С/с. Том 28

Глава 1

Клод Кендрик, владелец «Кендрик Гэлэри», вернувшийся после августовских каникул, восседал за своим письменным столом, строя радужные планы предстоящего сезона. Жара и духота, превратившие Парадиз-Сити в совершенно вымерший город, наконец остались позади. Надвигался сентябрь, а вместе с ним оживлялась и деятельность, связанная с большим наплывом богатых туристов. Будучи заметной личностью в городе, Кендрик был высок ростом, очень располневшим и чем-то напоминающим дельфина. Единственно, чего ему не хватало для еще большего сходства с последним, было отсутствие добродушия, которым так отличаются эти друзья человека, ибо временами его можно было сравнить с прожорливой акулой. Всегда изысканно одетый, Кендрик, однако, был лыс, как круглое яйцо, и носил какой-то несуразный парик оранжевого цвета, который почему-то при движении сдвигался набок. Если он встречал знакомую клиентку на улице, то обычно приподнимал парик свой, как будто это была обычная шляпа.

Несмотря на внешнюю неповоротливость, кажущуюся пассивность и эксцентризм, в мире искусства он считался большим знатоком по антиквариату, ювелирным изделиям и современной живописи. Его галерея изящных искусств, которая одновременно была местом аукционов и частных распродаж, пользовалась большим вниманием и авторитетом у коллекционеров во всем мире. Но почти никто не знал и не догадывался даже, что Кендрик был крупнейшим в Штатах скупщиком краденого и поддерживал постоянную связь со всеми ворами искусства в мире, не брезгуя самыми грязными сделками.

Многие клиенты Кендрика имели частные галереи, составленные не без помощи последнего, с ними-то Клод и обделывал прежде всего свои прибыльные дела.

Проведя август в плавании на яхте в веселой мужской компании без женщин, Кендрик, отдохнувший и загоревший, вновь обдумывал комбинации удачных сделок, и его порочный мозг сверлила всегдашняя мысль: на чем бы вновь заработать.

Тихо открылась дверь, и в роскошный кабинет, увешанный картинами и уставленный различными предметами античности, вошел старший продавец Луи де Марго, худощавый, длинноволосый мужчина, которому можно было дать возраст от 25 до 45, с близко поставленными глазами и вытянутым ртом. Все в нем напоминало настороженную подозрительную крысу.

— Приятная неожиданность, патрон! Никогда не догадаетесь! Эд Хэддон пожаловал.

Лицо Кендрика напряглось, а глаза сузились.

— Он что, здесь?

— Да, ждет в приемной!

Кендрик отложил в сторону золотой карандаш, которым что-то бесцельно чертил на бумаге, лицо его вытянулось и застыло в хищной улыбке.

Эд Хэддон был королем среди воров искусства мира, блестящим организатором многих громких краж на протяжении последних двадцати лет. Он умел так заметать свои следы, что ни одна полиция в мире не подозревала о его деятельности. Ведя жизнь удачного бизнесмена, отошедшего от дел, он редко сидел на одном месте, предпочитая разъезжать на «гастроли» от форта Лодердейл до юга Франции, наведываясь то в Лондон, то в Брюссель или Париж. Это был мозговой трест, который планировал и руководил группой специально подобранных «экспертов», выполнявших для него всю черновую работу. Он редко работал на Кендрика, но когда работал, доходы Клода резко возрастали.

— Чего же ты ждешь, тупица? — накинулся он на стоявшего в дверях Луи. — Пусть войдет.

Кендрик вышел из-за письменного стола, чтобы встретить гостя в дверях.

— Эд, дорогой! Какой приятный сюрприз! Входи, входи! Прекрасно выглядишь!

Эд Хэддон, стоя в дверях, разглядывал Кендрика, затем наконец пожал протянутую руку.

— Ты тоже молодец. Только этот твой дурацкий парик, никогда к нему не привыкну, — сказал он, входя в кабинет.

— Что поделаешь, марка фирмы, дорогой мальчик. Без него меня перестанут узнавать. Садись, может, бокал шампанского?

Хэддона можно было принять за конгрессмена или даже госсекретаря.

Выглядел он импозантно: высокий, плотно сбитый, с копной волос стального цвета, с красивым цветущим лицом и серыми жесткими глазами, в которых цвела улыбка, позволившая бы ему собрать большое количество голосов, надумай он баллотироваться в конгресс, но за этим фасадом скрывался отточенный, как бритва, мозг и беспощадный коварный интеллект.

— Лучше виски, — сказал он, доставая из кармана красивый портсигар и извлекая из него сигару, — Настоящая гаванна. Возьми, если хочешь.

— Сейчас нет, — ответил Клод, разливая напитки. — Рад видеть тебя вновь после такого перерыва.

— А у тебя красиво. Новая картина, чувствуется уверенная кисть, — заметил Эд, показывая на полотно, висевшее над письменным столом Кендрика. — Моне, а? Конечно подделка.

— Тсс, только мы с тобой, дружище, знаем об этом. Подцепил одну рыбку, набитую деньгами.

Хэддон рассмеялся.

— Ты имеешь в виду Моне? Тешишь себя пустяками, старина!

— Конечно, дорогой. — Клод налил себе сухого мартини и сел за стол. — Не часто ты навещаешь наш мирный городок, Эд.

— И теперь ненадолго. — Хэддон закинул ногу на ногу. — Как дела, Клод?

— Да пока неважно. Начало сезона. Но, думаю, скоро что-нибудь наклюнется. Город оживает, ожидаем наплыва важных гостей.

— А сейчас… вообще ничего? — спросил Хэддон, пронизывая Клода своими серыми глазами.

— По-настоящему ничего. — Клод покачал головой. — Я бы не отказался, если бы что-нибудь подвернулось.

Хэддон вновь закурил, долго рассматривал струйку выходящего дыма, наконец он произнес:

— Есть дело, да вот пытаюсь решить: с тобой ли его обделать или с Эйбом Салисманом.

Клод напрягся. Эйб Салисман был большим бельмом у него на глазу, так как, без сомнения, был крупнейшим махинатором с краденым в Нью-Йорке. Много раз он оставлял Кендрика с носом и срывал куши, которые Кендрик считал своими. Эти двое ненавидели друг друга, как мангуста змею.

— Послушай, дорогой, — сказал он. — Не может быть, что ты передашь это дело такой паскуде, как Эйб. Ты знаешь, что у меня всегда получишь больше. Разве я тебя когда-нибудь надувал?

— Ладно, ты бы этого и не сумел. Фрик быстрый и немалый — шесть миллионов, — продолжал Хэддон, попыхивая сигарой. — Моя доля три. Первое предложение тебе.

— Все зависит от товара, — уклончиво ответил Клод, включая свою дельфинью улыбку. — Спасибо, что пришел ко мне первому. Ну, выкладывай.

— Выставка сокровищ Эрмитажа.

— Что? — Проснувшийся было жадный огонек тут же начал увядать в глазах Кендрика. — Прекрасная выставка… У меня уже есть каталог. — Он выдвинул ящик письменного стола и извлек объемистую брошюру в глянцевой обложке. — Да, великолепные предметы старины. Знак доброй воли русских. Вполне в духе разрядки. Советское правительство знакомит Соединенные Штаты с великолепными образчиками своей сокровищницы. — Он стал перелистывать отлично выполненное и богато иллюстрированное издание, иногда поглядывая на Эда, который не переставал улыбаться. — Но, увы, не для тебя, не для Эйба и не для меня. — При этом он вздохнул и отложил каталог в сторону.

— Ну, закончил трепотню? — спросил Хэддон.

Клод снял свой парик, оглядел его и снова нахлобучил на свою голову.

— Не обижайся, друг, это просто мысли. Я часто размышляю вслух.

— Ты лучше взгляни на 54 страницу, — сказал Хэддон.

Клод вновь начал перелистывать каталог своими жирными пальцами.

— Да, очень красивая вещь. Но это ни о чем не говорит. «Икона, дата создания неизвестна, предположительно самая ранняя из существующих русских икон. Известна как наиболее ценимая и любимая Екатериной II. Сделана из дерева, масло, изображает какого-то неизвестного русского святого, сохранность отличная, размер 8x10 дюймов», — закончил чтение Клод Кендрик.

— На аукционе ее можно продать за двадцать миллионов долларов, — спокойно заметил Хэддон.

— Я с тобой согласен, но, по-видимому, русские не собираются ее продавать, дорогой.

Хэддон резко наклонился вперед, глаза превратились в две маленькие ледышки.

— А ты бы сумел продать ее, Клод?

Кендрик почувствовал, то, несмотря на прохладу, создаваемую хорошо работающим кондиционером, ворот рубашки у него неожиданно взмок. Он достал шелковый носовой платок и вытер вспотевшую шею.

— Все можно продать… но эта икона доставит массу хлопот.

— Не твоя печаль. Можешь получить ее за три миллиона, — сказал Хэддон.

Кендрик допил свой мартини, но его потянуло на новую порцию.

— Налить еще, Эд? Над этим нужно поразмыслить.

Он вернулся к бару и приготовил еще две порции напитков, при этом мозг его не переставал работать.

— Видишь ли, остается мало времени, — сказал Хэддон, беря бокал. — Выставка закрывается через две недели. Решай, или я предложу Эйбу.

— Не торопись. Давай взглянем на вещи трезво. В прошлом году, будучи в Вашингтоне, я был в Музее изящных искусств и обратил внимание на систему безопасности. Очень внушительна. А теперь из того, что пишут, я понял, что меры предосторожности еще более ужесточены в связи с выставкой русских и практически шансы украсть равны нулю.

Хэддон согласно кивнул.

— Ты прав. Все это я продумал. Скажу тебе даже больше. Увеличено не только количество охранников в музее, к этому подключили даже Фэдов и ребят из ЦРУ — копами так и кишит. Всех тщательно проверяют, не дают даже пронести ручную сумочку, люди проходят через специальный пункт с электронным экраном. Проделана неплохая работа.

Клод повел жирными плечами.

— Ну вот, видишь.

— Да, только я люблю самые невероятные кражи, Клод. Меня никогда не останавливают трудности, и я всегда добивался своего. И теперь я тебе говорю: если ты сможешь продать икону и положить три миллиона на мой счет в швейцарском банке, считай, что икона твоя.

Кендрик подумал о различных грандиозных кражах, которые организовал Хэддон. Он вспомнил о большой пятифутовой китайской вазе эпохи Мина в Китае, которая исчезла из Британского Музея. Это было шедевром и планирования и исполнения, но он колебался. Здесь все по-другому: ко всем трудностям примешивался политический аспект.

— Допустим, икону удастся украсть, Эд, — сказал он осторожно. — Разразится международный скандал… Это как взрыв. Жарко будет, как в аду.

— Тебя пора хоронить, старина Клод. Либо ты берешь икону, или мне придется поговорить с Эйбом.

Кендрик продолжал колебаться, затем мысль о трех миллионах дохода все-таки перевесила меру опасности.

— Дай мне три дня, Эд. Надо переговорить с несколькими клиентами.

— Разумно. Я остановился в «Спениш Бейн». Дай знать не позже чем через три дня — это вечером в пятницу. Если найдешь подходящего клиента, поучишь икону в следующий вторник.

Кендрик снова вытер вспотевшие лицо и шею.

— Вдохни в меня немного уверенности, Эд. Скажи, как ты собираешься это провернуть.

Хэддон встал и направился к двери.

— Не сейчас… позже. Сначала найди клиента, а потом мы об этом поговорим. — Он пристально посмотрел на Кендрика и добавил: — Она у меня будет… можешь не сомневаться, — и он вышел.

Кендрик сидел в раздумье, затем выдвинул один из ящиков стола и достал переплетенную в кожу книжицу, в которой хранил имена и адреса самых богатых своих клиентов. У каждого из них были свои личные картинные галереи.

Беззвучно, как всегда, вошел де Марнэ.

— Что ему было нужно, патрон?

Кендрик отмахнулся от него, как от мухи.

— Не мешай, и пусть никто не входит. Мне нужно хорошенько подумать.

Луи имел пятнадцать процентов от законных сделок Кендрика и готов был ждать — до тех пор, пока не понадобится его помощь.

Клод просидел более часа, размышляя, кому предложить икону. Нужен был человек, интересующийся русским искусством, готовый собрать нужные деньги — три миллиона за короткое время. Отбрасывая одно имя за другим по разным причинам, он наконец добрался до буквы Р. Герман Радниц! Конечно. Как он не подумал о нем раньше! Как-то один из журналистов «Фигаро» написал о Раднице буквально следующее: «Радниц — это символ большого бизнеса. Хотите ли вы построить плотину в Гонконге или начать новые нефтеразработки в Венесуэле. Возможно, вам нужно поставить электрическое оборудование в Китай. Прежде чем вы начнете строить новые планы, вы должны проконсультироваться с Радницем, потому что никто лучше него не разбирается в вопросах финансового обеспечения той или иной задачи. Радниц — это все: пароходы, нефть, строительные проекты, гражданская авиация. У него тесные связи со многими правительствами. Президент США называет его по имени. Он, очевидно, самый богатый человек в мире, помимо принцев Саудовской Аравии. У него также тесные связи с Советским правительством».

— Да, конечно, Радниц, — подумал Кендрик, но все же еще нужно было все тщательно взвесить. Подумав еще немного, он позвонил в отель «Бельведер», где, как он знал, остановился Радниц. Переговорив с секретарем Густавом Хольцем, он получил разрешение прийти в десять часов следующего дня.

В течение августа в Парадиз-Сити практически не было краж, за исключением нескольких угнанных автомобилей. Кроме того, несколько старых дам сообщили полиции о пропаже нескольких собак. Случай весьма редкий в этом городе… но виной, а может быть, и счастьем тому, был изнуряющий август, когда все жулики тоже делали себе перерыв, считая, что и они имеют право на отдых.

Итак, в этом прожаренном, душном и пропотевшем городе у полиции было совсем мало работы. Шеф полиции Фред Террел отдыхал, оставив за себя в управлении сержанта Бейглера. Джо Бейглер сидел в кабинете шефа, потягивая кофе и дымя трубкой. Будучи от природы человеком действия, он очень любил большие, запутанные расследования. Особой слабостью его были дела, связанные с кражами драгоценностей или других подобных вещей, но все грабители, как назло, куда-то исчезли, и проявление их деятельности не ожидалось до середины сентября, то есть до времени появления крупных богачей и реактивных самолетов.

В оперативной комнате, положив ноги на стол, развалился в кресле детектив первого класса Том Лепски, высокий, темноволосый и худощавый мужчина, просматривая свежие комиксы.

За другим столом восседал детектив второго класса Макс Якоби, четырьмя годами моложе Тома Лепски, смуглый и сильный. Он отстукивал на старой пишущей машинке рапорт об украденном автомобиле. Оживление в оперативном помещении можно было сравнить с городским моргом, куда уже шесть недель не доставили ни одного трупа.

Якоби выдернул свой рапорт из пишущей машинки и откинулся на спинку кресла.

— Вот и все, — сказал он. — Что еще надо сделать?

— Все, — процедил Лепски. — Можешь идти домой. Незачем нам обоим здесь болтаться.

— Моя смена заканчивается в 22.00. Иди ты домой, Том.

Лепски криво усмехнулся.

— Ну уж нет, дудки. Я не выжил из ума. Если я сейчас приду домой, Кэррол заставит меня подстригать газон в саду, а кому, черт возьми, это нужно в такую жару.

Якоби понимающе покачал головой и улыбнулся.

— Причина серьезная. Жара просто убивает. Давно пора поставить кондиционер.

— Скажи об этом шефу, а не мне. Ты сможешь убедить его. Ничего — скоро станет прохладней.

— Как твой отпуск, Том? На следующей неделе, да? Куда поедете?

Лепски издал смех, от которого шарахнулась бы и гиена.

— Я? Никуда не поеду. Остаюсь дома. Буду сидеть в саду и читать книги.

— Книги? — усмехнулся Якоби. — Я и не знал, что ты читаешь книги.

— Вообще-то не читаю. Но ведь нужно же сменить обстановку. Хочу посмотреть, не пропустил ли я каких-нибудь картинок за это время.

Якоби подумал несколько минут, нахмурив брови.

— А как же Кэррол? — спросил он наконец.

— С ней, конечно, будут некоторые осложнения, но я надеюсь, что все утрясется, — сказал он неуверенно, — Ты ведь знаешь, что Кэррол сумасбродна очень. Вечно носится с какими-то несбыточными идеями. Вот теперь она штудирует проспекты для туристов. Хочет, чтобы мы поехали в Калифорнию. Представляешь? Ты знаешь, сколько эти жулики из бюро путешествий дерут за поездку в Калифорнию? За три недели три тысячи долларов. С ума сойти. Кроме того, кому нужно путешествовать со всякой шантрапой в их вшивом автобусе? Во всяком случае не мне.

Якоби заметил:

— Однако так можно познакомиться со страной, в которой живешь. Мне это не кажется таким противным. Кэррол, безусловно, получила бы удовольствие от такого путешествия. Она не прочь поболтать.

Лепски выдавил из себя звук и поправил косо лежавшую на столе папку.

— Послушай, Макс. Я ведь еще не рассчитался со старыми платежами. Придется все объяснить Кэррол. Она поднимет крик на весь дом, но ей придётся смириться с фактами. Пусть себе сидит на лужайке, как и я, и читает книжки.

Якоби был общим другом этой семьи и поэтому с сомнением покачал головой.

— Не думаю, что Кэррол согласится.

Лепски зло возразил:

— Раз нет денег — нет и путешествий. Еще нужно платить за прибор для сушки волос, который она, черт знает за чем, купила. Просрочен платеж за автомашину Будем делать то, что делают тысячи других людей… останемся дома.

Лепски встал и направился в комнату шефа, где Бейглер дремал за письменным столом Террела. Разбуженный шумом, сержант проснулся и кисло улыбнулся Лепски:

— Чертовски ненавижу этот месяц. Ты счастливец, хоть идешь в отпуск.

Лепски стал расхаживать по комнате.

— Как только я уеду, ручаюсь, начнется какая-нибудь заварушка. Послушай, да я никуда не уеду, и, если тебе понадоблюсь, сообщи.

— Никуда не едешь? А как же Кэррол?

— Нет денег, нет поездок, — твердо ответил Лепски.

Они с Кэррол часто спорили и даже немного ссорились, но, по правде говоря, ничто бы в мире не смогло их разлучить. К несчастью для него, верх почти всегда оставался за женой, и он прекрасно это знал. Но на этот раз, убеждал он себя, ей придется согласиться с его доводами и уступить.

— Ты ведь большой спорщик, Том. Так вот, я ставлю десять против одного, что ты уедешь.

Лепски начал горячиться:

— Может, поставишь сто против одного?

Бейглер только покачал головой.

— Хочешь содрать с меня сотню? Знаю я тебя, шельму.

Зазвонил телефон. Чарли Тернер, второй сержант, сообщил, что у одной богатой старушки пропала кошка. Наконец в 18.30 Лепски отправился домой. Стало прохладнее, и он счел необходимым решительно поговорить с Кэррол, даже если для этого потребуется подстричь этот проклятый газон. Итак, сначала газон, затем ужин и в заключение этот неприятный разговор с Кэррол о невозможности путешествия.

Подъезжая к своему уютному бунгало, Лепски скрипом тормозов любил привлекать внимание соседей к своей персоне. Те, как обычно, работали на своих участках, и, услышав знакомый скрежет, стали глазеть на известного детектива, выходящего из машины.

Помахав им дружелюбно рукой, он открыл свою калитку. Но теперь настала его очередь широко раскрыть глаза: дорожки были тщательно выметены, а газон, кем-то подстриженный, сверкал свежей зеленью. Еще утром, когда он уходил, трава была на два дюйма выше. Теперь же он выглядел, как бильярдный стол. Он бы так никогда не сделал. Неужели Кэррол? Удивленный, он зашагал по дорожке, открыл дверь, и тут его нос почувствовал чудесный аромат приготовляемой на кухне пищи. Хотя Кэррол и любила готовить, но это у нее не получалось. Войдя осторожно в холл и заглянув в гостиную, он испытал еще один шок: на одном из маленьких столиков в центре комнаты красовалась ваза, благоухавшая букетом дивных роз. Обычно Кэррол срезала розы, когда они начинали вянуть, но те в вазе… Такие мог подарить только пижон, желавший затащить женщину в кровать. От неожиданной мысли Лепски даже вздрогнул. А может быть, какой-нибудь юбилей или день рождения? Лепски никогда этого не помнил. Если бы не Макс Якоби, который все время напоминал ему о дне рождения Кэррол, он бы частенько об этом забывал. Но это было не то. День рождения Кэррол был в мае… Тогда что же?

На кухне загромыхали чашками и тарелками, а затем послышался смех.

Лепски двинулся к кухне и уставился на свою хорошенькую жену, танцующую между плитой и холодильником.

— Алло, детка, — сказал он хриплым голосом, — а вот и я пришел.

Увидев его, Кэррол отбросила в сторону шумовку и кинулась к нему, обвив руками его шею, наградив его таким страстным поцелуем, какого уже не было с тех пор, как прошел медовый месяц.

Том тоже не остался безразличным. Порывисто обняв жену, он чувственно прижал ее к себе. Кэррол решительно отстранила его.

— Не сейчас, позже. Лучше помоги мне, — и она провальсировала к холодильнику, достав из него бутылку шампанского. — Открой, обед будет через минуту.

— Но, детка, — пролепетал растерянно Том.

— Открой! — Она повернулась к плите и перевернула на сковороде два огромных бифштекса, обильно сдобренных жареным луком и похрустывающим картофелем.

— Ну и ну. — Лепски открутил фиксирующую проволоку, и пробка с шипением и силой вырвалась из бутылки, пронесясь по кухне.

Кэррол быстро подставила два бокала, которые незамедлительно были наполнены.

— За нас, — драматически воскликнула она, принимая у него один бокал. — Пей и садись, — продолжала она, опорожнив свой бокал.

Лепски мысленно начал делать подсчет: шампанское, вино, розы… она растратила все домашние деньги. Кэррол достала две тарелки и наполнила их едой.

— Я налью еще вина. — Страхи и сомнения отступили перед голодом. Такого бифштекса Лепски никогда раньше не ел.

— Чудесно, — воскликнул он, едва раскрывая рот. Затем те же сомнения просверлили его снова. Ведь такой кусок мяса стоил уйму денег.

— Ты не ошибся, — угадала его мысли жена. — Я купила его у Эддиса.

У Тома от ужаса отвалилась челюсть и холодок прошил его спину: Эддис владел самым дорогим мясным магазином в городе.

— У Эддиса?

— Именно. Блеск.

— Да… Я смотрю, ты постригла газон, милая. Выглядит красиво. Я бы мог сделать это сам.

— Я попросила Джека. Мне не хотелось, чтобы ты ковырялся с ним в такую жару.

— Джек, этот маленький пройдоха из соседнего дома? Это он сделал?

— За пять долларов он готов убить родного отца.

— За пять долларов?! Ты дала этому кретину пять долларов?

— Он запросил десять, но я уговорила его.

Лепски вопросительно посмотрел на жену.

— Послушай, малышка! Может, я забыл о чьем-то дне рождения? Ты тратишь деньги как сумашедшая. У нас нет столько денег.

— Я знаю, что у тебя нет, но у меня появились.

Глаза Тома превратились в щелки.

— Это с каких же пор?

— С сегодняшнего утра. Придется раскрыть тебе один секрет. Помнишь мистера Бена Исакса, одного из моих клиентов, когда я работала в «Америкэн Экспресс»?

— Конечно. Это тот старый олух, который хлопал тебя по заднице всякий раз, когда входил в офис?

— Лепски, не хами. Мистер Исакс никогда не позволял себе такого.

— Возможно, но на уме это у него всегда было… Это одно и то же.

— Послушай, Лепски. Мистер Исакс был приятным старым джентльменом с золотым сердцем.

— Ты хочешь сказать, что он сыграл в ящик?

— Боже мой, какие словечки. Он умер и упомянул меня в своем завещании. Что ты на это скажешь?

Он положил на стол нож и вилку.

— Сколько же?

— Это совсем неважно. Но разве он не был добр? Кто такое сделает? В конце концов, я всего лишь добросовестно работала.

— Сколько? — прорычал Том голосом копа.

— Не кричи так, Лепски. — Кэррол возобновила еду.

— Сколько? — вновь зарычал он.

Кэррол вздохнула, но глаза ее смеялись.

— Ну, хорошо, если уж тебе так хочется знать: тридцать тысяч долларов.

— Тридцать тысяч? — взвыл Лепски, вскакивая из-за стола.

— Разве это не чудесно? Пожалуйста, сядь и заканчивай еду. Веди себя прилично, ты ведь не мальчишка, а теперь к тому же и состоятельный джентльмен.

Лепски уселся за стол, но аппетит пропал. Тридцать тысяч… Огромное состояние. Он подумал о своих долгах. И подумать только… Этот старый хлыщ Бен Исакс оставил им такие деньги. В глазах у него появилась хитрая искорка.

— Послушай, детка. Мы, ведь супруги, а значит, партнеры. Мы все делим пополам, значит, и эти деньги тоже.

— Ничего подобного. — Она управилась со своим бифштексом и откинулась назад. — Послушай меня. Мы уже пять лет женаты, и каждый раз, когда приходит время отпуска, ты начинаешь ворчать о расходах. Убеждаешь меня с карандашом в руках, что мы не можем и чего не можем… и получается, что мы никогда ничего не можем. Хватит, мне это надоело. Теперь я решила провести отпуск по-настоящему. Лепски! Я сама все устрою и буду тратить СВОИ деньги. Если захочу шампанского на завтрак, буду пить шампанское, захочу крабов — куплю крабов. Я поеду в Европу, в Париж, в Монте-Карло, поеду в Швейцарию смотреть Альпы, буду останавливаться в лучших отелях и есть в лучших ресторанах: и все это оплатил мистер Бен Исакс, благослови Бог его добрую душу.

Лепски, вытаращив глаза, окаменел.

— Постой, постой, погоди минуту…

— Замолчи. Я приглашаю тебя с собой. Ты будешь моим гостем. Итак, мажешь либо принять мое предложение, либо остаться дома. Я поеду в любом случае.

— Но, радость моя, не теряй здравого смысла. У нас столько долгов. Мы просадим все деньги.

— Лепски! Долги у тебя. У меня нет никаких долгов. Так ты едешь или нет? Если едешь, то знай, что мы вылетаем в Париж в следующий четверг. Так что же?

Но больше ей уговаривать мужа не пришлось. Он, конечно же, был «за». Встав и обойдя стол, он крепко обнял и поцеловал жену.

— Разве это не чудесно, Том? Мы хоть наговоримся с тобой вдосталь. У нас здесь для этого так мало времени. Я куплю фотоаппарат. Ты представляешь, как разинутся рты наших соседей, когда я покажу им фотографии.

Лепски просиял. Ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем произвести впечатление на соседей.

— Значит, Париж? Монте-Карло? Швейцария? Бог ты мой! Представляю себе завтра физиономию Макса, когда он об этом услышит.

— Да, дорогой, но у меня куча дел. Сначала я поговорю с Мирандой. Попробую склонить ее к путешествию. Мы с ней вместе работали в компании, и она очень толковая. Затем надо будет заняться туалетом. У меня нет ничего приличного.

Лепски снова заканючил:

— Но, детка, только ничего из ряда вон выходящего. Мы ведь скромные люди. Не нужно слишком больших расходов.

— Замолчи, Лепски, и слушай меня. Тебе я тоже собираюсь многое купить. С твоим гардеробом можно ходить только к старьевщику. Если ты хочешь выглядеть как биндюжник, я с тобой не поеду.

— Ты называешь меня биндюжником? А чем же я плохо выгляжу? Вполне нормально. Себе как хочешь, а мне ничего не надо.

Кэррол покачала головой и вздохнула.

— Помолчи! Ты поедешь и будешь выглядеть как преуспевающий красивый муж, а не как поганый коп.

Глаза Легюки заострились.

— Ах, красивый?

— Да, в высшей степени красивый… и если хочешь… немного сексуальный, Том.

Лепски с шумом выпустил воздух из груди.

— Значит, я занюханный коп, некрасивый и несексуальный… Ну, да ладно, пусть будет по-твоему… истратим немного денег. — Затем помолчав и принюхавшись, он воскликнул: — У тебя что-то пригорело?

Кэррол сдавленно вскрикнула и рванулась к плите.

— Мой яблочный пирог!

Взрыв отчаяния, к которому Лепски давно привык, заставил его схватить со стола салфетку и разразиться громким смехом.

Глава 2

Герман Радниц сидел под тентом на балконе своего роскошного номера в отеле «Бельведер» и изучал какой-то юридический документ. Своими полузакрытыми глазами, хищным птичьим носом, почти беззубым ртом, испещренной морщинками кожей и расплывшимся приземистым телом он напоминал какую-то отвратительную жабу. Но наружность мало беспокоила его. Деньги и власть, которыми обладал этот человек с такой отталкивающей внешностью, делали его всесильным.

Этим ранним утром он занимался делом, сулившим новые барыши. Нужно было навести респектабельный юридический лоск на некоторые темные делишки, а здесь Радниц чувствовал себя как рыба в воде.

Беззвучно вошедший секретарь Густав Хольц заставил его оторваться от дел и недовольно поднять голову. Хольцу было около 50, он был высок, худощав, лыс, с глубоко посаженными глазами и жестким ртом. Поистине математический гений, владевший восемью языками, тонко разбирающийся в политической обстановке, в делах был бессовестен и беспощаден. Без него Радниц не делал ни шага.

— В чем дело? — отрезал Радниц. — Я занят.

— Пожаловал Клод Кендрик, сэр. Вы его примете? Ему назначено на утро.

Радниц отложил документ.

— Хорошо, пусть войдет. Просмотри это, Хольц, особенно пункт 10. Что-то он мне не нравится.

Секретарь взял документ и исчез в приемной. За ним сразу же вошел Кендрик в безукоризненном костюме и голубой рубашке. Его парик на этот раз был тщательно расчесан и взбит, в руке у него была папка.

Радниц недовольно взметнул брови.

— Что вы хотели? Я занят.

Кендрик трепетал перед Радницем, но у этого человека были так необходимые ему деньги. Лицо Кендрика расплылось в елейной улыбке.

— Вы, по-моему, никогда не бываете свободным, мистер Радниц, — промурлыкал он, приближаясь к письменному столу. — Извините за вторжение, но у меня есть кое-что, что может вас заинтересовать.

Радниц пожал плевали и затем небрежно указал на стул.

— Садитесь. С чем вы на этот раз?

— Вы так любезны, что приняли меня. Считаю это большой честью…

— Я слушаю вас, — буркнул Радниц.

Кендрик заморгал глазами. Этот ужасный человек, как он и предполагал, был в плохом расположении духа. Нежность и вкрадчивость тона только раздражали Радница. И Кендрик выпалил напрямик:

— Коллекция Эрмитажа в Вашингтоне.

— Ну и что же?

— Вы, возможно, не видели каталога. Великолепные вещи… бесценные.

— Я просматривал его. Так что же дальше?

Кендрик вынул из папки иллюстрированный каталог выставки. Он открыл его на 54 странице, а затем услужливо положил на стол перед Радницем.

— Вот этот пункт, — указал он своим жирным пальцем на страницу.

Радниц взял каталог и начал рассматривать его. Прочтя аннотацию, он вновь вопросительно взглянул на Кендрика.

— Что же дальше?

— Уникальная, великолепная вещь. — Кендрик включил свою дельфинью улыбку. — По-видимому, первая русская икона.

— Вижу, — отрезал Радниц. — А причем тут я?

— На аукционе эта икона может стоить По меньшей мере двадцать миллионов долларов.

— Вы серьезно? — спросил Радниц, глядя на Кедрика, который подобострастно цвел в улыбке.

— Конечно, сэр… совершенно серьезно.

Радниц поднялся и подошел я окну. Стоя спиной к Кендрику, он созерцал морской залив, о чем-то напряженно думая. Наблюдая за ним, Кендрик почувствовал, как сердце его забилось. «Рыбка клюнула», — сказал он себе. Радниц оставался безмолвным еще некоторое время, затем вернулся к своему креслу и сел.

— Эта икона не появится на аукционе, — сказал он. — Русские ее ни за что не продадут.

— Конечно. Но для коллекционера, проявившего к ней интерес, можно было кое-что сделать.

— Что же именно?

— Меня уверили, что если я найду покупателя, икона будет его. Я бы не пришел сюда, если бы не был совершенно уверен в этом.

— Когда?

Кендрик мягко и продолжительно вздохнул. Рыба была на крючке.

