзура, которую он любил всем сердцем, к которой спустя семь лет относился как к невесте — нежно и трепетно! Идзура, волевая, сильная, но в то же время любящая, понимающая и заботливая…

Идзура, дочь покойного правителя Ираниста-на, дочь тревоги и изгнания, стремящаяся к власти и приключениям… Зачем она это сделала? Чтобы навредить ему, Теммару? Он до сих пор не мог в это поверить.

Девять месяцев назад Нгаигарон прибыл в Тальмеш. Он развлекал двор, и Идзура была им очарована.

Теммар заметил это, но ему и в голову не пришло, что все настолько серьезно. Правитель Тальмеша был философом, терпимым и справедливым во всех своих поступках. Но терпимость и справедливость оценят лишь те, кто сам обладает подобными качествами. Только теперь Теммар понял, что она, вероятно, тогда влюбилась в колдуна и в течение нескольких месяцев тайно готовилась к тому, чтобы открыть ворота и помочь Нгаигарону захватить Тальмеш.

Но почему? Почему Идзура захотела предать мужа и город, которым правила?

Даже если учесть ее увлечение колдуном, это был огромный риск.

Почему Нгаигарон так хотел завладеть Таль-мешом, выбрав его из стольких коринфийских княжеств? Может быть, он желал только Идзуру? Идзуру, которая допустила, чтобы Нгаигарон, со своим колдовством и своими наемниками, ворвался в Тальмеш и завоевал его?

На горных склонах каждый знал, что никто иной как жена владыки Теммара открыла ворота города завоевателю. И Теммар понимал, что все, несмотря на верность, любовь и доверие к нему, обвиняют в этом и его. Ведь власть заключается не только в том, чтобы предводительствовать на войне, распоряжаться казной и вершить правосудие. Теммар должен был знать себя и своих окружающих.

Жители города храбро сражались против колдовства и отрядов Нгаигарона, но они были беззащитны против предательства, против женщины, которая нанесла своему повелителю удар в спину, хотя уверяла, что любит его.

Тальмеш был маленьким городком, окруженным старыми крепостными стенами. Старый город — гораздо старее, чем полагали его жители. Тальмеш — это имя ему дал коринфийский правитель сто лет назад. Прежде он был известен, как Акасад, а еще раньше, как Кор-ду-ум: «ничего, кроме стен». О еще более ранних временах история умалчивала, но существовало множество преданий о том, что под фундаментами зданий, глубоко под землей, залегали старинные катакомбы. Современная жизнь Тальмеша была лишь внешней оболочкой, прикрывавшей гораздо более древнюю и зловещую историю.

Легенда гласила, что в старину он служил убежищем для колдунов и темных служителей культа. Да, Тальмеш надежно хранил тайны в своем старом чреве, а Нгаигарон решил выпустить их наружу.

Идзуре, владычице Тальмеша, об этом было известно, и потому она охотно вступила в .сговор с колдуном, в чьи намерения входило оживить древние темные силы, которые дали бы ему неограниченную власть, быть может, над всей землей.

Сейчас целые кварталы Тальмеша были охвачены огнем, а многие его жители либо уничтожены, либо обращены в рабов. Идзура сидела в своих покоях во дворце Тальмеша и, не обращая внимания на доносившиеся сюда крики, внимательно рассматривала свое отражение в полированном серебряном зеркале.

Она спрашивала себя, что за черные тени пролегли у нее под глазами? Или это масляные лампы сослужили ей дурную службу? В конце концов, это нужно выяснить!

Женщина встала, поспешила к большому зеркалу — и осталась довольна собой.

Высокая, стройная, но пышногрудая, она всегда привлекала внимание мужчин, что ей очень нравилось. Подобно темпераменту, ее красота была изменчива, загадочна, и ничуть не увяла с годами

С того момента, как Нгаигарон ворвался в город, Идзура его еще не видела, но знала, что, когда наконец стихнут в ночи все эти ужасные крики, ее мрачный любовник придет к ней, и они отпразднуют его победу! Вот настоящий повелитель, которого стоит любить, а так же всячески ублажать!

Идзура родилась дочерью правителя без подданных. Жизнь заставила ее стать проституткой в стигийском борделе, потом пленницей в гареме туранского правителя, и вот уже семь лет она жена Теммара. Идзура полагала, что в ней есть что-то от колдуньи, и пыталась учиться магии. Причем, небезуспешно.

Она вспомнила, как десять месяцев назад, когда Теммар на одном из пиршеств поднял кубок за своего гостя, Нгаигарона, они с черным колдуном посмотрели друг другу в глаза, и между двумя искателями вселенской власти сразу возникло взаимопонимание.

Идзура хлопнула в ладоши. Единственная оставшаяся в доме служанка, поспешила к ней и, по просьбе Идзуры, поправила на ее голове ти-ару.

— Я красива, не так ли? — спросила та.

— Ты очень красива, госпожа!

— Сегодня историческая ночь, Энади. Ты это понимаешь?

— Да, госпожа.

— Ты вся дрожишь!

Из окна снова донеслись отдаленные крики.

— Ты боишься смерти? — Идзура внимательно смотрела светловолосой девушке в глаза.

Энади молчала; но ее испуганный взгляд говорил гораздо красноречивее.

Идзура мягко улыбнулась.

— Тебе нечего бояться, дитя мое. Я твоя госпожа. Я тебя защищу. Ты родилась под счастливой звездой, потому что будешь служить новому поколению могущественных колдунов и правителей. Разве тебе это не нравится?

— Д-да… да, конечно…— пробормотала Энади.

— Неужели не нравится?

— Я сделаю все, что могу… чтобы служить тебе, моя госпожа. Ты это знаешь!

— Скоро придет Нгаигарон! Подойди ко мне, Энади!

— Да, моя госпожа.

— Поцелуй меня, Энади! Разве я не красива? Мой поцелуй защитит тебя! Подойди!

Энади сделала робкий шаг вперед. Идзура положила руки на плечи девушке и широко улыбнулась.

— Поцелуй меня,— прошептала она.— Я защищу тебя!

Энади очень осторожно подалась вперед, откинула голову, закрыла глаза и слегка раздвинула губы. На ее лбу и щеках выступили сверкающие бисеринки пота.

Она почувствовала легкое прикосновение губ госпожи. Энади чуть не задохнулась от пряного запаха духов и благовонных масел Идзуры.

Когда госпожа поцеловала ее, Энади попыталась отстраниться, но Идзура внезапно вонзила ногти в плечи девушки, грубо притянула к себе и укусила за нижнюю губу.

Энади вскрикнула, широко раскрыла глаза от ужаса и отпрянула.

Идзура снова мило улыбнулась и хищно облизнула свои белые зубы. На ее нижней губе блестела кровь.

Губа Энади пульсировала от боли. Она неистово терла ее пальцами, глядя на струйку крови на своей руке, потом на госпожу, потом снова на пальцы…

Девушка тихо заплакала от боли.

— Кровавый укус,— промурлыкала Идзура.— Я попробовала твоей крови, дитя мое! Это сильное волшебство. Теперь ты защищена!

Энади разрыдалась; ей хотелось убежать, но привычка повиноваться удерживала обиженную служанку на месте, в ожидании новых пожеланий повелительницы.

Голос Идзуры сделался более добродушным, взгляд смягчился.

— Иди же, Энади! Умойся. Теперь ты защищена!

Энади кашлянула, мотнула головой и выбежала из комнаты, подавляя рыдания.

Идзура вернулась к зеркалу, осмотрела себя при свете масляных ламп и начала растирать пальцем кровь, оставшуюся у нее на губах, отчего они стали ярко-красными, а ее красота еще заметнее.

Темной тенью, блестевшей в кромешной тьме, Нгаигарон стоял под охраной своих воинов — чернокожих наемников и всевозможных отщепенцев. Он был высоким, мускулистым, с горящими глазами, полными ненависти. На лбу, щеках и шее красовались шрамы, оставшиеся от тех давних времен, когда он не был ни колдуном, ни полководцем, ни завоевателем, а всего лишь рабом другого человека,

— Сегодня мир покорится моей воле,— мрачно бормотал он,— моим действиям!

Крики горожан действовали на него, как сладострастные стоны чувственной любовницы.

Высоко вокруг его мрачной фигуры бесновался огонь; затмевая звезды, к небу поднимались клубы черного дыма от горящих домов и храмов.

Его окружали обезображенные тела последних защитников Тальмеша. Пронзительно кричали женщины, плакали дети. Среди рева и пламени по улицам города торжественно шли воины Нгаигарона с угрюмыми лицами.

— Я сам себе господин,— бормотал он.— Я, Нгаигарон!

Он много страдал; теперь он заставит страдать других! Он знал насилие; теперь другие узнают кровь, огонь и сталь! Месть была сладостна, и, хотя он давно отомстил за свои шрамы на спине и на лбу, на щеках и на шее, он ничуть не потерял к ней вкуса.

Кроме того, это была власть, завоевание — а это значило для него еще больше. Маленькие люди мечтают только остаться самими собой, в конце концов, они только мечтают. Великие люди мечтают и претворяют мечты в свое будущее!

Его доспехи не были окровавлены, темная мантия, меч и железный нагрудник покрывали символы колдовской власти; блестящий череп был полностью выбрит, как у всех стигийских жрецов.

На шее, на золотой цепи висела уродливая деревянная фигурка птицы, а длинные пальцы правой руки сжимали скипетр, увенчанный головой змеи, открывшей рот и показывавшей клыки и раздвоенный язык.

Птица принадлежала Нгаигарону, так как он был жрецом Урму, Бога-Грифа; скипетр он украл.

Шум битвы замолк, и Нгаигарон ждал, когда начнет стихать огонь. Солдаты, свободные от патрулирования, собрались вокруг него. У всех на лбу стоял знак — глубокое «V», который он сам выцарапал каждому острыми, длинными ногтями.

Наконец пламя успокоилось, Нгаигарон повернулся и поднял руки. Он стоял перед портиком старого, давно покинутого храма в том квартале Тальмеша, который давно был облюбован проститутками, сводниками, ворами и убийцами. Здание из темного камня уже много лет использовалось как публичный дом, ночлежка, таверна.

— Богохульники разгромлены и убиты! — гремел Нгаигарон.— Теперь их кровь вытекает из тел во имя Урму, Стервятника. Пусть его жертвенники снова наполнятся!

Нгаигарон снова поднял длинные руки и сжал кулаки.

— Урму! — нараспев говорил он, и его голос звучал, как медный гонг.— Урму! Кадулу имеет!

По толпе пронесся тихий ропот ужаса.

— Урму! Живи снова! Твоя сила оживлена! Город проливает за тебя кровь, Урму! Я одержал победу ради тебя! День опять темен, Урму!

Налетел порыв ветра. Полная луна, заслоняемая клочьями облаков, внезапно засияла свободно. От порыва ветра замерцали факелы и затрепетали накидки солдат.

Огромная черная мантия Нгаигарона с легким хлопком обвила его фигуру.

— Урму! Кидеш кидера! Поднимайся, Стервятник! Распахни крылья тьмы! Посмотри своими прозорливыми глазами — перед тобой столько крови! Перед твоим клювом лежат принесенные жертвы! Твоя волшебная сила снова живет, о Урму!

Ветер подул еще сильнее; факелы вспыхнули снова.

— Урму! Подай нам знак! Закрепи нашу победу! Мы поклоняемся тебе колдовством и кровью, мы ждем твоего появления, о Урму!

Вдруг в глубине старого здания кто-то пронзительно закричал. Нгаигарон с поднятыми руками повернулся и посмотрел в сторону темного провала двери. Появился человек с безумными глазами на алебастрово-белом лице и с ножом в руке. Он на мгновение остановился в открытой двери храма.

— Псы! — пронзительно кричал он.— Псы! Взяли Тальмеш? Псы!

Он поднял нож и бросился вперед, намереваясь покончить с колдуном.

Нгаигарон рассмеялся.

Ветер пронзительно засвистел; высоко наверху один из грифов закачался, и, накренившись, рухнул вниз.

— Псы-ы! — орал сумасшедший.

Когда лишь в трех шагах от него упавшая статуя раздавила безумца, Нгаигарон снова рассмеялся.

Птица раскололась на множество кусков, ее каменный клюв окрасился темно-красной кровью жертвы.

Ветер стих, из города еще доносились стоны. Нгаигарон с маниакальным упорством продолжал завывать:

— Урму! Урму! Урму!

Но вскоре эта песнь сменилась другой:

— Нгаигарон! Нгаигарон! Нгаигарон!

Луна шла на убыль, когда он наконец покинул храм Урму, и в сопровождении наемников направился к дворцу.

Когда он вошел, воины, стоявшие на страже, поклонились и отдали честь.

Рабы с низко опущенными головами быстро побежали впереди, показывая ему путь в покои Теммара.

Там его ждала Идзура.

В комнате стояла тишина, нарушаемая только потрескиванием факелов. Идзура застыла на месте, широко открыв глаза, гордая, горящая нетерпением. Нгаигарон слегка поклонился ей и невесело улыбнулся.

Она приветствовала его так, словно он был богом, которому она поклонялась: тихо и осторожно приблизилась к нему, запрокинув лицо. Ее пальцы нервно подрагивали, как бы желая прикоснуться к нему, но готовые в любой момент отпрянуть, если его сияние будет обжигать, как пламя.

Нгаигарон протянул руки и разразился раскатистым смехом.

Идзура бросилась к нему, страстно расцеловала, обняла, глядя в его горящие глаза.

— Я твоя! — чуть дыша, произнесла она.— Город наш, Нгаигарон. Наш! Наш! А я твоя!

Из окна все еще чуть слышно доносились крики и плач. Дул свистящий ветер.

— Твоя, Нгаигарон! После столь долгого ожидания!

— Ночь мести и тьмы! — прорычал темный колдун.— Ночь крови, огня и каменных грифов, и вот… — Он легко поднял Идзуру могучими руками.— Ночь силы, победы и восторга!

Когда он со злорадной улыбкой понес ее к постели — постели Теммара — Идзура улыбалась ему в ответ.

Глава вторая

Ночь — и весь лагерь погрузился в нее, словно на дно огромного глубокого черного колодца. Вокруг возвышались лес и крутые стены гор. Высоко вверху сквозь прозрачные легкие облака светили звезды. Кое-где раздавались тихие, сонные голоса. В догорающих кострах тлели угли.

Часовые чутко, как животные, в темноте прислушивались к малейшему шороху. Руки были готовы в любую минуту схватиться за мечи.

Далеко, далеко внизу лежал безмолвный город.

Соня спала глубоким сном, как спит ребенок в чреве матери. Но Теммар, наблюдавший за ней, и также вслушивавшийся в звуки ночи, спать не. мог.

Жажда мщения снедала его, как болезнь, поднималась в нем и не оставляла, как навязчивая идея. Появление этой больной рыжеволосой вооруженной мечом чужеземки казалось Теммару чем-то вроде загадки, символа, разгадать смысл которого он пока не мог.

Конечно, это был знак, так необходимый ему знак надежды! Нельзя оставить его без внимания или усомниться! Ведь за последние месяцы он глупо, беспечно оставил без внимания столько предсказаний, загадок и знаков, а между тем внимательный взгляд и проницательный слух могли бы предупредить его о предстоящих мрачных событиях.

Теммар гневно помотал головой, встал и потянулся. Чувствуя себя окончательно измотанным, он тихо подошел к спящей Рыжей Соне, разглядывая ее, глубоко задумался, шепча короткую молитву богам,— пусть ее появление будет хорошим знаком, который удастся понять.

Недалеко от Сони лежало двое раненых. Теммар подошел к ним, тихо опустился на колени, каждому положил руку на лоб и послушал пульс. У одного пульс был слабый, у другого не было совсем.

Мысленно Теммар вычел еще одну жизнь, сделав еще одну отметку в пользу Нгаигарона и Идзуры. Его жена…

— О Боги, приведите ее ко мне! — тихо бормотал он.— Приведите и позвольте мне медленно задушить ее! Позвольте этим измученным людям разорвать ее на куски, сделайте так, чтобы она умирала и воскресала много раз, чтобы она ощутила страдания и смерть каждой своей жертвы! Каждой моей жертвы! Да, моих жертв! Ведь я тоже за это в ответе!

Излив душу в молитве, он прошел мимо раненых и подошел к часовому. Солдат отдал ему честь. Теммар что-то быстро ему прошептал; воин не понял.

— Иди,— повторил Теммар.— Поспи. Я не могу отдыхать, я покараулю за тебя.

Часовой не выразил особого удовольствия.

— Все в порядке, мой господин. В самом деле…

— Никто из нас не в порядке! Поспи! Сегодня ничего не случится — если Мы сами об этом не позаботимся.

— Как… тебе будет угодно, мой господин!

Воин, отдав честь, зевая, ушел. Теммар уставился на призрачные огни Тальмеша.

У себя за спиной он услышал вздох часового.

Теммар тотчас же обернулся.

— В чем дело?

Тот кивнул в сторону густых зарослей кустарника, частично скрытого горными скалами и почти полностью невидимого в ночной темноте.

Теммар спокойно подошел к часовому и знаком велел ему молчать.

Солдата била нервная дрожь. Он вынул короткий меч и показал им в сторону темного леса. Теммар положил ему руку на плечо и, близко наклонившись, прислушался.

— Что? — спросил он.

— Кажется, шум.

— Ты уверен?

Долгие мгновения тишины, темноты, стоны спящих. От пристального взгляда в темноту у Теммара заслезились глаза. Он почти почувствовал, как его покидает уверенность в том, что он еще жив, и тем более в том, что он может что-то услышать…

— Послушай! — прошептал солдат.

Теммар сделал шаг вперед. Да, определенно, в лесу кто-то двигался.

— Митра! — прошептал часовой с нарастающим напряжением в голосе.— Это Нгаигарон!

— Нет!

— Это Нгаигарон, мой господин! Это он!

— Нет! — твердо произнес Теммар.

Второй часовой, находившийся неподалеку, тоже прислушивался, наблюдая за лесом, а затем двинулся к ним. Теммар предостерег его знаком, а сам поспешил вперед, переступая через спящие фигуры.

— Что же это? — прошептал первый часовой второму.

Теммар остановился и выхватил меч.

Из-за пелены облаков луна проливала на лагерь серебристый свет, но в густую чащу он не проникал. Теммар подошел поближе.

Снова шорох, похожий на очень тихое шуршание. Правитель мысленно похвалил часового за острый слух.

Оба часовых следовали за Теммаром, пока все трое не остановились, в очередной раз услышав шорох.

— Нгаигарон! — с пронзительным криком первый часовой, внезапно прыгнул вперед.

Правитель бросился следом, не спуская глаз с леса. Часовой, бежавший с поднятым мечом, споткнулся о спящего солдата и упал ничком. Теммар чуть было не повалился вслед за ним, продолжая пристально вглядываться в темную чащу. Словно в ответ на шум в лагере, в чаще снова раздалось долгое шуршание, и Теммару показалось, будто перед ним, словно желтые угольки, промелькнули два огня. Они сверкнули в темноте и исчезли вместе с быстро затихавшим звуком шагов.

Лицо и руки Теммара покрылись липким, холодным потом.

— Ты видел? Видел? — закричал первый часовой.

— Митра! — прошептал второй.

В лагере зашевелились. Со всех сторон с громкими криками на помощь Теммару сбежались стражники. Их многочисленные голоса слились в шумный гвалт.

— Нас атакуют!

— Это колдун!

— Мы обнаружены!

— Мечи наголо!

Теммар гневно закричал, что никакой атаки нет, что это пустяк: просто пробежал лесной зверь, а никакой не колдовской демон. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы заставить их слушать себя, после чего, вскарабкавшись на высокую скалу и подняв факел, он объяснил, что причина их страха — усталость и кошмарные сны.

— Он ждет, что мы нападем на него! — выкрикнул Теммар.— Слушайте меня, люди! Слушайте! В лесу было просто животное — животное!

Наконец все успокоились. Часовые поспешили на свои посты, а все остальные к своим шатрам. Правитель также вернулся к холодному пеплу своего костра. Он сел на камень, вокруг тихо переговаривались воины, обсуждая происшедшее. Теммар смотрел на Рыжую Соню. Переполох ничуть не потревожил ее, а, если и потревожил, то, вероятно, она предположила, что все это привиделось ей в бреду; подняться же у нее не хватило ни сил, ни воли.

Он смотрел на нее, снова и снова задаваясь вопросом, не символ ли она или таинственное послание богов. И медленно, почти невольно, его взгляд снова вернулся к опушке леса и встретился с желтыми глазами…

Желтые глаза…

Его сердце забилось чаще, былые страхи оживились, он снова вспомнил издевательский смех Идзуры.

Желтые глаза…

Конечно, глаза животного. Но был ли он в этом уверен? Если нет, то чьи же они?

Нгаигарон стоял у открытого окна и смотрел на город. В другом конце комнаты на широкой постели спала Идзура. До рассвета было еще далеко. Колдун вдыхал запахи города — запахи крови, страха, и ладана, исходившего от жертвенника идола.

— Нгаигарон… Нгаигарон…

Шепот доносился из угла комнаты. Нгаигарон оглянулся и увидел Идзуру. На белом лице сияли темные глаза.

— Разбудил? — спросил он ее.

— Я видела сон,— с милой улыбкой произнесла она.

— Я тоже видел сон, хотя и не спал.

— Я видела тебя!

Нгаигарон затворил окно, легкими шагами прошел по тускло освещенной комнате и скользнул в постель к любовнице.

— Ты великий человек,— шепнула Идзура.

Нгаигарон удовлетворенно хмыкнул.

— Мое величие заключается не в том, чего мы уже добились, Идзура, но и в том, чего мы добьемся — чего мы должны добиться!

— На этот счет у меня нет никаких сомнений!

— Я верю,— продолжил Нгаигарон,— я верю, прежде всего, в себя и в свои силы!

— Я тоже…— Она нежно погладила его по бедру и поцеловала в щеку.

— Но Теммар жив!

Немного помолчав, Идзура произнесла:

— Ты это знаешь? Но он умер в другом смысле. Он умер для меня. Он где-то прячется? Мы его найдем!

— Да. Мы непременно его найдем и сведем с ним счеты! .

— Ты боишься? — Идзура выгнула красиво очерченную бровь.

— Теммара?

— Теммара. Того, что может случиться, если он до сих пор жив.

— Я ничего не боюсь — ничего, что в моей власти. А недалек тот день, когда в моей власти будет все! — Он коснулся волос женщины, провел пальцем по изящному орлиному изгибу ее носа.— Посмотри только, ну кто еще может это сделать?

— Чувствуешь темноту? — осторожно прошептал он.— Чувствуешь? Это наша темнота, Идзура. Она любит нас, понимает нас. Мы часть темноты, ты и я. Темнота не дает дорогу свету; свет не дает дорогу темноте. Ты чувствуешь это, Идзура? Чувствуешь?

Она не без страха вдруг задала себе вопрос, не потому ли его так привлекает темнота, что он чернокожий кушит, и что белые жители западных городов дали ему почувствовать темноту как внутри, так и снаружи.

— Слушай. Слушай темноту,— шептал он, вытянув руку и поглаживая ею воздух,— Слушай, Идзура. Слушай…

Нет! Она не будет его бояться; она будет доверять ему!

— Здесь, Идзура! Здесь — моя сила! Какой еще мужчина на земле способен на это?

Она неуверенно протянула руку и прикоснулась к его обнаженной ладони, ощутив ней какой-то холодный шар.

Кромешная тьма — темнота, которую магия делала непроницаемой, и которой владел Нгаигарон!

Идзура тихо засмеялась, отчасти от нервного напряжения, а отчасти от страха.

Нгаигарон хлопнул в ладоши.

— Довольно! — сказал он.

Идзура, дрожа и смеясь, спрятала голову под подушку. Нгаигарон погладил ее спину.

— Ты устала, моя королева. Спи! Пусть я приснюсь тебе во сне!

Наконец, она заснула, дыхание сделалось ровным и неглубоким. Нгаигарон тоже заснул, видя себя во сне властелином всего мира.

Она появилась на рассвете, когда утро уже начало вступать в свои права.

Воины были заняты. Одни хоронили тела тех, кто умер этой ночью, другие готовили завтрак, третьи чистили лошадей. По всему лагерю раздавался бесконечный скрежет кремней о сталь — люди Теммара точили клинки.

Правитель доел похлебку и склонился над рыжеволосой воительницей, вслушался в дыхание Сони, промокнул холодной водой ее запястья, виски и лоб. Лихорадка уже понемногу отступала; ночью наверняка наступил перелом.

Соня не проснулась, и Теммар направился к костру, когда один из его людей произнес тихим, сдержанным голосом:

— Мой господин…

Он поднял глаза. Все смотрели в сторону дальней границы лагеря, где скалы окаймляли лес.

По лагерю пронесся ропот; руки потянулись к рукояткам мечей; зашаркали сапоги. Теммар сделал шаг вперед.

Она вышла из леса медленно, осторожно, но решительно, почти по-королеи_«ки_. Ее пронзительно-желтые кошачьи глаза пристально и неотрывно смотрели вдаль.

Когда ее взгляд остановился на Теммаре, он похолодел. Но мгновение спустя увидел перед собой только высокую, ослепительно прекрасную молодую женщину со странными глазами, смело приближавшуюся к его лагерю.

Теммар уверенно пошел ей навстречу, а его люди, как один, последовали за ним.

Женщина остановилась, Теммар тоже.

Воцарилась тишина, все пристально разглядывали незнакомку, а та неотрывно смотрела на Теммара.

Высокая и стройная, она двигалась с грацией кошки, или, скорее, змеи. На ней была белая льняная сорочка, скрепленная на плечах брошами, талию опоясывала тонкая золотая цепь. Сандалии, похоже, были сделаны из кожи ящерицы. Средний палец ее правой руки украшало незамысловатое кольцо, а на шее висела очень скромная подвеска. Ветер подхватил длинные черные волосы женщины, и они распустились, словно веер.

Смешно предполагать, подумал Теммар, что незнакомка проделала долгий путь по этим горам, да еще в таком неподходящем одеянии. Может быть, она бежала из Тальмеша?

Но он хорошо знал жителей Тальмеша, даже самых простых людей, а эту женщину видел впервые.

— Ты здесь главный военачальник? — спросила она, спокойно глядя на него.

Ее голос был так же суров, мрачен, спокоен и холоден, как ее красота.

Он откашлялся и ответил:

— Да. Правитель Тальмеша, Теммар. А ты кто?

— Меня зовут Сионира. Я пришла к тебе, Теммар. Мне очень жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах.

— При каких обстоятельствах?

Она жестом указала на лагерь.

— Тебя же выгнали из твоего города, правда? И это сделал Нгаигарон, колдун?

У Теммара снова похолодело в животе. Он услышал недовольный гул за своей спиной.

— Откуда ты это знаешь, Сионира?

— Послушай, Теммар,— начала она.— Я жрица змеиной богини Ситры, храм которой находится очень далеко отсюда. Моя госпожа послала меня на поиски Нгаигарона.

— Зачем? — с подозрением спросил Теммар.

— Потому что пришло время,— загадочно произнесла Сионира.— Давным-давно он украл из нашего храма священный предмет, и теперь я пришла, чтобы забрать его и вернуть в храм.

— Какой предмет? Оружие или колдовской артефакт? Я чувствую, ты колдунья, женщина!

— Это был Жезл Иксатла,— спокойно ответила Сионира.— Скипетр, увенчанный змеиной головой, с помощью которого Нгаигарон надеется получить еще большую власть.

Снова воцарилось долгое молчание. Затем Теммар спросил:

— Ты хочешь бросить вызов Нгаигарону? Он могущественный колдун, жрица! Ты — ты проделала весь этот путь одна от самого…

— С юга, и я преодолела гораздо большее расстояние, чем ты думаешь, Теммар. Но я из храма Ситры; не сомневайся в моем присутствии и в моих возможностях. Я проделала долгий путь в одиночестве и готова исполнить свой долг. Я обладаю магической силой, и если ты позволишь, я смогу помочь тебе и твоим людям. Но если ты меня прогонишь, то много потеряешь, ведь я не в состоянии помочь тебе против твоей воли!

Теммар долго смотрел не нее. Сумасшедшая эта женщина или говорит правду?

Садгур, приблизившись к нему, что-то проворчал, словно желая предостеречь его, но Теммар жестом велел ему замолчать и снова повернулся к женщине.

— Мы боролись с колдовством, Сионира, и оно нас победило. Но это временно, хотя люди подавлены.

— Это неизбежно. Ну что, примешь меня в свой лагерь, Теммар? Я не намерена причинить тебе вред!

Теммар глубоко задумался.

Сионира продолжала:

— В твоем лагере много больных. А тебе нужна каждая жизнь, каждый меч, который ты можешь привлечь на свою сторону. Я умею лечить! Позволь мне…

Теммар медленно кивнул. Люди отступили от нее. Сионира приблизилась к спящей Соне. Жрица склонилась над гирканкой, провела рукой над головой и грудью женщины, но к ней не прикоснулась.

— Лихорадка.— Ее голос звучал мягко.— Худшее позади, но, чтобы полностью поправиться, понадобится дня три-четыре, хотя женщина она сильная. Смотри, Теммар!

Сионира положила руку на лоб Сони. Тело больной судорожно дернулось раз, потом другой; вслед за этим она издала долгий тяжелый вздох и затихла. Сионира отняла руку, поднялась и обратилась к Теммару:

— Я сняла с нее остатки болезни и дала сил поправиться. Вскоре она проснется, свежая и здоровая. А теперь позволь мне также полечить остальных твоих больных и раненых. Ты увидишь, что я никому не причиню вреда, Теммар! Лучше помочь друг другу, или Нгаигарон будет продолжать нам вредить. Поверь мне!

Он посмотрел ей в глаза — в ее удивительно желтые глаза — и вспомнил о том, что произошло вчера в лесу.

— Поверь мне, Теммар!

Затянувшееся молчание было прервано звуками, доносившимися с неба. Все запрокинули головы: большая стая птиц летела из Тальмеша.

Теммар обернулся к Сионире. Она спокойно глядела на него.

— Это птицы Нгаигарона. Будь осторожен. Теперь колдун скоро узнает, где ты скрываешься. Эти птицы служат ему. Давным-давно он научился управлять злыми духами, возрождавшимся в образе диких птиц.

Идзура проснулась, когда уже давно рассвело. Возле нее на широкой постели спал Нгаигарон, утомленный бессонной ночью, нуждавшийся в отдыхе после вчерашних побед.

Приоткрыв веки, она осмотрела комнату из-за широкого плеча своего любовника.

Ставни были закрыты, ни лампы, ни факелы не горели, поэтому в комнате было довольно темно. Дверь комнаты была приоткрыта, и в тусклом свете к ним медленно двигалась высокая тень.

Идзура узнала одного из слуг дворца. Она не помнила имя юноши, да это было и неважно. Хотелось бы знать, что у него на уме! Идзура не дышала и не двигалась. Вдруг она заметила сверкающее лезвие ножа.

Юноша подошел поближе; слабый свет, пробивавшийся сквозь ставни, яснее обозначил его фигуру.

Идзура интуитивно чувствовала исходившее от него горячее напряжение, сильный гнев, боль и ненависть.

Слуга наклонился вперед, пригнулся, изготовившись для прыжка, и поднял нож. Идзура медленно и глубоко вздохнула. Она внезапно выпрямилась на постели, выбросила вперед руку и пронизывающим взглядом уставилась на юношу.

— Ты! — вскрикнула она.

Мгновение слуга смотрел в глаза Идзуре. Затем уверенным движением вонзил кинжал себе в сердце и закричал.

Нгаигарон мгновенно проснулся; он сел и уставился на юношу.

— Все, Нгаигарон! Все!

Широко раскрыв глаза, слуга медленно осел на пол, затем рванулся вперед, еще глубже вонзая нож себе в грудь.

— У меня получилось, Нгаигарон!

— Идзура?

— Убийца! — прошептала она.— Но он наказал самого себя!

Нгаигарон все понял. Его любовница тоже владела искусством колдовства! Он поднял руку, обнял Идзуру за плечи и улыбнулся.

— Глупцы! — прошептала Идзура.— Они никогда нас и пальцем не тронут — никогда!

…Все семеро пришли издалека — молодые колдуны надеющиеся научиться общаться друг с другом на расстоянии посредством зеркал, снов и подвластных им демонов-призраков. Они договорились встретиться в небольшой таверне в Тальмеше, старинном городе, чьи здания построены на древних каменных фундаментах, результате труда бесчисленных, давно исчезнувших поколений. Все семеро носили разную одежду: доспехи, платье торговца, плащ менестреля, но исключительно темных тонов. Объединяло их и общее загадочное выражение глаз, а также особые манеры.

