Сад неприкаянный

Связать себя — и обрести свободу,

войти в огонь, в пылающую воду,

в глухую ночь, в зелёно-серый лес

осин трепещущих,

в младенческий ольшаник,

чтоб ощутить, как прочен свод небес,

где ты гуляешь, ангел мой и странник.

Ты невесом, невидим, бос и гол,

щегол и сокол, сокол и щегол,

твой след ищу я в зарослях лещины,

на светлом неприкаянном песке,

где след волны похож на след морщины,

в сплетеньях серебристой паутины,

где спит паук на тонком волоске.

Тебя ищу среди земных трудов

на торжищах безумных городов —

то чужестранца, то единоверца,

хотя порой я не пойму сама,

как смысл найти в ошибках горьких сердца,

в печальных заблуждениях ума?

А ночь поит меня густым вином,

луна сияет в небе ледяном,

тела осенних лип полураздеты.

Из облачных краёв, из дальних стран

летит синица через океан.

Ответь же, друг мой, где ты, где ты, где ты?

Смирить себя — и обрести покой,

увидеть свет, горящий за рекой,

и лестницы невидимой ступени,

деревьев расписные терема,

пустые муравьиные дома,

ладони клёнов и сердца’ сирени.

Увидеть чайку на крутой волне,

татарку-иву в золотой чалме,

её сестру в серебряной папахе…

Уходят вверх — всё дальше от земли —

щегол и ангел в золотой пыли,

две мелких птахи в поднебесном прахе.

Смирить себя — и радость обрести:

душа прозрачна, как вода в горсти,

ты жив ещё, и большего не надо.

Пусть жизнь течёт, как слёзы по лицу:

седой пастух в горах нашёл овцу,

нечаянно отставшую от стада.