— Ну, скажем, на следующей неделе, при условии, что на моем счете в швейцарском банке появится восемь миллионов долларов. Для вас фрик немалый.

Радниц достал из портсигара сигару и зажег ее.

— Вы, видимо, плохо понимаете, Кендрик, о чем говорите.

— Положитесь на меня, сэр.

Кендрик начал потеть.

— Я еще не забыл о тех марках России, которые вы мне обещали. И где же они?

Кендрик глубоко вздохнул.

— Тогда произошла осечка, в которой меня винить нельзя, вы сами это знаете.

— Хорошо. Я возьму икону за шесть миллионов и ни цента больше. Это окончательно. Если вам не подходит, разговор закончен.

Все прошло удачнее, чем Клод предполагал. Для него это означало три миллиона прибыли.

— Сэр, я должен напомнить вам, что такая операция повлечет огромные затраты. Я соглашусь на 6 миллионов плюс текущие расходы.

— Не торгуйтесь со мной, Кендрик, — отрубил Радниц. — Вы доставляете мне икону на виллу в Цюрих. После этого я кладу на ваше имя 6 миллионов. Это все.

Кендрик сжался, как будто его прижгли раскаленным железом.

— Цюрих? Но это невозможно, сэр. Как можно вывезти такое сокровище из Америки в Цюрих? Вы ведь понимаете, какая заварится каша, как только икона будет похищена…

Радниц резким взмахом руки оборвал Кендрика.

— Меня это не интересует. Мне нужно, чтобы икону доставили в Цюрих. Если не можете, так и скажите. Я занят.

Кендрик был в нерешительности. Это не входило в его расчеты. Нужно было проконсультироваться с Хэдденом.

— Это будет очень трудно, — вяло процедил он.

— Да, конечно. Шесть миллионов долларов заработать нелегко, — отчеканил Радниц, сбрасывая пепел с сигары. — Идите и обсудите мое предложение. Если через три дня вы не подтвердите свое согласие все устроить, никогда не показывайтесь мне на глаза и впредь ничего не предлагайте. Поняли?

Лицо Кендрика обливалось потом. Он неуверенно поднялся на ноги.

— Да, мистер Радниц. Я постараюсь сделать все, что будет в моих силах.

Кендрик тотчас же отправился в отель «Спениш Бэй», где нашел Эда Хэддона, заканчивающего свой завтрак.

Увидев его, Хэддон подозвал официанта и заказал еще кофе. Оба уселись рядом и не вымолвили ни слова, пока официант не принес кофе и не удалился, после чего Хэддон спросил о деле.

— Допустим, я нашел покупателя, — сказал Клод. — Теперь все зависит от тебя.

— Сколько?

— Ты получишь три миллиона, как договорились.

Хэддон улыбнулся.

— Три и на расходы.

— Три миллиона и ни цента больше, — сказал Кендрик твердо.

— Чтобы провернуть это дело, нужно тысяч сорок, Клод. Я не собираюсь их выкладывать. Это должен оплатить ты.

— Нет ты, Эд.

— О’кей, тогда я иду к Эйбу. Там я получу то, что надо.

На этот раз Кендрик оскалился как акула.

— Хорошо, расходы пополам.

— На твоего покупателя можно положиться?

— Абсолютно.

Хэддон пожал плечами.

— Двадцать тысяч в мелких купюрах.

— Это пожалуйста.

— Договорились. Операция уже началась. Но мне нужно получить от тебя одну вещь. Мне нужна хорошая копия этой иконы. Не какой-нибудь шедевр, но так, чтобы на пару часов можно было обмануть глаз.

— Ты хочешь ее подменить?

— Не беспокойся, все продумано. Так ты подготовишь копию за два-три дня?

Кендрик утвердительно кивнул.

— Луи это устроит. — Он внимательно посмотрел на Хэддона. — Ты-то уверен в этом? У меня будут большие неприятности, если дело сорвется. Мой покупатель человек очень опасный. Я обещал ему икону в течение недели.

— Ты получишь ее во вторник, — спокойно ответил Хэддон.

— И ты учел все трудности?

— Ты получишь ее во вторник, — повторил Хэддон.

Кендрик вздохнул, подумав, что это лишь начало. Он полностью себе представлял, какой поднимется шум, когда икона исчезнет. Все будет немедленно блокировано, и вывезти икону из Штатов будет невозможно. ФБР и разведка, полиция, Интерпол, таможня — все будет поднято на ноги. Вот если бы можно было закончить дело, доставив икону Радницу в отель. Но в Цюрих?

— Луи принесет тебе копию и 20 тысяч. Эд, я доверяю тебе. Разразится мировой скандал. Я просто не вижу, как ты сможешь это сделать. Но раз ты так уверен, я молчу.

Хэддон улыбнулся.

— Старешь, старина, нервишки не те уже.

— Это точно. — Кендрик снял парик, осмотрел его и нахлобучил снова на голову.

Три миллиона долларов! Затем, взмахнув рукой, он пересек террасу и спустился к своей машине.

Луи де Марнэ как раз закончил удачную сделку, продав два канделябра эпохи Георга IV, когда Кендрик вошел. Увидев, что парик Кендрика сдвинут набок, Луи понял, что произошло что-то важное. Кендрик прошел сразу в свой кабинет, закрыл дверь и подошел к небольшому холодильнику. Волнение всегда вызывало в нем чувство голода. Он достал ножку цыпленка, сдобрил ее соусом и сел за стол. Луи вошел как раз тогда, когда он заканчивал закусывать.

— Что-нибудь случилось? — с тревогой спросил он. — Вы опять едите?

— Спокойней, дорогой, — сказал Кендрик. — Для тебя есть маленькая работенка.

Луи подозрительно смотрел, как Кендрик достал из портфеля каталог выставки Эрмитажа и открыл его на 54 странице.

— Мне нужна копия, — сказал он, тыча пальцем в икону. — Самая обычная, не шедевр. Уверен, что с твоим талантом это совсем нетрудно.

Луи взглянул на икону и, оторопев, отпрянул назад.

— Неужели этот идиот Хэддон думает, что сумеет выкрасть ее?

— У меня уже даже есть покупатель. Не шуми, милый, а займись лучше копией.

— Да вы с ума сошли, Клод, — завопил Луи. — Неужели вы не видите, что этот кретин свихнулся? Я к этому не притронусь. И вы должны забыть об этом. Это же конец света, только подумать.

Кендрик вздохнул.

— Возможно, я немного поспешил, но Эд совершенно уверен, что добудет ее, а он ведь нас никогда не подводил.

— Это все равно что дотронуться до раскаленной сковородки. Этого нельзя делать! — вскричал Луи, сверкая глазами.

— И я не прикоснусь к этому. Допустим даже, что этому идиоту удастся добраться до иконы. Что вы-то с ней будете делать? Ее же нельзя продать. Вся свора копов устремится за ней.

— Радниц готов заплатить за нее.

— Эта ужасная жаба?! Надо же свихнуться, чтобы обратиться к нему.

— Дорогой, я вынужден, отступать некуда.

— Тогда заказывайте себе гроб! Я повторяю еще раз, что знать об этом ничего не желаю.

Кендрик выдавил одну из своих елейных улыбок.

— Ты в доле, дорогой, и получишь пятьсот тысяч долларов.

— Ничего не хочу слышать об… — Луи не закончил фразу и начал о чем-то размышлять. — Сколько вы сказали?

— Да, да, мой мальчик. Ты не ослышался! Пятьсот тысяч долларов!

— И все, что я должен сделать, это изготовить копию?

— Нет, милый, кое-что еще. Это же все-таки пятьсот грандов. У тебя таких денег еще не было.

— Что же еще?

— Вот над этим надо подумать, Эд передаст мне икону во вторник. Радниц настаивает, чтобы икону ему доставили в Цюрих.

— Куда? — взвыл Луи.

— Цюрих, в Швейцарии, — сказал спокойно Кендрик. — И, пожалуйста, дорогой, прошу тебя ради бога, успокойся и не шуми так.

— Швейцария? — повторил Луи. Вся радость получения 500 тысяч сразу увяла. — Да вы в своем ли уме? Все выходы будут закрыты. Комар не пролетит. Подключат Интерпол. Всех подозрительных прочешут под гребенку. Цюрих? Невозможно, Клод, вы проявили преступную неосторожность, связавшись с этим чудовищем Радницем.

— Невозможных вещей не существует, милый. У нас есть время до вторника, и мы все как следует обдумаем.

— Уж не думаете ли вы, что я должен протащить эту вещь контрабандой за границу?

Кендрик рассматривал такую возможность, потом решил, что нервы у Луи не те.

— Нет конечно. Но нужно найти какой-нибудь безопасный способ. Прежде всего займись копией.

Луи колебался, затем, подумав о большом куше, согласился.

— А теперь подумаем. Допустим, у Эда ничего не выйдет.

Но Луи уже схватил каталог и вышел из комнаты. Кендрик снова захотел есть и пофланировал к холодильнику. Там, выбрав хвост омара, он вернулся к своему письменному столу, сел и глубоко задумался.

В своей обычной демонстративной манере под пристальным взглядом соседей Лепски вернулся домой, прошагал по дорожке и, хлопнув входной дверью, вошел в дом.

Он провел счастливый день, рассказывая Бейглеру и Максу Якоби, как Кэррол получила наследство, как он заставил ее согласиться истратить деньги на путешествие в Европу. Он замучил обоих копов, но это был его звездный час, и унять его было невозможно. Наконец Бейглер сказал, что идет домой, приказав им действовать самостоятельно, если будет что-нибудь важное, позвонить ему.

— Хэлло, бэби! — загромыхал Лепски. — Я вернулся. Что на обед?

Кэррол лежала на софе босиком с закрытыми глазами.

— Обязательно надо так орать? Я устала.

— Наверное, моталась по магазинам?

В такое время обычно Кэррол торчала на кухне, готовя обед. Видеть ее лежащей на кушетке без дела было для Тома струей ледяного душа.

— Иногда бывают времена, Лепски, когда я думаю, что ты набитый дурак. Я все готовила к отъезду. Ты думаешь, мало разных дел?

— Конечно. Но что же все-таки на обед?

— Ты можешь еще о чем-нибудь думать, кроме еды? Я весь день провела в конторе и устала.

— Бедняжка. Весь день? Что же ты успела сделать?

— Миранда, как всегда, с причудами. Она не может вбить себе в голову, что мы хотим путешествовать первым классом. Она считает, что вполне достаточно лететь обычным пассажирским рейсом.

— А чем же это плохо, крошка?

— Лепски! Это будет отпуск всем отпускам. Будем путешествовать везде только первым классом.

— Прекрасно… прекрасно. Делай как хочешь, бэби. Но что же все-таки на обед?

Кэррол села, ее глаза метали молнии.

— Не знаю и не хочу знать! Если ты мне еще раз об этом скажешь, я с тобой разведусь.

— Значит, не знаешь. Хорошо, тогда давай хоть выпьем. — Лепски направился к бару. Открыв его и перебрав несколько бутылок, он с удивлением посмотрел на жену.

— А где мой «Кати Сарк»?

— Сядь, пожалуйста, и послушай, что я сегодня делала.

— Где мой любимый ликер?

— Ты опять о еде и вине? Сядь уж, ради бога, и выслушай, наконец, что я сегодня делала.

— Ты опять ходила к этой старой пьянчужке Матильде? И ты отнесла ей мой любимый ликер.

— Послушай, Том. Я очень сожалею об этом. Мне нужно было пойти повидать ее. Я с тобой согласна, что она действительно много пьет.

Уже много лет Кэррол вверяла свою судьбу ясновидящей гадалке, огромной негритянке, предсказывающей ее будущее. Дважды она указала Лепски через Кэррол нить к убийцам, которых Том сам бы не нашел. Слово ее было свято для жены.

— Том, я подумала, что неплохо бы посоветоваться с ней перед путешествием.

— И чтобы ее умаслить, ты отдала ей мой ликер?

— Да, Том, извини. Я куплю тебе другую бутылку.

Все это было так неожиданно, что Лепски сорвал с себя галстук и расстегнул пуговицу на воротнике рубашки.

— Успокойся, ничего особенного не случилось, бедной женщине нужен какой-нибудь возбудитель, прежде чем ей откроется будущее.

— И поэтому она вылакала полбутылки, да?

— Немного меньше половины, и все равно она несла какую-то чушь. Она сказала, что мы не должны ни при каких обстоятельствах никуда ехать, что все приготовления нужно прекратить и оставаться дома. Она сказала, что мы встретимся с очень опасными людьми, называла имя какой-то Екатерины, которая ввергнет нас в бездну несчастий. Но насчет этого имени она не была полностью уверена. Она заявила, что нечетко видела, так как кристаллический шар, по которому она гадает, помутнел.

Лепски извлек рык, который напугал бы бизона.

— Еще бы! У меня бы не только помутилось в голове, меня бы свалило с катушек, если бы я хватил столько ликеру.

— Ты шутишь, Том. А меня это немного беспокоит. В прошлом Матильда всегда все правильно предсказывала. Может, нам и в самом деле лучше остаться дома?

Лепски подумал о том, как он прожужжал Бейглеру и Якоби все уши относительно путешествия, и теперь бы они высмеяли его, откажись он от этой затеи. Какие оправдательные причины он бы мог выдвинуть? Он встал, подошел к Кэррол и мягко обнял ее.

— Не обращай на это внимание. Старая задница просто опьянела. Ей, конечно, интересно, чтобы ты осталась дома. Кто еще будет носить ей такие ликеры.

— И все-таки это беспокоит меня. Что это за женщина по имени Екатерина? Каких это опасных людей мы можем встретить? Я попыталась допытаться, но она только причитала и качала головой.

Лепски продолжал ласкать жену.

— Не обращай на это внимания. Выкинь из головы. Мы получим такое удовольствие. Наплевать мне на этот ликер.

Видя, что Кэррол начала успокаиваться, он с надеждой улыбнулся и снова спросил, что же все-таки будет на обед.

Эд Хэддон рассчитался с водителем такси, остановившимся у небольшого мотеля на шоссе, ведущем к Вашингтону. Он был в повседневном темном костюме с портфелем в руке. Задержавшись взглядом на балконе и не увидев там человека, с которым он приехал встретиться, он зашагал по дорожке и вошел в фойе.

— Эд! — проникновенный мягкий голос заставил его остановиться на минуту, чтобы увидеть пожилого священника, сидевшего на кресле и улыбавшегося. Ему было далеко за шестьдесят, лицо круглое с несколько фиолетовым оттенком, торчащие пучки седых волос, мягкая, добрая улыбка — все, что так привлекало маленьких детей и стареющих женщин. Он был плотен, среднего роста и носил очки со сферическими стеклами. Доброта и христианское всепрощение были написаны на лице этого святого.

Хэддон подозрительно осмотрел его и затем произнес холодным безразличным тоном:

— Вы обратились ко мне?

Священник засмеялся: приятные мелодичные звуки направили бы на истинный путь самого отпетого преступника.

— Ну как, Эд, нравится? — спросил он.

— Бог ты мой! — Хэддон двинулся к нему с широко раскрытыми глазами. — Это ты, Лу?

— А кто же еще? Неплохо?

— Неужели так можно изменить внешность?

«Священник» утвердительно кивнул головой и придвинул стул рядом с собой, приглашая его сесть.

— Невероятно! — не успокаивался Эд. — Блеск! Ну и артист!

— Ну ладно, приди в себя. Мне и самому нравится. Я получил твое письмо. Итак, дело завертелось?

А Хэддон все сидел и разглядывал «священника». Он работал с Лу Брэди удачно в течение последних десяти дет. Брэди был лучшим специалистом по кражам произведений искусства и, что самое главное, никогда не попадался, а поэтому и не имел досье в полиции. Кроме того, что он был великим специалистом по замкам и сейфам, он был еще большим мастером перевоплощения и маскировки. Каждый, посмотревший на него, никогда бы не подумал, что ему всего лишь 35 лет, и что он тонок как палочка спаржи. Несколько тампонов во рту превратили худощавое лицо в полное. Самодельный парик превратил его в облысевшего господина с пучками седых волос. Хэддон видел его в разном обличии, но такого удачного перевоплощения не видел еще ни разу: пожилой, располневший добродушный сын церкви.

— Лу, ты чудо! — воскликнул Хэддон.

— Я и сам это знаю. Как продвигается дело?

— Кендрик нашел покупателя.

Брэди состроил гримасу.

— Ты договорился с этим жирным педерастом? Почему не Эйб? Мне больше по душе Эйб.

— У Эйба нет столько наличных денег. Согласен, с Кендриком могут возникнуть проблемы. Мы к этому еще позже вернемся. Как у тебя?

— А у меня их тоже немало, — ответил Брэди. — Вчера я провел все утро в Музее и изучал сигнализацию. Меры предосторожности приняты такие, что и мышь не проскочит.

— Тебя это беспокоит?

— Видишь ли, Эд, это, конечно, самая сложная операция из тех, что у нас были, я полагаюсь на тебя полностью. Музей кишит копами, фэдами и, что хуже всего, там ребята из КГБ. У меня там была другая экипировка. Надо проходить обязательно мимо развертывающего устройства с радиолокационной антенной и экраном. Прибор засек у меня в кармане ключи от машины, пришлось их вынуть и показать. Такая чувствительность! Люди все оставляют на вешалках и в вестибюле: сумки, зонты, трости, портфели и т. д. На это уходит много времени, так как образуются большие очереди при сдаче. Но это только подогревает ажиотаж. Теперь насчет иконы, которая тебе нужна. Она в стеклянном футляре, к ней подведен провод сигнализации. Дотронешься до футляра — и сейчас же сигнал тревоги. Отгорожена от посетителей шнуром, ближе чем на два метра к нему не подпускают. Я прикинулся, что хочу поближе рассмотреть икону, и прислонился к шнуру — тут два здоровых детины так рыкнули на меня, что я тотчас отскочил.

— А если бы не было ни сигнализации, ни охраны, ты сумел бы открыть футляр?

Лу с гордостью хмыкнул:

— Замок простой, для сосунков, конечно бы смог.

— Мы отключим сигнализацию. Это я беру на себя. Все будет сделано во вторник. За четверть часа до твоего появления два электрика в форме служащих городской энергокомпании этим займутся. Я уже договорился. Электропитающие провода уходят в подвал музея. Все, что этим двоим нужно будет сделать, это спуститься вниз по лестнице и перерезать или отключить питающий кабель. Там на месте они посмотрят, что легче. В такой сутолоке никто не обратит внимание и, во всяком случае, не заподозрит двух электриков в униформе. Даже если один из охранников пристанет, они с ним управятся. Кроме того, у них будет фальшивый пропуск — поэтому никакой тревоги не поднимется. Пока порядок?

— Раз ты так говоришь, значит, так и есть, Эд.

— С этим все в порядке. А те вьетнамцы? Ты с ними уже все устроил?

— Да. Тридцать пять вьетнамских беженцев прибудут на автобусе познакомиться с сокровищами Эрмитажа, — сказал Брэди с хитрой улыбкой. — С ними будет его преподобие Самуэль Хардкасл, то есть я. Билеты уже куплены, администрация музея поставлена в известность, автобус нанят… Здесь никаких проблем.

Хэддон извлек из портфеля какой-то плоский предмет.

— Пришлось потратиться, чтобы соорудить такую штуку. Это дымовая шашка, или, если хочешь, бомбочка. Она из пластика, а потому ее можно пронести в одежде мимо электронного устройства без помех. Вот тумблер. Все, что надо будет сделать, это нажать на него, и клубы дыма быстро заполнят все помещение этажа. Теперь представь себе: весь этаж заполнен дымом, начнется паника, везде снуют охранники, все кричат и бросаются к выходам. В это время ты в таком бедламе открываешь футляр и спокойно берешь икону. У тебя будет копия, кладешь ее вместо оригинала, запираешь замок и уходишь.

Брэди откинулся на спинку стула и задумался. Наконец он сказал:

— Нет. К сожалению, Эд, это не пойдет. Во-первых, бомба. Ребята из охраны наверняка предупреждены о возможности появления бомбы. Она заметна: ее не положишь в карман. Меня сразу засекут. Затем эта копия. Ее тоже не пронесешь. А потом нужно вынести икону. Несмотря на панику, также могут засечь. Что-то это мне не нравится.

Хэддон улыбнулся.

— Конечно, но ты не учел одного фактора, о котором я подумал. Хоть ты и хитер, а я хитрее. Теперь скажи мне, что, по-твоему, самое главное, пользующееся уважением у всех, включая, конечно, и охранников?

Брэди пожал плечами.

— По-моему, бутылка виски.

— Ничего подобного — беременная женщина: хорошенькая женщина, которая собирается родить очаровательного карапуза.

— Да ты с ума сошел, Эд, с таким предположением.

— Ничуть не бывало. Ты помнишь Джо Лака?

— Конечно. Великий был мастер. Говорят, он отошел от дел.

— Да. Так вот, я заимствую один из его трюков. Им пользовалась его дочь, вся под стать его отцу. Она подвязывала тесемками к своему животу плетеную корзину в форме яйца, а на себя надевала свободное платье, какие носят все беременные женщины. В таком виде они с Джо ходили по магазинам самообслуживания и воровали мелкие вещи или продукты. Она просто клала все в корзинку. Блестящая идея — действовала без осечки: ни разу не попалась. Теперь твой случай. Тебе нужны две хорошенькие девушки, которые разыграют беременность. Одна пронесет на животе в корзине бомбочку, а другая копию иконы. Оригинал уйдет из музея таким же образом… Ну, как теперь?

Брэди закрыл глаза и мысленно представил себе всю картину. Затем открыл глаза и улыбнулся.

— Эд! — воскликнул он. — Черт тебя побери! Это же надо такое придумать! Ты — гений!

— Знаю, так считают многие. Мы с тобой замечательная пара, Лу. Ладно, как насчет девчонок? Есть кто-нибудь на примете? К этому трюку нужно хорошо подготовиться и отрепетировать.

— Все будет в порядке. В этой группе есть две вьетнамские шлюхи, которые готовы перерезать глотки своим матерям, если им хорошо заплатят. Это будет стоить, Эд. Попробую уговорить их за пять грандов.

— Ладно, валяй. В таком большом деле это не в счет. Теперь подумаем о трудностях, с которыми столкнется Кендрик. Ему нужно доставить икону в Швейцарию, в Цюрих.

Брэди пожал плечами.

— Это его проблема… да и что это за проблема, раз икона будет уже в руках.

— Не скажи. Вывезти икону из Штатов и доставить в Цюрих огромная проблема. Не будет иконы в Цюрихе, все останутся с носом. Вот так-то, ‘Лу. Мы должны помочь ему. Он мужик не промах, хитрая бестия и, конечно, ищет пути. Но если ни до чего не додумается, вся операция лопнет как воздушный шар.

Брэди покачал головой.

— Может, попридержать икону месяцев шесть, пока не уляжется свара?

— Ее нужно доставить в течение десяти дней после совершения кражи.

Брэди снова задумался.

— Это невозможно. Службы безопасности…

— Все понятно, — перебил его Хэддон.

— Но Кендрик может что-нибудь придумать: тонкая продувная бестия. Можешь считать, что он тоже гений. Предположим, что он решит эту задачу. Я хочу, чтобы ты поехал в Цюрих и получил от него эти деньги: два миллиона для меня и один для себя, хорошо? Теперь допустим, что нам самим придется отвезти икону в Цюрих. Займемся деталями.

Хэддон нырнул в портфель и достал план Музея изящных искусств, где на втором этаже размещалась выставка Эрмитажа. Двое мужчин подсели друг к другу и углубились в изучение плана.

В течение пяти последних лет Кэррол Лепски часто останавливалась у самого фешенебельного в городе салона мод мистера Маверика. Она стояла у витрины, с завистью разглядывая развешанные элегантные платья, разложенные меха, обувь, сумки и другие предметы, о которых грезят во сне все женщины.

Но в это утро Кэррол с деньгами смело вошла в салон. Сердце ее трепетало от возбуждения. За большим резным столом сидела женщина средних лет, одетая с таким вкусом, что Кэррол даже остолбенела. Женщина поднялась. Ее глаза изучающе остановились на дешевом льняном платье Кэррол, на ее старых туфлях и пластиковой сумке.

Владелец магазина-салона Роджер Маверик был двоюродным братом Клода Кендрика. Все произведения искусств, картины брались им у Кендрика и один раз в полгода менялись. Маверик твердо придерживался принципа: «Не суди о клиенте по его одежде».

Люсиль раньше два года работала у Диора в Париже. Теперь ей было 48 лет, и она обосновалась в Парадиз-Сити, преклоняясь перед талантом Маверика в вопросах моды, правильно оценивая перспективу и огромные возможности складывающегося рынка моды в условиях всевозрастающего притока населения города-курорта и появления огромного количества богатых туристов в купальный сезон.

Строго исповедуя принципы хозяина, она мило улыбнулась Кэррол и подошла к ней.

— Я вас слушаю, мадам.

Кэррол быстро пришла в себя. Она сразу выбрала правильную тактику, зная, что ее внешний вид в этом магазине был против нее. Прямота, с которой она принялась за дела, привела Люсиль в недоумение.

— Я — жена Тома Лепски, — начала Кэррол свою атаку. — Мой муж — детектив I класса из местного управления полиции. Я получила немалое наследство, и мы едем в отпуск в Европу, так что я хотела бы заняться своим гардеробом. Я решила потратить на это семь тысяч долларов. Помогите мне подобрать что-нибудь в пределах этой суммы.

Было время мертвого сезона, и дела шли не особенно бойко, поэтому от семи тысяч долларов не стоило отмахиваться, подумала Люсиль, и лицо ее растворилось в улыбке.

— Конечно, миссис Лепски. Мы подберем вам что-нибудь подходящее. Посидите, пожалуйста. Мистер Маверик с удовольствием обсудит с вами ваши проблемы и предложит все необходимое. Извините меня.

Люсиль поднялась по бесшумному эскалатору на второй этаж, где Маверик примерял платье какой-то скучающей даме.

Рожер Маверик был высоким, худощавым и исключительно красивым мужчиной. В свои 55 лет он был не только талантливым дизайнером готовой женской одежды, но так же, как и его брат, гомосексуалистом, который в довершение ко всему имел связи с преступным миром, продавал в своем салоне краденые меха. Люсиль сказала ему, что жена детектива Лепски ждет его внизу и хочет обновить свой гардероб.

Маверик знал всех детективов в городе, а также знал, что Лепски самый опасный из них.

— Похоже, что она получила наследство и горит желанием истратить семь тысяч долларов.

— Отлично! Обслужим ее по первому классу. Пусть ей все покажут. Предложи шампанское и все прочее. Через десять минут я спущусь, а пока разузнай конкретней, что она хочет.

— Семь тысяч долларов всего, — заметила презрительно Люсиль, — что особенно можно предложить?

— Ничего, ничего, делай, что я говорю, дорогая.

Слегка пожав плечами, Люсиль спустилась на первый этаж.

— Мистер Маверик спустится через несколько минут, миссис Лепски. Пойдемте, пожалуйста, со мной.

Кэррол поднялась с ней на эскалаторе на первый этаж. Пройдя длинным коридором, устланным красным ковром, они остановились у двери, которую Люсиль открыла, и пригласила Кэррол войти. В комнате была элегантная мебель, на стенах картины, на маленьких столиках по углам старинные вазы. Появилась аккуратно одетая прислуга, несшая на серебряном подносе стеклянный бочонок с бутылкой шампанского и двумя стаканами.

— Я надеюсь, вы поняли, что я смогу истратить только семь тысяч, — сказала Кэррол твердо, смущенная таким обслуживанием.

— Конечно, миссис Лепски. — Люсиль налила вино, подала Кэррол бокал и села.

— Теперь скажите мне конкретнее, что бы вы хотели у нас приобрести?

Спустя три часа Кэрролл вышла из магазина. Она подумала, что никогда не встречала такого благожелательного, предупредительного и обаятельного человека, как мистер Маверик. Теперь у нее будет все необходимое для поездки в Европу. Маверик точно знал, что ей нужно, и она с облегчением предоставила ему право самому выбирать предметы одежды, восхищаясь его безукоризненным вкусом. Когда они все отобрали, она стала беспокоиться, сколько это будет стоить. Маверик прекрасно понял ее и сказал:

— Миссис Лепски, сейчас мертвый сезон. Откровенно говоря, все, что мы отобрали, в разгар сезона обошлось бы вам в двадцать тысяч долларов. Многое из этого я хотел бы придержать, так как это образцы моделей, но мои покупательницы имеют более полные фигуры, и потому я счастлив за вас, так как вам это обошлось более чем в два раза дешевле. Я уступлю вам все это даже за пять тысяч, что позволит вам сэкономить деньги на обувь и дорожные чемоданы.

— О, вы так милы, — воскликнула очарованная Кэррол.

— Рад, что угодил вам. Попрошу вас зайти послезавтра. Будет новая партия обуви, чемоданов и дорожных сумок.

Так как Маверик встал поздно, то он и поздно завтракал и неизменно в «Арт Клубе». ж там он застал Клода Кендрика, уплетающего цыплячью ножку с грибным соусом. Маверик сел за стол, и родственники обменялись улыбками и приветствиями.

— Как дела? — спросил Кендрик.

— Пока неважно, но, надеюсь, все впереди, — ответил Маверик, заказывая устрицы. — Ты располнел, дорогой Клод. Не нужно есть так много картошки.

— Луи говорит мне все время то же самое, но, увы, не могу отказаться.

— У меня сегодня была неожиданная клиентка, жена полицейского Тома Лепски.

Лицо Кендрика потемнело. У него было несколько неприятных встреч с Лепски, которого он считал грубым и неотесанным деревенщиной.

— И что хотела эта дама?

— У нее появились деньги, и они решили провести отпуск в Европе. У нее прекрасная фигура, я подобрал ей несколько устаревших моделей, которые все равно не пойдут в сезон. Всего на пять тысяч долларов.

— Понятно. Значит, собираются в Европу?

— Обычный туристический маршрут: Париж, Монте-Карло, Монтрэ.

Вилка Кендрика застыла в воздухе.

— Они будут в Швейцарии?

— Как будто да. Она хочет полюбоваться горами.

— Лепски едет с ней?

— Конечно. — Маверик разглядывал Клода, — Что тебе пришло в голову?

— Пока еще не знаю. Мне нужно поторопиться. Встретимся позже внизу. Я подожду тебя. Ты завтракай.

— Но ты не закончил цыпленка!

Но Кендрик уже встал и направился из зала в большую полупустую комнату для отдыха, где опустился в кресло и задумался. Через полчаса Маверик присоединился к нему.

— Послушай, Роджер, — сказал Кендрик, когда Маверик сел около него, — миссис Лепски должна приобрести у тебя красивые чемоданы, не менее элегантные, чем ее покупки.

— Она очень прижимиста с деньгами, но я постараюсь убедить ее.

Кендрик положил свою толстую руку на элегантную ладонь Маверика.

— Предложи ей красивый чемодан и дамскую сумочку. Даже два чемодана, Роджер. Один для нее, а другой для ее мужа, но главное сумочку.

Маверик недоуменно посмотрел на брата.

— Сомневаюсь, чтобы она…

— Подожди. Ты предложи их по такой низкой цене, чтобы она не отказалась. Разницу я тебе заплачу.

— Ты хитришь, Клод. У тебя что-то на уме.

— Да, — вздохнул Кендрик. Он хорошо знал своего двоюродного брата. — Я заплачу тебе десять тысяч долларов и никаких вопросов не задавай.

— Извини, Клод, я хочу знать, что все это значит? Я не собираюсь впутываться в дела, о которых ничего не знаю.

Кендрик снова глубоко вздохнул. Он знал, что Роджер не пойдет ни на какое сотрудничество, пока он не откроет ему карты. Его озарило, как доставить икону в Швейцарию. Икона, которую будет нести хорошо известный детектив, успешно пересечет все границы. Зная, во что ему это обойдется, Кендрику ничего не оставалось, как выложить Маверику план похищения иконы и переброски ее в Швейцарию.

Глава 3

Следующие два дня Кэррол была так занята, что у нее не было ни одной свободной минуты. Она повела Лепски к Гарри Левину, считавшемуся лучшим закройщиком мужской одежды в городе. Лепски любил пестрые, кричащие расцветки и, по глубокому убеждению жены, не имел ни малейшего представления о том, что следует носить. Поэтому Кэррол подобрала ему серый угольного оттенка вечерний костюм, еще один спортивного типа, пару отдельных темно-синих брюк, четыре рубашки спокойных расцветок и три неброских скромных галстука.

Лепски все время тянулся к несуразным, по мнению Кэррол, пестрым рубашкам, но она твердо его предупредила, что за эти рубашки он будет платить сам.

