Мне никогда не забыть первую встречу с Рут Маршалл. В то время я уже четыре месяца работал тапером в баре Расти, играя по вечерам на пианино.
Было уже близко к полуночи. По крышам с унылым постоянством барабанил проливной дождь, а через неравные промежутки времени сверкала молния и гремел гром.
Посетителей практически не было, если не считать парочки изрядно подвыпивших забулдыг. Расти механически протирал бокалы, а Сэм, наш официант, усевшись за столик в дальнем конце зала, старательно изучал порядок забегов на завтрашних скачках.
Я сидел за пианино и наигрывал ноктюрн Шопена. Дверь находилась у меня за спиной, так что момента появления Рут я видеть не мог.
Уже позже Расти рассказал мне, что где-то около половины двенадцатого распахнулась дверь бара и девушка, словно призрак, появилась из-за завесы дождя. Оставляя на полу мокрые следы, она прошла в одну из кабинок.
Обычно Расти не очень жаловал одиноких женщин, появлявшихся в баре. Это было почти всегда чревато неприятностями. Но в тот вечер, то ли потому что бар был почти пуст, то ли по причине дождя, он лишь мельком глянул на позднюю посетительницу и продолжил свое занятие.
Заказав кока-колу, она, поставив правый локоть на стал, закурила и мельком глянула на двоих пьяниц у стойки.
Все началось примерно через десять минут после ее появления. Снова распахнулась дверь, и в бар вошел мужчина. Шатаясь, он сделал несколько неуверенных шагов, словно шагая по неустойчивой палубе судна, сквозь шторм пробивающегося к берегу, и остановился посреди зала.
Пронзительный вопль девушки заставил меня обернуться.
Никогда не забуду первого впечатления при взгляде на нее. Девушка лет восемнадцати, не больше. Ее волосы были редкого серебряного цвета, а широко расставленные глаза темно-голубыми. Бордовая кофточка, плотно облегающая грудь, заправлена в узкие черные брюки. Вероятно, из-за мокрых волос девушка показалась мне какой-то неопрятной. По всему было видно, что жизнь ее не очень балует. На спинке стула висел заношенный до дыр бежевый плащ.
Ее следовало бы назвать привлекательной, как и многих других молоденьких девушек, которые во множестве приезжают в Голливуд в надежде сделать карьеру актрисы. Но в тот момент ужас, исказивший черты ее лица, делал ее отталкивающей. Широко раскрытый рот, из которого раздавался вопль, казался черной дырой. Вскочив с кресла, она прижалась к стене и скребла ногтями деревянную обшивку. Скрип ногтей по панели действовал на психику еще более угнетающе.
Только что вошедший человек показался мне ожившим ночным кошмаром — коренастый, с впалыми щеками на смертельно бледном лице. Его черные, неряшливыми прядями свисавшие волосы, были, казалось, приклеены к черепу. Но особенно страшными были глаза.
При виде этих глаз с расширенными до предела зрачками у меня даже мелькнула мысль, что это глаза слепого. Но это было не так. Это были глаза наркомана, принявшего дозу героина. Мужчина смотрел на девушку, и выражение его лица очень не понравилось мне.
Несколько томительных секунд он стоял неподвижно, уставившись на нее своими бельмами, затем с его тонких порочных губ сорвался свистящий звук.
Все в баре смотрели только на него.
Как в замедленном кино, он опустил руку в задний карман брюк и вытащил нож. Тускло блеснуло длинное лезвие.
— Прекрати! — рявкнул Расти, оставаясь, впрочем, за стойкой. — Брось нож!
Посеревший от страха Сэм забрался под стол.
Что может быть страшнее наркомана с ножом? Но не мог же я быть безучастным зрителем расправы над беззащитной девушкой!
Вскочив, я ударом ноги отшвырнул стул, метнулся к наркоману и ударил его в то мгновение, когда он занес над девушкой нож. В этот удар я постарался вложить всю силу, но бил наугад. Мой кулак угодил мужчине куда-то за ухо и заставил мерзавца покачнуться, но с ударом я запоздал.
Лезвие ножа чиркнуло по руке девушки, и тут же обильно полилась кровь. Пронзительно заверещав, девушка упала на пол.
Второй удар я нанес в тот момент, когда он уже почти обошел стол, которым отгородилась от него несчастная. На этот раз мишенью служила челюсть наркомана, и я не промахнулся. Голова его дернулась, страшные, лишенные даже намека на мысль глаза закатились, и он растянулся на полу.
Даже без сознания он не выпускал из судорожно сжатых пальцев нож, и я поспешил наступить ему на кисть. Пальцы разжались, и я носком ботинка отшвырнул окровавленный нож подальше.
И тут произошло то, чего я не ожидал, — лежащий на полу мужчина пришел в себя и с шипением, похожим на змеиное, вскочил на ноги. Его ногти впились мне в лицо.
Пришлось снова ударить мерзавца, и с такой силой, что заныла рука. Наркоман пролетел несколько метров, сшиб по пути стол и распластался у стены. На этот раз он отключился всерьез и надолго.
Вытаскивая из кабинки стол, за которым лежала раненая девушка, я слышал, как Расти лихорадочно крутит диск телефона, набирая номер полицейского участка.
Девушка сидела в неловкой позе, с раненой руки капала кровь, ручейком растекаясь по полу.
— Сильно он вас ранил? — спросил я, наклонившись к ней.
— Не очень. — Она покачала головой. Голос был на удивление спокоен, и с лица исчезло выражение ужаса.
Ее взгляд был прикован к наркоману, лежащему без движения у стены. Девушка смотрела на него так, как смотрят на таракана, бегущего по столу.
— Можете не беспокоиться на его счет. Часа на два он выведен из строя. Но вы потеряли много крови.
— Пустяки.
Я взял ее за руку и поразился, насколько холодны пальцы девушки. С моей помощью она поднялась на ноги и оперлась на мое плечо.
В бар вбежали двое полицейских. Глянув на меня, на окровавленную девушку, один из полицейских, подняв дубинку, направился в нашу сторону.
— Эй, эй! — поспешно крикнул я. — Вам нужен вон тот, у стены!
Полицейский остановился, глянул на растянувшегося у стены наркомана, потом снова перевел взгляд на меня.
— Поташе, Том, — заговорил второй полицейский. — Не торопись. Давай разберемся, что к чему.
В этот момент девушка глубоко вздохнула и потеряла сознание. Я едва успел подхватить ее и осторожно усадил в кресло. Я и сам чувствовал себя не очень хорошо, так что был вынужден сесть в соседнее кресло.
— Ну чего вы стоите как столбы! — обратился я к полицейским. — Она же истекает кровью.
Второй из полицейских, что выглядел постарше, подошел к девушке, перочинным ножом распорол кофточку и осмотрел длинный порез. После этого вытащил пакет первой помощи, остановил кровотечение и тщательно перебинтовал рану.
К этому времени его коллега уже успел расспросить Расти. Подойдя к наркоману, он пнул его носком ботинка.
И здесь случилось то, чего никто не ожидал. Неизвестный внезапно вскочил на ноги, схватил со стойки бутылку минеральной воды и ударил полицейского по голове. Бутылка разлетелась вдребезги, и уже полицейский оказался на полу.
Наркоман обвел безумным взглядом помещение, и его взгляд остановился на пришедшей в сознание девушке. Выставив перед собой зазубренное горлышко бутылки, он двинулся в ее направлении.
Если бы не хладнокровие второго копа, последствия могли бы быть печальными. Сделав быстрый шаг вбок, он нанес наркоману удар дубинкой по голове. Хрюкнув, тот упал на колени, а затем завалился на бок. Секунда — и на его запястьях защелкнулись наручники.
Я помог девушке подняться и пересадил ее подальше от наркомана.
Она вся дрожала, и я понял, что до нее только сейчас начал доходить весь ужас происшедшего.
Одной рукой я придерживал девушку под локоть, а второй прижимал платок к расцарапанному лицу.
Минут через пять прибыли полицейская машина и карета «скорой помощи». В бар вошли двое санитаров. Привязав наркомана к носилкам, они унесли его, но вскоре один из них вернулся и занялся моим лицом. Пока он смазывал царапины йодом, краснорожий верзила в штатском, назвавшийся сержантом Хаммондом, закончил допрос Расти и подошел к девушке.
Она сидела, безучастно уставясь в пол, и баюкала раненую руку.
— Итак, моя милая, — обратился он к ней. — Приступим. Как тебя зовут?
— Рут Маршалл.
— Место жительства?
— Отель «Саймон».
Это был третьеразрядный отель в портовом районе города.
— Род занятий?
Рут подняла глаза на полицейского, но тут же отвела взгляд.
— Статистка киностудии «Пасифик», — нехотя произнесла она.
— Кто этот тип?
— Уилбур. По крайней мере так он себя называет.
— Из-за чего он набросился на тебя?
Девушка поколебалась, но все же ответила:
— Я с ним жила, но потом ушла от него.
— И что явилось причиной такого шага?
Рут с недоумением глянула на копа:
— Но вы же его видели! Кто согласится с ним жить?
— Хм. — Хаммонд нахмурился и сдвинул шляпу на затылок. — О’кей. Завтра явишься в суд для дачи показаний.
Девушка с трудом поднялась на ноги.
— Это все?
— Все. — Хаммонд повернулся к переминавшемуся с ноги на ногу копу возле дверей. — Джек, отвези ее в отель «Саймон».
— Кстати, вы могли бы порасспросить полицейских Нью-Йорка о личности Уилбура. Они давно его разыскивают.
Хаммонд пристально взглянул на девушку.
— И за какие же подвиги, интересно знать?
— Понятия не имею. Знаю только, что разыскивают.
Хаммонд некоторое время молчал, потом пожал плечами и махнул полицейскому.
— Отвези ее в гостиницу.
Поддерживаемая полицейским, Рут ушла. Я проводил ее взглядом. Меня удивил тот факт, что она даже не глянула в мою сторону. Ведь как-никак, а я спас ей жизнь.
Хаммонд указал на ближайший стул и уселся напротив.
— Как вас зовут?
— Джек Гордон. У меня было совсем другое имя, но в Голливуде я был известен как Гордон.
— Место жительства.
Я назвал адрес меблированных комнат, сразу за баром Расти.
— Итак, что же здесь произошло?
Как можно более подробно я рассказал об инциденте.
— По-вашему, он хотел ее убить, как вы считаете?
— Мне так кажется.
— Ну что же. — Хаммонд поднялся. — Твои показания понадобятся завтра в суде. Будь там ровно в одиннадцать дня. — Он сочувственно смотрел на меня. — И приведи в порядок лицо… А раньше ты встречал эту девицу?
— Первый раз вижу.
— Не понимаю, как такое юное создание могло жить с таким подонком. — Брезгливая гримаса появилась на его лице, он кивнул мне, подозвал второго полицейского, и они ушли.
Все события, о которых я вам рассказал, произошли незадолго до окончания Второй мировой войны. А за три года до этого я с успехом занимался в университете своего родного города Холланд-Сити, надеясь получить диплом инженера-строителя. До получения диплома оставалось всего ничего, когда в 1944 году военная обстановка резко ухудшилась и я больше не мог оставаться в стороне от театра военных действий. Отец пришел в ярость, узнав о моем решении, и всячески убеждал меня вначале получить диплом в университете, а уж потом идти добровольцем на войну. Но уже сама мысль о том, что я просиживаю штаны в университете в то врет, ка к люди умирают в окопах, была для меня невыносимой.
Уже через пару месяцев я в числе первых американских солдат высадился на одном из японских островов. Заметив замаскированные под пальмами вражеские орудия, я бросился туда, но в этот момент в лицо мне угодил осколок снаряда. Так бездарно закончилась для меня война.
Полгода я провалялся на больничных койках, а врачи вновь и вновь штопали мое лицо.
В общем-то они неплохо знали свою работу, но все же правое веко на всю жизнь оказалось слегка опущенным, а вдоль челюсти, словно серебряная ниточка, был заметен длинный шрам. Хирург утверждал, что может исправить и этот дефект, но придется задержаться в госпитале еще месяца на три. Однако я был по горло сыт больничными прелестями и, поблагодарив врачей, выписался и уехал домой.
Мой отец был управляющим местного отделения банка. Денег у него было не густо, но он все же согласился уплатить за продолжение учебы в университете. Он очень хотел увидеть своего сына инженером.
Я тоже мечтал об этом, но пребывание на фронте, а особенно лечение в госпиталях, пагубно сказалось на моих способностях. Вскоре я убедился, что потерял всякий интерес к наукам. Я не мог сосредоточиться ни на одном предмете. Промучившись недели три, я ушел из университета и сообщил об этом отцу. Он понял меня и лишь только поинтересовался:
— И чем же ты сейчас займешься?
А вот этого как раз я и сам не знал. Но в университет возвращаться не собирался, во всяком случае, не в этом году.
— Ладно, Джек, — примирительно сказал отец. — Ты еще молод, и у тебя вся жизнь впереди. Почему бы тебе не постранствовать по стране, не познакомиться с людьми. Пару сотен долларов я, так и быть, для тебя найду. Отдохни, а потом возвращайся и окончи университет.
Деньги я взял, хотя и испытывал угрызения совести. Но иного выхода не было. Чувствовал я себя скверно, и нужно было срочно менять образ жизни.
Через некоторое время я оказался в Лос-Анджелесе, лелея надежду найти какую-нибудь работу на одной из киностудий. Увы, довольно скоро мне пришлось расстаться с этой надеждой.
Впрочем, я не особенно огорчился, работать в поте лица я был не намерен. Почти месяц я провел в районе порта, просиживая вечера в ресторанчиках и без меры употребляя виски. Мне приходилось частенько встречаться с теми, кто был освобожден от службы в армии. Совесть у этих людей имелась, и они не скупились на виски для бывших фронтовиков. Однако любителей послушать болтовню о моих героических подвигах на фронте становилось все меньше и меньше, а вместе с тем потихоньку таяли и мои деньги. Я все чаще и чаще задумывался, как быть дальше.
Больше всего мне нравился бар Расти Макговена, и я наведывался туда почти каждый вечер. Из окон бара открывался вид на бухту, в акватории которой покачивались плавучие казино. Расти сделал все возможное, чтобы придать своему заведению вид корабельной каюты. Окна были выполнены в виде иллюминаторов, на стенах крепились многочисленные медные украшения, снятые с кораблей — их каждодневная чистка доводила официанта Сэма до истерики.
В чине старшего сержанта Расти тоже участвовал в войне с Японией. Он понимал мое состояние и благоволил ко мне. И хотя он повидал гораздо больше ужасов войны, чем я, это не помешало ему остаться хорошим человеком. Он всячески пытался помочь мне. Узнав, что я вот-вот останусь без цента в кармане, он как бы вскользь заметил, что давно подумывает купить для бара пианино, и поинтересовался, не смогу ли я играть на нем.
Вот здесь он попал в точку. Если я что-то и мог делать более или менее прилично, так это играть на пианино. Я тут же принял предложение Расти, и пианино было куплено.
За тридцать долларов в неделю я играл в баре с восьми до двенадцати ночи, что вполне меня устраивало, поскольку доход позволял платить за комнату, сигареты и еду. Что же касается спиртного, то Расти не жалел его для меня.
Таково было положение вещей к тому времени, когда, вынырнув из-за завесы дождя, в мою жизнь вторглась Рут.
Мне только-только исполнилось двадцать три года, и никому на свете не было до меня дела. Появление Рут доставило мне кучу неприятностей. Но тогда я об этом даже и не догадывался. Но вскоре неприятности посыпались на меня, как из дырявого мешка.
На следующее утро, примерно в начале одиннадцатого, миссис Морган, моя квартирная хозяйка, крикнула из своей конторки при входе, что мне звонят.
Я как раз брился, стараясь не задеть царапин на физиономии, которые за ночь распухли и побагровели. Чертыхнувшись в душе, я вытер мыльную пену и спустился вниз.
Это был сержант Хаммонд.
— Гордон, мы не нуждаемся в ваших показаниях, так как не намерены возбуждать дело против Уилбура.
— Что ж так? — удивился я.
— Именно. На свою беду, он повстречал эту девицу в серебряном парике. Как минимум двадцать лет она ему обеспечила.
— Ничего себе!
— Можете мне поверить. Мы сообщили в полицию Нью-Йорка о задержании некоего Уилбура, и там пришли в такой восторг, в какой не приходит горький пьяница, обнаружив в кармане давным-давно потерявшийся доллар. Компромата на Уилбура там столько, что двадцать лет ему гарантировано.
— Ну и ну!
— Еще бы. — Хаммонд сделал паузу, и некоторое время в трубке слышалось его тяжелое дыхание. — И вот еще что… Она спрашивала ваш адрес.
— Вот как? Но я не делаю из него секрета. Вы ей сообщили?
— Нет, хотя она и уверяла, что хочет поблагодарить вас. Но вот что я вам скажу, Гордон, держитесь от нее подальше. Интуитивно я чувствую, что она может отравить жизнь кому угодно.
Мне не понравились его слова, так как я отношусь к тому типу людей, которым не нравятся нравоучения.
— Благодарю, хотя в советах подобного рода я не нуждаюсь.
— Как знаете, — с этими словами Хаммонд положил трубку.
В тот же вечер, где-то около девяти, Рут пришла в бар. На этот раз на ней была серая юбка и черный свитер, на фоне которого ее серебристые волосы смотрелись особенно эффектно. В это время в баре было многолюдно, и Расти, занятый обслуживанием клиентов, не заметил ее прихода.
Девушка уселась за столик недалеко от меня. Я играл этюд Шопена — скорее для собственного удовольствия, так как практически никто меня не слушал.
— Привет! — сказал я. — Как рука?
— Более или менее. — Она открыла довольно неказистую сумочку и достала пачку сигарет. — Благодарю за вчерашнее. Вы настоящий герой.
— Всегда был им. — Я прекратил игру и повернулся к девушке. — Как я узнал, Уилбуру грозит как минимум двадцать лет заключения.
— Туда ему и дорога! — Лицо Рут скривилось в презрительной гримасе. — Надеюсь, уж теперь мы расстались навсегда. Он тяжело ранил двух полицейских в Нью-Йорке. Хорошо еще, что они выжили. Мерзавец большой мастер на такие дела.
— Успел уже убедиться в этом.
Подошел Сэм и вопросительно глянул на девушку.
— Закажите что-нибудь, — посоветовал я. — Иначе вас выставят из бара.
— Надо же! — Она удивленно подняла брови. — Ну и порядочки у вас!
— Что делать. Если вы не в состоянии что-нибудь заказать, нечего сюда приходить.
Рут велела Сэму принести бутылку кока-колы. Я начал наигрывать мелодию песенки «Тело и душа». С того дня, как осколок снаряда основательно испортил мне физиономию, я утратил интерес не только к своей работе, но и к женщинам. В студенческие времена я не прочь был приударить за хорошенькой девушкой, но шесть месяцев госпиталей напрочь отбили у меня подобные забавы.
Внезапно я услышал, что Рут тихонько подпевает под мой аккомпанемент, и уже через несколько тактов почувствовал, как мурашки побежали по спине.
Она обладала невероятным, хотя и плохо поставленным голосом. Он был чист, как звон серебряного колокольчика. До сих пор я слышал только хриплые голоса эстрадных певичек, да и то в грамзаписи.
Я продолжал играть, слушая Рут. Но тут Сэм принес заказ, и девушка замолчала. Дождавшись, когда официант уйдет, я повернулся и внимательно посмотрел на нее.
— Кто научил вас так петь?
— В каком смысле? Вы полагаете, что я хорошо пою?
— Еще бы! А как зазвучит ваш голос, если вы споете в полную силу!
— То есть громко?
— Ну да.
Она безразлично пожала плечами.
— Нет проблем.
— Так спойте! Спойте «Тело и душа», и как можно громче!
Рут с удивлением уставилась на меня.
— Да меня же вышвырнут отсюда в два счета.
— Не беспокойтесь. Пойте, и погромче. Если получится хорошо, все беру на себя. Если же нет — не ждите от меня помощи.
Я снова заиграл мелодию песни. То, что я услышал, потрясло меня. Уговаривая Рут петь как можно громче, я был готов услышать нечто особенное, но все же чистый голос необыкновенного звучания застал меня врасплох, он прорезал многоголосый шум толпы, как бритва распарывает шелк. Уже после первых слов шум утих, даже пьяницы перестали бормотать и не сводили взгляд с Рут. Расти с выпученными глазами наклонился над стойкой, а пальцы его толстенных, словно окорока, рук сжались в кулаки. Девушке даже не понадобилось вставать. Она лишь слегка откинулась назад. Песня лилась свободно, как вода из крана. Волшебные звуки заполнили зал, зачаровывали и гипнотизировали. Это было что-то невероятное.
Рут пропела куплет и припев под мой аккомпанемент, потом я знаком велел ей замолчать. Последние ноты мелодии некоторое время еще звучали в баре, заставляя тонким звоном дребезжать бокалы на стойке.
Я сидел неподвижно, положив пальцы на клавиши. Случилось то, чего я ждал. Все были в шоке. Никто не аплодировал, не кричал, никто не смотрел на Рут. Растерявшийся Расти схватил бокал и принялся ожесточенно его надраивать. Постепенно вновь послышались разговоры, но уже приглушенные, сдержанные. Посетители никак не могли прийти в себя.
Я взглянул на Рут, и она, почти не разжимая губ, улыбнулась. Я уже немного привык к ее гримасам и понял, что на сей раз это означает: «Ну и что? Думаешь, меня это трогает?»
— Не нужно метать бисер перед свиньями, — сказал я. — С вашим голосом вы можете стать настоящей сенсацией в городе и заработать целое состояние.
— Так уж и состояние! — Рут пожала плечами. — Лучше посоветуйте, где снять комнату подешевле. Я на мели.
— Вам ли беспокоиться о таких пустяках. — Я засмеялся. — Ваш голос — ваше богатство!
— Все хорошо понемножку. Пока мне нужно снять более или менее приличный угол.
— Переезжайте в мой пансион. Дешевле и хуже меблированных комнат не сыщешь во всем городе. Лексон-авеню, 24. Это прямо за углом.
Рут погасила сигарету и поднялась.
— Благодарю за совет. Сейчас же иду туда.
Она двинулась к двери, чуть покачивая бедрами и высоко неся головку в серебристом парике.
Все посетители бара провожали ее взглядами, пока она не закрыла за собой дверь.
Только после того как Сэм толкнул меня локтем, я сообразил, что она ушла, не заплатив за заказ.
Пришлось расплачиваться мне. Выкладывая монеты, я утешал себя тем, что слышал серебряный голос Рут.
Я вернулся домой вскоре после полуночи. Не успел я даже вставить ключ в замок моей комнаты, как дверь напротив распахнулась и в дверном проеме возникла Рут.
— Как видите, я слов на ветер не бросаю и уже переехала, — без всякого предисловия сказала она. — А вы серьезно говорили насчет моего голоса?
Я повернул ключ в замке и, оставив дверь открытой, прошел в комнату и уселся на диван.
— Серьезнее некуда. Дать пропасть такому голосу — преступление.
— Но в Лос-Анджелесе ведут нищенскую жизнь тысячи певцов и певиц. — Рут пересекла коридор и остановилась в дверном проеме, прислонившись к косяку. — Как я могу конкурировать с ними, не имея имени в театральном мире. Намного проще зарабатывать на жизнь статистом в массовках.
После фронтовых потрясений в этой жизни меня уже больше ничего не волновало, но голос Рут вернул мне былой энтузиазм.
Я уже успел переговорить с Расти о девушке, уговаривая его нанять Рут, но он и слышать об этом не хотел. Правда, его тоже поразил голос певицы, но все же Расти категорически заявил, что ни одна женщина не будет петь в его баре. Рано или поздно это чревато большими неприятностями, а у него их и без того предостаточно.
— У меня есть один знакомый, — сказал я Рут. — Я завтра же переговорю с ним. Он владелец небольшого ночного клуба на Пятнадцатой авеню. Заведение еще то, но для старта в самый раз.
— Ну что же, благодарю…
В голосе Рут звучало столько равнодушия, что я раздраженно взглянул на нее.
— Так вас не увлекает карьера профессиональной певицы?
— Я готова стать кем угодно, лишь бы хоть как-то зарабатывать себе на жизнь.
— Прекрасно. Завтра же я переговорю с ним.
Я сбросил ботинки, тем самым намекая Рут, что пора уходить, но она все так же неподвижно стояла, не спуская с меня огромных темно-голубых глаз.
— Я чертовски устал и хочу спать, — сказал я. — Завтра я расскажу тебе о результатах нашего разговора.
— Благодарю. — Она не шевельнулась. — Большое спасибо, но… не могли бы вы одолжить хотя бы пять баксов. Я совсем на мели.
Я снял пиджак и бросил на стул.
— Я тоже не Рокфеллер. Еле свожу концы с концами уже полгода. Не надо заострять эту проблему. Со временем все утрясется.
— Да, но я очень хочу есть.
Я начал развязывать галстук.
— А я здесь при чем? У меня просто нет пяти баксов. Идите спать. Во сне человек забывает о голоде.
Рут шевельнулась и встала ко мне в профиль, чтобы я видел ее грудь. Лицо ее при этом ничего не выражало.
— Мне нужны деньги, — с надрывом сказала она. — Если вы одолжите их мне, я проведу с вами ночь. Потом я вам юс верну.
Я повесил пиджак в шкаф и, стоя к ней спиной, крикнул:
— Довольно! Легкомысленного флирта я заводить не намерен!
Я слышал, как хлопнула дверь моего номера, и недовольно поморщился. Повернув ключ в замке, я кое-как умылся, поменял пластырь на лице и улегся в постель.
Все мои мысли крутились вокруг этой девушки. Впервые за последние полгода я думал о женщине. Почему она до сих пор не стала профессиональной певицей? Почему с ее уникальным голосом, достаточно привлекательной внешностью и готовностью переспать с кем угодно она до сих пор не сделала головокружительной карьеры профессиональной певицы? Будем надеяться, что мой знакомый, владелец ночного клуба «Голубая роза» Уилли Флойд, заинтересуется ею.
Лежа в темноте, я раздумывал, смогу ли я что-то заработать, будучи импресарио Рут. При умелом руководстве она смогла бы заколачивать неплохие бабки и даже заработать состояние, если бы какая-нибудь фирма согласилась оплатить пластинку с записью ее голоса. Десять процентов с гонораров Рут смогут решить любые мои проблемы.
Из комнаты напротив донеслось чиханье. Я вспомнил, какая она была промокшая, когда появилась в баре Расти. Не хватало только, чтобы она простудилась и потеряла свой уникальный голос.
Засыпая, я продолжал слышать ее чиханье.
На следующее утро я вышел из своей комнаты где-то после одиннадцати. Рут стояла в дверях номера напротив, явно поджидая моего появления.
— Ну и чихала же ты вчера. Простудилась?
— Нет.
В ярких лучах солнца, бьющих из окна коридора, она выглядела ужасно. Слезившиеся глаза неестественно блестели, нос был красным, как морковка, а черты покрытого нездоровыми пятнами лица заострились.
— Я иду к Уилли Флойду, — сказал я. — Может быть, ты лучше полежишь. Вид у тебя неважный. Если Уилли увидит тебя в таком состоянии, нам нечего рассчитывать на успех.
— Со мной все в порядке. — Рут устало махнула рукой. — Не одолжишь пятьдесят центов на кофе?
— Опять ты за старое! Я же сказал, что у меня ничего нет.
Черты ее лица исказились, став еще более отталкивающими.
— Но я хочу есть! Что мне делать? Неужели ты не можешь дать мне полдоллара? — Рут бессильно прислонилась к косяку и заломила руки. — Ну пожалуйста, дай мне хоть что-нибудь…
— Черт тебя подери! Хорошо, я дам полдоллара, но с возвратом.
Мне внезапно пришла в голову мысль, что уж если я хочу, чтобы она произвела впечатление на Флойда и получила у него работу, тем самым дав мне возможность заработать свои десять процентов, то я должен позаботиться о ней.
Вернувшись в комнату, я открыл ящик туалетного столика и наскреб пятьдесят центов мелочи. В ящике хранилось около тридцати долларов — вся моя недельная зарплата. Задвинув ящик, я запер его на ключ и вышел в коридор.
От меня не укрылось, как дрожала ее рука, когда она брала монеты.
— Спасибо. Я верну, можешь мне поверить.
— Надеюсь. Я и сам еле свожу концы с концами и не намерен заниматься благотворительностью.
Закрыв входную дверь номера, я положил ключ в карман и повернулся к Рут.
— Я буду ждать у себя, — сказала она. — Только выпью чашечку кофе в баре напротив и сразу вернусь.
— Постарайся привести себя в порядок. Нужно произвести благоприятное впечатление на Уилли. Петь-то ты хоть сможешь?
Она кивнула.
— Без проблем. Сколько угодно и когда угодно.
— Тогда до встречи. — Я спустился по лестнице и вышел под палящие лучи утреннего солнца.
Уилли я застал в его кабинете. Он пересчитывал внушительную пачку двадцатидолларовых банкнот, время от времени слюнявя палец правой руки.
Закончив подсчет, он спрятал деньги в ящик стола и вопросительно глянул на меня.
— Какие проблемы, Джек? Чем могу помочь?
— Я нашел девушку с удивительным голосом. Можешь мне поверить, Уилли, это именно то, что ты искал.
На его розовом одутловатом лице застыла гримаса скуки.
— Мне не нужно искать кошечек с прекрасными голосами. Их здесь столько, сколько твоя душа пожелает. Когда ты перейдешь в мой клуб? Пора бы уже и поумнеть. Живешь, как перекати поле.
— Не нужно обо мне заботиться. У меня все нормально. Но ты обязательно прослушай девушку. Она согласна работать за гроши, у нее привлекательная внешность, а ее голос вызовет сенсацию. Поверь мне, клиенты повалят толпами, чтобы услышать, как она поет.
Уилли взял сигару из ящичка, стоящего на столе, откусил кончик и выплюнул в противоположный конец кабинета.
— Вот уж не думал, что ты интересуешься женщинами.
— А я и не интересуюсь. Здесь другое. Я намерен стать ее импресарио. Позволь привести ее сегодня вечером сюда. Потеряешь несколько минут на прослушивание, а потом мы обсудим наши дела.
— Ну что ж, раз ты настаиваешь… — Уилли пожал жирными плечами.
— Значит, до вечера.
Я был практически уверен, что едва Уилли услышит голос Рут, как контракт ей обеспечен. Возможно, он согласится платить ей долларов сто в неделю. Тогда на мою долю придется десять долларов. Плюс тридцать у Расти. Не сомневался я и в том, что после первых выступлений Рут в клубе Уилли о ней заговорят, и тогда я смогу устроить ее в более престижный клуб, где ей станут платить куда больше.
От этих мыслей у меня едва не закружилась голова. Я уже представлял себя знаменитым импресарио, владельцем роскошного кабинета, где я буду вести переговоры с директорами концертных залов, заключать выгодные контракты.
От Уилли я поехал прямо домой, рассчитывая сразу сообщить Рут о своем успехе. Нужно было сразу же заключить с ней соответствующий контракт, а до этого ни в коем разе не показывать Уилли. Не хватало еще, чтобы она попала в руки к кому-нибудь другому.
Прыгая сразу через несколько ступенек, я взбежал по лестнице и влетел в комнату Рут.
Служанка Кэрри, представлявшая собой весь обслуживающий персонал меблированных комнат, меняла на кровати белье. Рут в номере не оказалось.
Кэрри с удивлением уставилась на меня. Это была рослая располневшая женщина, содержащая вечно пьяного бездельника мужа.
Мы симпатизировали друг другу. Частенько, когда она производила уборку в моей комнате, мы делились своими горестями и неприятностями. И того и другого у нее было гораздо больше, чем у меня, и все же она никогда не теряла жизнерадостности и постоянно уговаривала меня вернуться домой.
— А где мисс Маршалл? — спросил я.
— Уехала. Примерно полчаса назад.
— Как уехала? Совсем?
— Да.
Моему разочарованию не было границ.
— И она ничего не просила мне передать? Может, сообщила, куда уезжает?
— Ничего не сказала и никаких поручений не давала.
— А за комнату заплатила?
Кэрри ухмыльнулась, продемонстрировав большие желтые зубы.
— Разумеется.
— Сколько?
— Два доллара.
Я тяжело вздохнул. Похоже, меня нагрели на полдоллара. Деньги у проходимки все же были. Она придумала эту историю о мнимой бедности, навешав мне лапши на уши.
Я подошел к двери своей комнаты, вставил ключ в замок и попытался повернуть, но ключ не проворачивался в замке. Тогда я нажал на ручку, и дверь легко распахнулась. Она была не заперта, хотя я хорошо помнил, что запер ее, уезжая к Уилли.
У меня неприятно екнуло сердце, когда я бросил взгляд в сторону туалетного столика. И не напрасно — ящик был вскрыт, а деньги, на которые я рассчитывал прожить целую неделю, исчезли.
Ко всему прочему, Рут оказалась еще и воровкой.
Следующая неделя выдалась для меня очень тяжелой. С голоду я не умер, так как Расти дважды в день кормил меня в кредит, но на сигареты денег не давал. Миссис Морган, после того, как я пообещал выплатить двойную сумму за следующую неделю, согласилась подождать плату за комнату. Короче, мне пришлось потуже затянуть пояс на эти семь дней, и все это время Рут не выходила у меня из головы. Я дал себе зарок, что если когда-нибудь встречу ее вновь, то она надолго запомнит эту встречу. Естественно, я очень сожалел, что так и не стал импресарио, но еще через две недели я уже и не вспоминал о девушке и повел прежнюю никчемную жизнь.
Однажды, примерно спустя месяц после описываемых событий, Расти попросил меня съездить в Голливуд за новой неоновой вывеской для бара. При этом он добавил, что я могу воспользоваться его машиной, а за хлопоты обещал уплатить два доллара.
Делать мне было все равно нечего, и я согласился. Получив вывеску, я положил ее на заднее сиденье старенького «олдсмобиля» и решил проехать через район киностудий.
И здесь мне повезло. У входа в киностудию «Парамаунт Пикчерс» я увидел Рут. Она о чем-то разговаривала с охранником. Я сразу же узнал ее по серебристому парику.
На ней был черный, плотно облегающий фигуру комбинезон, красная блузка и такие же красные туфельки, смахивающие на балетные. Как и прежде, выглядела она какой-то неряшливой.
Поставив машину на свободное место рядом с «бьюиком» и «кадиллаком», я направился к ней.
Охранник тем временем скрылся в своей конторке, с треском захлопнув за собой дверь. Рут в раздражении топнула ногой и пошла в моем направлении. Меня она узнала, когда подошла почти вплотную. Остановившись как вкопанная, она с испугом смотрела на меня, лицо медленно покрывал густой румянец. С тоской оглянувшись по сторонам, девушка поняла, что все пути к отступлению отрезаны.
— Хэлло! — жизнерадостно сказал я.
— Хэлло. — Энтузиазм в ее голосе явно был ниже нормы.
— Не вижу радости от такой приятной встречи! — Я подошел вплотную, готовый схватить ее за руку, вздумай она улизнуть. — Насколько я помню, ты стянула у меня тридцать долларов.
— Ты шутишь. — Голубые глаза смотрели куда-то за мою спину. — Какие такие тридцать долларов?
— Те самые, что лежали в ящике стола. Гони баксы, или придется препроводить тебя в полицейский участок.
— Ничего я у тебя не брала! За мной долг в полдоллара, это я помню.
Я схватил ее за тонкое запястье.
— Тогда вперед! И не вздумай устраивать сцен. Я намного сильнее тебя. Идем в полицейский участок, а уж там копы разберутся, что к чему.
Рут попыталась вырваться, но, поняв бесперспективность своих попыток, пожала плечами и покорно пошла рядом со мной. Я толкнул ее в салон машины и сел рядом.
— Это твоя машина? — с непонятным интересом вдруг спросила Рут, когда я завел двигатель.
— Увы, беби, не моя. Я по-прежнему практически без средств к существованию и намерен вернуть свои деньги. Как жила все это время?
— Хуже некуда. Нет ни цента.
— Тем хуже для тебя. Отсидишь немного в тюрьме, и это пойдет тебе на пользу. По крайней мере там бесплатно кормят.
— Ты не отправишь меня в тюрьму!
— Разумеется, если ты вернешь похищенное.
— Извини, Джек. — Рут вызывающе выставила грудь и положила свою руку на мою. — Я тогда оказалась в критическом положении. Деньги мне нужны были как воздух. Но я их верну. Клянусь!
— Зачем пустые клятвы. Гони баксы, и мы забудем об этом инциденте.
— Ноу меня нет ни цента! — Она прижала к груди замызганную маленькую сумочку.
— Дай-ка ее сюда!
— Нет!
Я завернул к тротуару и остановил машину.
— Мне что, дважды повторять? Давай сумочку или едем в ближайший полицейский участок.
Глаза ее сузились от злобы.
— Нет у меня денег! Я их истратила!
— Я и раньше слышал подобные песни, беби. Давай сумочку или будешь разговаривать с копами.
— Ты еще пожалеешь! Я не прощаю обид!
— Это меня совершенно не волнует. Ну!
Рут бросила мне на колени потрепанную сумочку. Я расстегнул замок. В ней оказалось пять долларов и двадцать пять центов, пачка сигарет, ключ и грязный носовой платок.
Я взял банкноты, положил в карман, а сумочку швырнул обратно.
— Тебе это так не сойдет, негодяй, — прошипела Рут.
— Надо же? Во всяком случае, это прекрасный урок на будущее. Где ты живешь?
Рут с мрачным выражением лица пробурчала адрес пансиона недалеко от места, где мы находились.
— Ну что же, прокатимся к тебе домой.
Следуя кратким указаниям, я привез ее к донельзя запущенному зданию, еще более грязному, чем мое жилище. Из машины мы вышли вместе.
— Тебе следует вернуться в мой пансион, беби, — заявил я. — Будешь петь и вернешь все деньги, которые украла. Твоим импресарио буду я, и тебе придется платить десять процентов со всех заработков. По этому поводу мы составим соответствующий договор. А сейчас ты соберешь свои вещи, и мы уедем из этой крысиной норы.
— Ничего я пением не заработаю.
— А это уже не твоя головная боль. Я беру все на себя. И помни: при отказе ты направляешься прямиком в тюрьму. Давай, принимай решение, у меня мало времени!
— Ты мог бы оставить меня в покое? Я же говорю, что пением ничего не заработаю.
— Так ты едешь со мной или предпочитаешь посидеть в тюрьме?
Рут с ненавистью смотрела на меня, но меня это не очень заботило. Она всецело была в моих руках и могла хоть лопнуть от ненависти. Так или иначе, но я верну свои деньги.
— Хорошо, я еду с тобой, — выдавила она в конце концов.
Сборы не заняли много времени. Мне пришлось расстаться с четырьмя ее же долларами, чтобы уплатить за квартиру, и я привез ее в свой пансион.
Рут поселилась в той же комнате, что и прежде. Пока она раскладывала вещи, я написал договор, составленный из напыщенных, но совершенно безграмотных юридически фраз. Я именовался импресарио и получал право на десять процентов от всех доходов Рут. С этим документом я зашел в комнату девушки.
— Распишись вот здесь, — потребовал я, демонстрируя ей мое сочинение.
— Еще чего захотел! — заартачилась она.
— Тогда идем в участок.
В глазах Рут вновь вспыхнула уже знакомая мне ненависть. Помедлив, она нехотя поставила свою подпись.
— Вот так-то лучше. — Я спрятал документ в карман. — Сегодня же вечером наведаемся в «Голубую розу». Ты будешь петь, как никогда не пела прежде, и заключишь контракт на сто баксов в неделю. Из этих денег я возьму свои десять процентов, плюс тридцать долларов. В дальнейшем, беби, ты вначале будешь отрабатывать все, потраченное на тебя, а уж потом оставлять деньги себе.
— И все же я утверждаю, что не могу зарабатывать деньги пением. Скоро ты сам в этом убедишься.
— Ты не сможешь убедить меня. С таким голосом ты очень скоро сколотишь себе состояние.
Рут прикурила и жадно втянула в себя дым. Она как-то сразу обмякла, словно у нее вынули позвоночник.
— Как скажешь. Я выполню все твои условия.
— Так-то лучше. Что ты наденешь?
С явным усилием она поднялась со стула и открыла шкаф. У нее оказалось только одно платье, да и то основательно заношенное. Впрочем, насколько я знал, в «Голубой розе» не жалуют яркое освещение, так что платье должно было подойти, тем более что другого и не было.
— Я хочу есть. — Рут вновь тяжело опустилась на стул. — У меня с утра, и крошки во рту не было.
— Вечно у тебя одна и та же песня! Поешь, когда получишь работу. Куда ты дела деньги, украденные у меня?
Рут молча смотрела на меня некоторое время.
— Потратила. На что-то я же должна была жить.
— Разве у тебя нет постоянной работы?
— Нет. Только от случая к случаю.
— Что ты намерена петь сегодня? Пожалуй, «Тело и душа» больше всего подойдет для начала. А на бис?
— Ты уверен, что дойдет и до этого? — саркастически спросила она.
Я с трудом удержался, чтобы не залепить ей пощечину.
— Мы исполним старые мелодии. Ты помнишь слова песни «Не могу забыть того парня»?
— Да.
— Прекрасно. — Я подумал, что все будут поражены, услышав эту песню в исполнении певицы с таким чистым серебристым голосом. — Просто замечательно. — Я взглянул на часы. Было около четверти восьмого. — Мне нужно сделать кое-какие дела, а ты пока приведи себя в порядок и переоденься. Увидимся через час.
