Глава пятая

Яркое утреннее солнце разбудило Джинни. Она сладко потянулась. Чувство удивительного счастья наполняло ее, словно теплый мед. Ей не хотелось открывать глаза. Не сейчас, когда так живы воспоминания об этой дивной ночи.

Она протянула руку, надеясь найти Филипа рядом. Если он здесь... Сердце забилось быстрее.

Но Филипа не было. Может, это и к лучшему, стараясь не поддаться разочарованию, подумала Джинни. Ей нужно время, чтобы разобраться в том, что произошло. Хотя нет. Она и так знала, что произошло. Она только не вполне понимала, как это могло произойти.

И еще она хотела знать, что думает об этом Филип. Но он человек искушенный, и возможно, для него случившееся не является чем-то из ряда вон выходящим.

Легкое одеяло, казалось, давило невыносимым грузом, и неуверенность Джинни росла. Что, если...

— Ты проснулась? — раздался резкий голос Филипа.

Джинни медленно открыла глаза. Филип стоял в дверях. Она пристально вгляделась в его лицо, пытаясь понять, изменила ли его эта ночь. Но он был больше похож на Великого Инквизитора, чем на любовника. У Джинни упало сердце.

Он был уже одет: в светло-сером костюме, в белой рубашке и при галстуке. Джинни натянула одеяло до подбородка: ей стало неловко.

— Я хочу поговорить с тобой, — нарушил он затянувшееся молчание.

Джинни все смотрела на него, на бьющуюся на его виске жилку. И повторяла про себя, как молитву: не дай ему испортить эту ночь, не дай испортить...

— Я не хочу, чтобы ты думала... — Филип показал на постель. — Ты понимаешь... Лидия моя сестра... А эта ночь всего лишь...

Джинни едва сдержала стон. Всего лишь! Всего лишь! Но нельзя показать ему своего отчаяния, нельзя показать, что значила для нее эта ночь. Иначе он может использовать это против нее. Или еще хуже, он может пожалеть ее. А Джинни не нуждалась в его жалости! И она постаралась сказать как можно беспечнее:

— Зачем волноваться? Ведь ничего особенного не произошло.

Ничего особенного? Филип сам удивился силе своего гнева. Он затеял этот разговор для того, чтобы показать Джинни, что ей не удастся использовать эту безумную ночь против него. И ее беспечный ответ разозлил его.

Он взглянул на волнистые волосы, раз метавшиеся по подушке, на тонкое одеяло, закрывавшее ее грудь... И вдруг ему страстно захотелось сдернуть одеяло... Он уже почти сделал шаг, но страх — страх проявить слабость — остановил его. Никогда ни одна женщина не вызывала у него такого сильного желания. Но он не поддастся ему.

Филип глубоко вздохнул, повернулся и вышел из комнаты.

Войдя в свой кабинет, он открыл окно и долго смотрел на море. Меньше всего ему хотелось ехать в Афины и заниматься делами. И именно поэтому, сказал он себе, надо ехать.

Он позвонил в офис и сообщил, что выезжает.

Джинни решительно настроилась на то, чтобы вернуть свою жизнь в прежнее спокойное русло. Во всяком случае, попытаться.. Она встала и направилась в ванную.

Она же свободная женщина, сексом ее не удивишь! Тут Джинни вздохнула. Беда в том, что прошедшую ночь никак нельзя назвать просто сексом. Для нее открылся целый мир новых ощущений...

Джинни подставляла лицо под сильные струи воды, стараясь смыть само воспоминание о его поцелуях и объятиях. Но едва она закрывала глаза, как снова видела перед собой лицо Филипа, его ласковые губы.

«Выбрось это из головы!» — приказала она себе. Она в Греции для того, чтобы помочь Бесс и Дэймону, больше ни для чего. Терять голову ей нельзя, тут надо брать пример с Филипа. Да, он занимался с ней любовью, но, как показало это утро, дела своего не забыл.

И она не забудет! Интересы Бесс прежде всего! Джинни вспомнила вчерашний разговор с Филипом. Согласится ли Бесс принять деньги от него?

Джинни вылезла из душа, вытерлась, надела яркий, синий с зеленым, сарафан и начала причесываться. Она сомневалась. Сама бы она не взяла у него денег, и дело даже не в этой ночи. Филип не был ответствен за Дэймона. Креон был, а раз он умер, то эту ответственность унаследовал Джейсон. И кроме того, Джейсон должен признать Дэймона своим внуком.

Джинни снова вздохнула и надела легкие белые босоножки. Она не была уверена, захочет ли Бесс иметь дело с этой семьей, когда узнает, что у ее дражайшего Креона была жена и трое детей. Может статься, и не захочет.

