Сверхъестественное. С ветерком

Глава 7

– Отлично, – оживился Сэм. – Что вы можете нам рассказать?

– Я помню, что вдруг посмотрела вперед и осознала, что понятия не имею, где нахожусь. Все казалось незнакомым. Я убрала ногу с педали газа и попыталась сообразить, где я, найти какой-нибудь ориентир… – Нэнси сосредоточенно вспоминала. – Но вообще-то мне было не очень интересно, и как будто все равно. А потом…

– Что? – спросил Сэм. – Что потом случилось?

– Я… Я свернула на обочину, остановилась и вышла из машины…

– Зачем?

Нэнси помотала головой.

– Понятия не имею.

– Где вы находились?

– На полпути вверх на эстакаду, – отстраненно проговорила она, будто заново переживала случившееся. – Джефферсон-авеню. Должно быть, где-то между Второй и Четвертой.

– Что случилось после того, как вы вышли из машины?

– Я поднялась на эстакаду, – сказала она, будто с трудом верила сказанному. – Там есть защитная сетка, ее верхняя часть наклонена внутрь. Иногда люди цепляют к ней флаги или политические плакаты. Их видно, когда проезжаешь внизу. И нет чтобы один, всегда сразу много. Ужасно раздражает.

Кто-то постучал по дверному косяку.

Дин вздрогнул, оглянулся и увидел медсестру Бет. На ее лице читался вопрос: «У вас все в порядке?»

– Все хорошо, – сказал Сэм. – С ней тоже.

– Ноги чешутся, – Нэнси вынырнула из воспоминаний. – И рука. Гипс сводит меня с ума.

– Я посмотрю, что можно сделать, – сказала медсестра успокаивающим тоном и вышла.

Нэнси крикнула ей вслед:

– Честное слово, я не собиралась себя убивать!

С минуту она прислушивалась, но ответа не дождалась.

– Черт побери, – сказала она. – Они считают меня сумасшедшей, да? Думают, что у меня депрессия? – Нэнси вздохнула. – Настоящее безумие… – Она посмотрела на Сэма и Дина. – Вы же мне верите, правда?

– Мы хотим понять, что случилось на эстакаде, – сказал Сэм почти так же спокойно и размеренно, как говорила старшая медсестра.

Так было безопаснее – вдруг Нэнси все-таки пыталась покончить с собой? – хотя Дин в этом сомневался. Даже если странное поведение жителей Мойера вызвано действиями некой сверхъестественной силы, пострадавшие озадачены не меньше, чем полиция.

– Я тоже хочу понять, – сказала Нэнси. – Итак, на чем я остановилась? Ах да, я поднялась на эстакаду. Ни флагов, ни плакатов не было. Только сетка. И оживленное движение внизу. По Джефферсон все ездят очень быстро, как будто это скоростное шоссе.

– Вы забрались на сетку, – подсказал Дин, пытаясь вернуть разговор в нужное русло.

– Наверное, – тихо отозвалась Нэнси.

– Вы не помните? – разочарованно спросил Сэм.

– Я… Трудно объяснить. – Ее взгляд снова начал стекленеть. – Я видела, как остановила машину и поднялась на эстакаду. Скинула туфли и полезла на сетку в одних носках. С трудом одолела наклонную верхнюю секцию, как ребенок на игровом комплексе. Но я наблюдала за собой изнутри.

– Попытайтесь описать так, чтобы я понял.

– У меня в голове не было мыслей, и я не могла контролировать свои… как это врачи называют… двигательные функции? Чувствовала себя отстраненной. Пассажиром в собственном теле. Я словно наблюдала. Да, – она кивнула, – правильное слово. Я наблюдала за происходящим, но не могла контролировать то, что делаю, не могла выбирать, что делать дальше. Я все видела, но не ощущала… Я ничего не чувствовала.

– Вы имеете в виду осязание?