Маги собирались выяснить, чему смогут научиться в старинном Тальмеше, прежде чем двинуться дальше. Но тут началась эта битва с Нгаигароном, и им пришлось прятаться от разъяренных наемников.

Наступивший день они встретили в грязной задней комнате старого покинутого здания, где всю ночь напролет обсуждали свое положение и дальнейшие действия.

Аспра, самого старшего среди них, послушника тридцати двух лет, все уважали за многолетние путешествия и проницательность.

— Мы должны,— сказал он, глядя на солнечный луч, заблестевший на грязном полу,— открыто встретиться с Нгаигароном!

Трое с ним не согласились, особенно Элат.

— Нам надо уходить! Кровь на улицах и убийства только начались. Когда наступит ночь, мы должны благополучно уйти, призвав на помощь колдовство! Здесь нам не место! Нгаигарон сильнее нас, и даже чары не помогут нам справиться с его войском в четыре тысячи мечей!

— Вспомните историю о нобиле и двух ворах,— добродушно произнес Аспр.— Нобиль узнал, что они оба прячутся в его доме. Один вышел и стал молить о прощении, и хозяин дома в ответ, смягчившись, накормил его и дал ему золота. Второго же, поймав, обезглавил! Нобиль принял во внимание положение нуждающегося человека, но наказал за желание ограбить!

— Красивая сказочка,— усмехнулся Элат,— но вряд ли Нгаигарон, поступит так же!

— Мы же из Пограничного Братства, — заметил Менк,— и Нгаигарон отнесется к нам с уважением!

— Ничего подобного! Он увидит в нас угрозу.

— Только в том случае, если мы дадим ему повод,— отрезал Аспр.— Если мы обратимся к нему открыто, у него не будет причин заподозрить нас. Все мы из одного теста, Элат, хотя ты поклоняешься змее, а я дракону Луны и стервятнику Нгаигарона, Урму. Все из одного теста. Надеюсь, он учтет это и отнесется к нам с уважением. Но мы должны пойти к нему, как к любому другому учителю: не гордо, не дерзко, а с желанием служить и учиться, ведь нам тоже хотелось бы, чтобы в тот день, когда мы станем учителями, к нам пришли ученики!

Все глубоко задумались.

— Давайте проголосуем! — предложил Аспр.— Люди медлят, а Время ждать не любит. Кто согласен со мной, пусть хлопнет по полу.

Над сухим полом поднялось шесть облаков пыли.

Аспр пристально посмотрел на Элата.

— А ты?

Элат молчал.

— Если ты не согласен с нами, брат, тебе придется дальше следовать своим путем. Мы должны быть заодно, таков закон нашего общества!

Менк посмотрел на него.

— Элат?

Элат недовольно сморщился; его тонкие усики задрожали, но, в конце концов, он хлопнул рукой по пыльному полу.

— Значит, все согласны! — произнес Аспр.— Тогда давайте завтракать. Думаю, мы найдем здесь что-нибудь, чтобы утолить голод, прежде чем пойти во дворец.

Они отправились по комнатам старинного здания в поисках старых винных кувшинов, чтобы наполнить их вином, или сухой корки хлеба, которую можно превратить в свежую, горячую буханку.

Элат коснулся плеча Аспра.

— В чем дело, Элат?

Тот угрюмо промолвил:

— Я не согласился не потому, что сомневаюсь в истинности твоих слов, брат, а потому, что сомневаюсь в Нгаигароне!

— В каком смысле? Он учитель.

— Да, учитель! Но, по-моему, он сумасшедший!

— Почему ты так думаешь?

— Я чувствую ауру. Я ощущаю смысл.

— Что-то не заметил!

Элат пожал плечами.

— Может быть, мы и живем под одной крышей, Аспр, но мы совершенно разные люди. Никто, кроме меня, больше этого не чувствует.

Аспр кивнул.

— Да, двойное зрение. Это дар. Так что же ты чувствуешь? Рок?

— Вероятно. Я чувствую, Нгаигарону нельзя верить. Мы пришли сюда в поисках истины, следуя по этой Тропе. Нгаигарон тоже пришел — и посмотри, сколько крови и боли оставил он после себя! Я чувствую, что он стремится только к личной власти.

Аспр не ответил.

— Он учитель, но кровь и страх следуют за ним по пятам,— настаивал Элат.

— Может быть, это его судьба. Вероятно, эти поступки необходимы его Второй Душе для конечного равновесия.

Элат печально покачал головой.

— Ты придумываешь предлог, Аспр. Я знаю, почему ты хочешь обратиться к нему; ведь если мы этого не сделаем, нам грозит большая опасность. Нгаигарон вполне может отыскать нас и уничтожить. А у меня нет ни малейшего желания умереть от колдовства и содействовать сумасшедшему, свернувшему с Пути истинного. Мне еще много надо узнать.

— Как и нам всем. Нгаигарон вполне может нас обучить.

— Да, но чему?

— Очень многому. Ты уловил ход моих мыслей; но разве не лучше для нас, молодых, довериться учителям? В конце концов, мы вручаем Нгаигарону только наши таланты, а не души.

— Может быть, Нгаигарон захочет иного.

— Тогда, если уж на то пошло, нас семеро против него. Но я уверен, что он с радостью примет нас как своих учеников. Так поступают все, кто стремится к Внешнему Миру.

— Да, с радостью примет… как изголодавшийся лев!

— Элат…

— Кое-что ты, Аспр, все-таки не учел!

— Что же?

— Идзуру, любовницу Нгаигарона, жену Тем-мара. Она вообразила себя ведьмой!

— Какая она ведьма..!

— Она учится самостоятельно. Но насколько она могущественна? А для Нгаигарона она наверняка значит очень много.

— Тогда,— сказал Аспр,— мы должны поступать так, как нас учили: идти нашим Путем, защищаясь правой рукой спереди, а левой сзади, и остерегаясь Вспышек Огня со всех сторон. А теперь, брат, давай поищем чего-нибудь съестного. Эффесса.

— Эффесса, брат. Но все же — кому мы можем верить, если нас учили никому в этом мире не доверять, а Нгаигарон хочет, чтобы этот мир принадлежал ему?

Аспру потребовалось время на раздумье.

— Эффесса, брат; эфесса. Пойдем, поищем, чем подкрепиться, а потом поговорим подробнее.

В руках у воинов Нгаигарона были кнуты с металлическими наконечниками.

— Идите, псы! Во дворец! Молите Нгаигарона, пока он не лишил вас жизни! Шевелись же, проклятье! Если будешь мешкать, я всажу в тебя меч!

Цепи, связывавшие двадцать пленников, врезались в тело и тяжело свисали с шей и запястий.

— Иди же! Ну! Поднимите же этого! Подтолкните его, поднимите!..

Пленные истекали кровью, однако никто из них не стонал. Несмотря на нависшую над ними смертельную угрозу, они стойко переносили уколы копий и мечей, сопровождавшие их мучительный путь по залам дворца Нгаигарона.

Они были мужчинами. Они сражались, как мужчины, и умрут, как мужчины, хоть и в руках колдуна. Их родные попали в плен или погибли, предводитель бежал. Они были обречены, но гордость все еще неистово горела в их глазах.

Было позднее утро. Стражники распахнули огромные двери зала собраний, и затолкали туда закованных в цепи людей. Повсюду на коврах виднелись следы крови; мертвецы, которых еще не успели убрать, были сброшены грудой в одном из углов мраморного зала.

Расположившись на троне, стоявшем на базальтовом возвышении, Нгаигарон выглядел весьма внушительно. На нем были темно-серые и алые одежды, отороченные золотом. На голове его красовалась тяжелая корона Тальмеша.

Идзура гордо выпрямилась возле него. Словно специально для того, чтобы спровоцировать негодование, на ней почти не было одежды, чего она никогда не позволяла себе, когда по ее правую руку сидел Теммар. На ее длинных темных волосах возлежала серебряная корона, а на шее красовалась серебряная подвеска. Полная, зрелая грудь была обнажена, а большие соски окрашены красной краской. Желтовато-зеленый пояс, украшенный бриллиантами, стягивал желтую прозрачную юбку. Высокие завязки сандалий из кожи и золотой парчи доходили ей почти до колен.

Пленники не знали, чего ожидать, кроме того, что они, безусловно, умрут за то, что защищали свои дома. Они лишь хотели умереть быстро.

Наконец их подвели к трону и сняли цепь, которая опоясывала их.

Теперь, привязанные друг к другу только веревкой, они стояли перед колдуном, вытянувшись в одну длинную шеренгу, и молча ждали, запрокинув головы и широко расставив ноги. Изредка капли крови глухо шлепались на мраморный пол.

Нгаигарон подался вперед, и талисман в виде птицы, висевший на его груди, тяжело закачался. Затем он поднялся, холодно оглядел пленных и спросил:

— Это и есть повстанцы, взятые сегодня утром?

— Да, мой господин,— ответил кто-то из охранников.

Нгаигарон сурово посмотрел на пленных.

— Выбор прост: или вы скажете мне все, что знаете об Теммаре, или умрете!

С этими словами он несколько раз хлопнул в ладоши, поднял руки и медленно произнес какие-то слова.

Все двадцать пленных, прикованные друг к другу, внезапно почувствовали, как некая сила, приподняв их в воздухе, перенесла слегка вперед. Раздались изумленные возгласы. Спустившись по ступенькам возвышения, Нгаигарон оказался на уровне глаз каждого из них.

Он долго и пристально смотрел на людей, которые, неподвижно и без всякой поддержки висели в воздухе в центре зала и ждали решения своей участи.

Нгаигарон остановился возле крайнего в шеренге и тихо спросил:

— Ну как, скажешь, что стало с Теммаром, или обречешь себя и своих друзей на вечные муки?

Человек осторожно, чтобы не выдать свой ужас, ответил:

— Я не знаю, что случилось с господином!

— Я не стану повторять вопрос!

— Я не зна…

Нгаигарон быстро поднял руку к лицу пленного и коснулся указательным и средним пальцем его глаз. Так продолжалось мгновение; Идзура решила, что Нгаигарон читает мысли горожанина. Но колдун вдруг вонзил пальцы в глаза пленника. Раздался жуткий вопль.

Брызнула кровь; несколько капель попало Нгаигарону на лицо, на грудь и черную птицу-талисман. Жертва с пронзительным криком извивалась в воздухе.

Когда колдун вытащил пальцы, лицо человека залилось кровью, и он замолк.

Нгаигарон небрежно помахал рукой, отряхивая кровь; красные капли забрызгали пол. Он шагнул к другому человеку, висевшему в воздухе. У того мгновенно расширились глаза, лицо приобрело пепельный оттенок, и с него градом полился пот.

Нгаигарон обожал изощренные пытки. Он отвернулся от второго пленника, давая ему как бы короткую передышку, и медленно прошел вдоль линии повисших в воздухе смертников. Внезапно он остановился рядом с четырнадцатым человеком.

Не дождавшись ответа и от него, Нгаигарон резко вырвал из его лица кусок плоти.

Он снова пошел назад, задержался перед седьмым пленником, но, услышав, как тот захрипел от ужаса, прошел к девятнадцатому и задал ему тот же вопрос.

Они умирали один за другим — с вырванным горлом, выдавленными глазами, сломанными шеями. Один за другим.

Но никто не произнес ни слова. Некоторые извивались, некоторые кричали, некоторые просили о пощаде или вслух молились тому или иному богу. Но Нгаигарон так ничего и не узнал от них.

Никто не сказал, где находится Теммар с преданными ему людьми.

Нгаигарон с сердитым ворчанием повернулся на пятках и помчался прочь из зала, оставив

Идзуру, наемников — и двадцать искалеченных тел.

Они висели в воздухе, пока Нгаигарон не захлопнул за собой дверь; затем стали тяжело и неуклюже падать на пол.

Во второй половине дня небо заволокло облаками. Теммар и его люди, сидя у костров за нехитрой трапезой, обсуждали дальнейшие действия.

Птицы по-прежнему низко висели в небе длинной линией между горами и городом. Если эта странная женщина, Сионира, права, говоря, что их послал Нгаигарон, чтобы обнаружить местонахождение Теммара, им это, безусловно, удалось. Тем более, следовало поторопиться с принятием плана и его исполнением.

— Значит, решено,— тихо произнес Теммар.

— Да! — кивнул Садгур, решительный, гневный, он сгорал от желания поработать мечом ради справедливой мести.

Все остальные дружно согласились с ним.

Теммар встал, заткнул большие пальцы за пояс и обратился к своим военачальникам:

— Идите, наберите камней для жребия — да столько, чтобы хватило на всех ваших людей. Я возьму по десять человек от каждого отряда; не больше! Насильно никого заставлять не надо!

Садгур гневно сдвинул брови.

— Ты хочешь сказать, мой господин, что среди нас есть трусы?

— Трусы? Нет… нет… мне это слово не нравится! Эти люди обучены воевать, и я сомневаюсь, что кто-нибудь из них станет увиливать. Но мы не так давно прошли через ад, Садгур, и надо уважать людей за их страдания. Некоторые, несмотря на то что для них сделала Сионира, может быть, еще слишком слабы. Некоторые из нас, если не все, кто пойдет на Тальмеш, умрут от колдовства. Мы с тобой пойдем, большинство наших людей тоже согласится — но, если кто-то не захочет участвовать в походе, заставлять не надо. Мы все опытные воины, все отважно сражались, и я хочу, чтобы уважалось мнение любого человека!

Садгур что-то проворчал в знак согласия, остальные понимающе кивнули.

— Тогда,— продолжал Теммар,— после наступления полуночи ты, Эргас, ждешь нас двое суток. Повторяю: две ночи и два дня. Если мы за это время не вернемся — или, если ты вдруг почувствуешь, что в городе происходит что-то нехорошее — посылай гонца в Рибот к Сентариону с просьбой о подкреплении. Понял? А дальше ты уж сам решишь, идти в Тальмеш или ждать Сентариона!

— Мы последуем за вами! — Эргас схватился за рукоятку меча.

— Через два дня.

— Как угодно моему господину…— неуверенно ответил тот.

Военачальники разошлись и принялись собирать камни, чтобы раздать своим людям.

Никто из них не отказывался снова пойти на Тальмеш и сразиться с колдуном, разрушившим город.

Садгур обошел разрозненный отряд Теммара и принялся подбирать маленькие плоские камешки. Правитель тем временем пошел к Рыжей Соне, которая сидела на валуне у маленького костра. Она чистила меч, лежащий у нее на коленях.

Когда Теммар появился перед нею, она не подняла глаз, но спокойно произнесла:

— Я иду.

— Идешь?

— На твой город, где ты сразишься с этим колдуном, который его завоевал!

— Но я тебе даже не предлагал…

Соня подняла голову; поразительно ясные глаза смело смотрели в глаза Теммара.

— Я знаю, что произошло! Твои люди мне рассказали.

— И что же?

— Ты спас мне жизнь. Я тебе обязана, а оставлять долги неуплаченными не в моих правилах. К тому же, я ненавижу магию. Это зло…

Теммар резко взглянул на нее.

— Не спеши осуждать колдовство, Соня!

— Что ты имеешь в виду?

Она вложила меч в ножны и встала. Теммар обратил внимание, какая она высокая; ее глаза находились почти на одном уровне с его глазами.

— Мои люди и я сам нашли тебя и ухаживали за тобой, как могли. Лихорадка прошла, и ты снова здорова, но не благодаря нам, а благодаря колдунье!

Соня нахмурила брови. В ее глазах появился вопрос; потом она перевела взгляд на странную женщину, сидевшую у дальнего костра.

— Она?

— Да, ее зовут Сионира.

— Она колдунья? И она меня вылечила?

— Да. И не только тебя, но и еще многих — всех, кто страдал от болезней, ран, лихорадки…

Соня глубоко вздохнула.

— И все же, я тебе многим обязана и намерена вернуть долг. Я буду сражаться с тобой за твой город. Ты уходишь сегодня ночью?

— Да, как только взойдет луна.

— Повторяю, я иду с тобой. А Сиониру я, кажется, тоже должна отблагодарить.

— Да, должна.

Теммар остался доволен; эта женщина не уступит любому его лучшему воину ни в темпераменте, ни в самодисциплине, ни в гордости.

Колдунья, почувствовав приближение Сони, встала и спокойно ждала, неотрывно глядя на гирканку. В ее осанке чувствовалась осторожная бдительность. Соня держала руку на рукояти меча и приближалась решительной походкой.

Она остановилась в двух шагах от Сиониры и посмотрела колдунье прямо в глаза. Как ни странно, она не почувствовала, чтобы от той исходило какое-либо зло. Что-то холодное, что-то не совсем человеческое, да, но никакого зла, никакой угрозы.

— Мне сказали, что я тебе обязана жизнью,— ровным голосом произнесла Соня.

— Это не совсем так.

— Может быть, ты и колдунья, но ты спасла меня от горной лихорадки, и я тебе очень признательна!

— Когда я пришла к тебе, ты уже поправлялась, гирканка! Я лишь ускорила выздоровление, немного поколдовав. И сделала я это не только для тебя: я хотела завоевать доверие Теммара!

На губах Сони появилась легкая улыбка.

— Это честно — но мало что меняет. Ты мне помогла. Я хочу тебя отблагодарить!

— Не думай об этом.

— И все же…

Соня замолчала, услышав шаги Теммара. Сионира перевела взгляд на него; Соня слегка повернулась и кивнула ему.

— Я во главе нескольких отрядов сегодня ночью иду на город,— сказал Теммар колдунье,— чтобы сразиться с Нгаигароном!

— Я так и поняла,— кивнула Сионира.

— Я тебе очень благодарен за то, что ты помогла моим людям. Если я что-то могу…

— Нет. Слушай меня и доверься мне. Войдя сегодня ночью в Тальмеш, ты можешь слишком ускорить события! Через одну ночь, может быть, через две, моя волшебная сила возрастет настолько, что я смогу больше узнать и больше сделать для тебя и твоих людей!

— Нам некогда ждать! Мы должны как можно скорее трогаться в путь. Ты, конечно, понимаешь, что чем раньше мы нанесем ответный удар, тем больше у нас шансов застать Нгаигарона врасплох. Кроме того, в ежечасно городе гибнут люди; я должен спасти как можно больше жизней!

— Я понимаю, Теммар. Понимаю. Я сделаю все, что могу, чтобы помочь тебе, но мне нужно некоторое время. Если бы ты мог подождать…

— Я не могу! И ты уже помогла мне.

Сзади раздался голос Садгура:

— Отряды готовы в путь, мой господин!

— Прости,— Теммар слегка поклонился и пошел прочь.

Сионира некоторое время задумчиво смотрела ему вслед, затем перевела взгляд на Соню и сказала:

— Надеюсь, он не подвергнет опасности себя и своих людей!

— Я иду с ними,— отозвалась Соня.

— Будь очень осторожна, гирканка! Нгаигарон исключительно могущественный колдун. Его магическая сила еще не изведана.

— Насколько я понимаю, часть его силы имеет отношение к тебе!

— Это не моя сила; это сила моего храма,— медленно произнесла Сионира.— Скипетр! Священный жезл Иксатла!

— И ты только поэтому помогаешь Теммару?

Их глаза встретились.

Сионира осторожно ответила:

— У каждого поступка свои мотивы, гирканка. Ты должна знать только то, что Нгаигарон лишил храм волшебной силы, а я намерена ее восстановить!

— С помощью магии! — Соня подняла бровь. — Не будь слишком скрытной с этими людьми, Сионира. Они уже раздражены, а раздраженные воины могут повернуть куда угодно!

— Я все понимаю.

— Вот и действуй…— Она уже повернулась, чтобы уйти, но вдруг остановилась.— Меня зовут Рыжая Соня!

Сионира кивнула и спросила:

— Ты хорошо поела?

— Немного похлебки…

— Попробуй вот это! Она поможет тебе поддержать силы.

В ее руке была груша. Это был дружественный жест. Соня медленно протянула руку, и от Сиониры не ускользнуло ее замешательство.

— Это всего лишь спелый плод, Соня! Здесь нет никакого колдовства!

Соня покачала головой, взяла грушу и надкусила. Вкусная и сочная!

— Спасибо еще раз, Сионира!

Колдунья кивнула. Соня отошла, и холодный взгляд Сиониры следовал за воительницей, шедшей по лагерю.

Птицы вернулись в Тальмеш и спустились на крыши — коршуны, вороны, аисты с тяжелыми клювами — тысячи птиц, и все они каркали, пищали, свистели и стрекотали.

Нгаигарон, стоя у окна башни, внимательно вслушивался в их гомон — вслушивался и запоминал.

Идзура сидела на мягких диванных подушках и потягивала вино, не спуская глаз с Нгаигарона. Молчаливый, как статуя, он, казалось, даже не дышал.

Его лицо, грудь и руки были освещены предзакатным солнцем.

В дверь тихо и робко постучали.

— Войди, Энади,— отозвалась Идзура.

Ноги юной рабыни заплетались, плечи были опущены, и она не могла набраться мужества посмотреть в глаза Идзуре или ее любовнику-колдуну.

— Г.ще кувшин вина, Энади, когда уберешь со стола.

— Слушаюсь, госпожа.

Поспешно, но осторожно, чтобы не уронить что-нибудь, Энади убрала со стола тарелки и блюда, оставшиеся после дневного пира, подняла поднос и вышла в холл.

Нгаигарон пробудился от транса.

— Так…

Выходя, Энади не полностью закрыла дверь. Тихонько поставив поднос на боковой столик, она осторожно, вся дрожа от ужаса, прильнула к оставленной щели.

Идзура наклонилась вперед.

— Ты знаешь, где они?

— Там,— колдун показал на окно.— В горах. Теммар еще жив.

— Будь он проклят! Как ему это удалось? Как он спасся?

— Это неважно. Его надо уничтожить — вот что важно!

Нгаигарон отошел от окна, повернулся и снял с цепи деревянную птицу, висевшую у него на груди.

Идзура с интересом следила за ним. Энади, нервничая, обливаясь потом и нервно сглатывая, тоже наблюдала.

Вытянув руку с зажатой темной деревянной птицей, колдун с мгновение смотрел на нее, а потом произнес лишь одно слово:

— Аэтра'аэи!

С ужасающим криком, от которого зазвенели находившиеся в комнате хрустальные кубки, птица ожила.

Она начала клекотать и кричать, как ястреб, носясь кругами по комнате и отчаянно колотя крыльями.

Ошеломленная Идзура зарылась в подушки, чтобы защититься от огромных когтей.

— Мой возлюбленный, молю тебя, останови ее!

Энади, вне себя от страха, сделала шаг назад и, звякнув тарелками, с шумом уронила их на пол.

Нгаигарон смеялся, глядя, как его волшебная птица, завершив круг, вылетела в открытое окно. Она еще раз вскрикнула, расправила крылья, сделала несколько кругов над ближайшей башней и с пронзительным криком полетела к горам.

С каждым взмахом крыльев, с каждым мгновением пребывания в воздухе птица увеличивалась в размерах, пока не стала огромной, подобно гигантскому дракону.

Глава третья

Темнело. Воины, которым выпал жребий сопровождать Теммара в его походе на Тальмеш, готовились к нему; осматривали лошадей, приводили в порядок оружие и давали наказы остававшимся в лагере друзьям, на тот случай, если они не вернутся.

Соня ни с кем не прощалась и ни к кому не обращалась с просьбами. Ей доводилось сталкиваться с колдовством гораздо чаще, чем большинству из воинов Теммара, но она и до сих пор жива! И сейчас смерть не входила в ее планы. Готовясь к битве, она упражнялась с мечом в обществе одного из солдат. Обнажив клинки, они оба стояли перед небольшой сосной, которую использовали, как мишень.

— Некоторые кушиты,— говорила Соня,— только недавно научились владеть мечом. Не имея многолетнего опыта, они изобрели свои способы обращения с оружием. Они могут застать тебя врасплох, но многие их движения не очень практичны. Так что у тебя будет перед ними преимущество. А теперь смотри! Он идет на меня прямо, но я чувствую, что он хочет сделать шаг назад. Я должна парировать. Вместо обычного выпада и прорыва делай вот что…

Она, обнажив меч, бросилась на сосну и выполнила движение.

Спокойствие и мастерство воительницы и восхитили, и напугали солдата.

— Я никогда не видел, чтобы этот прием выполняли именно так!

— Это безопаснее, чем обычный способ,— продолжала Соня, — где ты оставляешь себе немного открытого пространства для того, чтобы выполнить рывок. Попробуй!

Он попытался.

— Так?

— Подними немного локоть, это помогает держать равновесие!

Он сделал еще несколько попыток, и от сосны наконец отделились кусочки коры.

— Молодец,— похвалила Соня, улыбнувшись.

Тем временем Теммар тихо давал последние указания Садгуру и другим военачальникам. Его немало встревожило исчезновение из лагеря Сиониры.

— Хотел бы я знать, что на уме у этой ведьмы,— ворчал Садгур.— Я ей не верю.

— Выбор у нас невелик,— напомнил ему Теммар.— И я ей верю, Садгур. Вероятно, она просто ушла в леса, чтобы подготовить нам в помощь какое-нибудь волшебство. Не бойся. Я чувствую, что она ненавидит Нгаигарона не меньше нас, хоть и не показывает этого.

— Но все же она колдунья!

— А я уверен, что Сионира не представляет для нас угрозы — но, боюсь, теперь она мало чем сможет нам помочь. Пойдем! Я хочу выступить, как только начнет смеркаться!

Облака заслоняли заходящее солнце. Некоторые солдаты, глядя на тускнеющую полоску света на западе, между облаками и горизонтом, где стоял Тальмеш, заметили быстро двигавшееся облако, которое меж тем становилось все больше и больше, постепенно превращаясь в огромное темное пятно.

Воины, заметившие это облако, указывали на него остальным. Один из них крикнул:

— Теммар!

Правитель поднял голову и посмотрел на небо. Соня тоже заметила пятно и невольно вздрогнула.

Воин, тренировавшийся с нею, вложил меч в ножны.

— Странное облако!

— Это не облако,— покачала головой Соня.— Небо! Это колдовство! Обнажи меч — оно уже близко!

Лицо Теммара посерело.

— Митра!

— Это волшебство Нгаигарона, мой господин! — крикнул один из воинов.

Раздался ужасный крик, и облако, приближавшееся с бешеной скоростью, вдруг расправило крылья. Огромная темная тень птицы закрыла территорию лагеря.

— Теммар! Теммар! — закричал Садгур, но шум крыльев заглушил его голос.

Соня упала на колени и не сводила глаз с птицы. Та поднялась высоко в небо, взмахнула крыльями, пронзительно закричала, сделала круг и внезапно устремилась к земле, прямо в центр лагеря.

Обезумевшие люди бросились в разные стороны.

У самой земли птица снова расправила крылья; поднявшийся ветер сбивал воинов с ног…

— В лес! — заорал Теммар — В лес!

Люди помчались к деревьям, где птица не могла их достать.

— Нгаигарон! — закричал Теммар, неистово махая мечом перед кричащей птицей, которая, кружилась в вышине, готовясь к следующей атаке.— Будь ты проклят, Нгаигарон!

— Теммар! — Садгур схватил Теммара за накидку и потащил за собой.— Беги в лес! Спасайся!

Соня стремительно помчалась по разрушенному лагерю к скале, готовясь отразить следующую атаку. Пригнувшись к груде валунов, она наблюдала за птицей, что, пролетев над склоном горы, бросилась вниз на тех, кто еще остался в лагере.

Не успев добежать до леса, Садгур и Теммар укрылись за валунами на другой стороне лагеря, откуда беспомощно наблюдали за событиями.

Чудовищная птица снова летела низко; от поднятого ею ветра трещали и ломались ветки и сучья, кружась в бешеном водовороте воздуха. Подхваченная ураганом собственной скорости, огромная птица неистово кричала и хлопала крыльями, круша деревья и даже валуны.

Соня, выругавшись, отступила по голой скале, успев спастись от града обломков.

Снова крик, снова громкие хлопки крыльев и снова чудовище оторвалось от горы и взмыло в небо.

— Отравленные копья! — Садгур пытался перекричать шум, царивший в воздухе.— Стрелы!..

— Ничто ее не остановит! — кричал Теммар.— Боги, какое еще чудовище обрушит на нас колдун?

В это мгновение в лесу послышался треск и крики испуганных людей. Несколько солдат выбежали из леса, но, увидев огромную птицу в центре лагеря, в панике отступили, спотыкаясь и падая друг на друга. Птица кричала; ее длинная шея выгнулась, а железный клюв вытянулся вперед, чтобы поймать кого-нибудь из людей.

А сзади из леса продолжали раздаваться треск и крики.

У Сони раздулись ноздри; почувствовав новую опасность, она крепче схватилась за меч: из леса на нее дохнуло колдовством, необъяснимым и неуловимым.

— Будь прокляты боги! — бушевал Садгур.— Будь они прокляты, Теммар! Смотри!

В лесу валились деревья, в темноте сверкали желтые глаза. Там явно двигалось что-то огромное, что-то взбудоражившее весь лес. Наконец оно появилось!

— Боги! — прошептал Теммар.

Он вспомнил желтые глаза… треск в лесу… страх, который он испытывал, когда вчера ночью бродил по лагерю… то, что увидел часовой и то, что, как ему показалось, увидел он сам…

На лагерь надвигалась гигантская змея с серой чешуей; извиваясь, она ползла вперед; в ее раскрытой пасти мелькал язык, толщиной с человеческую руку.

— Митра!

Увидев змею, птица закричала и захлопала крыльями, поднимаясь с земли. Змея изогнулась, рванулась вперед и зашипела, а ее желтые глаза горели, как факелы в сумерках. Пыль и камни вздымались вверх, а угольки от костров разлетались в разные стороны.

Огромная птица отступила, все проворнее и проворнее захлопала крыльями и поднялась высоко в воздух.

Тогда змея свернулась кольцом и подпрыгнула.

Птица закричала. Теммар, Садгур, Соня и все остальные в оцепенении наблюдали, как челюсти огромной змеи крепко схватили птицу за горло. Потекла кровь. Летучий монстр закричал, бешено захлопал крыльями и стал подниматься все выше и выше, увлекая за собой змею, а та, по мере того, как набиралась высота, извивалась и сворачивалась кольцами вокруг когтей и лап птицы, нанося один тяжелый удар за другим.

Высоко над лагерем, над деревьями раздавалось шуршание и шипение, шум неистово хлопавших крыльев, отвратительное карканье и крики.

Все запрокинули головы к небу, следя за полетом птицы и змеи над лесистыми горами. Садгур и Теммар побежали к солдатам, и правитель немедленно приказал своим людям, чтобы те позаботились о раненых товарищах.

Соня наблюдала за медленным полетом жуткой птицы и гигантской змеи, пока они не скрылись из вида за высокой горой. Затем, не обращая внимания на приказ Теммара помочь раненым, она, обнажив меч, полезла по склону горы. Разве она могла пропустить заключительный момент этой удивительной битвы!

Небо темнело, но луна на востоке была ясной и полной и хорошо освещала фигуры змеи и птицы, которые продолжали бой. Соня взбиралась, отбрасывая камни. Острые осколки врезались ей в руки, а выступы царапали колени.

Но она не упустила ни одного мига битвы. Оказавшись на самой вершине, она стала свидетельницей конца сражения.

Далеко на востоке, выделяясь черным пятном на фоне огромного шара луны, птица издала ужасающий крик, замахала крыльями и затрясла лапами. Змея почувствовала свободу. Соня наблюдала, как извивающаяся гигантская лента, пролетев в воздухе, упала в дальней части леса. Птица издала еще один пронзительный крик, взмахнула крыльями, запрокинула голову и взмыла ввысь; подхваченная потоком воздуха, она быстро исчезла за темными облаками.

Соня вглядываясь в лес, пытаясь определить, где упала змея. Она прекрасно знала, что сумерки и расстояние могут сыграть дурную шутку даже с очень проницательным наблюдателем; поэтому, изучая местность, она мысленно представила все окрестности, вообразив, что это она сама летит вдоль склона в лес.

Скользя, цепляясь за выступы руками и ногами, Соня спускалась по склону уверенно, как лесная кошка, и, когда луна достигла зенита, она вошла в лес и направилась к северо-востоку, навстречу любым опасностям.

— Пятеро погибли,— мрачно доложил Садгур Теммару.— Нам повезло, что это не повторилось.

— Да, повезло…— Теммар окинул взглядом лагерь и его окрестности.

