Несколько человек в сумерках выбрались из повозки в предместьях Парижа. Под ногами скрипел снег. Вдалеке только начинали мелькать первые огоньки. Когда они доберутся до сердца города, снежинки будут неестественно сверкать в желтом свете уличных фонарей.
Адриан Хант поднял воротник плаща и плотнее замотал шерстяной шарф.
Француз по прозвищу Ле Сент, на добрых четыре дюйма выше Адриана и, по меньшей мере, на тридцать килограммов тяжелее, хлопнул его по спине. Ле Сент в их отряде только четыре месяца, и, как большинство новичков, он не был аристократом.
– Ну что, Ла Шассе, большое сегодня дело? Безумец – умный малый!
Ле Сент громко говорил на грубом французском языке, пересыпая речь ругательствами. Огромного мужчину прозвали Ле Сент[9] по той же причине, по которой его как-то нарекли месье Петит,[10] что называется – от противного.
– Действительно большое, – ответил Адриан.
– Ха-ха-ха! Какое у тебя кислое лицо! Ты что, сидишь на французском штыке?
– Нет… – Адриан чихнул. – Это из-за погоды. Утром на воде было очень ветрено. Я с четверга не могу согреться.
– Да уж, холодно, черт побери! Ты улыбался во весь рот, когда французы поднялись на борт. Безумец – молодец, что велел тебе заняться этим. Но у тебя лицо вытянулось после того, как они уехали.
– К нам отнеслись с подозрением.
– Ба! Национальные гвардейцы всех в эти дни подозревают. Они и друг на друга смотрят с подозрением. Но ведь сработало! Чертов план сработал! Все прошло как по маслу! Я люблю Безумца! – кричал Ле Сент во всю силу легких.
В группе царило радостное согласие. Один из мужчин локтем толкнул Адриана в бок.
– Знаешь, Ла Шассе, если бы не твоя дотошность в каждой мелочи, Безумец не поручил бы тебе это дело. Ты прекрасно осуществляешь его план. Давай это отпразднуем!
Раздались одобрительные возгласы. Люди были возбуждены и радостно взволнованы, как обычно после удачного дела.
И Адриан был в привычном состоянии: словно туго скрученная пружина. Он искал способ разрядиться, прежде чем взорвется и разнесет все вокруг.
Он снова чихнул. Болело горло, в животе урчало от голода. В последнее время боль в желудке стала привычной.
Мужчины вошли на улицы Парижа в прекрасном настроении. Они толкали друг друга, хлопали по плечам, обсуждали, какие напитки закажут и каких женщин затащат в постель. Время от времени они посмеивались над верностью Ла Шассе его маленькой «жене» – никто даже не спросил, действительно ли он женат на этой женщине, – него пристрастием к горячему шоколаду, когда все остальные пили ром. Адриан старался воспринимать добродушное подшучивание с юмором.
Он преуспел в этом большей частью потому, что едва слышал разговоры остальных. Он погрузился в анализ задачи, которая сильно беспокоила его.
Эдвард Клейборн настойчивее, чем обычно, требовал поймать Безумца, делая задачу все более бессмысленной. За прошлые пять месяцев «великая французская реформа», заквашенная на благосклонности Англии, показала свое подлинное лицо. Мнение политических кругов Англии значительно изменилось. Гильотина работала без перерыва. С начала сентября рубили головы не только аристократам, но и священникам, и простым горожанам. Это привело в чувство английских сторонников реформ.
Сентябрьские казни потрясли и Францию. Люди стали осторожничать и задумываться над каждым сказанным словом. Париж был под строгим контролем, никто не мог ни приехать, ни уехать без документов. От пристального наблюдения и слежки французов охватил ярый патриотизм, у всех на языке были звонкие революционные слова. Даже те, кто не разделял всеобщих идей, вынуждены были произносить их.
Безумец появился на сцене событий в августе, когда начались повальные аресты. Тюрьмы были переполнены, арестантов распихивали по монастырям и гостиницам.
Второго сентября Адриан получил ужасное известие. Сто девятнадцать священников, которые отказались присягнуть Республике и отречься от Рима, были безжалостно убиты в монастыре в самом сердце Парижа. Примчавшись на место через два часа после произошедшего, Адриан и его люди увидели только изрубленные тела и пепелище. Ужас той ночи ему никогда не забыть.
Но это было только начало. В следующие пять дней гильотина работала непрерывно. Перечень осужденных и казненных беспрестанно пополнялся. За это время Безумец спас больше людей, чем за прошедшие три года. Среди спасенных были женщины и дети – дети! – которым предназначалась та же страшная участь.
Народ охватила жажда крови. Толпа врывалась в тюрьмы. Больше тысячи людей было зарублено, заколото, забито лопатами. Адриан и его друзья были свидетелями страшной жестокости.
Это была худшая неделя в жизни Безумца. По сравнению с ней бледнело даже завтрашнее событие. Завтра на гильотину отправят только одного человека. Людовика Капета. Бывшего короля Франции. Это был финальный удар восставшей толпы.
Уличный фонарь высветил на стене слова, привлекшие внимание Адриана. Свобода. Равенство. Братство. Во что превратились эти возвышенные идеалы? Как могут такие благородные цели оправдывать убийства и власть толпы?
Ниже этих слов на шершавой поверхности было нацарапано еще что-то. Там был адрес некой Жанетты и несколько непристойных слов, описывающих, что она делает за несколько су. Адриан поморщился. Послание Жанетты казалось ему меньшим злом из двух.
Грандиозные усилия по спасению невинных людей казались теперь Адриану каплей в море. Безнадежность охватывала его, когда он видел этот разгул.
Дело идет к отъезду, думал Адриан. Через неделю он будет дома, в Англии. Адриан долго оттягивал этот момент, но теперь решил положить конец участию в этом деле. Нужно направить свой ум на что-то более продуктивное. Эдварду Клейборну придется удовлетвориться внезапным исчезновением Безумца и отказом графа Кьюичестера участвовать в дальнейших авантюрах. Англия вот-вот объявит войну Франции.
Адриан ускорил шаг. Он безумно устал. Глядя на идущую впереди группу, он с трудом сдержал рвущуюся наружу глупую улыбку. «Кабрели» старого министра множились, как прутики в руках колдуна. Трое из семи мужчин, шагавших впереди, были агентами, вынуждавшими Безумца скрываться и доверять лишь нескольким проверенным людям. Старый министр был в восторге, что Адриан пробрался в отряд, и был уверен, что через несколько дней он станет одним из доверенных лиц Безумца. Улыбка Адриана стала мрачной. Лишь одно печалило его в отъезде: будь в его распоряжении еще несколько месяцев, он, возможно, сумел бы устроить так, чтобы Клейборн финансировал отряд, даже не подозревая об этом.
– Вот оно! – воскликнул Ле Сент. – Любовь всей моей жизни! Пища моей души! Успокоительное средство для грубых существ! Кафе!
Далеко впереди, за голыми деревьями, дружелюбно сверкала вывеска: «Кафе маленьких белых огоньков». Это кафе часто становилось пристанищем их маленькой группы.
– Эй, кислятина! Пойдем с нами. Сегодня холодно, а домой идти долго. Пойдем, выпьешь как мужчина и согреешь свой колышек для маленькой женушки.
Адриан рассердился. Он любил Ле Сента, обладавшего крестьянской мудростью. Но Адриану не нравилась его грубость, когда дело касалось неприкосновенных тем.
– Эту часть мне никогда не надо согревать, – деланно рассмеялся Адриан, пряча досаду.
– Для мужчины это настоящее преступление – так обожать собственную жену!
Адриан, дав выход гневу, довольно сильно стукнул Ле Сента по шее. Тот вскрикнул и споткнулся.
– Нужно тебя проучить, – упрекнул Адриан.
– Сдаюсь. – Ле Сент изобразил испуг, потом раскаяние. – Позволь нам еще раз бросить взгляд на нее, и мы будем целовать следы ее ног.
– Можешь поцеловать мою задницу.
Они подошли к кафе. Гирлянда маленьких фонариков обрамляла дверь светом. Еще больше фонарей и свечей мерцало внутри, оправдывая название. Огоньки не совсем белые, подумал Адриан. И, строго говоря, это не совсем кафе. Наверху, над праздничной атмосферой блюд и напитков, в духе всеобщего братства мерзли девушки, на которых из одежды были только ленточки и подвязки.
Адриан вошел вместе со всеми. Их приветствовали гостеприимное тепло, запах крепких напитков, огонь масляных ламп. Играла шумная музыка, но ее почти заглушали взрывы смеха.
Трое из отряда тут же исчезли наверху, остальные уселись вокруг стола.
– Колетта! – крикнул Ле Сент. – Нам нужно пять чашек кофе. Добавь туда что-нибудь, чтобы согреть кости, ладно? – Взглянув на Ла Шассе, он добавил: – Нет, четыре кофе и шоколад для младшенького.
Адриан сделал кислую мину. Окликнув Колетту, он попросил принести кофе и ему.
– Эх, Ла Шассе, – прошептал ему Ле Сент, – пей свой шоколад. Не обижайся на нас. Ты цепляешься к каждой мелочи. Но нам тоже ведь досталось. У тебя тяжелая работа, но, скажу честно, если бы не твоя способность уговорить человека отдать за дело последнюю каплю крови, то кое-кто из-за твоих требований давно бы поднял мятеж. Да хоть тот же Лиллингз, после того как ты сегодня утром приказал ему довольствоваться своей ролью. А он хотел помочь во Франции. У тебя меньше прав действовать от имени Безумца, чем ты считаешь… О, Колетта, – заметив хозяйку, повысил голос Ле Сент, – ягодка моя, ты мне сегодня не откажешь?
Полногрудая женщина лет тридцати, неопрятная, но на свой лад привлекательная, подошла с подносом, уставленным кружками.
– Поднимись наверх, если хочешь на сегодня отказаться от своей святости, – ответила она, переждав взрыв смеха, и оттолкнула тянущуюся к ее груди руку.
Не обижаясь на грубую шутку, она дружески поздоровалась с прибывшими.
– Э, петушок мой! – Она приподняла подбородок Адриана. – Приятно встретиться. Я уже месяц тебя не видела. – Ее глаза понимающе блеснули, когда она поставила чашку на стол. – Прежде ты таким не был.
– Черт побери! – неодобрительно скривился Ле Сент. – Что это значит?
Колетта хмуро посмотрела на гиганта, потом перевела взгляд на кружку, которую поставила на стол.
– Когда твои глаза станут такими же голубыми, тогда мы с тобой и поговорим. – Она отвернулась вытереть соседний стол.
Адриан уставился в свою кружку, исподтишка поглядывая на Ле Сента. Тот нахмурился. Адриана вновь охватило беспокойство: его исключительная внешность, плодами которой он всласть попользовался, когда-нибудь станет причиной провала. Он слабо улыбнулся.
– Не думаю, что ты улыбаешься, вспоминая меня, – снова повернулась к нему Колетта.
– Да.
Отведя взгляд, Колетта тыльной стороной ладони вытерла лоб.
– Как та женщина, на которой ты женился? Она тебя еще не бросила?
Слово «женился» больно царапнуло Адриана, но он ухитрился улыбнуться, глядя в кружку.
– Пока нет, – сказал он, пожав плечами. – Может быть, позже это и случится, а пока она страдает по мне.
– Хорошо страдание, – бросила напоследок Колетта и пошла на кухню.
Ле Сент улыбнулся, глядя на мелькнувшие юбки, и поднялся.
– Чертова баба! – одобрительно сказал он и вслед за хозяйкой скрылся в кухне.
Адриан остался с Чарлзом Слоуном и двумя агентами министра. Их присутствие связывало его. Ему нечего было сказать «кабрелям» – так друзья за глаза называли всех агентов Клейборна, – и при них он не мог открыто поговорить с Чарлзом.
Он отхлебнул кофе. Туда добавили дешевый ром. Странная смесь была отвратительна на вкус и неприятна для желудка, но согревала.
Адриан снова посмотрел на двух «кабрелей». Не вязалось со здравым смыслом, что английский министр имеет время и желание так настойчиво преследовать спасательные операции Безумца.
Глянув на кружку, он состроил гримасу. Ле Сент сказал, что он цепляется к любой мелочи. Это правда, поскольку ему всюду мерещилось предательство.
Клейборн. Французы. Томас.
Адриан просил его остаться в Англии, принимать спасенных и устраивать их в тихих безопасных местах. Томас воспринял новое поручение весьма прохладно. Похоже, он считал его своего рода недоверием. В определенной степени так оно и было. Адриан наконец признался себе, что не чувствует себя спокойно, когда Томас рядом с Кристиной. Стало совершенно ясно, что Томас влюблен в нее.
А тут еще «кабрели» вроде тех, что сейчас уставились на него. Адриан тайком подмигнул им, они ответили улыбками и отвели глаза.
Настоящий Кабрель как бы случайно оказался в руках французов, которые его периодически допрашивали. Разумеется, он почти ничего не знал.
Адриан в сотый раз проигрывал в уме последнюю ночь августа. Он тогда был так занят Кристиной, что почти не вспоминал о Кабреле.
Кристина. Он был ошарашен, увидев ее тогда в гостинице. Потом, когда пересекали пролив, она ужасно болела. Адриан решил, что страшно ее напугал. Ему пришлось это сделать, чтобы заручиться ее сотрудничеством. Но то, что происходило с ней в те несколько благословенных тихих часов, нельзя назвать страхом. Кристина была в оцепенении.
Оказавшись во Франции, она пришла в себя. Как только они пересекли пролив и устроились на постоялом дворе, ее страхи испарились вместе с морской болезнью. Она по самый бриллиантовый эфес воткнула галстучную булавку в плечо мужчине, которого с ней Адриан оставил. Громкая перебранка наверху оповестила всех на постоялом дворе, что англичанка чем-то разгневана.
В тот раз настоящий Кабрель участвовал в деле. Адриан умышленно попадался ему на глаза, пока Кабреля успешно не «потеряли», оставив в руках врага.
Восстановив в памяти все детали, Адриан снова уверил себя, что от остальных его отличает только то, что он путешествует с безумной скандалисткой.
Безумная скандалистка, с нежностью подумал он. Единственное светлое пятно в его жизни. Ему не терпелось увидеть Кристину, поговорить с ней.
– Колетта… – Адриан обхватил за бедра проходившую мимо хозяйку. Она остановилась, ее усталое лицо от улыбки стало хорошеньким. – Принеси мне большой кусок сыра, я возьму его домой. – Отпустив Колетту, он потянулся к кошельку.
– Только сыр?
В одной руке она держала две пустые кружки, другой откинула волосы со лба, потом сунула ее под толстый свитер и шерстяную рубашку Адриана. Придержав ее руку, он вытащил из кошелька несколько ассигнаций. Колетта добродушно толкнула его, потом увидела деньги.
– Никаких пустых бумажек, – тихо, но твердо сказала она, прихватив со стола пустую кружку Ле Сента. – Твердую монету. И не доноси больше на меня! Надоели мне эти обыски.
Адриан, усмехнувшись, снова полез в кожаный кошелек. Кафе имело тайные запасы продовольствия. Париж страдал, а такие, как Колетта, процветали. Еды было мало, но у Колетты всегда можно было что-нибудь достать за отдельную плату. И Ла Шассе периодически сообщал об этом в комитет.
– Сколько с меня?
Хозяйка задумчиво посмотрела на него и пожала плечами:
– Ничего. С тебя сегодня ничего.
– Тогда я просто обязан донести на тебя. За попытку подкупа официального лица. Позор! – озорно подмигнул ей Адриан.
Колетта уперла руки в бока, пустые кружки звякнули у ее бедер.
– Два франка, – выдохнула она. – Почему ты доносишь на меня из-за такой мелочи, когда другие…
Адриан бросил пару монет в пустую кружку.
– Потому что я должен на кого-нибудь доносить, милочка, – объяснил он. – Районный революционный комитет установил квоту. От нас ждут пополнения списка врагов Республики. Ты ведь не хочешь, чтобы все думали, что я не исполняю свою работу? Кроме того, – улыбнулся ей Адриан, – национального агента, который приходите проверкой, здесь… тепло встречают. Он не позволит закрыть твое заведение. Так что не обижайся, Колетта. Это обязанность члена комитета с развитым чувством гражданского долга.
Колетта, опустив глаза, принялась вытирать стол краем фартука.
– Странное у тебя понятие о долге, Ла Шассе, – сказала она. – И о дружбе. Когда-нибудь у нас не найдется для тебя сыра.
– Что? Оставить меня со стряпней Кристины? Ну уж это запредельная жестокость.
– Чтоб ей и в постели быть такой, как на кухне, – рассмеялась Колетта и, толкнув его бедром, ушла.
Откинувшись на спинку стула, Адриан увидел любопытные лица агентов Клейборна.
Господи, нигде не скроешься. Надо поговорить с Кристиной о настойчивости министра и узнать, что она об этом думает.
У нее был живой, восприимчивый ум. Адриану было интересно ее мнение, и он частенько пользовался ее свежим неожиданным взглядом на происходящее. Присущее ей упрямство заставляло ее спорить с ним и играть роль пресловутого «адвоката дьявола».
Адриан задумался над ее упрямством. В августе и сентябре оно было непонятным и совсем его не радовало. Частые перепады настроения Кристины вели к спорам, и он перестал слушать, что она говорит. Ситуация стала почти невыносимой. Кристина кричала, плакала. Адриан суровым окриком заставлял ее замолчать. Так текли недели, превращавшиеся в месяцы.
Но однажды она ответила на какие-то его слова – он уже не помнил, что сказал, – с каким-то оцепенелым спокойствием. Все изменилось. Кристина становилась все более скрытной и молчаливой. Адриан из этого сделал вывод, что заставил ее утихомириться, но не подавил. В молчании Кристины, в ее редких ворчливых репликах он видел безбрежный океан решительности и неукротимости.
Перемены в ее поведении оказались неприятными и нервировали Адриана. Порой у него возникало чувство, что он играет в игру, забыв ее правила. Но игра была все еще слишком заманчива, чтобы остаться одному. Адриан боролся с убийственным молчанием Кристины, пытаясь понять невысказанные вопросы, скрывавшиеся во взглядах и паузах. Досадное занятие – пытаться понять или предсказать эту женщину, но удивительно захватывающее.
В одном Кристина продолжала упорствовать с неистощимым упрямством. С того судьбоносного августовского разговора в гостинице, как только дело доходило до постели, она устраивала сцены. Не нужно ее трогать. И не важно, что в их молчаливой войне объявлено перемирие, что они рады общению, что их необычайно тянет друг к другу. Он должен забыть об интиме, кричала Кристина. Когда они ссорились по этому поводу, ответ Адриана не отличался мудростью, но был решителен: «Не собираюсь, черт возьми!»
С течением времени стало ясно, что ее протесты чисто символические, хотя они обижали Адриана всерьез.
«Нет! Оставь меня!» Он ненавидел эти слова, но его тщеславие праздновало победу, когда Кристина сдавалась и по ее телу пробегали судороги наслаждения.
Однако Адриан не мог отделаться от другого чувства, близкого к негодованию. Он полагал, что в его нежелании жениться на Кристине большой беды нет. Но как бы он себе это ни объяснял, всякий раз, сталкиваясь с необходимостью добиваться ее любви, он чувствовал опустошение. Порой ему хотелось отправить Кристину еще дальше на континент. Пусть там, выкрикивает свое лицемерное: «Не хочу, чтобы ты ко мне прикасался!»
Адриан был настолько вымотан, что уже не мог терпеть ее выходим. Его физически тянуло к ней, а она кричала о насилии. Когда становилось ясно, что он не уймется, Кристина вставала с постели и уходила.
Это случалось не раз, а он чувствовал себя слишком усталым и слишком несчастным, чтобы преследовать ее. В те ночи он спал один, и ему хотелось выплакаться как ребенку. Но Кристина неизменно возвращалась. Она не могла далеко уйти. Частенько, наплевав на чувство собственного достоинства, ему удавалось уговорить ее, и тогда он получал желанный приз. «Черт с тобой!» – наконец говорила она, и за этим следовала полная капитуляция.
Сидя за столиком в кафе, Адриан вертел в руках кружку, позволяя бесцельно блуждать своим мыслям.
Неожиданно он громко рассмеялся.
– Такого грязного смеха я никогда не слышала. Вот твой сыр. И тебе пару дней назад просили передать вот это.
Адриан поднял глаза на Колетту. Она положила на стол четверть круга сыра, две книги (он просил одну) и сигару.
– Что это? – Адриан поднял сигару, на его лице мелькнуло тоскливое выражение.
– Подарок. От меня. Останься и покури. Я посижу рядом. У меня есть несколько свободных минут.
Поднявшись, Адриан чмокнул Колетту в щеку.
– В другой раз, милая. Спасибо тебе. Но я пойду к маленькой женщине, к теплой постели… э-э… к домашнему очагу… э-э…
Колетта, состроив гримасу, рассмеялась.
– Пожалей ее, малыш! Найди более подходящую женщину…
Снег валил стеной и скрипел под ногами. Адриан свернул на улицу Валуа, к их с Кристиной парижскому жилищу. Идти было не близко, но настроение Адриана улучшалось с каждой минутой. Он торопливо шагал по обледенелому тротуару.
Остановился только, чтобы купить газету и завернуть сыр, укрыв его от чужих глаз. Неудачники, которым не повезло разжиться подобными радостями жизни, немилосердно обходятся с теми, кто попадется им на пути.
– Господи, да мы отравимся, – проворчал он, сообразив, что купил «Друг народа».
Заворачивая сыр, он бегло просмотрел подстрекательский листок. «Голодающий имеет право перерезать другому горло», – писал печально знаменитый издатель.
– Не думаю, что издателю понравилось бы, что в его газету заворачивают сыр, – сказал себе Адриан. – Человечина ему больше по вкусу.
Издателем был тот самый Марат, вдохновитель парижской толпы. Адриан подумал, как легко Марат забрал власть у беспомощных, разобщенных жирондистов. Он контролировал Париж, а через него и всю Францию. Положение Марата было неустойчивым, находились и другие желающие занять главный пост. Но сейчас власть была у него, власть с большой буквы. Друзья и родственники казненных могли это подтвердить.
Когда Адриан впервые прибыл в восставший Париж, то попал в период формирования революционных комитетов. Город был поделен на сорок восемь районов, и каждый имел свой комитет. Местные жители докладывали в комитеты о «негражданской позиции» соседей, доносили друг на друга. Велся учет жалоб. И последствия для контрреволюционных элементов были суровые, порой фатальные. Адриану тогда случайно попало в руки воззвание, подписанное лично Маратом. Воззвание призывало к справедливости во имя народа и пыталось оправдать массовые зверства и убийства.
Адриан сунул сыр, завернутый в отвратительную газетенку, под мышку и, глубоко засунув руки в карманы, пошел дальше. Он миновал группку прохожих, ночную фею и потрепанную троицу в красных колпаках – отличительный знак революционной толпы, – пьяными голосами горланившую «Марсельезу».
Дыхание на морозе превращалось в белое облачко, Адриан почти бежал. Он хотел домой, к Кристине, хотел услышать ее голос.
Мороз пробирался под одежду. Кристина, физическая близость с ней стали для него своего рода маяком. К тому времени, когда он добрался до дома, грезы об обладании этой женщиной согрели его.
Адриан проскочил по узкой дорожке во двор. За колодцем стоял хорошо освещенный двухэтажный дом. Они с Кристиной снимали маленький двухкомнатный номер на первом этаже. Разумеется, жилище было тесным и лишенным роскоши, но он каждый раз с нетерпением возвращался туда.
Адриан увидел в окно Сэма Ролфмана. Хорошее настроение тут же пропало.
В дверях появилась Кристина, и Адриан по ее виду понял, что сегодня ему опять придется иметь дело с упрямой натурой. Возбуждение, охватившее его по дороге, начало утихать, когда он вошел в дом.
– Четыре дня я вынуждена была бороться с этим человеком, – сказала она.
Значит, снова Сэм. Ролфман с Кристиной не ладили. Адриан закрыл дверь.