Наконец, довольная, что ей во всем удалось убедить мужа и что он будет прилично выглядеть, она попросила мистера Левина все упаковать и заплатила по счету.

— Мне нужна новая шляпа, — сказал Лепски. — Давай подберем.

— Лепски! — возразила Кэррол. — Кто же сейчас носит шляпы, только копы и лысые старики! А я не хочу, чтобы ты походил на паршивого копа, не хочу.

— Черт знает что! Но я же коп! — закричал возмущенный Лепски.

— Никаких шляп! — сказала Кэррол твердо. — И если ты посмеешь взять с собой этот дурацкий колпак, который сейчас на тебе, я разрежу его ножницами на мелкие кусочки. А теперь марш на работу, а я займусь своими вещами.

Покинув что-то бурчащего себе под нос Лепски, она прошла два квартала к салону Маверика. Два часа она провела с закройщиками, которые закалывали и вынимали булавки, разглаживали и собирали сборками ткань, все время отпуская комплименты ее фигурке. Кэррол цвела. Наконец закройщики закончили примерку и сказали, что платья и костюмы ей будут доставлены через два дня.

Выйдя из примерочной, Кэррол нашла ожидавшего ее Маверика.

— Миссис Лепски! Я надеюсь, что вы довольны?

— Чудесно, — воскликнула Кэррол. — У меня нет слов для благодарности.

— Теперь сумки, чемоданы и обувь.

Еще час повозившись с Мавериком, который лез из кожи вон, чтобы ей услужить, она купили три пары обуви и два элегантных чемодана. «Деньги, — подумала она. — Вот что значит иметь деньги».

— Миссис Лепски, — сказал Маверик, — еще одна вещь.

— Больше ничего не нужно, — твердо возразила Кэррол, — больше семи тысяч я тратить не собираюсь.

— Вы пока истратили шесть с половиной тысяч, — сказал Маверик. — А как же чемоданы? Вам с мужем нужен в Париже красивый чемодан. Увы, в отелях о приезжих судят по чемоданам, а не по одежде. Вы, видно, этого не знаете.

Конечно, Кэррол не знала. Да и откуда ей было это знать. Она вспомнила, как однажды они уже с Лепски ездили отдыхать с ужасным чемоданом, который достался ему в наследство от деда. Видя ее колебания и нерешительность, Маверик подал знак одной продавщице, и та тотчас же вернулась с парой великолепных чемоданов из темно-синей кожи с ободками вишневого цвета.

— Эти вещи имеют историю, — соврал Маверик. — Их заказала одна из моих очень богатых клиенток, которой нелегко угодить. Потом она их вернула, так как нашла их недостаточно вместительными. Но заказ она, конечно, оплатила. Вам повезло, мадам. Я могу предложить их вам за сто долларов. Что вы на это скажете?

Кэррол осмотрела чемоданы. Таких она никогда раньше и не видела, не то чтобы иметь.

— Но это же почти даром!

— Не совсем. Мне же за них уплатили. С удовольствием окажу вам эту маленькую любезность.

Все колебания у Кэррол исчезли.

— Я их бегу с благодарностью.

— Очень разумно! Миссис Лепски, у меня есть дамская сумочка под цвет этих чемоданов, и ее я хотел бы предложить вам в подарок. Это в самом деле великолепная вещь.

Продавщица принесла сумку.

Когда Кэррол увидела ее, она чуть не онемела от восторга.

— Вы хотите просто подарить ее мне?

— Конечно! За нее уже тоже заплатили. Пожалуйста, примите ее.

— Благодарю вас. Какая красота! Мне так повезло!

— Вам доставят платья и сумки в среду. Кажется, вы улетаете в четверг?

— О, я хочу сейчас забрать их с собой! — воскликнула Кэррол, не желая расставаться со своими покупками.

— Конечно, миссис Кэррол. Я только поставлю на них ваши инициалы, а в сумочку положу наш специальный набор косметики и отполирую кожу. Оставьте их пока у меня.

— У меня нет слов, мистер Маверик! Итак, до среды.

— Задержки не будет, мадам. — И Маверик проводил ее до лифта. Через три минуты он уже звонил по телефону Кендрику.

— Все уладилось, дорогой Клод. Она в восторге от чемоданов и сумки. Я их задержал, обещав доставить в среду.

— Великолепно! — воскликнул Кендрик. — Наш «предметах» имеет размеры восемь на десять дюймов и толщиной один дюйм.

— Сумку мне придется лично разобрать. «Предметах», конечно, утяжелит ее, но незначительно.

— Ну, с этим ты справишься, дорогой.

— Она ее даже не брала, поэтому не почувствует разницы. Я думаю заполнить сумку разной красивой и дорогой косметикой. Она будет так дорожить ее содержимым, что не расстанется с ней ни на минуту, и уж конечно, не оставит ее и не забудет ее никогда.

— Блестящая работа, Роджер!

— Ты должен мне три тысячи долларов, Клод.

Кендрик вздохнул:

— О’кей.

— И сто тысяч после получения денег.

И снова Кендрик вздохнул, на этот раз глубоко, но произнес все то же о’кей.

— Договорились. Пришли Луи ко мне во вторник вечером. Пока, — и Маверик повесил трубку.

Кендрик поправил парик и позвал Луи.

— Как насчет копии, малыш? Она готова?

— Конечно… прекрасно сделана, — ответил Луи. — Он неуверенно взглянул на Кендрика. — Ой, бэби, страшно боюсь. Не выходит у меня все это из головы.

— Принеси! — отрезал Кендрик. Он сам не был в восторге от операции, но три миллиона долларов гипнотизировали его.

— Да, выполнено мастерски, моя радость, — сказал он, когда Луи вернулся вместе с дубликатом. Он внимательно рассматривал копию и сравнивал с иллюстрацией оригинала.

— Не удалось очень точно подобрать цвета, но вообще очень близко.

— Мне очень нравится. Успокойся, милый! Лучше думай о своем фрике.

Он отправился в «Спениш Бей», где нашел Хэддона, загорающего на террасе.

— Зайдем в номер, Эд, — сказал Кендрик после того, как они обменялись рукопожатием. В роскошных апартаментах Хэддона, тщательно заперев дверь, Кендрик извлек копию.

— У тебя хороший исполнитель, — сказал Хэддон, взяв в руки копию и рассматривая ее. — Как раз то, что нужно нам.

— Давай сядем. Я, кажется, нашел возможность переправить икону в Швейцарию. Если это не сработает, то другой возможности я не вижу. Риск, конечно, есть, но небольшой.

Хэддон усмехнулся и потер руки.

— Я был уверен, что ты с этой задачей справишься, Клод. И как ты собираешься это сделать?

— Первое: ты совершенно уверен, что икона у тебя будет?

— Не трать напрасно время. Я уже говорил —^; получишь ее, во вторник, — раздраженно ответил Хэддон. — С этим кончено. Как ты будешь перебрасывать ее в Швейцарию?

Кендрик рассказал ему о Роджере Маверике.

— По чистой случайности жена одного полицейского офицера пришла в салон к Роджеру заказать себе платья и все необходимое для поездки в Европу. Они с Лепски будут в Париже, Монте-Карло и в Швейцарии. Значит, они пересекут франко-швейцарскую границу и пройдут там таможню. Мой брат продал им чемоданы и дамскую сумочку. Он разберет сумку, вставит в нее второе дно и положит в него икону. Как тебе это нравится?

— Ты хочешь воспользоваться копом, чтобы переправить икону в Европу? — Хэддон даже раскрыл рот.

— А что может быть надежнее? Кто заподозрит детектива первого класса в контрабанде? Лепски отлично знают на таможне в аэропорту Майами. Они помашут там ему ручкой на прощание. Он покажет свой жетон французским и швейцарским таможенникам, и опять ему помашут ручкой. Кто будет дотошно копаться в сумке его жены? Как тебе это нравится, Эд?

Хэддон подумал немного, и затем усмехнулся.

Похоже, что дело приобретает реальные очертания, Клод. По-моему, ты это здорово придумал.

— Да, но… — Кендрик глубоко вздохнул. — Но еще есть трудности.

— Что же еще?

— Мы вручаем жене Лепски шесть миллионов долларов. Она, конечно, об этом не подозревает, но тем не менее эти деньги будут у нее. Что я о ней знаю? Может, она разиня? Может, она где-нибудь оставляет свои вещи, теряет их? Вдруг она где-нибудь забудет сумку?

— Да она скорее забудет где-нибудь свои штанишки, чем сумку с дорогими ее сердцу вещами.

— И тем не менее женщина способна сделать самые невероятные вещи, как, например, оставить где-нибудь драгоценности.

— Ты прав, Клод. Я об этом подумаю. — Он посмотрел на часы. — Придется полететь в Вашингтон и поговорить с Брэди. Нужно будет устроить так, чтобы кто-нибудь был с ними и следил за сумкой, пока они не пересекут швейцарскую границу. Брэди что-нибудь придумает.

— Нужен кто-нибудь, Эд, кто бы не выпускал их из виду, находился с ними, может быть подружился и следил бы за сумкой. Но предупреди Брэди, что Лепски опытный и умный коп. У него не должно возникнуть подозрение, что за ним тянется хвост.

— Положись на меня. Я сам привезу тебе икону во вторник в 17 часов и проинформирую тебя обо всем, что мне удастся сделать. Не беспокойся — и этот номер сработает.

Через четыре часа Хэддон уже разговаривал с Лу Брэди, который все еще был одет «священником». Брэди одобрительно кивнул головой, когда услышал о плане Кендрика контрабандно переправить икону в Швейцарию в сумке Кэррол Лепски. Он признал эту идею блестящей. После этого Хэддон поделился с ним опасениями Кендрика.

— Здесь, Лу, мы должны помочь Клоду. Я прослежу, как Лепски будет проходить таможню в аэропорту в Майами. Когда они прибудут в Париж, нужно, чтобы кто-нибудь проследил, что с сумкой все в порядке и что она у них. У тебя есть кто-нибудь там, на кого можно положиться?

Брэди немного подумал, потом утвердительно кивнул головой.

— Никаких проблем. Пьер и Клодетта Дювайн. Это мои французские связные. Будь спокоен, Эд. Надо, конечно, хорошо им заплатить. Они присосутся к ним, как пиявки, и будут следить за ними вплоть до швейцарской границы.

— Ты в этом уверен?

Брэди улыбнулся.

— Все о’кей, мой дорогой Эд!

Хэддон с облегчением вздохнул.

В уютном и красиво обставленном двойном номере отеля на рю Алфред Брунье в Париже Пьер Дювайн сидел на стуле, тоскливо пересчитывая оставшиеся в бумажнике купюры. Это был смуглый брюнет тридцати семи лет, которого часто принимали за известного киноактера Алена Делона из-за внешности и фальшивого сходства. Будучи экспертом по антиквариату, драгоценностям и живописи XVIII века и работая на выгодных комиссионных началах, он поддерживал связь с Лу Брэди, давая ему информацию о возможных кражах. Известно, что Париж, так же как и Парадиз-Сити, вымирал в августе и возвращался к деятельности в начале сентября. Обычно Пьер с женой проводили август на море, но он попал в аварию и только недавно вышел из больницы. Очень привязанная к нему Клодетта осталась в Париже, чтобы навещать мужа каждый день.

Пьер хмуро мусолил пальцами тоненькую пачку банкнот, и настроение у него испортилось вконец. Клодетта вышла из ванной.

— Ну, как у нас с деньгами? — спросила она, видя, как Пьер пересчитывает купюры.

Клодетта, будучи пятью годами моложе мужа, даже в десять утра, едва выпрыгнув из постели, была очаровательным созданием. Это была высокая стройная женщина с копной волос золотисто-медного венецианского отлива с зелено-изумрудными глазами.

Длинноногая, с проворными и быстрыми движениями тела и рук, она играла важную роль в махинациях Дювайна. Время от времени она соблазняла пожилых богатых мужчин, которые приглашали ее к себе в дом и щедро платили. Но этого ей было мало и ока высматривала, чтобы можно было украсть ценного. Не противясь любовным утехам и отдаваясь в мужских постелях, она, возвратившись домой, давала Пьеру подробное описание всех предметов искусства, которые можно было украсть и которые того стоили, всех систем запоров и замков и сигнализации. Информация дальше передавалась Лу Брэди, который и совершал кражи. Дювайны были поистине счастливой супружеской парой, хотя иногда Пьер хандрил и становился раздражительным. Клодетта, привыкшая по малейшим признакам угадывать испортившееся настроение мужа, умела успокоить его и снимала с него хандру утонченными сексуальными приемами.

— Денег остается мало, — мрачно сказал Пьер. — А после оплаты того счета у нас вообще ничего не останется.

Клодетта нежно потеребила его по голове.

— Не расстраивайся так, мое сокровище. Всегда что-нибудь да подвернется. Через пять минут я принесу тебе кофе.

Пьер похлопал ее по заду и слегка улыбнулся.

— Что бы, дорогая, я без тебя делал?

Она вышла в кухню, оставив мужа в который раз пересчитывать деньги. У него было немногим больше 10 тысяч франков, и он кисло улыбнулся. Среди многих его талантов были и карманные кражи, но с тех пор как он стал работать на Лу Брэди, он перестал шарить по чужим карманам. Но, может быть, подумал он, к этому стоит вернуться, пока сливки общества не вернутся в Париж после летних каникул. Он попытался откинуть эту мысль, справедливо понимая, что риск очень велик, так как он утратил за это время навыки.

В тот момент, когда Клодетта внесла поднос, зазвонил телефон.

— Кто бы мог это быть? — Пьер встал и снял трубку. — Пьер Дювайно, — неуверенно вымолвил он.

— Это Лу Брэди! — голос доносился очень отчетливо, как будто между ними не было Атлантического океана. — Я из Вашингтона. Для тебя есть работа. Встречай меня в Хилтон Баре в аэропорту Шарля де Голля в 23.30 сегодня вечером. Будь с Клодеттой, — и линия отключилась.

— Это Брэди! Работа! — воскликнул Пьер, устремив на жену лучистый взгляд.

Они оба знали, что работа с Брэди всегда обещала хороший фрик.

— Вот видишь, радость моя? — закричала Клодетта, ставя поднос на стол. — Я же сказала, что что-нибудь подвернется, — и она бросилась в объятия Пьера.

Ровно в 23.00 Пьер вошел в помещение Хилтон Бара. Они оглядывались по сторонам, не вида нигде Лу Брэди, пока чья-то рука не коснулась руки Пьера. Оглянувшись, он увидел незаметного человека с бородкой и усами, полного и в очках, сваливающихся на нос. Супруги привыкли к перевоплощениям Лу, но в первый момент даже они растерялись.

— Пойдемте в мой номер, — спокойно сказал Брэди.

По дороге на четвертый этаж никто не проронил ни слова. Уже войдя в номер Брэди, Пьер воскликнул:

— Ты сама фантастика, Лу!

— Знаю! — Брэди посадил гостей на стулья, а сам сел на кровать. — Для вас двоих срочное и важное дело. Слушайте внимательно.

Ничего не упомянув об иконе, Брэди сказал им, что они должны находиться рядом с семьей Лепски и не выпускать их из виду, как только те приземлятся в аэропорту Шарля де Голля в следующую пятницу.

— Они проведут некоторое время в Париже и Монте-Карло, а затем отправятся в Швейцарию. Все это время вы должны быть с ними неразлучны, как грудной ребенок с соской. У этой женщины в руках будет сумка. В этой сумке находится предмет, который должен беспрепятственно попасть в Швейцарию, и о существовании которого они не подозревают. Я не думаю, что на швейцарской границе возникнут какие-нибудь трудности, но вы дожлны быть уверены, что женщина провезла ее с собой через границу.

Пьер насторожился:

— Что за предмет?

— Тебе это ни к чему, но он ценный!

— Надеюсь, не наркотики?

— Конечно нет. Всего лишь произведение искусства.

Пьер и Клодетта обменялись взглядами.

— Хорошо, мы это сделаем. Сколько мы получим?

— Двадцать тысяч в швейцарских франках и дополнительно на все текущие расходы, — сказал Брэди, который во время полета все высчитал. — Можете рассматривать работу как оплаченный отпуск. Совсем неплохо, а?

— Давай разберемся, — сказал Пьер, который знал, что с Брэди нужно быть осторожным. — Мы должны следовать за той парочкой, останавливаться в одних отелях, чтобы эта женщина не расставалась со своей сумочкой и не оставила ее, когда будет переезжать из отеля в отель и когда они пересекут швейцарскую границу. Потом мы получим двадцать тысяч швейцарских франков, так?

Брэди потеребил свою фальшивую бороду.

— Ещё одна маленькая вещь, Пьер. Вы также проедете с ними в Швейцарию. Там вы возьмете их сумку, когда их не будет в номере, и привезете ее мне в отель «Эден» в Цюрихе, после чего получите деньги.

— А кто эти люди? — спросила Клодетта.

— Хороший вопрос. Вы, конечно, должны знать это. Он — детектив первого класса в Парадиз-Сити. Она — его жена.

— Ты хочешь сказать, что я должен стянуть сумку у жены опытного копа?

— А что в этом особенного?

— Очень многое. Как только сумка исчезнет, коп поднимет такой гвалт! Это не нравится мне, Лу.

Брэди улыбнулся.

— Успокойся, он не узнает, что сумка пропала, она тоже не узнает об этом. У меня есть точная копия этой сумки, сделанная на заказ, и ты просто оставишь ее вместо настоящей, естественно, переложив ее содержимое в дубликат, спокойно выйдешь из номера. Ни он, ни жена, конечно, ничего не заподозрят.

Дювайн подумал немного и одобрительно кивнул головой.

— Неплохо придумано. Ладно, пойдем дальше. Где они будут останавливаться? Ты говоришь, в Париже и Монако, но там не получишь номера без предварительного заказа. Мы должны точно знать, в каких отелях заказывать номера.

— Я это предусмотрел. — Брэди вынул из кармана сложенный лист бумаги. — Об этом побеспокоился Эд. Двоюродный брат Кендрика мистер Маверик специально ходил в «Америкэн Экспресс» и спросил у девушки, оформлявшей маршрут путешествия, адреса отелей во Франции, где они собираются останавливаться. Он сказал, что собирается посылать им цветы во все отели. Она дала ему копию их маршрута. Вот она. Они остановятся в «Эксельсиоре» в Париже на четыре дня, затем в Монако в «Метрополе» три дня и, наконец, во «Дворце Монтрэ» в Монтрэ, так что ты на, возьми и можешь заказывать себе номера заранее, — и он передал Пьеру листок бумаги.

Тот внимательно рассмотрел его, взглянул на Брэди и улыбнулся.

— У меня есть идея. Что если мы случайно окажемся в аэропорту Шарля де Голля, когда прибудут эти Лепски? Предположим, Клодетта заговорит с ними, затем подойду я? «Вы остановитесь в «Эксельсиоре»? Какое совпадение. Мы там тоже останавливаемся, а затем отправляемся в Монако. У меня на стоянке машина. С удовольствием захватим вас»… Я знаю американцев и уверяю тебя, Лу, что к моменту приезда в отель мы будем друзьями. Американцы любят, когда им оказывают внимание. Затем я предложу им поездку по Парижу, а потом повезу их в Монако. Таким образом, сумка всегда будет у нас на глазах. Как тебе нравится?

— Неплохо. Но не вздумай недооценивать Лепски. Он коп. Не будь уж очень назойливым.

— Ладно. А теперь хорошо бы немного денег авансом, Лу. Я совсем на мели.

Брэди достал, бумажник.

Когда Густав Хольц складывал в портфель документы, вошел Радниц.

— Вам нужно повидать Кендрика и узнать от него точно, как он собирается переправить икону в Цюрих и с кем он работает. Если я не буду точно убежден, что он сможет доставить икону, я бросаю это дело.

— Да, сэр, — ответил Хольц. — Сейчас же этим займусь.

— Подождите. — Радниц зажег сигару. — Нужна какая-то замена Лу Силку[1].

Глаза Хольца на минуту сузились. Лу Силк был наемным убийцей Радница, безжалостный мясник, который избавлял Радница от людей, готовых разрушить его махинации. Несколько месяцев тому назад Силка убили, но дело это не было связано с заданием Радница.

Из опыта Радниц знал, что Хольц быстро и оперативно решает все его проблемы, но даже он удивленно взглянул на него, когда тот, оказывается, уже позаботился об этом.

— Конечно, сэр… мой племянник.

— Ваш племянник? Что-то я ничего об этом не знаю.

— Мой брат и его жена погибли в автомобильной катастрофе. Их сын, тогда ему было три года, выжил. Его зовут Серж. Как единственный родственник я дал ему воспитание. Он получил отличное образование, свободно владеет английским, французским, немецким и русским языками. В восемнадцать лет он, вопреки моей воле, сделался наемным солдатом, и я потерял связь с ним на долгие десять лет. Затем однажды он появился у меня снова. Служба в армии ему надоела, и он попросил меня что-нибудь для него сделать. Он так напоминал мне Силка, что я оказал ему материальную помощь, имея в виду, что Силк может разочаровать вас или что его где-нибудь убьют, как это и случилось. Серж ничем не уступает Силку, а может даже и превосходит его. Я гарантирую.

— Вы незаменимый человек, Хольц, — сказал Радниц. — Вы, оказывается, рассчитываете еще дальше меня. Что сейчас делает ваш племянник?

— Совершенствует технику владения разными видами оружия… и ждет ваших распоряжений.

— Отлично. Раз вы за него ручаетесь, считайте, что он нанят на тех же условиях, на которых работал Силк. А теперь идите и поговорите с Кендриком.

Полчаса спустя Густав Хольц сидел кабинете Клода Кендрика. Тот, польщенный его появлением и боясь, что Радниц в последний момент может аннулировать сделку, рассказал ему во всех подробностях, как он собирается переправить икону в Швейцарию. Он также рассказал ему о своих сообщниках: Хэддоне, Брэди и Дювайне. Хольц выслушал, а потом сказал:

— Я хотел бы иметь фотографию сумки этой, чтобы показать мистеру Радницу.

— Нет ничего проще. Я сфотографировал ее, прежде чем сделать копию.

— Я уверен, что мистер Радниц останется доволен вашим планом. Поздравляю, — и он встал.

— Итак, оплата будет в Цюрихе? — спросил немного обеспокоенный Кендрик.

— Сразу же после доставки иконы.

Вернувшись в отель «Бельведер», Хольц познакомил Радница с деталями плана Кендрика. Радниц слушал, время от времени одобрительно кивая.

— Да, замечательно все продумано, — сказал он, рассматривая фотографию сумки, вдруг его лицо приняло хищное выражение. — С тех пор как Кендрик провалил то дело с коллекцией русских марок, которые ему не удалось достать, я решил проучить его. Закажите тоже копию такой сумки, и ваш племянник пусть доставит ее на мою виллу в Цюрих.

Всегда находящийся начеку Хольц заметил:

— Извините, мистер Радниц, но я считаю, что этого не следует делать.

— Почему?

— Молодой человек с женской сумкой немедленно может быть заподозрен в краже. А ему нужно будет пересечь две границы. Я знаю человека в Цюрихе, который с успехом сделает точно такую сумку. Типу нужно будет только выслать это фото.

Радниц удовлетворенно кивнул Головой.

— Вы, похоже, обо всем успеваете подумать, мой дорогой Густав. Я согласен и полностью полагаюсь на вас. А вашего племянника я ожидаю в конце недели.

Хольц склонил голову и, забрав фото, вышел.

Молодая негритянка потянулась во сне, издав мягкий стон удовольствия. Обнаженная, она лежала на кровати на смятой простыне. Ее худощавое тело блестело от пота, а длинные шелковистые волосы прядями лежали на лице. Это движение заставило лежавшего рядом мужчину встрепенуться с быстротой дикой кошки. Он оглядел маленькую грязную комнатку, затем спящую с ним рядом девушку и, наконец, взгляд его остановился на занавешенных окнах, частично задерживавших блеск флоридского солнца. Повернувшись и приподнявшись на локтях, он снова обежал взглядом обнаженное женское тело. Ему нравилось черное тело: белые женщины надоели ему. Они так много требовали, прежде чем отдаться. Черные милашки сразу говорили да или нет — и этот деловой подход ему нравился.

В свои двадцать восемь лет Серж Хольц был великолепным образчиком мужской породы и очень гордился огромной натренированностью своего тела. Высокий, с длинными до плеч волосами цвета спелой ржи, с мускулатурой боксера, длинноногий, он неизменно вызывал интерес у женщин, но этот интерес переходил в осторожность, когда он поворачивался: щеку его прорезал большой шрам. Лицо было узким, с коротким боксерским носом, глаза небольшие, с холодным металлическим блеском, но часто в них вспыхивал сексуальный призыв, который возбуждал женский пол.

Даже когда он смеялся, глаза его оставались беспощадными. Дружбу он не признавал. За долгое время службы в армии наемников, убивая, грабя и насилуя с другими в Конго и других странах Африки, он не сдружился ни с одним человеком. Даже в период обучения, будучи отличным студентом, он не снискал расположения ни одного педагога, которые всегда чувствовали в нем затаенный порок. Серж предпочитал одиночество. Когда не было боев в джунглях, Он часами проводил время в спортзалах, занимаясь боксом, каратэ и изучая все приемы, помогавшие быстро и бесшумно убивать. Телевизионные вестерны были его страстью. Со временем, тщательно изучив технику метания ножа, он стал непревзойденным экспертом в этом деле. Только с одним человеком он был искренен: со своим дядей Густавом Хольцем. Кода он не убивал безжалостно ради удовольствия или не охотился за женщинами, он интересовался деньгами. То, что Серж узнал о Раднице от своего дяди, производило на него впечатление. Серж с дядей долго беседовали о дальнейших его планах. Дядя обеспечивал его деньгами, обещая, что рано или поздно найдет для него место в империи Радница. Он рассказал ему также о роли Лу Силка. «У мистера Радница много врагов. Некоторые из них очень могущественны. Силку говорят — и враги исчезают. Силк получает четыре тысячи долларов в месяц, а за успешное выполнение операции еще пятьдесят тысяч каждый раз. Но он уже не молод. Он скоро либо отойдет от дел, либо его убьют. Ты займешь его место. Надо подождать, а пока тренируйся».

— Зачем ждать? Скажи мне, где найти этого человека, и он исчезнет, — говорил Серж.

— Нет, сейчас у тебя еще нет искусства Силка. Это отразится на работе. Кроме того, я не хочу, чтобы ты рисковал, да и Радниц может что-нибудь заподозрить. Жди и надейся на меня.

Когда Радниц переехал в Парадиз-Сити из Парижа, Серж перебрался в Майами, где дядя снял ему скромную однокомнатную квартиру. Он часами валялся на песке, купался, охотился за девчонками и метал ножи в пальмовые деревья. Он твердо верил в дядю и ждал своего часа.

Сегодня ему захотелось женщину и он погнал свою «хонду» в негритянский район Западного Майами. Он нашел эту девушку, которая теперь спала рядом с ним. Он купил ее за кокосовый орех. Ее муж уехал по делам из города и не вернется до вечера. Они посмотрели друг на друга, и Серж понял, что она не против. Прижавшись к нему на заднем сиденье машины, она направляла его к своей жалкой лачуге. Как только момент сладострастия проходил, Серж терял интерес к своим напарницам. И сейчас он соскочил с постели и влез в джинсы. Кода он надевал свою пропотевшую рубашку, он услышал, как скрипнули тормоза подъехавшей машины. Подскочив к ставням, он выглянул в щель. Перед домом стоял потрепанный старый «линкольн», из которого выпрыгнул крупный негр, одетый в светло-серый костюм. Его жестокое лицо отпугивало порочностью. Девушка тоже проснулась и села на постели. Лицо ее посерело от страха, когда муж навалился всей массой на запертую дверь. Она не ждала его так рано. Серж смотрел на нее, стоя у двери, которая принимала тяжелые удары. Злая ухмылка искривила его рот, и он быстро проскочил к двери слева. В этот момент дверь распахнулась и чернокожий, размахивая ножом и рыча, ворвался в комнату.

Девушка вскрикнула на кровати, закрывая руками груди, и отпрянула назад. Двигаясь незаметно, как кобра, Серж появился из-за двери. Ладонью открытой руки он ударил черного буйвола по шее ударом каратэ. Лачуга вздрогнула, когда негр, как подрубленное дерево, грохнул на пол.

Девушка снова вскрикнула.

— Успокойся, крошка, — сказал Серж.

— Он мертв? — она свернулась в комок в углу кровати, уставясь на распростертое тело. — Когда он придет в себя, он убьет меня.

— Не бойся, сейчас мы все устроим.

Серж наклонился над распростертым полутрупом и взял его за огромную ручищу. Следующим движением он схватил мизинец и отжал его в обратную сторону — послышался хруст сломанной кости. Схватив вторую руку, он опять сломал мизинец, затем, улыбнувшись девушке, сказал:

— Он теперь не сможет коснуться тебя, бэби! А чтобы он не вздумал бить тебя ногами, обработаем и их.

С этими словами Серж содрал с великана его огромные башмаки и легко переломал ему оба мизинца на ногах.

— Теперь он беспомощен и будет рад, что ты будешь заботиться о нем. — Затем он вышел и погнал свою «хонду» домой в Майами.

Вернувшись домой, он узнал, что ему срочно звонили из Парадиз-Сити. Глаза Сержа загорелись. Это мог быть только дядя. Он тут же набрал номер в отель «Бельведер».

— Это Серж, — сказал он, когда услышал голос Хольца.

— Немедленно приезжай сюда, прямо в отель, — сказал дядя. — Ты зачислен в штат у Радница, — и он повесил трубку.

Серж, задумавшись, медленно опустил трубку на рычаг. Несколько минут он постоял, потом начал лихорадочно упаковывать чемодан.

Время ожидания прошло. Впереди была работа.

Глава 4

Фред Скунер, возглавлявший штатную службу безопасности, охранявшую Музей изящных искусств в Вашингтоне, тоже стоял у пролета мраморных ступенек, ведущих ко входу на второй этаж, где экспонировалась коллекция из Эрмитажа. Ему было за пятьдесят. Темносиняя форма ладно сидела на его высокой плотной фигуре, а на голове он носил такого же цвета фуражку с заостренным козырьком. Золотые нашивки на рукавах отмечали его высокий ранг. Рядом с ним стоял агент из ФБР Джек Трамблер в черном штатском костюме, с непокрытой головой. Его пиджак слегка топорщился в том месте, где в кобуре под мышкой скрался специальный полицейский револьвер тридцать восьмого калибра.

Оба мужчины наблюдали за обычной очередью, которая неизменно образовывалась перед электронным экраном, мимо которого нужно было пройти. У входа стоял вооруженный охранник, регулировавший человеческий поток. Еще один охранник направлял людей к специальной нише, где они оставляли все, что несли в руках: зонты, свертки, сумки и так далее.

Трамблеру совсем не нравилась Эта процедура пустого времяпровождения и разглядывания этих любителей искусства и просто праздных бездельников, но он подчинялся инструкциям, в которых все было ясно и точно изложено. Кроме того, начальник строго предупредил его и четырех его подчиненных быть строго начеку.

«Этот проклятый город наполнен всякой швалью, — говорил ему начальник. Все экспонаты, конечно, имеют электрическую сигнализацию и возможность кражи маловероятна. Но ведь какой-нибудь псих может швырнуть в картину бутылку с кислотой и причинить ущерб, или мало ли что еще может прийти в голову дебилу. Я был на инструктаже у президента и не хочу никаких инцидентов».

Такие же инструкции из Белого Дома получил и Скунер. Даже когда в двадцать часов музей закрывался, были составлены смены и охранники дежурили и патрулировали музей всю ночью.

— Скорее бы эта выставка закончилась, — сказал Трамблер. — Еще остается одна неделя.

Скунер полностью был с ним согласен.

— Думаю, что последняя неделя может оказаться самой опасной.

— Вполне с тобой согласен. Если кто-нибудь что-то удумает, то поднимется что-то невообразимое, — промолвил Трамблер хмуро. — Советское правительство с полным основанием будет упрекать наших в невероятной безответственности, и в дальнейшем это может отразиться на развитии культурных связей. Какие у тебя отношения с ребятами из КГБ, которые привезли выставку?

— Дав общем неплохие. Все это приятные и общительные парни, но дело свое знают.

В то время, когда двое мужчин разговаривали, поток людей прибывал, увеличивалась очередь на первом этаже. Небольшой синий фургон с надписью крупными буквами на борту «Вашингтон Электрик Корпорейшн» подкатил к главным воротам, и высокий негр в униформе корпорации, выпрыгнув из него, направился к одному из охранников.