Перед ним был нетронутый пейзаж без единой свежесломанной веточки, без единого смещенного камня, несмотря на ужасающие разрушения, которые еще были столь живы в его памяти.

— Но не привиделось же нам все это!

Садгур смущенно переминался с ноги на ногу.

— Пойди, мой господин, посмотри на погибших повнимательнее.

Теммар последовал за ним в центр лагеря, где положили тела пяти погибших. Опустившись на колени, он внимательно осмотрел всех.

— Несколько глубоких царапин, какие могут оставить только когти ястреба,— заметил он.— Но эти раны, конечно, не смертельны. Полагаю, люди умерли от страха!

— Иллюзия колдуна,— проворчал Садгур.

— Да, да.— Кивнул Теммар, поморщившись, словно от боли.— Рыжей Сони или Сиониры нигде не видно?

— Нигде, мой господин. Но люди больше чем когда-либо готовы сразиться с Нгаигароном.

— Может быть, нам следует подождать до завтра?

— Сегодня, мой господин,— торопил другой военачальник Теммара.— Раненых надо заменить свежими людьми. Их гнев еще не остыл. Не может быть огня горячее, чем тот, что горит в них!

— Ты прав, ты прав,— кивнул правитель.— Пусть готовятся. Мы отправимся, как только все будут готовы.

Перед ней простиралось озеро — огромный, круглый водоем, спрятанный в низкой долине между лесистыми холмами. Соня стояла на берегу, на краю пути, который она сама для себя обозначила, рядом с огромным дубом — близ него, она предполагала, упала змея. Если это так, то чудовище, должно быть, в озере. На дне?

Итак, это был конец пути, и тайна, что преследовала, терзала и манила ее, осталась неразгаданной! Теперь частички этой тайны были похожи на осколки разбитой вазы, половина из которых потеряны.

Змея, птица и Сионира и были теми самыми частичками, не дававшими Соне покоя. Змея — огромная змея с желтыми глазами…

Соня подошла к краю воды; вглядываясь в черную поверхность,— она пыталась проникнуть в иссиня-черные глубины и ощутить какое-нибудь послание в отражении луны и звезд. Но не было ни послания, ни огромной змеи!

Вдруг невдалеке она услышала звук — не то дыхание, не то прерывистый стон.

Соня настороженно двинулась сквозь сгущавшуюся темноту, обнаженный меч поблескивал в слабом свете луны.

Снова стон, в котором слышались нотки усталости и боли — и почему-то очень знакомый!

Соня подошла к пологому берегу и стала осторожно продвигаться вперед, держа в правой руке меч, а левой отстраняя густой кустарник, заслоняющий ей путь. Луна вышла из-за облаков, залив своим ясным серебряным светом черное озеро и окаймлявший его высокий лес.

Соня обогнула кустарник и, когда луна осветила берег, увидела безжизненно распростертую фигуру. Женскую фигуру, обнаженную, стонущую.

Сионира…

При дневном свете кожа жрицы казалась смуглой или загорелой, но здесь, при лунном освещении, блестела почти фосфоресцирующей белизной.

Сионира снова застонала и перевернулась на бок; глаза открылись и сверкнули. У Сони учащенно забилось сердце, когда желтые глаза — глаза колдуньи, нечеловеческие глаза — уставились на нее, то вспыхивая, то тускнея, как огоньки на ветру.

Соня сглотнула.

Луна снова спряталась за облаками.

Что-то — рыба, птица, змея — с тихим плеском погрузилось в воды темного озера. Соня настороженно наблюдала за обнаженной женщиной, и тут Сионира тихо прошипела:

— Сссоня…

Змеиное шипение! Соня не двинулась с места.

— Сссоня… Не бойся! Я ранена!.. Прошу тебя… Я не могу причинить тебе вред! Да и не хочу!

Шаг за шагом, увязая в грязи, Соня медленно приближалась к Сионире, борясь с глубоким инстинктивным желанием напасть с мечом на это существо.

Она неуверенно остановилась над Сионирой и скривилась от отвращения.

Колдунья задыхалась.

Ее обнаженное тело, стройное и бледное, сверкало, подобно клинку на сырой черной земле.

— Сейчас я приду в себя,— прошипела она.— Пожалуйста, не бойся меня! Я сражалась с Нгаигароном. Мне просто необходимо помешать ему!

Соня вздрогнула.

— Ты была… змеей?

— Да! Да,— с булькающим смехом ответила Сионира.

— Ты колдунья и превращаешься в змею?

— Это — иллюзия, в некотором смысле. И все же…

Сионира замолчала. Она глубоко задышала, и после нескольких вздохов, казалось, пришла в себя настолько, что смогла приподняться, и посмотреть Соне в глаза. На ногах, бедрах, руках и груди Сиониры виднелись большие синяки. Следы когтей ужасной птицы?

— Не выдавай мою тайну, Соня,— взмолилась она.— Как бы ты ни ненавидела колдовство, ты должна ненавидеть Нгаигарона. Нгаигарона, а не меня!

— А почему я не должна ненавидеть тебя?

— Ты же говорила, что многим мне обязана. А Теммар — ему я тоже помогла! Разве это злое колдовство?

Соня не ответила.

— Разве все клинки злые, Рыжая Соня? И разве во всех, кто умеет орудовать мечом, живет зло?

Соня опять не ответила. Сионира издала тихий горловой звук — теперь целиком человеческий, без всякого змеиного шипения.

— Сохрани мою тайну, Соня,— настойчиво просила она,— а я все тебе расскажу.

— Все?

— Мое змеиное обличье не более чем часть моего колдовства. Наставники наделили меня большой силой, и я обладаю волшебным даром, который достался мне по наследству и который я должна использовать, когда наступит время.

Мой храм послал меня сразиться с Нгаигароном и отомстить ему. Я тень из прошлого, тень, падающая на душу Нгаигарона, и я знаю, что даже сейчас он это чувствует!

Соня поймала себя на том, что наклонилась поближе.

— Почему, Сионира? Почему?

— Нгаигарон… Нгаигарон, Рыжая Соня,— мой отец!

Когда Соня оставила Сиониру отдыхать и приходить в себя на берегу темного озера, луна уже шла на убыль.

Соня почти бежала по лесу, сердясь на себя за свои страхи. Теперь она знает всю историю, по крайней мере, в том виде, как ее преподнесла Сионира.

— Мой отец — человек,— рассказала ей Сионира,— но моя мать одна из бессмертных женщин-змей. Я родилась со знаком Падающей Звезды на ладони, и меня растили женщины-змеи в своих потайных убежищах далеко на юге. Мой долг найти Нгаигарона и убить его, если смогу. Теперь он могущественный волшебник и, к тому же насколько я слышала, очень привлекательный мужчина. Когда-то с помощью волшебства он соблазнил мою мать, одну из жриц храма, чтобы украсть скипетр Иксатла, и тем самым увеличить свою магическую силу. Я лишь орудие этого замысла — дочь, которую он никогда не видел. Меня вырастили и научили, что я должна делать.

Мне предстоит выполнить предназначение. Без скипетра я не вернусь; скорее умру!

Соня добралась до лагеря, когда люди готовились к походу на город. Увидев, как она вышла из леса, Теммар приказал своим часовым опустить луки.

— Мы тебя чуть не застрелили, думали, что ты погибла.

— Я побежала за птицей,— ответила Соня. — Я видела, как она уронила змею, и пыталась ее найти!

— Змею?

— Да.

— И нашла? — поинтересовался Садгур.

Соня осторожно взглянула на него.

— Я нашла озеро, вероятно, в лиге к востоку отсюда. Никакой змеи я не увидела, наверное, она упала в озеро.

Ее слова были встречены молчанием.

— Я не нашла змею,— повторила она.

— Ты по-прежнему хочешь идти с нами на город? — спросил Теммар.

— Да.

— Тогда вперед. Отдыхать некогда; мы должны выйти к долине до наступления дня.

Соня коротко кивнула.

— В путь. Я, как и любой из вас, готова сразиться с Нгаигароном!

Тем не менее, подозрительные, неуверенные взгляды сопровождали ее, когда она села на лошадь и последовала сквозь ночь за Теммаром, Садгуром и остальными к расположенному в долине городу.

Праздник, решила Идзура. Праздненство. Да, нужно устроить пышный пир с танцами и развлечениями, чтобы показать оставшимся в живых старейшинам и аристократам Тальмеша их с Нгаигароном миролюбие. Это будет один из тех пиров, которые они привыкли устраивать с Теммаром! Только на этот раз они прибегнут к тонким намекам — вероятно, художественно изобразят пытки предателей и устроят небольшой показ чудес — предупредить мудрецов и богачей Тальмеша, что лучше принять новых правителей и больше не сражаться за прежние идеалы. Она покажет этим людям, которые никогда ее не любили и всегда считали чужеземкой, что она — сила, с ней надо считаться!

Приняв это решение, она не смогла ждать до утра, чтобы сообщить Нгаигарону о своем плане. Идзура поспешно покинула сад, где, размышляя, прогуливалась всю ночь, побежала в дом, в спальню. Именно туда удалился Нгаигарон после таинственного появления и исчезновения птицы.

В тот момент, когда Идзура бежала из сада, сердце чуть не выпрыгнуло из ее груди, потому, что она увидела огромную тень, скользящую над деревьями. Это было не облако, это возвращалась птица, уменьшаясь в размерах по мере того, как она подлетала к маленькому окну спальни.

Энади решила уйти.

Пришло время довериться богам и, как бы это ни было безрассудно и опасно, попытаться бежать из Тальмеша от ужасов, творящихся во дворце и страшных опасностей, которыми кишел город. Нгаигарон и Идзура оба сумасшедшие и оба слишком сильны, чтобы она могла их одолеть.

Увидев, как Нгаигарон вызвал появление птицы, она сломя голову кинулась спасать свою жизнь и спряталась в кухне. Там, немного успокоившись, она приняла решение. Надо бежать!

Пока Нгаигарон отдыхал от своих колдовских трудов, а Идзура прогуливалась в саду, строя планы, малышка Энади, никого не разбудив, вернулась в комнаты слуг. Она медленно и осторожно собрала в темноте свои пожитки и, засунув узелок под кровать, легла, некоторое время полежала, притворяясь спящей и собираясь с силами. Когда свет низкой луны проник сквозь щели в ставнях западных окон, она начала кашлять и ворочаться на постели, симулируя болезнь. На самом деле ей не хотелось будить никого из обитателей комнаты, но лучше рискнуть, покашляв и постонав, чем быть обнаруженной при подозрительном бегстве среди ночи.

Спустя некоторое время, Энади соскользнула с постели и нетвердой походкой направилась к двери в конце комнаты, скрывая под платьем свой маленький узелок. Около двери возникла темная тень.

— Ты куда?

На мгновение застыв, Энади овладела собой и хриплым голосом прошептала:

— Я не знаю! У меня болит живот, и тошнит!

— Что ж, ладно! Иди!

— Простите меня! Я выйду немного подышать свежим воздухом, а то меня вырвет.

— Ладно! Ладно!

Старшая служанка равнодушно повернулась и отправилась спать.

Энади вышла из комнаты и, заставляя себя идти медленно, прошла в конец коридора и стала спускаться по лестнице. Она боялась идти к выходу для слуг, так как знала, что там дежурят наемники Нгаигарона; она слышала их ругань и выкрики. Пьяные стражи не смогли бы устоять при виде одинокой беззащитной юной рабыни. Поэтому Энади, держась за живот и, наклонив голову, прошла по главному коридору, мимо спальни Нгаигарона и Идзуры. Теперь ей осталось спуститься по одной из лестниц к выходу.

Она благополучно миновала спальни, но у лестницы остановилась, услышав голоса. Спрятавшись за перила, она стала с интересом наблюдать, что же происходит во дворце в столь ранний час.

— Я тебе сказал,— доносился сердитый голос охранника,— что до приемного часа Нгаигарона увидеть нельзя!

— А я тебе уже говорил,— отрезал другой голос,— что мы только что пришли в Тальмеш и здесь, во дворце, находимся в большей безопасности, чем на улице! Нгаигарон обязательно примет нас, и ты позволишь нам переждать здесь ночь!

— Вы провели в городе всю ночь?

— Нет. Мы пришли на рассвете. Ты не беспокойся! Мы только подождем, когда Нгаигарон примет нас!

Поднявшись на цыпочки и рискованно выглянув из-за перил, Энади попыталась разглядеть говоривших. Охранник, решила она, но голос ей незнаком…

Послышались шаги — и она увидела высокого человека в черном одеянии, расхаживавшего по коридору. Вскоре к нему присоединились еще несколько человек, и они стали о чем-то тихо совещаться. Все они были похожи на колдунов.

Боги! Как она выйдет из дворца, если там маги? Неужто весь мир сошел с ума?

Вдруг у себя за спиной она услышала шаги; испуганно повернувшись, Энади увидела идущую по коридору Идзуру. Повелительница, конечно, заметила ее, приблизилась и спросила:

— Энади, что ты делаешь здесь в столь поздний час?

— Прости меня, госпожа! Мне стало нехорошо, поэтому я вышла подышать воздухом, но не хотела возвращаться обратно из-за солдат!

С лица катился пот, у нее дрожали руки, и трудно было смотреть Идзуре в глаза.

— Нехорошо? Нехорошо? Ты не должна болеть.— В голосе Идзуры появились нотки раздражения.

— Я… я почувствовала судороги и лихорадку. Меня трясло! Надеюсь, это не…

— Иди на кухню! Пусть слуги тебе что-нибудь приготовят. Может, бульон,— Она пристально вгляделась в Энади.— Уж не боишься ли ты?

— Так, немного…

— Почему? Чего ты боишься? Что это за голоса?

— Госпожа, здесь какие-то странные люди говорят с охранниками. Я их видела, они…

Внезапно тишину ночи взорвал ужасающий треск и вой, словно приливная волна прорвалась во дворец. Из спальни в коридор донесся громоподобный крик и громкий вой Нгаигарона.

— Боги! — Идзура помчалась по коридору.

Глядя по сторонам и не зная, что предпринять, испуганная девушка мгновение колебалась, а потом побежала за госпожой.

Идзура распахнула двери спальни и пронзительно закричала при виде выскочивших навстречу охранников, белых от ужаса, с выпученными глазами. Энади остановилась на пороге комнаты.

Птица!

Она кружила по комнате, каркая и крича, устремляясь вниз и пытаясь в очередной раз атаковать Нгаигарона, схватить колдуна когтями и ударить черным клювом по его глазам или лицу.

Нгаигарон лежал на полу в центре комнаты и неистово вопил, размахивая руками, пытаясь с помощью заклинаний отразить атаку. Чуть заметный ореол — искра угасавшей силы — играл вокруг его тела, и когда кончики крыльев и когтей птицы соприкасались с этим ореолом, высекались голубые, желтые и красные искры.

Зловещая птица, созданная колдовством, не выполнила своего предназначения и, не истратив колдовскую силу, которой наделил ее Нгаигарон, вернулась к колдуну, чтобы лишить его энергии. Идзура, пробравшись в комнату, прижалась к дальней стене и начала выкрикивать собственные бесполезные заклинания и махать руками в бесплодной попытке остановить птицу. В отчаянии, она схватила горящий факел и бросила его в демона.

Птица молниеносным движением поймала его клювом и, тряхнув головой, бросила на пол. Полетели искры.

Идзура пронзительно закричала и еще сильнее вжалась в стену.

Из коридора донеслись звуки тяжелых шагов и лязг стальных мечей. Стражники!

— Назад!

Энади увидела высокого человека с желтыми глазами, одетого в темную мантию. За ним шли еще шестеро, очень похожие на него.

— Назад, охрана! Вы его не спасете! Когти и крылья его не коснутся! Назад!

— Но ты-то что можешь сделать? — выкрикнул охранник.

— Я Аспр, колдун, а это мои сподвижники. Все мы отмечены Падающей Звездой. Не мешайте нам. Посторонитесь! Быстро!

Оттолкнув Энади, потрясенные и испуганные стражники выбежали из комнаты. Она, не в силах пошевелиться, сжалась в уголке, глядя на колдунов и чувствуя, как вся обливается холодным потом.

Аспр тем временем отдавал приказания своим спутникам.

— Окружайте ее! Встаньте в разных местах и пойте ходжус!

Семь человек встали кругом, вытянули руки, едва касаясь друг друга кончиками пальцев.

Аспр произнес заклинания.

— Эмбуррус — уто-тоа!

Птица закричала, по-видимому, только сейчас заметив колдунов.

Голубое сияние окружило вскинутые над головой руки Аспра.

— Эсфу! Эсфу тyoтa!

Шестеро его сподвижников подняли руки вместе с ним, и голубое сияние распространилось и на них.

Птица снова закричала, но движение ее крыльев стало замедляться; она даже перестала дергать когтями и клювом. Когда голубое сияние начало обволакивать ее тело, птица, летая по комнате и теряя силы, начала медленно превращаться в расплывчатое сапфировое пятно.

Наконец, теряя силы, пятно упало в самый центр круга, возле Нгаигарона.

Спустя некоторое время к Нгаигарону полностью вернулась колдовская сила, ореол вокруг его тела исчез.

Теммар со своим отрядом еще до рассвета добрался до подножия холмов и вышел на заросшую высокой травой равнину, простиравшуюся до самого Тальмеша. Стены города, что находились меньше чем в лиге от них, четко вырисовывались в свете раннего утра.

— Что теперь? — громко спросила Соня, глядя на Теммара и Садгура.

Она чувствовала, как в ней растет раздражение — виной тому и вечерняя схватка с птицей, и долгие бессонные часы… а теперь еще и очевидная ошибка Теммара, решившего пересечь равнину при ярком дневном свете.

Садгур бросил на нее сердитый взгляд, явно возмущенный прозвучавшим в ее тоне сомнением. Но не произнес ни слова…

Теммар никак не отреагировал на слова Сони, он даже не слышал их, так как пристально рассматривал лес у подножья холмов.

Наконец, приняв решение, он пришпорил лошадь и направил животное к деревьям невдалеке. Садгур, Соня и его люди поскакали вслед за ним.

В лесу Теммар спешился и какое-то время шел, внимательно оглядываясь вокруг, словно желая что-то найти. Затем он остановился перед огромным камнем, заросшим мхом и мелкими кустиками, протянул руку к мечу, потом передумал и поднял с земли тяжелый сук.

— Садгур, собери несколько человек покрепче! Они нам понадобятся.

Садгур подозвал нескольких воинов. Те спешились и вместе с ним подошли к правителю.

Сначала Соня в замешательстве следила за Теммаром, но постепенно до нее дошло, что в этом странном поступке, возможно, есть свой смысл.

Садгур и шестеро солдат нашли крепкие колья и, встав рядом с Теммаром, подвели их под камень, и, поднатужившись, попробовали приподнять его. После нескольких попыток восемь человек, обливаясь потом и ворча, сдвинули валун с места. При этом раздался сильный скрежет, словно под камнем зияла пустота — это не был звук, который издает камень, сдвинутый с твердой земли.

Теммар отступил назад, несколько раз тяжело вздохнул и велел своим людям еще немного подвинуть камень. Со стонами и кряхтением дело было сделано: все увидели зияющий в земле провал.

— Тоннель! — воскликнула Соня.

Теммар посмотрел на нее и улыбнулся.

— Да, Соня, по крайней мере, такой же старый, как Тальмеш. Я узнал о нем от отца, когда взошел на престол. Вероятно, сначала он служил для того, чтобы в случае осады можно было бежать из города. В старину он и использовался с этой целью — полагаю, в каждом городе в этой долине есть такой ход — но в период мира о нем забыли. Если старинные карты верны, этот тоннель приведет нас к сточной трубе на северном конце города.

Соня ответила ему одобрительным кивком. Теммар — настоящий предводитель, а хороший предводитель, подумала она, не знает поражений; в его арсенале всегда имеется еще одна последняя хитрость, еще одно преимущество, оставленное на последний момент и, конечно, еще одно преимущество после этого!

Воины поочередно слезали с лошадей и спускались в тоннель. Когда все, кроме тех, кто сдвигал валун, скрылись в темноте, Теммар задержал их.

— Мне нужно, чтобы вы остались возле лошадей,— объяснил он.

— Господин, мы хотим сражаться!

— Я это знаю и ценю! Уверен, вам еще представится эта возможность! Но сейчас…

— Не спорьте с Теммаром,— рявкнул на них Садгур.

— Тебе легко говорить,— резко ответил один из них.— У тебя-то будет шанс сразиться с этим чудовищем!

Садгур фыркнул, но не ответил; он знал их настроение и не упрекал их.

— Своего решения я не изменю,— твердо произнес Теммар.

— Хорошо, мы подождем,— сказал один из воинов помоложе,— до завтрашней ночи. Если до тех пор ничего не случится…

— Вы возвратитесь в лагерь! — сказал Теммар.

— Мы пойдем к вам,— ответил другой воин.

— Как хотите,— произнес Теммар, покачав головой.— Я никогда не прикажу вам поступить против совести — по крайней мере, на этот раз. Прощайте!

— Мы снова увидим тебя на троне,— заявил молодой воин, протянув руку.

Теммар пожал ее, взглянул юноше в глаза и чуть заметно улыбнулся.

— Да будет так…— Затем повернулся к Садгуру.— Иди вперед! За тобой Соня, потом я.

Садгур начал спускаться. Соня прыгнула следом за ним.

…И смирение,— подумала она,— последнее качество хорошего предводителя. Смирение, вера в богов. Я никогда не смогу быть настоящим предводителем!..

Теммар спрыгнул следом за ней и крикнул оставшимся:

— Верните камень на место, да уведите подальше лошадей! Понятно?

Молодой воин кивнул и хлопнул себя по груди.

— Силы и победы тебе!

— Охраняйте лошадей и ждите нас до завтрашней ночи!

Теммар молча следил, как постепенно меркнет дневной свет и темнота заползает в тоннель, заполняет, и, наконец, полностью поглощает его.

Когда наступила кромешная тьма, он сказал:

— Те, у кого есть факелы, зажгите их! И тронемся в путь. Нам надо пройти почти лигу, а я хочу добраться до цели еще до привала. И, пожалуйста, тише — топот ваших сапог могут услышать в городе!

Подземное шествие началось; Соня следовала за Теммаром, глядя на его сильную спину, длинные светлые волосы, блестящие в мерцающем свете факелов.

Нгаигарон проснулся навстречу солнечному свету. В комнате было тихо, но у него создалось ощущение, что в спальне кто-то есть. Он полностью пробудился и вспомнил абсолютно все, что с ним произошло; колдун сел на край постели и уставился на семерых в темных одеждах, застывших у противоположной стены.

— Спасибо, Братья!

Все семеро поклонились.

— Вы вовремя вмешались! Ваша доблесть не уступает моей.

— Ты один стоишь нас семерых, Нгаигарон,— сказал Аспр.— И то когда наиболее слаб!

— Как твое имя?

— Аспр.

— Не слышал раньше.

— Я еще новичок в нашем Искусстве, как и все мы. Мы пришли в Тальмеш за твоей помощью и советом!

— И все это вы получите в благодарность за то, что сделали для меня сегодня!

Он повернулся к Идзуре, стоявшей, сцепив пальцы, в углу комнаты. Глаза ее были наполнены сомнением и страхом. Нгаигарон молча, пристально глядел на нее. Когда сила его взгляда стала невыносимой, Идзура выпалила:

— Я сделала все, что могла, мой господин!

Он ответил голосом, полным холодного понимания:

— Я знаю.

— Я сделала все, что могла! Клянусь, это правда! Чудовище было слишком сильно! Ты слишком силен!

Нгаигарон перевел взгляд с нее на магов.

— Теперь вы должны меня покинуть. Мне еще надо немного отдохнуть; потом я должен отправиться в храм Урму и принести благодарственную жертву. Пожалуйста, пройдите с охранниками — они покажут вам ваши комнаты. Считайте себя моими гостями, учениками и помощниками!

Все семеро, поклонившись, удалились.

— Пожалуйста, Идзура, оставь меня! Мне нужно отдохнуть!

Но та с криком подбежала к нему, бросилась в постель и принялась целовать, гладить его тело, понимая, что чуть не лишилась своего возлюбленного.

— Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я не хочу тебя потерять!

— Успокойся, Идзура, успокойся. Все хорошо. Мы знаем наших врагов, и мы победим. Отдохни, моя Идзура. Я отдохну, и ты отдохни. Спокойно. Все хорошо, моя любимая!

В нем снова вспыхнули угольки старого пламени, и он вовсе не отдыхал, лежа рядом с Идзурой, погрузившейся в прерывистую, беспокойную дрему.

Когда факелы почти догорели, отряд, возглавляемый Теммаром и Садгуром подошел к концу тоннеля и оказался перед большой зарешеченной дверью, прикрепленной к каменной стене тоннеля огромными чугунными петлями.

— Погасите все факелы, кроме одного,— распорядился Теммар.— Давайте его сюда!

Ближайший к нему воин вышел вперед и осветил дверь своим факелом.

— Садгур…— позвал Теммар.

— Я здесь, мой господин.

Теммар внимательно осмотрел решетку, взял факел и попытался через отверстия посветить наружу.

— Я так и думал,— пробормотал он.— Эта дверь ведет в одну из главных сточных труб города. Открыв ее, мы смогли бы точно определить, где находимся.

Поняв это замечание как намек, Садгур прошел вперед и ощупал дверь, проверил крепость старых ржавых петель. Затем он с ворчанием схватился за решетку, потянул, потолкал и потряс дверь. Теммар предложил свою помощь, но великан проигнорировал его; остальные воины столпились рядом, внимательно наблюдая, как Садгур возится с дверью.

После нескольких рывков дверь подалась. На пол тоннеля попадали куски поржавевшего металла.

Продолжая держаться за решетку, Садгур сделал шаг вперед, ухватился за тяжелую дверь, присел и спрыгнул в сточную трубу. Он приземлился на грязный кирпичный пол.

Сточную трубу освещал тусклый серый свет, проникавший снаружи через зарешеченные отверстия в потолке, расположенные длинным рядом. В трубе стоял затхлый, гнилой, зловонный запах сточных вод.

Люди один за другим спрыгивали в трубу; когда их глаза привыкли к тусклому свету, они стали различать узкие тропочки по краям сточной канавы и маленькие, сравнительно чистые островки кирпича и камня, которыми была выложена труба. Собравшись вместе, они дружно проклинали зловонный воздух, ящериц, змей и огромных крыс, прятавшихся от непрошеных гостей в грязной канаве.

— Подождем до наступления ночи,— сказал Теммар,— а потом двинемся дальше. Не можем же мы выйти прямо на главную улицу; придется поискать пути, ведущие в боковые аллеи.

Соня вышла из тоннеля одной из последних. Она и раньше бывала в сточных трубах, и ей всегда становилось нехорошо от неясного мрака, зловония, липкости и призрачной таинственности.

Одно дело сражаться с гигантской птицей на открытом всем ветрам горном склоне; к битвам она привыкла и не чувствовала ни сомнения, ни страха во время верховой прогулки по покрытому лесом горному склону; но переход по тоннелю начинал действовать ей на нервы. А теперь, спрятанная в этой зловонной сточной трубе, как попавшая в ловушку, Соня в полной мере ощутила, в каком опасном положении они все оказались. Это Нгаигарон, колдун, виноват в том, что им приходится прятаться, как распоследнему отребью, в городских сточных трубах, кишащих крысами и прочей нечистью! Она сделает все возможное, чтобы уничтожить его!

Вечером Нгаигарон покинул дворец в сопровождении пятидесяти стражников и проследовал к Храму Грифа. На шее его снова красовалась деревянная птица-талисман; у нее не было ни своей жизни, ни своего разума, ни собственной силы, кроме той, которой ее наделял Нгаигарон.

В храме уже убрали трупы, чтобы потом использовать для жертвоприношений, а раскрошенные камни заменили.

До Нгаигарона доносились крики и ропот жителей Тальмеша — они восстанавливали старинный храм Темной Птицы под кнутами его наемников.

Солнце зашло. Пока оно садилось, Нгаигарон молил богов дать ему силы, а потом всех, кто больше не мог работать, принесли в жертву Урму.

Наконец, он вернулся во дворец, намереваясь побеседовать с семью молодыми колдунами.

Пока что он колебался, не стоит ли из осторожности просто убить их и тем самым проверить свое могущество, или лучше взять их на службу, чтобы в дальнейшем использовать для своих планов.

Семеро колдунов, моясь и переодеваясь, беседовали друг с другом — слуги доложили, что их приглашают на трапезу.

— Нгаигарон — наш враг,— уныло произнес Элат,— Я это чувствую.

— Пока нет,— сказал Аспр.— Он может стать нашим врагом, если мы будем вести себя неразумно, но пока нет. Скорее всего, наш враг — Идзура!

Менк, самый молодой, насмешливо фыркнул.

— Она всего лишь женщина, и довольно глупая. Ее колдовство не может ни помочь Нгаигарону, ни противостоять нам. Она прикрывается чарами ладана и эфирных масел, но ей явно неизвестно, к примеру, наше заклинание звезд!

Аспр смерил его немигающим взглядом.

— Будь осторожен, Менк — и все остальные тоже. Не стоит недооценивать женщину, особенно привлекательную, как Идзура. Ее власть над Нгаигароном может оказаться сильнее всего нашего колдовства. По-моему, Нгаигарона никто не может победить. Но я боюсь, что Идзура думает, будто может владеть им с помощью страсти и красоты своего тела, и, думаю, она опасается, что мы хотим заключить союз с Нгаигароном против нее. Поэтому она может быть очень опасна. В отношении гордости, ненависти и амбиций все обстоит так, как записано в Книге Пути: «В гордости нет справедливости. Честолюбие ослабляет кулак и ослепляет глаза; языки становятся кинжалами, а обещания — пеплом».

Он поднял руки, посмотрел на ладони, потом сложил их и пробормотал защитную молитву.

Обнаженная Идзура лежала на постели, чувственно потягиваясь. Она протянула руку, схватила светлые волосы Энади, притянула к себе голову девушки и наградила ее долгим поцелуем в губы.

— Ты все хорошо сделала, Энади,— сказала, наконец, она.— Тебе понравилось?

Девушка дрожала; она украдкой вытерла губы и отвернулась, чтобы госпожа не заметила отвращения в ее глазах.

— Ты хорошо сделала. Все еще боишься?

— Я всегда буду бояться!

— Может быть, в конце концов, это и неплохо. Может быть, Энади, ты и меня научишь бояться!

Энади села; она чувствовала озноб и легкую тошноту.

— Можно ли научиться или научить бояться, Энади?

— Тысяча извинений, госпожа… Я так не думаю.

Идзура тихо произнесла:

— Может быть, ты права. Вероятно, я уже испытала все страхи, которые мне суждено было испытать. Что ж, я согласна быть глупой, озабоченной, безрассудной, но трусливой — никогда! — Внезапно ее настроение изменилось, она стремительно провела рукой по своим темным волосам и резко произнесла:— Дай мне мою одежду и благовония, Энади! Я должна идти в трапезную.

Смеркалось. Один за другим воины вылезли на открытый воздух — на одной из окраинных улиц родного города. Они действовали тихо и тайком, как преступники, враги или разбойники. Теперь здесь все казалось им чуждым, тени боли, предательства и колдовства тяжело нависали над поверженным городом, погруженным в ночь.

— Возьми своих людей и иди на север,— приказал Теммар Садгуру.

Они пожали друг другу руки, поклялись в верности, произнесли молитвы — и расстались.

Садгур немедленно разбил своих людей на группы по три-четыре человека.

— Встречаемся здесь перед самым рассветом,— распорядился он.— Теммар тоже будет здесь. Берегите себя, да и сами никого не убивайте без особой необходимости. Куда бы вы ни пошли, прежде чем что-либо сказать или сделать, внимательно слушайте и хорошенько думайте. Нам нужны повстанцы; должно быть, найдется немало людей, которые желают сразиться за свой город. Но берите их только в том случае, если будете уверены, что их намерения серьезны, только когда по-настоящему убедитесь в их преданности и мужестве!

Садгур ушел один, не желая, чтобы кто-нибудь сопровождал его. Настал час возмездия!

Он шел уверенными, тяжелыми шагами, спрятав меч под длинным плащом. Везде стояла охрана: на освещенных факелами улицах, в дверях, на крышах; в большинстве своем это были черные, дикие воины из Куша, Кешана и Дарфара.

Садгур шел мимо библиотек, ставших притонами пьянства и разгула. Он видел чуждые, таинственные символы, нарисованные кровью на стенах домов и фасадах лавок. Некоторые из них были зачеркнуты углем или остриями камней или кирпичей, а рядом нацарапаны дерзкие предупреждения: «Смерть Нгаигарону!»; «Колдун узнает месть богов!». Но чаще всего встречалась надпись: «Теммар дафуГ — «Теммар жив!»

