С утра шёл снег

Глава 31. Снова утро

Снова утро. Снова завтрак.

— Я уезжаю. В четверг. В Штаты. На три месяца. Читаю курс по своей врачебной методике в Главной Медицинской Школе. Много плановой работы, — начал Егор, размазывая сливочное масло по куску подогретого матнакаша. Американо в верной стеклянной кружке. Коричневый сахар неровными кусками в хроме шведской сахарницы.

— Как жалко, — искренне вздохнула я. Соскучилась по европейскому комфорту и стабильной улыбке ореховых глаз. И остальное не подвело меня ни разу.

— Тебе жалко? Действительно жалко? — доктор протянул мне тарелку с бутербродом. Заглядывал в лицо.

— Да. Мне так хорошо с тобой, — легко призналась я без всяческих затей. — Тепло, сытно, гигиенично.

— Я две недели, как круглый дурак, приходил каждый день в гостиницу, в дурацкое ваше караоке. Ты сбегала, словно я зачумленный. Вдруг р-раз и все повернулось с точностью до наоборот. И ты теперь шутишь, золотце, никак не нашутишься, — он успел сдержать раздражение на мой смех. — Я хочу понять, что происходит. Расскажи мне о планах на свою дальнейшую жизнь. Есть они у тебя? Хотя бы до конца этого года.

Серьезный мужчина смотрел, как я весело ем. Пахучий дорблю зеленовато-синими точками порока глядел задорно на меня. Я выудила его из полупустых просторов холодильника. Сыр вонял, как чудно заметил классик, портяночкой. Ротой старых носков. Горячий хлеб, сыр, глоток кофе. Я облизала масляные пальцы. М-м-м! Доктор пил маленькими глотками воду из какой-то волшебной бутылки. Ждал.

— Нет у меня никаких планов. Я подумаю об этом завтра, — я улыбнулась в бессчетный раз. Цитировала одну из лучших фраз в мире. Хотела ответной, если не улыбки, то хотя бы иронии.

— Хорошо. А как ты смотришь на наши отношения? После твоего побега в июне, когда я всего лишь попытался пригласить тебя с собой отдохнуть, я боюсь рот на эту тему открывать, — Егор подошел сзади и обнял. Заговорил тихо, щекоча губами левую щеку: — расскажи мне снова, что ты думаешь. Мне здорово понравилось позавчера.

«Не держи в себе» — сказали мне Шрэк и психиатрическая дама-подполковник в клинике. Чего я боюсь, в самом деле?

— Понравилось? Тогда поехали, — я поцеловала пальцы доктора на своем плече. Видит бог, он это заслужил. — Все, как ты любишь. По номерам. Во-первых. Криста болеет. За Кирилла я отвечаю. Через два дня прослушивание в музыкальной школе. Если он туда поступит, то надо будет возить его туда трижды в неделю за двадцать километров, туда и обратно…

— Я не об этом, — тихо перебил меня доктор.

— Я знаю, — тут же отозвалась я.

— Во-вторых. Я здорово устала от разговоров на тему отношений. Задолбалась просто! Я не хочу никаких откровений и вранья, любых слов, обещаний и тому подобного. Не хочу, — я выпила залпом остывший кофе. Не смотрела, что там и как думает себе Егор. — В-третьих, я не верю в человеческие планы в принципе. Сколько не планируй жизнь, все равно выходит криво и наоборот.

Я заткнулась и высвободилась. Посмотрела мужчине в ореховые глаза. С надеждой. Вдруг он поймет меня, засмеется и хлопнет легко по плечу.

— Ладно, пусть будет, по-твоему. У меня есть время до среды. А там, как бог даст. Так? — доктор провел ладонями по лицу, словно наваждение снять пытался. Вдруг замер и посмотрел на меня сквозь пальцы, — так?

— Как-то так, — я отвернулась от его внимательного взгляда. Вздохнула. Я высказалась. Что дальше?

— Прекрасно! У нас целый день впереди. Чем займемся? — Егор взял себя в руки. Сел, наконец-то, на высокий табурет возле дерева стола. Глотнул свой оранжевый сок из полезной морковки. Не сдержал короткого отвращения. Выпил одним махом до дна.

— Чем хочешь. Только умоляю, не ездой по магазинам, торговым центрам и прочим местам в таком роде. Никакого барахла, подарков на задницу и безымянный палец. Терпеть этого не могу! — быстро заявила я.

Выловила кубик голубого сыра с широкого блюда. Сунула его за щеку. Добавила ложку меда и ядро грецкого ореха. Вкусно! А! вот еще ломтик переспелой желтой груши для полного кайфа. М-м-м.