– Нет, я говорю об эмоциях, – поправила Нэнси. – Я не контролировала свои действия, и никакого эмоциональной реакции у меня тоже не было. Когда я увидела, как мое тело перелезает через ограждение, то догадалась, что сейчас произойдет: я вот-вот упаду или спрыгну на дорогу. Но страха не было.

– Может, вам… ввели какие-то препараты? – спросил Сэм.

– В кофе подсыпали? – предложил Дин.

– Нет, – сказала она. – Я опаздывала, поэтому останавливаться и пить кофе не стала. Решила, что обойдусь бурдой, которую варит в офисе Стюарт. Но…

– Но что? – подбодрил ее Сэм.

– Мне кажется, вы правы.

– Насчет чего?

– Осязание… – сказала она. – У меня остались воспоминания… но только визуальные. Не могу вспомнить ни как прикасалась к сетке, ни запаха выхлопных газов, ни шума уличного движения. И даже зрение… Все, что я запомнила … Это было так, словно я смотрела…

– Не в тот конец бинокля? – подсказал Дин.

Она кивнула.

– Да! Я словно оцепенела. Все казалось далеким, хотя происходило со мной, с моим телом. – Она рассеянно почесала кожу под краем гипса, доходившего до локтя. – На мгновение я зацепилась за сетку на другой стороне. У водителей было всего несколько секунд, чтобы заметить меня, а потом они въезжали под эстакаду. Я видела, как некоторые из них отчаянно махали руками, сигналили, но ничего не слышала. Кто-то свернул с полосы подо мной, кто-то затормозил, кто-то, наоборот, ускорился, чтобы проскочить, прежде чем я… А потом я спрыгнула. Без колебаний. Кажется, даже оттолкнулась от сетки. Падение длилось долю секунды. Я видела машины, несущиеся ко мне в полной тишине, удивленные, испуганные лица водителей, уверенных, что они вот-вот переедут меня, а потом… темнота.

– Вы потеряли сознание, – кивнул Сэм. – Это вполне объяснимо.

– Нет, темнота зарябила и схлынула, и реальность вернулась, как будто нанесла мне удар: вонь выхлопных газов, визг шин, рев гудков, вопли и … – Нэнси закрыла глаза и сильно вздрогнула, как будто через ее тело прошел электрический разряд, – …боль! Боже, я почувствовала, как мои кости ломаются, и этот звук… – На лбу у нее выступила испарина. – Мотоциклист в последний момент свернул в сторону, но за ним ехала машина. Шины взвизгнули, металлическая решетка оказалась совсем рядом… Я вскинула руку, зажмурилась, стиснула зубы… Боль взорвалась внутри, прострелила плечо и ключицу, и я почувствовала, как меня закрутило, отбросило в сторону, а потом… Это все, что я помню, пока не очнулась на мгновение, когда врачи пристегивали меня к каталке. Я была в истерике, не понимала, что происходит. И ничего не могла вспомнить. Последнее, что я помнила, – как утром вышла из дома и поехала на работу. Я подумала, что попала в аварию, а потом все исчезло. Кажется, я приходила в себя еще пару раз, но ненадолго, и окончательно очнулась примерно полчаса назад.

– Потрясающе, – сказал Сэм.

– Да, просто с ума сойти, – она криво улыбнулась. – Хотя я ставлю галочку «Психически здорова» во всех анкетах, которые меня заставляют подписывать.

– А вы говорили, что рассказывать нечего…

– Сначала так и было. Я не помнила ничего, кроме поездки и нескольких мгновений после падения.

– В самом начале разговора вы неловко повернулись, – напомнил Дин.

– Верно, – подтвердила Нэнси. – Думаю, из-за этой боли я и вспомнила то, что не могла вспомнить раньше. Возможно, я загнала воспоминания очень глубоко… Или не хотела думать, что способна на нечто подобное.

– Возможно, – задумчиво проговорил Сэм.

