Артур и ему подобные, мама была права, самые настоящие чудовища. Только вот признавать это он явно не собирался и, что ужаснее всего, не только гордился этим, а считал это нормальным.
Совершенно нормальным.
– Нет. В бассейн отправишься ты один. Там тебе самое место, Артур.
Тот бросился к ней с явным намерением затащить в бассейн против ее воли, но мама вдруг вынула из кармана халата руку, в которой блеснул пистолет.
А затем три раза, с крошечными перерывами, выстрелила в надвигавшегося на нее голого Артура.
Звуки выстрелов разнеслись под куполом бассейна, от чего у Анжелы в ушах заложило.
Она на мгновение автоматически закрыла глаза, а когда их распахнула, то увидела, что Артур уже снова лежит в воде – на спине, раскинув руки, в становящейся алой воде бассейна.
От вытекавшей из ран в его груди крови.
Лежал и не шевелился, мерно покачиваясь на волнах, вызванных падением в воду его собственного идеального тела.
Теперь, безо всяких сомнений, абсолютно мертвого.
Тела крупного удачливого бизнесмена, друга сильных мира сего – и сумасшедшего садиста.
Мама же, в руках которой был зажат пистолет, смотрела прямо на Анжелу.
– Мамочка! – закричала Анжела и бросилась по кромке бассейна к ней.
Мама, подойдя к металлической лестнице, внимательно посмотрела на тело Артура и осторожно положила пистолет обратно в карман халата.
– Мамочка! – Анжела замерла в паре метров от мамы, и только тут до нее со всей отчетливостью дошло: мама только что убила человека, и она стала этому свидетельницей.
Человека – или монстра Артура, босса их личного ада?
Да, монстра Артура, босса их личного ада, который, как ни крути, при всем при том был пусть и чудовищем, но все же человеком.
Впрочем, теперь мертвым – застреленным мамой.
– Думаешь, он мертв? – спросила мама, всматриваясь в тело Артура, которое, казалось, покоилось на красном бархате.
Стараясь не смотреть Артуру в бритый пах, Анжела подтвердила:
– Ну да, мамочка, мертвее не бывает.
И в этот момент голова Артура начала уходить под воду.
Мама удовлетворительно заметила:
– Я тоже так, дочка, думаю. Я больше всего боялась не промахнуться, ведь стрелять я умею, а того, что ранения не будут смертельными. И придется его еще добивать.
И эти кошмарные вещи говорила ее мама!
– Ты умеешь стрелять, мамочка? – спросила Анжела. – Я и не знала…
Выходило, что о маме она многого не знала. Например, что та способна на убийство – причем не спонтанное, вызывное обстоятельствами непреодолимой силы, а на вполне себе хладнокровное и спланированное.
Впрочем, также вызванное обстоятельствами непреодолимой силы.
– Твой отец научил… Хотя вру, дочка, извини, не твой, а Никиткин.
Ну да, ведь докторант из Камеруна любил посещать тир, и мама его сопровождала.
– Говорил, что это может пригодиться ему в жизни. Если плохой белый человек решит напасть. Вот и пригодилось: мне. Потому что Артур был, без сомнения, белым и очень-очень-очень плохим. А в том, что человеком, у меня есть некоторые сомнения.
Ну да, боссом их персонального ада.
Анжела все таращилась на голого мертвого Артура. А что если тот, как в фильмах ужасов, вдруг распахнет глаза и направится к металлической лестнице, схватится за поручни своими крепкими руками, выкарабкается на кромку бассейна и, голый, с тремя пулевыми ранениями в груди, со стекающей с его идеального тела, перемешанной с кровью водой, направится к ним.
А глаза у него будут абсолютно черные и пустые.
Но такого, конечно же, не случилось: несмотря на секундные глупые страхи. Артур не поднялся, не восстал из мертвых (вернее, в его персональном случае: из мокрых), не направился к ним, дабы покарать их за свое убийство.
Да, он был мертв, и убила его мамочка.
За что Анжела стала с того момента любить ее еще сильнее.