Он прошел мимо группы охранников, окруживших на углу улицы плачущую молодую женщину; они нагло приставали к ней, гладили ее по волосам. Садгур, проходя мимо, с трудом удержался, чтобы не вынуть меч и не напасть на них. Когда один из солдат поставил женщину на колени, она заплакала еще громче, тогда другой подошел ближе и ударил ее по лицу.

Увлеченные своим занятием, наемники не заметили Садгура. Скрывшись в тени и переведя дух, он еще несколько мгновений осторожно понаблюдал за ними, а потом тихо пошел дальше. Юркнув в маленькую калитку, он подошел к открытому зарешеченному окну. Слабый свет освещал улицу и стену противоположного дома. Почуяв приближение Садгура, в мусорной куче пронзительно завизжали крысы и в панике бросились наутек.

Из открытого окна до него доносились обрывки разговора.

— А что, если мы и впрямь заподозрим, что ты, Кирос, строишь козни против Нгаигарона? — спрашивал мужской голос.

У Садгура душа ушла в пятки.

— Ну, не знаю… Послушай, Сирт, это подозрение совершенно нелепо…— ответил юношеский голос.

— Х-ха… Может быть нелепо, а может быть и нет,— вмешался третий голос, грубый и хрипловатый.

Первый, которого назвали Сиртом, хохотнул, словно над непристойной шуткой, и сказал:

— Но о тебе тут был разговор…

— Что? — почти вскричал Кирос.

Его собеседники разразились хохотом. Садгур задрожал от волнения: неужели этот юноша-повстанец попался в руки наемников Нгаигарона или это просто пьяная болтовня? Судя по голосам, это были жители Тальмеша.

— Что за разговор?

— Эта маленькая служаночка из дворца! Она против Нгаигарона? Ты ведь с ней часто встречался!

— Ничего девчонка,— заметил хриплый голос.— Может быть, поэтому?

Пауза. Затем юный Кирос ответил с вымученным смешком:

— Понятно! Вы думаете, я через нее добываю сведения!

— А это так?

— А что, если и так? Что с того? Во всяком случае, Нгаигарон ничего для нас не сделал! Мы живем хуже, чем раньше!

— У нас есть все: женщины, еда, крыша над головой!

— Я все это имел и на службе у Теммара, но без всяких принудительных работ!

— Так ты хочешь убежать от Нгаигарона?

— А почему нет? Мы всего лишь наемные солдаты, а не герои. Я здесь для того, чтобы получить все, что могу, и, думаю, от Нгаигарона мы получили все, что можно!

— Хочешь попытаться найти Теммара?

Хриплый голос не ответил.

— Ну, так что?

— Я жил в этом городе, когда правил Теммар. Хороший был город. Ну, а ты что думаешь, щенок?

— Я не солдат,— отозвался Кирос,— что бы вы оба ни думали. Но я готов сражаться на стороне Теммара!

Садгур застыл в ожидании.

Послышались звуки шагов.

— Пойдем, найдем твоих друзей, Кирос.

— А вы бы хотели помочь нам? — спросил юношеский голос.

Неожиданно для Садгура дверь дома открылась, и на пороге показался крупный мужчина. Он осмотрелся, и взгляд его упал на Садгура.

На миг время остановилось. Затем хриплый голос произнес:

— Что это? Кто здесь…

Садгур потянулся за мечом.

Из двери вышел второй, Сирт, за ним юноша, Кирос. Все удивленно смотрели на Садгура.

— Я все слышал, — произнес Садгур.

Обладатель хриплого голоса, оттолкнул Кироса и быстро вышел вперед.

— Что мы готовы выступить против Нгаигарона?

— Да.

В этот момент у них был выбор между словами и мечами: трое против одного, но все же человек был не из слабых, да и весь его вид говорил о том, что он не раз наносил смертельные удары, и, кроме того…

Оба старших перекинулись взглядами. Юноша неуверенно стоял в стороне.

— Ну? — проворчал Садгур.

— Ты человек Теммара?

Но Садгур не собирался отвечать на этот вопрос, пока не убедится в их дружелюбии.

— Я был…

— А теперь ты участвуешь в восстании?

Садгур не ответил. Хорошенько подумай, остановись, прежде чем что-нибудь сказать или сделать!

Хрипун произнес:

— Мы готовы, мой друг! Этот юноша знает многих людей, недовольных Нгаигароном.

— Это верно,— подтвердил юноша.

Садгур несколько расслабился.

— Мы можем поговорить? — спросил Сирт.

— Да,— осторожно кивнул Садгур.

Сирт — высокий, худой человек с косящими глазами, оглянулся на своих спутников.

— Тогда идем к его друзьям! — предложил он.

Кирос обратился к Садгуру:

— Мы можем поговорить, мой господин. На улицах сегодня спокойнее. Нгаигарон чувствует, что ему ничто не угрожает. Только спрячь свой клинок! Мои друзья сейчас в таверне «Золотая Жаба»!

Упоминание о таверне отбросило все колебания Садгура: он почувствовал, что сейчас отдал бы все на свете за хорошую кружку холодного пива!

Конец разговору положил хрипун:

— Да, пойдемте выпьем и все обсудим! Только, чтобы не привлекать внимание солдат, идем уверенней! Идем так, словно мы хозяева города, тогда все будет в порядке. «Золотая Жаба» — это ведь, если не ошибаюсь, таверна Троса?

— Да, Троса.

— Вот, вот, кто бы подумал, что он повстанец! Ну, что, мой друг — ты с нами?

Садгур кивнул, оставив при себе терзавшие его сомнения.

— Идем!

Когда они вчетвером пошли по улице, юноша с Садгуром несколько опередили спутников; он был очень возбужден и, не останавливаясь, засыпал Садгура вопросами.

— Ты действительно знаешь Теммара? Я мечтал хоть один день послужить у него! И вот, наконец, свершилось!

Садгур сдержанно рассказал ему об Теммаре — тщательно выбирая слова, чтобы не наболтать лишнего, но испытывая при этом нескрываемую гордость.

Двое других, улыбаясь и перешептываясь, обогнали мирно беседовавших Садгура и Кироса.

— Вот уже двое,— шепнул Сирт,— и один из них, действительно, повстанец! Боги с нами!

— Да, мы здорово обдурили этого мальца! А теперь и все его друзья будут в наших руках!

— Это проще простого! Надо только привести этих двоих во дворец и получить наше золото!

— Больше жертв Нгаигарону! Клянусь Небом, это нам удастся лучше, чем быть помощниками Теммара!

— А на обратном пути, может быть, допросим рабыню Идзуры?

— Почему нет? — загоготал хрипун.— Ночь только начинается, а у этой блондинки славная попка! Хотя, думаю, не стоит! Я слышал, Идзура сама любит позабавиться с этой девицей. Опасно заставлять ее ревновать!

Они громко рассмеялись.

Садгур, продолжая расхваливать Теммара перед юным Киросом, решил, что эти двое позволили себе какую-то неприличную шутку над Нгаигароном…

Соня, Теммар и пятеро его воинов направились в таверну, хозяина которой правитель знал с детства. Тем не менее, сначала он послал одного из своих людей на разведку, узнать, жив ли еще этот седой одноглазый человек.

Его нашли в своем подвале в обществе четырех мужчин и двух женщин, одна из которых, беременная, оказалась его внучкой. Человек Тем-мара чуть не довел одноглазого Бенфу до сердечного приступа, окликнув его из темноты, когда старик нес хлеб и вино из безлюдной таверны в свое убежище внизу.

— Я служу Нгаигарону! — прошипел он в ответ.

— Проклятье! Я с Теммаром!

— Ты лжешь!

— Успокойся. Теммар с нами! Пойди посмотри!

— Ты лжешь, ты лжешь!

Но посланец не лгал. Он отступил к двери, открыл ее, и Теммар, Соня и все остальные вошли. Старый Бенфу крепко обнял Теммара, рыдая от радости, что видит своего господина живым и невредимым.

Пока вся компания, собравшись внизу, поглощала нехитрую еду, Теммар с Соней сидели за столом наверху, в темной таверне. Они наблюдали за улицей в полуоткрытое окно, но здесь, близ окраины города, было мало дозорных и мало прохожих, лишь женщины рылись в мусоре в поисках остатков пищи.

Время от времени они заговаривали друг с другом.

— А твоя жена? — спросила Соня, подхватывая нить разговора, оброненную Теммаром.

— Я ненавижу ее! Ничего не могу с этим поделать, Соня. Я доверял ей, одним богам известно, почему, а сейчас это доверие полностью утрачено! Она — избалованное дитя, стремящееся достичь недоступного, и презирающее то, что уже достигнуто. Она никогда не могла бы быть обычным человеком! А теперь Идзура стала ведьмой, предательницей. Полагаю, немалую роль тут сыграло ее происхождение.

— Каждый из нас выживает как умеет, Теммар!

— Правильно! Но это ее не оправдывает. Ведь есть еще ценности, дарованные нам богами!

— Нет, это ее не оправдывает. Но я часто думала о ценностях…

Теммар резко повернулся к Соне.

— Ты благодаришь людей, когда они помогают тебе, пытаешься отплатить им тем же самым и ожидаешь, что и люди тебе отплатят за твою помощь?

— Да.

— Ты веришь, что есть силы и существа более великие, чем человек?

— Да.

Что-то внутри Сони похолодело, когда он упомянул о потусторонних силах, обрекших ее, похоже, на незавидную участь.

— Ты веришь, что человек может обладать такими качествами, как справедливость, честность, искренность… что, хотя он, может быть, часто терпит поражения, он должен по-прежнему стремиться к этим ценностям?

Соня медленно кивнула.

— И что на свете существует любовь?

— Да, я знаю, что она есть.

— И что в человеке есть как плохое, так и хорошее?

— Я со всем этим согласна, Теммар; а что?

— Есть общепризнанные ценности. Воин ты или шлюха, король или сапожник — есть ценности, общие для всех: человеческое достоинство, отношение к жизненной борьбе, как к стоящему делу. Тот, кто не верит в эти ценности, не может называться человеком; в некоторых ситуациях он сможет нарушить все законы добра. Может быть, на какое-то время добро лишь с огромным трудом возобладает в его борьбе с самим собой, но… Чем больше хвастовство, тем большее сомнение вызывает хвастун; чем сильнее доспехи, тем слабее человек, который их носит; чем громче голос, тем менее убедителен аргумент — и так далее. Ты все это знаешь, Соня, иначе ты не была бы такой, какая ты есть. Рано или поздно это качество проявится в слове, в действии — в приготовлении хлеба, занятии любовью или борьбе за чью-то жизнь.

Соня спокойно слушала его. Ей становилось ясно, что философия Теммара произрастает из глубокой обиды, которую нанесла ему Идзура. Ей захотелось протянуть ему руку. Это была не любовь, а глубокая симпатия, сочувствие абсолютно чужих друг другу людей, двух воинов.

— Мы используем слова, чтобы уклониться от действия,— задумчиво произнес Теммар,— а действия, чтобы уклониться от слов. Боги, боги! Где же истинное равновесие? Где же ответ, который не ведет к дальнейшим вопросам? Почему человек не более чем надежда и быстро исчезающий призрак, передающий своим потомкам знания, чтобы те забывали их?

Он сцепил руки, положил их на стол и откинулся назад — при этом его лицо скрылось в тени.

Вдруг снаружи, с улицы, послышался шум, тотчас же вернувший обоих к реальности.

В комнате не было света и их присутствия ничто не выдавало, но Соня, тем не менее, низко пригнулась и молча вытащила меч, потом, прижавшись к стене, осторожно выглянула в окно. Теммар, спрятавшись по другую сторону окна, тоже выглянул, пытаясь определить источник шума. Потекли долгие мгновения ожидания.

Соня начала успокаиваться. Неужели шум возник лишь в их воображении?

Затем шум раздался снова, и на улице показалась высокая темная фигура. В это же мгновение на лестнице послышались шаги.

— Теммар…

Это его люди поднялись из подвала. Теммар шепнул из тени:

— Тихо! Враги!

Все четверо воинов в тот же миг осторожно отступили в пелену темноты, и, спокойно обнажив мечи, застыли в ожидании.

Фигура появилась перед окном и заглянула в комнату, показав свое тусклое, белое лицо, Соня подавила глубокий вздох. На бледном, вытянутом лице непрошеного гостя сверкнули желтые глаза. Колдун!

Глава четвертая

Когда двое, шедшие впереди, обернулись, юный Кирос поднял взгляд и вдруг заметил, что они идут совсем не к таверне. Он прервал Садгура жестом и прошептал: — Мы идем вовсе не к моим друзьям!

Садгур замедлил шаг и оглянулся; Кирос тоже посмотрел через плечо. Повсюду на улицах стояли стражники.

Двое их спутников остановились и повернули к ним. Под их плащами посверкивали обнаженные мечи.

Садгур остановился. Его прошиб холодный пот.

— Что такое…

Он мгновенно потянулся за мечом.

Но двое подскочили к нему с занесенными клинками, и Садгур только успел сжать кулаки.

— Иди!

— Я вам обоим перережу глотки! — зарычал Садгур.

— Попробуй!

Сирт поднес: меч к горлу Садгура и наклонился с намерением вынуть из ножен его оружие. Его спутник проделал то же самое с застывшим в шоке Киросом.

— Теммар!

Обуреваемый гневом, понимая, что он погиб, Садгур выхватил меч левой рукой, а массивным правым кулаком ударил Сирта в лицо. Тот тяжело рухнул на булыжники.

Хрипун развернулся и уже поднял меч, чтобы поразить Садгура, как вдруг напрягся, заревев от гнева и боли. Юный Кирос выхватил кинжал и вонзил его предателю в бедро. Хрипун развернулся и рубанул мечом, прорезав пустой воздух, а в это время юноша увернулся и со всех ног бросился наутек. Тогда он повернулся к Садгуру, но тот с поднятым мечом уже надвигался на него. Предатель с проклятиями опрометью бросился бежать.

Садгур выругался в ответ, вынул один из своих длинных кинжалов и мастерски метнул его. Тяжелое лезвие угодило врагу точно между лопаток. Хрипун пронзительно заорал и рухнул на булыжники, где и остался лежать; руки у него дрожали, а ноги были совершенно неподвижны.

Со всех сторон, вынимая на ходу мечи, на крики сбегались наемники Нгаигарона. Сирт, бормоча проклятия и выплевывая кровь, схватил свой оброненный меч, но Садгур, рыча, взмахнул клинком и отрубил предателю руку до самого плеча.

— Назад, юноша! — крикнул он Киросу, когда наемники Нгаигарона подошли вплотную.— У меня еще один кинжал! Попроворнее действуй своим клинком — клянусь, они дорого купят наши жизни! Осторожно — вот они! Теммар!

Стражники Нгаигарона окружили их — и зазвенела сталь.

Они появились, когда обед во дворце близился к концу — небольшой отряд наемников.

— Мы захватили двух пленных, Нгаигарон,— сказал старший, черный дарфарец с окровавленной повязкой на руке, в которой он держал меч.— Повстанцы из Тальмеша. Решили взять их живыми, чего бы нам это Ни стоило, зная, что тебе так больше понравится!

Нгаигарон похвалил их и пообещал щедро вознаградить за развлечение, которого жаждали разгоряченные вином гости. Идзура и колдуны пристально смотрели на Нгаигарона, приказавшего ввести пленных.

Несчастные были закованы в цепи и все покрыты ранами, ссадинами и синяками, особенно один, высокий и мускулистый, чья левая рука была так изрублена, что он бы, безусловно, истек кровью, если бы не грубый жгут у самого плеча.

— Кто эти пленные? — спросил Нгаигарон.

— Мятежники из Тальмеша, мой господин. Их имена нам неизвестны.

Нгаигарон внимательно рассмотрел пленников.

— Молодой, я думаю, слуга. По-моему, я два или три раза видел его во дворце, хотя с уверенностью сказать не могу — эти белокожие подонки так похожи друг на друга! Ладно, отведите его в темницу. Придет время, и мы принесем его в жертву. А того, что постарше, оставьте — полагаю, он нам пригодится!

Стражники кивнули, поклонились, и двое из них вывели юношу из зала.

— Назови мне свое имя,— обратился Нгаигарон к высокому пленнику, как только ушли наемники.— Говори! Говори, или я силой развяжу тебе язык!

Он оглянулся на своих охранников, стоявших за его спиной с длинными пиками.

— По-моему, это один из военачальников Теммара,— сказал один из них.

— Это правда? — колдун снова посмотрел на высокого человека.

— Да! — подтвердил сидевший за столом тальмешец, один из наймитов Нгаигарона.— Это Садгур, он служит в войске Теммара.

Садгур тотчас плюнул в лицо Нгаигарону. Колдун закипел от гнева, но потом, утершись, мрачно и мстительно рассмеялся.

— Где вы его нашли? — спросил он своих наемников.

— Он дрался на улице с двумя горожанами, служащими тебе, да так покалечил их, что они уже ни на что не годятся!

Нгаигарон, злорадно потирая руки, снова повернулся к Садгуру.

— Расскажи, откуда ты и где сейчас находится Теммар; я знаю, что в горах его больше нет! Расскажи, кто расстроил планы моей волшебной птицы!

Садгур холодно и молча смотрел на него.

— Что ж, хорошо,— тихо и мрачно произнес Нгаигарон.

С этими словами он протянул правую руку и щелкнул Садгура по лбу тонким пальцем.

Ноготь едва коснулся головы великана, но Садгуру показалось, будто его со всей силы ударили огромным молотком. Колени подогнулись, он покачнулся в сторону и подался назад, стараясь не потерять равновесия, несмотря на закованные в цепи руки и ноги. Он весь закоченел; мускулы не слушались его.

— Ты заговоришь! Ты мне все расскажешь, или узнаешь такие пытки, какие тебе и не снились! Понятно? Мне не нужны ни клещи, ни угли! Достаточно вот этого! — Он поднял руки.— Я даже не дотронусь до тебя, но ты почувствуешь такие мучения, какие испытывали лишь немногие на этой земле — и будешь страдать, пока не скажешь мне все, что я хочу узнать!

Стулья в зале громко заскрипели: гости Нгаигарона привстали, чтобы лучше видеть любопытное зрелище.

Садгур с вызовом посмотрел на колдуна, но по его бледному лицу катились струйки пота, скрываясь в густой бороде. Он еще не осознал до конца, что находится в плену, не говоря уж о том, что страдал от боли и усталости. Если начнет говорить, Нгаигарон, возможно, ослабит свою невидимую хватку,— но храбрец продолжал молчать!

— Отлично,— сказал, наконец, Нгаигарон.— Я заставлю тебя говорить!

Он немного приблизился, поднял руки, и его глаза загорелись странным блеском.

Банкет Элату не понравился. Он ушел рано, прежде чем привели закованных в цепи Садгура и Кироса, чтобы побродить в темноте по безлюдным улицам и подумать.

— Куда теперь поведет меня судьба? — бормотал он про себя.

Никому никакого доверия, даже самого незначительного! Никому! Аспр слишком самоуверен, и одновременно слишком доверчив. Он игрушка в руках Нгаигарона, хотя тот, похоже, не знает, что с ними со всеми делать.

— Но он увидит в нас угрозу, во всех семерых,— вслух размышлял Элат,— угрозу, которую могут представлять либо сильные союзники, либо своенравные дети, докучающие родителям!

Нет, он не станет доверять Нгаигарону, какие бы игры тот ни затеял! Элат чувствовал, как погружается в царство холода, одиночества, темноты, бесчувствия и зла.

— Веди меня, о, моя Судьба,— бормотал Элат в ночи.— Ведите меня, Боги Рока!

Так, размышляя и бормоча, он блуждал по безлюдным бульварам и отдаленным улицам, пока не оказался в самой пустынной части города, где все напоминало о душераздирающих криках и крови. Поднялся туман — в его воображении? От его сомнений? Элат понял, что находится на отдаленной улице, возле старой, давно заброшенной таверны.

Но она вовсе не была заброшенной!

До его чуткого, натренированного слуха вдруг донеслись чьи-то оживленные голоса. Он остановился и заглянул в окно. Ему показалось, что там люди.

В неровном оконном стекле Элат также увидел отражение своих желтых глаз, тускло блестевших в затуманенном окне, как маяки. Казалось, его сознание тоже затуманилось — раздвоилось: он поймал себя на том, что пытается решить, считать ли ему этих людей друзьями, расспрашивать ли их, отвечать ли на их вопросы или расправиться с ними, как с возможными врагами.

Затем послышались шаги, и дверь со скрипом, напоминавшим урчание голодного дракона, распахнулась. Раздались голоса и показались разгневанные, испуганные лица.

Элат повернулся, увидел в проеме двери женщину и мужчину с обнаженными мечами и услышал их голоса.

— Теммар — смотри!

Все произошло мгновенно. Даже магия колдунов не может соперничать с импульсом страха, который движет людьми в этом безумном мире!

— Я его вижу, Соня! Эй, кто бы ты ни был, призрак или человек, стой, где стоишь!

— Стой, где стоишь! — словно эхо, повторил гневный женский голос.

С этими словами они пошли на него, держа наготове клинки.

Элат поднял руку, словно желая защититься от каких-то волшебных сил.

— Соня! Осторожно! — предостерег Теммар, размахивая мечом.

Элат прошептал действенное заклинание:

— Як-сатого, иута меи!

— Колдун! Колдун! — Взмахнув мечом над головой молодого волшебника, Теммар, движимый безудержной ненавистью, зашипел:— Ты — уничтожил — Тальмеш!

С удивлением увидев, как меч Теммара отскочил, словно его лезвие наткнулось на невидимый щит, Соня отпрянула.

— Осторожно, Теммар! От него можно ждать чего угодно!

Но Теммар, вне себя от ярости, снова предпринял атаку и стал молотить мечом по груди желтоглазого существа, но и эта атака лишь повлекла за собой новый прилив ярости и отчаяния, захлестнувших его.

Колдун, сверкая желтыми глазами, упал навзничь, и принялся размахивать когтистой рукой, продолжая возводить в воздухе мощный невидимый щит.

— Умри, и будь ты проклят! — кричал Теммар, отводя меч после безрезультатного удара и занося клинок, чтобы ударить снова.

— Остановись!

Но тот снова взмахнул мечом; серебристое лезвие, блеснув в темноте, ударилось о волшебный щит Элата и почти проткнуло его. Теммар отступил и опять взмахнул мечом. Элат покачал головой, по-прежнему сверкая глазами, опустился на колени и умоляюще поднял руки. Воин снова ударил его, и снова меч отскочил от невидимого щита.

— Теммар! — снова вскричал Элат.

Шатаясь и хрипя, правитель, в конце концов, прекратил атаковать и застыл на месте, держа меч в дрожащей руке.

— Теммар! Я тебе не враг, Теммар!

— Осторожно! Колдуны — мастера предавать! — предупредила Соня.— Не подходи к нему слишком близко: он может напасть на тебя, когда ты меньше всего ожидаешь!

Она стояла рядом с Теммаром, глядя на Элата, и старалась разгадать, что собирается предпринять маг.

— Я тебе не враг, принц Теммар! — снова вскричал Элат.— Колдун мой враг, так же, как и твой! Он должен быть уничтожен!

— Уничтожен! — сдавленно произнес Теммар.— Это Тальмеш уничтожен!

— Теммар! — Соня осторожно дотронулась до его плеча.

— Тальмеш покорен! Тальмеш разрушен! — пронзительно кричал он, снова пытаясь проткнуть невидимый щит Элата.

В сердцах хватив мечом по кирпичной стене таверны, он с горечью воскликнул:

— А я даже не могу справиться с одним из разрушителей моего города!

— Я тут ни при чем, Теммар!

На этот раз шум услышали и остальные обитатели таверны; они вышли на улицу и, держась на расстоянии, наблюдали за Теммаром и колдуном. Соня мельком взглянула на них.

— Успокойся, Теммар! Может быть, в конце концов, колдун говорит правду. В одном он прав, мы должны убить Нгаигарона!

Теммар повернулся и посмотрел на нее; краем глаза он заметил в дверях таверны своих воинов. По его грязному, потному лицу текли слезы.

— Колдуны! — лицо Теммара исказилось гневом; он высоко поднял голову и указал мечом в сторону стоявшего на коленях Элата.— Их кровь, только их кровь смоет кровь наших братьев и сестер, наших матерей, отцов и детей! Мы заново отстроим Тальмеш из камней, скрепленных кровью наших врагов!

Никто не произнес ни слова; все взоры были устремлены на него.

Теммар, гордый, разгневанный, одержимый жаждой мщения, выведенный из терпения, сделал шаг вперед. Его люди, охваченные благоговейным ужасом, расступились перед ним, давая ему дорогу. Войдя в таверну, он взял с полки за стойкой бутылку вина и сел за стол — подумать, выпить, постараться забыть о присутствии колдуна и остудить свой гнев.

Остальные также вернулись в таверну. Войдя внутрь, Соня прошептала магу:

— Ты действительно с нами, колдун?

— Да, и Теммар в глубине души тоже это знает, иначе он натравил бы на меня своих людей! Он и сам в этом признается, когда пройдет его безумие.

Соня кивнула.

— Да, безумие… безумие, которое могло бы охватить его гораздо раньше. Но оно пройдет, как ты говоришь; он сильный человек. Может быть, еще не все потеряно — для Теммара, для меня и для Тальмеша.

— Не все потеряно,— тихо повторил колдун, закрывая за собой дверь таверны.— Не все потеряно. Спасибо тебе, воительница, за то, что в моих словах ты услышала истину. Я помогу тебе бороться с Нгаигароном.

— Вы все должны успокоиться — ведь даже в потайных уголках города ночью древние камни могут подсматривать и подслушивать секреты ради такого могущественного колдуна, как Нгаигарон. Он может чувствовать голоса и шаги, которые знают только темные аллеи.— Голос колдуна зазвенел.— Время меняется, как меняется человек. Города, законы, армии, матери с детьми, адепты и колдуны, оживающие каменные птицы — все это меняется и угасает, переходя в новые формы. А ночью все города представляют собой один — просто один безымянный город!

Надвинувшийся туман заволок слабый свет, лившийся в таверну с улицы, и спрятал высокую фигуру Элата. Остались видны лишь его желтые глаза. Люди Теммара в замешательстве зашептались.

— Если ты и впрямь наш союзник,— пробормотала Соня, пытаясь унять озноб, охвативший ее тело,— замолчи! И помоги нам зажечь свечу!

Садгур закричал, когда его вытащили из окровавленного чрева матери, перерезали пуповину и положили ей на грудь кормить.

Но мать его не кормила; вместо этого она подбросила его вверх — своего ребенка, которому был всего один миг — и, держа над собой, впилась в его глаза своими демоническими очами.

Насладившись зрелищем, она потянулась к его нежному горлу своими вампирскими клыками.

Садгур закричал — закричал и стал биться, хотя и был всего лишь новорожденным, бессильным младенцем. Все жизни, которые он когда-то прожил, боролись и протестовали, когда челюсти матери раскрылись шире и она заговорила железным голосом Нгаигарона:

— Ну, Садгур! Расскажи мне об Теммаре — или я рожу тебя в огненном чреве дракона!

Когда клыки вонзились в него и начали жечь, как языки пламени, Садгур закричал. Ему казалось, что он катается и извивается по полу, хотя знал, что по-прежнему лежит парализованный. На короткое мгновение над ним ясно и отчетливо возникло лицо Нгаигарона. Садгур попытался отряхнуть со своих глаз жгучий пот, попытался заговорить, но распухший и горячий язык застрял у него в горле.

— Говори же, — глумился Нгаигарон.

Садгуру снова показалось, что он бешено кричит, падая и падая в глубокую яму.

Дно ямы сверкало раскаленным светом. Откуда-то из темноты появились женщины, — четыре роскошных женщины, две полноватые, две более стройные, все красавицы. Они медленно приблизились к Садгуру; доспехи и одежда упали с него, и они принялись его ласкать. Они чувственно целовали его тело, гладили пальцами и губами, все плотнее прижимаясь к нему.

— Скажи нам, скажи,— страстно шептали они и, не дождавшись ответа, принялись кусаться и царапаться.

Он что-то бормотал в агонии, а женщины стали превращаться — одна в гадюку с ядовитыми клыками, другая в гигантского волосатого паука, третья в ледяного призрака, четвертая в огромную костлявую птицу с длинным острым клювом.

— Скажи нам! Скажи! — требовали они, продолжая кусать и ласкать его, стонать, царапаться.

— Не могу! Не могу! — кричал Садгур.

Женщина-птица бросилась на него, и у него между ног потекла кровь. Огромные волосатые лапы женщины-паука обхватили его лицо и горло, словно желая задушить. Садгур мысленно закричал:

— Не могу! Не могу!

Затем он с наслаждением растворился в бесконечной, бесчувственной, спасительной темноте…

Нгаигарон в жестоком разочаровании оскалил зубы. Он долго смотрел на тело Садгура и, наконец, прошептал:

— Несчастный глупец! Ты бы мог спастись для наслаждений столь же великих, как и твои страдания!

Стражники подошли и осмотрели искалеченное тело, искалеченное, несмотря на то, что до него не дотронулась ничья рука! Нгаигарон знаком отогнал их и принялся водить руками над трупом.

— Ка наку! — медленно бубнил он.— Астур им каанайам ог иото…

В тот же момент тело Садгура начало затуманиваться, затем растворяться в голубом зловонном дыме, заполнившем комнату. В мгновение ока все исчезло — плоть, кости и пролитая кровь — на мраморных плитах пола остался только едва уловимый след, черное угольное пятно.

Не произнеся больше ни слова, Нгаигарон повернулся и вышел из комнаты, бросив суровый взгляд на Идзуру и шестерых молодых колдунов, сидящих возле нее, напуганных и потрясенных только что увиденным зрелищем.

Ближе к рассвету люди Теммара начали возвращаться, поодиночке и группами. Они собрались в таверне и доложили, что им удалось узнать и сделать.

Преданные правителю горожане теперь знают, что Теммар на самом деле жив и на рассвете планирует генеральное наступление на колдуна — осаду дворца. Если легионы охранников Нгаигарона будут разбиты, толпы подавленных горожан смогут воспрянуть духом и присоединиться к борьбе против Нгаигарона.

Но не хватало Садгура. Один из повстанцев печально сказал Теммару:

— Мы видели его вчера ночью. Он с каким-то юношей был схвачен в поединке с несколькими наемниками Нгаигарона!

— Схвачен? — дрожащим голосом переспросил Теммар.

Он немного отдохнул, но на его лице еще были видны следы огромной усталости.

— Да, мой господин.

— Тогда он погиб,— со вздохом произнес Теммар после долгого молчания.

— Мы не знаем это наверняка, — вмешалась Соня.

— Нет! — правитель Тальмеша хлопнул рукой по столу.— Мы только предполагаем, что он погиб. Мы также только предполагаем, что Нгаигарон старался выпытать у него сведения о нас и неизвестно, удалось ли ему это. Мы должны действовать по нашему плану, но всегда быть готовыми к неожиданностям!

Все согласно кивнули.

Когда первый серый свет зари окрасил окна, все воины поклялись Теммару: идти вперед, сражаться насмерть и отвоевать город!

Соня тоже присоединилась к ним. Она знала, что вскоре ей представится случай оказаться в самом центре смертельной битвы. Пока сделано мало, но звездный час не за горами. Судьба нередко сталкивала ее с колдовством. Она, Рыжая Соня, дала обет не только помочь Теммару в осаде, но повторила обет, данный ею когда-то самой себе — всегда быть самой собой — быть Соней, воительницей, орудующей мечом против темных сил зла.

— У тебя странная судьба, Рыжая Соня!

Соня очнулась от своих мыслей, и до нее дошло, что с ней говорит колдун Элат. Блеск его глаз был едва заметен при свете свечей в предрассветных сумерках, и это делало его больше похожим на человека.

— Да, и меня не удивляет, что ты знаешь о судьбах, колдун. Но ведь ты еще довольно молод, тебе, полагаю, не больше двадцати пяти лет. Что тебя заставило продать душу тьме?

Элат вздохнул.

— Я уверен, что ты не так проста, как желаешь казаться. Колдовство само по себе не зло, но может быть злом или добром в зависимости того, кто им владеет. Только внутреннее зрение, более острое, чем то, которым владеет колдовство, может отличить зло от добра. Вот почему многие колдуны творят зло. Но разве большинство людей не творят больше зла, чем добра, как бы могущественны они ни были?