– Но это не значит, что у меня скрытая депрессия или что-то в этом роде, – быстро добавила она. – Я подала заявления на несколько вакансий в Джефферсон-Сити и в Колумбии. У меня запланированы собеседования… – Тут она нахмурилась, взглянув на свою руку и ноги. – Собеседования, на которые я теперь не попаду. Надо быть осторожнее, а то и в самом деле доведу себя до депрессии!

– Вы ведь можете провести собеседования по зуму, – предложил Сэм. – А если получите место, будет работать удаленно, пока не выздоровеете.

– Может быть, позже, – сказала Нэнси, с сомнением окинув взглядом свое разбитое загипсованное тело.

– Это прозвучит странно, – заговорил Сэм, прежде чем она успела погрузиться в мрачные мысли, – но у вас случайно нет врагов?

– Врагов?

– Людей, которые были бы рады, что вы пострадали, – пояснил Дин. – И даже едва не погибли.

– Может, кто-то хотел получить ту же работу, что и вы? – предположил Сэм.

– О боже, нет, – ответил Нэнси. – Найти работу непросто, но конкуренция не настолько беспощадна.

– Итак, врагов нет?

– Я рисую вывески и придумываю маркетинговые кампании, – пояснила Нэнси. – Показываю заказчикам макеты, они их одобряют или просят внести правки. Даже если какое-нибудь из моих предложений не будет иметь успеха, сомневаюсь, что кто-то решит мне мстить.

– Проблемы в отношениях? – спросил Дин. – Ревнивые бывшие?

– Во-первых, это личное, – заметила она. – А во-вторых, ничего подобного нет. Постойте, вы спрашиваете потому, что думаете, будто кто-то накачал меня наркотиками?

– Мы изучаем все варианты, – сказал Сэм. – Личные обиды, провалившиеся сделки и все такое.

– Даже если и так, даже если бы у меня был заклятый враг, как он заставил меня спрыгнуть с эстакады?

Дин и Сэм переглянулись. Ответов у них не было.

В самом центре делового района Элис Типпин, бухгалтер на пенсии, вышла из пекарни «Сладкий город» и зашагала по западной стороне Центральной улицы. В левой руке она несла коробку мини-кексов, купленную к дню рождения племянницы, а в правой – ключи. После выхода на пенсию Элис завела привычку проходить пешком не меньше восьми километров в день, даже если у нее не было какой-то особой цели. Иногда она прогуливалась по магазинам на Центральной, хотя в основном просто разглядывала витрины. Поскольку жила Элис всего в паре километров от магазинов, машину она оставляла дома.

Этот день ничем не отличался от других. Отчасти по привычке, отчасти благодаря информации, полученной на занятиях по женской самообороне, она держала ключи в руке, зажав один между большим и указательным пальцами. Проходя мимо парикмахерской, она повернулась к окну и покачнулась, в глазах у нее потемнело.

Элис взмахнула руками, чтобы удержать равновесие, и посмотрела на обочину. Потом свернула к машинам около парковочных автоматов и вытянула руку. Металлический коготь – ключ – торчал между ее пальцами, сжатыми так, что костяшки побелели. Проходя мимо легковых автомобилей, минивэнов и внедорожников, Элис процарапывала на их бортах линию, прерываемую только промежутками между машинами.

На перекрестке она остановилась возле урны, бросила ключи на тротуар, а потом достала из сумки коробку с кексами, открыла ее и принялась есть. Первый кекс она засунула в рот целиком, выпачкав глазурью губы и кончик носа. Таким же образом она расправилась и со вторым.

Люди, проходившие по Центральной, посматривали на нее сначала с любопытством, потом с опаской и обходили стороной. Элис уничтожила с полдесятка кексов. Вскоре ей это наскучило. Она швырнула оставшиеся кексы на землю, растоптала их и направилась к урне.

Она рылась среди упаковок от фастфуда, картонных коробок, пустых банок из-под содовой и пластиковых бутылок, пока ее пальцы не сомкнулись вокруг горлышка бутылки из-под виски с красной наклейкой «Оплачено» из местного магазина спиртных напитков. В бутылке оставалось всего несколько капель, но Элис опрокинула ее над вымазанными глазурью губами и стала ждать, когда эти капли скатятся ей на язык.