Взяв со стола ключ от номера Рут, я подошел к двери.
— Вот что, беби. Чтобы тебе не пришла в голову мысль о побеге, я тебя запру.
— Я не собираюсь бежать.
— Береженого бог бережет.
Я вышел из комнаты, запер дверь и отправился в бар Расти. Вручив неоновую вывеску, я предупредил, что сегодня вечером не появлюсь в баре.
Он с каким-то странным выражением глянул на меня. По всему было видно, что он смущен.
— Знаешь, Джек, — сказал он, потирая рука об руку, — пора нам поговорить с тобой. Мои постоянные клиенты не очень-то разбираются в твоей музыке. Я не в состоянии платить тебе тридцать долларов. И вообще, почему бы тебе не взяться за ум и не вернуться домой. Ведь здесь ты ведешь бесполезную жизнь. В общем, я не могу больше держать тебя. Уже заказана радиола-автомат. Ты работаешь последнюю неделю.
Я жизнерадостно улыбнулся.
— Как скажешь, Расти. Знаю, ты хочешь мне только добра, но домой я не поеду. Когда мы встретимся в следующий раз, у меня будет собственный «кадиллак».
Потеря тридцати долларов в неделю меня не очень огорчала. Я не сомневался, что с подобным талантом Рут вскоре начнет зарабатывать приличные деньги.
Выйдя из бара, я позвонил Уилли Флойду и сообщил, что привезу Рут примерно в половине одиннадцатого. Он согласился, хотя и без особого энтузиазма.
После этого я вернулся в пансион и заглянул в номер девушки. Она спала.
Времени до половины одиннадцатого еще оставалось порядочно, и я не стал будить ее. Пройдя к себе, я побрился, надел чистую рубашку, вынул из шкафа смокинг, тщательно почистил его и разгладил. Вообще-то смокинг выглядел далеко не блестяще, но другого у меня не было, а о покупке нового я не смел даже и мечтать.
Без четверти десять я вновь зашел к Рут и разбудил ее.
— Ну, без пяти минут звезда, нужно подниматься. В твоем распоряжении полчаса.
Рут выглядела довольно апатичной. От меня не укрылось, что ей стоило немалых усилий подняться с постели.
Может, она и в самом деле была голодна. Во всяком случае, вряд ли она сможет хорошо петь в таком состоянии.
— Слушай, я пошлю Кэрри за бутербродами, а ты пока одевайся.
— Как скажешь.
Равнодушие Рут беспокоило меня. Она начала медленно одеваться, а я ушел. Кэрри я обнаружил внизу, возле конторки. По моей просьбе она сводила в бар за бутербродами.
С пакетом в руках я поднялся в комнату Рут.
Девушка уже переоделась и сидела перед засиженным мухами зеркалом. Я положил пакет ей на колени, но она с брезгливой гримасой сбросила его на пол.
— Я ничего не хочу.
— Ах ты… — Я схватил Рут за руки, заставил встать и с силой встряхнул. — Приди же в себя, наконец! Ты будешь сегодня петь! Другой возможности уже не представится! Ешь эти проклятые бутерброды! Ты же вечно голодна!
Рут наклонилась, подняла пакет и, вынув бутерброд, принялась есть, отщипывая маленькие кусочки. Не съев и половины, она скривилась и положила бутерброд на стол.
— Меня стошнит, если я съем хотя бы еще немного.
Бутерброд пришлось доедать мне.
— Ты когда-нибудь доведешь меня до инфаркта, — сказал я с набитым ртом. — Иногда я жалею, что вообще познакомился с тобой. Ну да ладно. Вперед. Я обещал Уилли привести тебя к половине одиннадцатого.
Все еще продолжая жевать, я отступил и критически взглянул на Рут. Бледная как полотно, с темными кругами под глазами, девушка казалась выходцем с того света. И все же был в ней какой-то шарм.
Мы спустились по ступенькам и вышли на улицу. Воздух еще хранил дневное тепло, но когда Рут случайно прикоснулась ко мне, я почувствовал, что она вся дрожит.
— Что такое? — резко спросил я. — Да тебя трясет, как былинку на ветру.
— Все в порядке. — Она внезапно чихнула.
— Только не это! — Я не на шутку разозлился. — Тебе же сейчас петь!
Нервы мои были на пределе, но я сдерживался, думая о ее голосе. Каково будет, если она расчихается перед Уилли?
Мы сели в трамвай и поехали в направлении Пятнадцатой авеню. Вагон был переполнен, и Рут прижали ко мне. Время от времени я чувствовал, как она начинает дрожать. Это не на шутку беспокоило меня.
— Ты здорова? Уверена, что сможешь петь?
— Без проблем. Отстань.
В клубе «Голубая роза», как правило, собирались многое повидавшие в жизни бизнесмены, почти богатые и почти честные. Там же было полно почти красивых девиц легкого поведения, время от времени получавших крошечные роли в кино, и гангстеров, пришедших весело провести время.
Толкая перед собой Рут, я довел ее до кабинета Уилли и, предварительно постучав, втолкнул в помещение.
Хозяин кабинета, положив ноги на стол, чистил ногти. При виде нас он сразу нахмурился.
— Хэлло, Уилли, — как можно более беззаботно сказал я. — Вот и мы. Познакомься с Рут Маршалл.
Уилли внимательно осмотрел девушку и поморщился.
— Когда мы начнем? — спросил я.
Уилли пожал плечами.
— Мне безразлично. Можно прямо сейчас. — Он снял ноги со стола. — Ты уверен, что у нее имеется голос? Как-то слабо верится, если судить по ее виду.
— Я не напрашивалась сюда! — с негодованием выкрикнула вдруг Рут.
— Молчи! — цыкнул на нее я. — Я же сказал, что это мои проблемы. Еще не вечер! — Я повернулся в сторону Уилли. — Это замечание обойдется тебе в сто долларов в неделю.
Уилли расхохотался.
Что ж, она должна действительно оказаться таким чудом, чтобы заставить меня расстаться с такими деньгами. Ну что же, послушаем твою протеже.
Мы вышли в ресторан и некоторое время стояли в полумраке, дожидаясь, пока умолкнет оркестр. Потом Уилли поднялся на сцену, отпустил музыкантов и объявил о выступлении Рут.
Его объявление было предельно кратким. Он сообщил, что она начинающая певица и хочет спеть перед зрителями две-три песенки. Потом он сделал нам призывный жест, приглашая на сцену.
— Как можно громче, — шепнул я девушке, усаживаясь за пианино.
Шум в ресторане не уменьшился, в зале не раздалось ни единого хлопка.
Меня это не очень обеспокоило, так как я знал, что, как только Рут запоет и послышится ее серебристый голос, все немедленно онемеют.
Уилли стоял возле меня и с неодобрением смотрел на Рут. Его явно что-то тревожило.
Стоя около пианино, девушка равнодушно смотрела в переполненный людьми зал. Она казалась совершенно спокойной.
Я начал играть.
Первые пять или шесть тактов Рут спела выше всяких похвал. Ее чистый, звенящий голос наполнил зал, тон и ритм были идеальными. Я внимательно следил за девушкой. И вдруг в ней будто что-то надломилось. Ее лицо еще больше побледнело, она сбилась с такта, голос разительно изменился. Перестав петь, она расчихалась. Содрогаясь в конвульсиях, она наклонилась вперед, закрыв лицо руками.
В зале стояла могильная тишина, нарушаемая лишь ее чиханьем. Потом все оживленно загомонили.
Я перестал играть.
— Уведи отсюда эту наркоманку! — рявкнул Уилли. — Не пойму, за каким чертом ты привел ее сюда! Прочь с глаз моих!
Рут лежала на кровати, уткнувшись в подушку, и время от времени начинала судорожно чихать.
Я молча стоял рядом с ней.
«Ну и идиот же я! — мысленно корил я себя. — Ведь все симптомы были налицо, а мне и в голову не приходило, что она может оказаться наркоманкой. Ведь я должен был догадаться об этом еще тогда, при нашей первой встрече».
Надо было видеть ярость Уилли Флойда. Прежде чем выставить нас за дверь, он пригрозил, что, если я еще хоть раз суну нос в его клуб, он велит вышибале переломать мне все кости. И это была не пустая угроза.
Я с трудом довел Рут до дома. Она была настолько слаба, что я не решился войти с ней в трамвай. Временами мне приходилось нести ее на руках. Мне понадобилось больше часа, чтобы дотащить ее до дома.
Постепенно она начала успокаиваться. Глядя на Рут, я медленно закипал от негодования. Потерять работу у Расти, поссориться с Уилли Флойдом да еще вдобавок посадить себе на шею эту наркоманку!
Нужно было как можно быстрее упаковать свои вещи и уносить ноги из этого города. Я бы так, скорее всего, и поступил, но в ушах продолжал звучать ее серебристый голос, и я снова начинал думать о больших доходах, которые она могла бы приносить, о заключенном с ней контракте и о своей доле гонораров.
Внезапно Рут повернулась и взглянула на меня.
— Я же предупреждала, — задыхаясь сказала она. — А теперь убирайся к чертовой матери!
Да, ты предупреждала, — согласился я, облокачиваясь на спинку кровати. — Но ты и словом не упомянула о своей болезни. Давно ты употребляешь это зелье?
— Чуть меньше трех лет. Теперь я не могу без этого жить. — Рут села, вынула носовой платок и протерла слезящиеся глаза.
— Три года! Сколько же тебе лет?
— Восемнадцать. Но тебе-то что с этого?
— Так ты употребляешь наркотики с пятнадцати лет? — Я пришел в ужас.
— Замолчи!
— Это Уилбур снабжал тебя ими?
— А если и он? — Рут высморкалась. — Ты хочешь, чтобы я пела? Ты хочешь, чтобы я стала знаменитой? Тогда дай мне денег. У меня все получится в лучшем виде, стоит только сделать укол. Ты еще не слышал, как я могу петь! Дай мне денег, это все, что мне нужно!
Я присел на край кровати.
— Не пори чушь! Денег у меня нет, а если бы и были, ты бы все равно их не получила. С таким голосом, как у тебя, из тебя могла бы получиться суперзвезда. Тебе нужно лечиться, а потом, когда ты выздоровеешь, у тебя будет много денег.
— Это только слова! Ничего не получится. Дай мне хотя бы пять долларов. Я знаю одного человека…
— Ты отправишься в больницу!
Рут с презрением смотрела на меня.
— Ха! Да палаты госпиталей переполнены такими беднягами, как я. Врачи ничем не могут помочь нам. Я уже была в госпитале. Бесполезно! Дай мне пять долларов! Я буду петь только для тебя! Ты будешь поражен моим голосом! Всего пять долларов…
Больше я не мог слышать ее причитаний. Меня мутило от одного взгляда на нее. Я был по горло сыт событиями этого дня, потому поднялся и молча направился к двери.
— Ты куда?
— Спать. Разговор продолжим завтра. На сегодня с меня хватит.
Зайдя в свою комнату, я запер за собой дверь и, раздевшись, улегся на кровать. Сон не шел, и где-то около двух часов ночи я услышал, как скрипнула дверь ее номера, и Рут на цыпочках прошла по коридору. Я никак не отреагировал на это. В ту минуту я был бы, пожалуй, рад, если бы она собрала свои вещи и сбежала.
На следующее утро я встал часов в десять, оделся, подошел к ее комнате и приоткрыл дверь.
Рут спала. Судя по разглаженным чертам ее лица, она все же сумела где-то раздобыть наркотик. Ее серебристые волосы рассыпались по подушке, она даже казалась хорошенькой. Видимо, ей удалось найти какого-то лоха, который снабдил ее деньгами.
Я тихонько притворил дверь и направился в бар Расти. Увидев меня в такую рань, он удивился.
— Я хочу серьезно с тобой поговорить, — сказал я. — Это важно для меня.
— Говори, кто тебе мешает.
— Эта девушка очень талантлива. У нее изумительный голос. Это целое состояние. У нас с ней договор. Возможно, я имею шанс выбиться в люди благодаря ей. Честное слово, эта девушка может зарабатывать большие деньги.
Бармен озадаченно смотрел на меня.
— Ну и что ей мешает сделать это? Если она может зарабатывать большие деньги, то почему не делает этого?
— Она наркоманка, Расти.
На лице Расти появилась гримаса отвращения.
— Так вот в чем дело!
— Нужно ее вылечить. Что делать?
— Что делать, говоришь? Нет проблем! — Он ткнул мне в грудь пальцем, похожим на банан. — Отделайся от нее как можно быстрее. Наркоманы — конченые люди! Эта болезнь практически неизлечима. Уж можешь мне в этом верить, Джек. Шарлатаны уверяют, что излечивают от наркомании. Но на какой срок? От силы на месяц-другой, максимум на три. А потом они снова садятся на иглу, и все начинается сначала. Послушай, сынок, ты мне нравишься, и я хочу помочь тебе. Ты неглупый парень и почти получил хорошее образование. Не связывайся с этой дрянью! Это потерянный для общества человек. Она может петь — что с того? Брось ее. Кроме неприятностей от нее ты ничего не дождешься.
Как было бы хорошо, если бы я послушался его советов. Он говорил правду, но тогда его доводы не подействовали на меня. Почему-то я вбил себе в голову, что голос Руг принесет мне состояние. Надо только вылечить ее, а там деньги потекут золотой рекой. В тот момент никто не смог бы разубедить меня в обратном.
— Кому мне ее показать, Расти? Знаешь ли ты кого-нибудь, способного ей помочь? Ее можно вылечить?
— Вылечить? Да это невозможно! Ты сошел с ума. Выкинь эту бредовую идею из головы!
— Но ведь ты столько повидал в жизни, Расти. Неужели тебе не приходилось сталкиваться с чем-то подобном? Должен же быть человек, который вылечивает наркоманов! Ведь среди актеров так много наркоманов. Кто-то же их вылечивает! Кто?
Расти озадаченно поскреб затылок.
— Хм… Но ведь артисты люди состоятельные. Лечение стоит огромных денег. Есть один такой, но, судя по тому, что я о нем слышал, его услуги обходятся недешево. Очень недешево.
— О’кей. Вдруг я займу у кого-нибудь. Мне нужно во что бы то ни стало вылечить ее. Кто этот человек?
— Доктор Кингсли. Это человек совсем другого круга, но именно тот, кто тебе нужен. Кингсли вылечил Мону Гайсинг и Фрэнки Ледцера, — добавил Расти, называя фамилии двух крупнейших звезд кинокомпании «Парамаунт Пикчерс». — Они баловались марихуаной, но он их вылечил.
— Как его найти?
— Адрес есть в телефонном справочнике. И все же, Джек, это идея фикс. За лечение придется выложить большие деньги.
— Я заплачу столько, сколько нужно. Попытаюсь уговорить его провести лечение Рут в счет будущих гонораров. Она будет получать большие деньги. Я это чувствую. Имея такой голос, нельзя не разбогатеть.
— Ну и ну… Видимо, у тебя окончательно поехала крыша.
— Может быть. Но вдруг я прав?
Я выписал из телефонного справочника адрес доктора Кингсли. Он жил в самом престижном районе Голливуда на бульваре Беверли-хиллз.
Попрощавшись с Расти, я сел в трамвай, вернулся в меблированные комнаты и зашел к Рут. Она сидела на кровати в черной пижаме. Сочетание черного с волосами серебряного цвета и темно-голубыми глазами делало ее привлекательной.
— Я хочу есть.
— Я высеку эти слова на твоем надгробии. Однако речь не об этом… Где ты раздобыла деньги на укол вчера вечером?
Рут отвела взгляд в сторону.
— О чем это ты?.. Я очень голодна. Не мог бы ты…
— Замолчи! Итак, ты согласна пройти курс лечения, если мне удастся договориться с врачами?
Лицо Рут помрачнело.
— Мне уже поздно лечиться. Бесполезно тратить деньги на лечение.
— Лечиться никогда не поздно. Есть один человек, который может тебе помочь. Ты согласна пройти курс лечения?
— И кто же этот волшебник?
— Доктор Кингсли. Он лечит всех звезд Голливуда.
— Ну ты и загнул! Проще всего дать мне денег. Так, пару, тройку…
Я с силой встряхнул ее. Мне едва не стало дурно, когда она дохнула на меня.
— Так ты согласна пройти курс лечения? — рявкнул я.
Рут вырвалась из моих рук.
— Как скажешь!
— Другое дело. Я переговорю с ним. Никуда не выходи. Я попрошу Кэрри, чтобы она принесла тебе чашку кофе и чего-нибудь поесть.
Подойдя к лестничной клетке, я окликнул Кэрри и попросил принести Рут кофе и гамбургер. Потом, зайдя к себе, надел свой лучший костюм. Костюм этот уже повидал виды, но когда я причесался, до блеска надраил туфли и вообще привел себя в порядок, вид у меня стал вполне приличный.
Затем я снова зашел к Рут. Она сидела на кровати и маленькими глотками пила кофе. При виде меня девушка от удивления присвистнула.
— Вот это да! Прямо красавец!
— Помолчи. Давай пой. Все, что угодно.
Разинув рот, Рут уставилась на меня.
— Как тебя понимать?
— Как слышала. Пой.
Рут запела «Дым ест глаза».
Она пела безо всякого усилия. И снова при звуках ее чистого, сильного голоса я почувствовал, как мурашки побежали по спине.
Я стоял и слушал, но когда она исполнила припев, остановил пение.
— Ну что ж, все прекрасно, — сказал я, чувствуя, как сильно бьется мое сердце. — Никуда не уходи. Я скоро вернусь.
Уже через пару минут я был на пути к особняку доктора Кингсли.
Владения доктора Кингсли, как и положено владениям преуспевающего человека, поражали своими размерами. Это было несколько гектаров огромного ухоженного сада, обнесенного высокой стеной, по верху которой шла вереница острых железных шипов. Мне понадобилось чуть меньше пяти минут быстрой ходьбы, прежде чем я увидел особняк, показавшийся мне голливудским вариантом дворца Медичи во Флоренции.
Не меньше пятидесяти ступенек вели к просторной террасе. Окна нижних этажей были забраны решетками.
И от самого особняка, и от сада веяло какой-то холодностью и отчужденностью. Здесь даже розы и бегонии, казалось, источают не аромат, а зловоние.
Недалеко от аллеи, под тенью вязов сидели в креслах-каталках несколько человек, за которыми наблюдали медсестры в ослепительно белых халатах. Я поднялся по ступенькам на террасу и позвонил. Буквально через пять секунд мне открыл какой-то невзрачный старик — у него были седые волосы, серые глаза, серый костюм и медлительные движения паралитика.
Я представился.
Не сказав ни слова, он молча провел меня по сверкающему паркету в небольшую приемную, где за письменным столом восседала (другого слова не подберешь) и что-то записывала на листок бумаги блондинка медсестра потрясающей красоты.
— Мистер Гордон, — представил меня старик.
Стоя за моей спиной, он так резко пододвинул кресло, что мне волей-неволей пришлось сесть. Уходя, он осторожно, словно панели были из хрупкого стекла, прикрыл за собой дверь.
Медсестра отложила в сторону ручку и, профессионально улыбаясь одними глазами, негромко спросила:
— Да, мистер Гордон? Чем мы можем вам помочь?
— Мне нужно переговорить с доктором Кингсли по поводу излечения одного пациента.
Медсестра оценивающим взглядом посмотрела на мой костюм.
— Кто ваш пациент, мистер Гордон?
— Я все расскажу мистеру Кингсли.
— Боюсь, это невозможно. Доктор очень занят. Но вы можете обо всем рассказать мне. Решение о приеме целиком в моей компетенции.
— Я понимаю, но в данном случае речь идет об особом случае. Об этом я могу переговорить только с глазу на глаз с доктором Кингсли.
— И что это за особый случай, мистер Гордон?
По всему было видно, что мой лепет никакого впечатления на эту девицу не произвел. В ее глазах читалась откровенная скука.
— Я импресарио молодой, но подающей очень большие надежды певицы. Раз я не смогу встретиться непосредственно с доктором Кингсли, боюсь, мне придется обратиться к кому-нибудь другому.
На сей раз мои слова, кажется, произвели на эту статую определенное впечатление. Медсестра задумалась.
Ну, коли так… Минуточку, мистер Гордон, — сказала она, поднимаясь. — Я сейчас все выясню.
Она прошла в смежный кабинет и буквально через несколько секунд вернулась и, остановившись в дверном проеме, сказала:
— Прошу вас.
Я прошел в просторный кабинет, уставленный модной мебелью. Здесь же находился операционный стол, а за письменным столом таких размеров, что на нем свободно можно было играть в бильярд, сидел импозантный человек среднего возраста в белом халате.
— Мистер Гордон? — поднимаясь, сказал он.
Он произнес мою фамилию так, словно мое посещение доставило ему огромную радость.
Это был мужчина лет тридцати пяти, небольшого роста, со светлыми курчавыми волосами, серо-голубыми глазами и манерами человека высшего общества.
— Верно. А вы, как я понимаю, доктор Кингсли?
— Разумеется. — Он жестом указал на кожаное кресло, стоящее рядом со столом. — Чем могу служить?
Я сел и некоторое время молчал, дожидаясь, пока уйдет медсестра.
— У меня есть певица, которая вот уже три года принимает марихуану, — начал я. — Мне нужно ее вылечить. В какую сумму все это обойдется?
Взгляд его серо-голубых глаз был совершенно равно-душным.
— Наша ставка пять тысяч долларов за полный курс лечения, мистер Гордон. При этом мы гарантируем положительный успех.
Я глубоко вздохнул.
— За такие деньги все вправе ожидать положительного результата.
Он печально улыбнулся.
— Вам, мистер Гордон, такая сумма, возможно, и покажется значительной, но наши пациенты принадлежат к высшим слоям общества.
— Как долго длится лечение?
— Все зависит от желания и силы воли пациента. Как правило, месяца полтора, но если случай запущенный — месяца два, не больше.
— И положительный результат гарантирован?
— Разумеется.
Я отдавал себе отчет, что во всем городе не найдется человека, который за красивые глаза одолжил бы мне эти пять тысяч, но все же решил посмотреть, не клюнет ли доктор на мое предложение.
— Видите ли, доктор, это несколько больше того, что я могу уплатить. Но девушка обладает изумительным голосом. Если вы ее вылечите, она будет зарабатывать огромные деньги. Может быть, вы согласитесь войти со мной в долю и получать процентов двадцать со всех ее гонораров до погашения всей суммы в пять тысяч долларов. После этого вы получите еще три тысячи в качестве премии.
Я еще не закончил свой монолог, как понял, что допустил роковую ошибку. Лицо Кингсли приобрело равнодушное выражение, и он сделал недовольную гримасу.
— Мы не занимаемся благотворительностью, мистер Гордон. Моя клиника переполнена. Плату за лечение мы принимаем только наличными: три тысячи перед курсом лечения и две — после окончания курса.
— Но ведь здесь совершенно особый случай и… — начал я, но его палец с наманикюренным ногтем уже тянулся к кнопке звонка.
— Извините, но таковы наши требования.
Злорадно улыбнувшись, он с силой надавил на кнопку.
— Но если я все же смогу набрать требуемую сумму, вы гарантируете стопроцентный результат лечения?
— Стопроцентный результат гарантирует только Господь Бог. Но мы сделаем все от нас зависящее.
Доктор поднялся с кресла. Мне ничего не оставалось, как сделать то же самое.
Открылась дверь, и в кабинет вплыла медсестра. Оба печально улыбнулись.
— Если ваша клиентка, мистер Гордон, все же захочет лечиться, тут же известите нас. Желающих очень много, а количество мест ограниченно.
— Благодарю. Я все понял.
На прощание доктор Кингсли подал мне холодную мягкую руку, словно оказывая величайшую милость, а затем медсестра выставила меня за дверь.
На обратной дороге я обдумывал все сказанное доктором и впервые в жизни пожалел, что не располагаю достаточной суммой денег. Но можно ли надеяться раздобыть эти проклятые пять тысяч? Если бы произошло чудо и у меня появилась требуемая сумма, нужная на лечение Рут, она, а вместе с ней и я, вскоре оказались бы на вершине славы и богатства.
Предаваясь подобным горестным размышлениям, я медленно брел по улице, пока не поравнялся с универсальным магазином, в чей ассортимент, помимо всего прочего, входили патефоны и радиоприемники. Я остановился у витрины и принялся рассматривать яркие конверты с долгоиграющими пластинками, представляя, как выглядела бы Рут на одном из них. В глаза бросилось висевшее за стеклом объявление: «Запишите свой голос на магнитную ленту! Трехминутная запись — два доллара пятьдесят центов. Удивите своим голосом друзей!»
В голове у меня тут же сформировалась идея.
Если записать голос Рут на пленку, можно будет не опасаться повторения того, что случилось в «Голубой розе». Мне нужно будет только все время прокручивать ленту, и, может быть, кто-то все же заинтересуется и одолжит деньги для лечения девушки.
Никуда не заглядывая, я быстрым шагом направился домой. Рут была уже одета. Она сидела у окна и курила. При моем появлении она выжидающе глянула на меня.
— Доктор Кингсли гарантирует твое стопроцентное выздоровление, — сказал я, усаживаясь на кровать. Но нужны деньги. Пять тысяч долларов.
Рут сморщила носик, пожала плечами и вновь с безразличным видом уставилась в окно.
— Но не нужно впадать в отчаяние, — продолжал я. — У меня появилась неплохая идея. Мы запишем твой голос на магнитную ленту. Не исключено, что кто-нибудь из компаний, выпускающих грампластинки, прослушав твой голос, ссудит нас деньгами. Понимаешь?
— Да ты неисправимый оптимист. Никто тебе не даст и доллара.
— Это уж мои проблемы. Пошли. Мы исполним «Некоторые дни», — сказал я. — Знаешь слова?
— Да.
— Петь надо как можно громче и быстрее.
Оператор магазина, проводивший нас в студию звукозаписи, выглядел неприветливым. По всему было видно, что он по горло сыт разными бездельниками, которые от нечего делать выбрасывают на ветер два с половиной доллара за сомнительное удовольствие удивить друзей и только зря отнимают у него время.
— Мы вначале прорепетируем, — сказал я, усаживаясь за пианино. — Итак, как и договаривались. Громко и в быстром темпе.
— Никаких репетиций! — оператор уже включил звукозаписывающий аппарат. — У нас так не принят о. Я буду регулировать запись в процессе исполнения.
— И все же мы прорепетируем. Для вас это не имеет значения, чего не скажешь о нас. Давай, Рут.
Я заиграл мелодию в несколько более быстром темпе, чем обычно. Рут запела. Я взглянул на оператора. Голос девушки, видимо, ошеломил его: разинув рот и буквально перестав дышать, он в изумлении таращился на исполнительницу.
Это было блестящее пение!
После первого куплета я остановил девушку.
— Боже милосердный! — воскликнул оператор. — В жизни не слышал ничего подобного!
Рут лишь молча скользнула по нему равнодушным взглядом.
— Ну а сейчас сделаем запись. Все готово?
— Да. — Голос оператора дрожал. — Я включу аппарат, как только вы начнете.
На этот раз Рут пела еще лучше, если это вообще было возможно.
Когда Рут закончила, оператор предложил послушать запись через стереофонический проигрыватель. Слушали мы сидя.
После правильной регулировки и применения фильтров, убирающих шипение, голос звучал громче, чем естественный, и производил потрясающее впечатление. Мне не доводилось слушать ничего более поразительного.
— Ну и дела! — Изумлению оператора не было границ. — Высший класс! Эд Ширли просто обязан это послушать. Он будет потрясен.
— Эд Ширли? Кто это? — осторожно спросил я.
— Как? — оператор выпучил глаза, глядя на меня. — Эд Ширли. Владелец фирмы по производству грампластинок. «Калифорнийская компания звукозаписи». Он открыл Джой Миллер. В прошлом году она записала пять пластинок. И знаете, каковы ее гонорары? Полмиллиона долларов! И вот я вам что скажу: она полная бездарь в сравнении с этой девчонкой. Можете мне поверить. Я много лет занимаюсь своим делом, но мне еще не доводилось слышать ничего подобного. Переговорите с Ширли. Он ухватится за нее обеими руками.
Я поблагодарил оператора за ценную информацию и хотел уплатить два доллара и пятьдесят центов, но тот протестующе замахал руками.
— Помилуйте! Я получил такое удовольствие. Переговорите с Ширли. Буду рад, если она его заинтересует. — Он пожал мне руку. — Желаю удачи. Да иного и быть не может!
В сильном волнении я возвращался с Рут по набережной в меблированные комнаты. Если она и в самом деле пела лучше Джой Миллер (а с чего оператору меня обманывать?), тогда она может зарабатывать огромные деньги. Даже если за первый год набежит сумма в полмиллиона долларов, то десять процентов от гонорара будут выглядеть совсем неплохо.
Я искоса взглянул на девушку. Засунув руки в карманы комбинезона, она шла рядом со мной, безучастная ко всему на свете.
— Как можно быстрее переговорю с Ширли, — сказал я. — Человеку с таким состоянием ничего не стоит одолжить пять тысяч долларов на твое лечение. Ты же слышала, что сказал оператор. А ведь он специалист в подобных делах. Ты можешь высоко взлететь.
— Я хочу есть, — мрачно заявила Рут. — Могу я чего-нибудь поесть?
— Какого черта! — Я остановился и встряхнул ее за плечи. — Ты слушаешь меня или нет? Ведь своим голосом ты можешь заработать целое состояние. Только вначале нужно пройти курс лечения.
— Напрасно ты обольщаешься на мой счет. — Рут вырвалась. — Думаешь, я не пробовала лечиться. Все без толку… Так что там насчет еды?
— Доктор Кингсли вылечит тебя. А Ширли, прослушав запись, выдаст аванс на лечение. Он просто не сможет нам отказать.
— Сможет, не сможет… Сейчас у меня вырастут крылья, и я улечу. Никто не одолжит нам такую сумму.
В тот же день, взяв у Расти машину, я поехал в Голливуд. Лента с записью голоса Рут лежала у меня в кармане, но сердце мое от волнения сбивалось с ритма. Было бы верхом глупости сказать Ширли, что Рут наркоманка. Он моментально выставит меня за дверь и будет прав. Мне предстояло как-то убедить его расстаться с пятью тысячами долларов, но как именно это сделать, я не имел представления. Все зависело от того, какое впечатление произведет на него запись. Если такое, на которое я надеялся, он мой и уже не сорвется с крючка.
Фирма Эда Ширли находилась почти рядом с киностудией «Метро-Голдвин-Майер». Это было двухэтажное здание, занимающее примерно полгектара площади, обнесенной внушительным забором. Пройти на территорию можно было только через проходную, где дежурили два внушительного телосложения охранника.
Осознав, с какой солидной фирмой мне предстоит иметь дело, я понял, насколько трудна моя задача. Все здесь буквально дышало богатством и процветанием. У меня ослабли коленки и испарилась вера в собственные силы.
Едва я подошел к проходной, как один из охранников направился в мою сторону. Окинув меня оценивающим взглядом, он резким тоном поинтересовался, за каким чертом я сюда пожаловал. Я робко сказал, что хотел бы переговорить с мистером Ширли. Мои слова донельзя удивили охранника, но в следующий момент он рассердился.
— Да вас таких тысячи! Вы записаны на прием?
— Нет.
— В таком случае скатертью дорога!
Наступил момент, когда не оставалось ничего иного, как идти ва-банк.
— Ну что ж, чудесно. При первой же встрече с ним я обязательно упомяну, какая у него образцовая охрана. Как-то по случаю он приглашал навестить его, если я окажусь рядом, но коль вы меня не пропускаете, то это не моя головная боль.
Это произвело впечатление. Охранник стушевался.
— Вы не шутите, он в самом деле вас приглашал?
— Что здесь такого? Они с моим отцом учились вместе в университете.
Агрессивное выражение моментально исчезло с лица охранника, словно доказательство теоремы на школьной доске, стертое мокрой тряпкой.
— Как вы назвали себя?
— Джек Гордон.
— Момент…
Он скрылся в своем помещении, позвонил куда-то, потом снова вышел и гостеприимным жестом попросил меня пройти на территорию.
Это уже была маленькая, но победа. С пересохшим от волнения ртом и отчаянно бьющимся сердцем я прошел по короткой аллее и оказался перед внушительных габаритов дверью. Меня уже ждали. В сопровождении мальчика в форме небесно-голубого цвета с пуговицами, сверкающими, как бриллианты, я двинулся по коридору, с обеих сторон которого шел ряд дверей из красного полированного дерева. Возле седьмой справа мы остановились. На ней красовалась медная табличка, гласившая: «Мистер Гарри Найт. Мисс Генриетта Уингсли».
Мальчик предупредительно открыл передо мной дверь и пригласил войти.
Я вошел в просторную, с темно-серыми стенами приемную, где в удобных креслах сидело человек пятнадцать.
Мне почему-то при виде их вспомнилось избитое выражение: агнцы на заклание.
Впрочем, я не успел как следует рассмотреть присутствующих, так как обнаружил, что нахожусь под прицелом изумрудно-зеленых глаз, твердых как камень, который дал название цвету, и таких же равнодушных, как взгляд Будды. Глаза принадлежали огненно-рыжей девушке лет двадцати пяти с красивой фигурой и холодным выражением лица.
— Слушаю вас. — Тон голоса не предвещал мне ничего хорошего.
— К мистеру Ширли, пожалуйста.
Девица профессиональным жестом поправила прическу и вновь взглянула на меня так, словно я только что сбежал из зоопарка.
— Мистер Ширли не принимает, а у мистера Найта посетитель. — Девица ленивым жестом взмахнула в сторону агнцов на заклание. — Но если вы сообщите ваше имя и цель визита, я, возможно, запишу вас на прием в конце недели.
Я отчетливо понимал, что ложь, на которую попался охранник, на нее не подействует. Эта бестия была птица совсем другого полета и никому и ничему не верила, а только конкретным фактам. И если я не продемонстрирую ей их, моей миссии придет конец.
— В конце недели? — небрежно произнес я. — Слишком поздно. Если мистер Найт не примет меня сейчас же, фирме не избежать убытков, а это вряд ли понравится мистеру Ширли.
Дешевый трюк, но ничего более убедительного с ходу придумать я не мог. Краем глаза я заметил, что все в приемной навострили уши и вытянули шеи, словно собаки, учуявшие добычу.
Но если мои слова и произвели на них впечатление, то для мисс Уингсли это был пустой звук. Она лишь небрежно махнула рукой.
— Уточните причину, грозящую фирме убытками, и если она достаточно серьезна, мистер Найт вам позвонит.
Позади рыжеволосого цербера открылась дверь, и из нее выглянул лысеющий толстяк лет сорока в светло-коричневом костюме. Злобно глянув на толпу страждущих попасть на прием, он рявкнул:
— Следующий! — Именно таким тоном ассистент зубного врача вызывает в кабинет очередного страдальца.
В долю секунды я оказался рядом с ним. Уголком глаза я заметил, как высокий юноша субтильного телосложения, с прической а ля Эммет Рей, сжав гриф гитары, сделал попытку подняться с кресла. Но он безнадежно опоздал.
Наступая на толстяка и при этом обаятельно улыбаясь, я оттеснил его в кабинет, не забыв при этом ногой захлопнуть за собой дверь.
— Хэлло, мистер Найт, — как можно проникновеннее произнес я. — У меня имеется нечто такое, что доставит вам истинное наслаждение. Не сомневаюсь, услышав это, вы тут же поставите в известность мистера Ширли.
Воспользовавшись его замешательством, я обошел толстяка, вставил бобину с лентой в магнитофон и положил палец на кнопку включения. При этом я скороговоркой произнес:
— Сейчас вы будете благодарить себя за проявленное благоразумие. Разумеется, на таком аппарате вы не получите полного представления о богатстве голоса певицы, но если вы воспроизведете запись на стереофоническом магнитофоне, то будете поражены до глубины души.
Найт, на лице которого легко читалось выражение крайнего изумления, ошарашенно наблюдал за моими манипуляциями.
Я включил магнитофон, и из динамика полился голос Руг.
Краем глаза я заметил, как при первых же тактах напряглось его лицо. Он молча прослушал всю запись и только тогда сказал:
— Кто исполнитель?
— Моя клиентка. Надеюсь, вы понимаете, что это должен прослушать мистер Ширли?
Найт критически осмотрел меня с головы до ног.
— Простите, а кто вы такой?
— Джек Гордон. Но я не могу тратить время на пустопорожние разговоры. Если мистер Ширли не примет меня, я прямиком направляюсь в «Радио корпорейшн оф Америка». Подумайте. Я здесь только потому, что та фирма расположена дальше от меня.
Но на такого прожженного профессионала, как Найт, мой экспромт не произвел ни малейшего впечатления. Он ухмыльнулся и уселся за письменный стол.
— Не будем горячиться, мистер Гордон. Я же не сказал, что она плохо поет. Нет, ее пение заслуживает высших похвал, но мне доводилось слышать певиц и получше. И тем не менее, возможно, она нам подойдет. Приводите ее в конце недели.
— Мы не можем ждать столько времени. Кроме того, я уже заключил с ней контракт.
— Это ваши проблемы. Приводите, когда сочтете нужным.
— Советую заключить с ней контракт сейчас же. Или я обращусь к вашим конкурентам.
— Опять вы торопитесь. Поймите, нам нужно услышать живой голос.
— Только после подписания контракта. — Я пытался разговаривать, как опытный, поднаторевший в делах подобного рода делец, но понимал, что это получается у меня из рук вон плохо. — А кроме того, она плохо себя чувствует, ей нужно войти в форму. Мне нужно знать конкретно, интересует она вас или нет. Если нет, я тут же уйду. И вот еще что…
Дверь в дальней стене кабинета вдруг распахнулась, и в проеме появился маленький седой человек.
Найт торопливо вскочил.
— Сию минуту, мистер Ширли, я…
Сам мистер Ширли!.. Это был поистине Божий дар! Упустить такую возможность было равносильно преступлению. Я тут же включил магнитофон, чуть усилив громкость звучания.
Голос Рут заполнил помещение.
Найт метнулся к магнитофону, но Ширли жестом остановил его. Он слушал стоя, склонив голову набок, время от времени переводя взгляд черных бусинок-глаз с меня на Найта и с Найта на магнитофон.
— Превосходно! — воскликнул он, когда запись закончилась. — Кто она?
— Пока никто. Ее имя ничего вам не скажет. Вам нужен контракт с ней?
— Разумеется! Пусть она придет сюда завтра утром.
Развернувшись, он уже вознамерился захлопнуть за собой дверь, когда я буквально выкрикнул:
— Мистер Ширли!
Остановившись, он глянул на меня через плечо.
— Девушка не вполне здорова. — Я изо всех сил пытался скрыть свое отчаяние. — На лечение потребуется пять тысяч долларов. Потом она будет петь еще лучше, уверяю вас. Она вполне способна произвести сенсацию сезона, но ее нужно поставить на ноги. Разве даже сейчас ее голос не заслуживает того, чтобы рискнуть пятью тысячами долларов?
Ширли развернулся, глядя на меня, и я заметил, каким равнодушным становится его взгляд.
— Что с ней?
— Ничего такого, чего не может вылечить хороший врач.
— Пять тысяч долларов, вы сказали?
— Да. Ей нужно пройти специальный курс лечения, — пролепетал я, чувствуя, как по лицу стекают капли пота.
— У доктора Кингсли?
Не было смысла лгать человеку, знавшему так много.
— Да.
— В таком случае ваша клиентка меня не интересует. Она могла бы заинтересовать фирму, если бы была здорова и готова начать работу немедленно. Я заключил бы очень выгодный для обеих сторон контракт. Но меня совершенно не интересуют люди, которые, прежде чем запеть, должны пройти курс лечения у доктора Кингсли.
Повернувшись на каблуках, он вышел из кабинета и захлопнул за собой дверь. Что оставалось делать? Я извлек пленку из магнитофона, положил в коробку и осторожно опустил в карман.
— Вот такие дела, — извиняющимся тоном заметил Найт. — Плохи ваши дела. Босс до смерти боится наркоманов. У него дочь наркоманка.
— Но он может изменить свое мнение, если моя клиентка вылечится?
— Без сомнения. Но вы должны предоставить неопровержимые доказательства этому. — С этими словами Найт распахнул передо мной дверь и вежливо показал на выход.
Когда я в конце концов попал домой, Рут в ее комнате не оказалось. Донельзя расстроенный, я пошел к себе и завалился на кровать. Что греха таить, такого разгрома я и представить себе не мог. После студии звукозаписи мистера Ширли я побывал в тот же день в студии «Радио корпорейшн оф Америка». Директор-распорядитель пришел в восторг от голоса Рут, но едва я попросил аванс в сумме пяти тысяч долларов, меня моментально выставили за дверь.
Отсутствие Рут усиливало и без того отвратительное настроение. Ведь она прекрасно знала, куда я пошел, и тем не менее не захотела узнать результаты моего похода. Скорее всего, она имела опыт подобных дел и знала, что всегда это заканчивается безрезультатно. И понимание этого приводило меня в бешенство.
Передо мной, как никогда прежде, встала проблема выбора. Во-первых: ни работы, ни денег. Самое печальное, что у меня не было даже необходимой суммы, чтобы купить билет до родного города. А иного выхода, как возвращение, я не видел. Придется пойти на поклон к Расти, чтобы он ссудил меня деньгами, а уж потом уговорить отца, чтобы тот вернул долг.
Короче, это был полный разгром. От безысходности хотелось разбить голову о стенку. И все из-за каких-то пяти тысяч долларов!