— С твоими словами трудно спорить. Но колдовство все же полно обмана!

— Однако я чувствую, что ты, по крайней мере, один раз в жизни встречала волшебника, творившего в мире добро и уничтожившего много зла! Разве не так?

Соня рассердилась, но потом призналась:

— Да. Это так…

— Пожалуйста, не сердись! Я читаю не твои мысли, а только твои настроения. И мне кажется, в душе ты согласна со мной.

— Я… я не знаю. Но все-таки, вопреки здравому смыслу, я не могу сказать, что вижу в тебе зло. Разве ты только что не клялся в верности Теммару?

Элат покачал головой.

— Тот, кто стремится к конечному знанию, дает только один обет в жизни!

— А ты не думаешь, что это дерзко?

— Но Теммар же принял мою помощь, Соня! Хотелось оказаться достойным его доверия! Он хороший человек и благородный правитель. Лучше служить ему, нежели Нгаигарону, который мечтает погрузить весь мир в жестокость и ужас Вселенской Ночи — вот до чего доводят его страх и ненависть!

— Да, Теммар хороший, благородный человек,— пробормотала Соня, вспомнив другого, похожего на него.

А Элат, прочитав в ее глазах воспоминания о любви и боли, поспешил отвернуться.

Сионира молилась возле черного озера.

— Слушайте меня, о Ситра и Икскатл! Скоро я вернусь из ночных лесов в лагерь, к людям. Нас долго скрывали ночь и забвение, но теперь наше возрождение близко! Послушайте меня, обитатели подземелья, покрытые чешуей! Вспомните своих бывших хозяев, которым вы были преданы! Придите к своей жрице, которая вышла из вашего давно забытого храма, и ответьте на ее зов! Придите! Услышьте мой зов и вспомните о старинной ненависти! Возобновите вашу войну против тех, кто давным-давно отнял у вас власть над городом!

Так молилась Сионира, женщина-змея, подстрекая на мятеж диких и нетерпимых детей Природы, обитателей мрачных мест, доживших до наших времен с незапамятной старины в своем первобытном обличии.

— Выполни твой Договор, о Икскатл! Будь проклято человечество, и пусть поскорее его настигнет злой рок! О Ситра, пусть свершится твое долгожданное возмездие!

Ночные птицы защебетали от страха и быстро улетели; лесные кустарники внезапно оживились, потревоженные жутковатым, скользящим шорохом. Огромные легионы змей и ящериц выползали из травы и собирались вместе вокруг скалы.

— Жертвы человечества, вскоре вы станете пожинателями новых жертв,— монотонно говорила Сионира.— И ты, мой отец Нгаигарон,— добавила она в своих самых сокровенных мыслях,— скоро тоже узнаешь смертные муки!

Закончив свою молитву о мести, почти выбившаяся из сил Сионира встала и вернулась в лагерь.

Лагерь встретил зарю с ощущением новой опасности и бодрящего жара предстоящих битв. Паузы между боями всегда ведут к таким изменениям настроений, и эти изменения не всегда позволяют трезво оценить обстановку.

Трава вокруг лагеря, казалось, была полна шуршащих и ползающих существ.

— Проклятие Митры! — вскричал часовой, бешено орудуя мечом при тусклом свете занимавшегося утра.— Змеи! Вокруг все просто кишит змеями!

Воины вопили, распахивая мечами дерн и сея в лагере панику. Уставшие от бесполезных стараний, они затихли и стояли в напряжении, охваченные ужасом, глядя на тускло блестевшее море чешуи, что растекалось по всей территории лагеря.

— Они нас окружили! — в панике вскричал молодой часовой.

— Они охотятся не за нами,— возразил другой.— Смотри — они все ползут мимо и спускаются по горе!

— Митра нас спасет! — вскрикнул третий.

Когда бивачные огни потускнели от первых проблесков солнца, из леса вышла Сионира и, окруженная рептилиями, подошла к лагерю. Она гневно и подозрительно смотрела на небо. Воины крепче сжали оружие и осторожно приблизились к ней.

— Где ты была, ведьма? — спросил один из десятников.

— В лесу, готовила волшебство, чтобы помочь Теммару!

— Вчера ночью здесь произошла битва — волшебная битва. Где ты была вчера ночью?

— Волшебная?

— Да. С гигантской птицей, посланной этим колдуном! А тебя здесь не было!

Сионира смерила их холодным, немигающим взглядом.

— Я была в лесу. Теперь возвращаюсь, чтобы помочь Теммару.

— Помочь? Ты? Колдунья говорит о том, что хочет помочь?

Ее окружили несколько воинов, крепко сжимая пальцами рукоятки мечей. Эта странная женщина, эта колдунья, явившаяся из Неизвестности, говорит, что хочет помочь, но почему именно с ее приходом появились и огромная птица, и змеи?

— Теммар сглупил, поверив ей! — заорал кто-то.

— Согласен,— кивнул десятник,— но вспомни, что велел Теммар!

— Она здесь не для того, чтобы нам помочь, будь она проклята! Она шпионит для колдуна, который захватил Тальмеш! Помочь? Ха! Она появляется, и тут же прилетает гигантская птица, а теперь эти змеи!..

В лагере воцарилось долгое молчание.

Сионира почувствовала, как к ней возвращается ненависть к людям. Вечные люди, вечная ненависть к людям — из-за них мир опасен для жизни.

Вдруг она услышала шепот одного из воинов — напряженный, угрожающий шепот:

— Убить ведьму!

Сионира зашипела и отпрянула.

Зашаркали сапоги, мечи обнажились и приготовились к удару!

— Глупцы!..

Это был крик ярости, ненависти и ужаса, предназначенный для существ, слишком чуждых ей, с которыми у нее не было ни малейшего сходства. И вместе с ее криком началось ужасающее преображение.

Мечи были вынуты, но ни один не коснулся ее. Посыпались искры, затем бешеный крик — еще — и еще.

И вот, из этого кипящего узла гнева, ненависти и мстительности возникла огромная змея.

Сионира — сжимавшая в крепких челюстях напавшего на нее воина!

Она крушила все подряд, и люди с отчаянными криками бросились врассыпную, чтобы избежать ударов ее ужасных колец. Солдат, которого она держала в пасти, кричал в неистовой агонии; Сионира выплюнула его в толпу. Мечи, стрелы, камни, даже горящие ветки, выхваченные из костров, обрушились на гигантскую змею — но безрезультатно.

— Ненавиж-ж-жу!

Люди бросились врассыпную, вопя от ужаса. Сионира ринулась на них, оставляя за собой широкую полосу между бивачными кострами и группами людей.

Все закончилось в считанные мгновения. На территории лагеря остались лежать несколько побитых и искалеченных тел. Пыль, поднятая испуганными лошадьми, отчаянно пытавшимися спастись бегством, постепенно улеглась, и последнее, что увидели воины, был массивный темно-серый серебристый хвост, толстый, как желоб для стока воды, исчезавший за горным склоном. До них еще долго доносился треск ломаемых деревьев. Затем она исчезла, а с нею и легионы стремительных рептилий размерами поменьше.

— За ней! Убить ее! Она заодно с Нгаигароном! — орали разъяренные, обезумевшие воины.

Но даже в ярости они начинали осознавать, что все обстоит не совсем так, как им кажется.

— Митра! Посмотрите на тела убитых!

В лагере не было ни сломанных деревьев, ни развороченного дерна, только в воздухе висела пыль, поднятая напуганными лошадьми. Трое воинов лежали мертвыми, но ни на одном из них не было ни следа насилия, ни единой ранки от зубов змеи!

— О Боги! Опять колдовская иллюзия!

Воцарилось зловещее молчание, и в этот момент всем показалось, что они слышат затихающий шорох гигантской рептилии, что ползла по горному склону, направляясь к Тальмешу.

Рассвет в Тальмеше. В город, которым он когда-то владел, по которому когда-то проходил под радостные крики жителей… Теммар, униженный и лишенный трона, пришел отплатить своим обидчикам их же монетой: мечами, насилием и — если понадобится — колдовством.

Они продвигались вперед небольшими группами. Теммар шел во главе одного отряда, Соня во главе другого, остальными командовали проверенные люди.

Улицы были заполнены наемниками Нгаигарона.

— Этих, если сможете, убейте сзади,— распорядился Теммар.— Если не сможете, обойдите их сбоку!

Отряды приблизились ко дворцу, как соединившиеся когти, как смертоносная тень с многочисленными щупальцами… ко дворцу колдовства, слез и теней.

Теперь, с расстояния нескольких кварталов, Соня видела его парапеты и башни, его высокие статуи, его черные знамена, колыхавшиеся под легким бризом солнечного раннего утра.

Разъяренные, молчаливые от гнева повстанцы подходили все ближе.

Опустившись на колени у старинного каменного колодца, Соня припала к земле возле невысокой стены. Она оглянулась; за ее спиной стояла дюжина вооруженных, закованных в доспехи людей, ожидающих ее знака.

— Все чисто!

И она повела их вперед.

Соня знала, что не может быть жизни без предчувствия смерти, без ожидания своей судьбы, успеха или поражения. Ее спас от смерти свергнутый правитель и ведьма, и теперь, в ответ, она ведет в бой людей, стремившихся вернуть себе родной город.

— Я здесь не посторонняя,— бормотала Соня самой себе, пытаясь предугадать свою судьбу.

Она знала, что вскоре ее клинок запоет свою старую песню, а она, в своем роде, так же, как и Теммар, снова воссядет на троне Судьбы — или оба падут перед мрачным могуществом Тьмы!

Идзура еще спала беспокойным сном, отдыхая после бурной ночи. Нгаигарон, не обращая на нее внимания, встал и заходил по спальне. Его что-то тревожило.

Какое-то чужеродное вторжение в его душу — а, может быть, и в его воспоминания? Ощущение чего-то незнакомого, нависающее, как пелена, за другими завесами в его мозгу. Что-то, пришедшее к нему во сне как раз перед рассветом?

Что стало с шестью колдунами? И с седьмым, который не вернулся? Рано утром эти шестеро намекнули, что он, Нгаигарон, в некоторой степени виноват в пропаже их товарища. Глупцы… Если бы на то была его воля, он бы всех их убил совершенно открыто!

Нгаигарон взял кувшин и плеснул вином на свое отражение в медном зеркале, чтобы узнать, что стало с молодым адептом, Элатом. Но ответа не получил. Может быть, тот ускользнул за пределы ощущений Нгаигарона? Или, может быть, он мертв или без сознания? А, может быть, он охраняет себя заклинанием и тайком строит какие-то козни?

Блуждая по комнате, Нгаигарон ступил на длинный ковер, и почувствовал под ним что-то движущееся.

Колдун мгновенно взял себя в руки, отступил назад, низко присел и внимательно осмотрел ковер.

Движение продолжалось, словно под ковром что-то медленно кипело, приподнимая его поверхность то там, то здесь.

Нгаигарон, зашипев, протянул руку к уголку ковра, и тот потянулся к его пальцам. Схватив его, колдун рывком поднял с пола весь ковер.

По гладкому мраморному полу, извиваясь, ползла змея. Когда ковер поднялся, она свернулась в кольцо и злобно уставилась на Нгаигарона своими сверкающими желтыми глазами.

Еще мгновение, и она зашипела, подалась назад и открыла пасть, чтобы нанести удар.

Нгаигарон выругался, замахал перед собой обеими руками, и змея всплыла в воздухе, продолжая беспомощно изгибаться. Нгаигарон достал из-за пояса нож и одним быстрым движением разрубил змею пополам.

Она зашипела, и обе половинки ее упали на пол, заливая его кровью. Нгаигарон, испытывая недобрые предчувствия, смотрел, как половинки змеи выпрямились и застыли, а вытекшая кровь образовала на мраморных плитах пола символ — послание — ответ на невысказанный, невыраженный вопрос колдуна.

Нгаигарон издал тяжелый вздох. Перед ним на полу была нарисована фигура из семи волнистых линий, соединенных в центре — Знак Ситры, змеиной Богини!

Этот символ былой власти, ярко сверкнувший сверхъестественным красным светом, был начертан кровью рептилии, затвердевшей лишь на одно мгновение.

Затем, потускнев, кровь, не более чем кровь змеи, снова потекла, пропадая в глубоких трещинах между плитами пола.

Половинки твари лежали на месте, излучая тускнеющее желтое сияние.

— Ситра и Икскатл! — пробормотал Нгаигарон.

Поняв послание и символ, он прошел по комнате и вынул из маленького шкафчика за книжной полкой украденный много лет назад скипетр. Этим скипетром он коснулся обеих половинок тела змеи. Они мгновенно превратились в дым.

Нгаигарон сжал губы в безмолвном крике ужаса. Горло перехватил спазм. Значит, Ситра? Икскатл?

— Урму и Сет! — бормотал он.— Вот это сон!

Вдруг он почувствовал, что скипетр, который он продолжал сжимать в руке, нагрелся и засверкал. Нгаигарон мгновенно выпустил его, и он упал на пол. Страх ударил ему в сердце. Страх! Ситра! Икскатл!

Они знают — они идут!

— Я не боюсь,— монотонно повторял колдун.— Я не буду бояться! В моей судьбе нет места страху!

К скипетру вновь вернулся его обычный цвет. Мрачно нахмурившись, Нгаигарон снова поднял его и спрятал в шкаф, затем сел в кресло и погрузился в размышления.

Страх?

Страх перед Ситрой? Перед Икскатлом? Или перед дочерью, о существовании которой он знал и которую видел в волшебных зеркалах и кубках с вином? Дочерью, имя которой было старо, как само человечество: Месть.

Как барабан в ночи, как созревший страх, прорвавшийся наружу и сеющий свои темные семена на благодатную почву, в голове Нгаигарона стучала одна настойчивая фраза: Власть змеи!

— Слушайте все, кто может летать,— бормотал Нгаигарон, вознося хвалу Урму,— Существа, ползающие по земле, всегда сражаются с теми, кто летает в воздухе. И все же, как облака затемняют землю, как дожди заливают горы, так летающие побеждают ползающих, прыгающих и ходячих. Не попадай в ловушку на земле! Не будь привязан к земле! Это закон Урму!

На другом конце комнаты в постели завозилась Идзура; она поморгала и сквозь полумрак взглянула на Нгаигарона. Затем шепотом позвала его к себе.

— Ох! Нгаигарон… Мне приснился страшный сон; иди ко мне, моя любовь, помоги мне забыть его!

Он не пошевелился. Его удерживала какая-то тяжелая внутренняя борьба, но затем, в сотые доли мгновения, это чувство получило ответ, подобно тому, как истекающая кровью змея ответила на его подозрения. В окно вдруг донеслись крики, показавшиеся ему совсем близкими, и в следующий миг Нгаигарон отчетливо расслышал усиливающийся лязг мечей, ржание лошадей и целый шквал разъяренных голосов:

— Да здравствует Теммар! Смерть Нгаигарону! Присоединяйтесь к нам, жители Тальмеша! Присоединяйтесь к нам ради ваших семей и вашей свободы! Присоединяйтесь к нам ради чести и возмездия! Смерть колдуну! Да здравствует Теммар!

Глава пятая

Нападение ошеломило стражу, которая, ожидая смены, мирно дремала на своих постах. Шестеро воинов, несущих службу в восточной части дворца, мирно беседуя и щелкая орехи, чтобы не заснуть, вдруг увидели перед собой рыжеволосую фурию в кольчуге.

Ошеломленные внезапным появлением женщины, они схватились за копья — и через мгновение двое из них упали на землю, став жертвами быстрой и поразительной игры мечом, подобной которой они никогда не видели.

Повстанцы Тальмеша ринулись за Соней, убивая стражников, пока те не подняли тревогу. Соня бросилась к дворцовой стене и внимательно изучила вход: небольшие ворота, ведущие, вероятно, в дворик перед кухней или кладовой; во всяком случае, на другом конце маленького дворика она увидела дверь.

Она уже собралась войти, но потом заколебалась: хорошо бы взять с собой еще пару воинов…

Решение она приняла, услышав внутри дворца какое-то движение — шаги бегущих людей и неистовые ругательства, раздающиеся из-за все еще закрытой двери в конце дворика. В тот же момент из передней части дворца, куда Теммар повел в атаку свой отряд, донесся оглушительный вой начавшейся схватки.

Соня низко припала к земле, обнажила меч и подняла два копья, оброненные убитыми стражниками Нгаигарона. Прислонив одно к стене возле себя, она обеими руками держала наготове другое. Шаги и ругательства, раздававшиеся изнутри, стали громче. Затем дверь с шумом открылась — и сквозь увитую плющом решетку ворот Соня увидела толпу людей с мечами и копьями, бросившихся к воротам.

Она подождала, пока они не подбежали поближе к воротам, взметнула длинное копье и бросила его. Тяжелое копье с длинным лезвием основательно задело шею старшего охранника и вонзилось в человека за его спиной. Оба осели, истекая кровью.

— Держи эту бабу! — орал один наемник.

Соня схватила второе копье, мгновенно прицелилась и метнула его в скопление солдат у ворот. Снова крики — и еще двое, пронзенные одним копьем, неуклюже повалились на первых двоих, выронив оружие.

— За мной, воины Тальмеша! — пронзительно крикнула Соня, взмахнув мечом.— За Теммара!

— Нергал! — орал человек, бросившийся вперед.—' Убивайте собак! Убивайте слуг колдуна!

Они сражались как безумцы, движимые ненавистью и давно сдерживаемым гневом. Соня выкрикивала боевой клич, орудуя своим смертоносным мечом — то описывая дуги, то отклоняясь в сторону, то рубя. Крики застревали в наполненных кровью глотках.

Кровь и мозги покрыли Сонину кольчугу, но она и люди Теммара в ярости продолжали рубить направо и налево, ошеломляя противников и быстро превращая их в груды закованного в доспехи мяса.

Оставшиеся в живых отступили, напуганные неистовой яростью тальмешцев. Соня прорывалась к дворцу через горы трупов. Кушитский наемник кинулся на нее с топором, но она опередила его. Чернокожий с пронзительным криком упал на землю.

Оставшиеся стражники отступили в глубину дворика и перегруппировались у двери дворца.

— Глупцы! — кричала вслед им Соня, размахивая окровавленным мечом.— Вы продали души колдуну! За ваше безумие вы обречены!

Последний из отступивших стражников Нгаигарона исчез в двери дворца. Соня опустила меч и глубоко вздохнула. Она жива — жива и не выбита из сил! Она не чувствует себя полумертвой, как тогда, когда пряталась от противника, как крыса, в ловушке городских сточных труб. Она жива!

В этот момент она чувствовала себя богиней войны, в которой неистово пульсирует жизнь. Ее единственная жизнь — жизнь во всей ее силе и полноте, хотя Смерть только что била ключом, вопила и отчаянно сражалась вокруг нее!

Кто-то дотронулся до ее плеча. Это был молодой колдун, Элат.

— Я чувствую, что ты сейчас в своей стихии, Рыжая Соня!

В ответ она подняла голову, отряхнула капли крови со своих длинных рыжих волос, подняла меч и, поставив ногу на одного из убитых врагов, крикнула в затянутое облаками небо:

— Я Соня! Я Рыжая Соня, воительница, и мой меч жи-и-ив!

Молчание — молчание удивленных людей, пошедших за нею, — но молчание лишь мгновенное, за которым последовал взволнованный, торжествующий крик.

Словно в ответ на этот крик, раздалось грохочущее эхо, сначала издалека, потом все ближе.

Вдруг Элат посмотрел в небо и крикнул:

— Смотри! Наверх! Это Нгаигарон!

Соня испугалась, впрочем, как и все люди Теммара. Это действительно был Нгаигарон, смотрящий с балкона башни на город и ожесточенную битву, происходящую на ступеньках дворца.

В своем позолоченном одеянии, усыпанном изумрудами, с темной птицей, сверкавшей у него на груди, внушительный и угрожающий, он выглядел настоящим Властелином Смерти!

— Урму!

Его голос, ревущий заклинания и проклятия, грохотом разносился на пронизывающем ветру.

— Урму! Ментек упса келе белем орку кра!

Птица на его груди ожила и заверещала.

Нгаигарон отцепил ее, стряхнул с руки, и она с криком расправила крылья. Почти в то же мгновение сотни, тысячи птиц заполнили небо, с бесконечным, душераздирающим криком поднявшись с деревьев, крыш домов и укреплений.

— Боги! — прошептала Соня, когда ее вплотную окружили люди Теммара.

— Снова его птицы! — выпалил один из них, хватаясь за меч.— Снова его проклятые птицы!

— Сразимся с ними…— начала было Соня, но тотчас же поняла, насколько глупы ее слова.

Птичий рой опускался; от огромных вертящихся кругов отделялись длинные цепи, летели на дворец и нападали на повстанцев. Повсюду звучали бешеные, мучительные крики.

— Сражаться с –ними? — удивился Элат.— Нет, Рыжая Соня, сражаться с ними невозможно! Быстро, к двери!

Темная туча птиц опустилась вокруг дворца, подлетев к Соне и ее спутникам. Воины, охваченные паникой, пронзительно заорали. Соня развернулась и поспешила к открытой двери, увлекая за собой всех остальных.

— Будь он проклят! Будь проклят этот черный колдун! — отчаянно кричал молодой солдат.

Птицы поднялись и снова начали описывать широкие круги над дворцом, роняя с когтей и клювов капли крови разодранных жертв.

— Будь он проклят! — кричал воин.

— Замолчи,— резко оборвала его Соня.— С минуты на минуту вернутся с подкреплением охранники Нгаигарона! Мы должны пройти дальше, до того как…

Вдруг из кустов раздались тяжелые шаги, и появился окровавленный повстанец. У Сони перехватило дыхание. Один из воинов попытался подбежать к нему, но другой его удержал.

— Бесполезно! Ему теперь уже ничем не поможешь!

Это был один из их товарищей, по его лицу стекали струйки крови, он слепо, наобум размахивал перед собой мечом.

— Я не вижу! — кричал он.— Я не вижу! Они отняли у меня глаза! — Он споткнулся о корень, рухнул животом на землю и с последним вздохом крепко обнял ее.— Они отняли у меня глаза! Нгаигарон — будь он проклят!

— Мы должны проникнуть внутрь…— начала Соня.

— Да… будь он проклят! — не унимался молодой солдат.

И снова какофония птичьего карканья, снова отдающиеся эхом громоподобные крики из передней части дворца, блеск молний на низком небе.

Соня вспомнила, какое торжественное ликование переполняло ее всего мгновение назад, и сама удивилась своей глупости. Но нет! Она — воительница, и еще сумеет показать этому проклятому колдуну, чего стоит ее вражда!

— Мы должны проникнуть внутрь! — повторила она.

— И бросить Теммара? — вскричал молодой воин,— Никогда!

— Здесь мы ничем не сможем ему помочь! — закричала Соня.— Держи себя в руках, приятель!

— Она права,— сказал другой.

— Вперед, пока никто не стоит у нас на пути,— подгоняла их Соня,— Мы должны проникнуть внутрь, а потом…

— Я должен помочь принцу Теммару! — снова закричал юноша.

— Слушай нас!

Один из его товарищей схватил его за руку. Но парень вырвался.

— Пустите меня! Я должен помочь!

И он стал продираться сквозь горы трупов и густые кустарники, не уставая кричать:

— Теммар! Теммар!

Птицы с громкими криками ринулись вниз.

Соня и все остальные затаили дыхание, словно ожидая услышать голос Судьбы. Вскоре до них донесся истошный крик. Когда он замолк, все тяжело вздохнули.

Они двинулись дальше, и снова мимо них пролетела новая волна темных птиц — длинная вереница ястребов, воронов, грачей, голубей, воробьев, коршунов и многих других, больших и маленьких, сотрясавших воздух своими крыльями.

— Все внутрь! — прошептала Соня, повернулась и закрыла за ними дверь.

Они оказались в маленькой комнатке с каменными стенами, освещенной только одной масляной лампой. Другая закрытая дверь с зарешеченным окном на уровне глаз ожидала их в нескольких шагах. Осторожно, вынув меч, Соня приблизилась к ней и заглянула.

— Кухня,— сообщила она.— Пустая…

— Здесь еще одна дверь,— сказал Элат, подойдя к ней.

Он осмотрел щеколду и открыл ее. Все заглянули внутрь.

— Темно,— голос колдуна вернулся к нему тихим эхом.

— Дайте сюда лампу! — распорядилась Соня.

Элату протянули лампу, он взял ее, сделал осторожный шаг вперед и произнес:

— Здесь ступеньки. Ведут вниз. Я чувствую, что мы должны пойти туда, Рыжая Соня!

— Колдун, конечно, выберет более темный путь! — съязвила Соня.— Ну ладно! По крайней мере, мы не будем так заметны, как в кухне! Надо поискать проходы — может быть, удастся что-нибудь подслушать — и нанести неожиданный удар!

Тихие голоса согласились с ее мнением. Элат прошел вперед, предупредив остальных об осторожности. Соня еще на мгновение задержалась у зарешеченного окна, словно надеясь как-то определить, что стало с Теммаром и с теми, кто находится вместе с ним у парадного входа дворца. Но она увидела только медленно открывавшуюся дверь в задней части кухни.

— Соня, скорее! — подгонял хриплый голос со ступенек.

Соня помедлила еще. В кухню вошли шесть фигур — шесть человек, одетых в длинные черные мантии. Она тотчас же почуяла, что это служители какого-то духовного или магического культа; у нее раздулись ноздри, и она сердито поджала губы.

Послышался тихий голос:

— Сюда, братья, подальше от крови. Мы должны все обсудить и принять решение!

— Да, да,— согласились тихие голоса.

— Соня! — раздался шепот.

Она оторвалась от решетки и двинулась вперед, спустилась на первую ступеньку и как можно тише закрыла за собой тяжелую дверь.

— Что там? Что ты увидела, Соня?

— Колдунов,— ответила она, вздохнув.— Еще шесть колдунов!

— Митра! — воскликнул кто-то.

В этот момент Соня, взглянув при свете лампы на лицо Элата, заметила, что он необыкновенно напряжен, даже печален.

Не произнося больше ни слова, они осторожно все ниже и ниже спускались по лестнице, ощупывая руками отсыревшие стены.

Элат, шедший впереди Сони, отбрасывал призрачную тень: колышущийся силуэт, освещенный дымным оранжевым светом лампы, то поднимавшийся, то опускавшийся по мере того, как они погружались в темноту и сырость зловонного подземного коридора.

Из ста пятидесяти двух воинов Теммара, сражавшихся на передних ступеньках дворца с наемниками и летучим войском Нгаигарона, в живых осталось всего шестьдесят три; из них двадцать четыре человека были так тяжело ранены и ослаблены, что не могли больше сражаться. На ногах, руках и шеях зияли многочисленные раны; головы были исколоты клювами и когтями.

Отозвав свою летучую армию и вернув на грудь черную птицу, где она снова замерла неподвижным амулетом, Нгаигарон приказал своим людям отвести оставшихся в живых в огромный передний холл дворца. Там тяжелораненых отделили и положили в стороне, у одной из стен.

Посмотрев на них со ступеньки возвышения, Нгаигарон распорядился:

— Убейте их и соберите кровь для Храма Урму! Остальных отведите в аудиенц-зал, разденьте и закуйте в цепи. Мы позабавимся сегодня вечером на нашем празднике! — Повернувшись к Идзуре, стоявшей за его спиной, он произнес:— Ты ведь, кажется, хотела праздника, да? Поучительных развлечений — пыток для наших гостей из Тальмеша? Ты это получишь! Пошли слуг пригласить всю знать!

— Да, моя любовь, да, да,— скороговоркой ответила она, внимательно осматривая толпу истекающих кровью воинов.

— Ты ищешь Теммара? — шепнул Нгаигарон.

Она подняла на него удивленный взгляд.

— Он… он среди них? — спросила она побелевшими губами.

Нгаигарон недружелюбно улыбнулся ей.

— Выведите Теммара,— распорядился он.

Когда стражники врезались в толпу раненых и вытащили принца, толпа недовольно загудела; послышались даже угрозы. Теммар хромал, его поддерживали четверо наемников, но голова его была высоко поднята; на Идзуру он даже не посмотрел, но бесстрашно выдержал взгляд Нгаигарона.

— Теммар…— пробормотала Идзура.

Усилием воли он пытался скрыть свою дрожь и безудержный гнев.

— Повелитель Смерти,— сухо прошептал он, не глядя на Идзуру,— со своей шлюхой!

Идзура побледнела; ее лицо превратилось в настоящую маску гнева.

— Убей его! — закричала она.— Убей его!

— Отведите его в мою комнату,— приказал Нгаигарон своим охранникам.— Я скоро приду.

— Этот тоннель ведет к темницам,— сообщил Элат, остановившись.

Соня и полдюжины воинов ее отряда, оставшиеся в живых после битвы у ворот, спускались по прорубленному в скале проходу в холодное подземелье старинного дворца.

— Откуда ты знаешь?

Вдруг масляная лампа замерцала, но не от дуновения воздуха, вызванного движением. Элат приказал всем замолчать и остановиться.

— Я чувствую поблизости признаки жизни! Да, признаки жизни; это пугает, но и обнадеживает!

Он отодвинул лампу и отвернулся, чтобы своим дыханием не загасить ее. Пламя по-прежнему колыхалось от неизвестно откуда доносящегося легкого ветерка.

По мере того, как они продвигались все дальше, ветерок становился сильнее, и до них вскоре донеслись неясные голоса. Все прислушались.

Соня, она шла последней, на мгновение остановилась, почувствовав головокружение от отвратительного сырого воздуха коридора, и прислонилась плечом к стене. Вдруг глыба подалась под тяжестью ее тела.

Соня поспешила пригнуться.

Но ничего не произошло; только скрежет старого камня, вдавившегося внутрь, и слегка покачавшегося перед тем, как окончательно упасть.

Шедшие впереди оглянулись на нее. Соня выпрямилась и пощупала пальцами стену.

— В чем дело? — спросил ближайший к ней человек.

— Стена,— прошептала Соня.— А за ней пустота…

— Соня, нам некогда…

— У нас есть все время в мире! Такое место может вести или в никуда, или туда, куда нам нужно! Даже Нгаигарон может не знать об этом коридоре; а, если эта дыра куда-нибудь ведет, мы можем быть уверены, что ему об этом ничего неизвестно!

Она продолжала ощупывать камни пальцами, осторожно колупая старую крошащуюся известку, сначала ногтями, затем кончиком кинжала.

За своей спиной она услышала раздраженные вздохи. К ней подошел Элат с лампой в руке.

— Иди вперед, если хочешь! — напряженно выдохнула Соня.— Я хочу все здесь разведать!

— Я тоже,— сказал колдун.— Я молил Судьбу, чтобы она нам помогла; вероятно, это ее ответ!

Солдаты перестали ворчать и вздыхать.

— Сюда,— Соне удалось приподнять и высвободить камень, лежащий под подвижным камнем, и подтащить его на себя.— Помогите мне! Если они упадут, то наделают немало шума…

К ней присоединились еще двое, и втроем они, кряхтя и ругаясь подняли каменные глыбы и осторожно поставили их на пол.

— Что теперь? — спросил солдат.

— Дай лампу, Элат!

Колдун подал ей лампу. Слабый свет осветил некое подобие пещеры. Оттуда повеяло древним, зловонным, мертвым запахом, отчего Соня и все ее спутники закашляли.

— Что там? — поинтересовался другой солдат.

— Помогите мне,— распорядилась Соня и, вынув из ножен кинжал, схватилась руками за край отверстия и подтянулась.

Один из солдат кряхтя, подсадил ее. Отверстие было достаточно большим, чтобы Соня могла пролезть в него; усевшись на краю, она крикнула своему помощнику:

— Спасибо, что подтолкнул — но в следующий раз будь внимательнее!

— У меня рука соскользнула!

— Знаю, знаю! Передай мне, пожалуйста, свет!

— Мы не знаем, куда ведет этот тоннель, и сколько лет…

— Передай мне лампу! Мужчины называется! Чего вы боитесь?

Соня взяла масляную лампу, поставила на выступ возле себя, затем, примерив расстояние до земли, спрыгнула. Сначала она пропала в полной темноте; потом над краем отверстия показалась грива ее взъерошенных огненных волос и белая рука взяла лампу.

Трое мужчин, засунув головы в отверстие, заглянули туда и увидели совсем не то, что ожидали. Соня тоже была разочарована. В считанные мгновения она оглядела всю комнату. Она была круглая со стенами из булыжников — и… явно никуда не вела! Соня тихо выругалась и вернулась к отверстию.

— Ну как, ты удовлетворена? — спросил один из воинов.