– Ты можешь ограничить свое вмешательство в мою жизнь только тем, что досаждаешь мне, когда бываешь дома? – продолжала Кристина. – Мне надоело жить под твоим неусыпным контролем, когда ты далеко. Я хочу хоть немного пожить своей собственной жизнью… – Кристина осеклась, потом чуть мягче добавила: – У тебя нос красный. Ты пьян или заболел? – И еще мягче: – Что с тобой?
Быстрая смена ее настроения рассмешила Адриана.
– Все в порядке. – Он размотал шарф и снял плащ. Она была восхитительна. И это не переставало его удивлять. Лицо и кружевная косынка в кукурузной муке. Волосы в беспорядке падают на плечи – Кристина не умела обходиться без горничной. Платье помято, на фартуке большое мокрое пятно, наверное, она к чему-нибудь прислонилась.
Подняв глаза к ее лицу, Адриан улыбнулся. В реальности она гораздо лучше любого воображения. Боже, да она просто огромная. Это делало ее непропорциональной, но не лишало привлекательности.
Зачатие, наверное, произошло в июне. Сейчас январь. Кристина, должно быть, на седьмом месяце, круглая, как спелый персик. Адриан подумал, что она выглядит восхитительно. Нежные мысли захлестнули его. Но Кристина сбила их, снова заговорив о его «врожденной бесчестности»:
– Опять соврешь что-нибудь про чертов холод? Или боишься, что я снова поверну это против тебя? Ты плохо выглядишь. Что ты делал эти четыре дня?
Забота в ее голосе снова заставила Адриана улыбнуться. Он увидел, как Кристина, хмурясь, старается подавить ответную улыбку. Он забылся. Она всегда возражала против того, чтобы он улыбался, когда она спорит с ним, называя его улыбку «лживой манипуляцией». Насупившись, он спрятал нежность.
– На море был ужасный ветер. – Взяв со стола книгу, он протянул ее Кристине. – Это тебе.
Когда она подошла, он немного отдернул руку. Кристина шагнула ближе, потянулась… и остановилась, вздернув подбородок.
– Опять начинаешь? – раздраженно спросила она, опустив глаза на его брюки.
Кристина подошла к очагу и, наклонившись, чем-то занялась. Наверное, обедом. Адриан не хотел думать об этом. Он смотрел на покачивающийся перед ним круглый зад. Ему нравились ее свободные движения. Она казалась грациозной даже сейчас, с огромным животом.
Адриан ждал, притворяясь, что греет над огнем руки. И представлял себе ее полнеющую грудь, когда сообразил, что Кристина смотрит на него. Она покраснела и отошла.
Он стоял к ней спиной, руки постепенно согревались над огнем, и на душе немного потеплело. Глупая женщина. Он не видел ее четыре дня. За последние часы он мало о чем мог думать, кроме нее. Судя по вспыхнувшим щекам Кристины, она не так холодна, как притворяется.
– Что это? – спросила она.
Оглянувшись, Адриан увидел, что она держит в руках обе книги.
– Том Гомера для меня, а другая – тебе. Смог достать только в переводе на французский. Это «Трактат об акушерстве» одного английского врача. Считается, что тут точно описан процесс родов. Тебя страшат роды. Думаю, знания уменьшат твои тревоги. Если хочешь, я помогу тебе перевести.
Адриану пришлось приложить немалые усилия, чтобы раздобыть эту книгу. Печатник наконец сумел найти экземпляр. И добавил Гомера в знак любви. Адриан в этом не сомневался. Печатник был добрым приятелем его деда.
– Как мило. Да, я хотела бы, чтобы ты помог мне с фразами, которые я не пойму. Ты очень заботливый.
Адриан повернулся, держа руки за спиной. Кристина что-то говорила о ребенке, о книге, но он не вникал. Он был благодарен, что она со вниманием отнеслась к подарку.
– Вот здесь. Что это значит? – Кристина ткнула пальцем в раскрытую книгу.
Адриан поморщился. Ему очень хотелось подойти посмотреть, что она спрашивает, ответить, обнять и в молчаливом согласии отправиться в спальню. Но так никогда не получалось. Как же он устал от ее категоричных отказов! Тем не менее, он подошел.
Адриан всматривался в предложение, которое она указала.
– Вторая фраза? Да, придется много тебе помогать. Почему бы тебе не почитать в постели? – небрежно спросил он.
– Мы еще не обедали. – Суше ответить Кристина не могла.
– Я не хочу обедать! – вспылил Адриан. – Я хочу тебя! Кристина, давай не будем сегодня играть в кошки-мышки. Пойдем в постель. Я соскучился по тебе. Я хочу…
Захлопнув книгу, Кристина бросила ее на стол и заговорила негромко, но решительно, как повелось в последнее время:
– Помолчи о своих желаниях, Адриан. Я здесь, потому что этого хочешь ты. Я не могу никуда пойти, пока ты этого не захочешь. Взгляни на меня! Думаю, и растолстела я, потому что ты этого хотел. Ты доволен?! – Указав на свой живот, она хотела отойти. Адриан схватил ее за руку.
– Какая ты дурочка, – сказал он и притянул Кристину к себе.
Она попыталась вырваться.
– Нет, Адриан! Попроси меня!
– Ты ляжешь со мной? – Он поцеловал ее шею. – Как я по тебе истосковался! Пойдем в постель, Кристина.
– Нет.
Выйдя из себя, он долго молчал, прежде чем спросить:
– Тогда зачем требовалось, чтобы я просил?
– Ах так? Если у меня один ответ, то зачем беспокоить себя просьбой? Какой ты самонадеянный! Ты считаешь, что всегда все будет по-твоему. Ты требуешь! А если не можешь чего-то сразу добиться… о-о-ох!
Адриан ухитрился просунуть руки под ее юбки.
– Какой у вас роскошный арбуз, мадам. Я бы еще от дюжины не отказался. Вы мне поможете?
– Ах ты, дьявол! Опять за свое! Ох! Ооо! Прекрати. Отвечай! Ты меня от разговора не уводи!
Прикрыв глаза, Адриан покачал головой:
– Ты выше моего понимания, Кристина. Я не понимаю этого разговора. Ни единого слова. – Обняв, он повел ее в спальню, в очередной раз примирившись с протестами.
– Это нечестно, – хныкала Кристина. – Ты же знаешь, что это нечестно. Отпусти меня, – неуклюже сопротивлялась она.
Адриан фыркнул в ответ, потом поцеловал Кристину, придерживая ее голову. Кристина жалобно всхлипнула, но он чувствовал, что она колеблется. Она старалась отстраниться. Но когда их губы встретились, ее рот приоткрылся. Поцелуй стал глубоким. Кристина застонала, все еще пытаясь отступить, обкинуть голову. Адриан ей этого не позволил. В сущности, ничего не стоило справиться с ней и морально, и физически, если она и дальше будет сопротивляться.
Адриан уткнулся в шею Кристины. Ее волосы были чуть влажными, наверное, она их недавно вымыла. Устроив ее на постели, Адриан взмолился про себя, чтобы Кристина не создавала дальнейших трудностей.
Он лег рядом с ней, потом на секунду ослабил руки. Тут же в воздухе замелькали юбки брыкающейся Кристины. Он ухитрился поймать ее лодыжку. Кристина раскачивалась взад и вперед, стараясь сесть в изголовье кровати. Вздохнув, он сел рядом с ней.
– Опять собираешься устроить мне ужасную ночь?
– Ничего я не собираюсь. Ты сам все устроил. Оставь меня в покое.
– Не могу. Когда я вижу тебя, хочу дотронуться. – Адриан попытался обнять ее.
Кристина отстранилась, сложив руки на животе.
Адриан снова притянул ее к себе. Поднял ее волосы, чтобы поцеловать шею. Ее рука легла между его губами и ее шеей. Он поцеловал тыльную сторону ее ладони. Потом повернул ее руку и погладил ладонь, тонкие жилки на запястье. Пытаясь снова обнять ее, он почувствовал, как она напряглась.
– Я не хочу, Адриан. Оставь меня.
Он легко подтолкнул ее, и Кристина, не удержав равновесия, упала на постель. Ее хорошенькое лицо казалось сердитым, но даже в сумраке комнаты было видно, как краска расползается по ее щекам, как поднимается грудь. Ее глаза горели желанием. Адриан видел эти приметы так часто, что узнал их безошибочно.
Его пальцы легко сжали располневшую грудь. Кристина хотела остановить его, но он прижал ее руку к груди. Кристина закрыла глаза и отвернулась. Адриан чувствовал, как тяжело бьется ее сердце.
– И тебе не надоело устраивать эту возню? – пробормотал он. – Когда ты это закончишь? Честное слово, Кристина, какой смысл?
Ее ответом был сердитый взгляд и плотно сжатые губы. Адриан медленно провел большим пальцем по глубокой ложбинке на груди, потом по животу. Кристина снова начала вырываться. Она пыталась приподняться на локтях, но большие мягкие подушки не давали опоры. Огромный живот мешал обрести равновесие. Лежавшая на ее бедре нога Адриана не позволяла откатиться в сторону.
После недолгих бесплодных усилий Кристина, охнув, снова откинулась на спину. Ее волосы скользнули по пальцам Адриана, колыхавшаяся грудь задела его руку.
– Я тебя ненавижу, – задыхаясь, прошептала Кристина.
Но Адриан продолжал нежно бороться с ней, стремясь к удовольствиям, которые надеялся получить позднее. Это была самая эффективная тактика: позволить Кристине выпустить пар, а потом спикировать на усталую возбужденную женщину…
Адриан снова поцеловал ее и предался воображению: юбки задраны, его рука находит ее нагое бедро… В глубине души он удовлетворенно застонал и сильнее прижался торсом к ее мягкой груди.
Кристина явно почувствовала серьезность его намерений. Ее маленькие кулачки отчаянно и бессмысленно забарабанили по нему. Так птицы прилагают безумные усилия, чтобы защитить гнездо от крупного хищника. Адриан поймал ее взлетающие руки. Кристина сердито заворчала. Он прижал ее своим весом.
Тут был один деликатный момент: Адриан не хотел причинить вреда ей или ребенку. Младенец присоединился к отчаянным движениям матери. На минуту Адриан позволил себе удовольствие почувствовать это. Его ребенок двигался между ними в ее животе.
Адриан начал расстегивать ее одежду. У Кристины перехватило дыхание, из горла вырывались сдавленные звуки. В ее сопротивлении появился эротический оттенок. Она пыталась остаться на плаву, погружаясь в болото наслаждения. Кристина застонала. Адриан знал эти звуки.
– Пожалуйста, – бормотала она, но перестала отталкивать его, – пожалуйста…
Классическая двусмысленная мольба. Закинув руки за голову, подняв подбородок, она больше не просила оставить ее в покое.
У Адриана голова пошла кругом. Желание стало неистовым. Его так трясло, что, поднявшись на колени, он не сразу смог справиться с пуговицами застежки.
Потом терзающее нервы ощущение: пока он возился с брюками, Кристина закрылась. От такой безмолвной отповеди Адриан не мог прийти в себя несколько минут. Его легкие работали, как кузнечные мехи.
Но прежде чем Кристина сумела неуклюже выползти из постели, он схватил прядь ее волос.
– Ты уже не такая проворная, милая. – Адриан бесцеремонно потянул ее назад в постель. – Ложись!
Ее голова откинулась на подушку, лицо резко повернулось к нему. Грудь тяжело вздымалась, но в глазах было полное пренебрежение.
– Извини. – Адриан прикрыл глаза. У него вырвался смешок. – Ты играешь со мной. Когда это кончится? Когда я умру? – Он снова вздохнул, стараясь избавиться от жара неизлитой страсти. – Дорогая, я не знаю, что с тобой делать. Когда ты соглашаешься лечь со мной в постель, то полночи воркуешь мне на ухо, а потом доводишь меня до сумасшествия. Этим ты меня злишь больше, чем любыми другими своими выходками. – Адриан уткнулся в ее шею, коснулся щеки, рта. – Ради Бога, позволь мне любить тебя, Кристина, – прошептал он. – Позволь нам обоим порадоваться без этой глупой игры.
Он снова подмял ее под себя. Кто может быть беспомощнее женщины, распростертой под мужчиной, который на голову выше, вдвое тяжелее и может делать все, что пожелает? Ответ поразил его: мужчина, отчаянно желающий, чтобы эта женщина приняла его. Адриан задумался, и уже не в первый раз, кто здесь на самом деле слабый и беззащитный. В какой-то момент он почти отступился. Господи, если она действительно настроена сопротивляться…
Потом что-то, инстинкт или настойчивое вожделение, заставило его наклониться и попробовать на вкус ее ухо, шею, полную грудь. Дыхание хрипло вырываюсь из ее рта.
– Адриан, ты невозможен. Ты когда-нибудь отступишься?
Он не слушал. Ее одежда была расстегнута, юбки задраны. Близость разрушила его самообладание.
Кристина оттолкнула Адриана, но через мгновение ее руки обвились вокруг его шеи, прошлись по мускулистым плечам и спине. Ее протесты стали бессмысленными, веки опустились, ресницы затрепетали, губы приоткрылись.
Адриан принял приглашение с благодарным облегчением. Ощущения закрутились таким вихрем, что он задавался вопросом, не галлюцинации ли это. Кристина была для него наркотиком, сильным, сверхъестественным, стоившим всех неприятных моментов.
Они занимались любовью больше часа и, забыв об обеде, уснули в обнимку.
Это было их обычное воссоединение, когда Адриан возвращался после очередного дела. Кристина любила его. Несмотря ни на что. Адриан давно это знал и понимал, что ее любовью стоит дорожить. Он тревожился, что так привязался к ней, но вместе с тем ликовал. До чего хорошо иметь свободные отношения с такой прекрасной женщиной.
Адриан повыше натянул одеяло и тихо выругался. Холод и боль в желудке разбудили его. Это недомогание, периодически мучившее его в последние месяцы, сегодня разыгралось сильнее, чем обычно.
Пламя в очаге погасло. Шмыгая носом, он вылез из постели, надел свитер, брюки и огляделся: как бы еще согреться? Но больше не было ни одеял, ни дров. Адриан прошел в другую комнату и отломал ножки и спинку стула. Какая разница, все равно осталось всего несколько дней. На следующей неделе в это время он разожжет огонь в дюжине каминов в своем лондонском доме.
В спальне он раздул почти погасшие угли и снова шмыгнул носом. Обломки стула разгорелись, обещая наполнить комнату теплом.
Вернувшись в соседнюю комнату, Адриан начал рыться в сваленных на столе вещах. Он нашел то, что искал: маленький намек на удовольствие. Немного несвежий, но табак.
Адриан вернулся в спальню, но пыхнул сигарой всего два или три раза. Боль скрутила его так, что на глазах выступили слезы.
Сигара полетела в огонь.
– Проклятая боль.
За прошедшие месяцы ему редко удавалось побаловаться приличной сигарой. Выйдя в другую комнату, он взял кусочек сыра. Пустой желудок всегда капризничал сильнее. Он пошел в спальню, пытаясь заткнуть ноющую пустоту сыром.
– Что случилось, Адриан?
– Опять желудок разболелся. Да еще эта чертова погода. У меня из носа течет.
– Твоя ночная сорочка чистая. Она в стопке выстиранного белья. – Слабый уличный свет высветил руку Кристины, указывающую на комод.
Адриан нашел толстую фланелевую сорочку, переоделся и забрался в постель.
– Почему ты проснулась? – спросил он. – Ты в последнее время не очень хорошо выглядишь. – Он похлопал Кристину по животу. – Тяжело спать с таким грузом? Но недолго осталось.
– Самое большее – несколько недель.
– Что? – Адриан хотел посмотреть в ее глаза, но видел в темноте только смутные очертания лица. – Я думал, это произойдет в конце марта.
– Вот тут мы и проверим вашу власть, ваше сиятельство, – рассмеялась Кристина. – Посмотрим, сможешь ли ты приказать младенцу остаться там десять месяцев. Подтолкни меня, мне нужно встать.
С его помощью Кристина выбралась из постели и исчезла за ширмой в углу.
– Считая с июня… – начал Адриан.
– С середины мая, – села на край постели Кристина. Адриан почувствовал, что она улыбается. – Три года с Ричардом, и хоть бы что. А с тобой я стала такая плодовитая.
Адриан заморгал от этой грубости. За последние пять месяцев Кристина стала куда менее чопорной. И гораздо меньше беспокоилась, что думают об этом остальные, включая и его. Расслабившись, Адриан откинулся на подушки. Кристина провела рукой по его груди. Он любил ее прикосновения. И ее позицию. Он помнил других женщин, пытающихся затащить его под венец в менее сложных обстоятельствах.
Кристина, благослови ее Господь, никогда об этом не упоминала. Он чувствовал себя в безопасности.
Улегшись в постель, она застонала.
– В чем дело?
– Спина! Она меня всю ночь мучила. Хоть бы какое-то облегчение… О, как хорошо. О, спасибо.
Адриан разминал Кристине спину.
– Ой, вот здесь, – стонала Кристина. – Да-да, прямо здесь. Ох, как хорошо, Адриан. – Она тихо хихикнула. – У тебя просто нюх на это. – Она вздохнула. – Как все прошло?
– Ужасно.
– Были трудности?
– Нет, просто я сам себя накрутил. Господи, как же я буду рад убраться отсюда.
– Когда?
– На следующей неделе. Двадцать седьмого. Мы отплывем на корабле среди бела дня с группой английских сановников, удирающих отсюда, пока есть возможность. Через пару дней нас внесут в список прислуги неких Уимберли. На следующей неделе в это время мы будем нежиться в роскошной постели в лучшем районе Лондона.
Кристина молчала.
Преднамеренное молчание, решил Адриан. Оно вызвало у него неприятное чувство. Он очень хотел, чтобы Кристина осталась с ним, когда они вернутся в Лондон.
Кристина вздохнула и заметила, что Адриан замечательно справился с ее болью.
– У тебя, несомненно, есть опыт, – добавила она.
Адриан вздрогнул.
– Ты, вероятно, больше понимаешь в беременности, чем я, – продолжала Кристина. – Ты оставался с растолстевшими матерями твоих бастардов? Не понимаю, как ты мог это вынести.
Адриан звонко чмокнул ее в щеку.
– Признаюсь, в беременных женщинах есть своя эротическая притягательность.
– А результаты беременности в виде кричащих младенцев тебя тоже притягивают?
– Конечно, – засмеялся Адриан. – Я люблю детей. Во всяком случае, своих.
– И сколько их у тебя?
– Этот будет шестой. – Адриан устроился рядом с ней.
Повисла долгая пауза, прежде чем Кристина спросила:
– А остальные? Сколько им?
– Близнецам в Корнуолле почти четыре. Дочери, которая родилась в Париже, а прошлой весной переселилась в Шотландию, шестнадцать. Еще есть маленький дьяволенок в Лондоне. – Адриан засмеялся. – Ему восемь, нет, теперь уже девять. Он не по годам развит и похож на меня вплоть до самых неприятных черт. У него есть пятилетняя сестра, очень тихая и чересчур застенчивая, наверное, оттого, что живет вместе с таким сорванцом. Она тоже моя.
Тишина. Потом слабый голос Кристины:
– Я почему-то представляла себе, что все они от разных женщин и не старше двух лет. Кричат. А если ты приходишь навестить, – что, я думала, на тебя не похоже, – эти создания пачкают тебе брюки, тыкаясь в них сопливыми носами, и мазюкают шоколадом твои кружевные манжеты. Не могу себе вообразить, что ты качаешь их на колене. Ты ведь это делаешь? Ты их любишь. И навещаешь.
– Конечно, люблю. – Повернувшись, Адриан оперся на локоть.
К его удивлению, Кристина плакала.
– Какая у нас чудесная большая семья, – тихо произнесла она.
Она попыталась повернуться к нему спиной, но ребенок, приняв сторону отца, удержал ее от этого. Адриан приобнял ее, чтобы поддержать, и ребенок толкнул его руку.
– Ты почувствовала? – спросил он с внезапным удовольствием. – Сильный, чертенок. И на стороне отца. Любить своих детей лучше, чем не любить. – И уже серьезнее добавил: – Плакать нужно, если бы я их не любил. А любовь к детям – это повод радоваться. Я полюблю твоих. Я уверен.
– У тебя двое от одной женщины, – мягко укорила она, – с разницей в три года.
– Элизабет – милая женщина. Актриса в Лондоне. Она была…
– Прекрати! – Кристина наконец сумела повернуться на бок. – Ничего мне больше не рассказывай. Я жалею, что спросила. – Она всхлипнула. – Очень жалею.
– Кристина, – прошептал ей на ухо Адриан, – если дело в количестве, я готов прижить с тобой хоть дюжину. – Он нежно погладил ее живот. – Ты такая прелестная. Ты прекрасна, независимо оттого, стройная ты или толстая. Мне нравится возможность переводить тебя из одного состояния в другое.
– Ты аморальный тип, Адриан Хант, – возмущенно засопела Кристина. – Ты можешь жить с целым гаремом и кучей детишек и не видеть в этом ничего дурного. Тебе это нравится. Ты их любишь! Ты ведь любишь их всех? Всех этих маленьких бастардов. И их мамочек тоже!
– Нет. – Он удивленно нахмурился. – Я не люблю мамашу близнецов. Я не люблю французскую гувернантку, мать моей шестнадцатилетней дочери. А Элизабет… У нас с ней взаимопонимание, которое можно назвать уважением, но это определенно не…
– Ох, кажется, меня тошнит. – Кристина начала вылезать из кровати.
– Глупая ты проказница, – приподнялся он над ней. – Ты так и не высказала, что у тебя на уме. Но я сам скажу: при всей твоей скромности ты меня любишь. Давным-давно любишь. Думаю, еще до Франции. И хочешь знать, каково твое положение по отношению к другим женщинам в моей жизни. Я тебе отвечу. Ты над всеми. Ты выше всех, независимо от того, сколько их было, с детьми или нет.
– Я заметила, как ты выражаешь свою любовь, – сказала она. – Ты любишь меня, Адриан? С кем я имею дело?
Он, задумавшись, вздохнул.
– Ты имеешь дело с мужчиной, который совершенно смущен, – признался он.
– И который найдет любую возможность, лишь бы не сказать о своих чувствах.
Адриан погладил ее по волосам.
– Который напуган, Кристина. И боится, что, кроме необходимости справиться с французскими властями, с людьми, которые молят о спасении, с безумным стариком министром, – не говоря уже о больном желудке и насморке, – ему предстоит снова справляться с любовью.
Кристина долго молчала, потом проговорила:
– Ты только что сказал, что любишь меня?
– Да.
– Как это романтично. Наряду с больным желудком и насморком. – Кристина вдруг рассмеялась и поцеловала его. – Скажи мне это еще раз.
У Адриана снова заныл желудок. Отстранив Кристину, он встал с кровати и задумался, к лучшему ли его признание.
– Не думай об этом, Кристина. Какая разница, люблю я тебя или нет?
– Какая разница?! Как? Куда ты?
– Поищу что-нибудь поесть. Желудок горит так, что, кажется, дыру прожжет.
– В ящике за окном есть молоко. Ты любишь меня, Адриан. Это самое главное на свете.
От того, как Кристина это произнесла, у него земля ушла из-под ног. Адриан знал, что за этим последует, как лиса знает, что следует за лаем гончих. После куска сыра его мутило. Если Кристина еще не передумала, их обоих будет тошнить.
Она в слезах шмыгала носом, когда он вышел в соседнюю комнату. Но, судя по всему, была счастлива. Очень счастлива.
Адриан открыл оконный ящик, размышляя, как лучше выбраться из этой истории. Кристина в спальне говорила именно то, чего он не хотел слышать.
– …мы можем пожениться перед отъездом. Ребенок появится через четыре-пять недель, но лучше не ждать так долго. Почему ты так долго молчал? – заливаясь смехом, продолжала она. – Мы можем отправиться к акушерке прямо из церкви. Ну и разговоров будет!