Безупречный доктор помалкивал. Похоже, я угадала его немудрящий план абсолютно. Глядел задумчиво, как я увлеченно поглощаю сыр.

— Меня сегодня пригласили на дегустацию. Местные разноделы представляют вино и сыры собственного производства. Это в двух часах езды отсюда, — начал Егор.

— О! Отлично! Я поведу твой замечательный брабус! Сто лет не сидела за рулем, соскучилась безумно! — я обрадовалась. Облизывала сладкие в меду пальцы.

— Тут есть две проблемы, — с прежней осторожностью приближался к главному Егор. Разбухшая овсянка в синем от ежевики йогурте. Ложка доктора проворачивала в тарелке десятый круг. Полезная еда явно не пролезала сегодня в безупречный аппетит.

— Какие? — я решила спасти мужчину. Подвинула мюсли к себе и стала уничтожать их последовательно, как врагов.

— Это светское мероприятие. Я, если честно, идти не собирался. Пустая трата времени, и в местное вино я не верю. Но других фокусов в рукаве у меня нет. Я все утро гляжу, как ты уплетаешь сыр, который я выбросить хотел, настолько он перезрел и воняет. Вдруг тебе там тоже будет вкусно? Тебя же накормить — целая история. Проблема такая: платье придется купить. Если ты готова все же зайти в магазин и выбрать, то поехали. Я не могу выглядеть абы как, извини, — Егор улыбался с видом человека, нашедшего клад там, где меньше всего ожидал.

— А второй затык в чем? — я желала всех точек над «е». Поездка манила меня. Рулем, ветром, серпантином.

— Это уже не важно, если ты согласна, — мужчина льняной салфеткой оттер с моих губ запах волшебного сыра и поцеловал. Знакомо горячо и жадно. Снял со стула и увел заниматься любовью. Как будто хотел запастись этим делом впрок.

Узкое платье-футляр длиной до середины колена. Цвет, как любила выражаться моя Аля, кофе с молоком. Браслет из натурального янтаря. Чулки и лодочки цвета тела. Я обросла чужой оболочкой по всей коже. Запах Европы в пальцах и волосах. Егор сиял улыбкой полного довольства.

— Сумочка? — счастливо прогудела взрослая дама, балдея от суммы продажи и сериальности происходящего. Она только что, собственными руками произвела известное чудо: обращение замарашки в принцессу.

— Я хочу на волю, — прошептала я. Головы не повернула на ворох сумок.

Егор сам выбрал что-то. Расплатился под счастливое бу-бу-бу феи-крестной.

— Какой дурацкий у тебя галстук, — заметила я, глядя в сторону от его довольной физиономии. За стеклом лифта проползали этажи магазинов и развлечений. — Как будто пояс от моего платья на шею повязал.

— Очень смешно. В этом смысл, дурочка. Тебе не нравится наряд? Ты потрясающе выглядишь! — доктор забрал мою правую руку и просунул к себе на согнутый локоть.

Два толстяка напротив пялились на нашу парочку с детским любопытством, вплоть до открытых ртов. Потом один подмигнул, а другой показал мне большой палец. Бумажные пакеты в их руках благоухали картошкой фри из Лучшей Забегаловки. Есть же веселые люди на свете. Натрескаются сейчас гамбургеров, зальют их сверху колой и станут счастливы.

— Давай зайдем, поедим, — я заставила себя улыбнуться.

— Нет, золотце мое. Мы же идем на дегустационную презентацию. Следует рецепторы хранить в невинности. Прости, — Егор коснулся моих пальцев тонким ртом и чуть заметным хозяйским хлопком по попе направил вон из лифта.

В машине я забилась в угол заднего сиденья. Егор машинально сел за руль. Включил двигатель. Оглянулся.

— Ты же хотела сама вести машину. Что случилось? — доктор смотрел светлыми глазами.

Я отвернулась к окну и не ответила. Зверски хотелось вернуться домой. Напиться чаю на теплой кухне милой Кристы с горячим яблочным пирогом. Потом грести опавшие листья частыми граблями, ссыпать их в черные мешки. Потом… и снять с себя эту чертову сбрую!

Егор заглушил мерседес. Вышел. Хлопнула крышка багажника.

— Вот. Переодевайся и марш за руль! И давай поскорее, а то приедем слишком поздно. Местные гурманы раскупят весь твой вонючий сыр, — он бросил в меня пакетом со старой одеждой. Не злился. Улыбался снисходительно и тепло.

— Поможешь? — я повернулась к нему длинным замком платья на спине. Откинула волосы вперед, обнажив беззащитно шею. Откровенная провокация. Настроение полезло вверх вместе с горячими искрами в пальцы ног.