Потому что знала: сделала она это не только для себя, но в первую очередь для них: для нее и Никитки.
– Нам вызвать милицию? – спросила Анжела, еще плохо понимая, как поступить.
Но тогда маму арестуют. Сколько дают за убийство, пусть и своего истязателя?
Может, суд присяжных, если она потребует задействовать его, маму оправдает?
– Ты еще скажи, «Скорую помощь»!
Мама, перестав смотреть на мертвого Артура, к которому полностью потеряла интерес, обратила все свое внимание на дочку.
– У него тут в городе везде друзья. И многие из них, что немаловажно, как он сам признался и намекал мне ранее, замазаны – как и он, занимаются всякими пакостями, причем я имею в виду отнюдь не воровство из бюджета, коррупционные схемы и криминальные семейные подряды. Их немалая часть занимается тем же, чем и Артур: мучает и насилует женщин, некоторые – мужчин. А кое-кто и детей… Ну и в ряде случаев убивают их. Это у них такое хобби.
Посмотрев на Анжелу, мама сказала:
– Извини еще раз, что я вас с Никиткой в это впутала. Я же и выпутаю. Но твое детство, дочка, прошло. Да, я убила человека, и да, это преступление, но идти на поклон к его же дружкам, которые наверняка отомстят мне за его гибель, я не стану. Тем более что в их интересах, чтобы не было никакого скандала с бизнесменом-садистом. Потому что если начнут копать, в особенности журналисты, то всплывут их собственные многочисленные смертные грехи. А этого никто не допустит.
И повторила:
– Извини, но твое детство сегодня закончилось.
Впрочем, мама была неправа: оно закончилось еще раньше, когда они оказались в особняке-тюрьме Артура.
– Но что нам делать? – лихорадочно спросила Анжела. – Надо его тело куда-то деть, ведь так? А как воду, которая теперь стала вся розовой от его крови, спустить? И от пистолета избавиться? Хотя это ведь наверняка его…
Запахивая халат, мама посмотрела на изящные часы на стене бассейна.
– Час двадцать шесть. Прислуга заявится к половине седьмого, так что у нас около пяти часов. Немного, но и немало. Нам нельзя терять время.
И, обняв Анжелу, поцеловала ее в лоб.
– Никитке ни о чем знать, конечно же, не надо. Да он и быстро забудет, он еще маленький. Но ты поклянись, что никогда никому не скажешь, что видела. Это ведь не в моих, а в твоих, дочка, интересах!
Понимая, что мама права, Анжела пообещала, что никогда никому ничего не расскажет.
– Пистолет не его, это мне косметичка добыла, точнее, ее сожитель, который имеет контакты с местным криминалом. Оставлять пистолет здесь нельзя, потому что через него могут выйти на того, кто мне его дал. От него мы избавимся позднее.
– От сожителя косметички? – ужаснулась Анжела, теперь понимая, почему мама не желала ехать в лучший салон города, а только к своей косметичке: потому что у той сожитель-уголовник.
Рассмеявшись, мама снова поцеловала ее.
– Ну нет, и она, и он люди, в сущности, неплохие. Он даже мне перстень с рубином вернул, чтобы Артур успокоился. Нам надо еще к ним заехать и заплатить за услугу. Он же нам и новые документы подготовит. А потом мы покинем город.
Анжела все поняла.
– Мы пустимся в бега? Но куда, мамочка?
Мама ответила:
– Я уже все продумала, благо что времени для этого, долгими часами притворяясь спящей после приема таблеток, имела предостаточно. Нам придется переезжать с места на место, по крайней мере, первые годы. Рано или поздно все успокоится, но до этого еще далеко. Ведь тут нас знают под нашими настоящими именами, да и женщина с двумя детьми, особенно такими, как вы, привлекает внимание.
Мама снова ее поцеловала, а Анжела ее прекрасно поняла: белая женщина с двумя белыми детьми внимания не привлекла бы, а вот белая женщина с двумя не совсем белыми?
