С неба женщина упала

И тут Верочка сказала:

– Вот эти я помню, а остальные не могу найти. Может, телефонную книжку Алевтина Георгиевна забрала, она иногда домой берет, новые телефоны переписать…

Тот, что был помоложе, взял из рук Верочки бумажку и прочитал:

– Королёва Юлия Геннадьевна… Давай, Конус, начнём…

Услышав свою собственную фамилию из уст джентльмена, Юлька опешила. Верочкина обычно довольно плохая память на сей раз сыграла с нами злую шутку.

– Чтоб тебя разобрало… – прошипела Юлька. – Что делать-то?

Ясно было только, что выбираться оттуда ей следует незамедлительно. Юлька, прикидываясь собственной тенью, засеменила к выходу. Звонить из галереи она не решилась. Выйдя без всяких приключений на улицу, она собралась перевести дух и разыскать телефон, как вдруг заметила, что следом за ней, не торопясь и насвистывая, вышел молодой парень в спортивном костюме. От предчувствия у Юльки заныли зубы.

«Только не торопись, – сказала она себе. – Может, это тебе только кажется».

Она не спеша пошла по улице, то и дело останавливаясь, чтобы посмотреть на витрины, аккуратно переходя дороги по переходам, дождавшись зеленого сигнала светофора. Эти нехитрые манипуляции позволили ей убедиться в том, что молодой человек в спортивном костюме, рассеянно глядящий по сторонам, точно повторяет весь Юлькин путь, словно идет по следу. Причем делает это довольно небрежно, нимало не заботясь о том, что она может его заметить. Такое пренебрежение к своей персоне Юльку обидело. Как ей казалось, у нее получилось изобразить шестнадцатилетнего подростка, а не семилетнего дебила. Она было решила сразу заняться воспитанием молодого человека, но вовремя одумалась. Времени оставалось в обрез. Если считать, что до ее дома от галереи на машине ехать минут двадцать, то пять она уже потратила на выявление «хвоста».

«Погоди немного, – про себя пригрозила Юлька спортсмену, – я тебе устрою!»

Поиск телефона-автомата едва не поверг подругу в шок. Половина телефонов не работали, а исправные были карточными. У Юльки же были жетоны. Метаться в поисках телефона, работающего на жетонах, было невозможно. Ведь всем известно, что сегодняшние тинэйджеры ребята невозмутимые, они не будут особо убиваться, если не могут позвонить бабушке. Приходилось вести себя совершенно спокойно и неторопливо искать подходящий телефон. Но время текло как песок сквозь пальцы. В дополнение к прочим радостям Юлька обнаружила, что ее сопровождает не один, а два милых юноши в одинаковых костюмах. К счастью, у одного из них на брюках была широкая белая полоса, иначе Юльке было бы трудно ориентироваться.

Увидев, в конце концов, нужный работающий автомат, подружка обрадовалась ему, как уезжающему дальнему родственнику.

– Ей-богу, я себя чувствовала Шараповым. Мне тебя, Алька, хотелось назвать Лёлей, правда! – Юлька смеялась, мы с Ленкой, глядя на нее, тоже хихикали, хотя смеяться, в общем-то, было не над чем. – Я с тобой говорю, а он вокруг будки ходит. Свистит и ключики вверх подбрасывает. Вот щенок! Разозлилась я, жуть! Боялась только, что у тебя времени мало. И вдруг, думаю, про парик не сообразишь. Но я в тебя верила, ты же баба умная. Но что, девчонки, меня поражает, так это скорость, с которой они по телефону узнали адрес. Ну не за две же минуты! Хоть пять минут да надо! И еще доехать… Нехорошо все это, ой, нехорошо!

– Они в Мосгорсправке работают, вот и все, – съязвила Ленка, качая головой. – Ладно, не нагоняй панику, чего уж теперь… Расскажи лучше, как «хвост» сбросила. А потом я вам кое-что скажу. Есть у меня мысль интересная.

Юлька продолжала:

– Дошли мы со спортсменами до ЦУМа. «Хвост» мой идет, старается. Смотрю, в магазине вроде разошлись немного, следят, значит. Я сначала, конечно, душу отвела, все отделы облазила, устала даже. Пришли к нижнему белью, пацаны вроде сунулись, да назад сдали. А рядом-то ничего подходящего для них нет, не на что им, бедным, смотреть. Тут трусы, тут комбинации, тут косметика, там духи! А там, помните, кабинки такие, на два отдела сразу, стенки нет, только шторки висят. Ребята за уголок отступили, но иногда выглядывают. Не волнуются, думают, что я вроде как в углу. А из второго-то отдела выход сквозной, вообще в другую сторону. Я какую-то майку взяла, в кабинку вошла, надела купленную по дороге безрукавку, носочки сняла, волосы расчесала. Быстро все, даже руки затряслись. Но все хорошо сделала. Глаза подвела, помаду эту темнющую. Смотрю: и, правда, не я! Ну а дальше дело техники. Через другой отдел да в лифт. Вот и все. Но я бы дорого дала, чтобы на моих пацанов посмотреть!

Юлька потянулась и закряхтела:

– Бедная я, бедная! Все кости болят! Я старая и больная, а вы меня заставляете весь день с пацанами наперегонки бегать. Нехорошо, девочки!

– Молчи, Юлька! – перебила Ленка. – Кадасова вон весь день как макака по крышам прыгала, и ничего! Далее! Думаю, пора признать, девули, что в нашей с вами размеренной жизни произошли некоторые изменения.

Мы с Юлькой согласно затрясли головами.

– Так вот. – Ленка многозначительно изогнула брови, подняла вверх указательный палец и посмотрела на нас сверху вниз.

Мы превратились в слух, потому что наша Ленка иногда говорит очень дельные вещи. Она всегда составляет план максимум, а план минимум – это наша с Юлькой забота.

– Тебе, Алевтина, нужно, вернее необходимо, уехать. И я знаю, как и куда.

– И куда? – Я и сама раздумывала над этим вопросом, но ничего путного в голову не приходило.

– За границу!

Юлька, до этого момента серьезно и внимательно наблюдавшая за Ленкой, вдруг фыркнула и покатилась со смеху.

– Что она у нас, белая гвардия? Побег с родины? Этого вы никогда не добьетесь, гражданин Гадюкин!

Я тоже неуверенно посмотрела на Ленку, и уточнила:

– Надеюсь, ты не имеешь в виду ПМЖ? Чего я там забыла? Мне что туда, что помереть – одинаково… А если ты говоришь о той турпоездке в Испанию, то это только через месяц. А за месяц меня сто раз найдут, и Испания не понадобится.

– Слушай сюда, – оборвала меня Ленка. – Зачем я, по-твоему, на работу сегодня ездила?

– Откуда же я знаю? – удивилась я.

– Груз, принадлежащий нашей фирме, сегодня застрял на границе.

– И что? – Мы с Юлькой начали терять терпение и велели Танку кончать тянуть кота за хвост, не то ей придется об этом пожалеть.

– Да дайте же объяснить, бестолковые! Разжуешь, в рот им кладешь, а они вякают! – Елена Борисовна посуровела и продолжала: – Месье Жерар… Въехали? Я вам сто раз про него говорила! Завтра должен уехать в Грецию!

– Слава богу! – скорчила рожу Юлька. – Не знаю, как бы я перенесла, если бы этого не случилось! Нам-то что с того?

Ленка вздохнула, как у постели тяжелобольного, покачала головой и вдруг рявкнула:

– Да не может он поехать в такой ситуации с грузом, дуры вы этакие! Это же колоссальные деньги, нервотрепка жуткая! Груз пропадет, разворуют или еще что! Вариантов куча.

– А смысл? – Юлька упорно стояла на своем, хотя я, кажется, начала догадываться.

– Думаешь, я смогу уехать вместо него? – Я подняла глаза на Ленку.

Она всплеснула руками и воскликнула:

– Дошла молитва до бога! Наконец-то! Только не вместо него, а вместо его жены.

Я обомлела, а Юлька крякнула. Ленка, не обращая на нас больше никакого внимания, продолжала:

– Вместо него самого поедет заведующий отделом рекламы, тоже француз, но, в общем, мужик нормальный. Французы народ жутко экономный, отказаться от поездки поздно, это тоже влетит в копеечку, у них там свои нюансы… Вот его и решили наладить в Грецию, у него все одно отпуск. А я как узнала, меня словно током шибануло – вот оно! Я и подсуетилась. Пятьдесят процентов оплатим и прочее. Месье Жерар мужик ничего, малость жадноват, конечно, но в пределах. Короче, необходимо срочно забрать твой загранпаспорт… Он у тебя не просрочен? Нет? И прекрасно.

– А реально ли это? – усомнилась я. – Сейчас, конечно, не тридцать седьмой год, но вот так выехать за границу… За двадцать минут…

– Все реально. Иначе бы и разговора не было. Ты в загранпаспорте с чьей фамилией?

– С Антошкиной.

– И кто-то говорил о реальности! Живет по бессчетному количеству паспортов и жалуется! Не дрейфьте, мадам Аникушина, поедете по первому клaccy в паре с месье Антуаном Дюпре. Вылет в восемь ноль-ноль! Будете благодарны, потом еще попроситесь!

– Ты знаешь, – протянула Юлька с сомнением в голосе, – я бы подумала, прежде чем отпускать мадам в турне наедине с французом. Французы мужики боевые, а у нашей мадам привычка, чуть что, выходить замуж. Опасаюсь я за ее нравственный облик.

Она скривила рожу и затрясла головой, вероятно решив, что брякнула что-то шибко умное. Я, конечно, не удержалась и треснула ее по загривку сумочкой. Но не очень сильно. Больше в воспитательных целях.

– Уверена, что он не в ее вкусе, – бросила Танк и озабоченно продолжала: – Во-первых, сейчас поедем в турфирму, во-вторых, деньги… Так, это сейчас придумаем… В-третьих, Алька, – она посмотрела на меня, – как ты считаешь, есть ли у нас шанс взять какие-нибудь твои вещи из дома?

Вопрос, как говорится, был интересным. Вообще-то у меня была одна мысль насчет того, как попасть домой, но только это должна быть не я, а… Над подходящей кандидатурой следовало поразмыслить как следует.

– Кое-что, безусловно, можно купить. Ну там зубную щетку или купальник. Нельзя же в Грецию без купальника? – Юлька захлопала длинными ресницами, пытаясь внести посильную лепту в происходящее. – Но ведь всего не купишь. Ну пошарили они там, никого нет, никто не живет… Чего им там делать? Мне тоже кажется, что надо попробовать… но только не нам…

Как всегда, по важным вопросам наши мнения совпадали. Посовещавшись еще минут пятнадцать, мы взялись за дело.

***

Справедливо рассудив, что в нынешнем положении наиболее важным является получение моего загранпаспорта, мы отправились в туристическую фирму с оригинальным названием «Ветер». Моего мужа легкомысленное название фирмы не смутило, поэтому он недрогнувшей рукой отнес туда наши паспорта и деньги. Деньги, естественно, были мои. Оформление путевок и прочих необходимых бумажек затягивалось подозрительно долго. И вот сейчас, подъезжая к дверям «Ветра», я вдруг подумала, что не очень удивлюсь, если вместо фирмы обнаружу магазин или баню. Но фирма почему-то оказалась на прежнем месте, и я посчитала это хорошим знаком.

Быстро осмотревшись по сторонам, Танк уверенно направилась к блондинистой девице, со скучающим видом сидевшей за столом в углу холла. Растянув рот до ушей, Ленка подошла вплотную к столу, оперлась о него костяшками обеих рук, чуть наклонилась вперед и жизнерадостно грохнула:

– Здравствуйте!

Девица посерела лицом, как-то сжалась и испуганно кивнула Ленке:

– Здрась…те-е…

Мы с Юлькой поняли, что в целях экономии времени Ленка решила применить самый быстрый и надежный способ изъятия паспорта – взятие за горло. Она развернулась к нам и, ободряюще кивая головой, попросила:

– Подождите меня пару минут, я сейчас!

Мы послушно кивнули и сели в кресла, красивые, но страшно неудобные. Устроившись, мы с Юлькой с ожиданием и жалостью уставились на девицу, которая, часто моргая, торопливо отвечала на Ленкины вопросы. К нашему сожалению, через несколько секунд обе они ушли в другую комнату, где, вероятнее всего, и происходило оформление путевок.