— Звонил мистер Скунер, — сказал он. — У вас там что-то с электрощитком.

Охранник посмотрел на него.

— А вы знаете, где находится щиток с предохранителями?

— Конечно, сами и ставили.

В это время подрулил большой туристический автобус с кондиционером, и охранник, махнув рукой, пропустил машину электрокорпорации. Фургон завернул за фасад музея, где не было никакой охраны. Из подъехавшего автобуса вышел невысокого роста полный сияющий священник.

— Преподобный отец Хардкасл, — мягко представился он. — Со мной целый выводок. Это моя паства. Вот привез их посмотреть выставку. У нас уже давно заявка.

Охранник принял строгий вид, видя, как тридцать пять вьетнамских беженцев глядят из автобуса на своего священника.

— Ваши билеты, сэр, — произнес охранник, отдавая честь его преподобию.

— Конечно. — Священник вынул пачку билетов и паспорт.

— Паспорт не нужен, сэр.

— Я предполагал, что охрана очень строгая, и захватил с собой паспорт, — сказал служитель, пряча паспорт в карман.

Все служители церкви, толстые и тощие, были, по мнению охранника, обжоры и надоеды. Он проверил билеты, взглянув на выглядывающие желтые лица, пробурчал что-то себе под нос, а затем махнул шоферу.

— Проезжайте, — сказал он священнику — В вестибюле строгая проверка и порядок. Скажите своим людям, что ничего не разрешается с собой брать, все нужно оставить в автобусе: зонты, сумки, трости и любые металлические предметы. Этим вы сэкономите свое время, иначе через скеннер вам не пройти.

— Спасибо, я все понял, — и священник вернулся в автобус, который направился к главному входу в музей. Приехавшие создали маленький затор и сумятицу, когда стали выходить из автобуса, особенно две последние женщины, которых пришлось поддерживать за локти. Видно было, что они беременны и почти на сносях.

— Черт возьми! — проворчал Скунер. — Ты только посмотри на эту компанию. — Он уставился сверху на группу вьетнамцев — среди них были мужчины, женщины, некоторые даже с детьми, все в национальных костюмах: женщины в кимоно, мужчины в белых рубашках и черных брюках. — По-видимому, беженцы, — продолжал Скунер.

— Взгляни-ка на тех двух женщин, — тихо проговорил Трамблер. — У них такой вид, что они могут вот-вот разродиться.

— Упаси их бог, нам только этого еще не хватало!

Внизу, в вестибюле первого этажа, Чик Хэрли, охранник у главного входа, тоже с любопытством разглядывал двух беременных вьетнамских женщин. Дело в том, что он с женой обожал детишек, и они то же со дня на день ждали прибавления семейства, и поэтому вид этих двух вьетнамок вызвал у него прилив особых нежных чувств.

В то время как полный священник, зажав в руке пачку билетов, приближался к нему во главе своей группы, Хэрли в свою очередь тоже направился к нему.

— Здесь есть лифт, сэр. Этим двум женщинам не следует подниматься по ступеням.

— Вы очень предупредительны и любезны, — заулыбался священник.

Хэрли смущенно улыбнулся.

— Мы с женой со дня на день ожидаем рождения ребенка, сэр.

— Отлично! Примите мои поздравления.

Хэрли махнул рукой в сторону лифта и быстро пошел к своему посту у входа. В то время как группа вьетнамцев взбиралась по лестнице, священник и две беременные женщины вошли в лифт. Священник сказал:

— Идите за мной и не расходитесь по сторонам, — и он вошел в первый зал выставки.

— А ведь некоторые вьетнамки очень красивы, — задумчиво сказал Трамблер. — С удовольствием бы прокатился с какой-нибудь из них.

— Не отвлекайтесь, Трамблер, — резко оборвал его Скунер. — Возьмите на себя правое крыло, а я левое.

Вся вьетнамская группа двигалась от одного экспоната к другому, иногда задерживаясь, чтобы прослушать комментарий священника. Трамблер прошел мимо ниши, в которой была расположена икона Екатерины Великой и возле которой почти никто не останавливался, и направился в расширенную часть зала, где были развешены самые лучшие полотна. Здесь народу было значительно больше, и он увидел всех пятерых сотрудников КГБ и некоторых из своих людей, наблюдавших за посетителями. Священник остановился к одного окна и увидел, что синий фургон выезжает с территории выставки через главные ворота. Взглянув на часы, он перешел к следующему экспонату. Еще через десять минут он прервал свои пояснения и кивком головы подал знак одной из беременных женщин. Она отделилась от группы и подошла к охраннику, с трудом сдерживающему зевок. Он дежурил прошлой ночью и с нетерпением ждал конца своей вахты.

— Скажите, сэр, где здесь туалет?

Он взглянул на ее оттопыренный живот и дружелюбно улыбнулся:

— Вон в ту дверь, мисс.

— Спасибо, сэр. — Женщина направилась к двери в дальнем конце со стороны ниши с иконой в тот момент, когда туда подходил священник со своей группой.

— А вот здесь, друзья мои, первая известная русская икона, очень почитаемая русской императрицей Екатериной II.

Группа расположилась вокруг каната, отгораживающего стеклянный футляр. К ним направился охранник.

— Пожалуйста, не подходите близко к канату, — сказал он.

— Да, конечно, — ответил священник и достал иллюстрированный каталог выставки, который у него был с собой. Когда охранник отошел, он продолжал:

— Художник неизвестен, но как вы сами видите…

Вдруг послышалось громкое шипение и из-за огромной картины, размещавшейся возле двери дамского туалета, повалили густые клубы черного дыма. Вьетнамцы устроили суматоху. Женщины и дети, закричали и стали расталкивать друг друга. Охранник побежал к месту, откуда вырывался дым, но тут же отскочил обратно, задыхаясь и кашля. Всеобщая паника охватила людей в зале. Крики «Пожар», «Горим» неслись из зала в зал. Все помчались в разные стороны, ища выходы.

Скунер, услышавший шум, бежал из левого крыла здания в самую гущу черного дыма. «Огня нет, — говорил он себе, — это дымовая бомба». Он подбежал к ступеням и закричал вниз Хэрли:

— Закрыть все двери. Никого не выпускать.

Другой охранник, стоявший вместе с Хэрли, рванулся к Скунеру, перепрыгивая через несколько ступенек. Бежавшие в панике по ступенькам вьетнамцы чуть не сбили его, но все же Скунеру и охраннику удалось преградить им путь.

— Остановитесь! — закричал Скунер. — Опасности нет.

Оставшийся один у входных дверей Хэрли подпирал своей мощной спиной закрытую дверь и смотрел на царившую наверху суматоху.

— Друг мой.

Он повернулся и увидел рядом толстого священника. Дверь лифта была открыта, и одна из беременных вьетнамок лежала на полу.

— Я боюсь, как бы это не дало толчка к родам. Мистер Скунер уже позвонил и вызвал «Скорую помощь». Вот я уже слышу звук сирены. Помогите, пожалуйста.

Не растеряйся Хэрли, он бы, конечно, понял бы, что Скунер, борющийся с желающими пробиться к лестнице, просто не имел возможности звонить по телефону, но неистовый стон, издаваемый лежавшей на полу вьетнамкой, и звук сирены приближающейся «скорой» совершенно все перепутал в его голове.

Боже мой, подумал он, это могло произойти и с Мэгги.

Он поспешил вместе со священником к девушке, и они вдвоем подняли ее на ноги. Лицо ее, блестевшее от пота, дергалось от боли.

— Пропустите санитаров, — резко сказал священник.

В полной прострации Хэрли подскочил к двери, откинул задвижку и впустил двух негров с носилками в форме санитаров. Он не мог знать, что только четверть часа тому назад эти же люди были в форме электриков «Вашингтон Электрик Корпорейшн». Они положили девушку на носилки и, прежде чем Хэрли успел что-либо сообразить, санитары уже вышли, поставили носилки в машину, которая стояла с незаглушенным двигателем, и тотчас же умчалась с завывающей сиреной.

— Отлично! — воскликнул священник. — Спасибо. Теперь я доложен вернуться к своим людям и разобраться, что там произошло.

Он двинулся в сторону лифта и, нажав кнопку третьего этажа, подождал, пока лифт не остановился. Люди, рассматривавшие картины на третьем этаже, собрались наверху у лестницы. Священник вошел в мужской туалет и закрыл дверь. Три минуты спустя дверь открылась и из нее вышел молодой худощавый человек в спортивной рубашке и черных брюках. Он тотчас же смешался с толпой, которую сдерживал охранник. Толпа к этому времени немного успокоилась. Все окна раскрыли настежь, и густой дым начал рассеиваться.

Скунер все кричал в мегафон:

— Пожара нет. Это чья-то глупая шутка. Всем оставаться на месте!

Как овцы, толпа повиновалась. Трамблер подошел к Скунеру.

— Посмотрите, — он показал Скунеру пластиковый контейнер, — самодельная дымовая бомба.

— Этот сукин сын все еще здесь! — завопил Скунер. — Мы найдем его.

Приложив мегафон к губам, Скунер, вспотевший и чувствовавший, что ему не избежать неприятностей, возвестил толпе, что какой-то шутник подбросил дымовую бомбу и теперь, прежде чем всех выпустить, нужно переписать все фамилии и адреса для того, чтобы отыскать и наказать виновного, а для этого нужно всем снова встать в очередь. Кроме того, продолжал Скунер, следует установить, не нанесен ли какой-нибудь ущерб экспонатам. Облегченно вздохнув, люди начали смеяться. После того как второй этаж был очищен, советские эксперты прошли по залам выставки с целью установить возможный ущерб. Один из них, подойдя к футляру иконы Екатерины II, стал внимательно ее рассматривать. Видимо, чем-то смущенный, он перешагнул через канат и вплотную подошел к ней — стеклянный футляр оказался не запертым. Скунер с замирающим сердцем наблюдал за ним. Он ждал, что как только до футляра дотронутся, завоет сирена, но сирена молчала и тревоги не последовало.

Советский эксперт вынул икону из футляра, посмотрел на нее и затем повернулся к Скунеру. Лицо его пылало гневом.

— Икону подменили!

Услышав это, Трамблер повернулся и рванулся к ближайшему телефону.

Черный «мерседес» с номером В 28 CЛ свернул в небольшой переулок и проскользнул во двор полуразрушенного дома. Эд Хэддон взглянул на часы. Оставалось ждать еще десять минут, но он был совершенно спокоен: Эд глубоко верил в искусство и мастерство Лу Брэди. Операция была хорошо спланирована, и лишь совершенно непредвиденное обстоятельство могло все испортить, но это Хэддон исключал совершенно.

Через десять минут во двор въехала машина «скорой помощи» и шофер-негр, выскочив из нее, подбежал к двойным воротам и закрыл их. Затем, подойдя к Хэддону, он поднял вверх большой палец:

— Все в порядке, босс, — сказал он сияя, — все прошло как по маслу. — Он открыл багажник машины, и из него вылезла вьетнамка, уже безо сяких признаков беременности, одетая в темно-красные брюки и желтую блузку, в которые она уже успела переодеться. Она подошла к Хэддону и протянула ему икону. Тот внимательно осмотрел ее и, убедившись, что это подлинник, достал из кармана три конверта. Два из них он отдал негру и один девушке.

— О’кей, — сказал он, — а теперь открывайте ворота — и исчезаем.

Шофер открыл ворота, и Хэддон, махнув на прощание рукой, не превышая скорости, спокойно выехал на улицу и далее в сторону аэропорта. Прибыв туда и поставив машину на стоянку, он взял лежавший на заднем сиденье портфель, затем открыл его, нажав скрытую пружину, которая обнажила второе дно, положил туда икону, закрыл портфель и вышел из «мерседеса». Он направился в зал для вылетающих. Девушка у конторки, почувствовав в нем важного клиента, обдала его многообещающей улыбкой и сказала:

— Рейс на Майами через десять минут.

Кивнув, Хэддон подошел к киоску и купил «Тайм», затем вошел в зал поменьше, где смешался с другими бизнесменами, также ожидавшими рейс на Майами.

Прибыв в Майами, он взял в агентстве Герца напрокат «линкольн» и прямиком махнул в Парадиз-Сити. Растворившись в потоке транспорта, он взглянул на часы. Было 15.05. «Все прошло отлично», подумал он. Происшедшее в Вашингтоне ни наминуту не удивило его, он лишь беззвучно улыбался, представляя себе, какая поднялась катавасия в музее. Брэди, конечно, принял все меры предосторожности и, должно быть, сейчас направляется в Нью-Йорк.

Еще через час Хэддон уже входил в галерею Кендрика, где Луи де Марнэ нервно ходил взад и вперед, задевая предметы и потом все возвращая на прежние места. Он был полон напряженного ожидания. Увидев входящего Эдда Хэддона, он издал глубокий вздох облечения.

— Где Клод? — резко спросил Хэддон.

— Ожидает в кабинете, — ответил Луи. — У вас все в порядке?

Хэддон, ничего не ответив, быстро прошел через галерею и толкнул дверь кабинета Кендрика.

Тот нервными шагами мерил ковер, парик у него сдвинулся на бок.

— Эд! Дорогой! — воскликнул он, — Я совсем истерзался. Ну что… у тебя?

Хэддон закрыл дверь и пересек комнату к столу Клода. Он положил на него портфель, раскрыл его и, повернувшись с гордой улыбкой, вручил икону Кендрику.

— Слава богу! — воскликнул тот. — Как я беспокоился! Ты бесценный, бесценный человек! — Затем, тревожно взглянув на Хэддона, вдруг спросил: — Как прошло? Надеюсь, без насилия?

— Без сучка и задоринки. Теперь начинается твоя работа.

— Да, да, — залепетал Кендрик и, сделав шаг к двери, позвал Луи. После этого он подошел к телефону и набрал номер Маверика. Когда тот снял трубку, Кендрик произнес: — Товар прибыл, срочно посылаю к тебе Луи. Отличная работа, никаких проблем.

Луи проскользнул в кабинет. При виде иконы глаза его засветились.

— Радость моя, — воскликнул Кендрик, — упакуй и отнеси Роджеру. У него все готово, и он ждет.

Луи взял в руки икону и стал рассматривать ее со всех сторон.

— Я думаю, что мои краски поярче, не так ли?

— Быстро… быстро.

Когда Луи вышел, Кендрик подошел к бару.

— Я так изнервничался, что должен немного выпить, дорогой Эд. Тебе налить?

— Нет, нет, спасибо. Нанервничался? Я же говорил, то привезу, и вот достал. Через час-другой поднимется такая заварушка, что действительно придется понервничать.

— Да, могу себе представить. А те вьетнамцы? Полиция возьмется за них.

— Ну и что? Они ничего не знают. Единственно, кто замешан, так это те две «беременные» шлюхи. Та, которая была с бомбой, сразу избавилась от своего живота в туалете, где тотчас же переоделась. Документы у нее фальшивые. Она вышла и смешалась с толпой. Вторая, которая привезла икону, вероятно, уже в Нью-Йорке, следы ее потеряны.

Кендрик поправил на голове свой парик.

— Ну, а Лу?

Хэддон засмеялся.

— Лу такой человек, о котором не надо беспокоиться. Проще поймать жар-птицу, чем его.

Кендрик отпил свой бренди, затем подошел к столу и сел.

— Значит, остается только переправить икону в Швейцарию с этими Лепски — и мы богаты.

— Именно так, — ответил Хэддон. Затем он замолчал и взглянул на Кендрика. — Смотри, чтобы твой покупатель не выкинул белый флаг в последний момент. Шесть миллионов — это сумма, которую не скоро соберешь. Ты в нем уверен, Клод?

— Конечно. Он необыкновенно богат. Я в нем совершенно уверен. — Клод снова отпил бренди, затем скользкая мысль вкралась в его мозг, от которой у него по спине пополз холодок: «А можно ли вообще быть уверенным, когда имеешь дело с Радинцем?» При этой мысли даже третий глоток не успокоил его расшалившиеся нервы.

Фред Скунер старался успокоить ведущего советского эксперта, Керемского.

— Ради бога, не волнуйтесь, — говорил он. — Хотя икону действительно похитили, но из помещения ее не вынесут. Вор все еще здесь, а значит, и икона. Это не иначе как кто-то из лиги «Защита евреев». Всех проверят, все имена и адреса будут записаны. Десять моих людей уже начали прочесывать музей. Даю слово, они найдут икону.

Но Керемский не успокаивался.

— Все это разговоры, но иконы нет.

Скунер пожал плечами и отошел. Он подошел к лестнице, посмотрел вниз и увидел, как охранники записывали фамилии и адреса посетителей, проверяли все вещи и только после этого отпускали. Операция проходила гладко, и Скунер был уверен, что никто не сможет вынести икону.

Лу Брэди в белой спортивной рубашке и черных брюках выложил фальшивый британский паспорт перед охранником.

— Я остановился в отеле «Делавер», — сказал он. — Весь день буду осматривать достопримечательности столицы, а затем отправлюсь в Оттаву в «Централь-отель».

Охранник посмотрел на него: еще один чертов турист. Он обыскал его и затем выпустил. Еще около полутора часов тридцать охранников были заняты с посетителями, пока наконец не отпустили последнего.

Скунер почувствовал облегчение. Икону не могли вынести из музея после такого тотального обыска всех. Теперь надо тщательно прочесать музей, и икона будет найдена. Затем он заметил, что один из его людей машет ему рукой.

— Я сейчас вернусь, — сказал он Керемскому и пошел к охраннику.

— В одном из женских туалетов что-то странное, сэр.

К ним подошел Трамблер.

— Что такое? — спросил он.

Вместе со Скунером они вошли в туалет, и охранник указал им на корзинку с тесемками, лежавшую на полу.

— Что это такое, черт возьми, — пробурчал Скунер.

— Не трогайте, — резко сказал Трамблер. Он подошел к корзинке, наклонился, обследовал ее и взглянул на Скунера: — Так вот как попала сюда дымовая бомба. Вот откуда взялась «беременность» у тех двух вьетнамок.

— Сэр!

Скунер повернулся и увидел возле себя еще одного охранника.

— В мужском туалете на третьем этаже лежат какие-то предметы одежды.

— Дьявол! — воскликнул Скунер, июни с Трамблером в сопровождении охранника пошли туда. На полу лежал черный пиджак, лысый парик, жилет и воротник священнослужителя.

Трамблер тотчас воскликнул:

— Это тот священник и те две косоглазые.

Оба помчались в вестибюль и спросили охранника у входа, сняли ли показания со священника и обыскали ли его.

Охранник смущенно ответил, что никакой священник не выходил. Скунер, судорожно глотая воздух, выпалил:

— Ну, а те вьетнамцы?

— Я записал все их имена. У них с собой ничего не было. Они остановились в пансионе «Христово братство».

— Когда ты проверял их, ты обратил внимание на двух беременных женщин? — грозно спросил Скунер.

— Я не заметил, сэр. Может быть, Хэрли. Он принимал подписанные листы и выпускал всех.

Скунер заспешил к тому месту, где у входа стоял Чик Хэрли. Кода суматоха прошла, он снова подумал о своей жене.

— Ты видел, как уходили те две беременные женщины? — спросил Скунер.

Хэрли заморгал глазами.

— Нет, сэр. Одну из них увезли на «скорой помощи», а другой вообще не было.

— Что еще за «скорая помощь»?

Хэрли начал заикаться. По спине его пополз холодок.

— Та, за которой посылали вы, сэр.

— Я? Что ты несешь?

Хэрли совсем растерялся.

— Когда повалил дым, сэр, подошел священник и сказал, что та вьетнамка находится в обмороке и вот-вот может родить прямо в музее, и поэтому вы вызвали «скорую». Через несколько минут машина прибыла и два негра-санитара вынесли ее отсюда на носилках. Так как вы вызвали «скорую», я выпустил их.

Скунер онемел, глаза его остекленели, как будто кто-то ударил его по голове плеткой со свинцовым наконечником.

Трамблер, примчавшийся из телефонной кабины, откуда он звонил начальству, схватил Скунера за рукав.

— В Вашингтоне нет никакого пансиона «Христово братство». Мы пропали.

Скунер все понял: икону не только украли, но и вынесли из музея.

— Джек! Ее нет! Что нам делать?

Трамблер помчался к телефону. Тридцать минут спустя все пути из США были перекрыты.

В среду, в одиннадцать утра к бунгало Лепски подкатил внушительного вида фургон. На каждой стороне его ярко-синей краской было выведено: «Маверик». Когда фургон с магическим именем остановился, все занавески в соседних домах сдвинулись и любопытные соседи Лепски с завистью наблюдали за происходящим.

Кэррол с утра была полна нетерпения и, увидев наконец подъезжающий фургон и завистливые взгляды соседей, почувствовала себя наверху блаженства. Высокий молодой и элегантный водитель в униформе цвета буйволовой кожи вышел из кабины, неся огромный короб. Робко улыбнувшись хозяйке, он вошел в дом и начал распаковывать коробки.

— Мистер Маверик хочет быть абсолютно уверенным, что вы вполне удовлетворены, мадам.

При виде молодого красавца Кэррол сначала растерялась, но он был так предупредителен и очарователен, что вскоре она пришла в себя.

— В чемодане с вашими инициалами, мадам, находится заказанные платья, обувь и вся мелочь. Чемодан мистера Лепски пустой. А вот этой дорожной сумкой, — и он указал на подарок Маверка, — хозяин особенно хотел знать, довольны ли вы?

После ухода посыльного Кэррол еще долго не могла на все налюбоваться: она рассматривала набор дорогой косметики, кошелек из крокодиловой кожи, золотом выбитые свои инициалы. Часом позже трое из ее лучших подруг, неспособных больше скрывать своего любопытства, уже стучались к ней. Это был звездный час Кэррол.

Маленький домик заполнился возгласами радости, зависти и восхищения, когда она показывала подругам свои приобретения.

Они жадно все разглядывали, примеряли на себя и мечтали о том дне, когда провидение пошлет им деньги и они смогут соперничать с Кэррол.

Наконец около 18.00 все разошлись. Они заспешили домой, чтобы приготовить что-то поесть своим мужьям. А Кэррол, немного уставшая, но счастливая, все еще сидела, перебирая все в сотый раз и вздыхая от переполнявшей ее радости.

Пришел Лепски. Из отпуска вернулся Фред Террел, и Лепски вводил его в курс дела, рассказывая о случившихся мелких преступлениях во время отсутствия начальника. Лепски любил приукрасить собственную роль в жизни города. Террел хорошо знал эту слабость своего инспектора, но слушал терпеливо, кивал головой и попыхивал трубкой.

— Итак, — суммировал Лепски, — украдено десять автомобилей и все найдены, три квартирные кражи и пять пьяных водителей.

— О’кей, Том, — сказал Террел. — Теперь ты свободен и можешь ехать в отпуск.

Вошел сержант Бейглер.

— Рапорт, сэр. Какой-то тип из окна своей квартиры стреляет из винтовки по электрическим лампочкам в соседних домах. Оперативники внизу в машине, может, Том поедет и посмотрит в чем дело?

Террел одобрительно кивнул:

— Том, последнее дело. Поезжай и разберись.

Лепски обожал подобные задания. Ничто так не радовало его сердце, как вид того, как импозантные «роллсы», «бентли» и «кадиллаки» шарахаются в сторону от мчавшейся с включенной сиреной полицейской машины. Подъехав к месту действия, он увидел около десяти полицейских, смотревших задравши головы на отдаленное окно семнадцатиэтажного здания.

— Вон оттуда этот псих стреляет по чужим окнам, — сказал один из копов.

Лепски вынул револьвер.

— Пошли, — сказал он решительно. На глазах у собравшихся прохожих и прибывших еще раньше телеоператоров Лепски медленно направился ко входу, думая о том, чтобы ребята с телевидения успели заснять все происходящее. С тремя копами и трясущимся престарелым привратником Лепски поднялся на одиннадцатый этаж.

— Вот дверь его квартиры, сэр, — пролепетал привратник, когда они вошли в коридор. — Это мистер Льюис.

Лепски, размахивая револьвером, приказал копам занять исходные позиции, а сам каблуком ботинка так саданул в дверь, что она распахнулась настежь. Все ввалились в хорошо обставленную комнату, где у окна сидел полный пожилой мужчина, держа в руках винтовку двадцать второго калибра.

— Бросай оружие! — загрохотал Лепски своим хриплым голосом, направляя свой револьвер на сидевшего у окна стрелка.

— А! Наконец-то пожаловала полиция! Очень хорошо! — мужчина положил винтовку на пол, — Давно пора. Входите, входите. Взгляните на это безобразие! Днем люди зажигают лампочки. Какой позор! А наш добрый президент все время просит нас экономить электроэнергию, но они все на это плюют! Взгляните: свет, свет! Кругом свет!

Когда Лепски, вернувшись в управление, составил рапорт, Бейглер и Якоби чуть не умерли со смеха.

— Смейтесь! — запальчиво крикнул им Том. — Меня сняли для телевидения. Вот увидите, тогда посмеетесь.

С испорченным настроением Лепски вернулся домой и уже с порога произнес свой обычный призыв:

— А вот и я. Что у тебя на обед, Кэррол?

Голос мужа оторвал ее от грез, в которых она видела себя женой миллионера, и вернул ее на грешную землю, где она была всего лишь женой детектива первого класса.

— Привет, бэби, — уже мягче повторил Том, вваливаясь в комнату. — Что на обед? Я голоден, как сто чертей.

Кэррол закрыла глаза. Мечта испарилась. Возвращенная к прозе жизни, она воскликнула:

— Том, посмотри на все это! Посмотри на чемодан с твоими инициалами. Разве это не чудо?

Лепски уставился на чемоданы.

— Это для меня? А зачем мне нужен новый чемодан? У меня разве нет старого?

— Ты поедешь с новым чемоданом, — медленно и твердо произнесла Кэррол.

Лепски подошел к чемодану и стал рассматривать его.

— Это стоит бешеные деньги. Ты продолжаешь сорить деньгами, моя радость?

— Посмотри на это! — она показала на сумку.

— Это тоже ты купила?

— Это мне подарил мистер Маверик.

Лепски разглядывал содержимое сумки.

— Вот так просто все взял и подарил?

— Да. А вот эти два чемодана продал всего лишь за сто долларов.

— Ну и ну. И ты хочешь убедить меня, что тут не обошлось без секса? Без любовной интрижки? — сказал Лепски, но тут же улыбнулся. — Шучу, шучу. Но что же все-таки на обед?

— Лепски, неужели ты ни о чем другом не можешь думать, кроме как о еде, — сказала Кэррол, направляясь в кухню.

Новость о краже иконы Екатерины II была передана в теленовостях в девятнадцать часов. Комментатор сообщил, что президент США уже связался с Советским правительством и заверил его, что икона будет найдена. Он обещал награду в двести тысяч долларов тому, кто может отыскать ее.

Выставка срочно закрылась, немедленно возвращалась на Родину под строгой охраной.

Президент также заверил советского руководителя, что все выезды из страны закрыты и обнаружение похищенной иконы лишь дело времени. Силы безопасности, органы правопорядка, армия и флот США — все задействовано и брошено на поиски сокровища. Преступники будут найдены и наказаны. Это уже дело чести и международного престижа.

Кендрик и Луи слушали эту передачу и обменивались тревожными взглядами.

Эд Хэддон также слушал ее в своем номере в «Спениш Бей». Он только улыбался.

Лу Брэди в Нью-Йорке также сидел перед телевизионным экраном. Он покачивал головой и чувствовал полную уверенность в том, что с помощью детектива первого класса Тома Лепски икона будет доставлена в Швейцарию.

Глава 5

К сожалению, рейс Майами — Париж по расписанию был в 18.00. а это значило, что Лепски пришлось томиться все утро и весь день. Он вскочил в восемь утра и стал слоняться по бунгало взад и вперед, не зная чем себя занять, в то время как Кэррол еще лежала в постели и просматривала утреннюю газету.

Приготовив кофе и уже с утра устав от собственного безделья, он вошел в спальню.

— Крошка, а билеты на самолет у тебя?

Кэррол вздохнула.

— Я все сложила. Бога ради, пойди прогуляйся. Я сейчас приму душ, потом пойду в парикмахерскую и вернусь к трем часам.

— А что на завтрак? — как всегда озабоченно, спросил Лепски.

— Пойди в магазин и купи себе сыру или еще чего-нибудь. Я больше ничего готовить не буду до приезда.

Том что-то недовольно пробурчал, а потом спросил:

— А вещи все упакованы?

— Лепски, ты мне надоел. Уходи. Да, кстати, свои вещи ты все упаковал?

Он уставился на нее.

— Я думал, ты их тоже упаковала.

— Я приготовила только свои. Твои я, конечно, не трогала. Возьми газету и иди. Я буду одеваться. Когда я уйду, начнешь собираться. Прочти. Украли какую-то икону на выставке в Вашингтоне. Награда двести тысяч долларов тому, кто найдет ее.

— Икона? Какая еще к черту икона?

— Возьми и прочти сам!

Как всегда проворчав что-то, Лепски прошел в гостиную, сел и прочел отчет о краже иконы. Он был потрясен. На помощь призвана армия, задействован флот и Интерпол. Президент метал громы и молнии, и, видимо, не одному человеку придется расстаться со своим местом. Но самое большое впечатление на Лепски произвел размер награды, обещанной любому, располагающему информацией, которая поможет найти икону. Будучи полицейским с головы до ног, Том не мог остаться равнодушным и принял это очень близко к сердцу. Такое произведение искусства не могло бы попасть на открытый рынок. Его можно было сбыть только тайно какому-нибудь коллекционеру. Острый ум тотчас навел его на мысль о Кендрике. Лепски был уверен, что Кендрик участвует в махинациях с крадеными произведениями искусства, но доказательствами не располагал. Эта икона вообще-то была по его части.

Вскочив на ноги, он снял трубку телефона и, набрав номер полицейского управления, попросил к телефону Бейглера. Коп, дежуривший на коммутаторе, узнал голос Лепски.

— Джо занят, — сказал он. — Мы все сейчас, Том, по уши заняты с этой иконой. Что тебе надо?

— Если ты меня сейчас не соединишь с Джо, я тебе выпущу все твои поганые кишки! — зарычал Том.

— Хорошо, хорошо.

После длительной паузы Бейглер наконец взял трубку.

— Черт возьми, Том. Ты, по-моему, в отпуске — вот и отдыхай. Мы тут крутимся, как черти. Что там у тебя?

— Эта икона. Полицейские тоже могут получить награду?

— Откуда мне знать? Сказано в-с-е. Может быть, к копам это не относится. Какое тебе до этого дело?

— Ты знаешь того жирного ублюдка Кендрика? Если икона к кому-нибудь попала, то наверняка к нему!

— Послушай, Том, неужели ты не можешь спокойно отдыхать? Шеф сразу же подумал о Кендрике, как только распространилась новость. Уже трое наших, один фэд и один парень из СИА отправились в галерею Кендрика. Так что не у одного у тебя башка работает. А ты не дергайся и спокойно отдыхай.

Джо повесил трубку.

Лепски издал такой звук, который поверг бы на землю быка во время корриды. Кэррол, уже одетая, всунула в дверь свой нос.

— Что ты так шумишь?

— Ничего… ничего.

— Иди и собирайся. Хватит болтаться. Я буду в три, — и она упорхнула.

Лепски провел ужасное утро: сначала он запихивал новую одежду в новый чемодан, затем слонялся без дела по бунгало, все время поглядывая на часы, и, наконец, обуреваемый голодом, отправился в популярный среди копов бар, где с удовольствием заправился сосисками и пивом. Когда он уже собирался заказать последнюю пинту пива, дверь бара открылась и ввалившийся Макс Якоби пристроился на стуле за его столиком.

— Привет, Том, дружище! Эта чертовская икона, видно, такая страшная для нас вещь, как атомная бомба. Все побережье запечатали, ни щелочки. Кругом патрулируют корабли. Армейские подразделения все оцепили: ни корабль, ни яхта, ни даже лодка не могут выйти в море. Предприниматели жалуются на убытки и обрывают телефоны.

— Ну, и как насчет Кендрика?

— Чист, как стеклышко. Всю галерею перевернули.

Лепски пожал плечами.

— Понятно! Может, спрятал в другом месте?

— Ты себе не представляешь, что делается с президентом. Рвет и мечет. Совсем ошалел. Ты даже не представляешь, как тебе повезло, Том. Сматывайся скорее — пока не отозвали.

— Как насчет премии? Предположим, ты обнаружишь. Заплатят?

Якоби рассмеялся.

— И не собираюсь находить. Даже если бы так случилось, копам не заплатят наверняка. — Якоби допил свое пиво и, похлопав Лепски по руке, поднялся со стула. — Назад в чистилище… А ты отдыхай.