– Но мы справимся. Страна у нас большая, новые документы тоже пока что имеются. Их придется скоро сменить, потому что береженого бог бережет. Но и это тоже не проблема.
Анжела заявила:
– Мамочка, вечные переезды, жизнь под чужим именем, регулярно новые документы – это ведь все ужасно дорого. У нас нет денег!
Мама кивнула в сторону бассейна:
– Зато у него есть, причем чертова уйма. В основном в недвижимости, акциях и на счетах, но кое-что и здесь, в особняке, наличностью, а также в украшениях. На них он не скупился, это правда. Знал же, что они снова вернутся к нему. Потом, когда я умру. То есть он меня убьет. Но умер сам.
Ну то есть мама сама его убила.
– Но мамочка, у него это в сейфе наверняка…
– Да, дочка, но я сумела сделать так, чтобы он мне сейф открыл. А потом мы отправились в пыточную, а оттуда в бассейн…
Так и есть, Анжела вспомнила приоткрытый сейф в кабинете Артура, забитый деньгами и ценностями.
Причем явно немалыми деньгами и немалыми ценностями.
В этом они убедились, когда вернулись через бункер ужаса в кабинет Артура, оставленного ими плавать в бассейне, заполненной розовой теперь водой.
Розовой.
Анжела вынимала пачки долларов одну за другой, а мама пересчитывала. Пачки состояли из стодолларовых купюр, и в каждой их было по сто.
И таких пачек было 72.
– Что же получается, – спросила Анжела с азартом, как будто они выиграли в лотерею, а не убили человека и потрошили содержание его сейфа.
Ну, пусть не совсем человека, а сумасшедшего садиста и босса их личного ада.
Но тем не менее.
– Что же получается, что у нас семьсот двадцать тысяч долларов, мамочка?
Мама, выложившая на гигантском рабочем столе Артура (за которым не суждено ему больше посиживать) из пачек небольшой замок, на это заметила:
– Ну да, мог и побольше хранить, ты права, дочка.
Анжела не могла сказать, шутила ли мама или говорила серьезно.
Но было еще девятнадцать пачек английских фунтов, по сто пятидесятифунтовых купюр в каждой.
То есть почти еще сто тысяч английских фунтов.
А помимо этого масса побрякушек в сафьяновых мешочках, а под ними плоская шкатулка с переливавшимся в искусственном освещении всеми цветами радуги колье из мелких бриллиантов в виде бабочки и с красным камнем в форме сердца посередине.
– Надеюсь, не стекляшки, а настоящие камни, – заметила мама и отчего-то попробовала один из камешков на зуб, как будто могла определить, подлинный это бриллиант или нет.
В одном из мешочков они нашли золотые монеты, опять же, с ликом английской королевы, правда, еще молодой, а в другом – также монеты, к тому же, судя по годам чеканки, девятнадцатого и восемнадцатого веков, причем разнообразной европейской чеканки.
– С этим добром валандаться – только рисковать. Понятия не имею, сколько все эти соверены, пиастры и талеры стоят, да и продавать их надо через специалистов, а там можно и на проблемы напороться.
– Не берем? – спросила Анжела, и мама заявила:
– Конечно же, берем!
На самом дне обнаружилась и коробка с пистолетом, и мама расхохоталась:
– Надо же, у него свое оружие имелось, я могла из него его и грохнуть, а не судорожно искать другое.
И только тут Анжела вспомнила: ну да, они были не в пещере Али-бабы или хранилище ценностей графа Монте-Кристо, а в рабочем кабинете убитого мамой Артура.
Оглядев все немалое содержимое сейфа, Анжела ощутила, что ее начинает бить дрожь.
А если их поймают? А может, лучше все же позвонить в милицию? А как долго им придется находиться в бегах?
Видимо, понимая ее настрой, мама прижала ее к себе и сказала:
– Если что-то и случится, то в тюрьму пойду я одна. Я его убила, дети ни при чем. Запомнила? Ты ничего не видела и мне не помогала! Я разбудила тебя и Никитку, велела собираться, и мы с вами уехали. О том, что произошло в особняке, я никогда с тобой не говорила. Поняла, дочка?
