Сад принцессы Сульдрун. Лионесс. Том I

Глава 7

Сульдрун сидела в оранжерее с фрейлинами-фаворитками – Лией, дочерью Тандре, герцога Сондбехара, и Твиссани, дочерью графа Мерса. Лия уже наслышалась о Карфилиоте: «Он высокий и сильный, гордый, как полубог! Говорят, его взор завораживает!»

«Надо полагать, внушительный мужчина», – отозвалась Твиссани, и обе девушки покосились на Сульдрун, постукивавшей пальцами по коленям.

«Внушительные мужчины слишком много о себе думают, – заметила принцесса. – Все, что они умеют – отдавать приказы, а потом жаловаться, что их не исполняют».

«Но о нем столько рассказывают! – живо возразила Лия. – Моя собственная швея слышала, как сплетничала леди Педрейя. Похоже на то, что Фод Карфилиот – исключительно романтичный персонаж. Каждый вечер он сидит в высокой башне и тоскует, глядя на звезды».

«Тоскует? О чем?»

«О любви».

«И какая надменная дева обрекла его на такие страдания?»

«Здесь-то и зарыта собака. Он ее воображает. Он поклоняется мечте».

«Нахожу это маловероятным, – обронила Твиссани. – Подозреваю, что он проводит больше времени в постели с девицами из плоти и крови».

«Об этом я ничего не знаю. В конце концов, сплетницы могут преувеличивать».

«И все же любопытно было бы разузнать правду, – заключила Твиссани. – А вот и ваш батюшка король, принцесса».

Лия и Твиссани вскочили на ноги; Сульдрун постепенно последовала их примеру. Три девушки присели в церемонном реверансе.

Король Казмир приблизился размашистыми шагами: «Фрейлины, я желаю обсудить с принцессой наши семейные дела. Позвольте нам поговорить наедине».

Лия и Твиссани удалились. Казмир долго молчал, разглядывая дочь. Сульдрун наполовину отвернулась; у нее все внутри похолодело от зловещего предчувствия.

Король медленно, почти незаметно кивнул, будто подтверждая какую-то ему одному известную мысль, и произнес напыщенным, напряженным тоном: «Тебе должно быть известно, что мы ожидаем приезда важной персоны, герцога Карфилиота из долины Эвандера».

«Да, мне говорили».

«Ты уже достигла брачного возраста. Если герцог Карфилиот тебе понравится, я не буду возражать против вашего союза и сообщу ему об этом».

Сульдрун подняла глаза к лицу, окаймленному золотистой бородой: «Батюшка, я не готова к такому событию. У меня нет ни малейшего желания делить постель с мужчиной».

Казмир кивнул: «Такое отношение делает честь целомудренной девице. На мой взгляд, оно никак не заслуживает порицания. Тем не менее, опасения и колебания должны уступить место государственным интересам. Дружба с герцогом Карфилиотом имеет для нас большое значение. Ты быстро привыкнешь к новому положению. А теперь ты должна вести себя с герцогом очень любезно, с изяществом, непритворным и не преувеличенным. Не навязывай ему общество своих компаньонок: таких людей, как Карфилиот, стимулируют сдержанность и даже некоторая неуступчивость. Но не следует быть и слишком застенчивой или равнодушной».

Отчаявшись, Сульдрун воскликнула: «Батюшка, мне не нужно притворяться, чтобы изображать неуступчивость! Я не готова к свадьбе! Может быть, я никогда не выйду замуж!»

«Полно! – голос Казмира стал резковатым. – В скромности тоже следует знать меру – тогда она даже привлекательна. Но чрезмерная скромность раздражает. Карфилиот не должен подумать, что ты – чопорная жеманница. Таковы мои пожелания. Тебе все ясно?»

«Батюшка, ваши пожелания мне предельно ясны».

«Вот и хорошо. Позаботься о том, чтобы они оказали должное влияние на твое поведение».

По Сфер-Аркту в город Лионесс спустилась кавалькада из двадцати рыцарей с оруженосцами. Во главе, выпрямившись в седле, как заправский кавалерист, ехал герцог Карфилиот – светлокожий, с курчавыми черными волосами, подстриженными под горшок, и тонкими, правильными, но несколько строгими чертами лица – за исключением рта, подобавшего скорее сентиментальному поэту.