Лепски вернулся домой. Мысль о награде в двести тысяч долларов не покидала его. Когда Кэррол вернулась, вся пепельница была полна окурков. Он едва узнал свою жену: такой привлекательной сделал ее парикмахер. Он даже присвистнул, да так, что было слышно в конце улицы.

— Бэби, ты грандиозно выглядишь! — он изумленно вскочил на ноги. Видя, что желание зажглось в его глазах, она отпрянула назад.

— Не вздумай прикасаться ко мне! Ты уже собрался?

Лепски разочарованно вздохнул.

— Конечно.

— Тогда почему ты не сменил свой дурацкий рабочий костюм? Ты не поедешь в этой робе! И почему сидишь в шляпе?

— Бэби, я все новое уже упаковал!

— Так распакуй. Поедешь в спортивном пиджаке и темно-синих брюках, надень голубую рубашку и вишневого цвета галстук.

К семнадцати часам терпение Кэррол истощилось, она сновала по комнатам, разглядывая себя в зеркалах, с нетерпением поглядывая на часы, в то время как Лепски, облаченный в новый костюм, мерил шагами гостиную, что-то насвистывая себе под нос.

— Надеюсь, такси не опоздает? — сказала Кэррол.

— Такси никогда не опаздывает. Ой, такси?

— Ты что, еще не закал такси? — завопила Кэррол.

Лепски бросился к телефону. Джо Дьюк, ведающий службой такси, большой друг Тома, успокоил его, сказав, что пришлет заблаговременно машину.

— Бэби, ты напрасно нервничаешь, — сказал он. — Машина сейчас выезжает из парка.

— Я удивляюсь, почему тебя считают таким образцовым копом. В жизненных делах ты порой самый настоящий идиот. — Затем, улыбнувшись ему, добавила: — Но я все равно люблю тебя, Том!

В 17.15 прибыло такси. Лепски взял два чемодана и зашагал по дорожке. За ним, словно кинозвезда, семенила Кэррол со своей роскошной синей сумкой.

— Том! Ты не забыл выключить электричество и воду?

Лепски закрыл глаза и издал слабый стон.

— Сейчас сделаю. — Он бросился назад в бунгало под аккомпанемент смеха наблюдавших за их отъездом соседей. Кэррол остановилась с окаменевшим лицом, прислушиваясь к шуму голосов соседей, злорадно передававших друг другу новость, что Том Лепски оставил включенными воду и свет. Вдруг из бунгало донеслась громкая брань. Испуганная Кэррол помчалась назад и увидела мужа, зализывающего ссадину на кровоточащей руке.

— Сорвался чертов кран, — завывал он.

Кэррол бросилась в ванную к аптечке, достала бинт с ватой и сделала ему перевязку.

Наконец они оба выскочили из бунгало и, заперев его, помчались к такси под смех и улюлюканье соседей.

Эд Уэлдон сидел у окна в одном из отсеков аэровокзала, служившего местом дежурства запасных авиадиспетчеров, и наблюдал за пассажирами, готовящимися к отлету. Диспетчер знал Хэддона и дружил с его отцом, когда тот отбывал пятилетний срок за кражу. И поэтому, когда Эд сказал ему, что хочет последить, как один его знакомый летит в Париж и не хочет попадаться ему на глаза в толпе, с радостью разрешил ему устроиться в его будке.

Уэлдон закурил сигару и наблюдал за длинной очередью пассажиров, медленно двигающихся мимо таможенного барьера. Он заметил, что рядом с таможенником находились два агента ФБР и пара одетых в штатское детективов. Все предметы багажа открывались и тщательно исследовались. Это был еще рейс на Нью-Йорк. Пассажиры рейса Майами — Париж ожидали объявления диктора внутри аэровокзала.

Наконец Лепски и Кэррол добрались до аэропорта. Расплачиваясь с водителем, Том услышал дружески окликнувший его голос:

— Хэлло, Том.

Он обернулся и увидел копа Гарри Джексона, с улыбкой глядевшего на него.

— Слышал, что ты летишь в Европу! Грандиозно! Маленькая задержка, все из-за той иконы.

Лепски оглядел длинную очередь.

— Тебе тоже придется встать, Том. Тут часика на три.

— Ну уж нет, это не для меня! — возразил Лепски твердо. — В кои века собрался в отпуск. Не собираюсь выстаивать здесь по три часа. Ты должен провести меня, Гарри! Пошли.

Кэррол воскликнула:

— Лепски! Нельзя так поступать. Эти бедные люди маются здесь часами, а ты…

— Черт с ними! — Лепски подхватил свои два чемодана и в сопровождении Джексона направился к боковой двери служебного входа.

Видя возмущенные взгляды пассажиров и сгорая от стыда, Кэррол последовала за мужем. Одна из девиц за конторкой прожгла Тома вожделенным взглядом.

— Том, спешить все равно некуда. Пошли в салон для обслуживания важных особ. Я скажу Нэнси, и она нам что-нибудь организует выпить на дорожку. Не возражаешь?

Маленькая черноволосая Нэнси уже подходила к ним. Лепски, будучи хорошо известным в аэропорту, подарил ей одну из своих «больших» улыбок из своего богатого арсенала.

— Полпинты ликера, Нэнси, и полбутылки шампанского, — сказал он, ставя на пол свои чемоданы. — Привезу тебе из Парижа духи, крошка.

Девушка хихикнула, но, увидев пылающий взгляд Кэррол, быстренько смахнула свою улыбку.

— Счастливого вам отдыха, — как-то вяло закончила она.

Когда официантка удалилась, Кэррол решительно спросила:

— Откуда она тебя знает?

— У меня много друзей. Я же хороший коп.

Вошел агент ФБР в Майами.

— Хэлло, Том! Летишь этим рейсом?

Мужчины обменялись рукопожатием.

— Нет, следующим на Париж, — ответил Том.

— С этим рейсом задержка, но если хочешь — можешь пройти таможню сейчас.

У таможенного барьера Лепски узнал Херма Джекобса. Они регулярно вместе стреляли в клубе по субботам.

— Хэлло, Херми! — приветствовал Том, — помаши мне ручкой. Я в отпуск в Париж.

Лицо Джекобса озарила дружеская улыбка. Приятно было встретить своего в этой веренице богатых, заплывших жиром бездельников, начинавших хныкать и ныть, как только нужно было раскрывать туго набитые чемоданы.

Широко улыбающаяся от гордости за мужа Кэррол тоже уже стояла у барьера. Она поставили свою сумку и улыбнулась Джекобсу.

— Хэлло, Хэрми! Как поживает Мэб?

Кэррол и Мэб часто вместе играли в теннис.

— Прекрасно. Но ты выглядишь… если бы не было Тома… так и съел бы тебя. — Потом, заметя сумку: — Ну и ну… какая роскошь…

Хотя у Хэддона были железные нервы, но он трясся нервной дрожью, когда наблюдал за этой сценой, у него даже сигара вывалилась изо рта.

— Эй, Хэрми! — Лепски слегка дотронулся до локтя приятеля и притянул его к себе. Он прошептал: — У Кэррол в трусиках десять унций героина. Пусть снимет их. Хочешь взглянуть?

Джекобс взорвался от смеха. Сальная острота Тома очень пришлась ему по душе. Он слегка толкнул Лепски в грудь и пропустил его за барьер.

— Ты за ним следи там, Кэррол! — смеясь, сказал он. — Француженки будут выскакивать из своих штанишек, глядя на его костюм.

Когда они прошли в слон для высокопоставленных гостей, Кэррол решила сразу поставить все точки над «и».

— Сразу же договоримся, Том. Никаких там французских девочек… слышишь?

Лепски еще не успел раскрыть рта для ответа, а к нему уже направлялся начальник таможни Нэд Джэсон.

— Хэлло, Том! Не видел тебя сто лет. — Затем, обменявшись рукопожатием с Томом, он повернулся к Кэррол: — Малыш! Какой вид… Итак, в Париж?!

— Да, первый раз выбрались за границу. Что за дьявольская заварушка, Нэд. Почему задержка?

— Все из-за этой проклятой иконы. Это не только у нас, по всему побережью, дружище. Подключили Интерпол. То же самое ждет тебя и в Париже.

За Джэсоном был должок. В прошлом году сын его сошелся с какой-то шлюхой, которая даже стала его шантажировать. Тогда Лепски подключился и взял это дело на себя.

— Послушай, Нэд! У тебя там наверняка есть кто-нибудь в аэропорту. Ты ведь всех знаешь?

— Конечно. Не беспокойся, улажу. Дам телекс в аэропорт Шарля де Голля… Обслужат по высшему разряду. Покажешь свою бляху и проскочишь сразу, можешь назвать мое имя. Да это и не понадобится.

— Это было бы здорово. Спасибо.

Джэсон, махнув, удалился.

— Ну что, видишь, что значит Лепски? В житейских мелочах ты считаешь меня идиотом, но в своем деле я фигура… и немалая.

— Ты чудо, Том! Никогда впредь тебя так не назову!

— Ладно, — проворчал Лепски. — Пошли, надо что-нибудь перекусить. — Он поднял ее сумку, подержал в руке и уставился на нее: — Боже мой! Да что у тебя в ней свинец, что ли?

— Если у тебя не хватает сил, можешь ее не брать.

Кэррол обожала свою сумку, но и ей она казалась чересчур тяжелой. Наблюдая со своего места, Хэддон облегченно вздохнул. Шесть миллионов успешно преодолели первый барьер. Раньше чем до одиннадцати утра следующего дня самолет Лепски не попадет в Париж.

Он снял трубку и позвонил Лу Брэди в «Шермон Отель» в Нью-Йорке. Разговор был коротким.

— Они прибудут в Париж завтра в одиннадцать. Пока все в порядке.

В свою очередь Брэди позвонил. Дювайнам в Париж.

— Завтра в 11 аэропорт Шарля де Голля. Порядок.

Уже в самолете, удобно разместившись в креслах с ликером у пояса в фляжке, Том наконец расслабился и провалился в сон. Кэррол разбудила его перед завтраком. Плотно поев, он начал проявлять интерес к окружавшим его людям. Стюардесса объявила, что до Парижа осталось два часа полета, и подошла к нему, протянув только что полученную на его имя радиограмму:

«Отдыхай! Сообщи, что слышно в Париже об интересующем всех нас деле. Ждем детального рапорта. Джо и остальные».

Кэррол, прочитавшая за его спиной текст, воскликнула:

— Это что еще значит?

— Да просто полицейские шуточки!

Когда самолет уже заходил на посадку, Лепски и Кэррол высунулись из окна-Промелькнул силуэт Эйфелевой башни, что вызвало у Кэррол дикий восторг.

— Ох, Том, Париж!

Лепски тоже при виде масштабной панорамы Парижа, облитого утренним солнцем, не сдержал чувств восторга, которого никогда не испытывал прежде.

Гигантский авиалайнер уже совершил посадку и теперь подруливал к аэровокзалу. В толпе ожидавших Том увидел три телекамеры с обслуживающим персоналом, около десятка фотокорреспондентов и трех нарядно одетых женщин, державших букеты цветов.

— О, бог ты мой! — воскликнул он. — Ты только посмотри. Нэд для нас вывернулся наизнанку. Взгляни на эту встречу.

— Да это не для нас, — сказала Кэррол.

Глаза ее сияли.

— А для кого же еще? — Лепски выставил грудь вперед. — А я тебе говорю, бэби, это нас встречают! Хорошего копа знают везде.

К ним подошла стюардесса.

— Вас, мистер Лепски, встретит стюардесса и проведет через таможню.

Том так и излучал свет.

— Ну, что я тебе говорил? Чем я не важная персона?

Как только подкатил трап, Лепски, никогда ранее так не чувствовавший грандиозности момента, первый оказался у выхода со своими чемоданами, сопровождаемый растерявшейся Кэррол. Он посмотрел на репортеров, на группу с телевидения у своих камер и на трех женщин с огромными букетами цветов. Он таял в улыбке и махал им рукой, и Кэррол, следовавшая за ним, чувствовавшая себя женой президента, также сияла и махала рукой.

«Да, невероятный прием, — подумал Лепски. — Нэд Джэсон с лихвой вернул свой долг».

Затем он почувствовал легкий толчок в плечо. Оглянувшись, он увидел какого-то долговязого мужчину с бородой и в джинсах.

— Сэр, отойдите в сторону и не размахивайте рукой. Вы мешаете нам. Мы встречаем группу солистов балета «Гранд Опера». Вы их задерживаете.

Лепски никогда ничего о балетах не слышал, но Кэррол другое дело. Она сразу же сообразила о причине такой величественной встречи и о том смешном положении, в которое они себя поставили. Она схватила Тома за руку и почти с силой оттащила его от кинокамеры, перед которой он был уже готов позировать.

— Идиот! — Она забыла в этот момент о своем обещании. — Ты хочешь, чтобы тебя и тут узнали?

К ним направлялась стюардесса в форме французской авиакомпании.

— Мистер и мадам Лепски? — спросила она.

— Да, — вяло проблеял скисший Лепски.

— Я провожу вас к таможенному пункту. Вас там не задержат.

Вышагивая рядом с Кэррол, Том понял, что Джэсон сдержал свое слово. Впереди всех пассажиров они дошли до пункта проверки паспортов. Как только офицер полиции развернул паспорт Лепски, он шепнул что-то рядом стоявшему мужчине в штатском, который в свою очередь что-то громко сказала кому-то и, пожав Тому руку, пропустил его к таможенному барьеру.

— Ваш багаж ждет вас, мистер Лепски. Все в порядке, — сказала стюардесса.

Два сотрудника таможни улыбнулись сперва Лепски, а потом Кэррол.

— Добро пожаловать в Париж, сэр, — сказал один из них по-английски. — Счастливо провести время, — и он пропустил их через контрольный пункт.

— Ну, что дальше? — спросил Лепски, ставя чемоданы.

— Иди найди такси, — сказала она. — Мне нужно в туалет.

Том оглядывался по сторонам. Где здесь искать такси? Рядом проходил кто-то в форме. Лепски взял его за руку:

— Где здесь стоянка такси, друг?

Догадываясь о характере вопроса, человек показал пальцем налево и отошел.

Лепски решил лучше постоять и подождать Кэррол.

Пьер и Клодетта Дювайны уже с десяти поджидали на стоянке у ворот аэропорта. Накануне телефонный звонок Лу застал их в постели. Они тренировались в новых сексуальных приемах, осваивая их немудреную технику. Оба были большими специалистами в этих вопросах. Но то, что они делали сейчас, по их мнению, не заслуживало таких затрат энергии. Пьер, большой любитель американских «плэйбоев», всегда искал новые идеи и позиции, чтобы удовлетворять свою ненасытную жену.

И сейчас, не меняя позиции, он с трудом дотянулся до трубки. Услышав краткое сообщение Брэди, и не завершив начатого, он соскочил с нее и с кровати.

— Шутки в сторону, дорогая — дела. Они прибыли в аэропорт Шарля де Голля в одиннадцать.

И вот теперь они стояли, поджидая чету Лепски. Пьер взял напрокат «мерседес», который поставил на стоянке снаружи. Прождав уже около сорока минут, Пьер наконец, увидел их. Он заметил, как Кэррол направлялась в туалет, неся свою знаменитую сумку, соответствующую точному описанию Брэди. В дело вступила Клодетта. Она направилась в сторону Лепски и, проходя мимо него, слегка поскользнулась. Галантный Том успел подхватить ее за руку и, взглянув в лицо, ошалел: такие красотки встречаются даже не раз в месяц — глаза цвета морской волны весело подмигнули ему.

— Извините, — сказала она на безупречном английском. — Не могу удержаться на ногах перед красивым мужчиной.

— Рад это слышать, птичка! Я сам с трудом стою на ногах.

Клодетта засмеялась своим глубоким гортанным смехом, специально поставленным для подобных встреч. Немногие мужчины могли остаться равнодушными к нему.

— Вы только прибыли?

— Да. Сейчас подойдет моя жена. Нам нужно такси.

— Не беспокойтесь. Я — Клодетта Дювайн. Где-то здесь мой муж, — она захлопала своими длинными фальшивыми ресницами.

— Том Лепски. Где же достать такси, мадам?

Пьер решил, что пора выходить на сцену. Он подошел к Клодетте.

— Ты знаешь, они не прилетели, — сказал он также по-английски. — Должно быть, передумали.

— Познакомься с мистером Томом Лепски, Пьер, — сказала Клодетта. — А это мой муж.

Мужчины обменялись рукопожатием.

— Мистер Лепски только что прибыл самолетом. Он беспокоится о такси. Может, довезем их до Парижа?

— О чем разговор? — сказал Пьер. — Где вы собираетесь остановиться, мистер Лепски?

— В отеле «Эксельсиор», — ответил он после некоторого колебания.

— «Эксельсиор»? — воскликнула Клодетта. — Мы тоже там остановились.

Подошла Кэррол, и они познакомились. Пьер и Клодетта посмотрели на сумку и обменялись триумфальными взглядами. Знаменитая сумочка уже проскочила беспрепятственно две границы. Оставалось ее только перекинуть в Швейцарию.

По дороге в Париж Пьер и Клодетта «включили» свой профессиональный шарм. Они путешествуют и живут в Дьювале. В Париже проездом на пять дней, а затем отправляются на юг.

Прибыв в отель, Пьер все сделал за Лепски: зарегистрировал их, заполнил полицейские карточки, отвел в номер, дал на чай коридорному.

— Вы, конечно, устали после перелета, — сказала Клодетта. — Почему бы вам не отдохнуть? Если, конечно, у вас нет никаких дел. Потом мы с удовольствием покажем вам ночной Париж. Будьте нашими гостями.

— С большим удовольствием, — ответила Кэррол. — Как вы милы.

— Тогда встретимся в холле в восемь.

— Какие люди, Том, — сказала Кэррол, когда они остались одни в номере. — Это такое везение.

— Давай-ка лучше поспим, — сказал Лепски, раздеваясь.

Париж! Сбывались все мечты. Кэррол расстегнула молнию платья, дала ему свободно упасть и бросилась к Тому.

— Ах, Том! Это будет лучшим временем в нашей жизни.

Но Том уже сопел, выключил бра и стаскивал с нее трусики.

После сытного обеда в ресторане, за который Пьер хотел рассчитаться сам, они отправились осматривать Париж со стороны Сены. Они сели на катерок и удивленными глазами провожали красивые мосты, Лувр, Консьерж и Нотр Дам. На обратном пути Лепски, как бы вскользь, спросил Пьера, чем тот занимается. Он ответил, что в Дьювале у него антикварный магазин, который он оставил на своего старшего продавца, который разбирается во всем не хуже его.

— Вы слышали об украденной русской иконе? — спросил Лепски. — Могли ли ее продать?

— Маловероятно. Эта кража наделала столько шума.

— Очень опасно для всех. — Лепски рассмеялся. — У нас назначена награда в двести тысяч долларов. Все границы закрыты. Как хорошо, что я в отпуске.

Клодетта под столом слегка дотронулась до ноги Пьера.

— Пьер, почему бы нам не пригласить Кэррол и Тома в «Крэйзи Хоре»?

Немедленно приняв сигнал, Пьер объяснил, что это лучший бар города со стриптизом, и Лепски клюнул на это.

Кэррол, полагая, что Лепски также имеет право на развлечения, согласилась. Только когда они уже были на представлении, она частенько жестом руки пыталась сдержать разбушевавшегося мужа, когда он принимался свистеть с такой силой, что все поворачивались в их сторону. К двум часам ночи они вернулись в отель. Они договорились встретиться утром за ленчем, после чего женщины должны были отправиться по магазинам. Пьер заявил, что покажет Лепски Нотр Дам.

У себя в спальне Пьер спросил:

— Что-нибудь тебя беспокоит? Что ты имела в виду, когда толкнула меня ногой под столом?

— Что это за икона, о которой ты разговаривал с Томом? Расскажи мне о ней.

Пьер сел на кровать и закурил сигарету.

— Считают, что это старейшая икона и стоит она миллионы. Ее блестяще похитили из музея в Вашингтоне во время выставки русских дня три назад. Как сказал Лепски, в Европу она попасть не может: все порты закрыты и все ее ищут. Мог конечно купить какой-нибудь тайный коллекционер.

— А если бы она была у тебя, смог бы ты ее продать?

Пьер пристально посмотрел на жену.

— Что это тебе взбрело в голову? Это не по нашей части, моя птичка. У меня нет таких контактов, кто бы мог платить миллионы.

— Кто же мог организовать такую кражу?

Пьер долго сидел неподвижно, потом его глаза загорелись:

— Ты великолепна, дорогая! Конечно! Такое под силу Эду Хэддону! И только ему! — Он вскочил на ноги. — Брэди! Они работают вместе»! Та сумка, о которой он звонил! Бьюсь об заклад, что она здесь, в отеле.

Клодетта засмеялась.

— И я так думаю, мое сокровище.

Пьер взволнованно зашагал по комнате, ударяя кулаком по ладони.

— Какая блестящая идея! Одурачить копа и с ним перебросить икону в Европу. Ну, Хэддон! Узнаю! Он великолепен! Но ты догадливая из догадливых! Лу хочет, чтобы мы проследили за переправкой сумки в Швейцарию, значит, у них там есть клиент. Кто? Подожди! — Пьер сел, погасил одну сигарету и зажег другую. Наконец он произнес: — Единственно известный мне человек в Швейцарии, имеющий такие деньги, — Герман Радниц.

— Может, клиент он? — Клодетта открыла глаза. — Если бы икона была у нас, смог бы ты выйти на него?

— Может быть. Я знаю, что он интересуется русским искусством. Если он клиент Хэддона, важно знать, сколько они с него запросили. Допустим, восемь миллионов. Если предложить ему за пять, он может согласиться.

Клодетта вскочила на ноги и подняла с пола платье.

— Мы должны заменить сумки, так? Лу платит нам жалких двадцать тысяч швейцарских франков, а сам с Хэддоном срывает миллионы.

— Не горячись, малышка. Нужно тщательно взвесить последствия. Допустим, что мы надуем Хэддона и Лу? Мы никогда больше от них не получим работу.

— Да какое это будет иметь значение, если у нас будет пять миллионов?

— Все это лишь догадка. Может быть, в сумке нет никакой иконы, а покупатель вовсе не Радниц?

— Ты подумай, дорогой, а я пойду и приму душ. Пора спать. У нас еще уйма времени.

Предположим, подумал он, икона в сумке у Кэррол. Что смогут им сделать Лу и Хэддон? Прибегнуть к помощи мафии? Но в это он не верил. Затем он подумал о Раднице. Это опасный человек. Пьер слышал, что для осуществления своих планов он не брезгует нанимать убийц. Здесь нужно быть очень осторожным. Но пять миллионов долларов! Даже когда Клодетта мягко прижалась к нему в кровати, он не мог долго заснуть. Он все еще не спал, когда раздался телефонный звонок. Он посмотрел на часы. Было три часа ночи.

— Нью-Йорк на проводе, — сказала телефонистка.

Клодетта проснулась и зажгла бра у кровати.

— Пьер? Это Лу.

— Хэлло, Лу. Как раз собирался тебе позвонить.

— Да, но не позвонил. Какие новости?

— Все в порядке, — осторожно ответил Пьер, понимая, что они говорят по прямому проводу. — Мы прекрасно подружились, никаких проблем.

— Ладно, тогда все, — и линия отключилась.

— Звонил Лу, — сказал он, кладя трубку. — Похоже, он волнуется. Дорогая, твоя догадка была правильной.

— Я в этом не сомневаюсь. — Она обвила его руками. — Покажи мне, как занимаются любовью миллионеры.

Он не замедлил показать ей это.

Глава 6

Держа в руке портфель и большой пакет в сувенирной упаковке, Эд Хэддон сел в такси в аэропорте Кеннеди и поехал в отель «Шеритон», где нашел Лу Брэди в баре за стаканом виски. На этот раз Лу был одет в темный костюм и коротко острижен. В его темных глазах горел огонь беспокойства. Он махнул рукой и Хэддон сел за его стол.

— Есть новости? — спросил он, зажигая сигару.

— Час тому назад разговаривал с Дювайном. У него все в порядке. Они подружились с Лепски. На французской таможне прошло все гладко.

Официант принес Хэддону заказанный бурбон. Когда он удалился, Хэддон сказал, потягивая напиток.

— Это хорошо. Остается швейцарская таможня.

— Пьер поедет с ними в Монако и затем в Монтрэ. Он подберет таможню в небольшом пограничном городке. Он знает, что надо делать.

— Газеты читал? — спросил Хэддон, затягиваясь сигарой.

— Даже в европейских газетах подают на первых полосах. Много шума.

— А мы ничего другого и не ждали.

— Конечно. — Хэддон закончил бурбон. — Я привез тебе дубликат сумки для Дювайнов, — Он показал на красиво упакованный пакет у своих ног. — Отвезешь его в Монтрэ сам, никому не перепоручай.

— Тебя что-нибудь беспокоит, Эд?

— Могут возникнуть осложнения, Лу. Мужчина с женской сумкой в руках может вызвать подозрение у полиции.

Брэди усмехнулся.

— Я сам об этом думал, Эд. Со мной поедет моя подружка.

— А я не знал, что у тебя есть постоянная подруга.

— Есть. Аппетитный кусочек мяса. Без ума от мысли, что поедет в Швейцарию.

— Ты ей доверяешь? С женщинами никогда не знаешь, как поступать.

— Насчет Мэгги можешь не беспокоиться. Она ничем, кроме меня, не интересуется. Она считает, что Ричард Никсон всего лишь популярный певец, и сделает все, что я скажу.

Хэддон пожал плечами.

— О’кей. Пусть будет по-твоему. Теперь, что ты думаешь о Дювайнах?

Брэди допил свой виски.

— А что тебе в них не нравится?

— Весь этот газетный шум. Они ведь тоже читают, видят изображение иконы, описание, стоимость. Вот я и подумал, когда летел сюда. Уверен ли ты в их честности?

— Вполне. Я работаю с ними уже давно.

— А не догадаются ли они, что находится в сумке? Не натолкнет ли их на эту мысль подмена сумок? Если они хорошо соображают, то могут связать все то вместе… и что тогда? Мы платим им только двадцать тысяч швейцарских франков, а объявленная награда за икону двести тысяч американских долларов. Как же тут не понять, что настоящая стоимость ее оценивается во много миллионов? Ты считаешь, что знаешь их хорошо. Я же их не знаю. Не надуют ли они нас?

На лбу у Брэди появилась маленькая капля пота.

— Не знаю. Они всегда в долгах. Двести тысяч долларов, конечно, огромный соблазн. — Затем подумав, он отрицательно покачал головой. — Нет, если они клюнут на награду, французская полиция займется их делами вплотную, а этого Дювайны боятся больше всего. Они по уши завязли в разных грязных делах. Нет, уверен я, они не посмеют претендовать на награду.

— Тогда давай рассмотрим другой вариант, — сказал Хэддон. — Они должны обменять сумки. А если они смотаются после этого с сумкой Лепски? Есть ли у них какие-нибудь важные связи? Например, кто-нибудь, кому бы они могли продать икону?

Брэди достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб.

— Не думаю. У них связи в мире мелких воришек, они раньше этим и занимались. У них не может быть клиента, готового выложить миллионы.

— А ты задумывался над тем, кто клиент Кендрика?

Брэди утвердительно кивнул головой.

— Я думаю, им может быть только Герман Радниц.

— Также считаю и я. Кендрик раньше имел с ним уже дела. У него есть вилла в Цюрихе, он интересуется русскими произведениями искусства, имеет уйму денег. Все сходится на нем. — Хэддон немного помолчал, потом продолжал: — Как ты думаешь, у Дювайнов могут быть какие-нибудь контакты с ним?

Брэди задумался, и лицо его все более и более мрачнело.

— Я припоминаю, что как-то слышал, будто бы он пару лет назад продал Радницу какую-то картину.

— Вот видишь. Он может пойти к Радницу, предложить ему икону и надуть нас.

От этой мысли Брэди даже дернулся.

— Да. Дювайн способен разрыть отцовскую могилу, если будет уверен, что там в гробу лежат деньги.

— А Радниц захочет иметь с ним дело?

— Чтобы сэкономить миллионы, он вступит в сделку с самим чертом. Для него нет ничего святого.

— Так я и думаю, Лу. Отсюда и наши проблемы. Вполне возможен обман. У меня есть нюх на эти вещи. Если Дювайн смекалист и проницателен, он может обо всем догадаться.

Брэди заложил ногу за ногу.

— У нас есть время. Дювайны и Лепски сейчас в Париже. Четырнадцатого они поедут в Монте-Карло, а двадцатого — в Монтрэ. Если в планы Дювайнов входит надуть нас, они дождутся, чтобы Лепски перевез сумку через швейцарскую таможню. У нас еще целых девять дней.

Хэддон о чем-то думал, устремив взгляд в пространство, в то время как Брэди сидел неподвижно. Он очень верил в способности Хэддона разрешать любые трудности. Наконец Хэддон сказал:

— Наш план заключается в том, что Дювайн обменяет сумки в отеле «Монтрэ Палас», передаст нужную тебе в отеле «Эдон» в Цюрихе и ты заплатишь ему двадцать тысяч франков. В это время Кендрик уже будет в отеле «Эдон» в Цюрихе. Ты даешь ему сумку с иконой, и он передает ее своему клиенту. Получив с него деньги, он дает нам нашу долю. Если Дювайн собирается нас обмануть после обмена сумок, он приедет в Цюрих не в отель «Эдон». Он отправится на виллу к Радницу где-то в окрестностях Цюриха, на озере. Он обделает это дело, получит деньги и исчезнет. Рассмотрим второй вариант, — сказал Хэддон с каменным лицом. — Когда дело идет о таких больших деньгах, я никому, кроме тебя, не верю. Нужно будет принять меры предосторожности.

— Какие меры предосторожности?

— Помешать его поездке в Цюрих. Все они приедут в «Монтрэ Палас» двадцатого, а ты со своей подругой приедешь туда восемнадцатого. Дежурному портье ты скажешь, что ты уедешь двадцать первого, но хочешь заказать номер в отеле для своего друга и друга Дювайнов. Номер должен быть на одном с ними этаже и по возможности рядом. Когда приедет Дювайн, ты передашь ему копию сумки и скажешь, что уезжаешь в отель «Эдон» и будешь ждать с сумкой Лепски. Двадцать первого уедешь из отеля, чтобы Дювайн видел это. Остановишься где-нибудь поблизости, подружку отошлешь в Цюрих, а сам переоденься, загримируйся и возвращайся в «Монтрэ Палас» под именем друга, для которого ты зарезервировал номер. С этого момента не спускай с Дювайна глаз, когда он будет в отеле. Когда он обменяет сумки, прижми его где-нибудь в коридоре, в номере забери сумку, рассчитайся с ним и поезжай в отель «Эдон». Таким образом мы предотвратим обман. Ну, как?

Брэди подумал и затем кивнул в знак согласия.

— Идея неплохая, но не следует забывать, что если Дювайн действительно готовится надуть нас, он может совсем изменить свое отношение ко мне и завяжет драку. Он больше и сильнее меня. Он изобьет меня, привяжет и исчезнет.

Хэддон мрачно улыбнулся:

— Когда приедешь в Женеву, купишь себе револьвер. Я дам тебе адресок, где тебе охотно продадут и не будут задавать вопросов.

Глаза Брэди расширились.

— Нет! Никаких револьверов! Никакого насилия! Это исключено, Эд!

— Дело касается трех миллионов: двух для меня и одного для тебя. Ты не будешь его заряжать. Если Дювайн что-нибудь затеет, тебе нужно будет только помахать револьвером перед его носом, и это его сразу образумит. Ты его только припугнешь! Уверяю тебя, Лу, это сработает как часы.

Он достал из кармана карточку и записал адрес.

— Можешь упомянуть мое имя. Проблемы не возникнет.

— А может, Дювайн не собирается надувать нас и мы из мухи делаем слона.

Хэддон поднял с пола пакет и положил его на колени Лу.

— Я пошел спать. Не думай ни об иконе, ни о мухе, а подстраховать себя, чтобы икона дошла до Кендрика в Швейцарии, мы должны. Иначе можем остаться с носом.

На третий день пребывания в Париже Пьер пригласил Тома и Кэррол осмотреть город. Пьер знал Париж как свои пять пальцев. Немного потолкавшись в Лувре, они отправились в Нотр Дам, затем в Сан Чепель и наконец поднялись на самый верх Эйфелевой башни. Комментарии Пьера были настолько интересны, что даже Лепски оценил культурную ценность этой экскурсии. После того как Дювайн предложил им эту поездку, у Тома с Кэррол началась обычная их перебранка. Лепски посылал все достопримечательности к черту, сказав, что хочет просто побродить по улицам и познакомиться с жизнью парижан. «Кому охота ходить по этим замшелым, скучным музеям». Кэррол начисто отметала его доводы:

— Лепски! Пора набираться культуры. Тебя интересуют только твои преступления, еда и женщины.