Кристина продолжала без умолку тараторить. Застрелиться, что ли? Какого черта он ей это сказал?
Адриан побрел в спальню. Несмотря на мороз, его прошиб пот, холодный, липкий. Он вытер рот рукавом и порылся в поисках носового платка.
– Что ты молчишь, Адриан?
– Чистые носовые платки есть?
– Где-то есть. Подожди, я тебе помогу.
Она рылась в стопке выстиранного белья, когда он выпалил:
– Я не хочу жениться на тебе!
Кристина выпрямилась и отступила:
– Господи, почему? Ты так любишь заводить бастардов?
– Я не люблю заводить жен.
– Ты глупый… – Бросив ему платок, она села на край постели. – В этом нет никакого смысла. По сути, ты содержишь трех жен. Ты сказал, что не любишь других и любишь меня. Если ты любишь меня, тогда…
– Не цепляйся за это. Я же сказал, это не имеет значения. Меня вполне устраивает любовь к незамужней женщине. Это… это трудно объяснить, Кристина.
– Разумеется, трудно, – фыркнула она. – Объяснить твой брак десятилетней давности.
Как скверно с ее стороны ударить в больное место.
– Я не хочу об этом говорить, – с расстановкой сказал Адриан.
– Я знаю. – Кристина не собиралась оставлять эту тему. – Ты как-то намекнул, что развод был тяжелым. Это было ужасно?
– Чудовищно. Жена развелась со мной по самой отвратительной причине, которую только могла изобрести.
– Из-за супружеской неверности?
Адриан усмехнулся. Логичное предположение и в формальном смысле верное. Но не по духу.
– Я хотел развестись, – объяснил он. – Мне, двадцатитрехлетнему глупцу, казалось, что достаточно завести тайную интрижку, чтобы дать жене повод для развода. Но Маделин заупрямилась. Тогда я стал действовать открыто и завел очередной роман. Потом еще. – Адриан втянул в себя воздух и шумно выдохнул. – Это превратилось в неистовство. Чудо, что я не подхватил какую-нибудь болезнь. Хотя в определенном смысле я подцепил заразу: я заразился дурной славой и позором. И прежние поступки до сих пор бросают тень на все мои дела. Я так и не смог от этого отделаться.
Он откинулся назад и закинул руки за голову. Ему вдруг стало легко говорить об этом.
– Газетчики ликовали, – продолжил он. – Граф не только разводится, но разводится со скандалом. Ты себе представить не можешь, что началось. Маделин затеяла судебное разбирательство. Я продолжал в том же духе: пьянство, безумства, масса женщин, и почти все это на публике. Она злилась, а я от этого был счастлив. Официально развод Маделин ничего не дал. Английские законы в некотором отношении благословенно несправедливы. Против нее было два факта: она француженка и она женщина. Это фактически оставляло владения и богатство под моим контролем, независимо от ее рассказов о моих поступках. Маделин добилась развода, но ничего больше. Она вернулась во Францию, и с того дня, как были подписаны бумаги, я ее больше не видел.
Кристина тихо вздохнула.
– Тебя сосватали? – прошептала она.
– Нет.
– Ты любил ее?
– Да.
– И до сих пор любишь?
На размышления не потребовалось и секунды.
– Нет. Я люблю тебя. И впервые за десять лет чувствую, как хорошо снова влюбиться. Более чем хорошо, – мягко добавил он.
– Тогда женись на мне, Адриан.
А он-то думал, что его история испугает Кристину.
– Не могу.
– Можешь…
Адриан воспользовался последним козырем:
– Это был английский развод, Кристина. Моя жена католичка. Во Франции я все еще женат на ней.
Он почувствовал, как Кристина, перекатившись на бок, отвернулась от него.
– О Господи! – простонала она.
– Кристина, – пытался втолковать ей Адриан, не понимая, что происходит в ее уме, – в лондонском обществе не считается позором быть моей любовницей. У моих детей хорошая жизнь. Брак – это ненужные осложнения…
Повернувшись, она ударила его по носу. Адриан чихнул.
– Черт бы тебя побрал, Адриан Хант. Мой отец не для того меня учил и воспитывал, чтобы я украшала собой твой личный бордель! Я не для того появилась на свет, чтобы рожать бастардов!
– А как ты планировала жить до сегодняшнего дня? Теперь, когда ты кое-что из меня выудила…
– Ты надутый осел! – прошипела она. – Неужели ты думаешь, что я без возражений собиралась вернуться в Лондон и зажить там с тобой?
– Нет, я ожидал…
– Я планировала оставить тебя, болван! При первой же возможности! Я собиралась уехать туда, где ни одна душа ни о чем не догадается, сочинить подходящую историю, собрать остатки собственного достоинства и устроить приличную жизнь для себя и ребенка…
– Оставить меня? – хрипло перебил Адриан.
– Да! Неужели это так трудно понять? Что женщина может предпочесть душевный покой и хоть немного чести твоему снисходительному покровительству?
– Оставить меня? – повторил он, не в силах вникнуть в смысл ее слов. – Прошлым летом в Гемпшире ты с удовольствием принимала мое снисходительное покровительство.
– Ох и глупый ты человек…
– Я глупый? Ты прошлым летом открыто была моей любовницей и не скрывала своей радости. Ты смотрела вперед, ожидая продолжения событий, а не их окончания. Будь любезна, объясни, что теперь изменилось? Какая разница?
– Шесть месяцев и ребенок в животе. – Но Кристина на этом не закончила. – Я весь август старалась, Адриан. Я хотела быть такой, как однажды посоветовала мне Эванджелин: брать счастье, которое предлагает судьба. Но я не смогла. Я пыталась и потерпела поражение! Всякий раз, когда ты прикасался ко мне, я чувствовала себя шлюхой. Каждый раз, когда ты командовал и помыкал мной, я чувствовала себя подневольной крестьянкой. Я хотела быть достойной твоего имени, быть равной тебе, понимаешь? Если бы ты дал мне только имя, но не любовь, я была бы несчастна! Но ты любишь меня. Женись на мне. Иначе мне остается другой вариант: начать все сначала без тебя. Этот выбор ужасен, но это лучше, чем ненавидеть и тебя, и себя.
У нее перехватило дыхание.
– Ох, Адриан, – продолжала Кристина, – как же ты не видишь разницы? В Лондоне о тебе идет дурная слава. Я никогда не отмоюсь, если ты меня бросишь. И останется ребенок, который, благослови Господь его душу, заслуживает хоть немного того, что хотел для своих внуков мой отец; возможность открыто смотреть людям в глаза. А этого не будет, пока я не уеду, чтобы устроить ему нормальную жизнь. И себе… – Она осеклась и шумно вздохнула. – Господи, ты опять молчишь! Я понимаю, что все это звучит как продуманный ультиматум. Но это не так.
– Это звучит как шантаж. Черт побери, Кристина, ты не можешь оставить меня! Я этого не позволю!
– Так может говорить только муж. Или похититель. Кем ты предпочитаешь быть в Англии?
– Похитителем. И я действительно сделаю это. – Адриан повернулся, подмяв ее под себя.
– Ты безнадежен, – с досадой сказала Кристина. – Ты это понимаешь? Тебе невозможно помочь.
Он обнял ее, ободренный этим признанием.
– Значит, все решено. Ты никуда не денешься. А теперь хватит глупых разговоров. Соберись с силами, – он деланно рассмеялся, надеясь, что смех звучит легко, – я снова собираюсь тебя изнасиловать.
– Нет.
Улыбка исчезла с его лица. Адриан стиснул зубы.
– Нет, – повторила она, – никакого насилия. У меня осталась только неделя. Дальше мне нужно быть сильной. И я хочу насладиться своей слабостью. Люби меня, Адриан, я хочу этого. – Он почувствовал, что Кристина тихо заплакала. – Отчаянно хочу.
Она тянула его на себя, пока он не начал сопротивляться. Когда она распахнула халат и потянулась к его сорочке, Адриан поймал ее руку.
– Черт возьми, Кристина, ты собираешься всю неделю меня так изводить? И под конец становиться чуть сговорчивее и бросать сладкий кусок? Эта угроза…
– Поцелуй меня. Никаких угроз, честно. Я люблю тебя.
– И ты не оставишь меня. Я хочу слышать, что с твоей безумной затеей покончено.
– Адриан, – умоляла она.
Он хмуро молчал.
– Оставь свои властные манеры, мой милый граф, – тяжело вздохнула Кристина. – Успокойся. Я не собираюсь дразнить тебя и заставлять делать то, чего ты не хочешь. Поднимайся. Ребенок шевелится.
Адриан колебался. Ему не хотелось отрываться от Кристины. И вдруг он вспомнил, что срок родов гораздо ближе, чем он предполагал. Его охватило чувство вины.
– Ну же, – нетерпеливо торопила она. – Я дышать не могу, когда вы оба на меня давите. Вставай.
Адриан неохотно поднялся. Кристина повернулась на бок и снова потянула за его сорочку. Он схватил ее холодные пальцы, коснувшиеся его теплого живота.
– Ты ведь не собираешься бороться со мной? – хихикнула Кристина и, оттолкнув его руки, оседлала его. – Ну, теперь я вами займусь, молодой человек. Как вам известно, я безжалостна. Вы готовы выдержать это?
– Для вас, мадам Ла Шассе, я готов на все. – Адриан обнял ее. – И готов сказать, что люблю тебя. Страстно люблю.
Все кончилось странно. Кристина снова заплакала. Он никогда ее не поймет, подумал Адриан, никогда. Но слезы были недолгие и тихие, и он позволил Кристине думать, что ей удалось скрыть их. Потом она уснула рядом с ним.
До рассвета Адриан держал ее в объятиях, чувствуя удовлетворение и покой.
Какая радость, что она сдалась. Физическое удовлетворение, сильное, здоровое движение его ребенка между ними, уверенность, что все идет так, как он задумал, – все это наполняло его счастьем. И в то же время он чувствовал, что здесь какая-то ошибка. Ужасная ошибка. Но какая?
Нахмурившись, Адриан смотрел на влажные рыжеватые ресницы Кристины, золотисто-рыжие волосы, разметавшиеся по подушке. У него сдавило грудь. Он действительно любит ее. Какой удар! Это делает его беспомощным и уязвимым.
Он осторожно вытер влагу вокруг ее глаз. Глупые слезы.
Его вдруг осенило.
С нарастающим волнением Адриан понял, что нашел ошибку. Кристина несчастна. Ее попытка скрыть это была великодушной, но не сулила ничего хорошего.
Печаль, должно быть, глубоко засела в ней и сильно мучила. И причиной всему он. Он эгоистично поставил свои страхи выше ее счастья и поступает как отвратительный деспот, хуже, чем свергнутый король Франции. Неудивительно, что она восстала!
Адриан погладил волосы своей «маленькой революционерки». Он был ошеломлен незнакомым чувством, охватившим его. Довольно перебирать прошлое, пора думать о будущем. Он любит Кристину. И женится на ней. Да, он сделает ей предложение. Сделает это по всем правилам, потешив романтические представления прагматичной дочери юриста. Он найдет подходящий момент и произнесет полагающиеся слова.
Поддавшись порыву, Адриан поднялся и принялся рыться в нижних ящиках комода. Он нашел, что искал: галстучную булавку, которая каким-то чудом пересекла пролив. Именно ее Кристина использовала как оружие. При свете раннего утра Адриан написал записку и скрепил ее тоненькой шпагой. Блеснул бриллиантовый эфес. Это будет чудесный сюрприз. Адриан сунул записку в карман плаща. Он отправит ее сегодня. Письмо будет ждать их, когда они вернутся в Англию.
Не в состоянии больше спать, Адриан поднялся и оделся. Счастье переполняло его.
Перед отъездом надо еще уладить массу дел. Радость и энергия так переполняли Адриана, что, выбравшись на улицу, он едва удерживался от крика. Он налетел на кукольника, уронив куклы в снег. Пританцовывая, Адриан поднимал их и с энтузиазмом извинялся. Потом побежал в кафе завтракать. Он чувствовал себя замечательно. И любил весь мир. Видит Бог, Кристина Пинн ему подходит! Ему хотелось кричать об этом. Из него получится хороший муж. И хороший отец их ребенку. Нет, детям! Мысль о законных наследниках радовала его все больше. Адриан свернул за угол. И застыл.
Кафе окружили добрая дюжина национальных гвардейцев и почти столько же жандармов. Слишком много для обыска. Учитывая, что сегодня в девять утра голова Людовика упадет в корзину, тут не должно быть ни гвардейцев, ни полицейских. Значит, что-то важное отвлекло их от толпы на площади Революции.
Нахмурившись, Адриан отступил в тень здания. Из дома донесся хриплый крик Колетты.
– Какой еще граф? Да можете весь дом вверх дном перевернуть, если хотите, – верещала она. – Нет тут мерзкого англичанина. И никогда не было! Бюрократы проклятые! Нет, ваше описание мне никого не напоминает! Вы знаете, сколько народу тут каждый день бывает? И какого дьявола этому безумному англичанину тут делать? Нет, не знаю я никакого Ла Шассе…
Прижавшись к холодной каменной стене, никем не замеченный, Адриан начал вносить поправки в свой главный план.
Кристина проснулась поздно. Она лежала, радуясь тихому снегу за окном, уюту постели. Адриан, кажется, нашел дрова. Ей не хотелось вылезать из-под одеяла. Потом, как огромная непрошеная тень, ее накрыло воспоминание о ночном разговоре. Оно погубило всю радость. Слова Адриана «Я люблю тебя, но…» выстудили тепло комнаты, а потом и удовлетворение, которого Кристина с такой болью добилась.
Все эти месяцы она точно знала, что намерена делать, думая только о себе, о том, как сможет пройти через это. То, что она мучает Адриана, не слишком ее волновало. Кажется, теперь все сильно усложнилось.
Она вяло поднялась. В ней не было ни легкости, ни энергии, которые переполняли ее вчера вечером. Без Адриана она чувствовала себя старухой. Ответственность угнетала больше, чем тринадцать килограммов, которые беременность добавила к ее весу.
Ребенок шевельнулся. Он толкался сильно, как крупный зверек в тесной клетке. Она скоро встретится с этим маленьким незнакомцем, который, кажется, живет собственным умом и сам решает, когда толкаться, когда крепко спать. Ребенок все решал сам. Совсем как его отец. Кристина слабо улыбнулась и погладила живот. У нее будет ребенок Адриана, это все еще изумляло ее.
Она даже не подозревала о такой возможности, когда в августе упала в обморок. Адриан немного озадаченно и тревожно поглядывал на нее, когда она от мучительной рвоты перегибалась через борт еще не отплывшего корабля. И тем не менее она не думала о беременности. Ведь она бесплодна! Это приговор нескольких докторов.
Когда Адриан забрал ее с палубы и отнес в свою каюту, кое-что стало проясняться.
– Ты можешь это почувствовать здесь. – Адриан смотрел на нее, прижимая руку к низу ее живота. – Ты действительно не притворяешься? Ты правда ничего не понимаешь?
Она изумленно смотрела на него, стараясь подавить очередной приступ тошноты.
– Чего не понимаю?
Он покачал головой и даже имел дерзость улыбнуться:
– Ты же беременна, Кристина. Как ты можешь этого не знать?
Она смутилась, сконфузилась, дурнота навалилась с новой силой.
– Я не могу забеременеть, – простонала она.
– Оказывается, еще как можешь. – Адриан недоверчиво хмыкнул, потом, запрокинув голову, расхохотался. – Тоже мне бесплодная! Должно быть, это произошло в середине лета.
– Ты счастлив! – Она сердито толкнула его.
– Нет. Честное слово. – Он продолжал смеяться, а потом – вот негодяй! – добавил: – Я думал, ты в безопасности.
Как же, в безопасности! Она никогда не была с ним в безопасности. С самого первого момента. И до последнего. Есть только один выход – расстаться с ним.
Для этого ей очень нужно помнить все худшие стороны Адриана, помнить свой гнев и возмущение. Но после прошлой ночи все безнадежно запуталось. То, что он любит ее, казалось невозможным, ужасным, восхитительным. Это слишком страшно, чтобы быть правдой. Ребенок… Адриан придет в ярость, если его лишат ребенка. Кристина только прошлой ночью поняла это. Он с великой нежностью говорил о своих детях. И будет тяжело переживать потерю этого ребенка, которого так хотел.
Звук быстрых шагов заставил Кристину повернуться. Должно быть, Адриан. Шаги замерли перед дверью, задрожавшей под ударами кулака.
– Мадам Ла Шассе! Мадам Ла Шассе! Где ваш муж? Он приходил прошлой ночью? – ревел по-французски голос за дверью.
Кристина открыла дверь.
– Что за спешка, месье Ле Сент? – Кристина только пару раз видела этого человека, но встретив его однажды, невозможно было забыть ни его, ни его имя. – Да, месье был здесь, но рано ушел…
Ле Сент бросился мимо нее в комнату, огляделся, потом кинулся в спальню, словно ожидая кого-то найти. Вернувшись, он схватил Кристину за руки и заговорил, обдав запахом чеснока и рома:
– Это он Безумец! Вы можете поверить? Он, говорю вам! Я это точно знаю. Но… ох, Пресвятая Дева… и комитет тоже знает. Главный комитет!
– Что?
– Это правда! Они выдали ордер на арест. Вы знаете, что он английский лорд? Бог мой! И перечислены все его приметы, вплоть до… – Взглянув на Кристину, Ле Сент замялся и закончил: – Вплоть до ногтей на ногах. Жандармы сегодня утром все кафе вверх дном перевернули. Они придут за ним сюда, это дело нескольких часов или даже минут. Когда я уходил, гвардейцы ломали столы, стулья, били окна, бутылки, колотили подвернувшихся под горячую руку. Вам нужно уехать, собирайтесь…
Оба застыли. С улицы доносились голоса, к дому бежали люди. Дверь резко распахнулась.
Кристину охватила паника. Появился Адриан. Озабоченный, поглощенный делом, сосредоточенный, но целый, невредимый и свободный. Его не задержат, сказала себе Кристина, он выкрутится.
Она получила инструкции. Три короткие английские фразы среди отрывистых и быстрых указаний на французском, которые Адриан давал собравшимся вокруг него друзьям.
– Возьми, что тебе нужно. Ты уезжаешь. Сию же минуту. – Он повернулся к Сэму Ролфману. – Отвези ее в коттедж. Там безопасно. Останься с ней.
Кристина, нахмурясь, переводила взгляд с Адриана на Сэма. Казалось, все в комнате говорят одновременно.
– Нет… – начала она.
Тревога вылилась в эгоистичное русло. Почему такая спешка? У них еще неделя…
– Адриан, – пыталась она вмешаться в разговор. Адриан на французском резко и быстро давал указания, обращаясь то к одному, то к другому. – Адриан, я хочу подождать…
Он отмахнулся и быстро закончил разговор с друзьями. Потом одарил ее деланно беззаботной улыбкой, которая не слишком ему удалась.
– У меня будет тяжелый день. А ты не можешь бегать так же быстро, как я, дорогая. – Адриан похлопал ее по животу.
– Не шути. Мы спрячемся. А ночью улизнем.
– Сэм отвезет тебя в очень милое место, где ты подождешь меня. Конечно, мы спрячемся. Мы проведем чудесный день в коттедже, куда Сэм отвезет тебя. А потом удерем через Испанию. План изменился, Кристина. Не беспокойся. – Снова улыбка. – Это безопасно. А теперь иди.
Он повернулся к ней широкой красивой спиной. Кристина вдруг вспомнила шрам, обвивавший его тело, – напоминание о том, как он недооценил французов. Опустошающий холодный страх охватил ее.
Адриан обернулся, она припала к нему. Он погладил ее по волосам и сильнее прижал к себе. И говорил, говорил. Они стояли так несколько минут. Он уговаривал, поглаживал ее по голове, по плечу, Кристина с дурным предчувствием цеплялась за него. Все произошло так быстро и так плохо.
Оставив его, она пошла в спальню. Взяла документы, одежду, какие-то мелочи, немного вещей для Адриана. Он почему-то высыпал все из нижнего ящика на пол. Кристина вытащила из кучи чистую рубашку, брюки и увидела то, что было в самом низу. Шарф. Красный шарф. Почему он хранил его? Скривившись, Кристина швырнула его под кровать. Когда она вернулась в соседнюю комнату, Адриан говорил по-английски:
– …возьми эти бумаги и отправляйся в дом моего деда. Арестуй его. Размахивай саблей, как настоящий гвардеец, и хватай все, что, на твой взгляд, может ему пригодиться. Но чтобы у него не возникло ни малейшего подозрения, что ты собираешь его вещи. И что я имею к этому отношение. Арестованный, он притихнет. Да, и следи за его тростью, а то переломает тебе кости без всякого сожаления.
– Адриан, – снова попыталась привлечь его внимание Кристина. – Что случилось? Почему ты не едешь с нами?
Он поцеловал ее в макушку.
– Если бы у меня было время объяснять… Все. До встречи. Вечером поговорим.
Казалось, это было сигналом остальным. Все заторопились.
Когда Кристина пошла к двери, Адриан поймал ее за руку. Он потянул ее назад, а когда они скрылись за дверью, обнял и поцеловал. Драгоценные секунды. Роскошные секунды. Его тело было неистово требовательным. Кристина чувствовала его дрожь и не сопротивлялась.
Было так легко сойти с ума рядом с ним. Его тело напряглось, язык скользнул ей в рот. Ее обдало жаром, колени ослабели. Вся логика и здравомыслие растворились в этом пожаре.
Его губы спустились по ее шее к груди, дыхание стало тяжелым.
– О Господи! – пробормотал Адриан. Шумно вздохнув, он коснулся губами ее виска. – Сегодня вечером, – сказал он, – ничто на этой земле не оторвет меня от тебя, Кристина. Ты должна знать это.
Она слабо улыбнулась:
– А если ты окажешься под землей? Именно этого я боюсь. Держись… пожалуйста.
– Я постараюсь.
Сэмюел Ролфман был абсолютно предан Адриану. Он необычайно его любил, уважал его ум и видел благородство характера там, где другие видели лишь бесхарактерность аристократа.
Сэм чрезвычайно раздражал Кристину. Он соглашался с Адрианом фактически во всем. А это автоматически означало, что Кристина перечила каждому слову Сэма. В результате Сэм предпочитал молчать, он был не из тех, кто препирается.
Обычно он держался от Кристины подальше и предпочитал выйти под снег на улицу, чем оставаться с ней в одной комнате и отвечать на вопросы, которые были большей частью риторическими.
Они преодолели все трудности отъезда из Парижа и полчаса назад предъявили свои паспорта на границе города. Это была сомнительная и опасная затея. Их проверяли и перепроверяли, перетряхивали вещи. Даже проверили, настоящий ли у Кристины живот. Кристина только сейчас вздохнула с облегчением и начала раздраженно поглядывать на спутника.
– Вы сказали, когда мы выберемся из Парижа, я смогу задать свои вопросы, – начала Кристина. – Куда мы направляемся и почему они так интересовались мной?
Сэм взглянул на нее, явно не желая начинать разговор.
– Французы ищут одного англичанина. Они знают, что он приехал под именем Ла Шассе.
– Это я и сама сообразила. И они знают, что у него есть женщина?
– У них есть достаточно точное ваше описание.
– Тогда почему они нас пропустили?
Он пожал плечами:
– В их информации, несмотря на всю ее точность, есть одно упущение. Описание Адриана поразительно точное и подробное: маленький шрам на верхней губе, привычки, образование, вплоть до того, что он читал в университете… Мы все были потрясены, когда сегодня утром увидели листовку.
– Господи! Это сделал кто-то из близких.
– В вашем описании, достаточно полном, упущена одна большая деталь. – Сэм взглянул на ее талию. – Они ищут тоненькую, очень стройную англичанку.
– Они не знают, что я беременна?
– Эта возможность не приходила им в голову.
– Но я англичанка. Это меня выдаст.