Не теряя времени, мы с Юлькой начали обсуждать план проникновения в мою квартиру. Я решила не заезжать к Антону. Во-первых, в моей квартире есть все нужные вещи, во-вторых, не было желания встречаться ни с благоверным, ни с его мамашей, да и с сестричкой тоже. Еще я решилась съездить на квартиру моих родителей. Она пустовала уже три года, с того самого дня, как они погибли. Сама там жить я не могла, поэтому никогда не ездила туда с Антоном. Он просто знал, что у меня есть еще одна квартира, но не знал где. Свекровь и золовка, по-моему, о ней даже не слышали, и думаю, что мало кто из старых знакомых о ней помнил, так что я не волновалась. Переночевать-то сегодня где-нибудь надо, пожалуй, лучшего места не найти.

Тут я вспомнила про бедную Верочку. В галерею необходимо позвонить, успокоить всех и раздать указания на ближайшее время.

Пока Ленка буйствовала в кабинете директора, я, позаимствовав у Юльки сигарету, вышла на улицу. Курит Юлька сигареты необычные, очень длинные и тонкие, словно соломинка для коктейля, пахнущие вишней.

«Эстетка!»– хмыкнула я.

Подойдя к телефону-автомату, огляделась, сняла трубку, и с радостью убедилась, что она подает признаки жизни.

Услышав мой голос, Верочка онемела от счастья. Оправившись, она принялась тараторить как заводная, мешая все в кучу, пытаясь объяснить все разом. Мне пришлось ее успокаивать, хотя у самой глаза были на мокром месте: о такой любви ко мне со стороны Верочки я не подозревала. Выложив наконец всю информацию, Верочка замялась, явно не зная, как сказать что-то, ее тяготившее. Сообразив, о чем идет речь, я сказала:

– Верочка, не волнуйся. Ты хочешь сказать, что кто-то просил тебя рассказать, если я позвоню?

Верочка всхлипнула и утвердительно замычала.

– Они, что, рядом?

– Нет, Алевтина Георгиевна. Он в бар пошел. Сидит и сидит рядом. Целый день сидит. А я его боюсь, Алевтина Георгиевна. Две минуты назад ушел, и вы позвонили.

Я порадовалась удаче. Если бы этот таинственный гость был рядом, когда я позвонила, неизвестно, что бы получилось. Поговорить уж точно бы не пришлось.

– Не бойся, скажи, что звонила, сказала, что на месяц уеду. Куда – ты не знаешь. А всем нашим передай, что я сказала. Что кому делать, все знают, не беспокойтесь, скоро вернусь. Да, Верочка, тебе позвонит Елена Борисовна. Помнишь ее? Она тебе еще кое-что объяснит, слушайся ее.

Распрощавшись с повеселевшей Верочкой, я закурила и задумалась. Жизнь моя, размеренная и относительно спокойная, в одно мгновение перевернулась вверх дном. Вместо того чтобы заниматься любимым делом, я бегу, словно заяц, которого гонят по полю борзые. И все из-за маленького рыжего паренька. А я всего лишь слабая женщина, у которой на всем белом свете есть лишь две верные подружки. И некуда мне приклонить мою бедную головушку. Тут, совсем некстати, я почему-то вспомнила Сергеича. И даже зажмурилась, так явственно вдруг ощутила его могучий торс, крепкие руки, на которых я, не мелкая, в общем-то, девочка, сидела, словно в кресле.

«Это все гормоны», – печально подумала я.

И до того мне стало себя жалко, что я чуть не всплакнула. Но, вовремя вспомнив, что накрашена, рыдать не стала. Щелчком послав окурок точно в урну, вздохнула. В груди вдруг гулко застучало, я ощутила противную маету, как тогда, в метро. Стало знобко, в горле опять появился комок.

«Ну что за дрянь такая! – с тоской подумала я. – Опять!»

Я сочла за лучшее быстренько вернуться в «Ветер».

Юлька с удивлением глянула на мою кислую физиономию и покачала головой. Потом усмехнулась и сказала:

– Алевтина, только не говори, что все это тебе не нравится!

И больше всего меня огорчало то, что дорогая подруга была права на все сто процентов.

Через сорок минут после начала операции фирма «Ветер» была повержена в пух и прах и жалко валялась у наших ног в пыли и позоре. Проутюжившая противника тяжелыми гусеницами, Ленка довольно улыбалась, клянясь, что директор этого заведения заработал себе язву желудка, а заодно и вечную мигрень. Мне немедленно вернули не только загранпаспорт, но и все деньги полностью. Ленка утверждала, что директор отмусоливал денежки прямо из своего собственного кошелька. Я же говорила: не зря Ленку еще с детства прозвали Танком.

***

Мы сидели в небольшом уютном ресторанчике, с увлечением поглощали пищу и слушали Ленку. Подобные рассказы необычайно улучшают настроение, по крайней мере, мое.

– Выпьем, девули, за успех! – с чувством произнесла Ленка. – Чует мое сердце, не скоро это закончится.

Мы звякнули бокалами и выпили. За хорошие слова чего ж не выпить? Я имею в виду первую половину тоста.

– А что там еще у тебя сердце чует? – поинтересовалась Юлька. – Поприличнее прогнозов нету?

– Да сколько угодно! – широко разведя руки, пропела Елена Борисовна, пока еще, к счастью, не слишком громко. – Думаешь, ничего не выйдет? Юлёк, зайчик, да ты что? У нас-то? Перекрестись!

Положительно, моим подружкам хватит на сегодня крепких напитков. Они так долго были на нервах, что теперь плыли на глазах. Уж с кем, с кем, а с Еленой Борисовной такого раньше никогда не бывало. Решив направить их энергию в деловое русло, я внесла предложение:

– Девчонки, давайте поговорим о насущном.

Мы решили разделиться. Времени слишком мало, а сделать надо было много. Но сначала я взяла Ленкин сотовый и набрала знакомый номер.

– Здравствуйте, вас слушают! – раздался бодрый голос, и сердце мое громко ухнуло.

От результата этого разговора зависело многое. Ленка и Юлька, сидевшие напротив меня, одинаково сцепили пальцы и закусили нижнюю губу. Да, многолетнее общение не проходит бесследно. Я улыбнулась и… успокоилась.

– Алло!? Саша?! – Лесная лань грациозно качнула точеной шейкой и чуть опустила пушистые ресницы. – Здравствуйте! Это Алевтина Георгиевна.

Телохранитель моего бесценного первого мужа радостно ойкнул и закричал:

– Алевтина Георгиевна! Рад вас слышать! Как поживаете? Что ж не заходите? Ведь обещались!

Лань печально вздохнула:

– Я бы рада, Сашенька. Я помню, что зайти обещала. Просто сейчас… Для меня это неудобно… – Лань пугливо перебирала крошечными копытцами и мелко дрожала. – Помните, я у вас спрашивала, не искал ли кто меня… Кто-нибудь искал, Саша?

Эффект был потрясающий. Саша заволновался. А разволновать Сашу, уверяю вас, непросто. Обычно для этого требуется небольшое землетрясение или цунами. Но я подозреваю, что Саша до сих пор считал себя ответственным за мою сохранность, несмотря на то, что я ушла от Андрея больше года назад.

– Алевтина Георгиевна, у вас что-то случилось, я чувствую. – Я мысленно усмехнулась. – Не надо ничего скрывать, расскажите мне все (а вот здесь, брат, ты не попал), я вам помогу (а вот это правильно!), не волнуйтесь (легче сказать, чем сделать).

– Мне это не очень удобно, Саша…

– О чем вы? Алевтина Георгиевна, перестаньте волноваться, очень прошу. Да я очень рад буду, если смогу чем помочь, и Андрей Дмитриевич тоже. (Что-то, Саша, тебя не в ту степь понесло.) Может, вам по телефону говорить неудобно, так я могу подъехать. Андрей Дмитриевич в отъезде, я свободен.

Слушая Сашу, я мысленно его нахваливала. Что за умница мужик! Где сейчас еще таких найдешь? Помогу, и без лишних разговоров! Вот что значит сибиряк! Посомневавшись еще немного для порядка, я согласилась поговорить с Сашей и поделиться своими проблемами. Договорившись встретиться через два часа в ближайшем сквере, мы распрощались. Я вернула Ленке телефон. Дорогие подружки смотрели на меня с уважением.

– А голос! – всхлипнула Ленка. – Я чуть не разрыдалась.

– Джулия Ламберт, да и только! – Юлька, кривляясь, закатила глаза. – И вот ведь верят ей! Ведь верят!

Я скромно опустила глазки и улыбнулась. Не знаю, хорошо ли поступает человек, меняющий при первой необходимости одну маску на другую, но, если нервы твои не стальная проволока и ты ой как не любишь показывать другим свои чувства, что еще остается? Для меня невелик труд пообщаться с интеллигентной старушкой в музее или побеседовать с грузчиком из винного. Неважно, кто с тобой разговаривает, главное чувствовать собеседника, его настрой. Чувствовать и использовать. Но нельзя раскрываться самому. Это втолковывал мне, и не один год, человек, знающий, о чём говорит.

***

Наконец мы разбежались. Ленка – заниматься завтрашним отъездом, а Юлька вызволять мою красавицу, мою ласточку из автосервиса. Я же направила свои стопы в косметический салон, находящийся недалеко от нужного мне сквера.

Салон был так себе, средней руки, но в моих обстоятельствах не до жиру, и я питала надежду, что все обойдется благополучно. Администратор присутствовала, разговаривала весьма вежливо, кофе, правда, не предлагали, но не это главное. Зал небольшой, зато чистый. Растолковав мастеру, что мне нужно, я добавила:

– На все полтора часа – это максимум.

Она согласно кивнула, мол, понятно, а я уселась в кресло переживать. Я с подозрением следила за манипуляциями парикмахера, но, вскоре успокоилась. Похоже, дама дело свое знала, и инструмент был вполне подходящий. А я очень уважаю людей, знающих свое дело.

Пролетел час. Я попросила телефон и позвонила Ленке.

– Я вас слушаю?! – Ленка была деловита и спокойна. Как танк.

– Дорогая, это я! – Я искоса глянула на парикмахершу. Она деликатно отошла. На один шаг. – Как дела?

– Интереснейшие новости. Но не по телефону. Дальше… У меня, то есть у тебя, полный порядок. Единственное – вылет не в восемь утра, а в шестнадцать тридцать. Но не беда. Юлька позвонила, машину взяла без проблем, сделали все… Так, что еще… Вроде все. Встречаемся, как договорились. Только все же давай сразу по плану «Б», а? Ну чем черт не шутит, мало ли. Никому доверять нельзя. Как ты считаешь?

Я считала точно так же, поэтому с Ленкой согласилась:

– Давай по «Б», только не суйтесь на глаза, он ведь мою машину знает.

– Ага. Мне тут еще переговорить с человечком надо, и я свободна. Пока, дорогая!

– Пока!

По плану «А» мы шли на встречу с Сашей втроем. По плану «Б» я отправлялась к Саше одна, решив на всякий случай перестраховаться и не показывать, что девчонки в курсе событий. Однако если я сочту, что они нужны, я должна закурить, и «проходящие мимо» подруги к нам присоединятся.

Положив телефонную трубку, я снова покосилась на парикмахершу. Во время моего разговора она стояла за креслом, едва не навалившись на его спинку. Вдобавок она так сопела мне на ухо, что я плохо слышала Ленку. По всей видимости, у нее проблемы со слухом, оттого бедняжка и маялась.

Взглянув на себя в зеркало, сначала я, честно сказать, вздрогнула, но сразу взяла себя в руки. Выглядела я страшно непривычно, но вполне миленько. Я бы даже сказала – премиленько. Немедленно простив парикмахерше ее любопытство, я улыбнулась, продемонстрировав все, что ещё совсем недавно с таким усердием полировал мой дантист. Я сделалась теперь блондинкой, и мое каре до плеч превратилось в коротенькую озорную стрижку. Я так сама себе понравилась, что, глядя в зеркало, чуть было не исполнила нечто веселенькое и ритмичное. Но, вовремя опомнившись, рассыпалась в благодарностях и оставила щедрые чаевые. Распрощавшись, я вышла на улицу, сияя, словно подсолнух.

Понимая, что настроение абсолютно не соответствует предстоящей встрече, я раздумывала, чем бы его испортить, чтобы придать себе вид голодной лани.