— Э, нет, — рассмеялся Егор. — Ты меня не поймаешь. Терпи до вечера.

Чмокнул дверью и остался дожидаться на улице. Я видела через тонированное стекло, как доктор ухмыляется и незаметно трогает языком пересыхающие губы.

Белое тело машины ловко входило в петли дороги. Немецкие мозги этой роскошной блондинки лучше меня знали, что надо делать. Держать в руках ее могучее сердце было приятно до одури.

— Смотри-ка, Баграмян достроил дом, — заметил Егор, глядя куда-то вбок. — Успел до холодов, партнер.

— А, — сказала я небрежно. Дорога занимала меня всю, без остатка.

Н-да. Парнишка в белом свитере и синих джинсах забрал у меня ключи и увел машину на положенное место. В рядах здешней парковки брабус не казался чем-то особенным. Дорогим и инородным. Так, свой среди своих.

На зеленой ладони поляны раскинулись несколько шатров. Там светили белыми фартуками и поварскими колпаками предлагающие отведать и вкусить. Вкушающие и пробующие фланировали между ними, негромко переговаривались, иногда изволили смеяться. Костюмы, бороды, большие губы, каблуки и платья всякой длины. Моды и шляпы. Я глянула в лицо доктора и рассмеялась.

— Ты сама не пожелала быть в тренде. Держись за мою руку, чтобы не потеряться в этом лесу, моя маленькая девочка, — сказал он. — Завтра в Чикаго будут сплетничать, что у меня есть внебрачная дочь. Или, того веселее, скажут, что я сплю с малолеткой.

— Тебя это волнует? — усмехнулась я. — Или заводит?

Егор не ответил. Крепко взял меня за руку и повел к ближайшей полотняной лавке. Твидовый пиджак цвета осенних кленовых листьев, безукоризненные стрелки на брюках в тон темнее, белая полотняная сорочка под зеленым жилетом, галстук известного оттенка слегка распущенным узлом под тщательно выбритым подбородком. Я вышагивала рядом. Голубые джинсы «бойфренд», белый свитер, белые кеды. Ветер подкручивает растрепанные рыжеватые кудри, мажет сладким розовым блеском губы.

Между крытыми беленым льном столами тусовался народ. Ленивый по жизни, но быстрый на деньги. Многие ребята обоих полов шустро калькулировали нашу парочку. Егор изредка жал руки знакомым мужчинам. В основном, солидным дядям-отцам семейств. Пухлая молодая армянка певучим акцентом рассказывала о чудесных качествах производителя здешних вин. Егор с вежливой улыбкой принял от официанта тонконогий бокал. Чуть пригубил и тихо приговорил:

— Пошли отсюда.

Таким же скорым маневром мы миновали две дегустационные лавки насквозь. Доктор делал глоток вина и уходил. Никакой сыр не порадовал мои невинные рецепторы.

Я ничего не понимаю в вине. Не люблю. Не сложилось как-то. Скотч от ирландца или кентуккийского односолодового отличу легко. Сладкую финскую водку от горькой «столичной» или кислой дагестанской — на раз. Потому что я с севера, что ли? Что вкуснее: рислинг, совиньон блан или шардоне, я не понимаю, никогда не тренировалась. И не хочу начинать.

Маленькая девочка в белом пышном платье бродила по поляне и заглядывала взрослым снизу в лица. Те улыбались, спрашивали что-то у малышки, она молчала и шла дальше. Егора остановил очередной почитатель его таланта. Я пошла к ребенку.

— Привет! Я Лола. А ты? — я присела на корточки, чтобы сделаться вровень.

— Я Шуша. Ты мою маму не видела? — девочка сама взяла меня за руку.

— Не видела. Пойдем искать, Шуша. Какое красивое у тебя имя, — честно призналась в черные и блестящие детские глаза.

— Вообще-то меня зовут Сусанна. Это бабушка придумала, — ребенок уверенно повел меня среди людей.

— Счастлив тот, у кого есть бабушка, — сказала я не громко.

— У меня их целых три, — сообщила Шуша, водя меня зигзагами в толпе.

— Значит, ты счастлива трижды. Как зовут твою маму? — я всматривалась в лица кругом, словно знала, как выглядит неведомая мне женщина.

— Нина, — ребенок со спокойным любопытством бродил по залитой солнцем зеленой площадке. Никакого шума, никаких встречных поисков. Люди пили вино, трепались на разные темы, флиртовали и заключали сделки. Никто очевидно не терял маленькую девочку в воздушном платье. Я ничего не понимала

— Лола! Куда ты пропала? Я тебя всюду ищу, — Егор подобрался ко мне сзади. Обнял за плечи.