Сейчас я отчетливо понимал, что голос Рут действительно стоит состояние, но только при условии, что ее удастся вылечить. За год она бы смогла заработать не меньше миллиона. Мои десять процентов составили бы внушительную сумму в сто тысяч долларов. С такими деньгами я, не краснея, мог вернуться к отцу.
Погруженный в невеселые мысли, я провел на кровати несколько часов и, когда уже собрался отправиться к Расти и одолжить денег на билет домой, услышал на лестнице легкие шаги Рут. Мое сердце екнуло, но я не двинулся с места.
Не прошло и двух минут, как она вошла в мою берлогу и остановилась в ногах у кровати.
— Хэлло.
Я молчал.
— Не мешало бы и поужинать. Как успехи?
— Минимальные. Тебя не интересует реакция мистера Ширли на твой голос?
Рут зевнула, прикрыв рот ладошкой.
— Ширли? Кто это?
— Босс «Калифорнийской компании звукозаписи». Сегодня днем я разговаривал с ним о тебе.
Рут равнодушно пожала плечами.
— Мне это до одного места. Все они твердят одно и то же. Я хочу есть. Может пойдем куда-нибудь?
— Но он сказал, что если ты вылечишься, то заработаешь целое состояние.
— Я уже слышала эту песню. Деньги на лечение он тебе дал?
Я поднялся, подошел к висевшему на стене зеркалу и стал причесываться, опасаясь, что если не займу чем-либо руки, то могу ударить Рут.
— Денег у меня нет, так что ни в какой бар мы не пойдем. И вообще убирайся! Мне противно видеть твою физиономию.
Рут присела на край кровати, сунула правую руку под свитер и почесала грудь.
— А вот у меня есть деньги, так что сегодня я угощаю тебя ужином. Я не такая скупердяйка, как ты.
Я изумленно уставился на нее.
— У тебя появились деньги? Откуда?
— Заработала в киностудии «Пасифик». Мне позвонили оттуда сразу после твоего ухода. Вкалывала три часа статисткой на массовых съемках.
— Не надо песен! Ты лжешь. Скорее всего, тебя отблагодарил в каком-нибудь грязном переулке последний забулдыга.
Рут хихикнула:
— И тем не менее это правда. Я действительно участвовала в массовке. И вот еще что. Я знаю, где можно разжиться пятью тысячами долларов, которые тебе так необходимы доя моего лечения.
Я отложил расческу и с подозрением уставился на девушку.
— Как тебя понимать, беби?
Руг потерла рука об руку. Ногти у нее были неухоженные, с каемками грязи.
— Ведь нам нужно пять тысяч на мое лечение?
— Само собой.
— Так вот, я знаю, где их раздобыть.
— Бывают минуты, когда мне хочется вздуть тебя. И когда-нибудь это произойдет.
Рут снова хихикнула.
— Это никакая не шутка. Я действительно знаю, где можно найти нужную сумму.
— Ну и где же?
— Ларри Ловенштайн подал мне эту мысль.
Я сунул руки в карманы брюк.
— Перестань говорить загадками. Кто этот Ларри Ловенштайн.
— Один мой знакомый. — Рут поудобнее расположилась на постели. При этом вид у нее был примерно такой же соблазнительный, как у тухлой трески на блюде. — Он работает в бухгалтерии киностудии и сообщил мне, что в кассе иногда хранятся до десяти, а то и больше тысяч долларов для расчетов со статистами. А уж вскрыть замок в кассе сможет даже ребенок.
Мои руки затряслись, и я закурил, чтобы скрыть это.
— Какое мне дело до того, сколько денег находится в кассе киностудии?
— Что нам стоит пробраться туда и прикарманить эти деньги?
— Вот это идея! А ты отдаешь себе отчет, как отнесется к этому администрация киностудии? Или ты не слышала, что бывает за такие делишки?
Рут равнодушно пожала плечами.
— Но ведь это выход из положения. Хотя если это тебя не устраивает, забудем, и все дела.
— Вот первое разумное слово. Я так и сделаю.
— Как скажешь. А я-то думала, что ты хочешь вылечить меня.
— Очень. Но не таким образом.
Рут поднялась с кровати.
— Я хочу есть. Что мешает нам пойти в бар?
— Отправляйся одна. Мне нужно еще кое-что сделать.
Рут медленно пошла к двери. Взявшись за дверную ручку, она оглянулась.
— Подумай. Я не жадина и сегодня угощаю. Или твоя гордыня не позволит есть за мой счет?
— При чем здесь моя гордыня? Просто я хочу переговорить с Расти и одолжить у него немного денег на билет домой. Я уезжаю.
Удивление Рут не было наигранным.
— Как так?
— А так. У меня не осталось средств к существованию. Питаться воздухом я еще не научился, а потому возвращаюсь домой.
— Но ты можешь получить временную работу в киностудии «Парамаунт Пикчерс». Завтра им понадобится много людей для массовки. Тебя обязательно возьмут.
— Да? И к кому обратиться?
— Нет проблем. Я тебе помогу. Завтра отправимся туда вместе. А сейчас идем в бар или ресторан. Я умираю с голоду.
Слаб человек! Я согласился, так как и сам был голоден, да еще и потому, что не хватало сил продолжать беспредметный спор.
Мы зашли в маленький итальянский ресторанчик и заказали спагетти, оказавшиеся очень вкусными, и телятину, обжаренную в оливковом масле.
— Ширли действительно понравился мой голос? — спросила Рут где-то на середине ужина.
— Еще бы! Как я понял из его слов, как только ты вылечишься, он тут же заключит с тобой контракт.
Рут отставила тарелку со спагетти и закурила.
— Взять деньги в киностудии проще простого.
— Я не пойду на это даже за все деньги мира.
— А я думала, ты действительно хочешь помочь мне вылечиться.
— Прекрати! Мне надоело слышать о твоем лечении, да и сама ты мне надоела!
Кто-то опустил монету в радиолу-автомат. Джой Миллер запела «Некоторые дни». Мы оба внимательно слушали. Певица пела слишком громко, в ее голосе слышалось металлическое дребезжание, к тому же она частенько фальшивила. Пленка с магнитной записью, лежащая в моем кармане, не шла ни в какое сравнение с этой дешевкой.
— Полмиллиона как минимум, — задумчиво произнесла Рут. — А ведь голосок-то у нее неважный, не так ли?
— Здесь ты права, но ведь ей не нужно лечиться. Так что — увы… Все. Пошли. Я хочу спать.
Мы возвратились в пансион. Я зашел к себе, а Рут остановилась на пороге моей комнаты.
— Если хочешь, я могу спать с тобой. Я в настроении.
— Чего не могу сказать о себе. — Толкнув ее в коридор, я захлопнул дверь перед ее носом.
Через полчаса, уже лежа в постели, я думал над словами Рут: «Взять деньги в киностудии проще простого…» Эти слова не шли у меня из головы. Нужно забыть об этом, твердил я себе. Да, я испытываю определенные трудности, но не до такой степени, чтобы пойти на ограбление. И все же мысль о деньгах никак не выходила у меня из головы. Если бы я только смог вылечить Руг…
Размышляя об этом, я незаметно уснул.
На следующий день, рано утром, мы отправились в Голливуд. Через главные ворота киностудии «Парамаунт Пикчерс» двигался непрерывный поток людей. Мы влились в толпу желающих участвовать в массовке.
— Времени более чем достаточно, — на правах провожатого сказала Рут. — Съемки начнутся не раньше десяти утра. Пойдем, я попрошу Ларри зачислить тебя в штат.
Я молча последовал за ней.
В стороне от главного павильона находилось несколько одноэтажных, приземистых зданий. Возле дверей одного из них стоял высокий худой парень в вельветовых брюках и голубой рубашке навыпуск.
Мне он не понравился с первого взгляда. Трехдневная щетина покрывала его впалые щеки, близко посаженные глазки все время бегали, да и вообще всем своим видом он напоминал сутенера, ищущего клиентов для своего гарема.
Парень растянул губы в глумливой ухмылке и произнес:
— Хэлло, беби. Пришла заработать пару-тройку баксов? — Он перевел взгляд на меня. А это еще что за хлыщ?
— Мой приятель. Ларри, ты не сможешь устроить его статистом в массовку?
— Нет проблем. Чем вас больше, тем веселее. Как зовут?
— Джек Гордон, — быстро ответила Рут. Я даже рот не успел раскрыть.
— О’кей, он принят. — Ларри панибратски похлопал меня по плечу. — Отправляйся в павильон номер три, дружище. Прямо по аллее, затем второй поворот направо.
— Делай, что говорят, Джек, — сказала Рут. — Мне нужно сказать пару слов Ларри.
Ларри заговорщически подмигнул мне:
— Все они хотят сказать мне пару слов!
Я пошел в указанном направлении, но на полпути не удержался и оглянулся. Рут и Ловенштайн направлялись в студию. Приобняв ее за плечи, он что-то быстро ей говорил. Я остановился.
Паче чаяния, через пару минут Рут вышла и присоединилась ко мне.
— Я еще раз осмотрела замок. Ничего сложного. Пять минут, и я вскрою его, как консервную банку.
Я промолчал.
— Мы сделаем это уже этой ночью, — продолжала Рут. — Здесь ведь так легко потеряться. Я знаю тут одно местечко, где можно спокойно пересидеть до утра. Как видишь, все просто.
Мои колебания были недолгими. Я понимал, если я не рискну сейчас, мне придется вернуться домой к отцу и вести жалкую жизнь неудачника. Но если Рут пройдет курс лечения, мы оба будем обеспечены до конца жизни. Передо мной стоял вечный вопрос — или — или, и я решился.
— О’кей. Если ты так решила, я с тобой.
Бок о бок мы лежали в темноте под большой сценой в студии номер три. Вот уже несколько часов мы провели в таком положении, слушая топот ног над нами, возгласы рабочих, устанавливающих декорации к завтрашней съемке, брань режиссера, вечно недовольного всем и вся.
С утра и до темноты я и Рут работали в поте лица под слепящими лучами прожекторов вместе с другими статистами — толпой неудачников, проводящих свои дни в Голливуде в надежде, что когда-нибудь, какой-нибудь из режиссеров обратит на них внимание и они моментально вознесутся на вершину киноолимпа, греясь в лучах славы. Пока же им приходилось делать самую неуважаемую здесь работу, и мы, ненавидя их, делали то же самое.
Один и тот же эпизод мы повторяли раз за разом с утра и до семи вечера, и, должен признать, такого трудного дня у меня еще никогда не было.
В конце концов режиссер, видимо, и сам выдохся и объявил об окончании съемок.
— О’кей, ребята, — рявкнул он в мегафон. — Приходите завтра с утра и в той же одежде, что на вас сегодня.
Рут взяла меня под руку.
— Держись возле меня и не зевай.
Мы двигались в хвосте вереницы усталых, покрытых потом статистов. Я был настолько на взводе, что даже не мог критически обдумать последствия того, что мы намерены сделать.
— Давай! — вполголоса сказала Рут и толкнула меня в спину.
Мы свернули на полутемную аллею, ведущую к служебному входу в третью студию. Не прошло и пары минут, как мы устроились под сценой. Первые три часа мы лежали, боясь пошевельнуться, опасаясь быть обнаруженными, но к десяти рабочие разошлись, и мы остались одни.
Очень хотелось курить, и мы вытащили сигареты. Огонек спички отразился в глазах Рут, и она, взглянув на меня, ободряюще улыбнулась.
— Все в порядке. Через часок можно приступать.
И только сейчас до меня дошел весь ужас того, что мы намерены сделать. Должно быть, у меня поехала крыша, раз я позволил впутать себя в это грязное дело. Ведь если нас застукают на месте преступления… Даже думать об этом было страшно.
— Какие у тебя отношения с Ловенштайном? — только чтобы хоть как-то отвлечься от предстоящего, спросил я.
Рут шевельнулась и тяжело вздохнула. Видимо, этот вопрос был ей неприятен.
— Никаких.
— Ну-ну! Не могу понять, как ты можешь встречаться с этим мерзавцем. Это же точная копия твоего дружка Уилбура.
— Можно подумать, что ты писаный красавец. С твоей рожей лучше помалкивать.
Я ущипнул Рут за ногу.
— Не смей разговаривать со мной таким тоном!
— А ты не обзывай моих друзей.
До меня дошло, кто такой Ловенштайн.
— Так вот кто снабжает тебя наркотиками!
— Ну и что здесь такого? Должна же я где-то их добывать!
— Да, видимо, я совсем свихнулся, раз связался с тобой.
— Неужели ты меня так ненавидишь?
— Да у тебя мания величия! При чем здесь ненависть?
— Что ж, должна признать, ты не первый, кто не захотел лечь со мной в постель, — обиженно произнесла Рут.
— На данный момент девушки меня не интересуют.
— Ты в таком же отчаянном положении, как и я, только не хочешь признать это.
— Молчала бы лучше! — прошипел я, окончательно выходя из себя.
— А вот сейчас я кое-что тебе сообщу, — как ни в чем не бывало сказала Рут. — Я тоже ненавижу тебя. Понимаю, что ты человек хороший и хочешь мне только добра, но все равно ненавижу. Не могу простить того, что ты хотел сдать меня копам. Помни, Джек, я всегда плачу по долгам, даже если мы и будем работать вместе.
— По всему видно, ты нарываешься на хорошую взбучку. — Я вновь ущипнул ее. — За мной не заржавеет. Уж поверь. Мало не покажется.
Рут негромко хихикнула.
— Да уж… Который час? — спросила она неожиданно.
Я взглянул на светящиеся стрелки часов.
— Чуть больше половины одиннадцатого.
— Пора.
Мое сердце учащенно забилось.
— А охрана здесь имеется?
— Откуда? — Рут поползла вперед, и мне ничего не оставалось делать, как ползти за ней. Через пару минут мы оказались у выхода и замерли, прислушиваясь.
От тишины, царившей на территории, звенело в ушах.
— Иди за мной, — шепнула Рут. — И не отставай.
Осторожно мы двинулись в темноту аллеи. В безоблачном небе светили звезды, но луна еще не взошла. Рут остановилась и прислушалась. Ни звука, ни шороха. Она оглянулась.
— Трусишь? — Она сделала шаг ко мне.
Чувство отвращения от ее близости было сильнее страха, но отступить я не мог, за моей спиной находилась стена киностудии.
— Скажешь тоже. Я же ведь был на фронте. А вот у тебя дрожат коленки от страха.
— Хватит заливать. Я же чувствую, что у тебя душа ушла в пятки.
— О’кей, я до смерти напуган. — Я брезгливо оттолкнул ее. — Довольна?
— Ну и зря боишься. Никто не сможет причинить человеку столько вреда, как он сам себе.
— Ты это о чем? Ну и разговорчики у тебя.
— Вперед! Что-то мы разговорились.
Рут вновь двинулась вперед, и я, последовал за ней. Вскоре мы остановились у двери отдела кадров, и я услышал, как она расстегнула сумочку, которую весь день носила через плечо.
Стоя рядом с ней, я чувствовал, как кровь стучит в висках. Ужас все больше охватывал меня. В замке заскрипела отмычка. Рут не соврала — она была специалистом в таких делах, так как замок сразу поддался. В следующий момент дверь открылась.
В кабинет мы вошли друг за другом и некоторое время стояли, привыкая к темноте. Минуту спустя при слабом свете звезд, проникавшем из не закрытых шторами окон, мы различили контуры стола, стоявшего у противоположной стены.
Рут подошла к нему и опустилась на колени.
— Ну чего стоишь столбом? Встань у двери и гляди в оба, — шепнула она, не оглядываясь.
Меня била мелкая дрожь.
— Рут, давай уйдем отсюда. Я передумал.
— Трус! Я не передумала! — Она включила фонарик и направила узкий лучик света на замок. Что-то напевая себе под нос, она принялась возиться с замком.
Я ждал, пытаясь унять сердцебиение и прислушиваясь к легкому скрежету металла о металл.
— Сложный замок, — признала она. — Но ничего, мне попадались игрушки и покруче. Справлюсь.
Однако, видимо, коса нашла на камень. Тягуче тянулась минута за минутой, и металлический скрежет начал действовать мне на нервы.
— Ну что же ты? — Я подошел к ней. — Давай уйдем, пока нас не застукали.
— Глохни!
Я беспомощно глянул в окно, и тут меня словно током ударило. В неярком свете звезд я увидел контуры головы и плеч человека, стоявшего с той стороны. Мог он меня видеть или нет, не знаю, но у меня было такое ощущение, что он смотрит мне прямо в глаза. У незнакомца были широкие плечи, а на голове фуражка с козырьком. Коп, кто еще это мог быть?!
— Снаружи кто-то есть! — шепнул я.
— Я открыла этот проклятый замок! — воскликнула Рут в тот же момент.
— Ты что не поняла? Кто-то находится за окном!
— Прячься, идиот!
Я затравленно оглянулся в поисках укрытия, но в этот момент распахнулась дверь и щелкнул выключатель. Внезапный яркий свет подействовал на меня, как удар по голове.
— Только шевельнись и получишь пулю в лоб!
Этот суровый, решительный тон мог принадлежать только профессионалу. Непреклонный блюститель закона стоял в проеме двери и целился в меня из револьвера 38-го калибра, казавшегося огромным в его руке.
— Как ты сюда попал?
Я медленно поднял трясущиеся руки, испытывая отвратительное ощущение, что он сейчас выстрелит.
— Я…
— Замри! — Коп пока не замечал прятавшуюся за столом Рут. Сейчас мне нужно было выйти из кабинета раньше, чем он заметит Рут. Откашлявшись, я промямлил:
— Я впервые попал сюда и заблудился. Хотел переночевать здесь.
— Неужели? — ехидно осведомился коп. — В таком случае тебе придется переночевать в более безопасном месте. Не опускай руки и иди сюда… Стоять! — рявкнул он, едва я сделал первый шаг. — Ты что, пытался открыть ящик стола?
— Ну что вы… я…
— Лицом к стене! Быстро!
Наступило молчание, казавшееся мне бесконечным. Я слышал только удары собственного сердца, и в следующий момент оглушительно грохнул револьверный выстрел. Он прозвучал так неожиданно, что я едва не упал на колени. У меня мелькнула мысль, нто охранник обнаружил Рут и застрелил ее. Кто-то приглушенно застонал, и я осторожно глянул через плечо.
Коп, согнувшись, стоял у стола. Форменная фуражка свалилась с головы. Обеими руками он схватился за живот, сквозь пальцы медленно просачивалась кровь. Револьвер валялся на полу. Вновь грохнул револьверный выстрел. Судя по вспышке, стреляли из-под стола.
Лицо копа исказилось в гримасе боли, и он с шумом упал на пол.
Словно пригвожденный к полу, я стоял у стены, чувствуя, как неприятный комок подкатывается к горлу.
Из-под стола с револьвером в правой руке выбралась Рут и равнодушно взглянула на тело охранника, лежащее рядом.
Денег нет, — сквозь зубы сказала она. — Проклятье, ящик пуст, как карманы нищего пропойцы!
До меня никак не доходил смысл сказанного ею. Я тупо смотрел, как кровь тонкой струйкой змеится по начищенному до зеркального блеска паркету.
— Уходим отсюда!
Нотка тревоги, прозвучавшая в голосе Рут, вернула меня к действительности.
— Ты убила его!
— А то! Иначе он убил бы меня, сам понимаешь. — Рут холодно взглянула на меня. — Чего застыл, как истукан? Выстрелы могли услышать.
Она направилась к распахнутой двери, но я схватил ее за руку и рывком развернул лицом к себе.
— Откуда у тебя оружие?
Рут решительно вырвала руку.
— Уходим отсюда! Через пару минут здесь будет полно копов.
Ее ничего не выражающий взгляд пугал меня. Вдалеке завыла сирена, и мое сердце едва не выскочило из груди от этого звука.
— Пошевеливайся!
Мы метнулись в спасительную темноту парка.
Здесь и там зажигался свет в дежурных помещениях, слышались возбужденные голоса. Рут, схватив меня за руку, потащила в глубь парка. Сирена завывала непрерывно.
— Сюда! — Она втащила меня в распахнутую дверь какого-то склада и, на мгновение включив фонарик, толкнула за большой ящик.
Кто-то с топотом пробежал мимо. Недалеко послышался полицейский свисток.
Выждав некоторое время, Рут подошла к двери склада и прислушалась. Поблизости все было тихо.
— Идем!
Если бы не Рут, я бы никогда не смог выбраться с территории киностудии. Ни на мгновение она не теряла самообладания и целеустремленно вела меня полутемными аллеями к только ей одной известному выходу.
По мере того как мы пробегали мимо темных коробок зданий и огромных съемочных павильонов, свистки и крики все отдалялись и отдалялись. Через пару минут мы остановились возле стены какого-то павильона. Звук сирены был еще слышен, но свистки и крики сюда уже не доносились.
— Нам нужно выбраться до того, как территорию студии оцепят копы, — прошептала Рут.
— Ты же убила его!
— Молчи… Здесь недалеко мы можем перебраться через стену. — Она решительно потянула меня вперед.
Я не упирался, и вскоре мы оказались у стены высотой не меньше десяти футов. Я озадаченно глянул вверх.
— Помоги мне…
Обеими руками я взял ее за ноги и поднял вверх насколько мог. Секунда — и Рут уже сидела на вершине стены, всматриваясь в темноту по ту сторону.
— Порядок. Сможешь забраться сам?
Я разбежался, прыгнул, и мои пальцы вцепились в гребень стены. Еще мгновение, и мы приземлились на мощеном шоссе, шедшем вдоль территории студии.
Взявшись за руки, мы побежали прочь, ориентируясь на огоньки придорожного бара. Возле него темнели силуэты машин, оставленных поздними любителями выпить чего-нибудь горячительного.
— Минут через пять здесь должен пройти рейсовый автобус, — задыхаясь, сказала Рут.
Издалека послышались звуки полицейских сирен. Рут потянула меня к стоящему на обочине «форду».
— Шевелись!
Открыв дверцу, мы скользнули в салон. Едва Рут захлопнула дверцу и мы легли на сиденья, как мимо нас промчались две патрульные полицейские машины. Они мчались к главному входу в киностудию.
— Переждем здесь. Это еще не все. Нельзя допустить, чтобы нас заметили.
В ее словах был резон, но панический страх толкал меня сломя голову бежать как можно дальше от этого проклятого места.
— Ну и мерзавец же этот Ларри, — злобно прошипела Рут. — Вечно все перепутает. Скорее всего, в конце рабочего дня деньги сдаются в банк.
— Нам от этого не легче! Неужели ты не понимаешь, что убила человека! За это грозит как минимум пожизненное заключение или даже электрический стул! Ты сумасшедшая! И зачем только я связался с тобой!
— Но у меня не было иного выхода! — Возмущение Рут было неподдельным. — Это самозащита! Как ты не можешь понять?
— Ничего себе самозащита! Ты застрелила его совершенно хладнокровно. Выстрелила дважды!
— Но не могла же я позволить ему убить себя. У него в руке был револьвер.
— Это хладнокровное убийство!
— Замолчи!
— Видеть тебя больше не хочу! Мы расстаемся!
— Трус! Деньги тебе нужны так же, как и мне. Ты же хотел заработать на моем таланте, не так ли? Сейчас наше положение несколько осложнилось, но я…
— Положение несколько осложнилось… Ну и ну!
— Перестань ныть!
Вцепившись в баранку, я тупо смотрел в темноту и лишь твердил про себя, что, если мне удастся благополучно выпутаться из этой переделки, я немедленно уеду домой, восстановлюсь в университете и больше никогда не сделаю ничего противоправного.
Снова послышалось завывание сирены, и мимо нас промчалась еще одна патрульная машина, забитая полицейскими, и вслед за ней машина «скорой помощи».
— Ну вот и все, — усмехнулась Рут. — Можно уходить.
Мы выскользнули из салона «форда» и направились к остановке. И вовремя. Через пару минут подошел рейсовый автобус. Зайдя, мы сели на заднее сиденье. Никто не обратил на нас внимания. Рут курила, равнодушно глядя в окно. Автобус свернул с шоссе на набережную. Рут начала чихать.
За время знакомства с ней я уже понял, что означает этот синдром. Рут нужна новая доза наркотиков.
В ту ночь я едва сомкнул глаза. Перед моими глазами постоянно стояли убитый полицейский и Рут с револьвером, из ствола которого вился дымок. Часам к семи утра, глядя в потолок и понимая, что так и не усну, я в который раз стал перебирать по памяти недавние события. Сказать, что чувствовал я себя отвратительно, — значит, почти ничего не сказать.
В сотый раз я задавал вопрос: как поступить? Следовало немедленно уезжать из города, оставаться здесь было равносильно самоубийству. Я решил занять денег на билет у Расти и сразу же уехать. Мой поезд уходил примерно в одиннадцать утра.
Внезапно дверь распахнулась, и в комнате появилась Рут. На ней была все та же красная кофточка и плотно облегавший фигуру комбинезон. Бледное лицо, нездорово поблескивающие глаза. Ясное дело, на дозу наркотика деньги у нее нашлись.
Остановившись в ногах кровати, она уставилась на меня немигающим взглядом.
— Какого черта? — буркнул я. — Убирайся.
— Я иду на киностудию. Как ты?
— У тебя что, крыша поехала? Я никуда не пойду.
Рут сморщила носик, с презрением глядя на меня.
— Я не могу отказаться от работы на студии. Если я там не буду сегодня, то лишусь работы навсегда. А как ты намерен поступить?
— Уезжаю сегодня же. Между прочим, вчера ты убила человека. Или для тебя это такой пустяк, что можно и не вспоминать о нем?
Рут криво улыбнулась.
— Все верят, что это твоих рук дело.
Меня словно ударило током.
— Моих? Думай, о чем говоришь!
— Успокойся. Никто никого не убивал.
Я рывком поднялся на колени.
— Откуда ты это знаешь?
— Из статьи в газете.
— Где она?
— Лежала на полу возле одной из комнат.
— Так принеси ее!
— Ее уже кто-то забрал.
Я едва удержался, чтобы не задушить ее.
— Так он действительно жив?
Рут со скучающим видом кивнула. Трясущейся рукой я вытряхнул из пачки сигарету и закурил. От нахлынувшего чувства облегчения я едва не задохнулся.
— Но почему ты сказала, что это моих рук дело?
— В госпитале он сообщил копам твои приметы. Сейчас объявлен розыск человека со шрамом на лице.
— Как же такое может быть? Ведь стреляла в него ты!
— Меня он не видел. Зато тебя прекрасно рассмотрел.
— Но ведь он знает, что стрелять я не мог! Ведь в тот момент, когда ты выстрелила, я стоял лицом к стене. Он должен это помнить!
Рут равнодушно пожала плечами.
— Может и так. Но полицейские ищут человека со шрамом на лице. Так что прими меры безопасности.
Я едва удерживал желание врезать Рут между глаз.
— Принеси мне газету! Сейчас же!
— Не ори. Или ты хочешь, чтобы все услышали об этом? К тому же я тогда опоздаю на работу, чего себе не могу позволить. А тебе лучше побыть здесь, а не болтаться по улицам.
Я схватил ее за руку.
— Откуда у тебя револьвер?
— Это оружие Уилбура. Отпусти! — Рут вырвала руку. — Да не будь ты размазней. Мне приходилось попадать в переделки и почище. Посиди здесь денька два, а потом можешь уезжать. Это мой совет тебе.
— Едва только копы заподозрят, что это я, так тут же появятся здесь.
— Поплачь, поплачь. — Презрение в голосе Рут бесило меня. — Ну и трус же ты! Говорю тебе, не показывайся на улице, и все будет в порядке. Как ты мне надоел.
Это было уже чересчур. Схватив Рут за горло, я несколько раз наотмашь ударил ее по щеке. Понимал, что это делать нельзя, но сил сдерживаться уже не было. Потом оттолкнул ее от себя и сделал шаг назад.
— Да, трус! Я боюсь, так как все же сохранил остатки совести. Что, кстати, напрочь отсутствует у тебя. Ни чести, ни совести! Убирайся!
Рут стояла, прислонившись к стене. На щеке пламенели следы ударов, в глазах горела ненависть.
— Ну, сволочь, я этого никогда не прощу! — прошипела она. — Попомни мои слова. Придет время, и я сполна рассчитаюсь за все. За все! Полицейский, как я надеюсь, умрет, и не будет для меня большего удовольствия, как увидеть тебя на электрическом стуле.
Схватив Рут за шиворот, я пинком выбросил ее в коридор.
— Убирайся!
Ни слова не говоря, она ушла.
Закрыв дверь, я некоторое время стоял неподвижно, пытаясь успокоиться. Потом подошел к зеркалу и взглянул на свое бледное, искаженное страхом лицо. Вот он, едва заметный шрам по краю челюсти. Если раненый коп сообщил эту примету своим собратьям, все пропало.
Чувство панического страха буквально захлестывало меня. Только одна мысль сверлила мозг — нужно как можно быстрее убираться отсюда! И вместе с тем я понимал, что появиться в городе днем, когда всем полицейским известны приметы подозреваемого — чистое безумие.
На лестнице послышались тяжелые шаги Кэрри. Я вышел в коридор.
— Кэрри, не можешь ли ты сделать мне одолжение. Что-то мне не хочется выходить на улицу сегодня. Не могла бы ты купить мне утреннюю газету?
Кэрри удивленно уставилась на меня.
— У меня слишком много работы, мистер Джек, чтобы я без дела разгуливала по улицам.
— Но для меня это очень важно. Может, возьмешь у кого-нибудь на несколько минут. — Я старался говорить как можно более естественным тоном.
Кэрри пожала плечами.
— Попробую. А вам что, нездоровится?
— Да. Что-то неважно себя чувствую. Сделай это для меня, Кэрри.
Кивнув, она развернулась и потопала обратно.
Я вновь улегся на постель, закурил и бездумно уставился в потолок. Прошло не меньше получаса, прежде чем я вновь услышал ее шаги на лестнице. Вскочив с постели, я выбежал в коридор.
Кэрри сунула мне газету и подала чашку кофе.
— Мэм все читала и читала…
— Все в порядке. Спасибо, Кэрри.
Поставив чашку с кофе на столик, я дрожащими руками развернул газету.
Все было в точности, как сказала Рут. В заметке сообщалось, что ночной охранник киностудии «Парамаунт Пикчерс» обнаружил в одном из зданий грабителя, и тот два раза выстрелил в него. Сейчас раненый находится в государственном госпитале в Лос-Анджелесе. Перед тем как потерять сознание, он успел сообщить приметы грабителя. Полицейские уже разыскивают человека со шрамом на лице. Охранник находится в очень тяжелом состоянии, не исключено, что он может умереть.
Я без сил опустился на кровать. Лишь спустя несколько минут я смог взять себя в руки. По всей видимости, мне придется бежать, так что нужно принять соответствующие меры. Сложив необходимые вещи в чемодан, я пересчитал оставшиеся деньги. Набралось десять долларов с мелочью.
Пододвинув табурет к окну, я уселся и принялся наблюдать за улицей.
Вскоре после полудня в дальнем конце улицы остановилась патрульная полицейская машина, и из нее вышли четверо детективов в штатском. У меня перехватило дыхание.
На нашей улице находились четыре пансиона, где сдавались меблированные комнаты. Туда они и направились.
Наш пансион облюбовал худой высокий детина в сдвинутой на затылок шляпе и с сигарой во рту.
Я со страхом наблюдал, как он поднялся по ступенькам и позвонил.
Быстро пройдя к лестничной клетке, я посмотрел в холл, куда четырьмя пролетами вела лестница.
Я видел, как через холл прошла Кэрри. Послышался скрип открываемой двери.
— Я детектив Джонсон, — донесся до меня лающий резкий голос. — Мы разыскиваем молодого человека со шрамом на лице. Может быть, здесь такой проживает?
Мои ногти впились в перила лестницы, пот холодными струйками стекал по спине.
— Со шрамом? — с недоумением переспросила Кэрри. — Нет, мистер. Никого похожего у нас здесь нет.
Благословляя Кэрри, я без сил прислонился к перилам.
— Вы уверены?
— Да, мистер, уверена. Я бы знала, если бы здесь проживал человек с такими приметами. Нет у нас такого человека.
Этот человек убил полицейского.
— Нет у нас такого человека, мистер, — стояла на своем Кэрри.
«Он убил полицейского! — Ужас сковал меня. — Итак, охранник все же умер!»
Я вернулся в комнату и ничком бросился на постель. Меня бросало то в жар, то в холод. Казалось, время остановилось.
Не знаю, сколько я пролежал вот так. Потом в дверь кто-то нерешительно постучал.
— Вы разрешите, мистер Джек?
Кэрри несмело вошла в комнату. Ее полное морщинистое лицо выражало озабоченность.
— Приходил детектив…
— Я в курсе, Кэрри. Присаживайся. — Я махнул в сторону табуретки и сел на постели. — Я у тебя в долгу. Разумеется, я никого не убивал, но все равно ты избавила меня от больших неприятностей.
Поднявшись, я взял с туалетного столика бумажник и вытащил купюру в пять долларов.
— Полицейский мог доставить мне массу хлопот. — Я протянул ей купюру. — Возьми, Кэрри.
Она решительно замахала рукой.
— Не нужно, мистер Джек. Я обманула детектива, потому что мы с вами друзья.
От волнения я едва не плакал.
— Так у вас большие неприятности? — Кэрри с тревогой смотрела на меня.
— Не то слово, Кэрри, но к убийству я не имею ни малейшего отношения. Я не способен убить человека.
— Знаю. Может, вам принести еще кофе?
— Не нужно.
— Не волнуйтесь, мистер Джек. Позже я принесу вам дневную газету.
Кэрри открыла дверь и кивнула в сторону двери номера Рут.
— Ушла?
— Да.
— Скатертью дорога. Вы не волнуйтесь, — вновь повторила она.
Вскоре после пяти Кэрри вновь пришла ко мне в комнату и протянула дневную газету. Бледная и встревоженная, Кэрри с беспокойством смотрела на меня, но не сказала ни слова. Как только за ней закрылась дверь, я торопливо раскрыл газету. Охранник скончался, так и не приходя в сознание. Полицейские продолжают поиски молодого человека со шрамом, и его арест ожидается с часу на час.
Нужно немедленно бежать отсюда, твердил я себе, с трудом удерживаясь от желания сейчас же покинуть эту мышеловку. Но сделать это было равносильно самоубийству.
Примерно в шесть я спустился в холл и позвонил Расти. Услышав его грубый голос, я облегченно вздохнул.
— Расти, у меня неприятности. Ты не мог бы навестить меня, когда стемнеет?
— А кто же останется в баре? — ворчливо произнес он.
Об этом я как-то не подумал.
— Да-а, будет лучше, если я зайду в бар.
— Так говоришь, неприятности?
— Не то слово. Хуже и быть не может.
Расти, видимо, уловил нотки панического страха в моем голосе.
— О’кей, — успокаивающе сказал он. — Ведь я могу оставить за себя Сэма. Так навестить тебя, когда стемнеет?
— Не раньше.
— Договорились.
Я вернулся к себе и принялся ждать. Минуты тянулись, словно часы, и казались мне бесконечными. Наконец солнце село за бухтой, и в портовых барах и плавучих игорных заведениях зажглись огни. Как ни странно, но наступающая ночь несколько поубавила мои страхи.
Вскоре после девяти я заметил, как старенький «олдс-мобиль» Расти вывернул из-за угла. Я спустился в холл и открыл парадную дверь. Мы молча поднялись в мой номер. Закрыв за Расти дверь, я с облегчением вздохнул.
— Рад, что ты пришел.
Расти сел на скрипнувший под его тяжестью табурет. Его одутловатое, до синевы выбритое лицо покрывал пот. Он озабоченно смотрел на меня.
— Так какие конкретно неприятности? — наконец спросил он. — Из-за этой особы?
— Да.
Я подал ему газету и указал на нужную заметку. Расти прочел и вопросительно глянул на меня.
— Но какое отношение к этому имеешь ты?
— Никакого, но вот она… На меня словно затмение какое-то нашло. Нужны были пять тысяч долларов на лечение Рут. Она сообщила мне, что нужную сумму можно найти в кабинете начальника отдела кадров киностудии «Пасифик». Но я не убивал, Расти, поверь мне!
Расти отложил газету, вытащил мятую пачку сигарет и, вытряхнув сигарету на огромную ладонь, закурил.
— Да, влип ты основательно. А я ведь предупреждал тебя, не так ли? Не я ли говорил, что с ней у тебя будут одни неприятности?
— Да уж…
— И что же ты намерен предпринять?
— Нужно уносить ноги из этого города. Уеду домой.
— Наконец-то я слышу слова не мальчика, но мужа. — Расти сунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил засаленный бумажник. — Держи. Как только услышал твой сигнал о бедствии, так сразу основательно почистил кассу бара.
Он протянул пять двадцатидолларовых бумажек.
— Но мне столько не нужно, Расти, — испуганно сказал я.
— Бери, бери.
— Но мне только и нужно, что на билет до родного города!
Расти вложил деньги в мой бумажник и повернулся ко мне.
— Так, тебе лучше не светиться на городском железнодорожном вокзале. Скорее всего, там полно полицейских. Я отвезу тебя в Сан-Франциско, и там ты сядешь на поезд.
— Но вдруг нас остановят и…
— Это уже мои заботы. Поехали.
Расти повернулся и вышел из комнаты. Мне ничего не оставалось, как идти за ним. Подхватив чемодан, я устремился следом. В вестибюле мы встретились с Кэрри.
— Я уезжаю, Кэрри.
Расти вышел на улицу, оставив нас вдвоем. Я протянул старушке две пятидолларовые банкноты.
— Возьми их, прошу тебя.
Кэрри взяла одну из них.
— Плата за номер, мистер Джек. Остальные вам самому нужны. Удачи вам.
— Я не убийца, Кэрри, поверь. Что бы обо мне ни говорили, не верь.
Кэрри улыбнулась и похлопала меня по плечу.
— Желаю успеха, Джек.
Я вышел из пансиона и сел в ожидающий автомобиль Расти. Машина тут же рванулась с места.
Некоторое время мы ехали молча, потом я сказал:
— Ты не поверишь, Расти, но сейчас я думаю только о том, как бы поскорее вернуться домой. Я получил хороший урок. Если я благополучно выпутаюсь из того дурацкого положения, в которое попал по собственной глупости, то возобновлю учебу в университете. С той жизнью, что я вел в последнее время, покончено раз и навсегда.
— Хотелось бы в это поверить, — проворчал Расти.
— И все же как она поет! У нее голос от Бога. Если бы только она не была наркоманкой…
— Если бы она не была наркоманкой, ты никогда бы с ней не встретился. Такова жизнь. Но если вдруг ты когда-нибудь с ней встретишься вновь, бросай все и удирай куда глаза глядят, но как можно подальше от нее.
— Можешь в этом не сомневаться. Только надеюсь, этого никогда не случится.
В Сан-Франциско мы приехали около трех часов ночи. Расти пошел узнать время отхода поезда, а я остался сидеть в салоне автомобиля. Вскоре он вернулся, и я сразу увидел, что он чем-то обеспокоен.
— Поезд до Холланд-Сити отправляется в восемь десять. Но не это главное. Возле билетной кассы сидят двое полицейских. Возможно, они там ждут кого-то другого, но факт остается фактом. Однако они тебе не страшны, Джек. Билет до твоего родного города у меня в кармане.
Я облегченно вздохнул.
— Даже не знаю, как мне тебя благодарить, Расти. Деньги я тебе верну. Ты друг, каких мало!
— Езжай домой, все же заверши учебу в университете и устраивайся на работу. О деньгах забудь. Но не вздумай и носа показать в Лос-Анджелесе. Расплатишься, когда устроишься на работу и займешься настоящим делом.
Минуты тянулись подобно часам. Говорить было не о чем. Все уже сказано, оставалось лишь сесть в поезд, а дальнейшее зависело только от меня.
Где-то около семи утра Расти открыл глаза и хлопнул меня по плечу.
— Как ты смотришь на то, чтобы выпить чашечку кофе?
— Не вопрос. — Я понимал, что наступает время расставания. — Что бы я без тебя делал, Расти…
— Перестань. — Расти натянуто улыбнулся. — Не забывай обо мне. Держи в курсе своих дел.
В баре нам подали по чашке теплого кофе. Пили в молчании. Время поджимало. Еще раз пожав Расти руку, я вошел в здание вокзала, прижимая ко рту носовой платок, чтобы скрыть шрам.
Десять лет — приличный срок в жизни человека. Анализируя их сейчас, должен сказать, что это были самые яркие и значительные годы в моей жизни.
Единственное, что омрачило мое существование, была смерть отца спустя два года после окончания университета. Инфаркт. Он умер за своим рабочим столом в банке. Именно так он и хотел умереть, если бы ему была предоставлена возможность выбора. В наследство мне досталось пять тысяч долларов и дом, который я вскоре продал. Располагая довольно значительным по тем временам капиталом и дипломом инженера, я открыл совместно с Джеффом Осборном строительную фирму.
Во время войны мы служили с Джеффом в одной воинской части на Филиппинских островах, а потом вместе высаживались на Окинаве. Жизнерадостный коренастый крепыш с рыжеватыми редеющими волосами и кирпично-красным лицом любителя пива, Джефф был на пять лет старше меня и получил диплом инженера еще до призыва в армию.
Это был человек потрясающей работоспособности. Проработав часов двадцать подряд и поспав часа четыре, он с прежней энергией окунался в работу. Мне просто повезло, что Джефф приехал в Холланд-Сити как раз в то время, когда я получил наследство.
До встречи со мной Джефф провел в городе три дня, расспрашивая людей, осматриваясь, зондируя почву, и пришел к выводу, что специальность инженера-строителя может обеспечить в городе приличное существование.