Глянув на часы, я ахнула. До встречи с Сашей оставалось семь минут, а мне идти не меньше. Не могу же я влететь в сквер, словно бронепоезд под парами. Я планировала сидеть там с грустно опущенной головой, тяжко вздыхая. Саша всегда очень чутко реагировал, когда я была расстроена, и гарантированно добиться от него помощи можно, лишь заставив его поверить, что я чуть ли не при смерти. Тогда он сделает все, что я попрошу, а не будет ломать голову вопросом: «А на фига это надо?»

Раздумывая над этим, я понеслась, не разбирая дороги, в сторону сквера, лихорадочно придумывая, как себя вести. Саша – парень аккуратный и обстоятельный, он запросто может прийти минут на пять пораньше.

Оставалось две минуты, когда я подлетела к месту встречи, правда, с другого конца сквера, со стороны колючего кустарника. Саши не было видно, это меня ободрило. Решив не терять времени, я рванула через кусты, о чем сразу же пожалела. Колючки здесь были такие, что запросто могли проткнуть насквозь. Видимо, я оказалась первым добровольцем, рискнувшим пойти на такой поступок со времени посадки этого зловредного растения. Иначе здесь непременно должны были бы висеть скелеты несчастных. Расцарапав себе левую ладонь до крови, я молча и с достоинством выпала из кустов на асфальт. Обматерив про себя всю известную мне флору, а чтобы не ошибиться, и фауну, я похромала к скамейке. Только я успела опуститься на нее, показался Саша, как всегда весь безукоризненно отглаженный и улыбающийся.

Минута в минуту. Отдышаться после иглотерапии я еще не успела, из расцарапанной ладони сочилась кровь, и царапина здорово щипала. Все это отражалось на моей физиономии, выглядело, похоже, на пять баллов и нужное впечатление произвело. Потому что Саша, не доходя до меня, остановился и вытаращил глаза, чего раньше мне никогда видеть не приходилось. Конечно, мой новый имидж сбил его с толку, и парень растерялся. Но не такой он человек, чтобы полдня стоять с открытым ртом, поэтому рот он закрыл, твердой походкой подошел к скамейке, сел рядом и сказал:

– Добрый вечер, Алевтина Георгиевна!

При этом глаз от меня оторвать он не мог и, что говорить дальше, не знал. Я грустно улыбнулась и ответила:

– Здравствуйте, Саша!

Потоки крови показывать было еще рано, поэтому я сжала ладонь, с печалью думая, что могу перепачкать себе одежду. Между тем Саша, немного помявшись, спросил:

– Алевтина Георгиевна, вы что, плакали?

Поморгав, я не нашлась, что ответить, потому что никак не могла вспомнить, плакала ли я сегодня (или вчера?), и как лучше сказать: то ли «да», я плакала, то ли – собираюсь, если ты мне не поможешь. Поэтому я несколько неопределённо дернула головой и вздохнула, предоставляя Саше додумывать самому. В целом встреча проходила довольно печально, словом, так, как надо. Поговорив немного на общие темы, я поняла, что Саша готов к тому, чтобы начать излагать ему суть моей нужды. Сильно пугать его сразу не стоило, я побоялась, что он потащит меня в милицию или куда-нибудь в этом роде. Поэтому, поговорив о смене Сашей его старой «шестерки» на новую «девятку», я с жалостливым вздохом как бы невзначай разжала расцарапанную ладонь и чуть её качнула. По совести говоря, крови-то было не слишком много, но, размазанная по всей ладони, она выглядела впечатляюще. Саша отреагировал очень верно: схватил меня за руку, и, молниеносно выхватив из кармана белоснежный, аккуратно сложенный платочек, принялся перевязывать мне ладонь. Лань, нервно вздрагивая, молча роняла с пушистых ресниц горькие слезинки, переливавшиеся в свете вечерних фонарей всеми цветами радуги… Но носом не хлюпала и не сморкалась, как обычно поступала в подобной ситуации. Саша же, перевязав кровавые раны, руку отпустил, развернулся ко мне всем корпусом и, укоризненно качая головой, спросил:

– Алевтина Георгиевна, голубушка, это еще что? Вы меня простите ради бога, ничего я понять не могу. Я же вижу, что с вами что-то произошло. Не волнуйтесь, я лишнего спрашивать не стану, я вам помочь хочу… Может, ноги кому выдернуть надо или еще что? (Гром аплодисментов и испуганные, но доверчивые глаза.) Простите… Не хотел вас напугать… Я же понимаю, раз мы с вами встретились здесь, то помощь моя может пригодиться.

«Умный мальчик, – подумала я. – И перевязал. Мужики пошли, одно загляденье, платочки стерильные, как у медсестер. И все меня вытирают. Не к добру…»

Я покосилась на Сашу. Он ожидал ответа и меня разглядывал. Блондинкой-то он меня в жизни не видел. Не могу понять, нравится или нет… Чего это я как-то раньше не замечала, какой Сашенька мужик видный. Орёл-мужчина. А как смотрит… Умереть, не встать. Да-а.. Ой, что это я? Как меня мужик платком вытрет, так у меня крыша едет.

«Гормоны шалят, совсем развинтилась, – опять чувствуя близкие слезы, я всхлипнула. – И пауза чересчур затянулась…»

Не удержалась, быстренько достала свой платок и вытерла нос. В отношении чистоты с Сашиным он и рядом не лежал.

«Не делай паузы, если в этом нет крайней необходимости, но уж если сделала, тяни её, сколько сможешь…»

Тогда я тоже развернулась к Саше, подняла голову и с тоской во взоре уставилась ему в глаза.

Я, конечно, не актриса и, чем занять сейчас мозги, не представляла. Поэтому принялась считать про себя: раз, два, три, четыре… надеясь, что до трехзначных чисел дело не дойдет.

Саша, пялясь на меня уже с отчаянием, наконец, разлепил губы и выдохнул:

– Ну, Алевтина Георгиевна?!

«Готов!» Я была довольна, но радость не демонстрировала.

– Понимаете, Сашенька, не знаю даже, как вам и объяснить, в чем дело… Сама толком не могу понять… Но… За мной следят. Не могу появиться на работе… Звонят бывшему мужу (Саша удивленно приподнял бровь, об изменении моего семейного положения он ведь еще не знал), грубят Антону, его матери… От Антона я ушла… Слишком мы с ним разные люди…

Услышав это, Саша явно оживился. То ли решил, что я к Андрею Дмитриевичу могу вернуться, то ли на свой счет какие мысли появились, не знаю. Решив, что реагирует он не на то, на что надо, я продолжала:

– Я теперь боюсь дома у себя появиться… И обратиться не к кому. Разве что только к вам, Сашенька…

Я замолчала, предоставив Саше возможность ответить. Но Саша задумался и, похоже, слишком крепко. Молчал он минут пять, не меньше, потом спросил, медленно растягивая слова (видно боялся, что иначе до меня не дойдет):

– Ну хоть какие-то предположения у вас есть, кто это?

Я отрицательно покачала головой.

– Может, это ваш второй… э-э… бывший муж?

При слове «второй» Саша пренебрежительно скривился. А я чуть не ляпнула: «Ага, звонит и сам себя обзывает!», но сдержалась. Пришлось уверять Сашу, что «второй бывший» муж на подобные действия просто не способен. Рыдать на чужой груди – пожалуйста, а чтоб вот так… Нет. Робко кашлянув и подняв чистые глаза на Александра (интересно, а как у него отчество?), стараясь не моргать, я спросила:

– Саша… Э-э… А не может быть, что это… Ну… – Глазки я опустила и, стараясь еще и не дышать, пролепетала: – Андрей…

Услышав подобную крамолу, Саша задохнулся от возмущения и, подозреваю, очень хотел бы закатить мне подзатыльник. Но нельзя… Совладав с эмоциями и отдышавшись, он изрек весомо:

– Алевтина Георгиевна, вы ошибаетесь. Как к вам относится Андрей Дмитриевич, вы сами знаете. И я знаю. Поэтому подозревать его в том, что он устроил за вами слежку или пытается помешать личной жизни – несерьезно. А если б такое могло случиться, я бы наверняка знал. Так что на этот счет голову не ломайте. Здесь, я думаю, ваш бизнес скорее затронут. Может, у вас какие сделки дорогостоящие, ну там картины или еще что-нибудь? Может, было что-нибудь необычное?

Рассуждал Саша скорее сам с собой, но на меня поглядывал, видимо ожидая какой-либо подсказки или версии. Но я только удрученно мычала, как телок на выпасе, да поджимала губы. Мне не нужны были Сашины предположения, но попробовать через него, вернее через Андрея, узнать, с кем это мы так неловко зацепились, пожалуй, можно. Сам Андрей вернется только через неделю, и Саша, я уверена, хозяину все доложит. Меня пока не будет, а Андрей всем этим непременно заинтересуется. Фамилия Сомов достаточно известна в Первопрестольной, трепать ее – занятие не для дилетантов-любителей. Поэтому Андрей Дмитриевич из кожи вон вылезет, чтобы узнать, кого же так интересует Сомова Алевтина Георгиевна. Но это наш, так сказать, резервный полк, и выступит он через неделю. А пока наша задача эту неделю прожить и при своем остаться. А этого «своего» у нас сейчас стало немного больше, чем раньше.

Наше с Сашей совместное гадание о происхождении напасти немного затянулось, и я решила, что самое время ненавязчиво объяснить ему истинную цель встречи. Долгое сидение на жесткой скамье порядком утомило, поэтому я встала и, глядя на Сашу сверху вниз, спросила:

– Сашенька, а у вас пистолет есть?

Саша, как истинный джентльмен, начавший подниматься со скамейки вместе со мной, плюхнулся на нее обратно, вытаращив глаза и хлопнув ртом. Видимо, он хотел что-то сказать, но теперь забыл, что.

«Надо же, как реагирует, – подумала я, с личиком ангела разглядывая молодого человека. – А чего такого особенного я спросила? Вроде ничего».

Саша неопределенно мотнул головой и вздохнул. Мне, в общем-то, было понятно, что слишком уж много разных вещей, не вязавшихся в Сашином представлении с моим обликом, довелось ему сегодня увидеть и услышать. Но что поделаешь? Надо было брать его тепленьким, и я добавила:

– Я имею в виду, с собой?

Это понравилось ему еще меньше, но он молча кивнул головой и отвернулся. Я снова села.

– Вы не подумайте чего, Саша. Я так спросила, просто. Мне домой нужно попасть, а я идти боюсь, понимаете?

Конечно, он понимал, что маленькая бедная лань не может одна войти в дом, где ее могут поджидать злодеи, но чего ей в голову стукнуло об оружии расспрашивать, взять в толк не мог.

«Ну ничего, подумай пока, время еще есть».

Я решила, наконец, вывести на сцену Ленку с Юлькой. После моего отъезда им может понадобиться помощь, а Саша, судя по всему, помочь готов. Мне или не мне, какая разница? У него сердце большое и доброе, на всех хватит, к тому же профессионал. Но так как рассказ о моих бедствиях Саша услышал в очень и очень усеченном виде и не знал ни о камнях, ни о любимых подругах, следовало обставить встречу с ними как случайность. И чтобы они совершенно «случайно» зашли сейчас в этот скверик, от меня требовалось одно – закурить…

***

Похлопав себя по карманам и выпотрошив сумку, я с досадой вспомнила, что сигарет у меня с собой нет. Саша с интересом наблюдал за моими действиями, видимо удивляясь, какой же бабы неприспособленный к жизни народ. Пришлось, стыдливо затрепетав ресницами, спросить сигарету у Саши. Он, в очередной раз удивившись, ответил:

– Алевтина Георгиевна, я же не курю!

«Ах, ну да! Не пью, не курю, и цветы всегда дарю, и к футболу равнодушен… наверное… чего не знаю, того… Старая корова, диверсантка недоделанная, хоть ветку от куста прикуривай…»

Я завертела во все стороны головой, пытаясь разглядеть, где же маскируются на моей машине дорогие подружки. Половину горизонта закрывал собой шкафообразный Саша, я снова вскочила на ноги, но лучше от этого не стало. Сумерки надежно замаскировали темно-зеленую «Вольво», мою ласточку. Саша тоже поднялся, но глядел настороженно. Делать нечего, надо выбираться из сквера и купить или стрельнуть сигарету. Пока мои девочки думают, что они лишние, они не покажутся, а по части маскировки Ленка с Юлькой дадут сто очков вперед любому хамелеону. Я, с печалью в сгорбленной спине, побрела к выходу, Саша за мной.