Во дворе Арсенала отряд остановился. Карфилиот спешился, и его скакуна увели два конюха в сиреневых с зеленым ливреях Хайдиона. Свита герцога также спешилась и выстроилась у него за спиной.

Король Казмир снизошел с верхней террасы и пересек двор. Герцог Карфилиот отвесил традиционный поклон, и прочие прибывшие последовали его примеру.

«Добро пожаловать! – провозгласил Казмир. – Добро пожаловать в Хайдион!»

«Ваше гостеприимство для меня – большая честь», – отозвался Карфилиот уверенным звучным голосом, достаточно выразительным, но лишенным характерного тембра.

«Позвольте представить моего сенешаля, сэра Мунго. Он проведет вас в апартаменты. Закуски уже приготовлены; когда вы отдохнете, мы сможем непринужденно побеседовать на террасе».

Через час Карфилиот вышел на террасу. Он переоделся в серый шелковый плащ в черную полоску, черные рейтузы и черные туфли – необычный наряд, подчеркивавший его и так уже бросающуюся в глаза внешность.

Король ждал его у балюстрады. Карфилиот приблизился и поклонился: «Ваше величество, меня радует посещение Хайдиона. Это самый роскошный дворец на Старейших островах! Отсюда открывается несравненный вид на город и море».

Казмир ответствовал с царственной благосклонностью: «Надеюсь, вы посетили нас не в последний раз. В конце концов, мы почти соседи».

«Именно так! – подтвердил Карфилиот. – К сожалению, меня обременяют трудности, как правило, не позволяющие мне покидать замок – проблемы, неизвестные в счастливом Лионессе».

Казмир поднял брови: «Проблемы? Их у нас более чем достаточно. У меня столько же проблем, сколько тройсов живет в Тройсинете».

Карфилиот вежливо рассмеялся: «В свое время мы могли бы выразить друг другу соболезнования».

«С удовольствием поменялся бы с вами своими проблемами».

«Мои разбойники, головорезы и мятежные бароны – в обмен на вашу блокаду побережья? По-моему, такой обмен не принес бы облегчение никому из нас».

«В качестве дополнительной приманки вы могли бы прибавить тысячу своих ска».

«Рад был бы это сделать, если бы ска были моими. Почему-то они не трогают Южную Ульфляндию, хотя в Северной грабят повсеместно».

Два герольда протрубили высокий благозвучный клич, объявляя о появлении королевы Соллас и вереницы ее фрейлин.

Казмир и Карфилиот повернулись, чтобы приветствовать ее. Король представил своего гостя. Соллас ответила на комплименты Карфилиота нежным взглядом, каковой герцог благополучно проигнорировал.

Шло время. Король Казмир начинал беспокоиться. Он все чаще поглядывал через плечо в сторону дворца. Наконец он пробормотал пару слов на ухо лакею; прошло минут пять.

Герольды снова подняли горны и протрубили приветственный сигнал. На террасу – так, словно ее кто-то подтолкнул сзади – выбежала, чуть не споткнувшись, принцесса Сульдрун; в тени у нее за спиной на мгновение показалось искаженное нервной гримасой лицо леди Дездеи.

Сульдрун приблизилась к столу, лицо ее окаменело. Длинное розовое платье из мягкой материи плотно облегало ее фигуру; из-под круглой белой шапочки на плечи спускались волнистые золотистые локоны.

За неуклонно замедлявшей шаг принцессой следовали Лия и Твиссани. Сульдрун остановилась и повернула голову к морю, скользнув глазами по фигуре Карфилиота. К ней подошел стюард с подносом; принцесса и фрейлины взяли по бокалу вина, после чего скромно отошли в сторону и стали тихо переговариваться.

Нахмурившись, король Казмир наблюдал за дочерью; в конце концов он подозвал сенешаля: «Сообщите принцессе, что мы хотели бы оказаться в ее обществе».

Сэр Мунго доставил сообщение. Сульдрун слушала его, опустив уголки губ. Она слегка вздохнула, пересекла террасу, остановилась перед отцом и сделала мрачный реверанс.

Сэр Мунго звучно провозгласил: «Принцесса Сульдрун, имею честь представить вам герцога Фода Карфилиота, владетеля долины Эвандера!»

Сульдрун опустила голову. Карфилиот с улыбкой поклонился и поцеловал ей руку. Выпрямляясь, он заглянул ей в лицо и сказал: «Слухи о красоте и грации принцессы Сульдрун преодолели горные кряжи и достигли Тинцин-Фюраля. Я опасался, что рассказчики преувеличивали, но теперь вижу, что они ни в чем не ошибались».