Лишь после этого он приехал ко мне. Протягивая жесткую грубую руку, он, широко улыбаясь, сказал:
— Парень, я облазил твой город вдоль и поперек и пришел к выводу, что нужно осесть здесь. Как насчет того, чтобы открыть совместное дело?
Так возникла строительная фирма «Осборн и Холлидей».
Моя настоящая фамилия Холлидей. В Лос-Анджелесе я был известен под фамилией Гордон — девичьей фамилией матери, поскольку, будучи не очень уверенным в себе, опасался, что могу влипнуть в какую-нибудь неприятную историю и скомпрометировать имя отца. Нехитрая, но иногда оправдывающая себя предосторожность.
Почти три года я и Джефф безвылазно торчали в маленьком закутке, называя его не иначе, как «наш кабинет», и работали в поте лица. Если бы не небольшие сбережения, нам бы пришлось жить впроголодь, дожидаясь лучших времен. И все же нам удавалось кое-как сводить концы с концами. Мы снимали угол в дешевом пансионате, сами готовили еду, печатали на машинке нужные документы, сами убирали свою контору.
Наше упорство было вознаграждено. Мы получили подряд на строительство многоквартирного дома на набережной. Несмотря на отчаянную конкуренцию со стороны других строительных фирм, нам удалось заключить контракт, но на дополнительные расходы ушли практически все наши сбережения. Приличных денег этот подряд нам не принес, но мы доказали, на что способны.
Постепенно фирма начала получать и другие заказы, правда, не такие выгодные. Прошло примерно два года, прежде чем мы более или менее встали на ноги. Это было трудное время, но мы работали не покладая рук и в конце концов победили.
Как партнер, Джефф меня устраивал на все сто. Он неустанно колесил по городу, вел переговоры, заключал контракты, а я занимался делами в офисе. Наступил тот день, когда мы могли позволить себе взять секретаря-машинистку — Клару Коллингс, тощую старую деву. Она считала нас несолидными и даже не совсем нормальными молодыми людьми, но выполняла свои обязанности старательно и добросовестно, так что расходы на ее оклад более чем окупались.
Лишь на седьмом году существования фирмы мы начали получать много заказов на строительство частных домов, дач, бензозаправочных зданий и даже кинотеатра, однако к муниципальному строительству нас не подпускали и на пушечный выстрел, а именно там нам светил наибольший барыш.
Не оставалось ничего другого, как завести знакомство с городским мэром Генри Мэттисоном. Я уже несколько раз вел с ним переговоры и пришел к выводу, что подружиться с этим обаятельным человеком будет нетрудно. Его сын погиб на Филиппинах. Узнав, что мы с Джеффом тоже служили там, Мэттисон почувствовал к нам расположение, но не в такой степени, чтобы добиваться для нас выгодных подрядов.
Да, время от времени в наши руки попадали проекты различных муниципальных строений, мы составляли сметы и отсылали в муниципалитет, но на этом наша работа и заканчивалась. Все подряды доставались тем фирмам, которые работали на строительном поприще лет двадцать — тридцать и имели солидную репутацию.
Пытаясь найти хоть какой-то подход к мэру, я случайно познакомился с Сарой Флемминг.
Сара заведовала городской библиотекой в Холланд-Сити. Ее родители жили в Нью-Йорке. Получив образование филолога, она с радостью приняла предложение стать заведующей библиотекой, так как не очень ладила с матерью. Надеясь разыскать среди газетных статей дополнительную информацию о Мэттисоне, я зашел в библиотеку, где вот уже два года работала Сара.
И вот здесь я попал, как говорится, в яблочко. Едва я объяснил девушке цель своего прихода, как оказалось, что она может помочь мне, как никто другой. Для этого даже не нужно было перелистывать пыльные газетные страницы. Девушка была буквально напичкана информацией о мэре. По словам Сары, охота была важнейшей страстью, его хобби была съемка любительской кинокамерой, а кроме того, он увлекался классической музыкой. Я был полным нулем в охоте и любительских съемках, но неплохо разбирался в музыке. Как рассказала Сара, мэр особенно любил фортепьянные произведения Шопена.
Моя новая знакомая упомянула, что у нее имеются четыре билета на концерт из произведений Шопена с участием известного пианиста. Сара как раз занималась распространением билетов на этот концерт и по чистой случайности оставила себе четыре билета. Девушка знала, что у Мэттисона билета нет, и посоветовала пригласить его на концерт.
Это было настолько неожиданное, но дельное предложение, что я только сейчас внимательно посмотрел на Сару. Это была высокая, стройная девушка в простом, но очень хорошо сидевшем на ней костюме. Удивительно красивые карие глаза в сочетании с каштанового цвета зачесанными назад волосами придавали ей неповторимое очарование.
Ее нельзя было назвать красавицей, но был в ней некий шарм, заставивший дрогнуть мое сердце. Вот та единственная женщина, мелькнула мысль, с которой мне никогда бы не было скучно и которая могла бы сделать меня счастливым. Это был как удар грома, как нежданный подарок судьбы.
Я поинтересовался у Сары, не согласится ли она стать четвертым участником нашей компании: Мэттисон с женой, я и она. Без долгих раздумий Сара согласилась.
Джефф, узнав о моих планах, пришел в восторг.
— Молодец! Какой же ты молодец, Джек! — воскликнул он. — Хвала Провидению, что мой партнер оказался не таким уж некультурным человеком! Тащи старика на концерт этого поляка и постарайся произвести на него самое наилучшее впечатление. Глядишь, он подбросит нам какой-нибудь заказ из тех, что повыгоднее, если увидит, что ваши вкусы сходятся хотя бы по части музыки.
Не откладывая дел в долгий ящик, я позвонил мэру, и он охотно принял мое предложение послушать концерт из произведений Шопена.
Однако получилось так, что наибольшее впечатление на Мэттисона произвела не музыка прославленного композитора и пианиста и тем более не моя скромная персона, а Сара. Она сразу завоевала расположение мэра и его жены.
Вечер прошел очень мило.
— Пора бы вам, молодой человек, почаще наведываться к нам в муниципалитет, — сказал Мэттисон, пожимая мне руку на прощание. — Не откладывайте, загляните завтра же. Я хочу познакомить вас с мистером Уэббом.
Уэбб заведовал плановым отделом муниципалитета, именно он выдавал заказы на муниципальные подряды. До сих пор я никогда с ним не встречался.
Провожая Сару домой, я был на седьмом небе от счастья. Именно ей я был обязан успехом сегодняшнего вечера, и, в порыве благодарности, тут же пригласил ее поужинать в один из ближайших вечеров. Она не возражала.
Утром на следующий день я побывал в муниципалитете, и меня представили Уэббу. Это был высокий худощавый человек лет шестидесяти. Разговаривая со мной и глядя на меня как на пустое место, он небрежным тоном поинтересовался моим и Джеффа образованием, расспросил о наших прежних делах, количестве выполненных контрактов и тому подобном. Особого интереса к моей особе он не проявил, но пообещал тут же поставить в известность, если появится что-нибудь подходящее по нашему профилю.
Такой прием несколько смягчил мои иллюзии: я-то надеялся сразу отхватить выгодный контракт. Однако Джефф был полон оптимизма.
— Держись Мэттисона. Он непосредственный начальник Уэбба, так что рано или поздно мы урвем свой кусок пирога.
После того памятного вечера я стал часто встречаться с Сарой. Почти через день мы были где-нибудь вместе, и через две недели я уже был влюблен в нее по уши и не представлял жизни без нее.
К тому времени я уже не мог пожаловаться на свой заработок. Денег, правда, было не так много, но на обеспеченную жизнь с женой вполне хватало. Я не видел причин откладывать женитьбу, если, конечно, Сара примет мое предложение.
Сара не колебалась ни секунды.
Услышав эту новость, Джефф откинулся на спинку кресла и довольно улыбнулся.
— Прекрасно! Рад за тебя. Одному из нас уже давно пора стать респектабельным человеком. Какая девушка! Прямо скажу: если бы не ты опередил меня, я бы сам попытал счастья. Прекрасная девушка. Сокровище! Уж можешь мне поверить, я знаю в этих делах толк!
Вы ошибаетесь, если думаете, что все эти годы я не вспоминал Рут Маршалл или убитого охранника. По ночам меня мучили кошмары, и я просыпался с ощущением, что Рут находится в спальне и смотрит на меня. Но время шло, события той ночи стали забываться, и я постепенно уверился, что прошлое никогда больше о себе не напомнит.
Риск все же существовал, но, взвесив все за и против, я решил сделать Саре предложение. Под фамилией Гордон меня никто не знает. С тех пор как я уехал из Лос-Анджелеса, минуло много лет, я возмужал, изменился внешне, хотя и не избавился от шрама на подбородке и чуть приспущенного века. И мне так хотелось верить, что Рут и все, связанное с ней, осталось в далеком прошлом.
Незадолго до Рождества мы поженились. В числе свадебных подарков фигурировал и подряд на строительство нового крыла муниципального госпиталя. Контракт был очень выгодным, и мы сорвали приличный куш. Само собой, главную скрипку в этом играл Мэттисон.
После окончания строительства Джефф получил возможность переехать в трехкомнатную мансарду, а мы с Сарой в четырехкомнатную квартиру в респектабельном районе города. И я и Джефф приобрели более шикарные машины и могли чаще принимать гостей.
Жизнь налаживалась, и впереди, как мы верили, нас ждали удача и процветание.
Однажды утром раздался телефонный звонок. Звонил Мэттисон.
— Джек, приезжай сейчас же ко мне. Оставь все дела. Мне нужно кое-что обсудить с тобой.
Такая срочность меня озадачила, но я все же отложил текущие дела, предупредил Клару, что ухожу на неопределенное время, попросил, чтобы она известила Джеффа, где меня можно найти, и поехал в муниципалитет.
В кабинете мэра находился и Уэбб.
— Присаживайся, Джек. — Мэттисон указал на стул. — До тебя дошли слухи о намечающемся проекте строительства моста?
— Само собой.
— Так вот, сегодня вопрос решен окончательно. Мы получили соответствующий кредит и можем начинать строительство хоть завтра.
Об этом контракте мечтали не только все городские инженеры-строители, но и множество фирм из других городов. Речь шла о постройке моста, который соединил бы деловую часть Холланд-Сити с противоположным берегом реки, тем самым значительно сократив поток транспорта в центре города. Контракт был более чем солидным, ведь проектная стоимость чуть превышала шесть миллионов долларов.
Я едва не упал со стула. Ведь Мэттисон не стал бы вызывать меня, чтобы просто сообщить эту новость. Но я молчал, переводя взгляд с Мэттасона на Уэбба и обратно.
Мэр с довольным видом потер ладони.
— Как ты считаешь, парень, сможете вы с Осборном построить для города этот мост?
Я глубоко вздохнул.
— Можете не сомневаться в этом, сэр!
— На эту тему мы уже разговаривали с Уэббом. Разумеется, вопрос о том, какой конкретно фирме поручить строительство, еще не решен окончательно. Это будет решаться на заседании городского комитета, но если вы составите приемлемую смету и укажете, что гарантируете окончить строительство за год, они, как я надеюсь, согласятся с моим мнением и доверят строительство вам. Разумеется, трудностей не избежать, однако я заранее просмотрю ваш проект и укажу, как привести его в соответствие с ассигнованиями, и уж тогда контракт наверняка ваш.
Следующие тридцать дней я работал как проклятый. Мне было уже не до ужинов в ресторанах. Мы с Джеффом с утра до поздней ночи сидели в кабинете, составляя смету строительства моста. И дело стоило того! Нам давали реальную возможность прочно стать на ноги, и было бы непростительной глупостью упустить этот контракт.
Работы оказалось так много, что пришлось обратиться за помощью к Саре. Она печатала на машинке, а Клара взяла на себя бухгалтерию. Так мы и трудились вчетвером.
К концу месяца проект сметы и ориентировочные планы работ были практически завершены. Я передал Мэттисону соответствующие документы. Он заверил, что своевременно поставит нас в известность о решении городского комитета, и на том наш разговор закончился.
Прошло еще три месяца мучительного ожидания, прежде чем он позвонил и пригласил зайти в муниципалитет.
У меня екнуло сердце, когда я увидел его широкую улыбку.
— Все в порядке, парень! — Мэттисон крепко пожал мне руку. — Контракт ваш. Но не думай, что мне это далось легко. Пришлось изрядно попотеть, чтобы убедить кое-кого из членов комитета. Но ваша смета действительно была самой лучшей, да и к тому же примерно половина членов комитета с самого начала была на вашей стороне. Так что — вперед! Можете немедленно приступать к работе. Переговорите с Уэббом. Завтра состоится еще одно заседание комитета, и я хочу, чтобы вы с Осборном на нем присутствовали.
Все это произошло примерно через одиннадцать лет после того, как я в последний раз видел Рут Маршалл.
Признаться, я не отдавал себе отчета, насколько это знаменательное событие — строительство моста со сметной стоимостью в шесть миллионов долларов, пока в наш кабинет не влетел заведующий пресс-службой муниципалитета Джо Криди и не ввел нас в курс дела.
Само собой, это событие мы отпраздновали соответствующим образом, но это был наш личный праздник. В нем принимали участие лишь я с Сарой, Джефф и Клара. Мы устроили себе шикарный ужин с шампанским в лучшем ресторане Холланд-Сити. После этого, как я думал, со всякими праздниками надо кончать и с головой погружаться в работу, однако Криди придерживался диаметрально противоположной точки зрения.
Это был крупный широкоплечий мужчина с грубыми чертами лица и напором профессионального журналиста. Как говорится, мягко стелет, да жестко спать. Мы сидели за своими рабочими местами, а он, расхаживая по кабинету, все говорил и говорил.
— В субботу администрация муниципалитета устраивает банкет, — как бы между прочим сообщил он. — Вы оба являетесь почетными гостями. И один из вас должен выступить с короткой речью.
На лице Джеффа расплылась улыбка, и он ткнул в мою сторону указательный палец.
— Это как раз по твоей части, Джек. Ты же знаешь, я не мастер на такие дела.
— Речь я напишу сам, — вмешался Криди. — Главное, чтобы кто-то ее произнес, а уж кто это будет конкретно, не суть важно. И вот еще что. В воскресенье во второй половине дня вам нужно выступить по телевидению. Со студией на этот счет уже имеется соответствующая договоренность. Я заеду за вами и отвезу туда.
— Телевидение? — Какое-то тревожное чувство кольнуло меня. — Это еще зачем?
Криди снисходительно улыбнулся.
— Муниципалитет выделил на строительство моста шесть миллионов долларов, и избиратели имеют право посмотреть на тех, кто намерен с толком истратить их деньги. Там не возникнет никаких трудностей. Я буду задавать вам стандартные вопросы, а вы будете давать такие же стандартные ответы. Кроме того, телезрителям будет показан макет моста, и вы популярно объясните, как намерены его строить.
Беспокойство все больше охватывало меня. Картины прошлого отчетливо всплыли в моем подсознании. Но я старался внушить себе, что нет никаких оснований для беспокойства. Местная программа телевидения транслируется лишь в пределах штата, а Лос-Анджелес далеко.
— И вот еще что, — продолжал Криди, — я попытаюсь убедить редактора журнала «Лайф» напечатать статью о строительстве моста. Скорее всего, он пойдет мне навстречу. Представляете, какая это будет реклама, если в таком известном журнале появится репортаж о нашем городе и о вас!
Смутное беспокойство переросло в панический страх. Тираж журнала «Лайф» расходится по всему миру. Нужно сделать все возможное, чтобы там не красовалась моя фотография.
— Похоже, Джек, мы станем весьма известными людьми, — с крайне довольным видом произнес Джефф. — Ну что ж, мы давно заслужили это. Кому, как не тебе, знать, сколько нам пришлось для этого поработать.
Криди вытащил записную книжку.
— Вы и так уже знаменитости. А теперь ответьте мне на несколько вопросов, мне нужно заранее подготовиться с вами к интервью на телевидении. Ничего сложного. Краткие биографические данные, как то: где родились, кто родители, где проходили военную службу, чем занимались после войны, ваши планы и тому подобное.
Джек первым начал отвечать на вопросы, а я лихорадочно обдумывал, как мне скрыть лос-анджелесский период моей жизни. Наступила моя очередь, и все шло довольно гладко, пока речь не зашла о моем возвращении из госпиталя.
— Вы вернулись в университет, а потом без всякой видимой причины перестали посещать занятия, не так ли? — недоверчиво переспросил Криди.
— Ну да, — опасаясь запутаться во лжи, я осторожно подбирал слова. — Видите ли, на тот момент я не мог заставить себя по-настоящему отдаться учебе, так что, промучившись месяца три, ушел из университета и некоторое время бездельничал.
— Надо же! — с неподдельным интересом сказал Криди. — И где же вы были все это время?
— Путешествовал. Переезжал из штата в штат.
— Вот как? — Криди внимательно смотрел на меня. — И на какие же средства вы существовали?
— Да так, пробавлялся случайными заработками.
Теперь заинтересовался уже и Джефф.
— Ничего себе! Ты никогда не рассказывал мне об этом. Я думал, ты все время работал по специальности.
— Как бы не так! Примерно год я пробездельничал.
Криди оживился.
— Знаете, это очень хорошо для колорита! — воскликнул он. — Где вы побывали конкретно? И что это за случайная работа?
Разговор становился все более опасным.
— Не хотелось бы вдаваться в такие подробности, — натянуто сказал я. — Если не возражаете, поговорим о чем-нибудь другом.
Криди некоторое время внимательно смотрел на меня, потом пожал плечами.
— Как скажете. И на что вы намерены истратить гонорар за постройку моста?
Я вздохнул с облегчением.
— Скорее всего, куплю коттедж. Или же построю его сам.
Криди захлопнул блокнот.
— Ну что же. Было приятно с вами поговорить. Не забывайте о банкете в субботу.
После его ухода мы всецело отдали себя работе. Дел было невпроворот. Лишь по дороге домой у меня появилась возможность обдумать опасность так неожиданно свалившейся на меня рекламы. Беспокойство все больше охватывало меня. Рут уже не казалась мне далеким прошлым, нет, она вновь могла вернуться в мою жизнь, стать для нее угрозой, как в настоящем, так и в будущем.
Предположим, Рут увидит мою фотографию в журнале и опознает. Каковы будут ее действия? Все зависит от того, в каком она состоянии. Возможно, она давно вылечилась и ведет нормальную жизнь. Может быть, ее уже нет в живых? Я пытался заставить себя не беспокоиться. Она была частью далекого прошлого.
Сара уже приготовила ужин и ждала меня. В камине весело потрескивали дрова, на столе стояла бутылка сухого мартини, и эта обстановка, говорившая о присутствии в доме любящей и заботливой женщины, подействовала на меня успокаивающе.
Я крепко обнял жену, и она благодарно прижалась ко мне щекой. Что еще нужно человеку!
— Ты выглядишь усталым, Джек, — внимательно глядя мне в лицо, сказала она. — Как дела?
— Выше крыши. Работы, как при строительстве пирамиды Хуфу. — Я поцеловал Сару и со вздохом облегчения опустился в кресло. — До чего же хорошо дома! Кстати, в субботу вечером в муниципалитете банкет в нашу честь. Ну а в воскресенье у нас с Джеффом интервью на телевидении.
Сара налила два бокала вина.
— Кажется, мне повезло с мужем. Ты становишься знаменитым, Джек.
— Да уж. Но благодарить за это нужно только тебя. — Я поднял бокал. — Ведь как не говори, а контракт на строительство моста всецело твоих рук дело.
— Ну ты и сказал! Скорее Шопена.
После ужина мы вновь вернулись в каминный зал. Я сел в кресло, а Сара устроилась на полу, положив голову мне на колени.
— Пройдет немного времени, и у нас появятся приличные деньги. Криди интересовался, как я намерен поступить с гонораром. Я ответил, что, возможно, построю коттедж. Как ты на это смотришь?
— Fly думаю, что в этом есть необходимость. Я уже присмотрела коттедж — как раз то, что нам нужно.
— Ничего себе. И где же?
— Это коттедж мистера Тирелла на Саймон-Хиллз. В прошлом году я как-то была у них в гостях. Джек, коттедж небольшой, но очень уютный. Там имеется все, что необходимо.
— Но с чего ты решила, что он продается?
— Вчера я встретила мистера Тирелла, и он сказал, что врачи порекомендовали его жене сменить климат. Они переезжают в Майами. Естественно, последнее слово за тобой, но вначале осмотри этот коттедж. Он тебе понравится.
— Не сомневаюсь, раз он понравился тебе, значит понравится и мне. И сколько же просят за него?
— Завтра позвоню и узнаю.
Ну и ну, я оказался не единственным человеком в фирме, размышлявшим, как истратить деньги.
На следующее утро, едва я появился в офисе, Джефф сообщил, что заказал шикарный автомобиль.
— Подумай, Джек, ведь деньги на то и существуют, чтобы их тратить… И вот еще что, мне давно пора обновить мебель. Ты не можешь попросить Сару оказать мне такую услугу. У меня катастрофически не хватает времени.
— Приходи к нам сегодня на ужин и уговори Сару. Кстати, мы намерены купить коттедж у Тирелла на Саймон-Хиллз. Сара как раз сейчас наводит нужные справки.
Джефф широко улыбнулся.
— Вот мы и переходим в разряд богатых людей, приятель. Мне это нравится. — Он собрал разбросанные на столе документы и затолкал в дипломат. — Извини, дела. Увидимся вечером.
Все утро я провел за шлифовкой сметы и в разговорах с субподрядчиками. Чуть позже полудня, когда я жевал бутерброд, в кабинет влетел Криди в сопровождении двух мрачных типов. У одного из них на плече болтался профессиональный фотоаппарат. При виде этого инструмента я вновь забеспокоился.
— Это фотокорреспонденты из журнала «Лайф», — объявил Криди. — Я уже сообщил им все нужные данные. Им осталось лишь сфотографировать вас, так сказать, в рабочей обстановке. А где Осборн?
Я ответил, что Джефф по делам фирмы отправился на стройку. Пока я разговаривал с Криди, фотокорреспондент навел на меня объектив и в кабинете сверкнула фотовспышка.
— Послушайте, я вовсе не хочу, чтобы моя фотография появилась на страницах «Лайфа», — запротестовал я. — Мне…
— Уж больно он робок! — смеясь, перебил меня Криди. — Не верьте ни единому его слову. Какой сумасшедший откажется от того, чтобы его фотография появилась на страницах такого престижного журнала.
Снова несколько раз сверкнула фотовспышка. Я понял, что все потеряно, и пытался прикрыть шрам на лице, но добился только того, что этим привлек внимание напарника фотокорреспондента.
— Фронтовое ранение, мистер Холлидей?
— Да, — обреченно ответил я.
— Прекрасно. Это нужно обязательно подчеркнуть. Повернитесь немного влево.
— Но я не хочу использовать это для саморекламы, — резко ответил я. — Извините, но у меня много дел.
Криди удивленно посмотрел на меня и нахмурился, но я проигнорировал его эмоции.
Корреспонденты обменялись недоумевающими взглядами, после чего фотограф направился к двери. Но его напарник задержался и задал очень неприятный для меня вопрос:
— После ранения вы не один месяц провалялись на больничных койках, не так ли, мистер Холлидей?
— Само собой.
— Досталось вам, верно?
— Как и многим другим.
Он сочувственно улыбнулся.
— Говорят, вы неплохо играете на пианино?
— Когда появляется свободное время.
Я совсем забыл о фотокорреспонденте и машинально отвел руку от лица. В тот же момент сверкнула фотовспышка, и я понял, что весь этот диалог был затеян для того, чтобы отвлечь мое внимание. Фотограф сразу же исчез за дверью. Его коллега пожал мне руку и поблагодарил за содействие. После этого вместе с Криди ретировался и он.
Этот визит на весь день испортил мне настроение. Меня не покидала мысль о фотоснимках, которые появятся на страницах журнала «Лайф». Я мучительно напрягал память, пытаясь представить, кто из моих знакомых в Лос-Анджелесе опознает в Джеке Холлидее Джека Гордона.
Как бы там ни было, но к тому времени, когда мы с Джеффом явились ко мне домой на ужин, этот неприятный инцидент почти выветрился из моей памяти.
Сара выглядела взволнованной. Она сразу же заявила, что разговаривала с мистером Тиреллом и тот сообщил, что уезжает через два месяца. Так что по прошествии этого времени он готов продать дом, если он нам понравится. Тиреллы будут ждать нас сегодня вечером, и мы сможем осмотреть наше будущее приобретение.
За ужином Джефф рассказал Саре о своем желании обновить мебель, и жена пообещала помочь ему в этом деле.
Затем мы все втроем поехали на Саймон-Хиллз. Коттедж, окруженный большим ухоженным садом, был построен на вершине холма, откуда открывался чудесный вид на панораму реки, понравился мне с первого взгляда. Но нарастающая тревога грызла мою душу, и, возможно, из-за этого я не выразил особого восторга.
Коттедж был именно таков, как и описывала Сара: три спальни, большая гостиная, кабинет, кухня со всеми мыслимыми удобствами, терраса, камин, в котором можно было зажарить целого барана. Ко всему прочему, мистер Тирелли запросил вполне божескую цену — тридцать тысяч долларов.
— То, что надо! — воскликнул Джефф. — Лучшего ты не найдешь и на сто миль вокруг.
Джефф был прав, но какое-то нехорошее предчувствие заставляло меня соблюдать осторожность. Я попросил мистера Тирелла дать мне время на размышление, и он согласился подождать неделю. На том и порешили.
Уже дома, перед тем как ложиться спать, Сара спросила, понравился ли мне коттедж.
— Еще как. Но я не хочу спешить. И вот еще что. Почему бы тебе не зайти в городское агентство по торговле недвижимостью и не поинтересоваться, не смогут ли они предложить нам что-нибудь в этом роде. К тому же не помешает ознакомиться с ценами, прежде чем дать мистеру Тиреллу окончательное согласие. У нас же впереди целая неделя.
Следующие два дня пролетели незаметно. Я с головой ушел в дела, а Сара занималась поисками подходящего коттеджа. Ничего заслуживающего внимания ей, конечно, не предложили, и я понимал, с каким недоумением она отнеслась к моей просьбе поискать что-нибудь другое. За эти два дня она лишь убедилась, что коттедж мистера Тирелла лучший из всех предложений.
На третий день Сара принесла домой очередной номер «Лайфа». Сердце у меня екнуло. Там была довольно большая фотография: письменный стол в моем кабинете и я, сидящий за ним. На снимке можно было без труда рассмотреть и шрам, и приспущенное веко. В пояснении к фотографии говорилось: «Ветеран войны Джек Холлидей после возведения моста в Холланд-Сити стоимостью в шесть миллионов долларов намеревается построить и себе семейное гнездышко. Хороший пианист-любитель, он, после шестнадцатичасового рабочего дня, с удовольствием исполняет ноктюрны Шопена».
И снова — уже в который раз — нешуточная тревога обуяла меня. Любой, кто знал когда-то Джека Гордона, взглянув на фото и пробежав взглядом заметку, сразу узнает меня.
Вечером следующего дня состоялся банкет. Это было тяжелое испытание для меня, но он закончился благополучно.
Мэттисон расточал нам с Джеффом комплименты. Муниципалитет верит в нас, он, Мэттисон, тем более, и уверен, что мы далеко пойдем, построим прекрасный мост, и все такое, и все такое.
Слушая, как заливается соловьем Мэттисон, я искоса глянул на Сару. Она сидела очень довольная с повлажневшими глазами. Перехватив мой взгляд, она улыбнулась. Это был счастливейший момент в моей жизни.
Выступление на телевидении предполагалось завтра. Сара в студию не поехала.
— Предпочитаю посмотреть твое выступление в домашней обстановке, — сказала она.
Наше интервью прошло выше всяких похвал. Предложение Криди о показе модели моста оказалось как нельзя более кстати. Мы просто и доходчиво объяснили телезрителям, как намерены строить мост и почему налогоплательщики могут быть уверены, что мы потратим их деньги на очень полезное дело.
— Не секрет, — вступил в разговор Криди, — что гонорар этих ребят составляет сто двадцать тысяч. Как вы намерены распорядиться такой кругленькой суммой, парни?
— Приобрету приличный автомобиль, после того как налоговые органы отберут у меня большую часть гонорара, — не без юмора ответил Джефф.
Криди перевел взгляд на меня.
— А вы, мистер Холлидей, насколько я слышал, решили обзавестись собственным домом?
— Возможно.
— Сами будете строить?
— Еще не решил.
— Ему хватит работы и с мостом, какое уж тут строительство дома, — пошутил Джефф.
Все рассмеялись, и на этом интервью закончилось.
Едва телеоператор выключил камеру, Криди открыл бутылку шампанского, и мы ее распили. Мне поскорее хотелось увидеть жену, ко так сразу уходить было неудобно.
— Ну что же, ребята, — провозгласил Криди. — По-моему, закладка моста состоялась. Осталось только построить его.
Мы пожали ему руку.
Ко мне подошел один из рабочих студии.
— Вам звонят, мистер Холлидей.
— Это супруга, готов поспорить, — сказал Джефф. — Желает как можно быстрее сказать ему, каким красавцем он выглядел на экране телевизора. Я подожду тебя внизу, Джек.
Криди и он вышли из студии.
Я заколебался, но, заметив, с каким недоумением смотрит на меня рабочий, подошел к телефону и снял трубку, уже инстинктивно чувствуя, кто звонит. Самые худшие мои подозрения оправдались.
— Хэлло! — Этот голос невозможно было спутать ни с каким другим. Рут! — Видела твое выступление. Поздравляю.
Мне показалось, что на меня обрушился потолок. Но вокруг находилось много людей, и следовало соблюдать максимальную осторожность. Я попытался взять себя в руки.
— Благодарю.
— Итак, ты разбогател.
— Я не могу разговаривать на подобные темы.
— Понимаю. Буду ждать тебя в десять вечера в холле отеля «Хэллуин». Если ты там не появишься, последствия не заставят себя ждать.
С этими словами Рут положила трубку. То же самое, словно во сне, сделал и я, затем дрожащей рукой вытащил носовой платок и вытер лоб. Выглядел я, наверное, как покойник, которому объявили о начале Страшного суда.
— Что-нибудь случилось, мистер Холлидей? — участливо спросил рабочий.
— Все в порядке, не волнуйтесь.
— Скорее всего, это от освещения. Эти юпитеры… На вас лица нет.
— На свежем воздухе все пройдет.
— Вас проводить?
— Благодарю. Не волнуйтесь, скоро все пройдет.
Я вышел из студии и спустился в холл, где меня ожидали Джефф и Криди.
Я едва отыскал отель «Хэллуин». Это оказалось одно из тех сомнительных заведений с почасовой сдачей номеров, что во множестве выстроились вдоль набережной в Ист-Сайде и раз за разом закрываются полицейскими, чтобы так же регулярно возникать вновь — с «новой администрацией».
После того как я отвез Криди в ресторан, где его с нетерпением ожидала жена, а Джеффа к нему на квартиру, было уже поздно ехать домой, чтобы затем снова пересекать почти весь город и в десять встретиться с Рут.
Я позвонил Саре и сказал, что нужно заехать в офис, так как Криди нужны цифровые выкладки для статьи, которую он сейчас пишет. При этом я добавил, что поужинаю с ним, так что неизвестно, когда попаду домой. Я чувствовал себя омерзительно, говоря эту ложь, но иного выхода не было, так как правду жене сказать я не мог.
В вестибюль гостиницы я вошел в самом начале одиннадцатого. За конторкой дежурного администратора сидел старик негр. Сбоку от дверей в деревянной кадке стояла пропыленная пальма, дальше в ряд тянулись пять бамбуковых стульев — судя по их виду, в них никто никогда не садился. Все дышало убожеством и нищетой.
Сделав пару шагов, я остановился и огляделся.
В углу, в единственном кожаном кресле сидела неряшливо одетая женщина. Она не сводила с меня взгляда, из уголка кричаще накрашенного рта свисала сигарета.
Это была Рут, но я не сразу узнал ее. Коротко подстриженные волосы уже не серебристого, а кирпично-красного оттенка. На ней были поношенные черные брюки и застиранная, давно потерявшая первоначальный цвет блузка.
Чувствуя на себе пристальный взгляд старика негра, я пересек холл и подошел к Рут. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Ее отекшее лицо покрывала нездоровая бледность, и она выглядела намного старше своих тридцати лет. Пятна дешевых румян если и могли кого-то обмануть, так это только хозяйку. Выражение глаз — равнодушных, много повидавших глаз уличной женщины — было мрачным, они напоминали камешки, окрашенные в черно-синих чернилах. С невольной дрожью я отметил, насколько сильно она изменилась. Разговаривая по телефону, я мысленно представлял ее такой, какой видел в последний раз.
Я отметил, как ее взгляд быстро скользнул по моему костюму.
— Хэлло, Джек! Давненько не виделись.
— Не проще ли пойти куда-нибудь в более удобное место, где можно без помех поговорить, — сказал я внезапно охрипшим голосом.
— Надо же! — Губы Рут искривила глумливая улыбка. — Не хочу ставить такого большого человека в неудобное положение. Если твои знакомые увидят тебя в моем обществе, они черт знает что могут подумать.
— Но здесь невозможно разговаривать. Может быть, лучше посидим в машине?
Рут отрицательно покачала головой.
— Нет. Будем разговаривать здесь. И можешь не обращать внимания на Джо. Он глухой от рождения. И вот еще что. Закажи виски.
— Это ты можешь заказать и сама. Счет я оплачу.
Она поднялась и подошла к конторке администратора (негр, откинувшись на спинку кресла, с брезгливой гримасой глянул не нее).
Ни слова не говоря, Рут нажала кнопку звонка.
Открылась боковая дверь, и на пороге появился широкоплечий итальянец с немытыми черными волосами и густой щетиной на подбородке. На нем была помятая куртка и грязные джинсы.
— Тони, бутылку виски, два бокала и содовой, — распорядилась Рут. — И быстрее.
Итальянец мрачно посмотрел на Рут.
— Кто будет платить?
Рут пальцем указала на меня.
— Он… Поторапливайся.
Взгляд черных глаз итальянца на миг задержался на мне, он кивнул и скрылся в глубине холла.
Я пододвинул к креслу Рут бамбуковый стул и сел так, чтобы видеть вход в вестибюль.
Рут вернулась на свое место. Пока она шла, я успел заметить и ее порванные чулки, и донельзя изношенные, чудом держащиеся на ногах туфли.
Почти как в старые добрые времена, не так ли? — заметила она, садясь. Только ты теперь женатый и уважаемый человек. Она вытащила пачку сигарет, закурила и выпустила дым через нос. — Да, ты не терял времени даром, особенно если учесть, что все эти годы должен был париться за тюремной решеткой, а то и гнить в земле где-нибудь в уголке тюремного двора.
Итальянец принес виски, я заплатил, и он, бросив на меня изучающий взгляд, снова скрылся за дверью.
Рут трясущейся рукой налила полный бокал виски и пододвинула бутылку ко мне. Я не притронулся к ней. Рут жадно проглотила половину и лишь после этого добавила в бокал содовую.
— Что молчишь? — спросила она, не сводя с меня немигающего взгляда. — Сказать нечего? Расскажи, как жил все эти годы. Вспоминал хотя бы иногда обо мне.
— Вспоминал.
— Задумывался, как я живу, что делаю?
Я промолчал.
— У тебя сохранилась пленка с записью моего голоса?
От пленки я избавился еще в Лос-Анджелесе, желая уничтожить все, что могло напомнить мне о Рут.
— Нет, она где-то затерялась, — безучастно сказал я.
— Жаль. Хорошая была запись. Ей цены нет. А я надеялась, что она у тебя и я смогу ее продать.
Дело шло к логической развязке. Я ждал.
Рут пожала плечами.
— Хм… Раз ты потерял пленку, а деньги у тебя имеются, ты не откажешься заплатить за нее.
— Не дождешься.
С каменным лицом Рут допила виски и снова наполнила бокал.
— Подумай. Ведь ты женатый человек. Неужели изменил свою точку зрения на женщин? А я думала, что они тебя вообще не интересуют.
— Слушай, Рут, прекратим этот бессмысленный разговор. Каждый из нас живет так, как ему это нравится. Ты упустила возможность жить иначе, а я не упустил.
Рут вновь уставилась на меня ненавидящим взглядом.
— Твоя жена в курсе, что ты убил человека?
— Никого я не убивал, и ты это прекрасно знаешь, — твердо ответил я. — И не надо вмешивать в это мою жену.
— О’кей. Раз ты так уверен, что никого не убивал, то, надо думать, ты не будешь возражать, если я прямо сейчас отправлюсь к копам и выложу им кое-какие любопытные факты, касающиеся тебя.
— Рут, ведь ты же прекрасно знаешь, что сама застрелила несчастного. Мое слово против твоего. Кому поверят?
— Я глазам не поверила, когда увидела в журнале «Лайф» твою фотографию. — Рут словно не слышала моих слов. — Кстати, у тебя роскошный кабинет. Поздравляю. Я едва-едва успела в Холланд-Сити, чтобы присутствовать на телепередаче. Так ты получишь шестьдесят тысяч долларов наличными? Прекрасный куш. И сколько же ты согласен отдать мне?
— Ни цента. Понятно?
Рут неприятно хихикнула.
— Еще как отдашь. И немало. В виде компенсации за потерянную пленку. По моим подсчетам, она стоит не менее шестидесяти тысяч долларов.
— Если ты попытаешься меня шантажировать, я сообщу в полицию.
Она допила виски и некоторое время вертела в пальцах пустой бокал, глядя на меня равнодушным взглядом.
— Вот что, Джек. Я ведь сохранила тот револьвер. Полиция в Лос-Анджелесе знает твои приметы. Они до сих пор разыскивают по обвинению в убийстве человека с полуопущенным веком и шрамом на подбородке. Мне остается только зайти в ближайший участок и сообщить, где можно найти тебя. А если к тому же я преподнесу им в виде подарка оружие убийства, можешь прямо с этого момента готовиться к электрическому стулу. Я ясно выражаюсь?
— Как сказать. Ведь даже если копы поверят тебе, а не мне, ты тоже окажешься замешанной в этом деле и отправишься в тюрьму. Не забывай этого.
Рут запрокинула голову и рассмеялась резким, неприятным смехом.
— Разуй глаза, ты, недоносок! Неужели меня может испугать тюрьма? Взгляни на меня. Что я теряю? Я конченый человек! Если я когда-то и могла нравиться мужчинам, так это время давно прошло. А что касается голоса, то я сейчас не смогу взять даже простой ноты. Я наркоманка с многолетним стажем и вечно нуждаюсь в деньгах на укол героина. Так чем меня может испугать тюрьма? Да мне там будет лучше, чем на свободе. — Она наклонилась вперед, и ее лицо перекосила отвратительная гримаса. — А вот тебе в тюрьму никак нельзя. Ты же потеряешь все! А ведь ты хочешь построить мост, не так ли? Ты по-прежнему хочешь проводить ночи в постели с женой. Хочешь упрочить свое положение, не так ли? Видишь? У тебя имеется все, о чем только можно мечтать, а у меня ничего! Заруби себе на носу, Джек, если откажешься выполнить мое требование, мы оба сядем за решетку. И это не пустая угроза. Я не хочу тебя запугать. Что в мире важнее денег? Мне они нужны, и ты дашь их, поверь. Выбора у тебя нет — или деньги, или тюрьма! Понятно?
Я смотрел ей в лицо и понимал, что она загнала меня в угол. Ей действительно нечего терять. Она в полном смысле слова находилась на дне. В тюрьме ей и в самом деле может быть лучше.
Оставалось попытаться запугать Рут, но я понимал, что это бесполезно.
— Тебе тоже дадут не меньше десяти лет. И как ты протянешь этот срок без наркотиков?
Рут хихикнула.
— А каково тебе отсидеть двадцать пять лет без своей очаровательной женушки? Меня тюрьма не пугает. Возможно, меня даже смогут там вылечить. Как, по-твоему, я жила все эти годы? Где добывала деньги на наркотики? Я проститутка! Знаешь, что это такое? Представь, что твоя милая жена каждую ночь проводит с разными людьми, снимая их на улице. И ты хочешь запугать меня тюрьмой? Ха! Да это лучший выход для меня! — Рут хлопнула рукой по столу. — Все! Или деньги, или отправляемся в полицейский участок!
Я не сводил глаз с ее перекошенного отвратительной гримасой лица. Копы имели все основания интересоваться мной. Возможно, обвинение в убийстве доказать и не удастся, но за решетку я попаду в любом случае. При мысли об этом страх превратился в ярость, и я с трудом удержал себя от желания вцепиться Рут в горло. Мне пришлось так много работать, чтобы завоевать место под солнцем. До телефонного звонка Рут будущее рисовалось мне только в светлых тонах. А теперь я целиком зависел от этой наркоманки.
— Ну что же. Ты получишь деньги. Пять тысяч. Это все, что я могу дать. Считай, что тебе повезло.
— Ну уж нет, Джек! Я хочу взыскать с тебя все долги. Я ведь не забыла, как ты обращался со мной. — Она провела рукой по лицу. — Еще ни одной сволочи, ударившей меня, это безнаказанно не сошло с рук. Условия здесь диктуешь не ты! Потерянная пленка обойдется тебе в шестьдесят тысяч долларов. Десять тысяч ты выплатишь уже на этой неделе и по десять тысяч будешь перечислять на мой счет каждый месяц.
Мое желание вцепиться ей в горло крепло с каждой минутой.
— Никогда!
— Неужели? Подумай хорошенько, Джек. Я не запугиваю тебя. Или деньги, или тюрьма! Иного выбора нет. Так что думай.