«Может, просто зажигалку зажечь? Как они на это отреагируют? – Я покосилась на телохранителя и от затеи отказалась. – Если сейчас начну горящей зажигалкой махать, трудно представить его реакцию. В дурдом не сдаст, конечно, но волноваться будет».

Время шло, а в таком обычно оживленном месте никто не появлялся. Поток машин нёсся мимо нас на скорости, слепя фарами и норовя окатить грязью.

Наконец на тротуаре показались трое мужиков довольно мерзкого вида, и я, глотая подступающие от отвращения слезы, попросила у них закурить. Сражены были все четверо: и Саша, и мужики, но рта никто не раскрыл. Мужики молчали, косясь на внушительную Сашину комплекцию, а Саша просто потерял дар речи. Самый мерзкий из них, помятый рыжий мужик, торопливо протянул мне сигарету и, не переставая коситься на Сашу, бросился догонять товарищей. Сигарета была без фильтра, выглядела ужасно, а пахла еще хуже. Прохрипев вдогонку щедрому человеку:

– Спасибо… – я даже немножечко взвыла от отвращения и бессилия, но делать было нечего.

Тротуар был пуст, а бросаться под колёса, чтобы попросить сигарету, было, мягко говоря, неумно. Саша смотрел на меня с жалостью, явно ничего не понимая, поэтому я, сделав вид, что весь день только и мечтала, чтобы выкурить именно эту жуть, затянулась… После первой же затяжки сырой сигаретой неизвестного происхождения моё драгоценное горло решило проявить себя во всей красе, и я разразилась таким кашлем, после какого особо поэтичные натуры, заслышав подобные раскаты, сразу принимаются декламировать:

– Люблю грозу в начале мая!..

Каруселью завертелась единственная мысль: «Только бы они увидели, только бы увидели…»

Тошнота тугим комком обосновалась в горле, и покидать его не собиралась, в голове гудело и звенело. Я закрыла глаза и почувствовала, как ко мне подошел Саша, одной рукой крепко обхватил за плечи, а другой вырвал из моих пальцев сигарету. Хрюкнув, я благодарно уткнулась носом в Сашину грудь и немного обмякла. Я знала, что вполне могу так немного повисеть и он меня не уронит. Все-таки Саша свой человек и просто хороший мужик. Судорожно сглатывая набегающую мерзкую слюну, я печально думала, что если меня сейчас стошнит на Сашин костюм, репутация моя будет загублена навеки.

Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы вдруг за спиной я не услышала тихое шуршание. С трудом отстранившись от Саши, я оглянулась и увидела, как к тротуару плавно подкатила моя ласточка, а из окна на нас таращится, улыбаясь до ушей, счастливая Ленка. Водительская дверь открылась, и оттуда материализовалась Юлька. Стараясь не лопнуть со смеху, и тряся головой, словно припадочная, она спросила:

– Извините, мы вам не помешали?

– Ехали мимо, смотрим – Алевтина. А! Это же Саша! Здравствуйте, Саша! Не узнали, богатым будете, – это уже резвилась Ленка. – Вот, Аля, забрали твою машину, как просила. Хорошо, на полдороги встретились, не надо к дому гнать!

Безмерное счастье, написанное на лицах дорогих подруг, объяснялась исключительно радостью от случайной встречи со мной. Саша это понял, поэтому хмурился и смотрел подозрительно. Я растянула губы в улыбке:

– Какая неожиданная встреча!

***

Квартира, в которую я сейчас намеревалась попасть, досталась мне от моей родной тети Юли, умершей почти три года назад, вскоре после гибели моих родителей. Еще смолоду тетя Юля маялась слабым сердцем, перенеся первый инфаркт в тридцать лет, когда умер ее муж. Учась в старших классах, я сама вменила себе в обязанность заходить к ней после школы, помогать по дому и бегать в магазин. Жила она всего в пятнадцати минутах ходу от нас, что очень облегчало мою задачу. Она была старшей сестрой моей мамы, они всегда очень дружили, и я не припомню случая, чтобы они поссорились. С самого детства, если родители уезжали в экспедицию, я переселялась к тете Юле. Для меня это было вроде праздника: своих детей у нее не было, поэтому меня она обожала и ужасно баловала. Выйдя в сорок лет на инвалидность, тетя Юля не стала сидеть, сложа руки. Ее кипучая и деятельная натура требовала применения, поэтому она со всей страстью предалась своему любимому занятию – рукоделию. Хотя как именно назвать то, что она делала, я не знаю. Обычно под рукоделием мы подразумеваем вышивку или вязание, а тетя Юля делала все. Из всего, что попадало ей в руки, она могла сотворить шедевр. В дело шли нитки, пуговицы, гипс, глина, пластилин, проволока, бисер, старые ключи, перья… Одним словом, перечислить все просто невозможно. Она могла сделать панно или вазу, коврик или статуэтку, но, несмотря на то, что пользовалась простейшими инструментами, ни одна ее работа не выглядела поделкой. Сколько ни пытались ей втолковать, что за свои работы она может получать неплохие деньги, тетя Юля только смеялась и раздаривала их друзьям и знакомым на праздники и просто так. Не надо, думаю, объяснять, что своим энтузиазмом она заразила и меня. Множество долгих вечеров провели мы с ней вдвоем, изобретая вместе или по отдельности, стараясь перещеголять друг друга в оригинальности и мастерстве. Мое рвение, правда, иногда ослабевало. Я училась в институте, ходила в спортивную секцию или проводила время в компании друзей, но никогда не забывала заглянуть к тетке.

А когда мы собирались вместе всей семьей, мама смеялась и говорила, что мое воспитание – теткиных рук дело, от чего тетя всегда открещивалась и заявляла:

– Кадасовым, моя милая, воспитание дать невозможно! Уж с чем родились, с тем и живут. Ты можешь ей кол на голове вытесать, но по-своему делать не заставишь!

А мы с папой заговорщицки перемигивались и улыбались, знай, мол, наших! Мама и тётя Юля, глядя на нас, качали головами и тоже улыбались, казалось, что по-другому не бывает и так будет всегда. Мама приносила свои знаменитые пельмени, которые делала лучше всех в мире, мы рассаживались за огромным круглым столом. Отец рассказывал что-нибудь интересное про последнюю экспедицию, а мама смеялась и «выводила его на чистую воду», когда он пытался приврать ради красного словца… Потом я вышла замуж и долго не могла понять, куда же пропало это ощущение легкого, безмятежного счастья.

Телеграмму о смерти родителей принесли домой к тетке. Мне позвонила заикающаяся соседка и сообщила о том, что тетю Юлю увезли в больницу с инфарктом. А о телеграмме я узнала только на другой день… Тетя пришла в себя через неделю после похорон, и я забрала ее домой. Перевезти ее мне помогал Саша, уже работавший у Андрея Дмитриевича. Муж уехал в то время в командировку почти на целый месяц, я поселилась у тетки, она была очень плоха. Худела, бледнела и почти все время молчала. Затем случился еще один инфаркт, и ее не стало.

***

Загрузившись в машины: я – к подозрительно настроенному Саше, а девчонки – в мою, мы тронулись к дому.

Ехали молча. Метров за пятьсот до дома Саша остановился, посмотрел на меня и спросил:

– Алевтина Георгиевна, вы точно не хотите мне ничего сказать?

– Хочу, – ответила я. – Вытащите, пожалуйста, пистолет… И скажите мне, как ваше отчество?

Саша крякнул, покрутил головой и, тронув машину, ответил:

– Васильевич.

Мы остановились в соседнем дворике. Девчонки вышли из машины, и подошли к нам.

– Ладно, ждите, – буркнул Саша. – Сейчас приду. И… не валяйте здесь дурака!

– Александр Васильевич! – Я серьезно смотрела на Сашу. – Пистолет!

Он нехотя кивнул, взял у меня ключи и исчез в темноте.

Забившись втроем в мою машину, мы некоторое время сидели молча, только вздыхали. Во дворе, как всегда, не горел ни один фонарь, лишь огромная луна висела над нами, а черные деревья отбрасывали причудливые зловещие тени. Было тихо, нормальные люди уже готовились ко сну, а шпана еще только одевалась на прогулку.

Наконец тишину в машине нарушила Юлька. Она завздыхала чаще и громче, хрюкнула и сказала:

– Да-а…

– Да-а… – тут же согласилась Ленка. – Нет, ну надо же так нервы накрутить! Сижу и трясусь как малахольная, а из-за чего, сама не пойму.

– И мне, девочки, что-то маетно, – честно призналась я. – Выйти, что ли, покурить?

– Сиди, курилка. Чего это ты раздымилась? То месяц не курит, а тут – одна за одной, одна за одной! Гляди у меня!– Елена Борисовна сурово сдвинула соболиные брови.

– Да когда я курила-то? – возмутилась я таким тиранством. – И не помню, когда последний раз сигарету в руки брала!

– Да? А кто Александру Васильевичу костюм облизывал? – Я поняла, что сделала промашку, и меня заманили в ловушку.

Безусловно, этим любопытным воронам захотелось узнать подробности увиденной ими пикантной сцены, вот меня и подловили. Ну, Ленка!

– Это все ради дела, – отрезала я. – Ради общего дела страдала и ваших мелких намеков не понимаю!

– Да-да-да! – писклявым голосом пропела Юлька. – Видели мы это дело. А Александр Васильевич, ну что за душка, не мужчина, а мечта. А комплектация…

Как ее на работе держат, никак не пойму…

– Комплекция! – не выдержав, я покатилась со смеху, девчонки за мной.

Хохотали мы до слез, забыв, что десять минут назад тряслись со страху.

– Комплекция комплекцией, но и комплектацию не мешало бы проверить, мало ли что. Только Альке нельзя поручать, она сразу замуж выйдет. Так что ты, Ленка, или я, больше некому! Все, Ленка, на наших плечах, как всегда. Ну проверим?

– Проверим, раз плюнуть! Гляди, мы девки какие видные, враз в оборот возьмем!

– Сейчас вернется…

Обычный, в общем, разговор в ситуации, когда из машины вышел мужик, а в ней остались три запуганные молодые женщины.

– Ладно, видные девки, давайте о нашем, о девичьем, – предложила я, когда веселье стихло.

Решено было следующее: Юлия Геннадьевна, как убывшая в законный отпуск, уезжает завтра к матери в славный город Клин. Клавдия Олеговна, Юлькина мама, год назад вышла замуж и переехала к мужу. Так что проживала теперь в пригороде Клина, по словам Юльки, в очень и очень симпатичном особнячке. Так что все абсолютно естественно. Она и так туда собиралась, только не завтра, а через три дня.

– Ой, возьми, Юлька, свои деньги, я ж забыла тебе отдать, – опомнилась я. – А то с чем поедешь?

– Небось, прикарманить хотела, знаем мы вас. – Если бы Юлька сказала что-нибудь другое, я бы очень удивилась. – Только бы чужие денежки замылить, что за народ?!

– Шмотки какие-нибудь сейчас у меня поглядим, на пару недель хватит, – благородно предложила я и тут же услышала:

– Ой, мне же все будет велико!

– Молчи, шпингалетка! Ушьешь! – подвела я черту под дискуссией.

С Ленкой дело обстояло иначе. Уехать она не могла, да если бы и уехала, выглядело бы все это подозрительно. Потому что на данный момент она успела лично пообщаться с милейшими молодыми людьми, питающими живой интерес к местонахождению Сомовой Алевтины Георгиевны, и являлась, так сказать, нашим окном в мир. Правда, три месяца минуло, как я стала уже Аликушиной А. Г., но забывчивая Ленка об этом не упомянула.

Когда днем, взяв мой загранпаспорт, она вернулась в свой офис, секретарь сообщила, что ее ожидают два молодых человека. С первого взгляда оценив обстановку, Елена Борисовна заулыбалась и пошла бюстом на таран. Пригласив гостей в кабинет, она предложила им сесть в кресла, сама уселась напротив, представила миру на обозрение шикарные коленки и, склонив голову набок, спросила:

– Чем я могу вам помочь?

Видимо, молодые люди не ожидали увидеть в офисе французской фирмы роскошные формы красивой русской женщины, поэтому несколько смешались и растерялись. По описанию Елены Борисовны, они мало чем отличались друг от друга, но у одного томление в членах наблюдалось более явственно. Она решила продолжать работу с ним, как с более перспективным источником информации, и тут же нарекла его Пупсиком. Про себя, конечно.