Джинни вышла из комнаты и направилась в детскую. «Честно говоря, — сказала она себе, — твоя жизнь становится похожа на мыльную оперу. Причем довольно дрянную».

— Доброе утро, мисс Элтон, — няня сидела в кресле-качалке и кормила Джесмин. — А Дэймон уже позавтракал и теперь ждет поцелуя от своей мамочки.

— Спасибо.

Джинни взяла Дэймона на руки и нежно поцеловала в макушку.

— Извините, я, кажется, проспала, — она надеялась, что няня не заметит ее внезапного румянца.

— Это все морской воздух, — с охотой отозвалась та. — Мистер Лизандер так и сказал, что вы припозднитесь, когда заходил сюда утром проведать малышей.

— Сюда? — удивилась Джинни.

— Да, он очень любит племянницу, а Дэймон ведь... — она не договорила. — Он погулял с Дэймоном по берегу, пока я купала Джесмин.

— Понятно.

Джинни очень хотелось узнать, что было у него на уме. Поверил ли он, что Дэймон сын Креона? Или по-прежнему делает вид, что это не его ребенок?.. Она не знала, а спрашивать Филипа было бесполезно. Этим утром он ясно дал ей понять: там, где дело касается Дэймона или Лидии, ничего не изменилось.

Она положила Дэймона в коляску, подошла к распахнутым стеклянным дверям и выглянула на террасу. Не дай Бог встретиться с Джейсоном!

К ее облегчению, там не было никого, кроме Лидии. Она сидела за столом, вертя в руках какой-то конверт. Джинни подошла к ней и села напротив. Лидия подпрыгнула от неожиданности, но быстро оправилась.

— Доброе утро, Джинни. И тебе доброе утро, малыш, — она улыбнулась Дэймону, и тот что-то залопотал в ответ.

Джинни приняла от Лидии чашечку кофе, добавила сливки, сахар и сделала большой глоток.

Лидия вновь, нахмурившись, посмотрела на конверт.

— Что, плохие новости? — спросила Джинни.

— Нет, — как-то неуверенно ответила Лидия, — это приглашение. На выставку.

— Какую выставку?

Лидия нервно побарабанила пальцами по столу.

— Художественную выставку. Сегодня вечером в Афинах.

— А от кого приглашение?

— От одного старого знакомого, — тихо сказала Лидия.

— От Стюарда Морриса? — догадалась Джинни.

Лидия залилась краской, потом резко побледнела.

— Да, но он никогда... Я никогда... Он, наверное, и не помнит меня... — пробормотала она.

— Он же прислал тебе приглашение.

— Да, но...

— Эти выставки бывают довольно милые, — подбодрила ее Джинни. — И вообще, иной раз очень полезно встретить предмет былой любви. Во всяком случае, тебе стоит побывать на этой выставке.

— Филипу это не понравится.

— При чем тут Филип? — Джинни вновь почувствовала раздражение. — Он тебе брат, а не сторож!

Лидия поморщилась:

— Я знаю. А вот Филип, может, и не знает.

— Ты потом ему все расскажешь, — предложила Джинни.

— То есть просто взять и пойти? А если что-нибудь случится?

— Что может случиться? Ты взрослая женщина, и у тебя хватит ума не бродить по темным переулкам.

Лидия медленно кивнула.

— Да, конечно...

И вдруг счастливая мысль пришла ей в голову:

— Джинни, давай поедем вместе!

Джинни растерялась:

— Я-то тут при чем?

Но Лидии все больше нравилась эта идея.

— Когда ты говоришь, кажется, все очень просто, но, когда я думаю, как я сумею это сделать, все становится таким невообразимо сложным...

Джинни вдруг подумала, что это не такая уж плохая мысль. Если она поедет в Афины, то весь день не увидит Филипа. И это поможет ей забыть прошедшую ночь.

— Мы могли бы взять детей и няню, — оживленно продолжала Лидия. — Сейчас вы едем, днем пройдемся по магазинам, а вечером сходим на выставку.

— Ну хорошо.

Лидия просияла.

— Чем это ты так довольна? — раздался голос Филипа.

У Джинни упало сердце. Она уставилась в пол, пытаясь взять себя в руки.

Филип посмотрел на ее опущенную голову, на испуганное лицо Лидии.

— Что я такого сказал?

Женщины не ответили.

Филип подошел к Дэймону и погладил его по головке. Потом взглянул на Джинни, невольно задержав взгляд на ее губах. Они чуть блестели от помады. Ему очень захотелось поцеловать ее и узнать, отличается ли их вкус сейчас от того, каким он был ночью. Он бы целовал ее до тех пор, пока на ее губах не останется и следов помады.

Внезапно он вспомнил, что надо же ее поцеловать. Ведь Лидия считает, что Джинни — мать его ребенка, она очень удивится, если он ее не поцелует.