Я лихорадочно размышлял. Выбора действительно не существовало. Тут она попала в самую точку. Но и этим дело не закончится. Истратив шестьдесят тысяч, она вновь примется доить меня. Она будет шантажировать меня до самой смерти. Ее или моей. Это так. Только смерть Рут позволит мне вернуться к прежнему образу жизни.
Мысль поднять на нее руку не привела меня в ужас. Я не испытывал к ней ни малейшей жалости. Это было развращенное, испорченное до мозга костей животное, которое просто необходимо уничтожить, как уничтожают отвратительное и опасное насекомое.
Я достал портсигар и вынул сигарету. Руки мои не дрожали.
— Ну что ж, твоя взяла. Так и быть. Я передам тебе десять тысяч долларов завтра. Встретимся в это же время возле отеля, и я рассчитаюсь с тобой.
От улыбки Рут у меня перехватило дыхание.
— Я догадываюсь, Джек, что ты задумал, но все предусмотрела. У меня же было сколь угодно времени для размышлений, пока ты зарабатывал деньги. Я вообразила себя на твоем месте и задала вопрос: как бы поступила я, если бы попала в такое положение? — Рут выпустила к потолку струйку дыма и продолжала: — Прежде всего я попыталась бы найти какой-нибудь выход. Ну а самый простой выход из подобного положения… — Она подалась вперед, и победная улыбка заиграла на ее губах. — Та же самая мысль пришла в голову и тебе, не так ли? Единственный выход — моя смерть, и ты уже прокручиваешь варианты, как это сделать.
Я сидел не шевелясь и неотрывно смотрел на нее. Усталость навалилась осязаемой тяжестью.
— Так что на этот случай я приняла соответствующие меры. — Открыв потрепанную сумочку, Рут вытащила клочок бумаги и небрежно бросила на стол. — Свои деньги будешь присылать на этот счет. Отделение банка «Пасифик» в Сан-Франциско. Его управляющий получил от меня распоряжение перечислять твои деньги на счет другого банка. Все сделано так, чтобы с твоей стороны мне не грозила никакая опасность. Ты никогда не сможешь узнать, где находится мой банк и где я живу. Так что оставь всякую надежду избавиться от меня. После сегодняшней встречи мы никогда больше не увидимся.
И снова я едва удержался, чтобы не вцепиться ей в горло.
— Да, ты действительно все предусмотрела.
— А то. — Рут требовательно протянула руку. — Гони бумажник. Мне нужны деньги.
— Еще чего.
Рут вновь криво усмехнулась.
— Помнишь, как много лет назад ты силой отобрал у меня сумочку и взял оттуда все, до цента. Так что гони бумажник или отправляемся в участок.
Наши взгляды встретились, а потом дрожащей рукой я вытащил бумажник и бросил шантажистке на колени.
Утром я заезжал в банк, так что в общей сложности у меня с собой было примерно двести долларов. Рут очистила бумажник и с издевательской ухмылкой передала его мне. Потом поднялась, вложила деньги в сумочку и, подойдя к конторке администратора, снова нажала кнопку звонка.
Вновь появился тучный итальянец, и Рут о чем-то заговорила с ним. Я сидел слишком далеко, чтобы услышать хотя бы обрывки фраз. Рут передала итальянцу несколько купюр, тот кивнул и исчез.
Рут вернулась к столику.
— Сейчас я уйду. Ты никогда больше меня не увидишь, если, конечно, не придумаешь чего-нибудь сверхъестественного. Повторяю: на этой неделе ты пошлешь чек на десять тысяч долларов в банк Сан-Франциско. Первого числа следующего месяца еще один чек на такую же сумму и так далее. Понял?
— Да. — Я кивнул, но в действительности понял только то, что должен обязательно проследить за мерзавкой. Если не сделаю это сейчас, она исчезнет, как брошенный в воду камень. — Но не думай, что все это просто выполнить.
— Ты это о чем?
Из двери, ведущей в глубь отеля, вышел итальянец, с которым только что разговаривала Рут, но на сей раз в компании двух громил, судя по всему гангстеров. Они молча пересекли вестибюль и недвижимо застыли у входа в отель.
Я поднялся.
Рут злорадно улыбнулась.
— Я попросила этих парней подержать тебе некоторое время, чтобы я имела возможность исчезнуть. На твоем месте я не стала бы с ними шутить. Они не понимают шуток.
Оба гангстера, стоявших рядом с итальянцем, были широкоплечими молодыми людьми. Один — блондин, другой — бывший боксер, если судить по сломанному носу и изуродованному шрамами лицу.
— Прощай. — Рут вновь злорадно улыбнулась. — И не забудь о нашей полюбовной договоренности. В противном случае мы встретимся в другом месте, что тебе вряд ли понравится.
Она взяла в руку потертый чемодан, стоявший позади ее кресла, и направилась к выходу. Я с ненавистью смотрел ей вслед. Трое у выхода держали меня в поле зрения.
Рут вышла из отеля и скрылась в вечерних сумерках.
Медленно потянулись минуты.
— Послушай, Батлер, — нарушил молчание блондин. — А что, если немного подправить ему физиономию. Как ты смотришь на это?
— Хорошая идея, — фыркнул боксер. — Я не разминался уже несколько недель.
— Прекратите! — резко оборвал громил итальянец. — Подержим его еще несколько минут и отпустим с миром.
Блондин сплюнул.
— Как скажешь.
Мы простояли еще некоторое время, как мне показалось, гораздо больше пяти минут.
— Достаточно, — сказал итальянец. — Уходим.
Они не спеша зашагали к той же двери, откуда появились, а я остался наедине со стариком негром. Он смотрел на меня, почесывая затылок.
— А вы, мистер, должно быть, родились в сорочке, — наконец негромко произнес он. — Этим мерзавцам ведь ничего не стоило отделать вас так, что вы надолго оказались бы прикованными к больничной койке.
Никак не отреагировав на эту тираду, я вышел из отеля и направился к машине.
Проезжая по городу, я лихорадочно пытался найти выход из ловушки, куда загнала меня Рут. Казалось, ловушка захлопнулась раз и навсегда. Я не смогу отыскать шантажистку. В безопасности она будет тянуть и тянуть из меня деньги. Даже если я отдам ей весь гонорар за постройку моста, дело этим не закончится. Надежды на покупку коттеджа растаяли, как мираж в пустыне.
Но что сказать Саре?
Мысль о жене придала мне твердости. Я свернул к тротуару и остановился.
«Нельзя сдаваться, — твердил я себе. — Не может быть, чтобы в этой ситуации не было выхода».
В течение нескольких минут я сидел, бездумно рассматривая поток автомашин, ехавших мимо меня, и пытался взять себя в руки. Через некоторое время я немного успокоился.
Итак, что мы имеем. Рут дала мне счет банка в Сан-Франциско. Не значит ли это, что она приехала в Холланд-Сити именно оттуда? Правда, вполне вероятно, мерзавка, просто запутывала следы.
Нужно обязательно отыскать ее. Только в этом заключалось мое спасение. Найти и заставить замолчать навсегда.
Я медленно тронул машину с места, доехал до отеля «Ритц» и зашел в расположенное тут же туристическое бюро.
Сидевшая за столиком миловидная девушка любезно улыбнулась.
— Слушаю вас, мистер.
— Можно ли улететь сегодня вечером в Сан-Франциско?
— Нет, мистер. Первый самолет отправится лишь завтра утром.
— А поездом?
Девушка взяла расписание, скользнула по нему взглядом и кивнула.
Есть поезд в одиннадцать вечера. Если поспешите, вполне можете успеть.
Я поблагодарил, вернулся к машине и помчался на вокзал. Времени было в обрез. В справочной мне сообщили, что нужный состав отправляется с третьей платформы. Стараясь держаться как можно незаметнее и внимательно осматривая потенциальных пассажиров, я прошел на третью платформу и занял пост невдалеке от входа, возле газетного киоска. Поезд еще не пришел, и среди тех, кто толпился на платформе, Рут не было. Так я и простоял до прибытия поезда. После десятиминутной стоянки состав отошел от платформы. Я не сомневался, что среди тех, кто сел в поезд, Рут не было.
Итак, первая попытка напасть на ее след окончилась безрезультатно. Повторять ее завтра не имело смысла: я не мог быть одновременно и в аэропорту, и на вокзале. Панические мысли лезли в голову. Неужели я не смогу отыскать Рут?
Ничего не оставалось, как поехать домой. Выходя из машины, я глянул на часы. Было пять минут двенадцатого. Если мне хотя бы немного повезет, Сара уже будет спать. Мне не хотелось разговаривать с ней в таком подавленном настроении.
Но сегодня счастье решительно отвернулось от меня: открыв дверь, я увидел, что в гостиной горит свет.
— Джек?
Я еще не успел снять плащ, как Сара появилась в прихожей.
— Доброй ночи, любовь моя. Я думал, ты уже спишь.
— Я ждала тебя и уже начала думать, что ты сегодня не приедешь. — Какие-то тревожные нотки в голосе жены заставили меня пристальнее взглянуть на нее. Она явно была чем-то взволнована. — Ты хочешь есть?
Я не ужинал, но одна только мысль о еде вызывала отвращение.
— Нет, не хочу. Ты чем-то обеспокоена?
Сара взяла меня под руку и повела в гостиную.
— Часа два назад звонил мистер Тирелл. Он просит завтра же решить вопрос о покупке коттеджа. Кто-то предложил ему на десять тысяч больше, чем он запросил с нас. Но он очень хороший и порядочный человек и хочет продать коттедж именно нам. Единственная его просьба — не затягивать с решением.
Я сел в кресло.
Не успел я оправиться от первого нокаутирующего удара, как мое положение осложнилось еще больше.
— Но он же обещал дать неделю на размышление.
— Правильно, обещал, — согласилась Сара, усаживаясь напротив. — Но до того, как получил более выгодное предложение. Не может же он терять десять тысяч только из-за того, что мы будем тянуть с ответом еще два дня. Да и зачем нам ждать? Все равно, мы купим этот дом. Ведь в настоящий момент ничего лучшего нет.
— Видишь ли, Сара… — промямлил я, отведя взгляд в сторону. — Мы не сможем купить коттедж Тирелла. Человек не каждый день делает такую покупку. Я намерен прожить в Холланд-Сити всю жизнь. Что и говорить, коттедж очень хорош, но, по-моему, год-другой мы сможем прожить и в этой квартире. А позже я построю коттедж самостоятельно. Да и финансовое положение через пару лет только упрочится. Если не случится ничего экстраординарного, мы станем обеспеченными людьми и сможем позволить что-нибудь получше коттеджа Тирелла. Разве сравнишь уже построенный дом, каким бы хорошим он ни был, с построенным по собственному проекту, в собственном вкусе? Вот закончу мост и примусь за проект. Это будет действительно то, что нам нужно.
Лицо Сары омрачилось.
— Джек! Но ведь коттедж продается за бесценок. Зачем торчать целых два года в этой постылой квартире, если мы можем купить прекрасный дом, не спеша построить новое жилье, а этот коттедж с выгодой продать.
Все верно, дорогая. — Я едва сдерживался, чтобы не вспылить. — Но все же лучше подождать. И давай не будем говорить на эту тему.
— Джек, прошу тебя, подумай! — Я видел, как расстроена Сара. — Мне очень нравится коттедж Тирелла. Измени решение! Если мы купим коттедж нам не придется платить квартирную плату и мы сэкономим на этом. Более разумного вложения средств и не придумать. Да и не хочу я жить в этой квартире так долго!
— Извини, но я остаюсь при своем мнении. Оставим пустой разговор. Я устал и хочу спать.
— Но, Джек, у нас же имеются деньги! Коттедж Тирелла нас устраивает. Что же тебе нужно? Мы будем вынуждены часто принимать гостей. Твое положение обязывает иметь более пристойное жилище.
— Довольно, Сара. Я знаю, что делаю.
Она молча смотрела на меня.
— Ну что же… Вижу, наш разговор действительно ни к чему конкретному не приведет. Итак, ты считаешь, что пока лучше пожить здесь?
— Да. До тех пор, пока я не построю новый дом.
— Тогда давай хотя бы купим новую мебель. Давно пора сменить обстановку.
— Об этом поговорим потом. А сейчас я хочу спать. Скоро полночь.
— Хорошо, Джек. Но мистер Тирелл ждет ответа.
Мои нервы не выдержали.
— Черт побери! Ну так позвони ему и скажи, что мы передумали.
Хлопнув дверью, я ушел в спальню. Злой и расстроенный, я слышал, как Сара разговаривает по телефону. Я уже принимал душ, когда она вошла в спальню. Наспех окатившись теплой водой, я надел пижаму, вышел из ванной, лег в постель и закурил. Сара тотчас же прошла в ванную и закрыла дверь. Раньше она никогда так не делала.
Внезапно мне захотелось узнать, сколько конкретно денег лежит у меня в банке. Я поднялся, прошел в кабинет, разыскал среди бумаг последнюю справку о состоянии банковского счета и убедился, что весь мой капитал состоит из двух тысяч долларов наличными и десяти тысяч в акциях. Первая часть гонорара за постройку моста должна была поступить не ранее восьми дней.
В последнее время, когда решался вопрос о предоставлении контракта, мы с Сарой довольно легкомысленно относились к моим скромным сбережениям. Нам обоим нужно было сменить гардероб, да к тому же я купил жене бриллиантовые сережки. И вот теперь, по милости Рут, мне предстояло расстаться с акциями и жить до получения гонорара на две тысячи. Это было бы еще ничего, если бы не куча счетов, требующих немедленной оплаты.
Я вернулся в спальню. Сара уже лежала в постели. Я тоже улегся и выключил свет.
— Спокойной ночи дорогая.
— Спокойной ночи, — сухо отозвалась она.
— Прости, но поверь, я знаю, что делаю. Со временем ты все поймешь, а пока не расстраивайся.
— Не будем говорить на эту тему. Спокойной ночи.
Наступило молчание.
Удрученный, я лежал с открытыми глазами, тщетно пытаясь обдумать более или менее приемлемый план действий. Нужно было спасать будущее. Мое и Сары. Три задачи встали передо мной: отыскать Рут, завладеть револьвером и с помощью оружия избавиться от шантажистки. Но как ее найти?
Завтра нужно послать в Лос-Анджелес десять тысяч долларов. Только через этот банк можно напасть на след Рут. Нечего и надеяться, что служащие банка сообщат мне ее адрес. А если придумать какой-то хитрый ход? Но какой? Где-то в документах банка Сан-Франциско хранится номер счета и адрес того банка, через который Рут намеревалась получить деньги. Но как взглянуть на этот документ?
Я пришел к выводу, что в данный момент не могу придумать ничего существенного. Одно было ясно: сначала нужно узнать, что это за банк. А для этого как минимум нужно было съездить туда.
При мысли о предстоящей поездке и о том, сколько неотложных дел ждет меня здесь, во мне с новой силой вспыхнула злоба, и я осыпал Рут всеми мыслимыми проклятиями. Но время поджимало. Промедление было смерти подобно.
Самолет улетал в Сан-Франциско завтра утром. Наиболее важные встречи возьмет на себя Джефф. Я представлял, что придется выслушать в свой адрес, но выхода не было. Возможно, именно в Сан-Франциско и отправилась Рут, хотя, и я отдавал себе в этом отчет, шансы найти ее там равны нулю. Проще найти иголку в стоге сена. Пусть она получит свои первые десять тысяч. Потом у меня будет месяц передышки, а за это время шансы найти Рут значительно возрастут.
Еще не было и восьми, когда я появился в офисе. Настроение у меня было хуже некуда. Во время завтрака Сара перемолвилась со мной буквально парой ничего не значащих фраз. Ни я, ни она уже не упоминали о коттедже, но он разъединял нас, как непреодолимая стена.
Взглянув на свой стол, заваленный ворохом документов, требующих неотложных решений, я лишь горестно вздохнул. До поры до времени Джеффу придется одному нести непосильное бремя забот, и причиной тому — моя вынужденная поездка в Лос-Анджелес.
Вот и сейчас Джеффа уже не было в кабинете, он поехал на стройку.
Я проработал почти час, пытаясь разделаться с наиболее важными документами, как дверь распахнулась и в кабинет влетел Джефф.
— Хэлло! — крикнул он. — Четыре бульдозера приступили к расчистке площадки, а сейчас нужно встретиться с Купером и договориться насчет бетономешалок. Почта пришла?
— Пока нет. — После некоторого колебания я вдруг выпалил: — Послушай, Джефф, мне нужно взять два выходных дня.
В это время Джефф перебирал накладные и что-то бурчал себе под нос. Видимо, до него не сразу дошел смысл моих слов. Лишь через пару секунд он поднял голову и ошарашенно уставился на меня.
— Что… что ты сказал?
— Мне нужно два выходных дня. Распоряжайся тут без меня.
Джек смотрел на меня как на сумасшедшего.
— Что такое? Ты соображаешь, что несешь? Бросить сейчас дела? Нет, у тебя определенно крыша поехала. У тебя же назначены встречи как минимум с пятью субподрядчиками. Сегодня нужно закончить смету на металлоконструкции. Время поджимает, как ты не можешь этого понять?!
— Извини, Джефф, но обстоятельства сильнее меня. Срочное личное дело.
Всегда приветливое лицо Джеффа внезапно посуровело, на щеках выступил румянец.
— Мне плевать на твои личные дела! Мы строим мост и должны закончить строительство в срок. Нет, ты никуда не уедешь и будешь работать, как и я.
— Нет, Джефф, я должен уехать.
Не спуская с меня взгляда, Джефф провел рукой по лысеющей макушке. Румянец медленно сошел с его лица.
— В чем, собственно, дело?
— Личные неприятности, — безжизненно ответил я. — Крайне важное для нас с Сарой дело.
Джек, хмурясь, перебирал лежащие перед ним документы.
— Извини, Джек, — наконец сказал он. — Я погорячился. Поверь, я искренне тебе сочувствую. Но давай говорить откровенно. Мы совладельцы фирмы, в которую вложили все свои сбережения. Наша фирма получила самый крупный заказ, который только может позволить муниципалитет. Если мы его не выполним, фирма лопнет. Не строй на этот счет никаких иллюзий. Я не в курсе твоих неприятностей, но хочу напомнить, что этот заказ важен не только для моего, но и для твоего будущего. Если назначенные встречи не состоятся, мы потеряем как минимум пять рабочих дней. Вдруг Мэттисону придет в голову позвонить тебе? Представляешь, какой разразится скандал, когда выяснится, что ты куда-то исчез. Я вынужден говорить в таком резком тоне, потому что в ближайшие два месяца ни ты, ни я не можем напрасно потерять и секунды. — Джек нервно пожал плечами. — А теперь решай. Если ты отлучишься, стройка будет закончена на пять дней позже установленного срока. Следовательно, мы не выполним условия контракта и больше нам не видать таких подрядов как своих ушей. Мне это абсолютно ясно, и никакие твои доводы не изменят положения.
Доводы… Какие могут быть доводы?! Джефф кругом прав. Меня охватила ярость. Я догадывался, что Рут явно рассчитывала на мою занятость, на то, что я не смогу броситься в погоню и она успеет замести следы.
Я долго колебался, но в конце концов уступил. Нужно прежде всего думать о строительстве. Конечно, каждое промедление осложняло поиски Рут и грозило потерей еще десяти тысяч, но выхода не было.
— Хорошо, давай забудем о нашем разговоре. Извини, что я вообще об этом заговорил.
— Дело не в извинениях. Ты не должен никуда отлучаться, Джек, или мы с тобой конченые люди. Ну а сейчас… что у тебя за неприятности? Ведь мы же друзья, не забывай этого. Я не слепой и сразу заметил, что с тобой произошло что-то из ряда вон выходящее. Друзья должны делиться и хорошим и плохим, вот и поделись со мной.
Я с трудом удержался, чтобы не выложить ему все.
— Видишь ли, дело такого разряда, что только я смогу им заняться, — промямлил я, стараясь не смотреть на Джеффа. — Но спасибо за участие.
— Как знаешь. — Джефф пожал плечами, и по его тону я понял, что товарищ обиделся. — Настаивать не стану. Но если тебе потребуется помощь — денежная или какая-нибудь иная, — я всегда к твоим услугам.
— Благодарю, Джефф.
Мы смущенно глядели друг на друга, потом Джефф спохватился и принялся торопливо собирать документы.
— Нужно бежать. Люди ждут!
Как только за Джеффом закрылась дверь, я вынул чековую книжку и выписал на имя Рут Маршалл чек на десять тысяч долларов. Вложив документ в конверт, написал адрес банка в Сан-Франциско и положил его на поднос вместе с другими исходящими бумагами. Потом позвонил в банк и распорядился о продаже акций.
Я оказался в ловушке, но был полон решимости найти Рут еще до того, как придет срок платить очередную сумму. Если я вплотную займусь работой и откажусь от отдыха, мне, возможно, удастся выкроить несколько свободных дней в течение месяца, что оставался до следующей выплаты.
Я с головой ушел в дела.
Две следующие недели вряд ли кто работал усерднее меня. В половине шестого утра я уже сидел за рабочим столом и до глубокой ночи разбирал бесконечные бумаги. За все это время мы с Сарой не обменялись и десятком фраз. Из дому я уходил, когда она еще не просыпалась, а приходил, когда она уже спала. Субподрядчики чуть не плакали от меня, а бедная Клара превратилась в мумию с глубоко запавшими глазами. В конце концов не выдержал даже Джефф.
— Черт побери! — рявкнул он на двенадцатый день. — Куда ты гонишь? Ведь не на следующей неделе нам сдавать этот проклятый мост! Нет уж, Джек, давай полегче, иначе люди совсем из см выбьются.
— Хорошо. У меня с бумагами все в порядке, так что с завтрашнего дня я беру три дня выходных. К моему возвращению ты догонишь меня. Надеюсь, теперь ты не будешь возражать, если я уеду на три дня?
В знак капитуляции Джефф поднял руки.
— Нет проблем! Ты честно заработал краткосрочный отпуск. Можешь ехать, куда тебе заблагорассудится. Но запомни, я твой друг и всегда буду рад протянуть тебе руку помощи.
— Нет проблем, Джефф. Но… попытаюсь справиться самостоятельно.
В тот вечер, впервые за последние две недели, я вернулся домой где-то около одиннадцати. Сара собиралась ложиться спать. Теперь она уже не так сильно переживала историю с коттеджем, и между нами установились прежние отношения.
Самочувствие оставалось скверным, но мысль о том, что завтра я займусь поисками Рут, придавала мне сил.
— Завтра рано утром я уезжаю по делам в Нью-Йорк. Придется провести там дня три-четыре. Хочу разузнать, нельзя ли приобрести по сходной цене некоторые компоненты для моста.
Сара обняла меня.
— Милый, ты загонишь себя в гроб этой работой. Зачем же работать на износ? — Она с беспокойством смотрела на меня карими глазами.
— Дальше будет легче. Мне и вправду пришлось туго, но надо было подтянуть перед поездкой неотложные дела.
— Дорогой, а нельзя мне поехать с тобой? Я уже и забыла, какой он, Нью-Йорк. Очень хочется побывать там. Вечера, после деловых встреч, мы бы проводили вместе, а днем я бы посещала магазины, кино…
Вот чего я не учел — того, что Сара захочет поехать со мной. А ведь этого следовало ожидать. В течение нескольких мучительных секунд я лихорадочно пытался найти вескую причину для отказа и беспомощно смотрел на жену. Вероятно, мой взгляд яснее ясного сказал ей все, потому что она помрачнела и притихла. Повернувшись, она начала поправлять подушки на диване.
— Извини, пожалуйста, — глухо сказала она, не поворачиваясь. — Ведь я буду тебе обузой.
Я облегченно вздохнул. Как ненавидел я себя за то, что причиняю боль любимому человеку.
— К сожалению, Сара, дела не позволят уделить тебе ни минуты. Извини, но тебе лучше остаться дома. Вот уж в следующую поездку…
— Да, да разумеется. — Сара прошлась по комнате. — Пожалуй, пора ложиться спать.
Мы уже лежали в темноте на своих кроватях, когда Сара нарушила молчание:
— Джек, а как мы распорядимся деньгами?
«Отдадим Рут, — подумал я. — Если только я не найду ее и не уберу с моего пути».
Разумеется, вслух я этого не сказал.
— Построим дом, — ответил я без всякой уверенности. — Ну а как я немного разгружусь с работой, начнем развлекаться.
— Джефф купил новую машину. Да на ремонт и новую мебель истратил двенадцать тысяч долларов. А что мы приобрели на твою долю гонорара?
— Джефф нам не пример. Он холостяк и не беспокоится о будущем. У меня другая забота — обеспечить твое будущее на тот случай, если со мной что-либо произойдет.
— Выходит, прежде чем истратить хотя бы пару долларов из гонорара, мне нужно ждать твоей смерти или пока мы не состаримся?
— Ну, знаешь… — Даже мне тон показался излишне резким.
— Извини, я ведь только спрашиваю. Мне просто странно, что ты получаешь шестьдесят тысяч, а мы живем, как и раньше: носим ту же одежду, нигде не бываем, и я даже не могу поехать с тобой в Нью-Йорк. Наверное, я говорю глупости, но мне непонятно, почему ты работаешь как вол день и ночь, а все остается по-прежнему.
Кровь ударила мне в голову.
— Оставим эту тему! Я строю мост и не получил этих денег. Вот когда получу, тогда и поговорим, как лучше их истратить.
— Прости, я не хотела тебя обидеть, — после долгой паузы дрожащим голосом сказала Сара.
Наступило молчание. Каждый из нас знал, что другой не спит и еще долго не сможет уснуть, переживая обиду и боль.
Между нами незримо стояла Рут, разъединяя нас и мешая счастью.
Я обязан во что бы то ни стало найти ее. Найти и навсегда убрать с моего пути.
В Сан-Франциско поезд пришел во втором часу дня, и я прямо с вокзала поехал в отделение банка «Пасифик».
В течение последних двух недель каждую свободную минуту (а это случалось достаточно редко) я ломал голову над тем, как узнать адрес банка Рут. В отделении «Пасифик» адрес, безусловно, имеется, но как добраться до него?
Расплатившись с водителем, я вышел из машины и окинул взглядом здание банка, с удовольствием отмечая, что это весьма респектабельная фирма. Мне почему-то казалось, что раз это отделение, то в нем работают только несколько служащих и они легко могут запомнить каждого посетителя, в том числе и меня. Но передо мной было огромное здание со швейцаром у входа и два непрерывных встречных потока людей в дверях.
Влившись в этот поток, я оказался в просторном холле. По обеим сторонам находились окошечки кассиров, и около каждого толпились клиенты. Над кассами вокруг холла шла галерея, где целый штат клерков обслуживал калькуляторы и прочие банковские аппараты. В дальнем конце холла находились кабинеты старших служащих.
Я подошел к одному из окошек, где стояла небольшая очередь и, извинившись, взял с высокого прилавка бланк приходного ордера и достал из бумажника деньги. Вверху ордера я крупными буквами написал: «На счет Рут Мархал», а внизу приписал: «Внесено Джоном Хамильтоном».
Дождавшись, когда подойдет моя очередь, я протянул в окошечко заполненный мною бланк и деньги. Кассир уже собирался проштамповать бланк, но остановился и с недоумением посмотрел на меня. Я стоял, прислонившись к стойке, и с равнодушным видом смотрел в сторону.
— Тут что-то не так, мистер, — неуверенным тоном произнес кассир.
— Что именно?
Кассир заколебался и снова перевел взгляд на ордер.
— Не откажите в любезности немного подождать…
Все получилось так, как я и надеялся. Забрав с собой ордер, кассир вдоль длинного барьера направился к лестнице, ведущей на галерею. Я наблюдал за ним. Служащий подошел к девушке, — сидевшей у большой машины, и что-то сказал ей. Девушка повернулась к висевшей на стене таблице. Я видел, как она провела по ней пальцем, словно отыскивая какую-то фамилию. Потом снова повернулась к машине, нажала несколько клавишей и передала кассиру выведенную карточку.
Сердце у меня заколотилось чаще. Я уже понял, что девушка является оператором вычислительной машины, располагающей информацией о каждом клиенте банка. Эту информацию можно было без труда распечатать, если знать код. Комбинации цифр соответствовали личному коду клиента.
Кассир внимательно сравнил карточку с приходным ордером, отдал ее девушке и поспешно вернулся назад.
— Простите, мистер, но здесь какое-то недоразумение, — смущенно сказал он. — У нас нет счета на эту фамилию. Вы уверены, что написали ее правильно?
Я раздраженно пожал плечами.
— Не стану утверждать категорически. Это карточный долг. Я играл с мисс Мархал в бридж и проиграл. Чековой книжки у меня с собой не оказалось, и я обещал уплатить проигрыш через ваш банк. Возможно, у нее нет здесь своего счета, но вы распоряжаетесь деньгами, поступающими на ее имя.
Недоумение в глазах кассира не исчезало.
— Все верно, мистер, если только речь идет о нашем клиенте. Но ее имя не Мархал. Может быть, Рут Маршалл?
— Все возможно, — небрежно ответил я. — Нужно проверить, но у меня кет ее адреса. Вы не дадите его мне?
— Адресуйте письмо на банк, и мы с удовольствием перешлем его дальше, — не моргнув глазом ответил кассир.
Я не сомневался, что он скажет что-то в этом роде, но все же был разочарован.
— Видимо, я так и сделаю. Благодарю за совет.
— Нет проблем, мистер.
Я кивнул, вложил деньги в бумажник и ушел.
Так я сделал первый ход и теперь точно знал, где находится адрес Рут. Предстояло каким-то образом заполучить его.
Такси доставило меня в один из респектабельных районов Лос-Анджелеса, где я снял в отеле одноместный номер. Зайдя туда, я сейчас же позвонил управляющему банком «Пасифик». Назвавшись Эдвардом Мастерсом, я попросил принять меня на следующий день в десять утра, на что он тотчас же дал свое согласие. Меня бесило, что весь день придется бездействовать, но и проявлять излишнюю торопливость было опасно. Одиннадцать лет назад полиция Лос-Анджелеса объявила розыск человека с полуопущенным веком и шрамом на подбородке. Кто мог поручиться, что даже в Сан-Франциско не найдется какой-нибудь сверхбдительный ветеран-полицейский и не опознает меня даже сейчас по прошествии стольких лет? Вот почему всю оставшуюся часть дня я провел в номере и рано лег спать.
На следующее утро я приехал в банк за минуту до назначенного срока, и меня немедленно провели в кабинет управляющего. Им оказался рано располневший мужчина среднего возраста с безупречными манерами. Он с доброжелательной улыбкой долго тряс мою руку, но в то же время всем видом давал понять, что крайне занят и будет благодарен, если я без лишних сантиментов сразу перейду к сути дела.
Я назвался представителем крупной строительной фирмы, имеющей отделения во многих крупных городах США, и сообщил, что мы намерены создать филиал и в Сан-Франциско. Банк «Пасифик» как нельзя лучше подходит для открытия текущего счета. Наша фирма весьма солидная, заливался я соловьем. Более двух тысяч сотрудников во всех филиалах. Не окажется ли мистер управляющий столь любезным и не поможет ли мне подыскать соответствующее помещение?
Мои слова произвели на управляющего определенное впечатление. Он тут же назвал адрес одного из агентств, занимающихся сдачей в аренду недвижимости, которое, по его словам, сможет предложить как раз то, что мне нужно. Как бы мимоходом я упомянул, что для начала операции фирма намерена перевести из головного отделения в Нью-Йорке на текущий счет два миллиона долларов, что еще больше расположило ко мне управляющего. Банк, заявил он, окажет фирме любое содействие. Нужно только знать, в чем именно оно должно выражаться.
— Видите ли… пока нам ничего не нужно… Хотя. Лишь одна информация. Я заметил, что у вас вполне современное конторское оборудование. Я бы хотел установить такое и в нашем офисе. К кому, по вашему мнению, мне следует обратиться?
— Фирма «Чандлер и Корриган» для этого подходит как нельзя лучше.
— Знаете, ведь наши операции несколько напоминают банковские, — продолжал я, осторожно подходя к тому, ради чего и разыгрывал весь этот спектакль. — Наши клиенты разбросаны по всей стране, и мы должны поддерживать с ними постоянный контакт и хранить записи всех деловых переговоров и финансовых операций. Я видел у вас электронно-вычислительную машину, и она меня очень заинтересовала. Вы довольны ее работой?
Мне повезло. Видимо, машина представляла предмет его особой гордости.
— Более чем довольны. Это весьма дорогая вещь, но полностью себя окупает.
— Я видел ее мельком, когда шел к вам.
— Дело поправимое, мистер Мастерс. Хотите, я покажу, как она работает?
— С удовольствием, но отнимать у вас время…
Я старался говорить как можно более небрежным тоном.
— Ни в коем разе! — Он нажал кнопку селектора. — Сейчас мистер Флемминг покажет вам машину.
— Как только мы снимем подходящее помещение, я тотчас же свяжусь с вами. Был рад познакомиться.
Дверь открылась, и в кабинет шагнул молодой человек.
— Флемминг, это мистер Мастерс. Он намерен открыть у нас текущий счет. Его заинтересовала наша ЭВМ. Покажите, как она работает.
— Да, сэр. — Молодой человек поклонился мне. — С удовольствием.
Я встал, ощущая дрожь в ногах. Пока мне удалось осилить лишь половину пути к поставленной цели. Оставалось столько же. Пожав управляющему руку и поблагодарив за помощь, я вышел вслед за Флеммингом из кабинета. Мы поднялись на галерею и остановились рядом с машиной. Сидевшая за клавиатурой девушка повернулась и вопросительно глянула на меня.
Флемминг коротко представил меня и принялся объяснять принцип действия машины.
— У нас свыше трех с половиной тысяч клиентов и каждый имеет личный номер. Эти номера вы можете видеть на этой таблице.
Он кивком указал на огромный планшет с рядами фамилий. Я подошел к нему и принялся быстро, но внимательно пробегать колонки фамилий. Среди других я нашел и то, что искал — «Рут Маршалл, 2879». Этот номер намертво врезался в мою память.
— Установив номер клиента, — продолжал между тем Флемминг, — нам остается лишь нажать клавиши в соответствующей комбинации, составляющей этот номер, и карточка с информацией немедленно будет распечатана и появится вот на этом подносе.
Девушка-оператор, слушавшая наш разговор, взглянула на меня и снисходительно улыбнулась.
— Машина никогда не ошибается, — сказала она.
— Надо же! И вы можете это доказать? — недоверчиво спросил я.
— Нет ничего проще, — вновь заговорил Флемминг. — Возьмем первый номер из нашего списка. Итак, Роберт Айткен номер 0001. Мисс Лейкер, дайте мне карточку мистера Айткена.
Оператор повернулась к машине и нажала несколько клавиш. Спустя пару секунд на поднос выпала карточка.
— Видите! — воскликнул Флемминг, довольно потирая руки.
Я протянул руку.
— Знаете, я большой скептик. А вдруг эта карточка не имеет никакого отношения к мистеру Айткену?
Флемминг с торжествующим видом вручил мне карточку.
В верхней части крупными буквами была напечатана фамилия «Айткен».
— Надо же! Видимо, придется и нам купить такую же игрушку… Могу я попробовать?
— Разумеется, мистер Мастерс.
Я склонился над клавиатурой и быстро набрал комбинацию 2879. Сердце у меня колотилось так отчаянно, что я всерьез опасался, как бы оператор и Флемминг не услышали его стук.
Машина загудела, в металлическом контейнере с неуловимой для глаза быстротой замелькали карточки. Я напряженно ожидал, наконец на поднос выпала идентификационная карточка.
Флемминг и оператор довольно улыбнулись.
— Выбранный вами номер принадлежит мисс Рут Маршалл, — объявил Флемминг. — Можете сами проверить.
Я взял карточку и прочитал:
«Рут Маршалл. Санта-Барбара. Счет 1810. Кредитовать 10 000 дол.».
— Действительно прекрасная машина, — заметил я, стараясь говорить как можно более спокойно. — Именно то, что нам нужно. Думаю, я уговорю руководство фирмы ее приобрести.
Спустя полчаса, взяв напрокат автомобиль, я уже мчал в направлении Санта-Барбары.
Я уговаривал себя не впадать в излишний оптимизм. Район моих поисков значительно сузился. Не оставалось сомнений, что Рут живет где-то в окрестностях Санта-Барбары. Однако нужно было еще найти ее, а время поджимало.
В Санта-Барбару я приехал где-то в районе шести и у первого же полицейского регулировщика узнал, где находится отделение банка «Пасифик». Это было небольшое двухэтажное строение, но банк уже был закрыт. Оставив машину, я обошел вокруг здания, но не обнаружил ничего достойного внимания.
Напротив банка был небольшой отель, и я решил, что удобнее всего остановиться именно в нем. Это было более чем скромное заведение из разряда тех, где любят останавливаться на ночь коммивояжеры.
Располневшая женщина, сидевшая за конторкой, адресовала мне унылую улыбку и передала ручку, намекая тем самым, что я должен заполнить регистрационную карточку.
Я спросил, может ли она предоставить мне номер с окнами на улицу, и она ответила утвердительно, заметив при этом, что на моем месте предпочла бы номер с окнами во двор, чтобы не мешал шум транспорта.
Я ответил, что шум меня не беспокоит, после чего она вручила мне ключ и объяснила, как найти номер. Ужин, добавила она, начинается с семи часов.
Номер оказался на удивление чистым, стандартно обставленным, но в общем неуютным, как и все номера такого класса. Однако для меня это не имело значения. Взгляд, брошенный в окно, убедил меня, что банк виден как на ладони.
Как часто Рут наведывается сюда?
Я понимал, что здесь мне не удастся повторить трюк, проделанный в Лос-Анджелесе, и получить более подробные сведения о Рут. К тому же, стоит ей только заподозрить, что я иду по ее следам, как она тут же исчезнет из города, и мне придется начинать все сначала. Возможно, если я буду дежурить у окна, мне повезет и я увижу ее? Тогда можно будет проследить за ней и узнать, где она живет. Появляться же на-улице было чистейшим безумием: Рут может увидеть меня, и тогда все мои планы лопнут как мыльный пузырь.
На следующее утро во время завтрака я сообщил женщине-администратору, что у меня много работы и я намерен целый день провести у себя в номере. Женщина заверила, что меня никто не побеспокоит.
Я поднялся в номер и занял позицию у окна.
Банк открывался в девять часов. Местное отделение «Пасифик» явно не могло похвалиться широким размах хом операций: в течение первых двух часов там побывало всего лишь пять человек. Правда, попозже поток клиентов усилился, но ненамного.
Я сидел и наблюдал. Весь день меня не покидала надежда, но когда двери банка закрылись в последний раз, я почувствовал такое уныние и безысходность, что готов был наложить на себя руки.
На следующее утро мне нужно было уезжать, а это означало, что я лишился всякой надежды отыскать Рут до уплаты второго взноса.
Я уже был готов отказаться от всяких попыток придумать что-нибудь дельное, как вдруг меня осенило: а что, если поручить поиски Рут какому-нибудь детективу. Эта мысль настолько понравилась мне, что я чуть было не помчался в холл, чтобы найти в справочной книге адрес соответствующего агентства, но в последний момент сообразил, что все это глупости. Ведь я намеревался убить Рут. И когда я это сделаю, напав на ее след с помощью детективов, они тут же сообщат в полицию мои приметы, и финал моей авантюры не вызовет сомнений.
Нет, счеты с Рут я должен свести без чьей-либо помощи. Вот тогда-то, валяясь в кровати, я впервые подумал, что найти Рут еще полдела — не менее важно выполнить задуманное так, чтобы остаться вне всяких подозрений. Одна трудность порождала другую.
Рано утром я вылетел в Холланд-Сити и уже около одиннадцати вошел в наш кабинет.
Джефф разговаривал с кем-то по телефону, но увидев меня, торопливо произнес:
— Я вам перезвоню. Да, да, минут через десять… — и положил трубку.
От его взгляда у меня заныло сердце. Я сразу понял, что случилась какая-то беда. Джефф был бледен и удручен.
— Ты уже был дома, Джек?
— Нет. Я прямо с аэропорта.
Поставив на пол саквояж, я снял плащ и бросил на стул.
— Я пытался найти тебя, — хрипло произнес Джефф. — И где тебя только носило?
— Да не тяни ты! Что случилось?
Джефф резко дернул головой, поднялся со стула и сказал:
— Сара…
— Что? Что ты хочешь сказать?
— Мужайся, Джек. Авария… Я искал тебя повсюду…
— Она… жива?
— Да, но в очень плохом состоянии. Пьяный водитель налетел на ее машину. Боюсь, что она…
— Когда это случилось?
— Утром, сразу после твоего отъезда. Она отправилась за покупками и вот…
— Джефф, я хочу знать правду! В каком она состоянии?
Он обошел вокруг стола и положил руку на мое плечо.
— Врачи делают все от них зависящее. Нам остается только ждать и надеяться.
— Где она?
— В городском госпитале… Но…
Я выбежал из кабинета, промчался мимо бледной как полотно Клары и бросился к лифту.
Доктор Вайнберг был высоким, сутулым человеком с крючковатым носом, волевым подбородком и черными глазами еврея. Он как никто понимал, что такое человеческие страдания.
Я назвал медсестре свое имя, и она тотчас же провела меня в кабинет Вайнберга. Сидя в мягком кожаном кресле, я слушал его гортанный голос.
