С того самого происшествия в феврале 1935 года, когда Вулф отправил меня выполнять своё очередное поручение, собираясь куда-нибудь по делам, я всякий раз задаюсь вопросом: брать ли пистолет? Я это делаю редко, но, окажись он у меня под рукой в тот вторник, ему бы нашлось применение. Клянусь, я пристрелил бы эту гнусную тварь, этого орангутана, или меня зовут не Арчи!
В прежние времена, чтобы добраться от Тридцать пятой улицы по Ривердейл, приходилось тратить добрых три четверти часа, но теперь, когда есть Восточная магистраль и мост Генри Гудзона, это можно сделать всего за двадцать минут. Бывать у Бесс Хадлстон дома мне раньше не доводилось, но я ничуть не удивился при виде окружавшей её владения хитроумной ограды, так как благодаря прессе имел некоторое представление о её жилище. Я оставил машину на обочине дороги и, миновав калитку, направился через лужайку к дому. Участок был обильно засажен деревьями и кустарником, справа поодаль виднелся овальный плавательный бассейн.
В двадцати шагах от дома я внезапно остановился. Откуда он взялся — ума не приложу, но вот он стоял на тропинке прямо передо мной, большой и чёрный, и скалил зубы в дурацкой улыбке, если, конечно, это так можно было назвать. Я переминался с ноги на ногу и смотрел на него. Он не двигался. Мысленно помянув недобрым словом его предков, я шагнул вперёд, но стоило мне приблизиться, как он издал какой-то непонятный звук, и я снова остановился. «Чёрт с тобой, — подумал я, — если это твоя личная тропинка, так бы сразу и сказал», и, заметив на противоположной стороне от бассейна ещё один проход, направил стопы туда. При этом я двигался бочком: мне очень хотелось посмотреть, что же он предпримет. Вскоре это выяснилось: он припустил за мной на всех четырёх. И так получилось, что, глядя на него и пятясь назад, я зацепился ногой за бревно, лежавшее у края бассейна, и, растянувшись на земле, едва не угодил в воду. Когда я снова принял вертикальное положение, бревно уже медленно ползло в моём направлении. Это был один из аллигаторов Бесс Хадлстон. Орангутан сел на траву и начал смеяться. Конечно, звук, который он издавал, едва ли походил на смех, но, судя по выражению его морды, он был в восторге. Вот тут бы я его и пристрелил. Обогнув бассейн, я выбрался на дорожку и уже в который раз направился к дому, но он снова был там — лёгок на помине, — в десяти метрах от меня, преграждая путь, со своими кретинскими ужимками. Я остановился.
— Он хочет поиграть в пятнашки, — послышался мужской голос.
До того момента я был слишком занят, чтобы заметить появившегося в дальнем конце террасы человека. Оглянувшись, я заметил, что он был приблизительно одного возраста со мной, одет в зелёную рубашку и кирпичного цвета брюки и смотрел на меня несколько свысока.
— Он хочет поиграть в пятнашки, — повторил он.
— А я — нет, — ответил я.
— Если вы его рассердите, он укусит. Идите по траве к дому, а когда он попытается до вас дотронуться, увернитесь. Сделайте так три раза, затем дайте ему возможность вас осалить и скажите «Мистер» восхищённым голосом. Вот и всё. Мистер — это его имя.
— Мне проще развернуться и поехать домой.
— Я не стал бы этого делать. Он возмутится.
— Но ведь он может и схлопотать от меня.
— Может. Хотя сомневаюсь. Если вы сделаете ему больно и вас поймают, моя тётя… Вы ведь, насколько я понимаю, Арчи Гудвин? Меня зовут Ларри Хадлстон. Я не рассылал этих писем и не знаю, кто бы мог заниматься подобными вещами. Тётя спустится позже. Она сейчас наверху, ругается со своим братцем Дэниелом. К сожалению, я не могу пригласить вас в дом, пока вас не пропустит Мистер.
— Вы хотите сказать, что каждый, кто сюда приходит, обязан поиграть в пятнашки с этим бандитом? Неужели орангутан…
— Мистер не орангутан. Он шимпанзе. Он редко заигрывает с незнакомыми. Вы, должно быть, ему понравились.