Филип приблизился к Джинни и осторожно поцеловал в щеку. Кожа у нее была теплая, а волосы мягкие, как шелковые нити, которыми вышивала его мать.

Тут его мысли смешались, сердце бешено забилось. Он прижал к себе ее голову и попробовал языком ее помаду. Она имеет, решил он, сексуальный привкус. Да, именно так — сексуальный.

Ему захотелось тотчас же отнести Джинни в спальню, опустить на кровать и зацеловать до бесчувствия.

Словно издалека долетели до него слова Лидии, он повернулся к ней, пытаясь понять, о чем речь.

— ...и пройтись по магазинам в Афинах, — закончила она.

Так вот в чем дело! Они собрались отправиться в Афины! Без него! В Афины, где с ними может случиться все что угодно! Он просто обязан сопровождать их.

— Я как раз собирался вернуться в Афины. Вы можете поехать со мной.

— С тобой? — Лидия бросила на Джинни отчаянный взгляд.

Филип, который в этот момент взял чашку Джинни и отпил немного кофе, ничего не заметил.

А Джинни изо всех сил старалась не показать охватившего ее возбуждения. Конечно, надо было сказать Филипу, что это чисто женское мероприятие и ему там делать нечего. Но сейчас, когда на ее щеке еще не остыл его поцелуй, она не могла. И в конце концов, они ведь собирались остановиться в его квартире.


— Но мы же только пройдем по магазинам, — пробормотала Лидия.

— Вы обе — женщины!

— Поосторожнее! Это попахивает мужским шовинизмом, — сказала Джинни.

— С каких это пор забота о женщинах стала называться шовинизмом?

— С тех самых пор, как ею занялись такие высокомерные типы, как ты!

— Нелогично.

— Ну какое это имеет значение? — попробовала утихомирить их Лидия.

— Огромное! — не сдавалась Джинни. — Если бы Филип в детстве получал побольше шлепков от тебя и твоих сестер, он бы так не задавался.

— Задавался! — фыркнул Филип.

— Он не всегда такой, — сказала Лидия.

— Сомневаюсь! — возразила Джинни, видя выражение его лица.

— Джинни, а у тебя есть сестры? — спросила Лидия.

— Нет, ни одной.

— Бедняжка! — посочувствовала Лидия. — Тебе, наверное, было очень одиноко, когда ты была маленькой.

— Не особенно, — успокоила ее Джинни, — у меня же была...

И вовремя прикусила язык. Чуть было не рассказала про Бесс! Лидия начнет интересоваться, Филип по ее ответам поймет, что она почему-то не хочет говорить про единственную двоюродную сестру, примется задавать вопросы и выпытает, что настоящая мать Дэймона — Бесс! А Бесс в качестве противника Филипа будет выглядеть более чем бледно. Ни в коем случае нельзя упоминать ее имени!

— ...собака, — поспешила договорить она. — Маленькая пятнистая собачонка по кличке Чарли, страшно вредная.

— Собаки — это не то же самое, что братья или сестры. У Дэймона обязательно должны быть братья и сестры.

Джинни стало не по себе. Дети? Ее — и чьи? Филипа? Она украдкой взглянула на него. Он смотрел на нее с непонятным выражением. Интересно, подумала Джинни, какими были бы их дети? Он такой смуглый, с черными волосами, а она совсем светлая. Смешаются ли их цвета, или же его темный цвет заглушит ее светлый?

Все, хватит. Скорей она полетит в Нью-Йорк впереди самолета, чем у них с Филипом будут дети. Ни у нее, ни у него таких планов нет! Он принадлежит своему миру, она — своему.

— Все это ерунда, — сказал Филип. — Я пойду подгоню машину, а вы идите собирайтесь.

— Я только предупрежу няню.

Джинни взяла на руки Дэймона и понесла в детскую. А потом прошла в свою комнату.

Она села на кровать и попыталась все обдумать. Но постель источала слабый запах одеколона Филипа. Конечно, она не смогла сосредоточиться! Похожее чувство бывает, наверное, у человека, перебегающего улицу на красный свет в час пик: не знаешь, куда смотреть, а опасность со всех сторон.

Джинни со вздохом встала и начала укладывать вещи. Придется обдумать все в другой раз.

Эта поездка в Афины оказалась настоящей пыткой. Если бы какой-нибудь инквизитор додумался до чего-нибудь подобного, он мог бы считать, что прожил жизнь не зря. Так, во всяком случае, думала Джинни.

Няня с детьми сидела сзади, а Филип, Джин ни и Лидия — впереди. Лидия, несомненно желая быть тактичной, пропустила Джинни в середину, поближе к Филипу. Джинни отказаться не могла.