– Мы надеемся, что нет. В вашем паспорте указано, что вы бретонка. Вы говорите на местном наречии, на плохом французском со смешным акцентом. В Бретани сотня разных диалектов. Судя по тому, что мы выбрались из Парижа, вы сдали экзамен.
– Куда мы едем? Почему? Кто главный кандидат в предатели? Это должен быть кто-то, кто хорошо знает Адриана.
Сэмюел молчал и смотрел прямо перед собой.
– Кое-кто подозревает вас.
– Адриан, – уныло сказала Кристина.
– Нет.
– Но он ведь меня не защищает?
– Он сказал, что не имеет значения, предали вы его или нет. У меня сложилось впечатление, что он думает, будто вы шепнули пару слов властям. Вы это сделали?
У Кристины упало сердце.
– Нет. – Только теперь она поняла, какие чувства вызывали у Адриана ее бесконечные придирки. – И не сделаю, – добавила она.
Повозка покачнулась влево, потом вправо. Кристина уцепилась за руку Сэма.
– Некоторые хотели оставить вас. – Он помолчал, давая Кристине время осознать эту мысль. – Адриан об этом и слышать не хотел. Он сказал что-то о том, что любовь дает привилегии. Вам это понятно? – Кристина покачала головой. – Адриан сказал это немного печально. И властно, словно для того, чтобы никто не оспаривал вашего права убить его, если вы решите это сделать. Мне это показалось безумием. Но он, похоже, думает, что в этом есть смысл.
– Он во многом видит смысл, который ускользает от меня. Когда все началось?
– Сегодня утром. В кафе, где Адриан обычно завтракал…
– Он не завтракает.
Сэм взглянул на нее. Кристина видела, что его отвращение к спорам борется с неодолимым желанием сказать правду.
– Он завтракал, пока мы каждое утро совещались. Мы встречались в кафе.
– Он не любит яйца.
– Да, – кивнул Сэм. – Немного сыра, хлеб. Иногда ветчина. Или фрукты. Владелица кафе приберегала то, что он любит.
– Мне следовало бы догадаться.
– О чем?
– О ней.
Сэм ничего не сказал, хотя Кристина чувствовала, что он едва сдерживается.
– Она друг и сегодня спасла его от облавы. Для нее это немалый риск. Ей это дорого обошлось.
– Я уверена, что она получила компенсацию.
– Это все ваша стряпня! – взорвался Сэм. Он дернул вожжи и прищелкнул языком, подгоняя лошадей. – Дело не в женщине. Адриан относился к ней с повышенной любезностью, и только. Вы готовите по-английски, а у него французский вкус.
– Так он каждое утро удовлетворял свой французский вкус с этой женщиной…
– Мадам, – возмутился Сэм, – Адриан всего лишь не хотел без нужды ранить ваши чувства. Он…
– …лжец и актер. Он превратил притворство в настоящую науку. Как выдумаете, почему он действует так успешно? Потому что может притвориться кем нужно, как хамелеон. Сэм, как долго вы его знаете?
– Наверное, лет двадцать.
– Достаточный срок, чтобы узнать его слабые стороны.
– А как долго вы его знаете? – Это был не вопрос, а обвинение.
Тяжело вздохнув, Кристина положила руку на живот.
– Достаточно долго. Перемирие, Сэм, хорошо? Я знаю его иначе, чем вы.
– Но это не мешало вам иметь с ним дело.
Кристина собралась было защищаться, но повозка снова подпрыгнула, и она замолчала. После паузы она спросила:
– И где же сейчас его сиятельство? И куда он нас направил?
– Его сиятельство, – выразительно подчеркнул Сэм, – отправляет кучу народа домой, в Англию. Мы с вами едем в тайное убежище в Нормандии, которое он держит для таких целей. Он подготовил к отъезду тридцать пять человек, включая тринадцать «кабрелей». И чтобы ничто не помешало их побегу, он один петляет по оживленным улицам Парижа, отвлекая на себя гвардейцев, жандармов и наемных агентов.
– Он… что?
– Адриан один. Он умышленно подпустил преследователей достаточно близко, чтобы они предвкушали победу, но все-таки рассчитывает ускользнуть.
– Остальные в опасности? – спросила Кристина.
– У французов есть неполный список. Но пока никого не арестовали. Они преследовали нас все утро, надеясь, что мы приведем их к Адриану. Ясно, что он им нужен больше других. Вы или его дед нужны им только для того, чтобы выманить Адриана.
– Сэм, как это все началось? Вчера все предвещало тихий спокойный финал. Кто? Кто это сделал?
– Мы много об этом говорили. Но ничего точно сказать невозможно.
– А что думает Адриан?
– Он довольно давно подозревал, что есть какой-то шпион. В прошлом мае или июне появилась француженка, которая просила помочь спасти родственника. Она много выведала, прежде чем исчезнуть.
– Да, я живо это помню.
– Есть вероятность, что она снова начала действовать. Но это не объясняет, как они узнали о вас.
– А что вы думаете, Сэм?
Он замялся.
– Адриан немного сердится на меня за такое предположение. Но есть и такие, кто разделяет мое мнение.
– И каково оно?
– Томас Лиллингз.
Это был шок.
– Томас?! – рассмеялась Кристина. – Адриан прав, это нелепо. Вы знаете, как давно Томас и Адриан дружат? С детства…
– Да.
– Мы не видели Томаса с…
– Это вы его не видели. Адриан видится с ним регулярно. Он передает ему эмигрантов на границе и в море. Томас возглавляет операцию с той стороны. Адриан спасает несчастных здесь, Томас устраивает их в Англии. Но между ними есть разногласия.
– Сэм, это глупо…
– Но это правда. Адриан сказал, что Лиллингз не доведет их разногласия до такой степени, что подставит его под топор палача. И еще он сказал, что в любом случае Лиллингз не впутает в это дело вас. Лиллингз очень заботится о вас. Он спрашивает о вас при каждой встрече.
Возникла пауза, которую неубедительно заполнила Кристина:
– Мы с Томасом друзья.
– Возможно, большие, чем выдумаете.
– Не понимаю.
Снова Сэм замялся, но потом оставил сдержанность.
– Лиллингз выдал себя больше трех месяцев назад. Он случайно узнал, что вы беременны. Адриан ему этого не говорил. И понятно почему. Когда отец вашего ребенка поднялся на борт, Лиллингз ударил его в лицо. Без предупреждения, без объяснений. Адриан, думаю, до сих пор не примирился с этой атакой.
– Он никогда ничего не говорил…
– Но держу пари, что однажды пришел домой с разбитым ртом.
– Да, это было, – вздохнула Кристина. – Он сказал, что его ударило бревно.
– Действительно, бревно, – фыркнул Сэм. Тянулись секунды неловкого молчания, потом Сэм сказал: – Но, как я говорил, Адриан защищает честь друга.
– Не надо, Сэм.
– Но он не глуп. Он приказал Лиллингзу вернуться в Англию и сидеть там. К большому неудовольствию Лиллингза. – Сэм снова щелкнул языком, подгоняя лошадей. – Сзади есть одеяла, – сказал он. – Дорога дальняя. Почему бы вам не поспать? Там еще есть несколько яблок. Их прислала Колетта.
– Колетта?
– Хозяйка кафе.
– Гм… Очень мило с ее стороны.
Маленький по размеру коттедж нельзя было назвать логовом Безумца. Элегантный интерьер резко контрастировал с внешней простотой типичного нормандского дома, затерянного в глухой провинции. Кристина тут же безошибочно определила, что на всем лежит отпечаток вкуса английского графа.
Узкая передняя представляла собой длинный коридор с рядом латунных крючков на стене. Сейчас на первых двух висели плащ, шляпа и шарф Сэма, на третьем – тяжелая накидка и шаль Кристины. Дальше по одну сторону дома располагались спальни, по другую – большая гостиная и кухня. Гостиная была чудесная, с большим камином, рядом с которым стояла огромная плетеная корзина для дров, кованые старомодные каминные щипцы, мех и кочерга. Камин казался центром комнаты, все было обращено к нему. Рядом с ним стояли два чудесных кресла-качалки из резного красного дерева, сулившие покой.
Комната чрезвычайно понравилась Кристине. Перед камином лежал плотный темный коврик местного производства, защищая персидский ковер, покрывавший пол. Стоявшие в буфете тарелки и чашки были расписаны жанровыми сценками в красновато-коричневых тонах, которые предпочитали старые голландцы. По комнате расставлены маленькие столики. Можно было пить чай у окна, перед камином или в укромном уголке за проходом, ведущим в кухню. И все-таки комната казалась нежилой. В ней не хватало газет Адриана, листков бумаги с набросками французских стихов, книг и рукоделия Кристины. Хотя все остальное было. Комната была готова в любую минуту принять гостей. Ее размеры, обстановка, сами стены, казалось, создавали не только чувство комфорта, но и ощущение покоя – для глаза и души.
Во всяком случае, так ее восприняла Кристина. Ей нравился этот дом, так же как нравилось умение Адриана в самых неприятных обстоятельствах устраиваться со вкусом.
Она скучала по нему.
Ей нужно было помещение, в котором во всем, от пола до потолка, не чувствовался бы его вкус.
Кристина уже несколько часов сидела в качалке у камина глядя в окно, выходившее на подъездную дорогу. Адриан задерживался.
Они с Сэмом молчали. Тишина стала мирным соглашением между ними. В комнате было тепло, она словно светилась дружелюбным весельем. Лишь окно не скрывало правду жизни и казалось темным квадратом на фоке красивых обоев. Порой ветер швырял в окно горсти снега, и это казалось шуткой дурного вкуса. В движении снежинок за стеклом мерещилось возвращение Адриана, но непогода только создавала ему новые сложности. Шел густой снег. Хоть Кристина и сознавала, что это всего лишь игра света и тени, но за последний час у нее не раз подпрыгивало сердце, ей казалось, что она видит Адриана. Но видение исчезало, и только снежинки лепились к оконной раме.
– Почему бы вам не прилечь? – Сэм вышел из спальни. – Он разбудит вас, когда приедет, я уверен.
– Пора бы ему уже быть здесь.
– Не обязательно… – Сэм подошел к камину и подбросил новое полено. – Я сложил ваши вещи в передней спальне. Она маленькая, но я уверен, что Адриан захочет видеть из окна, что происходит перед домом и по сторонам. – Сэм помолчал, словно подбирая слова. Будто слова могли преодолеть заточение, в котором они оказались. – Конечно, это только мои предположения. Знаете, он никогда не претендовал на какую-нибудь комнату. Он очень внимательно выбирал подходящее место, дом. Потом тщательно его обставлял, содержал. Но никогда не давал понять, что будет здесь жить.
Кристина понимала, что Сэм сам себя уговаривает и убеждает.
– Хотите чаю? – Она тяжело поднялась с кресла. – Я приготовлю.
Кристина занялась обычной возней с чайником, чашками, блюдцами. Нашла сахар. В ящике за окном было даже молоко.
– Кажется, кто-то едет, – сказал из гостиной Сэм.
Кристина подошла к двери. Чашки с горячим чаем позвякивали на подносе, который она держала в руках.
– Держитесь естественно, – предупредил Сэм. – Когда горит лампа, снаружи гораздо лучше видно, что творится в доме, чем наоборот.
Она поставила поднос на столик рядом со своим креслом и встала за спиной Сэма.
Дом стоял в неглубокой долине. Подъезды к нему вели по долгим пологим склонам. Снег прекратился. Открытое пространство хорошо передавало звуки. Присмотревшись, можно было увидеть в отдалении серый силуэт повозки.
– Займитесь чем-нибудь, – сказал Сэм Кристине, участливо коснувшись ее руки. – Чем-нибудь обыденным. Это может быть кто угодно.
– Адриан…
– Нет. Если только он не лежит связанный по рукам и ногам на дне повозки. В таких возят узников.
Услышав категоричный ответ, Кристина взглянула на Сэма. Холодок пробежал по спине. Она пыталась чем-то заняться, но не могла сосредоточиться. Они с Сэмом для неожиданных гостей изображали супружескую чету, как делали это утром, выезжая из города. Кристина не могла удержаться и поглядывала в окно.
Повозка подъехала ближе, настолько близко, что можно было разобрать спорящие голоса.
– Это не он, – снова сказал Сэм.
– Вы так уверены? – сердито посмотрела на него Кристина.
– Он не приедет в повозке. На дорогах проверки. Он не станет рисковать. И не сможет доехать по дороге, засыпанной снегом.
– А как он приедет?
– Не знаю. Лошадь была бы лучше всего. Если у него будет возможность ее достать. Или пешком.
– Пешком?! Через полстраны в такой буран? Веселая шутка! Неудивительно, что его до сих пор нет. – Кристина кинулась от окна в прихожую, набросила накидку и шаль. – Посмотрю, кто приехал. А если его там нет, пойду за ним.
Сэм молча встал рядом с ней на крыльце и крепко взял за локоть.
– Идите в дом. Я вас никуда не пущу.
Кристина сопротивлялась и, прищурившись, смотрела на него.
– Когда?
– Простите?
– Сколько он велел вам ждать? Когда вы заберете меня отсюда, если он не приедет?
– Завтра.
Она судорожно выдохнула и выдернула руку.
– Завтра? Не слишком большой запас времени.
– Да уж. – Сэм сказал это мягко, словно Кристина наконец все поняла.
Голоса стали более отчетливыми. Слов было не разобрать, но тон понятен. Гнев. Французская речь. Но голоса Адриана не слышно. Это приехал не он.
Резкие французские фразы, неожиданно обрывающиеся в конце, походили на падающие в ночи звезды. Кристина не могла разглядеть людей, но с неестественной четкостью слышала звуки. Раздаваясь над снежной равниной, они вносили определенную ясность в ситуацию: стало понятно, кого привезла повозка. Проклятия, возмущенные выкрики и в противовес им тихие уговоры. Сотоварищи Адриана пытались утихомирить его деда.
– Mon Dieu! Са sens mon petit-fils! Qu'il est enervant! Qu'il aille se faire fiche![11]
И так далее. Дед Адриана не стеснялся в выражениях, обещая обрушить кары на голову внука, если это очередная его выходка.
Это было неубедительно, неостроумно, неумно. Резко повернувшись, Кристина так толкнула входную дверь, что, повернувшись на петлях, она ударилась о стену. Кристина потянулась к крючку повесить накидку, и тут новый удар: она почувствовала запах сигары.
Накидка и шаль упали на пол. Кристина пошла на запах. В дверях остановилась, оглядывая гостиную. Сэм обернулся.
Шумные гости приближались к дому. Заскрипели ступени крыльца. Но в комнате никого. Только Сэм. С сигарой в руке.
Кристина смотрела на Сэма так, словно он убийца из революционного комитета. Воспоминания смешивались с дурными предчувствиями. Сердитые слова, слова любви, неправильно понятые фразы, эмоции, обыденные детали, монументальные решения – все в ее памяти перемешалось так, что не различить. Словно прорвало большую дамбу.
– С вами все в порядке?
Кристина отрицательно покачала головой.
– Сигара.
– Вас это раздражает? – не понял Сэм. Он повел рукой, и сладковатый запах табака ладаном поплыл в воздухе. Сэм видел, что Кристина не отрывает глаз от сигары, и объяснил: – Адриан попросил меня помочь ему избавиться от них. Он говорит, что они раздражают его желудок. Что с вами?
Глаза Кристины вдруг стали сухими, их жгло и щипало. Ноги не двигались. В ушах зашумело. Предметы расплывались перед глазами. Запах дыма наполнил ее чувства.
– Так пахнет его кожа, – пробормотала она.
Так пахнут его волосы, одежда, простыни. У его губ такой вкус. Грудь заболела так, будто в нее нож воткнули.
Сэм подвел Кристину к качалке. Она побелела как полотно и походила на привидение.
– Мне так…
Входная дверь открылась. Из прихожей потянуло холодом, слышно было, как суетятся люди.
– Сэм! Сэм! – слышались возгласы. – Где ты, черт побери?
Но Сэм не двигался. Он склонился над Кристиной и, нахмурившись, смотрел на нее.
– Вас тошнит? Что с вами? – Он слабо улыбнулся. – Послушайте, он обязательно придет, я уверен. – Снова деланная улыбка. – Он меня убьет, если что-нибудь случится… с вами или с ребенком. Вы… вы…
– Да. – Она покачала головой. – Нет. – Закрыв глаза, она пыталась за что-то ухватиться. – Да, меня тошнит.
Вошли шестеро. Все говорили одновременно. Это только усилило шум в ее голове. Маленький старичок на этот раз кричал по-английски с сильным акцентом и размахивал тростью. Сэм перехватил его руку, грозя отобрать трость. Сюртук Сэма распахнулся, и Кристина увидела пистолет. Кровь застыла у нее в жилах. Комната поплыла перед глазами.
– Где он? Я требую сейчас же выяснить это! – сотрясал воздух голос старого француза. – Кто это? – Длинный костлявый палец повернулся к ней. – Судя по ее виду, мой внук где-то поблизости. – Последовал недовольный вздох. – Я сто раз говорил ему, что тот, кто покрывает корову, кормит теленка. Я имел в виду ответственное поведение, а не разрешение заводить собственное стадо.
Кристина почувствовала, как ей на колени поставили поднос с чаем. Это лучшее, что мог сделать Сэм после таких слов. Кристина не представляла, как справится с чашками, ложками, сахаром, молочником, и разглядывала расписанный вручную лакированный поднос.
Позднее она поняла: на подносе были нарисованы цветы. А тогда ей показалось, что на нем одна из картин Хогарта. Темные края, светлая середина. Двое любовников в лесу. Мужчина держит пальчики женщины, его колено твердо нажимает на ее юбки между бедер. Женщина сопротивляется, но понятно, что долго это не продлится. Потому что у Хогарта есть другая картина с теми же героями. Оба сидят на земле, у женщины юбка поднята выше колен, у мужчины расстегнуты бриджи, оба взъерошенные и усталые. И было что-то в лице этой женщины на первой картине… она лукаво смотрела на мужчину, хоть и отказывала ему…
Кристина оказалась единственной, кто сумел заставить замолчать Филиппа де Лафонтена. Он рассыпался в извинениях.
– Excuzes-moi, madame. Je manquft d'egards, de prevenances,[12] – бормотал он. – Я старый болван. Простите меня.
Он оказался невольным свидетелем ее недомогания. Если Кристине и удалось сохранить хоть какие-то остатки собственного достоинства, то все испортил приступ тошноты, продолжавшийся полчаса. Он и положил конец спору.
В три часа утра Кристина без сна лежала в постели. В доме было тихо. В одной комнате тихонько жужжал разговор. Но теперь Кристина воспринимала его как зудение комара.
Она смутно сознавала, что голодна, но навалившаяся апатия мешала подняться и поесть. Сон не шел. Когда ей наскучило смотреть в потолок, она села и зажгла лампу у кровати. На столике лежала книга. Она рассеянно взяла ее и перелистала. Трактат об акушерстве на французском. Ей захотелось рассмеяться. Книга упала на пол. Кристина не стала поднимать ее. Вскоре послышался стук в приоткрытую дверь.
– Можно войти? – В комнате появился дед Адриана. Он держал в руках поднос с супом и чаем. – Это для вас. – Он смиренно ожидал позволения отдать ей поднос.
Кристина взяла угощение. Француз широко улыбнулся. Он подвинул к кровати кресло, словно, приняв поднос, Кристина согласилась принять и его общество. Тяжелое кресло с высокой спинкой доставило ему немало хлопот. Когда старик наконец уселся, то буквально утонул в нем.
Кристина поставила чай и суп на стол. Филипп де Лафонтен, подавшись вперед, подвинул еду ближе к ней, давая понять, что нужно поесть. Потом снова исчез в кресле, только голова торчала над коленями. Он поднял книгу с пола и подал Кристине. По контрасту со скованными движениями старика его глаза небесной голубизны были удивительно живые, взгляд – прямой и решительный.
Кристина не изобразила даже притворной вежливости. Старик положил книгу на постель. Потом откинулся на спинку кресла, словно обессилев.
– Поскольку обстоятельства не позволили представиться… Я Жан-Шарль Жозеф Франсуа Филипп де Лафонтен. – У старика был сильный акцент, но он охотно говорил на английском и явно имел способности к этому языку.
– Я знаю, кто вы.
Дед Адриана улыбнулся, изогнув сжатые губы. В его глазах светилось неприкрытое любопытство.
– Вы его Кристина?
– Да, меня зовут Кристина. – Она откинулась на подушки. – Кто-то закрыл шторы. Вы их не раздвинете, уходя?
Старик коротко рассмеялся, потом с разочарованием спросил:
– Я должен уйти?
Кристина взглядом показала, что именно это он и должен сделать.
Лафонтен снова засмеялся.
– А я думал, что Адриан всех запугал и превратил в жеманных жаб. – Он поднялся, но замялся и развел руками. – Я всем надоел. – Он явно просил сочувствия. – Мне не нравятся эти люди. Англичане лезут не в свое дело. Кроме того, я ошеломлен. Я хочу, – он заколебался, подыскивая правильное слово и правильную интонацию, – видеть Адриана. Я хотел бы побыть с кем-нибудь, с кем у меня есть хоть что-то общее.
Кристина не ответила.
Француз счел ее молчание согласием и сел. Кристина съела суп, выпила чай, потом снова откинулась на подушки. Месье Лафонтен вскоре затих, уснув в кресле.
Ближе к рассвету в соседней комнате зашумели. Шуршали шаги, звякали шпоры, разговор стал громче. Задремавшая Кристина проснулась от этих звуков.
Филипп де Лафонтен уже проснулся. Приподняв брови, он задумчиво смотрел на нее. Он пробормотал что-то по-французски, потом перевел:
– Что-то происходит?
Кристина потерла глаза, отгоняя сон. Спустив ноги с кровати и обхватив живот, она неуклюже села.
– Вы думали, что он женится на вас?
Она удивленно посмотрела на старика.
– Вы забеременели, думая, что он женится на вас? – пояснил Лафонтен.
– Нет. – Нахмурившись, Кристина наклонилась, чтобы найти тапочки. – Я была уверена, что не забеременею.
– Это удивительно. И вы освоились с мыслью о ребенке?
– Более или менее.
– Адриан, кажется, очень рад. – Лафонтен кивком указал на лежавшую на кровати книгу. – Я помогал ему достать ее для вас.
– Спасибо. – Кристина не знала, что еще сказать.
Старик улыбнулся:
– Он пытался подкупить меня этим ребенком. Говорил, что я смогу навещать его, когда пожелаю, увижу, как он растет.
Кристина нахмурилась, потом отвела глаза из страха, что старик поймет ее намерения: ни он, ни Адриан не увидят, как растет ребенок.
– Я вам не нравлюсь? – вздохнул Лафонтен.
– Ну почему же?
– Не будьте слишком суровы к нему. И к ребенку. Адриан хороший отец. И рад этому ребенку. Это видно по его лицу, когда он говорит о нем. Адриан действительно имеет определенные права. И обязанности.
– Тот, кто покрыл корову?
Старик скривился:
– Простите меня за это. Но…
Кристина покачала головой. В дверях появился Сэм Ролфман. Хлопнула входная дверь. Кристина видела в окно, как группа людей в тяжелых башмаках шла по снегу.
– Ему бы уже пора приехать. – Это была прощальная фраза. Сэм надевал шляпу. – Ле Сент останется с вами. Мы все пойдем за ним.
У Кристины засосало под ложечкой. Сэм, неунывающий оптимист, выглядел усталым и измученным.
– Наверное, вам следовало немного подождать…
Сэм покачал головой:
– И так долго ждали. – Он пытался казаться беззаботным, но у него не получалось. Сэм через силу засмеялся. – Если Адриан придет, а нас не будет, он разозлится, что мы нарушили его план. Прочтите ему хорошую нотацию, такую, чтобы я порадовался. Кто-нибудь через день вернется проверить, появился ли он. – Сэм умолк. Нетерпеливый голос окликнул его с улицы. Сэм посмотрел на Кристину. – Берегите себя. Мы дадим вам знать… – Он искал подходящие слова, потом оставил эту затею.
Кристина пошла за ним к двери и долго стояла, прислонившись к ней.