«Надеюсь, вы не слишком доверяете слухам, – бесцветным тоном отозвалась Сульдрун. – Уверена, что они не доставили бы мне ни малейшего удовольствия».

Казмир нахмурился и живо пригнулся над столом, но Карфилиот успел спросить: «Как же так? Почему?»

Сульдрун отвела глаза, чтобы не смотреть на отца: «Меня заставляют быть не такой, какой я хочу быть».

«Вам не льстит восхищение мужчин?»

«Я не совершила ничего достойного восхищения».

«То же самое могли бы сказать пышная роза или многогранный сапфир».

«Я не цветок и не украшение – у меня своя собственная жизнь».

«В красоте нет ничего неблагородного, – весомо произнес король Казмир. – Это дар, уготованный немногим. Разве кто-нибудь – даже принцесса Сульдрун – предпочел бы уродство?»

Сульдрун хотела сказать: «Прежде всего я предпочла бы находиться где-нибудь в другом месте». Но она благоразумно промолчала и сжала губы.

«Красота – любопытнейшее свойство! – заявил Карфилиот. – Кто был первым поэтом? Наверняка тот, кто изобрел понятие красоты».

Казмир пожал плечами и поднес к губам бокал из полупрозрачного красновато-лилового стекла.

Карфилиот продолжал, мелодично и непринужденно: «В нашем ужасном и чудесном мире охваченного страстью поэта, стремящегося найти идеал красоты, почти неизбежно ждет разочарование».

Сульдрун переплела пальцы и принялась изучать их кончики.

Карфилиот спросил: «Кажется, вы не согласны?»

«Охваченный страстью поэт может быть очень скучным собеседником».

Карфилиот хлопнул себя по лбу с выражением притворного негодования: «Вы бессердечны, как богиня Диана! Разве у вас не вызовет симпатию страстный поэт – несчастный, опьяненный лунным светом искатель приключений?»

«Скорее всего нет. По меньшей мере, он показался бы мне чрезмерно сентиментальным и сосредоточенным на собственной персоне. Надо полагать, римский император Нерон, распевавший гимны, пока его город горел до тла, был такого рода „страстным поэтом“».

Рука короля Казмира раздраженно дернулась; подобная болтовня представлялась ему бесполезной и легкомысленной… Тем не менее, Сульдрун, судя по всему, чувствовала себя в своей тарелке. Возможно ли, что боязливая затворница Сульдрун была умнее, чем он предполагал?

Карфилиот обратился к принцессе: «Я нахожу наш разговор чрезвычайно любопытным. Надеюсь, мы сможем продолжить его в другое время?»

Сульдрун ответила самым церемонным тоном: «По сути дела, герцог, мои наблюдения не отличаются особой глубиной. Их обсуждение с таким опытным собеседником, как вы, только поставило бы меня в неловкое положение».

«Как вам будет угодно, – развел руками Карфилиот. – И все же я не хотел бы лишиться удовольствия провести время в вашем обществе».

Казмир поспешил вмешаться – непредсказуемая откровенность принцессы могла полностью испортить впечатление: «Герцог Карфилиот, я замечаю нескольких высокородных дворян, ожидающих возможности вам представиться».

Позже король отвел Сульдрун в сторону: «Меня удивляет твое поведение! Неужели ты не понимаешь, какой ущерб ты мне наносишь? Благорасположение герцога совершенно необходимо для осуществления наших замыслов!»

Находясь перед величественной персоной отца, Сульдрун остро ощущала слабость и беспомощность. Она жалобно, тихо воскликнула: «Батюшка, пожалуйста, не заставляйте меня обручаться с Карфилиотом! Он меня пугает!»

Казмир ожидал жалоб и протестов. Его ответ был неумолим: «Чепуха! Пустоголовые фантазии! Такого жениха, как Карфилиот, еще нужно поискать, уверяю тебя. Все будет так, как я решил».

Сульдрун стояла, опустив голову. Ей очевидно нечего было сказать. Казмир повернулся, промаршировал вдоль Длинной галереи и поднялся по лестнице в свои хоромы. Сульдрун смотрела ему вслед, вытянув руки по бокам и сжимая кулаки. Она тоже повернулась и побежала в другую сторону – наружу, в залитую послеполуденным светом оранжерею, под рябью теней, отброшенных арками, в подземный переход, к двери в стене, вниз к старому саду. Солнце, уже начинавшее опускаться к горизонту, печально озаряло высокие кучевые облака; сад казался недружелюбным, отчужденным.