— Ничего особенного — о-ой! — она чуть не упала, но удержала равновесие и опустила лампу, чтобы посмотреть, обо что она споткнулась.— Небо!

В самом центре пола находилась огромная круглая каменная плита с торчавшим из нее тяжелым железным крюком с кольцом. Соня оглядела края плиты, поставила лампу на пол и схватилась за кольцо.

— Соня! — Элат, сверкая глазами, подбежал к ней.

Она выпрямилась, пытаясь поднять плиту. Плита не сдвинулась с места.

— Соня, послушай меня! — попытался остановить ее Элат.— Существуют легенды о некоторых городах в этой долине! Под ними проходят старинные пути, и в древних записях говорится, что они ведут прямо в мир демонов! Возможно, эта плита закрывает подземный путь в Море Тьмы!

— Что? — Соня отбросила волосы с глаз и выпрямилась, тяжело дыша от бесплодных усилий.

— Думаю, Нгаигарон здесь именно поэтому, Соня! Он ищет путь во Тьму, чтобы лично встретиться с ее Владыкой, которому решил служить. Может быть, ты сейчас нашла один из этих путей!

Подумав, она тихо вздохнула.

Проверка такой возможности чревата осложнениями! Демоны, колдуны, колдовство — со всем этим она встречалась и даже боролась. Но сражаться с самими Первозданными Силами, напрямую столкнуться с одним из Потусторонних Миров…

— Соня, пойдем,— нервно подгонял один из воинов.

— Да…— Она наклонилась, чтобы поднять лампу, и заметила на каменной плите какую-то странную рельефную резьбу.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что это не резьба, а оружие, кинжал, настолько замаскированный, что почти казался частью камня.

Соня низко нагнулась, поближе поднесла лампу и взялась за то, что казалось рукояткой кинжала. Она потянула за рукоятку — и кинжал вышел из каменных ножен.

— Соня! — В голосе воина звучали гнев, страх и усталость.

— Что это? — спросил другой голос.

— Кинжал! Это кинжал,— ответил Элат.

И странный кинжал, подумала Соня — великолепной формы, сверкающий и чистый, словно только вышедший из рук мастера. Она стряхнула с рукоятки остатки пыли; похоже, рукоятка была выточена из нефрита. Тяжелый клинок совершенной формы лежал на ее ладони. Лезвие было сделано из… из чего же? Меди или бронзы, серебра или стали? При таком освещении определить материал было трудно, но оно светилось собственным тусклым светом.

На лезвии Соня заметила какие-то символы; но не смогла их прочесть; такие ей встретились первый раз. Рукоятку наверняка делал искусный мастер, она была гладко отполирована и украшена причудливой резьбой. Там были изображения каких-то странных тварей: их верхняя часть напоминала крылатого осьминога, а нижняя — сплетенных в непонятные геометрические фигуры змей; лица этих существ напоминали демонические маски, но мастер придал им с помощью игры теней невероятную живость и выразительность. Глядя на них, Соня почувствовала, как в ней пробуждается отвращение. В свое время она отыскивала странные входы и, не задумываясь, вторгалась в незнакомые места, но ей никогда не случалось испытать такую близость к Потустороннему Миру…

— Соня! — позвал Элат.

Она очнулась от своих мыслей и встала, обеспокоенная недобрыми предчувствиями. Заткнув за пояс кинжал с нефритовой рукояткой, Соня взяла лампу, поднесла ее к отверстию, просунула наружу, затем вскарабкалась наверх.

Элат взял у нее лампу и снова встал во главе группы. Только один воин проявил интерес к Сониной находке.

— Кинжал?

— Да.

— Покажи.

— Вряд ли при таком освещении тебе удастся его рассмотреть, — Она помотала головой, почувствовав вдруг, что не хочет расставаться с оружием.— Просто старый кинжал. Может пригодиться.

Через несколько мгновений перехода по извивающемуся тоннелю отдаленные голоса зазвучали более отчетливо; сквозняк стал сильнее, и в коридор стал просачиваться другой свет. Все насторожились. Через несколько поворотов Элат, державший в руке лампу, остановился и замахал рукой.

— Что там? — прошептала Соня, обойдя всех и встав рядом с ним.

— Посмотри! Тюремные камеры!

Они стояли на пороге дворцовой тюрьмы. Отсюда отчетливо просматривался длинный коридор и массивная железная дверь с маленьким зарешеченным окошком. Камеры располагались по обе стороны коридора, и перед каждой стоял солдат. От нечего делать стражники развлекались, издеваясь над узниками. Их голоса и громкий гогот разносились по всему подземелью.

— Какими бы преступниками ни были эти узники, они будут на нашей стороне,— сказала Соня.

— Мы их освободим? — спросил один из воинов.

— Как только эти кушитские ослы решат подкрепиться!

Воины приготовились ждать, а пока слушали разговоры тюремщиков с узниками.

— Как, ты говоришь, тебя зовут? — задиристо, с дарфарским акцентом спросил один из тюремщиков обитателя ближайшей камеры,— Кирос? Говоришь, тебя зовут Кирос? Так звали мою собаку!

— Сам ты собака! Пес Нгаигарона! Только открой дверь, и я убью тебя, будь ты проклят…

— Нгаигарон будет пытать тебя, как…

— Замолчи! Замолчи, собака!

А во дворце, тем временем, Идзура издевалась над обнаженным Теммаром, висевшим на закованных в цепи руках. Его ноги, также закованные в цепи, чуть-чуть не доставали до пола.

— Значит, тебе известно, чем мы занимаемся с Нгаигароном? — спрашивала она, стоя перед ним, облизывая губы и потирая руки.

— Это неважно, Идзура! Ты шлюха! Ты всегда была шлюхой! Теперь ты… с колдуном. Какая разница?

— Твоя смерть будет мучительной!

— Если Нгаигарон и убьет меня, то едва ли это будет потому, что я назвал тебя шлюхой!

Разъяренная Идзура заметалась в поисках подходящего оружия и не нашла ничего лучше, чем небольшая серебряная чаша, стоящая неподалеку на столе.

Она схватила чашу и метнула ее в Теммара. Тот смог лишь отвернуть лицо.

— Хватит! — раздался голос Нгаигарона.

Серебряная чаша мгновенно отклонилась от своего пути, описала бешеный круг в воздухе и ударилась о стену далеко от Теммара.

Идзура в гневе обернулась; колдун вошел в комнату.

— Уйди, Идзура,— приказал Нгаигарон.— Выговорись перед слугами! А мне надо сказать несколько слов твоему мужу!

Усмехнувшись, не желая показывать Теммару, какую власть имеет над ней Нгаигарон, но боясь ослушаться, Идзура плюнула в своего бывшего повелителя, сделала непристойный жест и удалилась с высоко поднятой головой.

Нгаигарон взмахнул рукой; большой деревянный стул со свистом пролетел по воздуху и опустился недалеко от Теммара. Нгаигарон с кряхтеньем сел, вытер лицо руками и взглянул на бывшего правителя Тальмеша.

— Она просто ведьма! — пожаловался колдун.

— Шлюха,— холодно произнес Теммар.— Ты хочешь сказать шлюха. И у нее нет к этому никакого таланта. Но, прежде всего, как ты уже, наверное, и сам понял, она испорченное, мстительное дитя!

Нгаигарон рассмеялся было над своей жалобой, но осекся.

— Вина! Ты же хочешь вина!

Он показал на кувшин, и тот поплыл со стола, но Теммар помотал головой.

— Никакого вина, пока я снова не стану правителем Тальмеша!

— А, понятно! — Голос Нгаигарона стал холоднее, когда кувшин с вином вернулся на место.— Тебе придется долго ждать, чтобы напиться!..

— Только месть может утолить мою жажду!

— Не сомневаюсь! Теммар, я восхищаюсь тобой! Я уважаю тебя! Ты храбро дрался против меня, не проявив малодушия. Одно я хочу у тебя узнать. Если ты скажешь мне то, что я хочу узнать — сейчас или попозже — я убью тебя безболезненно. К тем, кто выполняет мою волю, я добр и милосерден!

Теммар не удостоил его ответом.

— Выбор за тобой, принц Тальмеша! Умрешь быстро или после долгих мучений?

— Как Садгур?

— Ты знаешь? Идзура…

— Я догадался.

— Ты правильно догадался,— прорычал Нгаигарон.— Садгур умер в ужасных мучениях, пытаясь быть благородным, как ты, и теперь он корчится в преисподней!

— Это ты так говоришь! Но, даже если это и так, я уверен, что он сам это выбрал!

— Не будь так уверен. Судьба Садгура уже решена; твоя нет. Ты скажешь мне то, что я хочу узнать! Под этим городом есть пещеры, коридоры, тоннели…— Нгаигарон замолчал и приблизился к Теммару, настороженно глядящему на него.— Они ведут в другие миры… Я хочу получить к ним доступ. Их трудно обнаружить; они древнее человека, и попытки найти их только усиливают действие защитных чар. Известно, что в прошлом люди находили их. Такие случаи редки, но они были; кажется, древние Хранители этих врат не сумели оградить их от случайного обнаружения.

— Я ничего не знаю об этих тоннелях,— резко ответил пленник.

— Может быть, Теммар. Но если знаешь, я у тебя это выужу. Расскажи мне о тоннелях, и ты узнаешь мою доброту, мое милосердие. Если не расскажешь…

— Я уже сказал тебе, что ничего не знаю!

— Должен повторить, что я тебе не верю! — Нгаигарон вздохнул.— Такие правители становятся упрямыми узниками! Но то, что мудро в политике, Теммар, в других делах становится глупым! Ты не оставляешь мне выбора!

— У меня нет выбора с тех самых пор, как ты, колдун, напал на Тальмеш!

Нгаигарон мрачно улыбнулся.

— Я восхищаюсь тобой, Теммар! Знай одно: если я и должен причинить тебе боль, то виноват в этом ты, а не я!

— Поскорее, колдун!

— Прекрасно! Как хочешь! Нгаигарон встал и, вытянув руки, подошел к Теммару.

Стража в холле, услышала внезапный крик боли — и еще, и еще…

Глава шестая

— Ну, давайте! — приказала Соня.— Взламывайте дверь!

Стояла середина дня. Элат только что сообщил, что тюремщики покинули коридор. Шестеро воинов Теммара вытащили тяжелые кинжалы и принялись проводить стальными остриями по всему периметру двери в поисках слабых мест. Замок, давно проржавевший так, что буквально врос в стену, оказался самым трудным местом. Самыми слабыми оказались петли.

— Это не обычные петли,— бормотал Элат, внимательно наблюдавший за шестерыми работниками.

Это было странное соединение болтов и шарниров — железные скобы с медными ушками были каким-то образом приварены к железной двери; такие же скобы были прикреплены к стенам и соединялись со скобами двери как локоть или колено при помощи железных шаров, находившихся внутри. Насколько действительно стары эти тоннели, и кто — или что — их построило?

Но эти петли из шаров и шарниров, каково бы ни было их происхождение, не могли долго сопротивляться напору сильных рук и прочной стали. Соня и ее спутники, обливаясь потом и задыхаясь в спертом воздухе, с силой потянули за четыре железных петли и вытащили их. Когда отошла четвертая из нижних петель, дверь опасно наклонилась внутрь.

Шестеро воинов подтолкнули дверь; она заскрежетала, заскрипела и почти разломилась, но им удалось подхватить ее снизу, и она, наконец, с грохотом упала на пол.

— Кто здесь? Кто? — испуганно кричали узники, пытаясь выглянуть из зарешеченных окон. — Боги, это, наверное, Нгаигарон!

— Тихо вы! — обратилась к ним Соня, стараясь не кричать слишком громко.— Мы повстанцы! Теммар вошел в город, но многие из его отрядов были сегодня утром схвачены Нгаигароном!

— Повстанцы!

— Теммар!

— Он жив?

— Послушайте меня! Может быть, только мы и остались в живых! Мы обязательно вызволим вас отсюда, но действовать надо сообща!

Соня с воинами, опасливо озираясь, дошли до середины коридора, а из всех камер неслось:

— Мы с тобой, женщина!

— Да! Вызволи нас отсюда, и мы поможем тебе убить Нгаигарона!

— Мы поможем тебе сражаться за Теммара!

— Так где же ключи? Где тюремщики держат ключи?

— На кольце! — ответил тот самый узник, Кирос, над которым издевался дарфарец.— На ремне у самого толстого!

— А где они? Еще здесь?

— Иди по этому коридору,— объяснил ей Кирос,— и через несколько поворотов выйдешь к входу. Там есть комната, в которой находятся охранники. Дежурят, думаю, всегда не меньше двух, иногда больше.

Соня обернулась на маленький отряд, и один из воинов без колебаний произнес:

— Я иду! Сейчас вернусь!

Трое, обнажив мечи, помчались по коридору, и завернули за угол. Звуки их шагов быстро смолкли.

— Ну вот…— Соня подошла к Киросу, который, вцепившись в решетку, выглядывал из окошка.— Сколько вас здесь?

— Трудно сказать. Меня привели вчера ночью; взяли вместе с одним из военачальников Теммара, но его сюда не привели.

— Садгур?

— Его звали именно так.

— Ладно. Сколько здесь узников? — обратилась Соня ко всем остальным.

По ответившим ей голосам она поняла, что их было, по меньшей мере, двадцать или двадцать пять.

Она вернулась к юноше.

— Тебя зовут Кирос?

— Да. Я мятежник! Я хочу сражаться за Теммара!

— Меня зовут Соня, я не из Тальмеша, но Теммар нашел меня, больную, и спас мне жизнь, и я ему помогаю!

Кирос кивнул.

— Лишний меч найдется?

— Да. Ты хорошо знаешь дворец?

— Неплохо. Может быть, не так хорошо, как остальные, но вместе Мы найдем выход.

— Прекрасно! Мы должны держаться вместе; нам надо тайком пройти по дворцу и выяснить, что здесь происходит, а потом придумать, как застать Нгаигарона врасплох!

— Мы это сделаем! Он…

В этот момент вернулись трое с окровавленными кинжалами, звеня связкой бронзовых ключей. Из камер раздались крики.

— Спокойно, спокойно! Сейчас вы все будете на свободе!

— Что вы сделали? — спросила Соня воина с ключами.

— Их было четверо. Они так и не узнали, кто на них напал!

Соня кивнула, а он прошел в конец коридора и начал отпирать двери подземелий.

Разосланные Идзурой приглашения на праздник, который должен состояться этим вечером в главном зале дворца, были быстро и вежливо приняты всеми, кроме одного из пятидесяти трех знатных жителей, еще оставшихся в Тальмеше. Тот, кто не ответил, узнала Идзура, сегодня утром закололся мечом.

— Вероятно, так лучше для него,— думала Идзура, прогуливаясь по комнате,— Ему лучше было уйти из жизни. Хоть бы они все умерли, вся эта знать, которая всегда ненавидела меня! И они все умрут — скоро, скоро!

Но ей все равно было неспокойно. События развивались не совсем так, как она надеялась. Нгаигарон больше не получал от ее ласк удовольствия. Неужели она перестала влиять на него? Да и влияла ли она на него вообще? Насмешки над Теммаром не принесли ей похвал Нгаигарона, а ей так этого хотелось! Наконец — и это хуже всего — она не могла помочь колдуну в том, что было для него важнее всего. Она мало знала о древних способах колдовства и совсем ничего — о тоннелях и пещерах под городом, которые предположительно ведут в мир Тьмы. Она задавала себе вопрос, не кажется ли Нгаигарону ее присутствие лишним, а любовь обременительной?

Он принял ее идею праздника, но не сделал того, на что она надеялась. Пыток уже было достаточно, жертв принесено тоже немало. Убийство ненавистной знати хорошее дело, но неужели Нгаигарон намерен править кладбищем? Неужели он просто убивает всех жителей один за другим? Она хотела править живым городом, колдун же, похоже, хотел просто уничтожить его, принося население в жертву темным богам, пока не добьется своей цели. А какова его цель?

Идзуре стало страшно.

Она начала понимать, что осталась одна. Одна, без Теммара, Нгаигарона и кого-либо другого, кому она могла бы доверять. Одна! Придется принимать решения в одиночку; ей некого будет обвинять в последствиях своих поступков.

Эта мысль страшила ее, и она гневно отогнала ее от себя. Нет! Она будет править вместе с Нгаигароном; они будут королем и королевой на огромном двойном троне, созданном колдовской силой. Но уничтожения мира она не хотела. Она хотела… Лучше бы Теммар был могущественным колдуном, наверняка он снисходительно относился бы к любой ее фантазии. Она хотела, чтобы их город вошел в круг других городов и в нем продолжалась обычная жизнь, а она, Идзура, была бы его богиней, величественно восседающей на троне из слоновой кости над этим огромным, презренным миром, полным грязи и суеты. Но Теммар всего лишь человек!

Праздник, решила она, в корне изменит положение. Они с Нгаигароном покажут на нем свою силу. Теммара будут пытать, пока он не умрет, и это положит конец его бескомпромиссным, ограниченным суждениям. Нгаигарон узнает то, что хочет узнать, и оба они будут счастливо жить в Тальмеше. Сюда явятся волшебники и сановники из всех уголков мира, и Тальмеш станет великолепным центром искусства, науки и волшебства. Ее, Идзуру, будут превозносить до небес и почитать, как королеву, до конца ее жизни, а потом будут хранить память о ней.

Вечерело, пурпурные тени над полями становились длиннее. Сионира — змея, огромная в создаваемой ею иллюзии, ползла по широкой, покрытой травой равнине к Тальмешу, окруженная со всех сторон змеями и ящерицами.

Город уже лежал перед ней как на ладони; солнечный свет окрашивал его башни и флаги в красный цвет.

Неутомимая, страстная, жаждущая мщения, она двигалась вперед, прислушиваясь к шуршанию своих многочисленных подданных. Она .ненавидела отца и знала, что он об этом предупрежден, но знала также и то, что это предупреждение повергло его в панический страх.

Справедливость воздастся с помощью сокрушительных колец и ядовитых клыков подданных Ситры; пернатые, служащие ее злому отцу своими клювами и когтями, будут уничтожены. Смерть возликует; призраки будут выть, а демоны смеяться.

Свершится месть, и колдовство встретит колдовство силой бурь и молний! Медленно, но неумолимо, стены Тальмеша все выше и выше поднимались перед тысячами рептилий.

Узников было двадцать пять человек, голодных, раненых, близких к безумию,— и все безоружны и полны ненависти. От них теперь зависела и их собственная судьба, и судьба Тальмеша.

Они собрали все оружие у четырех убитых охранников, затем взломали дверь небольшой оружейной, и нашли там десять мечей, дюжину кинжалов, цепи и несколько железных стержней, оставшихся от каких-то кузнечных работ.

Вооружившись, они быстро покинули тюремные коридоры, пройдя задним ходом через старую, сломанную дверь. Они брели с трудом, молча, освещая себе путь факелами, еще недавно горевшими в тюремном коридоре. Наконец, они подошли к Г-образной комнате, в которой когда-то помещался склад. В нос ударил едкий запах векового мусора и грязи.

Кирос и несколько воинов Теммара быстро набросали на пыльном полу план дворца со всеми известными им лестницами, внутренними переходами, входами, комнатами …

— Сейчас нам надо разделиться,— сказала Соня,— с тем, чтобы при встрече обменяться информацией. А встретиться мы должны там, где легче всего застать Нгаигарона врасплох!

— В его спальне,— предложил кто-то.

— Нет,— Элат покачал головой.— Он надежно защитил ее своим колдовством. Лучше в каком-нибудь людном месте — там, где он будет думать, что находится в безопасности, окруженный бдительной охраной…

— Да. Тогда мы сможем быстро напасть на него и его охрану, взяв верх над его волшебной защитой,— согласилась Соня.

— Нас тридцать три. Мы все можем умереть — но даже в этом случае мы, по крайней мере, прихватим с собой Нгаигарона!

— Аудиенц-зал! — предложил другой воин.— Он очень большой, и по всей его длине идет балкон, на который выходят десять, а то и двенадцать дверей!

— Охранники есть? — поинтересовалась Соня.

— Очень вероятно. Но мы можем напасть на них из коридора и заставить их замолчать. С балкона мы увидим весь зал и решим, что делать дальше!

— Нас вполне достаточно,— продолжила Соня,— чтобы несколько человек поднялись и убили охранников на балконе, а остальные ворвались в зал!

— Ты права, Соня! Нам это под силу!

— Будьте готовы к смерти,— сказала она им,— но сначала мы должны убить Нгаигарона! Мы любой ценой должны отомстить за Теммара и Тальмеш!

Порешив на этом, они разделились на четыре группы; каждая группа, пройдя по своим же следам, вернулась обратно, чтобы по внутренним переходам дворца пробраться к верхнему и нижнему этажам аудиенц-зала.

Элат, на минутку отведя Соню в сторону, заметил:

— Теммару повезло, что у него есть такой друг, как ты, Соня, потому что я уверен, что ни один житель Тальмеша не готов умереть за его дело с большей охотой, чем ты! Но, когда ты сказала, что мы отомстим за Теммара и Тальмеш, я почувствовал, что за этими именами стоят другие. Я прав, Рыжая Соня?

Соня ответила только взглядом. Ее обеспокоило, что колдун так безошибочно прочел ее самые сокровенные мысли…

На закате пятьдесят два знатных жителя города прибыли во дворец точно в указанное время и были рассажены за длинным столом в просторном зале; за спиной у каждого стоял слуга. Во главе пиршества, перед средним столом возле стены на небольшом возвышении стоял трон Нгаигарона, а по обеим сторонам от него кресла для Идзуры и шести молодых колдунов.

В самом центре зала, на гигантском деревянном колесе со стальными спицами была распростерта обнаженная фигура Теммара. Свергнутый правитель был жив, над ним, очевидно, собирались поглумиться после пира, в качестве развлечения. Развлечения — и предостережения?

Знатные горожане, войдя в комнату, застыли от изумления, увидев своего уважаемого господина в таком унизительном положении. Послышались сдавленные рыдания и даже слабые протесты. Кое-кто попытался подойти к Теммару, но охранники Нгаигарона преградили им дорогу.

Теммар ничего не сказал этим людям, хотя некоторые умоляли его произнести хотя бы несколько слов. Что он мог им сказать, кроме того, что они уже увидели!

Тем временем к покоям Нгаигарона со всех ног подлетел стражник.

— Мой господин! — закричал он, стуча в дверь.

Нгаигарон в состоянии полутранса готовился к вечернему волшебству.

— Мой господин, ты должен меня выслушать!

Нгаигарон, возмущенный столь дерзким вторжением, приглушенно крикнул:

— Уйди! Когда я нахожусь в этой комнате, меня нельзя беспокоить! Еще одно слово, и я тебя убью!

Испуганный стражник не понимал, что же ему делать. После недолгих размышлений он решил: если он не может передать срочное сообщение своему господину, то тогда следует обратиться к Идзуре!

Он нашел ее в небольшой комнатке за аудиенц-залом, где она готовилась к выходу. Низко поклонившись, он приблизился и прошептал Идзуре на ухо:

— Узники бежали!

— Что? — спросила она и оттащила охранника в сторону.— Повтори!

— Я хотел предупредить Нгаигарона, госпожа, но он меня прогнал! Он был погружен в себя. Всем узникам каким-то образом удалось бежать из своих камер! Они перебили охрану! Мы не можем их найти, мы не знаем, где они!

— И Нгаигарону это неизвестно?

— Неизвестно, госпожа!

Идзура на мгновение задумалась. Конечно, во дворце достаточно охраны, чтобы она и ее гости могли чувствовать себя в полной безопасности; но сам факт, что она располагает сведениями, известными только ей, может сыграть ей на руку!

Она может воспользоваться своим знанием, убить всех бежавших узников, конечно, если ей удастся их обнаружить, и тем самым снискать благодарность Нгаигарона!

— Не беспокой его,— приказала она стражнику.— Я обо всем позабочусь! Но больше об этом никому не говори: могут быть большие неприятности!

— Слушаюсь, госпожа!

В аудиенц-зале робко шептались.

Все ждали появления Нгаигарона. Большинство приглашенных не были трусами, и заранее сговорились разделаться с ним. Идя во дворец, они спрятали под одежды кинжалы, а слугам приказали засунуть в сапоги ножи. Они знали, что сегодня вечером, пытая Теммара, Нгаигарон впадет в магический транс, и надеялись, что в то время, когда он забудет об их существовании, им удастся уничтожить его. Их сорок, плюс восемнадцать слуг; разумеется, им удастся одержать верх над охраной Нгаигарона, убить мрачного властелина и шестерых его приспешников — колдунов!

Молодые колдуны во главе с Аспром торжественно вошли в зал. Шурша темными мантиями и лишь посверкивая желтыми глазами при ярком освещении банкетного зала, они заняли кресла рядом с троном Нгаигарона. Аристократы пытались скрыть свое напряжение под маской беззаботной веселости, и лишь временами нервно ощупывали спрятанное оружие.

Соня, Кирос, Элат и еще семь человек осторожно прошли потайными коридорами и задними комнатами к балкону аудиенц-зала, твердо уверенные, что их товарищи движутся им навстречу.

Наконец они оказались в маленькой комнатке без окон, вдоль стен которой стояли полки с пергаментами. Они тихо припали к полу и стали прислушиваться к звукам, доносящимся снизу, из зала, время от времени выглядывая в безлюдный коридор.

— В коридоре пусто,— прошептала Соня.— Я пойду первая, чтобы убедиться…

Вдруг зашуршала штора, и они услышали изумленный голос молодой женщины:

— Боги! А вы что тут делаете?

Сионира, отбрасывая на равнину бледную тень, подползла к стенам города.

Смеркалось. Высоко вверху, по крепостной стене при слабеющем свете зашедшего солнца разгуливали стражники, не подозревая о том, что под ними, скрытое тенью, раскинулось целое безмолвное море рептилий, обследовавших старинные камни фундамента в поисках расселин.

— Ситра! — воззвала гигантская змея, Сионира.— Икскатл! Проведите меня в этот город!

Она замолчала, прислушиваясь к своим ощущениям, затем повернула налево и поползла по ровному полю, вдоль старых, кое-где разрушившихся стен. Куры и собаки с кудахтаньем и воем бросились врассыпную.

Наконец, поблизости от реки она обнаружила ворота из тяжелого дуба — один из входов в город.

Змея начала чуть заметно изменяться. Спустя некоторое время в сгущавшихся сумерках перед воротами города оказалась Сионира — хрупкая, просто одетая молодая женщина, слушающая, как в высокой траве вокруг нее шуршат бесконечные ползающие существа.

— Откройте! — закричала она.— Впустите меня!

Она услышала, как стражники на стене зашевелились и начали ругаться; спустя продолжительное время над зубчатой стеной появились многочисленные факелы.

— Чего тебе надо, женщина?

— Впустите меня!

— Ты одна?

— А ты видишь при мне войско?

Прошло еще несколько мгновений. Наконец, раздался лязг задвижек и цепей, и массивные ворота распахнулись. За ними оказалось несколько наемников Нгаигарона, свет факелов отражался на их доспехах и варварских украшениях из кости. При виде Сиониры лица расползлись в улыбках.

— Ну и ну! — загоготал ближайший к ней стражник,— Что такая красотка делает…

— Ситха на икис Икскатл! — закричала Сионира, протянув к ним руку.

В то же мгновение из травы поднялась настоящая волна извивающихся чешуйчатых рептилий, проползших в ворота, и опутала ноги стражников. В тишине раздались неистовые крики боли и ужаса, сливающиеся со зловещим шипением тысяч рептилий. Сионира медленно, спокойно прошла в ворота мимо бившихся в агонии тел отравленных ядом стражников, ее маленькие ножки в сандалиях ступали по чешуйчатой реке из тысяч ее яростно шипящих помощников.

Она прошла через маленькую кирпичную сторожку и вышла на прибрежную лужайку. Далеко внизу Сионира увидела конюшню, а наискосок скобяную лавку. Там при свете факелов несколько пьяных приставали к полной, почти обнаженной женщине, кожа которой блестела, как медь. Возня сопровождалась смехом и пьяными выкриками.

Вдруг поднялся пронзительный вой.

Волна рептилий прокатилась вдоль стены, граничащей с рекой, к более широким воротам, а затем заполнила собой всю улицу.

За углом таверны появился всадник, офицер Нгаигарона, озабоченный поисками удовольствий.

Его лошадь, почувствовав приближение рептилий, заржала и осадила назад. Кушит, ничего не понимая, выругался, выхватил клинок и наклонился, чтобы разглядеть, что так напугало лошадь. Внизу он увидел движущиеся тени.

— Кто это — а-а-а!

Тысячи рептилий выползали из темноты, разинув клыкастые пасти и шурша чешуей и когтями. Человек вскрикнул, и упал со своей обезумевшей лошади.

Мгновение спустя все было кончено; человек корчился под плывущим ковром чешуи, тело его распухло от яда. Лошадь с ржанием стремглав понеслась прочь.

Сионира со своим шипящим войском продолжила путь, оставляя за собой в кромешной тьме след смерти и ужаса. Они шли вперед, ко дворцу, и пройти им осталось всего полгорода.

Один из людей Теммара зажал рукой рот девушки и прижал к ее горлу свой короткий меч. Она попыталась вырваться, но, поняв тщетность своих усилий, от ужаса чуть не лишилась чувств.

Соня подошла поближе и посмотрела в широко раскрытые глаза девушки.

— Это всего лишь служанка! Убери меч!

Воин опустил оружие.

— Ты обещаешь не кричать, если он уберет руку? — спросила девушку Соня.

Ответом послужил энергичный кивок головой.

— Отпусти ее!

Девушка чуть не упала, но Соня с воином успели подхватить ее. В этот момент Кирос узнал свою подружку:

— Энади! Энади!

— Кирос? — изумленно произнесла девушка.— Кирос?

— Вы знакомы? — удивилась Соня.

— Она прислуживает Идзуре,— объяснил Кирос и, обратившись к девушке, добавил:— Мы узники, Энади. Мы бежали. Тебя не должны видеть вместе с нами!

— Да, мы сегодня освободили их,— подтвердила Соня.— А теперь послушай меня. Кому-нибудь известно, что они бежали?

Энади отчаянно замотала головой.

— Я ничего не слышала! Что вы собираетесь делать?

— Мы собираемся убить Нгаигарона!

Похоже, это известие не слишком потрясло девушку. Но выражение ее лица изменилось, когда она задала вопрос:

— И Идзуру тоже?

— Зачем Идзуру? Почему ты спрашиваешь? — удивилась Соня.

— Она ведьма! Она мне причиняет боль; она всем причиняет боль! — дрожащим голосом ответила Энади.

— Мы хотим убить только Нгаигарона!

— Тогда дайте мне нож! Я сама убью Идзуру…

— Соня! — послышался из двери хриплый шепот.

Соня подбежала к двери, откуда доносился шум праздненства: радостные крики, приветствия, обращенные к Нгаигарону.

— Началось, Соня!

— Спокойно! — Она повернулась к Энади:— Оставайся здесь, девочка! Когда начнется драка, беги на улицу…

Все столпились возле дверей; Соня высунула голову, огляделась, пробежала по коридору и прижалась к стене. Остальные последовали за ней. Они медленно начали пробираться по коридору к залу, откуда и раздавался шум.

Кирос оглянулся на Энади.

— Я теперь мятежник, Энади, я на службе у Теммара! Я был узником, но эти люди помогли мне бежать! А ты по-прежнему служишь Идзуре?

Она кивнула, поморщившись, словно от боли.

— Плохо, что мы были мало знакомы раньше — до всех этих событий!

— Дай мне нож,— попросила Энади, печально улыбнувшись ему.

— Лучше не надо!

— Тогда — подари мне поцелуй,— горестно взмолилась она со слезами на глазах.

Он робко и неуверенно поцеловал ее.

— Это лучше, чем поцелуи Идзуры…— вздохнула Энади.

Кирос, ошеломленный, вынул из-за пояса нож.

— Это тебе, чтобы защищаться, если понадобится,— сказал он.— Только не вздумай никого убивать! Беги отсюда без оглядки, пока не началась драка!

— Ну где же ты, Кирос? Тебя все ждут! — донеслось до него.

Еще раз, поцеловав напоследок девушку, он выскочил из комнаты, помчался по коридору и вскоре присоединился к остальным.

Соня заглянула за угол. Двери на балкон аудиенц-зала охраняли несколько наемников, и все они были настороже.

Соня подавила глубокий вздох.