Анжела кивнула и, переведя взор на солидную гору сокровищ, сказала:
– И как мы все это потащим?
Пригодились спортивные сумки, которые нашлись в спальне и гардеробной Артура – тот ведь регулярно посещал спортзал, шлифуя свое идеальное тело.
То самое, которое с тремя дырками в туловище плавало сейчас в его собственном же бассейне.
Отвергнув яркие и чересчур привлекающие внимание известными логотипами, мама выбрала три сумки темных расцветок и велела:
– Дочка, укладывай нашу добычу, а я пойду собирать Никитку.
Спустившись в кабинет, Анжела принялась осторожно загружать в сумки содержимое сейфа, что с учетом ее загипсованного запястья было непросто и дело продвигалось медленно.
Трех сумок не хватило, пришлось взять еще небольшой чемоданчик на колесах, который также нашелся в гардеробной Артура.
Деньги, как выяснилось, были весьма тяжелым грузом: бумага все-таки. Анжела прикинула: тут одних купюр почти на миллион в свободно конвертируемой валюте.
Плюс драгоценности и золотые монеты.
Они же сказочно богаты – пусть и не как Эдмон Дантес, но почти.
Она вынесла сумки в холл. Часы показывали начало четвертого. Им стоило поторопиться. Сложно сказать, когда прислуга обнаружит в бассейне тело убитого хозяина, вряд ли прямо сразу же, но рано или поздно это произойдет.
Никитка, облаченный в курточку с капюшоном, зевая, раскапризничался.
– Никуда я не поеду! Мне и тут хорошо! Тут столько игрушек. И мой собственный автомобиль.
Ну да, и автомобиль!
Мама, наскоро собравшая еще два больших чемодана, также на колесиках, с одеждой, своей и детей, вдруг поняла, что она все еще в халате и бросилась наверх переодеваться.
Анжела, присев на колени перед братиком, поправила воротник его куртки.
– Точно с нами не поедешь? – спросила она Никитку, и мальчик заявил:
– Точно-точно!
Однако не забыл, распираемый любопытством, добавить:
– А вы куда?
Анжела притворно вздохнула:
– Ну, значит, нам придется тебя здесь оставить. Потому что мы сами поедем в крайне интересное место. Это начало невероятно интересного приключения! Как в «Винне-Пухе»!
Эту книжку, а также мультфильм Никитка любил больше всего.
– Я тоже хочу! – заявил мальчик, и Анжела вздохнула:
– Но ты же намереваешься остаться. Тут так много игрушек, которые, однако, тебе уже надоели. Ты мне сам говорил. Значит, у нас будут приключения, а у тебя надоевшие игрушки.
Никитка испуганно заявил:
– Я с вами хочу! А куда мы едем?
Анжела и сама, собственно, этого не знала.
Вернулась мама, которая переоделась и даже нахлобучила платиновый парик и столь странные ночью солнцезащитные очки.
– Мамочка, а я тебя все равно узнал! – заявил Никитка, и мама, стягивая парик, сказала:
– Ладно, может, пригодиться. А теперь нам пора!
Они подошли к дверям особняка, а Никитка вдруг огорошил их вопросом:
– А как же дядя Артур? Он с нами не поедет?
Мама растерялась, а Анжела пояснила:
– Нет, не поедет. Он… занят.
– А чем? – пожелал непременно знать братец, и Анжела просветила его:
– В бассейне плавает…
Что было сущей правдой – она только забыла сообщить мальчику, что плавает он там в мертвом виде.
– Так если мы уезжаем, нам надо с ним попрощаться. Иначе выходит неправильно! Если уезжаешь, всегда надо прощаться!
Никитка умел был крайне настырным.
– Мы уже попрощались, и за тебя тоже, – сообщила мама, пытаясь водрузить на плечо одну из сумок.
– Но я же не попрощался! Дядя Артур добрый, он мне столько игрушек просто так подарил!
Ну да, и автомобиль.