Минут через пять она уяснила, что интересуются они в ее кабинете совершенно другой женщиной, и обиделась. А когда она обижается, это сразу видно. Грудь взволнованно трепещет, нижняя губа закушена (впрочем, очень элегантно), а глаза…

– Вообще-то, Алевтина Георгиевна работает не здесь, – мягко сказала Ленка.

– Мы знаем, – в два голоса перебили ее гости, досадливо переглянулись, и чувственный Пупсик уступил право ведения переговоров. – Мы на работе у нее были, там ее нет. Но она нам нужна по очень важному делу, не могли бы вы нам помочь? Нам сказали, что вы ее близкая подруга…

– Ну что вы, – мило улыбнулась подружка, судорожно соображая, какая сволочь могла это ляпнуть. – Алевтина Георгиевна сейчас птица высокого полета, к ней просто не подступишься. Вот раньше… Она теперь с большим удовольствием общается с бизнесменами да художниками, а не с нами, смертными…

Ленка удрученно покачала головой, представляя зарвавшуюся змею-подругу, и вздохнула.

– Можете закурить, – предложила она и сама затянулась.

Случай неслыханный в ее кабинете. Просто из ряда вон. Но нервы не морковь, на рынке не купишь. Ребята не семи пядей, но и явно не дураки. Особенно вот этот. Умник.

– А зачем она вам так понадобилась? – прищурившись, Ленка со значением смотрела на Пупсика, изображая безграничное женское любопытство. – По личным вопросам?

– Да нет. – Парень расплылся в широкой улыбке. Суть проблемы его явно не интересовала. – Просто…

– Она нужна нам по вопросам бизнеса, – торопливо перебил его второй, зло мазнув по напарнику взглядом.

– A-а… Я, в общем-то, случайно узнала, что у Алевтины сейчас семейные проблемы. Очень большие. Говорят, она в большом трансе.

По загоревшимся глазам Умника она поняла, что сейчас последует вопрос: «Кто говорит?» Поэтому сама продолжила:

– Я разговаривала с одной знакомой… С Юлией Королевой. Алевтина вчера к ней заезжала, может быть, хотела поделиться, может, переночевать, не знаю. Сказала Юлии, что разошлась с мужем, переживает ужасно! Но Юлия сама собиралась уезжать – она сейчас в отпуске… А Алевтина укатила на какой-то курорт, залечивать душевную травму…

Поведав все это доверительно гостям, Ленка снова уставилась на Пупсика, трепеща ресницами. Услышав неожиданную концовку, ее посетители чуть не подпрыгнули и снова в один голос заорали:

– На какой еще курорт?!

Больше они уже не переглядывались, а требовательно смотрели на Елену Борисовну. И лишь Пупсик слегка косил на ее коленки. Ленка ласково улыбнулась и сама задала вопрос:

– Ну откуда же я знаю?

Закинув ногу на ногу, она приподняла прекрасные брови, развела руками, как бы говоря: «Я ведь к вам со всей душой, а вы шумите!»

Наступила пауза. Умник размышлял, что же еще спросить, а Ленка, не мешкая, приступила к обольщению Пупсика. Она опустила глаза долу и искоса, словно против своей воли, поглядывала на парня. Наконец Умник перестал скрипеть мозгами и спросил:

– А ночевала она, значит, у Королевой?

– Я не спрашивала, а Юлия не сказала.

– А куда уехала Королева?

– Я не спрашивала. Она не замужем…

– А надолго?

– Не знаю.

– А когда уехала?

– Кажется, сегодня утром, но точно сказать не могу.

– А еще у Алевтины Георгиевны близкие подруги есть?

– Я не знаю. Я же говорила вам, что сейчас круг общения у неё очень и очень… высокий… Не знаю, бывают ли там близкие подруги…

Не узнав ничего толком, Умник опечалился. В глазах его явственно читалось огорчение. Он вдруг поднял глаза на Ленку, внимательно следившую за игрой его чувств, и стал пристально разглядывать ее, словно что-то прикидывая. А у нее оборвалось сердце и сперло дыхание.

– Честно сказать, мне вдруг показалось, что он раздумывает, как бы ловчее меня разделать, изверг! Так посмотрел, так посмотрел! Я перед ним как дура, и так и этак, а он? – рассказывая, Ленка всхлипывала, но зареветь не смогла.

– Дорогая! Ты перед ним и так и этак врала! Чего ж обижаться? – заметила я.

– Врала, конечно. Что ему, сукину сыну, правду, что ли, говорить? – Она еще повздыхала. – Но зато второго я, девочки, достала. Не хвалясь, скажу: парень был готов, что твой пончик, разве только не шипел!

– Так как же вы расстались? – полюбопытствовала Юлька.

– Как расстались? Душевно расстались…

Пораскинув, видно, как следует мозгами, Умник решил, что допросить с пристрастием Елену Борисовну в офисе не получится, а выволочь ее каким-либо образом на улицу тоже вряд ли удастся. Поэтому он стал очень вежливо прощаться и спросил разрешения побеспокоить, если будет нужда. Расплывшаяся до ушей Елена Борисовна клятвенно заверила его в своей любви и дружбе и настоятельно просила обращаться в любое время, про себя злобно думая: «Что б ты сдох, зараза!»

– До свидания… – Она несмело протянула пухленькую ручку Пупсику. – Рада буду помочь, если в моих силах… Приятно было познакомиться!

Чуть заметная дрожь в голосе и нерешительный взгляд. Гляди-ка, Пупс рад бы задержаться… Ох, ну как бы его оставить на пару минут? Этот поганый Умник так и теребит его, шипит на ухо: пошли, пошли! Господи, как он его назвал? Кабан? Ну надо же! Пупсик куда как романтичнее. Хотя, может, он и прав… Если бы только узнать, кто их послал… Ленка чуть дольше необходимого задержала руку Пупсика в своей. Ответный жест не заставил себя ждать.

«Спёкся, козел!» – злорадно подумала она.

Момент наступил критический. Не раздумывая о последствиях, Ленка в то самое мгновение, когда Умник повернулся к ней спиной, вложила в руку Пупсика свою визитку, волшебным образом очутившуюся в ее пальцах. Парень слабо дернулся, но под страстным взглядом леди затих. К своему огромному облегчению, она увидела, как за спиной Умника он несколько суетливо, но быстро убрал визитку в карман. Надеясь, что у него недостанет ума вытащить ее в присутствии напарника, Ленка мысленно перекрестилась.

«Только бы сошло! – глядя на спины уходящих визитёров, она подняла глаза к небу. – Господи, только бы Витька не узнал!»

Резон скрывать от своего возлюбленного факт, так сказать, поползновения на сторону, безусловно, был. Дело в том, что Виктор, весёлый, обаятельный и ревнивый мужик, был инструктором по самбо, причём не инструктором-теоретиком, а инструктором-практиком. Смысл его жизни, на мой взгляд, заключался, в первую очередь, именно в самбо, во вторую – в Ленке. Не говорить этого Ленке у меня ума хватало, а у неё на этот предмет было собственное мнение. Я же исходила из того, что убежать на пару часов или пару дней, поругавшись или взревновав, от Ленки он мог, а вот пропустить тренировку или соревнование – никогда. Происходило это, правда, нечасто. Я имею в виду ссоры или ревность. Но, если происходило, вот это бывал фейерверк, доложу я вам! Елена Борисовна дама в теле, но и Виктор Михайлович тоже хорош. В росте большой разницы у них нет, но вздымающаяся во время баталии накачанная грудная клетка Витьки становилась сродни сногсшибательному бюсту подруги, приобретая запредельные объемы. Не подумайте только, что речь идёт о потасовках или ещё каком членовредительстве. Тут бы Ленка супротив любимого не потянула. Но громовые раскаты голосов и порушенная вокруг мебель производят на случайного зрителя ошеломляющее впечатление, уверяю вас! Через какое-то время следует бурное примирение, всеобъемлющая любовь и голубиное счастье, счастливых влюбленных можно не видеть пару суток, Ленка берёт отгул… и вечером Витька бежит на очередную тренировку…

– Так что остаюсь одна в тылу врага, – патриотично сказала Ленка. – Так и знала, что все на мои хрупкие плечики ляжет! Может, меня даже наградят… посмертно… А вас пусть замучает беспощадная совесть…

– Резвится она, поглядите! – заворчала Юлька. – Ты шибко-то не резвись, получишь по жопе, будешь знать.

– Юлька права, – встряла я. – Не высовывайся здесь. Не знаю, не слышала, не видела. Если сейчас не дашь честного слова, что не станешь в разведчиков играть, никуда не поеду, останусь.

Я выглядела решительно и сурово взирала на подругу. С другой стороны на нее живым укором таращилась Юлия Геннадьевна. Ленка заелозила по сиденью, поджала губы и замычала.

– Ты не мычи, а скажи: «Честное слово!» – Я ткнула её в бок пальцем.

Она закатила глазки и сказала:

– Ну я что, дура? Все я знаю!

– Нет, скажи!

– Ну, даю, даю! Даю вам честное слово, что, когда вас не будет, не буду высовываться, не буду приставать, не буду… ни есть, ни пить, буду сидеть как…

– Как дура! – радостно закончила Юлька и захихикала.

– Нет, дорогая, кушай на здоровье, хотя пей, конечно, поменьше. Ты как лишку хватанешь, с тобой не совладаешь!

– «Варвара, ты волчица!» – с сожалением глядя на нас, развеселившихся, выразительно процитировала Ленка.

– Но так оно и есть!

– «Волчица старая и мерзкая притом!» – Ленка театрально вздохнула, закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья, давая понять, что разговора с ней мы недостойны.

Но просидеть в тишине больше двух минут нам не удалось. Потому что Ленка завозилась, открыла глаза и сказала то, что было готово сорваться с моего языка:

– Что-то Саши больно долго нет…

Мы снова притихли.

– Так не бывает, – сказала Юлька. – Не спать же он там лег!

Я облизнула пересохшие губы:

– Ага!

– Ага! – передразнила меня Ленка. – Чего делать-то будем, а? Где очередные гениальные идеи?

– Я на заказ не могу, – скромно ответила Юлька. – Но, на мой взгляд, надо… туда идти… А, Алька?

– Ага, – ответила я и полезла из машины.

Главное сейчас – идти и не останавливаться. Зайти в подъезд, подняться на свой этаж… Только не трусить и идти… Но делать это мне абсолютно не хотелось. Ноги дрожали, горло привычно пересохло, грудь теснило скверное предчувствие.

«Ты всех втравила, ты и тащись, – подумала я и хныкнула: – Как я боюсь туда идти!»

Направившись к подъезду, я услышала, как за спиной захлопали дверцы машины. Мои девчонки шли за мной. Я вдруг испытала к ним чувство огромной нежности и… жалости.

– Девчонки, ждите меня здесь, если что, я вас позову, – зашептала я, повернувшись.

Говорить на улице в полный голос почему-то было страшно. Юлька ничего не ответила, продолжая идти, а Ленка сердито буркнула, правда тоже шепотом:

– Еще чего! Давай двигай, не стой!

Саши нигде не было видно. Поднявшись по лестнице, мы на секунду замерли, потом я решительно направилась к своей двери. Она была неплотно прикрыта.

«Значит, Саша внутри», – мелькнуло в голове, и я потянулась к ручке.

Внезапно дверь распахнулась. Мы дружно сдавленно взвизгнули и подались назад. На пороге стоял Саша, в одной руке он держал пистолет, другой держался за окровавленную голову.

***

Первой очнулась Юлька. Отодвинув меня рукой, она шагнула к Саше и спросила:

– Эй! Ты в порядке?

Вопрос, конечно, глуповатый в данной ситуации, но необходимый. Саша, наконец, сфокусировал взгляд на нас, и в нем появилось осмысленное выражение. Встрепенувшись, он быстро схватил меня и Юльку за руки и втащил в квартиру. Ленка ввалилась самостоятельно, без всякой помощи и очень быстро.

Сбившись в кучу, словно овцы, мы молча таращились на Сашу. Он еще раз выглянул в коридор, аккуратно закрыл дверь и повернулся к нам. Вернее, ко мне.

– Ну? – с не очень уважительной интонацией пророкотал он.

Я не стала обижаться. Все-таки ему, судя по его виду, порядком съездили по башке, должно быть, больно. Все правое ухо кровью залито.