— Дело лишь во времени, мистер Холлидей. Я сделал все возможное и невозможное. Жаль, вас не было, когда вашу супругу доставили в госпиталь. Почти двенадцать часов она находилась в сознании и все время спрашивала о вас. Потом она потеряла сознание и до сих пор не пришла в себя. Давайте обсудим конкретные вопросы. У вашей жены тяжелое ранение головы, затронут мозг. Я знаком с отличным хирургом, который специализируется на подобного рода операциях. Поверьте, это очень сложные операции, но пока ему сопутствовал успех. Обычный гонорар доктора Гудиера — это как раз мой знакомый — три тысячи долларов. Разумеется, не избежать и других расходов, так что общая сумма составит порядка пяти тысяч долларов. И учтите, стопроцентной гарантии в том, что ваша жена выздоровеет, нет.
Я нервно потер руки.
— Договаривайтесь с хирургом. Расходы значения не имеют.
Не откладывая дела в долгий ящик, Вайнберг снял трубку телефона и набрал рабочий номер Гудиера. Пришлось потратить несколько минут, прежде чем ему удалось убедить секретаря хирурга, насколько важна экстренная операция пациента.
Я со страхом прислушивался, как он описывал характер полученных ранений Сары, хотя практически ничего не понял, так как разговор шел на профессиональном жаргоне.
В конце концов секретарь пообещала перезвонить чуть позже.
— Не волнуйтесь, мистер Холлидей. — Вайнберг положил трубку. — Доктор Гудиер никогда не отказывает в подобных случаях.
— Можно мне повидать жену?
— А зачем? Она без сознания.
— И все же мне хотелось хотя бы взглянуть на нее.
Некоторое время он внимательно смотрел на меня, потом кивнул.
— Хорошо. Пройдемте.
Сара неподвижно лежала на кровати, прикрытая простыней до самого подбородка. Голова ее была забинтована. Она показалась мне маленькой и до того бледной, что ее можно было принять за труп.
Около постели находилась сиделка. При нашем появлении она поспешно поднялась, взглянула на Вайнберга и отрицательно покачала головой.
Это были самые тяжелые минуты моей жизни. Стоя в ногах кровати, я смотрел на Сару и чувствовал, как где-то в глубине души крепнет убеждение, что она никогда вновь не заговорит со мной, никогда не взглянет, никогда не обнимет.
Едва войдя в квартиру, я услышал настойчивый телефонный звонок. Звонил мэр Мэттисон.
— Джек? Я искал тебя. Джефф сказал, что ты навещал жену. Как она себя чувствует?
— Без изменений к лучшему. Я пригласил опытного хирурга. Скоро операция.
— Мы с Эллен все время думаем о вас. Чем бы мы могли тебе помочь?
Я поблагодарил за заботу, но сказал, что в данный момент они ничем мне помочь не смогут. Сейчас все зависит от квалификации нейрохирурга.
— Джек, тебе потребуются деньги. Я уже переговорил с членами комитета, и они согласны выплатить тебе половину гонорара. Завтра на твой счет переведут тридцать тысяч долларов. Мы обязаны спасти Сару, нашу милую и очаровательную…
Моему терпению наступил предел.
— Благодарю, — как можно более спокойно сказал я и положил трубку.
Закурив, я тут же загасил сигарету в пепельнице.
Деньги… До уплаты Рут второго взноса — десяти тысяч долларов — оставалось десять дней, а еще через месяц мне предстояло выплатить тридцать тысяч. Но на этом шантажистка, конечно же, не остановится. Но не платить я не мог. Ей ничего не стоит сообщить обо мне в полицию, и я окажусь в тюрьме как раз в тот момент, когда Сара как никогда нуждается в моей помощи.
Я бродил взад-вперед по гостиной и мучительно размышлял. Снова поехать в Санта-Барбару? Но нельзя же оставлять Сару в таком отчаянном положении.
В конце концов я решил написать Рут и попросить об отсрочке. Я сообщил, что с женой произошел несчастный случай, что лечение требует больших расходов, и потому я пока не могу выплатить очередную сумму, но позже…
Видимо, я действительно был слишком потрясен случившимся, если надеялся, что Рут проявит хотя бы каплю жалости. Тем не менее я спустился к консьержке и попросил как можно быстрее отправить письмо.
Примерно около восьми мне позвонили из госпиталя и сообщили, что доктор Гудиер уже там и просит меня немедленно приехать.
Гудиер, маленький, полный человек, напрямую заявил мне, что намерен оперировать немедленно.
Следующие три часа были долгими и мучительными. Часов в десять вечера приехал Джефф. Мы молча сидели в приемной, а еще через полчаса пришел мэр с женой. Проходя мимо меня, миссис Мэттисон ободряюще дотронулась до моего плеча.
В половине первого ночи из операционной вышла медсестра и кивком пригласила следовать за ней. Мы прошли в кабинет Вайнберга. Доктор Гудиер, выглядевший постаревшим и утомленным, сидел на краешке письменного стола и курил, нервно затягиваясь. Вайнберг стоял у окна.
— Могу вас поздравить, мистер Холлидей, — заговорил Гудиер. — Операция прошла успешно. Теперь хотелось бы избежать послеоперационных осложнений. Во всяком случае, смею заверить, ваша жена будет жить.
Что-то в его тоне и в гнетущей атмосфере кабинета помешало выразить свою радость.
— Продолжайте.
Мой хриплый голос самому показался чужим.
— Будет жить, — тихо повторил Гудиер. — Но… повреждения оказались слишком тяжелыми. Сожалею, но, скорее всего, ваша жена на всю жизнь останется инвалидом. — Он сделал паузу. — В лучшем случае она сможет передвигаться в кресле-каталке. По всей вероятности, разговаривать она будет с трудом, да и память претерпит существенные нарушения.
Он взглянул на меня, и я прочел в его взгляде печаль и признание своего поражения.
— И вы называете это успешной операцией? — не сдержался я. — Сара не сможет ходить, почти потеряет речь, не сможет даже узнавать меня. Это и есть успех?
— Доктор Гудиер чудом спас жизнь вашей жене, — с нажимом сказал Вайнберг.
— Жизнь! И это вы называете жизнью? Не лучше ли было ей умереть?
Я выбежал из кабинета и быстро пошел по коридору.
Джефф стоял у порога приемной. Он попытался схватить меня за руку, но я вырвался и бросился прочь, ничего не слыша и не замечая.
Все следующие три дня я жил как в воду опущенный. Сидя в квартире, я ждал телефонного звонка. Сара так и не пришла в себя и находилась на грани смерти.
Я часами сидел в кресле, практически ничего не ел и непрерывно курил. Иногда заходил Джефф, но, побью несколько минут, исчезал, чувствуя мое нежелание видеть кого бы то ни было. Никто мне не звонил, все знали, что я жду вестей из госпиталя.
На третьи сутки, часов в десять вечера, телефон все же ожил. Я схватил трубку.
— Слушаю…
— Мне нужно с тобой поговорить.
Это была Рут. Я сразу узнал ее хриплый, равнодушный голос. Сердце у меня оборвалось.
— Где ты находишься?
— В баре отеля «Астор». Когда ты сможешь приехать?
— Уже выезжаю. — Я положил трубку, но тут же снова поднял ее и, набрав номер дежурной медсестры, сообщил ей, что меня в случае нужды можно будет найти в баре отеля «Астор».
На улице моросил нудный дождь.
Отель «Астор» считался лучшим в городе. Следовательно, Рут уже начала менять свой образ жизни, используя направо и налево мои деньги. Я не сомневался, что она примчалась за очередным взносом. Она, конечно, догадывалась, что я прикован к месту, что меня в любой момент могут вызвать в госпиталь, и потому пошла на риск новой встречи.
Я вошел в бар «Астор», почти пустой в это время. У стойки стояло трое мужчин. Они пили виски и вполголоса разговаривали. За столиком в углу двое пожилых матрон беседовали о чем-то своем. Перед ними на столе стояла початая бутылка шампанского. В другом углу сидел молодой парень атлетического телосложения. На нем был спортивного покроя пиджак кремового цвета, красно-белое кашне, завязанное у горла безвкусным узлом, узенькие брюки бутылочного цвета и модные темно-коричневые туфли. Он выглядел как внезапно разбогатевший водитель грузовой машины и явно чувствовал себя не в своей тарелке. В смуглой руке он держал бокал с виски, а с его лица, уже тронутого пороком, не сходило выражение растерянности.
Я отвел от него взгляд и осмотрелся. Рут сидела в центре бара в окружении незанятых столиков. Поверх зеленого платья она надела черный жакет, ее волосы были выкрашены в ультрамодный серо-серебряный цвет. Она выглядела как картинка из модного журнала и казалась холодной и твердой, как отполированный гранит.
Без всякого сомнения, она не была намерена экономить мои деньги.
Я подошел к ее столику, придвинул ближайший стул и сел. Сидевший в углу рослый тип в спортивном пиджаке чуть повернулся и уставился на меня. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить — это ее телохранитель.
— Хэлло, — сказала Рут. Открыв сумочку из крокодиловой кожи, она вынула мое письмо и небрежно бросила на столик. — Это еще что за фокусы?
Я скомкал письмо и сунул в карман.
— Ты получила первые десять тысяч. Пока с тебя довольно, некоторое время я не в силах дать тебе даже цента. Все деньги уходят на лечение жены.
Рут достала из сумочки плоский золотой портсигар, вытащила сигарету и щелкнула золотой зажигалкой «Ронсон».
— Похоже, у тебя вылетел из памяти наш последний разговор. Как я поняла, тебе хочется быть рядом с женой и совсем не улыбается перспектива оказаться за решеткой. А ведь ты там окажешься.
— Пойми, мне нужно экономить буквально каждый доллар. Я смогу выплатить тебе некоторую сумму в конце месяца.
Рут издевательски рассмеялась.
— Нет уж, приятель! Ты дашь мне чек на десять тысяч сейчас же, а первого числа следующего месяца еще один. Вот мои условия.
Я со злобой уставился на Рут. Должно быть, мой взгляд был красноречивее всяких слов, потому что ока вдруг хихикнула.
— Можешь ничего не говорить. Ты горишь желанием убить меня, не так ли? Брось. Не такая уж я и дурочка. Видишь вон того разодетого парня в углу? По уши влюблен в меня, не задает лишних вопросов, выполняет любую мою прихоть. Звезд с неба не хватает, но силен как бык. Не отходит от меня ни на шаг и расправится с тобой одной левой. Нет, убить ты меня не сможешь, даже если и отыщешь. Но тебе это не удастся. Так что выброси подобные мысли из головы.
— Да войди ты в мое положение. — Я старался говорить как можно более спокойно. — Моя жена попала в серьезную аварию и находится на грани смерти. Мне предстоит множество непредвиденных расходов. И подумай, ведь я прошу лишь об отсрочке. Сейчас я не могу дать тебе денег, нужно оплачивать счета врачей.
— Надо же! — Рут картинно откинулась на спинку стула и подняла брови. — Ну что же, тогда пойдем в полицию.
Всматриваясь в искаженное злобой лицо Рут, я понял, что она, не задумываясь, осуществит свою угрозу, так что в самое ближайшее время я могу оказаться в тюрьме. Она поставила меня в безвыходное положение. Я выписал чек и, вырвав из чековой книжки, бросил на стол.
— Бери! — Я сам удивился тому, насколько ровно прозвучал мой голос. — А сейчас хочу предупредить: я действительно хочу убить тебя. Рано или поздно, но ты окажешься в моих руках. И тогда финал тебе известен.
Рут снова захихикала.
— Рассуждаешь, как герой третьеразрядного фильма. Запомни-ка лучше вот что: первого числа следующего месяца мне нужны еще десять тысяч. Если ты не переведешь деньги, я больше не стану с тобой общаться, а сразу обращусь в полицию.
Я встал и краем глаза заметил, что парень тоже поднялся.
— И не говори потом, что я не предупреждал тебя, — сказал я, повернулся и направился к шеренге кабинок с телефонами-автоматами. Позвонив в госпиталь, я сообщил дежурной медсестре, что направляюсь домой.
— Минутку, мистер Холлидей…
Что-то в ее голосе заставило меня приготовиться к худшему. Я насторожился. Вполголоса переговорив с кем-то, она снова обратилась ко мне:
— Мистер Холлидей, доктор Вайнберг просит вас заехать в госпиталь. Никаких оснований для беспокойства нет, ко он хотел бы увидеть вас как можно скорее.
— Нет проблем. Уже еду.
Я вышел из бара, остановил проезжающее такси и назвал адрес госпиталя. Когда такси уже трогалось с места, я заметил Рут и ее дружка, направлявшихся к стоянке машин. Она смотрела на приятеля и улыбалась. Он тоже не спускал с нее жадного взгляда.
В госпитале меня сразу же провели в кабинет Вайнберга. Он вышел из-за стола и протянул руку.
— Понимаете, мистер Холлидей, — сразу перешел к делу Вайнберг. — Я не удовлетворен течением болезни вашей супруги. Пора бы уже и наступить улучшению, но такового пока не происходит, хотя в подобных случаях оно наступает дня через три-четыре. Поймите меня правильно: состояние вашей жены не ухудшилось, но и не улучшилось.
Во рту у меня пересохло, я лишь молча смотрел на врача.
— Я разговаривал с Гудиером. Он советует показать вашу супругу доктору Циммерману. Доктор Циммерман самый известный специалист в нейрохирургии. Он…
— Кто же тогда Гудиер?
— Доктор Гудиер блестящий хирург, — терпеливо сказал Вайнберг. — Он не занимается послеоперационными осложнениями. В критических случаях ими обычно занимается доктор Циммерман.
— Иными словами, исправляет ошибки коллег?
Вайнберг нахмурился.
— Я, конечно, понимаю ваше состояние, но вы несправедливы.
— Вполне возможно. — Чувствуя полное опустошение, я без сил опустился в кресло. — О’кей, давайте пригласим доктора Циммермана.
— Не все так просто, мистер Холлидей. Доктор Циммерман лечит больных только в своей клинике на Холланд-Хиллз. Боюсь, что вам это выльется в кругленькую сумму, но я более чем уверен, в его клинике ваша супруга быстро пойдет на поправку.
— А в вашем госпитале она вряд ли сможет рассчитывать на выздоровление?
— Понимаете… Доктор Циммерман…
— И примерно в какую сумму это мне обойдется?
— Точно не могу сказать. На эту тему вам лучше переговорить с ним лично. Ведь лечащим врачом будет он.
Я беспомощно развел руками.
— Хорошо. Пусть он посмотрит Сару, а потом я переговорю с ним на финансовые темы.
На следующий день утром я встретился с доктором Циммерманам. Это был человек средних лет с худым лицом, проницательным взглядом и спокойными, уверенными манерами. Он мне сразу понравился.
— Я обследовал вашу жену, мистер Холлидей, — напрямую сообщил он. — Ее безусловно необходимо положить в мою клинику. Я практически уверен, что смогу ее вылечить. Операция прошла успешно, но вызвала кое-какие осложнения. Месяца через три-четыре, когда миссис Холлидей окрепнет, я проконсультируюсь с доктором Гудиером и, видимо, порекомендую сделать еще одну операцию. Полагаю, что совместными усилиями мы сможем вернуть ей способность самостоятельно передвигаться и сохраним память. Но, повторяю, ее немедленно нужно поместить в мою клинику.
— И в какую сумму все это выльется?
— Триста долларов в неделю за отдельную палату. Плюс оплата сиделки. Итого, триста семьдесят долларов в неделю.
— А повторная операция?
— Конкретную цифру назвать не могу, но думаю, где-то в районе четырех тысяч долларов.
Я находился в таком состоянии, что на меня уже ничего не действовало.
— Пусть так. — Я печально улыбнулся и, помолчав, спросил: — Дела вынуждают меня дня на три-четыре уехать из города. Когда, по вашему мнению, состояние жены позволит мне отлучиться?
— Сейчас еще рано об этом говорить, — с нотками удивления в голосе ответил Циммерман. — Но полагаю, ваша жена будет вне опасности недели через две.
Я вернулся в офис и вплотную занялся делами, надеясь создать кое-какой задел к тому времени, когда самочувствие Сары позволит мне отправиться на поиски Рут. Джефф подыскал мне помощника. Это был молодой парень, оказавшийся надежным и трудолюбивым работником.
Мой банковский счет таял, как сугроб под горячими лучами солнца, но я не жалел об этом и уже верил, что Циммерману удастся вылечить Сару.
Дней через десять доктор позвонил мне.
— Вы, кажется, собирались поехать по делам, мистер Холлидей? Полагаю, что теперь я могу вам это разрешить. Вашей жене стало намного лучше. Она еще не пришла в себя, но заметно окрепла, так что вы можете спокойно отправляться. Но было бы желательно знать, где я могу вас найти.
Я пообещал поставить его в известность и, поговорив на отвлеченные темы, положил трубку.
Некоторое время я сидел, глядя на телефон и испытывая радость при мысли о том, что наконец-то после этих ужасных, показавшихся мне бесконечными недель я смогу отправиться на поиски Рут. До следующего платежа оставалось тринадцать дней.
Тринадцать дней, которые должны были решить мою судьбу и судьбу Сары.
Уже на следующее утро я вылетел в Санта-Барбару.
Полная женщина в гостинице, расположенной напротив филиала банка «Пасифик», сразу узнала меня.
— Рада снова вас видеть, мистер Мастерс, — сказала она, дружелюбно улыбаясь в знак приветствия. — Ваш номер свободен, можете вновь занять его, если пожелаете.
Я согласился. Мы поговорили о погоде, потом я, как бы между прочим, упомянул, что у меня масса дел и что все эти три дня мне придется почти безвылазно просидеть в номере. После этого я поднялся к себе в номер.
Было примерно половина второго. Я предусмотрительно запасся бутербродами и бутылкой виски и теперь, разложив запасы на подоконнике, занял наблюдательный пост у окна.
Это были, по всей видимости, самые напряженные часы в работе банка. Однако среди тех, кто входил и выходил из дверей банка, Рут не было. Впрочем, я отдавал себе отчет, что могу рассчитывать лишь на удачу. Возможно, она приходила сюда лишь раз в неделю, а возможно, и раз в месяц. Но иного способа увидеть ее не существовало.
После закрытия банка, я спустился в холл и по телефону-автомату позвонил дежурной медсестре в клинике доктора Циммермана и сообщил номер телефона гостиницы. Если меня не окажется в номере, пояснил я, то пусть она попросит к телефону моего товарища мистера Мастерса, он сумеет передать мне все то, что вы ему сообщите.
Вечер выдался холодный и ветреный. Из низко нависших над городом туч вот-вот должен был полить дождь.
Я надел плащ, поднял воротник и, надвинув на глаза шляпу, вышел на улицу. Я сильно рисковал, но мне была невыносима сама мысль о перспективе провести весь вечер в этой унылой дыре в полном одиночестве.
Не прошел я и сотни шагов, как начался дождь. Ничего не оставалось, как зайти в кинотеатр. Шел скучный голливудский вестерн, но я досмотрел его до конца.
Следующий день прошел точно в таком же режиме. До закрытия банка я просидел у окна, а вечер провел в кино.
Возвращаясь в гостиницу, почувствовал острое беспокойство. А что, если и эта попытка окажется безрезультатной? В моем распоряжении оставалось одиннадцать дней. Не окажутся ли они такими же бесполезными, как и эти два?
Я лег в постель и попытался уснуть, но напрасно. Около часу ночи, чувствуя, что больше не могу оставаться в душной атмосфере номера, я встал, оделся и спустился в полуосвещенный холл гостиницы. Ночной сторож, старый негр, недовольно взглянул на меня, когда я сказал, что хочу прогуляться, недовольство его усилилось, но он все же отпер мне дверь.
Несколько дансингов еще не успели закрыться, и красновато-синий цвет неоновых реклам причудливо отражался на мокром асфальте.
Засунув руки глубоко в карманы и чувствуя, как успокаивающе действует холодный ветер на мое разгоряченное лицо, я направился к морю.
Улица вывела меня к одному из многочисленных ресторанов, построенных на сваях возле самого берега и специализирующихся на морских продуктах. Около ресторана, на автостоянке, находилось около дюжины машин, а из раскрытых окон ночного заведения доносились звуки музыки.
Я уже хотел пройти мимо, когда дверь ресторана распахнулась и на пороге появился рослый молодой человек. Втянув голову в плечи, он по деревянным мосткам побежал в сторону автостоянки. В свете уличного фонаря я смог рассмотреть, что на нем кремовый пиджак и зеленоватые брюки. Это был приятель Рут.
Повернувшись к нему спиной, я вытащил пачку сигарет и, сделав вид, что собираюсь закурить на ветру, искоса наблюдал за ним. Подбежав к красному «понтиаку», он открыл дверцу и принялся что-то искать в отделении для перчаток, не переставая вполголоса ругаться. Вскоре он нашел то, что искал, захлопнул дверцу и рысцой двинулся в обратном направлении.
Проследив, как он исчез внутри помещения, я не спеша подошел к машине. Это был автомобиль выпуска 1956 года, не в очень хорошем состоянии. Воровато оглянувшись по сторонам и убедившись, что поблизости никого нет, я торопливо схватил ярлык с фамилией владельца, закрепленный, как и предписывали правила, на лобовом стекле, и взглянул на него.
«Эдвард Вассари, — прочитал я. — Бунгало 12. Ки-Уэст. Санта-Барбара».
Вернув ярлык на место, я направился к кафе, располагавшееся прямо напротив ресторана. Его единственными клиентами оказались четверо подростков, коротавших досуг за бутылками кока-колы. Я уселся за столик у окна, откуда хорошо просматривался стоящий на стоянке «понтиак», и заказал у усталой официантки чашку кофе.
Один ли он здесь или в компании с Рут? — только эта мысль сверлила мне голову. Не с ним ли она живет по адресу, указанному на ярлыке?
Я сидел, отпивая маленькими глотками кофе, и не спускал взгляда с автомашины. Дождь усилился. Подхваченные порывами ветра капли барабанили по стеклам ночного заведения. И в этот момент я увидел их.
Парочка выбежала из ресторана. Вассари держал раскрытый зонтик над головой Рут. Подбежав к машине, они уселись в салон, и в следующий момент машина плавно тронулась с места.
Поспешно расплатившись с официанткой, я вышел из кафе. Волнение переполняло меня, но я испытывал твердую решимость больше не тратить время попусту.
Еще раньше я заметил ночной гараж и теперь торопливо направился в его сторону. Там я попросил напрокат машину и, пока один из служащих заправлял ее бензином, небрежно поинтересовался, как проехать на Ки-Уэст.
— Отсюда направо, — объяснил служащий. — Все время вдоль океана. Мили три-четыре, не больше.
Ки-Уэст оказался небольшим мысом площадью примерно в пару тысяч акров. Вдоль пляжа в живописном беспорядке стояли около трех десятков бунгало. Большинство из них были погружены в темноту, и лишь в трех за пеленой дождя тускло светились окна.
Я медленно ехал по дороге, всматриваясь в каждый домик. Не знаю, что тут сыграло роль — инстинкт или тот факт, что бунгало стояло чуть в стороне от остальных, но я сразу догадался, что именно это строение мне и нужно.
Остановившись, я выключил фары и вышел из машины. Капли дождя, гонимые сильным ветром с океана, обрушились на меня, но я не обратил на это никакого внимания, так как заметил стоящий около бунгало «понтиак». Оглянувшись по сторонам, я приоткрыл калитку и проскользнул во двор. Ощущая сильное сердцебиение, я подкрался к освещенному окну. Моему взору предстала просторная, не без вкуса обставленная гостиная. Несколько удобных, хотя и сильно потертых кресел, кожаный диван, пара акварелей на стенах, бар, ломящийся от бутылок со спиртным, составляли меблировку помещения. И в этот момент я увидел Рут.
Она сидела боком ко мне, с угла рта свисала зажженная сигарета, в руке находился бокал с виски. Зеленый халат не скрывал длинных стройных ног. Отпивая виски мелкими глотками, она нервно покачивала ногой.
Дверь гостиной распахнулась, и на пороге показался Вассари. Он был в одних пижамных брюках: мускулистая грудь заросла густыми курчавыми волосами. Он что-то сказал Рут, и это ей, видимо, не понравилось, так как она злобно глянула в его сторону. После допила виски, поставила бокал на столик и, не слова не говоря, вышла из гостиной. Вассари выключил свет, и я тут же отпрянул от окна. Почти сразу же зажегся свет в другом окне, задернутом шторой.
Я терпеливо ждал.
Не прошло и пяти минут, как свет погас, и бунгало погрузилось в темноту. Соблюдая максимум осторожности, я вернулся к машине, завел двигатель и отправился в обратном направлении. В машине мне было о чем подумать.
Да, я сумел найти Рут. Но передо мной вставали новые трудности. Знает ли Вассари, что Рут меня шантажирует? Не произойдет ли так, что, когда я отделаюсь от одной шантажистки, меня начнет шантажировать другой человек?
В эту промозглую дождливую ночь до меня впервые во всей своей неприглядности дошел ужас того, что я намереваюсь совершить. Ведь куда ни кинь, а я собираюсь убить человека. На расстоянии это казалось проще простого: найти Рут и заставить ее замолчать навсегда. Но сейчас, когда пришло время действовать, одна мысль об этом бросала меня в дрожь.
Но иного выхода не было. Сначала нужно каким-то образом отделаться от Вассари, а уж потом вплотную заняться Рут. Пара деньков уйдет на наблюдение за бунгало. Это время необходимо, чтобы узнать их времяпровождение и остается ли Рут хотя бы иногда в одиночестве.
В ту ночь я практически не спал. Меня мучили кошмарные сновидения, в которых я словно наяву видел, как совершаю то, к чему меня неумолимо толкали обстоятельства.
На следующее утро я вновь отправился на Ки-Уэст. Я предполагал, что смогу без особого риска приблизиться к бунгало Рут. Вряд ли его обитатели просыпаются рано.
Не снижая скорости, я проехал мимо строения. Шторы на окнах были все еще опущены. «Понтиак» сиротливо стоял возле здания. Под яркими лучами утреннего солнца строение показалось мне запущенным и унылым. Типичное пляжное бунгало, каких во множестве разбросано по всему побережью. Очевидно, владелец сдавал его в аренду, никогда не приезжал сюда и не хотел тратить доллары даже на косметический ремонт.
Проехав еще несколько сотен ярдов по прибрежной полосе, я поставил машину в тени пальм и отправился обратно пешком. Примерно в ста ярдах от бунгало проходила гряда дюн. Отсюда я мог без помех наблюдать за строением, оставаясь незамеченным. У меня был сильный полевой бинокль, который я на время одолжил у хозяйки гостиницы. Более часа я наблюдал за бунгало, но не заметил никаких признаков жизни.
Примерно около девяти часов у бунгало остановилась старенькая малолитражка. Из нее вышла пожилая женщина и направилась к строению. В бинокль я мог рассмотреть даже пятна пудры на ее лице. Женщина запустила два пальца в отверстие почтового ящика, извлекла ключ, открыла дверь и вошла внутрь. Скорее всего, это была приходящая прислуга. Что ж, час я прождал не напрасно. Теперь я знал, как без помех попасть в бунгало.
Примерно в половине одиннадцатого дверь вновь открылась и на пороге появился Вассари. Потянувшись, он подошел к машине, открыл капот и проверил уровень масла. Захлопнув крышку, он исчез в доме.
Рут соизволила выйти из бунгало где-то в полдень. Выйдя на ступеньки, она посмотрела на небо. Я навел бинокль и вздрогнул. Почти на расстоянии вытянутой руки я увидел ее лицо. Неестественная бледность заливала щеки, под лихорадочно блестевшими глазами наркоманки были черные полукружья, не лицо, а грубо размалеванная маска. По всему было видно, что настроение у нее паршивое.
Усевшись в «понтиак», она с силой захлопнула дверцу. Через пару минут появился Вассари с купальными халатами и пляжным полотенцем. Следом за ним на пороге показалась служанка. Вассари что-то сказал ей, и она кивнула. После этого здоровяк сел в машину, включил зажигание и направился в западном направлении, где находились лучшие пляжи.
Я продолжал наблюдать. Вскоре из бунгало вышла служанка. Закрыв дверь на замок, она опустила ключ в почтовый ящик, села в машину и укатила.
Я ни секунды не колебался. Было бы непростительной глупостью упустить такую возможность. Кто знает, а вдруг именно в бунгало Рут хранит револьвер, из которого убила охранника. Доказательств моей мнимой виновности значительно поубавилось бы, окажись он в моих руках.
Прежде чем выйти из своего убежища, я внимательно осмотрел дорогу и берег. Вокруг ни души. Выйдя из-за песчаной грады, я торопливо направился к строению. На мой звонок (бесполезная хитрость, так как я был стопроцентно уверен, что в доме никого нет) никто не ответил. Выждав секунд тридцать, я вытащил ключ и отпер дверь, В бунгало было тихо, лишь из гостиной доносилось размеренное тиканье часов да в кухне с крана капала вода.
Я прошел по коридору и наугад открыл одну из дверей. По всей видимости, это была комната Вассари. На спинке стула висели брюки, на туалетном столике сиротливо лежала электробритва. В соседней комнате стояла двуспальная кровать и трельяж, заставленный разнообразной косметикой. С обратной стороны двери висел зеленый шелковый халат. Именно эту комнату я искал. Оставив дверь полуоткрытой, я подошел к комоду и принялся быстро просматривать его содержимое, стараясь укладывать вещи так, как они лежали.
Получив деньги, Рут, видимо, швыряла их направо и налево — ящики буквально ломились от нейлонового белья, чулок и тому подобных вещей. Однако револьвера в комоде не оказалось.
Затем пришла очередь гардероба. Там висело не меньше дюжины платьев, внизу, в коробках, стояло несколько пар туфель. На верхней полке в глаза мне бросилась картонная коробка, перевязанная красной лентой. Открыв ее, я обнаружил пачку писем и фотографии Рут, снятые, скорее всего, на различных киностудиях. Мое внимание привлекло письмо, лежащее сверху. Оно было неделькой давности и следующего содержания:
«236 Кастл-Армз, Эшби-авеню, Лос-Анджелес.
Хэлло, Рут.
Вчера вечером случайно встретила Уилбура. Он освобожден под подписку о невыезде и разыскивает тебя. Тюрьма не избавила его от пристрастия к наркотикам, и он очень опасен. Грозится убить тебя, но не знаю за что. Я сказала, что ты в данное время живешь в Нью-Йорке, и скорее всего, в надежде отыскать тебя он отправится туда. Как только он уедет, я обязательно сообщу об этом. Пока же соблюдай осторожность и не появляйся в Лос-Анджелесе. До встречи.
Клэр».
Я совершенно забыл о существовании Уилбура. И это письмо сразу заставило меня вспомнить бар Расти. Опасен? Не мягко ли сказано?! Перед моим мысленным взором вновь возникла страшная картина. Уилбур с раскрытым ножом в руке, напоминая гремучую змею, готовую наброситься на свою жертву, приближается к сжавшейся от страха Рут.
Итак, Уилбур вышел из тюрьмы и сейчас разыскивает Рут. Возможно, это и есть решение моей проблемы. Я записал адрес Клэр, положил письмо обратно в коробку и поставил ее на место, затем продолжил поиски револьвера.
Нашел я его совершенно случайно. Отодвигая в сторону несколько висевших на плечиках платьев, чтобы осмотреть заднюю стенку, я ощутил под рукой что-то тяжелое. Это и был револьвер. Он висел на резинке внутри одного из платьев Рут.
Положив оружие во внутренний карман пиджака, я закрыл шкаф и осмотрелся, проверяя, не оставил ли каких-либо следов своего пребывания. Убедившись, что все в порядке, я направился к двери и уже протянул руку, чтобы повернуть ручку, когда услышал шум подъезжающей машины. Метнувшись к окну, я увидел, как из салона выбралась Рут. Хлопнув дверцей, она побежала к входной двери, доставая на ходу ключ из сумочки. Отпрянув от окна, я секунду простоял в нерешительности, а затем юркнул в комнату Вассари.
Рут прямиком направилась к себе в спальню. Вскоре послышались и тяжелые шаги Вассари. Он прошел в гостиную. Через минуту к нему присоединилась Рут.
— Послушай, беби, — недовольным тоном проворчал Вассари. — Когда ты прекратишь употреблять эту гадость? Стоит нам только куда-то поехать, как тебе нужно мчаться обратно, чтобы сделать укол. А в это время я..:
— Заткнись! — грубо оборвала его Рут. — Не забудь, кто здесь распоряжается.
— Я не забываю. Но почему бы тебе не брать наркотик с собой, если не можешь вытерпеть. Опять пропал целый день.
— Ты что, не слышал, что я сказала. Закрой рот!
— Слышал, и не в первый раз. Уже начинает надоедать.
Рут хрипло расхохоталась:
— Да ты шутник! И что же намерен предпринять?
Наступило молчание, потом Вассари осторожно спросил, уже совершенно другим тоном:
— А что это за тип, у которого ты берешь деньги? Не нравится он мне. Какие у вас с ним отношения?
— Никаких. Он выплачивает мне долг, И давай не будем говорить на эту тему.
— И за что же он должен тебе такую сумму, беби?
— Знаешь что, парнишка, если ты не прекратишь расспросы, то лучше убирайся на все четыре стороны. Я ясно выразилась?
— Погоди! — В голосе Вассари прорезались жесткие нотки. — У меня и без того достаточно неприятностей. Говорю тебе, этот парень меня серьезно беспокоит. Не иначе ты шантажируешь его, и это мне не нравится.
— Можешь катиться ко всем чертям со своим беспокойством, — насмешливо сказала Рут. — А воровать тебе нравится? Оглушить старика в укромном углу и вывернуть карманы тебе нравится?
— Молчи! За это я получу год, не больше. А вот за шантаж… Да за это схлопочешь не меньше десятки.
— Перестань… Шантаж, шантаж… Сколько раз повторять, что он выплачивает мне старый долг.
— Если бы я знал, что ты его шантажируешь, я бы сразу бросил тебя.
— Ты? Бросил? Не смеши, Эд! Лучше подумай о себе. Что мне стоит позвонить копам и сообщить, где тебя взять еще тепленького. Никуда ты от меня не денешься.
Снова пастушью молчание. Слышалось лишь равномерное тиканье часов.
— После инъекции ты всегда начинаешь нести чепуху, — наконец примирительно сказал Вассари. — Ну извини. Если ты утверждаешь, что он выплачивает старый долг, то… ведь ты же не будешь заниматься шантажом, беби?
— Это не чепуха! — резко сказала Рут. — Если тебе не нравится мой образ жизни, можешь катиться ко всем чертям. Я-то проживу и одна, а вот сможешь ли сделать это ты?
— Не выходит у меня из головы этот парень, — уже примирительно сказал Вассари. — И за что он мог задолжать тебе такую огромную сумму?
— Можешь ты замолчать наконец! Или замолчи или уходи!
— Куда мне идти? Я ведь люблю тебя. Если ты обещаешь не навлекать на нас неприятностей… Что ж, дело твое.
— Никаких неприятностей не будет. Иди сюда и поцелуй меня.
— Ты уверена? Этот парень не…
— Замолчи и лучше поцелуй меня.
Прислушиваясь к возне в гостиной, я проскользнул в коридор, пересек кухню и через дверь веранды вышел из бунгало. Через пару минут я уже снова занял свой наблюдательный пост.
Итак, день оказался на редкость удачным. Я завладел револьвером и узнал, что Вассари не осведомлен о том, что Рут меня шантажирует. А раз так, то он вообще обо мне не знает. Мне стало также известно, что Уилбур на свободе и горит желанием найти и поквитаться с Рут.
Правда, впереди еще маячило немало трудностей. Не испугается ли Рут, когда обнаружит пропажу оружия, и не исчезнет ли из города? И вообще, даже если пропажа револьвера не будет обнаружена, сколько она еще намерена проживать здесь? Успеет ли Уилбур напасть на ее след?
Вернувшись в гостиницу, я снял трубку телефона и позвонил в агентство по продаже и сдаче внаем недвижимости. Сообщив адрес бунгало Рут, я поинтересовался, могу ли снять это строение на пару месяцев. Администратор, выразив сожаление, сообщил, что бунгало недавно снято на срок шесть месяцев. Поблагодарив, я повесил трубку.
Следующий звонок был в клинику доктора Циммермана. Дежурная медсестра заверила, что с Сарой все в порядке и причин для беспокойства нет. Сообщив, что дела требуют моего присутствия в Лос-Анджелесе, я сказал, что сразу же дам знать, где меня можно найти в случае необходимости.
Расплатившись за номер гостиницы и возвратив арендованную машину в гараж, я поездом уехал в Лос-Анджелес. На вокзале я попросил водителя такси отвезти меня в один из отелей на Эшби-авеню. Водитель тут же сообщил, что в том районе имеется три отеля, но лично он порекомендовал бы отель «Рузвельт». Я принял его предложение и попросил отвезти именно туда.
Зарегистрировавшись в отеле и распорядившись отнести саквояж в номер, я вышел на улицу и медленно прошелся возле «Каетл-Армз». Это был большой многоквартирный дом, видавший лучшие времена. Но сейчас эти времена были в далеком прошлом. Замысловатые украшения на дверях покрылись ржавчиной, краска фасада была давно смыта дождем.
Неторопливо прогуливаясь перед домом, я заметил швейцара, вышедшего подышать свежим воздухом. Это был коренастый, давно небритый мужчина в мятой униформе. Он явно принадлежал к разряду людей, которые охотно возьмут доллар, ответив на все вопросы, и не поинтересуются, зачем мне нужна эта информация.
Побродив по улицам еще полчаса, я нашел маленькую частную типографию, выполнявшую срочные заказы, и попросил отпечатать визитную карточку следующего содержания:
Э. Мастерс, Страховой и финансовый инспектор Сити-Эдженси, Лос-Анджелес.
Клерк заверил меня, что визитки будут сделаны уже через полчаса. Чтобы скоротать время, я отправился в кафе, расположенное напротив, и заказал кофе.
Около девяти часов я уже входил в холл «Кастл-Армз».
Ни за столом, ни возле лифта швейцара не оказалось, но небольшая стрелка, указывающая на лестницу в подвальный этаж, информировала меня о том, где он находится.
Я спустился и постучал в обшарпанную дверь. Дверь мне открыл тот же самый коренастый мужчина, которого я видел несколько часов назад.
Я сунул ему под нос свеженапечатанную визитку.
— Могу я купить несколько минут вашего времени?
Он взял визитку, скользнул по ней взглядом и вернул мне.
— Что вы сказали?
— Мне нужна кое-какая информация. Могу я ее у вас купить? — Говоря это, я повертел у него перед носом пятидолларовую купюру и вновь вернул ее в бумажник. Настороженность швейцара таяла с каждой секундой, пока не сменилась выражением полной доброжелательности.
Швейцар пошире распахнул дверь и посторонился, давая мне возможность пройти.
— Заходите. Что конкретно вас интересует?
Я вошел в клетушку, заменяющую ему рабочий кабинет. Мужчина опустился на единственный табурет, а я примостился на деревянном ящике, предварительно убрав с него ведро.
— Мне нужна информация об одной из ваших квартиросъемщиц. Она живет в номере 236.
— Вас интересует Клэр Саймон?
— Именно. Кто она? Что является источником ее существования?
— Мисс Саймон выступает в варьете «Гейтс-Клаб», на авеню Мак-Артур. От нее мы не видим ничего, кроме неприятностей. Наркоманка, готов биться об заклад на последний доллар. Какая-то ненормальная девушка. Управляющий нашего дома уже сделал ей предупреждение, что если она не прекратит так себя вести, то он будет вынужден отказать ей в аренде квартиры.
Из ваших слов можно сделать вывод, что она отчаянно нуждается в деньгах?
— Не то слово! — Швейцар пожал плечами. — Если вы намереваетесь поговорить с ней, аккуратней подбирайте выражения. Еще та птичка.
— А вот это увольте. Если она такая, как вы мне рассказали, то я не хочу иметь с ней никаких контактов.
Поблагодарив швейцара, я направился в гостиницу. Поменяв костюм, я уже через полчаса поехал в «Гейтс-Клаб».
Ничего особенного эта коробка не представляла. Таких клубов полно в любом большом городе. Обычно это заведение находится в полуподвале, а роль швейцара, и по совместительству вышибалы, выполняет бывший боксер или борец. Здесь всегда полутемно, в холле оборудован небольшой бар, в непосредственной близости от которого прохлаждаются девицы с пышными бюстами и каменными лицами, жаждущие разделить с вами порцию виски и готовые переспать за десять долларов за час.
Я заплатил пять долларов за сомнительного вида бумажку, дающую право на этот вечер быть членом клуба, расписался в книге регистрации как Мастерс и направился в ресторан, интересующий меня в первую очередь. Ужин оказался хуже некуда, а ревю — и того хуже. Наконец, на возвышении, играющем роль сцены, появилась Клэр Саймон — пышнотелая блондинка с феноменальным бюстом. Вся соль ее номера заключалась в том, что она медленно раздевалась под взглядами зрителей, одновременно выполняя простейшие танцевальные па.
Примерно около полуночи, когда я уже почти решил, что напрасно трачу здесь время, в дверях произошла какая-то суматоха и в зале появился небольшого роста черноволосый парень. На нем был поношенный костюм, а глаза скрывались за огромными очками в роговой оправе. Сделав пару шагов, он остановился и начал пощелкивать пальцами в такт музыке. Мне не нужно было смотреть на него дважды. Мне опять повезло. Я лицезрел Уилбура собственной персоной.