– У него всегда неприятности. В этом он преуспел. – Лафонтен вышел в коридор. – Адриан родился, когда мне было пятьдесят. Пятьдесят лет покоя и здравомыслия. А потом хаос. Тридцать пять лет я живу в страхе, ожидая, что он еще натворит. Может быть, пойдем в гостиную? Там тепло.
– Вы расскажете мне о его жене?
Это покоробило старика.
– Нет! – отрезал он, но передумал и уже мягче сказал: – Может быть… Рассказывать почти нечего, – сказал Лафонтен, сев в кресло у камина. Кристина устроилась напротив. – Адриан женился на своей кузине. Ему было девятнадцать, ей семнадцать. Когда ему было двадцать четыре, они разъехались.
– Развелись, – сказала Кристина.
– Это был английский развод. Не хочу обижать вас, милая, но вы имеете дело с женатым мужчиной, – с вежливой улыбкой поправил ее старик.
Кристина смотрела в огонь.
– Почему они разъехались?
– Кто знает? – Старик состроил гримасу. Он не хотел это обсуждать. – Я вырастил его. Вы это знаете? – Приняв ее молчание за поощрение, Лафонтен откинулся в кресле. – Отец отправил его ко мне после смерти матери. Адриан был очень милый, ласковый мальчик, не по годам развитой. – Он смотрел на свои руки, мнущие ткань брюк. – Моя жена умерла, мы остались вдвоем. – И он был… как это по-английски? зеницей моего ока. Когда умер его отец, Адриану было одиннадцать. Дядя отправил его в закрытую английскую школу. – Лафонтен вздохнул. – Это можно понять: английское образование для английского лорда. Я не мог возражать, тем более что дядя был его официальным опекуном, а я – всего лишь старый родственник-иностранец. Я скучал по Адриану. – Старик нахмурился. – Мне не нравилась эта школа. Очень суровое место. Он оттуда сбегал. Его отвратительное поведение равнялось их суровости. Его выгнали.
– Почему?
– За плохую репутацию и неисправимость. – Лафонтен усмехнулся. – Я это знал. Я редко наказывал его. – На его лице появилось задумчивое выражение, – Возможно, отсюда все неприятности Адриана. Но я думаю, не в этом дело. Когда я его бил, он приходил в ярость. Меня всегда восхищало, какое чувство собственного достоинства у этого ребенка. Мы с его отцом привыкли шутить на эту тему: единственный ребенок в Англии и Франции, который избежал розог, поскольку просто был выше этого. Хотя, подозреваю, его отец всегда тайно жалел, что не порол Адриана. – Вздохнув, Лафонтен покачал головой. – Дядя это уладил. Но на английский манер. – На лице старика мелькнуло неодобрительное выражение. – Английское образование вколачивают тростью. – Он фыркнул и многозначительно поднял палец. – Там Адриан узнал, что такое сила, и какое несчастье ее не иметь. Образование для высшего общества! Учителя наказывают мальчиков, а те растут, тренируясь друг на друге. С тех пор его как подменили. Он уже никогда не был прежним. Хотя кто может сказать? – Старик, казалось, пытался скрыть свои чувства. – Но не это я начал рассказывать, – нахмурился он. – Ах да. Я растил его. Я его потерял. – Лафонтен улыбнулся. – Я получил его назад. Его выгнали из одной школы, потом из другой, третьей. Его английский дядюшка опустил руки. Когда Адриан вернулся, ему было семнадцать. Он был на голову выше меня, сильно раздался в плечах, в отличие от всех мужчин в нашей семье. Он напоминал мне своего английского дядюшку… И этот Адриан, – продолжал француз, – перевернул вверх дном весь дом. Своенравный. Эгоцентричный. Трудный. И слишком умный. Он делал только то, что хотел. И Мари-Маделин, его кузина, с первого взгляда решила, что встретила самого красивого, самого умного, самого храброго юношу на свете…
Старик поднялся подбросить дров в огонь. Он помешивал угли, словно воспоминания.
И вдруг они услышали звук. Слабый, будто кто-то намеренно тихо подкрадывался к дому по снегу.
Кристина посмотрела на своего единственного союзника, худенького восьмидесятипятилетнего француза. Потом выбралась из кресла и взяла кочергу.
Перевалив через гребень холма, Адриан увидел свет. Когда он подходил к дому, огонек казался не столько теплым и успокаивающим, сколько… нереальным, невозможным. Он так долго шел в темноте, в снегу, так замерз. Огонек, светившийся в маленьком домике, больше походил на лучи чужого солнца, освещавшего другую планету. Адриан подошел к двери. Она распахнулась. Он вошел и… замер.
Его приветствовала размахивающая кочергой Кристина. Он рассмеялся. По сравнению с огромным животом ее ноги казались совсем тоненькими. Но она с такой решимостью сжимала в руке кочергу, что вздулись вены на тонком запястье. Это была реальная опасность. Кристина угрожала ему с удивительной подвижностью, несмотря на мешавший живот.
Она посмотрела ему в глаза. Было мало возможностей узнать Адриана, поскольку он с головы до ног был замотан в лохмотья. Кристина шагнула ближе, пристально посмотрела на него и нахмурилась. Потом подошла еще ближе. Неуверенное узнавание мелькнуло на ее лице. Кочерга немного опустилась.
А его вдруг захлестнули пустые, тщеславные мысли. Оцепеневший от холода, едва избежавший удара по голове кочергой, он мог думать только о том, как ужасно выглядит и как отвратительно от него пахнет. Он был весь в грязи и благоухал помойкой. До глаз замотанный в лохмотья, он походил на запеленатую мумию, пахнущую задворками Парижа.
– Осторожнее, Кристина. – Адриан поднял руки, чтобы она ненароком не ударила его. – Это будет скверная шутка после такого тяжелого дня.
Кочерга со звоном упала на пол.
– Адриан!
Она обняла его, срывая с лица лохмотья.
– Не надо, ты вся перемажешься.
Ему хотелось прижать Кристину к себе, но зная, какое зловоние распространит грязь в теплой комнате, он понимал, что нужно отстранить ее от себя.
Не обращая внимания на его усилия, она, захлебываясь, тараторила:
– …они отправились за тобой… все думали… где ты был? – У нее тряслись руки. – Ах ты, глупый! – плакала она. – Что ты наделал?! Мы тут все до смерти перепугались!
Ему нравились ее суета, ее забота. Кристина сорвала с его лица последние лоскуты и радостно застонала, окончательно уверившись, что это он. Она трогала его небритые щеки, обеими ладонями лаская его.
Взяв Кристину за локти, Адриан отстранил ее.
– Я же сказал, ты испачкаешься. – Он вдруг понял, что не может смотреть на нее, настолько острые чувства это вызывало. И Адриан укрылся за обыденным разговором. – У меня есть какая-нибудь одежда?
– Да, в спальне.
– Ты принесешь? Я хочу вымыться. – Он указал на кухню, но не смог удержаться и взглянул на Кристину. – Как ты?
Она рассмеялась.
– Все в порядке. Только чуть сознание не потеряла от радости. Я принесу тебе одежду.
Тут Адриан заметил маленькую неподвижную фигуру в кресле-качалке. Дед смотрел на него с нескрываемым интересом.
– Tu es vivant, Grand-perе?[13]
– Мне следовало бы спросить об этом тебя, молодой человек.
– Просто я думал, что увижу тебя таким тихим только в могиле.
Дед поднял бровь.
– Это еще вопрос, mon petit,[14] кто кого в могиле увидит.
Адриан, вздохнув, отвел глаза. Он не был готов к этому. Двоих, старика и женщину, ему не одолеть.
Но прежде всего нужно сжечь эти лохмотья. Потом вымыться… поесть… тут где-то была бутылка вина…
Он стал срывать с себя тряпье. Огонь затрещал, распространяя отвратительный запах. Адриану казалось, что он целую вечность будет распутывать лохмотья. Он весь день накручивал на себя любую тряпку, которую удавалось найти, лишь бы хоть немного защититься от холода. Потом с трудом стал разматывать обмотки, заменявшие теплую обувь.
– Она очень милая. Мне она нравится.
– Кто?
– Эта женщина. Кристина. Или Кристин?
Адриан пожал плечами и сделал вид, что очень занят.
– Я зову ее и так и так.
– Она не похожа на твоих прежних пассий.
– Нет.
– Почему?
Адриан разорвал промороженную веревку. Когда он рискнул поднять взгляд, то увидел в глазах деда ожидание.
– Откуда я знаю, почему она не похожа на моих прежних пассий? – с раздражением ответил Адриан.
Казалось, это не сбило старика с толку. Он начал клацать зубным протезом.
– Тебе же говорили, что нельзя так делать. Десны натрешь, – сердито сказал Адриан.
Старик стал напевать себе под нос. Его хорошее настроение раздражало Адриана.
Пришла Кристина с тазом воды.
– В кухне огня нет. Ле Сент ушел спать. Тут тебе будет теплее. – Она сложила чистую одежду.
Адриан вдруг застеснялся раздеваться перед ними. Но Кристина, конечно, права. От огня идет такое чудесное тепло. Адриан присел на край стола, чтобы снять рубашку. Потом намылил грудь. Кристина намылила ему спину.
– Где все?
– Ты разминулся с ними на пару часов. Они пошли искать тебя.
– И когда вернутся? – нахмурился Адриан.
– Через день или два.
Ему это явно не понравилось.
– Прекрасно. Опять отсрочка. Вот болваны!
– Это ты слишком задержался…
– Все дороги блокировали национальная гвардия и жандармы. – Поймав ее встревоженный взгляд, Адриан попытался перевести все в шутку. – Очень мило с их стороны, я почувствовал себя такой важной персоной.
Кристина лила воду ему на голову, на лицо. Он на ощупь искал полотенце.
– Пойду принесу еще воды. – Кристина вышла.
Адриан поверх полотенца взглянул прямо в лицо деду.
– Что ты так самодовольно улыбаешься? Я ожидал от тебя целую лавину оскорблений.
– Я подожду своего часа, – пожал плечами старик. – И понаблюдаю. Думаю, что смогу кое-чему научиться у этой женщины.
Сидя в кресле-качалке, Адриан держал на коленях уснувшую Кристину и тихо разговаривал с дедом. Время от времени он касался губами ее волос, щеки, виска. Он ласкал ее рассеянно, почти не замечая этого. Тема разговора была старой и избитой. Его дед не хотел покидать Францию.
Позже Адриан отнес Кристину в спальню и вернулся. Борьба разгорелась с новой силой. Когда он пошел спать, был уже день. Адриан толком не спал несколько ночей и, почувствовав под собой уютную постель, впал в глубокий сон. Но Кристина разбудила его, поинтересовавшись, как уладились дела с дедом.
– И хорошо, и плохо. Я еще ниже пал в его глазах, но добился чего хотел. Он поедет с нами. И будет жить в Гемпшире. Ты не возражаешь?
Пауза.
– Это твой дом.
– Дед тебе понравился?
– Да. Почему он передумал?
– Он решил, что в очередной раз выручит меня. Это его любимое дело. Он обожает распутывать мои проблемы.
– И что на этот раз?
– Поместье в Гемпшире. Мои дела в Лондоне.
– Ах, эти дела. – Кристина фыркнула. – Ты беспардонно наврал ему.
– Не в первый раз. Я произнес пламенную речь о том, что дом – это люди, а не место, что остальные члены его семьи или умерли, или вне опасности. Дед заколебался, но нужно было что-то более существенное. И я признался, что в Лондоне дела вышли из-под контроля. Судя по письмам управляющего, в Гемпшире пустуют участки, которые надо бы сдать в аренду. Ну, ты понимаешь. Я продолжал в том же духе довольно долго, льстя ему и все приукрашивая, а потом пожелал доброй ночи. Ты знаешь, как важно для меня то, что он поедет с нами? Впутать его во что-то, что может убить его…
– Почему ты не сказал ему этого?
– Я сказал, что он умрет, если останется.
– А почему бы не сказать по-другому? Если его смерть будет на твоей совести, это тебя убьет.
Адриан был ошеломлен. Кристина нашла слова, которые могли повлиять на упрямого старика. Для Адриана это было новым и непривычным: сказать человеку, которого любишь, правду о своих чувствах.
Кристина снова завтракала наедине с Филиппом Лафонтеном. Ле Сента отправили с каким-то поручением. Адриан спал. Филипп хотел не только выпить крепкого кофе в обществе Кристины, но и поговорить на интересующую ее тему.
– К тому времени она с отцом переехала ко мне. – Кристина и Филипп сидели друг против друга за столом на кухне. – Их дом пострадал при большом пожаре, и они уже полгода жили у меня, когда прибыл Адриан. Она и Адриан знали друг друга с… я уж теперь и не припомню… словом, с самого раннего детства. – Передернув плечами, дед Адриана обмакнул сухарик в кофе. Это была его привычка, как и пристрастие к очень крепкому сладкому кофе с большим количеством молока. – О-ля-ля, я был такой нерасторопный, – продолжал он. – Мне понадобилось несколько недель, чтобы понять, в чем дело. Они всегда довольно настороженно относились друг к другу, ничто не предвещало любви. Но я не принял в расчет юность, смятение чувств… Я застал их в кладовой на половине слуг. Вы должны понимать, что у него уже была какая-то близость с женщинами. Адриан был очень красив. И настоящий денди. В школе он приобрел привычку хорошо одеваться. Это не совсем по-английски, но в Англии бывает много французов, и многие англичане крутят романы с француженками. Еще он приобрел нечто вроде вежливого упорства. До сих пор помню, как я вглядывался однажды в конец темного коридора и задавался вопросом: кто это? Кто этот мужчина, что любезничает, как мне тогда показалось, с нашей маленькой служанкой и подталкивает к двери кладовой? Потом я, конечно, сообразил… И разогнал их. Что мне было делать? Если Джеффри, ее отец, узнает… Адриан молчал… но кипел. В нем проснулся мужчина. Полуребенок с пылом мужчины, стремящегося к женщине.
Мое нормандское происхождение бунтовало. У нас в Нормандии это считается делом мужа и жены, а не детской игрой.
Я взорвался. И обрушился главным образом на Адриана. Он старше. Он ее родственник, кузен. Он должен защищать ее. Я читал им нотацию в холле, держа за руки, как нашкодивших детей. Но я все видел. Маделин реагировала как ребенок. Адриан же – нет. Его молчание меня пугало. Он был слишком независим и не отступал от своих намерений. Я переселил Маделин к друзьям. Объяснил, что она должна жить там: «Девочке нужна женская компания». Я рассказал ее отцу, хотя он и сам начал догадываться. Невозможно было не сообразить.
Для Маделин и Адриана это был ужасный год. Они встречались только в больших компаниях, но когда они смотрели друг на друга, никого вокруг не видели.
В день пятнадцатилетия дочери Джеффри устроил большой праздник, настоящий бал, в надежде привлечь конкурентов надоедливого кузена. Но с таким же успехом он мог никого не приглашать, поскольку она танцевала только с Адрианом. И потом они исчезли, словно мы сами спровоцировали это своими страхами, опекой и беспокойством.
Когда они вернулись… Боже мой, что тут началось! Джеффри возмущался. Адриан дерзил и перечил ему. Джеффри был оскорблен. Сначала он требовал, чтобы Адриан женился на ней. Потом, когда спор разгорелся, кричал, что лучше отдаст дочь в монастырь, чем замуж за такого, как Адриан.
Но увы, оказалось, что Адриан действительно хочет на ней жениться. И причина для женитьбы была самая опасная: юношеская страсть. Но для этого союза были и хорошие причины. Джеффри истратил на бал огромные деньги, он хотел представить дочь всем своим друзьям в надежде, что Маделин получит ответные приглашения. Он мечтал выдать ее за богатого. И неожиданно получил то, что хотел. А именно: английский титул, земли и богатство, которыми, достигнув совершеннолетия, станет распоряжаться Адриан. Свадьбу устроили на следующий год, с грандиозным подарком отцу невесты и без всякого приданого. Адриана до свадьбы отправили подальше от Маделин.
Казалось, это прекрасное решение. Адриан перестал кутить и сосредоточил все интересы на жене. Маделин считала, что она вышла замуж сразу за короля Англии и Франции. У нее были две беременности, как судачили, слишком уж быстрые. Они потеряли близнецов. Потом она снова забеременела двойней, дети родились слабенькие. Но казалось, все у них будет хорошо. Адриан держал себя в узде, дядя в ответ на это был к нему добр. Маделин снова забеременела, но у нее случился выкидыш. После этого ее письма все стали несчастными. Я навестил молодую чету. Мне Маделин показалась немного подавленной. Хотя они не ссорились, чувствовалось напряжение в их отношениях. Но я думал, что они это преодолеют. Потом я получил письмо. Адриан переехал в Лондон. Не было слов, чтобы описать его поведение там. Я не мог этого постичь. Внезапно появилась Маделин, размахивая свидетельством о разводе. Я приехал к ним. В доме все болели, близнецы умерли за три дня. Маделин с бумагами о разводе чувствовала себя триумфатором. Потом ее жизнь превратилась в кошмар.
Отец тоже не мог помочь ей. Английский развод, сказал он, не имеет никакого значения для брака, заключенного перед Богом и Францией.
Кажется, эта мысль застряла в голове Маделин. Не думаю, что она считала Адриана настоящим англичанином. Сама она ездила в Англию развлечься. Но все в доме было французским: еда, мебель, одежда, обои на стенах и, конечно, язык. Маделин не знала никакого языка, кроме французского. Казалось, она боится учить другой.
Английский она выучила после развода, и то довольно скверно. Он не такой элегантный, как мой. – Филипп через стол улыбнулся Кристине. – Я рассказал вам такие подробности, потому что вы этого хотели. И отчасти в отместку. В последние месяцы Адриан превратил мою жизнь в настоящий ад. Я открыл вам карты, которые он захочет оставить при себе, потому что вы, думаю, первая, у кого есть собственные козыри.
Да уж, козыри, подумала Кристина. Адриан наперекор всем женился на кузине, которую знал – и, вероятно, любил – всю жизнь. Как это можно одолеть?
Хорошо, что она скоро расстанется с ним и с этой любовью.
Адриан спал почти весь день. Но перед обедом, когда его уже хотели будить, мирное затишье, установившееся в доме, нарушилось. Адриан первый услышал хруст шагов по снегу.
Он выскочил из комнаты, на ходу надевая сюртук и бормоча проклятия.
– Повозка и всадники. Они брали с собой повозку?
– Нет.
Визитеров, несмотря на повозку, можно было узнать сразу: вернулись товарищи Адриана. Но был среди них кто-то еще.
– Лиллингз! – Адриан вышел на крыльцо. И голос, и поза выдавали его гнев. – Qu'est-ce que tu fous ici?[15]
Кристина смотрела в окно.
Томас не ответил на резкий вопрос. Но радости других не было предела – Адриан появился! Они бы налетели на него, но Томас прикрикнул на них и отправил на конюшню. Напряженная тишина разлилась над снегом.
Томас спрыгнул с лошади, бросил поводья Сэму Ролфману и пошел к дому один.
Кристина видела, как Адриан переговаривался с Томасом. Они говорили, понизив голос, но Кристина чувствовала гнев Адриана. Спор продолжился в доме.
– Потому что меня сюда послали, – ответил, входя, Томас. – Клейборн схватил меня вчера днем. С ним был какой-то двухметровый громила. Честно говоря, я уж думал, что тебе отправят мой труп в качестве подарка.
Увидев Кристину, Томас замолчал и пристально посмотрел на нее.
– Привет, Кристина! – Его глаза задержались на ее лице, потом опустились к животу. – Господи, – пробормотал он и отвел взгляд.
Адриан снимал в коридоре плащ.
– Кристина, займись чем-нибудь. Я хочу поговорить с Томасом наедине.
Она не шелохнулась. Томас сел в дальнее кресло.
– Это ты займись делом, Адриан, – сказал он. – Мы поймали француженку. Таинственную эмигрантку, которая просила твоей помощи прошлым летом. – Он помолчал. – Между прочим, это она выдала тебя два дня назад.
Адриан шел к конюшне, снег скрипел под ногами.
– Мы связали ее. Она хочет говорить только с тобой, – пробормотал Сэм.
Адриан оглянулся на товарищей. Его раздражало, что этот долг выпал ему. Потом иное чувство закружилось в нем, совсем другого оттенка. Пурпурно-красного. Возможно, не так уж плохо, что он идет сюда один. Адриан вспомнил красный шарф, его странную притягательность. Подходя к конюшне, Адриан признался себе, что жаждет узнать (и ему очень не хотелось, чтобы это заметила Кристина), какая реальность кроется за этим красным шарфом. Он посмеялся над собой. Как приятно знать, что твой враг – женщина и что она ждет, связанная, в конюшне.
Адриан вошел, потом потратил несколько секунд на то, чтобы задвинуть засов. Из одного стойла виднелись мятые юбки. Слабые изящные руки молотили по столбику. Женщина не видела вошедшего, но знала, что он здесь. Она окликнула его. По-французски, испуганным голосом:
– Qui est-ce?[16]
Адриан зашел за перегородку, ожидая увидеть кого угодно, но только не ее. На несколько секунд он потерял дар речи. Ему захотелось повернуться и сбежать.
– Маделин? – прошептал он.
Он увидел ее в тот день, когда она родилась. Но впервые по-настоящему заметил около восемнадцати лет назад. Ему тогда было семнадцать, ей четырнадцать.
Дед, дядя и кузина Маделин приехали из Парижа встретить его в порту. Это было холодное воссоединение. Адриана выгнали из третьей школы в Англии, и снова с позором. Английские родственники отказались от него и умоляли помочь, французские согласились.
Схватив за руку, дед втолкнул его в карету. «Один косой взгляд, одно грубое слово, и… – предупредил он. – Ты должен вести себя как следует». И юный Адриан клялся, что так и будет. Всю дорогу до Парижа он смотрел в окно, ни с кем не общаясь. Из этого сделали вывод, что у него трудности с французским. И дядя Джеффри продолжил нотации на языке, который называл английским.
В полумраке кареты Адриан бросил первый мимолетный взгляд на кузину, которую не видел шесть лет.
Маделин сидела в дальнем углу, не спуская с него глаз, словно у него в складках одежды был спрятан топор. Но постепенно она расслабилась. На окраинах города она уже заговорщицки улыбалась кузену, сопровождая наставления и ультиматумы своего отца ироническими взглядами, что Адриан нашел совершенно невероятным. Как ни старался, он не мог игнорировать ее.
Не то чтобы его кузина была красавицей. Даже в четырнадцать лет было понятно, что она раздастся в бедрах. Но в ней была необычайная притягательность. Маделин была скромной и ребячливой, но в ней таилось что-то еще.
В первую неделю Адриан с любопытством присматривался к кузине. У нее были длинные, беспокойные пальчики. Казалось, они все время что-то делают: заплетают косичку, прижимаются ко рту, что-то трогают. А ее глаза, в противоположность подвижным рукам, были серьезны и спокойны. Они смотрели пристально и ничего не пропускали. Особенно когда в комнату входил Адриан.
Потом в девочке произошла новая перемена. При виде кузена она примеряла на себя женственность, как девочки надевают платье матери. Это было видно по выражению ее лица, по походке, по смеху. И как у ребенка во взрослых одеждах, все получалось нескладно.
Маделин никогда не делала попыток завязать близкое знакомство. Адриан тоже не собирался этого делать. Он видел что, несмотря на лукавые взгляды, она совсем не хочет огорчать старших. И помнил, что в детстве Маделин была ужасной болтушкой. Он смутно припоминал, что никогда ее особенно не любил.
Поэтому самое безопасное – избегать ее.
Если в университете не было занятий, Адриана не выпускали из дома. Чтобы чем-нибудь заняться, он начал помогать в саду. Садовник с сыном подвязывали английские розы, и Адриан приобрел некий авторитет только потому, что видел английские сады.
Адриан все больше и больше проводил времени в саду. Это было очень неаристократическое занятие. Но родственники и прислуга, покачивая головой, объясняли эту причуду тем, что он, в конце концов, англичанин.