– Тебя надо перевязать, – сказала я, вдруг начисто забыв, что перед этим лет пять, не меньше, мы общались исключительно на «вы». – Я сейчас…

Саша поморщился и остановил меня:

– Подождите. Это потом. Во что вы вляпались? Алевтина Георгиевна, либо вы мне сейчас… Это совсем не шутки… Здесь человека убили…

– А-а? – дружно переспросили мы и стали присаживаться кто куда.

Я с Юлькой на пол, а Ленка на пуфик. Ленка сердито глянула на меня, повернулась к Саше и грубо спросила:

– Чего несешь? Охренел, нет?

– Нет, – почти спокойно ответил Саша. – И не думал.

– Саша, объясни, да не тяни, тебя надо перевязать…

Поднявшись на этаж, Саша огляделся, раз уж я так об этом волновалась, осмотрел замок, прислушался. Стояла полная тишина. В такой тишине капля, падающая из крана, звучит набатом, голоса этажом ниже раздаются, кажется, из другого угла комнаты. Саша вытащил ключи (а не пистолет, как его не один раз просили) и стал открывать дверь. С непривычки он чуть замешкался, но все обошлось благополучно. Шагнул в темноту, протянул руку и включил свет… У противоположной стены большого квадратного холла стоял невысокий жилистый паренёк в черной трикотажной шапке, с прорезями для глаз и носа. Под маской не было видно улыбки, но парень вдруг захихикал. Хотя увидеть здоровенного мужика он явно не ожидал, тихо присвистнул и вскинул правую руку. Тускло блеснула вороненая сталь… Но неожиданно за Сашиной спиной раздался чуть слышный хлопок, незваный гость вскинулся, словно с размаха врезавшись в невидимую кирпичную стену. В середине лба на чёрной ткани, глухо чмокнув, брызнул вдруг тугой фонтанчик. Парня отбросило назад. Разворачиваясь, Саша успел выбросить вперед кулак, мазнувший по чьей-то куртке, и провалился в темноту…

– А… где же… ну эти? – Юлька громко клацала зубами.

Я поднялась с пола, прошла на кухню, затем в одну комнату, в другую. Никого не наблюдалось, ни живых, ни мертвых. Если не считать того, что в квартире почти все было перевернуто вверх дном, в остальном был полный порядок.

– На кухню! – скомандовала я. Передавать сейчас инициативу Саше ни в коем случае нельзя. Не приведи, господи, вспомнит сейчас про милицию. – Быстро!

Все послушно пошли за мной, расселись на табуретки, а я спросила:

– Послушай, Саша, ты в крови… но вообще-то, в квартире никого нет.

Саша стал медленно багроветь, глядя на меня исподлобья, чуть ли не с ненавистью.

– Что же я, по-вашему, вру? А головой об ступеньку?..

Он поднялся с места и потащил меня за руку обратно в коридор. Его запас вежливых слов явно заканчивался, поэтому я торопливо заверила его:

– Нет, нет! Я не о том, Саша!

Краем глаза я увидела, что Ленка со вздохом тянется к старинному подсвечнику, стоящему на подоконнике. Должно быть, подумала, что Саша немного двинулся и теперь опасен.

«Господи! – взмолилась я. – Только бы не оглоушила его сзади этим канделябром! Ведь убьет…»

Мне и самой Сашино поведение казалось не слишком логичным, но, может, для этого и правда причина есть? Добравшись до холла, Саша подвел меня к дальней стене и чуть не носом ткнул:

– Ну а это что?

На пестром рисунке обоев с первого взгляда трудно было заметить круглую аккуратную дырку, но растрепавшиеся края и пыль от штукатурки выдали ее, поэтому я ойкнула, левой рукой зажав рот, а указательный палец правой сунув в отверстие. Дырка была самая что ни на есть настоящая и, насколько я могла судить, новая. Раньше я никогда ее не видела. Приглядевшись еще, я обнаружила, что вокруг дырки растерто пятно, будто кто-то пытался стереть… кровь… Опустив глаза вниз, я разглядела темные брызги, окропившие стену, а также пятна на полу, прямо подо мной. Отступив назад и отодвинув девчонок, разглядывающих стену и сопящих мне в ухо, я увидела, что стою на плохо стертом кровавом пятне.

Я молча сняла туфли, пошла в ванну и вымыла их, взяла губку и мыло, вытерла стену и пол в коридоре. Наблюдающим за моими действиями девчонкам я принесла по тряпке. Не сказав ни слова, они начали методично и тщательно протирать все гладкие предметы и расставлять вещи по местам. Я усмехнулась. Кто бы мне об этом два дня назад сказал!

Тем временем я быстро обрабатывала Сашину рану. К счастью, ничего страшного не было, хотя, возможно, небольшое сотрясение он заработал. Заняв, наконец, свои руки делом, я принялась думать. Но толкового объяснения, хоть убейте меня (тьфу-тьфу-тьфу!), найти не могла, один конец никак не вязался с другим, и выходила полная белиберда.

Кто мог так вовремя появиться за Сашиной спиной? Бэтмен? Кто был настолько заинтересован в Сашином спасении, что, не раздумывая, пошел на убийство? Кто вытирал кровь? А на кой забирать с собой труп? Ну или раненого, что тоже не исключено? Тащить его, рискуя, что кто-нибудь попадется навстречу? Друг? Родственник? Мой? Юлькин? Ленкин? Навстречу… В голове вдруг мелькнула неясная догадка, я даже замерла от волнения. Так, так, так… Почему…

– Алевтина Георгиевна! – Я вздрогнула и едва не подпрыгнула. Из-под моей руки выглядывал Саша, пытаясь заглянуть мне в глаза. – А почему в квартире все перевернуто? Что искали-то?

– Не знаю, – сердито ответила я, смывая мокрой ваткой кровь с его шеи, – грабили, наверно.

Саша глядел на меня с подозрением и был прав.

Быстренько покончив с медицинскими проблемами, я взялась за сборы, ничуть не заботясь об отпечатках. Да и странно бы было, если хозяйка не оставила своих следов. Меня не покидало ощущение, что кто-то все время пытается наступить мне на пятки, поэтому работоспособность у меня появилась невероятная. Минут за пятнадцать я собрала два чемодана и сумку, надеясь, что ничего не забыла. Свою любимую книгу Моэма, косметику и купальник я точно взяла, а без остального можно обойтись.

– Вы закончили? – спросила я, разгибаясь.

– Угу, – кивнула Юлька.

– Тогда держи, это тебе. – Я протянула ей один чемодан. – Все, уходим.

Оглянувшись у дверей, я еще раз порадовалась, что квартира имела практически свой обычный вид, а из теткиных работ почти ничего не пострадало. Лишь у небольшого панно из рыбьей чешуи и соломки, изображающего деревенский пейзаж, была сломана рама и разбито стекло.

Я захлопнула за собой дверь.

Саша вел себя крайне осторожно. Видно встреча с веселым пареньком крепко отложилась в его мозгу, убедив, наконец, что мой рассказ плод не только моей фантазии. Поэтому, прижав нас к стенке и зашипев, чтобы мы закрыли рты, он долго и внимательно прислушивался, затем стал спускаться по лестнице. Повернувшись, прошептал:

– Пойдете, когда я позову…

Напряженно вслушиваясь в тишину, я, каждую секунду ожидая грохота, стрельбы и прочих ужасов, непроизвольно вернулась к ускользнувшей важной мысли.

«Если кто-нибудь войдет в подъезд, то он попадется Саше… навстречу… А если… если… – Я даже перестала дышать, боясь спугнуть свою догадку. – Значит, он пошел наверх…»

Сердце мое так колошматилось о ребра, что, казалось, его удары были слышны на улице. Я почувствовала, как между лопаток пробежала струйка холодного пота.

– Лена! – шепотом позвала я и отлепилась от стены. Шагнула к лестнице.

Подруги оглянулись и, поняв, что я собралась идти наверх, зашипели, словно гусыни, пытаясь схватить меня за руки. Выдернув руку, я пригрозила им кулаком и даже топнула ногой. Так, чисто символически.

– Спускайтесь, я приду через пару минут… – стараясь говорить как можно тише, я выразительно таращила глаза, пытаясь придать лицу максимальную убедительность.

– Куда ты? Ты что? – Они явно перепугались, но с места не тронулись.

– Тихо! – Я приложила палец к губам. – Не бойтесь, я скоро…

Квартира располагалась на шестом этаже восьмиэтажки. Значит, и пройти-то всего два этажа. Стараясь не касаться ступенек и не дышать, осторожно пошла наверх. Дойдя до чердака, остановилась. Лестничный пролет перед чердачной дверью был перекрыт решеткой. Дом у нас достаточно спокойный, преимущественно здесь живут тихие и солидные люди, много пожилых, молодежи мало. Поэтому чердак никого, кроме слесарей, не интересовал, как и во всем подъезде, здесь царил порядок и чистота. Решётка обычно (насколько я помню) заперта на висячий замок, а если возникала необходимость попасть на чердак, все знали, что запасные ключи имеются у пенсионера Петра Фомича, живущего на втором этаже. Но сейчас замок отсутствовал. Свет был очень тусклый, я подошла поближе, наклонилась и увидела на дверной петле широкую свежую царапину. Тронула ее пальцем и почувствовала металлическую крошку. Сердце опять рванулось, а я стояла, прикусив согнутый палец, и никто в мире, включая меня, не знал, побегу ли я сейчас вниз или пойду вперед.

Так и не определив, что же мне делать, я развела металлические створки и пошла наверх. Толкнула дверь. Она не была заперта и поддалась. За ней было абсолютно темно, а до конца дверь почему-то не открывалась. Я толкнула сильней, сдвинув ее еще немного. Глаза чуть привыкли к темноте, и я различила большой темный мешок на полу, мешающий двери открыться свободно. Сделав один шаг внутрь, я присела на корточки и пригляделась. После чего беззвучно заорала во все горло (если так можно выразиться, вероятно, лучше сказать – хотела заорать), плюхнулась на задницу и, откинувшись, сильно ударилась головой о косяк двери. Приглядевшись, я различила черные ботинки на толстой подошве, черную куртку и черную шапку на голове. Прижав колени к груди, спиной ко мне лежал человек, судя по всему, мертвый. Завывая тихонечко: «Ы-ы-ы…», я на четвереньках, царапая руки, скатилась с лестницы, ударилась плечом о решетку, вывалилась на лестничную клетку и рванула вниз.

***

Вчера мне казалось, что я прожила худший день в моей жизни. Сейчас стало ясно, что ошибалась. Сидя на заднем сиденье Сашиного автомобиля, я, глядя в лицо что-то взволнованно говорящей Ленке, вдруг осознала, что не понимаю ни слова. Это было так странно, что я начала тереть виски руками и… улыбаться, а возможно, и хихикать, потому что Ленкино лицо вдруг вытянулось, брови поползли вверх, а челюсть – вниз. Подняв глаза, я увидела, что в зеркало заднего вида на меня смотрит Саша, смотрит очень странно, и я испугалась, потому что вдруг поняла, что мы едем. А если Саша будет смотреть не на дорогу, а на меня, нас наверняка ждут неприятности… Надо смотреть на дорогу…

– Надо смотреть на дорогу! – громко сказала я, покачав головой. – На дорогу!

Ленка вздрогнула и громко всхлипнула. Потом двумя руками обхватила мою голову и прижала к своей груди. Она заплакала тоненько и жалобно, мне стало жалко ее и себя. И я тоже заплакала, сначала тихо, а потом все громче и громче. Вскоре мы с Ленкой на пару завывали и причитали, и, если вы спросите, на это стоило поглядеть. Не знаю, сколько мы за это время проехали. Нарыдавшись и отведя душу, я освободилась из Ленкиных объятий и глянула в окно.

– Куда это мы?

– Куда! Туда! У Саши вон спроси, куда.

– Проверяемся, – не дожидаясь вопроса, ответил Саша. – Такие дела, не знаю, что и думать. Так что не раздумываю, а проверяюсь. Не знаю, кого, зачем, для чего, тоже не пойму, но… Может, вы все же скажете? Если, конечно, хорошо себя чувствуете…

Он опять принялся разглядывать меня в зеркало.

«Опять на дорогу не смотрит, – подумала я. – А чтой-то все о моем здоровье пекутся?»

Я покосилась на Ленку и уверенно сказала:

– Я себя прекрасно чувствую!