А в самом скором будущем сам намеревался подарить Никитку – своим хорошим приятелям.
Пусть дядя Артур горит в аду – своем личном!
– Дядя Артур сейчас занят. Ты же знаешь, он много работает, сынок…
– Так Анжела сказала, что он в бассейне плавает.
Ну да, мертвый и с тремя дырками в груди.
– Уйдем по-английски, не прощаясь. Нам пора! – Мама рванула Никитку за руку, при этом сумка, находившаяся у нее на другом плече, съехала, упала на мраморный пол и, вероятно, будучи не до конца застегнутой, выплюнула насколько денежных пачек.
С азартом схватив их, Никитка закричал:
– Ой, у нас так много денег! Я такие по телевизору видел!
Знал бы он, что у них не эти жалкие три или четыре пачки, а почти миллион: и это только наличностью.
– Это нам дядя Артур дал?
Ну, можно было сказать и так – дал, только против своей воли.
– Мы в лотерею выиграли, – заявила мама, но так просто Никитку провести было нельзя.
– Мамочка, но тогда бы мы выиграли в рублях, а это не наши деньги. А, понимаю, мы дядю Артура ограбили и теперь бежим?
Ручка чемодана на колесиках, который волокла за собой мама, выскочила у нее из-под пальцев и чемодан грохнулся о пол.
Причем с таким невероятным грохотом, который мог бы и мертвого разбудить: однако в случае с плававшим с тремя дырками в груди Артуром в бассейне этот трюк эффекта, вероятно, не оказывал.
Мама, кусая губы, собиралась, мыслями, а Анжела, снова присев на колени перед братцем, сказала:
– Да, ограбили. Он бил маму. И меня. Фингал он мне поставил. И запястье он сломал. Он плохой. И тебя хотел отдать злым дядям!
Как ни странно, но правда, пусть и в такой детской форме, утихомирила Никитку, который тотчас стал как шелковый.
– Я не хочу к злым дядям, я хочу с вами! И игрушки его мне надоели, и автомобиль вечно буксует!
Он сам вложил свою маленькую пятерню в ладонь Анжелы.
– Только понимаешь, нам надо молчать. Иначе будет плохо.
Никитка с обидой произнес:
– Я не маленький! Я буду молчать, а ты?
Поцеловав его, Анжела заверила, что будет и она.
Они подошли к входной двери – и мама безрезультатно дергала ручку: дверь была заперта.
– Тут сигнализация, – заявила она в ужасе. – И чтобы выйти, надо ввести код!
Код, который был известен или прислуге, которая должна была скоро пожаловать, или Артуру.
Тому самому, который плавал с тремя дырками в груди в бассейне.
И что же делать – в окно лезть? Стекло разбивать? А ведь впереди еще ворота, которые тоже на запоре и для которых также требуется код.
Запаниковав, мама стала всхлипывать, а Анжела, предельно собравшись, сказала:
– Гараж.
– Что? – Глаза у мамы округлились.
А Анжела пояснила:
– Подземный гараж. Попасть туда можно и из холла, и с кухни. Там ведь все его «Мерседесы», «БМВ» и «Мазератти». Дверь гаража, если выезжаешь, открывается автоматически, при помощи пульта дистанционного управления, который имеется в каждом автомобиле. И при помощи него же открываются и ворота.
Ведь именно так поступил Артур, когда привозил их в свой замок ужаса.
Просияв, мама сказала:
– И в кого ты у меня такая умная, дочка? Явно не в меня. В отца своего, наверное. И добавила: – Так на какой крутой «тачке» мы отсюда смотаемся?
Хоть Никитка и желал поехать на красном «Порше»-кабриолете, его убедили, что лучше взять менее приметный черный «БМВ».
Во всех автомобилях – они это проверили – ключи торчали в замке зажигания, что было весьма практично. Конечно, Артур и не предполагал, что кто-то сможет угнать его дорогие игрушки прямо из замка ужаса.
Как не предполагал и того, что будет плавать с тремя дырками в груди в собственном бассейне.