Именно в саду началась история с французской кузиной.
Адриан сидел на земле, склонившись над плоским камнем, и занимался каким-то цветком.
– А ты не похож на чудовище.
Он резко поднял голову. В трех метрах от него стояла кузина Маделин. Он тут же поискал взглядом своего дядю, деда, кого-нибудь из взрослых. Он пробыл здесь полтора месяца, и они с кузиной ни разу не оставались наедине. Она никогда не говорила с ним.
– Что? – заморгал он.
– Чудовище. Ужас семьи. Мой папа так про тебя говорит. Но ты совсем не такой. Ты выглядишь… – она долго колебалась и нашла подходящее слово, – милым.
– Милым, – повторил Адриан.
– А ты правда такой необузданный, как они говорят?
– О, гораздо хуже. – Он отложил бритву, которой обычно препарировал растения, и переключил все внимание на кузину.
– Насколько? – спросила она и храбро сократила дистанцию между ними. Убийце с бритвой легко было дотянуться до нее. Адриан удивился, что она вообще подошла к нему.
Ее юбки задели его локоть. В воздухе поплыл аромат духов. Он поднял глаза. Юное личико Маделин было неумело напудрено и нарумянено. Но, несмотря на отчаянные попытки казаться взрослой, она выглядела совсем по-детски. Взгляд Адриана скользнул к ее губам неестественного цвета. Ее отец придет в бешенство, подумал он, но накрашенные губы были свидетельством того, что поблизости нет ни ее отца, ни их деда.
– Что ты сделала, Маделин? Отец убьет тебя, если увидит в таком виде.
Она, смутившись, надула от досады губки, но не отступила ни на шаг.
– Папа уехал к своему банкиру. Пепе, – так они звали деда, – поехал с ним. А у мадемуазель Дюран, гувернантки, голова болит, и она прилегла…
– Тебе нельзя быть здесь.
– А меня здесь нет. Я занимаюсь в своей комнате. – Вспыхнула улыбка, потом Маделин отвела глаза.
Адриан встал и отряхнул руки. Снова он заметил, что Маделин пристально смотрит на него.
– Где ты выучил французский? – спросила она.
– Здесь. Потом в школе.
– Папа говорит, что ты никогда не задерживался в школе настолько, чтобы что-нибудь выучить.
Адриан сделал кислую мину. Неужели возможно, что его так привлекает этот… ребенок?
– Думаю, тебе лучше умыться.
Он услышал ее вздох.
– Не очень ты дружелюбный.
Адриан поспешно собирал свои веши.
– Думаю, твой отец хочет, чтобы ты более тщательно выбирала себе друзей.
Маделин наклонилась рядом с ним. Запах духов, окутавший его, на этот раз был полон коварного очарования. Адриан выпрямился. Кузина тоже. Теперь она была совсем рядом.
Их губы неуверенно соприкоснулись. Он чувствовал, что она искренне напугана такой смелостью и готова в любую секунду убежать. Адриан ждал, что перевесит – любопытство или страх?
Но она позволила коснуться ее губ.
– Закрой глаза, Маделин.
– Зачем?
– Так полагается. Я собираюсь снова поцеловать тебя. Если уж ты грешишь, то надо делать это правильно.
– Это грех?
– Грех.
Маделин отступила, но не высвободила рук.
– Я закричу, если ты сделаешь что-нибудь другое, – с внезапной уверенностью сказала она. – Но поцелуй – это не грех. Ты можешь поцеловать меня еще раз.
Разрешение было получено. Адриан притянул Маделин к себе и снова припал к ее губам.
Адриан в семнадцать лет имел дело только с двумя женщинами. В обоих случаях быстрые, хорошо продуманные «случайные встречи» были организованы дамами гораздо старше его. Так что со стороны Адриана была определенная неумелость, со стороны Маделин – суета. Крепко обняв кузину, он на несколько секунд просунул язык ей в рот. Это было неземное блаженство. Маделин сдалась, потом, вскрикнув, отпрянула и вытерла рот рукой.
Испугавшись, он немного сердито спросил:
– Тебе это не нравится?
Она нахмурилась. Ее глаза чуть затуманились.
– Не знаю, – воинственно сказала она. – У меня в животе странное ощущение: то ли мне это нравится, то ли меня тошнит, не могу сказать…
– Черт побери!
После короткой борьбы Маделин позволила его языку проникнуть в ее рот. У Адриана кружилась голова. По его «взрослым» меркам он целовал Маделин довольно долго. Потом с внезапным потрясением он отчетливо осознал, что они лежат среди растений и статуй, что их совсем не видно.
Маделин освоилась, через несколько минут Адриан был на ней. Парадоксальность ситуации тисками сжимала его, тянула назад, толкала вперед. Голова пошла кругом. Адриан вдруг сообразил, что не собирается лишать кузину девственности, а искренне намерен вовремя остановиться. Но когда?
Чем больше Адриан целовал Маделин, тем хуже оборачивалось дело, увлекая действовать дальше. Ему вдруг пришло в голову, что Маделин ему сестра, ее нельзя трогать. Это само собой разумелось.
– Маделин, я… – Адриан проглотил ком в горле, стараясь успокоить дыхание.
Она попыталась прижать его голову к себе. Он сопротивлялся.
– Поцелуй меня, пожалуйста, – прошептала она. – Это… это так хорошо…
– Да. Это выход чувств. Я бы тебе показал, только, боюсь, мне не следует этого делать.
Адриан не собирался обижать ее, но Маделин отпрянула, потом вскочила и бросилась бежать.
Он чувствовал себя совершенным глупцом. И почему-то обманутым. Ему нужно было отвести ее подальше в сад, меньше говорить, больше целовать, позволить себе некоторые вольности, потом овладеть ею. Это вполне можно было сделать.
Всю неделю Адриан боролся с этими мыслями. Потом ему в голову пришла блестящая идея. Он может жениться на Маделин. И тогда все будет в порядке.
Через несколько дней Адриан укрылся с Маделин в кладовой, но тут вмешалась судьба в лице деда.
Дед вытащил Адриана за шиворот и долго стращал в библиотеке, напоминая о долге по отношению к женщинам вообще и к кузине в частности. Маделин отослали из дома, подальше от него.
Адриан довольно часто видел ее, но с ней было минимум полдюжины компаньонок. Это обернулось настоящей болезнью, с реальной физической болью, которой, как он ни старался, не находилось облегчения:
Адриан завел дружбу с гувернанткой Маделин в надежде окольными путями обойти препятствия, выросшие между ним и кузиной. Но гувернантка оказалась романтичной одинокой молодой женщиной. Возникли еще большие проблемы: гувернантка забеременела.
Адриан покорно каялся. Да, он знает, что от этого бывают дети. Только раньше этого никогда не было. Нет, спасибо, он не хочет жениться на гувернантке. Джон, его английский дядюшка, присмотрел для него дочь герцога. Этот факт Адриан скрывал, пока не пришлось выложить его деду.
Это был год досады и глупых ошибок, год юности в худшем ее проявлении. Адриана мучило чувство вины и собственного бессилия.
Была только одна действительно прекрасная ночь, несколько часов, осветивших его жизнь, прежде чем он еще глубже погрузился в тоску и жалость к себе.
Пятнадцатилетие Маделин. Это был грандиозный бал, ее первый бал. Они танцевали все танцы. Ей больше никто не был нужен. Адриан чувствовал себя королем.
Маделин застенчиво взглянула на него из-под темных ресниц.
– Ты знаешь, что я хочу…
– Но?
– Но папа… Он будет разочарован. Он и так недоволен. Мне полагалось искать мужа, а не флиртовать с кузеном.
– Наверное, это можно совместить.
Взгляд Маделин задержался на его лице, пока она не покраснела, сообразив, что долго на него смотрит. Она опустила глаза.
– Не дразни.
– Мы будем хорошей парой. Мой дядя, наверное, согласится, только поворчит, что придется менять планы.
– Он выбрал кого-то для тебя?
– Я даже не знаю ее имени.
Но Адриан знал: Джорджина Кент, единственная дочь герцога Уилзбери. Девушка была неприлично богата, хороша собой, но совершенно не вдохновляла Адриана. Он пару раз встречался с ней.
– Ты наперекор дяде женишься на мне?
– Ты ради меня пойдешь против отца?
Ее глаза снова скользнули по нему.
– Да. Я хочу этого. Я так часто об этом думала, ты представить себе не можешь.
– Могу. Воображение жгло меня так, будто я в аду.
– Там тебе и место. Мне сказали, что у Селесты родилась девочка.
Адриан молчал, не зная, как справиться с этой темой. Месяц назад он стал отцом и еще не мог определить свои ощущения. Он держал на руках ребенка, испытывая при этом странное чувство. Было так неожиданно навещать крошечного младенца. И это было очень личное, по крайней мере, до сих пор.
– Что я могу сказать в свое оправдание?
– Да что угодно. Слепое увлечение. Проклятая любовь. – Попытки Маделин казаться непринужденной оказались безуспешными. Она снова посмотрела на Адриана со всей серьезностью. Потом неразумно сказала то, что весь следующий год влекло его к алтарю. – Это не имеет значения, – произнесла она. – Ничто не имеет значения. Я люблю тебя, Адриан. Я готова погибнуть за мгновения твоей любви.
Они по одному ускользнули в каретный сарай. И здесь между горячими клятвами в любви и браке подвели итог роману, длившемуся полтора года.
Все произошло довольно невнятно, Удовольствие, которое она могла получить, заслонил страх. А его наслаждение было омрачено горячностью, которую он не мог сдержать.
Над их сладким грехом быстро сгустились тучи. Маделин снова удалили от Адриана. Его отправили на другой конец света, как провинившегося ребенка отправляют в детскую.
Образ его кузины, ее чувства, испытанные на сене в каретном сарае, преследовали его на двух континентах. Когда Адриан вернулся домой за месяц до свадьбы, он страстно желал положить конец своим мукам и тайно бежать с Маделин.
Но его решительно поставили на место. Маделин стерегли как реликвию. Повсюду строгие лица, ему не позволяли даже слова сказать наедине с невестой. Он чувствовал себя не женихом, а гостем невесты. Ее преступным кузеном.
Адриан снова увидел свою дочь и был очарован ею. Она уже ходила. Селеста застенчиво подбадривала ее произнести одно из нескольких слов, что знала малышка: «папа». Адриан корил себя за то, что так очарован этими бессмысленными звуками, так рад незаконнорожденной дочери.
Оглядываясь назад, Адриан вспоминал, что во многих отношениях он ни в чем себе не отказывал. Он отказал себе в одном – в прощении. Он никогда не прощал себе даже малейшей ошибки. Ошибка есть ошибка.
И теперь он смотрел на одну из них. Боже, Маделин ничуть не изменилась. И снова он почувствовал, как ужасно неправильно быть здесь, наедине с Маделин, когда в доме Кристина.
Маделин счастливо лепетала по-английски с сильным акцентом:
– Адриан, я так боялась, что тебя здесь не окажется! Или ты не согласишься встретиться со мной. Томас был такой противный и таинственный…
Слова прорвались паводком. Английская речь казалась вдвойне странной. Адриан никогда не слышал, как Маделин говорит на английском, и то, что услышал сейчас, было ужасно. Она словно использовала акцент для соблазна.
– Адриан? – Ее голос задрожал. – Tu vas m'aider, n'est-ce pas? – Когда он не ответил, она повторила вопрос по-английски: – Ты поможешь мне?
Нет, думал Адриан, надо повернуться к ней спиной и уйти. Но он не мог этого сделать. Он подошел ближе и начал освобождать ее.
От нее пахло тяжелыми духами и холодным потом страха. Как он раньше не сообразил? Красный шарф. Духи незнакомые, но смешавшийся с ними запах женщины был ему хорошо известен. Следовало бы догадаться…
Когда Адриан потянулся отвязать Маделин, ее лицо оказалось в дюйме от его груди. Было приятно чувствовать ее дыхание. Оно, как всегда, было странно-сладким, как у юной девочки. Несмотря ни на что, Адриан понял, что Маделин ему не противна. И поймал себя на том, что поглядывает на дверь. Словно провинившийся.
Чистая случайность, сказал он себе и перевел взгляд на узел, который оказался слишком сложным. Даже если Кристина придет – для чего у нее совершенно нет причин, – какое это имеет значение? Находиться в одном помещении с Маделин не преступление.
Закрыв глаза, Адриан дернул неподдающуюся веревку. Нет, все равно ощущение греха не отпускает, так всегда было, и отчасти в этом заключалось очарование.
Он услышал чуть порочный смех Маделин.
– Нервничаешь, cheri?[17] Обычно ты справлялся гораздо быстрее.
– Что ты здесь делаешь? – угрюмо спросил Адриан.
Она замурлыкала от смеха. Последняя веревка поддалась.
И Маделин набросилась на него. Руки и губы атаковали его, Адриан не хотел этой атаки, хотя и не оборонялся. Память, сыграв злую шутку, опустошила его. Ее прикосновение, запах, вкус, движения тела – все было так знакомо, хотя ощущение оставалось странным.
Через плечо Маделин он снова посмотрел на дверь. Чувство вины. Господи, он, должно быть, погряз в нем. Неужели он действительно думает, что беременная Кристина потащится сюда по холоду и снегу?..
Адриан попытался отстранить Маделин, но она прижала его руку к своей груди. Слабый разряд пронзил Адриана. Он помнил, как выглядит эта грудь, маленькая, высокая, совершенная, с густо-розовыми сосками, похожими на темные глаза.
– Маделин, ты не находишь, что это несколько… поспешно?
– Но ты в последние дни действовал очень быстро.
Адриан непонимающе моргнул.
– Я за тобой следила, – объяснила она. – И хотя с твоей хитростью и изворотливостью тебя трудно было обнаружить во Франции, в Англии в прошлом году ты был на виду. – Замолчав, Маделин с улыбкой смотрела на него. – И так спешил… Никогда не видела такой быстрой смены многочисленных партнерш, cheri. В чем дело? Ты не можешь привлечь женщину дольше, чем на несколько месяцев? – Снова мурлыкающий смех. Такой призывный, дразнящий, нервирующий.
Прежде чем Адриан высвободился, Маделин снова поцеловала его. И снова он позволил это. Только на мгновение. Но она ощутила победу, прежде чем он совершенно высвободился из ее рук.
Совершенно выбитый из колеи, он отступил. Какая-то порочная часть его души хотела этого поцелуя. Сверхъестественная притягательность Маделин была еще очень действенной.
Адриан тяжело вздохнул:
– Томас сказал, что я найду здесь женщину, которая причинила мне массу неприятностей.
Склонив голову набок, Маделин лукаво улыбнулась:
– Боюсь, ты нашел эту женщину. Словно я без того не наделала тебе хлопот. – В ее голубых глазах блеснул вызов. – Ты уже способен посмеяться над этим?
– Нет.
Посерьезнев, Маделин опустила глаза.
– И я не могу. Но могу сделать из этого хороший спектакль. – Ее глаза снова сверкнули. – Меня поощряют создавать тебе новые неприятности. – Ее лицо осветилось очаровательной улыбкой. – Я проделала отличную работу. Ты, как они выражаются, попал в переплет, дорогой. И главным образом благодаря мне.
– Ты была в Англии в прошлом мае?
– В марте, апреле и мае. Я взялась за глупую задачу попытаться выследить одного англичанина. – Ее глаза дразнили, губы изогнулись в улыбке, словно речь шла о какой-то увлекательной игре. – Понимаешь, мне было легче шпионить за мужем. Ты должен его знать. Высокий. Потрясающе красивый. Волосы вот такой длины. – Маделин мягко потянула завитки на шее Адриана. – Приблизительно такие же черные. – Ее пальцы гребнем прошлись по его волосам. – Прямой нос. – Пальцы скользнули по его носу ко рту. – Губы горячие, мягкие, – прошептала она, – красивый рот, дарящий поцелуи… – Она снова подвинулась к нему.
Адриан стоял неподвижно.
– Я не твой муж, – возразил он.
Маделин надула губки.
– Я забыла. – Она улыбнулась и подняла на него глаза. – О чем это я? Ах да, я патриотично вела поиски на благо родины. У меня есть друг, который имеет здесь определенное влияние; ему очень помогло, что я тайком следила за неким графом Кьюичестером. Части сошлись и сложились в узор. Ты должен знать остальное. Ты знал, что кто-то вмешался в твою игру. Я сообразила, кого обнаружила, и закрыла рот. Я сказала своему другу, что это бесполезное занятие. Правда, дорогой, я так волновалась эти три месяца. Оказалось, что ты за десять лет так и не сумел завести постоянную связь с женщиной, а потом занялся спасением аристократов, моих родственников. Это трогательная награда.
– Они в равной мере и мои родственники. – Адриан нахмурился, снова смутившись. Маделин вложила в свой ответ неприкрытый намек на кровосмешение.
– Мм. – Она сжала его руку. – В тридцать четыре ты гораздо мускулистее, чем в двадцать четыре. Нет, в тридцать пять, у тебя день рождения в декабре. – Маделин расстегнула пуговицы его сюртука и вытащила рубашку из брюк.
Ее руки двигались легко и проворно. Маделин пробиралась под его одежды. Он хотел остановить ее, но она поймала его руки и положила себе на талию. Проглотив ком в горле, Адриан снова посмотрел на дверь.
– Если ты еще раз посмотришь на дверь, я влеплю тебе пощечину. Дверь интересует тебя гораздо больше, чем я. Не волнуйся, дорогой. Томас обещал мне…
Адриан замер на этой фразе. Вот почему перед его внутренним взором постоянно стоял образ Кристины, входящей в конюшню. И дело тут не в чувстве вины. У Томаса есть веские причины добиться, чтобы Кристина отправилась сюда по снегу. И если она вскоре не появится здесь, он съест свою…
– Адриан! – В чуть запыхавшемся голосе Маделин слышалось раздражение. – Я прошу тебя. – Пауза. – Не притворяйся, что ты этого не хочешь. Давай похороним прошлое. – Она чуть повысила голос, раздражение стало заметнее. – Ну? Ты согласен?
Адриан ослепительно улыбнулся ей, почувствовав, что она расслабилась.
– Нет, не сейчас. Нам прежде надо кое-что уладить. Томас, кажется, считает, что я должен благодарить тебя за мои нынешние неприятности.
– Я чувствую, какой эффект на тебя произвела. – Лукавый взгляд скользнул по нему. – Скажи, что не хочешь меня прямо сейчас? Как всегда?
– Я едва могу думать о чем-то еще. – Это была не вся правда, но и не ложь.
– И что не любишь меня, – поддразнив, тихо хихикнула Маделин.
Это Адриан мог бы подтвердить с удивительной легкостью. Сознание этого наполняло его радостью жизни: Но он молчал, состроив угрюмую гримасу. В нем нет ненависти к Маделин, понял он. Потому что он ее не знает. Стоявшая перед ним женщина была странным смешением хорошо известного и совершенно незнакомого. Все в ней – движения, поза, голос, выражение лица – казалось знакомым. Но она производила впечатление незнакомки.
Маделин снова доверчиво засмеялась, ласково коснувшись его лица. Надувши губки, она заговорила тоном избалованного ребенка. Эту манеру Адриан ужасно не любил.
– Я слишком сильно тебя дразню? И какое наказание было мне уготовано, пока все не выяснилось?
Адриан проглотил непристойный ответ.
– Всего лишь рассказать мне, что произошло, – сказал он. – Что они знают? И, уже просто из любопытства, почему?
– Хорошо. Только не сердись. Пообещай. Я замолчу, как только увижу, что ты сердишься.
– Я не буду сердиться.
– Ладно, сегодня утром, нет, это было вчера, я пошла со своим… мм… другом по его обычным рутинным делам. Время от времени он расспрашивает одного из твоих людей. Некоего месье Кабреля. Я занималась этой глупостью уже добрую дюжину раз. Выслушивала монотонную историю. Но вчера утром Кабрель добавил еще одну фразу: когда он снова описывал каждого человека, которого помнил, то закончил перечень черноволосым мужчиной с прилепившейся к нему женой. Подумать только! С женой! Я задала несколько уточняющих вопросов и поняла, что он говорит о тебе. Кабрель твердил, что ты привез с собой молодую потаскушку. И очень нежно о ней заботишься, поселил ее у себя, воркуешь с ней. Какая низость! Час спустя я догадалась – хотя никогда не хотела проявить мстительности, несмотря на ужасный развод и все прочее, – что мой бывший муж и есть Безумец, которого все ищут. Во мне заговорила отвергнутая женщина. Я больше не могла молчать. Моему другу не понадобилось много времени, чтобы все это вычислить, и вот он, сладкий реванш. Ах ты, бедняжка, надо было мне тщательнее все продумать. Знаешь, они нашли шарф.
– Что?
– Мой красный шарф. Он был в твоей квартире в Париже. Ты хранил его, дорогой. Как он к тебе попал? Это создало мне огромные сложности. Мой друг убежден, что я с тобой вижусь.
– Ты теперь больше не работаешь на комитет?
– Решительно нет, – рассмеялась Маделин. – Они мне готовы шею свернуть. – Пауза. – Они знают, что я защищаю тебя, Адриан. И я рада, что это делаю. – И уже тише добавила: – Ведь другой женщины нет, правда?
– Нет. – Адриан поймал себя на том, что широко улыбается, глядя ей в глаза. – Только одна.
Маделин улыбнулась в ответ. Ее рот был создан для улыбки. Пухлый, женственный, влекущий. С этой улыбкой она в свои тридцать два была на пике привлекательности. С такой улыбкой Маделин и в сорок будет неотразима. И выживет. Они оба выживут, думал Адриан. Он поможет Маделин убраться отсюда, и с прошлым будет покончено. Навсегда. Адриан вздохнул от этого замечательного решения.
Краем глаза он заметил сзади какое-то движение. Дверь конюшни открылась. Кристина с округлившимися глазами застыла и, похоже, собралась заговорить. Через плечо Маделин Адриан посмотрел прямо на Кристину, показав глазами, чтобы она уходила. У Кристины хватило благоразумия промолчать, но она не двигалась, пристально глядя на Адриана.
– И это все? – спросил он, отвлекая Маделин, чтобы она не увидела Кристину.
– Почти. Месье Кабрель дал хорошее описание твоей… компаньонки. Я дала твой блестящий портрет, вплоть до этого… – Она коснулась тонкого шрама на его губе. – Это я тебя укусила. Помнишь?
– Да.
– Мы привыкли бороться на очень близком расстоянии, – прошептала Маделин. Ее голос разносился в морозном воздухе. – Это опасно, – добавила она.
– Да. – Адриан вздохнул.
– Где она?
– Кто?
– Твоя женщина. Ходят слухи, что этот Ла Шассе держит где-то женщину…
– А-а, она ушла. – Адриан многозначительно посмотрен на Кристину, сделав жест рукой, означающий, чтобы она поступила согласно его словам.
Кристина с широко раскрытыми глазами стояла как вкопанная.
– Адриан? Что-то…
Маделин встревожилась. Она вот-вот повернется. Адриан не мог придумать другого выхода. Схватив, он поцеловал Маделин. Она застонала, отдаваясь ему.
Целуя Маделин, Адриан все время смотрел на Кристину. Потом медленно, но решительно указал пальцем на дверь. «Уходи, ради Бога, уходи, Кристина, – хотелось крикнуть ему. – Никто тебя не знает, есть только твой словесный портрет, который полгода назад дал Бертран Кабрель, когда ты всего лишь страдала от морской болезни. Они думают, что ты бледная, болезненная и… тоненькая!»
Через конюшню Адриан видел, что глаза Кристины затуманились. Нижняя губа задрожала. Повернувшись, Кристина быстро и бесшумно выскользнула наружу. Проход, где она стояла, был пуст, лишь чернота ночи заполняла его. Порыв ветра швырнул внутрь хлопья снега. Снова начался снегопад.
Когда Адриан вошел в гостиную, там был только Томас.
– Тобой я займусь позже, – сказал Адриан. – Где Кристина?