Вглядываясь в порочное лицо Уилбура, я вспомнил его первое появление в баре Расти, выражение животного ужаса на лице Рут, снова слышал ее нечеловеческий вопль. Сомнения с прежней силой охватили меня. Начиная розыски Рут, я отдавал себя отчет, что мне придется раз и навсегда устранить ее со своего пути, но упорно не хотел думать, каким именно способом реализую свой план. Потом, разыскав шантажистку, я понял, что не смогу поднять на нее руку, даже если удастся застать ее в бунгало одну. Вот почему я отправился на поиски Уилбура.
Я знал, что он не задумываясь убьет ее и эта смерть будет ужасной. Сообщив ему о местонахождении Рут, я подписываю шантажистке смертный приговор. И если я этого не сделаю, то буду подвергаться шантажу до конца моих дней, а на это я пойти никак не мог.
«Нет ничего важнее денег», — сказала она однажды. В этом заключалась вся ее философия. Она не испытывала ни малейшей жалости ни ко мне, ни к Саре. Так за каким чертом я должен щадить ее?
Итак, пути назад не было.
Но, прежде чем сообщить адрес Рут Уилбуру, нужно как-то убрать с дороги Вассари. Я понимал, что Уилбур без особого труда расправится и с этим увальнем, вздумай тот встать на защиту Рут. Однако я не хотел брать грех на душу еще и за смерть этого мелкого гангстера, не причинившего мне никакого вреда.
Безопаснее всего было установить контакт с Уилбуром, не встречаясь с ним лично. Самое простое — позвонить по телефону и сообщить адрес Рут, не называя себя. Что же касается Вассари… Судя по информации, подслушанной мною, копы проявляют к парню несомненный интерес. Можно позвонить по телефону и, опять же не называя себя, предупредить, что копы напали на его след. Вне всякого сомнения, он попытается как можно быстрее унести ноги из бунгало. Но последует ли за ним Рут?
Все получалось сложно и запутанно, но ничего более приемлемого я придумать не мог. Да и времени было в обрез. До выплаты следующей суммы оставалось чуть больше недели.
Обдумывая все это, я не выпускал Уилбура из поля зрения. Только что закончился очередной танец, и Уилбур провел свою партнершу к столику. Усевшись напротив, он вполголоса что-то говорил ей. В конце концов, сделав недовольную гримасу, она поднялась и скрылась в дамской комнате. Уилбур подошел к бару, заказал рюмку виски, выпил и двинулся в направлении выхода.
Я как раз получал свою шляпу и плащ, когда из дамской комнаты вышла партнерша Уилбура по танцу. На ней был белый плащ, надетый поверх вечернего платья.
Она вышла в темноту улицы, я последовал за ней и остановился у кромки тротуара, словно дожидаясь такси. Метрах в пяти маячила фигура Уилбура. Девушка подошла к нему, и они быстро зашагали прочь от бара.
Стараясь держаться в тени, я последовал за ними. Парочка дошла до большого многоквартирного дома и скрылась в подъезде.
Разумеется, я не знал, как долго Уилбур будет находиться у девушки, но на всякий случай вошел в полуосвещенный подъезд дома напротив и принялся терпеливо ждать.
Не прошло и получаса, как хлопнула дверь и Уилбур неторопливо спустился по ступенькам парадного. Так же неторопливо он двинулся вдоль по улице. Я шел за ним на расстоянии примерно в пятьдесят ярдов, не особо скрываясь. Это было излишне. Уилбур ни разу не оглянулся. Он шел, насвистывая и выделывая ногами какие-то замысловатые па.
Через десять минут мы добрались до дешевого отеля, расположенного близ набережной. Через стеклянную дверь я без помех мог видеть, как Уилбур снял с доски ключ и поднялся на второй этаж.
Висевшая над дверью вывеска свидетельствовала, что это малопочтенное заведение называется отель «Андерсон».
Я узнал все, что требовалось. Нужно было как можно скорее возвращаться в свой отель. Ведь Уилбур мог вполне остановиться в этом отеле на одну ночь. Следовательно, нужно было действовать без промедления. Иначе я мог вновь потерять его. И вновь меня охватили сомнения, и лишь мысль о жене, моей Саре, о нашем будущем помогла мне действовать решительно.
Зайдя в кабину телефона-автомата, установленного в холле, я отыскал в справочнике номер отеля «Андерсон» и позвонил дежурному администратору.
— Слушаю, — послышался сонный женский голос.
У меня перехватило дыхание, и я с трудом удержался, чтобы не повесить трубку.
— У вас остановился небольшого роста человек в больших очках в роговой оправе? — спросил я, стараясь говорить как можно резче.
— Возможно, — ответила дежурная и уже с некоторым интересом спросила: — Кто его спрашивает?
— Его приятель. Мне нужно переговорить с ним по очень важному для него делу.
— Почему вы не называете его имя, раз это ваш приятель?
— Это мои проблемы. Позовите его побыстрее!
— Хорошо, хорошо, — сразу поскучневшим голосом отозвалась дежурная.
Ждать пришлось довольно долго. Я стоял в душной кабинке, крепко прижимая к уху трубку.
Минут через пять послышались шаги, потом сердитый голос женщины:
— Откуда я могу знать, кто спрашивает. Он не назвал себя. — Она взвизгнула. — Мерзавец! Не смей прикасаться ко мне своими грязными лапами!
Наконец трубку взяли.
Я представил себе Уилбура — как он стоит с выражением ожидания на бледном лице, с глазами, поблескивающими за стеклами очков.
— Уилбур?
— Допустим. А вы кто?
— Вчера вечером я видел Рут Маршалл, — медленно и отчетливо проговорил я.
В ответ я услышал его учащенное свистящее дыхание.
— Кто вы?
— Не суть важно. Вы хотите знать, где ее найти?
— Еще бы! Так где она?
— Через два дня, в пятницу утром, вы получите ее адрес и деньги на проезд. Никуда не отлучайтесь до этого времени.
— Да кто вы такой, черт побери? Приятель, которого она бросила?
— Разве приятель, даже брошенный, поступил бы так? — Не говоря больше ни слова, я повесил трубку.
На следующий день, рано утром, я позвонил из своего номера в клинику доктора Циммермана. Дежурная сестра сообщила, что док тор хочет поговорить со мной и попросила подождать. Вскоре я услышал его бодрый голос:
— Поздравляю, мистер Холлидей. Хорошие новости! Состояние вашей супруги постепенно улучшается. Она пришла в сознание, и денька через два вы сможете ее навестить. Теперь уже можно говорить о конкретных сроках повторной операции. Когда вы возвращаетесь?
— Скорее всего, я буду в городе в пятницу. Как только приеду, сразу позвоню вам. Так вы полагаете, что кризис миновал?
— Без сомнения. Если вы приедете в клинику в субботу утром, то сможете повидать жену.
Известие о том, что Саре стало лучше, словно помогло мне сбросить с плеч огромную тяжесть. И вместе с тем начала слабеть моя решимость избавиться от Рут.
В субботу, по всей видимости, я увижу Сару. Находясь возле ее кровати, я уже буду знать, что на моей совести жизнь человека. Что мне придется испытать, когда Сара посмотрит мне в глаза и все поймет? По какому, собственно, праву, я намереваюсь отнять у человека жизнь? Только во имя того, чтобы спастись самому? Но как же я буду жить потом — жить, зная, что по моей вине погиб человек?
О’кей. Предположим, я проявлю решимость и откажусь выплачивать Рут очередную сумму. Каковы будут ее действия? Разумеется, она тут же сообщит обо мне копам и меня арестуют. А Сара? Что будет с ней, если меня не будет рядом? Да, у нее останутся деньги, но сможет ли она, калека, беспомощное существо, жить одна?
Пытаясь избавиться от этих невеселых мыслей, я спустился в ресторан и попросил официанта принести кофе и сандвич. Ожидая заказ, я рассеянно посматривал по сторонам. В ресторане кроме меня находилось еще несколько человек — судя по всему, бизнесменов, всецело занятых едой и своими бумагами.
Но вдруг я заметил, что один из клиентов, — он сидел за столиком в левом углу — посматривает на меня с явным интересом. Это был человек примерно моего возраста, с круглым полным лицом, показавшимся мне знакомым. Заметив, что я обратил на него внимание, он резко поднялся и, улыбаясь, двинулся в направлении моего столика. Лишь теперь я его узнал. Мы вместе учились в университете и жили в одной комнате. Билли Стовелл.
— Бог мой! — воскликнул он. — Ведь вы же Джек Холлидей, не так ли?
Я встал и пожал ему руку. Он поинтересовался, каким ветром меня занесло в Лос-Анджелес, и я ответил, что приехал по делам фирмы. Стовелл сообщил, что видел журнал «Лайф» и прочитал о постройке моста.
— Да, Джек, тебе повезло! Каждый инженер в Штатах почел бы за счастье получить такой контракт.
В свою очередь, я спросил, чем занимается он сам.
— Работаю в фирме «Фрезер и Грант». Мы специализируемся на поставках металлоконструкций. И кстати, Джек, моя фирма могла бы помочь вам в строительстве. Вам же понадобятся металлоконструкции, и немало, а цены у нас, можно сказать, — мечта потребителя!
У меня мелькнула мысль, что если я решусь устранить Рут и нити следствия приведут ко мне, то смогу вполне правдоподобно объяснить причины своего приезда в Лос-Анджелес. Вот почему я с радостью ухватился за предложение Билли.
— Прекрасно! Не мог бы ты снова спуститься сюда примерно в одиннадцать часов? — обрадованно предложил Билли. — Я познакомлю тебя с представителем нашей фирмы. Договорились? — Он вручил мне свою визитку.
Я согласился и большую часть дня провел с представителем фирмы, где работал Стовелл. Цены на металлоконструкции действительно оказались на два процента ниже тех, что предлагали нам наши поставщики. Я пообещал переговорить с Джеффом и сообщить наше решение.
Около пяти я уже был в номере. Принял душ, сменил костюм, потом сел за стол и на листе бумаги большими печатными буквами написал фамилию и адрес Рут. После этого вложил листок вкупе с тремя десятидолларовыми купюрами в конверт и написал на нем имя Уилбура и адрес отеля «Андерсон».
По моей просьбе швейцар, дежуривший в холле, навел соответствующие справки и сообщил, что ближайший поезд в Холланд-Сити отходит в 8.20 вечера.
Я купил у швейцара марку, наклеил на конверт и, с трудом заставив себя подойти к почтовому ящику, опустил туда письмо. После этого решительного шага я прошел в бар и выпил рюмку виски. Уилбур получит письмо на следующий день часов в восемь утра. Каковы будут его действия? Если он в самом деле намеревается убить Рут, то уже в половине третьего этого же дня будет в Санта-Барбаре.
Однако нельзя забывать, что Уилбур наркоман. Ему ничего не стоит потратить деньги на наркотики, послать ко всем чертям Санта-Барбару и остаться в Лос-Анджелесе.
Впрочем, я лишь заставлял себя так думать, чтобы приглушить угрызения совести. Расплатившись за номер и ожидая пока мне принесут из камеры хранения мой багаж, зашел в кабину телефона-автомата, позвонил в справочную и узнал номер телефона, находящегося в бунгало Рут.
В Холланд-Сити я приехал сразу после полуночи. Открыв дверь квартиры и зайдя в пустую гостиную, я почувствовал, как мной овладевает уныние. Я инстинктивно ждал, хотя и понимал всю тщетность ожидания, что вот сейчас распахнется дверь спальни и оттуда выбежит Сара. Обведя взглядом знакомую мебель, давно остановившиеся часы на камине, покрытый пылью телевизор, я почувствовал себя страшно одиноким.
Пройдя в спальню, я разделся, принял душ и надел пижаму. Потом вернулся в гостиную, налил половину бокала виски, разбавил содовой, уселся около телефона и закурил сигарету.
Спустя некоторое время, допив виски, я взглянул на часы. Без четверти два. Я мысленно перенесся в маленькое бунгало на Ки-Уэст в Санта-Барбаре. Рут и Вассари, несомненно, уже в постели.
Пора было приступать к выполнению второй части плана. Я проверил в записной книжке номер телефона бунгало Рут, позвонил на междугороднюю телефонную станцию и назвал номер, предупредив, что буду ждать соединения. Уставившись в потолок, я прислушивался к гудению в трубке и невнятному бормотанию далеких голосов, доносившихся непонятно откуда.
Спустя какое-то время в телефоне щелкнуло и сердитый голос Рут произнес:
— Ки-Уэст, шестьсот шестьдесят четыре. Кому приспичило звонить в такое время?
При звуках ее голоса у меня екнуло сердце.
— Эд там? — как можно более грубо сказал я.
— Кто это?
Слышимость была настолько отчетливой, что я слышал ее неровное дыхание.
— Тебе что до этого? Его приятель. Мне нужно кое-что ему сообщить.
— Я не дам трубку, пока вы не назоветесь, — ответила Рут, и в ее голосе явно прослушивалось беспокойство.
До меня донеслись звуки борьбы, потом Рут воскликнула:
— Да не будь же таким мерзавцем, Эд!
— Глохни! — огрызнулся Вассари. — Я сам разберусь, что к чему!.. Кто это?
— Старый приятель, — негромко произнес я. — Срочно уноси ноги. Утром ты ухитрился попасться на глаза копам. Они уже знают твое место жительства и в любую минуту могут накрыть тебя там.
Он чаще задышал и начал что-то спрашивать, но я уже положил трубку.
Некоторое время я продолжал бездумно сидеть в кресле, глядя прямо перед собой невидящими глазами и не снимая руки с трубки телефона. Наконец поднялся, выключил свет и прошел в спальню. Пустая постель по соседству молчаливо напоминала мне о Саре.
Я лег, но свет выключать не стал. Темнота обладает свойством усиливать муки совести, а вот это мне было совсем ни к чему.
На следующий день, рано утром, я поехал на стройку. Рабочий день уже начался, и я смог поговорить с мастером. За мое отсутствие фронт работ под руководством Джеффа заметно продвинулся. На обоих берегах ясно просматривались расчищенные участки, в дно реки было забито около четверти необходимых свай.
Осматривая строительную площадку, я заметил машину Джеффа, быстро приближавшуюся к стройке. Через несколько минут он уже остановился возле меня и с добродушной улыбкой потряс мою руку.
— Хэлло, Джек! Рад тебя видеть. Как дела?
Я с удовольствием пожал его руку.
— Продвигаются. Кстати, у меня для тебя приятный сюрприз. Все нужные нам металлоконструкции мы можем получить на два процента ниже той цены, которую нам до сих пор предлагали.
Джефф озадаченно уставился на меня.
— Как тебя понимать? Неужели ты и в отъезде занимался делами фирмы? А я то думал, что ты отправился решать какие-то свои сугубо личные проблемы.
— Мои проблемы не мешали заниматься делами. Что ты скажешь по этому поводу? Как ни кинь, а мы можем сэкономить тысяч двадцать пять, не меньше.
— Прекрасно. Ну-ка расскажи поподробнее.
Мне понадобилось около пяти минут, чтобы подробно пересказать мой разговор с Биллом.
— Надо обязательно переговорить с заказчиками. Новость превосходная. Слушай, у меня несколько неотложных дел, но часам к двум я буду в кабинете. Там и поговорим подробнее.
Мы подошли к его машине.
— Как здоровье Сары? — спросил Джефф, открыв дверцу.
— Значительно лучше. Завтра назначена встреча с Циммерманом. Насколько я понял, он предлагает сделать еще одну операцию.
Джефф сочувственно слушал меня, но я видел, что все его мысли поглощены предстоящими встречами, и не обижался на друга.
— Рад, что Сара поправляется, Джек. Я пожалуй…
— Разумеется. Встретимся в кабинете. Как наш новый работник?
— Все в порядке. Но ты вернулся вовремя. Ему нужно помогать, а у меня на это нет времени.
— Без проблем. До встречи.
— До встречи.
Джефф уехал.
Возвращаясь на машине в офис, я взглянул на часы. Было около восьми. До того времени, как Уилбур получит мое письмо, оставалось минут двадцать. Каковы будут его действия? Ладони внезапно вспотели.
Клара и Тед Уэстон уже были на рабочих местах. Клара тут же всучила мне толстую пачку писем, счетов и прочих документов. Усевшись за стол, я принялся за работу. Часов в десять, когда я отодвинул очередную платежку и закурил, в голову снова пришла мысль об Уилбуре. Поезд на Санта-Барбару отходил в 10.10 утра. Выехал ли Уилбур? Мне очень хотелось узнать это.
Собрав несколько документов, требующих внимания Джеффа, я передал их Теду.
— Отвези эти бумаги на стройку и передай Джеффу. Я пока буду здесь.
— Нет проблем, мистер Холлидей.
Приятный молодой человек, трудолюбивый и добросовестный. Я с завистью смотрел ему вслед. Как хотелось мне быть в свое время таким же, как и он. Если Теду хоть немного повезет, он не получит в лицо раскаленный осколок, ему не придется месяцами валяться на госпитальных койках, переносить одну операцию за другой, выслушивать стоны и проклятия тех, чьи тела обезображены навсегда, не придется возиться с наркоманкой, обладающей серебристыми волосами и бесценным голосом и способной без раздумий и угрызений совести убить человека. Он не станет жертвой отвратительного шантажа и никогда не будет планировать убийство.
Как только Тед покинул кабинет, я позвонил на междугороднюю станцию и попросил соединить меня с гостиницей «Андерсон» в Лос-Анджелесе. Ждать пришлось не более четверти часа, но минуты показались мне бесконечными.
— Что вам нужно? — равнодушно поинтересовалась все та же девушка в гостинице.
— Можно мне поговорить с Уилбуром?
— Нет. Он освободил номер и уехал.
— Куда?
— Он не сообщил, да я и знать не желаю этого. — Девушка положила трубку.
Я вытащил носовой платок и вытер вспотевшее лицо и руки. Итак, Уилбур уехал. Куда? В Санта-Барбару? Если да, то он появится там не раньше двух часов. У меня еще есть время предупредить Рут. Надо только позвонить в бунгало… Я уже протянул руку к телефонной трубке, как в кабинете появились Джефф, Тед и два субподрядчика. Здороваясь с ними, я взглянул на часы. Четверть двенадцатого. Запас времени еще был.
Совещание затянулось, и Джефф предложил окончить обсуждение бесчисленных вопросов за обедом.
— Идите пока без меня, — сказал я. — Мне нужно сделать один звонок, а потом я присоединюсь к вам.
Но я не сразу позвонил Рут. Сидя в кресле и выкуривая сигарету за сигаретой, я размышлял. Услышав об Уилбуре, Рут, разумеется, тут же исчезнет, и мне, по всей вероятности, уже никогда не удастся напасть на ее след. И она, в этом я был уверен, не прекратит меня шантажировать, так что угроза тюремного заключения по-прежнему будет висеть надо мной. Но тут я снова вспомнил бар Расти и все, что произошло там в дождливый вечер, снял телефонную трубку и назвал номер телефона бунгало Рут. В трубке долго звучали протяжные монотонные гудки.
— Номер не отвечает, — наконец послышался в трубке голос телефонистки. — Возможно, никого нет дома.
— Перезвоните еще раз, пожалуйста.
Снова потянулись томительные минуты, затем телефонистка повторила уже сказанные слова.
— Извините, но абонент не отвечает.
Я поблагодарил девушку и положил трубку.
Итак, случилось то, что и должно было случиться. Вассари ударился в бега, а вместе с ним уехала и Рут.
И все же еще трижды, пользуясь отлучками Джеффа, я звонил в бунгало Рут, но все с тем же отрицательным результатом. Теперь у меня практически не осталось сомнения в том, что мой чудовищный план устранить Рут руками Уилбура с треском провалился. С одной стороны, я испытывал облегчение, с другой — готовился к новым неприятностям.
Через шесть дней я должен перевести Рут очередную сумму, но не переведу ни цента. Разумеется, Рут тут же обратится в полицию. Следовательно, нужно заранее подумать, как обеспечить будущее Сары. Я позвонил Мэттисону и договорился о встрече. Он любезно пригласил отужинать с ним, но я под благовидным предлогом отказался: для этого у меня было не то настроение.
Чета Мэттисон встретила меня радушно. Я тут же сообщил им, что Саре предстоит еще одна операция.
— Но как у тебя с финансами, Джек? — тут же задал вопрос мэр. — Ведь операция стоит немалых денег.
— Не это главное. Нужная сумма имеется. Более важно то, что Сара будет нуждаться в постоянном уходе. Ей не на кого рассчитывать, кроме как на меня. Если со мной что-нибудь случится, она останется совершенно одна.
— Ну это не совсем так, — возразил Мэттисон. — Она для нас как дочь. Если с тобой что-либо произойдет, она перейдет жить к нам… Но к чему ты затеял весь этот разговор?
— А я прекрасно понимаю Джека, — вмешалась Элен Мэттисон. — Всякое может произойти, и мне понятна озабоченность мистера Холлидея. — Она улыбнулась. — Не надо беспокоиться, Джек, мы позаботимся о ней.
Возвращаясь домой, я впервые с того дня, как меня начала шантажировать Рут, почувствовал на душе какую-то легкость.
На следующее утро я уже был у доктора Циммермана в клинике. Он сообщил, что здоровье Сары значительно улучшилось.
— И вот что, мистер Холлидей, — подвел он итог нашего разговора. — Не будем строить иллюзий, но все же появился шанс — повторяю, шанс, — что мы сможем вернуть пострадавшей способность передвигаться самостоятельно.
Он проводил меня в палату Сары. Как и в прошлый раз, она показалась мне очень бледной и маленькой. Она была в сознании и узнала меня, но говорить не смогла и лишь слабо улыбнулась.
Мне разрешили несколько минут постоять возле постели. Я смотрел на жену и с болью в сердце сознавал, что нет в мире более дорогого для меня человека, чем она.
Все воскресенье и понедельник мы с Джеффом провели на строительной площадке. Рабочие наткнулись на зыбучие пески, и нам с большим трудом удалось справиться с этой проблемой только во вторник к вечеру. В среду и четверг мы безвылазно сидели в кабинете: накопилась масса канцелярской работы. Каждый день в конце рабочего для я навещал Сару в клинике. Пока она не могла разговаривать, но всякий раз узнавала меня.
В пятницу, часов в десять утра (именно в этот день я должен был перевести Рут очередную сумму), мне позвонил доктор Циммерман. В клинику приехал Гудиер, и они только что освидетельствовали Сару.
— Тянуть нет смысла, мистер Холлидей, — подвел итог Циммерман. — Уже завтра нужно делать операцию.
Мне ничего не оставалось, как согласиться.
Вечером я как обычно приехал навестить Сару. К моей несказанной радости, она впервые смогла произнести несколько слов.
— Завтра тебя полностью отремонтируют, дорогая. — Я не смог удержаться от шутки. — Как сказал доктор, ты будешь практически здорова.
— Я рада, Джек… и так хочу вернуться домой.
На обратном пути я почему-то подумал, что Рут уже знает, что я не перевел ей деньги. Скорее всего, она подождет день-другой, а уж потом начнет действовать. Впрочем, в тот момент у меня были совсем иные заботы, так что мне было не до Рут и ее действий.
Операция началась на следующее утро и продолжалась почти четыре часа. Все это время мы с Элен Мэттисон молча просидели в приемной. Время от времени она ободряюще улыбалась мне и тихонько гладила по руке.
Где-то около двух часов в приемную вошла медсестра и сказала, что мне звонят из офиса. После этого она сообщила, что операция закончится примерно через полчаса.
Телефон находился в конце коридора. Звонила Клара.
— Извините, мистер Холлидей, но сюда пришел инспектор уголовной полиции сержант Кэйри, Он хотел бы поговорить с вами.
Вряд ли нужно говорить, что я почувствовал при этих словах.
— Пусть немного подождет. — Мне понадобилась вся моя воля, чтобы мой голос не дрожал. — Операция закончится примерно через полчаса. Я смогу приехать в офис примерно к четырем часам. Что ему нужно?
Уж кто-кто, а я прекрасно понимал, что нужно инспектору. Итак, Рут уже побывала в полиции!
— Не можете ли вы немного подождать, мистер Холлидей. — В голосе Клары сквозила растерянность. — Сейчас я спрошу у него.
Прошла пара томительных минут, и резкий мужской голос буквально пролаял в трубку:
— Это инспектор Кэйри, полиция Санта-Барбары. Мне необходимо срочно поговорить с вами.
— По какому, собственно, делу?
— Это не телефонный разговор.
— Тогда вам придется подождать до четырех часов. Моей жене делают сложную операцию, — отрезал я и положил трубку.
Через десять минут в приемную вошел Циммерман, довольно потирая руки.
— Доктор Гудиер сейчас выйдет. Хорошие новости, мистер Холлидей! По всем данным операция прошла успешно. Если не случится чего-то из ряда вон выходящего, то уже через несколько месяцев ваша жена вновь обретет способность передвигаться самостоятельно. Я более чем уверен в этом.
Еще примерно с полчаса оба врача обсуждали разные медицинские аспекты, а я, не очень разбирающийся в медицинской терминологии, раз за разом просил уточнить, что конкретно они имеют в виду. И все это время меня не покидали мысли о сержанте Кэйри. По словам Гудиера, я смогу увидеть Сару не раньше чем через два дня. Два дня… К этому времени, скорее всего, я уже буду сидеть за тюремной решеткой.
Из клиники мы уехали вместе с Элен Мэттисон.
— Вчера вы с мужем обещали, что, если со мной произойдет какая-либо неприятность, вы позаботитесь о Саре, — негромко сказал я. — Надеюсь, это не просто слова?
— Джек, как ты можешь так говорить! Мы…
— У меня серьезные проблемы. Я плотно увяз в одну историю, — перебил я ее, глядя в сторону. — Не стану вдаваться в детали, но не исключено, что на некоторое время меня могут, так сказать, изъять, из обращения. Так что на это время позаботьтесь о Саре.
— А почему ты не хочешь вдаваться в детали, Джек? — с тревогой спросила Элен. — Ты же знаешь, как мы с мужем относимся к вам обоим. Если мы сможем чем-нибудь помочь…
— Только тем, что не оставите Сару одну.
— Бога ради! О Саре можешь не беспокоиться.
Я высадил ее у муниципалитета. Она как можно скорее хотела сообщить мужу новости о проведенной операции. Уже на ступеньках она оглянулась и ободряюще улыбнулась.
— Не волнуйся. Мы сделаем все, что в наших силах.
Через десять минут я уже входил в приемную, где Клара усердно стучала на пишущей машинке. Она перестала работать и вопросительно глянула на меня.
— Новости обнадеживающие, — сказал я, сбрасывая плащ. — Как я понял из разговора врачей, через несколько месяцев Сара сможет ходить. Стопроцентной гарантии, разумеется, нет, но врачи уверены в этом.
— Я очень рада за вас, мистер Холлидей!
— Где этот коп?
— В вашем кабинете. Мистеру Уэстону пришлось срочно выехать на строительную площадку.
Я повернул ручку двери и вошел в кабинет. В одном из кожаных кресел, предназначенных для особо важных клиентов, заложив нога за ногу, сидел высокий, крепко сбитый мужчина. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — перед тобой типичный коп: красное, обветренное лицо, колючие глазки, буквально буравящие тебя, узкий рот с бледными губами. Солидное брюшко, мощные плечи и редкие, начинающие седеть волосы, завершали портрет.
— Мистер Холлидей? — Он рывком поднялся на ноги.
— Он самый. — Я плотно прикрыл за собой дверь, стараясь выглядеть как можно более естественным.
— Сержант Кэйри, уголовная полиция Санта-Барбары, — представился он.
Я обошел письменный стол и уселся в рабочее кресло.
— Извините, что заставил вас ждать. Моей жене только что сделали сложную операцию. Прошу садиться. Чем моя скромная персона могла заинтересовать полицию Санта-Барбары?
Полицейский снова грузно уселся в кресло. Маленькие зеленоватые глазки в упор смотрели на меня.
— Как мы надеемся, вы здорово сможете помочь нам в расследовании одного дела.
Начало разговора было настолько неожиданным, что я даже на некоторое время растерялся. А я-то думал, что он немедленно предъявит мне ордер на арест.
— Надо же! И чем конкретно я смогу помочь вам?
— Мы разыскиваем человека по имени Джек Мендон. Вам что-нибудь говорит это имя?
Я испытывал все большее облегчение.
— Джек Мендон? Абсолютно ничего.
Взгляд маленьких глазок по-прежнему буравил меня.
— Вы никогда не слышали о таком человеке?
— Никогда.
Кэйри вытащил пачку жевательной резинки, сорвал обертку, сунул пластинку в рот и энергично задвигал челюстями. Его движения были медленными и расчетливыми. Бумажку он скатал в шарик и бросил в пепельницу. И все это время он не спускал с меня пристального взгляда.
— Назовите ваш домашний адрес, мистер Холлидей.
Я назвал улицу и номер дома, все больше и больше удивляясь столь странным вопросам.
— Но в чем все-таки дело? — Я не смог удержаться от вопроса.
— Мендон разыскивается по подозрению в вооруженном ограблении. — Все это время челюсти Кэйри трудились над жвачкой. — Вчера на вокзале Санта-Барбары мы обнаружили припаркованный в неположенном месте автомобиль. Водитель, скорее всего, покинул его в спешке. Как выяснилось, машина была похищена в Лос-Анджелесе, а на рулевом колесе обнаружены отпечатки пальцев Мендона. В отделении для перчаток был обнаружен обрывок конверта с вашим именем и адресом.
Мое сердце тревожно забилось. Неужели Джек Мендон и Эд Вассари — одно лицо?
Пытаясь скрыть замешательство, я открыл коробку с сигарами и закурил.
— С моим именем и адресом? — недоверчиво переспросил я. — Странно.
— Действительно, странно, — не без сарказма заметил Кэйри. — В машине находящегося в розыске преступника, в отделении для перчаток вдруг оказался конверт, на котором записаны ваше имя и адрес. Как вы это можете объяснить?
— Никак. Я никогда не слышал о таком человеке.
— Но, возможно, видели его?
Вытащив из кармана конверт, Кэйри вытряхнул из него средних размеров фотографию и перебросил ко мне через стол. Сомнений не было, я сразу же узнал Вассари.
— Ничем не могу помочь. Этот человек мне незнаком.
Кэйри наклонился, взял фотографию и сунул обратно в конверт.
— Тогда как мог оказаться ваш адрес в его машине?
— Понятия не имею. Может быть, меня знает настоящий владелец автомобиля?
— Нет. Мы уже наводили соответствующие справки.
— В таком случае ничем не могу помочь вам, инспектор.
Коп продолжал внимательно рассматривать меня.
— Как я слышал, вы строите большой мост? — неожиданно спросил он. — Не так давно ваша фотография была опубликована в журнале «Лайф».
— Действительно. Но какое это имеет отношение к вашим вопросам?
— Не мог ли Мендон взять ваше имя и адрес из журнала. Вдруг там был указан ваш адрес.
— Нет.
Кэйри заерзал в кресле и нахмурился.
— Странно. Не люблю загадок. Они только портят рапорт. Итак, вы не имеете ни малейшего понятия, как мог этот злополучный конверт оказаться в машине Мендона?
— Ни малейшего.
Некоторое время коп задумчиво смотрел на меня, равномерно двигая челюстями, затем пожал плечами и поднялся.
— И все же какое-то объяснение должно существовать, мистер Холлидей. Подумайте над этим. Вдруг что-нибудь вспомните. Позвоните мне тогда. Нам нужно как можно быстрее арестовать этого типа, и мы его арестуем. Между ним и вами должна быть какая-то точка соприкосновения, только вы забыли о ней.
— Исключено, — твердо заявил я и тоже поднялся.
— Что же, спасибо хотя бы за то, что вы не пожалели для меня своего времени. — Он направился к двери, но внезапно остановился и повернулся ко мне лицом. — Как я понимаю, вы строите достаточно большой мост?
— Не маленький.
— И он обойдется в шесть миллионов долларов?
— Примерно.
Он вновь уставился на меня своими колючими глазками.
— Серьезный проект. Если только вам удастся довести его до конца.
Он кивнул и ушел.
Лишь когда за ним со стуком закрылась дверь, я без сил опустился в кресло, чувствуя, что нервы напряжены до предела.
Следующие два дня для меня были очень напряженными, так что я возвращался домой где-то около полуночи. И все это врет я со страхом ожидал либо звонка Рут, либо появления полицейских из Лос-Анджелеса. Единственным утешением для меня в эти мучительные дни служило постепенно улучшавшееся состояние Сары.
Утром в четверг, когда мы с Уэстоном собрались уже на строительную площадку, Клара сообщила, что меня хочет видеть инспектор Кэйри. Я сказал, чтобы Уэстон ехал один, пообещав приехать туда попозже, и попросил Клару пригласить копа в кабинет. Он еще не успел закрыть за собой дверь, как я напрямую заявил:
— На сей раз не могу уделить вам много времени. Работы по горло. Меня уже ждут на строительной площадке. Какие у вас ко мне вопросы?
Но Кэйри, по всей видимости, был не из тех, кто ценит чужое время. Он комфортабельно устроился в кресле, сдвинул шляпу на затылок, вытащил пачку жевательной резинки, сорвал обертку и забросил пластинку в рот.
— Я все о том же гангстере, о Мендоне. Как нам удалось выяснить, он скрывался еще и под другим именем — Эд Вассари. А это имя вам что-нибудь говорит, мистер Холлидей?
Я покачал головой.
— Увы. Ровным счетом ничего.
— И все же, как нам кажется, он все же знал вас. Нам удалось установить, где он скрывался в последнее время. В маленьком бунгало на побережье. Недалеко от Санта-Барбары. Кстати, там был обнаружен журнал «Лайф» с вашей фотографией. Она обведена карандашом. Это обстоятельство и тот факт, что ваш адрес оказался в машине, дают основания предполагать, что либо он знал вас, либо кто-то интересуется вами. И тогда напрашивается вопрос: чего ради? — Кэйри перестал жевать и уставился на меня немигающим взглядом. — Что вы можете сказать по этому поводу?
— Удивлен не меньше вас.
— И продолжаете утверждать, что никогда не видели этого человека? Может быть, взглянете на фото еще раз?
— К чему? Я же ведь сказал, что никогда не видел этого человека.
Кэйри почесал затылок.
— И все же что-то здесь не так, мистер Холлидей. Не люблю загадок. Ну, а о женщине, называющей себя Рут Маршалл, вы когда-нибудь слышали?
«Вот и все!» — мелькнуло у меня в мозгу. И хотя я ждал этого вопроса, он прозвучал как приговор судьбы. Но раз я отрицаю, что знаком с Мендоном, нужно отрицать и факт знакомства с Рут.
— Не слышал. А кто она такая?
— Сожительница Мендона. Они вместе жили в бунгало. Мда-а… — Кэйри надолго замолчал, уставясь в потолок.
— Как я уже говорил, инспектор, у меня совершенно нет свободного времени, — раздраженно сказал я. — Чем еще могу быть вам полезен?
Кэйри наклонил голову и почесал кончик носа.
— Я не говорил вам это, но Рут Маршалл мертва.
В этот момент я едва не потерял сознание от ужаса.
— Как? Мертва? — Язык почти не повиновался мне.
Кэйри сверлил меня немигающим взглядом.
— Убита. Вчера мы разыскали женщину, которая производила уборку в бунгало. Надо же! Гангстер Мендон мог позволить себе нанять уборщицу… Она опознала его по фото, рассказала о Рут Маршалл и дала адрес бунгало, где до недавнего времени скрывался Мендон. Мы тут же помчались туда. Разумеется, Мендона и след простыл, а вот Рут Маршалл мы там нашли. Мертвую. — Кэйри передвинул жвачку слева направо. — Ее зарезали. На столе лежал номер журнала «Лайф» с вашей фотографией, обведенной карандашом.
Я сидел неподвижно, до боли в суставах сжав руки, спрятанные под столом. Итак, Уилбуру все же удалось настичь Рут! Я все-таки стал соучастником убийства.
— Очень нетривиальное убийство, — продолжал Кэйри. — Нас интересует, не она ли оставила конверт с вашим адресом в машине. Возможно, она когда-то вас знала?
— Нет.
Он извлек из кармана конверт, вытряхнул фотографию и передал мне.
— Посмотрите внимательно.
Я взглянул на снимок и тут же отвернулся. Это действительно была Рут. Мертвая Рут!
— Я не знаю эту женщину! Не знаю Мендона! — Мой голос едва не сорвался на крик. — Ничем не могу вам помочь! А теперь уходите. Мне нужно работать!
Однако Кэйри, словно не слыша меня, поудобнее устроился в кресле.
— Сожалею, но речь идет об убийстве, мистер Холлидей. Поймите, вы находитесь в незавидном положении. Нет сомнений, что вы, так или иначе, но замешаны в этом деле… Вы бывали в Санта-Барбаре? — внезапно спросил он.
Я уже открыл рот, чтобы ответить отрицательно, но вовремя спохватился. Ведь кто-нибудь из знакомых мог видеть меня там. Тогда откровенная ложь только усложнит мое положение.
— Был. Ну и что с того?
Кэйри насторожился.
— А если точнее?
— Недели две назад.
— А если еще точнее.
— Двадцать первого мая и пятнадцатого июня.
По всей видимости, мой ответ его несколько разочаровал.
— Верно. И останавливались в отеле, расположенном напротив филиала банка «Пасифик».
Я промолчал, мысленно похвалив себя за предусмотрительность.
— А вы не объясните мне, мистер Холлидей, почему вы, человек достаточно состоятельный, предпочли остановиться в такой конуре? На это существуют особые причины?
— Меня не особенно волнует класс отеля. Просто он первый попался мне на глаза.
— Зачем вы ездили в Санта-Барбару?
— Это что, допрос? Какое вам дело до того, куда я ездил и зачем?
— Не забывайте, речь идет об убийстве. Так что вопросы буду задавать я, а ваша обязанность отвечать на них.
Я нервно махнул рукой.
— Мне нужно было подготовить большое количество счетов. А здесь меня все время отвлекают телефонные звонки и визиты субподрядчиков. Именно поэтому я и решил укрыться в Санта-Барбаре. Там у меня была полная гарантия того, что меня никто не отыщет.
Кэйри потер кончик носа.
— Почему тогда вы зарегистрировались под фамилией Мастерс?
На этот вопрос у меня уже был готов ответ, сейчас я соображал на ход вперед инспектора.
— Видите ли, когда ваше фото появляется в таком журнале, как «Лайф», вам обеспечена определенная известность. Мне совсем не улыбалось, чтобы меня узнал кто-либо из журналистов. Вот почему я остановился в третьеразрядном отеле и под вымышленным именем.
Кэйри внимательно смотрел на меня.
— И по этой причине вы целыми днями не выходили из номера?
— Как я уже сказал, у меня было много работы.
— Когда вы вернулись?
— Вначале я по делам фирмы съездил в Лос-Анджелес.
Кэйри вытащил записную книжку.
— Где вы останавливались?
Я назвал отель.
— Из Лос-Анджелеса я выехал в четверг вечером и вернулся в Холланд-Сити примернее в полночь. Это может подтвердить контролер на вокзале, с которым я немного знаком, и водитель такси, который привез меня домой.
Кэйри что-то записал в книжку и поднялся.
— О’кей, мистер Холлидей. На этом пока закончим. Не буду отнимать ваше драгоценное врет. Мне хотелось лишь уточнить некоторые детали. В конце концов нам ведь известно, кто убийца.
Я в замешательстве взглянул на него.
— Вам это известно? И кто же он?
— Джек Мендон. А кто же еще?
— Но ведь это мог сделать кто угодно. — Мой голос дрожал от едва сдерживаемого волнения. — Почему вы так уверены, что убийца Мендон?
— Мендон — закоренелый гангстер, имеющий несколько судимостей. К тому же уборщица утверждает, что они постоянно ссорились. И вот он неожиданно исчезает, а его сожительницу находят мертвой. Кто же еще мог ее убить? Вскоре мы его арестуем, и тогда все станет на свои места. Небольшой допрос с пристрастием, и он расколется. Электрический стул ему гарантирован.
— И все же у вас маловато фактов.
— Неужели? — Инспектор равнодушно пожал плечами. — Вполне достаточно, чтобы суд присяжных признал его вину.
Пожав мне руку, Кэйри направился к двери.
Итак, Рут все же мертва! Как ни странно, но облегчения я не испытывал. Меня ни на минуту не оставляло сознание собственной вины. Вместе с Рут умерло и мое прошлое. Теперь не нужно было ничего предпринимать, чтобы избежать ареста, а лишь держать язык за зубами.
И все же… Допустим, копы смогут-таки арестовать Вассари. Предположим, он усядется на электрический стул за убийство Рут. Но ведь я-то достоверно знал, что это не он убил Рут. Убийство дело рук Уилбура. Только я мог это доказать, но после этого должен был рассказать полицейским все о своем прошлом. И тогда уже я сяду на электрический стул по обвинению в убийстве охранника на киностудии. Выходит, этому кошмару не будет конца.
Я внимательно читал все газетные статьи по делу Вассари. Вначале они занимали чуть ли не все первые полосы газет, потом перекочевали на четвертую страницу. Газеты скупо информировали, что копы продолжают поиски гангстера, но пока безуспешно.
Дни шли за днями, и постепенно я начал успокаиваться. Возможно, Вассари удалось сбежать из страны, и тогда его никогда не найдут. Иногда я задумывался, где же сейчас находится Уилбур. Меня так и подмывало позвонить в отель «Андерсон» и справиться, не вернулся ли он туда, но каждый раз что-то удерживало меня от этого шага.
Сара медленно, но уверенно поправлялась. Каждый вечер я навещал ее в клинике, подробно рассказывал, как продвигается строительство моста и как я провожу время без нее.