Издав звук, напоминающий жужжание осы, попавшей в бутылку, Лепски, как всегда, подчинился.

Усталые и голодные они вернулись в отель в 17.30.

— Сегодня вечером пойдем в «Тур де Арджент», — сказал Пьер, когда они вошли в вестибюль отеля. — Это один из лучших ресторанов Парижа. Затем отправимся в «Лидо». Я заказал столик, — и, повернувшись к Тому, шепнул ему на ухо:

— Там потрясные женщины!

Лепски тотчас просиял:

— Отлично! Как насчет того, чтобы выпить, Пьер? Пусть мышки идут к себе наверх, а мы трахнем по маленькой.

— Лепски! Когда ты только избавишься от своих вульгарных словечек, — воскликнула Кэррол.

— Идите, идите, — Лепски подтолкнул жену к лифту, а сам, взяв Пьера за руку, потащил его в бар.

Наступил удачный момент, которого так долго ждала Клодетта. В то время как они шли по коридору в свои номера, она сказала:

— Кэррол, дорогая! Какая у тебя чудесная сумка. Я умираю от завести. Не отстану от Пьера, пока он не купит мне хотя бы похожую на твою.

— Ты еще не видела, что там внутри, — сказала Кэррол, открывая дверь в номер. — Заходи, я покажу тебе эту прелесть. — Они вошли в номер. Кэррол подошла к стенному шкафу, открыла его и достала «знаменитую» сумку. Затем поднесла ее к столу и открыла.

— Посмотри, какая роскошь!

Клодетта не заставила себя долго упрашивать. Она попросила Кэррол вынуть все из сумки, сопровождая каждую вещь возгласами восхищения, пока сумка не оказалась пустой. Затем она осмотрела восторженно ее внутренность, восхищаясь искусством отделки, в то время как Кэррол, раздувшаяся от гордости, наблюдала за ней, затем Клодетта закрыла сумку, подняла ее, взвешивая в руке, не переставая восхищаться теперь внешней отделкой, отметив про себя, что снаружи она дюйма на три выше чем внутри.

— Восторг! — воскликнула она, — но немного тяжеловата.

Клодетта опустила сумку. Теперь она наблюдала за Кэррол, которая с любовью вновь наполнила ее предметами женского туалета и закрыла ее.

— Ну, дорогая, отдыхай, — сказала Клодетта. — Встретимся в вестибюле в восемь часов. Думаю, ты сегодня осталась довольна веем.

— Все было великолепно! Не знаю даже, как вас обоих благодарить. Вы такие милые. Вы нас совершенно испортите. А вот теперь еще и сегодняшний вечер. Теперь вы будете нашими гостями, и не возражай, я настаиваю. Вы столько для нас сделали. Ну… пожалуйста.

— Хорошо, — улыбнулась Клодетта. — Но мы все от чистого сердца. Мы счастливы, что вам хорошо с нами. Я скажу Пьеру.

Вернувшись в номер, она с нетерпением стала ожидать мужа, который явился через час слегка на взводе.

— Бог ты мой! — воскликнул он, хватаясь за голову. — Сколько же этот человек может выпить? Как бездонная бочка. Какие новости?

— В сумке фальшивое дно. Она тяжелая, когда пустая. Там, наверное, и спрятана икона.

— А как замок?

— Пустяк, можно открыть заколкой для волос.

Пьер глубоко вздохнул.

— Надо все хорошо обдумать, моя радость.

— Вот ты, мое сокровище, и подумай. Я пойду приму душ. Ночь долгая, хватит времени обо всем подумать.

— У нас остается шесть дней. Торопиться не будем.

— Сегодня за все платят они, — сказала Клодетта раздеваясь.

После великолепного обеда в «Тор де Арджент» они отправились в концертный зал «Лидо», где давали великолепное музыкальное ревю и блистательное шоу в исполнении роскошных девочек. Лепски был полон впечатлений. Сначала величественный вид из окон ресторана на переливающийся разноцветными огнями купол Нотр Дам, затем фирменное блюдо «утка под гнетом», начиненная всякой вкуснятиной. Правда, Лепски попросил что-нибудь попроще, например отбивную, но Кэррол тут же набросилась на него.

— Никаких отбивных! Ты в Париже и должен познакомиться со всеми преимуществами французской кухни.

— Неужели человек не может есть, что ему хочется? — поворчал Лепски.

— Будем есть утку, — твердо сказала Кэррол.

Когда подали утку, Лепски, прежде чем попробовать, подозрительно пару раз ковырнул ее вилкой, затем провозгласил:

— Неплохо! Послушай, бэби, попробуй состряпать такую, когда вернемся домой. — Затем Пьеру: — Кэррол — отличный кулинар.

— Ешь и молчи, — опять обрезала его жена.

Наконец обед закончился и Лепски, щелкнув пальцем, подозвал официанта и попросил счет. Когда же увидел, сколько стоит обед, то заметно побледнел, а затем и второй раз, когда Пьер сказал о чаевых. Сосчитав французские банкноты, что-то бурча себе под нос, он обратился к Пьеру с фальшивым смехом:

— Да, уж эта коробка не обанкротится, — за что получил от Кэррол под столом толчок в голень.

Но затем представление в «Лидо» подняло его настроение и, вернувшись в отель около двух ночи, Лепски признал, что день был грандиозным.

— Завтра ваш последний день в Париже, — сказал Пьер, когда они выходили из лифта и направлялись в свои номера. — Поедем на Левый берег и побродим там по старым кварталам. Там тоже много интересного, затем вам надо еще побывать в «Фолли Бержэ»: там тоже великолепные ревю и девочки что надо. Обедаем в «Гранд Вефо» — второй знаменитый французский ресторан, но теперь уже приглашаем мы, Том. Бледнеть тебе не придется.

Лепски заметно покраснел, но Кэррол не дала ему прийти в себя.

— Ну уж нет. Опять приглашаем мы, — сказала она твердо. — И не возражайте! Я настаиваю! — Она проигнорировала слабый стон, вырвавшийся у мужа.

Но никто и не возражал, потому что Пьер знал, какого размера будет завтрашним счет, и он любезно согласился быть гостем Лепски.

В то время, когда Лепски бушевал в своих апартаментах, называя Кэррол транжиркой и сумасшедшей, бросающей деньги на ветер, Дювайны спокойно обсуждали создавшееся положение.

— У меня было ужасное чувство, что тебе завтра придется за все платить, — сказала Клодетта, — а нам нужно поэкономить в расходах, мое сокровище.

Пьер потрепал ее по щеке.

— Я знал, что она начнет настаивать. Я бы не предложил идти обедать туда, если ли бы не был в этом уверен. Надеюсь, ты в восторге от всего этого?

— Ах, если бы мы могли жить всегда так, — сказала Клодетта раздеваясь. — Ты все обдумал?

— Конечно. Мы ничего не будем делать, пока не приедем в Монтрэ. Я все еще не знаю, как мне выйти на Радница. Это не просто, моя рыбка.

— У нас целых шесть дней. Ты устал? Будем что-нибудь делать?

— Конечно, — сказал Пьер, пожирая глазами ее слепящую наготу, и начал поспешно раздеваться.

В аэропорту Цюриха среди пассажиров, прибывших рейсом из Нью-Йорка, в сторону пункта проверки паспортов двигался высокий, худой, светловолосый молодой человек, одетый в темно-синий рабочий костюм с небольшим чемоданом в руке. По мере того как очередь продвигалась вперед, он увидел двух мужчин в штатском, стоявших позади чиновников у пропускного пункта, и решил, что они из секретной полиции. Когда подошла его очередь, он предъявил свой паспорт. Три пары глаз остановились на его лице.

— Вы здесь по делу, мистер Хольц? — вежливо спросил чиновник.

— Нет, я приехал к друзьям, — ответил Серж Хольц, холодно чеканя слова по-немецки. — Я всего лишь на неделю.

— Желаю вам приятно провести время.

Серж Хольц направился к пункту таможенного досмотра. Там тоже образовалась длинная очередь раздраженных пассажиров, ожидавших, пока несколько таможенников в серой униформе управлялись с их багажом. С легкой сардонической улыбкой Хольц терпеливо дожидался своей очереди. Когда наконец она подошла, он раскрыл свой чемодан, наблюдая, как проворные опытные пальцы быстро прощупывают все внутри.

— Благодарю, сэр, — произнес чиновник, оставляя Хольцу вновь все разложить в чемодане, а сам двинулся к следующему пассажиру.

Хольц подошел к киоску и купил путеводитель по улицам города. Дядя дал ему два адреса. Расположившись за рулем взятой напрокат машины, он нашел адреса на плане города в путеводителе и, проследив пальцем маршрут, поехал в центр. Первый адрес помещался в старом, обшарпанном домике неподалеку от аэропорта. С трудом найдя место для стоянки, он вошел в здание, поднялся на скрипящем лифте на четвертый этаж и позвонил около тяжелой дубовой двери. Дверь открылась через некоторое время, и его взгляду предстал маленький бородатый мужчина около семидесяти лет, одетый в серую фланелевую рубашку и темные брюки, подозрительно разглядывавший его из-за своих очков.

— Мистер Фредерик? — спросил Хольц.

— Да.

— Вы ждете меня. — Хольц протянул ему свой паспорт.

Фредерик внимательно осмотрел паспорт, что-то пробормотал и вручил его обратно Хольцу, пропуская его внутрь.

— Заходите, мистер Хольц.

Тот прошел в темную прихожую, затем последовал за Фредериком в большую гостиную, обставленную тяжелой неуклюжей мебелью.

— К вашим услугам, — произнес Фредерик. — Я неоднократно имел дела с вашим дядей. Что вы хотите сейчас?

— Мне нужен пистолет, — сказал Хольц. — И лучше всего «беретту».

— О, это прекрасное оружие, правда, немного тяжеловатое.

— Я это знаю. Так у вас есть?

— Да. Почти новый и в отличном состоянии. Но цена…

— Цена меня не интересует, запишите на счет моего дяди, — резко оборвал его Хольц. — Покажите.

— Один момент, — Фредерик вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

Хольц подошел к окну, отодвинул занавеску и посмотрел на улицу. Его острые глаза прощупывали проходящих мимо людей и мчащийся городской транспорт.

Ничего подозрительного он не заметил, хотя подозрение давно стало частью его натуры. Он задернул занавеску и направился на середину комнаты в тот момент, когда вошел Фредерик, неся футляр.

— Здесь двадцать пять патронов, — сказал он, ставя футляр на стол, — К сожалению, больше нет.

— Этого достаточно, — сказал Хольц и, открыв ящичек, достал пистолет. Придирчиво и профессионально он все осмотрел и проверил.

— Я вижу, вы разбираетесь в оружии, — сказал Фредерик, наблюдая за его движением. — Вы останетесь им довольны.

Хольц ничего не ответил. Он открыл коробку с патронами и, вогнав их в обойму, зарядил оружие.

— Я беру его, — сказал он. — Мне нужен еще охотничий нож.

— Конечно, мистер Хольц. Я покажу вам всю коллекцию.

Фредерик вновь вышел и вернулся через несколько минут с большим ящиком, которым поставил на стол. Сдвинув крышку, он сказал:

— Пожалуйста, выбирайте.

Хольцу потребовалось около получаса, пока он рассмотрел всю коллекцию ножей и сделал выбор.

— Вот этот, — сказал он, указав на нож-убийцу с гладкой эбонитовой ручкой и четырехдюймовым лезвием — острым, как бритва.

— Поздравляю вас, вы сделали лучший выбор. К нему есть ножны. — Он порылся в ящике и достал мягкий футляр из оленьей кожи на ремнях.

Хольц вставил нож в ножны, закатал правую брючину и привязал ремнями его к ноге. Затем, опустив брючину, он прошелся по комнате и, убедившись, что нож пристроен удобно и не выступает, кивнул головой.

— Я беру его. Запишите тоже на счет дяди.

И он вышел из комнаты, открыл парадную дверь и спустился на лифте с «береттой», патронами и ножом, пристегнутым к ноге. Когда он был безоружен, то чувствовал себя голым, но теперь все было иначе. Теперь шаги его стали уверенными и, когда он сел в машину, то опять начал искать на карте место второго адреса.

Через пятнадцать минут он стоял и обменивался рукопожатием с высоким лысым швейцарцем, который назвался герром Вейдманом.

— Ваш дядя звонил, мистер Хольц. Мне всегда приятно выполнять его поручения. Сумка готова. Могу уверить вас, что все сделано точно по фото вашего дяди.

Хольц кивнул головой.

— Я спешу, — только и сказал он. — Дайте мне ее.

Улыбка Вейдмана увяла. Он не привык к такому резкому обращению. Кроме того, у этого худого высокого молодого человека был такой тяжелый и испытывающий взгляд.

— Конечно, конечно. — Он подошел к шкафу, открыл его и достал синюю сумку. — Прекрасная копия? Посмотрите на фото…

— Упакуйте! — рявкнул Хольц. — Я спешу.

Вейдман взял сумку и вышел. Кто бы мог подумать, что это племянник Густава Хольца? Он вернулся с завернутой сумкой, и Хольц взял ее у него.

Теперь на виллу Радница. Поездка отняла у него много времени. Хольца раздражал медленно ползущий транспорт, но он был внимателен и не терял хладнокровия. Он не мог позволить себе попасть в аварию, но были моменты, когда он с трудом сдерживал свой неуемный темперамент, тогда ему стоило много труда, чтобы не наброситься на водителей, которые чуть не задевали его или старались проскочить перед самым его носом, мало обращая внимания на цвета светофоров.

Примерно в шестнадцать часов он подрулил к величественному порталу виллы, хотя он оставил Хольца совершенно равнодушным. Отсчитывая мраморные ступени, он удивлялся всей этой показухе. Он привык к строгому и суровому образу жизни.

Митен открыл парадную дверь и низко ему поклонился.

— Мистер Хольц?

— Да. — Хольц окинул старого слугу презрительным взглядом. «Лакей и блюдолиз», — подумал он.

— Пожалуйста, проходите. Мистер Радниц сейчас занят, но примет вас сразу, как только освободится.

Хольц последовал за камердинером, который провел его в большой зал, заполненный бесценными произведениями искусства.

— Кофе, чай или, может быть, хотите что-нибудь выпить, мистер Хольц? — спросил слуга.

— Ничего! — отрезал Хольц, и пройдя комнату, подошел к окну, из которого простирался вид на большую поляну с деревьями, цветущим кустарником и большим бассейном.

Митен незаметно удалился, закрыв за собой дверь. Хольц задержался около окна. Через несколько минут он увидел атлетически сложенного мужчину в черном костюме, который показался на лужайке и направлялся в сторону кустов. За ним появилось еще двое такого же сложения и так же одетых. Все трое исчезли за высокой изгородью, образующейся цветущим кустарником. Хольц наблюдал за этой сценой с дьявольской улыбкой. «Телохранители Радница» — подумал он. Вид достаточно внушительный.

Он подумал о человеке на месте Радница, который, не задумываясь, тратит огромные средства на содержание телохранителей не столько для защиты, сколько для удовлетворения собственного тщеславия и престижа.

Через полчаса в дверях появился Митен.

— Мистер Радниц освободился и ждет вас. Прошу вас.

Держа в руке упакованную сумку, Хольц последовал за Митеном в кабинет Радница. Тот сидел за письменном столом, заваленным бумагами, зажав между толстыми пальцами сигару и оценивающе смотрел на высокого худощавого молодого человека, который теперь приближался к нему упругим кошачьим шагом.

Большой знаток человеческой породы, Радниц тотчас же пришел к заключению, что этот человек мог отвечать всем стандартам и был ничуть не хуже Силка. Да, Густав Хольц отлично знал свое дело, и его рекомендации можно было принимать не раздумывая, и все-таки Радниц хотел удостовериться сам.

Хольц, в свою очередь, тоже оценивал Радница. Да, думал он, с этим человеком можно работать, Описание дядей могущества и безжалостности этого человека ничуть не было преувеличением.

— Как я вижу, сумка уже у вас? — произнес Радниц жестким гортанным голосом.

— Да, сэр.

Хольц поставил пакет на стол.

— Она подходит?

— Пока не знаю, сэр. Вейдман сказал, что точно такая же. Все детали обсуждались с дядей заранее. Мне сказали только принести ее вам. Я ее не открывал.

— Если ваш дядя удовлетворен, значит, это то, что надо. — Радниц затянулся сигарой. — Садитесь.

Хольц опустился на стул рядом с письменным столом.

— Теперь вы зачислены в мой штат, — сказал Радниц. — Ваш дядя поручился за вас. Объяснил ли он вам ваши обязанности?

Хольц утвердительно кивнул головой.

— У вас может неделями не быть никакой работы, но затем вы можете получить какое-то задание. Я всегда должен знать, где вы находитесь, чтобы в нужный момент тотчас связаться с вами. Поняли?

Хольц снова наклонил голову.

— Задания всегда будут очень жесткие и часто кровавые. О вознаграждении, помимо твердого оклада, дядя сообщил вам. Вы удовлетворены?

— Да, сэр.

— Вы не колеблясь готовы взяться за эту работу?

Слабое недовольство промелькнуло в глазах Хольца.

— А почему я должен колебаться, сэр?

— Свое ближайшее задание вы знаете?

— Дядя сообщил мне, что я должен отправиться в Монтрэ в «Монтрэ Палас» и обменять эту сумку на точно такую же, принадлежащую некой мадам Лепски.

— Верно. Как вы собираетесь это сделать?

— Эти Лепски должны прибыть в отель через шесть дней. Я приеду туда за два дня до их появления. Дядя уже заказал мне номер на одном этаже с ними. Я дождусь удобного случая и обменяю сумки.

— Вы уверены, что сможете это сделать? Муж мадам Лепски очень опытный и толковый полицейский.

И снова слабая усталая улыбка показалась в глазах Хольца.

— Я бы не был здёсь, сэр, если бы не был уверен в себе.

Радницу понравилась его уверенность. Он удовлетворенно кивнул головой.

— Когда у вас будет сумка мадам Лепски, вы должны без промедления принести ее сюда мне.

— Я понимаю, сэр.

— У вас остается три дня до поездки в Монтрэ. Здесь для вас забронирован номер в отеле «Эдон». Чем вы намерены заняться в это время?

— Буду упражняться, как лучше открывать двери номеров в отелях, — сказал Хольц, — Дядя дал мне адрес и имя одного слесаря, специалиста по замкам. Буду у него учиться. Этим искусством мне нужно получше овладеть. До сих пор мне приходилось вести скрытую или открытую борьбу, но раз надо — научусь открывать и замки.

Радниц кивнул удовлетворенно:

— Ваш дядя — выдающийся человек. Он обо всем успевает подумать. Уверен, что вы его не подведете.

— Да, сэр.

— Очень хорошо. Теперь вы можете заняться тем, что считаете необходимым для себя. Жду вас у себя с сумкой мадам Лепски через неделю. Если вы не справитесь с заданием, вы мне больше не понадобитесь. Поняли?

— Да, сэр, — и Хольц поднялся, чтобы уйти.

Радниц и его дотошность немного утомил его.

— Ваш дядя также говорил мне, что вы умеете постоять за себя, — промолвил Радниц с хитрой усмешкой. — Хотя обычно я принимаю мнение вашего дяди безоговорочно, но иногда мне хочется кое-что проверить самому. Вы не возражаете против маленького испытания этих ваших способностей?

Глаза Хольца сузились и покрылись легкой дымкой.

— Нет, сэр, пожалуйста, если вам так хочется. — Холодом повеяло от этого зловещего голоса.

— Тогда не откажите мне в любезности и, выйдя из дома, пройдите лужайкой вон до того бассейна, — Радниц махнул рукой в сторону открытого французского окна. — Я бы хотел удостовериться в этом.

— Если это ваше желание, сэр, то я готов его тотчас же выполнить. — Хольц замолчал и пронзил Радница острым взглядом. — Вы, по-видимому, имеете в виду тех трех молодчиков, ваших телохранителей, которые укрылись в кустах, и теперь поджидают меня, чтобы напасть для вашего удовольствия. Это вполне понятно, сэр. Но я должен вам сказать, что удовольствия, которого вы ожидаете, вы не получите. Дело в том, что со мной так шутить нельзя: я все делаю серьезно. И, прежде чем выйти, я хочу спросить вас: вам не жалко будет похоронить этих троих, так как вскоре они превратятся в трупы?

Радниц от неожиданности оцепенел:

— Похоронить? Что вы хотите сказать этим?

Хольц нагнулся, закатал правую брючину и тотчас же ему в руку прыгнул сверкающий острый нож. Это было проделано так быстро, что Радниц не успел моргнуть глазом и окаменел, широко раскрыв свои жабьи глаза.

— Так что видите, сэр, играть со мной в грубые игры нельзя. Как только эти три гориллы попытаются напасть на меня, я их прикончу, — спокойно сказал Хольц со своей сардонической улыбкой. — Вы бы не наняли их, если бы не были уверены в их способности охранять вас. Вам, я думаю, было бы очень жаль терять их, да и для слуг было бы хлопотно хоронить их. Я же похоронами не занимаюсь, я только уничтожаю. — Он снова взглянул на Радница, — Так что же, сэр, вы все еще хотите, чтобы я вышел и прогулялся по лужайке?

Радниц долгое время сидел молча, глядя на этого загадочного человека и на смертоносный нож в его руке. Наконец он пришел в себя и сказал:

— После всего, что я увидел и услышал, я считаю, что в этом тесте нет необходимости. Отправляйтесь и учитесь открывать замки в номерах отеля. Это, видимо, последнее, чем вам нужно овладеть. После этого поезжайте в отель «Монтрэ Палас» и возвращайтесь с сумкой.

— Понятно, сэр, — сказал Хольц, вставляя нож в ножны и поправляя брючину.

Затем, подняв сумку с пола и слегка кивнув Радницу, он вышел из комнаты.

Радниц отложил в сторону сигару, он еще не совсем оправился от потрясения. Как будто сама смерть только что вышла из комнаты, а Радниц боялся смерти: одну ее он только и боялся.

Глава 7

Лу Брэди застонал от отчаяния, когда увидел Мэгги Шульц, входящую в здание аэропорта имени Кеннеди в сопровождении цветного носильщика, толкавшего тележку, на котором стояли два огромных чемодана и синяя дамская сумка.

— О чем ты думаешь? — воскликнул он. — Я просил тебя быть налегке, черт возьми!

В Мэгги Шульц было что-то неуловимо притягательное. Мужчины не могли равнодушно пройти мимо нее, где бы она ни появлялась. Даже здесь, в суматохе и предвылетной спешке, все мужские головы поворачивались в ее сторону и глаза жадно ощупывали ее стройную фигуру, точеные длинные ноги, мягко вливающиеся в задорно раскачивающиеся полушария крупных ягодиц. Мэгги была не просто красива, в обычном смысле этого слова, но источала какой-то особый сексуальный аромат. Блондинка, с густыми шелковистыми волосами, с совершенными формами тела, она была зверьком, за которым постоянно охотились самые модные фотографы из «Плейбоя», «Пентхауза» и других подобных журналов, а выражение полной беспомощности на лице еще острее волновало мужскую кровь.

— Вот ты где, любимый, — закричала она, порывисто обвив шею Брэди руками, награждая его таким поцелуем, от которого вся мужская половина аудитории вздохнула с завистью.

Брэди гневно оттолкнул ее:

— Этот чертов багаж! Разве я не говорил тебе…

Она прикрыла ему рот своей очаровательной ладонью.

— Бэби! Неужели ты хочешь, чтобы твоя куколка ехала в Швейцарию голой?

— Ладно, ладно. Все равно уже поздно. Возьми сумку в руки и отправляйся с вещами в таможню. Если будут задавать вопросы, ты едешь к друзьям… в Женеву. Не забудь.

— Да, милый. Я сделаю все, как ты говоришь.

— Встретимся в зале ожидания.

Она вновь поцеловала его и направилась к контрольному пункту, где предъявила свой билет. Брэди следил за ней до тех пор, пока она не влилась в поток людей и не затерялась среди пассажиров, направляющихся к таможенному барьеру.

Чиновник, проверяющий багаж, вздрогнул, увидев приближающуюся Мэгги. Вот это мышка, подумал он. Чего бы я только не отдал, чтобы затащить ее в свою постель. Мэгги, мгновенно разгадав его мысли, выдала ему одну из своих неотразимых улыбок:

— Послушай, котик, ты женат? — спросила она.

Таможенник растерянно заморгал глазами и ухмыльнулся.

— Конечно. А что?

— Очень рада. Наверное, будешь копаться в моих тряпках. Знаешь, молодые холостяки всегда смущают меня. Они не умеют обращаться с девушками. Другое дело солидный женатый мужчина.

Она дала ему связку ключей.

— Будь добр, открой чемоданы сам. У меня это плохо получается.

Взяв ключи, таможенник улыбнулся и заметил:

— Бьюсь об заклад, у вас кое-что очень неплохо получается, мисс, — сказал он, в то время как носильщик передавал ему багаж Мэгги.

— Ой, ой! Я сгораю от стыда. — Мэгги широко раскрыла свои красивые изумрудные глаза. — Мама всегда говорила, что Бог создал меня с красивым телом, ко без мозгов. Очень неприятно такое о себе слышать. Но она, видимо, была права.

Таможенник наконец раскрыл ее чемоданы.

— Не могу судить мисс. Но в ©дном она наверняка была права, — сказал он, начиная просматривать ее вещи и стараясь не разбрасывать их.

Брэди, стоявший в конце очереди, видел все это. Он мог видеть, как она разговаривала, смеялась и выдавала свои сексуальные улыбки. Впервые он не пожалел, что взял ее с собой. Он видел, как таможенник открыл ее сумку, но так как Мэгги ни на минуту не прекращала щебетать, осмотр был поверхностным. Брэди подумал, что Мэгги смогла бы перевезти икону сама, будь она у нее в сумке. И он решил, что в будущем вполне можно будет использовать эту секс-бомбу в своих целях. Он также видел, как она взяла чемоданы, обворожительно улыбнулась и направилась в зал ожидания. Через пятнадцать минут Брэди подошел к ней.

— Он был очарователен, — сказала Мэгги. — Я в восторге от всего этого. А впереди Швейцария! Бэби, я ведь впервые буду в Европе.

В тринадцать лет Мэгги соблазнила своего школьного учителя, которого за растление девочки упекли в тюрьму, а ее поставили на учет. Через шесть месяцев после этого она убежала из дома, и ее подобрал пожилой богатый мужчина, которому нравились молодые красивые девочки. Он везде выдавал ее за свою внучку. Она оставалась с ним до пятнадцать лет, пока ей не надоели его бесконечные нравоучения, и она сошлась с одним негром, у которого было несколько таких девчонок, работающих на него. Шесть месяцев она предлагала себя на улице прохожим, но вскоре и это ей надоело. К тому же это было небезопасно и невыгодно. Тогда она двинулась во Флориду, где в течение двух лет работала «на вызовах» в больших отелях, и это позволило ей заработать немалые деньги, которых при ее беспечности и любви к роскоши хватило ей ненадолго. Затем она встретилась с одним агентом рекламной фирмы. Он не прошел мимо нее и профессионально оценил ее недюжинные возможности в рекламном бизнесе. Он взял её в Нью-Йорк и познакомил с друзьями, связанными с иллюстрированными модными журналами. Она попала в студии к второразрядным фотографам, которые время от времени давали ей небольшую работу. Переходя из одной постели в другую, она достигла двадцатилетнего возраста. В это время она встретила Лу Брэди, в которого влюбилась. Он объяснил ей, что в ходе своих дел ему нужно много путешествовать, но это ее мало волновало.

Он даже посоветовал ей продолжать работать в модных журналах, так как был не богат и ему трудно содержать их обоих. Любовь к Лу заняло такое огромное место в жизни Мэгги, что она была на все согласна.

В течение следующих шести месяцев она видела Лу едва ли десяток раз. Он всегда куда-то спешил, а она не задавала вопросов. Она была рада их кратковременным встречам, аккуратно вела хозяйство, готовила для него, когда он возвращался, и продолжала неплохо зарабатывать, позируя для журналов. Вдруг как-то он откуда-то позвонил ей по телефону, и, сказав, что собирается в Швейцарию, спросил, не хочет ли она поехать с ним. Потеряв голову от радости, она только лишь сумела воскликнуть: «Держи меня, я падаю».

Он вернулся на следующий вечер с билетом на самолет и очаровательной дамской сумкой синего цвета. Это был первый подарок, который Брэди ей сделал, и она зацеловала его. Он намекнул ей без обиняков, что сумка недолго будет принадлежать ей.

Перелет из Нью-Йорка в Женеву превзошел все ожидания Мэгги. У них был первый класс. Многоопытный Брэди пользовался на протяжении всего полета вниманием стюардессы, которая безотказно обслуживала их шампанским и всевозможными закусками.

Прибыв в Женеву, Брэди снова отправил Мэгги с багажом в таможню. Сам же он отправился в местное отделение агентства Герца, где взял напрокат «мерседес».

Через некоторое время появилась Мэгги.

— Не думаю, что буду в восторге от этих швейцарцев. Совсем не как у нас. Заставили раскрывать чемоданы, перерыли все вещи… настоящие животные.

— Не обращай внимания. Нас ждет машина. Пошли. — И махнув рукой носильщику, который укладывал чемоданы на тележку, повел Мэгги к стоянке, где уже стоял «мерседес». Выехав на широкую автостраду и направляясь к центру города, Лу подумал, что, возможно, сможет обходиться без чар Мэгги, если ему когда-нибудь нужно будет перевезти что-нибудь через швейцарскую границу.

А на другом конце океана, в Парадиз-Сити, Клод Кендрик и Луи де Марнэ обсуждали свое будущее.

— Имея такие деньги, мой дорогой Клод, — говорил Луи, — почему бы вам не продать галерею и не отойти от дел. Подумайте, что можно сделать с тремя миллионами. Как припеваючи можно зажить! Даже я бы охотно купил галерею, если, конечно, цена будет умеренная. Ну как?

— Да так. Ты не понимаешь, что говоришь. Ты не имеешь ни малейшего представления о том, сколько стоит галерея. Ты? Без меня она у тебя совсем захиреет.

— О, я бы попробовал. — Крысиные глазки Луи сузились. — Я бы рискнул! Как насчет полумиллиона?

— Да одна только эта комната стоит больше, — сказал Кендрик, указывая рукой на развешанные картины и другие произведения искусства. — Прекрати, Луи, говорить об этом, а то я рассержусь. Я не собираюсь продавать галерею ни тебе, ни кому-нибудь другому. Завтра нужно лететь в Цюрих. Если бы ты знал, как я ненавижу эти перелеты.

— А завещание у вас есть? — спросил Луи с хитринкой в голосе. — Подумайте только обо всех этих несчастных случаях и авиакатастрофах. Каждый день о них полно в газетах!

— Если ты сейчас же не уберешься вон, я швырну в тебя чем-нибудь, — зарычал Кендрик, выходя из себя.

— Я только хочу оказать вам услугу. Нечего кипятиться. Это плохо отражается на печени.

Кендрик схватил пресс-папье, но Луи оказался проворнее и уже выскользнул, хлопнув дверью.

Кендрик выругался ему вслед, зажег сигару и погрузился в мысли о завтрашнем полете.

От Хэддона были хорошие новости. Сумка Лепски удачно миновала французскую таможню. Они были теперь с Дювайнами в Монако, а через три дня приедут в Монтрэ. Хэдцон сказал, что Лу Брэди тоже остановился в этом отеле и возьмет у Дювайна сумку, затем, без промедления, отправится в Цюрих, где встретится с Кендриком в отеле «Эдон». Вроде бы все хорошо, но Кендрик был пессимистом и всегда ожидал осложнений. Может, на швейцарской таможне проверят сумку и найдут икону. Может быть, Брэди угодит в аварию по дороге из Монтрэ в Цюрих. А, может быть, и тут Кендрика обдало холодным потом, самолет, на котором он полетит, упадет в океан. В жизни всегда масса проблем. А может это, чудовище Радниц не захочет расстаться со своими миллионами и придумает что-нибудь, чтобы надуть его и забрать икону. От такого человека можно ожидать всего.

Он достал из кармана шелковый платок и вытер потный лоб. Было над чем подумать. Он переполошился бы еще больше, если бы мог в этот момент оказаться в «Монтрэ Паласе».

Швейцар в ливрее сбегал по ступенькам к открытой двери, около которой остановился «опель рекорд».