Когда они загрузили все сумки, мама уселась за руль и перекрестилась, чего никогда раньше не делала.
Даже после убийства Артура.
– Ну, с Богом! Надо было мне больше майора слушать, царство ему небесное…
Что случилось с майором ГАИ, неплохим дядькой, который вечно приносил им с Никиткой липкие, ужасно сладкие леденцы, Анжела не знала, но, вероятно, что-то не совсем хорошее, раз он уже был не жилец.
Как-то не везет маминым хахалям.
Автомобиль, взвизгнув тормозами, взял с места, да так резко, что расположившихся на заднем сиденье детей знатно тряхануло.
– Мамочка, ты все верно делаешь? – спросила обеспокоенно Анжела, и мама заявила:
– Ну, передачу не ту включила, с кем не бывает.
Сделав два «круга почета» в подземном гараже и при этом едва не задев тот самый красный «Порше», мама подрулила наконец к двери.
– Где эта хрень, которой другую хрень открывают! – крикнула она, а Анжела спокойно ответила:
– В «Мерседесе» она была в бардачке.
Оказалось, что и в «БМВ» тоже.
Дверь медленно поехала вверх, и их автомобиль выкатился наконец наружу. Стоял май: уже медленно, но верно занимался рассвет. Не газуя, мамочка аккуратно покатила от замка ужаса вдоль темных деревьев парка к воротам.
– Почему не открывается? Что за ерунда! – кипятилась она: высоченные витые ворота не желали открываться.
– Может, кнопка другая, мамочка? – спросила Анжела.
Так оно и оказалось: кнопок на пульте дистанционного управления было две, одна для ворот поместья, другая для гаража.
Наконец они покинули это ужасное место, хозяин которого плавал с тремя дырками в груди в бас- сейне.
Их путь лежал к косметичке, которая жила в дальнем районе города. Мама два раза проехала на красный свет, и Анжела с заднего сиденья велела ей быть внимательнее: не хватало еще попасть в ДТП или привлечь внимание ГАИ.
Несколько раз мама свернула не туда, и Анжеле, неплохо уже ориентировавшейся в городе, пришлось давать указания, как и куда ехать.
Прибыв на место, мама припарковалась (без малейших проблем!) и, заглушив мотор, заявила:
– Я быстро! Никуда ни шагу!
Ну да, как будто они желали отлучиться.
Быстро не получилось, время тянулось, как резиновое, и Анжела все кляла себя за то, что не спросила у мамы, в какой квартире живет косметичка.
Звали ту, кажется, Милой.
Не ходить же рано утром, трезвоня во все квартиры, разыскивая Милу, чьей фамилии она, естественно, также не знала?
Хотя если мама не появится, придется.
Но мама появилась: с папкой в руках и улыбкой на лице.
– Ну что, семейство Ивановых, вперед и с песней! – заявила она, демонстрируя детям свой новый паспорт (хотя выглядел он как старый), с маминой фотографией (ее сделали во время визита к косметичке – даже фингал полностью заретушировали), на имя Елены Александровны Ивановой.
– Думаете, сколько таковых на просторах нашей необъятной родины? – спросила победоносно мама. – Имя оставили, а вот фамилию и даже отчество изменили. И дату рождения тоже сдвинули. Отлично, на два года меня моложе сделали: могли бы и на все четыре!
Имелись и два свидетельства о рождении на Анжелу Иванову и Никиту Иванова: им даты рождения оставили настоящие.
Только с отцами дали маху: мало того что из двух сделали одного, это еще можно было бы пережить, но указали, что их общего родителя звали Виктором Олеговичем Ивановым.
– Да, вот именно так – Виктор Олегович Иванов! С предками в Африке, как же еще. Как у Пушкина. Или они что, из меня делают особу легкого поведения, которая своему законному мужу изменяет и детей на стороне нагуляла, а он их рыцарски на свое имя записал?
Но делать было нечего: Виктор Олегович Иванов – значит, Виктор Олегович Иванов.
Повернувшись к дочери и сыну, мама сказала:
– Запомните, ваш папа был майор ГАИ и доблестно погиб при исполнении обязанностей. Бандиты застрелили.