– Полчаса назад я бы этого не сказала! – подала она голос. – Полчаса назад я решила, что ты сбрендила, а я лишилась подруги. Ну в жизни я не видала, чтоб в здравом уме из подъезда на четвереньках выбегали! И в гроб краше кладут, чем ты была!..

Выяснилось, что, когда я выскочила из подъезда, все уже ждали меня у машин. Саша сильно нервничал, порывался идти за мной и ругал девчонок за то, что они меня отпустили. Тут наконец появилась я, принялась трясти всех по очереди за грудки, взахлеб твердя: «чердак» и «мертвый». Доведенный до отчаяния, Саша не стал испытывать судьбу и, затолкав всех по машинам, рявкнул Юльке:

– Не отставать!

После чего вылетел с нашего двора, а следом за ним – Юлька на моей ласточке. И теперь мы выписывали по городу пируэты, петляли по переулкам, благо машин было мало и некому было принять нас за идиотов, кроме гаишников. Оглянувшись назад, я увидела Юльку в моей машине, бледную и несчастную. Из-за того, что в машине она находилась одна, бедняга не могла порыдать на чужом плече, не могла закатить глаза, не могла даже пожаловаться вслух, потому что все равно никто бы не услышал. Все это подругу явно огорчало и раздражало. Я вздохнула и сосредоточилась.

– Саша! – позвала я через некоторое время. – Выбери уголок поспокойней!

Ленка выжидающе смотрела на меня. Мне было ясно, что все здорово сбиты с толку и напуганы, и принятие дальнейших решений ожидается от меня.

– Витька где? – Я понизила голос. – Хоть что-нибудь он знает?

Она отрицательно мотнула головой.

– А если будут спрашивать, он скажет?

– Он скажет только то, что я попрошу.

– Отлично. Вот что, дорогая. Вызывай его сейчас. Едешь домой и баиньки. И, пожалуйста, постарайся эти дни быть с ним рядом. Что сказать, мне тебя учить не надо. И с Пупсиком никакого баловства! Если он вдруг объявится… Ленка, миленькая, не шути с этим, видишь, что выходит. Но самое главное, не забудь про выставку, очень прошу. Я Саше объясню, он все привезет, а ты в галерею сама не суйся. Позвонишь Верочке, она в курсе, ребята сами все сделают. Лады?

– Лады, Алька. Только уж и ты, голубчик, стерегись. – Ленка вытащила из сумки телефон. – В аэропорт завтра не опоздай. С месье Дюпре места в самолете у вас рядом, так что не ошибешься… – Она подняла вверх указательный палец. – Витя? Это я… Не волнуйся, все в порядке. Подъезжай, Витенька, забери меня… Да, я с девчонками. Ты что, ничего мы опять не затеяли, просто пообщались… Трезва как лист… Обижаешь. Значит, если бы мы были в стельку, то было бы не странно?.. – Ленка отлепилась от трубки и посмотрела на меня. – Куда подъезжать-то? – Я быстро назвала адрес. – Ну, давай, жду!

Она убрала телефон. В это время Саша остановился в узеньком переулке, подруга приткнулась следом. Мы выбрались из машин, Юлька спросила:

– Ну?

– Сейчас Витек забирает Ленку, мы едем на квартиру родителей, я остаюсь там, а тебя Саша везет к маме. Как раз к утречку и поспеете. Он поспит у тебя и вернется. Машину мою в гараж к Андрею поставит, переживет благоверный, все же любит как-никак. А ты будешь отдыхать, загорать и прочее. И ничего не знаешь, а остальное забыла. Шутка. Что говорить, если что, знаешь. Я залечиваю душевную травму и постараюсь позвонить. Вы тоже постарайтесь держать связь…

– Да это все ясно… – перебила Ленка, – Не волнуйся, все будет в порядке.

– И всем нам, девчонки, ни пуха ни пера!

***

Подходя к родительской двери, я почувствовала, что сейчас снова зареву. Количество слез на душу населения сегодня уже перекрывало всяческие нормы, но я знала, что сдержаться все равно не смогу.

Была уже глубокая ночь, глаза у всех троих слипались. Саша старался зевать украдкой, культурно прикрывая ладонью рот, Юлька же зевала так откровенно и часто, что я стала опасаться, как бы она не вывихнула челюсть. Я прошла на кухню и поставила на стол пакет. В квартире не было никаких продуктов, поэтому, сдав Ленку на руки Витьке, мы заехали в ночной магазин и купили чаю, кофе и печенья. Было решено быстренько перекусить, после чего Юлька с Сашей должны отправиться в Клин. Но, глядя на измотанных ребят, я решила планы немного изменить. Никто, в конце концов, от этого не умрет.

– Вот что, – вздохнув, возвестила я. – Делаем так! Ночуете здесь, а утром пораньше отправитесь. Большой разницы нет, зато я не буду переживать, что с вами что-то случилось.

Для вида они немного поспорили, но было ясно, что такой расклад обоих устраивает. Пока мы препирались, вскипела вода, Юлька заварила чай. Чаепитие прошло почти в полной тишине, каждый старался побыстрее дожевать печенье и лечь. Я отправилась стелить постели.

– Саша, где вам постелить? – Спокойная обстановка способствовала восстановлению прежних отношений.

– В коридоре!

– Где? – Мне показалось, что я ослышалась. Заглянула на кухню, где еще сидели мои гости. – Вы сказали: «в коридоре»?

– В коридоре, у двери, – повторил Саша. – Я должен все слышать.

– А-а! – уважительно протянула я. – Образно говоря, через ваш труп?

– Ага! – весело подтвердил он, а Юлька подавилась чаем.

Постелив Юльке в спальне, себе в папином кабинете, а Саше в коридоре на раскладушке, я пошла в ванную. Из нее вышла Юлька, по-моему, на автопилоте проскользнула в спальню, и я услышала характерный скрип кроватных пружин. И больше ни единого звука. Очевидно, Юлька уснула еще на ходу.

А из коридора вдруг раздался жалобный стон. Это зарыдала наша старенькая раскладушка, когда на нее взгромоздился Саша. Я подумала, что у старушки немного шансов дожить до утра.

Глянув на себя в зеркало, я ужаснулась. Лицо измученное, под глазами синяки. Ну что ж, подруга, держись, теперь не соскочить. Этот поезд явно дальнего следования. А ты, похоже, в нем без билета. Я подмигнула своему отражению. Прорвёмся… Взгляд мой упал на старенькую, когда-то яркую накладную картинку, висевшую на стене. На ней виднелись горы, лес, солнце… Она выцвела и потемнела от времени. Краешек солнышка совсем облупился, и мне вдруг стало нестерпимо горько. Я вспомнила, как давным-давно ее принесла мама, и мы втроём спорили, куда её повесить. Папа предлагал на дверь, а мама – около зеркала… Нет, кажется, я хотела повесить ее на дверь. Мы чуть не переругались, а потом смеялись над чем-то, над чем, не помню. Наверное, как всегда папа сказал что-нибудь смешное. Мой папа всегда говорил что-нибудь смешное, он был очень веселый… Мама рассказывала, что он очень похож на своего отца, моего деда.

Деда я не знала, он умер, когда я ещё не родилась. Он был профессором геологии, известным учёным. По утрам за дедом к подъезду подъезжал автомобиль, поздно вечером он возвращался домой. Он был невероятно увлечен своей работой, а протирание штанов в кабинете считал решительно невозможным. Он постоянно мотался по командировкам, забывая иной раз о семье. Но, будучи человеком веселым и общительным, любил хорошие компании. Поэтому, когда он работал в Москве, по выходным и праздникам в квартире всегда были гости. И однажды после одного из таких застолий к дому ночью подкатил чёрный «воронок»… Шесть долгих лет бабушка не могла узнать о нём ничего. Что пережила она в это время, оставшись одна с трехлетним сыном, одному богу ведомо. Она никогда об этом не рассказывала. Только через шесть лет удалось узнать, что он сослан, а в заключении занимается тем же, чем и на свободе – разработкой полезных для любимой Родины ископаемых. Единственное, что все время повторяла моя бабушка: «Зачем понадобилось его арестовывать, чтобы послать туда? Ведь если бы ему сказали, что это необходимо, он поехал бы туда добровольно?»

Но понять этого нельзя было ни им тогда, ни нам сейчас. Отсидев, вернее, отработав пятнадцать лет, мой дед вернулся домой. Через год его реабилитировали, наградили и даже дали квартиру. Но дед ничему уже не радовался, он почти ничего не видел. Прозрачный сгорбленный человечек больше не смеялся, не собирал застолий и не пел песен. Свой долг перед Родиной он выплатил сполна.

Отец, как и дед, был геологом. Мама в юности танцевала в балете, ей прочили большое будущее, цветы и поклонников. Но, познакомившись с отцом, она, не раздумывая, оставила сцену, чтобы быть рядом с любимым. Ездила вместе с ним в экспедиции, ведя беспокойную жизнь на чемоданах. Они исколесили всю страну, особенно любили Кавказ, заведя там большое количество друзей.

Я уже была замужем, когда однажды позвонила мама и предупредила, что они уезжают недели на три, а возможно и дольше. А я просто ответила:

– Ну, счастливо! Когда вернётесь, позвони!

Эх, если б знать!

Погода в горах стояла отвратительная. То дождь, то ветер, а чаще и то и другое сразу. Под вечер уже подмораживало, и ждать больше времени не было. Утром караван машин не торопясь двинулся вверх по горному серпантину, строго соблюдая дистанцию и скорость. Первым полз автобус с местными геологами, затем КАМАЗ с аппаратурой, мои родители в УАЗе и ЗИЛ со снаряжением. Подъем был почти закончен, когда на последнем опасном участке у идущего вторым КАМАЗа отказали тормоза. Несмотря на отчаянные усилия шофера многотонная груженая махина, скрежеща железом, поползла вниз. Он сделал все что мог, почти сумел прижать ее к горе, но обледеневшая дорога и потёкший ручьем щебень свели его усилия к нулю. Машина вместе с грудой камней уже скользила, набирая скорость. Поняв это, отец без раздумий резко развернул УАЗ поперек дороги, пытаясь свободной рукой вытолкнуть мать из машины… Потом я часто думала об этом. Почему она не выпрыгнула? Потому что не смогла? Или… Дорога здесь была достаточно широка для маневра, но отец хорошо знал, что в кабине рядом с водителем сидел его шестилетний сын. Груженая машина в секунды накрыла УАЗ, протащив вниз, скомкав под кузовом, и остановилась, только ударив в ЗИЛ. Удар едва не выкинул грузовик в пропасть. Выскочившие перепуганные насмерть люди сначала даже не смогли понять, что УАЗ сложило почти пополам.

Всё это рассказал мне Нодар Ксителия, водитель того самого КАМАЗа, приехавший на похороны. Тяжёлые слезы катились по его огрубевшим на ветру щекам, он неловко размазывал их большой мозолистой ладонью. Рядом с ним плакал его маленький сын.

***

«Пора ложиться, завтра трудный день. И послезавтра, и через два дня… Да, нашла себе занятие, нечего сказать».

Я встала, прошлась по гостиной, разглядывая творения тёткиных рук, в который раз дивясь ее мастерству. Да, тетя Юля была мастером с большой буквы. Чего стоит бархатная скатерть с атласными аппликациями, расшитая бисером и стеклярусом, или панно «Царевна Лебедь»! Это было настоящее произведение искусства. Тетка работала над ним почти год, готовя подарок на юбилей маме. Вылепленная из специального разноцветного пластилина сияла прекрасная луноликая Царевна. В ногах у нее простирал крылья белоснежный лебедь. Крылья его плавно переходили в платье царевны, казалось, что они составляют одно целое – прекрасный волшебный цветок. Часть пластилина была закрыта настоящими перьями и стеклярусом. Низ панно украшали разноцветные камушки, словно выброшенные на берег волной ракушки, сверкала выложенная стеклянными бусинами корона, во лбу царевны горел желтый прозрачный камушек, вытащенный из специально купленной брошки.

Мама, увидев этот фантастический подарок, просто потеряла дар речи. Потом она долго и тщательно выбирала для него место и успокоилась, купив, в конце концов, раму со стеклом, чтобы на царевну не попадала вездесущая пыль.

Сев на краешек дивана, я любовно взяла в руки небольшую диванную подушку. Это тоже была теткина работа, и здесь тетя Юля превзошла саму себя. Подушка напоминала фантастический одуванчик, неизвестным образом оказавшийся в городской квартире.