Высокий, худой мужчина с волосами цвета соломы смотрел на нее из открытого окна своей машины.

— У меня в багажнике вещи, — сказал он сухо. — Здесь можно припарковать машину?

— Конечно, сэр, — ответил швейцар, обходя машину и доставая из багажника огромный чемодан, который почему-то был очень легким для своего размера.

Серж Хольц вышел из машины, поднялся по ступенькам и подошел к окошку портье. Дядя снабдил его фальшивым паспортом на имя Ганса Рихтера, который он передал портье.

— Очень рад, что вы остановитесь у нас, сэр. Вы на несколько дней?

— Да, — Хольц, как всегда, был немногословен. Портье заполнил полицейскую карточку и передал ее Хольцу с ручкой. Тот подписал ее вымышленным именем.

— Мои друзья мистер и миссис Лепски прибывают послезавтра. В каком номере они будут жить?

Портье раскрыл журнал.

— Номер 245, сэр, а ваш 249. Как видите, это почти рядом.

Хольц кивнул и направился к лифту в сопровождении портье. У себя в номере он запер дверь, положил чемодан на кровать и вынул из него синюю сумку, которую положил в стенной шкаф, затем запер его дверь и опустил ключ в свой карман.

Подойдя к окну, он посмотрел вниз на шумную улицу, затем взгляд его скользнул дальше к озеру и к цепи простирающейся за ним гряды гор.

Итак, подумал он, конец путешествия. Два дня ожидания, а потом работа.

Дорога по длинной монотонной автостраде на юг Франции утомила обоих Лепски, хотя Кэррол и не выражала этого вслух, боясь расстроить Дювайнов, делавших все, чтобы угодить им, но Том не прекращал ворчать до тех пор, пока Кэррол решительно не потребовала, чтобы он замолчал.

Они ехали по плоской однообразной сельской местности, лишь иногда проезжая маленькие городишки с узкими улочками и тоскливые грязные небольшие деревушки. На следующий день они добрались до Монте-Карло, где остановились в отеле «Метрополь». Но и здесь их ожидало разочарование. Кэррол так много читала о юге Франции с его роскошными пляжами, виллами, казино, модными магазинами. К своему ужасу, она увидела, что Монте-Карло тесен по застройке, с полупустыми зданиями. Улицы его заполнены старыми почтенными толстыми людьми, а магазины были полной противоположностью парижским. Даже Пьер с его изобретательностью и находчивостью не мог подсластить этой горькой пилюли.

Лепски был удивлен, когда увидел, что к 21.00 город как бы вымирает. Единственным местом жизни тогда оставалось казино. Тут они встретили старых разжиревших женщин, просаживающих за ночь огромные деньги, а иногда и целые состояния. Сексуальных красоток, которых так любил Том, нигде не было видно, Пьер объяснил это тем, что сезон уже прошел. Вот если бы Лепски приехали на месяц раньше, все было бы иначе.

Но Лепски от этого не было лучше. В последний вечер их пребывания в отеле, после обеда в ресторане «Отель де Пари», Лепски отправились спать раньше обычного. Им так надоело казино, что они мечтали только о том, чтобы скорее наступило утро и они могли отправиться в Монтрэ. Дювайны же, заядлые картежники, пошли в казино, где вдвоем оставили более тысячи франков.

— Как тебе нравится путешествие? — неожиданно спросил Том.

— Ах, Том, я думала, что оно будет более волнующим, — сказала, наконец, она. — Париж мне понравился, но я очень расстроена поездкой на юг. Теперь я хотя бы знаю, что это такое, а то все говорят по-разному.

— Конечно. — Лепски задергался на кровати. — Но если бы мы оставались в Париже, подумай, сколько бы денег мы сэкономили, тем более если бы остались дома.

— Но это мои деньги, и я трачу их как хочу, — обрезала его Кэррол.

— Конечно, конечно, — поспешно согласился Том.

— Подожди, дай только доберемся до Швейцарии. Я видела фотографии гор и озер… фантастика.

— И ночью жизнь продолжается?

— Конечно, — уверенно заявила Кэррол, искренне надеясь, что это именно так. — Конечно, в Монтрэ оживленная ночная жизнь. Но ты забываешь, Том, одну вещь.

Мы встретили двух подлинно любящих нас друзей. А это немало. Клодетта обещала мне писать, когда мы вернемся в Штаты.

— Да, конечно. Но меня что-то беспокоит в связи с ними.

Кэррол села на кровати.

— Что ты хочешь сказать?

— В Пьере есть что-то натянутое и фальшиво навязчивое. Уж очень он обтекаемый. Я не перестаю спрашивать себя, во имя чего он так старается, тратит на нас деньги? Так ведь себя ведут, когда хотят подсунуть испорченный товар.

— Лепски! Ты совершенно невыносим. Это все твой чертов полицейский мозг. Если кто-нибудь с тобой мил и обходителен, ты моментально считаешь его жуликом! Мне стыдно за тебя! — выпалила Кэррол взбешенно. — Как же, по-твоему, люди становятся друзьями? Потому что испытывают симпатии друг к другу. Так вот Дювайны любят нас, а потому они наши друзья. Неужели я не могу вдолбить это в твою полицейскую башку?

Лепски тихо застонал. Начинался разговор, который мог длиться часами, а он устал.

— О’кей, бэби, о’кей! Наверное, это действительно моя ограниченность, — сказал он, натягивая на голову простыню, поудобнее укладываясь в кровати и давая жене понять всем своим видом, что собирается спать. — Давай спать. У нас завтра длинная дорога.

Но Кэррол не унималась.

— Ты всегда говоришь «О’кей, бэби, о’кей», когда не хочет что-нибудь обсуждать. Признайся, Лепски, что Дювайны чудесные люди, и нам очень повезло, что мы встретились с ними.

Лепски издал лёгкий храпящий звук.

— Ты слышишь, что я говорю? — настаивала Кэррол.

— Да, бэби! Спи спокойно, — и Лепски тотчас заснул.

Пьер и Клодетта вернулись в отель около двух ночи.

Они были расстроены проигрышем в рулетку. У себя в номере, приняв душ, они лежали на кроватях, выключив свет.

— Не повезло сегодня, — мрачно сказал Пьер.

— Нельзя же всегда выигрывать, моя прелесть! Меня больше беспокоит, что Лепски загрустили.

— Американцы! Все они не могут приспособиться к европейскому образу жизни. Двадцатого мы будем в Монтрэ. Туда же приедет Лу с дубликатом сумки. Как только он даст мне ее, бери Лепски и поезжай с ними на прогулочном катере. Лу сразу отправится в Цюрих и будет меня ждать там. Сразу же после его отъезда я заменю сумки. Когда вы вернетесь с прогулки, я скажу, что получил телеграмму с извещением, что моя мать опасно больна, и поэтому нам нужно срочно вернуться в Париж. Как только мы освободимся от Лепски, сразу же поедем в Цюрих и найдем там Радница.

— Но сможем ли мы освободиться от Лепски? А если они захотят вернуться в Париж с нами?

Пьер нахмурился.

— Логично. Значит, нужно узнать об их планах после Монтрэ. Давай подкинем им идею поехать в Гестад. Это придется сделать тебе, дорогая. Поговори с Кэррол и скажи ей, что невозможно покинуть Швейцарию, не побывав в Гестаде.

— Хорошо. Теперь еще одно. Если мы не появимся в Цюрихе в отеле «Эдон», Лу поймет, что мы надули их. Он это просто так не оставит.

Пьер долго думал, затем, наконец, сказал:

— Давай все по очереди. Об этом подумаем позже. Сначала поработай с Кэррол и постарайся внушить ей идею насчет Гестада. Затем мне нужно заполучить икону, а уж потом…

Клодетта наклонилась над его кроватью и погладила его руку.

— Ненавижу спать в разных кроватях.

— Пожалуйста, иди ко мне, — сказал Пьер, откидывая простынь.

Клодетта впорхнула в его постель и крепко прижалась к нему.

Лу Брэди и Мэгги Шульц вошли в вестибюль отеля «Монтрэ Палас» в сопровождении носильщика. Было 11.30 восемнадцатого сентября. Почти вся дорога от Женевы до Монтрэ была очень живописна, бесконечная цепь озер во главе с озером Лемаю, горами и обширными плантациями виноградников произвели на Мэгги большое впечатление.

— Мы пробудем здесь только два дня, — сказал Брэди, протягивая портье фальшивый паспорт на имя Льюиса Шульца, которым снабдил его Хэддон.

— Да, сэр, вам заказан номер.

— Я хотел бы зарезервировать номер для своего друга. Он приедет днем двадцатого. Мистер Джон Уиллис. Он остановится на несколько дней.

— Мистер Уиллис? Пожалуйста, сэр. Пока еще много свободных номеров.

Портье сделал запись в журнале.

— Мистер и миссис Лепски тоже заказали номер на двадцатое сентября?

— Вы говорите о супругах Лепски? — Портье, раскрыл журнал. — Да, есть. Номера забронированы вместе с супругами Дювайн.

— Они большие друзья. Постарайтесь, чтобы у них были номера на одном этаже.

Портье утвердительно кивнул головой.

— Все будет в порядке, сэр. У супругов Лепски номер 245, а у вас 251. Если вы уедете двадцатого утром, мистер Уиллис сможет занять ваш номер.

— Это было бы отлично.

Серж Хольц, сидевший в вестибюле, притворившись читающим «Геральд Трибюн», ничего не пропустил из их разговора. Он сидел уже более часа, ожидая развития событий. Ничего не ускользнуло от его внимательных глаз. Он видел, как швейцар пронес чемоданы вновь прибывших. Он увидел синюю дамскую сумку, точно такую же, какая лежала у него в стенном шкафу. Так вот Брэди, подумал он. Дядя заранее объяснил ему, что Брэди привезет дубликат сумки и передаст ее Дювайну, который должен будет обменять ее на сумку Лепски. Но кто был этот Джон Уиллис, о котором упомянул Брэди? Еще одна загадка. Дядя ничего об этом не говорил.

А в номере 251, расплатившись со швейцаром, Брэди вышел на балкон к Мэгги.

— Какая роскошь! — воскликнула та. — Взгляни на этот милый пароходик! Я бы с удовольствием на нем прокатилась! Очаровательный городишко!

— Мэгги, — спокойно сказал Лу, — давай присядем. Мне нужно поговорить с тобой.

Та удивленно взглянула на него.

— Лу, конечно, родной. Что-нибудь случилось?

Ода вошли в номер и сели на канопэ.

— Должен открыть тебе небольшой секрет. Я приехал сюда, чтобы получить миллион долларов, — сказал Брэди, понимая, какое это впечатление произведет на нее.

— Миллион! — воскликнула она, — Не может быть!

— Послушай, крошка, будет лучше, если ты ничего об этом не будешь знать, но это так: один миллион долларов. — Брэди улыбнулся. — Хочешь выйти за меня замуж?

— Ты и еще миллион! Держи меня: я падаю. Это просто блеск.

Брэди подавил вздох. Он подумал, как бы она отреагировала, если бы не было такого куска впридачу.

— Я очень рад, малыш. Как только мы вернемся домой, мы поженимся. Но чтобы получить эти деньги здесь, мне нужна твоя помощь.

— Только скажи, Лу, что я должна делать?

— Послезавтра мы уедем отсюда. Мы поедем в Виленью. Это недалеко отсюда. Там мы расстанемся. Ты поедешь дальше в Цюрих и остановишься в отеле «Буарэ Лак». Я присоединюсь к тебе через неделю.

— Поеду в Цюрих? — Голос ее оборвался. — Но Лу, я же…

— Не беспокойся, — спокойно ответил Брэди. Он достал аккуратно сложенный листок бумаги. — Вот твой маршрут. Он очень прост. Стрелочкой указана улица, на которой находится отель. Ребенок не заблудится. Номер для тебя заказан. — Он ближе придвинулся к ней. — Давай разберемся вместе.

Через полчаса Мэгги неуверенно сказала, что она все поняла и найдет дорогу.

— Но, может быть, можно остаться с тобой? — жалобно протянула она. — Почему я должна ехать одна?

— Если ты хочешь получить меня и миллион, ты должна ехать, — резко возразил Брэди.

— А что ты будешь делать?

— Буду зарабатывать этот миллион. Тебе всего знать не нужно. — Он вынул бумажник. — Вот тебе пустые бланки туристических чеков на пятнадцать тысяч швейцарских франков. Надо только вписать свое имя. Развлекайся и жди меня. Хорошо?

— Это все мне?

— Да. Только смотри, чтобы у тебя хватило расплатиться по счету в отеле.

Мэгги издала вопль восторга.

— Ты лучше всех!

— Отлично! — Брэди кивнул головой. — Еще одна вещь. Дай мне сумку: она нужна мне. В Цюрихе купишь себе другую. Хорошо?

Глаза Мэгги широко раскрылись.

— О, нет. Это твой первый подарок. Я от нее в восторге и не хочу с ней расставаться.

Брэди это предвидел. Он улыбнулся.

— Детка, она нужна мне. А мы с тобой сейчас отправляемся в лучший часовой магазин, и я куплю тебе самые красивые часы: золотые с бриллиантами. Ты понимаешь? Самые настоящие золотые часы и другую сумку вместо этой.

Мэгги вскочила на ноги. Глаза ее блестели от возбуждения.

— Пошли! — она подбежала к двери и остановилась. — А потом покатаемся на том пароходике?

— Да, конечно, — согласился Брэди.

Они вышли из лифта под пристальным взглядом Сержа Хольца и направились в ближайший часовой магазин фирмы «Омега».

К счастью для Брэди, Мэгги нетрудно было угодить. Она получила большое удовольствие от поездки на катере до Эвиана. С удовольствием она побродила по узким городским улочкам и в магазинах она заглядывала во все витрины, если только не восхищалась своими новыми часами. Брэди удивлялся ее наивной глупости.

Вечером они пошли в казино, где выигрыш двадцать франков чуть не свел ее с ума от восторга. После этого он повел ее в «Хэйцлэид», где было много танцующей молодежи. Дома, после бешеной всепожирающей любовной схватки, они наконец заснули.

На следующий день после ленча в гриль-баре Мэгги снова захотела покататься на катере. На этот раз они поехали в Лозанну и вернулись в отель к обеду.

Так прошли эти дни. Мэгги была в восторге от всего. Когда она спала в его объятиях, Брэди думал о завтрашнем дне. Должны были приехать. Лепски и Дювайны. Он надеялся, что они не задержатся. Фактор времени был очень важен. Он провел очень беспокойную ночь.

Чтобы избежать итальянских таможен, а также главных швейцарских таможен со строгим досмотром, Дювайн направился через Гренобль по французской стороне озера Леман, надеясь приблизиться к швейцарской границе невдалеке от Сен Гингольфа.

Лепски, прожившие всю жизнь во Флориде, никогда не видели таких высоких гор. Впечатление было настолько захватывающим, что даже Том не смог сдержать восторга. Кэррол же пребывала в состоянии экстаза.

— Том! — постоянно вскрикивала она. — Посмотри на этот вид. Вот он, венец всего нашего путешествия.

Дювайн облегченно вздыхал. Наконец-то их удалось чем-то удивить.

— Да, — сказал Лепски, — очень красиво, но думаю, что наши Скалистые горы не хуже.

— Лепски! Да когда ты видел Скалистые горы? Не показывай свое невежество, — взорвалась Кэррол.

— Красив также и Гранд Каньон, — не сдавался Том. — Ничуть не хуже.

— А где это ты видел Гранд Каньон? — не унималась Кэррол.

Лепски издал звук, напоминавший шуршание гравия под ногами, и Клодетта решила, что пора вмешаться:

— Мы приближаемая к озеру Леман: один берег находится на французской территории, а другой — на швейцарской.

— Как величественно! — воскликнула Кэррол. — Знаешь, Клодетта, мне все это очень нравится.

— А где будем есть? — поинтересовался Том.

— Здесь неподалеку есть маленький ресторанчик, — сказал Пьер. Раньше он старался познакомить их с таинствами французской кухни. Теперь же решил, что не стоит тратиться на них, так как кроме своих отбивных, они ничего не признают… Дювайн с удовольствием отведал бы эскалоп, приготовленный в горшке со специальными приправами, но для Лепски и мясо оказалось жестким. Тщательно пережевывая кусочки мяса, Лепски продолжал недовольно ворчать, пока Кэррол не приказала ему замолчать.

Через полтора часа они должны были подъехать к швейцарской границе, и Дювайн, зная, что это был последний барьер, который нужно было преодолеть на пути к богатству, с трудом сдерживал свое беспокойство.

— Швейцарские пограничники известны своей грубостью, — сказал он Лепски, в то время как перед ним расстилался сказочный пейзаж. — Я возьму это на себя. Я им скажу, что ты американский полицейский высокого ранга. Они могут захотеть порыться в наших вещах. Попробуем хорошо их угостить. Остановимся в следующей деревне и купим несколько бутылок виски, которые объявим в декларации.

Лепски просветлел:

— Виски? Это здорово!

Они остановились у магазина недалеко от границы и купили две бутылки виски и две бутылки шампанского.

— Этого достаточно, — сказал Дювайн, укладывая бутылки в багажник.

Через пятнадцать минут они подъехали к границе французской, где их тотчас же пропустили без задержки.

Через несколько ярдов была швейцарская граница.

Два высоких пограничника, одетых в серую форму, вышли им навстречу.

— Я обо всем договорюсь с ними, — сказал Дювайн, опуская стекло.

Лепски насторожился. Чутье полицейского подсказало ему, что Дювайн очень напряжен, и это удивило его. Почему он простую процедуру так усложняет?

Лепски не понимал, почему Дювайн так волнуется. Во всяком случае, им с Кэррол нечего скрывать.

Он передал Дювайну паспорта, а тот, присоединив к ним свой, с дружеской улыбкой вручил их пограничнику.

Тот, отступив назад, внимательно просмотрел паспорта и с надменным лицом молча вернул их Дювайну.

— Хотите ли о чем-нибудь предупредить заранее?

— Да нет. Разве только о двух бутылках виски и шампанского, другого ничего нет, — ответил Дювайн.

— Откройте, пожалуйста, багажник.

— О чем он говорит? — спросил Лепски, недовольный, что разговор проходит на французском.

— Он просит меня открыть багажник, — ответил Пьер Тому, который вышел из машины.

— Зачем?

— Он имеет на это право, — ответил Дювайн, желая успокоить Лепски. Он обошел машину и открыл багажник. К своему ужасу, он заметил, что Том тоже направился к ним.

— Где багаж американского джентльмена? — спросил пограничник.

— Вот те два синих чемодана.

— Пусть отнесет их в таможню.

Дювайн повернулся к Лепски:

— Они хотят осмотреть твои вещи.

— Какого черта? — Лепски достал полицейское удостоверение и сунул его под нос пограничнику. — Скажи ему, кто я!

Чувствуя, как пот покрыл его лицо, Дювайн сказал:

— Этот джентльмен — высокопоставленный офицер американской полиции. Ему бы не хотелось, чтобы переворошили все его вещи.

Пограничник внимательно осмотрел полицейское удостоверение Лепски и косо взглянул на его значок, но по выражению его лица было видно, что они не произвели на него никакого впечатления.

— Он что, не понимает ни французского, ни немецкого?

— Нет, только английский. Он — американец.

— Что он говорит? — уже зло спросил Лепски, теряя терпение. Им начало овладевать раздражение, ноги его задвигались.

Пограничник с интересом наблюдал за ним. Взрыву у Лепски всегда предшествовало шарканье ног с притопом, но для швейцарца это было что-то новенькое, и теперь он с любопытством смотрел, как Том начинал свой «военный танец».

— Может быть, джентльмену нужно в туалет?

— Что он говорит? — в голосе Лепски послышались нотки копа.

— Он спрашивает, не хочешь ли ты помочиться, — прошептал Дювайн. — Он удивлен, что ты не стоишь спокойно на месте, а пританцовываешь.

Лепски с трудом сдерживался. Он издал звук, напоминавший электрическую пилу, врезавшуюся в свежую древесину. Пограничник отступил назад и снова уставился на Лепски.

— Лепски, перестань дергаться как паяц, — воскликнула Кэррол, выходя из машины и присоединяясь к ним. — Делай, что он говорит.

Пограничник повернулся к Дювайну:

— Пожалуйста, скажите этому джентльмену, что у нас есть инструкция проверять все вещи у американцев. Извините за беспокойство, но это от нас не зависит.

— Понятно, — сказал Дювайн. — Ворот его рубашки прилип к шее от холодного пота. — Может хотите проверить мой багаж?

— В этом нет необходимости.

— Что он говорит? — в очередной раз настаивал Лепски.

Дювайн объяснил:

— Это не займет много времени, Том. Придется пройти с ними.

— Шевелись! Делай, что тебе говорят! — отрезала Кэррол. — Что ты уперся как бык? У них инструкция!

Лепски сжал кулаки, тихонько выругался, затем хрипло сказал:

— Ладно, о’кей, пусть этот тип роется в тряпье, если так хочет! Черт с ним, мне наплевать!

Дювайн поднял два больших чемодана, принадлежавших Лепски.

— Только эти два? — спросил пограничник.

— Остальные мои, — сказал Дювайн. — Он передал чемоданы Лепски: — Тащи их, Том. Все будет быстро.

Пограничник вернул Лепски удостоверение, затем пошел вперед в сопровождении Лепски к помещению таможни.

— Он забыл мою сумку! — закричала Кэррол.

Дювайн чуть не упал.

— Замолчите! — грозно прошептал он. — Ваши духи могут причинить вам кучу неприятностей.

— Почему? Не понимаю! — Кэррол влезла в машину, — С Томом всегда так трудно.

— Да, нрав у него крутой, — промолвила Клодетта, выжимая кислую улыбку, — Ах, эти швейцарцы. Как бы он не сцепился с ними снова.

— Это он любит, его хлебом не корми, — сказала Кэррол.

— Не беспокойся, дорогая! Ему же нужно будет что-то рассказывать на работе после возвращения. Лучшего и не придумаешь.

Дювайн последовал за Лепски в таможню. Он был удивлен, когда увидел Тома, обменивающегося рукопожатием с офицером таможни, говорящим по-английски. Начальник таможни, назвавшийся Гансом Ульрихом, рассыпался в извинениях.

— Извините, мистер Лепски, — говорил он. — Это все из-за этой русской иконы. Все пограничные посты предупреждены и получили строгое указание проверять багаж у всех американцев. Мой человек всего лишь выполнял свой долг. Но ваш багаж, конечно, незачем проверять. Не припоминаю даже, когда американский офицер полиции проезжал через наш пост. Для нас это большая честь. Так что извините нас еще раз. — Он повернулся к пограничнику. — Отнеси чемоданы мистера Лепски обратно в машину.

Дювайн закрыл глаза и издал глубокий вздох облегчения. Он пошел вслед за пограничником, тащившим два тяжелых чемодана.

— Что случилось? — спросила Кэррол.

— Тома обслужили по высшему разряду. Никаких проблем. Даже извинились.

Дювайн сел в машину. Они с Клодеттой обменялись быстрыми взглядами. Последний барьер был взят.

Теперь встреча с Лу Брэди. Затем замена сумок и наконец Радниц.

Глава 8

Во время завтрака в номере Лу Брэди объяснял Мэгги, что он от нее хотел. Он сидел на стуле в то время, как Мэгги, лежа на кровати, уплетала хрустящую булочку, намазанную вишневым джемом.

— Я думаю, что они появятся сегодня утром, — сказал Брэди. — Не знаю, когда точно, но думаю утром. У меня к ним есть дело, и мне не хотелось бы, чтобы ты была здесь, пока я буду с ними занят. Мы будем разговаривать здесь, в номере. Ты меня понимаешь, бэби?

Мэгги потянулась за новой булочкой и стала намазывать ее маслом.

— Ты хочешь, чтобы я ушла? Так?

— Да. Прежде всего тебе надо сложить вещи. Затем ты должна все вынуть из своей сумки. Она должка быть пустой. Ты слышишь меня?

Мэгги наложила слой вишневого джема на булочку и целиком ушла в процесс пережевывания.

— А что мне делать с вещами, которые я выну из сумки?

— Положи в какую-нибудь другую.

Мэгги понимающе кивнула и вновь начала жевать.

— Мне так нравится этот джем! — воскликнула она с полным ртом. — Я знаю, что не следует есть так много мучного, иначе растолстеешь. Но это свыше моих сил.

Брэди сокрушенно вздохнул:

— Ладно, малыш, кушай, но и слушай.

— Я все поняла, любимый. Все вынуть из сумки, собрать… А что потом?

— Потом пойдешь к лифту, спустишься вниз и пройдешь туннелем к бассейну.

— А купальник мне взять или нет?

Брэди вновь безнадежно вздохнул:

— Да забудь ты о своем купальнике. Ты не будешь купаться. Будешь сидеть возле бассейна и ждать, пока я не приду к тебе. Теперь поняла?

— Просто сидеть и ждать?

— Я дам тебе книгу. Новый роман Гарольда Робинса о любви.

Лицо Мэгги озарил восторг.

— Я обожаю его книги. Он так увлекательно пишет о сексе.

Мэгги наконец дожевала булочку, налила себе кофе и кивнула головой. Бреди вздохнул с облегчением:

— Вот и хорошо. После делового разговора мы сразу уедем. Смотри, не уйди куда-нибудь, будь у бассейна. У меня не будет времени искать тебя. Поняла?

— Я должна сидеть у бассейна и читать книгу Робинса про любовь?

— Именно так. А теперь, если ты поела, начинай собираться.

Мэгги печальным взглядом окинула пустой поднос, удивилась, что там не осталось булочек, вздохнула и неохотно встала с кровати. Было 9.15 утра.

— Пока ты будешь собирать вещи, я спущусь вниз и оплачу счет. Не забудь освободить синюю сумку.

Оставив ее, Лу спустился на лифте и подошел к портье.

Серж Хольц сидел в углу в кресле, откуда ему была прекрасно видна конторка портье. Понимая, что швейцар у двери может удивиться, что он не встает с места, Хольц подготовил объяснение и для швейцара, и для портье, что он якобы ожидает важный телефонный звонок. Это объяснение должно было удовлетворить персонал отеля.

Он увидел, как Лу Брэди оплачивал счет. Он подошел ближе и начал рассматривать один из проспектов, при этом внимательно прислушиваясь к разговору.

— Я вскоре уеду, — говорил Брэди портье. — Мистер Уиллис прибудет в два часа. Пришлите кого-нибудь за моим багажом через полчаса.

— Будет исполнено, сэр.

Брэди вышел из отеля и быстро направился в книжный магазин. Там он купил новый роман Робинса и вернулся в свой номер. Мэгги уже приняла душ и теперь медленно одевалась.

— Поторопись, цыпленок! — резко сказал Брэди. — Через полчаса придут за багажом.

Мэгги начала бросать все, как попало, в чемоданы. К этому времени, когда появился швейцар, осторожно постучав в дверь, Брэди успел все вынуть из сумки и упаковать вещи. Швейцар взял вещи и понес их в машину.

— А теперь, киска, — сказал Лу твердо, — возьми свою книгу, иди к бассейну и жди. Поняла?

— Ты ведь придешь за мной, дорогой? Мы в самом деле поженимся?

— Пока жди. — Терпение Брэди было на пределе.

Когда она ушла, поцеловав его, Брэди написал записку, положил ее в конверт и адресовал мистеру Пьеру Дювайну. Затем он отнес записку портье.

— Передайте это, пожалуйста, мистеру Дювайну, когда он приедет.

— Конечно, сэр.

Брэди вернулся в свой номер, вынес на балкон стул, откуда ему было удобно наблюдать за прибывающими и стал ждать.

Все это время Серж Хольц находился в вестибюле.

В 11.15 Брэди увидел, как приехали Дювайны и Лепски. Он вошел в комнату, закурил сигарету и стал расхаживать по комнате. В записке, оставленной портье, он просил Пьера прийти к нему без промедления.

Серж Хольц увидел, когда вошли Дювайны и Лепски. Он увидел, как швейцар вкатил на тележке четыре чемодана и синюю дамскую сумку. Он не терял их из виду до тех пор, пока они вместе с портье не вошли в лифт. Теперь уже недалеко то время, когда не нужно будет больше ждать, а нужно будет действовать.

У двери Дювайн сказал:

— Давайте встретимся через полчаса. Побродим по городу.

— Отлично, — ответил Том. — Интересно, как здесь кормят?

— Голодать не будешь, — ответил Пьер, увлекая Клодетту в номер и закрывая за собой дверь. — Здесь Брэди. Он хочет со мной тотчас встретиться. Номеэ его рядом.

— Будь осторожен, милый, — сказала она, слегка волнуясь. — Лу парень проницательный.

Дювайн поцеловал ее.

— Я тоже не промах. Скоро вернусь.

Брэди продолжал расхаживать по комнате, когда в дверь раздался стук. Он подошел к двери и открыл ее.

— Пьер! — воскликнул он. — Рад тебя видеть. — Он втащил его за руку в комнату — Выглядишь ты блестяще!

Не оставаясь в долгу, Лу сказал:

— Ничуть не постарел! Бог ты мой?! Ужасно рад снова тебя видеть.

Оба, казалось, были очень рады.

— Говори скорей, — просил Брэди, все еще держа руку Дговайна. — Не тяни. Как дела? Какие-нибудь осложнения?

— Никаких, если, конечно, не считать того, что от этих Лепски можно окочуриться.

— Как таможни?

— Все прошло как во сне.

Брэди засиял:

— Я знал, что на тебя можно положиться. Теперь остается только сделать замену.

— Да. — Дювайн немного замялся. — Нужна будет ловкость. Ничего. Все будет в порядке. Дубликат сумки у тебя?

— Конечно. — Брэди достал сумку. — Пустая. Пьер, у тебя на это уйдет несколько минут, а потом сразу направляйся в отель «Эдон» в Цюрихе, где я буду ждать тебя с двадцатью тысячами франков плюс за расходы, которые ты понес.

Дювайн только потер руки.

— Отлично!

— Как ты собираешься избавиться от Лепски?

— Я им скажу, что у меня заболела мать, и мы должны вернуться в Париж. Об этом не беспокойся!

— Хорошо. Я должен отправляться. — Брэди выдал Дювайну фальшивую улыбку. — Ты прекрасно поработал, я буду настаивать, чтобы Эд добавил тебе еще десять тысяч долларов.

— Ну спасибо, Лу! Это было бы отлично.

Двое мужчин пожали друг другу руки.

— До встречи в Цюрихе… Через пару дней?

— Как только выберу момент и произведу замену, сразу же к тебе. Все зависит от Лепски. Они прилипли к нам, как клей. Думаю, что дня два-три. Я позвоню тебе в «Эдон».

— Счастливо, Пьер!

Брэди с широкой дружеской улыбкой на лице вышел из номера.

Дювайн, подняв сумку и осмотрев ее, вышел быстро из номера и вошел к себе. Когда Клодетта увидела сумку, лицо ее осветилось.

— Все в порядке, родной?

— Никаких проблем. Он даже пообещал еще десять тысяч долларов. Ему даже мысли в голову не приходит о том, что мы можем надуть их. Жалкие какие-то деньги, когда можно получить четыре миллиона долларов.

Клодетта бросилась в его объятия, и они в вальсе закружились по комнате.

Брэди нашел Мэгги в шезлонге, погруженную в чтение романа.

— Собирайся, цыпленок, — сказал он. — Мы отправляемся.

— О, Лу. На самом интересном месте. Дай мне дочитать, что будет дальше. Он как раз затащил ее в постель…

— Неважно, пора ехать!

Они направились к машине через дорогу. В то время, как они мчались в Виленью, он снова проинструктировал ее, как добраться до отеля в Цюрихе, и обещал с ней встретиться как можно скорее. Когда они приехали туда, она немного всплакнула, прощаясь с ним, но быстро успокоилась и вновь повеселела, когда вспомнила о новых часах, подаренных им, о деньгах, которые он дал ей, и о романе, который ей предстояло дочитать. Оставив машину Мэгги, он обещал ей приехать не позже чем через неделю, он взял напрокат в местном гараже «гольф-15».

Весь день он провел в плавательном бассейне. Там было много людей, но никто не обращал на него внимания. Уже к вечеру он занес в кабину свой чемодан, запер дверь и загримировался в хорошо одетого старого джентльмена, которого можно было принять за банкира. Потом он вернулся в «Монтрэ Палас» и представился мистером Джоном Уиллисом.

Серж Хольц, который все еще сидел в вестибюле, был бы совершенно одурачен, настолько блестяще перевоплотился Брэди, если бы тот не допустил одной маленькой ошибки: он вернулся с тем самым чемоданом, который был у него, когда он записывался под именем Льюиса Шульца.