Сульдрун прошлась вниз мимо разрушенной виллы и устроилась под старым цитрусом, обняв руками колени и размышляя о судьбе, надвигавшейся подобно грозовой туче. Не было никаких сомнений – по меньшей мере, так она считала – что Карфилиот пожелает на ней жениться, увезти ее в далекий Тинцин-Фюраль и там, не торопясь и следуя своим прихотям, изучать тайны ее тела и ума… Солнце погрузилось в облака, подул холодный ветер. Сульдрун задрожала. Поднявшись на ноги, она все так же, с опущенной головой, вернулась в Хайдион. Когда она поднялась в свои апартаменты, встревоженная леди Дездея сделала ей выговор.

«Где вы были? Королева велела хорошенько вас принарядить – предстоят званый ужин и танцы. Ваша ванна уже приготовлена».

Сульдрун безучастно сбросила одежду и вступила в широкую мраморную ванну, до краев наполненную теплой водой. Горничные натерли ее мылом из оливкового масла и жженого алоэ, смыли мыло водой, надушенной лимонной вербеной и вытерли ее мягкими хлопчатобумажными полотенцами. Волосы ее расчесывали, пока они не заблестели. Ее одели в темно-синее длинное платье, а на голове разместили тонкий серебряный обруч, инкрустированный пластинками лазури.

Леди Дездея наконец отошла: «Больше ничего не могу сделать. Ты несомненно привлекательна. И все же чего-то не хватает. Тебе не мешало бы немного флиртовать – без излишнего усердия, разумеется! Дай ему знать, что ты понимаешь, что у него на уме. Шалость в девушке – как соль на жареном мясе… А теперь закапаем настойку наперстянки, чтобы искрились глаза!»

Сульдрун отпрянула: «Не хочу я никаких капель!»

Гувернантка хорошо знала, насколько тщетны были попытки спорить с принцессой: «Вы – самое упрямое создание на свете! Как обычно – делайте что хотите».

Сульдрун горько рассмеялась: «Если бы я делала, что хотела, я не спускалась бы на бал».

«Да-да, конечно! Полюбуйтесь, какая у нас выросла своенравная недотрога! – Дездея поцеловала принцессу в лоб. – Надеюсь, жизнь подчинится вашим капризам… А теперь пора на банкет. Умоляю вас, будьте вежливы с герцогом – ваш батюшка, король, надеется выдать вас замуж».

На званом ужине король Казмир и королева Соллас восседали во главе огромного стола; Сульдрун посадили справа от отца, а Карфилиота – слева от королевы.

Сульдрун украдкой наблюдала за герцогом. Невозможно было отрицать, что его чистая бледная кожа, густые черные волосы и блестящие глаза выглядели красиво – даже чересчур красиво. Карфилиот изящно ел и пил, умел вежливо поддерживать разговор. Упрекнуть его, пожалуй, можно было только в скромности – он очень мало рассказывал о себе. Тем не менее, Сульдрун старалась не встречаться с ним глазами, а когда время от времени ей приходилось с ним говорить, трудно было подыскивать слова.

Сульдрун догадывалась, что Карфилиот чувствует ее отвращение – и что это обстоятельство лишь подзадоривает его. Излияния герцога становились все выспреннее, словно он надеялся преодолеть ее антипатию ослепительным фейерверком галантных манер. И все это время Сульдрун ощущала подобное ледяному ветерку пристальное внимание отца, нервировавшее ее в такой степени, что порой ей трудно было держать себя в руках. Она опустила голову к поставленному перед ней блюду, но не могла заставить себя есть.

Протянув руку к бокалу, она так-таки встретилась глазами с Карфилиотом. На мгновение она оцепенела. «Он знает, о чем я думаю, – говорила она себе. – Он знает – и усмехается, как будто я ему уже принадлежу…» Сульдрун оторвалась от созерцания лица герцога и опустила глаза. Продолжая улыбаться, Карфилиот отвернулся, чтобы выслушать замечания королевы Соллас.