— Действуйте быстро,— приказала она своим людям,— и молитесь Небу, чтобы остальные подоспели вовремя! Где же этот колдун, Элат? Может быть, он сможет предугадать…

Она замолчала, обнаружив, что молодого колдуна с ними нет. Очевидно, остальные тоже не заметили его исчезновения, потому что все озадаченно оглядывались по сторонам. Как давно он пропал?

Их размышления были прерваны оживленными приветственными возгласами, внезапно уступившими место пронзительным воплям, лязгу доспехов и оружия, грохоту падающих столов, крикам насилия и ярости и реву Нгаигарона.

— Вперед! — заорала Соня и, обнажив меч, завернула за угол.

Существует больше способов умереть, чем жить.

Теперь Теммар, как никогда, понимал, насколько верна эта старинная поговорка — теперь, когда Нгаигарон, обратившись к повернулся, посмотрел ему в глаза и поднял руки, чтобы начать свои колдовские пытки.

Время тянулось медленно. Теммар отчаянно бился в крепких путах, напрягаясь при каждой волне ужасной боли. Нгаигарон улыбался.

Из главного входа в зал донесся крик — это закричал смертельно раненый охранник. Затем раздались боевые кличи, и в комнату ворвались вооруженные люди.

Опять крики, и в банкетный зал, чуть не попав в Нгаигарона, влетело копье, ударившееся об пол.

Теммар поднял измученный взгляд в тот момент, когда с высокого балкона свалился один из охранников Нгаигарона и, упав на стол, проломил его. Аристократы, сидящие за этим столом, попрятались за своих слуг, и все они смешались в одну кучу.

— Стоять на месте! — крикнула Идзура с возвышения.— Я могу убить вас с помощью колдовства!

Однако, когда какой-то брошенный предмет до крови ударил ее по голове, она покачнулась, с пронзительным криком спрыгнула с возвышения и побежала к выходу.

Шесть колдунов мгновенно поднялись и, прижавшись к стене, защитили себя с помощью колдовства. Мимо них летали камни, кубки, кувшины, но ни один не задел их.

— Вперед!

Крик доносился сверху, и Теммар, повернув голову, увидел рыжеволосую воительницу, прорывавшуюся сквозь строй охранников на верхних ступеньках лестницы балкона — а за ее спиной ревущий поток — доспехи, копья, разъяренные лица…

В главную дверь зала ворвалась вторая волна яростных мятежников. С балкона на столы свалилось еще несколько охранников.

Полилась кровь, бешено залязгала сталь, и в банкетном зале началось сражение между людьми, охваченными яростью и ненавистью.

Наконец, аристократы, вынув оружие, ринулись вперед, чтобы присоединиться к битве с охранниками Нгаигарона. Отряды колдуна отступили к стенам, ошарашенные и деморализованные.

Нгаигарон, вне себя от гнева повернулся к Теммару.

— Это ты сделал! — заревел он, в ярости сверкая желтыми глазами и занося руку для колдовской атаки.

Брошенный нож прервал жест колдуна, лезвие попало ему прямо в руку. Нгаигарон оглянулся на аристократа, бросившего нож, затем вынул оружие и отшвырнул в сторону. Нож пронесся по залу и безошибочно угодил аристократу прямо в лоб.

— Твои не победят! — прошипел Нгаигарон Теммару и тут же был отброшен дикой, сокрушительной толпой.

Соня, оказавшаяся в самом центре схватки, увидела Теммара, извивавшегося в путах на дыбе и быстро пробилась сквозь толпу к нему. Один из силачей Нгаигарона, подняв топор, двинулся на нее. Соня едва избежала сокрушительного удара, вовремя упав на мраморные плиты пола. Подавшись назад, она взмахнула мечом и распорола наемнику живот. Тот с ревом осел, разбрызгивая внутренности, а Соня опять рванулась к Теммару.

— Не двигайся!

Ее клинок мелькнул раз, потом второй, потом еще два раза. Четвертый удар разорвал последние путы Теммара, и он упал, корчась от боли в уставших от напряжения мускулах. Соня схватила его за руку и потянула за собой. Воины Теммара расчищали проход, оттаскивая раненых и убитых к стенам, и через этот проход, сквозь крики и потоки крови, Соня тащила Теммара, пока к нему возвращалась сила.

Вдоль стен располагался длинный ряд колонн. Соня протащила Теммара между двумя колоннами и укрыла за тяжелым столом.

— Ты в порядке? — спросила она, опустившись перед ним на колени.

— Просто… ослаб — и удивлен!

Она поднялась, выскочила из-за стола, схватила одного из погибших воинов Теммара и подтащила его за колонны.

— Переодевайся! Скорее! У него крепкие доспехи!

Теммар надел штаны, сапоги, кольчугу, подпоясался и повесил на пояс меч.

— Я готов, — вскричал он, поднимаясь.— Скорее в бой!

Выкрикивая дикие боевые кличи, они, размахивая мечами, ввязались в драку.

Идзура бежала без оглядки, пока не споткнулась; тогда она скинула позолоченные сандалии, поднялась и снова побежала. Верхние коридоры уже полностью опустели. Снизу до нее доносились лязг оружия и испуганные крики.

Она должна пробраться в свою комнату, забрать вещи и заставить слуг помочь ей скрыться из дворца и из города!

— Энади! — закричала она, добежав до двери своей комнаты.— Энади! Черт возьми, где ты пропадаешь, когда…

— Идзура!

Она застыла, как вкопанная, и оглянулась.

Голос женский, но очень странный, нет, все-таки — не женский!

— Я знаю, кто ты, Идзура! Помоги мне получить украденный скипетр Икскатла, чтобы я смогла уничтожить моего отца, Нгаигарона!

Идзура, охваченная ужасом, попятилась, вертя головой, стараясь найти говорившую.

— Идзура! Победи собственное зло! Нгаигарон защитил скипетр с помощью магической силы! Скажи мне, где он?

— Кто ты? Кто ты? — закричала Идзура, продолжая отступать по коридору.

Вместо ответа из смежного коридора выползла тень —огромная, чернее самой темноты. Идзура попятилась быстрее.

— Идзура, я пришла к тебе в змеином обличье, чтобы доказать, что я именно та, за которую себя выдаю — его дочь…

И она появилась из тени, из-за угла коридора, скользя и извиваясь.

— Боги! — вскричала Идзура.

Она упала, но тут же быстро вскочила и со всех ног понеслась по коридору.

— Идзура! — шипела ей вслед гигантская змея, сверкая желтыми глазами в неярком свете коридора.— Идзура! Я Сионира — дочь Нгаигарона! Это не мое настоящее обличье! Не убегай! Скажи мне, где найти скипетр!

— Нгаигарон! На помощь!

Огромная змея наползала на нее, шурша пластинками живота по каменным плитам и царапая чешуей столы и подставки для оружия.

— Идзура — остановись! Я изменюсь…

Идзура помчалась в комнаты, пробежала по анфиладе, спасаясь от гигантской змеи. Женщина без оглядки неслась вперед, пока не увидела открытые ставни. Тогда она решила выпрыгнуть из окна — у нее обязательно появятся крылья!..

— Идзура!

Обезумевшая женщина оглянулась в последний раз: прямо на нее неслась говорящая змея с желтыми глазами!

— Идзура! Я меняюсь! Скажи мне, где скипетр!

— Нгаигарон! Помоги мне твоей птичьей магией — я должна взлететь! Помоги мне!

Она прыгнула в открытое окно — и не взлетела.

Идзура падала все ниже и ниже, выкрикивая имя Нгаигарона.

Над остроконечной крышей балкона возвышался раструб водосточной трубы, украшенный многочисленными металлическими фестонами.

Сионира, уже принявшая человеческий облик, в безмолвном разочаровании выглянула из окна. Тело Идзуры безжизненно свисало с острых выступов, заливая кровью балкон. Ведьма, не умеющая летать, оказалась таким же человеком, как и все остальные — из плоти и крови.

Сионира в гневе отвернулась — и вдруг увидела неподалеку от себя молодого, стройного человека в темной мантии, который стоял, сверкая такими же, как у нее, желтыми глазами.

— Я Элат, колдун,— промолвил он, приближаясь.— Я все видел и слышал. Не волнуйся…

— Волноваться? — холодно оборвала его Сионира.— Да я могла бы уничтожить тебя на месте, хоть ты и колдун!

— Не сомневаюсь, ведь я в этих делах новичок! Но, тем не менее, я одарен двойным зрением и знаю, что ты помогаешь таким же, как я. Я почувствовал, что ты пришла во дворец, и хотел разыскать тебя, зная, что с моими скромными талантами я вряд ли смогу пригодиться в бою с Нгаигароном!

— Если ты все слышал,— сказала Сионира,— ты понял, что я ищу скипетр Икскатла, который Нгаигарон украл из храма Ситры!

— Он находится в его комнате за книжной полкой возле окна. Как-то раз он показывал его мне и моим собратьям по колдовскому искусству. Но тебе не стоит входить туда, потому что в его отсутствие комната охраняется такими демонами, что даже ты не захотела бы, чтобы они материализовались!

— Даже я? — переспросила Сионира.— Так ты знаешь, кто я такая?

Элат нервно сглотнул.

— Я слышал, ты назвалась Сионирой, прежде чем эта женщина бросилась в окно. Более того, я знаю, кто ты — и я польщен, потому что никогда не мечтал встретить женщину-змею! И, должен добавить, такую красавицу!

— Ты восхищаешься моим искусством? — Сионира высокомерно тряхнула головой.— Ведь если тебе так много известно, ты должен знать, что это мое обличье такая же иллюзия, как обличье змеи, хотя поддерживать его несколько легче. Никто не видел и не увидит, какая я в действительности!

— Боюсь, мы, люди, можем сказать о себе то же самое,— усмехнулся Элат.— Но мы теряем время! В зале продолжается бой. Я чувствую, ты пришла одна…

— Ты меня недооцениваешь, человек с двойным зрением! Я привела с собой огромное войско! Сейчас в городе, мои бойцы в темноте убивают наемников Нгаигарона!

— Войско?

— Войско моих преданных слуг!

— Вот как! — понимающе кивнул Элат.— Но теперь, Сионира, если хочешь помочь Теммару и разделаться со своим врагом, ты должна поторопиться!

Но Сионира уже мчалась по коридору, к лестнице, ведущей в холл банкетного зала, где сейчас находился Нгаигарон.

Высоко в горном лагере, под луной и звездами, сгорая от нетерпения, сидели вокруг бивачных огней воины Теммара.

— Они ушли очень давно,— произнес старший.— Надо скакать в Рибет за подкреплением, как нам приказал Теммар!

Выбрали трех человек; двоих молодых и сильных и третьего, бывшего пастуха, хорошо знающего горные тропы.

— Если через два дня вы не вернетесь,— сказал им сотник,— мы двинемся на город.

— Не надо,— возразил проводник.— Мы справимся быстрее. Ждите нашего возвращения!

И все трое выехали в ночь — в опасную горную ночь, испытывая некоторое чувство вины, словно они покидали своего господина.

Когда нож полоснул ей по руке, Соня отчаянно вскрикнула; изогнувшись с проворством пантеры, она так быстро всадила кинжал в грудь противника, что он не успел увернуться. Наемник зашатался и, обливаясь кровью, рухнул вниз, увлекая за собой двух других. Началась настоящая свалка!

Воины Теммара вместе с освобожденными узниками, аристократами и их слугами, дав волю давно сдерживаемому гневу, теснили деморализованных наемников Нгаигарона, уничтожая их одного за другим.

Теммар бросился в схватку с неукротимой ненавистью и жаждой мести, которую так давно хранил в своей душе. Рубя мечом и ревя в безумной ярости, он сеял вокруг себя гибель. В водовороте смерти он неистово лил кровь врагов, но и сам был мишенью для нападений. Он орудовал своим изрубленным мечом, высекая искры огня при ударах о стальные доспехи. Под его ударами крошились кости; вокруг него брызгали мозги, и поверженные враги с криками падали в лужи крови. Громоподобные звуки битвы казались ему музыкой, дикой симфонией кровавого насилия и мести.

Рыжая Соня в пылу битвы выкрикивала какие-то боевые кличи и со смертоносной яростью рубила мечом. Вокруг нее с именами своего правителя и родного города на устах свирепо бились жители Тальмеша, круша своих врагов…

Когда в минуту просветления Теммар обнаружил, что в главную дверь зала ворвались резервные черные отряды Нгаигарона, значительно превосходящие его собственные силы, ярость его мгновенно охладела. Он заметил, что находится далеко от центра битвы, всего в нескольких ступеньках от возвышения. Подняв взгляд и отряхнув с лица пот, Теммар увидел пристально глядящие на него желтые глаза.

— Проклятый колдун!

Подняв меч, он бросился на Нгаигарона — и на первой же каменной ступеньке натолкнулся на невидимый щит. Отброшенный назад, почти потеряв равновесие, он удержался и быстро развернулся, услышав за спиной шаги.

Теммар вовремя пригнулся, и лезвие пропело над самой его головой. Он разъяренно накинулся на противника и вонзил меч ему в живот; длинное лезвие прошло под грудной клеткой и вышло наружу. Потом он снова быстро повернулся к возвышению и взмахнул мечом.

Жалящая волшебная сила подтолкнула его руку, она задрожала и чуть не выпустила меч.

— А теперь настал ваш черед, мои помощники! — произнес Нгаигарон, засмеявшись.

Он распростер мантию, как крылья, и его окружили шестеро колдунов, придавая ему силы и оставляя пространство только для того, чтобы Нгаигарон мог видеть своего врага. В воздухе возникло ужасное напряжение, как перед ударом молнии. Теммар нахмурился и напрягся, готовясь снова двинуться вперед, но, увидев, как гримаса страха внезапно исказила лицо Нгаигарона, остановился.

Страх — но не перед Теммаром!

Когда в зал вползла тень, люди, закричав, побежали прочь, охваченные внезапным ужасом. Казалось, в комнату ворвалась гроза; колонны задрожали, колдовской ветер раздувал гобелены — и, наконец, раздалось громкое шипение, словно волна пара натолкнулась на айсберг.

— Сионира! — закричал Нгаигарон.

Огромная змея скользнула в комнату и, громко скрежеща чешуей, поползла к возвышению.

Теммар, вспомнив ночь на горе, резко отскочил, спрятался за колонной и стал наблюдать. Огромный хвост Сиониры резко ударился о другую колонну, а она ползла по залу, продолжая громко шипеть.

Соня, находившаяся в другом конце зала, глазами нашла Теммара и устремилась к нему. Он бегло взглянул на нее, не переставая наблюдать за змеей.

— Это не Сионира! — хрипло произнес он,— Эта та змея, что была на горе…

— Сионира! — с тяжелым вздохом произнесла Соня.

— О, Боги, нет!

— Сионира! — настойчиво повторила Соня, кивком головы отбрасывая со лба потные волосы.

Но, не успела Сионира далеко проползти по каменному полу, как Нгаигарон поднял руки к потолку, закричал что-то нечленораздельное и снова опустил их. Его руки, вытянутые вдоль туловища, сверкали.

Змея, не успев доползти до возвышения, зашипела и, как сумасшедшая, начала извиваться. Ее голова откинулась назад в приступе нескрываемой боли. Между чешуйками появилась кровь и заструилась, как темный пар. Нгаигарон разразился злорадным смехом. Соня и Теммар вздрогнули при виде дымящейся крови; хотя они оба знали, что эта жуткая битва не более чем иллюзия, зрелище потрясало. Все казалось таким реальным!

Сионира продолжала сражение. Она выбрасывала голову вперед, обжигая отца зловещими огнями своих желтых глаз. Внезапно один из молодых колдунов, уничтоженный ее волей, с пронзительным криком упал на охваченное пламенем возвышение. Мгновение спустя он обратился грудой углей и пепла.

У Сиониры еще было достаточно сил, чтобы противостоять Нгаигарону. Она снова начала извиваться и попыталась отползти подальше от отца. Но ее хвост и кольца тяжело упали на каменный пол, а из-под чешуек по-прежнему сочилась кровь и поднимался розовый дым.

— Сионира! — вскрикнула Соня.

Она выбежала из-за колонны и протянула руку к змее. Чешуйки были горячие — очень горячие — и Соня со стоном отдернула руку. Ладонь порозовела от ожога.

Сионира обратила к Соне тускнеющие глаза. Внезапно, увидев оружие у Сони на поясе, она зашипела:

— …кинж-ж-жал…

— Сионира, что…

— Прочь! — загремел Нгаигарон, протягивая руку, но его колдовской жест был блокирован Сионирой, которая, склонившись, прикрыла Соню.

— …у тебя на поясе… Нгаигарон… кинжал… метни его…

Соня мгновенно отреагировала: она ринулась вперед, выхватила из-за пояса старинный кинжал с нефритовой рукояткой, нырнула на пол и перекувырнулась через голову. На своих боках она почувствовала волну колдовского тепла. Неподалеку от возвышения она плавно встала на ноги, присела и вскинула руку. Нгаигарон увидел блеск металла и неистово замахал руками.

— Умри, колдун!

Диковинный древний кинжал молниеносно сверкнул в Сониной руке, и удар был столь же точным, как и все ее удары. Лезвие вонзилось Нгаигарону глубоко в живот, до самой рукояти, и на ней появилась кровь.

Сторонники Нгаигарона заорали от ужаса, а люди Теммара радостно закричали. Колдун упал на возвышение, вцепившись в двух своих адептов.

И снова в зале поднялся шум, снова началась игра клинков…

Соня бросилась за своим мечом, схватила его и вскричала:

— Все, кто предан Теммару — за мной!

Истекающие кровью, усталые воины ринулись к выходу. Толпа в зале заметно поредела.

Выбившаяся из сил Сионира начала терять свое змеиное обличье. Кровь перестала течь и больше не дымилась. Теммар помог Соне оттащить ее к двери.

Жрица-змея полностью приняла человеческое обличье, но Теммар заметил, что ее женский облик тоже начал несколько изменяться.

— Скорее! — крикнула Соня последним группам мятежников, продолжавших отбиваться от наемников Нгаигарона.

Один из горожан, вскрикнув, упал, пронзенный копьем. Соня уже была в дверях, когда на нее налетел один из приспешников Нгаигарона; она выскочила вперед, одним взмахом меча отсекла руку преследователя, захлопнула дверь и заперла ее тяжелым железным засовом. На дверь обрушился шквал сокрушительных ударов.

Воины быстро заперли ее еще на два засова и начали подтаскивать к двери мебель и мраморные статуи.

— Где… мы? — удивленно спросила Соня.

— В основании башни,— ответил Кирос.— В ней три этажа. Здесь это единственный вход.

Соня заметила рядом с ним юную служанку Энади с ножом за поясом. Она схватила его за руку, словно прося о защите, и Кирос удивленно взглянул на нее.

— Митра! — воскликнул он.— Я же, кажется, велел тебе бежать!

— А я и прибежала,— сказала она.— Я прибежала сюда!

Кровь почти полностью покрывала пол зала, кругом лежали груды трупов. Повсюду валялись обломки мебели, мраморные стены и гобелены были испещрены кровавыми пятнами.

Возле возвышения лежал мертвый колдун. Это был Менк, самый молодой.

А на самом возвышении, задыхаясь, сидел Нгаигарон, над которым склонились пятеро колдунов. Он корчился от боли в животе; из раны сочилась кровь, но ее было не так много, как бывает при подобных ранениях.

Колдуны убрали кресла, положили его на спину и разорвали одежду, чтобы осмотреть рану.

— Нгаигарон! — один из колдунов, Аспр, склонился над ним.— Нгаигарон — как тяжело ты ранен?

— Не смертельно,— проворчал Нгаигарон.— Меня ничто не может убить…

— Но мы должны залечить твою рану,— сказал Аспр.— Тос — промой ее вином и водой. Принесите какие-нибудь тряпки, чтобы перевязать ее!

— Она заживет,— тяжело вздохнул Нгаигарон,— еще до наступления ночи. Только дайте мне отдохнуть. Что за кинжал меня ударил? Это не обычное оружие!

Ему показали, и он снова застонал.

— Старинный, старинный,— пробормотал он, закрыв глаза.— Древнее самого человечества. Однако его волшебная сила сослужит мне хорошую службу — я чувствую, его нашли где-то в подземельях… там, где должен быть путь в Мир Мрака!

Из зала битва переместилась в одну из башен дворца.

Теммар был окончательно изможден; пытки колдуна подорвали силы, а кровавый бой вымотал до предела. Поэтому Соня, — одна из немногих, кто не получил серьезных ран, — приняла на себя командование. Она быстро приказала своим людям надежно загородить все входы в башню.

Затем она позвала Кироса, Энади и еще нескольких людей Теммара, чтобы точно определить, в каком именно месте дворца они находятся, и решить, как дальше сражаться с Нгаигароном. Посовещавшись, Соня поднялась на третий этаж башни и подошла к постели, на которой отдыхала Сионира. К своему удовольствию, она обнаружила, что та быстро поправляется. Змеиная жрица сидела на постели в полном сознании, ни в коей мере не утратив своего человеческого облика.

Соня созвала остальных жителей Тальмеша в цокольном этаже.

— Мы уничтожим их, заманивая сюда маленькими группами,— сказала она им,— по два, три, пять или шесть человек! Заманим их понемногу в башню и перебьем! Есть у кого-нибудь лучшие предложения?

Лучших предложений не последовало.

Воины, посланные наверх, вернулись и доложили, что все входы загорожены; Соня отправила для более надежной охраны по два человека к каждой двери. Затем они с Сионирой и остальными вернулись к обсуждению ситуации.

Нгаигарон — слишком ослабевший, чтобы передвигаться, отдал распоряжение своим отрядам, и те стали готовиться к обороне.. Они поставили надежную охрану перед входом в аудиенц-зал и расставили людей на каждом из трех этажей, чтобы усилить там охрану входов в башню.

— Они у нас в ловушке,— рычал колдун.— Но они не дремлют, так что будьте осторожны! Я сейчас не в лучшей форме; моя дочь тоже, но она скоро поправится! Будьте осторожны — и начинайте штурм этой двери!

Его люди, используя таран, выбили тяжелую, окованную железом дверь, и толпой ворвались в башню. Перед ними зияла темная пустота — ни света, ни движения…

Вдруг из первых рядов раздались пронзительные крики, и люди подались назад к своим товарищам, тщетно пытаясь поразить мечами гигантскую змею, ползущую на них из темноты.

В своем замешательстве они почти не оказали сопротивления граду кинжалов, посыпавшихся на них из темноты вслед за атакой Сиониры. Семеро из них были убиты, двенадцать тяжело ранены, а остальные отступили в аудиенц-зал.

Соня, Сионира, Кирос И остальные снова укрылись в темноте, быстро привязали прочные кожаные ремни, заготовленные заранее, к нескольким тяжелым деревянным столам, подтянули их наверх, а ремни закрепили за порог.

— Хватайте их скорее! — неистовствовал Нгаигарон.— Один из вас, мои помощники, пусть идет с ними!

— Тос, ступай ты! — кивнул Аспр одному из колдунов.

Молодой колдун возглавил группу наемников. Они осторожно подошли к выбитой двери и заглянули в нее. Никого! Ни змей, ни воинов…

— Берегись! — крикнул вдруг Тос.

Но было уже поздно: один из людей Нгаигарона, переступив порог, наткнулся на преграду, и с потолка на них упали тяжелые столы, а затем посыпался град ножей и копей. Еще тринадцать человек Нгаигарона нашли здесь свою смерть, в том числе и молодой колдун Тос.

Люди в задних рядах с криком отступили, перегруппировались и решили атаковать противника. Они рванулись в темноту, подгоняемые страхом перед Нгаигароном. Но на этом этаже башни смерть больше не подстерегала их…

Приободрившись, они в полумраке начали подниматься на второй этаж по длинной витой лестнице.

Двенадцать идущих впереди не дошли до второго этажа, потому что древние ступени, кое-как выдержавшие вес защитников башни, обрушились у них под ногами. Люди с криками попадали вниз, и еще дюжина оказалась похороненной под камнями. Соня и ее отряд, спрятавшись на верхних этажах, слышали грохот и крики умирающих. Они долго вслушивались, но в наступившей тишине не было слышно ни шороха.

— Мой господин, город кишит змеями!

Нгаигарон, по-прежнему сидя на возвышении в окружении своих помощников-колдунов, сурово смотрел на дарфарского купца, который принес эту весть.

— Я ничуть не удивлен,— пробормотал он, наконец.— Иди и скажи нашим людям, чтобы закрыли все вход; все, кто еще не во дворце, должен рискнуть и найти укрытие! И убивайте всех гадов, которые уже осмелились прорваться во дворец!

— Все сделано, Нгаигарон! Но… еще кое-что…

Колдун еще более сурово посмотрел на заколебавшегося купца.

— Говори же! В чем дело?

— Идзура погибла, мой господин. Мы нашли ее над одним из нижних балконов. Должно быть, она спрыгнула или упала из окна.

Нгаигарон остался равнодушным к этому известию. Идзура уже давно сослужила ему свою службу и больше не интересовала его.

— Перенесите меня в мои покои,— приказал он Аспру и остальным молодым колдунам.— Там я обрету силу и быстрее поправлюсь.

День клонился к концу, и вечер постепенно вступал в свои права; во дворце все стихло. Нгаигарон лежал в своей спальне и восстанавливал силы, черпая энергию из волшебной ауры Аспра и его сподвижников, дежуривших у постели. По всей длине коридора была выставлена усиленная охрана. Колдун предавался раздумьям и вертел в руках старинный кинжал, брошенный в него Соней.

— Вероятно, Судьба, в конце концов, повернулась ко мне,— бормотал он.— Путь, который я искал, нашли другие, путь во Тьму. Этот кинжал был Печатью, и он соответствовал Двери; выздоровев, я пойду к храму Грифа и возложу его на алтарь Урму, чтобы он указал, где находятся врата, которые этот кинжал когда-то запирал. О, эта рана отныне кажется мне ничтожной ценой, потому что кинжал, который ее нанес, приведет меня к Тем, кто сможет дать мне силы окунуться в мир Кромешной Тьмы и править им с помощью моего скипетра!

Он захохотал. Аспр и молодые колдуны невольно содрогнулись.

— Сионира. Сионира…

Женщина-змея встала со своего ложа, внезапно услышав за спиной голос колдуна Элата. Она не удивилась, потому что все люди-змеи умели общаться таким способом, как и многие маги.

— Я восстанавливаю силы, человек с двойным зрением,— сказала она в пустоту.— Зачем ты меня беспокоишь?

— Я в комнате немного севернее твоей,— услышала она,— и прямо над покоями Нгаигарона!.. Он там с колдунами!

— Осторожно! — прошипела Сионира.— Они тебя почувствуют…

— Нет! Я посылаю мои мысли через зеркало! Приложи свое зеркало к северной стене, и мы сможем увидеть друг друга!

Сионира схватила серебряное зеркало и поставила его на маленький столик. Мгновение спустя она неясно увидела в нем лицо Элата. Когда он снова заговорил, она по движению его губ прочла:

— Послушай, Сионира: сейчас, когда Нгаигарон со своими помощниками находятся у себя в спальне, она больше не охраняется демонами. Я сказал тебе, где спрятан жезл Икскатла. Теперь самое время отправиться за ним, пока Нгаигарон еще не оправился от раны.

— Ты предлагаешь мне помощь? — спросила женщина-змея.

— Я могу быть твоими ушами, но на большее моей волшебной силы не хватит! Ты должна, если можешь, пустить в ход глаза и руки.

— Обязательно! Жди меня! Я скоро появлюсь,— кивнула Сионира.

Она вышла из комнаты и спустилась на второй этаж башни. Соня и многочисленные воины, собравшиеся там, были рады увидеть, что она снова приняла человеческий облик.

— Я почувствовала снизу запах смерти,— сказала она.

— Ты правильно почувствовала,— ответила Соня, указав мечом вниз.— Пока ты отдыхала, они атаковали нас еще два раза. Многие наемники Нгаигарона остались навеки в нижней комнате. Он дважды подумает прежде, чем снова нападать на нас!

— Но можно не сомневаться, они нападут,— проворчал кто-то из воинов.

Сионира подошла к двери, ведущей к обвалившейся лестнице, и открыла ее. Взяв факел, она заглянула в пропасть, где внизу лежали покалеченные тела.

— Если я хочу уничтожить отца, часть из них мне пригодится,— спокойно сообщила она Соне. Если твои люди не выдерживают колдовства, им лучше удалиться в верхние комнаты!

Многие воины так и поступили, но Соня с несколькими людьми осталась, с любопытством ожидая, что будет дальше.

Взяв факел, Сионира раскинула руки, подняла их над разбитыми ступеньками и уставилась на развалины желтыми глазами; потом, балансируя на непрочных плитах лестничной площадки, начала петь. Соня содрогнулась, догадавшись, что шипящие слоги принадлежат древнему языку змей, живших на этой земле гораздо раньше человека.

Затем снизу, из пропасти, послышались звуки, словно там что-то булькало, разрывалось и дергалось.

Соня и ее люди содрогнулись: перед поющей Сионирой из темноты поднималась тонкая паутина из алых нитей — переплетенных волшебной силой пульсирующих и блестящих ручейков крови. Самое ужасающее впечатление производили человеческие глазные яблоки, прицепившиеся к нитям то там, то здесь и поворачивающиеся в разные стороны на тоненьких красных стебельках, словно что-то высматривая в полумраке.

Один из воинов, зажав рот, весь белый, побежал наверх. В этот момент Соня обрадовалась, что Теммар лежит на своем ложе в верхней комнате башни. Это зрелище окончательно доконало бы его!

Сионира повернулась и взглянула на любопытных. Кровавая паутина колыхалась и сияла за ее спиной, как нимб. Увидев глаза, полные страха и сомнения, она сказала Соне:

— Сейчас я удалюсь наверх, чтобы совершить последний акт колдовства. Нгаигарон еще слаб, и ему можно противостоять; но для этого я должна завладеть скипетром Икскатла. Мой помощник… — Она показала в сторону усыпанной глазными яблоками паутины, шевелящейся в полумраке у нее за спиной,— добудет его, и тогда нас ждет победа! Мое войско змей и ящериц сейчас в городе, и приближаются еще дополнительные силы. Твои мечи славно поработали, теперь очередь за мной — и, если я буду успешно действовать против Нгаигарона, его пособники отпадут от него, как листья с мертвого дерева!

С этими словами она повернулась и пошла к лестнице, ведущей вверх.

Соня, вспомнив, крикнула ей вслед:

— А как же Идзура? И молодые колдуны? Их магия…

— Идзура мертва,— ответила Сионира, не оборачиваясь.— Молодые чародеи не очень сильны в колдовстве и, вмешавшись, они погибнут. Но я должна торопиться, пока Нгаигарон не восстановил силы!

Она побежала по лестнице, а Соня с остальными прижались к стене, чтобы не попасть в красную паутину, плывущую за ней по воздуху.

Ясная лунная ночь, небо усыпано яркими звездами, и легкий прохладный ветерок колышет ветви деревьев.

В башне голодные раненые воины доедали запасы своей скудной провизии.

Сионира, оставшись в одиночестве, сплетала из кровяной паутины нечто похожее на ствол молодого деревца, от которого в разные стороны отходили тонкие веточки — щупальца, с развешенными на них глазными яблоками.

Этот живой, пульсирующий ствол, светящийся и упругий, она поднесла к окну, и он, извиваясь, выполз наружу и, направляемый волей Сиониры, двинулся к окну спальни Нгаигарона. А в это время жрица слушала ушами Элата все, что происходило в спальне мага.

— Он почувствовал нас, колдун?

— Нет, женщина-змея! Нгаигарон еще слаб; он не замечает твоего приближения!

— Тогда молчи! Говори только, если тебе понадобится сообщить что-то срочное!

Зловещий шепот в ночи.

Магический ручей — фосфоресцирующая человеческая кровь, свившаяся в магический ствол, потек по стенам замка в поисках темного колдуна… посланный его дочерью, его врагом.

Лучи восходящей луны блестели на чешуе многочисленных рептилий, скользивших по обезлюдевшим улицам города, и на перьях бесчисленных темных птиц, что попрятались под карнизами крыш, словно ожидая какой-то команды.

Сионира медленно направляла движение своего создания, контролируя натренированным сознанием змеи, как он сползает по кирпичной стене дворца… в окно комнаты Нгаигарона.

Первым его увидел Аспр, он стоял у постели Нгаигарона лицом к окну. Колдун ничего не сказал, а только смотрел, точно завороженный, вдруг почувствовав себя роковым сеятелем преступлений и разрушения, пришедшим в этот город со своими товарищами накануне его уничтожения. Рядом с ним находился Сус, а по другую сторону постели Ахм и Пирам.