Анжела добавила:
– Тремя пулями в грудную клетку…
Мама продолжила:
– Будут лезть с вопросом, почему вы «черные». Вы никому это комментировать не обязаны. Если у кого есть вопросы к моей сексуальной жизни, пусть обращаются ко мне.
– Мамочка, а что такое текстуальная жизнь? – подал голос Никитка.
Город они покинули на «БМВ» Артура, причем страшнее всего было проезжать мимо стационарного поста «гаишников» на выезде на федеральную трассу.
Однако никто и не думал приказывать им остановиться, выходить из салона с поднятыми руками и вверять себя заботам людей в форме, с масками на лицах и автоматами наперевес.
Движение в тот ранний час было на удивление плотное, перед ними, по воле судьбы, шла абсолютно идентичная «БМВ», и по модели, и по цвету.
И на ту машину, которая катила впереди них, и на ту, в которой ехали они сами, никто из зевавших гаишников не обратил ни малейшего внимания.
Ну да, потому что тело Артура еще не обнаружили.
Однако они не могли исходить из того, что так будет вечно. В конце концов, когда поймут, что из сейфа в доме исчезли все ценности, а также пропал автомобиль из подземного гаража, номер «БМВ» будет объявлен в розыск.
Поэтому с таким крутым и удобным средством передвижения пришлось расстаться. Они бросили его недалеко от вокзала города-спутника, куда прибыли тем утром. До этого они тормозили всего один раз: чтобы Никитка смог пописать.
И, пользуясь представившейся возможностью, мама выудила из кармана легкого пальто, которое было на ней, пистолет.
Тот самый, из которого она застрелила Артура.
Анжела уже знала: из города-спутника они на поезде переедут в райцентр соседней области, а оттуда с автобусного вокзала отправятся на другой конец страны.
Оказывается, мама уже разработала маршрут их путешествия.
Вернее, бегства.
– Ну, спасибо тебе. И прощай!
Мама швырнула пистолет в болото, спугнув пару цапель. Пистолет, описав кривую дугу, с чавканьем погрузился в зеленоватую жижу и навсегда ушел на дно.
– Ну что, готовы? Наше путешествие начинается, семейство Ивановых!
Так в самом деле и началось их путешествие, которое, вихляя то туда, то сюда по географической карте, привело их в итоге в тот ленивый провинциальный город у реки.
– Спасибо вам, Демидыч! – произнес Валька, а старик, который привез их к дому подростка, ответил:
– Вы теперь знаете, где я живу, так что заходите в гости. И, как я уже говорил, на следующей неделе внуки приезжают.
Анжела вздохнула.
На следующей неделе их тут не будет.
Валька об этом и не подозревал, но придется ему еще сказать. Или, быть может, просто исчезнуть из его жизни раз и навсегда.
Уйти по-английски?
Как они тогда ушли от Артура.
За эти полтора года они много где побывали, много чего пережили – но все обошлось. Денежные запасы несколько подтаяли, однако их еще вполне хватало, чтобы вести неплохую жизнь и мало в чем себе отказывать.
Мама заявила, что с такими деньгами им надо податься за границу, причем не в Беларусь или Украину, а подальше, чтобы там осесть и вести степенную жизнь богатых русских, но это не так просто, потому что одно дело – добыть «левые» загранпаспорта, а совсем другое – получить нужные визы.
Она обмозговывала один вариант за другим, но пока не нашла решения.
Впрочем, Анжела уже свыклась с их кочевой жизнью: это в самом деле было большое, незавершающееся приключение.
Они не шиковали, чтобы не привлекать к себе внимания, мама даже для отвода глаз работала, хотя стоило сходить в обменник, продать там очередную порцию валюты – и у них вновь появлялись средства на жизнь.
После очень больших проблем с реализацией золотых монет в Питере, куда они подались в конце первого года, мама решила пока что жить на валюту, оставив драгоценности и монеты «на потом».
Это «потом» было, впрочем, еще очень и очень далеко.