Хольц, привыкший замечать малейшие детали, сразу же узнал чемодан, как только швейцар поднес его к лифту. Хольц вспомнил, что дядя предупреждал о необыкновенной способности Брэди перевоплощаться и принимать самые различные обличья. Он только самодовольно ухмыльнулся, расколов Брэди.

Он видел, как Дювайны и Лепски вышли из отеля, и зашел в бар перекусить.

Оставшись в своем номере, Брэди раскрыл чемодан и достал револьвер. Следуя инструкциям Эда Хэддона, он еще раньше, остановившись в Женеве, направился по адресу, данному Эдом. Высокий полный муж чина лет сорока с радостью продал ему револьвер, как только Лу упомянул имя Эддона. Брэди не мог терпеть никакого оружия. Он ненавидел любые формы насилия. Он подчеркнул, что револьвер должен быть не заряжен, и он проследил, чтобы тот человек вынул все патроны. Удовлетворенный он сунул его в карман и расплатился. Теперь он уселся на кровать и недовольно рассматривал оружие. Он надеялся, что ему не придется угрожать Дювайну. Если бы ему все-таки пришлось это сделать, он совсем не был уверен в себе, что сможет это сделать убедительно. Дювайн вел себя так дружелюбно. Он совсем не допускал мысли о надувательстве. Хэддон чересчур подозрителен, но миллион — все-таки есть миллион.

Потом он подумал о Мэгги. С его стороны было опрометчиво обещать взять ее в жены. Брэди вздохнул. Он не мог представить себе, что сможет прожить с ней долгие годы. Она принадлежала к такому типу женщин, которые быстро старятся. С этим можно повременить. Сначала нужно получить икону. Он спрятал револьвер обратно в чемодан и, почувствовав голод, спустился в бар.

Лепски не понравился Монтрэ. Виды с озера были красивыми и пароходик был неплохой, но сам город был скучен и как будто вымер. Кэррол тоже была немного разочарована, но ей понравился магазин часов, в то время как у Лепски вырывались какие-то звуки, выражающие нетерпение и раздражение.

Терпение Дювайнов было на пределе. Они мельком обменивались взглядами, в которых светилась надежда, что это скоро должно кончиться.

— Как насчет того, чтобы поесть? — Том не уставал задевать свой традиционный вопрос. — Интересно, какие у них здесь отбивные?

— Здешние отбивные никуда не годятся, — ответил Пьер. — Лучше отправимся в пиццерию. Хоть будет какая-то перемена.

Как всегда немного поворчав, Том согласился. Пьер был приятно удивлен, когда увидел, что Том и Кэррол с удовольствием ели пиццу, которую им принесли.

— Вот это еда! — промолвил Том, млея и сияя. — Как дома.

Зная, что Кэррол уже подкинула Лепски идею о посещении Гестада, Дювайн во время еды решил вывести на сцену свою мать.

— Я очень беспокоюсь о матери, — сказал он. — Когда мы уезжали в Париж, она плохо себя чувствовала. Я звонил домой из Монако, и мне сказали, что она слегла в постель.

— Да, это неприятно, — с сочувствием вставил Лепски. — Моя мать умерла четыре года тому назад.

— Может быть, и обойдется, сегодня вечером позвоню, но если ей не лучше, то нам с Клодеттой придется вернуться.

— Да, конечно, — сказала Кэррол. — Как жаль!

Дювайн улыбнулся.

— Может быть, ей уже лучше. Но даже если нам придется вернуться, для вас это ничего не меняет. Вы должны поехать в Гестад. Вам там понравится.

— Вы все время были так любезны! — воскликнула Кэррол. — Если вам нужно будет вернуться, мы тоже вернемся с вами. В конце концов, в Париже больше развлечений, чем в Швейцарии.

Дювайн улыбнулся:

— Вы говорите так, потому что не видели Гестада. Это действительно райский уголок. Там вилла Лиз Тейлор, а уж она бы не стала там жить, если бы место того не стоило. Вот уж где ночная жизнь: стриптиз, шикарные девочки, десятки ночных клубов. А уж про отбивные и нечего говорить: туда доставляют на самолете каждый день настоящие японские отбивные из Кобэ. Знаешь ли ты, Том, что это такое? Толстые и сочные — самые лучшие в мире! А какие там горы, снег, катание на санях. А магазины! Ты никогда не видел таких магазинов.

Клодетта, которая была в Гестаде и считала это место обыкновенной скучной дырой, надеялась, что Бог простит ее мужа за такую беспардонную ложь, но она понимала, что надо всеми силами постараться избавиться от Лепски.

Тот слушал, и глаза его сияли:

— Стриптиз? Роскошные красотки? Сочные отбивные?

— Сам подумай, жила бы там Лиз Тейлор, если бы это не было великолепное местечко? Мы бы очень расстроились, если бы вы не попали туда. — Дювайн умоляюще посмотрел на Клодетту.

— Вам обязательно нужно поехать, — сказала она твердо.

Все решило упоминание о Лиз Тейлор.

— О’кей! Раз уж там Лиз, мы поедем туда, но все равно, без вас нам будет тоскливо.

— Мы тоже будем скучать без вас, — соврал Дювайн и сделал знак кельнеру принести счет. — Может, все будет и не так. Может, будут хорошие вести от матери сегодня к вечеру. Как бы мне самому хотелось поехать в Гестад. А сейчас я отвезу вас на Веви посмотреть на знаменитых лебедей. Там можно сделать кучу великолепных снимков, а вечером покатаемся на прогулочном катере. Вам понравится.

Они отправились на озеро, и Кэррол, заинтригованная лебедями, захватила два ролика кинопленки. Вернувшись в отель, они условились встретиться в баре в двадцать два часа и отправиться на пристань. Они не обратили внимания на сморщенного старика, сидящего в вестибюле и наблюдавшего за ними, когда они шли к лифту.

В номере Пьер сказал Клодетте:

— Мое терпение лопнуло! Эти двое меня сведут с ума. Сегодня нужно обменять сумки и баста. Мы сделаем так. В баре я скажу, что получил от брата телеграмму о здоровье матери. Он должен позвонить мне сюда в 21.30, поэтому я буду ждать звонка, а ты поедешь с Лепски на катере. Вы вернетесь часов в одиннадцать, вас я встречу в вестибюле и скажу им, что нам нужно уезжать, так как здоровье матери резко ухудшилось. Сейчас мы все упакуем и, как только вы уедете, я обменяю сумки и сложу все в машину. Я скажу Тому, что для нас будет быстрее, если мы прямо поедем в Париж, так как над Женевой туман. А им нужно взять напрокат у Херца машину и ехать в Гестад.

— А ты не допускаешь, что они захотят поехать с нами? — выразила сомнение Клодетта.

— Не думаю после того, что я наплел им про Гестад. Ты разве не заметила, какие глаза были у Тома, когда я упомянул об отбивных из Кобэ и роскошных девочках?

Клодетта сдавленно хихикнула:

— Да, представляю себе, какой ударик там их ожидает.

— Я даже скажу ему, что забронировал им номер в лучшем отеле Гестада.

— Смотри, дорогой, не попади впросак.

— Они узнают об этом уже после нашего отъезда. Давай, птичка, укладывать вещи.

В 20.00 Дювайны вошли в бар с озабоченным видом. Лепски уже были там: перед Томом стоял стакан с двойным виски. А Кэррол потягивала сухой мартини. Увидев выражение на лице Дювайнов, Том сразу понял, что что-то случилось.

Дювайн отодвинул стул для Клодетты и сел сам.

— Я получил телеграмму от брата. Он сказал, что матери хуже, и позвонит еще раз вечером, нужно мне выезжать или нет.

— Как жаль! — сокрушенно воскликнула Кэррол.

Лепски подозвал бармена.

— Может, все-таки обойдется. Что будете пить?

— Мне виски, а для Клодетты мартини, — сказал Пьер. — Он подождал, пока официант принесет напитки, а потом добавил: — Мне придется остаться здесь, Том, а вы втроем поезжайте на катере. К вашему приезду, возможно, у меня будут хорошие новости.

— Нет, нет! — воскликнула Кэррол. — Мы все остаемся здесь.

— Она права, — сказал Лепски. — Давайте останемся и подождем, а поужинать можно в отеле.

Какое-то время Пьер был в замешательстве, а вскоре пришел в себя.

— В этом нет никакой необходимости, Том, но благодарю вас за искреннее сочувствие. Вы настоящие друзья, но я прошу вас оказать нам услугу. Клодетта еще никогда не каталась на катере ночью. Она с таким нетерпением ожидала этой прогулки! Может, поедешь один с девочками, Том? Кэррол тоже получит удовольствие. Доставьте Клодетте немного удовольствия.

При такой постановке вопроса Том не мог уже отказать.

— Конечно. Можешь на меня положиться. Я с удовольствием возьму их обеих.

— Спасибо, — сказал Дювайн и взглянул на часы. — Катер отходит в девять часов, так что вам лучше поторопиться.

Быстро выпив, Лепски встал:

— О’кей, девочки, поехали.

Сморщенный старикашка, читавший газету, заметил, что вся компания покинула бар. Дювайн проводил их до двери глазами и пошел к лифту. Старичок вошел в лифт с Дювайном, и, выйдя первым, направился по длинному коридору направо.

В своем номере Дювайн немного подождал, затем осторожно открыл дверь и оглядел длинный безлюдный коридор. Лу Брэди немного приоткрыл дверь, так что бы ему была видна дверь номера Лепски. Он притаился и приготовился ждать, но ждать пришлось недолго. Он увидел, как Дювайн с сумкой, которую он ему передал, медленно начал красться к номеру Лепски. На мгновение он остановился, манипулируя с замком, затем открыл дверь и, проникнув в номер, закрыл за собой дверь.

Брэди с дрожью нащупал свой револьвер в кармане пиджака. Он напряженно ожидал.

Проходили минуты. Он знал, что Пьеру понадобится время, чтобы переложить вещи Кэролл из одной сумки в другую. Он знал также, что у Дювайна ловкие и проворные пальцы, и все же он нервничал. Затем он услышал голоса и увидел, как молодая пара вышла из номера. По-видимому, это было любовное свидание. Когда они дошли до двери его номера, он отступил назад, закрыв свою дверь, затем открыл ее снова, когда их шаги замолкли.

Неся в руке сумку Кэррол, показался Дювайн. Остановившись на минуту, чтобы запереть дверь номера Лепски, он быстро направился в сторону своего номера. В это мгновение Брэди вышел в коридор.

— Сэр! — воскликнул он. — Извините меня.

Дювайн остановился и посмотрел на старика. Лицо его напряглось и стало хмурым.

— Да.

Брэди подошел к нему.

— Одну минуту, сэр.

— Извините, я тороплюсь.

В этот момент Брэди уже поравнялся с Дювайном.

— Ты все отлично проделал, Пьер, — сказал он. — Я знал, что полностью могу тебе доверять.

Дювайн почувствовал, как кровь ударила ему в голову. Он отступил в свой номер, подталкиваемый Брэди.

— Это ты, Лу?

— Конечно. — Брэди выдавил смешок. — Я передумал, Пьер. Я сам отвезу сумку в Цюрих. Эд считает, что так будет лучше.

Все еще держа сумку, Дювайн был так потрясен, что тут же опустился на стул.

— Я разговаривал с Эдом, — продолжал Лу. — Он согласен со мной, что ты отлично поработал, и мы решили заплатить тебе тридцать тысяч швейцарских франков, плюс все издержки. Деньги у меня с собой.

Острый ум Дювайна начал быстро соображать. Первой реакцией было сбить Брэди с ног, запереть в номере и убежать. Но он не мог уехать без Клодетты, а та вернется не раньше чем через два-три часа. Нет, сказал он себе, в такой обстановке нужно действовать дипломатично. Он быстро ответил:

— Так менять внешность? Конец света. Садись, поговорим.

Брэди поколебался, затем сел в стороне от Пьера.

— О чем говорить, Пьер? Уже поздно. Я хочу через час ехать в Цюрих. Эд ожидает меня.

— Я знаю, что здесь, — сказал Дювайн, похлопывая рукой по сумке. — Икона Екатерины II.

Брэди кивнул. Его вспотевшая рука полезла в карман и нащупала револьвер. Но это не придало ему уверенности в себе.

— Икона стоит по меньшей мере десять миллионов долларов, — сказал Дювайн, наблюдая за Брэди.

— Возможно, если найти покупателя, — ответил Брэди осторожно.

— Эд не стал бы браться за это, если бы у него не было клиента. Я знаю покупателя, это… Герман Радниц.

Брэди вздрогнул. Да, Хэддон был прав. Как чутко он предусмотрел обман. Он окинул оценивающим взглядом фигуру Дювайна. Один его удар в висок может быть для него смертельным.

— Не спеши с выводами, Пьер, Что бы ни находилось в сумке, это не твое дело. Тебя наняли украсть сумку или обменять ее на другую, и ты с этим отлично справился, мы тебе щедро платим. Работа, которая была предпринята до этого, не идет ни в какое сравнение по опасности с твоей. Для тебя все это приятное времяпровождение, которое, кстати, тоже оплачивается. Так что не о чем больше говорить. Отдавай сумку и получи тридцать тысяч. Это больше, чем было условлено.

Дювайн покачал головой. Он почувствовал, что Брэди становится опасным, и напряг свои мускулы.

— Нет, нам есть о чем поговорить, Лу. Давай подойдем к этому разумно.

— Я не понимаю тебя. — Рот Брэди скривила ухмылка. — Мы с тобой прекрасно работали все эти годы. У тебя впереди много выгодных дел, если ты будешь с нами.

Мы тебе полностью доверяли. О какой разумности ты говоришь? По-моему все просто.

— Обожди, Лу! Послушай мое предложение. Давай выкинем Хэддона из игры и разделим все пополам. Каждый получит по три-четыре миллиона. Что ты скажешь?

— Что я скажу? — Голос Брэди прозвучал как выстрел. — Я не верю, что это говоришь ты, Пьер! Я поражен и подавлен. Я не обманываю своих друзей, а Эд — мой друг. Я и тебя считал другом, а то, что ты мне предлагаешь, имеет вполне определенное название — ПРЕДАТЕЛЬСТВО. Я этим не занимаюсь. Отдай сумку, бери деньги, и я забуду этот разговор.

Дювайн посмотрел на него и покачал головой.

— Нет. Либо ты принимаешь мои условия, либо не получишь ничего и все будет моим. Я уже вошел в контакт с Радницем — он покупает икону у меня. У него другое представление о друзьях и обязательствах. Ты здесь ничего не изменишь, Лу. Итак, ты со мной или без денег?

Хэддон предвидел такой поворот, подумал Лу. У него особо обостренный нюх на опасность.

— Ты не все учел, Пьер. Радниц не будет иметь дело с тобой. Он даже со мной не станет иметь дело. Мы имеем дело с его посредником, а ты его не знаешь. И, вообще, хватит болтать чепуху. И другая вещь: Хэддон превратит твою жизнь в пытку и найдет тебя под землей. Я же даю тебе слово, что не скажу ему об этом. Отдай сумку, получи деньги, и будем продолжать дальше работать вместе.

Было видно, что Дювайн колеблется.

Затем он опять подумал, чего он себя лишает, отказавшись от пяти миллионов долларов. Он подумал также о Клодетте, которая так верила в него.

— Нет. Ты не воспользовался своим шансом и теперь ты уже ничего не сможешь сделать.

Брэди сидел неподвижно, поглаживая в кармане револьвер. Положение становилось безвыходным. Допустим, он станет угрожать Дювайну незаряженным револьвером. Не набросится ли тот на него? Собрав всю свою смелость, он сказал:

— Тогда вот, — и он выхватил револьвер из кармана и направил его на Пьера. — Мне очень жаль, но ты меня вынудил к этому.

Дювайн смотрел на револьвер и чувствовал струйку холодного пота на спине. Он, как и Брэди, испытывал ужас перед насилием. До этого никто не угрожал ему оружием, и блеск вороненой стали в руках Брэди заставил его смертельно побелеть и потерять совершенно уверенность.

— Ты… не посмеешь выстрелить, — пролепетал он задыхаясь.

Брэди даже вздрогнул, увидев перед собой человека еще более трусливого, чем он сам. Им овладел прилив храбрости. Он наклонился вперед, размахивая револьвером перед лицом Дювайна.

— Я не убью тебя, но изуродую! Я прострелю тебе коленную чашечку, если ты тотчас не отдашь мне сумку.

Дювайн дрожал с головы до ног. Трясущейся рукой он поставил сумку на пол и подтолкнул ее ногой к Брэди.

— Опусти револьвер, — заикаясь сказал он. — Может произойти выстрел.

Брэди схватил сумку, выпрямился и направился к двери.

— Ты сделал большую глупость, Пьер. Ты никогда не получишь от нас работы, и помни, что Эд не прощает предательства.

Сказав это, он открыл дверь, вышел в коридор и направился в свой номер. Через десять минут он мчался в Цюрих. Сумка Кэррол лежала рядом с ним.

Катер «Ла Свис», весь в иллюминации, подходил к пристани Монтрэ. С его палубы доносились звуки скрипки и аккордеона. Пьер Дювайн наблюдал за его приближением. За последние полчаса ожидания катера он понемногу стал приходить в себя от сокрушительного удара, нанесенного ему Брэди. И все-таки он чувствовал себя совершенно деморализованным. Пропали не только миллионы, но и деньги, которые он должен был получить от Лу. Приступ беспокойства охватил его. Он понял, что у него нет будущего в махинациях с антиквариатом. Хэддону достаточно будет произнести слово, и никто никогда не захочет его знать. Магазин в Дювилье без новых краденых поступлений долго не продержится: его придется закрыть. Началом всему послужил проигрыш в рулетку. Счастье отвернулось от него. Он был так близок к трем миллионам… и проиграл. У него едва хватало франков, чтобы купить бензин на обратную дорогу в Париж. Было от чего сойти с ума.

Но он пытался отбросить самые худшие предчувствия и немного приободриться. Сезон в Париже только начинался. Город будет полон богатыми туристами с разбухшими бумажниками. Придется опять приняться за карманные кражи. Он очень боялся риска, но ему теперь ничего другого не оставалось. Он подумал о Клодетте. Она была его единственным утешением. Она, конечно, примет без жалоб свершившееся. Она поймет, что перед лицом оружия ему ничего другого не оставалось. Он почувствовал к ней горячее чувство любви и признательности. Как счастлив он был, имея такую жену.

Кэтер уже остановился у причала, и пассажиры начали спускаться по трапу. Дювайн увидел Клодетту и Лепски и помахал им. Лепски был очень рад, что они наконец, вернулись. Для него эта поездка была самой горькой пилюлей, которую ему когда-либо приходилось принимать. Звуки музыки действовали ему на нервы. Разжиревшие стареющие парочки, счастливо кружащиеся на палубе, заставляли его производить самые невероятные звуки. От отбивной у него свело челюсти. Кэррол, видя, как все нравится Клодетте, старалась сдерживать Тома, но и она мечтала, чтобы эта поездка скорее закончилась. Клодетта с сияющим лицом думала, как все прошло у Пьера. Но одного взгляда на его лицо, белое как мел и напряженное, было для нее достаточно, чтобы понять, что он потерпел фиаско.

— Пьер! — Она подбежала к нему.

— Мы должны тотчас уезжать. Она умирает, — Затем он повернулся к Лепски, — Мне очень жаль, но я знаю, что вы поймете. Мы должны ехать в Париж. Женевский аэропорт закрыт из-за тумана. Мы не можем терять времени. — Он схватил руку Тома. — Дорогой друг, не задерживай нас, и, пожалуйста, извини. Нам нужно было выехать еще час тому назад. Я заказал вам номер в Гестаде. Портье раздобудет для вас машину и расскажет, как туда проехать. Мы сразу напишем вам из Парижа. Все это очень печально. Нам было так приятно с вами.

В это время Кэрроли Том выражали ему глубокое сочувствие. Пьер сказал жене, чтобы она садилась в машину.

Удивленным столь крутым поворотом событий Лепски лишь успели им махнуть рукой на прощание. Дювайн рассказал Клодетте о случившемся.

— Не знаю, что мы будем делать! — сказал он в отчаянии. — У нас почти не осталось денег. Подумать только, что у этого дьявола Брэди был револьвер!

Клодетта погладила его руку.

— Пока мы вместе, мой любимый, нам ничего не страшно.

Большего утешения и не требовалось для Пьера, сердце которого разрывалось на куски.

Лепски смотрел на удаляющиеся огни машины и, повернувшись, заметил:

— Да. Не слишком ли все это быстро?

— Бедняжка теряет мать, Том. Чего же ты хочешь?

— Да. Ты, как всегда, права. Нам будет их недоставать. Какой испорченный вечер! Вся эта музыка! Эта противная еда!

— Снова ворчишь? — отрезала Кэррол. — Так живут в Швейцарии. Ты должен быть доволен, что узнал, как живут другие народы.

Лепски издал очередной звук из своего обширного набора. На этот раз он напоминал звук разворачивающегося трактора. Проходившая мимо пожилая пара остановилась и с изумлением посмотрела на него.

— Лепски, — воскликнула Кэррол, — ты опять строишь из себя клоуна?

Тот уничтожающе взглянул на остановившуюся парочку и вошел в отель.

— Лучше займись машиной на завтра, — сказала ему Кэррол.

Что-то проворчав, он пошел к столику портье.

— Мне нужна машина завтра утром, — сказал он. — У моих друзей возникли чрезвычайные обстоятельства, и они уехали на своей машине. Как жаль, что закрыт аэропорт в Женеве.

Портье удивленно поднял бровь:

— Женевский аэропорт открыт, сэр. Никакого тумана нет.

Лепски тотчас насторожился:

— Это точно?

— Абсолютно, сэр. Какую машину вы хотели бы взять напрокат?

— Обождите минутку, — сказал Лепски, — Мы собираемся поехать в Гестад. Для нас заказаны номера в «Палас отеле».

— «Палас отель» еще закрыт, сэр. Сезон в Гестаде начинается только первого декабря. Это зимний курорт.

Лепски ослабил петлю галстука. Это всегда было признаком приближающейся бури.

— А скажите, друг мой, — сказал он, — действительно ли Гестад знаменит великолепными отбивными, доставленными туда прямо из Японии?

— Нет, сэр. Вы, по-видимому, имеете в виду японские отбивные, которые доставляют в Гонконг? В Швейцарию их не ввозят.

Лепски еще сильнее дернул галстук.

— Я полагаю, там устраиваются знаменитые «стриптиз-шоу» в исполнении очень красивых женщин?

— Возможно в разгар сезона, ближе к Рождеству, сэр.

Подошла Кэррол.

— Похоже, что мы не едем в Гестад, — зловеще произнес Лепски.

— Почему? — нетерпеливо спросила Кэррол.

— Спокойно! — рявкнул Лепски — Я чувствую что-то недоброе. — Он снова подошел к столику дежурного. — Мы завтра уезжаем. Можно получить счет?

— Мистер Лепски? Номер 245?

— Да.

Портье порылся в каких-то бумагах.

— Да, конечно, сэр, — сказал он, просветлев. — Ваш счет также включает в себя счет четы Дювайнов. Мистер Дювайн очень торопился. Он сказал, что у него умирает мать и что вы оплатите его счет.

Он вопросительно взглянул на Лепски, лицо которого одеревенело.

— Ладно, — наконец произнес он и направился к Кэррол: — Мне нужно глотнуть чего-нибудь.

— Уж не думаешь ли ты, Том?..

— Замолчи! — оборвал ее Лепски, и Кэррол, видя это, прошла за ним в бар, в котором почти никого не было. Подошел бармен.

— Тройное неразбавленное виски, — заказал Лепски. — Тебе что-нибудь надо? — Это относилось к жене.

— Нет. Ты слишком много пьешь. В чем дело? У тебя вид, как в страшном кино.

Лепски промолчал. Он подождал, пока бармен принес виски, отхлебнул половину и лишь потом взглянул на Кэррол.

— Твоя старая плутовка-колдунья Безингер оказалась тогда права. Она предостерегала нас против опасных людей. Я всегда говорил, что в Дювайне есть что-то фальшивое, но ты и слушать не хотела.

— Не начинай все сначала! О чем ты?

— Нас купили! — сказал Лепски. — Я готов поставить на последний доллар, что у этого сукиного сына никогда не было матери.

— Лепски! Что ты несешь?

— Это старый, как мир, трюк! Дешевая покупка! И мы на это клюнули. Так провести американского полицейского! Потрясно! Мне нужно провалиться сквозь землю. И все ты! Вот теперь получи в награду его счет в отеле: здесь все, что они пили, жрали, а вот парочка покупок, которые он за наши денежки сделал для этой своей сучки-жены, — рычал Лепски. — Но это еще не все… — он поспешно сделал еще хороший глоток, а потом продолжил объяснять Кэррол, что сезон в Гестаде начнется только зимой: отели еще закрыты, никаких отбивных из Кобэ, никакого стриптиза, роскошных девочек — ровным счетом ничего.

— Не может быть! — закричала Кэррол, затем, взглянув на пылающее лицо мужа, который все вновь и вновь просматривал отельный счет, она поняла, что все это правда, и ее бросило в дрожь.

— Мы сейчас же все сообщим полиции! — шипела она. — Никто не смеет так с нами обращаться! Никто!

— Ничего подобного мы не сделаем, — спокойно и твердо возразил Том. — Если кто-нибудь узнает, что американского полицейского офицера провел какой-то гладко причесанный проклятый хлыщ, я этого не переживу. Все у нас в управлении надорвут животы. Я уже сейчас вижу злорадные физиономии. Я тебя обо всем предупреждал, но разве ты послушала меня? «Это мои деньги» — вот бери. — Он бросил ей счет на колени. Пусть это послужит тебе уроком, и впредь никому не доверяй.

Кэррол взглянула на итог в счете и так вскрикнула, что даже бармен обернулся и уставился на нее.

— Ой, Том!

— А что сделаешь? Мой отец был прав, когда говорил, что за опыт надо платить. Будешь слушаться меня.

Кэррол удрученно наклонила голову.

— А теперь я у тебя кое-что спрошу, — продолжал Лепски инквизиторским тоном. — Ты получила большое удовольствие от поездки?

Она поколебалась.

— Да нет, не сказала бы.

— Вот именно. Завтра мы отправляемся домой. Хватит с меня Европы. Было бы лучше, если бы мы все эти деньги положили в банк. Сколько у тебя осталось?

Кэррол состроила гримасу:

— Меньше пяти тысяч.

Лепски потрепал ее по руке:

— Как раз столько, чтобы погасить долг — Он допил виски, затем глубоко вздохнул: — Боже мой! Я совсем забыл о наших соседях. Ты должна им сказать, что мы шикарно провели время, я скажу то же самое своим ребятам. Они все должны позеленеть от зависти. Расскажи им об утонченной французской кухне, о той утке с начинкой, покажи им фотографии с лебедями, горами, Эйфелеву башню. Я повторяю, никто ни о чем не должен знать. Ясно?

Кэррол просияла. Она представила себе восторженные взгляды соседей, снедаемых завистью. Уже ради одного этого, возможно, стоило ехать.

Она встала, взяла Тома за руку и улыбнулась ему обворожительной улыбкой.

— Пошли спать, дорогой.

Хорошо зная эту улыбку, Лепски не заставил себе повторять приглашение дважды.

Лу Брэди припарковал машину возле отеля «Эдон» в Цюрихе, взял синюю дамскую сумку и чемодан и вошел в отель. Было 01.15. Навстречу ему встал ночной портье.

— Мне нужно только переночевать, — сказал Брэди. — У вас здесь остановился мистер Клод Кендрик.

— Да, сэр. Он ожидает вас в баре.

— Отнесите мой чемодан в номер. А эту сумку я возьму сам. Это подарок дочери мистера Кендрика.

С сумкой в руке Брэди вошел в бар.

Все в нем ликовало. Вопреки Дювайну и благодаря Эду Хэддону он поставил последнюю точку в этом деле. Через пару дней у него будет миллион долларов. Бар был пуст, и Кендрик сидел за столиком с бутылкой шампанского в ведерке со льдом. Клод поднял глаза, но, увидев старика, состроил гримасу. Вдруг взор его остановился на синей сумке, и он, просияв, вскочил на ноги.

— Лу, мой дорогой мальчик! Никак не привыкну к твоим шуточкам. Что за наряд! Это ты?

— Да, я! — Он помахал сумкой. — Полный успех!

— Мой дорогой, дорогой! — воскликнул Кендрик, — Я знал, что только ты способен на такое. Блестящая работа!

— Когда я что-то обещаю, то делаю. — Брэди поставил сумку на стол, налил шампанского в стакан Кендрика и выпил. — Но могло бы все сорваться в последний момент.

— Да что ты! Что случилось?

— Теперь уже все в порядке. Я все уладил. Дювайн хотел надуть нас и присвоить икону. Эд был прав.

— Какой ужас!

— Я прижал его. Это его последнее дело с нами. Пойдем наверх, Клод, и откроем сумку. Когда ты должен получить деньги?

— Свидание с Радницем назначено на завтра. Я сообщил ему, что ты прибываешь сегодня. Он сказал, что деньги приготовлены.

— Отлично. Пойдем к тебе.

По дороге к лифту Кендрик сказал:

— У меня есть все необходимые инструменты, чтобы разобрать сумку. Все нужно делать слишком осторожно, чтобы не повредить сумку.

— Лучше дай это сделать мне, — сказал Брэди. — У меня больше опыта в таких делах.

Когда они поднялись в номер Кендрика и заперли дверь, Клод дал Брэди набор инструментов и сел в ожидании. Работая, Брэди кратко поведал Кендрику о том, как ему удалось вырвать сумку у Дювайна. Кендрик слушал, время от времени издавая сдавленные возгласы удивления и восхищения.

— Кто бы мог подумать? — произнес он, в то время как Брэди пытался приподнять рычагом первый слой дна сумки.

— Осторожнее, дорогой. Страшно даже подумать, что ты можешь поцарапать такую ценную вещь.

— Вот она, — сказал Брэди, мягко вынимая деревянный брусок из фальшивого дна.

Затем оба мужчины уставились на сосновую доску. Кендрик с остановившимся дыханием вырвал деревяшку из рук Брэди. Челюсть его отвисла:

— Это не икона! Это всего лишь кусок дерева! — прохрипел он.

Брэди был потрясен не меньше Кендрика. Он вырвал у него из рук деревянную заготовку, впился в нее глазами, а затем с проклятием швырнул ее на пол. Дювайн перехитрил его. Ему каким-то образом удалось заменить сумки дважды, но как?

С тех пор как этот сукин сын поменял сумки в номере Лепски, Брэди ни на минуту не выпускал его из виду, вдруг Кендрик вскочил на ноги:

— Это ты предатель и мошенник! — воскликнул он. — Это твои приемчики! Верни мне икону! Я…

— Заткнись! — зарычал Брэди. — Это Дювайн. Сейчас он уже, возможно, у Радница и предлагает ее за полцены.

Кендрик закрыл глаза. Он знал, что Радниц, не задумываясь, вступит в сделку с Дювайном. Он подумал о тех деньгах, которые вложил, чтобы организовать эту кражу. Он подумал о Луи де Марнэ, который ждал своей доли, а также о Роджере Маверике. Он видел, что ему ничего другого не остается, как вернуться в Штаты.

Он слабо махнул рукой в сторону двери.

— Убирайся. И чтобы я никогда больше тебя не видел, — сказал он и, вынув носовой платок, разрыдался.

Накануне вечером Серж Хольц вошел в кабинет Радница и поставил на стол синюю сумку.

— Ваши инструкции, сэр, выполнены.

Радниц улыбнулся.

— Отличная работа. Расскажи мне подробности.

Хольц рассказал со скучающим выражением на лице.

— Все было очень просто, сэр. Лепски с друзьями отправились на ленч. Брэди тоже пошел в ресторан. Я воспользовался этим и заменил сумки.

— Откройте сумку, Хольц! Дайте мне взглянуть на икону.

Хольц взял сумку и вышел из кабинета. В приемной он вручил ее Митену:

— В фальшивом дне этой сумки спрятан один предмет. Мистер Радниц хочет видеть его.

Полчаса спустя тот вошел в кабинет Радница и почтительно положил на стол икону Екатерины II.

— Огромное сокровище, сэр!

Радниц взял икону в руки, его отвратительное лицо засветилось радостью.

— Вы правы, Митен, — сказал он. — Это одно из величайших сокровищ в мире. Возьмите ее, Митен. Вы знаете, куда ее нужно поставить.

Сказав это, он отодвинул икону в сторону и погрузился в работу.