Пирам вторым заметил тонкое алое щупальце.

— Аспр!

— Вижу…

Нгаигарон сел на постели; его глаза расширились от страха и гнева.

— Остановите! Остановите его!

Щупальце алой змейкой медленно заползало в комнату, блестя при тусклом свете масляной лампы, и все глаза были прикованы к нему. Оно извивалось, ища объект нападения…

Пирам вышел вперед, поднял руку и принялся чертить в воздухе ритуальные круги и квадраты, затем вынул из-за пояса серебряный нож. Подойдя к ползущей по полу кровавой змейке, он занес оружие, опустил его — и мгновенно вскрикнул. Вокруг него взорвалось красное облако, окутавшее его своим сиянием.

Пирам упал на пол, схватившись за горло. Красное облако подхватило нож. Розовое сияние вокруг тела Пирама стало гаснуть, и осталось только вокруг его горла. Живот у него раздулся, грудь расширилась до сверхъестественных размеров, пока наконец он не затих, задохнувшись.

— Глупец! — орал Нгаигарон, тщетно пытаясь подняться с постели.— Она пришла за скипетром! Останови ее!

Аспр по-прежнему не двигался; он смотрел то на Ахма, то на Суса. Они уже с двух сторон двигались по направлению к алой змейке, вынимая на ходу кинжалы.

Ахм прошел только полкомнаты, когда змейка обхватила нож, и, поднявшись, метнула его.

Прежде чем молодой колдун смог отскочить, нож по самую рукоятку врезался ему в лоб. Дернувшись, он мгновенно рухнул на пол.

Сус, подозревая, что силы Сиониры, должно быть, на исходе, прыгнул вперед и с проклятиями на устах взмахнул ножом. Кровавая змейка подалась в воздухе назад, но не очень быстро, и нож успел отрубить одно из алых глазных яблок. Оно отлетело и попало прямо в открытый, кричащий рот Суса.

Сус в ужасе отступил, почувствовав, как глаз у него в горле раздувается до невероятных размеров, перекрывая воздух. Он запаниковал и бросился к стене, затем ринулся вперед в последней попытке разрубить проклятую змейку.

Она отшатнулась, оставив в воздухе чуть заметный розовый туман.

Обезумевший Сус откинул голову и засунул пальцы в распухшее горло, пытаясь вытащить глазное яблоко, и упал вперед, истекая кровью. Его кровь быстро поднималась розовым туманом, как кровь Пирама и Ахма, вытекающая из их тел и сливающаяся с красной змейкой, которая продолжала расти, удлиняться и приближаться к низенькой книжной полке возле окна.

— Остановите ее! — задыхался Нгаигарон, отчаянно пытаясь подняться.

Но Аспр лишь пробормотал:

— Сам останови! Ты взял жизни всех моих друзей и не дал ничего взамен! Ты слишком слаб, чтобы бороться со мной и убить меня! Жаль, что я раньше не почувствовал окутавшую тебя тень смерти. А теперь я ухожу! Буду молить богов простить мои прегрешения и вызову твой образ в чаше с вином, чтобы с радостью увидеть, когда ты отправишься в преисполню!

С этими словами он повернулся и направился к двери.

— Будь ты проклят! — заревел вслед ему Нгаигарон.

Когда кровавый помощник Сиониры сбил с полок книги и свитки, вырвал сзади деревянные доски и обнаружил потайной шкаф, маг возопил:

— Стой! Стой!

Вконец ослабевший, он попытался колдовством остановить Аспра, но ему удалось лишь вырвать щеколду двери, закрывшейся за молодым колдуном.

С огромным трудом встав с постели, Нгаигарон тут же упал на пол и сморщился от боли: рана снова открылась, и кровь залила пол.

Но, когда из укромного местечка за книжным шкафом щупальце Сиониры извлекло зеленый скипетр Икскатла, Нгаигарон гневно закричал.

Невероятным усилием воли, истекая кровью, маг встал на ноги, проклиная Сиониру. Но скипетр только сверкнул в щупальце; и, пока он двигался к окну, возвращаясь к своей законной владелице, Нгаигарон почувствовал его силу и понял, что не сможет справиться с врагом.

Он неистово сорвал с груди птицу и, выкрикнув какое-то заклинание, бросил ее в красную змейку.

Птица мгновенно ожила, но не увеличилась в размерах.

Она быстро сделала круг над скипетром и несколько раз попробовала подлететь к нему, но всякий раз кровавое щупальце замахивалось на птицу, как змея, готовящаяся нанести удар.

Птица с криком отлетала назад, хлопая крыльями.

Когда красная змейка скрылась в окне, Нгаигарон заревел и, шатаясь, пошел вслед за ней. Выглянув из окна, он увидел, как скипетр, удерживаемый маленькой змейкой исчезает в башне.

— Урму! — пронзительно закричал он.— Урму! На помощь! На помощь!

Он поймал свою птицу, выбросил ее в окно и проследил, как она расправила крылья.

Птица бешено закаркала, спустилась к земле, а потом, описывая круги, высоко поднялась, набирая силу, и с громким криком полетела к башне.

— Сионира! — Соня стучала в дверь.— Впусти меня! — Немного подождав, она снова постучала.— Впусти меня, Сионира!

Изнутри раздался слабый стон, и Соня подергала за ручку двери. Дверь не пошевелилась. Она дернула сильнее, щеколда подалась, и дверь открылась.

— Сионира!

Та медленно оседала перед окном, у нее подкашивались ноги, но она крепко держала толстый розовый шнур, тянущийся из окна.

Соня кинулась к окну. Она почувствовала тепло и энергию, исходящие от шнура, и не прикоснулась к нему. Снаружи, совсем рядом, на шнуре висел скипетр.

— Держи его, Сионира! — пронзительно закричала Соня.— Он почти у меня в руках! Держи его!

Она бросилась на подоконник, схватилась за него одной рукой и, высунувшись как можно дальше, потянулась к скипетру.

— Держи, Сионира! Не отпускай его!

Ответом ей послужил крик — ястребиный крик с неба: птица Нгаигарона, свирепая и мрачная, становилась все больше и больше. Расправив в воздухе свои огромные крылья, она летела прямо на Соню.

— Сионира, держи его крепче!

Но розовый шнур, словно исчерпав все свои силы, начал медленно растворяться в воздухе, и Сионира со стоном упала назад.

Соня изо всех сил рванулась к скипетру. Пальцы ее сомкнулись — и она подхватила его!

Вдруг она почувствовала, что соскальзывает с подоконника.

— Сионира!

Из груди Сиониры вырвался дикий, нечеловеческий крик, услышав который Соня на мгновение ощутила чувство полета, но только на одно мгновение! Этого было достаточно, чтобы одной рукой крепко сжать скипетр, а другой ухватиться за оконную раму. Птица уже кричала совсем близко, и Соня, быстро подтянувшись, влезла в окно.

Сионира лежала на полу, и Соня заметила, что она постепенно теряет человеческий облик. Кирос, Энади и все остальные стояли в дверях, не решаясь войти в комнату. Повернувшись к окну, Соня увидела, что птица Нгаигарона летит прямо на нее.

— Демон! — закричала Соня, подняв скипетр, словно меч, и отступила от окна.

Птица влетела в комнату, как ядро катапульты. Соня прицелилась в голову отвратительного создания, взмахнула скипетром и нанесла удар. Птица снова закричала, и взорвалась зелеными огнями. Крича и хлопая крыльями, она начала метаться по комнате в ореоле зеленого пламени, пока наконец черной обугленной головешкой не упала в угол.

Из глубины дворца раздался безумный, мучительный вопль — это кричал Нгаигарон. А потом…

— Ссс… онн…

Это прошипела неистово извивающаяся Сионира. Соня бросилась к ней, опустилась на колени и вложила скипетр в ее ищущую руку.

И Сионира, овладев жезлом Икскатла, вспыхнула зеленым светом и снова начала преображаться.

Глава седьмая

— Тысяча проклятий на ваши головы! Поднимите же меня, глупцы! — задыхаясь, кричал Нгаигарон своим охранникам.— Скорее несите меня в храм! Я должен вызвать Урму… возложить кинжал Древних на алтарь, чтобы он мог указать мне путь к Ним!

Колдуна понесли по коридорам, к южному входу дворца. Нгаигарон злобно бормотал:.

— Ты был прав, Аспр, колдун-предатель; я отправлюсь в преисподню, но не так, как ты имел в виду, а живым! А оттуда я вернусь во главе легионов, чьей силой покорю весь мир!

Дворец атаковали новые волны повстанцев, вооруженных мечами, ножами, дубинками, булыжниками, вилами, мотыгами — всем, что сумели найти.

Из окон домов жители Тальмеша видели волну змей, нападавших на своих врагов. Улицы города были усыпаны сотнями черных трупов, раздувшихся от яда. Но постепенно рептилии начали исчезать в сточных трубах, и горожане повеселели, поверив, что сами боги сотворили чудо и защитили их.

Слухи о битве во дворце и о спасении Теммара воодушевили их, и тальмешцы атаковали редеющие остатки разношерстного войска Нгаигарона. По улицам города пронеслась еще одна волна кровопролития и ярости.

Нгаигарона тайком, под усиленной охраной, на носилках вынесли из дворца и понесли через плотную толпу наемников, ожесточенно пробивавшихся к выходу из города.

Путь был нелегким; им приходилось останавливаться, чтобы отражать атаки мятежников, защищая закрытые носилки Нгаигарона от праведного гнева горожан. Но, по мере того как всходила луна, колдун набирался сил, и его многочисленное пернатое войско огромными стаями стало подниматься в воздух и кружить над городом, атакуя сверху и воинов, и мирных жителей.

В воздухе снова зазвучали воинственные крики. Когда птицы вступили в бой, наемники Нгаигарона воспрянули духом. Жители Тальмеша на время отступили под натиском яростных пернатых стай, но вскоре они, подготовившись, снова пошли на штурм. Из жилых домов двинулись люди, вооруженные сетями и факелами. Всякий раз, когда зловещие птицы Нгаигарона подлетали к атакующим, жители Тальмеша набрасывали на них сети или поджигали горящими факелами, и те с дикими криками снова взлетали в воздух, оставляя после себя черный дым, языки пламени и обгоревшие перья.

— В храм! — вскричал Нгаигарон.— Скорее! Я должен воззвать к Урму — он обновит мои силы!

— Мы на полпути к храму, господин,— ответил один из его людей.

Продолжая свое шествие по городу, они оставляли за собой следы крови и смерти на мощеных улицах города — города, который они на время завоевали и который теперь в ярости восстал против них.

— Мои люди! — воскликнул Теммар, выглянув в открытое окно комнаты в башне и увидев на улицах многочисленные горящие факелы.— Они восстали — и победили!

Соня посмотрела на него.

— Да,— сказала она,— похоже, что так!

— Люди Нгаигарона бегут! Мы должны догнать и добить их!

— Время для этого настало! — согласилась Соня.— Но сначала мы должны позаботиться об Сионире. Это она изменила ход событий в нашу пользу!

Сионира, измученная своим колдовством, по-прежнему лежала на полу, окутанная зеленым сиянием.

Соня ничего не понимала. Женщину, которую она знала как Сиониру, еще можно было узнать, но лишь с большим трудом. В ее скользком, покрытом гладкой чешуей теле и конечностях было что-то от рептилии: блестящие голубые полоски от головы до хвоста, чуть заметные желтоватые крапинки по всему телу. Но вместе с тем фигура у нее была человеческая, почти женская, да и черты лица ни человеческие, ни змеиные. Соня думала, почему она не испытывает ужаса от столь необычного зрелища?

— Но ведь — она красива! — тихо и удивленно произнес Теммар.

— Да, она прекрасна,— произнес голос у них за спиной.— Но она сомневалась, что люди найдут ее красивой — да, вероятно, немногие считают ее таковой!

Они повернулись и увидели Элата, вошедшего в комнату бесшумно, как тень.

— Ты что-нибудь понимаешь, колдун? — поинтересовалась Соня.

Элат кивнул.

— Это ее истинный облик. Она не хотела, чтобы люди видели ее такой, ибо ей подобные всегда прятались от людей и питали к ним глубокое недоверие — я бы сказал, не без причины!

Но в этот момент женщина-змея тихо открыла глаза — большие зеленые глаза с вертикальными щелочками зрачков — и снова начала преображаться, колыхаясь, сверкая и меняя свою форму. В следующее мгновение она снова стала Сионирой, прекрасной темноволосой женщиной, которую они знали, женщиной с желтыми глазами и плавными жестами, выдававшими ее змеиную сущность.

Она села с видом человека, полного сил и здоровья.

— Теперь я в порядке,— сказала она в ответ на Сонин вопросительный взгляд.— Благодарю тебя, Рыжая Соня — и тебя тоже, Элат…

— Это я должна благодарить тебя, Сионира,— возразила Соня.— Если бы не ты, я бы погибла…

Жрица оборвала ее коротким кивком.

— Вы оба помогли мне. Добрый урок на будущее!.. — Она покачала головой и встала,— Да, кстати, как мой отец?

Ей ответил Теммар.

— Мы не знаем. Мои люди на улицах и, похоже, громят войско Нгаигарона. Но о судьбе колдуна нам ничего неизвестно.

— Мы должны добраться до храма,— сказала Сионира.— Храма Урму. Ты не веришь мне, Теммар? Урму — божество моего отца. Твои люди давно покинули храм Грифа, но Нгаигарон хотел его восстановить; я уверена, он сейчас направляется туда, чтобы вернуть себе власть!

— Да,— подтвердил Элат,— и чтобы попросить Урму помочь ему набрать легионы Тьмы!

— Тогда в путь! — воскликнул Теммар.

— Ты в порядке? — спросила его Соня.

— Да, клянусь Митрой! И я нужен моему народу!

— А ты, Сионира?

— В полном порядке,— успокоила Соню женщина-змея.— Сила скипетра исцелила меня, и колдовство Нгаигарона почти рассеялось! Идемте!

Люди Нгаигарона прорывались к лестнице храма, отбиваясь от преследовавших их воинов. Оказавшись внутри, они захлопнули тяжелые двери, и шестеро жителей Тальмеша лишились рук и ног, пытаясь помешать им.

Внутри храма было тихо и темно. Воздух был отравлен смрадом разлагающихся трупов, которые Нгаигарон приказал сложить здесь, готовясь принести жертву богу-стервятнику. Но теперь празднеству не суждено было состояться. Стены храма дрожали от мощного напора толпы, хотя сквозь толстые каменные плиты не проникали никакие звуки.

Нгаигарон слез с носилок, и медленно, превозмогая боль, пошел к алтарю, в западной стороне которого на высоком постаменте стояло огромное старое изваяние Урму, Темной Птицы.

— Урму… ферор исму бетму ара арера итба дибуту ойей…

Казалось, статуя колебалась при слабом свете факелов, в поднимающихся волнах трупного запаха. Нгаигарон чувствовал, как силы возвращаются к нему. Однако стены и колонны стали чуть заметно подрагивать.

Среди наемников Нгаигарона послышались ропот и ругательства: люди не хотели оставаться в этом зловонном храме, но и не испытывали желания идти на верную смерть, которая поджидала их на улицах. Единственную надежду они возлагали на своего господина, который должен был добиться у Урму возвращения былого могущества и снова сделаться всесильным властелином.

Наконец, Нгаигарон приблизился к залитому кровью алтарю и положил на него кинжал с причудливо вырезанной рукояткой. Оружие почти сразу же засияло тусклым бледноватым светом.

— Наполни меня твоей силой, о Урму! — монотонно молился колдун,— Приведи меня к Двери, с которой была сорвана эта Печать, чтобы я мог послужить тебе, собрав темные легионы и покорив все земли мира! Веди меня, о Птица Смерти, и я по всей земле построю храмы в твою честь, и все человечество на веки вечные будет в твоей власти…

Его молитву прервал пронзительный хриплый крик одного из наемников.

Мечи были мгновенно выхвачены из ножен, копья взметнулись вверх.

Нгаигарон в гневе обернулся и посмотрел в сторону входа… Из трещин в полу, из дренажных отверстий с шипением выползали змеи. Переплетаясь друг с другом, они двигались извивающимся ковром, сверкая желтыми глазами, разинув пасти. Шипящая волна рептилий проплывала мимо наемников, нанося им удары и поражая ядовитыми клыками.

— Сионира! — крикнул Нгаигарон.— Скипетр у нее! — Он повернулся к статуе.— Урму! Ферор исму бетуму ара арера!

Вдруг перед ним покачнулась и обвалилась колонна, подняв огромное удушающее облако пыли. Из-за нее, через образовавшийся в полу провал в храм вползла еще одна волна рептилий.

Статуя Урму дрогнула и закачалась.

— Урму! Темный Властелин Смерти! Твоя сила велика и безгранична!

Люди у него за спиной орали, как сумасшедшие, и, повернувшись, он увидел, как они стремительно несутся по змеиному ковру в огромном облаке поднимавшейся пыли,

— Урму-у-у! — взревел Нгаигарон.

Северная стена храма пошатнулась и наполовину обрушилась; из развалин выползло новое полчище змей, ящериц, тысяч и тысяч рептилий, пахнущих сырой землей, болотами и сточными водами — подданные змеиных богов Ситры и Икскатла.

— Урму!

Кинжал на алтаре теперь ярко блестел. Крыша храма закачалась, и с нее начали обрушиваться каменные плиты. Лампы и факелы сорвались и упали, разбрызгивая масло и огонь в бесконечные реки извивавшихся рептилий. Но они продвигались вперед, и Нгаигарон видел их повсюду. Подняв руки, он кричал, изрыгал проклятия и пел мрачные заклинания — но змеиное полчище все увеличивалось.

— Урму! Убей мою дочь и ее приспешников! Ордара энто эмпори! Убей!

Бесконечное змеиное войско наступало, переползая по трупам, упавшим камням, обвалившимся стенам и колоннам.

— Урму!..

Волна змей подползла к нему и стала засасывать, как болотная трясина.

Нгаигарон, крича и размахивая руками, чувствовал, как змеи, извиваясь, забираются на него, кусают, заползают в свежую рану и опоясывают горло. Раскатистый гром разрушения положил конец храму Урму, Птицы Смерти,— и свет померк!

Над грудой камней и морем извивавшихся рептилий, многие из которых также оказались раздавлены, осталась торчать рука Нгаигарона.

Медный колокол упал и ударился о камень, возвестив своим низким и глухим похоронным звоном конец темного колдуна.

Горы трупов заполняли улицы, по мостовым текли реки крови. Кругом пылали дома; черные облака дыма и пепла обволакивали крыши, деревья, фонтаны…

А из Тальмеша доносились ликующие голоса, сливающиеся в бесконечный громкий рев:

— Теммар! Теммар! Теммар!

Правитель Тальмеша вышел из дворца. В сером свете наступающего утра он смотрел на свой горящий город, на груды трупов, на ликующие толпы,— и понимал, чего стоило его людям потерять и снова завоевать Тальмеш. Теммар преклонил колена на окровавленном каменном полу и, не в силах сдержаться, зарыдал…

Поднявшись через некоторое время, он увидел рядом с собой колдуна Элата, глаза которого сверкали чуть заметным желтым блеском. Неподалеку стояли Соня с Сионирой.

— Теммар,— обратился к нему Элат,— теперь мы должны поспешить в храм стервятника!

— Почему? — спросила Соня.— Думаешь, Нгаигарон все еще жив?

— Когда имеешь дело с таким могущественным колдуном, ни в чем нельзя быть уверенным!

Теммар нахмурился.

— Но мои люди сказали, что в этом разрушенном храме никто не мог остаться в живых!

— Вероятно. Но мы все равно должны найти кинжал, который он унес с собой, и вернуть его на место. Древние не так часто ворочаются во сне, но если это случится… Тебе лучше запечатать Врата под твоим городом!

Теммару от этих слов стало немного не по себе, но он приказал двадцати своим охранникам сопровождать их. Соне тоже не доставило удовольствия упоминание о таинственных Вратах.

Когда они подошли к храму, уже занималась заря. Тусклый свет, пробивавшийся сквозь огненно-красные облака пожарища, высветил лишь груду серых руин на месте поверженного храма.

— Все кончено,— сказала Сионира,— Я не чувствую его! Он погребен под развалинами!

Аллея к бывшему храму кишела скоплениями змей и ящериц. Многие из них были покалечены, и их кровь заливала камни мостовой.

— Я должна идти к ним,— продолжила Сионира,— вознести молитву Ситре и излечить скипетром богини всех ее подданных!

— Мы должны отстроить святилище заново,— неуверенно произнес Теммар,— перестроить, полагаю, теперь уже как храм Ситры!

— Нет,— Соня покачала головой.— Не строй ничего на этом месте, Теммар!

В этот момент земля затряслась, раскололась, и куски каменных стен старинного храма исчезли в образовавшейся трещине.

— Ты права,— согласился Теммар.— Надеюсь, земля разверзнется и поглотит его!

— Так и будет! — подтвердил Элат.

Соня заметила, что таинственный свет в его глазах засиял сильнее.

— Что подсказывает тебе твое двойное зрение, колдун?

— Я чувствую потаенные пещеры там, под храмом,— ответил он.— Вероятно, там есть еще одни запечатанные врата. Никто в Тальмеше не должен подходить к этому месту еще долго после того, как Теммар восстановит город!

— А… Нгаигарон? — спросила Соня.

— Он мертв, Сионира права. Ирония судьбы! Боги, должно быть, сейчас смеются,— ведь я ясно вижу, что под самым храмом проходит древний тоннель, один из тех, которые Нгаигарон искал. И недалек тот день, когда его тело провалится в пещеру и будет вечно лежать под раздробленными камнями недалеко от Врат, которые он так мечтал найти!

— Да, но как же насчет других Врат? — поинтересовался Теммар — Тех, которые, как ты утверждаешь, находятся под дворцом? Не остались ли они открытыми, если с них сняли печать? Не стоит ли покопаться в этих развалинах, чтобы отыскать кинжал?

Его речь была прервана появлением Сиониры, и он с удивлением увидел, что она не одна: за нею, как пес, шел большой, пятнистый варан.

Вдруг Элат воскликнул:

— Смотри, Теммар! Все решилось без нас…

Но Соня и принц уже все увидели, и оба вздохнули с облегчением: в мощных челюстях варан нес кинжал Древних — Печать, которая навсегда преградит путь во врата Тьмы.

Эпилог

На следующий вечер, когда Теммар со своими людьми начали восстанавливать город, из Рибета прибыл Сентарион с подкреплением. Он пришел во главе четырех крупных подразделений, опоздав принять участие в битве, положившей конец ужасному владычеству Нгаигарона, но вовремя, чтобы помочь таль-мешцам разбирать развалины.

Теммар объявил праздник. В течение двух ночей не гасли факелы, звенели песни, и люди танцевали до упада.

Чудом спасшись от владычества тьмы, они словно праздновали свое второе рождение. Произнося речи, Теммар не в силах был сдержать рыдания. Сентарион поклялся помочь Тальмешу всем, чем только может.

О прошедших ужасных событиях предпочитали не говорить — ведь они были еще настолько свежи в памяти собравшихся, что разговоры о них никому не доставили бы облегчения.

Аспр, объявившийся после смерти Нгаигарона, сидел за столом Теммара и молился о том, чтобы в будущем каждый, кому вздумается искать путь в Потусторонний Мир, помнил, что произошло в Тальмеше. Молодой маг не скрывал своей скорби о погибших друзьях, которым не хватило сил и мудрости успешно противостоять чарам Нгаигарона. Он был счастлив, увидев живого и невредимого Элата, и оба с радостью приветствовали друг друга.

Сиониры не было. Вознеся молитвы Ситре, она со своими помощниками-рептилиями удалилась прочь. А Теммару так хотелось отблагодарить ее!

Но Соня сказала ему за праздничным столом:

— Ей это не нужно, Теммар! Поверь мне. Она вознаграждена уже тем, что отомстила и исполнила свой долг. Вероятно, мы больше никогда ее не увидим; но, если ты когда-нибудь отправишься в путешествие, не забывай возносить благодарственные молитвы в каждом храме Ситры!

— А как мне отблагодарить тебя, Соня? Ведь если бы не ты…— с улыбкой произнес Теммар.

— Ты меня уже достаточно отблагодарил, когда спас мне жизнь в горах,— ответила она.

— И тотчас же подверг тебя такой опасности, в которой ты, боюсь, никогда не бывала! Скажи, пожалуйста, что я могу сделать, чтобы отплатить тебе? Подарить тебе свежую лошадь? Новые доспехи? Мешок золота? Десять мешков золота?

Она чуть-чуть подумала, и ее губы медленно расплылись в улыбке.

— Что ж, повелитель… если ты меня принуждаешь… да, все это мне пригодится…

Теммар громко засмеялся и с шумом поставил свой бокал с вином.

— Твое, все твое! — взревел он, обняв ее за плечи и притянув к себе в неудержимом порыве благодарности.— Все твое, Соня. И мой второй трон, если ты хочешь!

Улыбка сошла с ее губ.

— Боюсь, трон не для меня, Теммар!

— Если бы ты вышла за меня и осталась…

— Прошу тебя… мне это льстит, правда, но не настаивай! Ты был рожден для трона; я же, боюсь,— лишь для бесконечных странствий и поединков с колдунами!

— Я уважаю тебя за это,— кивнул Теммар.

— И если моя ненадежная тропа когда-нибудь снова приведет меня сюда…

— Да,— предвосхитил ее слова Теммар.— Обязательно! Ты обязательно вернешься — вернешься, когда город будет восстановлен!

— Непременно,— пообещала Соня.— Если до этого не ослабею и одряхлею!

— Ты ослабеешь и одряхлеешь? — возразил Теммар.— Никогда!

Соня потянулась за кубком.

— Никогда…— она покачала кубком, запрокинула голову и залпом осушила его.

Рыжая Соня покинула Тальмеш на новом жеребце, в новой сверкающей кольчуге, посвежевшая, с двумя мешками золота на поясе, еще восемью в седельном мешке и с достаточным количеством провизии, чтобы благополучно преодолеть горы. Вместе с ней отправился и Аспр, которому не терпелось вернуться в родные края.

Они тронулись в путь на рассвете, а к полудню уже были у подножья гор; там они остановились на берегу реки и поели. Соня застрелила из лука небольшого фазана, так что их скромный обед был украшен мясом, а также собранными Аспром ягодами и кореньями.

— Не обижайся на мой вопрос,— обратилась Соня к Аспру, пока они ели,— но разве ты не мог бы добыть дичь с помощью колдовства?

Во время пути они говорили немного.

— Я больше не намерен пользоваться магией,— спокойно ответил Аспр..

Соня задумалась.

— Понятно. Из-за Нгаигарона, ты хочешь сказать.

— Да, из-за Нгаигарона. Из-за всего случившегося.— Он дожевал фазана и сказал, глядя на угольки костра:— Я проиграл свою жизнь. Нгаигарон был сильнее меня, а он тоже проиграл. В юности передо мной стоял выбор из двух путей; я выбрал более короткий, более быстрый. Мой выбор оказался неправильным!

— Я однажды тоже выбрала свой путь,— задумчиво произнесла Соня.— Иногда мне казалось, что это был неверный путь; но позже я во всем этом увидела смысл. Переплетение судеб не всегда ясно.

— Может быть, Соня, ты заставила себя в это поверить? Может, это еще ни о чем не говорит.

— И, может быть, ты никогда охотно не пользовался своим колдовством, Аспр!

— Да нет, вполне охотно! — В сумеречном свете бивачного костра колдун посмотрел на свои ладони.— Я думал, колдовство может помочь человеку бороться против ужасной боли, на которую его обрекли боги, отомстить за чудовищные злодеяния, или…— он заколебался.— Или даже дать возможность в один прекрасный день сбросить богов и уничтожить созданный ими уродливый мир!

— Твой друг Элат,— сказала Соня,— однажды сказал, что колдовство может быть и добрым, и злым, в зависимости от того, кто им пользуется. Было время, когда я этому не верила, но сейчас…

— Может быть, это и правда, Соня, потому что Элат, полагаю, мудрее меня. Но ты, Рыжая Соня — я чувствую в тебе волшебную силу, какое бы предубеждение ты против этого ни имела!

— Предубеждение? Я боролась против колдовства, когда оно пыталось причинить мне вред, но… Впрочем, что говорить об этом. По-настоящему, я всегда полагалась лишь на свой меч!

Аспр кашлянул и встал, Отряхивая крошки с бороды и мантии.

— Я больше не буду тебя ни о чем расспрашивать, Рыжая Соня. Здесь, думаю, наши дороги разойдутся!

— Ни в коем случае! Мы оба должны перейти через горы…— запротестовала Соня.

— До гор еще далеко. Как я уже говорил, я давно выбрал короткий путь.

Он больше не произнес ни слова, и Соня не стала продолжать разговор. Аспр завязал свой седельный мешок и оседлал коня.

— Солнце зашло,— заметил наконец Аспр.— Нам обоим пора в дорогу. Иди длинным путем, Рыжая Соня, и пусть силы не покидают тебя!

С этими словами он уехал, а Соня еще долго смотрела ему вслед. Затем тронулась в путь. Ей не терпелось как можно скорее вернуться в Логово.

Что она скажет им? Воительница пока не знала. Урму, крылатый бог-падальщик, наверняка не станет союзником Волчицы в грядущих битвах. Что до змеиного бога Сиониры… Пожалуй, Белая Рука могла бы отправить своих посланцев в обитель жрицы. Кто знает?

Лишь в одном Соня была уверена твердо: она ни словом ни обмолвится Разаре о подземельях Тальмеша. Слишком опасное место — а Волчица наверняка пожелает узнать о нем побольше. Ни к чему… Нет, решительно, это ни к чему!

За эту ночь она прошла часть горного склона и хорошо выспалась возле небольшого костра. Утром Соня вымылась в пруду и позавтракала ягодами, кореньями, хлебом и свежей водой.

Солнце только что осветило верхушки деревьев, когда Сонин жеребец чего-то испугался, заржал и встал на дыбы.

— Тихо… успокойся! В чем дело?

Змея… Соня широко улыбнулась. Она посмотрела на змею, вспомнила Сиониру и насмешливо поздоровалась с той.

— Ползи своей дорогой, красотка! Я не собираюсь с тобой ссориться — после того, что совершила ты и твои сестры!

Но змея по-прежнему поползла за конем. Соня поняла, что это неспроста, и решила последовать за нею. Как только она подумала об этом, змея скрылась в кустах.

Соня пришпорила коня и поскакала вслед за ней. Животное боялось, и Соне пришлось успокаивать его ласковыми словами. Змея пробиралась по лесу, время от времени останавливаясь и оглядываясь на Соню.

Воительница следовала за ней на почтительном расстоянии, пока солнце не осветило деревья ярким светом. Сквозь лес, огибая скалы, змея беспрерывно вела ее вперед.

Наконец рептилия скрылась за нагромождением камней, и Соня объехала их. За камнями, на земле сидел Аспр, и его глаза слабо блестели в лесной тени.

Соня приблизилась; когда ее конь отказался идти дальше, она спешилась, привязала его к деревцу и подошла к колдуну.

— Я провел здесь большую часть ночи,— сказал он,— ожидая тебя и размышляя; я даже подружился с некоторыми друзьями Сиониры и они помогли мне отыскать твой след! Я должен поблагодарить тебя, Рыжая Соня!

— Но — за что?

— Я говорил тебе, что проиграл мою жизнь, что у меня была возможность выбора, и мой выбор оказался неправильным. Тогда, давным-давно, я выбрал короткий путь — и теперь меняю свое решение, потому что вы с Элатом убедили меня, что я должен жить дальше и идти навстречу моей судьбе! Прими мою благодарность, воительница, за то, что передала мне его слова. Он мудрый человек, и это ему бы, а не мне быть предводителем нашего отряда! Может быть, набравшись ума, я еще когда-нибудь увижусь с ним, но не сейчас…

— Когда мы расстались вчера вечером,— начала Соня,— ты хотел…

— Покончить с собой,— кивнул колдун,— и тем самым искупить мои преступления, мою глупость. Но твои слова подействовали на меня и заставили понять, что искупление не дается так легко. Я буду странствовать, набираться мудрости — и, вероятно, смогу облегчить чью-нибудь боль, противостоять злу, а иногда даже воле богов, если это окажется в моих силах. Так что моя короткая дорога может оказаться довольно длинной…

— Надеюсь, ты с честью пройдешь ее! — улыбнулась воительница.— Желаю удачи!

— Всего тебе доброго, Рыжая Соня!

Она вскочила на коня и повернула обратно к своей горной тропе.