Сидеть с ним рядом было пыткой. Джинни чувствовала себя, как умирающий от жажды человек, который стоит по колено в воде, а нагнуться не может. И в довершение всех бед Дэймон вдруг поднял такой крик, что едва не заглушал шум мотора.

— Может, я возьму его... — начала Джинни.

— Нет, — отрезал Филип, — мальчик останется там. Если что-нибудь случится, ты его не удержишь, и он ударится о ветровое стекло.

Джинни вздохнула, понимая, что он прав, но легче ей от этого не стало. Дэймон плакал так горько, словно ему открылась вся печаль человеческого существования.

— Если он не успокоится, мы остановимся, выпьем чего-нибудь прохладительного. А ты попробуешь покормить его, — сказал Филип. — Немножко поесть может быть как раз кстати.

«Много чего было бы кстати», — мрачно думала Джинни. Например, чтобы тут была мать Дэймона. И еще чтобы она сама перестала смотреть на Филипа как влюбленная девчонка. Джинни вздохнула, и тут, к ее удивлению, Филип убрал одну руку с руля и нежно погладил ее колено. Этот человек соткан из противоречий! Она ожидала, что его разозлит шум, устроенный Дэймоном, а он даже готов нарушить ради мальчика свои планы.

Через полчаса, стоившие всем немало нервов, Филип припарковался на какой-то пыльной стоянке возле небольшой забегаловки.

Джинни торопливо выбралась из машины и взяла на руки плачущего Дэймона.

— Ну, ну, маленький, — ласково приговаривала Джинни, укачивая его.

Дэймон бросил на нее негодующий взгляд, издал последний оглушительный вопль, закрыл глаза и уснул.

— Ах, бедняжка, — улыбнулась няня. — Совсем измучился.

— Не он один, — сухо сказал Филип. — Раз уж мы остановились, давайте выпьем чего-нибудь.

И они вошли в кафе. Джинни устало огляделась вокруг и вдруг увидела на стене телефон. Она сразу же ощутила прилив сил. Прекрасно! Отсюда она может позвонить Бесс, рассказать ей, как идут дела. И Филипу не удастся проверить этот звонок.

Она подождала, пока официант проводит их к столику, и тогда заявила:

— Мне надо позвонить. Я недолго.

— Кому позвонить? — нахмурился Филип.

Джинни ничего не сказала. Она осторожно встала, стараясь не разбудить Дэймона. Вряд ли Бесс поверит, что с ним все в порядке, если он в это время будет кричать.

— Ты не ответила, — настаивал Филип. Джинни улыбнулась ему:

— Если кто-то задает глупые вопросы, это вовсе не значит, что я тоже окажусь дурочкой и начну на них отвечать. — И, не обращая внимания на изумленные взгляды Лидии и няни, она пошла к телефону, добавив на ходу: — Пожалуйста, закажи мне лимонаду.

Филип наблюдал за Джинни, пока она ждала соединения. Ждала довольно долго, и он понял, что она звонит в Штаты. Но кому? Настоящему отцу Дэймона? Любовнику? Филип скрипнул зубами. Он не хотел думать о том, что она могла когда-то заниматься любовью с другим. Он чувствовал себя способным на что угодно — даже на убийство.

Но с кем бы она ни говорила, это кто-то, кого она очень любит, решил он. Филип пил кофе, стараясь сдержать гнев. С ним она говорит совсем не так. Скорей, такое лицо у нее бывает, когда она бормочет всякую чепуху малышу. Ребенка она явно любит, значит, она любит и человека, с которым говорит сейчас. Мысль эта была невыносима.

Филип мрачно уставился в свою чашку. Он всегда думал, что ревность свойственна лишь тем мужчинам, которые не очень уверены в себе, но теперь... Он провел рукой по волосам. Как это случилось, что его спокойная, размеренная жизнь полетела в тартарары всего за несколько дней? И главное, как ему теперь быть?

Он снова взглянул на Джинни: она ласково улыбалась, слушая своего собеседника. Ему захотелось вырвать у нее трубку и разбить об стену, а ее самое поцеловать так, чтоб она на всегда забыла того, с кем сейчас говорит.

Филип поморщился, представив, что сказал бы владелец кафе, увидев это беспрецедентное безобразие. А что сделала бы Джинни? Поцеловала бы его в ответ или раскричалась? Он не знал. Но, как бы она ни поступила, она сделала бы это от всей души. В отличие от большинства женщин Джинни всегда говорит то, что думает, не притворяется. Так что гадать не приходится: сразу понятно, да или нет.

Позже, успокаивал он себя. Как только они доберутся до его квартиры, он найдет какой-нибудь предлог, чтобы им остаться наедине, и уж тогда не станет терять время и наконец-то зацелует ее до бесчувствия. Но про телефонный звонок не скажет ни слова. Пусть даже не подозревает, что он ее ревнует!


Загрузка...