Пришлось покориться. Я зашагал по траве, был остановлен, трижды увернулся, сказал «Мистер» так восхищённо, как только сумел, и наконец меня пропустили. Мистер довольно взвизгнул, промчался галопом к дереву и повис на ветке. Осмотрев тыльную сторону ладони, я обнаружил на ней кровь.
— Он вас укусил? — поинтересовался племянник без особого сострадания в голосе.
— Нет. Должно быть, я поранился, когда упал. Это просто царапина.
— А-а, вы споткнулись о Моисея. Сейчас принесу йод.
Я сказал, что не стоит беспокоиться из-за пустяка, но он провёл меня через террасу в дом, где в просторной гостиной с большими окнами и камином стояло множество кресел, диванов и пуфиков, достаточных для проведения вечеринки средних размеров. Когда Ларри открыл дверцу висевшего возле камина шкафчика, взгляду представилась батарея расположенных в полном боевом порядке медикаментов: перекись, бинт, йод, пластырь и всевозможные мази.
Я смочил ранку йодом и, чтобы не молчать, сказал:
— Удобное место для аптечки. Всё всегда под рукой.
Он кивнул:
— Это из-за Мистера. Сильно он не кусается, но оцарапать может. Потом есть ещё Лого и Лулу. Они тоже любят повозиться.
— Лого и Лулу?
— Медвежата.
— Ах, медвежата… Понимаю. — Я опасливо оглянулся по сторонам и, поставив бутылочку обратно на полку, закрыл дверцу. — А где они сейчас?
— Дрыхнут где-нибудь. Они всегда спят после обеда. Вы увидите их позже. Может, выйдем на террасу? Вы что предпочитаете: виски, водку, бурбон?
Терраса оказалась очень приятной. Она находилась на теневой стороне и была выложена большими каменными плитами неправильной формы, промежутки между которыми заполняли полоски плотного дёрна. Мы провели там больше часа, но вся польза, которую мне за это время удалось извлечь, — это три хайбола. Ларри не пришёлся мне по душе. Он говорил как актёр; из его нагрудного кармана торчал зелёный, под цвет рубашки, платок; меньше чем за шестьдесят минут он успел трижды упомянуть Светский календарь; и, наконец, его часы имели шестигранную форму, хотя ни одни уважающие себя часы не могут быть иными, кроме как круглыми. Что касается невзыскательной болтовни, он показался мне довольно остроумным, но, должен признаться, в компании он выглядел бы достаточно блекло. Секретами он не разбрасывался. Тема анонимных писем вызвала у него взрыв негодования. Ещё я узнал, что он умел пользоваться пишущей машинкой, что Мариэлла отправилась в центр города с какими-то поручениями, а Джанет была с доктором Брейди на верховой прогулке. К доктору Брейди он, похоже, относился несколько неуважительно, хотя я и не смог уловить, почему именно.
Когда пробило пять, а тётя так и не появилась, он пошёл разузнать и, вернувшись через минуту, сказал, что я могу подняться наверх. Он проводил меня по лестнице, показал нужную дверь и исчез. Я переступил через порог и очутился в кабинете. Там никого не было. Повсюду царил страшный беспорядок. В кресле горой лежали телефонные книги. Листки промокательной бумаги на столе использовались, очевидно, ещё со времен подписания Декларации Независимости. Пишущая машинка пылилась без чехла. Я стоял и невесело глядел по сторонам, когда наконец в комнату вбежала Бесс Хадлстон, за которой трусил тощий субъект. Его глаза были такими же чёрными, как у неё, но в остальном он казался усохшим и выцветшим.
— Извините. Здравствуйте. Мой брат. Мистер Голдвин, — произнесла она, прошмыгнув мимо меня.
— Гудвин, — твёрдо поправил я и пожал руку, протянутую её братом.
Я с удивлением обнаружил, что у него было крепкое рукопожатие. Тем временем Бесс Хадлстон уже села за стол и выдвинула ящик. Она достала чековую книжку, взяла ручку, выписала чек, развела несусветную грязь при попытке промокнуть чернила и протянула чек своему брату. Он скользнул по нему взглядом и сказал:
— Нет.
— Да, — отрезала она.
— Послушай, Бесс, но ведь это не…
— Придётся потерпеть, Дэн. По крайней мере, эту неделю. Ничего не поделаешь. Я тебе тысячу раз говорила, что…
Она замолчала, посмотрела на меня и перевела взгляд на него.