Ну вот. Хотя бы одна пропавшая девочка нашлась. Я, смеясь, оглянулась.

Круг ухоженных дам в элегантных светлых платьях и периодических шляпках разрывала черная фигура. Саша смотрел на меня в упор. Холодно-красивая усмешка кривила яркие губы в короткой бороде. Он что-то бросил недовольное молодой женщине рядом и направился к нам.

— Егор! Где ты ее нашел?

Я опешила и секундный страх прошиб холодным потом.

— Здесь, — коротко ответил доктор, чуть перекрывая меня плечом.

— Аня, ты почему не в детской комнате? Где няня? — Саша протянул руку к ребенку.

— Я гуляла с Лолой и искала маму, — Шуша не спешила доверять ему свою ладонь. Добавила через ощутимую паузу: — прости меня, папа.

— Здравствуй, Лола. — он перевел взгляд на меня.

Мне отчего-то захотелось сделать книксен. Ноги сами начали сгибаться. Как в те времена, когда работала няней у доброй Катерины. Удержалась и только слабо кивнула в ответ.

— Шуша! Ты опять сбежала!

Девочка бросила мои пальцы и тут же была подхвачена на руки красивой молодой армянкой. Ласковый шепот укоризненно на ушко. Покаянные всхлипы маме тихонько в ответ.

— Мама, это Лола. Она меня нашла, — отрекомендовала меня девочка.

Я, не глядя абсолютно, даже краем глаза, в сторону мужчин, открыто улыбнулась молодой женщине, готовясь принимать многословную национальную благодарность. Черные глаза смотрели на меня. Не мигая. И я догадалась. Она знает про нас. Про меня и своего мужа, про все, что было между нами этой весной. Пауза зависла и длилась бесконечно.

— Нина, скажи спасибо Лоле за то, что она нашла нашу непослушную дочь, — голос Баграмяна вернул всех на землю.

— Спасибо, — Нина сказала это, низко опустив голову. — Я отведу Анечку к твоей маме. Она беспокоится…

— Нет. Сейчас мы все вместе пойдем в мой шатер и хорошенько отпразднуем встречу, спасение и знакомство. Что скажешь, Егор? Я купил пай в винодельческой фирме. Не интересуешься? Могу рассказать, — Баграмян, забыв про нас, повел доктора в сторону своей дегустационной палатки.

— С одним условием, Алекс, — услышала я улыбающийся голос Егора, — мы будем пить совиньон братьев Гусевых…

— Этих русских? При всем уважении, дорогой доктор, но русские не умеют делать вино…

— Увы, дорогой Алекс, их совиньон гри — вне любой конкуренции! Я заказал им четыре ящика…

Мы плелись за этими болтунами, как настоящие женщины востока. Напряженный интерес жены Александра Баграмяна преследовал меня повсюду. Шуша мило болтала рядом детским голоском.

Образовалась большая и шумная компания. Друзья, родственники, нужные и ненужные люди расселись за щедро накрытым столом. Меня попытались было усадить среди многочисленной родни. Но Егор приглядывал за процессом и берег место подле себя. Я сделала шаг в его сторону.

— Я могу здесь присесть, Георгий Аркадьевич? — взрослая стройная блондинка снисходительно вежливо задала вопрос.

— Будьте так добры, Светлана Александровна, — сдался без колебаний доктор. Встал и отодвинул пластиковое кресло, приглашая. Что-то неуловимое, резкое выдало в даме мать хозяина всего здесь. Столичная знаменитость плюс европейская знаменитость. Мое место перестало быть свободным. Я опустила тощий зад рядом с Сусанной. Ее мама осталась по другую сторону от ребенка.

Я не хотела есть. Я не хотела пробовать сыры и вино. Я задыхалась здесь. Серо-красные щупальца ревности Нины Баграмян трогали меня постоянно неспящим, острым любопытством. Хотелось залезть под пластик сиденья. Вся фигня в моей жизни возвращалась гребаным бумерангом. Я пару раз выглянула, как там поживает безупречный доктор на другом конце стола. Весел, активен, ест и пьет. Ухаживает галантно за непростой соседкой, трындит с хозяином. Жизнь у него явно удается. Чем дальше, тем верней.

Я пошарила в карманах джинсов. В ладонь легли две сотни рублей. Смешно. У меня снова нет телефона. Нечем вызвать такси. Дома Криста нашла бы, чем расплатиться.

— Ты куришь? — спросила у меня Нина.

Я кивнула.

— Пойдем, покурим.

Зачем? Хотела я сказать. Встала из-за стола и пошла следом.