Циммерман уже с полной уверенностью заявлял, что Сара непременно будет ходить без посторонней помощи. По его предположениям, уже недели через две я могу забрать ее домой, хотя без постоянной сиделки не обойтись. Домашняя обстановка, по его мнению, будет содействовать более успешному выздоровлению.
Однажды вечером, вернувшись из клиники, я заметил широкоплечего мужчину, прохаживающегося возле подъезда. Сердце мое екнуло. Я сразу узнал его. Инспектор Кэйри! Прошло уже три недели с его последнего визита, и я начал надеяться, что никогда больше его не увижу. И вот он снова здесь.
Я вышел из машины и двинулся в его направлении.
— Хэлло, инспектор. Каким ветром снова занесло вас сюда? Что вы здесь делаете?
— Поджидаю вас.
— Вот как? И что же вам нужно на этот раз? — Сам того не желая, я повысил голос.
— Не на улице же нам разговаривать, мистер Холлидей. Может быть, пройдем в дом?
Мы поднялись в лифте, и я открыл дверь квартиры.
— Говорят, ваша жена находится в очень тяжелом состоянии, мистер Холлидей? — спросил Кэйри, когда мы вошли в гостиную. — Надеюсь, дела идут на поправку?
— Более или мене. — Я швырнул шляпу и плащ на кресло и подошел к камину.
Кэйри выбрал самое удобное кресло и неторопливо уселся. Шляпу он положил на пол рядом с собой. Затем последовала процедура развертывания очередной пачки жевательной резинки.
— Во время нашей последней встречи, мистер Холлидей, — начал он, глядя куда-то мимо меня, — вы утверждали, что никогда не были знакомы с Рут Маршалл и впервые слышите это имя.
Я непроизвольно сжал пальцы в кулаки.
— Совершенно верно.
Кэйри буквально сверлил меня взглядом.
— У меня есть все основания полагать, что вы мне солгали.
— И какие же это основания, интересно знать?
— Сразу после убийства фото Рут Маршалл появилось в газетах, в разделе криминальной хроники, и некий Джо Массини, владелец отеля «Хэллуин», явился в полицейский участок и сообщил достаточно интересные сведения об убитой. Он лично знал Рут Маршалл, и по его словам, она как-то однажды встречалась в холле отеля с незнакомцем с полуопущенным веком и шрамом на подбородке. По всей видимости, она имела веские причины опасаться этого человека, так что попросила Массини на некоторое время задержать его, дабы она могла спокойно уйти. Этим незнакомцем были вы, мистер Холлидей.
Крыть было нечем, и я промолчал.
Равномерно двигая челюстями, Кэйри в упор смотрел на меня.
— И вот еще интересный факт. В филиале банка «Пасифик» Санта-Барбары у Рут Маршалл оказался свой счет. Вчера я его проверил. За последние шесть недель с вашего счета дважды переведено по десять тысяч долларов. Так вы по-прежнему отрицаете факт знакомства с Рут Маршалл?
— Нет, теперь не отрицаю.
— И за что же вы переводили ей эти суммы?
— Она меня шантажировала.
— Я так и подумал.
— И каковы же причины шантажа?
— Вам зачем это знать. Я не убивал Рут Маршалл, и вы это прекрасно знаете.
— Да, вы ее не убивали, хотя имели веские причины для этого. Я достоверно установил, что в момент убийства вы находились здесь.
Я снова ограничился молчанием.
— Вы сэкономили бы мне много времени, мистер Холлидей, если бы сказали правду во время нашей первой встречи. Так вы специально ездили в Санта-Барбару, чтобы встретиться с Маршалл?
— Да. Хотел попросить ее об отсрочке очередного платежа. Операция жены потребовала больших расходов. Но из-за отсутствия времени я не смог ее разыскать. Я сделал две попытки и обе безрезультатно.
— Так вы в конце концов перевели на ее счет очередную сумму?
— Не успел. Ее убили.
— Счастливый финал для вас, мистер Холлидей. И за какие же дела она вас шантажировала?
Вот на это тему мне меньше всего хотелось распространяться.
— Обычная история… Мы познакомились, стали любовниками. Потом она узнала, что я женат, и начала угрожать, что расскажет жене о нашей связи.
Кэйри машинально потер кончик носа.
— Что-то уж больно жирный куш она хотела сорвать с вас за такой проступок.
— Что мне было делать. Она воспользовалась моим безвыходным положением. После несчастного случая жена находилась в критическом положении. Любое потрясение могло оказаться для нее роковым.
— Мистер Холлидей, надеюсь, вы понимаете, какую ответственность берет на себя тот, кто дает заведомо ложные показания в деле об убийстве?
— Само собой.
— Если бы вы сразу признались в знакомстве с этой женщиной, мне, по всей вероятности, не пришлось бы проделать столько ненужной работы.
— Но войдите в мое положение. Кому хочется признаваться в таких грехах.
— Так-то оно так… — Он вновь почесал кончик носа. — Что ж, по крайней мере ситуация прояснилась. У вас нет причин для волнений. Я даже не буду упоминать ваше имя в рапорте.
Теперь пришла моя очередь удивленно уставиться на него.
— Не станете упоминать мое имя в рапорте?
— А чего ради? — Кэйри пожал широкими плечами. Ну завели вы любовницу. С кем не бывает. Такое происходит достаточно часто. Зачем же доставлять вам неприятности из-за такого пустяка. — Одутловатое лицо Кэйри расплылось в улыбке, скорее похожей на злобную гримасу. — Главное, что вы не имеете никакого отношения к убийству, в чем я теперь абсолютно убежден. — Кэйри сделал паузу, глядя на меня. — А вы счастливчик, мистер Холлидей. Ведь в конце этого месяца я ухожу в отставку.
Так сказать, на заслуженный отдых. В любом другом случае я не проявил бы к вам такую снисходительность. Кстати, похож я на человека, которого отправляют в отставку?
Что-то в его тоне мне не нравилось. Не знаю, по какой причине, но с каждой минутой он становился все неприятнее.
— Вы правы, инспектор, поверить трудно. Судя по всему, вы профессионал в своем деле. Ну что же, мне остается только вас поблагодарить.
— Когда речь идет о шантаже, мы действуем очень деликатно. — Он вновь улыбнулся. — А таких дел хватает. Вы и не представляете, сколько людей наживают себе неприятности, когда заводят любовные интрижки на стороне. Вам действительно повезло, что Вассари заткнул ей рот.
— Но ведь она шантажистка, ее мог убить любой, у кого она вымогала деньги.
— Ее убил именно Вассари. Можете не сомневаться в моих словах.
Я уже открыл было рот, чтобы рассказать ему о Уилбуре, но в последний момент спохватился. Достаточно было упомянуть об этом наркомане, как всплыла бы история об ограблении киностудии и все было бы кончено.
— Еще раз благодарю, инспектор.
Кэйри поднялся.
— Как я сказал, можете не волноваться, мистер Холлидей. На этом деле поставим точку. Но если вы так признательны, небольшое пожертвование в полицейский спортивный фонд было бы вполне уместным… Нет, нет, мистер Холлидей, я не настаиваю, просто размышляю вслух.
— Нет проблем. — Я вытащил портмоне. — Какая сумма для этого понадобится?
— Целиком полагаюсь на вашу щедрость, мистер Холлидей. — Заплывшие жирком глазки Кэйри алчно сверкнули. — Скажем, пару сотен долларов будет в самый раз.
Я вручил ему четыре банкноты по пятьдесят долларов.
— Квитанцию пришлю. Ребята останутся довольны. Благодарю, мистер Холлидей. — Деньги моментально перекочевали в его карман.
— Зачем мне квитанция, инспектор?
Физиономия Кэйри вновь расплылась в улыбке.
— Как скажете, мистер Холлидей. Удачи вам в делах.
Некоторое время я задумчиво смотрел на дверь, захлопнувшуюся за Кэйри.
Мне повезло, спору нет, но если копам все же удастся найти Вассари, что я буду делать?
На следующий день, когда я просматривал банковские документы, поступившие от поставщиков, Клара доложила, что меня хочет видеть мистер Тирелл.
Я не сразу сообразил, о ком идет речь, и лишь когда он появился в кабинете, я узнал в нем владельца коттеджа на Саймон-Хиллз. Того самого, поселиться в котором так мечтала Сара.
Отодвинув в сторону бумаги, я жестом пригласил его присесть.
— Мистер Холлидей, — расположившись в кресле, заговорил Тирелл, — как я слышал, на будущей неделе ваша жена выписывается из клиники. У меня есть предложение, которое, без сомнения, вас заинтересует.
— Какое же, интересно знать?
— Мне не удалось продать коттедж. Предполагаемый покупатель нашел дом недалеко от места работы, а в конце недели мы с женой уезжаем в Майами. Насколько я помню, вашей жене очень понравился мой домик. Если пожелаете, вы можете арендовать его за невысокую плату, скажем, двадцать долларов в неделю. Позже, возможно, вы захотите его купить, но это уже на ваше усмотрение. Признаюсь, нам очень понравилась ваша жена. Уверены, ей будет приятно сразу после клиники переехать в наш коттедж. Что вы скажете на мое предложение?
Я отказывался верить своим ушам. Вскочив, я принялся энергично трясти руку мистера Тирелла.
— С радостью принимаю. Даже и не знаю, как вас благодарить. И знаете, как я поступлю? Я немедленно выпишу вам чек на десять тысяч долларов, а позже, когда расплачусь по счетам за лечение жены, вы получите остальную сумму. Вы согласны на такое предложение?
Так я стал владельцем коттеджа, который так понравился Саре, хотя и не сообщил ей об этой сделке. Мне хотелось увидеть выражение ее лица, когда машина остановится возле дома Тиреллов.
Мэттисоны помогли мне переехать в новое жилище. До выписки Сары из клиники оставалось целых шесть дней, за которые я надеялся привести дом в относительный порядок. Я интенсивно трудился днем в своем кабинете, а ночью не покладая рук занимался благоустройством комнат. Но над чем бы я ни работал, мысль о Вассари не выходила из головы. Каждое утро я просматривал газеты, но за эти дни о Рут Маршалл не было сказано ни слова.
Из клиники Сару вынесли на носилках. Рядом шла сиделка, которой предстояло некоторое время жить вместе с нами. Неуверенная улыбка играла на губах жены.
— Наконец-то! — сказал я, едва машина тронулась с места. — Как долго же я ждал этого мгновения. Теперь ты обязательно поправишься.
— Конечно, Джек. — Она слабо пожала мои пальцы. — Я сделаю все, чтобы вновь сделать тебя счастливым. — Повернув голову, она посмотрела в окно. — Как приятно видеть улицы, людей… Но, Джек, куда же мы едем? Ведь наша квартира совсем в другом направлении?..
— Нет, родная, это как раз то направление. Мы едем в наш новый дом. Догадываешься в какой?
Так я был вознагражден за все. Надо было видеть выражение глаз Сары, когда машина начала подниматься на Саймон-Хиллз.
— Джек, дорогой! — срывающимся голосом воскликнула она, и все волнения последних дней разом исчезли из моей памяти.
Следующие несколько дней были самыми счастливыми в моей жизни. В свой кабинет я не ходил, а работал дома, в неотложных случаях связываясь по телефону с Уэстоном или Кларой.
Кровать мы поставили в гостиной, чтобы Сара могла все время проводить со мной. Пока я работал, она читала или вязала. Иногда я откладывал бумаги в сторонку, и мы подолгу разговаривали.
С каждым днем жена чувствовала себя все лучше и лучше. Уже через полторы недели доктор Циммерман разрешил перенести ее в кресло-каталку.
— Наконец-то я смогу передвигаться самостоятельно, — заявила Сара. — Такое событие нельзя не отпраздновать. Давай устроим обед и пригласим Мэттисонов и Джеффа.
Я тут же согласился.
Мы устроили настоящий банкет — с индейкой и шампанским. После обеда Сара, по настоянию сиделки, прилегла отдохнуть, а когда ушла супружеская пара Мэттисон, мы с Джеффом решили выкурить по сигаре на террасе, откуда открывался прекрасный вид на излучину реки.
Чувствовали мы себя превосходно, поговорили на отвлеченные темы, затем Джефф, гася сигару, как бы между прочим произнес:
— Что удивительно, но копам все же удалось поймать убийцу из Санта-Барбары. А я уже начал было подумывать, что это дело так и окончится ничем.
Меня словно ударили под дых кулаком в железной перчатке.
— Ты это о чем?
Со вкусом позевывая и потягиваясь под ласковыми лучами солнца, Джефф равнодушно пояснил:
— Дао том парне, который придушил какую-то шлюху в Санта-Барбаре. Копам удалось арестовать его в одном из ночных клубов Нью-Йорка. Не обошлось без стрельбы, он был ранен и, по всей видимости, не выживет. Я услышал эту новость в последних известиях, когда собирался ехать к тебе.
— Так вот оно что! — сказал я, сам не узнавая своего голоса. — Ну что же, Джефф, пора и за работу. Благодарю за то, что принял мое приглашение.
— Это тебе спасибо за прекрасный обед. — Он положил руку мне на плечо. — Рад, что Сара выздоравливает. Прекрасная женщина. Тебе повезло с ней.
Я долго смотрел вслед черно-белой машине Джеффа, неторопливо катящейся вниз с Саймон-Хиллз.
«Повезло!»
Я все еще не мог унять внутреннюю дрожь. Итак, Вассари все же схватили. «Ранен в перестрелке и, по всей видимости, не выживет…» Вот когда мне повезет, так повезет…
Я хотел как можно быстрее узнать подробности ареста Вассари. Сообщив сиделке, что должен съездить в город, я подъехал к первому же газетному киоску. Но в газетах об аресте Вассари ничего не сообщалось. Скорее всего, соответствующие материалы будут опубликованы в вечерних выпусках криминальной хроники.
Я приехал в офис в полнейшем смятении. Выживет ли Вассари? Если выживет, ему будет предъявлено обвинение в убийстве, которое — как я зная наверняка — он не совершал.
Мне никак не удавалось сосредоточиться, и в беседе с субподрядчиком я вел себя настолько нелогично, что он с удивлением смотрел на меня.
Через пару часов со строительства вернулся Уэстон. Он привез с собой вечернюю газету и небрежно бросил на свой письменный стол. Как только мой клиент ушел, я повернулся к Уэстону и как можно более равнодушным тоном спросил:
— Могу я почитать вашу газету?
— Разумеется, мистер Холлидей.
На первой же полосе была помещена фотография Вассари в компании с молоденькой блондинкой. Вассари небрежно обнимал ее за плечи, на лице его играла довольная улыбка. Подпись под снимком гласила: «Джек Мендон женится на певичке из ночного клуба». Далее шло краткое изложение событий.
В клубе «Корнет» Вассари праздновал женитьбу на некой Памеле Терри. Случайно оказавшийся там же детектив опознал его по фотографии, но, когда коп подошел к столику, за которым сидели Вассари и новоявленная жена, гангстер попытался выхватить револьвер, но детектив сумел выстрелить первым. Тяжело раненного Вассари тут же отправили в госпиталь, где врачи делают все возможное, чтобы спасти его жизнь.
Все валилось у меня из рук, я никак не мог сосредоточиться на платежных документах. Строчки плыли перед глазами. Сказав Уэстону, что поеду домой, я не сделал этого, а зашел в ближайший бар и заказал себе двойное виски. «Врачи делают все возможное, чтобы спасти его жизнь…» Какая ирония судьбы! Отчаянно борются за жизнь человека, чтобы потом со спокойной совестью отправить парня на электрический стул!
Что же мне делать? Если Вассари все же выкарабкается, ничего не останется, как явиться в полицию. Теперь у меня уже не было оснований избегать заслуженной кары. Сара уже не беспомощная пациентка клиники доктора Циммермана и в скором времени начнет ходить самостоятельно.
Остается надеяться, что Вассари не выживет…
Я прожил мучительную неделю. Газетчики вскоре сообразили, что за столь энергичной работой врачей по спасению жизни рядового гангстера кроется что-то важное. Сообщения о состоянии его здоровья печатались ежедневно. «Раненый гангстер в состоянии клинической смерти» — гласил заголовок во вторник. «Состояние Джека Мендона стабилизировалось», — сообщалось в среду. На шестой день мне бросился в глаза заголовок: «Решено предпринять сложную операцию для спасения жизни гангстера! Один шанс из тысячи на благополучный исход!»
В статье сообщалось, что последней попыткой спасти жизнь Вассари явится операция, которую взялся осуществить один из известнейших хирургов Нью-Йорка. Сам профессор, отвечая на вопросы журналистов, подтвердил, что шанс спасти пациента действительно минимален. Операция предстоит настолько сложная и редкая, что, несомненно, привлечет внимание специалистов в этой области. Я как раз дочитывал последнюю строчку, когда до меня донеслись слова Сары:
— Джек? В чем дело? Я уже дважды обращаюсь к тебе.
— Прости, дорогая, я читал. Что случилось?
Мне было невыносимо трудно посмотреть ей прямо в глаза.
— У тебя неприятности, милый?
Мы только что закончили завтракать, и она сидела напротив меня в кресле-каталке. В столовой мы были одни. Сара выглядела практически здоровой и уже предприняла несколько попыток самостоятельно ходить.
— Неприятности? Никаких неприятностей.
Карие глаза жены внимательно изучали мое лицо.
— Вот как? Но в последние дни ты так нервничаешь. Меня это беспокоит, Джек.
— Ты же должна понять, милая. Работа! Столько всяких проблем со строительством моста — голова идет кругом. — Я поднялся. — Пора на работу. Вернусь часиков в семь. Не волнуйся.
Еще накануне мы с Джеффом договорились встретиться на строительной площадке. В тот день мне предстояло руководить установкой первой секции моста. Озабоченно взглянув на меня, Джефф заметил:
— Тебя что-то угнетает, Джек? Вид у тебя неважный.
— Этот мост занимает все мои мысли.
— И напрасно. Мы идем точно по графику.
«Надо следить за собой, — в который раз твердил я самому себе. — Постоянное нервное напряжение рано или поздно доконает меня».
Спустя два дня произошло то, чего я так боялся. В газетах появилось сообщение, что сделанная Мендону операция прошла успешно и его жизнь находится вне опасности. Через неделю гангстера доставят в Санта-Барбару в тюремную клинику, и через некоторое время, необходимое для того, чтобы он встал на ноги, состоится суд. Итак, то, чего я больше всего опасался, все же случилось. Вассари удалось выкарабкаться, и теперь, если я не сообщу копам правду об убийстве, он будет казнен.
Сара, сидя в кресле-каталке, читала какую-то книгу. Меня так и подмывало рассказать ей обо всем, но в последний момент инстинкт подсказал мне, что время для этого еще не пришло.
Итак, медлить больше нельзя. Нужно завтра же отправиться в Санта-Барбару и рассказать обо всем Кэйри. Пусть он немедленно начнет поиски Уилбура.
— Кстати, Сара, — как можно более небрежным тоном сказал я, — завтра мне необходимо на пару дней выехать в Сан-Франциско. Нужно встретиться с поставщиком металлоконструкций.
Сара с удивлением глянула в мою сторону.
— Разумеется, поезжай. Но что-то уж слишком неожиданная поездка.
— Мы не удовлетворены темпами поступления металлоконструкций.
Едва Сара скрылась в спальне, я позвонил Джеффу домой.
— Хочу завтра же поехать в Сан-Франциско и переговорить со Стовеллом. Металлоконструкции поступают слишком медленными темпами.
— Вот как? — удивленно произнес Джефф. — А мне кажется, фирма во всех деталях соблюдает наше соглашение. Пока не было никаких перебоев с поставками металлоконструкций.
— И все же не помешает лишний раз переговорить со Стовеллом.
— Как скажешь. — В голосе Джеффа слышались все те же недоумевающие нотки. — Поступай, как находишь нужным.
Уже на следующий день, около четырех часов дня, я переступил порог полицейского участка в Санта-Барбаре.
Дежурный сержант, долговязый белобрысый парень, сидел за столом и от нечего делать грыз кончик карандаша. Бросив на меня равнодушный взгляд, он лениво осведомился, что мне нужно.
— Могу я поговорить с инспектором Кэйри?
Сержант вытащил карандаш изо рта и с подозрением в голосе поинтересовался:
— И как же вас отрекомендовать?
— Сообщите, что с ним хочет поговорить Джек Холлидей.
Он протянул уже было руку к телефону, но затем, решив, что не стоит утруждать себя лишними манипуляциями, махнул в сторону коридора:
— Третья дверь направо.
Я прошел по коридору, остановился возле нужной двери и неуверенно постучал.
— Войдите, — рявкнул изнутри знакомый голос.
Инспектор сидел, закинув ноги на стол, и читал газету. Увидев меня, он отбросил газету в сторону и так откинулся в кресле, что едва не упал. Глаза его удивленно расширились.
— Вот уж кого не ожидал вновь увидеть! Мистер Холлидей, каким ветром занесло вас в наши края? Приветствую вас в Санта-Барбаре!
Я уселся напротив него.
— Вам здорово повезло, что вы застали меня здесь, — между тем продолжал Кэйри, вытаскивая пачку жевательной резинки. — Сегодня мой, последний рабочий день. Я отдал службе тридцать лет и, надо полагать, заслужил отдых. Не скажу, правда, что меня ждет безбедная жизнь за ту пенсию, что мне положена, да что поделаешь. Как ваше строительство?
— Продвигается.
— А самочувствие жены?
— Улучшается.
Кэйри сунул в рот жёвательную резинку и сосредоточенно заработал челюстями.
— Прекрасно. — Кэйри пытливо смотрел на меня. — И что за причина, по которой вы явились сюда, мистер Холлидей?
— Достаточно важная. Я хочу заявить, что Мендон не виновен в убийстве Рут Маршалл.
— Вот как? — Маленькие глазки Кэйри удивленно расширились. — И на каком основании вы можете утверждать это, мистер Холлидей?
— В ее убийстве повинен человек, называющий себя Уилбуром. Он наркоман и недавно освобожден из тюрьмы под подписку о невыезде.
— А что дает вам основания полагать, что это именно он убил Рут Маршалл?
Я глубоко вздохнул.
— Я это знаю. Именно по показаниям Рут Маршалл Уилбур был осужден на двадцатилетний срок заключения. Едва оказавшись на свободе, он тут же принялся разыскивать свою бывшую сожительницу, но это ему до поры до времени не удавалось. Именно я сообщил Уилбуру адрес, по которому в данный момент проживала Рут Маршалл. А днем раньше предупредил Вассари, что копы напали на его след. Когда Уилбур нагрянул в бунгало, где проживала Рут Маршалл, Вассари там уже не могло быть.
Кэйри взял в пальцы карандаш и принялся постукивать им по столу. Его одутловатое лицо ничего не выражало.
— Интересные факты, но не совсем понятно, откуда все это вам известно. Когда вы познакомились с Уилбуром?
— Это длинная история. Может, будет лучше начать с самого начала?
— Как пожелаете. — Кэйри не сводил с меня пытливого взгляда. — Мне некуда торопиться.
— Я хочу дать компрометирующие меня показания. Не будет ли уместным позвать кого-то еще, чтобы должным образом запротоколировать их, дабы не тратить потом время на повторение?
Кэйри нахмурился и механически почесал кончик носа.
— Вы это серьезно?
— Серьезнее некуда.
— Как скажете.
Он выдвинул ящик стола, вытащил портативный магнитофон, поставил напротив меня и нажал кнопку записи.
— Валяйте, мистер Холлидей.
Взяв в руки маленький микрофон, я принялся рассказывать о том вечере, когда впервые встретился с Рут Маршалл, как спас от рук Уилбура, как она навела на него копов, после чего тот был осужден на двадцать лет. Подробно остановился на ее необыкновенном голосе и о моей попытке стать ее антрепренером, о том, как сделал все возможное, чтобы излечить ее от этой пагубной привычки, и о том, как мы проникли на киностудию, чтобы добыть денег.
Кэйри не проронил ни слова. Тяжело дыша, он уставился на покрытый пылью письменный стол и лишь время от времени посматривал на медленно вращающиеся бобины магнитофона. Только когда я перешел к обстоятельствам убийства охранника, он мельком глянул на меня, но тут же снова отвел взгляд.
Далее я поведал о том, как вернулся в родной город, как окончил университет, как совместно с Джеффом Осборном организовал строительную фирму, как через несколько лет напряженного труда нам был предоставлен контракт на строительство моста, о появлении моего фото в журнале «Лайф» и последующем за этим шантаже со стороны Рут Маршалл. Упомянул я и о несчастном случае с женой, и о том, как отчаянно нуждался в деньгах на ее лечение.
— Именно по этой причине я принял решение убить шантажистку. Но вскоре понял, что на это у меня кишка тонка. Мне удалось разыскать в бунгало револьвер, из которого Рут застрелила охранника. — Я вынул из кармана револьвер и положил на стол. — Вот это оружие.
Кэйри наклонился, внимательно осмотрел револьвер, что-то промычал и вновь откинулся на спинку стула.
— Разыскивая в бунгало револьвер, я наткнулся на коробку с письмами. Одно из них было послано некой Клэр Саймон…
— Знаю, знаю, — прервал меня Кэйри. — Мы тоже обнаружили его, так что я знаю содержание.
Замолчав, я с удивлением глянул на инспектора.
— Так почему, в таком случае, вы сразу не занялись поисками Уилбура?
— Продолжайте показания, мистер Холлидей. И что вы предприняли после прочтения письма?
— Приехал в Лос-Анджелес, отыскал Уилбура и сумел передать ему адрес Рут Маршалл вместе с тридцатью долларами на поездку в Санта-Барбару. Уилбур, как мне удалось узнать, действительно в тот же день исчез из города. Это было как раз в день смерти Рут Маршалл. Так что нет сомнений в том, что это именно он убил ее.
Кэйри протянул руку и выключил магнитофон. Затем раскрыл пухлую папку, лежащую на столе, и начал быстро просматривать бумаги, находящиеся там. Отыскав какое-то письмо, он протянул его мне.
— Не та ли это записка, которую вы ему писали?
Я сразу узнал почерк, и сердце мое екнуло.
— Как она оказалась у вас?
— Найдена в гостинице «Андерсон». Уилбур так и не получил ее.
Пот выступил у меня на лбу, и пришлось вытащить носовой платок, чтобы вытереть его.
— Не получил? Как же так! Не понимаю, о чем вы!
— Не получил, — уверенно повторил Кэйри. — Ваше послание было доставлено в гостиницу утром семнадцатого, а Уилбур был арестован ночью. Он физически не мог получить ваше письмо, так как был арестован за распространение наркотиков и отправлен в тюрьму штата отбывать оставшийся срок заключения. — Кэйри вновь взял в правую руку карандаш и принялся постукивать им по столу. — Обнаружив письмо Клэр Саймон, я немедленно связался с полицией Лос-Анджелеса, и мне сообщили, что он уже арестован. Утром следующего дня администрация гостиницы передала ваше послание, а те переадресовали его мне. Мы ничего не стали предпринимать в отношении Уилбура, так как тот не только не мог убить Рут Маршалл, но даже не получил вашу записку.
Как загипнотизированный я смотрел на Кэйри, не в силах заставить себя поверить в услышанное.
— Так кто же в конце концов ее убил? — выдавил я.
— Ну и упрямый же вы человек, — скучным тоном отозвался Кэйри. — Сколько можно повторять: ее убил Джек Мендон. Имеются неопровержимые доказательства этому. Он изменял Рут Маршалл. Еще в Санта-Барбаре он познакомился в Памелой Тэрри и по уши влюбился в эту красотку. Рут каким-то образом узнала о их связи и пригрозила, что выдаст его полицейским, если тот не прекратит интрижку с Памелой. Мендон и так уже собирался делать ноги, а тут еще ваш звонок. Более чем убедительный повод для бегства. Но Рут Маршалл не сомневалась, что он хочет отделаться от нее, и набросилась на Мендона с ножом. В завязавшейся потасовке Мендон убил ее. В качестве улики у нас имеется нож, которым было совершено убийство, имеется испачканный кровью убитой костюм Мендона. Наконец, у нас имеется его признание в факте совершения убийства сожительницы.
Я не сводил взгляда с Кэйри, слишком ошеломленный, чтобы что-то сказать. Замолчав, Кэйри выжидательно смотрел на меня, равномерно постукивая карандашом по столу. Поняв, что мне нечего возразить, он продолжал:
— Итак, мистер Холлидей, своим признанием вы поставили себя в крайне щекотливое положение.
— У меня не было ни малейших сомнений в том, что именно Уилбур виновен в смерти Рут Маршалл, — хрипло сказал я, — и не хотел, чтобы в этом обвинили Мендона.
Кэйри нажал кнопку перемотки магнитной ленты.
— А чего ради, скажите мне, вас должна была беспокоить участь такого законченного мерзавца, как этот гангстер? — Кэйри снял катушку с лентой и положил ее на стол.
Ни один человек, если он не хочет оказаться подлецом в собственных глазах, не мог бы на моем месте поступить иначе.
— Надо же, какой моралист… Обвинить вас в умышленном убийстве, скорее всего, не удастся, но лет пятнадцать тюрьмы вам тем не менее гарантировано. Интересно, как отнесется к этому ваша женушка? Она не возражала против того, чтобы вы сделали это идиотское признание, за которое полагается такой долгий тюремный срок заключения?
— Сара ничего не знает.
— Надо же! Сообщение о вашем аресте явится для нее настоящим потрясением, не так ли? — Злорадные нотки в голосе инспектора мне не понравились.
— Вам-то что до этого?
Кэйри наклонился, потрогал револьвер и вновь откинулся на спинку стула.
— А кто будет достраивать мост, если вы окажетесь за решеткой?
— Свято место пусто не бывает. Незаменимых людей нет.
— Что верно, то верно. — Стул под грузным телом Кэйри предательски заскрипел. — Вот и на моем месте с завтрашнего дня будет сидеть другой. Я и домой-то не успею дойти, как мои бывшие сослуживцы забудут о моем существовании… И все же, какая участь ожидает вашу жену? Остаться одной-одинешенькой в таком возрасте…
— Вам то что до того! Что сделано, то сделано, и пора расплачиваться по счетам. А вы делайте то, что положено в таких случаях.
Кэйри закрыл лежащую перед ним папку, отодвинул ее на край стола и взглянул на часы.
— Подождите минут пять, мистер Холлидей. — Прихватив револьвер и бобину с лентой, он с трудом протиснулся мимо меня и вышел из кабинета. Мне не оставалось ничего другого, как ждать.
«Пятнадцать лет!»
Я думал о Саре и проклинал себя за то, что не сказал ей правды. Это были самые мучительные и длинные полчаса в моей жизни.
Когда дверь распахнулась и на пороге вновь появился инспектор, стрелки часов показывали половину шестого. В зубах Кэйри была зажата дымящаяся сигара. Вынув ее, он злорадно улыбнулся.
— Не соскучились? Небось, представляли себя за решеткой, а?
Я промолчал.
— А я прощался с ребятами. Ровно в пять сдал полицейский значок, так что в данный момент я вольная птица. За вас возьмется сержант уголовной полиции Карноу. Между нами, другого такого мерзавца и сыскать невозможно. — Кэйри вынул из кармана бобину с пленкой. — Подпрыгнет до потолка, когда услышит о ваших похождениях в вашем же собственном изложении. — Кэйри не спускал с меня цепкого взгляда. — Но мы с вами можем сделать так, что он никогда ничего не узнает.
До меня не сразу дошел смысл его слов.
— Не понимаю…
Злорадная улыбка Кэйри стала еще более отталкивающей.
— А что здесь понимать? Небольшая сделка, мистер Холлидей. В сущности, что важнее денег? Если пожелаете, я могу передать вам этот компромат. Чего проще? И вы преспокойно возвращаетесь к жене и строительству моста.
«Что важнее денег»?!
Кэйри употребил именно те самые слова, что и Рут. Ситуация проясняется. Итак, из лап шантажистки я попадаю в лапы шантажиста. Все возвращается на круги своя. Мне внезапно захотелось от души врезать по этой гнусной харе, но вместо этого я спросил:
— И во что это мне обойдется?
Физиономия Кэйри вновь расплылась в улыбке.
— Она хотела вытянуть с вас еще сорок тысяч, если не ошибаюсь. С меня будет достаточно и половины этой суммы.
— А потом? Сколько вы потребуете потом? — спросил я, не спуская с него глаз.
Я же сказал: меня устроит двадцать тысяч. За это вы получите обратно револьвер и ленту с записью.
— Устроит до тех пор, пока вы их не истратите. Потом явитесь ко мне и начнете петь старую песню о том, как вам не повезло в жизни.
— И все же у вас нет другого выхода. Придется рискнуть. Хотя можно прямо отсюда отправляться в тюрьму.
— О’кей, я согласен.
— Прекрасно. Деньги мне нужны наличными. Это будет честная сделка, я вам — револьвер и ленту с записью, вы — деньги. Когда вы сможете набрать нужную сумму?
— Не раньше, чем через пару дней. Сами понимаете, придется продать акции. Заходите в четверг утром ко мне в офис и получите наличные.
Кэйри хитро подмигнул.
— Нет уж, приятель, только не в вашем офисе. Я позвоню вам в четверг утром, и мы договоримся о встрече.
— Нет проблем.
Я поднялся и, даже не попрощавшись, вышел из кабинета. На поезд, отходивший в Холланд-Сити, я успел в последнюю минуту. Глядя в окно, под монотонный стук колес, я размышлял о сложившейся ситуации. Мне не удалось бы отделаться от шантажистки Рут Маршалл по той простой причине, что ей нечего было терять. Ситуация с Кэйри совсем другого разряда. Он рискует многим. Разумеется, нужно соблюдать осторожность, но я почему-то не сомневался, что сумею перехитрить его. И уж в любом случае он не получит от меня ни цента. Уж скорее я соглашусь нести ответственность за преступление, которое не совершал, чем всю жизнь подвергаться шантажу со стороны этого жирного, продажного копа.
В четверг я сказал Кларе, что мне должен позвонить инспектор Кэйри.
— Не соединяйте его со мной. Сообщите, что меня нет в офисе и вы не знаете, когда я вернусь. Поинтересуйтесь, что он хочет мне передать.
Вскоре после одиннадцати Клара доложила о звонке Кэйри и добавила, что тот будет ждать меня ровно в час в «Теверенс-Армз».
«Теверенс-Армз» — небольшой придорожный ресторанчик находился в нескольких милях к югу от Холланд-Сити. Чуть позже часа дня я приехал туда и с объемистым саквояжем вошел в зал.
Кэйри сидел за столиком в углу. Перед ним стоял бокал виски и бутылка содовой. Посетителей было немного. Кроме Кэйри, недалеко от стойки обедали еще двое клиентов.
Направляясь в сторону инспектора, я заметил, что он взглядом буквально ощупывает мой саквояж.
— Хэлло, приятель, — поздоровался он. — Присаживайтесь. Что будете пить?
— Ничего. — Я сел на стул рядом с ним и поставил саквояж между нами.
— Дело ваше. Деньги привезли?
— Нет.
Улыбка моментально пропала с его лица, и оно словно окаменело.
— Как вас понимать? Предпочитаете отправиться в тюрьму?
— Акции удалось реализовать только сегодня утром, но я еще не успел снять их со счета в банке. Как видите, я прихватил с собой саквояж. Можете поехать со мной, я сниму деньги и передам их вам.
На лице Кэйри проступили красные пятна.
— Это еще что за фокусы? Или ты пытаешься надуть меня? Только попробуй! Моментально окажешься за решеткой!
— Не так-то просто, инспектор, пересчитать двадцать тысяч долларов, — спокойно ответил я. — Вы же сами заинтересованы, чтобы не произошло ошибки. Но если вы не желаете ехать со мной в банк, я привезу деньги сюда. У меня и в мыслях не было вас обманывать.
Во взгляде Кэйри все еще читалось подозрение.
— Не такой уж я и простофиля, чтобы вместе с тобой появиться в банке. Деньги должны быть в двадцатидолларовых банкнотах. Я сам потом все пересчитаю. Отправляйтесь сейчас же.
— А где то, что вы обещали вернуть мне?
— Револьвер и лента?
— Именно. Вы обещали вернуть магнитную ленту, на которой записаны те самые показания, какие я дал в вашем кабинете — о моей причастности к убийству охранника на киностудии «Парамаунт», и револьвер, из которого он был застрелен.
— Что-то ты не в меру разговорился. О’кей, ты их получишь.
— А каковы будут гарантии того, что вы не станете шантажировать меня в будущем?
Кэйри был уже готов ударить меня.
— Не смей, мерзавец, употреблять это слово в разговоре со мной. Да ты должен быть на седьмом небе от счастья, что отделался так легко. Я мог бы потребовать и большую сумму. Избавиться от пятнадцати лет заключения за какие-то двадцать тысяч… Уж куда дешевле!
— Ждите меня через час. — Прихватив саквояж, я вышел из ресторана и на машине отправился обратно в Холланд-Сити.
Клары в офисе не было — был обеденный перерыв. Тед Уэстон тоже собрался уходить.
— Пойдете обедать, мистер Холлидей? — спросил он, едва я вошел в приемную.
Обедать мы обычно ходили вместе.
— Нет, я уже поел. Нужно взглянуть на кое-какие документы, а потом я снова уеду.
После ухода Теда я открыл саквояж, вынул оттуда две пустые коробки из-под сигар и стопку газет и выбросил в корзину для мусора.
Закуривая сигарету, я даже несколько удивился своему спокойствию. Я представил, как нервничает Кэйри, дожидаясь меня в полупустом зале ресторана.
«Что ж, понервничай, — злорадно думал я. — Ты заставил меня пережить ужасные полчаса, прежде чем принялся за шантаж. Теперь наступил твой черед». Я не сомневался, что Кэйри угодил в ловушку. Да, как и он, я мог потерять все. Но я уже смирился с такой перспективой, а вот для него это известие будет как гром среди ясного неба.
В два часа я вышел из кабинета и не спеша поехал на встречу с Кэйри.
Тот терпеливо сидел за тем же столиком и, судя по блеску глаз, выпил уже не одну порцию виски. Чувствовал он себя явно неуютно, и его одутловатое лицо покрывал пот. Я с удовлетворением подумал, что он в данный момент нервничает ничуть не меньше, чем я в те тоскливые полчаса.
Не увидев в моих руках саквояжа, Кэйри побагровел. В зале сейчас находилась пара десятков посетителей, но все они сидели чуть поодаль.
Пока я шел в направлении его столика, Кэйри злобно пялился на меня, нервно облизывая губы. Я молча уселся напротив него.
— Где деньги? — как змея, прошипел он.
— Я передумал. Вы не получите ни цента. Можете арестовать меня хоть сейчас.
Кэйри сжал пальцы в кулаки.
— Ну подонок, ты дорого заплатишь за это. Уж я добьюсь, чтобы тебя упекли на максимальный срок!
— В компании с вами, — спокойно проговорил я, не сводя с Кэйри пристального взгляда. — Прокурор рассматривает шантаж точно так же, как и соучастие в убийстве.
— Неужели? Кому это ты говоришь? Уж я-то знаю, что поверят мне, а не тебе. Пытаешься запугать меня, мерзавец? Гони деньги или садись за решетку!
— Я все рассуждал над тем, что за такой долгий срок службы в полиции вы дослужились лишь до инспектора. А сейчас понял. Потому что вы тупой болван. Не с вашими мозгами пытаться шантажировать кого-либо. Хотите знать почему? С удовольствием объясню. Я дал вам показания еще до того, как вы ушли в отставку, — дежурный подтвердит, что я пришел к вам в четыре пятнадцать. От вас я ушел один, вы все еще оставались в кабинете. Если я не давал показания, то чем я занимался такое продолжительное время? Смотрел на вас? И почему вы сразу не арестовали меня? К тому же перед уходом на пенсию вы обязаны были передать все текущие дела полицейскому, который пришел вам на смену. Что вы делаете в этом ресторане в компании со мной? — Я махнул в направлении стойки, где бармен нет-нет да и посматривал в нашу сторону. — Бармен подтвердит, что мы здесь встречались. Подумайте над всем этим и прибавьте еще одно обстоятельство. Магнитофонная запись имеется не только у вас. Вспомните саквояж, с которым я приходил сюда. Он как раз стоял между нами. Внутри находился портативный магнитофон. Сейчас у меня имеется превосходная запись нашего с вами разговора. Отсюда я направился прямиком в банк и положил в сейф магнитофон с пленкой. Если запись будет воспроизведена на судебном заседании, вы моментально окажетесь вместе со мной за решеткой, схлопотав те же самые пятнадцать лет тюремного срока, которым вы стращаете меня. Само собой, что пенсии вам не видеть как своих ушей.
— Ты лжешь! — злобно прошипел Кэйри. — Никакого магнитофона в саквояже не было. Тебе не удастся прижать меня к стенке.
Я поднялся.
— Все возможно. Но у вас есть стопроцентная уверенность в этом? Арестуйте меня, а дальше посмотрим, как будут разворачиваться события. Рискните пенсией. Про пятнадцать лет я уже и не говорю. Ну а что до меня, то я уже смирился с перспективой оказаться за решеткой. Если меня арестуют, то готов поставить последний доллар, что уже через пару дней и вас упекут в тюрьму. Я поручил директору банка в случае моего ареста передать пленку с записью и мое заявление о попытке шантажа с вашей стороны прокурору Санта-Барбары. Вот я и прижал вас к стенке, продажный вы коп и мелкий вымогатель. Так что попробуйте только наехать на меня!
Не прощаясь, я вышел из ресторана и направился к машине. С безоблачного неба ярко светило солнце. Чувствуя необыкновенную легкость, я уселся в машину и направился в сторону Холланд-Сити — к своей жене Саре и любимой работе.