– Она пошла прогуляться. Через тот выход. – Он указал в глубину дома. – Не думаю, что она хочет тебя видеть.
Адриан оставил Томаса торжествовать и прошел через кухню. Кристины тут не было. Но когда он вышел через заднюю дверь, то чуть не налетел на нее. Она сидела на крыльце, закутавшись в тот же плащ, в котором приходила в конюшню. Это плащ Томаса, сообразил Адриан.
Он присел на корточки рядом с ней, она резко обернулась и пристально посмотрела на него.
– Как ты быстро, – сказала она.
– Кристина. – Адриан заставил ее посмотреть в глаза. На ее щеках блестели дорожки слез, но глаза были сухими. – Тут холодно. Пойдем в дом.
– Несколько минут назад в конюшне было достаточно тепло. Почему бы тебе не вернуться туда? Или она уже в твоей спальне?
– Она уехала. Вернее, собирается. Сэм отвезет ее к бельгийской границе.
Кристина с сомнением посмотрела на Адриана.
– Я не хотел, чтобы она видела тебя, – объяснил он. – Она точно не знает, как ты выглядишь, и не догадывается об этом. – Ему было позволено легко коснуться тугого живота. Адриан умело использовал это движение, чтобы обнять Кристину. – Она снова будет меня защищать. Она не посмеет действовать по-другому. У нас состоялось сладостно-горькое прощание с уверениями, что она ничего не скажет.
Кристина, казалось, была не в состоянии в это поверить.
– Ты позволишь ей уехать? Но Томас сказал, что она выдала тебя.
– Что еще она мне может сделать?
– Того, что она натворила, уже достаточно. – Кристина оценивающе смотрела на Адриана. – Не важно, насколько я зла на Ричарда, но я бы не пыталась его убить.
– Она не продумала свою затею до конца. Чтобы понять это, нужно знать Маделин. По ее разумению, она всего лишь доставила мне неприятности, как болтливый ребенок. Она не думает о последствиях.
– Может быть, ей нужно их почувствовать?
– Я не хочу реванша, если ты об этом. – Адриан сухо рассмеялся. – Если бы ты знала, что мы с Маделин творили друг с другом больше десяти лет назад… если бы знала, каким горьким оказывается реванш, когда им насытишься… Нет, я не хочу причинять ей вреда. Я всего лишь хочу избавиться от нее. Маделин – законченное дело. Выдать меня французам – это последняя боль, которую она могла мне причинить. – Адриан счастливо вздохнул. – Дорогая моя, – продолжил он, – я не держу на нее зла. Во мне нет ненависти к ней. И нет любви. Мне вдруг пришло в голову, что я едва знаю ее. Я не хотел оставлять ее здесь из-за явного напряжения, которое вызвало бы ее присутствие. Поэтому я предпринял предосторожности, чтобы заручиться ее содействием. Это все. Она уезжает. Моя честь не задета. Помоги мне Господь. – Адриан поднял руку как для клятвы, потом быстро перекрестился.
– Ты католик? – спросила Кристина.
– Протестант. – Адриан снова поднял руку.
Ему показалось, что он заметил на лице Кристины слабую улыбку, и так широко улыбнулся, что заболели мышцы…
– Извините, – прервал их раздавшийся сзади голос. – Ты еще больше разозлишься на меня, если не увидишь это сразу.
В дверях, загораживая свет из кухни, стоял Томас. Он ступил на крыльцо и протянул что-то, похожее на письмо.
Когда Адриан с Кристиной поднялись по ступенькам, Томас отступил, и на его лицо упал свет. Он смотрел на Кристину. Печаль его была так велика, что ее невозможно было скрыть. Кристина отвернулась.
– Старику известно, что я могу найти тебя. Он послал тебе это. – Томас подал письмо.
Адриан взял его и сломал печать, не спуская глаз с Томаса, словно это мог быть очередной обман. Потом взглянул на бумагу. Читая, Адриан шагнул к открытой кухонной двери. В льющемся оттуда желтоватом свете его лицо было четко видно. Кристина заметила, как точеные черты исказила горечь.
– Чудесно, – сказал он, передавая письмо Кристине. – Просто чудесно. Разве это не произведение искусства?
Когда она начала читать, Адриан прошел в дом.
«Мой дорогой Безумный Друг!
Поздравляю. Ты превзошел своего учителя. Но, увы, твоя замечательная шутка подошла к концу. И я не могу удержаться от смеха.
Из чувства любви и восхищения, которые я к тебе испытываю – подумать только, две мои самые интригующие тайны слились в одной персоне! – мне бы хотелось предупредить тебя. И конечно, в определенной мере огорчить. Вот как обстоят дела.
Как друг и наставник, я советую тебе не возвращаться домой.
Я потратил весь вечер, составляя бумаги на арест графа Кьюичестера. Я сумел возвести дело о вмешательстве в англо-французские отношения в ранг государственной измены. Мое положение висит на нити, переплетающейся с неминуемой угрозой войны. Но дело сделано. И я уверен, читая это, ты понимаешь, что понесешь большие потери. Отсутствие законных наследников делает конфискацию твоей собственности относительно простой – предателей не слишком защищают. Но я понятия не имел о размахе твоей деятельности! На следующей неделе мы откроем бухгалтерские книги в Кьюичестере. Надеюсь, к середине марта ты станешь изгоем и преступником без гроша в кармане. Сейчас ты уверенно двигаешься к этой цели.
Разумеется, если ты вернешься, чтобы воспрепятствовать этому (мне очень нравится этот побудительный мотив), тебя повесят. Быстро и тихо. Ты слишком изворотлив и изобретателен, чтобы давать тебе хоть малейший шанс.
Что касается твоих людей, я не считаю их преступниками. Они до отвращения хорошо действовали в этой игре, но я попросту не могу на это отвлекаться. Меня очень беспокоит война с Францией. Никаких арестов, кроме твоего, конечно, не будет. Должен сказать, это дает мне злорадное удовлетворение. Твои друзья вернутся к приятной, привычной жизни, а ты тем временем очертя голову помчишься в неизвестность.
Скитание. Да, мне это нравится почти так же, как возможность погубить твой род. Я не позволю тебе вернуться сюда, и нигде тебе не будет покоя. Как тебе хорошо известно, у меня есть международные контакты. Все предупреждены относительно тебя. У тебя, без сомнения, будут мгновения, когда тебе удастся перевести дух, но ты станешь вечным скитальцем.
Пока я наконец не схвачу тебя.
Я испытываю к тебе такие смешанные чувства, что едва могу это описать. Могу только сказать, что страстно желаю увидеть тебя совершенно сломленным человеком, павшим ниц передо мной. Мечтаю лишить тебя привычной жизни и близок к этому.
С наилучшими чувствами, Э. Клейборн, министр иностранных дел».
Кристина вошла в гостиную, ожидая увидеть Адриана в смятении от обрушившегося на него удара. Но ничего подобного.
– …завтра утром вы все уедете. Месье Лафонтену маскарад не понравится, да, дед? – пошутил Адриан. Он действительно шутил. И строил планы возвращения в Англию! – Но лучше в дорогу отправится милая старушка с сыновьями, чем мертвый старик, убитый за прегрешения внука. Кристина одолжит тебе одежду. Ты не возражаешь, дорогая? – окликнул он через комнату и, не дожидаясь ответа, продолжил разговаривать с Филиппом де Лафонтеном. – Надеюсь, ты будешь в состоянии через пять дней встретить в порту меня и Кристину. И тогда мы устроим грандиозное воссоединение. А пока тебе безопаснее отделиться от меня.
Адриан неторопливо встал за Кристиной, за креслом, в которое она почти рухнула. Машинально он начал растирать ей шею и плечи.
– Я со своей дорогой женой не расстанусь, пока сам дьявол не приставит мне к виску пистолет. – Он поцеловал ее в макушку.
Филипп пристально посмотрел на нее. С женой? Адриан сказал «с женой»?
– Теперь Ле Сент. Отправляйся в Гавр и найди английского капитана, чтобы перебраться через пролив. Я хочу, чтобы брак имел официальную юридическую силу, поэтому французский магистрат не подходит. Найди Френтона с «Серебряного Джека». Он знает, как выправить бумаги, и умеет держать рот на замке. Я хочу, чтобы сделали несколько дубликатов. Один комплект для меня. Другой вы отвезете в канцелярию, чтобы его внесли в реестр. Ах да, давайте пошлем Клейборну личный экземпляр, чтобы бумаги прибыли к нему в один день с нами. Добавь записку. Напиши, чтобы он засунул их себе в задницу с моими наилучшими пожеланиями.
Остальные заберите с собой. У вас есть пять дней, чтобы рассказать обо всем во всех тавернах, клубах, общественных местах. Просто факты. Все, что мы сделали. В Англии найдутся люди, достаточно благодарные, чтобы подтвердить это. Но нам всем пойдет на пользу сочувственный настрой светского общества. Политическое мнение после всех ужасов, а особенно после казни Людовика, нужно повернуть в мою пользу. Безумец должен вызывать в обществе такой благоговейный трепет, что Старик не посмеет ничего сделать, и ему останется только аплодировать при моем появлении. Он, без сомнения, создаст определенные трудности. Но когда война на пороге, самое время стать героем.
Подумайте, сможете ли собрать в четверг в порту небольшую толпу. Клейборн может встретить меня там лично и придумать какой-нибудь подвох. Я хочу, чтобы на случай моего ареста там были газетчики. Пусть «Таймс» – найди там мистера Таллинга – побольше расскажет о тайных делах графа Кьюичестера. Дайте Таллингу любую информацию, которую он захочет. Он проникнется сочувствием. Только проследите, чтобы все произошло вовремя. Деликатность задачи состоит в том, что надо устроить все это так, чтобы Клейборн не догадался о моем скором возвращении. Чем меньше он будет думать о контрмерах, тем лучше, иначе он обязательно что-нибудь придумает.
Ах да, мои адвокаты. Они должны быть готовы. Я хочу провести в тюрьме как можно меньше времени, если Клейборн решится на это…
Адриан был в прекрасной форме. Строил планы. Допускал возникновение непредвиденных обстоятельств.
Вывернувшись из-под его руки, Кристина поднялась и пошла в кухню. Ей бы радоваться, думала она. Адриан собирается жениться на ней. Правда, он не сделал формального предложения, но ему этого и не надо.
Она бесцельно бродила вокруг стола, пока мужчины разговаривали, потом приготовила чай и села.
Радости и счастья она не ощущала.
Ей нужно поговорить с ним.
Придерживая чашку, Кристина остановилась в дверях и посмотрела на Адриана. Его глаза не отрывались от стоявшего перед ним человека, потом на секунду скользнули поверх головы собеседника. Он дарил ей мгновения одобрения и удивительной близости. Его взгляд, как маленькая стрела, брошенная в ее направлении, легко достиг цели. Кристина стояла, загипнотизированная синевой его глаз.
Ребенок, до сих пор тихий, начал двигаться, вызывая у нее икоту. Погладив живот, Кристина отвернулась.
Да. Она выйдет замуж за Адриана. Она знала это. Ради ребенка. Ради самого Адриана, он сейчас отчаянно в ней нуждается. Она не оставит его в беде. Кристина рассмеялась. Она выйдет за него даже немного ради отца, не важно какую суматоху это вызовет. Он будет доволен.
Но не ради себя самой. Ей нужно поговорить с ним.
Было чуть больше трех утра, когда Кристина наконец привлекла внимание Адриана. Ле Сент собирался отправиться в Гавр.
Было решено, что Кристина и Адриан поедут к побережью Нормандии в дневное время. Там они встретят Ле Сента и, надо надеяться, сговорчивого капитана, умеющего держать язык за зубами. Они поженятся на борту английского судна. Потом останется ждать, пока остальные вернутся в Англию и попытаются связать имя Адриана с нарастающим возмущением английского общества «царством террора» во Франции.
– Мне нужно поговорить с тобой, Адриан, прежде чем он уедет. – Кристина стояла в дверях кухни.
Адриан, вопросительно выгнув бровь, взглянул на Кристину, вдруг осознав ее присутствие. Но когда он подошел к ней, вопросительное выражение на его лице сменилось раздраженной надменностью. По его улыбке было понятно, что он знает ответ на вопрос еще до того, как его задали.
– Надеешься на официальное предложение? – Кристина ретировалась в кухню. Адриан последовал за ней и прислонился к дверному косяку. – Ты выйдешь за меня замуж, Кристина? Я собирался сделать это по-другому, но обстоятельства таковы, каковы есть…
Она сердито посмотрела на него, потом поставила чайник и достала еще одну чашку с блюдцем.
– Я думал, ты будешь довольна…
– Хочешь? – Она указала на заварной чайник.
– Нет. Кристина, я сделал что-то не так? – Когда она не ответила, Адриан продолжил: – Скажи мне. Что?
Кристине хотелось рассмеяться.
– Если бы ты слушал меня последние полгода, ты бы знал, – сказала она скорее жалобно, чем осуждающе.
Его улыбка стала неуверенной, полуулыбка человека, который не хочет спровоцировать очередной взрыв.
Кристина налила себе чаю, потом глубоко вздохнула и повернулась к Адриану:
– Я не хочу до конца жизни быть твоей пленницей.
– Ох, Кристина, в самом деле…
Она села за стол. Адриан подошел и встал позади нее. Наливая воду в заварочный чайник, он заговорил:
– Почему ты сопротивляешься? Мне жаль, что у меня не было возможности сделать предложение, преклонив колено. Но нельзя сказать, что мы никогда не обсуждали брак. – Когда он пошел вокруг стола, их взгляды встретились. – Ты ведь выйдешь за меня?
– Да, но…
– Хорошо. – Миг сомнений прошел. Адриан сел, положил в чашку две полные ложки сахара и огляделся в поисках молока.
– Я выйду за тебя замуж, – продолжала Кристина. – Я не откажу тебе в помощи, в которой ты отчаянно нуждаешься. Но я не буду жить с тобой. Я хочу завести собственный дом. На свои деньги. Я могу себе позволить милую провинциальную жизнь. Я хочу узнать, каково быть самой себе хозяйкой, когда никто не станет мне приказывать. Или подминать мою волю своей порой очень влекущей, но очень властной персоной. Я хочу отвязаться от тебя в переносном и буквальном смысле.
Адриан смотрел на нее очень серьезно:
– Кристина, в Англии все будет по-другому. Ситуация была такая необычная.
– Нет. – Она на мгновение подняла на него глаза, потом уставилась в нетронутую чашку с чаем. – Я была с тобой и в Англии…
– И, черт побери, тогда все было по-другому.
– Я помню разговор в гостинице, Адриан.
– Ты помнишь глупости… я говорил глупости. Но теперь я говорю тебе, что хочу жить с тобой. Как твой муж. Я хотел этого…
– Два дня назад ты был вне себя от радости, что я оставила тему брака.
Он взмахнул рукой, как бы опровергая ее слова.
– Да. Но это было до того…
– До того, как тебе понадобился наследник. Адриан, я понимаю твое желание жениться на мне. И не виню тебя. На твоем месте я поступила бы точно так же. Я стисну зубы и выйду за тебя.
– Так вот как ты это понимаешь?! – Оттолкнувшись от стола, Адриан поднялся. – Это неправда. – Его чашка опрокинулась. Стол накренился.
Горячий чай потек со стола на кресло, потом на пол. Несколько секунд в комнате был слышен только жалобный звук капели.
– Адриан, – мягко произнесла Кристина, – в этом нет необходимости. Я же сказала, что выйду за тебя.
– Но мы будем жить вместе. Если я твой муж, тебе придется жить со мной. Таков закон.
– Таково мое условие. Я заведу собственный дом. И ты не будешь беспокоить меня или требовать по праву мужа, чтобы я жила с тобой. Ты должен дать мне торжественную клятву, что никогда не воспользуешься преимуществом, которое я тебе дала, против меня.
– Я не…
– Тогда я не выйду за тебя.
Выражение его лица изменилось. Оно стало недоверчивым и оскорбленным.
– Но почему? – тихо спросил он.
Кристина вздохнула.
– У тебя такая сложная жизнь, Адриан. Твои женщины. Твои дети. Твои заговоры. Я уверена, что не успеет закончиться это дело, как ты задумаешь что-то новое. Ты не можешь жить без интриги…
– Это неправда…
– Правда. А я нахожу, что все это не способствует душевному покою. Во всяком случае, моему душевному покою. За всю жизнь я ни разу не была в таком вихре, как за последние месяцы.
Адриан прошел к буфету и вернулся к столу с бутылкой крепкого сидра. Поставив чашку, он наполнил ее до краев и сделал маленький глоток.
– Итак, дочь юриста получит титул и сбежит. – Он рассмеялся. – И я даже не увижу ребенка?
– Ты сможешь приходить, когда пожелаешь. Но тебе придется заранее предупреждать о визите. Когда ты будешь приходить, меня не будет дома.
– Это отвратительно. Ты это понимаешь?
– Для меня это способ освободиться от тебя.
– А разве так трудно быть свободной под одной крышей со мной? Ты можешь делать что пожелаешь. Мы будем спать вместе, когда оба этого захотим. Ты сможешь иметь… – от досады у него перехватило голос, когда он искал подходящее слово, – развлечения на стороне, если ты этого хочешь.
– Я этого не хочу, и ты это знаешь.
– Я больше ничего не знаю.
Кристина увидела в его глазах гнев и сосредоточенность. Она испугалась, но ее воинственность не улеглась.
– Я думал, что знаю тебя, – продолжил Адриан. – Мягкую молодую женщину, на которой я имел намерение жениться только по одной причине…
Кристина встала, со скрипом отодвинув стул.
– Адриан, если ты еще раз воспользуешься этим бьющим на жалость выпадом, я раз и навсегда откажусь от этого разговора. Ты хочешь использовать меня в этом браке. И если бы я не подходила для этого, то, ни минуты не сомневаюсь, не годилась бы и для брака.
– Ты хочешь сказать, что я лгу?
– То, что ты лжец, ни для кого не секрет. Ты лгал деду, чтобы переправить его через пролив. Ты лгал своей бывшей жене, чтобы быстро убрать ее с дороги. И не первый раз ты пытаешься солгать мне…
Адриан отпрянул. Если бы Кристина залепила ему пощечину, он был бы меньше разъярен.
– Понятно, – наконец сказал он и осушил чашку. Состроив гримасу, он вздрогнул. На глазах выступили слезы. – Ужасная дрянь, – пробормотал он.
Повернувшись, он со стуком поставил чашку. Провел рукой по волосам. От этого знакомого жеста, от небрежной грации, сквозившей в самом простом движении, Кристина почувствовала укол желания. Адриан стоял несколько секунд молча, словно заблудился в непроходимой глуши и искал, как выбраться с вражеской территории.
И явно нашел выход. Он повернулся к Кристине, собранный, спокойный. Лицо холодное, отстраненное. То, с чем не мог справиться изобретательный мужчина, пользующийся успехом у женщин, решил граф.
– Хорошо, Кристина, – сказал он. – Я ведь погубил твою жизнь довольно давно, правда? – На его губах заиграла насмешливая улыбка. – Поэтому ты получишь что просишь, – он решительно выдохнул, – но выполнив два моих условия, которые, возможно, покажутся тебе бесцеремонными и дерзкими. Во-первых, ты должна остаться со мной, пока не родится ребенок. Я хочу, чтобы его принял лондонский врач, а не какая-нибудь деревенская повитуха. – Адриан шагнул прочь, потом снова повернулся к ней. – И второе. Ты получаешь полноценный титул, а я хочу получить полноценного наследника. Когда ребенок родится, он будет жить той жизнью, которую унаследует: он будет жить со мной. Ты можешь навещать его.
– Адриан, я не…
– Если вы собираетесь вырастить графа, мадам, то это невозможно сделать в сельском курятнике. Орел растет в орлином гнезде. И никогда не научится летать и охотиться, копошась с цыплятами.
С этим высокопарным заявлением Адриан вышел через заднюю дверь. Он долго оставался во дворе и вошел в дом, только когда Кристина легла спать.
Церемония состоялась на следующий день в девять часов вечера на борту английского клипера «Серебряный Джек». Понадобилось всего лишь десять минут, чтобы превратить дочь юриста в графиню. Леди Кристина Бауэр Хант.
Бумаги были подписаны. Потом подписали подготовленные дубликаты, и корабль вышел в море, увозя деда Адриана, Томаса и остальных членов отряда. Только Ле Сент остался во Франции. И, конечно, молодожены.
Ле Сент остался в Гавре наблюдать за портом. Именно отсюда Адриан и Кристина надеялись отправиться в Англию. Пока же они укрылись в маленьком домике в городе Онфлер. Они прибыли сюда поздно, зная, что по меньшей мере три дня – и ночи – проведут вдвоем в своем укрытии. Им остается только ждать.
И спорить, тревожилась Кристина.
Но оказалось, что она сильно ошиблась.
Адриан, оставив сумку с провизией в первой комнате, повел Кристину в спальню. Снял сюртук, развязал галстук. Когда он начал вытаскивать из брюк рубашку, Кристина спросила:
– Ты собираешься спать здесь?
– А ты бы предпочла, чтобы я спал в другой комнате? – через плечо глянул на нее Адриан.
Нейтральный тон вопроса, казалось, оставлял Кристине возможность задуматься, но она, вздохнув, честно ответила:
– Нет.
Он продолжил раздеваться.
Кристина отошла к окну, плотнее запахнув накинутую на плечи шаль.
Из окна за склоном холма виднелось море, впадающая в пролив Сена. А за широким устьем реки – Гавр, уходящая в море лодка. Вдали мачты больших судов и снасти доков заслоняли горизонт.
Кристина смотрела поверх крыш на искусственную гавань. Маленькие лодки всех форм и расцветок кренились набок. Через несколько часов прилив поднимет их. Кристина чувствовала себя такой же накренившейся лодкой на привязи, хрупкой и уязвимой. Как ей хотелось, чтобы в ее жизни тоже случился «прилив», который выправит ее.
Адриан подошел и встал позади нее.
– Не дергайся, – сказал он и начал растирать ей спину.
Подавив удивленный смешок, Кристина повернулась в его руках.
– Я и не собиралась.
Его лицо в утреннем свете было спокойным. Она сообразила, что с тех пор, как они покинули Париж, это первая возможность спокойно побыть вдвоем. Кристина поняла, что своим ответом дала Адриану позволение заняться любовью. И, несмотря на все разногласия, он собирался это сделать.
– Адриан, – с отчаянием спросила она, – чего ты ждешь от меня в эти три дня? В следующий месяц?
Кристина решила остаться с Адрианом, пока не родится ребенок. И скрепя сердце согласилась, что ребенок по полгода будет жить у него. Отец имеет права, и будет настаивать на них.
Адриан мягко провел ладонью по ее груди. Именно там задержался его взгляд, когда он заговорил.
– Я жду, что ты позволишь мне показать, как чудесно все может быть, если мы вместе заживем в Лондоне. – Адриан притянул ее к себе и, наклонившись, поцеловал.
– Ты уже начал строить новый заговор, – дрогнувшим голосом укорила его Кристина. – Против меня.
Ветер с пролива нещадно хлестал в лицо. Вырвав из прически Кристины длинную прядь, он бесцеремонно трепал ее. Кристина давно отказалась от попытки убрать лезущие в глаза волосы, потому что двумя руками придерживала мантилью.
Пассажиры в порту, стараясь удержать разлетающиеся полы одежды и уберечься от холода, нервничали, суетились и жались друг к другу в ожидании посадки. Портовые рабочие тем временем неторопливой и бесконечной чередой поднимали грузы.
Больше трех часов загружали груз в чрево корабля. Нагруженный, он низко осел в воде, и Кристина увидела в этом сходство с собой. Прикрыв глаза, она протяжно вздохнула. Ребенок в это утро казался тонной плотницких гвоздей, торчащих остриями вверх. Она устала стоять, устала носить собственный груз. Почему они не на борту? Почему не отправляются?