На балу Сульдрун надеялась избежать особого внимания, смешавшись со стайкой фрейлин – не тут-то было. Сэр Эшар, помощник сенешаля, скоро нашел ее. Ей пришлось составить компанию королю Казмиру, королеве Соллас, герцогу Карфилиоту и группе знатных вельмож. Как только заиграла музыка, Карфилиот пригласил ее на танец, и она не посмела отказаться.

Они молча вышагивали в такт аккордам, то вперед, то назад, кланяясь и совершая изящные пируэты среди разноцветных шелков и шороха атласных костюмов. Тысячи свечей на шести огромных люстрах наполняли зал мягким желтоватым светом.

Когда музыканты кончили играть, Карфилиот отвел принцессу поближе к стене, чуть поодаль от столпившихся придворных. «Не знаю, что сказать, – заметил герцог. – У вас настолько ледяные манеры, что они кажутся таящими угрозу».

Сульдрун церемонно ответила: «Герцог, я не привыкла к многолюдным торжествам – честно говоря, они не доставляют мне удовольствия».

«Значит, вы предпочли бы оказаться в другом месте?»

Сульдрун обернулась туда, где, окруженный придворными, стоял король Казмир: «Мои предпочтения, каковы бы они ни были, по-видимому, имеют значение только для меня. Так мне дали понять».

«Уверен, что вы ошибаетесь! Меня, например, очень интересуют ваши предпочтения. По правде говоря, вы необычная персона».

Сульдрун безразлично пожала плечами, и непринужденная шутливость Карфилиота на мгновение сменилась напряжением, даже резкостью: «Тем временем, вы уже составили мнение обо мне. По-вашему, я обычный, скучный человек – в какой-то мере даже зануда?» Герцог явно надеялся вызвать поток смущенных отрицаний.

Глядя в пространство, Сульдрун рассеянно ответила: «Герцог, вы – гость моего отца. Я не посмела бы составить о вас такое мнение – и вообще какое-либо мнение».

Фод Карфилиот отозвался странным тихим смешком – настолько странным, что Сульдрун с удивлением повернулась к нему и успела заглянуть в трещину панциря, окружавшего душу обитателя Тинцин-Фюраля, прежде чем эта лазейка поспешно закрылась. К герцогу вернулась обходительность. Он развел руки в стороны, демонстрируя любезное и шутливое разочарование: «Почему вы так необщительны? Неужели я произвожу столь отталкивающее впечатление?»

И снова Сульдрун пришлось прибегнуть к холодной формальности: «Герцог, вы не подавали мне никакого повода для формирования подобных суждений».

«Но разве это не притворство? Вы же знаете, что вами восхищаются! Я, например, с нетерпением жду возможности снискать ваше расположение».

«Герцог, мой отец желает выдать меня замуж. Это общеизвестно. Я еще не готова выполнить его настойчивые требования – я никого не люблю и ничего не знаю о любви».

Карфилиот взял ее за руки и заставил повернуться к нему лицом: «Позвольте открыть вам несколько тайн. Принцессы редко выходят замуж за любовников. А в том, что касается любви, я охотно давал бы уроки столь невинной и прелестной ученице. Можно сказать, что в руках такого педагога, как я, вы разобрались бы в таинствах любви за одну ночь».

Сульдрун высвободила руки: «Гости нас ждут».

Карфилиот отвел ее к креслу за столом; через несколько минут Сульдрун сообщила королеве, что плохо себя чувствует, и потихоньку выскользнула из зала. Слегка подвыпивший король Казмир ничего не заметил.

Казмир приказал устроить увеселительную ярмарку на лугу Дерфьи, в двух милях к югу от столицы, чтобы отпраздновать визит почетного гостя, Фода Карфилиота, герцога долины Эвандера и владетеля замка Тинцин-Фюраль. Последовали сложные и дорогостоящие приготовления. Уже вчера над углями жарились на вертелах молодые бычки, обильно приправленные оливковым маслом, луковым соком, чесноком и сиропом из тамаринда; теперь они были готовы, и по всему лугу распространялся неотразимо аппетитный аромат. На расставленных неподалеку лотках возвышались пирамидки, сложенные из буханок белого хлеба, а шесть огромных бочек вина только и ждали, чтобы из них выбили пробки.