— Ладно, — сдался Дэниел, засунул чек в карман и опустился в кресло, задумчиво мотая головой.
— Итак, — Бесс повернулась ко мне, — что у вас?
— Похвастать пока нечем, — ответил я. — На письме и конверте уйма отпечатков пальцев, но поскольку вы их показывали брату, племяннику, девушкам и доктору Брейди, я полагаю, все они к ним прикасались, верно?
— Да.
Я пожал плечами:
— Ещё Мариэлла научила мистера Вулфа готовить фрикасе из солонины. Весь фокус заключался в требухе. Помимо этого никаких новостей. Кстати, Джанет знает, что вы её подозреваете. И ей очень хотелось заполучить фотографию.
— Какую фотографию?
— Тот самый её снимок, который я, по вашему распоряжению, отправил в корзину. Он случайно попался ей на глаза. Вы не возражаете, если она его получит?
— Конечно нет.
— Вы ничего не можете добавить по этому поводу? Вдруг существует какая-то связь…
— Нет, карточка не имеет к делу ни малейшего отношения. Она вам никак не поможет.
— Мистер Вулф приглашал доктора Брейди заглянуть к нему сегодня около двух, но доктор ответил, что слишком занят.
Бесс Хадлстон подошла к окну, выглянула и вернулась обратно к столу.
— Однако он не слишком занят, если катается на одной из моих лошадей, — заметила она едко. — Они с Джанет должны скоро вернуться. Я, кажется, слышала шум в конюшне.
— Он зайдёт в дом?
— Зайдёт. Чтобы выпить коктейль.
— Ясно. Мистер Вулф просил передать, что существует некоторая вероятность того, что отпечатки удастся найти на втором письме. На том самом, которое получил ваш богатый знакомый.
— Оно недосягаемо.
— Вы не могли бы попросить его на время?
— Нет.
— Ваш знакомый передал его в полицию?
— Господи, как вам такое пришло в голову?
— О'кей. Я уже поиграл в пятнашки с Мистером, споткнулся об аллигатора и переговорил с вашим племянником. Теперь я хотел бы посмотреть, где хранятся канцелярские принадлежности Джанет, и взять образец шрифта пишущей машинки. Это она?
— Да. Но сперва давайте зайдём в комнату Джанет. Я провожу вас.
Я пошёл за ней. Комната оказалась на том же этаже в противоположном конце коридора — приятное маленькое жилище, уютное и аккуратное. Но канцелярские принадлежности меня разочаровали. Они находились не в коробке. Они лежали в выдвижном ящике стола, который не запирался и имел ручку в виде тонкого металлического кольца — на нём едва ли могли оставаться отпечатки, — так что любой желающий имел возможность спокойно открыть его и взять бумагу или конверты, — словом, то, что нужно, абсолютно без всякого риска. Бесс Хадлстон ушла, предоставив мне изучать обстановку, и, осмотревшись там, где осматривать было в общем-то нечего, я вернулся в кабинет. Дэниел по-прежнему сидел в кресле, в той самой позе, в какой мы его покинули. Заправив в пишущую машинку взятый из ящика Джанет листок, я отстучал несколько пробных строк и уже собрался сунуть его в карман, когда Дэниел произнёс:
— Вы сыщик.
Я кивнул:
— По крайней мере, считаюсь таковым.
— Вы ищете того, кто распространял эти анонимки?
— Да. — Я щёлкнул пальцами. — Что-то вроде.
— Каждый, кто занимается подобными мерзостями, заслуживает быть погружённым до подбородка в десятипроцентный раствор плавиковой кислоты.
— Это что, неприятно?
Дэниел передёрнулся:
— Неприятно. Я задержался, потому что решил, что вы, возможно, захотите задать мне какие-нибудь вопросы.
— Очень признателен. Какие вопросы?
— В том-то и беда. — Он негромко вздохнул. — Мне нечего вам рассказать. Видит Бог, я был бы рад. Но у меня нет даже подозрений. Могу предложить лишь комментарий. Непредвзятый. Вернее, два комментария. И прошу довести их до сведения мистера Вулфа.
— Непременно. — Я сделал заинтересованное лицо. — Итак, комментарий номер один?
Дэниел окинул меня взглядом и поджал губы.
— Только что в разговоре с сестрой вы упомянули пятерых человек: её племянника Ларри — моего тоже, мисс Николс, мисс Тиммс, доктора Брейди и меня. Хочу заметить, что удар, направленный против Бесс, заденет четверых из этих пяти. Я как брат питаю к ней давнюю и глубокую привязанность. Девушки состоят у неё на службе, за что получают хорошее жалованье. Ларри она тоже платит приличные деньги. Откровенно говоря, — я его дядя и имею право судить, — слишком приличные. Не будь Бесс, он смог бы зарабатывать себе на жизнь, разве что разгружая баржи с углём за четыре доллара в сутки. Во всяком случае, я не знаю другого занятия, которое не перенапрягало бы его умственные способности сверх предела. Как видите, благополучие Ларри целиком зависит от благополучия его тёти. Таким образом, мы четверо можем быть безболезненно вычеркнуты из списка подозреваемых.
— Допустим, — согласился я. — Остаётся один.
— Один?
— Совершенно верно. Доктор Брейди. Я перечислил пять человек. Исключив четверых, вы тем самым указали прямо на него.
— Нет-нет, я совсем не это имел в виду. — Лицо Дэниела сделалось печальным. — Я довольно плохо знаю доктора Брейди. Впрочем, так получается, что мой второй комментарий касается непосредственно его. Повторяю: это всего лишь комментарий. Вы читали письмо, полученное миссис Хоррокс? Если да, то вы, вероятно, заметили, что оно никоим образом не угрожало репутации доктора Брейди. Оно было столь откровенно абсурдным, что просто не могло ему повредить. В самом деле, дочь миссис Хоррокс умерла от столбняка. Но от столбняка не существует неправильного лекарства, равно как не существует и правильного, когда токсин уже достиг нервных центров. Антитоксин может защитить организм, но никогда или почти никогда не вылечит уже начавшуюся болезнь. Поэтому содержащийся в письме выпад против доктора Брейди по сути таковым не являлся.
— Интересно, — произнёс я. — Вы сами врач?
— Нет, сэр. Я химик-исследователь. Но в любом медицинском учебнике…
— Конечно. Я загляну туда. Но какие могут быть у доктора Брейди причины строить козни вашей сестре?
— Насколько мне известно, никаких.
— Следовательно, он вне подозрений. Поскольку все остальные также исключены из списка подозреваемых, то получается, что анонимные письма ваша сестра рассылала сама.
— Бесс?
Я кивнул:
— Больше некому.
Это вывело его из равновесия. Он буквально вскипел. Как я смею шутить на такую серьёзную тему! Я срочно изобразил учтивость, чтобы успокоить его. Но он оставался мрачнее тучи. Провозившись с ним безо всякого результата ещё десять минут, я решил, что пора двигаться дальше, и мы пошли на террасу, откуда неслись оживлённые голоса.
Если открывшееся моему взору зрелище было образцом тех милых семейных вечеринок, которые устраивала Бесс Хадлстон, то, пусть даже мой приход застал их немного врасплох, я снимаю шляпу. Хозяйка дома полулежала на широких верандных качелях. Ветер задрал ей платье выше колен, открыв обозрению пару голых и годных разве что для передвижения ног в красных домашних туфлях. Лично я терпеть не могу, когда обувь надевают прямо на босу ногу, и дело тут вовсе не в том, кому эти ноги принадлежат. Возле неё на земле, привалившись к качелям, сидели два средних размеров чёрных медвежонка, которые лизали леденцы на палочке и время от времени порыкивали друг на друга. Мариэлла Тиммс пристроилась на подлокотнике кресла, в котором развалился Ларри Хадлстон, при этом рука девушки небрежно покоилась на его плече. Джанет Николс в костюме для верховой езды сидела в соседнем кресле. Разгорячённое лицо и румяные щёки, обычно так портящие внешность людей, делали её определённо красивее. По другую сторону качелей, также в костюме для верховой езды, стоял сухощавый тип со скуластым лицом.
Бесс Хадлстон познакомила нас — меня и доктора Брейди, но едва я сделал шаг, чтобы пожать протянутую им руку, как оба медвежонка устремились в моём направлении, словно я был лакомством их мечты. Подпрыгнув, я отлетел на несколько метров в сторону, и они по инерции пронеслись мимо, но, когда я обернулся, готовый отразить их следующую атаку, сзади на меня ринулся ещё один большой тёмный объект, и прыгать пришлось уже наугад. С двух кресел раздался смех, с качелей — голос Бесс Хадлстон:
— Погоня была не за вами, мистер Голдвин. Просто медвежата учуяли приближение Мистера, а они его боятся. Он их дразнит.
И впрямь, медвежат как ветром сдуло. Шимпанзе попытался запрыгнуть на качели и свалился на землю.
— Моя фамилия Грубенхватинг! — рассвирепев, сказал я.
— Не сердитесь на неё, мистер Гудвин, — с усмешкой произнёс доктор Брейди, пожимая мне руку. — Это поза. Бесс делает вид, что не способна запомнить ни одной фамилии, которой нет в Светском календаре. Поскольку снобизм клиентов — залог её процветания…
— Лучше на себя посмотрите, — фыркнула Бесс Хадлстон. — Выскочкой были, выскочкой и остались. И давайте не будем в который раз… Мистер, дрянь ты этакая, не смей щекотать меня!
Мистер и ухом не повёл. Он уже снял с неё туфли и теперь принялся щекотать подошву её правой ноги. Бесс взвизгнула и отпихнула его. Тогда он принялся за другую ногу и вновь заработал пинок, чего ему, видимо, оказалось достаточно, ибо он оставил её в покое и двинулся прочь. Но следующая проделка получилась у него явно случайно. Как раз в этот момент к качелям приближался слуга с подносом, полным бутылок и стаканов, и Мистер со всего размаху налетел на него. Слуга вскрикнул, потерял равновесие, и всё принесенное им хозяйство загремело на пол, и хотя доктор Брейди успел поймать одну бутылку, а я на лету подхватил другую, остальное разлетелось вдребезги о каменные плиты. Мистер описал в воздухе дугу и, приземлившись в кресло, сидел теперь там и хихикал. Слугу трясло.
— Только умоляю, Хаскелл, не покидайте нас сейчас, когда на ужин вот-вот явятся гости, — сказала Бесс Хадлстон. — Лучше идите в свою комнату, выпейте чего-нибудь, прилягте и успокойтесь. Мы всё уберём.
— Меня зовут Хоскинс, — произнёс он голосом как из бочки.
— В самом деле? Да, конечно. Ну, ступайте, ступайте.
Слуга удалился, и мы принялись за уборку. Сообразив, что нужно делать, Мистер немедленно проковылял к нам на подмогу, и, следует отдать ему должное, он оказался самым проворным собирателем осколков, какого я когда-либо видел. Джанет ушла за орудиями труда и скоро вернулась с двумя вениками, однако подметать ими было практически невозможно, так как мешали находившиеся в промежутках между плитами полоски дёрна. Ларри отправился за новой партией спиртного, а проблема изъятия осколков из травы вскоре разрешилась благодаря Мариэлле, которая догадалась притащить пылесос. Доктор Брейди отнёс мусор в помойное ведро, и наконец все мы вновь спокойно расположились на террасе с бокалами в руках — все, включая Мистера, правда, его напиток был безалкогольным, в противном случае я бы попросту не рискнул остаться. Смотреть, что учудит эта тварь, когда под его шкурой начнёт циркулировать парочка мартини, я бы предпочёл с самолёта.
— Сегодня какой-то странный день — всё колотится, — произнесла Бесс Хадлстон, пригубив содержимое своего стакана. — Утром кто-то разбил в моей ванной пузырёк ароматической соли, да так и оставил. Осколки валялись повсюду.
— Может, Мистер? — предположила Мариэлла.
— Не думаю. Он туда никогда не заходит. А прислугу я допрашивать не решилась.
Всё же, видимо, в доме Бесс Хадлстон попросту не имели представления о том, что значит провести полчаса за размеренной светской беседой. И был Мистер пьян или трезв, следующий инцидент произошёл не по его вине. Правда, и до этого атмосфера не была сердечной, ибо, к моему удивлению, участники разговора практически не пытались скрывать свои чувства по отношению друг к другу. Я плохо разбираюсь в нюансах человеческого поведения, но не нужно было родиться Ниро Вулфом, чтобы заметить, что Мариэлла строила глазки Ларри Хадлстону, что от этого зрелища у доктора Брейди начинали подёргиваться мышцы лица, что Джанет смущённо отводила взгляд и притворялась, будто не видит происходящего, и что Дэниел рассеянно пил рюмку за рюмкой, будучи, очевидно, чем-то сильно озабочен. Бесс Хадлстон напрягла слух, чтобы узнать, о чём я разговариваю с доктором Брейди, но я всего лишь уговаривал его прийти к Вулфу. Нет, сегодня вечером он никак не мог. Возможно, завтра… Его график был страшно загружен…
Это случилось, когда Бесс сказала, что, пожалуй, ей стоит пойти посмотреть, ожидается ли вообще какой-нибудь ужин и остался ли в доме хоть один человек, способный подать его на стол. Она села, благополучно надела одну туфлю, сунула ногу во вторую, но вдруг пискнула и выдернула ногу обратно.
— Ой! Там, кажется, осколок! — воскликнула она. — Я порезала палец!
Мистер подбежал к качелям, и мы столпились вокруг. Доктор Брейди взялся за дело. Оказалось, ничего страшного не произошло. Просто неглубокая ранка около сантиметра длиной на подушечке большого пальца. Но, заметив кровь, Мистер принялся жалобно выть, и заставить его замолчать было уже невозможно. Дэниел принёс из гостиной медикаменты, и доктор Брейди, щедро обработав ранку йодом, прикрыл её кусочком марли и аккуратно закрепил повязку пластырем.
— Всё в порядке, Мистер, — ободряюще произнесла Бесс. — Ты тут совсем не… Эй!
Утащив под шумок бутылочку с йодом, Мистер откупорил её и теперь осторожно, каплю за каплей выливал содержимое на одну из полосок дёрна. Он не пожелал вернуть её ни доктору Брейди, ни Мариэлле и отдал лишь после настоятельного требования в руки своей хозяйке.
Шёл седьмой час, и поскольку меня не пригласили остаться на ужин, а зоологии на сегодняшний день явно достаточно, я поспешил откланяться. Выведя машину на шоссе и вновь оказавшись среди себе подобных, я с наслаждением вдыхал запах бензина и пыли.
…Когда я вошёл в кабинет, Вулф, делавший пометки на недавно приобретённой большой карте Европы[1], сказал, что заслушает мой отчёт позже, поэтому, сравнив добытый мной образец шрифта пишущей машинки Бесс Хадлстон с письмом миссис Хоррокс и убедившись, что они абсолютно идентичны, я поднялся к себе, чтобы принять душ и переодеться. После ужина, когда я снова оказался в его кабинете, Вулф затребовал от меня самое подробное изложение событий. Это означало, что он так и не сдвинулся с мёртвой точки и не составил о деле определённого мнения. Я ответил, что лучше подам отчёт в письменной форме, так как при устном пересказе он меня постоянно сбивает, делая гримасы, а это нервирует. Но он лишь откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и скомандовал начинать.
Когда я закончил, была уже почти полночь. Всё из-за его дурацких вопросов. Когда речь идёт о подробном отчёте, ему ничего не стоит вдруг спросить: «А какой лапой обезьяна держала пузырёк с йодом — правой или левой?» Будь он транспортабельным объектом и занимайся разъездами самостоятельно, мне бы не пришлось столько сотрясать воздух, хотя в конечном счёте за это он мне и платил. В том числе.
Он встал, потянулся, а я зевнул.
— Ну? — задиристо осведомился я. — Дело в шляпе? Злодей разоблачён, улики найдены?
— Я хочу спать, — сказал он и двинулся прочь из комнаты. В дверях он остановился. — Разумеется, ты, как всегда, допустил массу ошибок, но единственной действительно серьёзной, вероятно, была та, что ты не стал выяснять относительно разбитой в ванной мисс Хадлстон склянки.
— Ха! — отозвался я. — И это всё, что вы можете сказать? Между прочим, склянка был не с анонимными письмами, а с солью для ванной.
— Здесь налицо нелепость. Неправдоподобие. Разбить склянку и просто уйти, оставив осколки на полу? Так не поступают.
— Вы не знаете этого орангутана.
— Он не орангутан. А шимпанзе. Да, он мог это сделать. Поэтому ты и должен был провести расследование. Если животное невиновно, тогда тут что-то нечисто. Крайне подозрительно. Если доктор Брейди явится завтра до восьми пятидесяти девяти, я приму его, прежде чем поднимусь в оранжерею. Спокойной ночи.