Кристина знала, что стоявший рядом Адриан не меньше ее стремился уехать, хотя его волнение было другого рода. Кристине наступающий день виделся суровым испытанием, Адриан же с энтузиазмом рвался в новое приключение. Для него было в радость открыто сразиться с Клейборном.
Наконец сходни освободились. Матрос махнул рукой, и Кристина вместе с остальными начала подниматься на маленькое судно. Она почувствовала, как сильная мужская рука легла ей на спину. Адриан. Собственник до мозга костей. Кристина безрассудно перечила ему все утро. Любой жест с целью успокоить и подбодрить ее только сильнее раздражал.
Хорошенькая молодая женщина толкнула их на сходнях и застенчиво извинилась. По ее румянцу и опущенным ресницам Кристина поняла, что Адриан одарил юную особу одной из самых обворожительных улыбок.
Это не улучшило настроения Кристины. Она оглянулась через плечо.
Адриан сделал невинное лицо.
Кристина сердито посмотрела на молодую женщину. Та больше не спешила и шла рядом с ними. И не слишком трудилась спрятать интерес к мужчине, шагающему за Кристиной.
Сообразив, куда она смотрит, Адриан состроил гримасу.
– Я случайно улыбнулся? Прости, это всего лишь вежливость. – Когда они поднялись на палубу, он продолжил: – Честно говоря, Кристина, я не знаю, что мне делать: радоваться или прятаться от стремительной атаки ревности? – Его уже не первый раз за это утро порицали за взгляды на других женщин.
Он нашел себе место у перил и, подняв воротник плаща, смотрел вниз, на бьющиеся у борта волны. Это была попытка игнорировать стоявшую рядом девушку. Но Кристина не удержалась и хмуро посмотрела на нее. Юная дурочка вскользь поглядывала из-под трепещущих ресниц.
Через минуту Адриан рискнул посмотреть на Кристину. Она ответила ему мрачным взглядом.
– Черт побери! Я не виноват, что она на меня так смотрит!
– Ты это поощряешь! – прошипела Кристина, уставившись на воду. – Твоя дьявольская улыбка…
– Это подарок моих родителей! Когда мне что-то доставляет удовольствие, мое лицо всегда так выглядит, честное слово, – Он повернулся к Кристине и оперся локтями о борт.
– Хотела бы я, чтобы его тебе кто-нибудь подправил.
Ее тон утратил раздражение. Кристина почувствовала, что поступает глупо. Это ее вина, а не его, думала она. Все утро она была раздраженной, вспыльчивой, нетерпеливой и, главное, ужасно боялась.
Кристина уже собралась извиниться, когда Адриан вдруг встревожился. Повернувшись, она проследила за его взглядом. Адриан смотрел куда-то на причал. Но Кристина не увидела ничего интересного. Потом с пронзительного крика стоявшей рядом с ними девушки началась цепочка событий, от которых Кристина потеряла дар речи:
Девушка взвизгнула так, будто ее ущипнули. Кристина в замешательстве взглянула на нее и увидела, что Адриан снова улыбается юной особе. Но на этот раз та была встревожена, не зная, улыбаться в ответ или нет.
С причала донесся шум. Он привлек всеобщее внимание. Шесть гвардейцев, вооруженных ружьями с длинными штыками, бегом прокладывали себе дорогу к сходням. Кристина в тревоге повернулась к Адриану, чтобы предупредить его, и разинула рот. Гвардейцам пришлось буквально оттаскивать ее мужа от молодой женщины. Он целовал ее! Адриан прижал ее к борту корабля в неслыханных любовных объятиях.
Сбитая с толку девушка что-то с жаром говорила по-английски. Гвардейцы отдавали приказы на гортанном французском. Адриан пустился в объяснения, перескакивая с одного языка на другой.
Один из гвардейцев направил блестящий штык на бедную девушку.
– Наверное, это она. Забери ее. А ты, – он повернул штык к Адриану, – арестован именем Французской республики.
Девушку схватили за руки. Сопротивляясь, она всем телом подалась назад и возмущенно кричала, что произошла ужасная ошибка. Гвардейцы тянули ее за собой, не понимая английской речи. Началась потасовка.
Адриан присоединился к яростным возражениям девушки, оба не хотели мирно сдаваться гвардейцам. И оба на английском и французском клялись, что не знают друг друга. Раздался хриплый хохот. Один из гвардейцев ткнул кончиком штыка в шерстяной плащ Адриана.
– Несколько минут назад бы были очень хорошо знакомы.
Остальные подхватили это утверждение. Тем временем пассажиры, наслышанные о репутации гвардейцев, медленно пятились назад, подальше от грозной сцены. Кто-то – капитан корабля, сообразила Кристина, – потянул ее за руку вслед за толпой, отделяя от Адриана.
Тем временем безвинная девушка начала безудержно плакать. Чем громче Адриан и девушка протестовали, тем сильнее гвардейцы тянули их за собой и обвиняли во лжи. Дурная шутка продолжалась. Гвардеец тянул вперед, Адриан – назад. Голоса становились все громче. Французский Адриана становился все более грубым. Графа вдруг ударили прикладом ружья в живот.
Адриан согнулся пополам. Все затихли. Потом в жуткой, неестественной тишине он медленно распрямился. Его лицо исказила ярость.
– Я всего лишь пытаюсь объяснить…
С грубым хохотом противник снова ударил его прикладом в живот.
– Сукин сын! – прошипел Адриан и, наклонив голову, бросился на них.
Трое из шести гвардейцев накинулись на него. Бряцало оружие, той дело слышались проклятия и богохульства. Столкнув лбами двоих гвардейцев, Адриан отбросил их, и они свалились за бочонки на палубу. Третий упал довольно близко, и Адриан коленом ударил его в лицо. Из носа гвардейца хлынула кровь. Потом новая, более организованная атака. Три штыка нацелились на Адриана. Поднялся четвертый гвардеец, подоспел пятый. Нацеленные со всех сторон штыки походили на спицы в колесе, центром которого был Адриан.
Снова тишина. Отвратительная. Грозная. Гвардеец с разбитым носом сплюнул кровь, потом без всякого, предупреждения двинул ружьем. Адриан дернулся в сторону, чтобы избежать удара в глаз. Но штык задел щеку, лезвие скользнуло от виска до подбородка.
Схватившись за поручень, Кристина зажала рот рукой. Штык раскроил щеку Адриана до кости. Хлынувшая кровь текла по лицу и шее за воротник. Все казалось нереальным. Топот сапог по дощатой палубе. Гвардейцы. Ошеломленная, онемевшая от ужасной сцены девушка. И спотыкающийся Адриан, которого уводили прочь.
Когда они пошли вниз по сходням, Кристина хотела крикнуть гвардейцам, чтобы Адриана отпустили, что рядом с ним должна быть она. Ей хотелось просто снова и снова повторять его имя. Но когда ребенок резко шевельнулся в ней, разум остановился на другом решении.
Кристина испустила долгий стон и обхватила живот. Все повернулись к ней.
– Ах! Ребенок! – воскликнула она, упав на колени.
Две женщины поспешили к ней. Потом всеобщее внимание привлекло новое событие.
Адриан толкнул идущую впереди девушку на двух гвардейцев и, отпрянув, изо всех сил налетел на идущих сзади. Через мгновение он спрыгнул со сходней в ледяную январскую воду пролива.
Казалось, разверзся ад. Гвардейцы начали стрелять в воду. Один залп. Два. Потом, случайно или умышленно, пуля полетела в толпу. Выстрел был сделан наобум, но пассажиры и команда с криками заметались, обезумев от страха. На причале началась суматоха.
Гвардейцам понадобилось пятнадцать минут, чтобы навести порядок. Один вел по берегу перепуганную девушку. Другие шагали по причалу, карауля, не всплывет ли сбежавший граф. Остальные трое поднялись на корабль, высматривая арестанта с другой стороны.
Но он не всплывал. Адриан исчез с первых секунд своего безумного поступка.
Корабль отчалил. Капитан согласился через полчаса отправить троих гвардейцев на берег в маленькой лодке. Их план состоял в том, чтобы отрезать от корабля пловца, пытающегося догнать судно. А пока гвардейцы обыскивали корабль от носа до кормы, чтобы увидеть, не ухитрился ли беглец как-нибудь подняться на палубу. Если он через полчаса не появится на корабле или на берегу, значит, он мертв. В это время года никто дольше в воде не выживет.
Кристину отвели в каюту капитана. Она лежала на койке, решая, как долго должны длиться притворные схватки. Ей не терпелось подняться. Все были так добры к ней, что она чувствовала себя неловко из-за своей хитрости. И очень хотела покончить с этим.
Но гвардейцы были еще на корабле.
Кристина неловко начала подниматься. В таком узком помещении и с таким огромным животом невозможно быстро встать с постели. В каюту заглянула женщина, которая помогла Кристине добраться сюда.
– Я зашла проведать вас, дорогая. Как вы себя чувствуете?
– Хорошо. Боли прекратились…
– Если вы не отдохнете, они могут снова начаться. На вашем месте я оставалась бы в постели до родов.
Кристина не могла объяснить, что нет причин беспокоиться за ребенка. Облегчение, которое она испытала, увидев бегство Адриана, постепенно сменилось тревогой. Она не желала вызывать подозрения, но хотела выйти на палубу.
– Мне уже гораздо лучше, – заверила она. – Просто мне нужен свежий воздух.
Женщина вошла в каюту.
– Хотите поискать отца ребенка, – мягко укорила она. – Не удивляйтесь. Я видела, что вы поднялись на борт вместе с ним. Это все видели. И ему бы не позволили уйти после того, что он сделал с этой девушкой, если бы вы не были в таком положении. – Женщина помолчала. – Должно быть, он очень вас любит, если пошел на такое. Храни его Господь. Они его на куски изрежут, чтобы добиться правды, если поймают на этом обмане.
– Он любит выигрывать, – чересчур быстро ответила Кристина.
Женщина в ответ рассмеялась теплым, дружеским смехом.
– А кто же этого не любит? Что ж, пойдемте. Поищем папу вашего малыша. Гвардейцы только что сели в лодку. – И уже более серьезно добавила: – Знаете, его так и не видели. Не хочу вас огорчать, но, возможно, вы ищете того, кого уже нет.
Кристина уже в третий раз обходила корабль. Плотнее запахнув накидку, она, возобновила внутренний разговор с самой собой. Адриан самый находчивый человек из всех, кого она знала. Он невредим. С ним все в порядке. Он может появиться на борту в любой момент. Должно быть, она действительно в это верила, если продолжала вглядываться в море.
Лодка с французскими гвардейцами исчезла вдали. Маленькое судно шло под парусами быстрее любого пловца. У Кристины начало жечь щеки, холод выжигал с них влагу. Когда она начала плакать? Она не знала. Но слезы текли по ее застывшему лицу. Адриан поплывет назад, во Францию, тайком твердила она себе.
– Ты ведь не заставишь меня снова обойти палубу? Я так до смерти замерзну.
Кристина обернулась. Перед ней стоял Адриан. Промокший, без плаща и ботинок, но живой. Холодный, мокрый, соленый. Кристина снова и снова обнимала его, чтобы удостовериться, что это он.
– Где ты был? Тебе нужен врач! – Кристина коснулась глубокой раны на его лице. Вероятно, из-за сильного холода она перестала кровоточить. Лицо Адриана было ледяным. – Тебе нужно согреться.
Он улыбнулся, несмотря на холод, рану, отсутствие сухой одежды в зимний день.
– Мне уже гораздо теплее. – Адриан пытался обнять ее, но Кристина тянула его за собой.
– Пойдем со мной.
Она вела его в капитанскую каюту, не зная, что капитан подумает о злоупотреблении его гостеприимством. Но Адриана больше некуда было вести. В каюте была маленькая печь, одеяла. Вероятно, удастся взять что-нибудь из капитанской одежды.
Адриан чихнул. Его сотрясал озноб. Казалось, он сознательно заставлял себя расслабиться. Подняв узелок с ее одеждой, Адриан сел на койку.
– Это ведь капитанские апартаменты? – Дрожь пробирала его с такой силой, что у него стучали зубы.
– Ну же, снимай все это. – Кристина взялась за его рубашку. – Ты все это время был в воде?
– Нет, слава Богу, нет. – Адриан поднял руки. – Я сумел ухватиться за якорный канат. Кто-то бросил его мне. Думаю, на борту у нас есть друг. Я вскарабкался по канату и спрятался в якорном гнезде, пока не пришли гвардейцы, а потом висел на якоре, когда они осматривали клюз.
– Сюда. – Толкнув Адриана на койку, Кристина завалила его одеялами, потом устроилась рядом. – Это капитан, – сказала она.
– Что капитан?
– Друг. Он втащил меня в толпу. Потом проследил, чтобы меня отвели сюда. Похоже, он тебя знает.
– Никогда с ним не встречался, – пожал плечами Адриан. Он снова задрожал. – Господи, какая вода холодная, кстати, спасибо тебе за крик. Он очень помог. Хотя я в любом случае собирался толкнуть девушку на гвардейцев и прыгнуть в воду.
– Эта девушка… Ох, Адриан, что ты с ней сделал…
– Они отпустят ее, как только поймут, что ошиблись. – И после паузы: – Ты понимаешь, кого бы они схватили, если бы не она?
– Они в конечном счете отпустили бы и меня.
Адриан рассмеялся.
– Может быть. Я бы и тебя столкнул в воду. Кстати, ты умеешь плавать?
– Нет.
– Какая удача, что я этого не сделал. – Он снова рассмеялся, отказываясь воспринимать ситуацию серьезно.
Кристина, выпрямившись, посмотрела на Адриана. Краски жизни вернулись на его лицо. Но он все еще мерз. Глядя на него, она покачала головой.
– Тебе слишком часто везет, Адриан. Ты привык рассчитывать на это. Хотя знаешь, что нельзя этого делать.
– Я не рассчитываю. – Его взгляд стал серьезнее. – Например, с тобой, похоже, мне не везет.
Кристина перевела взгляд на рану на его лице.
– Нужно что-то сделать.
Адриан взял ее за руку.
– Как мне убедить тебя, что я хочу жить с тобой, любить тебя, быть твоим мужем?
Не этого разговора она хотела. Четыре дня Кристина избегала этой темы и надеялась следующий месяц продолжать в том же духе. Она была не в состоянии сопротивляться натиску уверений Адриана, лавине его уговоров и логики. Она отпрянула.
– Во всяком случае, не глупой бравадой. И не доводя себя до полумертвого состояния.
Она с досадой, к которой примешивались страх и гнев, оторвала длинную полоску муслина от нижней юбки. Потом не слишком деликатно прижала ее к его лицу. Адриан вздрогнул, но на его лице быстро появилась слабая кривая улыбка. Не смутившись, он продолжал смотреть на Кристину, потом перехватил ее руку и поцеловал ладонь.
Кристина отдернула руку и отвела взгляд.
– Не старайся очаровать меня, Адриан Хант…
Дверь в каюту открылась. Капитан корабля вошел в свою каюту, едва взглянув на гостей. Порывшись в сундуке, он достал трубку.
– Вы ведь английский граф, – прозаично сказал он, набивая трубку, – из-за которого в Лондоне поднялась суматоха. – Капитан улыбнулся, попыхивая трубкой.
– Я вас знаю? – приподнялся на локте Адриан.
– Нет. Но нет ни одной души, которая не хотела бы вас знать. Мы гордимся тем, что вы сделали – спасли многих французов от поцелуя в шею мадам Гильотины.
Адриан не нашелся что ответить. Казалось, он знал, как справиться с дурной репутацией. Но добрая слава и публичная похвала несколько выбили его из колеи.
Капитан продолжал:
– Со времен святого Георгия, победившего дракона, никто не пользовался такой популярностью. Вы настоящий герой. – Он почмокал губами, посасывая трубку. – И я немного. Когда французы явились за вами, я быстро сообразил, кто у меня на корабле. Это я опустил якорь. Я знал, что такой умный и находчивый человек, как вы, умеет плавать и найдет его.
– Я… я вам благодарен…
– Не стоит, – отмахнулся капитан. – Теперь я до конца дней буду рассказывать эту историю за кружкой эля, – рассмеялся он и, пнув сундук, пошел к двери. – На вашем месте я оделся бы поприличнее. В Англии вас ждет горячий прием. Вы – герой дня…
Они вышли на палубу посмотреть на появившийся вдали берег. На горизонте лежала Англия. Адриан в теплой одежде капитана снова вглядывался в даль, опершись локтями на борт корабля. Ветерок раздувал его волосы, лицо раскраснелось. Врач наложил ему на щеку аккуратный шов. Лицевой мускул периодически подергивался от боли. И все-таки Адриан прибывает домой в лучшем состоянии и в лучших обстоятельствах, чем они могли ожидать.
– С тобой все будет хорошо. Ты всегда со всем справляешься, – сказала ему Кристина.
Он не ответил, между бровями залегла глубокая морщинка. В последние полчаса Адриан погрузился в молчание, наводившее на Кристину страх. Оно неминуемо означало словесную войну.
Кристина взглянула на него.
Адриан выглядел потрясающе красивым и немного зловещим. Кристина заметила, что шрам на щеке добавляет ему шарма. Он притягивает взгляд к точеным чертам его лица, подчеркивает его смуглую красоту, придавая ей некоторую таинственность.
Ветер отбросил черные пряди с его лица. Волосы блестели в лучах послеполуденного солнца как черный пиратский флаг. Адриан тяжело вздохнул.
– Кристина, всякий раз, когда я пытаюсь представить будущее без тебя, мой ум цепенеет. – И минуту спустя добавил: – Не думаю, что у меня без тебя есть будущее.
Порт быстро приближался. Как само будущее. Хотя Кристина тоже была не способна увидеть его… не способна вообразить. Она тронула Адриана за руку.
Прикосновение означало возможность передышки. И Адриан это знал. Он улыбнулся Кристине, но улыбка быстро исчезла с его лица. Адриан нахмурился и побледнел как полотно. Он резко оттолкнул Кристину, и она тяжело плюхнулась на палубу, растерянная, обиженная, сконфуженная.
Кристина услышала три выстрела. Подняв глаза, она увидела три кровавые отметины на отброшенном, к стене теле Адриана. Странно, но Кристина в это мгновение вспомнила шарф. Словно он теперь обвивал Адриана от головы до груди.
До нее дошло, в чем дело. Кристина закричала. Шум и крики на корабле, на причале вторили громким сбивчивым ударам ее сердца. Она начала подбираться к Адриану. Туда, где он повис, ухватившись одной рукой за мачтовый канат.
На причале она с ужасом увидела трех мужчин, перезаряжающих длинноствольные ружья.
Кристине казалось, что она двигается неправдоподобно медленно. Она была в шаге от Адриана, когда грянул новый залп. Еще три красных пятна появились на его теле. На руке, сбоку от шеи и на животе. На животе!
Кто-то кричал так громко и безостановочно, что она ничего не понимала от звона в ушах. Когда Кристина добралась до Адриана, распростертого на палубе, она сообразила, что этот крик вырывается из ее горла, И что Адриан не слышит его. Его тело казалось безжизненным. Глаза закрыты, он не шевельнулся, когда Кристина, поскользнувшись на мокрой от воды и крови палубе, упала на него.
Она гладила его, пачкая в крови ладони, платье, накидку, пыталась понять его состояние. На виске пуля только содрала кожу, то же самое на шее – почти промах. В плече застряла пуля, но это неопасно. На груди рана на несколько дюймов выше сердца и легкого – не смертельно.
Не смертельно, не смертельно, твердила себе Кристина. Живот. Кристина посмотрела на Адриана, потом заставила себя расстегнуть его сюртук.
– Господи! – бормотала она. Пуля аккуратно прошила ткань. Виднелась только капелька крови, похожая на красный драгоценный камень. Но под сюртуком… – Господи! – снова пробормотала Кристина.
Яркое красное пятно расползалось по рубашке, кровь заливала панталоны. Пуля угодила ему прямо в кишечник. Кристина зажала рот. По ее собственному животу прошел сильный спазм.
– Адриан! – закричала она, словно могла его разбудить. – Адриан!
Кто-то взял ее за плечи и оттащил от Адриана. Кристина сопротивлялась, пыталась уцепиться. Но Адриана подняли на носилках.
– Адриан! – снова крикнула она.
– Успокойтесь, – сказал ей кто-то. – Мы доставим его к хирургу. Подвиньтесь. Вы не принесете ему никакой пользы, если будете лежать на нем.
У Кристины снова свело живот. Сильно и больно. Она взглянула вниз, ее огромный живот заливался пурпуром.
– Господи! – громко выкрикнула она. Вооруженные люди исчезли с причала. Крытая повозка проталкивалась к борту корабля, чтобы принять раненого.
– Кто? – в замешательстве спрашивала Кристина. – Что случилось? – Ее ум оцепенел.
Адриан был тут. Он любил ее. Он умирал у ее ног. Потом его забрали.
– Это могли сделать французские стрелки, мэм.
– Нет. – Ум Кристины не находил в этом смысла. – Они думали, что убили его во Франции. Зачем им посылать сюда вооруженных людей? Они могли застрелить его в порту Гавра. Почему? Почему? – отчаянно всхлипывала она.
Спотыкаясь, она пошла, стараясь не отставать от носилок с телом Адриана. Но ей отказали в праве забраться в фургон. В его глубине, казалось, горели темные глаза маленького старика. Кристина с ужасом узнала его. Ее охватила паника.
– Я присмотрю за ним, леди Хант, – сказал Эдвард Клейборн. – Идите домой. Я пришлю записку.
– Нет!
Она попыталась забраться в фургон, но двое мужчин остановили ее. От боли в животе у нее перехватило дыхание. Мужчинам пришлось подержать Кристину, чтобы она не согнулась пополам на земле.
Повозка тронулась. Толком не придя в себя, Кристина побежала за ней.
– Адриан! – пронзительно крикнула она. – Нет! Нет! Задыхаясь, пробежала она пятьдесят ярдов и от следующего спазма упала на колени, обхватив живот.
– О Боже…
Начались роды. Всхлипывая и чувствуя себя совершенно беспомощной, Кристина умоляла всех, не обращаясь ни к кому конкретно:
– Бегите за ними! Его увозят!
Кто-то уговаривал ее успокоиться, уверял, что ее страхи преувеличены, что его отвезут к хорошему хирургу.
– Они убьют его! – твердила Кристина. Чья-то рука мягко подхватила ее.
– Все в порядке, Кристина. – Это был Томас.
От новых схваток она вцепилась в его плечо и шею. От боли у нее вырвался стон.
– Ребенок… идет, – шепотом вырвалось у нее.
К тому времени, когда боль ослабла, Кристина была уже в карете. Дед Адриана ждал ее.
– Не позволяйте им увезти его, – говорила она всем встречным, всем, кто мог слышать, хотя понимала, что речь ее становится неразборчивой. – Они убьют его… снова и снова… снова и снова…
– Все в порядке, Кристина, – уверял Томас. – Делается все, что можно. Его повезли в госпиталь Святой Екатерины. Его спасут.
Морщинистые руки Филиппа де Лафонтена потянулись к ней. Кристина, всхлипывая, бросилась в его объятия.
– Это роды, – сказал деду Адриана Томас. – Я чувствовал схватки, когда нес ее.
– Я видел на этой улице гостиницу. Остановимся там и пошлем за акушеркой, – предложил Лафонтен.
– За доктором, – слабо запротестовала Кристина. – Адриан хочет доктора.
– Хорошо, за доктором.
– Томас… – Кристина изо всех сил схватила его за руку и сосредоточила на нем взгляд. – Ты поедешь в госпиталь. Найди его там. Останься с ним. Потом придешь рассказать мне, как он… ой!
Новые схватки прервали ее. Неужели они могут быть такими сильными?
– Хорошо. – Томас нежно погладил Кристину по животу. Странные эмоции промелькнули у него на лице. – Я пойду к нему. Если ты этого хочешь. – Потом он повернулся к Филиппу: – Позаботьтесь о ней. Я вернусь, как только что-нибудь узнаю.
Томас закрыл дверь, и карета загрохотала по булыжной мостовой, удаляясь от моря.