Я поднялась, аккуратно поправила подушки, как любила их раскладывать мама, и пошла в папин кабинет.

Крадясь на цыпочках мимо храпящего телохранителя, я только собралась покачать головой, как неожиданно замерла от непонятного предчувствия. В следующее мгновение я поняла, что Саша не спит, а, держа в руке пистолет, неслышно отодвигает раскладушку от двери. Заметив, что ручка входной двери вдруг плавно поползла вниз, я испуганно закусила кулак, чтобы не закричать. Подняв глаза на Сашу, увидела, что он знаком велит мне уйти из холла. Я осторожно вошла в спальню, где обнаружила Юльку. Она дрыхла как сурок и сладко посапывала. Возмутившись такой несправедливостью, я было решила ее разбудить, чтобы не трястись в одиночку, но вовремя сообразила, что спросонья она может зашуметь. Поэтому, молча погрозив спящей подружке кулаком, я прильнула к приоткрытой двери. В замочной скважине чуть слышно шуршал ключ. Наконец дверь тихо дрогнула и начала медленно приоткрываться. В образовавшуюся щель ударил свет фонарика. Саша, стоящий сбоку от двери, напрягся, готовясь, как я понимала, оглушить пришельца пистолетом. Дверь еще больше приоткрылась, луч забегал по стенам холла, и в щель вдруг просунулась… скалка.

От неожиданности и любопытства я высунула голову из-за двери. Я могла ожидать чего угодно, но чтоб вот так… Между тем вслед за скалкой показалась рука, сухонькая и маленькая. Я, поняв, в чем дело, крикнула метнувшемуся к руке Саше:

– Нет!

Слава богу, реакцией он обладал завидной, сумев правильно среагировать на мой голос, иначе с рукой бабе Глаше пришлось бы проститься. Облегченно вздохнув и утерев со лба пот, я подошла к двери и распахнула ее. Саша зажег свет. Передо мной со скалкой наперевес стояла бесстрашная баба Глаша и подслеповато щурилась, стараясь меня разглядеть.

– Ты ли, Алька? – раздался знакомый с пеленок голос, и я отозвалась:

– Конечно! Кому ж еще быть? А ты, баба Глаша, как была партизанкой, так и осталась!

Баба Глаша согласно кивнула, деловито осмотрела холл, увидела Сашу, раскладушку и подозрительно спросила:

– А это что еще за бугай?

Саша ответил ей хмурым взглядом и незаметно убрал за спину оружие. Сразу стало ясно, что они друг другом, мягко говоря, недовольны.

– Что же ты, баба Глаша, не узнала? Это ведь Саша, у Андрея Дмитриевича работает. Помнишь, он еще с тетей Юлей нам помогал, перевозил ее?

Баба Глаша на секунду задумалась, потом еще раз окинула взглядом сердитого Сашу и сказала:

– А! Как же! Теперь вспомнила! И, правда, Саша! Александр Васильевич, да?

Саша кивнул.

«Ну, бабуся! – с некоторой завистью подумала я. – Я сама его отчество только сегодня узнала. А она не только знала, но еще и вспомнила через столько лет!»

Баба Глаша деловито засеменила на кухню, мы с Сашей за ней. Я вдруг обнаружила, что у меня трясутся ноги, поэтому быстренько села на стул. Глянув на бабу Глашу, я укоризненно покачала головой:

– Ты, честно сказать, нас порядком напугала! Чего это таким лихим способом сюда пробиралась? Позвонила бы.

– Эва, брякнула! Позвонила! Да пока бы я звонила, все ворюги уже бы сгинули. Ищи-свищи!

– Ну да! А ты на них, значит, со скалкой? В рукопашную?

– Да я б их всех, мать их растак! Ночью по чужим квартирам шарить! – Баба Глаша воинственно сверкнула глазами. – Не на ту нарвалися!

Саша уже не дулся, он с интересом следил за нашей поздней гостьей, пряча улыбку в кулак.

– Чайку, баба Глаша? – спросила я, с трудом сдерживая зевоту.

– Да не… Какой чаек? Время-то… А чего вы сами-то поздно приехали? Да ты и не позвонила? Раньше всегда звонила, приеду, мол.

– В спешке все вышло, не успела. Завтра уедем. Баба Глаша, ты знаешь… ты недельку-другую не заходи, отдохни. А подозрительное чего увидишь, сама не суйся, ни в коем случае. Договорились?

Баба Глаша задумчиво пожевала губами, покачала головой:

– Ты, Алевтина Георгиевна, не мудри. Скажи, как есть. Неча тут тайны разводить… В чем дело-то?

– Все в порядке, не волнуйся. Через пару недель еще заеду, тогда и поговорим.

Проводив бабу Глашу, мы с Сашей переглянулись и засмеялись.

– Ну и бабуся! – Саша улыбался, потом вдруг перестал и добавил: – Вот бы я ее зашиб, а?!

Он даже посерел от подобной мысли. Я поспешила его успокоить:

– Не беспокойтесь, Саша. Это только кажется, что эту старушку легко прибить. Она ловчее другого мужика будет. Она ведь, правда, в партизанском отряде была. Девчонкой совсем молоденькой. У нее вон целая коробка орденов да медалей. И снайпером была. Вот на вашем счету сколько душ? Э-э! То-то! А у бабуси – девятнадцать!

Это известие окончательно доконало несчастного Сашу, и он со вздохом улегся на раскладушку. Бедняга затрещала и застонала, а я подумала:

«Держись, бабуся!»

***

Дверца канареечной клетки никак не хотела запираться. Я злилась, но неподатливая проволока выскальзывала из рук. Петля задвижки выскальзывала из пазов, словно смазанная маслом. Закусив губу, я отбросила с потного лба прилипшую челку. Большая красно-оранжевая канарейка, укоризненно глядя на меня сверху вниз черными глазками-бусинками, осуждающе качала головой и вздыхала.

«Ну вот, – подумала я. – Каждая шмакодявка будет еще головой качать!»

Я-то прекрасно понимала, что она только и ждет, чтобы я отошла. А она фить – и готово! Ловите меня! Не выйдет! Я выразительно посмотрела канарейке прямо в глаз и сказала:

– Фигушки!

– Да ладно тебе, Алевтина! – примирительно сказала канарейка.

Я раскрыла рот, потому что никогда не сталкивалась с говорящими канарейками, ладно там попугай или хотя бы ворона. А тут…

– Алевтина! – настаивала канарейка. – Алевтина!

Закрыв руками уши, я затрясла головой, но все равно было слышно:

– Алевтина! Алевтина! Аля!

Я открыла глаза и сразу зажмурилась. Солнечный свет, отраженный от напольных часов с маятником, стоящих в гостиной, ослепил меня в первое мгновение. Я приподняла голову, затем открыла один глаз.

– Ну, ты даешь! – Я, наконец, разглядела Юльку, стоявшую рядом.

Сама же я почему-то находилась в кресле.

– Ты теперь разогнешься, дорогая? – поинтересовалась подружка и была права.

Эта процедура давалась мне с таким трудом, что Юлька начала надо мной хихикать.

– Ольга Корбут, да и только! Тебе на печке надо лежать, гимнастка несчастная! Чего ты в кресле спать-то улег… уселась?

Вопрос был не в бровь, а в глаз. Постелила же я себе в кабинете на диване? Тут я вспомнила наше ночное приключение и ополчилась на Юльку:

– Кто на печке лежал, это еще надо выяснить! Мы с Сашей всю ночь оборону держали, а некоторые всю ночь прохрюкали. Ни стыда, ни совести!

Юлька несколько озадачилась, сдвинула брови и поинтересовалась:

– Как это, дорогая, оборону? Это ты на что намекаешь? На… комплектацию?

– Вот корова и извращенка! – рассердилась я, барахтаясь в кресле. – В глупой голове и мысли глупые! Сейчас вот встану – получишь в глаз.

Подруга переместилась на пару шагов назад и пропела:

– Ох! Ты встань сначала!

Пока я распрямляла затекшую спину, Юлька вертелась вокруг меня ужом и ныла:

– Ну, Алечка! Ну, в чем дело-то?

Наконец я выпрямилась, с презрением глянула на Юльку, вздохнула и, сжалившись, рассказала ей ночную историю. Услышав про скалку, она принялась хохотать, держась за живот. Глядя на нее, я тоже засмеялась. Успокоившись, она спросила:

– Ну а в кресле-то зачем спать?

– Да, честно сказать, я и сама не пойму. Так переволновалась… Помню, вроде сюда села… Видно, не заметила, как уснула. Вот ночка, не приведи господи!

В дверях раздалось деликатное покашливание. Мы оглянулись и увидели Сашу.

– Я стол накрыл. Времени уже много, надо бы поспешить.

– Да, Саша, идем, – откликнулась Юлька, и мы отправились умываться.

За столом все молчали, настроение было так себе.

– Ну, ребятки, – сказала я, увидев, что они расправились со скромным завтраком. – С богом!

Они суетливо поднялись, пошли в коридор. Я за ними. Саша взял вещи, кивнул мне на прощание. Погрустневшая Юлька повернулась и, пряча глаза, попросила:

– Алюшка, ты поаккуратнее, ладно?

– Ладно! – Я обняла ее и поцеловала. – Все будет в порядке. Как всегда!

Проводив ребят и закрыв дверь, я подошла к окну и, прижавшись лбом к стеклу, наблюдала, как они садятся в Сашину машину. Вскоре белая «девятка» скрылась за углом дома, я несколько минут смотрела, не тронулся ли кто за ними. Но двор был пуст, лишь дворничиха скребла метлой по асфальту. Успокоившись, я присела на диван и стала планировать свой день.

Самое главное, что меня беспокоило, лежало в замшевом мешочке с витыми шнурками.

«Выйти, что ли, во двор, закопать?»

Не самое умное, конечно. В электрощит? А вдруг кто сунется по надобности? Нет, все это не подходит… Я с раздражением оглядывалась вокруг. Время уходит, необходимо придумать что-либо, причем что-то умное. Неожиданно в голову пришла оригинальная мысль.

«Ого-го! – я мысленно рассмеялась. – Не зря мы были пионерами!»

***

Аэропорт привычно оглушил шумом взлетающих самолетов и сотнями возбужденных голосов. Очутившись в большой толпе, я чувствовала себя уверенно. В запасе еще было немного времени. Побродила по залу, стараясь определить, не интересуется ли мной кто-нибудь. Таковых вроде не нашлось. Купила в книжном ларьке пару детективов и отправилась на таможенный контроль.

Пройдя в салон самолета, вспомнила, что должна здесь встретиться с месье Антуаном Дюпре. Его место должно быть рядом с моим. Сердце ёкнуло – неужели вон тот широкоплечий блондин? Так пристально меня разглядывает, с интересом… Что за веники зеленые, у него не тот ряд… А мой-то где? Так, вот… А место… Я повернулась к своему законному месту и едва не вскрикнула. Место у иллюминатора занимала дородная мадам в возрасте, а рядом… Восторженно глядя на меня, растянув в улыбке губы до ушей, сидел маленький худенький мужчинка с черными глазками-угольками. Ростом, я думаю, он был чуть больше Юльки. Теперь-то я поняла, что имела в виду Ленка, небрежно бросив: «Он не в ее вкусе». Да уж, разговор о вкусах здесь и не шел.

– Здравствуйте! – машинально брякнула я, присаживаясь.

– Зтраствуйте, зтраствуйте! Ви – мадам Алья? Я понять, как только вас увител! Мадам Елейна была права, ви ошень красиви!

Это мне польстило, но ненамного облегчило страдания. Француз меж тем говорил без умолку. Порой я не понимала, что он говорит, но согласно кивала головой, изображая, что прислушиваюсь. Минут через сорок я трогательно прижала руки к груди, объясняя, что мне необходимо отлучиться. Зайдя в туалет, я прислонилась спиной к двери и закрыла глаза. От месье Антуана Дюпре у меня начала звенеть голова. Как быть? Подойти к креслу, броситься плашмя и начать храпеть? Чертовы иностранцы, вечно у них все не как у людей. Выйдя тихонько из туалета, я, пробираясь к своему креслу, бросила тоскливый взгляд на блондина. Дойдя до места, увидела, что мой француз оживленно разговаривает с соседкой. Мадам ничем не уступала ему в жестикуляции, энергично трясла головой и все время повторяла: