Эту историю мне рассказал Эл Барни, разбухший от пива бездельник, который постоянно околачивался возле портовых таверн Парадиз-Сити, высматривая, кого выставить на пиво. Говорят, когда-то он был лучшим аквалангистом на побережье. В сезон здесь полно богатых туристов, и он зарабатывал уйму денег, обучая их плавать с аквалангом, гарпуня агул и трахая их жен.
Эл был огромен. Он весил фунтов триста пятьдесят, и, когда садился, его пивное брюхо опускалось к нему на колени, словно воздушный шар. На вид я бы дал ему около шестидесяти трех. За долгие годы, проведенные на солнце, его лицо загорело до красно-коричневого цвета. У него была яйцевидная плешивая голова, маленькие неприветливые зеленые глазки, рот, сразу напоминавший мне хищную рыбину, и расплющенный в пол-лица нос. По его словам, это было результатом удара, полученного от чересчур вспыльчивого супруга, который накрыл его со своей женой.
Мой последний роман имел неожиданный успех, и я получил возможность, не считаясь с расходами, уехать на побережье Флориды из холодного Нью-Йорка в Парадиз-Сити. Я знал, что вполне могу позволить себе провести там целый месяц, прежде чем нужно будет возвращаться и опять браться за работу. Поселился я в отеле "Спэниш Бэй", самом, пожалуй, лучшем отеле из всех флоридских отелей. Он рассчитан всего на пятьдесят гостей и обеспечивает удобства, целиком оправдывающие счет, вручаемый при отъезде.
Директор отеля Жан Дюлак, высокий, красивый мужчина с безукоризненными манерами и тонким шармом, присущим французам, читал мою книгу. Она необычайно понравилась ему, и вот однажды вечером, когда я сидел на ярко освещенной террасе после великолепного, как всегда в этом отеле, обеда, Дюлак подошел ко мне. Тогда-то я и услыхал от него про Эла Барни. Улыбаясь, он сказал:
— Вот вам совершенно необычайный местный тип. Он знает всех, знает все об этом городе. Вам было бы интересно с ним поговорить. Если вы ищете материал, у него наверняка что-нибудь найдется.
После того как я слишком часто купался, слишком много ел, лениво валялся на солнце и заигрывал с красивыми, но безмозглыми девушками, мне вспомнился совет Дюлака. Рано или поздно придется садиться за следующую книгу, а у меня не было ни одной собственной мысли. Поэтому я отправился в "Таверну Нептуна", расположившуюся у самой воды, подернутой маслянистой пленкой. Рядом был причал, где швартовались ловцы губок. Там я и нашел Эла Барни.
Он сидел на тумбе с банкой пива в руках и угрюмо наблюдал за приходом и отходом судов. Представившись, я сказал, что меня прислал Дюлак.
— Мистер Дюлак? Угу… настоящий джентльмен. Рад познакомиться. — Он протянул здоровенную грязную лапищу, жесткую и неподатливую, как стальной трос. — Так вы писатель?
Я подтвердил. Он допил пиво и швырнул пустую банку в залив.
— Пошли выпьем, — сказал он и тяжело поднял свою громадную тушу с тумбы.
Следуя за ним, я пересек набережную и вошел в сумрачную, грязноватую таверну. При нашем появлении чернокожий бармен заулыбался, сверкая белками глаз. Судя по выражению его лица, он понял, что Эл подцепил очередную жертву. Мы пили пиво и разговаривали о том, о сем. Управившись с третьим стаканом, Эл спросил:
— Вы, случайно, не ищете сюжет, мистер?
— Я всегда ищу сюжеты.
— Хотите послушать про алмазы Эсмальди?
— Отчего же не послушать? — согласился я. — С меня от этого не убудет.
Эл улыбнулся. Странная у него улыбка. Уголки маленького рыбьего рта приподнимались. Он как будто и улыбался, но, заглянув в его зеленые глаза, я не нашел в них и тени улыбки.
— Я вроде старого потрепанного "форда", — сказал он. — Накручиваю пять миль на одном галлоне. — Он со значением посмотрел на свой пустой стакан. — Заправьте вовремя, и остановок не будет.
Я подошел к ухмыляющемуся бармену и уладил затруднение. Эл говорил четыре часа подряд. Каждый раз, когда его стакан пустел, подходил бармен и наливал новый. На своем веку я повидал, как пьют, но это было что-то особенное.
— Я ошиваюсь в этом городке уже пятьдесят лет, — сказал Эл, задумчиво глядя на свое пиво, накрытое шапкой пены, — знаю его вдоль и поперек. Я всегда держу ухо к земле, слушаю, мотаю на ус. Смекаю. У меня есть связи с копами, с газетчиками, с парнями, которым известна вся грязь… они все мне рассказывают. — Он сделал большой глоток пива и тихонечко рыгнул. — Понимаете? Я знаю стукачей, уголовников, шлюх, чернокожих, которых никто не замечает, но у них-то глаза зоркие. Я слушаю всех. Вам ясна картина, мистер? Ухо к земле, такой я человек…
Я ответил, что ясна, и поинтересовался насчет этих алмазов Эсмальди. Эл засунул руку под грязный свитер и почесал свое огромное брюхо. Он допил свое пиво, потом взглянул на бармена, который весело улыбнулся и подошел долить. Своей слаженной работой эти двое напоминали поршень и рычаг.
— Алмазы Эсмальди? Хотите послушать про них?
— А почему бы и нет?
Во взгляде его маленьких зеленых глаз появилось новое, жесткое выражение.
— Вы сделаете из этого книжку?
— Не знаю… может быть. Как я могу сказать заранее?
Он кивнул своей плешивой головой.
— Угу. Ну, если рассказывать, то много времени уйдет, а для меня, мистер, время — деньги, хотя вам, может, и не верится.
Предупрежденный на этот счет Дюлаком, я с готовностью кивнул.
— О чем речь?
Я достал из кармана две двадцатидолларовые бумажки и протянул ему. Он осмотрел их, вздохнул полной грудью, отчего живот приподнялся у него с колен, затем заботливо спрятал деньги в карман штанов.
— А пиво?
— Сколько угодно.
— И немножко еды?
— Да.
Впервые с момента нашего знакомства его улыбка выглядела неподдельной.
— Ну, что же, мистер, — он сделал паузу, чтобы выпить глоток пива. — Вот какая история вышла с этими алмазами Эсмальди… Это случилось два года назад. — Словно в раздумье он потер приплюснутый сломанный нос, потом продолжал: — Я узнал все это от копов и от сведущих людей… если знаешь, что к чему, сделать правильный вывод нетрудно… но такого немного, большей частью здесь факты. Все началось в Майами.
Эйб Шулман, так начал Эл Барни, был крупнейшим скупщиком краденого во Флориде. Своим делом он занимался уже около двадцати лет и превратил его в процветающий бизнес. Когда богачи приезжали на побережье со своими женами, любовницами и девками, престиж требовал, чтобы их женщины были увешаны драгоценностями. Если у вас не имелось бриллиантовых колье, брошек с изумрудами или рубинами, сережек на пару к ним и усыпанных камнями браслетов на жирных руках, на вас смотрели, как на белых негров. И поэтому похитители драгоценностей слетались со всех сторон во Флориду, как осы, где их проворные пальцы собирали богатый урожай. Но драгоценности им были ни к чему… им требовались наличные, и здесь-то главной фигурой становился Эйб Шулман.
Он обитал за стеклянной дверью, на которой виднелись потускневшие золотые буквы:
Делани компани по торговле алмазами Майами — Нью-Йорк — Амстердам президент Эйб Шулман.
Эйб действительно поддерживал незначительные связи с Амстердамом. Время от времени он заключал сделку с какой-нибудь фирмой торговцев алмазами — очень небольшую, лишь бы не вызвать интереса у налоговой инспекции и оправдать свое присутствие в маленькой запущенной конторе на шестнадцатом этаже здания с видом на залив Бискейн. Но настоящий его бизнес состоял в другом. Он принимал краденые драгоценности и занимался этим с исключительным успехом, припрятывая наличные, только наличные, в сейфах, арендованных в Майами, Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Когда кто-то из связанных с ним людей приносил добычу, Эйб мог с точностью определить ее стоимость. Он выплачивал четверть оценочной стоимости. Затем вынимал камни из оправ и относил их к одному из нескольких ювелиров, которые, как он знал, не зададут лишних вопросов, и продавал камни за половину рыночной стоимости. За двадцать лег непрерывных трудов Эйб сколотил таким образом значительное состояние, вполне позволяющее удалиться от дел и зажить в свое удовольствие. Однако он просто не мог устоять перед соблазном, если подворачивалась выгодная сделка. Его неудержимо тянуло продолжать, хотя он понимал, что каждый раз рискует и в любую минуту к нему может нагрянуть полиция. Но влечение уже стало непреодолимым и не только доставляло ему удовольствие, но и придавало смысл жизни.
Эйб был кругленький, толстый коротышка. Волосы росли у него из ушей, из носа и из-за воротника рубашки. Черными волосами заросли и его маленькие, толстые пальцы, так что, когда он водил рукой, казалось, будто на вас ползет тарантул.
В тот жаркий, солнечный майский день, как раз два года назад, продолжал Эл Барни, Эйб сидел за своим обшарпанным столом, зажав в мелких зубах потухшую сигарету, и с настороженным, непроницаемым лицом смотрел на полковника Генри Шелли. Всякий, хорошо знавший Эйба, понял бы, что его выражение говорило: "Ври, а мы послушаем".
Полковник Генри Шелли походил на старого утонченного аристократа из Кентукки, владельца обширных земель и множества скаковых лошадей, привыкшего проводить дни на скачках или сидеть на веранде в своей колониальной усадьбе, наблюдая, как трудятся его верные негры. Он был высок и худ, с массой белых волос, отпущенных чуть длиннее, чем принято, с растрепанными седыми усами, пергаментно-желтой кожей, глубоко посаженными, умными серыми глазами и длинным орлиным носом. На нем был легкий кремовый костюм, галстук-шнурок и рубашка с гофрированной грудью. Из-под узких брюк выглядывали мягкие мексиканские сапожки. Глядя на него, Эйб не мог сдержать восхищенной усмешки. Вот работа высокого класса, говорил он себе. Не найдешь ни одного изъяна. Если судить по виду, перед ним сидел человек, обладающий значительным весом в обществе и культурой, пожилой утонченный светский джентльмен, принять которого у себя дома любой счел бы за честь.
Полковник Генри Шелли — это имя, разумеется, ему не принадлежало — был одним из самых ловких и продувных аферистов среди людей этой профессии. Пятнадцать лет из своих шестидесяти восьми он провел за решеткой. Он заработал уйму денег и все их спустил. Перечень обманутых им людей выглядел бы как голубая книга светского общества. Шелли был артистом своего дела, но совсем не умел заботиться о будущем. Деньги текли, как вода, сквозь его старые аристократические пальцы.
— Я подобрал тебе как раз такого парня, какого ты искал, Генри, — говорил Эйб. — Пришлось-таки попотеть. И времени ушло на это порядочно. Если он тебе не подойдет, дело наше плохо. Никого лучше у меня на примете нет.
Генри Шелли стряхнул пепел с сигареты в пепельницу.
— Ты знаешь, что нам требуется, Эйб. По-моему, если ты считаешь, что он годится, значит, так оно и есть. Расскажи о нем.
Эйб вздохнул.
— Если бы ты знал, каких хлопот стоило мне его отыскать, — сказал он. — Сколько времени потрачено на всякую никчемную шушеру… сколько телефонных звонков…
— Представляю. Расскажи мне о нем.
— Его зовут Джонни Робинс. Смазливый. Двадцать шесть лет. В пятнадцать он поступил в "Рэйсон сейф корпорейшн". Проработал там пять лет. Знает буквально все о сейфах, замках и цифровых комбинациях. — Эйб ткнул пальцем в большой сейф, вделанный в стену позади него. — Я думал, этот вполне надежен, а он открыл его в пять минут. Я засекал время. — Эйб осклабился. — Я ничего в нем не держу, а то теперь не спал бы так крепко. Он ушел от Рэйсона и стал гонщиком… помешан на скорости. Тебе лучше с самого начала знать, что с Джонни бывает трудно ладить. Очень вспыльчивый. Устроил потасовку на гоночном треке, и его выставили. — Эйб пожал толстыми плечами. — Он сломал кому-то челюсть… с любым может случиться, но тот тип был там важной шишкой, вот Джонни и выперли. Потом он устроился в гараж, но жена босса положила на него глаз, так что и там он долго не продержался. Босс накрыл их, и Джонни расквасил ему нос. — Эйб хохотнул. — У Джонни рука тяжелая, слов нет. В общем, босс позвал копов, и Джонни крепко приложил одному, а уж второй приложил ему. Он просидел три месяца в захолустной тюрьме. Говорит, он мог бы уйти оттуда в любой момент, до того простые были замки, да компания ему понравилась. И с тюремщиком они ладили, не хотелось огорчать, так и остался. А теперь рвется в дело. Молодой, зубастый, смазливый и с замками управляется — мое почтение. Как тебе такой мальчик?
Шелли кивнул.
— По-моему, в самый раз, Эйб. Ты что-нибудь говорил ему о деле?
— Сказал только, что речь идет о больших деньгах, — ответил Эйб, постукивая толстыми волосатыми пальцами по краю стола. — Его интересуют большие деньги.
— Кого они не интересуют? — Шелли погасил сигарету. — Ладно, надо бы мне с ним потолковать.
— Он ждет тебя в отеле "Приморский".
— Он записался там как Робинс?
— Правильно. — Эйб посмотрел в потолок и спросил: — Как Марта?
— Хорошо, да не совсем.
Шелли достал шелковый белый платок и промокнул виски. Жест восхитил Эйба, в нем чувствовался класс.
— И чего же ей не хватает?
— Она недовольна долей, Эйб.
Толстое лицо Эйба сразу застыло.
— Она всегда недовольна, сколько ни дай. Я виноват? И вообще, она слишком много ест.
— Не уклоняйся от темы, Эйб. — Шелли закинул одну длинную ногу на другую. — Она считает надувательством с твоей стороны предлагать нам четверть. Я склонен согласиться с нею. Видишь ли, Эйб, это будет наше последнее дело. Мелочь нас не устроит. Самый лучший товар — самый большой куш. — Помолчав, он добавил: — Она хочет треть.
— Треть? — Эйбу удалось принять возмущенный и вместе с тем изумленный вид. — Она спятила? Я же не выручу за товар и половины! Да что я ей — Армия Спасения?
Шелли разглядывал свои отлично наманикюренные ногти. Потом он поднял на Эйба умные, вдруг посуровевшие глаза.
— Эйб, если выйдет осечка и нас сцапают копы, мы не станем тебя впутывать. Ты нас знаешь. Мы пойдем за решетку, а ты будешь и дальше загребать денежки. Если ты не сделаешь какую-нибудь глупость — а ты на это не способен, — бояться тебе нечего. Марте осточертел этот рэкет. И мне тоже. Мы хотим получить столько, чтобы можно было завязать. Четвертью мы не обойдемся, но трети бы хватило. Вот такие дела. Что скажешь?
Казалось, Эйб размышляет. Потом, изобразив на лице сожаление, он покачал головой.
— Не могу, Генри. Ты ведь знаешь Марту. Ее одолела жадность. Между нами: если бы я дал треть, то понес бы убыток. Так было бы несправедливо. Раз я сбываю ваш товар, мне полагается разумная прибыль. Ты понимаешь?
— Треть, — мягко сказал Шелли. — Да, я знаю Марту. Она уперлась и меньше чем на треть не согласится.
— Никак нельзя. Слушай, а если мне самому поговорить с Мартой? — Эйб улыбнулся. — Я сумею ей все объяснить.
— Треть, — повторил Шелли. — Берни Баум тоже пока не закрывал лавочку.
Эйб среагировал так, будто в его толстую задницу воткнули иголки.
— Баум? — его голос сорвался на визг. — Ты ведь не говорил с ним, правда?
— Пока нет, — спокойно ответил Шелли, — но Марта пойдет к нему, если ты не дашь ей трети.
— Баум никогда не даст ей треть!
— Может дать, если узнает, что перехватил сделку у тебя. Он же ненавидит тебя, правда, Эйб?
— Слушай ты, старый жулик! — закричал Эйб, подавшись вперед и свирепо уставясь на Шелли. — Меня не возьмешь на пушку! Баум никогда не даст вам треть… никогда! Я знаю. Со мной твои штучки не пройдут!
— Послушай, Эйб, — беззлобно заговорил Шелли, — давай не будем спорить. Ты знаешь Марту. Ей нужна треть. Она готова обращаться с нашим планом ко всем крупным барыгам — ты ведь не один такой, — пока не получит треть. Начнет она с Берни. Это ведь не мелочь какая-нибудь. Куш составит два миллиона долларов. Даже если на твою долю придется только четверть, ты все равно хорошо заработаешь и притом безо всякого риска. Мы хотим треть, Эйб, и точка. Иначе мы будем договариваться с Берни.
Эйб почувствовал, что дальше торговаться бессмысленно.
— Эта Марта! — проговорил он с отвращением. — Не терплю женщин, которые много едят. Есть в них что-то такое…
— Неважно, сколько Марта ест, — сказал Шелли, уже улыбаясь своей чарующей улыбкой. Он понимал, что выиграл. — Получим мы треть или нет?
Эйб посмотрел на него со злобой.
— Да, вор, получите!
— Не волнуйся, Эйб. Нам всем достанется по хорошему куску. Ах, да, еще одно…
Эйб подозрительно нахмурился.
— Что еще?
— Марте нужна какая-нибудь побрякушка… браслет или часы. Что-нибудь позаметнее. Только на время. Это понадобится ей для дела. Помнишь, ты обещал…
— Иногда мне кажется, что у меня голова не в порядке, — сказал Эйб, но все-таки отпер ящик стола и вынул продолговатый плоский футляр. — С возвратом, Генри… без фокусов.
Шелли открыл футляр и стал с одобрением рассматривать платиновый браслет с бриллиантами.
— Не будь таким недоверчивым, Эйб. В конце концов, ты и себе перестанешь доверять. — Он спрятал футляр в карман. — Очень даже ничего. Сколько он стоит?
— Восемнадцать тысяч. Мне нужна расписка. — Эйб нашел лист бумаги, быстро нацарапал расписку и подвинул ее через стоя. Шелли подписал и встал.
— Поеду знакомиться с Джонни Робинсом, — сказал он.
— Я не связался бы с этим делом, — сказал Эйб, глядя на него снизу вверх, — если бы не Марта его организовала. У этой бочки сала есть мозги.
Шелли кивнул:
— Да, Эйб, есть. И еще какие!
— Вам надо иметь в виду, мистер, одну вещь, — сказал мне Эл Барни, когда бармен в пятый раз принес ему виски. — У меня есть склонность немного расцвечивать свои истории. Знай я грамматику, сам бы писал книжки… если бы умел писать. Так что придется мириться с моими поэтическими вольностями. Может быть, то, о чем я рассказываю, происходило иначе… только поймите меня правильно, я говорю о мелочах, о живописных деталях… когда сидишь вот так со стаканом пива в руках, появляется охота дать воображению порезвиться. — Он почесал необъятный живот и взглянул на меня. — По-другому-то мне резвиться не приходится.
— Давайте дальше, — сказал я. — Я слушаю.
— Итак, мистер, мы вывели на сцену Эйба Шулмана и Генри Шелли, а теперь пора познакомиться с Мартой Шелли. Она сошлась с Генри, когда ее выпустили из тюрьмы. Только не воображайте, будто они поженились. Она знала его как одного из самых ловких аферистов, а он ее — как одну из искуснейших воровок. Но заметьте себе — сама она никогда не воровала. Она организовывала кражи. Марта была до того жирна, что вряд ли сумела бы украсть соску у младенца, но голова у нее работала отлично, и Генри оценил это качество. В ту пору она только что вышла из тюрьмы после пятилетней отсидки. Для такой женщины, как Марта, было настоящей пыткой попасть в тюрьму — ведь она жила ради еды, а вы можете себе представить, какой дрянью ее кормили в тюрьме. Она похудела на 18 фунтов и дала себе клятву больше никогда, повторяю — никогда, туда не возвращаться. Она познакомилась с Генри в каком-то дешевом отеле. Встреча произошла случайно. Она слышала о нем, он слышал о ней. У Марты возникла идея, которую она обдумала со всех сторон, пока сидела в камере. По внезапному вдохновению она решила предложить Генри участвовать в этом деле. Он выслушал ее и увлекся ее замыслом. Они решили, что при осуществлении плана им не обойтись без Эйба Шулмана: тот мог обратить добычу в деньги, а их только наличные и интересовали. У Марты была молодая племянница, и она считала, что та им пригодится. Но кроме племянницы требовался еще молодой человек. Отец девушки — брат Марты — любил Верди: знаете, это тот малый, который сочинял оперы. Он как развернулся домой после одной из этих дурацких опер, когда родилась дочь. Он назвал ее Джильдой.
— "Риголетто", — сказал я.
Эл безразлично посмотрел на меня, почесал брюхо и опять приложился к пиву.
— Ну, не знаю. В общем, в конце концов, девушка стала выступать на трапеции в одном захудалом цирке. Ее не устраивала тамошняя плата, и когда у вышедшей на свободу Марты появилась мысль использовать Джильду, та охотно согласилась. Акробат может быть очень кстати для работы на верхних этажах. — Эл помолчал, разглядывая свой стакан, затем продолжал: — Я хочу обрисовать вам Марту. Она была, пожалуй, самой толстой женщиной, какую мне довелось видеть. Тут насмотришься на сало, когда понаедут старые коровы из Нью-Йорка, но с Мартой их сравнить было нельзя. Марта непрерывно ела… если она не орудовала ножом и вилкой, то нажиралась конфетами и булочками с кремом. Я полагаю, она весила никак не меньше 280 фунтов. Она была низенькая, квадратная, светловолосая. В момент знакомства с Генри ей было около пятидесяти четырех. У нее было больше мозгов в мизинце, чем у Генри во всей голове. Она задумала эту грандиозную операцию и сама ее организовала. Ей же пришло в голову попросить Эйба найти еще одного исполнителя. Эйб имел связи в других городах, а Марта боялась, как бы о ее замысле не узнали местные гангстеры. Случись им что-нибудь пронюхать, и они тоже вмешались бы в игру. Марта умела беречь деньги — не то что Генри — и потому смогла взять на себя финансирование операции. Она не сказала Генри, каким капиталом располагает. Фактически она имела около 20 тысяч долларов и теперь решила не скупиться на расходы на дело. Марта сняла трехкомнатный номер в отеле "Плаза" на Бейшор-драйв, не очень роскошный, но хороший. К нему примыкала терраса на крыше отеля, что пришлось по душе Джильде. По ее мнению, никогда не следовало упускать случай попользоваться комфортом на дармовщину. Генри тоже был доволен: номер соответствовал его мнимому положению в обществе и опять-таки ничего ему не стоил.
Пока Генри говорил с Эйбом, Марта сидела под зонтом на террасе, поедая конфеты с мятной начинкой, а Джильда, совершенно голая, загорала на лежаке… Марта Шелли, более известная в преступном мире как Толстуха Гаммрич, запустила два толстых пальца в коробку и извлекла конфету. Прежде чем отправить ее в рот, она полюбовалась ею.
— Прикройся, девочка, — сказала она, глядя на голую загорелую спину Джильды. — Генри может войти в любой момент… что он подумает?
Джильда, лежавшая на животе, положив голову на руки, задрала в воздух длинные красивые ноги и напрягла поджарые ягодицы. Она захихикала.
— Я знаю, что он подумает, — сказала она. — Да какая разница? Старый козел давно с этим покончил.
— Мужчина никогда с этим не кончает, по крайней мере, в мыслях, — возразила Марта. — Надень что-нибудь!
Джильда перевернулась на спину, закинула ногу на ногу и стала смотреть сквозь солнечные очки в ослепительно-голубое небо.
Ей исполнилось двадцать пять лет. У нее были густые длинные волосы цвета спелого каштана, большие зеленые глаза, окаймленные длинными темными ресницами, и озорное пикантное личико — из тех, на которые всегда оглядываются мужчины. Пусть не красавица в прямом смысле слова, она была достаточно красива, а ее загорелое тело выглядело потрясающе. На нем не было белых следов бикини. Джильда загорала только нагишом.
— Ты слишком много ешь, — заметила она, приподнимая свои конические груди. — Как ты можешь без конца нажираться, час за часом… Фу!
— Речь не обо мне, а о тебе! — рявкнула Марта. — Прикройся! Я не хочу, чтобы Генри смущался. У него старомодные понятия.
Джильда расхохоталась, дрыгая в воздухе длинными ногами.
— Умора! Да старый стервятник поставил мне такой синяк на заднице, какого у меня давно не было. Посмотри… — она повернулась и показала. Марта подавила смешок.
— Ну, может, он не такой уж и старомодный, но ты все же прикройся, лапочка. У меня и так полно забот, не хватало еще, чтобы Генри отбился от рук.
Состроив гримасу, Джильда потянула халатик со стоявшего рядом стула.
— Каких забот? Я думала — все на мази, — она перебросила халатик через бедра.
— Хочешь? — Марта показала конфету.
— В такую жару? Нет, спасибо! — повернувшись на бок, Джильда настороженно посмотрела на массивную женщину, сидящую под зонтом. — Какие у тебя заботы?
— Никаких, — сказал Генри Шелли, неслышно появившись на террасе. Он с одобрением знатока покосился на ничем не прикрытые груди Джильды. — Совершенно никаких. Эйб все устроил.
К его огорчению, Джильда натянула халатик до подбородка.
— Не пялься на меня, старый развратник! — сказала она.
— Ведь говорится же, что и священнику не возбраняется читать меню в Великий пост, — возразил Генри с лукавой улыбкой.
— Хватит! — оборвала их Марта. — Что сказал Эйб?
— Поднял визг, как и ожидалось, но, в конце концов, согласился выплатить треть. Он нашел для нас хорошего парня. Через пару дней явится. Ему надо подогнать униформу и купить машину… он знает толк в машинах. Два-три дня, и можно будет начинать.
— Ты его видел?
Генри кивнул. Разглядывая голые ноги Джильды, он промокнул виски шелковым платком. Хорошенькая девушка, подумал он с некоторой грустью. В прошлом он немало забавлялся с хорошенькими девушками.
— Как на заказ. Немного жестковат, но работать с ним можно, уверен.
— Как это понимать? — осведомилась Марта и опять полезла в коробку.
— У него вспыльчивый характер. Любит пускать в ход кулаки, если ему не потрафят, но я эту породу знаю. В случае чего он не подведет.
От Марты не ускользнуло, куда направлен его взгляд. Она повернулась к Джильде.
— Может, ты все-таки оденешься, лапочка? Я думала, мы вместе спустимся в казино.
— Понятно, хотите потрепаться без меня, старые олухи. — Джильда поднялась, прижав к себе халатик и раскачивая обнаженными бедрами, прошла через террасу под зачарованным взглядом Генри.
— Мила, — пробормотал он, теребя усы.
— Надавать бы ей по заднице! — сердито откликнулась Марта. — Так что с этим парнем?
Генри передал ей слова Эйба, добавив:
— Я его видел, и он мне не понравился. Работа ему по плечу, тут и сомневаться нечего. Вот только… — Он принялся теребить свой галстук-шнурок. — У нас здесь Джильда…
— Думаешь, станет с ней крутить?
— Наверняка.
— Ну и что? — Марта достала новую конфету. — Ей нужен мужчина. По мне так лучше всего… меньше беспокойства. Сумеет он справиться с сейфом?
— Эйб за него ручается.
— Ты взял у него брошь или еще что-нибудь?
Генри достал из кармана футляр.
— Эйб расщедрился. Восемнадцать кусков стоит.
Марта осмотрела браслет и кивком выразила одобрение.
— Как тебе кажется, Генри, у нас не будет неприятностей с Эйбом?
— Не думаю. За ним смотри в оба, но ведь он идет на все наши условия. Будет видно, когда мы выложим товар и потребуем деньги.
С минуту поразмыслив, Марта сунула футляр в свою сумочку, лежавшую на столе.
— Получится у нас, Генри, как ты думаешь? — спросила она вдруг с оттенком неуверенности в голосе.
Генри скрестил длинные ноги, задумчиво уставясь на оживленную гавань внизу.
— Надо, чтобы получилось, — сказал он.
Двумя днями позже все трое собрались на террасе. В воздухе повисла легкая напряженность, но никто не подавал вида, что ее ощущает. Марта и Генри сидели на шезлонгах под сенью большого зонта. Джильда в крошечном белом бикини, подчеркивавшем ее золотистый загар, лежала на солнцепеке. Марта трудилась над натянутой на пяльцы вышивкой и время от времени запускала руку в большую коробку конфет, принесенную Генри из магазина в холле. Генри изучал биржевую колонку в "Нью-Йорк тайме". Мысленно он продавал и покупал множество акций и мог часами подсчитывать свои воображаемые барыши. Джильда расслабленно лежала на кушетке, чувствуя, как в нее вонзаются жгучие солнечные лучи. Она могла так лежать целыми днями. Ни Марта, ни Генри понятия не имели, какие мысли бродят в ее голове, пока она загорает. Генри подозревал, что никаких, но Марта, которая лучше знала ее, была не так в этом уверена.
Телефонный звонок заставил их встряхнуться. Марта отложила пяльцы. Джильда подняла голову. Генри бросил газету, встал и пошел в гостиную медленным шагом, напоминавшим Марте неровные движения аиста. Они слышали, как он произнес своим звучным аристократическим голосом: "Да?" и потом: "Будьте любезны, скажите ему, чтобы поднялся". Генри вернулся на террасу.
— Прибыл наш шофер.
— Прикройся, Джильда! — сказала Марта. — Надень халат.
— О господи! — раздраженно воскликнула Джильда, но все же встала и натянула на себя халатик.
Она отошла к перилам и перегнулась через них, глядя на кишащий людьми бассейн в саду отеля.
Джонни Робинс произвел сильное впечатление на Марту. Он появился в безукоризненной, хорошо сшитой униформе шофера темно-синего цвета, держа под локтем фуражку. Это был высокий парень мощного телосложения, черноволосый и коротко остриженный, с узким лбом, тупым носом, широко расставленными зеленовато-карими глазами и тонкогубым, крепко сжатым ртом. Все в его облике говорило о силе и притаившейся необузданности. Он двигался бесшумно, ступая легким и пружинистым шагом боксера.
— Привет, Джонни, — сказала Марта, разглядывая его. — Добро пожаловать.
— Привет. Я о тебе слышал, — откликнулся Джонни, и его жесткое лицо осветилось непринужденной улыбкой. — Старичок рассказывал.
— Не называй меня так! — с раздражением бросил Генри. — Зови меня полковником!
Джонни закинул голову и расхохотался.
— Само собой… сколько угодно. — Он перевел взгляд с Марты на спину Джильды, выразительно вырисовывавшуюся под халатиком. Марта и Генри, следившие за его лицом, уловили выражение пробудившегося интереса. — Это и есть мисс Риголетто, о которой мне говорили?
Джильда медленно обернулась и оглядела его с головы до ног. От вида этого мужчины по ней словно ток пробежал, но ее лицо оставалось безразличным и отчужденным. Встретившись с ней глазами, Джонни машинально провел большим пальцем по челюсти.
— Э-э, хм-м, — он повернулся к Марте. — Кажется, мне здесь нравится. — Улыбаясь, он начал расстегивать двубортный китель. — Фу, жарко! Видали, какую я вам красавицу купил? Посмотрите на нее. Вон та, серо-стальная, у самого подъезда.
Марта тяжело поднялась и подошла к перилам балюстрады. Генри и Джильда посмотрели на стоявшую внизу машину. При виде "кадиллака" Марта так и ахнула.
— Черт возьми! Во сколько же мне это обошлось? — сердито спросила она, глядя на Джонни.
— Две восемьсот. Совсем даром. Я перепродам ее за четыре. Ты ничего не потеряешь.
Марта присмотрелась к машине и почувствовала, как по ее заросшей жиром спине пробежала приятная дрожь. Вот это машина! Именно о такой она мечтала в тюрьме.
— Ты уверен? Ты в самом деле думаешь, что ее можно будет перепродать за четыре?
Джонни сузил глаза, в которых сразу появилось жесткое выражение.
— Если я сказал, значит, так и будет.
Марта испытующе посмотрела на него, потом кивнула, удовлетворенная. Эйб сделал правильный выбор, решила она. Возможно, с этим парнем будет нелегко ладить, но он подходит для дела, а это самое главное.
— Хочешь выпить, Джонни?
Он отрицательно покачал головой.
— Я не пью. — Сняв китель, он повесил его на спинку стула и сел. — Поговорим о деле. Старичок, то есть полковник… обрисовал мне его в общих чертах. Теперь я хочу узнать подробности.
Марта опустила свою тушу в ближайшее кресло. Устроившись поудобнее, она нашарила очередную конфету. Генри сел рядом. Джильда оставалась у перил и лишь плотнее запахнулась в халатик, отчего ее тело приобрело еще более вызывающий вид. Джонни взглянул на нее.
— Разве мисс Риголетто не участвует?
— Конечно, участвует… Джильда, иди сюда и сядь. — Марта похлопала по сиденью соседнего кресла.
— Совещайтесь без меня… Я иду купаться, — и Джильда вышла, не взглянув на Джонни.
Эл Барни допил остаток пива и нетерпеливо застучал стаканом по столу. Привлеченный громким стуком, прибежал бармен и налил ему новый стакан.
— Когда долго говоришь, хочется пить, — пояснил он, поймав мой взгляд. — Першит в горле.
Я сказал, что отлично это понимаю.
— Ладно, мистер, теперь пора объяснить, как у Марты появилась идея сразу сорвать большой куш, — начал Эл, хорошенько промочив глотку. — Примерно восемь лет назад она подобрала небольшую шайку из трех ловких парней — спецов по драгоценностям. Но они грубо сработали и на этом погорели. Одна богатая старая корова всегда в одно и то же время ездила в казино "Майами", навешав на себя драгоценностей. Марта просто не могла устоять перед искушением. Она организовала ограбление, и ребята вернулись с добычей… а потом на Марту словно вихрь налетел. Она не знала, что драгоценности застрахованы в "Нейшнл Фиделитн оф Калифорния", самой зубастой и беспардонной страховой компании в Штатах. У них там есть такой Мэддокс, заведующий отделом претензий и исков. Говорят, для него выплатить страховку — все равно, что потерять кварту собственной крови. Связываться с ним в 10 раз опаснее, чем с гадюкой. У одного из налетчиков не хватало пальца на руке, и жертва его приметила, даром, что едва не рехнулась от страха. У Мэддокса заведена самая полная в мире картотека на всех похитителей драгоценностей, от мелюзги до акул. Ему стоило нажать только несколько кнопок, как выскочила карточка Джо Сэлика. Сыщикам Мэддокса понадобилось только три дня, чтобы найти Джо, а там они уже взяли его в оборот. Будьте уверены, агенты Мэддокса не церемонятся. Джо заговорил, и Марта очутилась за решеткой.
Она делила камеру с пожилой женщиной, которая сидела за растрату. Звали ее Хетти, как дальше — не помню. Эта Хетти любила поболтать. Она работала у Алана Фрисби, страхового маклера из Парадиз-Сити. Он представлял все главные страховые компании в стране. Если вам требовалось застраховать что-то необычное, вы шли к Фрисби за беспристрастным советом, и он говорил, к какой компании лучше обратиться в вашем случае, чтобы получить самые выгодные условия, и сам же улаживал все остальное. Это был солидный, процветающий бизнес. Так вот, Хетти молола языком, а Марта слушала, и у нее возник замысел крупной операции. Она получила от Хетти информацию, недоступную для посторонних, и основала на ней свой план, который, как надеялась Марта, позволит ей без печали набивать брюхо до конца своих дней.
Эл умолк, поерзал, устраиваясь поудобнее, и спросил:
— Пока все ясно, мистер?
Я подтвердил.
Вилла "Бельвью" расположена на одной из самых шикарных улиц Парадиз-Сити, Лэндсдаун-авеню. Это компактная, элегантная постройка в стиле ранчо с тремя спальнями, четырьмя ванными, огромной гостиной, ультрасовременной кухней, большой террасой и гаражом на четыре машины. Лестница ведет с террасы на маленький огороженный пляж, оборудованный душевыми с горячей и холодной водой, кабинами для переодевания и баром. Дом принадлежит Джеку Карсону, богатому биржевому маклеру из Нью-Йорка, который купил его, желая выгодно поместить капитал. Он сдает его со всей обстановкой за полторы тысячи долларов в месяц.
Отчаянно торгуясь, Марта сбила цену до тысячи трехсот и подписала договор на три месяца. Цена возмущала ее, но она понимала, что для успеха задуманного плана необходимы убедительные декорации и респектабельный адрес.
Через день после того, как Джонни присоединился к трио, их "кадиллак" отъехал от отеля "Плаза" и покатил в направлении Парадиз-Сити. Джонни сидел за рулем, облаченный в униформу. Рядом с ним — Фло, цветная горничная, которая не расставалась с Мартой уже три года. Это была высокая негритянка, в прошлом ловкая магазинная воровка. В конце концов она попалась и, подобно Марте, решила больше никогда не возвращаться за решетку. Они отлично ладили. Фло никогда не задавала вопросов. Она догадывалась, что затевается какое-то дело, но не хотела о нем знать. Она готовила еду для Марты и остальных, поддерживала на вилле чистоту и получала свои сто долларов в неделю. Все остальное ее не касалось.
На заднем сиденье просторного "кадиллака" расположились Марта, Генри и Джильда.
За сутки, проведенные в отеле "Плаза", Джонни и Джильда прощупывали друг друга, как кобель и сука, которые еще не решили, подраться им или снюхаться. Джильда знала о мужчинах все. Ее первое знакомство с сексом состоялось в пятнадцатилетием возрасте. Он пришелся ей по вкусу, и за последовавшие годы она узнала множество мужчин, но сейчас, в 25 лет, решила выйти замуж и остепениться. Задуманное Мартой дело обещало дать ей деньги, которые позволят обзавестись домом, мужем и, может, даже детьми. Джонни заинтересовал ее. Долгий опыт подсказал Джильде, что она с первого взгляда вызвала в нем желание. Кроме того, она чувствовала, что, став его любовницей, испытает самые волнующие сексуальные переживания в своей жизни. Он мог оказаться именно тем партнером, которого она надеялась найти… но в этом еще нужно было убедиться. Она решила узнать его получше и ни в коем случае не торопиться. Просто так он ее не получит, пусть и не старается. Сначала — обручальное кольцо, потом — постель. Если же с кольцом ничего не получится… что ж, очень жаль, только и всего.
До виллы добрались к вечеру. Она произвела на всех сильное впечатление. Тяжело неся свою тушу, Марта обошла все комнаты.
— Ничего не скажешь! — закончила она осмотр и воскликнула: — Ну да, еще бы! Вы посмотрите, сколько я плачу… тысячу триста в месяц!
Она выбрала для себя самую большую и лучше других обставленную комнату, другую, поскромнее, отвела Генри, а оставшиеся две — вполне уютные — Джонни и Джильде. Все комнаты были с видом на пляж и на океан. Джильда сразу прошла к себе, переоделась в бикини и сбежала по ступенькам к воде. Через несколько секунд к ней присоединился Джонни. В одних плавках, поджарый и мускулистый, он был великолепен. Увидев, как он бежит по песку, Джильда снова почувствовала, что все ее тело пронизало что-то похожее на болезнь. Заняться любовью с таким мужчиной! Она заставила себя отвернуться и поплыла, сильно, профессионально взмахивая руками. Джильда гордилась своим умением плавать и была уверена, что не только удивит Джонни, но и оставит его у себя за спиной. Она смахнула воду с лица и подняла брови.
— Ты здорово плаваешь! — сказала она.
— Да и ты не так уж плохо, — он улыбнулся. — Давай обратно наперегонки.
Она кивнула.
Марта, сидевшая на террасе с коробкой конфет, в которую она то и дело запускала руку, смотрела, как они несутся к берегу.
— Выставляется, — заметила она, видя, что Джильда обгоняет Джонни.
Генри наблюдал за молодежью с критическим интересом.
— Женщины выставляются перед мужчинами… мужчины — перед женщинами… природа.
Джонни вырвался вперед на последних двадцати ярдах, но едва-едва. Их разделяли какие-то дюймы, когда он коснулся берега.
— Женщины! — Генри покачал головой. — Удивительные создания. Она могла бы его обставить ярдов на десять. Ты заметила, что она нарочно отстала, чтобы дать ему выиграть?
Марта пренебрежительно фыркнула:
— Ну, если это ему нужно для полного счастья…
— Конечно нужно, — Генри закинул свои длинные ноги одну на другую. — Ни одному мужчине не понравится, если его победит женщина.
Алан Фрисби отложил папку, которую перед этим перелистывал, и вопросительно взглянул на секретаршу.
— Пришли полковник и миссис Шелли, — сообщила она. — Им назначено.
— Да, конечно… пригласите их, — Фрисби отодвинул папку и откинулся на спинку своего директорского кресла.
Это был высокий, худой мужчина, который уже сам забыл, с каких пор занимается страховым бизнесом. Теперь, в 55 лет, он руководил первоклассным делом и надеялся, что вскоре его сын, заканчивающий университет, возьмет на себя часть обременительной работы.
Его несколько ошеломил вид Марты. До сих пор его кабинет казался ему просторным, но с появлением ее огромной туши комната словно уменьшилась в размерах. Высокий, похожий на аиста старик был, очевидно, ее мужем, полковником Шелли. Фрисби встал, обменялся с ним рукопожатием и пододвинул кресла. Марта села, но Генри отошел к окну, теребя усы, и у Фрисби возникло впечатление, что он чем-то раздражен. Заметив, что он смотрит на Генри, Марта наклонилась вперед и похлопала его по руке своей горячей жирной ладонью.
— Не обращайте внимания на полковника, мистер Фрисби, — сказала она. — Вы не представляете, каких трудов мне стоило привести его сюда… он просто не верит в страхование.
— Никогда не верил… и не поверю, — проворчал Генри, расхаживая по кабинету. — Напрасная трата денег. Потерял что-нибудь, сам виноват, черт побери. Не надо терять, вот и все!
Фрисби не раз приходилось иметь дело со всякими чудаками. Одарив полковника профессиональной, понимающей улыбкой, на которую тот лишь ответил надменным взглядом, он вновь повернулся к Марте.
— Я к вам, собственно, по совсем обычному делу, мистер Фрисби, — сказала Марта. — Милый полковник недавно купил мне подарок к годовщине нашей свадьбы, и я хочу его застраховать.
— Дурацкая затея, — проворчал Генри за спиной Фрисби. — Если ты его потеряешь — так тебе и надо!
— Не слушайте его, — сказала Марта, улыбаясь. — У полковника свои взгляды, у меня — свои. Я думаю, подарок надо застраховать. — Несколько театральным жестом она положила на стол Фрисби футляр. — В конце концов, он заплатил за него 18 тысяч долларов… всякое ведь бывает… его могут украсть.
Когда Фрисби взял футляр, Генри, державший в руке кусок замазки, прижал его к замку большого картотечного шкафа, стоявшего позади Фрисби. Движение было быстрым, а в следующий момент Генри обошел стол Фрисби и приблизился к окну. Он положил слепок в маленькую жестяную коробочку, принесенную с собой, и опустил ее в карман.
— Чудесная вещь, — сказал Фрисби, любуясь браслетом. — Вам бы следовало его застраховать. Я могу это устроить.
— Обычно я имею дело с лос-анджелесскими или калифорнийскими компаниями, — сказала Марта. — Все остальные мои драгоценности застрахованы у них.
— Отлично, миссис Шелли, я с ними в контакте. Полагаю, вас устроит полис сроком на год?
Марта кивнула.
— Да, это подойдет.
Фрисби сверился с тарифным справочником.
— Тридцать долларов, миссис Шелли… это обеспечит вам полное страховое покрытие.
— Сразу и рассчитываемся. Генри, у тебя есть 30 долларов?
— Есть, — ворчливо отозвался Генри. — Выброшенные деньги.
Тем не менее он вытащил из заднего кармана толстую пачку, отсчитал три десятка и бросил их на стол.
— Где вы остановились, миссис Шелли? — спросил Фрисби, выписав расписку.
— В "Бельвью" на Лэндсдаун-авеню.
Это явно произвело на него впечатление.
— Вилла Джека Карсона?
— Совершенно верно. Я сняла ее на три месяца.
— Вы не помните номер вашего полиса?
— Нет, но вы можете узнать у них. Он на имя полковника Генри Шелли, 1247, Хилл Кресенг, Лос-Анджелес.
Фрисби сделал пометку, потом, видя, что Генри разглядывает фотокопировальную машину, стоящую у окна на подставке, спросил:
— Вас интересуют эти машины, полковник?
Генри обернулся.
— Я не разбираюсь в них. Рад, что оставил дела. Слишком стар, ни к черту уже не гожусь.
— Будет тебе, — сказала Марта, пряча футляр в сумочку. — Не такой уж ты старик.
Она тяжело поднялась на ноги.
Когда они ушли, Фрисби позвонил в страховую компанию. Он всегда проверял незнакомых людей, о чем прекрасно знала Марта. Ему сказали, что полковник Шелли с недавних пор состоит их клиентом. Драгоценности его жены застрахованы на 150 тысяч долларов. И страховой компании, и самому Фрисби осталось неизвестным, что драгоценности были одолжены Эйбом специально для этого случая. Неизвестным осталось и то, что 1247, Хилл Кресент — всего лишь деловой адрес, принадлежащий Эйбу, которым пользовалось немалое количество воров, нуждавшихся в респектабельной фирме.
Марта неуклюже влезла в машину, стоявшую перед подъездом. Генри последовал за ней. Джонни тронул машину с места.
— Ну?
— Как будто все просто, — доложил Генри. — Сигнализации нет. Двери легко открыть. Единственный хитрый замок — на картотечном шкафу, но я снял отпечаток, может, это даст тебе какую-нибудь зацепку.
— А как насчет смотрителя?
— Судя по всему, этот пентюх не любит себя утруждать.
Джонни хмыкнул.
— Может быть, нам придется задержаться там на пару часов. Лучше всего начать в восемь. В темноте нельзя работать.
— Да, — Генри пожевал усы. — К восьми там уже безлюдно. У тебя будет целых полтора часа до темноты.
Вернувшись домой, они стали совещаться. Сначала Марта объяснила план операции.
— Я узнала все это от женщины, которая работала у Фрисби, — сказала она, заглядывая в почти опустевшую коробку конфет. — Мне нужен список клиентов, застраховавших через Фрисби свои драгоценности. Та женщина говорила, что он держит его у себя в шкафу в кабинете. Его легко найти, ящик помечен. Вначале там идет перечень имен и адресов, указана стоимость драгоценностей и где их хранят: дома в сейфе, или в банке, или еще где. Он-то мне и нужен. Имея такой список, мы будем точно знать, чем стоит заняться и трудно ли это взять. Без списка мы только зря потеряем время и ничего не добьемся. В кабинете есть фото-копировальная машина. Вы просто переснимете список, положите его на место и опять запрете шкаф. И все.
— Марка машины "Зеннокс", — сказал Генри Джильде. — Инструкция напечатана на крышке. Машина уже заряжена бумагой. Тебе надо только вкладывать карточки в машину и нажимать кнопку.
Джильда кивнула. Генри достал из кармана коробочку и передал Джонни.
— Здесь слепок замка. Говорит это тебе что-нибудь?
Джонни открыл коробочку, осмотрел слепок и поморщился.
— Еще как говорит! Это хермановский замок, а они чертовски сложные.
Он откинулся в кресле, в раздумье глядя на океан. Марта сразу встревожилась. Застыв с большой шоколадной конфетой в руке, она уставилась на него.
— Ты что же, не сумеешь с ним справиться? — требовательно спросила она с визгливой ноткой в голосе. — Эйб говорил, что ты справишься с любым замком.
Джонни неторопливо повернул голову и окинул ее холодным взглядом.
— Без паники, Сало. Я справлюсь с любым замком, но мне нужно немного подумать.
Джильда захихикала.
— Не смей так называть меня, — прорычала Марта с возмущением. — Слушай-ка, ты…
— Пошла ты… — огрызнулся Джонни. — Дашь ты мне подумать?
Генри погладил усы и взглянул на Джильду. Марта была так потрясена, что даже положила конфету обратно в коробку. Однако она смолчала. Наконец, Джонни кивнул.
— Сделаю. Мне придется съездить в Майами за болванками для ключей. Здесь доставать их чересчур рискованно. Да, сделать можно.
У Марты вырвался долгий, глубокий вздох, от которого ее огромная грудь поднялась к подбородку.
— А я уже испугалась. Ведь все зависит от того, достанем ли мы список.
Джонни смотрел в сторону. Он даже не старался скрыть своего раздражения и неприязни, которые она у него вызывала.
— Нам понадобится другая машина, — сказал он. — Эта слишком бросается в глаза. Я возьму напрокат машину.
Он встал и пошел в гостиную. Было слышно, как он набирает номер и говорит со служащим прокатной фирмы.
— Привет, Сало, — сказала Джильда и расхохоталась. — Видела бы ты свое лицо! Вот потеха! Пришлось проглотить, а?
— Заткнись, сучка! — рявкнула Марта. — Я знаю, что у тебя в трусах от него припекает! Ты…
— Дамы! — резко вмешался Генри. — Довольно! Мы работаем вместе, и дело у нас общее.
Джильда встала с кресла. Она посмотрела на рассвирепевшую Марту, состроила нахальную гримасу и вышла с террасы, качая бедрами.
Вернулся Джонни.
— Порядок. Машину возьму у них в гараже. Ну, я пошел. Вернусь часов в восемь.
— Подожди минутку, Джонни, — сказал Генри. — Раз уж ты едешь в Майами, может, отвезешь Эйбу браслет? Бьюсь об заклад, он там икру мечет, гадая, что с ним сталось. Марта, дай ему браслет.
Поколебавшись, Марта передала ему футляр.
— Не потеряй.
Джонни ухмыльнулся ей в лицо.
— Думаешь, я сбегу с ним?
— Я сказала — не потеряй! — огрызнулась она.
Когда он ушел, Генри закурил сигару и с удовлетворением вытянул свои длинные ноги.
— Эйб нашел нам подходящего парня, — сказал он. — Профессионал!
— "Сало"! — пробормотала Марта. — Я ему это припомню!
Она потянулась за очередной конфетой, потом вдруг с силой оттолкнула от себя коробку и уставилась вдаль злым, невидящим взглядом.
Генри спрятал усмешку.
Джонни вернулся около половины девятого. Он повидался с Эйбом, отдал ему браслет и забрал расписку Генри. Кроме того, он привез болванки для ключей, добытые через приятелей Эйба, и все необходимые инструменты для работы. Он обещал заняться ключами завтра с утра.
Фло подала им на ужин лобстеров, приготовленных по французскому рецепту. После того как Марта расправилась с двумя лобстерами и пинтой мороженого, все стали устраиваться на вечерний отдых. Джильда была теле-маньяком. Она включила телевизор и приклеилась к нему. Генри уселся с блокнотом и карандашом на террасе рядом с Мартой и подсчитывал свои воображаемые потери и доходы на бирже. Марта с увлечением вышивала. Джонни сидел поодаль от них, глядя на освещенный луной залив, на ползущие по прибрежному шоссе машины, чьи огни вливались в непрерывную ленту света. В 11.30 Марта вылезла из кресла.
— Я иду спать, — объявила она.
Никто не отозвался. Грузно переваливаясь, она вышла с террасы. Проходя через гостиную, она увидела Джильду, зачарованно уставившуюся на освещенный экран, презрительно фыркнула и направилась в кухню. Там она с надеждой взглянула на холодильник. Фло всегда оставляла для нее какие-нибудь холодные закуски. С минуту она колебалась между куриной ножкой и филе из языка. Остановив свой выбор на курятине и положив ее на бумажную тарелку — стопка их всегда стояла на холодильнике, — она пошла в спальню. Двадцатью минутами позже Генри закончил свои расчеты. Он с удовольствием убедился, что остался в выигрыше. Сложив газету, он пожелал остальным спокойной ночи и пошел спать.
У Джильды, слышавшей, как закрылась дверь его комнаты, учащенно забилось сердце. Душещипательная мелодрама, которую она смотрела, была нестерпимо банальна. Она взглянула в сторону двери, открытой на террасу. Джонни сидел неподвижно, положив ноги на железную балюстраду, и смотрел вниз. Джильда встала, выключила телевизор и медленно вышла на террасу. На ней были шорты из белого эластика и красный лиф. Ее каштановые волосы рассыпались по плечам. Джильда сознавала, что выглядит привлекательно, и это придавало ей уверенности в себе. Она подошла и остановилась около Джонни. Облокотясь на перила, она стала смотреть на залив. Джонни ничем не выдал, что заметил ее. После длительного молчания она спросила:
— Как ты распорядишься деньгами, когда они будут у тебя?
— У меня их еще нет.
— А допустим, ты их получил, что ты с ними сделаешь?
Он поднял на нее глаза.
— Зачем тебе знать?
Она повернулась к нему.
— Потому что мне интересно.
— Ну, если интересно, я скажу. — Он вынул из кармана пачку сигарет. — Хочешь?
— Нет, спасибо.
— Я куплю гараж. — Он закурил и выпустил дым в небо. — Я уже присмотрел подходящий. Там обслуживают спортивные машины. Сейчас у них дела идут не очень-то хорошо, но малый, которому он принадлежит, просто не разбирается толком в спортивных машинах… не то, что я. У меня бы дело пошло.
Джильду уколола ревность. У мужчин всегда на уме какие-то проекты… Господи, надо же, гараж!
— А где он? — с притворным интересом спросила она.
— В маленьком городке на Тихоокеанском побережье, называется Кармел.
Она уловила в его голосе мечтательную нотку, и это вызвало у нее раздражение.
— Ну, ты не особенно на него рассчитывай… может, у нас ничего и не получится с этими деньгами, — сказала она угрюмо.
— Попробовать стоит.
Наступило длительное молчание, потом, видя, что он снова смотрит в сторону залива, она отрывисто произнесла:
— Тебя, видно, совсем не интересует то, что я сделаю со своей долей, а?
Джонни стряхнул пепел с сигареты.
— Не особенно. Потратишь… Женщины всегда тратят деньги.
— А ведь верно, пожалуй, — ей вдруг очень захотелось к нему притронуться, но она сдержалась. Неожиданно Джонни посмотрел прямо на нее. Его глаза скользнули по ее фигуре. Сверху вниз, потом обратно. Джильда почувствовала, как под этим взглядом у нее твердеют соски. Она пыталась выдержать его, но не смогла и отвела глаза.
— Хочешь переспать со мной? — спросил он.
Ей хотелось крикнуть: "Конечно! Какого черта ты сидишь тут, как надутый истукан? Почему не схватишь меня… я только этого и жду!" Вслух же голосом, дрожащим от досады, она зло сказала:
— Ты это всем девушкам говоришь?
Он усмехнулся, ощупывая ее глазами.
— Это экономит время, правда? Так хочешь или нет?
— Нет, не хочу! — с яростью бросила она и пошла к двери. Услышав, как он что-то пробормотал вполголоса, она остановилась и агрессивно осведомилась: — Что ты сказал?
— Я сказал — кого ты дурачишь? — повторил Джонни и засмеялся.
— Ох, как я тебя ненавижу!
— Все тот же старый, избитый диалог. Поменьше смотри телевизор.
Она убежала к себе в спальню и захлопнула дверь.
На следующий вечер Марта и Генри сидели на террасе и ждали. К половине одиннадцатого напряжение достигло предела. Генри так часто затягивался сигарой, что она горела неравномерно. Марта жевала ножку индейки, время от времени откладывая ее, чтобы глянуть на нее и вытереть пальцы бумажной салфеткой.
— Перестань поминутно смотреть на часы, — резко сказал Генри, только что сам смотревший на свои. — Это действует мне на нервы.
— На твои нервы? А как насчет моих?
— Хорошо, Марта, незачем паниковать. — Генри и сам едва сдерживал расшалившиеся нервы. — С их ухода прошло всего два с половиной часа.
— Что, если они попались? — Марта подалась вперед, жестикулируя обглоданной ножкой индейки. — Этот Джонни! Он может заговорить, вот чего я боюсь. Он меня ненавидит.
Генри с отвращением посмотрел на тлеющую с одного бока сигару и раздавил ее в большой пепельнице.
— Ты понапрасну себя взвинчиваешь, — сказал он, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Может быть, у него вышла какая-то заминка с замком.
— Но ведь Эйб говорил, что ему любой замок нипочем!
— Ну, ты же знаешь Эйба…
Марта впилась зубами в сочное темное мясо и стала жевать, уставившись невидящим взглядом в огни внизу.
— Генри, я не хочу опять идти в тюрьму, — сказала она наконец. — Я просто не могу. Я лучше стравлюсь.
— Не надо так говорить.
Генри замолчал, вспоминая пятнадцать лет, проведенные в камере: опыт, который он твердо решил не повторять. Остановиться? Что ж, почему бы и нет? Ему уже 68. В иные моменты он с удовольствием думал о смерти. Он понимал, что ходит по самому краю. Если бы не Марта, бог знает, чем бы он теперь занимался… уж наверняка не сидел бы сейчас на этой террасе после превосходного ужина, любуясь прекрасным видом и потягивая хороший бренди. Это будет его последнее дело. Генри сознавал, что ставка в игре велика. У него все в порядке, здоровье вполне приличное. Если он разживется деньгами и ускользнет от полиции, можно будет поселиться в двухкомнатной квартире в Ницце. В молодости он неплохо работал в Монте-Карло и окрестностях. Он всегда собирался осесть в Ницце, когда уйдет на покой. Но если выйдет осечка — что вполне вероятно, — лучше покончить счеты с жизнью. Его прошлое и масштабы задуманного ими дела послужат на суде отягчающими обстоятельствами, и его посадят минимум на десять лет. Это означало, что он так и умрет в камере. Марта не глупа. Она правильно решила. Лучший выход — отравиться.
— Но раз уж я про это заговорила, то повторяю: живой они меня не возьмут.
— Все будет хорошо, Марта, ты просто взвинчиваешь себя. — Генри жалел, что у него нет уверенности в собственных словах. Он замолчал, достал новую сигару и раскурил ее. — У тебя есть какие-нибудь таблетки… или что там?
Глядя ему в глаза, Марта кивнула.
— Да.
Генри закинул ногу на ногу и спросил, немного поколебавшись:
— А лишняя найдется?
— Да, Генри.
— Они нам не понадобятся, но в любой момент меч лучше палки.
Они не слышали, как подъехала машина, и поэтому их застало врасплох появление на террасе Джильды и Джонни. Обернувшись, они с напряженным ожиданием, уставились на вошедших. Джильда бросилась в кресло и стала поправлять непослушными руками рассыпавшиеся по плечам волосы. Джонни приблизился к Марте.
— Вот. — Он положил на стол четыре листа копий. — Это было нелегко.
Марта бросила недоеденную ножку обратно в тарелку. Подняв голову, она посмотрела на жесткое, бесстрастное лицо Джонни.
— Были затруднения?
— Кое-какие… ничего серьезного. Смотритель оказался не таким уж лентяем. Чуть не накрыл нас, но пронесло. В общем, дело сделано. Получайте!
— Ты в самом деле уверен, что все сойдет гладко? — настойчиво спросила Марта.
— Он просто чудо! — проговорила Джильда охрипшим голосом. — Открыл все замки и снова закрыл. На картотечный шкаф у него ушло 80 минут, я буквально на стену лезла. А он — хоть бы что. И когда мы достали папку и все скопировали, он еще полчаса его запирал.
— Тихо! — сказал Джонни. — Дело сделано, и точка. Я пошел купаться.
Он спустился по лестнице на пляж.
— Я говорил тебе, Марта, — сказал Генри. — Он молодец.
— Вы даже не представляете какой, — подхватила Джильда. — Это было похоже на волшебство. Как он открывал дверцы… как стоял больше часа на коленях, ковыряя этот замок, уговаривая его, будто женщину, так нежно… так… я в жизни не видела ничего подобного, и когда замок поддался, как может поддаваться женщина, он застонал, словно… ну, вы понимаете… — Джильда, покраснев, оборвала себя и встала.
— Выпей, — мягко сказал Генри. — Дай я тебе что-нибудь налью.
Джильда не слышала. Она подошла к перилам и, наклонясь, следила за Джонни, заплывшим далеко в море. Двое обменялись взглядами, затем Марта вытерла пальцы бумажной салфеткой и взяла копии.
Все пережитое за вечер — взлом входной двери, тот момент, когда она едва не наткнулась на смотрителя, зачем-то полезшего на второй этаж, долгое напряженное ожидание, пока Джонни бился над замком, и, наконец, победа, — все это теперь связалось, и Джильду охватили слабость и изнеможение. Оставив их за изучением фотокопий, она прошла к себе в спальню, разделась и приняла холодный душ. Ночь была жаркая, ярко сияла луна. Несмотря на распахнутые окна, в комнате стояла духота.
Джильда легла на постель голая, скрестив лодыжки и закинув руки за голову. Долго лежала она так, глядя на луну и мысленно заново переживая события сегодняшнего вечера, в особенности тот жуткий миг, когда Джонни схватил ее за руку и потянул в темноту, а мимо прошел служитель. Она смутно отдавала себе отчет, что на террасе погасили свет, и Марта, тяжело ступая, ушла к своему холодильнику, что закрылась дверь за Генри. Она гадала, что делает Джонни. Приди он сейчас — она не отказала бы ему. Ее тело мучительно желало его. Она хотела его так, как не хотела еще ни одного мужчину.
Но Джонни не пришел.
Ровно в половине девятого Фло вкатила столик с завтраком в комнату Марты. Она удивилась, застав Марту не в постели, а на маленькой террасе. Та увлеченно что-то писала карандашом на листке бумаги.
— Доброе утро, мисс Марта… Вы здоровы? — спросила Фло, выпучив большие черные глаза.
— Конечно, здорова, дуреха! — рявкнула Марта и отложила карандаш.
Она с жадностью смотрела на столик. Фло всегда готовила к завтраку что-нибудь волнующее и отлично его сервировала.
— Скажи полковнику, что мне нужно с ним поговорить через час. Где он?
— Пьет кофе на нижней террасе, мисс.
— Вот и скажи ему.
Получасом позже от четырех оладий с сиропом, четырех телячьих почек с картофельным пюре, пяти ломтей тоста с вишневым вареньем и трех чашек кофе остались одни воспоминания. Марта отодвинула столик и с удовлетворенным вздохом откинулась на спинку кресла. В этот момент постучали в дверь. Вошел Генри с дымящейся сигарой в руке, похожий на тощего старого аиста.
— Сядь, — сказала Марта. — Хочешь кофе? Тут еще осталось.
— Нет, спасибо, я уже пил. — Генри сел и скрестил ноги. — Ну?
— Я составила список… вот, посмотри.
Марта подала ему листок бумаги, над которым трудилась все утро. Поглаживая усы, Генри внимательно прочел его, а потом кивнул.
— Я тоже составил список… практически такой же, но ты не включила в свой алмазы Эсмальди. Чем они тебе не подходят?
Марта замотала головой с такой гримасой, точно надкусила айву.
— Генри, неужели у тебя в самом деле хватило бы глупости лезть за алмазами Эсмальди? — спросила она.
Генри удивленно воззрился на нее.
— Не понимаю, почему бы и нет. Им цена 350 тысяч. Эйб с ума сойдет от радости, если их заполучит. Так почему же нет?
— Эйбу не придется сходить с ума, и я скажу тебе почему. Алмазы Эсмальди застрахованы в "Нейшнл Фиделити", а это означает — Мэддокс. Сукин сын посадил меня на пять лет! Он самый башковитый и опасный ублюдок во всем страховом рэкете. Будь спокоен, я уж постаралась, чтобы в список не попал ни один камешек, застрахованный у него. Прочая страховая шпана совсем не чета Мэддоксу. Один раз я с ним имела дело — больше этого не будет!
Генри кивнул.
— Я не знал.
— Ну, так теперь знаешь. — Марта закуталась в халат. — Где Джонни?
— На террасе.
Марта тяжело встала и, подойдя к перилам, крикнула Джонни, чтобы он поднялся. Вернувшись к своему месту, она жадно оглядела опустевший столик, заметила уцелевший ломтик кекса, схватила его, густо намазала маслом и принялась есть. На террасу вошел Джонни.
— Садись, — сказала Марта. — Все готово, можно начинать. — Она сделала паузу, чтобы вытереть рот салфеткой. — Мы составили списочек людей, которые держат уйму ценных вещичек в домашних сейфах системы Рэйсона. Всего там на миллион восемьсот тысяч. С этой суммы Эйб Шулман уплатит нам треть, то есть мы получим 600 тысяч наличными. Из них я выделяю тебе 125 тысяч. Годится?
Джонни бесстрастно посмотрел на нее.
— Звучит неплохо. Я поверю, когда получу эти деньги, — сказал он наконец.
— Правильно, — Марта кивнула. — Так вот, Эйб говорит, что ты большой спец по замкам и сейфам. Я нарочно тут подобрала клиентов Рэйсона, ведь ты, я слышала, работал у него. Что скажешь?
Не сводя глаз с Марты, Джонни неторопливо раскурил сигарету, потом заговорил:
— Дай-ка я растолкую тебе кое-что насчет сейфов Рэйсона. Во-первых, их нельзя взломать, во-вторых, они абсолютно надежны. Всякий, у кого хватит глупости копаться в них, сам просится за решетку.
Оцепеневшая было Марта подалась вперед. Ее маленькие глаза блестели как два осколка кремня, лицо стало похожим на гранитную маску.
— Так ты что же, не можешь открыть паршивый рэйсоновский сейф? — заверещала она, багровея.
— Полегче, — посоветовал Джонни со скучающим видом. — Будешь так жрать и беситься — через год загнешься. Не ори на меня!
— Господи! — взвыла Марта, колотя жирными руками по подлокотникам. — Я не позволю тебе так со мной разговаривать, ты, проклятый…
— Заткнись! — рявкнул Джонни и подался вперед к ней. — Слышишь? Заткни свою жирную глотку!
Закинув ногу на ногу, Генри с видимым интересом наблюдал за происходящим.
— Ты мне велишь заткнуться? Ты? — заорала Марта.
Джонни встал.
— Нет, зря я с тобой связался. Ори сколько хочешь. Я не работаю с такими, как ты. Поищи себе другого. Кого-нибудь, кто знает, как открыть сейф Рэйсона.
Он направился к выходу.
— Джонни! — крикнула Марта вслед. — Вернись! Я прощу прощения!
Джонни остановился, потом с усмешкой оглянулся. Подойдя к своему креслу, он опять сел.
— Чего там? Кажется, мы оба погорячились, — достав сигарету, он закурил, потом продолжал: — Слушайте дальше. Я объясню, как устроены рэйсоновские сейфы. Возьмем для примера человека, у которого полно денег, драгоценностей, акций… — он посмотрел на Марту. — Успокоилась? Слушаешь меня?
— Слушаю, — ответила Марта, с трудом сдерживаясь. — Давай дальше!
— Так вот, ему надо где-то хранить свои ценности. Он идет со своей проблемой к Рэйсону. Для них это не проблема. Все это они уже слышали раньше. Вам нужен надежный сейф, сэр, у нас такой имеется. Для него придется сделать дырку в стене, но фирма все сделает сама… работаем быстро и аккуратно, а рэйсоновский сейф — это простой в обращении, гарантированный от взлома ящик со скользящей дверцей, которую контролирует электронное устройство. Эта штучка открывает и закрывает дверцу при нажатии кнопки. Всего таких кнопок две. Каждая замаскирована где-нибудь в комнате или даже в другом помещении, смотря по желанию клиента. Только владелец сейфа, Рэйсон и мастер, который устанавливал сейф, знают, где спрятаны кнопки. Мастер работает у них много лет и получает большие деньги. К нему не подступишься. Такой уж он человек. Величина кнопок примерно с булавочную головку, и спрятать их можно где угодно. Вы спросите, зачем две? Первая отключает сигнализацию. Каждый сейф связан прямым проводом с местным полицейским управлением. Вторая отключает сейф. То есть чтобы открыть его, вы сначала прикасаетесь к первой кнопке, включаете сигнал, потом прикасаетесь ко второй кнопке, и дверца сейфа сдвигается в сторону. Вы берете, что вам нужно, опять нажимаете на кнопку, и сейф закрывается, а сигнализация включается. Проще простого…
Наклонясь вперед, Марта и Генри ловили каждое слово. Затянувшись сигаретой, Джонни продолжал:
— Если не знаешь, где спрятаны кнопки, и попробуешь взломать сейф, внутри сработает особый луч, который реагирует на всякую попытку взлома. Он пошлет сигнал в полицию, и ты не успеешь даже поцарапать дверцу, как дюжина копов засопят тебе в затылок. Словом, этот сейф, наверное, лучший в мире по надежности.
Марта обмякла в кресле, уже жалея, что так плотно позавтракала.
— Что ж, чудесно! — сказала она с горечью. — Выходит, все к черту — столько трудов, расходов, одна трата времени…
Джонни покачал головой.
— Нет. Дело выполнимое. Я скорее возьмусь открыть сейф Рэйсона, чем какой-нибудь другой. Не забудьте, что если знаешь, где спрятаны кнопки, сейф открывается сам. Его можно открыть, забрать камешки и смыться — и все минуты за три. Загвоздка, конечно, в том, чтобы узнать, где спрятаны кнопки.
Марта приободрилась.
— Ну-ну, дальше…
— Сплошь и рядом сейфы покупают богатые, ленивые дураки, поэтому во всех местных отделениях держат планы размещения каждого установленного ими сейфа с указаниями, где скрыты выключатели. Это ввели после того, как одна богатая старуха забыла, где спрятаны кнопки, и мастер тоже не мог вспомнить. Шуму было! Я хорошо помню. Она хотела взять драгоценности… пригласила в гости каких-то важных шишек, а побрякушки свои достать не может. Так она подала на Рэйсона в суд — и выиграла. — Джонни ухмыльнулся. — Ну и с тех пор Рэйсоны хранят монтажные планы всех сейфов. В каждом отделении — свои. Наш следующий ход будет такой: мы раздобудем эти планы так же, как добыли списки у Фрисби. Вот и давайте подумаем, как это сделать.
Во второй половине того же дня Марта и Генри посетили отделение "Рэйсон сейф корпорейшн" в Парадиз-Сити. Марта заявила, что собирается строить дом в этом районе и ей понадобится сейф. Пока Дэвид Хэкет, директор отделения, объяснял систему их работы, Генри в своей роли циника (чушь собачья… положи их в банк…) бродил по кабинету, украдкой осматривая замки, картотечные шкафы и ища провода, которые указывали бы на существование сигнализации. Кроме того, он удостоверился, что в конторе имеется копировальная машина, и запомнил ее марку. Когда Марта решила, что Генри успел высмотреть все необходимое, она сказала, что еще подумает и зайдет снова.
На виллу Генри вернулся мрачный.
— Крепкий орешек, — сказал он Джонни. — Там установлена сигнализация. Замки четырех шкафов закрыты металлическими крышками. Я не смог снять слепки. Тут можно обломать зубы.
Джонни рассмеялся.
— И это все, что ты заметил? Теперь послушай, чем там еще угощают. После окончания работы в офисе включается электронный луч, который дает сигнал в полицию, если его пересечешь. Каждая дверь, которую ты откроешь, пошлет сигнал туда же. При попытке вскрыть сейф или картотеку срабатывает еще один сигнал. У Рэйсонов полно всяких трюков. Я знаю, работал у них. Но все это ерунда и вот почему. Рэйсоны не доверяют городской электросети. У них своя силовая установка. Достаточно выключить мотор, чтобы вырвать у них зубы. Им так нравится эта система, что ее завели во всех отделениях. Если об этом не знаешь, тебе крышка, но я-то знаю и сумею добраться до их картотеки.
— В самом деле, Джонни? — спросила Марта, сияя.
— Я знаю их порядки, как мало кто другой знает. Я все достану.
Марта отрезала себе большой кусок шоколадного торта, испеченного Фло накануне.
— А я уже начала беспокоиться, — призналась она, — Генри-то совсем было приуныл.
— Можешь беспокоиться и дальше, — бесстрастно сказал Джонни. Он достал пачку сигарет и закурил.
Марта уставилась на него с набитым ртом. Встретив его холодный взгляд, она сразу встревожилась. Она поспешно проглотила кусок и спросила:
— Как тебя понимать?
Последовала долгая пауза. Генри задумчиво смотрел на Джонни. Джильда, загоравшая в белом бикини, приподняла голову. Джонни заговорил:
— Без меня ваше дело сорвется. Если вы думаете, что я пудрю вам мозги, так и скажите. Тогда я с вами распрощаюсь, и знаете, что у вас получится? Ровно ничего!
Марта отложила недоеденный кусок торта. Ей стало ясно, куда он клонит.
— Дальше, — сказала она резким голосом, — договаривай!
— Ты сосчитала, что на мою долю придется 125 тысяч. — Джонни пустил дым из ноздрей. — Весь куш, если тебе верить, составит 600 тысяч. Так вот, слушай. Без меня вам и не понюхать этих денег, не то что заполучить. Так что… — он умолк, взглянул на Марту и Генри. — Моя доля — 200 тысяч, а остальные делите как хотите. Не нравится — не надо.
— Слушай ты, сукин сын! Если ты вообразил… — начала Марта, позеленев от злости, однако Генри остановил ее:
— Марта! Я сам!
Марта осеклась на полуслове и уставилась на Генри, который смотрел на нее со своим обычным невозмутимым спокойствием, полуприкрыв глаза набрякшими веками и не выпуская из своих пальцев дымящуюся сигару.
— Если этот гад… — опять начала Марта, но Генри вновь остановил ее жестом руки.
— Джонни прав, Марта, — сказал он. — Без него мы не справимся. Он — мастер. — Благожелательно улыбаясь, он повернулся к Джонни: — Послушай, Джонни, разве нельзя договориться полюбовно? Не сойтись ли нам на 150 тысячах, а? Что скажешь? В конце концов, идея принадлежит Марте. И операцию организовала она. Ну, так как… 150 тысяч?
Джонни встал.
— Обсудите это между собой. Двести тысяч, иначе работайте сами. А я пойду купаться.
— Я тоже, — Джильда соскочила с лежака.
Не обращая на нее внимания, Джонни стал спускаться по ступенькам, ведущим на пляж. Джильда последовала за ним.
— Вот гад! — с яростью вырвалось у Марты.
— Ну-ну, Марта, — спокойно пожурил ее Генри. — Этим ничего не добьешься. Хорошо, пускай он требует 200 тысяч. Это еще не значит, что он их получит. Мы же не подписываем контракт. В суд он не подаст, верно?
Марта напряженно смотрела на Генри, и бешенство в ее глазах угасало.
— Думаешь, ты с ним справишься, Генри?
— Во всяком случае, попытаюсь. В свое время я ставил на место немало прытких мальчиков. Дело в том, что без него нам действительно не обойтись.
— Как только я его увидела, сразу поняла, что у нас с ним будут неприятности, — от злости Марта не могла доесть свой торт.
Генри наблюдал за Джонни и Джильдой, плывущими рядом.
— И еще, Марта, Джильда влюбилась в него, — сказал он печально.
— Ты думаешь, меня это интересует?
— Мне нравится Джильда… хорошая девушка. Я не хотел бы, чтобы с ней случилось плохое. — Заметив безразличие Марты, он переменил тему. — Когда он вернется, я соглашусь на его условия… да?
— Соглашайся на что угодно, лишь бы он не получил денег.
— Предоставь мне поговорить с ним.
Марта выбралась из кресла.
— Пойду вздремну.
Она заколебалась, желая что-то сказать, раздумала и, тяжело ступая, ушла с террасы.
Через полчаса Джонни и Джильда поднялись с пляжа. Джонни задержался возле Генри.
— Ну?
— Порядок, Джонни. Мы все обсудили. Конечно, она недовольна, но куда же ей деться. Ты получишь 200 тысяч.
Джонни посмотрел на него в упор. От его холодного взгляда Генри стало не по себе, но он сохранил сбой невозмутимый вид.
— Ладно, — сказал Джонни. — Но имей в виду, я о тебе наслышан. Эйб говорил, какой ты жулик. Не пробуй надуть меня. Предупреждаю! — он снова в упор посмотрел на Генри и ушел к себе в комнату.
Генри достал платок и промокнул виски. Джильда легла на лежак.
— Она, наверное, рассчитывает оставить его с носом, — заметила девушка, надевая темные очки. — Смотри не соглашайся. Ты мне нравишься. Мне наплевать, если он свернет ей толстую шею, но я не хочу, чтобы с тобой случилась беда.
Генри откровенно любовался ее телом.
— Спасибо, малышка… Быть бы мне лет на двадцать моложе…
Джильда рассмеялась.
— Ох вы, мужчины…
Спустя час после обеда Марта вышла на террасу, где Джильда ловила последние лучи солнца, а Генри трудился над своими биржевыми подсчетами. Джонни уже три часа не показывался из своей комнаты. Видя табачный дым, ползущий из его открытого окна, Джильда гадала, чем он занят. Она не тревожилась о своей доле, полагаясь на Генри, который обещал ей десять процентов с добычи. При удаче это означало 60 тысяч. С такими деньгами и при ее внешности, думала она, нужда ей не грозит. Джонни, потребовавший себе треть доли, вызывал у нее восхищение. В ее глазах восхищения заслуживал каждый, у кого хватило духу спорить с Мартой.
— Где он? — требовательно спросила Марта, усаживаясь в плетеное кресло, которое сразу же угрожающе заскрипело.
— У себя в комнате, — ответил Генри, откладывая записную книжку. — Послушай, Марта, давай прекратим раздоры. Парень может выполнить эту работу, а мы — нет. Значит, мы должны заплатить ему. — Он подмигнул одним глазом. Эта маленькая речь, как догадалась Марта, предназначалась для ушей Джильды.
— Ладно уж, — отозвалась она. — Займись этим сам. — И она взялась за пяльцы. — На обед у нас курица по-мэрилендски.
— Хорошо. — Генри вновь открыл записную книжку. — Фло замечательная кухарка. У нее… — он умолк, так как на террасу вышел Джонни.
Одетый в голубой легкий костюм, он держал в руке чемоданчик. Он пересек террасу и остановился перед Мартой.
— Мне нужно 300 долларов.
Марта в изумлении уставилась на него. Генри отложил записную книжку, а Джильда приподнялась на локте.
— Тебе нужно — что? — голос у Марты сорвался.
— Триста долларов, — спокойно повторил Джонни. — Я еду в Майами. Нужно кое-что сделать.
— Никаких 300 долларов ты от меня не получишь! — завизжала побагровевшая Марта.
Джонни посмотрел на нее жестким, холодным взглядом.
— Послушай-ка ты, безмозглая дура, — произнес он тихим, но полным злобы голосом. — Ты хочешь обтяпать это дело или не хочешь?
Марта отпрянула, будто на нее замахнулись. Генри вскочил и встал между ними.
— Ты не очень-то вежлив, Джонни. Так не годится. Я этого не потерплю.
Джонни поднял сжатый кулак. Генри не шелохнулся, глядя прямо в сердитые глаза парня. Двое мужчин — один тщедушный и старый, второй — сильный и молодой — долго смотрели друг на друга. Внезапно Джонни улыбнулся и его мышцы расслабились.
— Люблю смелых ребят, таких, как ты, полковник. — Он обошел Генри и сказал Марте: — Я извиняюсь, но мне все же нужны 300 долларов. Без денег я ничего не смогу сделать с электропитанием Рэйсонов.
Генри достал из заднего кармана пачку денег и протянул Джонни три стодолларовые бумажки.
— Держи, сынок. Что ты собираешься делать?
— Я поеду в Майами… вернусь через три дня, а в четверг вечером устроим налет.
— Так ты и не объяснил, что ты намерен делать.
— Скажу, когда вернусь, — бросил Джонни в ответ и, не взглянув на женщин, вышел.
Никто не проронил ни слова, пока снизу не донесся шум отъезжающей машины. Тогда Марта сказала:
— Я разделаюсь с этим сукиным сыном, чего бы мне это ни стоило.
— Смотри, как бы он раньше с тобой не разделался, — заметила Джильда. — Я скорее поставлю на него, чем на тебя!
— Дамы! — резко вмешался Генри. — Прошу вас… — он посмотрел на часы. — Скоро обедать.
Следующие два дня показались Джильде бесконечными. Без Джонни жизнь была тусклой и серой. Она купалась, загорала и слушала старосветскую болтовню Генри со скукой, которую находила невыносимой. Марта ела и вышивала, угрюмая и раздражительная.
На третий день вечером после обеда они услышали, как подъехала машина, и, насторожившись, обменялись взглядами. Через несколько минут появился Джонни.
— Добро пожаловать домой, — сказал Генри. — Как дела?
Джонни уселся, закурил и в упор посмотрел на Марту. Он бросил лишь мимолетный взгляд на Джильду, которая специально к его приезду надела белое полотняное платье. Когда она вышла на террасу, Генри заметил, что она чудесно выглядит, но на Джонни ее красота, видимо, нисколько не действовала.
— Все на мази, — сказал Джонни. — Нужно было вывести из строя их электроустановку, причем так, чтобы они не узнали. Для этого лучше всего подходит выключатель с часовым механизмом. Я навестил Эйба. У него всюду связи. Он послал меня к одному типу, а тот достал мне униформу электрической компании Парадиз-Сити. Я купил сумку для инструмента и таймер. Эйб дал мне адрес гримера, который прибавил мне пятнадцать лет и усы. Потом я отправился к Рэйсонам. Электросиловая установка у них в подвале, днем ею не пользуются. Я наплел сторожу, будто случилась авария, и он пустил меня в подвал. Все случилось очень просто. Словом, сегодня в девять часов вечера таймер отключит ток. Нам остается только войти, отыскать папки, сделать фотокопии, убрать таймер — и до свидания.
Через два дня после того, как Джонни достал схемы сигнализации, Марта спустилась на большую террасу, где остальные сидели и читали газеты. Она была в отличном настроении. Фло приготовила завтрак, который ей пришелся особенно по вкусу. Марта не помнила лучших отбивных и пришла в такое хорошее настроение, что даже кивнула Джонни вместо того, чтобы нахмуриться. Она уселась.
— Теперь слушайте. Здесь у меня небольшой список, — она помахала листком бумаги. — Вот в чем фокус операции: мы очищаем сейфы, а владельцы еще неделю-другую не знают, что их ограбили. Так мы успеем обработать четыре или пять сейфов и смоемся, прежде чем копы всполошатся. — Она молчала. Все взгляды были устремлены на нее в ожидании. — Никакого чуда здесь нет. Я знаю, у кого есть стоящие драгоценности, знаю, где эти люди и что они делают. Особой хитрости тут нет: я вычитала все необходимое в светской хронике местной газетенки. Например, миссис Ловенстейн, у которой драгоценностей на 180 тысяч, легла б клинику и пробудет там три недели. У нас есть схема установки ее сейфа. Мы идем туда, забираем камушки, а миссис Ловенстейн не узнает, что потеряла свое добро, пока не вернется из клиники. Ею мы и займемся для начала. Теперь следующая… миссис Уоррен Хрэйл. У этой драгоценностей на 650 тысяч. В конце недели она уезжает с мужем на рыбалку и проведет в море пять недель, а мы тем временем выпотрошим ей сейф. Вот миссис Джексон, у нее на 400 тысяч. Она тоже отправится в плаванье на яхте. Есть и риск, что она возьмет кое-что с собой, но все же. Все эти олухи надеются на свои сейфы, поэтому они оставляют ценности дома. Да и чего им беспокоиться? Все застраховано. Понимаете? Или вот миссис Лэмпсон… 350 тысяч. Она на Багамах, развлекается подводной охотой. С собой она ничего не захватила, значит, будет наше. Как вам это нравится?
Генри уже слышал все это. Он ограничился кивком и посмотрел на Джонни, который сидел, уставясь в пространство.
— Звучит, — согласился тот, — если ты, конечно, не напутала с фактами.
— Здесь-то нам и пригодится Джильда. — Марта повернулась к девушке. — Вот что надо сделать…
Бейнс служил дворецким у миссис Ловенстейн уже десять лет. Его импортировали из Англии, а в прошлом его услугами пользовались два титулованных семейства из самых знатных. Соблазненный огромным жалованьем, предложенным миссис Ловенстейн, он согласился приехать в Парадиз-Сити и стать во главе многочисленного штата прислуги. С тех пор он не переставал жалеть об этом. А впрочем, он был человеком честным и добросовестным, а потому, получая впятеро превышающее все, что в состоянии ему был платить английский герцог, он стойко сносил вульгарность миссис Ловенстейн, ее визгливый голос, ее кошмарные платья и ее ужасных друзей. К его счастью, она ежегодно ложилась в оздоровительную клинику, где с нее сгоняли лишний жир и вообще чистили снаружи и внутри. Через месяц она возвращалась в свой великолепный особняк, чтобы с новой энергией пить и объедаться. Бейнс нетерпеливо ожидал этого месяца, на который оставался в доме один. На этот срок вся прислуга получала отпуск. Все накрывалось чехлами, и довольный Бейнс устраивался отдыхать в своих апартаментах на последнем этаже, состоящих из спальни, гостиной, ванной и маленькой кухни. Бейнс самозабвенно любил телевизор. Почти все свободное время он проводил, уставясь на мерцающий экран.
Однажды утром, около половины двенадцатого, когда он любовно накрывал на стол, готовясь к ленчу, в дверь позвонили. Бейнс всегда одевался безупречно, хотя сейчас был в одной рубашке. Это был невысокий, дородный розовощекий человек лет 68 с редеющими белоснежными волосами и безмятежными голубыми глазами — само олицетворение английского дворецкого. Он нахмурился, погасил газ, на котором разогревался петух в вине, приготовленный накануне, надел фрак и на лифте спустился в прихожую. Перед дверью стояла темноволосая, строго одетая девушка. На ней было синее платье с белым воротничком и манжетами и большие очки от солнца. Иссиня-черные блестящие волосы лежали как шлем на ее изящной головке.
Парик и платье полностью преобразили Джильду в серьезную и деловую служащую.
— Я из компании "Акме", чистка ковров, — представилась она и протянула карточку, которой снабдил их Эйб.
Бейнс прочитал карточку, аристократически приподняв брови.
— Я полагаю, здесь ошибка… — начал он.
— Миссис Ловенстейн звонила из клиники, — объяснила Джильда. — Она просила нас оценить, во что обойдется чистка ковров у нее в гостиной и в спальне.
Бейнс не удивился. Находясь в клинике, миссис Ловенстейн не выпускала из рук телефона. Сколько раз посреди хорошей передачи раздавался звонок и ему приходилось выслушивать нытье миссис Ловенстейн, косясь на экран одним глазом.
— Понимаю, — сказал он и широко открыл дверь. — Что вы намереваетесь делать?
— Можно взглянуть на ковры? Мне нужно измерить их для оценки.
Девушка пришлась ему по душе. Аккуратная, почтительная — таких он одобрял. Он показал ей ковер и стоял рядом, пока она измеряла его короткой линейкой. Затем он провел ее на второй этаж, в спальню миссис Ловенстейн, огромную комнату с зачехленной мебелью. Джильда измерила ковер и, закрыв записную книжку, спросила:
— Так миссис Ловенстейн вернется только через несколько дней?
— Мадам будет отсутствовать минимум три недели, — сказал он, внутренне ликуя.
— Тогда у нас достаточно времени, — Джильда весело улыбнулась. — Мы пошлем миссис Ловенстейн результат оценки, и, если она согласится, я сообщу вам, когда мы сможем забрать ковры. Так будет удобно?
Довольный ее хорошими манерами, Бейнс ответил, что будет вполне удобно. Спускаясь на лифте, она спросила:
— Вы здесь совсем один?
— Да, — ответил он с радостным вздохом. — Основной персонал в отпуске.
— Я уверена, что вы цените тишину и покой, — сказала Джильда, выходя из лифта. — Приятно, должно быть, хоть ненадолго остаться одному — особенно в таком прекрасном доме.
Бейнс растрогался.
— Очень приятно, — он отворил дверь. — Я всегда говорю, что с телевизором не чувствуешь одиночества.
— Вы любите телевизор? — Джильда повернулась и посмотрела на него сквозь темные очки. — Я тоже. Когда возвращаюсь домой, включаю его, и больше мне ничего не нужно. До свидания.
Бейнс смотрел, как она спускается по ступенькам к белому "опелю". Вспомнив, что еще нужно разогреть петуха, он закрыл дверь, задвинул засов и направился к лифту.
В ту же ночь Джонни и Джильда проникли в дом. Для Джильды не составляло труда забраться на второй этаж. Джонни стоял и смотрел, как она поднимается по стене, словно по парадной лестнице. Она спустила веревку с узлами, и он вскарабкался к ней на балкон. Оконный замок она описала ему заранее, и он захватил все необходимые инструменты. Сверившись со схемой, они уже через несколько минут нашли кнопки, и еще через минуту сейф распахнулся. Джонни переложил драгоценности из футляров в принесенный с собой мешочек. Работа заняла меньше пяти минут. Ушли той же дорогой. Джонни запер окно снаружи, они спустились по веревке, отцепили ее, встряхнув свободный конец, и были таковы.
Первый налет закончился успешно.
— Чтобы представить эту историю в надлежащей перспективе, — сказал Эл, — придется отступить теперь на три года назад. Скоро мы опять вернемся к начатому, но я хочу, чтобы вы имели в виду: все это происходило три года назад.
Я заверил его, что понимаю.
Эл кивнул и отпил пива.
— Так… расскажу вам теперь про Гарри Льюиса. В 38 лет Гарри Льюис стал мужем одной из богатейших женщин мира. Сам он вовсе не стремился жениться на ней — это она женила его на себе. С той минуты, как он попался ей на глаза, его песенка была спета. Она пожелала его себе в мужья, а когда Лиза Коэн чего-нибудь хотела, она всегда получала желаемое. По части мозгов Гарри не выделялся, да и в делах не блистал. Зато он обладал выигрышной внешностью. Высокий, крепкий, красивый, он походил на какого-нибудь актера, вроде Грегори Пека. Все в нем так и дышало обаянием и сексом, а улыбка просто валила с ног девушек того сорта, с которыми он обычно имел дело. Нечего и говорить, что у Гарри был целый табун девушек, которые опрокидывались на спину по первому его сигналу. Но если не считать неотразимой внешности, Гарри не представлял собой ничего особенного. Он радовался и тому, что больше везеньем, чем трудолюбием, сделался директором магазина самообслуживания в Парадиз-Сити. Это был один из целой сети магазинов Коэна. — Эл остановился и взглянул на меня. — Вы, наверное, слышали про Сола Коэна?
Я подтвердил, что слышал.
— Угу… Так вот, Гарри разгуливал целыми днями по магазину, улыбаясь продавщицам и не упуская из виду возможность наскоро притиснуть в углу тех, кто был не прочь. За свои труды он получал шесть тысяч в год. Он более или менее убедил себя, что выше этого уровня доходов ему не подняться и лучшей карьеры не сделать. Это не слишком его беспокоило… Он был не из породы честолюбивых. Регулярно получая свои шесть тысяч, он мог развлекаться, иметь сколько угодно девушек и платить за двухкомнатную квартиру с видом на море. На ее балконе он проводил приятные уик-энды, нежась на солнышке с очередной девицей на коленях или просто под рукой — так, чтобы далеко не тянуться, если придет охота. Только не воображайте, что Гарри был дураком. У Сола Коэна дураки не работают, но Гарри ничем не отличался. Со своей работой он справлялся и жил потихоньку.
И вот однажды жарким летним днем случилось то, что вывернуло его жизнь наизнанку и вверх тормашками. Представьте себе, как Гарри расхаживает по магазину, проверяя, как идет торговля, неотразимо улыбаясь своим фавориткам, останавливаясь перекинуться словом с покупателями и чувствуя себя капитаном корабля в тихую погоду. И вдруг к нему подходит женщина. Я не раз видел Лизу Коэн, поэтому позвольте мне описать ее. Она была маленькая, темноволосая и тощая. У нее были большие глаза — лучшая ее черта — и отцовский нос, занимавший большую часть лица. Рот и подбородок выдавали раздражительность и агрессивность. В одном вы можете быть уверены: Лиза Коэн никогда бы не попала на обложку "Плейбоя". Поставьте на это свой последний доллар и будете спать спокойно. Когда она познакомилась с Гарри, ей было 29 лет. Одетая в белые брюки и синий свитер, она казалась девчонкой-подростком. Лиза приехала в Парадиз-Сити на месячный отпуск. Коэны жили во Фриско, и это был первый визит ее сюда. Она провела здесь две недели на отцовской яхте в компании друзей, когда старик позвонил ей. Он просил ее заглянуть в магазин, посмотреть, как в нем идут дела, и доложить ему. Коэн очень полагался на суждение дочери и во время ее пребывания во Флориде часто поручал ей такие внезапные проверки. Пару раз ее отзыв был неблагоприятным, и директора неожиданно для себя оказывались на улице.
Последние десять минут Лиза, незаметно для Гарри, наблюдала за ним. Она прошлась по магазину, замечая, как разложены товары, как справляются продавцы, и получила благоприятное впечатление. Еще большее впечатление произвело на нее открытие, что этот рослый красавец мужчина — директор магазина. Не секрет, что Лиза была охоча до мужчин. Может быть, назвать ее нимфоманкой будет чересчур, но она была так близка к этому, что разницы тут почти никакой не было. Она могла бы выйти замуж двадцать или тридцать раз — при ее деньгах недостатка в желающих не было. Лиза переспала со многими из них. Это было ей просто необходимо, но она твердо решила, что мужа себе выберет сама и притом не такого, который женится только ради денег. Увидев Гарри, она сразу решила, что за него-то и выйдет. До сих пор ей встречались всевозможные типы мужчин: высокие, низкие, худые, толстые, обходительные, нахальные, молодые и старые, но ни в ком, кроме Гарри, не сочетались в таком избытке приятная внешность, атлетическое сложение и сексуальность. Поэтому она подошла к нему, глядя на него своими огромными живыми глазами, и назвала себя.
Сказать, что Гарри был ошарашен, оказавшись лицом к лицу с дочерью босса, — значит слишком мягко выразиться. Его охватила настоящая паника. Он думал, давно ли она в магазине… заметила ли, как он ущипнул за попку девушку из отдела косметики… видела ли… Но тут он овладел собой и пустил в ход свою обаятельную улыбку.
— Добро пожаловать, мисс Коэн, вот приятный сюрприз.
Лиза заметила его испуг, и это понравилось ей. И еще ей понравилась его улыбка, от которой у нее сильнее забилось сердце.
— Мне нужно поговорить с вами о делах в магазине, — сказала она отрывисто. — Когда он закрывается?
— В семь часов, — ответил Гарри. — Не зайдете ли вы в кабинет, мисс Коэн?
— Я буду здесь в семь с машиной, — сказала она. — Мы пообедаем вместе.
Повернувшись, она смешалась с толпой, и Гарри потерял ее из виду. Он выругался про себя, потому что уже условился на вечер с новой девушкой, пообещавшей что-то особенное. Но делать нечего — пришлось позвонить ей и отменить встречу. Гарри сказал, что возникли непредвиденные обстоятельства, и положил трубку, не дослушав ее визгливую брань.
До самого вечера он ломал голову над тем, какого черта понадобилось от него дочери магната, зачем она пригласила его пообедать. Он провел остаток дня у себя в кабинете. Гарри вообразил, будто она собирается проверять его отчетность, и от этой мысли его бросило в пот, потому что за прошедший месяц оборот снизился. Но он напрасно беспокоился. Во время обеда Лиза ни словом не обмолвилась про магазин. Она ждала его в белом "астон-мартине". Ее простое красное платье, судя по его покрою, стоило уйму денег. На ней не было ни украшений, ни чулок. Блестящие черные волосы были безукоризненно уложены. Если бы не нос, ее можно было бы назвать даже привлекательной. Гарри сел на пассажирское место, и машина тронулась. Его удивило, с какой уверенностью Лиза вела автомобиль. Она молчала, пока машина не вырвалась на прибрежное шоссе, и тогда вдруг спросила:
— Вы едите рыбные блюда?
— Ну конечно. Я все ем.
Она сосредоточилась на управлении машиной, и Гарри, всегда предпочитавший сам держать руль, теперь ни разу не испытал беспокойства, хотя она гнала на огромной скорости. Они остановились перед маленьким рестораном на пустынном песчаном берегу. Гарри знал, что цены здесь убийственные, и встревожился, хватит ли у него денег уплатить по счету. Но его опасения оказались напрасными. Увидев Лизу, подошел метрдотель и с поклоном проводил их в уединенный кабинет в дальнем конце заполненного публикой зала. Гарри ни о чем не спрашивал. Обед был заказан заранее: огромные креветки, чьи щупальца свисали из бокалов со льдом, лобстер в соусе из сливок и шампанского, а на десерт — земляника в кирше. Во время обеда Лиза, сидевшая напротив Гарри, откровенно изучала его и расспрашивала, но не о магазине, как он ожидал, а о нем самом. Ошеломленный Гарри послушно отвечал на очень личные, даже назойливые вопросы. Кто его родители? Чем занимался его отец? Где он учился? Чего хочет достичь в жизни? (На это Гарри с некоторой уклончивостью ответил, что доволен работой в магазине. Но тут же перехватил острый из-под сведенных бровей взгляд Лизы и поспешил добавить, что было бы, конечно, замечательно попасть в правление, хотя работа в самом деле ему нравится.) Женат ли он? Чем увлекается? (Гарри ответил — гольфом, но, скажи он правда пришлось бы ответить, что сексом.) Настойчивые вопросы следовали один за другим, вызывая у Гарри все большее недоумение и даже легкое негодование. Впрочем, как знать, успокаивал он себя, быть может, она допрашивает его, намереваясь предложить более выгодный пост. К концу обеда Лиза знала о Гарри почти столько же, сколько он сам. Но не все. Когда она вдруг спросила, как у него с сексом, Гарри выставил дымовой заслон. Ее любознательность зашла слишком далеко.
— Не жалуюсь… Нам обязательно об этом говорить?
Она испытующе посмотрела на него, потом качнула головой.
— Нет. Хотите кофе?
— Послушайте, мисс Коэн, — твердо сказал Гарри, чувствуя, что пора поддержать свое достоинство, — вы мой гость. Желательно, чтобы вы меня поняли. Хотите ли вы кофе?
Лиза нетерпеливо передернула плечами.
— Не валяйте дурака, — сказала она грубо и отрывисто. — За все платит папа. Я только подписываю счета. При ваших заработках здешний счет вам не по карману… Так хотите кофе?
Позже, вспоминая этот момент, Гарри осознал, что он был решающим. Надо было либо дать ей пощечину, либо бросить на стол свой единственный банкнот в сто долларов и уйти. Но Гарри был не из того теста слеплен. Поколебавшись, он сдался, маскируя смущение своей обаятельной улыбкой.
— Ну, спасибо… я не знал. С удовольствием выпью кофе.
С этой минуты он влип бесповоротно.
Они пили кофе с бренди и обсуждали последние романы, поп-диски и фильмы. И все время он чувствовал на себе пристальный взгляд больших черных глаз, которые шарили по его лицу, оценивали ширину его плеч, рассматривали его руки. Неожиданно Лиза сделала знак, подзывая метрдотеля со счетом. Она внимательно просмотрела его и даже пересчитала итог, потом расписалась. На тарелку легла десятидолларовая купюра — чаевые. При выходе из ресторана она передала какие-то деньги метрдотелю. Гарри заметил это и дернулся, как от укола. Его коробила такая демонстративная, вульгарная манера тратить деньги. Бок о бок они подошли к машине. Гарри сказал, что никогда еще не обедал так хорошо, и поблагодарил ее. Лиза не ответила. Она села за руль, запустила мотор и, когда Гарри устроился рядом, повела машину в направлении песчаных дюн.
— Вы, вероятно, не знаете, — внезапно сказал Гарри, — но эта дорога — тупик. Вы…
— Я знаю, — оборвала она.
Гарри был не настолько глуп, чтобы не сообразить: вечер еще не кончился. Он вдруг понял, что надо Лизе Коэн, дочери его босса, и покрылся холодным потом. Прежде всего, она была не в его вкусе, принадлежала именно к тому типу женщин, которых он даже не удостаивал взглядом. Ему нравились девушки с большой грудью и крепкой подтянутой попой. Эту же природа ничем не наделила ни спереди, ни сзади. Она была попросту худа. Кроме того, он помнил про Сола Коэна. Если он узнает, его вышвырнут на улицу.
Лиза затормозила под прибрежными пальмами. Вокруг — серебристый песок, похожий при лунном свете на свежевыстиранную простыню, а дальше — море. Она вышла из машины и зашагала по плотному, слежавшемуся песку. Гарри с учащенно бьющимся сердцем тащился следом. Ему хотелось позвать на помощь. Когда она села под пальмой, он остался стоять. Лиза подняла голову.
— Ну же, — нетерпеливо сказала она, — возьми меня.
Получасом позже Гарри очнулся от забытья и бессмысленно уставился на большую луну. Он чувствовал себя так, словно его пропустили через выжималку. Такое он испытывал впервые. Эти несколько минут совершенно измочалили его" оставив крайне неприятные воспоминания. Занимаясь любовью, он хотел быть ведущим. Он любил сам регулировать темп, но Лиза оставила ему лишь одну возможность: полностью подчиниться ее пугающей страсти.
— Дай сигарету, — натянув платье на ноги, она спокойно лежала рядом.
Поднося к сигарете огонек зажигалки, Гарри с удивлением отметил, какой у нее умиротворенный вид. Черты утратили свою жесткость. Когда она, улыбаясь, подняла на него свои сияющие, подобревшие глаза, то показалась красивой, несмотря на свой нос. Не зная, что сказать, чувствуя себя все таким же разбитым, Гарри молчал. Он лежал неподвижно, пока она не докурила сигарету и села, погасив ее в песке.
— Мне нужно возвращаться, а то подумают, что я попала в аварию.
Она встала и направилась к машине. Гарри двинулся за ней. Он еле волочил ноги. Никогда он еще не испытывал такого изнеможения. Лиза скользнула за руль и испытующе посмотрела на него, когда он тяжело шлепнулся рядом.
— Хорошо было?
Гарри мог бы ответить, что это было сплошное мучение, но он помнил о своей работе. В конце концов, она скоро уедет и случившееся больше не повторится. Поэтому он солгал:
— Как никогда в жизни.
Она кивнула, включила скорость, и машина с ревом понеслась по прибрежному шоссе назад к сверкающему огнями городу.
Спустя три дня к Гарри вернулись силы и, не имея никаких вестей от Лизы, он решил, что опасность миновала. Эпизод был случайным, успокаивал он себя, и больше не придется подвергаться такому испытанию.
Прощаясь, Лиза пристально смотрела на него большими мерцающими глазами и улыбалась.
— Тебе, действительно, было хорошо, да, Гарри? Мне тоже — как никогда в жизни.
Ну, вот и все, думал Гарри с глубоким облегчением. Вот попал в переделку… Уфф!
Но как же он ошибся! На третий день он работал у себя в кабинете, когда зазвонил телефон.
— Говорит мисс Селби, личный секретарь мистера Коэна, — голос звучал холодно и деловито. — Я звоню из Сан-Франциско. Мистер Коэн хочет вас видеть в три часа в пятницу одиннадцатого числа. Я послала вам авиабилеты в оба конца. Вы получите их завтра. Пожалуйста, не опаздывайте. — И трубку положили. Тут-то Гарри струхнул по-настоящему. В тех редких случаях, когда директора магазина вызывали в святая святых, тот получал под зад. Неужели старый ублюдок пронюхал насчет Лизы? Терзаясь этими вопросами, Гарри не находил себе места. Что он будет делать, если его выставят? У него нет никаких сбережений… черт побери, он наделал долгов! Проклятье! Теперь ему крышка!
К тому времени, когда прилетевший во Фриско Гарри вознесся в скоростном лифте на семнадцатый этаж к огромному кабинету Сола Коэна, он практически созрел для больничной койки. Его встретила мисс Селби, высокая, гибкая, восхитительная, с глазами, как острые иголки, и улыбкой, способной заморозить горный ледник. Гарри уже довелось слышать о ней. Она подвела его к дверям кабинета, постучала и приоткрыла дверь. Гарри услышал голос, полный яростной злобы. От звука этого голоса по его спине пробежали мурашки. Сол Коэн разговаривал по телефону.
— Герман? — орал он. — Слушай, Сэм, не ври мне! Этот товар поступил из Китая! Я знаю! Ты меня не проведешь! Я не торгую всяким китайским дерьмом! — Раздался треск: Сол Коэн швырнул трубку.
Мисс Селби повернулась к Гарри, слегка подняв красивые брови.
— Вы можете войти.
Сол Коэн оказался маленьким, толстеньким человечком с плешивой головой и большим крючковатым носом. Маленькие темные глазки смотрели жестко и недоверчиво. Подобно лазерному лучу, от него исходил магнетизм, присущий только настоящим воротилам. Когда Гарри вступил на сорокафутовый ковер, отделявший его от стола — стол письменный, но размером с биллиардный, — Коэн откинулся на высокую спинку своего директорского кресла, рассматривая его. Добравшись до стола, Гарри почувствовал, что у него дрожат колени, а тело покрылось холодным потом. Жирное лицо Коэна, похожее на застывшую маску, внушало страх. У Гарри мелькнула шальная мысль, что перед ним лицо мертвеца, но тут маска расплылась в сияющей улыбке, и Коэн преобразился из безжалостного магната в добродушного толстого еврея, который и мухи не обидит.
— Вы — Гарри Льюис? — спросил он, поднимаясь.
Гарри смотрел на него в изумлении. Внезапное перевоплощение совершенно сбило его с толку.
— Д-да, сэр.
— Садитесь, мальчик. Во-первых, позвольте пожать вашу руку.
Как во сне, Гарри ощутил пожатие маленькой жесткой руки. Когда босс взмахом руки указал на кресло напротив стола, он почти упал в него.
— Значит, вы — Гарри Льюис, — улыбаясь, Коэн некоторое время рассматривал его, после чего кивнул. — Видный парень! Отлично! Отлично! Я всегда знал, что Лиза умеет выбирать. Слушайте-ка, Гарри, у меня много дел. Когда у тебя на руках такой бизнес, как мой, трудишься, как распроклятый раб, так что давайте быстренько. Может, когда я устрою себе отпуск, мы встретимся и гульнем… а?
Гарри только таращился на него.
— Хотите сигару? — спросил Коэн.
— Н-нет, спасибо, сэр.
— Ладно, Гарри, давайте к делу. Скажите, как вам улыбается стать моим зятем?
Гарри подумал: "Один из нас наверняка спятил! Скорее всего, я!"
— Удивляетесь? Разве Лиза вам не сказала? — Коэн засмеялся. — Моя маленькая вас любит… вы любите ее… отлично. Она хочет выйти за вас, а когда Лиза чего-то хочет, она своего добьется. — Коэн сокрушенно покачал головой. — Я вам скажу одну вещь, Гарри, она вертит мною, как хочет. Но я рад, что Лиза надумала выйти замуж. Хочется иметь внучат. Вы знаете, Гарри, я люблю детишек. Это во мне еврейское. Кроме того, я не вечен и хочу оставить свои деньги Лизе, а после нее трем или четырем, а то и пяти мальчуганам, понимаете?
Гарри лишился языка. Он так и сидел на месте с каплями пота на лбу, с сильно бьющимся сердцем и полуоткрытым ртом.
— Я смотрел ваше личное дело, Гарри, — продолжал Коэн. — Не блестяще, а? Шесть тысяч… все равно, что ничего. Зато у вас есть кое-что другое… совсем особенное, если послушать Лизу. — Он издал плотоядный смешок. — Вы ей здорово угодили. Между нами… какова она?
Гарри отпрянул, чувствуя, как кровь бросилась ему в лицо.
— Я предпочел бы… Я…
Коэн замахал рукой.
— Хорошо, хорошо, мальчик… это мне нравится, виден класс, — сказал он. — Забудьте об этом… конечно, классный парень не болтает о таких вещах. Ну, ладно, Гарри, время-то идет. У меня много дел, так что слушайте. Лиза хочет сыграть свадьбу к концу месяца. Я уже подыскал вам замену в магазине. Значит, вы сможете помочь Лизе выбрать подходящий дом. Ей понравился Парадиз-Сити, и она хочет жить там. Я буду скучать без нее, но если она чего захотела — так тому и быть, черт возьми! Она там осмотрится, подыщет дом, а вы ей поможете. Дом и все прочее, как полагается… мебель… машины… ну, да вы сами знаете. Я перевожу в тамошнее отделение банка 250 тысяч… чтобы у вас с самого начала было все как следует. Когда они начнут иссякать — а ждать этого недолго, я-то Лизу знаю, — я буду пополнять счет. Вам не о чем беспокоиться. Вернетесь в город — ступайте в банк и возьмите, сколько понадобится. Приоденьтесь. Вы должны хорошо выглядеть, когда куда-нибудь будете выходить с Лизой.
Зазвонил телефон, и Коэн нахмурился. Гарри задрожал. Лицо сразу изменилось. Такие лица обычно видишь в кошмарах. Он сорвал трубку с другого аппарата.
— Я занят! Звонки не принимаю! Что? Гонконг? На кой черт мне Гонконг? — и он швырнул трубку.
Секунду-другую он смотрел на телефон, свирепо хмурясь, потом снова принял добродушный вид.
— На чем я остановился? Ах, да, слушайте, Гарри, я не верю, что человек может быть счастливым, не работая. Лиза не желает, чтобы вы работали. Она думает, что вам следует все время проводить с ней дома или на яхте и развлекаться, но так не пойдет. По-моему, вы должны заняться делом. Во Флориде у меня 50 тысяч акров земли под застройку. Моему отцу она досталась за гроши. Я долго ее придерживал, но три месяца назад начал продавать и открыл офис в Парадиз-Сити. От субчика, который там заведовал, не было никакого толку, так что утром я позвонил ему и велел убираться, — Гарри с трудом сдержал дрожь. Коэн продолжал: — Если от человека нет пользы, я от него избавляюсь, а у этого типа дырявая башка. Вот вам теперь и нашлось дело, Гарри, интересная работенка. Ничего трудного. Там есть одна умная сучка, которая поможет вам во всем разобраться. Фактически она справляется там сама, но я люблю видеть во главе мужчину. Полагаю, 20 тысяч будут ваши личные деньги. На жизнь, конечно, будете брать с вашего общего счета. А те деньги — так, на мелкие расходы. Все ясно?
Гарри опять ничего не ответил, но голова у него понемногу начала работать. 250 тысяч долларов… дом… яхта… 20 тысяч в год… офис в Парадиз-Сити.
В дверь просунулась восхитительная головка мисс Селби.
— Простите, мистер Коэн, но из Лондона звонит американский посол, а Гонконг все еще на проводе.
Коэн воздел руки и скорчил гримасу, предназначавшуюся Гарри.
— Вы видите, Гарри… нет покоя. Ну, ладно, отправляйтесь в Парадиз-Сити и устраивайтесь. Лиза приедет через пару дней. А сейчас извините меня, а? Я знаю, что вы оба будете счастливы.
Гарри почувствовал на своей руке прикосновение мисс Селби и немедленно встал. Когда он выходил из кабинета, Коэн уже говорил по одному из множества аппаратов. Мисс Селби окинула Гарри взглядом. Ее глаза были враждебны, улыбка замораживала.
— Поздравляю вас, мистер Льюис, — она повернулась к своему столу.
Гарри направился к лифту. Он шел, как человек в состоянии шока.
За оставшиеся три недели холостяцкой жизни Гарри не раз подумывал бросить все и бежать, но у него не хватило решимости. Слишком ослепительным был неожиданный приз. Когда он увидел выбранный Лизой дом, у него глаза чуть не полезли на лоб. Восемь спален, восемь ванных, четыре гостиные, великолепный сад и плавательный бассейн… все, что положено. В гараже — "ролле", "кэдди" и "астон-мартин". Дворецкий-японец и еще пять человек прислуги, плюс три садовника-китайца. Яхта с роскошными помещениями для двадцати человек… скорее, небольшой лайнер. Гарри неожиданно поднесли на тарелочке все, о чем можно мечтать, но в придачу он получил Лизу.
На другой день после разговора с Солом Коэном, когда он разбирал стол в своем маленьком невзрачном кабинете в магазине, открылась дверь и вошла Лиза. Она захлопнула дверь и повернула ключ. Потом приблизилась к Гарри, глядя на него темными сияющими глазами.
— Привет, Гарри, — улыбнулась она. — Не ждал? Рад?
Гарри успел принять решение. Он честный человек, и раз уж Лиза его купила, она получит за это сполна. Зная, чего она хочет, он был готов удовлетворить ее, чего бы это ему ни стоило. Всю дорогу из Фриско он думал о совершенной сделке. Сначала он решил сложить вещи и смыться ко всем чертям. Потом представил себя мужем наследницы миллионов Коэна. Чаша весов решительно склонялась в сторону Лизы, и все же ночами, лежа без сна и думая о том, что его ждет, он часто порывался бежать — но так и не убежал. Поэтому сейчас, увидев эту маленькую, непривлекательную, чудовищно богатую женщину, Гарри поступил так, как от него ожидали.
— Рад? — он рассмеялся. — Я просто обалдел. — Он привлек ее к себе, сунул руку под платье и обхватил ее маленькие тощие ягодицы. — Я сделаю тебя счастливой, Лиза, — и он крепко обнял ее.
Сол Коэн прилетел на свадьбу. Присутствовало человек восемьсот гостей. Такого еще не видали в Парадиз-Сити. Сол поразил всех. Он привез невесте подарок — ожерелье Эсмальди.
Здесь Эл Барни сделал паузу и посмотрел на меня, приподняв бровь.
— Я же говорил, что, в конце концов, дойду до ожерелья, правильно? Так вот, слушайте про ожерелье. Оно принадлежало одному южноамериканскому диктатору, а эта публика вечно попадает в какие-нибудь неприятности. Ему пришлось спешно уносить ноги. Впопыхах он успел захватить с собой только ожерелье жены, давнишнюю фамильную ценность. Он повстречался с Солом Коэном, и тот купил у него ожерелье. Никто не знал, сколько он заплатил. Сол припрятал его, собираясь подарить Лизе на свадьбу. Оно состоит из сотни подобранных по величине алмазов размером с крупную горошину. Вместе с платиновой оправой оно стоило примерно 350 тысяч долларов — так писали в газетах. Лиза надела его на свадьбу. Потом спрятала его в свой сейф и отправилась в свадебное путешествие на Багамы. Они провели на яхте месяц. За это время Гарри пришлось сполна расплатиться за полученное богатство. Лиза едва не заездила его насмерть. Она была ненасытна. Иногда ему хотелось прыгнуть за борт и поплыть к берегу, но мечты оставались мечтами. Когда на нее находило настроение, а такое иногда случалось два или три раза в день, она смотрела ему в лицо и говорила: "Гарри…" После чего она вставала и шла в каюту. Гарри следовал за ней, как баран на бойню. И ладно бы еще, будь она привлекательна! Но Лиза была костлява, у нее торчали ребра, а груди походили на пару яиц, сваренных без скорлупы. Правда, у нее была техника. И какая техника! Через две недели Гарри охватило томительное желание убраться куда-нибудь подальше. Наскочи проклятая яхта на рифы, он вопил бы от радости. Но, как и все на свете, поездка кончилась, и они вернулись в свой великолепный новый дом. Стало легче, потому что он стал работать в офисе, расположенном в центре города. С Лизой он проводил только вечера, но и это было достаточно скверно. Он обнаружил, что Лиза бывает счастлива в двух случаях: либо оказавшись под ним, либо взобравшись на лошадь. Она проводила верхом практически все свое время, пока он находился в офисе. У нее были три чистокровки, и она целыми днями носилась по лесу или галопировала по верховой тропе, одна или в компании женщин, тоже помешанных на лошадях. Вечера проходили в непрерывных приемах, устраиваемых Лизой или ее знакомыми. Гарри был душой общества и пользовался успехом. Внешне их брак казался счастливым. Но Гарри боялся ночей. Оказалось, однако, что с ней легко ладить, пока он выполняет свои супружеские обязанности. Только вот как раз эти обязанности и вставали ему поперек горла. Он надеялся, что со временем Лиза насытится сексом и остынет, но вышло иначе. Ей всегда было мало. Временами Гарри был близок к помешательству. Случалось и так, что он неожиданно натыкался на одну из своих бывших подружек. Ловя их выразительный взгляд, он понимал, что стоит лишь дать ответный сигнал, и он заполучит девушку с настоящим телом, а не тощий ошметок. Но Гарри был честен. Он знал цену тому, что получил, и твердо решил не изменять. Кроме того, Лиза так измотала его, что у него просто не возникало никакого желания. Время от времени, если прием того заслуживал, Лиза надевала алмазы Эсмальди. При виде ожерелья другие женщины рвали на себе волосы от зависти. Наблюдая за женой, Гарри с огорчением думал о зря пропадающей красоте. Ни лицо, ни шея Лизы не сочетались с таким ожерельем. В конце концов, Гарри возненавидел его. Если на вечере присутствовала настоящая красавица — а в Парадиз-Сити их хватало, — Гарри иногда так и подмывало сорвать его с тощей шеи жены и надеть на красотку. Он не сомневался, что эффект был бы потрясающим.
Ему пришлась не очень-то по душе работа в офисе. Сам офис выглядел очень элегантно, а его личный кабинет походил на кабинет какого-нибудь большого директора. Но продавать, или пытаться продавать земельные участки Сола Коэна казалось Гарри скучным занятием. Он не умел обрабатывать нерешительных клиентов, убеждать недоверчивых, изображать энтузиазм над картами и планами участков. К тому же он еще невзлюбил Харриет Бернстойн, свою секретаршу. Коэн сказал, что она прекрасно справляется со всей работой сама, и это оказалось правдой. Ей было лет 38, низенькая, толстая, аккуратно одетая, с маленьким крючковатым носом, черными глазами-бусинками и с кожей, напоминающей цветом баранье сало. С первой же встречи Гарри почувствовал, что она не испытывает к нему ни неприязни, ни доверия. Его обаяние отскакивало от нее, как мячик от каменной стены. Мисс Бернстойн была поразительно расторопна и сведуща. Стоило ему попросить какое-нибудь письмо, план, документ на право владения, как они моментально появлялись у него на столе. Она знала кредитные возможности каждого клиента, знала, кого стоит пригласить на деловой завтрак, а кого — нет. Ее стараниями за Гарри был закреплен столик в яхт-клубе, постоянно находившийся в его распоряжении. Каждое утро, войдя в кабинет, он находил аккуратно отпечатанный меморандум, где предназначенные на сегодня встречи были четко перечислены и содержались все необходимые сведения о приглашенных на ленч клиентах. Гарри отлично понимал, что Сол Коэн ценит такую работу, но сам чувствовал себя неуютно. Случалось, к нему заходил какой-нибудь симпатичный клиент, с которым он охотно пошел бы в портовый ресторанчик, где подают блюда из рыбы, чем в помпезный яхт-клуб, но у него просто не хватало духу нарушить расписание, тщательно составленное мисс Бернстойн. Так что Гарри было не особенно весело на работе и не особенно весело дома. Он опасался, что Лиза окажется первостатейной стервой, но ничего подобного не было. Пока все шло гладко по постельной части, Лиза была даже мила.
Они были женаты два года, когда случилось несчастье. За это время Гарри немного поднаторел в своем деле и продал по высокой цене около тридцати акров земли, чем порадовал Сола. Гарри привык к хорошей жизни. Благодаря ему званые вечера Лизы считались лучшими в городе. Сама она никогда не пользовалась особой популярностью. На мужчин она наводила скуку, а женщины ей завидовали, зато Гарри нравился всем. Частенько они отправлялись целой компанией куда-нибудь на яхте. Гарри научился плавать с аквалангом. — Здесь Эл Барни сделал паузу. — Это я его научил. Он плавал, как рыба. В общем, жил он не так уж и плохо. Он был достаточно крепок, чтобы удовлетворить Лизу, и она души в нем не чаяла.
Не без труда ему удалось, наконец, продать участок земли одному англичанину, который хотел поселиться в солнечных краях. Они подписали контракт, обменялись рукопожатием, а когда клиент вышел, Гарри откинулся на спинку кресла с чувством хорошо поработавшего человека. Он решил, что вечером поедет с Лизой куда-нибудь и отпразднует это событие. В этот момент вошла мисс Бернстойн. Что-то в выражении ее лица заставило Гарри оцепенеть. Обычно она была невозмутима и сухо деловита, но сейчас она выглядела ужасно.
— С вами хочет говорить доктор Гурли, — сказала она визгливым, срывающимся голосом.
Доктор Гурли был их домашним врачом. Лиза любила докторов и постоянно проверялась, заставляя Гарри делать то же самое. Гарри уставился на секретаршу.
— Доктор Гурли?
— Произошел несчастный случай, — и, к ужасу Гарри, она расплакалась.
Он схватил телефонную трубку. Оказалось, что Лизу сбросила лошадь. На тропу выскочила собака, и лошадь, попутавшись, встала на дыбы. От серьезного тихого голоса врача у Гарри по спине пробежал холодок.
— Она в моей клинике, мистер Льюис. Состояние тяжелое. Вы можете приехать сейчас же?
Неудачное падение искалечило Лизу. Она ударилась о камень и разбила позвоночник. С этого момента Лиза была парализована ниже пояса. А для Гарри мир снова перевернулся вверх тормашками и наизнанку. Сначала он не мог поверить тому, что говорил врач. Потом вдруг сообразил, что его постельным трудам пришел конец, и у него словно большой груз свалился с плеч. Потом эту мысль сменила другая, потрясшая его: Лиза больше не сможет ходить. И, наконец, но это уже позже, он осознал, что теперь привязан к калеке.
Когда Сол Коэн узнал об этом, с ним случился инфаркт. Он умер прежде, чем мисс Селби успела снять трубку и позвать врача.
При известии о смерти Сола Коэна Гарри охватила настоящая паника. Полубессознательная Лиза лежала в клинике, теперь умер Сол, и он вообразил, что на него свалится вся тяжесть управления королевством Коэна. Однако он быстро обнаружил, что Сол позаботился обо всем. Существовал еще вице-президент, совет директоров, юристы, попечители, трое субъектов с лицами, словно вырубленными топором. Все они попросту отмахнулись от Гарри и взяли все в свои руки. Лишь после того, как Лиза вернулась домой в инвалидном кресле, было оглашено завещание Сола. Все отходило Лизе. Гарри даже не упоминался. С таким же успехом Сол мог бы остаться в живых: его смерть не принесла никаких перемен для Гарри. Зато несчастный случай с Лизой основательно изменил его жизнь. Когда ей, наконец, стало ясно, что она больше не сможет ни спать с мужчиной, ни ездить верхом, она слегка тронулась умом. Гарри всегда подозревал, что в ней скрыта стерва, и вот теперь она дала о себе знать. С той минуты, как Лиза вернулась домой, жизнь Гарри превратилась в кошмар. Первый сигнал тревоги загорелся, когда она закрыла их общий счет и вновь открыла его, но теперь уже на свое имя. "Папа оставил все мне, — заявила она, твердо глядя на Гарри, — поэтому я хозяйка. У тебя есть свои деньги на расходы. Остальным распоряжаюсь я".
Закончились званые вечера. "Кто захочет приходить сюда, когда я сижу в этом проклятом кресле?" Напрасно Гарри пытался переубедить ее. "Не воображаешь ли ты, что я стану приглашать всех этих светских шлюх, чтобы ты их мог тискать по углам? И еще — слушай хорошенько! Раз уж мы заговорили о шлюхах… Если я должна обходиться без этого, ты тоже обойдешься! Предупреждаю! Ты понял?" Потрясенный Гарри слабо возразил: "Не говори так, дорогая. Для меня это такая же трагедия, как и для тебя". Лиза свирепо уставилась на него своими большими сверкающими глазами: "Ладно… так пусть это и дальше останется для тебя трагедией, Гарри, не то я тебя вышвырну!"
За два года Гарри не только привык к роскошной жизни, но и размяк от нее. Мысль о том, чтобы остаться без работы, без этого чудесного долга, без своего кабинета, путала его до смерти. Но в глубине души он считал, что если ему всерьез захочется женщину, он сумеет устроиться так, что Лиза ни о чем не узнает. Однако вскоре он обнаружил, что окружен соглядатаями. Мисс Бернстойн, То-то, дворецкий-японец и Хельгар постоянно шпионили за ним. Хельгар звали сиделку, нанятую для Лизы, тощую, долговязую датчанку лет 55 с соломенно-желтыми волосами, лошадиным лицом и каменными глазами. Гарри чувствовал, что эта женщина недолюбливает его и при случае охотно устроит пакость. Он, в свою очередь, возненавидел ее. Днем Лиза вела бесконечные телефонные разговоры со своим банком и юристами во Фриско и изводила мисс Селби. Гарри мог утешаться тем, что она шпыняет всех этих людей не меньше, чем его. Но он страшился вечеров и уик-эндов. Возвращаясь с работы, он никогда не знал, в каком настроении застанет Лизу. Иногда она вела себя сносно, хотя и непрерывно жаловалась, но в большинстве случаев общение с ней было пыткой. Однажды вечером, отчаявшись после того, как она резко выключила телевизор и запустила книжкой через всю комнату, Гарри предложил устроить вечер. "Это пойдет тебе на пользу, — сказал он. — Не можешь же ты и дальше жить…"
— Заткнись! — крикнула Лиза. — Думаешь, мне нужны эти идиоты и их жалость? Если я влипла, ты влип вместе со мной, а не нравится — убирайся к черту!
Так, месяц за месяцем, проходила их совместная жизнь. Случалось всякое. Например, Гарри приобрел привычку покупать себе новую одежду, когда вздумается. Он купил три леших костюма и выписал чек на их общий счет, забыв, что тот закрыт. Последовавшая сцена открыла ему глаза на то, в каком тревожном состоянии находятся умственные способности Лизы. Когда он вернулся домой с работы, она швырнула в него счета.
— Сам их оплачивай! — закричала она. — У тебя есть свои деньги! Как ты смел заносить их на мой счет!!!
Гарри вспомнил, что деньги у него почти на исходе. 20 тысяч в год — это звучит внушительно, но от них мало что остается после покупки сигарет, выпивки, бензина для машины, раздачи крупных чаевых в клубе и прочих случайных трат, неизбежных для богатого человека. Он понял, что с уплатой за костюмы придется ждать до получения очередного месячного чека от попечителей. Но временами Лиза была трогательной. Отослав Хельгар, она оставалась одна в своей огромной пышной спальне. В такие моменты Лиза позволяла Гарри утешать ее, и Гарри старался изо всех сил. Случалось, она просила открыть сейф и достать ожерелье Эсмальди. Она надевала его, подкатывала к зеркалу и долго смотрела на себя, потом горько плакала. Она содрогалась так, словно рыдания разрывали ее на части, и у Гарри становилось очень скверно на душе.
Миновали два бесконечных месяца, и он, рискуя вызвать взрыв, предложил прокатиться на яхте и хоть на время вырваться из этого проклятого дома. К его удивлению, Лиза согласилась. Ей уже до тошноты надоело жалеть себя. Тогда Гарри предложил захватить с собой кое-кого из близких друзей. Проявляя осторожность, он назвал трех женщин, не более привлекательных, чем бормашины, и их мужей, которых интересовали только лошади. И опять Лиза согласилась.
Морская прогулка прошла очень удачно. Через несколько дней после возвращения Лиза объявила о своем намерении позвать гостей. Она решила, что прикованная к креслу хозяйка никому не помешает наливаться спиртным и есть первоклассные блюда, которыми она угощает… так какого черта?
После этого жизнь Гарри постепенно вошла в норму. Он жил словно с бомбой замедленного действия. Во время приемов он не смел отойти от кресла Лизы. Он должен был постоянно находиться рядом, иначе после ухода гостей она устраивала дикие сцены. Гарри уже шесть месяцев жил в монашеском воздержании, и мысли о сексе все упорнее одолевали его, но он гнал их прочь. Он понимал, что так недалеко и до беды, и к тому же просто не видел возможности хотя бы взять шлюху! В десять утра он уезжал в офис, зная, что мисс Бернстойн, шпионка Лизы, позвонит ей, если он задержится хотя бы на полчаса. Перерыв неизменно посвящался ленчу с клиентами. В шесть он возвращался домой. Остаток вечера он проводил с Лизой, которая ложилась спать в половине одиннадцатого. Гарри оставался один, но он знал, что Хельгар и То-то всегда где-нибудь поблизости и не дадут ускользнуть ему из дома незамеченным. А кроме того, при всей своей тяге к женщинам, Гарри не знал в Парадиз-Сити ни одной, ради которой стоило бы рисковать потерей всей окружающей его роскоши. Поэтому Гарри стискивал зубы и продолжал хранить супружескую верность.
Так прошли еще два месяца. Потом Гарри улыбнулась удача. Лиза устроила маленькую вечеринку, и среди гостей оказался Джек Инглиш. Подобно Гарри, он женился на богатой и до смерти боялся сделать неосторожный шаг. Инглиш, славный, тихий малый, нравился Лизе. С виду он был неказист: высокий, худой, с лицом спаниеля, но симпатичный. Неожиданно он сказал Лизе:
— Знаете что? Гарри толстеет. Беда в том, что он мало двигается. Я как раз ищу партнера для гольфа. Вам не кажется, что ему не мешало бы немного растрясти жирок?
Лиза молчала, и у Гарри замерло сердце, потом она посмотрела на него. Это был один из тех редких случаев, когда на нее нашло хорошее настроение.
— Ты хочешь снова заняться гольфом, Гарри? — спросила она.
Он заставил себя отрицательно потрясти головой.
— Нет… свободное время я хочу проводить с тобой.
Такой ответ решил дело. Лиза повернулась к Инглишу.
— Он должен играть, я настаиваю. Уверена, что вы правы. Это пойдет ему на пользу.
Договорились, что Гарри будет играть в воскресенье по утрам.
Когда они в первый раз встретились в помещении клуба, Инглиш сказал:
— Слушайте, дружище. Я не собираюсь играть. У меня есть миленькая подружка, и мне нужно ею заняться. Вы мое алиби. Понимаете?
Оторопев, Генри спросил:
— Так что же я буду делать?
— Вы можете устроиться четвертым партнером. Будьте другом. Я сделаю для вас то же самое, когда вам понадобится.
И Гарри играл четвертым, пока Инглиш проводил пару часов в постели со своей подружкой. Он даже не сразу сообразил, что теперь и у него есть возможность развлечься, лишь бы нашлась подходящая девушка.
И вот однажды, когда он вернулся с работы, Лиза помогла исполниться его надежде, сама Лиза.
Гарри провел тяжкий день в офисе. Все не ладилось. Он понимал, что, будь он напористей, подпись богатого приезжего из Техаса уже стояла бы под контрактом. Но в последний момент высокий загорелый техасец покачал головой и сказал, что подумает еще. Сделка, ускользнувшая у Гарри из рук, могла принести 300 тысяч долларов. Он приехал домой подавленный и сразу же прошел на террасу, где Лиза сидела в своем кресле. Ее невидящий взгляд был устремлен на великолепный сад, где три садовника-китайца бездельничали, прикидываясь занятыми работой. При виде ее угрюмого лица у Гарри упало сердце. Очевидно, на нее опять накатило дурное настроение. Когда он подошел и хотел поцеловать ее, она отмахнулась:
— Не трогай меня!
Гарри вздохнул и сел рядом.
— Плохой день, дорогая?
— А бывают у меня другие? Эта Селби — дура! Я подумываю избавиться от нее.
Вспомнив ледяную улыбку мисс Селби, Гарри нисколько не огорчился.
— Тебе лучше знать… Я всегда был о ней невысокого мнения.
Этого не следовало говорить.
— У нее больше мозгов в мизинце, чем у тебя в голове! — злобно огрызнулась Лиза.
То-то, маленький востроглазый японец, вошел на террасу, неся сухой мартини, поставил стакан на столик перед Гарри и с поклоном удалился.
— И ты слишком много пьешь! — Лиза завистливо смотрела на запотевший стакан. Доктор Гурли запретил ей алкоголь, она же иногда любила выпить.
— Извини. Между прочим, это мой первый стакан за весь день. Или ты предпочла бы, чтобы я от него отказался?
— Да пей, пожалуйста! — она прикусила тонкую нижнюю губу. — Я хочу куда-нибудь поехать.
— Ну и прекрасно. Куда поедем? В яхт-клуб? К Альфреду?
— Осточертели они мне. Поедем в ресторан "Сайгон".
Гарри удивился. В прибрежной полосе города располагалось множество маленьких, довольно убогих ресторанчиков и баров. Работая в магазине, он частенько заходил в них. Он знал ресторан "Сайгон", но ни разу там не бывал., Ему не нравились вьетнамские блюда. Этот ресторан был грязноват и обычно был полон туристов, привлеченных дешевизной. Идея Лизы поужинать там показалась ему неудачной.
— Ты думаешь, тебе там понравится? Он вечно набит туристами.
Мы едем туда!
— Что ж, хорошо… Я позвоню, закажу столик.
И они поехали. Пересадить Лизу с кресла на колесах в машину всегда было непростым делом. Гарри приходилось поднимать ее с кресла и усаживать на специальное сиденье. Каждый раз она жаловалась, что он делает ей больно. Потом он должен был сложить кресло и засунуть его в машину. Они выехали на людную набережную и около девяти остановились у ресторана. Гарри вкатил ее в большой главный зал, темноватый и довольно запущенный. Донг Тхо, владелец ресторана, кинулся навстречу. Гарри предупредил его по телефону, кто такая Лиза. Низенький и толстый человечек с желтой сморщенной колеей и блестящими черными волосами, одетый в традиционный вьетнамский костюм, поклонился до земли и, улыбаясь, провел их в отдельный кабинет в стороне от главного зала. Окна выходили на оживленную гавань. На столе стояли красные гвоздики, снежно-белая скатерть и тщательная сервировка свидетельствовали о стараниях Донг Тхо угодить. Однако на Лизу это не произвело впечатления.
— Нас тут, должно быть, отравят, — заметила ока, когда Гарри катил ее кресло к столу.
Донг Тхо захихикал от смущения. Он протянул им два меню, каждое в фут длиной. Гарри растерянно уставился на перечень блюд, ничего не говоривший ему, потом повернулся к Лизе:
— Может, предоставим выбор ему?
— Пожалуй, — безразлично отозвалась Лиза.
Гарри видел, что она уже сожалеет о приезде сюда, но идея принадлежала ей, и она не могла выместить досаду на нем.
— И вообще, это ошибка.
Гарри захотелось дать ей пощечину. Ему было неловко за маленького человечка, который выжидательно топтался рядом. Он попросил подать им просто вьетнамский обед. Пока длилось ожидание, Лиза смотрела в окно, наблюдая за толчеей возле только что причаливших лодок ловцов губок. Она не была расположена к болтовне, и Гарри помалкивал. Потом отворилась дверь и вошла девушка, неся заставленный поднос. На ней был вьетнамский костюм: белые шелковые брюки и длинный пиджак цвета розы. Заплетенные в косу волосы спускались вдоль спины, как толстая черная веревка. Знак девственности — замужние вьетнамки причесывали волосы кверху. Она появилась за спиной Лизы, и Гарри увидел ее первым. На мгновение у него остановилось сердце. Он никогда не встречал такой красивой женщины. Мелкие, деликатные черты, большие миндалевидные глаза, фигура феи — все это ошарашило его. Он быстро отвел глаза, а девушка принялась расставлять перед ними тарелки. Лиза взглянула на нее, потом, заметив ее красоту, впилась глазами в Гарри, но тот, как-то ухитрившись придать своему лицу скучающее выражение, рассматривал еду.
— Выглядит съедобно, как ты думаешь?
— Пожалуй, да.
Девушка вышла. У Гарри было такое чувство, словно перед ним засияло солнце, но лишь на несколько секунд, после которых наступил внезапный мрак.
Девушка была дочерью Донг Тхо. Ей исполнилось 18 лет. Ее мать, американка, одно время работала в американском посольстве в Сайгоне. Она познакомилась с Донг Тхо и вышла за него замуж. У них родился единственный ребенок — Таня. Родители увезли пятилетнюю Таню из Сайгона и поселились в Парадиз-Сити. Донг Тхо открыл ресторан на деньги жены. Два года назад мать Тани умерла, несколько лет она тяжело болела раком. Эта смерть ни для кого не явилась неожиданностью. Тане пришлось заменить ее, хотя она ненавидела работу в ресторане. Две стороны ее характера — вьетнамская и американская — никак не могли уравновесить друг друга, затрудняя ей жизнь.
Когда она пришла убрать тарелки и поставить новые блюда, Гарри вновь бросил на нее быстрый, оценивающий взгляд. Быстрый, потому что он чувствовал враждебность Лизы к девушке. От ее волшебной красоты перехватывало горло. В ней сочетались достоинства обеих рас — изящество вьетнамки и женственность американки. Вид ее грудей, холмившихся под розовым пиджаком, возбуждал кровь, ноги были длинными, а бедра узкими, но крепкими.
Лиза ко всему придиралась, хотя ела с аппетитом. Гарри был рад, когда ужин закончился.
— Эта девушка… — заговорила Лиза в ожидании счета, — она полукровка. Как ты ее находишь?
— В самом деле? Я не обратил внимания. — Гарри смотрел в окно. — И вообще, азиатки меня не волнуют.
Лиза подалась вперед, глаза ее блестели.
— А кто тебя волнует, Гарри?
Он выдавил улыбку.
— Сейчас скажу, — солгал он. — Меня волнуешь ты. Я помню нашу первую встречу… тот раз был лучшим в моей жизни. С этой памятью я и живу, дорогая… о том, как нам было хорошо.
Жесткое, угрюмое лицо Лизы дрогнуло. Она взяла его за руку.
— Это самое приятное, самое чудесное, что я от тебя слышала, Гарри.
Три дня Гарри мечтал о Тане. На четвертый день утром в его кабинет вошла мисс Бернстайн и сообщила, что клиент, с которым он условился позавтракать, вынужден отменить встречу. Гарри ухватился за подвернувшийся шанс.
— Жаль… Раз так, позвоните в клуб и скажите, что я не приеду.
— Где вы будете завтракать, мистер Льюис?
— Не знаю… возьму где-нибудь сэндвичей.
Гарри поспешил в ресторан "Сайгон". Завидев его, Донг Тхо низко поклонился и провел его в отдельный, кабинет. Минутой позже вошла Таня с меню в руках. Они посмотрели друг на друга. Гарри понимал, что времени терять нельзя. Он улыбнулся своей обаятельной улыбкой и сказал:
— Вы самая красивая девушка, какую я видел в жизни.
Ее лицо сохраняло свойственное азиатам ничего не говорящее выражение, которое еще многие месяцы спустя беспокоило Гарри.
— Благодарю вас, — она протянула меню.
Близость девушки, ее тонкий стан феи, белая, как слоновая кость, безупречная кожа воспламенили Гарри.
— Как вас зовут? — спросил он.
— Таня.
— А меня — Гарри Льюис.
— Да.
Таня знала о нем все, и в особенности о миссис Льюис, которая слыла богатейшей женщиной в городе.
Гарри колебался. Он понимал, что в ближайшие недели едва ли представится еще одна возможность посетить ресторан. Приходилось действовать очертя голову. В том, как смотрела на него эта девушка, было что-то, придававшее ему смелости.
— Вы свободны в следующее воскресенье утром? — спросил он.
Пан или пропал. Другого выхода не было, оставалось идти напролом. Выражение ее лица не изменилось. Она смотрела на него с прежним бесстрастным видом.
— В полдень я должна быть здесь.
— Но перед этим… вы не заняты?
— Нет.
Гарри с облегчением перевел дух и вкрадчиво произнес:
— Не могли бы мы где-нибудь встретиться? Мне хочется поговорить с вами… получше вас узнать.
Девушка опустила глаза. Она выглядела так прелестно, что Гарри стоило труда сдержаться и не схватить ее в объятия, отшвырнув стол.
— Мне нужно спросить отца, — сказала она, не глядя на него.
"Боже! Во что я ввязываюсь!" — подумал Гарри.
— Это обязательно? — с тревогой спросил он.
Таня посмотрела на него и ободряюще улыбнулась.
— Мой отец восхищается американцами. Он очень снисходительный. Что бы вы хотели поесть?
— О… — Гарри успокоился, почувствовав себя увереннее. — Поесть? Да что-нибудь… я не голоден.
Она кивнула и ушла. Гарри закурил и уставился в окно. Не выйдет ли неприятность? Имея дело с азиатами, ни в чем нельзя быть уверенным, и все же… он вновь представил себе это тонкое восхитительное тело.
Таня нашла Донг Тхо на кухне, где он присматривал за работой поваров.
— Папа… — она поманила его рукой.
Он вышел за ней в коридор.
— Мистер Льюис хочет поговорить со мной в воскресенье утром. Куда мне его повести?
Черные глаза Донг Тхо загорелись радостью.
— Пригласи его сюда, разумеется. Он всегда может занять отдельный кабинет.
Твердо глядя на отца, Таня покачала головой.
— Папа, там должна быть постель.
Донг Тхо дернулся, как от укола, однако он был реалистом. Его мозг уже заработал в нужном направлении. Если дочь станет любовницей человека, женатого на богатейшей женщине в городе, не только Таня, но и он сам, несомненно, извлечет из этого выгоду.
— Можно в отель Ванг Чо, — предложил он. — Там умеют молчать.
Таня сделала отрицательный жест.
— Ох, нет. Мистеру Льюису там не понравится. Он большой джентльмен. Комнаты там слишком маленькие и только с одной кроватью. — Она помолчала, потом серьезно посмотрела на отца. — Я думаю, он в меня влюбился.
Донг Тхо повеселел. Это нравилось ему все больше и больше. Он долго размышлял и, наконец, сказал:
— Я мог бы поговорить с Анной By. Пусть уступит вам на одно утро свою квартиру.
Анна By была самой преуспевающей девушкой по вызову в китайском квартале. Она снимала роскошную квартиру на первом этаже дома, населенного богатыми китайцами, которые занимались своими делами и никогда не совали нос в чужие дела.
— Это было бы очень хорошо, — согласилась Таня.
— Но Анна — большая плутовка, — Донг Тхо насупился. — Придется хорошо заплатить ей. Ты уверена, что у него серьезные намерения? Он не бросит тебя после одной встречи?
— Нет… это очень серьезно, я уверена.
— Тогда я сейчас же ей позвоню.
Таня прошла на кухню и наполнила чашку китайским бульоном. В другую положила жареных креветок с рисом и отнесла все Гарри.
— Ну? — лихорадочно спросил он. — Вы говорили с отцом?
— Еще нет, — сказала Таня, ставя перед ним тарелки. — Кушайте, пожалуйста. — На пороге она помедлила и, обернувшись, улыбнулась ему. — Не волнуйтесь, — и она закрыла дверь.
— Да, так вот все и началось, — сказал Эл Барни, вынимая новую сигарету. — Конечно, это должно было кончиться бедой, как обычно и бывает в такого рода делах, но утро следующего воскресенья стало счастливейшим в жизни Гарри. После долгих месяцев монашеской жизни Таня прямо-таки свела его с ума.
По случайности Лизе как раз тогда стало хуже. Время от времени у нее начинались сильные боли, и в то воскресное утро, когда Гарри подошел к ее спальне, Хельгар встретила его в дверях и сказала, что мадам не следует беспокоить. Она приняла снотворное. У Гарри отлегло от сердца. Постоянно думая о свидании с Таней, он пришел в такое возбуждение, что боялся выдать себя перед Лизой. Он сказал Хельгар, что вернется через пару часов, и она молча уставилась на него своим холодным враждебным взглядом.
Гарри уже позвонил Джеку Инглишу и предупредил, что не придет в клуб. Инглиш ничего не имел против: у его подружки началось женское недомогание, и ему оставалось только играть в гольф.
— Нашли что-нибудь интересное, Гарри?
— Да. Теперь нам придется чередоваться.
— Везет же мне! Что ж, ладно, вы то меня выручали. Я согласен.
Квартира Анны By понравилась Гарри. Для машины нашлась крытая стоянка, а когда Таня открыла дверь, его удивила роскошная обстановка. Анна By неплохо устроилась. Просторная, высокая комната с зелеными жалюзи, резной мебелью, кроваво-красным ворсистым ковром и диваном королевских размеров была идеальным любовным гнездышком. В бледно-голубом платье поверх белых брюк с распущенными волосами до самого пояса, Таня была до того очаровательна, что Гарри только топтался на месте, пожирая ее глазами.
— Хочешь сначала выпить, Гарри? — спросила она, улыбаясь ему. — Или мы сразу займемся любовью?
Их страсть вначале была неистовой, а потом тихой и нежной. Раз за разом, пока Гарри не спохватился, что прошло больше трех часов.
— Господи! Мне же пора идти!
Он бросился одеваться, а Таня, обнаженная, похожая на богиню из слоновой кости, наблюдала за ним с дивана. Она спокойно улыбалась, хотя сердце ее билось сильнее обычного. Не совершила ли она ошибку? Что, если на этом все кончится? Американец, удовлетворив свое желание, забудет ее? Но она напрасно тревожилась.
— Как насчет следующего воскресенья? — спросил Гарри, натягивая спортивную рубашку.
Она отрицательно покачала головой и поднялась с постели. Теперь ее сердце билось не так сильно.
— Подруга не сможет опять дать мне квартиру… это было особое одолжение.
Гарри в смятении смотрел, как она одевается.
— Но мы должны… Ты же знаешь какое-нибудь другое место, куда мы могли бы пойти?
Уже два дня, как они с Донг Тхо пытались найти какое-нибудь другое место. Цена, заломленная Анной By, ужасала Донг Тхо.
— Есть одна маленькая меблированная квартирка, не такая хорошая, но все равно миленькая, которую сдают в доме напротив, — ответила Таня. О свободной квартире сказала ей сама Анна By. — Она стоит сто долларов в месяц. За три месяца требуют вперед.
Гарри не колебался.
— Сними ее. Деньги я тебе дам.
Он с легким беспокойством подумал о своем истощенном банковском счете. Придется ограничить себя в личных расходах. Он протянул ей три стодолларовые бумажки.
— Мне нужно идти.
Гарри еще раз обнял ее, лаская и целуя, потом, понимая, что опасно затягивает возвращение домой, попрощался.
— В следующее воскресенье в девять… через улицу.
Она радостно улыбнулась.
— Да.
Гарри встретил в яхт-клубе Джека Инглиша. Оба привели на ленч клиентов.
— Я не приду в воскресенье, — сказал Гарри.
— Ох, ну вот еще! — Инглиш заметно встревожился. — Мы же договорились чередоваться. Это воскресенье — мое.
— Очень сожалею.
Инглиш сузил глаза.
— И правильно сожалеете. Если вы не покрываете меня, я не покрываю вас.
Гарри предвидел такую реакцию. Он немало размышлял в поисках выхода.
— Как вы думаете, нельзя ли как-нибудь договориться с Джо Гейтсом?
Джо Гейтс работал в яхт-клубе барменом и принимал все телефонные звонки членам клуба, находившимся на поле. Инглиш повеселел.
— Хорошая мысль… А как?
— Почему бы ему не давать по двадцатке в неделю, и пусть отвечает, что мы играем. Когда будем уходить от подружек, позвоним ему, и он скажет, если нас спрашивали.
Инглиш смотрел на Гарри с восхищением.
— Вот здорово! Потрясающе! За двадцать монет Джо родную мать продаст. Ладно, предоставьте это мне. Я с ним потолкую. Одну неделю платите вы, другую — я. Идет?
Позже Инглиш позвонил Гарри на работу и сообщил, что все в порядке. Гарри заранее предупредил его, что мисс Бернстойн подслушивает, поэтому Инглиш только сказал:
— Я договорился с Джо насчет нашей игры в воскресенье. Дело в шляпе.
Гарри сам не знал, как он вытерпел до воскресенья. Таня занимала все его мысли, и раз или два, заметив его отсутствующий вид, Лиза резко спрашивала, о чем он мечтает. Вырванный из задумчивости, Гарри отвечал, что пытается найти способ убедить техасца — того звали Хэл Гаррард — купить участок земли.
— Продать я сумею, уверен, вот только найти к нему правильный подход.
— И это все, о чем ты думаешь?
— Черт возьми, ведь речь идет о 300 тысячах долларов! — Гарри закурил, не желая встречаться с ней взглядом. — Это крупная сделка.
Лиза пожала плечами.
— Какие же вы, мужчины… У нас и так полно денег.
Гарри угрюмо подумал, что денег полно у нее, а не у него.
— Знаешь, дорогая, — сказал он спокойно, — тебе хорошо говорить. У меня всего 20 тысяч, и они очень быстро уплывают на всякие случайные расходы.
Лиза внимательно посмотрела на него. На ее недобром, изнуренном болью лице отразилось недоверие.
— Если тебе не хватает, скажи… Принеси мне свои счета, я оплачу их.
Гарри с трудом подавил вспышку раздражения.
— Тебе не кажется, что после этого я буду похож на жиголо?
Она вскинула черные брови. Ты ведь и есть жиголо, не так ли, говорил ее взгляд.
— Это мои деньги, Гарри. Будь любезен, включи телевизор.
Тем и кончилось. Гарри понял: придется как-то обходиться своими деньгами. По крайней мере, теперь он мог одеваться за счет Лизы, но и здесь требовалась осторожность. Она вполне способна потребовать показать ей его банковскую расходную ведомость, дай ей только предлог.
В субботу вечером его ждал удар. Пообедав, они сидели на террасе. Гарри пытался читать какой-то боевик, но не мог сосредоточиться, потому что все его мысли занимала Таня. Он представлял, что через несколько часов он будет держать ее в объятиях… и тут раздался голос Лизы, решавшей кроссворд:
— Гарри, я забыла сказать. Завтра утром мы едем в Майами. Ван Джонсоны пригласили нас на ленч.
Гарри едва не выдал себя. Ему с трудом удалось сохранить на лице спокойное выражение.
— Извини, дорогая, я не могу поехать. Я обещал Джеку…
— Гарри, мы едем!
— Слушай, почему бы То-то не отвезти тебя? Я уговорился с Джеком и…
— Меня повезешь ты, Гарри, — сказала она холодным, категорическим тоном, не допускавшим возражений. — Тебя тоже пригласили.
— Но, послушай… — начал Гарри и осекся, заметив, что Лиза бледнеет, а глаза ее загораются яростью. Он не хотел сцены, которая неизбежно последовала бы, если бы он продолжал упорствовать. — Ну, хорошо, я позвоню Джеку, — и, встав, он вышел в гостиную.
Там он долго стоял, так разозленный своей трусостью, так расстроенный тем, что теперь не сможет заняться любовью с Таней после всех бесконечных дней, заполненных ожиданием и мечтами, что ему хотелось вернуться на террасу и убить эту крючконосую и искалеченную стерву. Но он овладел собой. Позвонить Тане он не мог. Хельгар и То-то могли подслушать по одной из многочисленных отводных линий. Поэтому он позвонил Инглишу, сообщил, что повезет Лизу в Майами, и извинился за пропущенную игру. Сразу все поняв, тот лишь посетовал вслух на неудачу. Может, в следующее воскресенье… Предупредить Таню не было никакой возможности. По телефону — слишком рискованно. Почтовое отделение находилось в трех милях. В ту ночь Гарри почти не спал.
На следующее утро в одиннадцатом часу они выехали в путь. Сидя за рулем "роллс-ройса", Гарри думал о Тане, которая будет ждать его, потом решит, что он ее обманул. Эта мысль выводила его из себя. Неожиданно Лиза сказала:
— Не понимаю, что с тобой творится с самого утра. Ты сидишь, как манекен. Неужели тебе нечего мне сказать?
Ладно, подумал Гарри, это воскресенье не последнее. Глупо так расстраиваться. Ни в коем случае нельзя рисковать.
— Извини, — отозвался он вслух, — все не идет из головы эта сделка.
И он принялся болтать о пустяках, но так вяло и неинтересно, что она велела ему замолчать.
— Если я настолько тебе безразлична, что ты не можешь найти более увлекательную тему для разговора, тогда помолчи, ради бога!
Они вернулись из Майами в шестом часу. На обратном пути Лиза критиковала Ван Джонсонов, их ленч и их прислугу. Желая умаслить ее, Гарри со всем соглашался. Лиза сказала:
— Я устала. Сейчас приму ванну, а потом слегка поужинаем на террасе.
— Хорошо, — ответил Гарри. — Отдохни. Я сгоняю на машине в гараж Джефферсона. Нужно отрегулировать карбюратор. Ты обратила внимание, как шла машина всю обратную дорогу?
— Машина шла отлично, — Лиза смотрела на него с недоверием.
— За рулем сидел я, — спокойно ответил Гарри. — В цилиндры попадает слишком много бензина. Это надо устранить.
— Ох, хорошо.
Перенеся Лизу в кресло и подождав, пока Хельгар вкатит ее в дом, Гарри снова сел в машину и поспешил к ближайшей аптеке, расположенной примерно в двух милях от дома. Поставив машину, он заперся в телефонной будке и набрал номер ресторана "Сайгон". Трубку взял Донг Тхо.
— Таня там?
Узнав голос Гарри, Донг Тхо издал долгий вздох облегчения. И он, и Таня весь день ходили расстроенные, решив, что Гарри натешился и больше не появится. Хотя у них еще оставалось 300 долларов, они были связаны теперь контрактом на квартиру на шесть месяцев, не считая большой платы, которую потребовала Анна By.
— Пожалуйста, подождите минутку, сэр.
Донг Тхо позвал Таню к телефону. Услышав, что Гарри позвонил, она прижала руки к своей полной груди и закрыла глаза. Донг Тхо дал ей шлепка.
— Говори же!
— Таня?
— Да.
— Это Гарри.
— Да.
— Таня, послушай… мне пришлось поехать с женой в Майами. Я не мог связаться с тобой. Из-за этого я просто с ума сходил. Мне очень жаль. Ты простишь меня?
Таня улыбнулась с закрытыми глазами.
— Я понимаю. Для тебя это так сложно. Мне тоже очень жаль.
Гарри вытер пот со лба.
— Ты на меня не сердишься?
— Сержусь? Я люблю тебя.
От слов "я люблю тебя" Гарри до конца недели чувствовал себя на седьмом небе. Это была плохая неделя для Лизы, которая лежала в постели, сильно страдая. Гарри редко видел ее, но не покидал дом. Он ждал воскресенья, ждал его со страстным нетерпением. Пусть только Лиза попробует помешать ему в этот раз! Он пошлет ее к чертям! Он храбрился, отлично зная, что не сделает ничего подобного. Но в воскресенье она сама послала его играть в гольф с Инглишем.
Снятая Таней квартира никак не могла сравниться с любовным гнездышком Анны By, но Гарри она понравилась больше. Она была проще, уютнее, а самое главное — здесь была большая кровать. Ничего другого ему и не требовалось.
— На этот раз, — сказала Таня, сбрасывая одежду, — я буду любить тебя. Ты будешь пассивным, а я активной. Так иногда делают на Востоке. — Она заставила его лечь навзничь. — Не закрывай глаза. Мы должны смотреть друг на друга.
Следующие пять минут были самыми волнующими и необычными в жизни Гарри. Позже, когда они лежали рядом, Таня сказала:
— Я придумала, как нам встречаться чаще. Ведь ты хочешь встречаться со мной чаще, правда, Гарри?
Он крепче прижал ее себе.
— Конечно, хочу, но я не знаю как. Я мозги свихнул, стараясь найти способ, но ничего не получается. Мне нужно быть чертовски осторожным, Таня… ты даже не представляешь, до какой степени осторожным.
— Нет, представляю, — она приподняла голову и посмотрела на него. — Допустим, она узнает… что произойдет?
Гарри поежился при одной мысли об этом.
— Она разведется со мной, и тогда всему юнец.
— Что это означает, объясни, пожалуйста.
— Мне придется искать работу.
— Но ведь у тебя есть хорошая работа, Гарри, разве не так?
— Не совсем. Она может вышвырнуть меня в любой момент. Дело принадлежит ей и все остальное тоже. Если она разведется со мной, я останусь без гроша.
Таня обдумывала услышанное с бесстрастным лицом.
— Понимаю… тогда тебе действительно надо быть, очень осторожным, — сказала она наконец. — Но разве ты не смог бы приходить ко мне, когда она заснет? В котором часу она ложится спать?
— В половине одиннадцатого, если у нее нет гостей. Но я не представляю, как мне вывести машину. Кто-нибудь обязательно услышит.
— А предположим, я буду ждать тебя с машиной? Я могла бы отвезти тебя сюда, а потом обратно.
Гарри поразился. Идея казалась удачной.
— Ты умеешь водить машину?
— Конечно.
— И она у тебя есть?
— Нет, но мы могли бы ее купить. Я знаю, где очень дешево продается хорошая машина. Всего 400 долларов… Подержанная.
На счете у Гарри оставалось всего 800 долларов, которых должно было хватить на пятнадцать дней до очередной выплаты. Он неуверенно поерзал.
— Мне нужно подумать, Таня.
Тане очень хотелось иметь машину. Она заметила его колебания. Отец всегда поучал ее, что ничего стоящего без драки не получишь.
— Если покупать, то сразу, — сказала она с решительной ноткой в голосе. — Хозяин машины — папин знакомый. Он предупредил, что если я не дам определенный ответ до завтра, ему придется продать ее кому-нибудь другому.
Гарри задумался. Его спальня рядом с патио. Будет нетрудно выйти через дверь патио и выбраться на дорогу никем не замеченным. Обычно Лиза ложилась в десять тридцать, а он уходил к себе почитать в постели. Лиза всегда принимала снотворное и спала, не просыпаясь, до семи часов утра. Да, риска, пожалуй, никакого. Можно выскользнуть из дома около одиннадцати, провести пару часов с Таней, вернуться — и никто ничего не узнает. Но 400 долларов! Видя, что он все еще колеблется, она уныло добавила:
— Но, может быть, это чересчур дорого? Может, ты предпочитаешь видеть меня только по воскресеньям?
Это решило дело. Гарри привлек ее к себе, провел рукой по узкой, прекрасной спине.
— Покупай машину. Я дам тебе чек.
Она прильнула к нему всем телом.
— Не безопасней ли наличными?
— Да, ты права. Я пришлю деньги заказным письмом.
— Теперь, когда ты сможешь со мной встретиться, достаточно будет позвонить.
— Нельзя, там подслушивают.
— Да нет же, можно. Надо просто набрать номер ресторана и сказать, что неправильно соединили. Папа всегда подходит к телефону сам. Он узнает твой голос. Тогда он скажет мне, и я буду ждать тебя в машине.
Гарри посмотрел на нее с интересом.
— Ты, я вижу, здорово все обмозговала, а?
— Это потому, что я тебя люблю и понимаю, как осторожно ты должен себя вести.
Гарри перевернул ее на спину.
— А теперь ты будешь пассивной, а я — очень активным.
Перед уходом он позвонил в гольф-клуб. Джо Гейтс сказал со смешком, что его никто не спрашивал.
По дороге домой Гарри ломал себе голову, как раздобыть 400 долларов, не подорвав свои финансы. Он с тревогой чувствовал, что запутывается в сети лжи и интриг, но останавливаться не желал. Заезжая в гараж, он сознательно направил машину на бетонную перегородку, смяв правое крыло и разбив фару.
— Да что с тобой такое? — возмутилась Лиза, когда он сообщил ей об этом. — Ты пьян?
— Так уж случилось, — Гарри пожал плечами. — Извини… но со всеми бывает. Отгоню-ка я машину к Джефферсону. Он исправит.
Гарри был в хороших отношениях с хозяином гаража Джефферсоном. Они любили поговорить о машинах, всегда сходясь во мнениях. Зато Лизу Джефферсон не выносил. Осмотрев повреждения, он сказал, что ремонт обойдется в 90 долларов.
— Вы не могли бы сделать мне одолжение? — спросил Гарри. — Может, припишете к счету еще четыреста? — Он подмигнул. — Когда миссис Льюис будет расплачиваться, я эти четыре сотни заберу. Ладно?
Джефферсон ухмыльнулся.
— Конечно. Для вас всегда с удовольствием, мистер Льюис. Так, давайте посмотрим: выправить и иерекрасить крыло, поставить новую фару, заменить колпак, снять и выправить переднюю ось, отрегулировать тормоза. Угу… можно.
Получив счет, Лиза разбушевалась. Гарри смиренно заметил, что авария есть авария, и страховка покроет все расходы, но Джефферсон хотел бы получить чек сразу. Лиза выписала чек и швырнула ему.
— Впредь будь осторожнее!
Так, сама того не зная, Лиза заплатила за машину для Тани.
План девушки решил все затруднения. Когда у Гарри возникало желание, он звонил в ресторан и говорил, что ошибся номером. Около половины двенадцатого, когда То-то ложился спать, а Хельгар смотрела телевизор у себя в комнате, Гарри выскальзывал из спальни, запирал ее, выходил через дверь патио, которую тоже запирал за собой, а затем пробирался к дороге, где его в машине ждала Таня. Жизнь Гарри превратилась в пытку для нервов и экстаз плоти. И все же он ни о чем не жалел. Чем чаще он встречался с Таней, тем сильнее разгоралась его страсть. Она редко просила денег, да и то на какие-нибудь дешевые пустяки. Он видел, что эта экзотическая, восхитительная любовная связь почти ничего ему не стоит.
Через три месяца Таня напомнила, что пора вносить плату за квартиру, и снова пришлось думать, как вытянуть у Лизы 300 долларов. Лизе только что закончили отделывать заново спальню. Гарри зашел к светловолосому декоратору-гомосексуалисту, который, как он знал, ненавидел Лизу, и уговорил того добавить к счету четыре сотни: три для Гарри и одну для себя. Гомик пережил несколько неприятных минут, объясняя Лизе, почему цена превысила первоначальную смету, но комната ей нравилась, и она, ворча, согласилась. Так она вновь оплатила интрижку Гарри.
Однажды воскресным утром, когда Таня и Гарри лежали на кровати, пресытившись любовью, она попросила:
— Расскажи мне, пожалуйста, об ожерелье Эсмальди.
— Откуда ты о нем знаешь? — удивленно спросил Гарри. Он испытывал приятную расслабленность и сонливость.
— Я читала о нем. Оно очень красивое?
— Пожалуй… Да, очень.
— Она часто его надевала?
— Почти никогда. Оно лежит в сейфе. Честное слово, чертовски досадно, что у нее неподходящая наружность. На красивой женщине оно выглядело бы великолепно.
— А на мне?
Гарри приподнял голову и окинул взглядом ее обнаженное тело. Улыбаясь, он кивнул.
— Великолепно — не то слово.
— Если с ней что-нибудь случится, ожерелье станет твоим?
— Где там! Она завещала его музею. Да и не случится с ней ничего.
Миндалевидные глаза Тани расширились.
— Музею?
— Именно. Музею изобразительных искусств в Вашингтоне.
— Значит, когда она умрет, его уже не наденет ни одна женщина?
— Верно.
Таня глубоко вздохнула.
— По-моему, это очень эгоистично.
— Да, но ничего не поделаешь… ожерелье ведь ее.
Всю неделю Лизу мучила боль. Ее раздражительность стала непереносимой. Доставалось даже Хельгар, а уж Гарри — больше всех. Он нервно расхаживал по гостиной, когда вошел доктор Гурли, закончивший осматривать Лизу. Высокий, худой, почтенного вида врач всегда нравился Гарри.
— Как вы ее находите, доктор? — спросил он с волнением.
— Тревожиться не о чем. Периодические приступы были неизбежны. Я выписал ей новые лекарства. Через несколько дней она будет в норме.
Он тоже испытал на себе остроту языка Лизы, но она была одной из самых выгодных пациенток, и он смирился с этим.
— Значит, опасности нет?
— Опасности? — Гурли улыбнулся. — Она проживет еще долгие годы. В этом отношении вам нечего беспокоиться, а вот развеяться ей необходимо. Я порекомендовал ей несколько недель отдохнуть на яхте. Морской воздух, перемена обстановки — нет ничего лучше для нее.
После ухода врача Гарри поднялся в спальню Лизы. Она лежала в постели: жестокое осунувшееся лицо, губы от боли сжаты в тонкую линию.
— Этот дурак считает, что мне нужна морская прогулка, — сказала она, когда Гарри закрыл дверь спальни. — Мы поедем на Багамы. Предупреди капитана Эйнсуорта. Мы отплываем в субботу и пробудем в море шесть недель. Я уже звонила Ван Джонсонам. Они поедут с нами.
Гарри ужаснулся. Он подумал о Тане. Шесть недель не видеться с ней! Торчать на проклятой яхте с жуткими занудами Ван Джонсонами!
— Но, дорогая, я не могу бросить офис на шесть недель, — запротестовал он, пытаясь улыбнуться.
Она сердито уставилась на него блестящими черными глазами.
— Не говори глупостей! Прекрасно можешь! Мисс Бернстойн прекрасно там справляется, гораздо лучше тебя! Предупреди капитана Эйнсуорта!
Большую часть дня Гарри просидел в офисе, пытаясь найти выход. После ленча он позвонил из клуба в ресторан "Сайгон" и попросил позвать Таню.
— Мне нужно встретиться с тобой сегодня вечером.
— Гарри, милый, прости, но мне нельзя.
— Неважно. Нам необходимо увидеться.
Вечером, когда Лиза легла, Гарри встретился с Таней на обычном месте.
— Нет, к себе сейчас не поедем, — сказал он, сев рядом с ней в машину. — Слушай меня внимательно… это важно.
Он сообщил ей, что Лиза затеяла шестинедельную поездку на Багамы, и ему придется ехать с ней.
Таня ахнула от огорчения.
— Но ты не беспокойся, я не стану торчать там шесть недель, — сказал Гарри, беря ее за руку. — Мне надо, чтобы третьего числа ты послала на яхту телеграмму. — Он достал из бумажника сложенный листок. — Тут адрес и текст. Четвертого я вернусь, и мы проведем три дня и три ночи, потом придется возвращаться на яхту.
Спустя две недели, когда яхта стояла на якоре в гавани острова Андрос, готовясь отплыть в Нассау через пролив Эксума, прибыла телеграмма. Гарри пережил четырнадцать отвратительных дней. Правда, настроение Лизы улучшилось, но необходимость постоянно находиться с Ван Джонсонами чуть не свела его с ума. Все четверо сидели на палубе, потягивая коктейли, когда матрос принес Гарри телеграмму. Читая, Гарри почувствовал на себе взгляд Лизы. Пробежав текст, он протянул ее жене.
"Яхта Золотая Стрела. Остров Андрос.
Готов пересмотреть вопрос. Прошу встретиться пятого участка.
Хэл Гаррард".
Лиза с подозрением уставилась на него.
— Что это значит?
— Это от техасца, которого я тогда почти уговорил. Помнишь, он хотел купить землю. Лиза, речь идет о 300 тысячах.
— Откуда он узнал, как с тобой связаться?
— Я и не терял с ним связи.
— Что ж, мисс Бернстойн им займется.
— Нет… он вида ее не терпит. Мне придется вернуться.
Его поддержал Сэм Ван Джонсон, крупный, одутловатый, начинающий лысеть мужчина.
— Господи, Гарри! Триста тысяч! Ну и ну! Вот это деньги! Как ты будешь добираться?
Гарри не сводил глаз с Лизы, которая сердито смотрела на телеграмму.
— Твой отец хотел продать эту землю, дорогая, — сказал он с сильно бьющимся сердцем. — Так ехать мне или нет?
— А, поезжай! Но это не значит, что он купит! — Она повернулась к нему. — Где ты остановишься?
— Да в каком-нибудь мотеле. Вряд ли я попаду в "Мажестик". Там наверняка все забито.
— Значит, я не буду знать, где ты?
— Но, дорогая, я большую часть времени проведу на участке.
— Там я не могу связаться с тобой.
— Я буду звонить, а в Нассау встречу вас.
Гарри вернулся в Парадиз-Сити самолетом. Через час после приземления он был с Таней. Их ласки были долгими, нежными и страстными. Понимая, что им нельзя показываться вместе в городе, Таня договорилась с отцом, и еду им приносили из ресторана. Это вполне устраивало Гарри. Таня совсем околдовала его, и в минуты, свободные от физической близости с ней, он больше всего любил лежать на диване и наблюдать, как она ходит по комнате, готовит ему еду или сидит на полу, разговаривая с ним. На второе утро она вдруг сказала:
— Гарри… мне так хочется увидеть твой дом. Сейчас ты бы мог показать мне его. Покажешь?
Дом был пуст. Хельгар была на яхте. То-то и остальная прислуга получили отпуск. Сложная система сигнализации, соединенная с полицейским участком, позволяла Лизе без опасений оставлять дом без присмотра. Просьба Тани застала его врасплох.
— Боюсь, не получится. Слишком рискованно. Господи! Да если Лиза…
— Но разве нельзя пойти туда поздно ночью? Никто не узнает. А я так хочу посмотреть твой дом!
— Прости, Таня… нельзя.
Гарри пугала мысль об ответственности.
Когда чего-нибудь хочешь, за это надо драться — часто говаривал ей отец.
— Хорошо же! — впервые за все время Гарри видел ее прекрасное лицо насупленным и упрямым. — Я столько для тебя сделала. Отдаюсь тебе, едва ты пожелаешь. Я надеялась, что и ты захочешь сделать мне приятное.
Гарри колебался. По выражению ее лица он догадывался, что теперь она будет дуться весь вечер, а то и весь завтрашний день — последний день перед возвращением на яхту.
— Хорошо, поедем.
Она взвизгнула от восторга и бросилась ему на шею.
Вскоре после полуночи Гарри провел ее по дороге и, обогнув дом, остановился перед дверью патио. Здесь он повернул замаскированный выключатель.
— Что ты делаешь, Гарри?
— Отключаю сигнализацию, иначе ровно через три минуты сюда примчится орава полицейских. Весь дом опутан проводами, они ведут прямиком в полицейское управление. Я повернул вот здесь, и теперь сигнализация не работает.
Он пошарил под кадкой с желтыми бегониями и достал ключ от дверей патио.
— Я всегда тут его оставляю, — объяснил он, открывая дверь. — Если бы я его потерял и не смог бы попасть после свидания с тобой к себе, мне была бы крышка.
Он ввел ее в дом. Перед отъездом окна закрыли ставнями и задернули шторы. Можно было зажечь свет, ничем не рискуя. Они пошли по комнатам. Минуты три Таня стояла в кухне, рассматривая все. Ванные комнаты ее восхитили. У Гарри прошел страх, и теперь он наслаждался ее ошеломленным выражением при виде такой роскоши.
— Да ведь эти краны из чистого золота! — воскликнула она, изумленно оглядывая ванну Лизы.
— Верно, здесь все золотое.
— Но как можно быть такой богатой?
— Вот Лиза может же.
Прижав руки к груди, Таня остановилась в дверях огромной гостиной. Одетая в светлые брюки и бледно-голубой пиджак, она выглядела очаровательно. Ни к чему не притрагиваясь, она осмотрела все: уставленный бутылками бар, стерео-радиолу и стеллаж с пластинками, отделку и драпировки. Она двигалась, словно во сне.
— И все это твое, Гарри?
— Ничего здесь моего нет… я здесь только живу.
Он показал ей свою спальню.
— Ты спишь в этой чудесной комнате совсем один?
— Да, но я вижу тебя во сне.
Таня смотрела на него, улыбаясь.
— Правда?
— Правда… Ну, ладно, пошли.
Ее глаза стали умоляющими.
— Гарри, пожалуйста, можно мне посмотреть ожерелье Эсмальди?
Гарри заколебался. Потом увидел, с какой надеждой и желанием смотрит она, и у него не хватило духу ей отказать. Он провел ее в спальню Лизы. У Тани вырвалось восторженное восклицание, когда он зажег свет. Комната была вершиной роскоши, комфорта и тонкого вкуса. Ее красота и великолепие до сих пор производили на Гарри сильное впечатление.
— Но ведь это настоящее чудо! — прошептала Таня, медленно входя. — Это самая прекрасная комната, какую я видела.
— Кто спорит!
Гарри подошел к туалетному столику и сунул руку под крышку.
— Что ты делаешь? — спросила Таня с любопытством, становясь рядом.
— Открываю сейф. Тут две кнопки, одна здесь, другая с той стороны комнаты. Вот эта отключает сигнализацию, другая отпирает сейф.
Он пересек комнату и отыскал вторую кнопку, хитроумно запрятанную в причудливой резьбе, обрамляющей радиатор. Когда он нажал кнопку, дверь вделанного в стену сейфа скользнула в сторону.
— Ох, как чудесно! Гарри, дай я сама. Ну, пожалуйста, прошу тебя!
Гарри вновь закрыл сейф и дал ей нажать на обе кнопки. При виде открывающейся дверцы сейфа она захлопала в ладоши, как возбужденный ребенок.
— Ах, вот бы жить так! — воскликнула она. — Это самая удивительная ночь в моей жизни!
— Подожди, — сказал Гарри. Ее возбуждение передалось и ему. Он протянул руку и достал из сейфа продолговатый футляр. — Сними одежду, Таня.
Она удивленно воззрилась на него.
— Я не понимаю.
— Давай-давай… снимай.
Дрожащими пальцами она стала расстегивать пуговицы. Сбросив одежду, она встала перед ним. Он открыл футляр и вынул ожерелье, сверкающее, как три нитки звезд.
— Не шевелись.
У Тани захватило дух при виде алмазов. Гарри застегнул ожерелье на ее тонкой шее, потом подвел ее к высокому зеркалу, а сам отошел. Ее белая, как слоновая кость, шелковистая кожа была идеальным фоном для мерцающих камней. Она стояла завороженная, неотрывно глядя на свое отражение.
— Я так и думал, — сказал Гарри слегка охрипшим голосом. — Будто для тебя сделано.
Таня не ответила. Она смотрела и не могла налюбоваться. Так прошло минут пять. Гарри осторожно расстегнул застежку и уложил ожерелье обратно в футляр.
— И никто, кроме нее, никогда его не наденет? — тихо спросила Таня, одеваясь.
— Да. Оно будет лежать под толстым стеклом в музее.
На обратном пути в их маленькую квартирку Таня сидела странно притихшая. Войдя, она с бесстрастным лицом обвела взглядом небольшую, просто обставленную комнату.
— Что значит — иметь деньги, — сказала она, потом пожала плечами и улыбнулась. — Теперь, Гарри, давай хорошенько займемся любовью.
Впервые за время их близости у Гарри возникло тревожное ощущение, будто Таня не с ним. Он чувствовал, что ее мысли далеко.
На следующий день он должен был поймать самолет в Нассау, вылетавший в одиннадцать сорок. Они проснулись поздно. Принеся ему кофе, Таня вдруг спросила:
— Гарри… если с ней что-нибудь случится, этот чудесный дом станет твоим? И все ее деньги будут принадлежать тебе?
— Да. Когда мы поженились, она составила завещание, по которому все останется мне, но она еще долго проживет. Так сказал ее врач.
— О… — Таня провела длинными тонкими пальцами по краю стола. — Но ведь нельзя знать заранее, правда? Она может умереть, и тогда ты станешь свободным. Гарри, ответь мне, пожалуйста, на один вопрос, только честно: если бы ты был свободным, ты захотел бы жениться на мне?
Он быстро поднял голову. Жениться на Тане? Об этом он никогда не думал. Но красота девушки и взволнованное ожидание в ее глазах заставили его улыбнуться и кивнуть.
— Конечно. Но послушай, дорогая, она умрет еще очень не скоро. Она, может, даже меня переживет. Давай забудем об этом.
Таня смотрела на него испытующе.
— Но если бы ты стал свободным, ты в самом деле женился бы на мне?
Гарри вдруг забеспокоился. В ней чувствовалась несвойственная ей напряженность.
— Да, Таня, но я не свободен и свободным не буду. — Он встал. — Надо спешить. Время идет.
После его ухода Таня села на кровать, опустив взгляд на свои узкие руки. Она думала 96 ожерелье, о доме… и еще она думала о Лизе.
Марта, Генри, Джильда и Джонни сидели вокруг стола на террасе и рассматривали драгоценные камни миссис Ловенстейн. Джильде хотелось примерить эти красивые вещи, однако Марта сгребла драгоценности со стола и убрала обратно в замшевый мешочек.
— На, Генри, пусть будут у тебя, — она подала мешочек через стол Генри, а тот опустил его в карман.
Марта откинулась на спинку кресла и обвела взглядом остальных.
— Теперь номер два. Миссис Уоррен Крейл. У нее на 650 тысяч всякого добра. Послезавтра она уплывает на рыбалку. Мы опять пустим в ход трюк с чисткой ковров. Надо узнать, кто оставлен в доме.
Через два дня Джильда, надев свой черный парик, строгое платье и темные очки, посетила великолепную резиденцию Крейлов. Дверь открыла экономка, худая женщина с суровым лицом, смотревшая на Джильду с подозрением. Джильда повторила свою историю, хотя и видела, что здесь их уловка не сработает.
— Миссис Крейл ничего мне не говорила, — королю сказала женщина. — Прежде чем впустить вас, я должна иметь письменное распоряжение от самой миссис Крейл. — И она захлопнула дверь перед носом Джильды.
Джильда отлично сознавала опасность. Стоит заглянуть той в телефонный справочник, и она обнаружит, что никакой компании "Акме" не существует. Она поспешно вернулась на виллу. Марта слушала ее рассказ с помрачневшим лицом. Потом она взглянула на Генри.
— Что скажешь?
— Дело стоит риска, — ответил Генри, покусывая ус. — Мы знаем, в каком месте находится сейф. У нашей парочки есть все шансы на успех. Да, по-моему, с этим нужно управиться сегодня же вечером. Ради такого куша имеет смысл рискнуть.
— А кому рисковать? — осведомился Джонни, подавшись вперед. — Ведь не тебе же! Я не полезу в дом, о котором ничего не знаю. Нет… пусть там поостынет, а тогда попробуем какой-нибудь другой фокус. Дай-ка я посмотрю этот список. А как насчет Льюисов? Алмазное ожерелье. Почему бы не взять его?
— Отпадает! — рявкнула Марта.
Джонни непонимающе посмотрел на нее.
— Чем оно тебе не подходит? Триста кусков. Это деньги!
Марта не собиралась говорить ему, что ожерелье застраховано в "Нейшнл Фиделити" и что Мэддокс из отдела претензий и исков устроил ей пятилетнюю отсидку. Она помалкивала о своей судимости, знал об этом один Генри.
— Говорю — отпадает, значит — отпадает!
Джонни пожал плечами.
— Ладно, не заводись. Как насчет миссис Джонсон? Здесь написано, что она сейчас на яхте в Майами. Не заглянуть ли нам к ней?
— Я все-таки не понимаю, почему бы нам не обчистить Крейлов? — проворчала Марта.
— Валяй… только без меня. Я говорю, надо подождать. Так как же с Джонсонами?
— Хорошо, тогда займемся ими.
На сей раз Джильда попала в дом без затруднений. За ним присматривал старик, которому нравились хорошенькие девушки. Приняв за чистую монету сказочку Джильды, он провел ее по дому. Позволил замерить ковер в большой гостиной и сказал, что остался в доме один. Пока он болтал без умолку, Джильда успела засечь расположение сейфа и присмотреться к оконным замкам. Дома она рассказала остальным, как легко все получилось. Выслушав описание замков, Джонни кивнул. Затем он посмотрел схему и улыбнулся.
— Пара пустяков. Ладно, сегодня и сделаем. — Он встал. На нем была майка и плавки. — Пойду искупаюсь.
Он пересек террасу и спустился на пляж. Джильда вскочила и ушла к себе. Через несколько секунд она появилась в бикини, Марта окликнула ее:
— Джильда… на минутку.
— Чего тебе? — она остановилась, хмурясь.
— Ты напрасно ходишь за ним по пятам, напрасно смотришь на него так, будто съесть хочешь. Предупреждаю тебя: не связывайся с ним. Выкинь его из головы. Никудышный парень.
Джильда густо покраснела.
— Замолчи, старая дура!
— Предупреждаю тебя, — повторила Марта, беря шоколадку. — Не жди от него добра.
Джильда пробежала через террасу и, прыгая через две ступеньки, спустилась на пляж. Марта пожала толстыми плечами.
— Что ж, я ее предупредила.
— И притом очень тактично, — сухо сказал Генри. — Я пойду вздремнуть, — и он пошел к себе в комнату.
Джонни увидел, как Джильда бросилась в воду, и усмехнулся про себя. Перевернувшись на спину, он стал ее ждать.
— Как ты думаешь, выгорит сегодня? — спросила Джильда, поравнявшись с ним.
— А почему нет?
— Я что-то нервничаю.
Джонни сделал гримасу, потом повернулся и поплыл к берегу. Поколебавшись, Джильда поплыла в море. Она знала, что Марта наблюдает за ними. Я влюбилась в Джонни, призналась она себе, но это не значит, что он может вертеть мной, как ему вздумается. Если пойти до конца, он бросит меня после. Нет… нужно пошевелить мозгами, иначе его не подцепишь. Но я добьюсь своего! Догадывается ли он, что я его люблю? Марта заметила… а он? Джильда почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо.
Вторая операция прошла так же гладко, как и первая. Все дело заняло несколько минут. Когда они ехали домой, увозя драгоценности на 400 тысяч долларов, Джильда сказала:
— Просто не верится. Слишком легко нам все дается… это меня пугает.
— Чего тут пугаться? — раздраженно возразил Джонни. — У этой жирной старой суки котелок варит. Хитро придумала, спору нет. Меньше чем за неделю мы без особого труда и риска набрали камушков на 580 тысяч. Владельцы даже не знают, что их обчистили. Копы о нас понятия не имеют. Это она ловко.
— Но ведь у нас нет денег, вот что меня беспокоит. Сбыть товар сами мы не сможем. В теперешнем виде нам от него никакого толку.
Джонни нахмурился, глаза его сузились. Это не приходило ему в голову.
— Ты кое в чем права. Ладно, что-нибудь придумаем. Пора нам разжиться наличными. Я поговорю с полковником.
Марта и Генри встретили их с облегчением. После того как драгоценности были осмотрены и опять убраны в мешочек, Джонни сказал:
— Полковник, давай-ка завтра навестим Эйба и получим наличные за первую партию.
Генри явно оторопел.
— Так не договаривались. Вот закончим с Крейлами, тогда сразу все и понесем… И я пойду вдвоем с Мартой, а не с тобой, Джонни.
Джонни улыбнулся. Потом протянул руку к мешочку и накрыл его своей широкой ладонью, спокойно глядя в лицо полковника.
— С тобой пойду я, полковник. Завтра.
— Ну-ка, послушай… — начала Марта, багровея.
— Тихо! — оборвал ее Джонни. — Я разговариваю с полковником. — Он по-прежнему смотрел на Генри в упор. — Мне нужны деньги, а не это добро. Ждать я не стану. Либо завтра утром мы идем с тобой к Эйбу, либо я пойду к нему один.
Крыть было нечем. Генри понимал, что этот молодой сильный парень может справиться с ним, как с мухой. Джонни мог бы пойти в его комнату, отыскать остальные драгоценности и преспокойно уйти. Никто из них не в состоянии помешать ему.
— Хорошо, Джонни, — сказал Генри покладисто. — Раз так, навестим Эйба завтра.
Джонни убрал руку с мешочка, кивнул, встал и ушел к себе. Дождавшись, пока за ним закроется дверь спальни, Марта повернулась к Джильде и со злостью произнесла:
— Занялась бы ты им, в самом деле! Должен же кто-то приструнить этого сукина сына!
Джильда ответила ей каменным взглядом, потом поднялась и вышла.
— Так-то ты поставил его на место! — набросилась Марта на Генри. — Когда Эйб заплатит, этот стервец заберет свою долю, и нам его больше не видать!
Генри пригладил усы.
— Я должен подумать.
Марта презрительно фыркнула и пошла спать, тяжело ступая. Она была так разъярена, что забыла наведаться к холодильнику, и вспомнила об этом, уже улегшись.
— А, черт с ним! — сказала она и погасила свет.
Эйб Шулман сидел за своим столом и быстро заносил цифры на листок бумаги. Итоги недели были неудовлетворительны. Хотя сезон был в полном разгаре, через его руки не прошло ничего сколь-нибудь стоящего. Полиция Майами резко усилила меры безопасности и распугала ребят. За всю неделю не произошло ни одной приличной кражи. Неожиданное появление Генри и Джонни удивило его.
— Привет, полковник… Джонни… Зачем пожаловали?
— За деньгами, — Джонни поставил портфель на стол.
Эйб горько улыбнулся.
— Кому не нужны деньги? — Его маленькие глазки остановились на портфеле. — Вы мне что-нибудь принесли?
— Угу.
— Подождите, — Эйб встал и запер дверь кабинета. Джонни расстегнул молнию на портфеле и достал три замшевых мешочка и сверток в папиросной бумаге. Он развернул их и высыпал содержимое на бювар Эйба. При виде бриллиантов, изумрудов, рубинов и четырех великолепных ниток жемчуга Эйб со свистом втянул воздух. Такого прекрасного улова он не видел уже несколько лет.
— В свертке золотые, серебряные и платиновые оправы, — пояснил Генри.
Подождав, пока Эйб осмотрит оправы, Джонни сказал:
— По страховой оценке все разом стоит 580 кусков.
Эйб принял непроницаемый вид и пожал толстыми плечами.
— Джонни, мой мальчик, никогда не доверяй страховой оценке. Пагубная ошибка. Стоимость драгоценностей всегда завышают при страховании… это же рэкет.
Он разложил бриллианты перед собой и, сопя, наклонился над ними. В течение десяти минут он изучал отдельные камни, осматривал ожерелья, то и дело вставляя в глаз лупу, а Джонни и Генри молча наблюдали. Наконец он вынул из глаза лупу и начал делать подсчеты на листе бумаги. Затем бросил карандаш и посмотрел на Генри.
— Товар хорош, полковник, спору нет, но при теперешнем состоянии рынка я не смогу получить больше 150 кусков. Вы хотите треть? Такой был уговор… чистейший грабеж… но мы договорились, а я человек дела. Значит, я плачу вам 50 тысяч долларов. — Он улыбнулся Генри. — Правильно?
— Ты получишь за этот товар больше, Эйб. Брось, меня не проведешь, — сказал Генри, качая головой. — Мы считаем, настоящая цена — 200 тысяч.
— Нет, — спокойно сказал Джонни. — Ты продашь их за 350 тысяч или не получишь вовсе!
Эйб отпрянул со страдальчески изумленным видом.
— Ты с ума сошел! Триста пятьдесят? Да мне и 200 нипочем не получить. Я знаю рынок.
— Я тоже, — сказал Джонни. — Я говорил с Берни Баумом.
Эйб посуровел.
— С этим жуликом! Не смеши меня! Ты только послушай, Джонни, я знаю, о чем говорю. Я…
— Заткнись! — прорычал Джонни, вскакивая. Он наклонился через стол, свирепо глядя на Эйба. — Ты заплатишь нам 120 тысяч, иначе мы забираем товар. Ну?
Эйб отодвинулся назад.
— Это невозможно, Джонни, но я скажу тебе, что я сделаю. Пусть я понесу убыток… Товар хорош, признаю, но спрос паршивый. Я дам вам 80 тысяч. Идет?
Джонни начал сгребать бриллианты, бросая их в мешочек. Когда он принялся за изумруды, Эйб не вытерпел:
— Да погоди ты… Восемьдесят тысяч! Это же состояние! Клянусь, Джонни, никто другой не предложил бы вам больше пятидесяти. Клянусь тебе! — Джонни побросал изумруды в мешочек.
— Что ты делаешь? — спросил Эйб. Лицо его блестело от пота.
— Я покажу товар Бауму, — сказал Джонни, опуская ожерелья в третий мешочек.
— Да слушай же, Джонни, поимей соображение. Берни не даст за них 50 тысяч. Я знаю Берни, он жулик. — Видя, что Джонни завязывает мешочки, Эйб поспешно продолжал: — Ладно, даю вам 100 тысяч. Я буду разорен, но я не хочу, чтобы вы попали в грязные руки Берни… 100 тысяч.
Джонни прервал свое занятие и поднял голову.
— Наличными?
— Конечно.
— Сейчас же?
Эйб всплеснул руками.
— Ради бога, Джонни, будь благоразумен. Разве я стану держать такие деньги прямо здесь, в конторе? Получишь деньги на той неделе.
— Я получу их сейчас или пойду к Бауму, — сказал Джонни, складывая мешочки в портфель.
— Но у меня их нет! — взвинтился Эйб, стуча кулаком по столу. — Слушай ты, сукин сын…
Этого не следовало говорить. Джонни выбросил руку и ухватил его за рубашку. От сильного рывка голова Эйба резко мотнулась назад.
— Как ты меня назвал?
Эйбу показалось, что у него сломана шея. Его жирное лицо пожелтело, глаза закатились.
— Беру назад, — прохрипел он. — Прошу прощения…
Джонни отшвырнул его, едва не опрокинув вместе с креслом.
— Мне нужны наличные. Мы подождем здесь. Твои дружки тебе одолжат. Иди и доставай!
— Никто не одолжит мне 100 тысяч! — завопил Эйб. — Ты сумасшедший. Я просто не могу…
— Ладно… не можешь, так не можешь… Ты мне осточертел. Я буду договариваться с Баумом.
Наблюдавший эту сцену Генри позавидовал умению Джонни вести торг. Он знал, что сам так не сумел бы. Эйб наверняка уговорил бы его на 50 тысяч. Между тем Эйб сделал то, о чем ему вскоре пришлось пожалеть. Он надавил ногой на сигнальную кнопку под столом. В соседнем помещении целыми днями скучали два наемных громилы. Имея дело с самой пестрой клиентурой, Эйб не знал, когда ему может понадобиться их помощь. Было похоже, что сейчас такой момент наступил.
— Постой, Джонни, ты жулик, но я посмотрю, что можно сделать. Что, если вы придете попозже? Товар можно оставить у меня в сейфе. Не могу же я добыть 100 тысяч за пять минут.
— Я дам тебе три часа, Эйб, — твердо сказал Джонни. — Мы подождем здесь.
Поколебавшись, Эйб пожал плечами, встал из-за стола и снял с ключа шляпу.
— Ну, ладно, попробую.
Когда он открывал дверь, Джонни окликнул его:
— Эйб…
Тот задержался на пороге и оглянулся.
— Ну, что еще?
— Без фокусов.
Секунду-другую двое мужчин смотрели друг на друга, потом Эйб выдавил улыбку.
— Конечно, Джонни… не будь таким подозрительным. Я постараюсь побыстрее.
За ним закрылась дверь, и они слышали, как его шаги удаляются по коридору в сторону лифта.
— Отличная работа, Джонни, — сказал Генри. — Я сам не сумел бы лучше.
Джонни равнодушно взглянул на него.
— Ты просто не сумел бы… точка.
Тут распахнулась дверь и ворвались подручные Эйба. Первым появился исполинский негр с плечами шириной с ворота амбара Его бритая голова блестела от пота, приплюснутые черты лица выдавали грубость и жестокость. В своем районе, где его звали Джамбо, он всем внушал страх. За ним следовал белый по имени Хэнк Борг-тощий, наркоман не старше двадцати, с испитым красным лицом, изрытым ямками от прыщей. В руке он держал пистолет 38-го калибра, а в его змеиных глазах блестела лихорадка безумия. Генри почувствовал, как по нему прокатилась волна леденящего страха. Величина гигантского негра ужаснула его. Джонни молниеносно схватил портфель и вскочил. Генри видел, как вокруг его рта обозначилась белая полоска. Джонни пятился, не сводя глаз с Хэнка.
— Давай, хмырь, стреляй, — сказал он негромко. — Эйб будет в восторге.
— Ногу перебью, сволочь, — в шепоте Хэнка слышалось рычание. — Клади на место!
Джонни отступил еще на шаг. Теперь стол не мешал ему двигаться свободно.
— Спокойно, полковник, — сказал он. — Нарк не посмеет стрелять. Он просто блефует.
Хэнк с беспокойством взглянул на негра.
— Возьми его… мы теряем время.
Жесткое лицо гиганта расплылось в глумливой ухмылке.
— А ну, паренек, подавай-ка его сюда.
Джонни опустил портфель на пол позади себя.
— Подойди и возьми.
Он стоял неподвижно, свободно опустив руки. Чтобы приблизиться к Джонни, негру нужно было миновать Генри и обогнуть стол. Дряхлое сердце Генри отчаянно колотилось. Но он вытянул длинную ногу, и носок его сапога зацепил негра за щиколотку. Тот споткнулся, попытался удержать равновесие, но Джонни подскочил и с размаху опустил сцепленные руки на затылок негра. Джамбо рухнул на колени. Джонни пнул его ногой в лицо. Кожа лопнула, словно перезрелый помидор, уроненный на пол. Ботинок Джонни обрызгало кровью. Негр хрюкнул, потряс головой и начал с трудом подниматься. По его лицу текла, кровь. Джонни подождал, пока ошеломленный гигант поднимется на колени, а потом нанес страшный удар каратэ по его толстой шее. Глаза негра закатились, и он растянулся на потертом ковре. Джонни повернулся к попятившемуся Хэнку.
— Убирайся! — негромко бросил он.
Хэнк метнулся к двери и исчез. Взглянув на негра, от которого ползли струйки крови, Джонни поднял глаза на Генри.
— Ты в порядке?
Генри прерывисто дышал и держался за сердце, потрясенный короткими мгновениями насилия. Однако он кивнул.
— Ты уверен?
— Да… я в полном порядке.
Джонни ухмыльнулся.
— Ты молодец, полковник. Я говорил это раньше и опять скажу. Не всякий бы решился на такую подсечку. Ты подал мне эту обезьяну на тарелочке.
Он ухватил Джамбо за ногу и вытащил из офиса. Волоча огромное тело за собой, он пересек коридор и вышел на лестницу. Сброшенный яростным пинком, негр скатился по ступенькам и с грохотом приземлился на нижней площадке. Эйб, который прятался за поворотом коридора, наблюдал за происходящим, выпучив глаза. Убедившись, что Джонни вернулся в офис, он подошел к Джамбо, дал ему оплеуху и с трудом усадил. Джамбо застонал, мотая головой.
— Убирайся ко всем чертям, никчемная тварь! — прорычал Эйб и, выпрямившись, заспешил к лифту. Спускаясь, он невесело думал, что теперь в самом деле придется где-то искать кредит.
Через три часа и пять минут он вошел в офис с елейной улыбкой на жирном лице и поставил на стол чемоданчик.
— Вот и готово, Джонни. Пришлось побегать, но деньги я достал.
Джонни открыл чемоданчик и, разделив содержимое на две части, передал одну Генри. Они принялись считать деньги. Всего оказалось 100 тысяч 50-долларовыми купюрами.
— Отлично, — Джонни пододвинул Эйбу два замшевых мешочка. Потом достал третий и из него вытащил тройную нитку жемчуга. Опустив ее в карман, он бросил мешочек Эйбу.
— Эй! Ты что делаешь? — воскликнул Эйб. — Ведь я купил этот жемчуг.
— Нет, не купил. Это плата за подлость. Я же предупреждал: без фокусов. — Джонни шагнул вперед, и Эйб попятился от него, весь съежившись.
— Если ты еще раз выкинешь со мной такой фокус, я сломаю тебе шею. — Он повернулся к дверям, кивнув Генри: — Пошли, полковник.
Не глядя на Эйба, Генри двинулся вслед за ним к лифту.
Тем временем Лиза и Гарри вернулись домой. Хотя после морской прогулки Лиза выглядела лучше, ее по-прежнему мучили боли. Новые лекарства мало помогали. В раздражении она без конца пилила Гарри за несостоявшуюся сделку с техасцем. Но Гарри уже перестали волновать ее придирки. Он провел три незабываемых дня и две ночи с Таней, которые стоили всего, что он терпел от Лизы. Кроме того, он помнил, что через два дня в Сан-Франциско должна состояться ежегодная встреча пайщиков корпорации Коэна. Лиза всегда присутствовала на этих встречах, а Гарри рассчитывал отвертеться, сославшись на запущенные из-за долгого отсутствия дела. Но вышло иначе. Полный оптимизма, он уже предупредил Таню, что две ночи у него свободны, когда Лиза вдруг объявила, что плохо себя чувствует и ему придется ехать в качестве ее представителя. Гарри был вне себя, но у него не нашлось ни аргументов, ни предлога увильнуть. В тот вечер он украдкой выбрался из дома и поехал с Таней к себе на квартиру. В машине он сообщил ей новость. Таня серьезно кивнула.
— Это судьба, Гарри. Ты веришь в судьбу?
— Конечно. — Однако его в этот момент меньше всего интересовала судьба. — Черт знает, какая неудача. В общем, такие вот дела. Надо ехать.
— А она останется одна… с сиделкой?
— И со всей прочей прислугой. Ты напрасно за нее беспокоишься.
— Наверное, она ляжет спать в десять тридцать и как всегда примет снотворное? — спросила Таня, не глядя на него. — Ведь правда, у нее очень печальная жизнь.
— Ох, перестань, — Гарри обнял ее одной рукой. — Послушай-ка: по-моему, на тебе слишком много надето.
Таня улыбнулась.
— Это недолго поправить… Она не позовет гостей, пока ты в отъезде?
— Нет. Когда она принимает гостей, я должен быть при ней. Ну все, Таня! Раздевайся!
Гарри вернулся домой около двух часов ночи. Он открыл дверь и тихонько двинулся к своей спальне. Здесь его ждал шок, от которого по его спине пробежали ледяные мурашки. Он увидел, что дверь Лизы в дальнем конце коридора открыта и в комнате горит свет.
— Гарри? — резкий, ворчливый голос наполнил сердце Гарри страхом.
Собравшись с духом, он медленно прошел коридор и остановился в дверях. Лиза сидела на кровати, обложенная подушками. Рядом лежал том "Войны и мира". Ее осунувшееся от боли лицо было бледно, большие глаза блестели.
— Где ты был?
Гарри понимал, что необходимо сейчас же придумать какую-нибудь убедительную ложь, иначе не миновать беды.
— А, Лиза… — сказал он, входя в комнату и закрывая дверь. — Почему ты не спишь? Снова болит?
— Где ты был?
— Я не мог заснуть. Ходил прогуляться. — Он подошел к кровати и сел рядом.
— Гулял? В такое время… уже третий час. Я тебе не верю!
— Лиза… прошу тебя… — Гарри выдавил улыбку, чувствуя, как по спине у него струится пот. — У тебя достаточно своих проблем. Не хотелось говорить… я плохо сплю. Всякие мысли бродят в голове… В таких случаях лучше всего встать, одеться и немного пройтись. Потом я сразу засыпаю.
Блестящие глаза Лизы выражали недоверие.
— Ты нашел себе шлюху? — угрожающе спросила она, и от звучавшей в ее голосе ярости у Гарри застыла кровь.
"Господи! Дело плохо!" — подумал он.
— Лиза… как ты можешь? — Нужно было рассеять ее подозрения. И хотя его мутило от собственного двуличия, он продолжал, наклонясь к Лизе и заставляя себя смотреть ей в глаза. — У нас с тобой общая беда. Но таким должен быть брак, и ради тебя я смирился со всем. В моей жизни нет другой женщины… только ты. Выходит, не сумел я этого доказать, раз ты мне не веришь. Помнишь, как я говорил, что мне хорошо было с тобой в тот первый раз… как никогда в жизни. С тех пор для меня ничего не изменилось и так останется навсегда.
Гарри было стыдно слушать себя, но страх заставлял его лгать. В течение долгой, невыносимой минуты она испытующе смотрела на него, потом пожала плечами.
— Хорошо, Гарри, я понимаю. Иди спать. У тебя впереди два трудных дня.
Гарри медленно встал, едва решаясь верить, что Лиза приняла его вранье за чистую монету… вот только бы она еще перестала смотреть на него с таким подозрением.
— Да… теперь я наверняка усну.
Когда он был уже у двери, чувствуя себя как человек, удачно вывернувшийся из опасного положения, Лиза окликнула его:
— Гарри…
Он остановился с сильно бьющимся сердцем.
— Да, дорогая?
— Пожалуйста, не выходи больше по ночам. Я так разволновалась, когда позвонила тебе и никто не снял трубку. Если тебе не спится, пожалуйста, приходи поговорить со мной. Хорошо?
С упавшим сердцем он кивнул головой, понимая, в какую западню влез.
— Конечно, дорогая, я больше не стану так делать.
Марта и Джильда встрепенулись, увидев вошедшего на террасу Генри.
— Ну, как? — нетерпеливо спросила Марта. — Получили вы деньги?
Генри дотащился до кресла и упал в него. Он все еще не справился с потрясением.
— Джильда, девочка, ты не принесешь мне виски?
Видя его серое искаженное лицо, Джильда поспешила к бару.
— Получили вы деньги? — Марта стукнула толстым кулаком по бамбуковому столику.
— Они у Джонни.
— У Джонни? — в голосе Марты зазвучали визгливые нотки. — А где он сам?
— У себя в комнате.
— Значит, они у Джонни! — Марта всей тушей завозилась в кресле, отчего оно затрещало. — Значит, вот как ты поставил его на место! Удивляюсь, как это меня еще не хватил удар!
— Успокойся. Если бы не он, я вообще ничего бы не получил. Так нам хоть что-то достанется. — Поколебавшись, Генри продолжал: — Марта… я тут думал… староваты мы становимся для этого рэкета.
— Староваты! — Марта возмущенно фыркнула. — Говори за себя!
Вошла Джильда, неся виски с содовой.
— Спасибо, милочка, — Генри принял стакан. Выпив половину, он поставил его и промокнул губы платком.
— Хватит корчить из себя черт-те кого! — заорала Марта. — Что там случилось?
Генри рассказал.
— Дело в том, Марта, что мы не получили бы ни гроша, если бы не Джонни. Эйб решил облапошить нас. Эти бандюги унесли бы весь товар, а Эйб клялся бы, что знать их не знает.
Новость потрясла Марту. Ее жирное тело заколыхалось студнем.
— Я думала, Эйбу можно доверять.
— Как мы можем кому-то верить?
На террасе появился Джонни. Он бросил на стол пачку банкнот.
— Вот… Шестьдесят шесть тысяч шестьсот шестьдесят семь долларов. Разделите между собой. Свою долю я взял.
— Как насчет того жемчужного ожерелья? — рявкнула Марта.
Джонни ухмыльнулся ей.
— Доплата за риск… Я оставил его себе. — Он подошел к креслу и сел. — Посмотри-ка, похоже, вы меня не понимаете, хотя и взялись за крупное дело, сами вы — мелюзга. Это жестокий, опасный рэкет. Все ложится на меня, поэтому мне и причитается больше.
Марта была готова взорваться, однако взгляд Генри остановил ее. Он заговорил тихим, спокойным голосом.
— Да, Джонни, твои доводы мне понятны, но будем справедливы. Идея принадлежит Марте. Каждый из нас внес свою долю. Она задумала, а ты исполнил, отлично исполнил, признаю. По-моему, стоимость жемчуга стоит разделить на всех.
Джонни закинул голову и расхохотался.
— Кому ты пудришь мозги? Кто торговался с Эйбом. Кто разделался с той черной обезьяной? Кто вообще добыл драгоценности? Ладно, задумка была ее, но ведь на-придумывать любой дурак может… ты сделать попробуй! Без меня вам бы это дельце не провернуть, и сотни кусков из Эйба не вытянуть. Так что помалкивайте. — Он повернулся к Джильде: — Хочешь, съездим пообедать? Для разнообразия. Мне понравился один рыбный ресторанчик… Не присоединишься?
От неожиданности Джильда удивленно уставилась на него, но тут же вскочила.
— Да, с удовольствием.
— Порядок, накинь на себя что-нибудь и поедем.
Чуть зарумянившись, Джильда поспешила к себе в комнату… Клюет, радостно думала она, сбрасывая бикини. Не теряй хладнокровия, детка, и он будет твой.
Джонни закурил сигарету.
— Послезавтра я наведаюсь к Крейлам. Думаю, меня впустят в дом, если я надену форму электрика. Форма всегда вызывает доверие. А там и ограбим их. Это еще 750 кусков. Товар сдадим Берни Бауму. С Эйбом я больше дел не веду. Я запрошу с Берни три оттай. За такую цену он их с руками оторвет. Значит, вам выйдет 200 кусков на троих.
— Да за кого ты себя принимаешь, черт побери? — закричала разъяренная Марта. — Планы здесь составляю я! О ценах договаривается Генри!
— О, заткнись, толстуха! — сказал Джонни. — Я сам всем займусь. Где уж вам тягаться с Баумом. Вы для него стары.
Видя, что Марта готова вспылить, Генри тихо сказал:
— Он прав, Марта. Ладно, Джонни, мы полагаемся на тебя.
От злости Марта лишилась языка и сидела молча, трясясь всем своим жирным телом.
На террасу вышла Джильда. Она выглядела элегантной и прелестной в простом голубом платье. Джонни внимательно посмотрел на нее, и Джильде показалось, что в его глазах внезапно появился интерес.
Для поездки они выбрали "кадиллак".
— Получила уже свою долю? — спросил Джонни, когда огромная машина мчалась по прибрежному шоссе.
— Оставила на хранение у Генри.
— А не зря?
— Я ему доверяю.
— Ну и ладно.
Наступила длинная пауза, потом Джильда сказала:
— Ты поберегись Марты. Она тебя ненавидит.
Джонни засмеялся.
— Бояться этой старой жирной улитки? Что она может мне сделать?
— Не будь таким самоуверенным. Она опасна.
Джонни опять рассмеялся.
Ресторан, в который привез ее Джонни, располагался у самой воды. Столики стояли на длинном помосте, выступавшем в море наподобие мола. Светились разноцветные лампочки, оркестр играл тихий свинг, там было многолюдно. Идя к столу, Джильда заметила, что мужчины смотрят на нее с живым интересом. Она задрала подбородок и стала слегка раскачивать бедрами. Ей нравилось внимание и столь явное восхищение. Официант обслуживал их быстро и внимательно, а еда была превосходная. За салатом из крабов Джильда обратила внимание на женщину, одиноко сидевшую через проход от них и не сводившую глаз с Джонни. Это была стройная блондинка лет 36, одетая в дорогое, но простое белое платье. У нее были классические черты, холодные и чувственные. Взгляд ее серо-стальных глаз редко отпускал Джонни. Настроенный весело и беззаботно, он не замечал, что его так пристально рассматривают.
— Послезавтра провернем последнее дело, — сказал он, доев салат. — Хм-м… очень вкусно.
— Да, чудесный салат. У Крейлов?
— У них. А после я сматываюсь.
Джильду будто укольнуло.
— Так ты уезжаешь?
Он взглянул на нее, сердито сдвинув брови.
— Конечно. Не торчать же мне в этой дыре, как по-твоему?
Джильда прижала руки к груди.
— Куда ты поедешь?
— О господи! Я же говорил… в Кармел.
Перед ними поставили филе морского языка в соусе из омаров, но у Джильды вдруг пропал аппетит.
— Джонни…
Он поднял глаза.
— А?
— К чему такая спешка? Вилла еще на две недели за нами. Вот и оставался бы до тех пор. — Джильда возила еду по тарелке. — Мы могли бы лучше узнать друг друга.
Усмехнувшись, он поднял кусочек омара и отправил его в рот.
— А кто нам мешает узнать лучше друг друга хоть сразу после обеда?
Вся кровь бросилась Джильде в лицо. Она выпрямилась, возмущенно глядя на него. Заметив это, Джонни с гримасой пожал плечами.
— Ладно, не будем.
Дальше ели молча. Джильда глотала через силу. Неотступный взгляд женщины, в конце концов, привлек внимание Джонни. Он все время смутно чувствовал его на себе, а теперь это ощущение стало отчетливым. Он медленно повернул голову к женщине, которая смотрела на него в упор, играя бокалом с вином. В ее дерзком чувственном взгляде читался откровенный призыв. Две-три секунды они смотрели в глаза друг другу, пока Джильда не бросила резким тоном:
— Джонни, ты что — замечтался?
Тот с трудом оторвал взгляд от женщины.
— А эта-то, справа от меня, так и пышет жаром, — сказал он, ухмыляясь. — Вот кому приспичило мужичка!
— Да, ужасная женщина! — Джильда старалась не выдать голосом свою тревогу. — Шлюха!
Джонни цинично улыбнулся.
— Ты так думаешь? Не согласен. Просто она честно дает понять, что хочет меня. Вот такие по мне. С ними не приходится терять время. А то начинают ломаться… тоска!
Джильда отодвинула тарелку. Ее слегка мутило.
— Понимаю. Прости, что нагнала на тебя тоску.
Джонни равнодушно пожал плечами.
— Ну, раз уж ты так устроена, тебя не переделаешь… очень просто.
Ночь, луна, океан, разноцветные огни, музыка — все померкло для Джильды.
— Просто? — ее голос дрожал. — А такая вещь, как любовь, для тебя не существует?
Подняв брови, Джонни откинулся на спинку стула.
— А, брось, детка, пора повзрослеть! Любовь и секс — одно и то же, — он наклонился вперед и заглянул ей в глаза. — Пошли отсюда к чертям. Спустимся на пляж. Ты нравишься мне, я тебе… знаю ведь, по глазам вижу. Давай займемся любовью. Ну, детка, чего тянуть?
Джильда стиснула сумочку, впившись ногтями в мягкую ткань.
— Как ты можешь? Джонни! Я люблю тебя!
Ее губы дрожали, лицо побледнело. По лицу Джонни промелькнуло брезгливое, подозрительное выражение.
— О боже! Еще одна! Послушай, детка, я…
Джильда встала. Тихо, чтобы слышал только Джонни, она сказала срывающимся голосом:
— Приятного вечера. Развлекайся с этой шлюхой. Домой пойдешь пешком. Марта права, ты — дрянь.
Быстро выйдя из-за стола, она зашагала прочь по проходу между столиками. Джонни остался недвижимым. Его вдруг охватила неистовая ярость. Усилием воли он удержался от желания смахнуть все со стола на пол. Любовь… брак… не хочет он этого! В его жизни нет постоянного места для женщины. Собственный гараж, спортивные машины и общество мужчин, знатоков машин, которые ни о чем больше не говорят, — вот его жизнь. Черт возьми, вечно какие-то сложности, подумал он со злостью. С первой же минуты он чувствовал физическое влечение к Джильде, но связываться с ней навсегда не имел ни малейшего желания. Он хотел ее сейчас, а постаревшая, с крашеными седыми волосами она ему будет не нужна. Подумать только: жить с нею год за годом, все время видеть ее рядом, когда секс уже потеряет значение… а она будет хозяйничать в его доме, ворчать, что он все пачкает ей, изо дня в день готовить осточертевшие тоскливые завтраки и обеды, пилить его, когда он задержится, увлекшись работой над какой-нибудь машиной… Нет! К черту! Это не для него!
Низкий мелодичный голос произнес совсем рядом:
— Бросили вас?
Джонни резко вскинул голову и увидел, что блондинка пересела на место Джильды. От вида ее тяжелых грудей, обтянутых белым платьем, ее холодной самоуверенной красоты Джонни пронзило вожделение.
— Да, сбежала. Она из породы девственниц.
Женщина рассмеялась. Ее смех звучал приятно. Смеясь, она откидывала назад голову, показывая красивое горло. Ее зубы были безукоризненными.
— Я так и думала. Но я не из таких. Как вас зовут?
— Джонни.
— Джонни… хорошее имя. А меня — Элен. — Серо-стальные глаза так и пожирали его. — Зачем терять время, Джонни? Я знаю, чего вы хотите. И я сама хочу того же. Пойдем?
Джонни щелкнул пальцами, подзывая проходящего официанта.
— Ох, оставьте, — нетерпеливо сказала она, поднимаясь. — Меня здесь знают. О счете не беспокойтесь.
"Ну и что? — подумал Джонни. — Я не оставлю эту суку в накладе". Провожаемый взглядами присутствующих, он пошел за женщиной к берегу.
Марта кончила ужинать, когда Джильда поднялась по ступенькам террасы. Генри, наливавший себе бренди, с удивлением поднял голову.
— Где Джонни? — спросила Марта, видя ее одну.
Джильда, у которой в глазах блестели слезы, на ходу бросила через плечо:
— Не знаю и знать не хочу.
Дверь ее спальни с треском захлопнулась. Марта, собиравшаяся взять шоколадку с кофейным кремом из принесенной Генри коробки, остановилась с протянутой рукой и недоуменно посмотрела на него.
— Что же это творится?
Генри печально покачал головой.
— Молодежь… не могут без ссор. Не помнишь разве, как сама была молодой?
Марта негодующе фыркнула.
— Никчемный тип. Я поняла это с первого взгляда. Проклятый мерзавец!
— Ты уж чересчур! — возразил Генри и пригубил бренди. — Мы заработали с его помощью немалые деньги.
В то время как Джильда лежала ничком на кровати и плакала, Джонни сидел рядом с блондинкой, которая вела свою машину вдоль прибрежного шоссе. Она то и дело клала руку на его бедро, с каждым разом все выше, и сжимала мышцы.
— Ты ведь не из одних мускулов, Джонни? — спросила она.
Джонни рассмеялся.
— Увидишь.
Она бросила на него жадный взгляд, кривя губы в чувственной улыбке.
— Ты не пожалеешь. А вот как будет со мной… не знаю.
— Увидишь. Куда мы едем?
— Ко мне. Мой дорогой престарелый муж-импотент сейчас в Нью-Йорке.
Ее пальцы глубоко впились в бедро Джонни. Он раздраженно смахнул ее руку. Наконец, они проехали в высокие открытые ворота и остановились перед внушительного вида домом, погруженным в темноту.
— Рабы спят, — пояснила Элен, вылезая из машины.
— Не шуми.
Через несколько секунд они оказались в просторной, роскошно обставленной спальне. Подойдя к кровати, Элен обернулась к подошедшему Джонни. Она учащенно дышала, в ее серо-стальных глазах было странное, почти безумное выражение. Неожиданно она взмахнула сумочкой и сильно ударила Джонни по лицу. Металлическая пряжка рассекла ему нос. Он отпрянул, глядя на нее в гневном изумлении, а когда она вновь замахнулась, перехватил ее запястье и вырвал сумочку. Разбрызгивая кровь, он сорвал с нее платье и швырнул на кровать.
Утром, около четырех, Марта проснулась голодная. Она лежала в темноте, раздумывая, попытаться ли ей заснуть опять или встать и наведаться к холодильнику. Как обычно, холодильник взял верх. Она зажгла свет, надела халат и зашлепала на кухню. Там ей сразу приглянулась смесь холодных спагетти, лука и помидоров с мелко нарубленным мясом. Протягивая руку над миской, она услышала, как открылась входная дверь и тихо закрылась. Нахмурясь, Марта вышла в коридор. Джонни, стараясь не шуметь, пробирался к себе. Увидев ее в дверях кухни, он остановился.
— Привет! Брюхо набиваешь?
— Не обо мне речь! — огрызнулась Марта. — Ты-то что делаешь?
— А как по-твоему? Иду спать.
Марта включила свет и уставилась на Джонни, похолодев от страха. На его лице засохла кровь. На носу багровела ссадина, на белой рубашке — большие кровавые пятна.
— Где ты был? — спросила Марта дрогнувшим голосом.
— Занимался любовью с пилой, — Джонни ухмыльнулся. — Спокойной ночи, — и он вошел в комнату, затворив за собой дверь.
Марте вдруг расхотелось есть. Погасив свет, она вернулась в постель. "Занимался любовью с пилой…" Как это понимать? У нее возникло знобящее предчувствие, что Джонни навлечет на них беду. Сколько крови! Что он натворил?
Пока происходили все эти события, Гарри Льюис лежал без сна в номере отеля "Хилто" в Сан-Франциско. Ежегодное собрание акционеров прошло гладко и без неожиданностей. Все были довольны. Все, кроме Гарри. Он отчетливо сознавал, что директора смотрят на него, как на ничтожество. Попечители едва удостаивали его словом. Он делал заметки, задавал вопросы, собрал документы для передачи Лизе и все время чувствовал, что его в грош не ставят. "Сволочи! — думал Гарри, вертясь в постели. — Господи! Дай только случай, уж я им отплачу!" Все в нем так и кипело. Стараясь отвлечься, он обратился мыслями к Тане. Он думал о ней с нежностью. Но как им теперь встречаться? Он больше не смел украдкой выходить из дома. Слишком велик был риск. Он оказался в ловушке. У них остались только воскресные дни, но Лиза может прекратить и эти встречи. Так и не найдя выхода и успокоения, Гарри заснул.
Наутро, в девятом часу, его разбудило негромкое жужжание телефона. Зевая, он поднял трубку.
— Да?
— Мистер Льюис? Говорит доктор Гурли из Парадиз-Сити.
С Гарри слетел сон. Он сел в постели.
— Да? Что случилось?
Слушая спокойный тихий голос, он весь покрылся холодным потом.
— Что вы говорите? — Гарри почти кричал. — Лиза умерла? Убита! Вы с ума сошли! Что вы мне рассказываете?
Он откинул простыню и сбросил ноги на пол. Спокойный тихий голос продолжал звучать в трубке. Гарри закрыл глаза. То, о чем говорил доктор, не укладывалось у него в голове.
— Да, конечно, приеду. Да… с первым же самолетом. Я… как вы сказали?
— Украли ожерелье Эсмальди, — повторил Гурли. — Видимо, оно и было причиной убийства. Здесь полиция. Они, естественно, хотят поговорить с вами.
Гарри положил трубку и застыл без движения. Лиза мертва! Убита! Он подумал о ней… вспоминал все, что она для него сделала… ее приступы раздражительности… ее бледное измученное болью тощее тело… ее несчастный крючковатый нос. Убита! Он глубоко и судорожно вздохнул. Его чувствами овладело смятение. Смерть Лизы казалась чем-то невозможным. Потом его с запозданием осенило: теперь он свободен. Все, чем владела Лиза, теперь принадлежит ему. Больше незачем хитрить и лгать.
Гарри неуверенно встал и начал укладывать вещи.
Скаля в веселой улыбке свои большие белые зубы, Фло вкатила столик с завтраком в комнату Марты.
— У меня для вас кое-что новенькое, мисс Марта.
Марта села в постели и наклонилась вперед, глядя, как Фло снимает с блюда серебряную крышку. При виде шести яиц всмятку на тонких тостах, намазанных гусиным паштетом, и четырех ломтиков копченой лососины, свернутых в трубочки, глаза Марты расширились от удовольствия.
— Да это настоящий шедевр, Фло! Очень удачная идея.
Фло просияла. Она всегда старалась разнообразить завтраки Марты и сейчас видела, что толстуха восхищена. Марта принялась за еду. Заметив, что время приближается к девяти, она включила транзисторный приемник, постоянно настроенный на радиостанцию Парадиз-Сити. Марта считала не лишним быть в курсе местных событий. Она разделалась с первым яйцом и принялась за второе, когда пропищал девятичасовой сигнал. Тремя минутами позже, позабыв про еду, Марта сорвалась с постели. Ее толстое лицо приобрело цвет свиного сала, на лбу выступили крупные капли пота. На ходу напяливая халат, она выкатилась в коридор.
Генри и Джильда пили кофе на солнечной террасе. При виде ошалевшей, перепуганной Марты оба вскочили. Язык не слушался Марту. Когда к ней вернулась способность членораздельной речи, она сообщила услышанную по радио новость: Лиза Льюис, самая богатая женщина города, убита насмерть, а знаменитое ожерелье Эсмальди украдено.
— Это он, ублюдок! Сукин сын, Джонни! — вопила Марта. — Он знал про ожерелье и хотел его украсть. Я запретила, но он все-таки украл его, гад этакий, ублюдок, а ее убил! Ночью я его застала, когда он вернулся весь в крови! Боже, Генри! Мы пропали! Проклятое ожерелье застраховано у Мэддокса. Слышишь? Мы пропали! — Она со стоном повалилась в кресло.
Генри вдруг почувствовал себя очень старым и дряхлым. Сердце билось вяло и прерывисто. Мысли путались.
— Я… я не верю, — пробормотал он. — Джонни на такое не способен.
— Говорю тебе, я видала, как он пробирался к себе ночью, в четыре утра! И в крови с головы до ног! — завизжала Марта, колотя себя по огромной груди в попытке отдышаться. — Кто еще мог открыть "рэйсон"? Он то знал, как за него взяться. Хотел обмануть нас, ублюдок! Залез в дом, она его накрыла, так он голову проломил! А после забрал ожерелье! Генри! Мы пропали!
— Заткнись! — пронзительно и зло крикнула Джильда. — Откуда ты знаешь, что это он?
Оиа бегом пересекла террасу, промчалась по коридору и остановилась перед комнатой Джонни. Распахнула дверь и остановилась, закрыв рот рукой. Джонни спал. На его носу виднелась глубокая подсохшая ссадина. На полу валялась окровавленная рубашка. Голые руки были покрыты царапинами… царапинами от ногтей. По телу Джильды пробежала холодная дрожь. Она подскочила к нему, схватила за плечо и принялась трясти.
Когда Гарри вернулся в Парадиз-Сити, в аэропорту его ждал "роллс-ройс" с То-то за рулем. У него был обалдевший вид. Гарри пытался расспросить его, но японец только мотал головой, бормоча: "Плохо… плохо… плохо", и больше от него ничего не удалось добиться.
Машина затормозила перед домом. Гарри бегом поднялся по ступенькам. Еще на дороге он заметил пять полицейских автомобилей, а войдя в холл, очутился среди множества копов в штатском. Из гостиной вышел капитан полиции Фред Террел и представился. В этом не было необходимости. Гарри часто встречал капитана в гольф-клубе и знал его репутацию добросовестного, опытного шефа полиции. Проводив Гарри в гостиную, Террел сказал:
— Ограбление и убийство произошло между одиннадцатью и тремя. Установить время точнее эксперт не может.
Гарри сел. Шок еще не прошел. Когда он закуривал, руки его дрожали.
— Как это случилось?
— Пока не ясно, — Террел грузно опустился в кресло. — Мистер Льюис, сейчас мы задаем себе вопрос, не следует ли искать убийцу в доме.
Гарри резко выпрямился и уставился на капитана.
— Как вас понимать, черт возьми?
— Подозрение падает в первую очередь на вашу прислугу, — спокойно ответил капитан. — Мы осмотрели все двери. Они снабжены специальными замками и ни один не поврежден. В вашем кабинете было открыто окно. Видимо, кто-то хотел, чтобы мы думали, будто убийца проник через него. Но мы установили, что окно было открыто изнутри.
— Но никто из прислуги…
— Одну минуту. Давно у вас работает Хельгар, сиделка?
— Чепуха! Она очень предана жене!
— С каких пор она здесь живет?
— С момента несчастья с женой… два года.
— Вот еще одна задача, мистер Льюис. Рэйсоновские сейфы гарантированы от взлома. Я хорошо знаком с этой системой. Кто, кроме вас, знал, как открывается сейф и выключается сигнализация?
— Жена, естественно… и Хельгар.
— А японец и остальные?
— Нет.
Террел кивнул.
— Когда Хельгар наткнулась на убитую, сейф был открыт. Понимаете, куда я клоню? К этому сейфу так просто не подступишься. Нужно знать, где спрятаны кнопки. Мы навели справки у Хэкета, местного агента фирмы. Выходит, сейф могли открыть только сам Хэкет, мастер, который его устанавливал, вы и Хельгар… если, конечно, у вас нет каких-то других сведений на этот счет, мистер Льюис. Мы проверяем Хэкета и мастера. Они хорошо нам известны. Превосходные люди, я уверен, что их можно исключить заранее. — Террел подергал себя за ус. — Так что остаетесь вы и Хельгар… вы были во Фриско, так что остается одна она.
— Это ошибка, Хельгар на такое не способна. Она была предана Лизе.
Террел пожал массивными плечами.
— Насколько я знаю, ожерелье Эсмальди — очень соблазнительная штука.
Гарри встал.
— Ну, вам виднее, капитан. А теперь я хотел бы видеть жену.
Террел покачал головой.
— Не советую, мистер Льюис. Я понимаю ваши чувства, но лучше не надо. Хельгар уже опознала ее. Видите ли, зрелище жуткое… убийство было жестоким, зверским. Вашу жену ударили бронзовой фигурой, которая, как я понял, стояла в холле. Ударили несколько раз. Преступник действовал с намерением убить. Вам не стоило бы на нее смотреть.
Гарри побледнел.
— Понимаю, — у него подступила к горлу тошнота. — Извините, я пойду. Если понадоблюсь, то я у себя в кабинете, — и он вышел из комнаты, двигаясь медленно и неуверенно.
После его ухода в гостиную заглянул Фред Хесс, глава отдела по расследованию убийств, низенький толстяк с холодными, проницательными глазами.
— Ничего не нашли, шеф, — сказал он недовольно.
— Отпечатков нет, следов тоже. Док Гурли говорит, что убийца наверняка забрызгался кровью. Я обыскал комнату Хельгар — ничего. Проверили комнаты всей прислуги — пустой номер. Все равно, бьюсь об заклад, тут поработал свой. На это указывает открытое окно. Его определенно открыли изнутри.
— Или же сделали это нарочно, чтобы мы искали убийцу среди домашних, — задумчиво возразил Террел.
Хесс почесал голову.
— Угу. Тогда как же убийца пробрался в дом? Кто бы он ни был, он знал, как открывается сейф. Я вот думал насчет Льюиса.
— Он был во Фриско, у него железное алиби.
— Конечно, но ведь он наследник… теперь у него миллионы. Может, он кого-нибудь нанял. Он мог дать убийце ключ от дверей и объяснить, как открыть сейф.
Поразмыслив, Террел кивнул.
— А ведь это идея, Фред. Да… если Хельгар не виновата, подозрение прежде всего ложится на Льюиса. Пожалуй, есть смысл приглядеться к нему получше.
Морщась, миссис Ловенстейн отпила горячего лимонного сока с водой. Еще две недели, и она распрощается с клиникой, сбросив по меньшей мере тридцать фунтов лишнего веса. Желая послушать девятичасовые новости, она включила радио. Известие, что Лиза убита, надежный рэйсоновский сейф вскрыт, а знаменитое ожерелье Эсмальди украдено, потрясло ее тате, что она упала на подушку и некоторое время лежала, ничего не соображая и с трудом дыша. Она всегда недолюбливала Лизу, да и Гарри тоже, но под впечатлением ужасного события подумала, не позвонить ли ему, чтобы выразить сочувствие. Поколебавшись немного, она решила не звонить. Но как можно открыть рэйсоновский сейф? Внезапно ее обдало жаром. Если открыли сейф Лизы, с таким же успехом могли открыть и ее собственный! Миссис Ловенстейн схватилась за телефон и позвонила домой. После некоторого ожидания дворецкий снял трубку.
— Бейнс? Вы слышали про миссис Льюис? Мои драгоценности целы?
Бейнс, который только что плотно позавтракал, счел этот вопрос нелепым и возмутительным.
— Разумеется, мадам. Ваши драгоценности в сейфе.
— Я знаю. Ожерелье миссис Льюис тоже лежало в сейфе, но вот пропало же! Бейнс, сходите и посмотрите! Вы заглядывали в сейф после моего отъезда?
— Нет, мадам.
— Тогда проверьте сейчас же. Я подожду.
— Хорошо, мадам.
Интонация Бейнса давала понять, что он считает мадам старой истеричной дурой. Через четыре минуты, когда миссис Ловенстейн уже теряла терпение, в трубке опять раздался голос Бейнса — растерянный и потрясенный:
— Весьма огорчен, мадам, но драгоценности пропали.
— Все? — взвизгнула она.
— К сожалению, да, мадам.
— Зовите полицию! Я немедленно возвращаюсь!
Тем временем миссис Джексон, бывшая манекенщица, сохранившая фигуру несмотря на свои 52 года, тоже услышала девятичасовые новости. Она сидела на палубе яхты, стоявшей на якоре в бухте Майами.
— Элик! Ты слышал? — воскликнула она, выключив транзистор.
Ее коренастый, шестидесятилетний муж, который пил виски за завтраком, с трудом оторвался от финансовой полосы "Майами тайме" и хмуро посмотрел на жену.
— Что слышал?
— Неужели ты никогда ничего не слушаешь? Убили Лизу Льюис и украли ожерелье!
Джексон отложил газету и свистнул.
— Убили? Вот так-так! Повезло Гарри. Теперь все деньги перейдут к нему.
— Элик! — Мона Джексон была возмущена. — Ты можешь думать о чем-нибудь другом, кроме денег? Стыдился бы!
Джексон пожал плечами.
— Не кипятись, тебе это вредно.
— Воры открыли ее сейф. Такой же, как у меня. Если так, то и мои драгоценности могли украсть.
— О господи! Твои побрякушки в полной безопасности. — Он протянул руку за стаканом. — Нет, надо же, такие деньги на Гарри свалились! Дела! Ему достанутся миллионы. Бьюсь об заклад, теперь он гульнет.
— Как можно быть таким бесчувственным? Лиза убита!
— А, брось, Мона. Ты же ее терпеть не могла. Только вчера ты называла ее двуличной сукой.
— Элик! Ты перестанешь говорить гадости? Я хочу, чтобы ты сию минуту позвонил Хэкету и попросил его проверить мой сейф. Пусть посмотрит, на месте ли драгоценности.
Джексон посмотрел на нее с изумлением.
— А куда же им деться?
— Ты позвонишь Хэкету, или мне придется самой это сделать?
Поняв по выражению ее лица, что его не оставят в покое, Джексон застонал и тяжело поднялся.
— Женщины! — с горечью воскликнул он. — Хэкет подумает, что я спятил.
— Наплевать мне, что он подумает! Скажи, пусть едет к нам, откроет сейф и позвонит сюда.
Джексон пересек набережную и вошел в ближайшую телефонную кабину. Вскоре его соединили с Дэвидом Хэкетом. Почти каждую неделю они играли в гольф и были добрыми друзьями.
— Дэвид… это Элик, — начал Джексон. — Извини, что беспокою тебя, но Мона услышала про ограбление у Льюисов. Она хочет, чтобы ты съездил к нам и посмотрел, целы ли ее дурацкие драгоценности. Ты не против?
Наступила долгая пауза, потом Хэкет сказал:
— Нет, конечно, нет. Сейчас съезжу. Я надеюсь, что они на месте.
Джексон насторожился.
— Как это понимать?
— Завтра ты все равно узнаешь из газет, так что я скажу тебе сразу. Открыли еще один сейф. Бог знает, как это им удалось. Миссис Ловенстейн потеряла все.
— Господи, если я скажу Моне, она взбесится! Слушай, Дэвид, съезди прямо сейчас. Перезвони мне, как только сможешь. Я буду ждать. — Он прочел номер своего автомата. — Если Мона потеряла свое добро… не знаю, как я буду с ней жить!
— Я позвоню при первой возможности.
Джексон заказал двойное виски с содовой, сел и стал ждать. Через полтора часа позвонил Хэкет.
— Мне очень жаль, Элик, — сказал он сдавленным голосом, — но вас обокрали… в сейфе пусто.
Джонни вышел на террасу в брюках и свитере с длинными рукавами, скрывавшими царапины на руках. Взъерошенный и небритый, он выглядел ужасно и чувствовал себя не лучше. При виде его Марта съежилась.
— Не подходи ко мне, убийца! — завизжала она.
— Ох, заткнись! — огрызнулся Джонни. Его взгляд выражал тревогу, на щеке дергался нерв. — Я никого не убивал! Вбей это в свою тупую башку! Ты слышишь? Я тут ни при чем!
— Врешь! — крикнула Марта. — Ты полез за ожерельем, обжулить нас хотел! Она застукала тебя возле сейфа, и ты ее убил, зверь проклятый, сукин сын!
— Марта, прошу тебя! — резко вмешался Генри. — Дай мне поговорить с Джонни!
— Еще говорить с ним! Он нас погубил! Убийца! Не видеть бы мне его никогда! — Марта закрыла лицо толстыми руками и начала стонать.
Джонни подошел к сидевшему Генри и остановился перед ним.
— Я тут ни при чем, — повторил он дрогнувшим голосом. — Я всю ночь провел с женщиной. Спроси у Джильды, она знает. Подклеилась одна ко мне в ресторане… Мы с Джильдой поцапались. Она ушла, а та женщина увезла меня к себе.
Генри посмотрел на бледную Джильду, стоявшую за спиной Джонни. Та кивнула.
— Что за женщина? — спросил Генри.
— Одна богатая нимфоманка. Ее зовут Элен Бут. Муж уехал в Нью-Йорк, и она искала себе компанию. Бешеная какая-то… ударила меня, исцарапала. Поэтому я был в крови.
— Врет он! — закричала Марта. — Я не верю ему.
Промахивая лицо шелковым платком, Генри испытующе посмотрел на Джонни.
— И ты намерен преподнести полиции эту историю, если они тебя схватят?
— Почему же нет? Это правда!
— По-твоему, богатая замужняя женщина согласится это подтвердить? Ты думаешь, она признается, что спала с тобой?
Джонни сел, как будто у него подкосились ноги.
— Это правда, клянусь!
— Я верю тебе. — Джильда подошла и положила руку ему на плечо. — Честное слово, верю.
— С тебя станется! Втрескалась, вот и веришь, дуреха! — бесновалась Марта. — Я предупреждала: от него добра не жди! Он зверь! А теперь нам крышка. И все из-за него!
— Если ты не заткнешь свою жирную глотку, я тебе сам ее заткну! — заорал разъяренный Джонни.
— Да! Именно! — заорала Марта в ответ. — Валяй! Одну убил, давай и другую!
— Хватит! — воскликнул Генри. — Теперь послушайте меня. Мы влипли в чертовски скверную историю. Я верю Джонни, думаю, он не убивал ее, но это нам не поможет. Остается одно: поскорее убраться отсюда! Деньги у нас есть. Поделим их и сейчас же разъедемся.
Взглянув на белое испуганное лицо старика, Джонни покачал головой.
— Нет, это не годится, — сказал он твердо. — Вилла за нами до конца месяца, деньги уплачены вперед. Если мы сейчас сорвемся, нас моментально заподозрят. Так не годится. Нужно поработать головой. Я не убивал ту женщину, но кто-то ведь убил ее. Кто-то, знавший секрет сейфа. Нам надо найти убийцу. — Помолчав, он продолжал: — Если меня сцапают, убийство пришьют мне, но и вы погорите вместе со мной. Все мы одной веревочкой повязаны, нравится вам это или нет. Короче, мы остаемся. — Видя, что Марта готова возразить, он поднял руку. — Тихо! Мы должны помнить одно: даже если нас заподозрят, доказать они ничего не смогут. Без улик нас не арестуют, а мы, сами знаете, никаких следов не оставляли. Главное — не паниковать. Побежим, так за нами сразу кинутся. А останемся здесь еще на две недели, будем вести себя как положено отдыхающим — и у нас девяносто девять шансов из ста, что мы выйдем сухими из воды. Только надо обязательно убрать отсюда деньги. Если копы обыщут дом и наймут такие деньги, нам крышка!
— Я сматываюсь! — взорвалась Марта. — Заберу деньги и уеду!
— Нет, не уедешь! — гаркнул Джонни. — Ты положишь деньги в банк и останешься на месте.
— Да, Марта, — сказал Генри. — Если мы сейчас ударимся в бега, нам действительно несдобровать. Теперь мне и самому ясно. Спасет нас только блеф. Джонни прав.
Марта заплакала.
— Этот сукин сын испортил мне мой лучший завтрак, — хныкала она.
Джонни с раздражением отвернулся от нее.
— Как только откроется банк, я отвезу деньги.
— К моей доле ты не притронешься! — завизжала Марта. — Уж не воображаешь ли ты…
— Заткнись! — Джонни привскочил, но сдержался и повернулся к Генри. — Знаешь, что я думаю? По-моему, это сделал муж. Сам посуди, ведь он выигрывает больше всех… теперь он получил все ее миллионы. А кто другой сумел бы открыть сейф?
— Нам от этого не легче, — возразил Генри.
— Не скажи. Я устрою за ним слежку. На это стоит потратиться. Посажу ему на хвост команду наемных шпиков. Самим нам не справиться, тут нужны профессионалы.
— Слушайте! — резко прервала их Джильда.
Все услышали звук приближающейся машины, идущей на большой скорости. У Джонни вытянулось лицо.
Он вскочил.
— Нас не могли так быстро засечь!
Он подбежал к краю террасы и посмотрел на дорогу, ведущую к вилле. У него екнуло сердце. В ворота влетела большая черная машина и с визгом остановилась перед дверью, скрытая от него краем парапета. Он обернулся к остальным, побледнев под загаром.
— Кажется, копы. Если они найдут деньги…
Внизу позвонили. Они услышали сдавленное восклицание Фло, открывшей дверь. Джонни метнулся к выходу с террасы, но в тот же миг на пороге возник Эйб Шулман в сопровождении гиганта Джамбо. Внезапное появление Эйба застало всех врасплох. Его лицо блестело от пота, а цветом напоминало старое свечное сало. Он быстро подошел к столу и поставил на него чемоданчик.
— Вот ваш товар, — сказал он визгливым голосом. — Я хочу получить назад свои деньги. Живо… сто тысяч! Они нужны мне сейчас же!
Наступила долгая пауза. Генри и Марта переглянулись, не зная, что сказать. Джонни выступил вперед. Его лицо приобрело жесткое выражение, глаза блестели.
— Ты спятил, Эйб? Какие деньги? О чем ты? Какой еще товар?
— Не прикидывайся! Я слышал шестичасовые известия. Это убийство! Я не имею дел с убийцами! Сделка отменяется! Отдайте мои деньги!
— Сделка? Деньги? О чем ты толкуешь, черт побери? Мы не вступали с тобой, Эйб, ни в какие сделки, — спокойно сказал Джонни. — И что ты там наплел насчет убийства?
— Разговоры тебе не помогут! — прорычал Эйб. — Этот товар… — он шлепнул ладонью по чемоданчику, — жжет руки. К нему никто не притронется, и я тоже не притронусь. Деньги назад!
— Какие деньги? Не понимаю тебя.
Эйб бешено уставился на Джонни.
— Ты думаешь, твой блеф удастся? Я занимался этим рэкетом, когда тебя еще в помине не было! Зря стараешься! Вот ваш товар! Мне плевать, куда вы его денете. Но денежки вы мне верните!
Джонни взял сигарету из шкатулки на столике и закурил. Джильда заметила, что рука его не дрожит.
— Извини, Эйб, так не пойдет. Ты купил товар, тебе с ним и крутиться. Топай.
— Если это твое последнее слово, то я своего еще не сказал. Ты что, в самом деле такой дурак?
— Сказано — топай и забери с собой свою черную обезьяну.
— Ладно, так я тебе тоже кое-что скажу. Товар останется у вас. Я не намерен с ним попадаться. Это сущий динамит. На чем другом, но на соучастии в убийстве меня никогда не наколют. Для меня так важно не попасть в соучастники, что я готов даже проститься со своей сотней кусков. Но имей в виду, мой юный ловкач: я немедленно звоню копам… анонимный донос, ясно? Я скажу им, кто украл ожерелье Эсмальди и убил Лизу Льюис. Скажу, кто обокрал Ловенстейнов и Джексонов. И тебе не удастся запутать меня в это дело, не надейся. Товара у меня не будет. Он будет у вас. Вы не докажете, что я к нему прикасался. Может, ты воображаешь, что можешь запудрить мозги десятку бывалых копов, которые будут допрашивать тебя много часов подряд и, наверное, выбьют тебе все зубы? Если ты в этом уверен — прекрасно, тогда оставь мои деньги себе. Но если нет — подавай их сюда!
— У копов нет никаких улик против нас, — сказал Джонни. — Не бери меня на пушку, Эйб, проваливай.
— У них нет улик? — Эйб осклабился, показав мелкие желтые зубы. — Так слушай: они узнают, что ты работал у Рэйсонов, узнают про твою репутацию головореза и твой срок. Узнают, что Марта отсидела пять лет за кражу драгоценностей, а Генри провел пятнадцать лет за решеткой. Может, по-твоему, эта жирная старуха выдержит несколько часов допроса с пристрастием? Думаешь, ты сам такой орел, что не расколешься, когда тебя возьмут в оборот? Нет, змееныш, я не блефую. Сейчас же отдавай деньги или я звоню.
Глаза Джонни загорелись злобой.
— Эйб, ведь я могу убить и тебя, и твою черную обезьяну.
— Попробуй, — сказал Эйб, ухмыляясь. — Увидишь, чем это для тебя закончится. Где мои деньги?
Джонни погасил сигарету. Еще с минуту он колебался, потом, взглянув на Генри, пожал плечами.
— Что ж, вернем деньги еврею.
Около полудня, когда последние копы покидали резиденцию Льюиса, перед подъездом затормозил длинный черный "кадиллак", из которого вылез Уоррен Вейдман, поверенный Лизы. Он прошел мимо спускавшихся по лестнице детективов, не удостоив их взглядом. Уоррен Вейдман считал полицейских кем-то вроде мусорщиков, людьми полезными, но незначительными. Шеф полиции Террел, с которым он поддерживал отношения, давно уехал. Вейдман был высок и грузен. Цвет его лица говорил о пристрастии к виски, а весь облик выдавал любителя хорошо пожить. Сегодня он надел к своему безукоризненному темному костюму черный галстук, специально купленный секретаршей вместо обычного серебристо-серого с красной лошадиной головой в центре. Свободное время Вейдман проводил в каком-нибудь шикарном ресторане или на бегах. То-то, хорошо знавший его, молча проводил адвоката к кабинету Гарри, постучал и открыл дверь. Гарри сидел в кресле, ссутулившись, с дымящейся сигаретой во рту и со стаканом виски под рукой. С того момента, как распространилась новость, телефон звонил, не умолкая. Все так называемые друзья Лизы выражали ему соболезнования. Звонили и личные друзья Гарри, понимая, что теперь он станет одним из богатейших людей в городе. Наконец Гарри не выдержал и попросил телефонистку переключать всех на этот офис. Мисс Бернстойн вряд ли была в состоянии справиться с внезапным потоком звонков, но это не волновало Гарри. Услышав в трубке ее истеричный голос, он решил первым делом избавиться от нее, когда все успокоится. Эта мысль немного подбодрила его, но он все еще не оправился от потрясения и чувствовал себя мерзко. Ему не верилось, что Лиза лежит наверху в своей спальне мертвая и изуродованная. Пусть он никогда не любил ее, но он жалел ее. Какая смерть! Представив себе, как осатаневший головорез, пробравшийся в спальню, раз за разом обрушивает бронзовую статуэтку на беззащитное, осунувшееся от боли, жалкое лицо спящей, Гарри почувствовал тошноту. Он просидел три часа, прислушиваясь к топоту ног над головой на лестнице, в коридорах, к приглушенным голосам людей, которым не было дела до Лизы. Их интересовал только убийца. Зверское и жестокое убийство — так выразился шеф полиции. Что же с ней сделали, если даже бывалый коп заговорил таким языком? Гарри содрогнулся, гоня от себя мысль об этом. Когда послышался стук и распахнулась дверь, он поднял голову.
В комнату вошел Вейдман.
— Дорогой мой, — заговорил он своим мелодичным голосом, приближаясь к Гарри. — Я не в силах выразить… ужасно… я сразу же поспешил к вам. — Он поставил набитый портфель и сел в кресло напротив Гарри. — У вас будут для меня какие-нибудь поручения?
Гарри не любил Вейдмана, хотя знал его как отличного адвоката. Он покачал головой.
— Нет, пока никаких. Я… я пытаюсь как-то освоиться со всем этим. Нельзя нам поговорить попозже? Сейчас я просто не в себе.
— Разумеется, — Вейдман грузно завозился в кресле, устраиваясь основательно. — Я вполне понимаю вас, но нам необходимо обсудить один-два крайне важных вопроса. — Он коротко улыбнулся с напускным профессиональным сочувствием. — Речь идет об ожерелье Эсмальди. Я должен немедленно подать страховой иск. Оно стоит 350 тысяч и застраховано на всю эту сумму. Как вам известно, оно завещано музею изобразительных искусств в Вашингтоне. Тут возникает одно маленькое затруднение. С иском нужно поторопиться. Вы согласны?
— Делайте, как хотите, — равнодушно отозвался Гарри. Ему хотелось, чтобы этот откормленный человек оставил его в покое.
— Затем — похороны. Миссис Льюис пожелала быть кремированной. Если хотите, я займусь формальностями.
— Да.
— И, наконец, завещание миссис Льюис.
Гарри почувствовал, что больше не в силах выносить все это. Он нетерпеливо взмахнул рукой.
— Это ведь можно отложить, не так ли?
— Конечно, но я полагал, что вам будет интересно узнать, что все завещано вам. Полностью. Сеть магазинов, дом, имущество, акции, яхта… словом, все. Миссис Льюис положилась на вас в вопросе выдачи соответствующих сумм тем, кого вы сочтете достойным… мисс Хельгар, То-то, прочей прислуге, а также другим лицам по вашему усмотрению.
Гарри непонимающе уставился на него.
— Все мне? — повторил он, едва способный сдержать слезы в приливе чувств. Значит, несмотря на свой стервозный характер, несмотря на ревность, Лиза любила его. Любила по-настоящему, иначе не оставила бы ему все свое состояние.
— Да, — видя, как расстроен Гарри, Вейдман встал. — Впрочем, это потом, мистер Льюис. А сейчас я вас покидаю. Ваши чувства мне понятны. Примите, пожалуйста, мои глубокие соболезнования. — Он направился к двери, но вдруг остановился. — Ах, да, я забыл упомянуть еще одну мелочь.
Гарри с трудом удержался от желания заорать, чтобы он убирался.
— Миссис Льюис сделала в завещании оговорку, что если вы пожелаете вступить в повторный брак, 99 процентов состояния отойдет к дому инвалидов в Сан-Франциско, — Вейдман растянул губы в профессиональной улыбке. — Но я думаю, мистер Льюис, вы не намерены жениться?
Гарри не верил своим ушам. Его словно холодной водой окатило. Его теплые чувства к Лизе сразу исчезли, как пыль, которую смахнули со стены.
— Значит, я никогда не могу жениться? — спросил он охрипшим голосом.
— Да нет же, мистер Льюис, конечно, сможете. — Гарри вдруг понял, что Вейдман относится к нему так же неприязненно, как и он к нему. — Вы, естественно, вольны поступать так, как вам угодно. Однако, если вы действительно женитесь, у вас останется лишь Флоридский строительный трест, которым вы сейчас заведуете, а остальное состояние — все состояние, мистер Льюис, — отойдет к дому инвалидов.
— Вы серьезно? — осведомился Гарри с возмущением. — Вы в самом деле хотите сказать, что я не могу жениться, не потеряв всего?
— Совершенно верно.
— Но это черт знает что! — Гарри вскочил. — Неужели нельзя опротестовать завещание? Это бесчеловечно.
— Речь идет примерно о 200 миллионах долларов, — сказал Вейдман. — Дом инвалидов пользуется очень сильной политической поддержкой. Условия завещания совершенно недвусмысленны. Да, мы могли бы его оспорить, но я весьма сомневаюсь в успехе. — Он смотрел на Гарри с усмешкой, прячущейся в глубине глаз. — Но ведь вы пока не собираетесь жениться?
— Пожалуйста, уходите, — Гарри упал в кресло. — Я поговорю с вами позже.
Когда машина уехала, Гарри с размаху ударил кулаком о кулак. "Сука! — подумал он. — Подлая, мерзкая калека! Так вот какую пакость она мне устроила! Обрекла меня жить с любовницами, остаться без жены и детей! Поделом же тебе, сука, ты заслужила свою страшную смерть!" Он закрыл лицо руками и, больше не владея собой, начал всхлипывать, вздрагивать всем телом. Нервы его не выдержали этого кошмарного дня.
Стив Хармас, старший следователь страховой компании "Нейшнл Фиделити", неторопливо вошел в приемную. Это был высокий мужчина, некрасивый, но симпатичный, с веселой улыбкой и острым, как бритва, умом.
Пэтти Шоу, секретарша Мэддокса, перестала печатать на машинке. Хорошенькую блондинку любила вся мужская часть персонала. В ней ценили не только ум, но и доброе сердце. Хармас утверждал, что не знает лучшей женщины, за исключением своей жены.
— Привет, — сказал он, останавливаясь перед столом. — Что новенького?
Взмахом руки Пэтти указала на дверь, ведущую в кабинет Мэддокса.
— Он уже полчаса орет, требует тебя.
Хармас скорчил гримасу.
— С какой стати? Еще нет десяти.
— Ты, видно, никак не привыкнешь, что он начинает в восемь?
— Я виноват, если он псих? Так он меня спрашивал?
— Мягко выражаясь. Лучше захвати с собой мазь от ушибов. Ему будто вожжа под хвост попала.
— Мисс Шоу! Что за выражения! — улыбаясь, Хармас пересек комнату, небрежно стукнул в дверь Мэддокса и вошел.
Как и обычно, Мэддокс сидел, согнувшись над письменным столом, заваленным бумагами, страховыми полисами и письмами. Его редеющие седые волосы торчали во все стороны, красное лицо сердито хмурилось.
Мэддокс был невысок, хотя, сидя за столом, казался рослым. Природа наделила его плечами боксера и ногами лилипута. Его глаза, холодные и безжалостные, беспокойно бегали. Дорогой костюм сидел на нем плохо, грудь рубашки и рукава были усеяны табачным пеплом. Он имел привычку то и дело ерошить волосы короткопалой пятерней, что придавало ему еще более неряшливый вид.
— Я тебя дожидаюсь! — пролаял он, откидываясь на спинку кресла. — Уже десять! Или тебе нечем здесь заняться?
Хармас уселся на низковатое для него кресло и закурил.
— Я до двух ночи таскался по делу Джонсона, — сказал он. — Жена настаивала, чтобы я немного поспал.
Мэддокс фыркнул. Ценя свою репутацию самого выдающегося эксперта по искам, он без зазрения совести нагружал своих людей работой. Однако у него ничего не получалось с Хармасом, который тоже считался лучшим специалистом в своем деле и ко всему относился легко.
— Видал? — Мэддокс швырнул ему телекс.
— Что там еще?
— Читай.
Читая телекс от Алана Фрисби, их агента в Парадиз-Сити, Хармас все больше выпрямлялся, а летаргическое выражение его лица сменилось оживленным.
— Ну и дела! — воскликнул он, бросая телекс на стол. — Ожерелье Эсмальди! Черт возьми, как же его смогли вытащить из рэйсоновского сейфа?
— Значит, смогли! — угрюмо огрызнулся Мэддокс. — Если мы его не найдем, придется раскошелиться на 350 тысяч. Отправляйся-ка немедленно туда. Это ловкое, отлично спланированное ограбление. Открыты три сейфа. Кражи у Ловенстейнов и Джексонов — не наша забота… они застрахованы не у нас. Для начала поговори с Хэкетом. Посмотрим, какое он даст объяснение. У нас была договоренность с миссис Льюис снизить ей страховую ставку, если она будет держать ожерелье в сейфе. Мы считали, что "рэйсон" гарантирован от взломов. И все же его открыли. Кто открыл? Он должен был знать, кате отключается сигнализация. У них хороший шеф полиции, Террел, но дело ему не по зубам. Работай с ним в контакте и копай, копай, не переставая. Я не заплачу, пока не буду уверен, что другого выхода нет, поэтому поторопитесь. Нам того и гляди предъявят иск на ожерелье. Пеняй на себя, если мне придется платить.
Хармас только кивал с серьезным видом. Эту угрозу он слышал так часто, что она превратилась в шутку. Мэддокс воображал, будто внушает ему страх, и Хармас не выводил его из заблуждения, хотя ничуть его не боялся.
— Ладно, — сказал он и выкарабкался из кресла. — Есть какие-нибудь соображения?
Мэддокс взъерошил волосы.
— Насколько я знаю, лишь двое посторонних знакомы с системой сигнализации: Дэвид Хэкет и мастер, который устанавливал сейфы.
— Как насчет секретарши Хэкета? Она наверняка имеет доступ к его картотеке.
Мэддокс кивнул.
— Правильно. Она могла выболтать дружку. Ты верно сообразил. Всех их нужно взять под микроскоп, но я, по правде говоря, ничего от этого не жду. Я нюхом чую профессионалов. Ни улик, ни отпечатков пальцев. Если даже какой-то грабитель узнал, как открывается сейф, как он проник в дом, не оставив следов? Все равно, Стив, проверить этих людей тебе придется. И все же я думаю, что здесь орудовала банда опасных грабителей, где-то раздобывшая секретную информацию.
— А не мог кто-нибудь из них охмурить секретаршу Хэкета и вытянуть из нее нужные сведения? Ведь не думаете же вы, в самом деле, что виноват сам Хэкет?
— Почему бы и нет? Подозревать надо всех, кого я упомянул, — проворчал Мэддокс. — Куш немалый, близко к полумиллиону.
— Но ожерелье Эсмальди… — задумчиво произнес Хармас. — Как продать такую знаменитую вещь? Думаете, разломают?
— Тогда оно потеряет половину стоимости. Возможно, они нашли какого-нибудь подпольного скупщика или сумасшедшего коллекционера. Не знаю… могло быть и так.
— Ну ладно, поеду и осмотрюсь, а узнаю что-нибудь интересное — сразу дам знать.
— Имей в виду еще два момента, — сказал Мэддокс. — Женщину убили. Все ее деньги достались мужу. Давай-ка убедимся, что все это затеяли ради сокрытия убийства. — Заметив удивление Хармаса, Мэддокс продолжал: — Знаю, знаю, звучит дико, но я знал мужей, которые устраивали инсценировку ограбления и убивали свою жену. Присмотрись к Льюису. Во-вторых, скажи Террелу, чтобы он проверил местных барыг. Есть в Майами два таких деятеля… Эйб Шулман и Берни Баум. Пусть хорошенько потрясет обоих прохвостов.
— Ладно.
Хармас вышел из кабинета и задержался возле стола Пэтти.
— Завидуй, — сказал он, — я отправлюсь в Парадиз-Сити.
Пэтти закатила свои большие глаза…
— Счастливчик. Будь паинькой, Стив… помни, что ты женат.
Хармас ухмыльнулся.
— Как же мне забыть? До скорого… — и он стремительно вышел. Перескакивая через две ступеньки, он спустился на улицу, сел в машину и отправился домой за чемоданом.
Капитан Террел поглубже уселся в кресло и потянулся за картонным стаканчиком с кофе. Напротив него расположились Хесс из отдела убийств и веснушчатый верзила Джо Бейглер, лучший сержант Террела.
— Да, хорошенькое дельце свалилось нам на голову, — заметил Террел. — Ограбление, совершенное неизвестной бандой, плюс убийство.
— Я вот чего не пойму: ведь рэйсоновские сейфы принято считать стопроцентно надежными, — сказал Бейглер, закуривая. Его редко видели без сигареты во рту. — Не зная секрета, к ним не подступишься, а у Рэйсона секреты стерегут крепко. Выходит, теперь под подозрение попадают их люди. Хэкет, торговый представитель, Джолсон, мастер, и секретарша Дайна Лоувз, которая имеет доступ к документации. Любой из них мог обтяпать дело сам или продать информацию банде. Джолсона мы уже проверили: он взял отпуск и уехал в круиз, он не мог продать информацию. Хэкет оставался в загородном клубе до двух часов, но он тоже мог продать информацию. У мисс Лоувз есть ухажер, за которого она собирается выйти замуж. Мы его проверили… как будто ничего, но она могла соблазниться крупной взяткой, чтобы поскорее сыграть свадьбу.
Раздался стук в дверь, и на пороге появился высокий жилистый человек — детектив второй степени Том Лепски, один из лучших сыщиков Террела. Немного шальной, по мнению коллег, вечно не в ладах с дисциплиной, зато отличный работник.
— Есть зацепка, — сказал он, подходя к столу шефа. Его худое, ястребиное лицо светилось воодушевлением. — Наша первая серьезная удача. В городе 18 "рэйсонов", и я проверил их все.
Террел махнул рукой в сторону кресла.
— Садись, Том… выпей кофе.
Бейглер, большой любитель кофе, наполнил запасной картонный стаканчик.
— Я наведался в дом Уоррена Крейла, — начал Лепски, беря у Бейглера сигарету. — Это был мой пятый визит. Я всюду спрашивал, не появлялся ли кто-либо посторонний, не задавал ли вопросов. У них толковая экономка. Она сказала, что приходила девушка из компании "Акме". Миссис Крейл будто бы просил их подсчитать, во сколько ей обойдется чистка ковров. Экономка ее не пустила. Это смахивало на обычный трюк, поэтому я заглянул в телефонную книгу. Никакой компании "Акме" там нет. Еду к миссис Ловенстейн, расспрашиваю дворецкого. Оказывается, у них появлялась девушка из той же фирмы. Он впустил ее в дом, и она измеряла ковер в комнате, где стоит сейф. Тогда я проверил еще у сторожа миссис Джексон… та же девушка появлялась и там. — Он раскрыл записную книжку. — Вот описание: телосложение щуплое, волосы черные, носит большие солнечные очки, которых ни разу не снимала, возраст — приблизительно 25 лет, возможно, меньше, одета в синее платье с белым воротником и манжетами. — Лепски закрыл книжку. — Во всех трех случаях описание совпадает… а вот важная зацепка: все говорят, что она приезжала на белом "опеле", но никто, конечно, не заметил номера. — Лепски откинулся назад и смотрел на шефа, явно ожидая похвалы.
— Отличная работа, Том, — сказал Террел автоматически. — Девушка, видимо, принадлежит к банде. Так, теперь у нас есть, по крайней мере, с чего начать. Прессе мы этого сообщать не будем. Может, банда еще здесь. Если мы дадим описание девушки, они могут смыться. Надо найти белый "опель". Мне нужны фамилии и адреса всех владельцев машин этой марки, и не забудь про фирмы проката. Это наш первый ход. — Он повернулся к Хессу: — Фред, сейчас же брось на это четверых-пятерых людей. В городе наверняка не так уж много белых "опелей", но для верности позвони в Майами и подключи тамошнюю полицию. Банда могла оперировать оттуда.
Хесс кивнул и вышел из кабинета. Террел задумался.
— Не знаю, что сейчас можно предпринять по линии этой девушки. Во всяком случае, теперь нам известно, что в банде есть молодая девушка. Том, обойди всех маклеров и узнай, сдавали ли в последний месяц какую-нибудь виллу группе людей, которые приехали в город, и если сдавали, то нет ли среди них девушки лет двадцати пяти. Шанс невелик, но всякое бывает. Затем пусть несколько человек проверят все отели. Я хочу иметь список людей, которые впервые приехали сюда. В отелях знают своих постоянных клиентов. Свяжитесь с их сыщиками.
Лепски встал.
— Хорошо, шеф, — и, оставив Террела и Бейглера вдвоем, он спустился к своей машине.
Никто не пошевелился, пока не затих шум автомобиля, в котором уехал Эйб. Потом Джонни протянул руку за сигаретой. Возвращая Эйбу деньги, он заявил, что накануне проиграл пять тысяч в казино. Эйб не поверил, но был вынужден проглотить заведомую ложь… Ему не терпелось поскорее получить деньги и убраться, поэтому он не стал спорить. Он был счастлив и тем, что вернул свои 95 тысяч.
— Нет смысла волноваться, — спокойно заговорил Джонни. — Давайте-ка подсчитаем наши капиталы. У меня пять тысяч Эйба. — Он взглянул на Генри. — Полковник?
После короткого колебания Генри пожал сутулыми старческими плечами.
— Пятьсот.
— Джильда?
— Я? — она беспомощно развела руками. — Двадцать долларов.
— Толстуха… сколько у тебя осталось?
— Еще раз назови меня толстухой, убийца проклятый, и я тебе горло перережу!
— Речь идет не о моем горле… Сколько у тебя?
— Слушай ты, мерзавец! — Лицо Марты побагровело. — Я финансировала эту затею. Я уже истратила на подготовку больше пяти тысяч. И что у нас вышло? Ничего! А почему? Потому иго я, дура, связалась с таким полоумным убийцей, как ты!
— Я не просил комментариев. Сколько у тебя?
— Нисколько! На мое рот не разевай!
Джонки пожал плечами.
— Ладно, старая жадюга. Будем считать, у тебя ничего нет. Что ж, во всяком случае, у нас есть пять тысяч и машина. Я продам ее. Четыре тысячи за нее дадут. И всего получается девять тысяч. На две недели нам хватит с лихвой. — Он указал на чемоданчик, лежащий на столе. — Плюс драгоценности.
— Ты спятил? — завопила Марта, грохнув по столу толстым кулаком. — Слышал ведь, что сказала эта крыса… они все равно, что динамит!
Джонни смотрел на нее с невозмутимым видом. В его глазах светилась насмешка.
— Да, сейчас это динамит, но через пару лет шум уляжется и их можно будет продать. Два года — и мы с деньгами.
Гарри одобрительно кивнул.
— Он прав, Марта. Меньше чем через два года я берусь сбыть их в Нью-Йорке Милксу. Он возьмет. Пусть за четверть цены, но это лучше, чем ничего.
Марта тяжело перевела дух.
— А сейчас куда их девать?
— Положу пока в сейф в аэропорту, — сказал Джонни. — Сейчас я съезжу, а потом продам "кедди". "Опель" нам еще пригодится. Но сначала нужно избавиться от моей рубашки, парика Джильды и платья. Копы уже наверняка знают про компанию "Акме". Неси-ка, — бросил он Джильде. — Положим все в костер и сожжем.
Через час окровавленная рубашка, парик, платье и темные очки превратились в пепел. Джонни взял со стола чемоданчик.
— Оставайтесь здесь и не волнуйтесь. Я припрячу товар и разделаюсь с машиной. — Он взглянул на Джильду: — Хочешь поехать со мной?
Она кивнула и вслед за ним спустилась к машине. Когда машина выбралась на прибрежное шоссе, Джильда сказала:
— Я знала, что где-нибудь да сорвется… слишком уж легко все получалось. Я знала.
Бросив на нее взгляд, Джонни пожал плечами.
— Все уладится. Мы заработаем меньше, чем рассчитывали, но если не спешить с продажей, можно выручить вполне достаточно.
— То есть достаточно на твой гараж?
— Конечно.
— Похоже, ты о нем только и думаешь.
— А о чем мне еще думать? Я хочу гараж, и он у меня будет.
Опустив глаза, Джильда уставилась на свои руки.
— А Марта, Генри… тебе до них и дела нет, так?
Нахмурясь, Джонни заерзал на сиденье.
— С чего ты так заговорила? Да… до них мне нет дела. Эта жирная старая сука… А Генри, тот, считай, уже мертвец. Почему я должен о них думать?
— А я? Тоже пустое место?
Джонни издал театральный вздох.
— У тебя блажь в голове, — сказал он после долгого молчания. — Через полгода ты меня совсем забудешь. Мало у меня было девушек? Все с ума по мне сходили… не спрашивай почему. А встретишь через пару месяцев — в лицо не узнают.
Джильда отвернулась к окну. Море, песок, веселая толпа на пляже — все сливалось перед ее затуманившимися от слез глазами в одно разноцветное пятно.
— Тебя-то это, конечно, устраивало, — произнесла она с горечью.
Джонни покосился на нее. "Женщина", — подумал он.
Часом позже они вышли из Флоридского банка депозитных сейфов, арендовав сейф на имя Пола Уитли с вымышленным адресом в Лос-Анджелесе. Чемоданчик заперли в одной из многих ячеек, и Джонни решил, что здесь с ним ничего не случится.
— Теперь отделаемся от машины.
Джильда стояла поодаль, пока Джонни торговался с хозяином автомагазина. Торг был долгим и ожесточенным, но, в конце концов, Джонни настоял на своей цене — четыре тысячи долларов. Он засунул деньги в задний карман и подошел к Джильде.
— Ну вот, порядок. Теперь только сидеть тихо и переждать. Мы чистенькие.
Они направились к стоянке такси через дорогу.
— Как мы протянем два года? — спросила Джильда.
— Когда кончится срок аренды, мы уедем. Двинем все вместе в Майами. Я что-нибудь накоплю… Марта идейку подбросит… Она хоть и жирна, но не дура. Придется перебиваться, пока шум не уляжется, а там заберем камушки и будем с деньгами.
Джильда пытливо посмотрела на него.
— Так ты с нами останешься?
Джонни усмехнулся.
— А как ты думала? От своей доли я не откажусь. Само собой, мы будем держаться вместе, пока не продадим товар.
Джильда вздохнула с облегчением. Может, за месяцы, которые они проведут рядом, Джонни начнет относиться к ней по-другому.
Дэвид Хэкет собирался закрывать офис и ехать домой, когда появился Хармас. Хотя раньше они не встречались, Хэкет знал его репутацию лучшего сыщика в страховом бизнесе. Он встретил приход Хармаса с радостью и облегчением. Дайна Лоувз, изящная и миловидная секретарша Хэкета, ввела Хармаса в хорошо обставленный кабинет.
— Хорошо, Дайна, отправляйся, — сказал Хэкет, пожимая руку Хармасу. — Запри наружную дверь. У меня есть свой ключ.
Когда девушка ушла, Хэкет взмахом руки показал Хармасу на кресло, а сам сел за стол. Хэкет, красивый, высокий тридцативосьмилетний мужчина, был безукоризненно одет. Его ясные серые глаза смотрели твердо и уверенно. Хармасу, как и всем, кто с ним сталкивался, он сразу пришелся по душе.
— Рад вас видеть, Хармас, — сказал Хэкет, когда они уселись. — Неприятнейшая история. Я понимаю, что подозрение ложится прежде всего на меня. Держу пари, Мэддокс велел вам покопаться в моей личной жизни, а заодно и в жизни Дайны.
Хармас лениво, благодушно улыбнулся.
— В точности его слова. Ему не дает покоя вопрос, как могли открыть сейфы. До сих пор мы считали ваши сейфы лучшим другом страховщика, и все же три из них были открыты и очищены.
Хэкет развел руками.
— Не воображайте, будто Мэддокс одинок. На меня уже наорали в дирекции. Просто не понимаю, как это получилось. И выходит — я теперь подозреваемый номер один. — Он пожал плечами. — Ведь мы принимаем строгие меры безопасности. За Дайну я поручусь. Джолсон, наш мастер, работает в фирме 23 года. За него я тоже поручусь. — Он криво улыбнулся. — Я даже за себя поручусь… Как-то, значит, эта банда раздобыла схемы установки нескольких сейфов. Не представляю, как им это удалось.
Хармас почесал нос.
— Где вы держите схемы?
— Вот в этом шкафу, — Хэкет показал на картотечный шкаф у противоположной стены.
Хармас выбрался из кресла и, подойдя, стал осматривать замок.
— Замок — ерунда, — сказал Хэкет, — но у нас тут всюду сигнализация. Когда кто-нибудь входит в кабинет, он пересекает луч, и в полицию подается сигнал. Прикосновение к шкафу — тревога. Не думайте, Хармас, этот кабинет защищен как полагается.
— Сейчас сигнализация работает?
— Нет. Я включу ее, когда буду уходить.
— Вы не могли случайно забыть включить ее?
— Нет. Это вошло у меня в привычку, все равно, что бритье по утрам. О таких вещах не забываешь.
— Что будет, если не станет тока?
— У нас свой генератор.
— С ним не могли что-нибудь сделать?
Хэкет опешил.
— Вряд ли. Он в подвале. Сторожу строго наказано никого туда не пускать.
Хармас в раздумье заходил по кабинету.
— Кто-то заполучил ваше досье, — сказал он через некоторое время. — Из этого определенно следует, что генератор вывели из строя. Мне понадобится список всех, кто побывал здесь за последний месяц. Вы ведете регистрацию?
— Конечно.
— Отлично… Составьте мне список. Я хочу знать имена всех, кто сюда заходил. Сделаете?
— Получите с самого утра.
Выйдя из офиса, Хармас спустился на лифте в подвал и поговорил со сторожем. Часом позже он поднимался по истертым ступенькам, ведущим в здание полицейского управления.
Чарли Тэннер, дежурный сержант, как раз собирался уходить домой. Он встретил Хармаса профессиональным взглядом копа, жестким и холодным.
— Шеф у себя? — спросил Хармас, останавливаясь перед столом Тэннера.
— Да, но он занят.
— Я тоже, — сказал Хармас со своей обычной непринужденной улыбкой. — Скажите ему, что его хочет видеть Хармас из страховой компании "Нейшнл Фиделити".
Тэннер снял трубку, проговорил в нее несколько слов, затем ткнул пальцем в сторону лестницы.
— Вон туда.
Хармас застал Террела за разбором груды донесений. Сержант Джо Бейглер с сигаретой во рту и с контейнером кофе под рукой тоже читал донесения. Хармас представился, и Террел встал, чтобы пожать ему руку. Он был наслышан о Хармасе и о талантах Мэддокса.
— Рад вашему приезду. Выпьете кофе?
Хармас покачал головой и уселся на жесткий стул с прямой спинкой.
— Мэддокс прислал меня помочь вам в случае надобности, — объяснил он. — Вы уже что-нибудь выяснили?
Террел откинулся в кресле.
— Это хорошо продуманные кражи. Банда явно воспользовалась информацией, недоступной для посторонних. Они должны были иметь схемы сигнализации, иначе сейф не откроешь. Скорее всего, Ловенстейнов и Джексонов обокрали за несколько дней, а может, и недель раньше, чем Льюисов. Думаю, они знали, что миссис Ловенстейн и Джексоны в отъезде. Такие сведения можно получить из колонки сплетен местной газеты. Меня беспокоит дело Льюисов. Оно стоит особняком. Первые два раза воры сработали чисто. В обоих случаях они знали, что в доме остались только слуги. Иначе у Льюисов. Они должны были знать, что миссис Льюис лежит в комнате, где находится сейф. Убийство задумали заранее. Почему я так говорю? Убийца взял в холле бронзовую фигурку, поднялся в спальню и размозжил ей голову этой фигуркой. Тот факт, что он запасся оружием заранее, а не схватил первое попавшееся под руку в самой спальне, указывает на преднамеренность. Это выпадает из общего ряда с другими кражами. Похитители драгоценностей редко убивают. Словом, с Льюисами у нас получается что-то непонятное.
Хармас кивнул, соглашаясь с ним.
— Я разговаривал с Хэкетом, — сказал он. — Вы правы. Банда действительно получила доступ к его архиву. Как вы знаете, его офис защищен сигнализацией, но ток к ней идет от своего генератора. Я расспросил смотрителя. Оказывается, десять дней назад приходил монтер в униформе городской электрической компании и сказал, что у них авария. Сторож впустил его в подвал. Советую проверить это и поискать на генераторе отпечатки.
Террел энергично повернулся в кресле.
— Джо, займись! Сейчас же пошли туда экспертов!
Бейглер выскочил из комнаты с проворством, неожиданным для человека его комплекции.
— Сдается мне, между ограблением Льюисов и двумя другими кражами нет прямой связи, — продолжал Террел, обращаясь к Хармасу. — Возможно, я ошибаюсь, ведь во всех трех случаях чувствуется рука профессионала. Нет никаких следов взлома, хотя все замки нестандартные. Однако у Льюисов оставили открытым окно, будто хотели показать, каким путем пробрался вор. Я вот думаю, не следует ли рассматривать дело Льюисов в отдельности от прочих?
Хармас потянулся и подавил зевок.
— Угу… хорошая мысль. Ладно, шеф, время позднее, мне надо отдохнуть. Если я понадоблюсь, ищите меня в отеле "Плаза". Будем поддерживать связь.
Но, выйдя из полицейского управления, он поехал не в отель, а к Алену Фрисби, уверенный, что тот уже дома.
Окружной агент "Нейшнл Фиделити" радушно встретил Хармаса. Он представил его своей жене Джаннет и семилетним близнецам, потом провел на террасу и усадил. Джаннет, миловидная брюнетка, сказала, что уложит детей, а после они поужинают на террасе. Пока она хлопотала, Хармас и Фрисби обсуждали дела.
— Банда работает четко, — сказал Хармас. — Меня больше всего интересует, откуда они узнали, где искать драгоценности. Разведка у них поставлена основательно. Они знали заранее, что миссис Ловенстейн в клинике, иначе девушка не явилась бы к ней в дом со своей сказочкой. То же самое в случае с Джексонами.
— Они могли прочитать об этом в газетах, — заметил Фрисби.
— Мне кажется, они добыли сведения у Рэйсона и у вас без вашего ведома. Я попрошу вас составить список всех, кто посещал ваш офис за последние четыре недели.
— Проще простого. Мы заносим имена всех посетителей в журнал, но, по-моему, вы попусту тратите время.
Хармас улыбнулся.
— Послушал бы вас Мэддокс. Он твердо убежден, что я все время только и делаю, что попусту трачу время.
Гарри Льюис сидел у себя в кабинете, прислушиваясь к тяжелым шагам гробовщиков, направляющихся в спальню Лизы. Каждый шаг заставлял его вздрагивать. Затем наступила продолжительная тишина, и он представил, как обезображенное тело поднимают с кровати и перекладывают в гроб. У него сжались кулаки. Но жалости он не испытывал. Лиза обрекла его на одиночество и оставила ему лишь деньги. Он слышал тяжелую поступь людей, спускавшихся с гробом по лестнице, и шепот, когда они предупреждали друг друга на поворотах, и, наконец, стук захлопнувшихся дверок катафалка. Ну, вот ее и нет, подумал он, протягивая руку за стаканом. Гарри пил с самого возвращения в огромный дом, принадлежавший теперь ему. Он услышал, как отъехал катафалк. Вот он и освободился от нее, но это еще не настоящая свобода. Нужно избавиться от дома. Вообще — начать новую жизнь.
Таня! Примирится ли она с положением любовницы? Он помнил ее вопрос, женится ли он на ней, если с Лизой что-нибудь случится. Гарри устало провел рукой по лицу. Надо подипломатичней объяснить ей ситуацию. Неожиданно привалившее огромное богатство позволит ему дать ей все, чего она пожелает, за исключением брака. Членам яхт-клуба, которые будут считать его своим, не понравится, если он станет жить с вьетнамской официанткой, они этого не потерпят. В раздумье он откинулся на спинку кресла. Пожалуй, это даже к лучшему, что ему нельзя жениться. Он хотел и дальше оставаться в хороших отношениях с друзьями Лизы. Но расстаться с Таней… нет, эта мысль была невыносимой. Она, как вирус, проникла в его кровь. Он объяснит ей все помягче, и она обязательно поймет.
Гарри взглянул на часы. Четверть девятого. Он решил поехать в ресторан "Сайгон". Есть ему не хотелось, но можно будет поговорить с Таней. Это необходимо. Встав, он вдруг осознал, что теперь ничего не мешает ему поехать к ней. Не придется больше украдкой выбираться из дома по ночам. Некому следить за ним. Через несколько дней, как только завещание войдет в силу, он избавится от прислуги, продаст дом и подыщет что-нибудь, поменьше, более подходящее для холостяка. Когда он шел через холл, появился То-то.
— Я обедаю в городе, — отрывисто бросил он и, не взглянув на японца, направился в гараж.
Донг Тхо приветствовал Гарри низким поклоном. Его желтое лицо было серьезным. Он провел его через шумную сутолоку ресторана в отдельный кабинет. О Лизе не было сказано ни слова, но манерой поведения, низкими поклонами он выражал свое огорчение и сочувствие.
— Я возьму суп… больше ничего не надо, — сказал Гарри, садясь за стол. — Таня здесь?
— Я пришлю ее, мистер Льюис.
Нервничая, Гарри закурил и угрюмо уставился в окно.
Официант принес суп, Гарри догадался, что Таня ждет, когда он поест, и тогда придет. Разделавшись с супом, он отодвинул тарелку и, несколько успокоившись, стал наблюдать за туристами на набережной.
Дверь открылась, и вошла Таня. На ней был длинный белый пиджак, надетый поверх черных брюк. На лице никакой косметики, под глазами черные круги. Закрыв дверь, она помедлила на пороге. Их взгляды встретились. Таня подошла и села напротив.
— Я слышала обо всем по радио, — тихо сказала она. — Я хотела тебе позвонить, но не решилась. Как это страшно, Гарри… — Он кивнул. — Помнишь, я говорила тебе про судьбу? — продолжала она. — Я поставлю за нее свечку.
Гарри вновь кивнул. Как ни всматривался он в лицо Тани, ее чувства продолжали оставаться для него загадкой. Даже выражение ее миндалевидных глаз ничего не говорило ему.
— Теперь ты свободен, — сказала она после долгой паузы.
— Да.
Таня уловила неуверенность в его голосе и наклонилась вперед, положив на скатерть маленькие узкие руки.
— Ты свободен, Гарри?
Гарри колебался. Потом, глядя на нее, проговорил:
— Мне достались все ее деньги, но настоящей свободы я не получил.
Ее руки сжались в кулачки.
— Объясни, пожалуйста, я не понимаю.
Гарри решился. Какая разница, пусть узнает сейчас. Рано или поздно, сказать все равно придется.
— В завещании есть одно условие…
Усилием воли он заставил себя взглянуть ей в лицо. Не двигаясь, они смотрели друг на друга. Он с трудом узнавал ее. Лицо Тани словно окаменело, черные глаза затянулись поволокой.
— Какое условие?
— Я все потеряю, если снова женюсь. Наследство целиком перейдет приюту для калек.
Таня сидела неподвижно — руки сжаты в кулаки, глаза невидящие. Она молчала. Гарри непослушной рукой загасил сигарету.
— Прости, дорогая. Она осталась стервой до самого конца. Но теперь у меня есть деньги. Ты можешь иметь все, что захочешь…
— Спасибо. Я понимаю, но мне придется остаться твоей девкой?
Гарри потянулся к ее рукам, но она отдернула их и опустила на колени.
— Не говори так, Таня, — взмолился он. — Теперь я столько смогу сделать для тебя, а если мы поженимся, то не смогу ничего. Ты должна понять.
— Что же ты можешь для меня сделать? — требовательно спросила она.
— Все… только пожелай… Прекрасный дом, какую угодно мебель, любую машину, платья, драгоценности… нет такого, чего я не смог бы тебе дать.
— Но я не смогу стать твоей женой?
Гарри развел руками.
— Нет.
— Я не смогу познакомиться с твоими друзьями? Я должна остаться девкой?
— Таня! Ты ведь знаешь, как я тебя люблю… Ты делаешь мне больно, когда так говоришь.
— Правда часто причиняет боль.
Гарри закурил новую сигарету. Неужели он ее потеряет? Его мутило от волнения.
— Прошу тебя, милая, постарайся понять. Пожалуйста…
Она подняла плечи.
— Я постараюсь. Мне нужно подумать. — Таня встала. — Пожалуйста, не приходи ко мне несколько дней, — и она вышла из комнаты.
Еще некоторое время Гарри сидел, тупо уставясь в окно. Потом с трудом встал и вышел в оживленный зал. Улыбающийся официант получил десять долларов на чай. У выхода из тени выступил Донг Тхо.
— Прошу вас, будьте с ней терпеливы, мистер Льюис, — сказал он, кланяясь. — Она еще очень молода и еще не рассталась с фантазиями.
Гарри кивнул и вышел на улицу к своей машине.
Пробуждение было внезапным. Джонни рано лег, Марта и Генри еще сидели на террасе, а Джильда смотрела телевизор. Ему хотелось побыть одному. Лезли мысли о гараже, которого придется ждать еще два года. Он почти не сомневался, что к тому времени гараж в Кармеле продадут, и ему придется искать другой. Но Джонни понимал: нужно запастись терпением. Всякая спешка теперь гибельна. В конце концов он забывался тревожным сном под голос Марты, долетавший с террасы, и звук телевизора. А сейчас, чем-то разбуженный, он увидел, как дверь спальни медленно открывается. В распахнутое окно лился серебристый свет луны. Он взглянул на часы. Шел третий час ночи. Он ждал в напряжении, готовый вскочить с постели. В комнату проскользнула Джильда, и он расслабил мышцы.
— Ты не спишь?
— Нет. Чего тебе?
Она приблизилась к кровати и присела на краю, кутаясь в халатик.
— Я хотела поговорить с тобой.
Он потянулся к лампе, но она подняла руку.
— Пожалуйста, не надо.
Вопросительно взглянув на нее, Джонни пожал плечами.
— Нечего тебе тут делать… Зачем пришла?
— Джонни, мне страшно.
— Почему?
— У меня такое чувство, будто мы в западне. Марте тоже так кажется.
— Жирная, старая сука…
— Она это чувствует, и Генри тоже. Теперь они надеются на тебя… и я тоже.
— О господи! Мы рискуем, но все устроится, — раздраженно сказал Джонни. — Даже если нас найдут, доказать ничего нельзя. Главное — не трусить.
— Мне бы твою уверенность.
— Если у тебя трясутся поджилки, это твоя забота… ничем не могу помочь.
— Ты не думаешь ни о ком, кроме себя, да, Джонни?
— Черт, с какой стати? Давай не заводить эту музыку сначала!
— Да, прости. — Она сидела тихо, опустив руки на колени. Луна освещала ее волосы, оставляя лицо в тени. Она показалась Джонни очень красивой. — Знаешь, я все думала и поняла: я люблю тебя. Я чувствую, что скоро всему придет конец. Нас всех ждет какая-то беда. Ты меня не любишь, я знаю, но мне так хочется, чтобы было чем тебя вспомнить… возьми меня, прошу.
— Беда? О чем ты говоришь, черт возьми?
— Разве это важно? — Она встала и сбросила халатик. — Хочешь меня?
Джонни во все глаза смотрел на ее обнаженное тело. Лунный свет обрисовал ее груди.
— Шла бы ты лучше отсюда, — грубо сказал он. — Слышишь? Убирайся! Я не христосик, но морочить тебе голову не стану… Уходи!
Джильда шагнула вперед, скользнула в постель рядом с ним и обхватила его руками.
— Только на память, Джонни, — шепнула она. — Пожалуйста..
Секунду он противился прикосновению податливой плоти, потом грубо привлек ее к себе.
Капитан Террел просматривал груду донесений, которые нашел у себя на столе, придя на работу. Было уже половина одиннадцатого, и он принялся за третий стаканчик кофе, когда вошел Стив Хармас.
— Привет, шеф, — Хармас шлепнулся на стул. — Как идут дела?
— Ищем белый "опель", — Террел скорчил гримасу. — Поверите ли, в нашем округе зарегистрировано 203 белых "опеля", да у Герца 15. Похоже, мы долго провозимся, пока проверим все.
— Могу избавить вас от лишней работы. Посмотрите в список Герца. Есть ли там полковник Шелли?
Бросив на него непонимающий взгляд, Террел взял список, быстро просмотрел его и кивнул.
— Угу… полковник Шелли, проживающий на вилле "Бельвью", взял напрокат белый "опель" 27 августа.
Хармас радостно заулыбался.
— Уже горячо.
— "Бельвью"… это дом Джека Карсона. Он сдает его за полторы тысячи в месяц.
— Похоже, это они. Я велел Фрисби, нашему агенту, и Хэкету составить списки всех посетителей за последние четыре недели. — Хармас закурил. — В обоих списках значится полковник Шелли с супругой. И вот, оказывается, они же взяли "опель". Аккуратная получается картинка.
Террел в раздумье почесал щеку.
— Пошлю-ка я туда пару человек, пусть на них глянут.
Хармас покачал головой.
— Не будем спешить, шеф. Я позвоню Мэддоксу. Он знает всех сколько-нибудь заметных воров. Миссис Шелли очень толста. И Фрисби, и Хэкет говорят, что в жизни не видели такой толстой женщины. Давайте сначала посмотрим, что скажет Мэддокс.
Террел махнул рукой на телефон.
— Звоните.
Понадобилось только пять минут, чтобы связаться с Мэддоксом.
— У меня тут появилась одна подозрительная толстуха, — начал Хармас. — Не припоминаете такую? Необыкновенно толстая, возраст около 65, блондинка. С ней человек, который называет себя полковником Шелли, похож на пожилого аиста, повадки старосветского джентльмена из Кентукки.
— Толстуха Гаммрич и Джеймс Герцог, — сразу же ответил Мэддокс. — Ха! Такая работенка как раз по части этой старой коровы! Я пришлю их фото, Стив. Встречай трехчасовой самолет. Отличная работа!
— У нас совсем нет улик, — заметил Хармас.
— Так добудь их! — рявкнул Мэддокс и положил трубку.
Хармас поежился и положил свою.
— Он их знает, — сообщил он Террелу. — Мы получим их фото трехчасовым самолетом. — Пересказав то, что он услышал от Мэддокса, он добавил: — Лучше подождать фотографии, а?
Капитан кивнул.
— Но у нас и с фото не к чему будет прицепиться.
— Получилось ли что из моей идеи поискать отпечатки пальцев?
— Я жду. Мы сняли массу отпечатков. Их отослали в Вашингтон. Скоро должен прийти ответ. — Террел придвинул телефон и позвонил Хессу: — Фред? Есть вести из Вашингтона?
— Нет, шеф. Они обещали сразу же позвонить, если что-нибудь найдут.
Террел хмыкнул и положил трубку.
— Придется подождать.
Хармас лениво встал.
— Посмотрю-ка я пока ваш город. В три часа заеду за фото, а потом сюда. Идет?
— Хорошо, — согласился Террел.
Утро прошло для Хармаса быстро и приятно. Он вернулся в отель, надел плавки и спустился на пляж. Побольше отдыхать — был его девиз. Если бы Мэддокс видел, как он лежит под зонтом, разглядывая девушек в крошечных бикини, резвящихся в воде, его хватил бы удар. Хармас блаженствовал. Инстинкт подсказывал ему, что он раскроет это дело, а раз так — нет смысла лезть из кожи вон. Он познакомился с хорошенькой веселой блондинкой и пригласил ее на ленч. Тем все и ограничилось, хотя Хармасу казалось, что блондинка не прочь углубить знакомство при малейшей инициативе с его стороны. Но он воздержался, верный жене, которую обожал.
В аэропорт он прибыл одновременно с самолетом из Фриско. Приняв из рук стюардессы конверт, он немного задержался для невинного флирта. Хорошенькие девушки были его слабостью — до известного предела. Оттуда он поехал в офис "Рэйсон сейф компани" и показал Хэкету фотографии.
Хэкет взял их и кивнул.
— Это они. Кто, такие?
— По словам Мэддокса, она — Толстуха Гаммрич, а он — Джеймс Герцог… оба опытные воры.
— И вы думаете, что они добрались до моей картотеки?
— По всей видимости.
Хэкет беспомощно воздел руки.
— Мой босс будет в восторге!
— Ничего, со всяким может случиться.
Хармас заглянул еще к Алану Фрисби и показал ему те же снимки, после чего, окончательно убежденный, поехал в полицию.
— Получайте, — он бросил снимки на стол Террела. — Хэкет и Фрисби опознали их. Теперь нужны какие-нибудь улики против них.
— Улики уже есть, — с удовлетворением сказал Террел. — Только что пришел ответ из Вашингтона. Отпечатки пальцев, найденные на генераторе, принадлежат парню по имени Джонни Робинс. — Он вкратце изложил Хармасу биографию Джонни. — Считается склонным к насилию, — заключил он. — Я послал навести справки в агентстве Герца. Там говорят, что "опель" брал человек, отвечающий описанию Робинса. Маклер, который сдал виллу Шелли, точно так же описал их шофера.
— Это еще ничего не доказывает.
— Правильно. Теперь нам придется рискнуть. Я получил ордер на обыск. Мы сейчас же поедем туда и перетряхнем виллу снизу доверху. При удаче возьмем их с поличным.
— А если ничего не найдете?
— У нас достаточно оснований для ареста Робинса. Привезем его сюда и обработаем. Он может расколоться. — Террел встал.
— Не возражаете, если я с вами?
— Конечно нет. Буду рад.
Вслед за капитаном Хармас вышел в коридор, где их ждали Хесс, Бейглер и Лепски. Шестеро полисменов в форме уже сидели в машине на служебной стоянке.
Джонни плавал кругами вокруг Джильды, а та лежала на спине, подставив лицо теплым солнечным лучам и глядя в голубизну неба, лениво перебирая руками, чтобы удержаться на воде. Джонни приблизился к ней. Чувствуя на себе его взгляд, она повернулась к нему и улыбнулась.
Их первая ночь удалась. Сначала он грубо овладел ею, причинив ей боль. Но позже, на заре, когда красное солнце выползло из-за горизонта, было так, как в ее мечтах. Медленно, ритмично погружаясь в нее, он доставил ей желанное, но до сих пор ни разу не испытанное наслаждение. Джонни прижимал ее к себе с нежностью, казавшейся ей почти невероятной.
Теперь Джильда обрела уверенность. Она поняла, что поступила правильно, отдавшись ему. Когда они улыбались друг другу, Джонни смотрел на нее с каким-то новым выражением.
— Давай вернемся, — сказал Джонни. — До обеда еще два часа… Я хочу тебя.
— И я тебя.
Они медленно поплыли рядом и, достигнув пляжа, зашагали по песку, держась за руки. Белое бикини облепило тело Джильды, и Джонни захотелось повалить ее прямо на горячий песок. Он до боли стиснул ее руку. Она угадала его мысли и сама ответила пожатием.
— Скорее, — сказала она и, вырвавшись, взбежала по ступенькам террасы, встряхивая мокрыми волосами.
У нее екнуло сердце при виде четырех мужчин, неподвижно сидевших в бамбуковых креслах лицом к Марте. Позади них стояло пятеро полисменов в форме в настороженных позах. Она вздрогнула, почувствовав на своей спине руку Джонни. Он мягко отодвинул ее в сторону и, перейдя террасу, остановился рядом с Мартой, которая сидела, похожая на огромную глыбу неодушевленной плоти, уставясь на капитана Террела, как кролик на удава.
— Что происходит? — спокойно спросил Джонни.
Ободренный его поведением, Генри сказал:
— Здесь какая-то ошибка… Эти господа из полиции, — он повел в их сторону старческой рукой.
— Джонни Робинс? — спросил Террел, приподнимаясь.
— Да, я.
— У нас есть основания считать, что вы и эти трое имеете отношение к следствию, которое мы ведем по делу об ограблении Ловенстейнов и Джексонов, а также к убийству миссис Льюис. Вот ордер на обыск. Вы хотите что-нибудь сказать?
Джонни подошел к креслу, на спинке которого висело полотенце, взял его и начал вытираться.
— Понятия не имею, о чем вы говорите. Полковник прав, здесь какая-то ошибка.
Террел повернулся к белой, как мел, Джильде.
— У вас есть что сказать?
Она попыталась побороть охвативший ее ужас.
— Н-нет.
На террасу вошел Хесс. Его колючие глаза торжественно блестели.
— Ты! — он указал на Джонни тупым пальцем. — Твоя комната третья по коридору?
Джонни напрягся, чувствуя, как по спине у него вдруг побежали холодные мурашки.
— Да…ну и что?
— Идем, — сказал Хесс, — я тебе кое-что покажу.
Сбитый с толку и немного испуганный, Джонни пошел за Хессом. Они пересекли просторную гостиную, миновали коридор и вошли в спальню.
— Я все оставил как нашел, — сказал Хесс. — Теперь скажи, что видишь это в первый раз.
Коп с суровым лицом, державший один из пиджаков Джонни, вынул из кармана нитку жемчуга.
— Твое? — пролаял Хесс.
Джонни уставился на жемчуг. Вся кровь отлила от его лица. Он начисто забыл, что взял его у Эйба Шулмана, чтобы проучить за подлость, а потом оставил у себя в качестве доплаты за риск. Он быстро оправился от шока, но все же недостаточно быстро. Следивший за ним Хесс заметил его смятение и бледность.
— Я ничего не знаю. — Слыша хрипоту в собственном голосе, Джонни прочистил горло и продолжал: — Вы его подсунули.
— Расскажешь это суду, — насмешливо улыбался Хесс. — Ну и влип же ты, морда!
К Джонни уже вернулось самообладание, но он понимал, что теперь поздно.
— Пошел ты! — огрызнулся он. — Эту штуку вы мне подсунули и ничего не сможете доказать.
— Посмотрим, что скажет Толстуха, — взяв жемчуг, Хесс вышел. На террасе он бросил его на стол перед Мартой. — Полюбуйся, — сказал он. — Ладно, я знаю, что не ты ее убила, но если ты не расколешься, Толстуха, мы привлечем тебя за соучастие, и уж тогда, сестрица, тебе влепят длинный-предлинный срок!
Марта узнала жемчуг. Ее жирное лицо превратилось в трясущийся студень.
— Это он, зверь проклятый! — пронзительно завизжала она. — Я ничего не знала! Он хотел нас обмануть! Он пошел туда, убил ее и забрал алмазы Эсмальди! Мы ничего не знали… клянусь!
— Перестань! — крикнула Джильда, метнувшись к ней. — Перестань, ужасная старуха! Он не виноват.
На террасу вышел Джонни. Всхлипывая, Джильда рвалась к нему, но ее не пустили.
— Ох, Джонни… Джонни… я же знала!
Марту и Генри увезли в первой полицейской машине. Джильду, не перестававшую рыдать, усадили вместе с Фло во вторую. Джонни, уже в наручниках, поехал с Хессом в третьей.
Дрожащая Марта положила руку на локоть Генри, ища одобрения.
— С собой у тебя те таблетки? — спросил Генри, едва шевеля губами.
Марта замотала головой. Генри пожал плечами и оттолкнул ее руку. Он вдруг подумал, что вряд ли принял бы яд, даже если бы он оказался у Марты. Нужна смелость, чтобы хладнокровно лишить себя жизни, а Генри порастерял ее с годами.
Эл Барни засемафорил бровями, и бармен подошел с очередной пинтой пива, семнадцатой по счету с тех пор, как мы сели за стол.
— Значит, так, мистер, — сказал он, освежившись и утерев рукою пену с губ. — Теперь, чтобы вам была ясна механика этого дела, нужно вывести на сцену Феликса Уоррена, окружного прокурора. Судя по тому, что я о нем слышал, в нашем распрекрасном городе не найдешь второго такого честолюбивого и безжалостного мерзавца. Смотрю я, знаете ли, как здешние толстосумы выпендриваются перед всеми, швыряют деньги да корчат из себя самого Господа всемогущего — непонятно мне, чем Уоррен мог угодить этой публике, но вот сумел же… сучий выродок. Извините, конечно, за выражение. — Эл пониже сполз на стуле, устраиваясь поудобнее, и продолжал: — К несчастью для Джонни, Уоррен был одним из немногих друзей Лизы Льюис. Не подумайте, будто они и вправду дружили, просто Уоррен всегда норовил держаться поближе к людям с настоящими деньгами. Как только убийство попало в заголовки газет, он созвал пресс-конференцию и объявил репортерам, которые терпеть его не могли, что приложит все старания для поимки убийцы. Эта трескотня не произвела на газетчиков большого впечатления. Уоррен не нажил себе даже самой завалящей репутации. Срок его полномочий подходил к концу, переизбрания он ничем не заслужил и в убийстве Лизы увидел шанс устроить судебное представление, которое поможет завоевать позарез необходимые голоса избирателей.
Он сам, капитан Террел и помощник окружного прокурора сидели вокруг большого письменного стола Уоррена. Совещание состоялось через три дня после ареста банды. Все это время люди Террела и эксперты работали круглосуточно. Теперь перед прокурором лежал доклад, в котором шеф полиции четко подводил итоги. Уоррен, грузный, плешивый, с влажными недобрыми глазами, прочитал доклад, хмыкнул, потом бросил его на стол и развалился в кресле.
— Теперь он попался! — провозгласил он.
Террел задумчиво посмотрел на него.
— Попались-то они все, но только на кражах у Ловенстейнов и Джексонов, — спокойно сказал он. — А вот с убийством миссис Льюис посложнее. Господин окружной прокурор, я с самого начала следствия считал, что оно требует отдельного расследования.
Уоррен реагировал так, как будто его ужалила пчела. Он свирепо воззрился на шефа полиции.
— О чем вы говорите? Ее убил Робинс! В этом нет никакого сомнения.
— На первый взгляд — да, — возразил Террел, — но для суда этого недостаточно. Давайте посмотрим, что нам известно. Робинс работал у Рэйсона. Буян, сидел в тюрьме, но он представил алиби. Он утверждает, что всю ночь провел с женщиной. Я имею в виду ночь убийства. Мы беседовали с этой женщиной. Она признает, что в ресторане подсела к нему и попросила прикурить. Они разговорились, вместе вышли из ресторана, после чего расстались. Во всяком случае, она так заявила, но я уверен, что она лжет. До определенного момента ее история совпадает с историей Робинса. У нее хватило ума сообразить, что мы можем найти двадцать свидетелей, которые видели, как она подошла к нему. Но никто не видел, садился ли Робинс к ней в машину. У нее скверная репутация. Стоит ее престарелому мужу уехать в Нью-Йорк — а ездит он, по крайней мере, раз в месяц, — как она прыгает в постель с первым попавшимся мужчиной.
Откормленное лицо Уоррена приобрело лиловый оттенок.
— Вы говорите о миссис Элен Бут? — проскрежетал он, подавшись вперед и свирепо глядя на Террела. — Да будет вам известно: миссис Бут — моя приятельница, а то, что вы сейчас сказали, равносильно клевете, и это может стоить вам места! Миссис Буг, позвольте вам сказать, — достойнейшая женщина, и я поражаюсь и стыжусь, что сочли допустимым послать к ней своих людей с подобными вопросами. Это просто позор! Я не в силах понять, как человеку с вашим опытом могло даже в голову прийти проверять это грязное алиби… именно так — грязное, безосновательное алиби.
Террел заколебался. Он прекрасно знал, что Элен Бут — нимфоманка, но если она дружила с прокурором, необходимо разыгрывать свои карты с осторожностью.
— Я лишь передаю то, что мне сообщили, — сказал он бесстрастно.
— Значит, это гнусная ложь! — завопил Уоррен, с грохотом опуская кулак на стол. — Вы только посмотрите на него! Головорез! Получил срок за нападение на полицейского! Бабник! Специалист по замкам! Я повешу на него это убийство, чего бы мне это ни стоило!
— Но как? — возразил Террел. — Окажись при нем ожерелье Эсмальди — дело другое, но ведь оно пропало. Мы проверили все депозитные сейфы в городе, искали повсюду… никакого результата.
— Плевать мне на ожерелье, — сказал Уоррен. — Он мог отослать его почтой… мог засунуть куда угодно. Важно другое: он дрался с миссис Льюис. У него царапины на руках. Он пытался сжечь окровавленную рубашку, но вашим людям удалось установить, что кровь на ее останках соответствует группе крови миссис Льюис.
— У него та же группа, — напомнил Террел.
Уоррен откинул голову назад. Его прищуренные глаза смотрели на капитана испытующе и враждебно.
— Вы что, держите сторону этого головореза, Террел? — спросил он угрожающе. — С моей точки зрения, это выглядит именно так.
Террел был слишком опытен, чтобы подобное замечание могло его смутить, однако он еще раз напомнил себе об осторожности.
— Ничего подобного, господин прокурор. Я только хочу предупредить, что тех доказательств, которыми мы располагаем, недостаточно, чтобы обосновать в суде обвинение в убийстве.
Уоррен потер подбородок мясистой рукой и улыбнулся. Это была нехорошая улыбка.
— Это вы так думаете. А теперь напомню вам: дело веду я. Я сумею обосновать обвинение. Мне нужно поговорить с этой женщиной… Гаммрич. Пусть ее сейчас же привезут сюда!
Через час высокая длиннолицая женщина в полицейской форме ввела Марту во внушительный кабинет Уоррена. Прокурор отослал ее небрежным жестом, велев подождать за дверью. Когда та вышла, он повернулся к Марте, которая стояла перед ним, трясясь, словно желе, с покрасневшими от слез веками и нестерпимо голодная. Три дня на отвратительной тюремной еде сломили ее дух, как ничто другое. Уоррен оглядел ее с отвращением — он не терпел толстых женщин. Тем не менее он изобразил улыбку и указал на кресло.
— Миссис Гаммрич? Садитесь.
Он выбрал в ларце на столе сигару и отрезал кончик золотой гильотинкой. Марта шлепнулась в кресло. Ее маленькие глаза испуганно метались по комнате, как пойманный грызун, обследующий свою клетку. Раскурив сигару, Уоррен заговорил:
— Здесь у меня ваше досье, — он постучал ухоженным ногтем по кипе бумаг. — Пять лет за кражу драгоценностей… а теперь еще это. — Он наклонился вперед и пытливо взглянул в лицо Марты. — Имейте в виду, миссис Гаммрич, что ваше прошлое повлияет на решение присяжных. Я мог бы потребовать для вас десятилетнего заключения.
Марта вся сжалась. Ее жирное тело затряслось мелкой дрожью. Десять лет этой ужасной пищи! Теперь она горько жалела, что таблетки, о которых она нахвасталась Генри, всего лишь выдумка.
Уоррен пыхнул сигарой, окружив себя венчиком пахучего дыма.
— С другой стороны, я мог бы убедить присяжных отнестись к вам снисходительно, — он ткнул сигарой в сторону Марты. — При аресте вы сказали, что Робинс убил миссис Льюис. Откровенно говоря, меня интересует именно это. Я хочу добиться осуждения его за убийство. Если вы готовы дать показания против него, я могу обещать вам три года вместо верных десяти. Решайте сами. Вы готовы стать свидетелем обвинения?
Марта не колебалась ни секунды.
— Да, — сказала она.
Фланирующей походкой Стив Хармас вошел в приемную и улыбнулся Пэтти Шоу.
— Как тебе мой красивый загар? — осведомилась она.
— Не будь я респектабельным семейным человеком, поцеловал бы тебя.
— Приятно слышать, — откликнулась Пэтти. — Очень жаль, но если тебе так приспичило с кем-нибудь поцеловаться, заходи в берлогу и поцелуй медведя, — она повела своими хорошенькими глазками в сторону двери. — Он как раз в подходящем настроении.
Хармас пожал плечами.
— Не беспокойся, милая Пэтти. Я хочу попросить тебя об одном одолжении. На той неделе мы с Максом поспорили насчет твоего роста. Встань на секундочку. Я только хочу убедиться.
Пэтти захихикала.
— Старый фокус. Я встану, а ты ущипнешь меня за то самое место. Ступай, Мэддокс ждет.
— Мисс Шоу, мне кажется, вы становитесь слишком искушенной особой, — сказал Хармас с шокированным видом. — У меня и в мыслях не было ничего подобного.
— Иди и займись делом.
Хармас печально покачал головой и вошел в кабинет Мэддокса. Тот встретил его свирепым взглядом.
— Нашел ожерелье?
Хармас опустился в кресло для посетителей.
— Нет.
— Что же это такое, черт подери? — грозно спросил Мэддокс. — Нам подали иск. Я ведь тебе говорил…
Хармас поднял руку. Достав из кармана конверт, он протянул его через стол.
— Сначала прочтите, потом поговорим.
Фыркая и ероша рукой волосы, Мэддокс прочел отчет Хармаса. Потом он прикурил сигару от дымящегося окурка и откинулся на спинку кресла.
— Мне наплевать, кто убил Лизу Льюис, — сказал он. — Меня интересует только ожерелье. Его надо найти. Ладно, Льюис спутался с вьетнамкой. Вы с Террелом думаете, что он подстроил убийство жены. Все это меня не интересует! Ты считаешь, ожерелье у Льюиса… это уже интересно. Возвращайся туда и возьми с собой столько людей, сколько тебе понадобится. С этого момента не спускать глаз с Льюиса и его вьетнамской потаскушки. Может статься, у нас не будет другого шанса вернуть ожерелье. Но если мне придется платить, все в этом офисе, включая и тебя, получат на орехи. Я ясно выражаюсь?
— Яснее некуда. Ладно, положитесь на меня.
Выйдя из кабинета, Хармас застал Пэтти в тот момент, когда она наклонилась над ящиком картотеки. Услышав ее пронзительный визг, Мэддокс поднял голову и нахмурился. Пока она искала, чем бы потяжелее запустить в Хармаса, тот был уже на полпути к лифту.
Спустя три дня после поездки в ресторан Гарри позвонил Тане, прося встречи.
— Хорошо, — сказала она. — В нашей квартире в три.
Ее голос звучал безжизненно, и Гарри встревожился.
— Что-нибудь случилось? — спросил он с беспокойством, но Таня повесила трубку.
Гарри почти не спал за последние дни, мечтая о ее гибком, прекрасном теле. Гарри отпустил Хельгар, пообещав ей десять тысяч, как только завещание войдет в силу. Выслушав его, она ограничилась легким кивком головы, и лишь жесткий враждебный взгляд выдавал ее отношение к нему. Избавившись от нее, он почувствовал облегчение. Он уже договорился о продаже дома, предупредив То-то и остальную прислугу о предстоящих переменах.
К его досаде, они восприняли новость без всякого огорчения. То-то заявил, что уже получил устраивающее его предложение и поэтому уходит в конце недели. Он тоже смотрел на Гарри холодно и неприязненно.
Не зная, что Хармас следит за ним, Гарри поехал к Тане. Обычно она выбегала навстречу и бросалась ему на шею, но теперь никто не ответил на звонок. Нахмурясь, он открыл дверь своим ключом.
— Таня?
— Я здесь.
Голос донесся из спальни. Он закрыл входную дверь и, миновав гостиную и короткий коридор, толкнул дверь спальни. Таня, в белом халатике, сидела перед туалетным зеркалом и подпиливала ногти. Когда Гарри вошел, она с бесстрастным видом подняла голову.
— Здравствуй, Гарри.
"О боже, — подумал он, — все еще дуется!" Он хотел ее, хотел лежать в ее объятиях, чувствовать, как ее тело отвечает ему, но по выражению черных, чуть раскосых глаз понял, что сегодня об этом и думать нечего. Его охватило разочарование и злость.
— Что-нибудь случилось? — спросил он, закрывая дверь.
Таня отвела взгляд.
— Ты хочешь заниматься любовью? — спросила она тихим безжизненным голосом.
— Таня! Что с тобой?
— Ты хочешь заниматься любовью? — повторила она.
Его подмывало швырнуть ее на кровать и овладеть телом, о котором он столько мечтал, однако он сдержался.
— По-твоему, мне нужно от тебя только это? Таня, я люблю тебя! В чем дело?
Он присел в ногах кровати, с тревогой глядя на нее.
— Любишь? Ты любишь меня? — Таня отложила пилку, встала и направилась к двери. — Я хочу поговорить с тобой. Пожалуйста.
Бессильно опустив руки вдоль тела, она медленно прошла в гостиную. "Еще новости!" — сердито подумал Гарри, жалея, что она ушла из спальни. В постели, в его объятиях, она наверняка оттаяла бы. Черт возьми, он упустил свой шанс! Войдя в гостиную, он увидел, что она сидит в большом кресле, кутаясь в халатик.
— Садись, — она указала на кресло поодаль от себя.
— Что все это значит, Таня? — Гарри неохотно сел. Ему не удалось скрыть прозвучавшее в его голосе раздражение.
— Я хотела поговорить с тобой… о нас. Ты сказал, что потеряешь все деньги, если женишься на мне.
"Так вот в чем дело, — подумал Гарри. — А мне-то казалось, что это дурацкое препятствие уже позади".
— Да, дорогая, — сказал он, — здесь ничего не изменишь. Но у меня будет много денег… мы будем так счастливы вместе. Я смогу дать тебе все, чего ты только пожелаешь… только скажи.
— Но ты обещал жениться на мне, если станешь свободным.
В нем вспыхнуло гневное желание крикнуть ей: "И ты вообразила, будто стоишь 200 миллионов? Дура! Ни одна женщина не стоит столько!" Но он сдержался и промолчал. Таня продолжала смотреть на него. Две слезинки скатились по ее шелковистой безупречной коже.
— Она предупреждала меня… а я не хотела верить, — сказала Таня дрожащим голосом.
Гарри насторожился.
— О чем ты говоришь? — Его вдруг охватил холодный озноб. — Она? Ты про кого?
Таня смахнула слезы пальцем.
— Таня! Что с тобой творится? — он вскочил на ноги и встал перед ней. — Перестань! Я тебя люблю, ты мне нужна… Я хочу тебя. Почему ты так странно ведешь себя?
Она подняла голову, и его поразило отчаянье в ее блестящих черных глазах.
— Ты не знаешь, что такое любовь. Она предупреждала меня.
Махнув в раздражении рукой, Гарри вернулся к своему креслу и сел.
— Ты в своем уме? — теперь его голос звучал резко и сердито. — Она? О ком ты говоришь, черт возьми?
— О твоей жене, — тихо сказала Таня.
Кровь бросилась в лицо Гарри.
— Да что же это делается? — проговорил он, подавшись вперед с руками на коленях. Его лицо было сведено гневом.
Таня съежилась, ее руки дрожали.
— Она знала про нас, Гарри. За нами следили. Каждый раз, когда мы встречались, ей доносили. В то утро, когда ты улетел во Фриско, она приехала ко мне.
Гарри почувствовал слабость.
— Лиза была у тебя?
— Да. Мы говорили в ресторане, в том же кабинете, где встретились с тобой. Ее привез шофер-японец. Она сказала, что знает, как ты уходишь ко мне по ночам. Она знала про нас все. Я испугалась за тебя, испугалась, что она с тобой разведется и от тебя уйдут все деньги. Я растерялась, не знала, что сказать, да она и не хотела слушать. "Не надейся удержать моего мужа, — сказала она. — Ты плохо его знаешь, но я-то вижу его насквозь. Он никогда не любил меня. Он вообще не способен никого любить, кроме денег!"
— Я не верю ни единому слову! — Гарри был бледен. — По-моему, ты все выдумала!
Таня вытерла ладонью мокрые от слез щеки.
— Прошу тебя, выслушай и поверь. Она сидела в своем кресле, уставившись на меня, такая жалкая, некрасивая, с сердитыми глазами. Потом она заявила, что хочет убить себя, потому что сгорает от желания. Ей расхотелось жить, потому что она не могла больше спать с тобой. Я поняла ее и пожалела, но она не хотела моей жалости… она была такая злая. "Ты никогда его не получишь, желтая шлюха! — крикнула она. — Я изменю свое завещание. Он не получит ни гроша, если женится на тебе, я-то его знаю". — Таня помолчала, глядя на свои руки. — Я не знала тогда, что она лжет… только когда ты сказал, я поняла, что она изменила завещание раньше. Иначе бы я этого не сделала.
У Гарри пересохло во рту.
— А что ты сделала?
— Понимаешь, Гарри, когда она уехала, я задумалась, не говорит ли она про тебя правду. Я боялась, что если тебе придется выбирать между мной и деньгами, ты можешь выбрать деньги. Мне не хотелось в это верить, но я так мечтала стать твоей женой.
— Что ты хочешь сказать? — хрипло спросил Гарри.
— Это было так просто, — продолжала Таня. — Я решила обеспечить наше будущее. Твоя жена сказала, что хочет покончить с собой. Она очень страдала. Я знала, где лежит ключ от патио…
— Боже милосердный! — Гарри оттолкнул кресло и вскочил с неистово колотящимся сердцем. — Так это ты… ты ее убила?
Таня подняла глаза: они походили на две тусклые стекляшки.
— Конечно. Она умерла очень быстро… даже не проснулась. Уже уходя, я вспомнила про ожерелье. Мне показалось ужасным, что такое чудо отдадут в музей. Я знала, как открыть сейф… и открыла его.
Под взглядом окаменевшего Гарри она подошла к комоду. Выдвинув ящик, она достала ожерелье Эсмальди и бросила к его ногам.
— Когда я надела его и посмотрела в зеркало, я не увидела себя, — сказала она. — Я видела только ее, твою тощую крючконосую жену… она смеялась надо мной. Я зря убила ее, ведь она сказала про тебя правду. А теперь оставь меня, пожалуйста. Забери ожерелье. Надеюсь, деньги дадут тебе радость.
Не взглянув на него, Таня вышла и закрылась в спальне.
Он не имел представления, сколько просидел без движения, раздумывая, как поступить. Сообщить в полицию? Ведь какой-то человек арестован по обвинению в убийстве. Сесть на яхту, отправиться куда глаза глядят и никогда не возвращаться в Парадиз-Сити? Этот выход казался наилучшим. Денег у него хватит, он сможет делать все, что ему вздумается… перед ним открыты все пути. Он представил, как Таня крадется в спальню Лизы с бронзовой статуэткой в руке и обрушивает ее на беззащитное лицо спящей. Его охватила дрожь. Никогда больше не сможет он прикоснуться к Тане, но выдавать ее полиции… нет! Лучше изобразить убитого горем мужа, сесть на яхту и убраться отсюда, не мешкая. Чего ради ему беспокоиться о каком-то головорезе? Когда он встал, собираясь уходить, солнечный луч проник сквозь полу-задернутые занавески и упал на ожерелье. Камни ожили. Подобные добела раскаленным звездам, они вспыхивали ослепительным блеском. Гарри не мог оторвать от них глаз. Отдать его в музей на потеху любопытным туристам? Ожерелье привлечет толпы жадных зевак, когда станет известно, что оно принадлежало одной из богатейших женщин мира, жертве зверского убийства! А ведь оно застраховано на 350 тысяч долларов! Гарри колебался. Как глупо оставлять это ожерелье музею! Нет, нужно совсем спятить, чтобы отказаться от огромной страховой суммы. Он бросит его в море и получит страховку. Он наклонился и поднял ожерелье нетвердой рукой. Ему ни на миг не пришло в голову, что теперь он обладает миллионами и может купить сколько угодно ожерелий, столь же прекрасных и дорогих, как алмазы Эсмальди. Его занимала только одна мысль: представляется возможность получить большую страховку, и ее упускать нельзя. Триста пятьдесят тысяч долларов! А Таня ничего не посмеет сказать. Гарри опустил ожерелье в карман и выпрямился. Идя к выходу, он услышал глухой удар, словно что-то тяжелое упало на пол. Его сразу охватила тревога. Неужели полиция? Или в квартире есть кто-то посторонний? Да нет, успокоил он себя, это Таня. Что она там делает? И тут он услышал звук, от которого у него встали волосы дыбом на затылке — тихий, судорожный стон. Он опрометью промчался по коридору и распахнул дверь спальни. На пороге он застыл как вкопанный, увидев Таню, лежащую ничком на полу возле кровати.
— Таня!
Она слабо пошевелилась. Гарри подбежал и перевернул ее. Она бессильно перекатилась на спину. Из ее груди торчала деревянная ручка кухонного ножа.
— Таня!
Ее веки приподнялись, она посмотрела на него, потом глаза ее остекленели и застыли. Он ухватился за рукоятку ножа и потянул. Кровь ударила фонтаном, обрызгала его ботинки и брюки, оставила ужасные липкие пятна на руках. Он отпрянул. Остекленевшие неживые глаза Тани сказали ему, что она мертва. Он с содроганием выронил нож, заметив кровь на рукаве пиджака. В его голове билась только одна мысль: бежать, скорее бежать. Он задержался лишь на миг, чтобы вытереть платком окровавленные руки. Бросив платок на пол, он поспешно вышел.
Стив Хармас, наблюдавший за домом, увидел выходившего Гарри и обратил внимание на пятна крови у него на пиджаке. Он проворно вышел из машины и направился к Гарри.
— Эй, вы!
Гарри ошалело уставился на него, круто повернулся и бросился бежать, охваченный паникой. Он слепо метнулся через улицу, наперерез потоку машин. У водителя стремительно несшейся машины не было никаких возможностей избежать столкновения. На скорости более семидесяти миль в час он налетел на Гарри, подбросил его высоко в воздух. В тот миг, когда он упал на асфальт, его переехала следующая, тоже шедшая на большой скорости машина.
Таков был конец Гарри.
Эл Барни допил пиво и с удовлетворением поставил стакан на стол.
— Ну, вот как будто и все, мистер. Знаете что? Час уже поздний, и мне пора обедать.
— А что сталось с бандой? — спросил я.
Эл пожал массивными плечами.
— Все еще сидят. Я слышал, Марта потеряла 60 фунтов.
— А Джонни?
— Обвинение в убийстве с него пришлось снять. Когда в кармане у Гарри нашли ожерелье, все решили, что Гарри и Таня вдвоем пристукнули Лизу, а после поссорились из-за ожерелья. Во время ссоры Гарри убил Таню и, убегая, попал под машину. Все похвалы достались Мэддоксу, а он это любит. Джонни дали шесть лет.
— А Джильде?
— Она получила два года. Должна скоро выйти.
— А ожерелье Эсмальди?
— Оно попало в музей. Смотреть на него ходят целыми толпами.
Наши взгляды встретились, и Эл ухмыльнулся.
— Я знаю, что вы думаете, мистер, по глазам вижу. Вы думаете, что я вам все наврал. Ведь как вы рассуждаете: откуда, мол, этому жирному пентюху знать больше полиции? Откуда ему знать, что Гарри не убивал Таню? — Он тихонько рыгнул, продолжая ухмыляться. — Ухо к земле, я же говорил. Мне рассказывают вещи, которых не расскажут копам. Анна By — моя подружка. Она подслушала все, что говорилось в любовном гнездышке Гарри, и передала мне. Но это только между нами. Ведь дело прошлое. Нет смысла его ворошить. — Он посмотрел на Сэма и подал особый сигнал.
Сэм подошел со счетом. Я расплатился и прибавил чаевые. Эл тяжело поднялся на ноги.
— Рад был познакомиться, мистер. Пора нам, пожалуй, каждому к своей кормушке. Если потребуется какая информация о нашем городе, вы знаете, где меня найти.
Я сунул ему 50 долларов, и он сцапал их с ловкостью ящерицы, ловящей муху.
— Печальная история, правда? — сказал он.
Я согласился. На том мы и распрощались.