Когда в бутылке ничего не осталось, Элис снова подняла ее над головой и швырнула в лобовое стекло ближайшей машины. Бутылка разлетелась вдребезги, оставив на ветровом стекле темно-синего хетчбэка вмятину в виде звезды и длинную трещину.

– Эй! – крикнул мужчина у нее за спиной. – Какого черта, дамочка!

Элис пошатнулась, внезапно осознав, что седой мужчина толкнул ее и вот-вот сделает это снова.

– Прекратите! – возмущенно воскликнула она. – Что вы себе позволяете?!

И вдруг она заметила, что по ее лицу размазана глазурь, смятая коробка с кексами валяется на земле рядом с ключами, а ее саму подташнивает.

– Что произошло?

Еще через несколько кварталов подростки носились друг за другом, перескакивая с одной припаркованной машины на другую. Они запрыгивали на багажник автомобиля, перелетали через крышу на капот, а потом на следующую машину, словно играли в «пол – это лава». С хетчбэками и внедорожниками было сложнее. Если тому, кто убегал, не удавалось совершить прыжок или избежать падения на асфальт, игроки менялись ролями, и все начиналось сначала, но в обратном направлении. Оба заливались смехом и не обращали внимания на царапины, ссадины и ушибы.

Они успели дважды поменяться ролями и повредить около двух десятков машин, у одной треснуло лобовое стекло, у других были разбиты передние и задние фары. Наконец, кто-то из взрослых бросился между двумя автомобилями и перехватил одного из подростков в прыжке. Оба рухнули на асфальт. Еще несколько мгновений тело подростка оставалось напряженным, как доска, потом он обмяк и начал стонать от боли.

Второй парень, с уже рассеченным лбом, остановился на капоте старого универсала, хотел сбить логотип, но промахнулся, упал на асфальт и разочарованно потряс головой. Во все стороны полетели брызги крови. Затем и он словно сдулся, повалился на бок и застонал, зажимая рану на лбу.

В нескольких километрах оттуда Хэл Гринер, почти десять лет проработавший почтальоном в Мойере, ехал в своем фургоне по маршруту, который знал как свои пять пальцев. Он останавливался у каждого дома на пестрых от солнечных бликов улицах и бросал в ящики письма и рекламные листовки. Если нужно было доставить посылку, он останавливал машину и подбегал к крыльцу. Развоз почты заканчивался примерно в одно и то же время – за исключением рождественских праздников, когда посылок становилось гораздо больше и приходилось останавливаться чаще.

Рабочий день начался всего полчаса назад, но рука Хэла замерла над прорезью почтового ящика Галлахеров. Он держал в руке несколько счетов, рекламный проспект и что-то вроде поздравительной открытки для Сьюзен, младшей дочери Галлахеров. У них было пятеро детей, но только одна дочь – Сьюзен.

Тень, в которой он стоял, показалась чернее, чем обычно, и мешала видеть. Хэл моргнул, пытаясь прогнать ее. Внезапно он вздрогнул. Рука судорожно сжала письма и открытку. А затем, вместо того чтобы сунуть их в ящик, Хэл подбросил их в воздух. Письма, счета и открытка, кружась, опустились на землю, словно гигантские конфетти.

Почтовый фургон ехал рывками, словно Хэл разучился водить. Машина металась по тихой улице, но не подъезжала к ящикам достаточно близко. Хэл выхватывал пачки писем из сумки на переднем сиденье, срывал перетягивавшие их резинки и швырял в окно фургона, заливаясь истерическим хохотом и оставляя за собой зигзагообразный след из счетов, каталогов, журналов и рекламных проспектов. Через некоторое время он начал выбрасывать большие и маленькие коробки и лихо разворачивался на подъездных дорожках и газонах, чтобы раздавить каждую посылку колесами.