Площадка для курения была огорожена белым забором с бетонными пузатыми балясинами а-ля девятнадцатый век. Свешивалась карнизом над склоном горы. Пусто. Мы стояли с Ниной, как Мартынов с Лермонтовым, только пятьюстами верстами южнее. Что за ерунда лезет в голову? Я боюсь?

— Сигарету?

— Да, спасибо.

— У меня тонкие. С ароматом яблока.

— Замечательно. Спасибо большое…

— Не за что, совершенно. Лола, я хочу задать вопрос. Можно?

Нет! Я кивнула черным глазам Нины Баграмян.

— Вы любите моего мужа? — она, не заметив, перешла на «вы».

— Нет! — я не закричала, но вышло громко.

— Прошлой зимой мы решили пожить отдельно. Отдохнуть друг от друга. Я уехала к сестре в США. Потом я стала получать разные фотографии. Ваш роман с моим мужем я смотрела, как репортаж в новостях.

— Тетя Наринэ? — брякнула я, не подумав. Сигарета воняла гадостно сухофруктами.

— Кухарка? Нет, конечно. Она компьютер понимает только, как ящик для сбора пыли. Мои родственники и друзья заботились обо мне…

— От меня вы что хотите? — перебила я. Выстрелила бычком в пропасть.

— Наш брак всегда был надежным. Спокойным и счастливым. Семь лет. Моя мама сказала: это трудный возраст для семьи. Терпение, терпение, терпение. Перебесится твой ненаглядный, и все встанет на свои места — Нина кивнула мне, не глядя. Курила неумело. Говорила о своем. — Я терпела. Смотрела в сети, как он живет в нашем доме с другой. Спит в нашей постели. Ходит к нашим друзьям с чужой. Целует при всех, прямо на улице. Дарит подарки. Я терпела, глядя в его счастливое лицо на мониторе. Сестра хотела, чтобы я легла в клинику. Кто может выдержать такое напряжение? Дети смотрят каждый день в мои застывшие глаза. Но я отказалась. Жить уже без этих фотографий не могла. Ждала, молилась и ждала, когда сбудутся мамины слова. Пока в одно прекрасное утро не получила письмо. Он захотел развестись. Настаивал на совместной опеке над детьми. Правила другой страны и все такое. Общение только через адвокатов. Не желал меня видеть. Даже голос мой слышать по телефону ему было противно. Говорил по скайпу только с детьми. Я готова была все подписать. Он же мой муж, он отец, он никогда не сделает плохо своим детям. Обо мне нет речи. Я — покойник. Умерла для него раз и навсегда. Вдруг все кончилось. Позвонил сам, говорил весело. Я уже забыла давно такой его голос. Велел возвращаться домой и обещал, что все будет по-прежнему. Семья — главное для него, он принял правильное решение. Скажи мне, Лола, только честно: кто кого бросил?

Я присела на низковатые бетонные перила ограждения. Нина смотрела мне в лицо прямо. Серьезно и трезво.

— Мы никогда не любили друг друга. Это была похоть. Временное помешательство. Когда поняли, сразу разбежались в разные стороны. Все, — я выдержала паузу черных блестящих глаз на своем лице. Повернулась и хотела встать чтобы уйти.

— Курите? — веселый вопрос Баграмяна застал нас врасплох.

— Нет! — ответили я и Нина хором.

— Нина! Аня ищет тебя опять. Что это такое? Где ее няня? За что я плачу этой женщине такие сумасшедшие деньги? Иди и сделай, как принято. Лола, угости меня сигаретой, — распорядился мужчина, который не курит совсем.

Саша встал на узкой площадке между мной и своей женой.

— У меня нет сигарет, — сказала быстро я. Хотела проскочить мимо черной фигуры.

— Возьми, — Нина положила в протянутую ладонь мужа зеленую коробку и ушла. Не оглянулась.

— Значит теперь ты с Вагнером. Никогда бы не подумал, — Саша взял меня клещами пальцев за плечо и вернул на белые перила. Две горы вечнозелено сходились в тени провала под нами. Невидимый родник шелестел веселой, наверное, чистой и сладкой водой.

Вытащил мою правую ладонь из кармана джинсов. Оглядел. Снова клещи на запястье. Я не поднимала глаз к его лицу. Просто знала, как собирается в кривую линию ярко-красный рот.

— Где мое кольцо?

— Дома. Я верну, — я сделала попытку высвободиться. Трепыхалась глупо и бесполезно в железной хватке.

— Нет у тебя никакого дома, шлюха! Ненавижу! — мужчина взял меня рукой за горло и вышвырнул через перила вниз.