Об убийстве бизнесмена Артура К. сообщали, но на областном уровне, мама это проверяла. Объявляли ли ее в розыск, она не знала, но даже если и да, то паспорт на новое имя помогал ей избежать неприятностей.
Да и сказочка с отцом-майором ГАИ функционировала безотказно – в нее верили. Конечно, вопросы вызывал тот факт, что отцом Анжелы и Никитки было явно лицо «африканкой национальности», но мама элегантно обходила этот вопрос, сообщая, что детей они с мужем взяли из детдома, где их оставила бессердечная мамаша, явно крутившая романы с иностранными студентами.
То, что романы с иностранными студентами крутила сама мама, добавлять было вовсе не обязательно. А в историю о погибшем при исполнении доблестном папаше, майоре ГАИ, верили все безоговорочно.
Как оказывается, легко всех обмануть и заставить поверить в ложь!
Анжела всегда добавляла, что папа-майор погиб от трех злодейских пуль в грудь, а потом ей это надоело, и она вернулась к версии мамы о том, что ее отец – сын ближайшего сподвижника Фиделя Кастро.
Хотя и это было наверняка из того же разряда, что и папаша-майор ГАИ, павший смертью храбрых.
И, что самое удивительное, их крошечная семья, объединенная общей тайной, все еще рассматривала все как большое приключение.
И теперь этому приключению предстояло перейти в новую стадию.
Да, быть может, лучше всего: просто уехать, ничего Вальке не говоря.
Ведь за эти скоро как два года он был первым, кому она намеревалась поведать, пусть и без лишних и опасных подробностей, историю своей семьи.
Подлинную, а не выдуманную.
Потому что если кто и знал, как им, к примеру, попасть за рубеж без заграничных паспортов и виз, то это всезнайка Валька.
– Зайдем, непременно зайдем! И спасибо за Жюля Верна! – поблагодарил Валька.
Демидыч на своем мотоцикле затарахтел обратно, а Валька произнес:
– Может, чаю зайдешь выпить? Я заодно Жюля Верна оставлю и тебя провожу…
– Не надо, Валя, – ответила Анжела, вдруг понимая, что не хочет уезжать из города.
И главное, не хочет расставаться с Валькой.
Она что, влюбилась в него?
– Нет, надо! – заявил он. – Ну ладно, не хочешь заходить, я только книжку брошу, не хочу ее с собой таскать, вдруг запачкается, экземпляр раритетный, и вернусь! Я мигом!
Он побежал в свой подъезд, а Анжела смотрела ему вслед.
Сказать или не сказать?
Да, в самом деле: вот в чем вопрос!
Она поклялась маме, что не сделает этого. Ну хорошо, клятву она нарушать не будет. Но ведь она не клялась, скажем, не писать.
Не говорить – это да, а вот не писать – нет.
Значит, и клятву не нарушит.
И, если что, в прощальном письме Вальке изложит причины, которые заставляют их покидать город.
Или не в прощальном письме, а еще до отъезда, с просьбой, чтобы он прочитал и дал ей совет?
От этой мысли у нее на сердце полегчало, и Анжела поняла: так и сделает.
Вообще-то так хотелось прямо сейчас сесть и накатать это послание.
Интересно, о трех дырках в груди Артура тоже стоит упомянуть или лучше обойти этот факт молчанием?
Бросив взгляд на Валькин подъезд, Анжела решила не ждать его. Лучше уйти так, по-английски.
Но уйти, чтобы завтра вернуться!
Только уже с письмом в качестве извинения.
Валька умный и необидчивый, он поймет.
И, приняв решение, Анжела зашагала как можно быстрее от своего дома к остановке, чтобы на трамвае отправиться на съемную квартиру.
И вспомнила, что денег-то у нее нет: кошелек остался там, в сарафане, на берегу реки, сделавшись трофеем гопников.
Так как в каждом трамвае теперь имелся кондуктор, он же продавец билетов, то проехать «зайцем» не вышло бы, и Анжела отправилась домой пешком.