Из соседних деревень собрались молодые крестьяне в карнавальных костюмах; под музыку барабанов и свирелей они танцевали веселые джиги, а местные удальцы отплясывали вприсядку, пока крупные капли пота не выступали у них на лбах. В полдень шуты, вооружившись деревянными мечами и бычьими пузырями, развлекали публику потешной битвой; чуть позже рыцари королевского двора устроили турнир, надев кожаные подушки на наконечники пик.10

Тем временем жареные туши взгромоздили на разделочные столы и разрезали на ломти и куски; говяжий ломоть с толстым ломтем хлеба предлагали каждому, кто желал воспользоваться щедростью короля, а вино уже радостно журчало из вставленных в бочки кранов.

Король Казмир и Карфилиот наблюдали за турниром, сидя в креслах на широком помосте в компании королевы Соллас, принцессы Сульдрун, принца Кассандра и дюжины высокопоставленных лиц. Затем Казмир и Карфилиот прошлись по лугу, чтобы полюбоваться на соревнование лучников, разговаривая под аккомпанемент свиста и глухого стука стрел, втыкающихся в мишени. Два человека из свиты герцога приняли участие в конкурсе и демонстрировали такое мастерство в стрельбе из лука, что король Казмир был вынужден сделать похвальное замечание.

Карфилиот ответил: «Я командую относительно небольшим отрядом, и мои бойцы обязаны безупречно владеть оружием. Думаю, что каждый из них способен противостоять десятку разбойников. Мои люди спят, едят и умирают, не снимая доспехи и не расставаясь с мечом. Тем не менее, не могу не позавидовать многочисленности ваших армий».

Казмир угрюмо хмыкнул: «Иметь в своем распоряжении дюжину армий удобно – недаром королю Одри в последнее время не спится. И все же, все мои армии бесполезны в борьбе с Тройсинетом. Тройсы снуют под парусами вдоль моих берегов, смеясь и выкрикивая оскорбления. Представьте себе: они отваживаются заходить в гавань Лионесса, снимают штаны и показывают мне задницы!»

«На безопасном расстоянии, надо полагать?»

«В пятидесяти ярдах дальше, чем долетает стрела».

«Понимаю ваше раздражение».

Король Казмир весомо произнес: «Мои планы ни для кого не секрет. Я обязан покорить Даот, усмирить ска и нанести поражение тройсам. Я снова воздвигну трон Эвандиг и круглый стол Карбра-ан-Медан там, где им издревле полагается быть, и снова Старейшими островами будет править один король!»

«Благородная цель! – благосклонно отозвался Карфилиот. – Если бы я был королем Лионесса, у меня были бы такие же намерения».

«В стратегическом отношении все не так просто. Я могу восстановить Юг против Тройсинета, заручившись помощью ска. Или же я могу проникнуть в Ульфляндию – допуская, что герцог долины Эвандера предоставит мне право свободного прохода по ущелью под Тинцин-Фюралем. В таком случае мои войска изгонят ска из Прибрежья и, легко подавив сопротивление Годелии, повернут на восток в Даот, развернув решающую кампанию. Флотилия из тысячи судов позволит мне взять верх над Тройсинетом, и Старейшие острова снова станут единым королевством, а герцог долины Эвандера – герцогом всей Южной Ульфляндии».

«Привлекательный проект и, насколько я могу судить, осуществимый. Мои политические планы не заходят так далеко; по сути дела, мне вполне достаточно долины Эвандера. У меня другие мечты. Честно говоря, принцесса Сульдрун покорила мое сердце. На мой взгляд, она – прекраснейшее существо на свете. Будет ли слишком самонадеянно с моей стороны просить у вас ее руки?»

«Я благожелательно рассмотрел бы возможность такого своевременного брака».

«Рад слышать, что вы одобряете мое предложение. Но как к нему отнесется принцесса Сульдрун? Она не проявляет ко мне заметного расположения».

«Сульдрун немного капризна и чудаковата. Я с ней поговорю. Завтра же мы устроим церемонию обручения, и в свое время справим свадьбу».

«Радостная перспектива – как для меня, так, я надеюсь, и для принцессы!»

Вечером королевская карета возвращалась в Хайдион; в ней сидели король Казмир, королева Соллас и принцесса Сульдрун. Фод Карфилиот и юный принц Кассандр ехали верхом рядом с каретой.

Казмир наставительно обратился к дочери: «Сегодня я беседовал с герцогом, и он признался, что испытывает к тебе нежные чувства. Ваш союз мне выгоден, и я согласился тебя обручить».

Сульдрун в ужасе уставилась в пол кареты – оправдались ее наихудшие опасения. В конце концов она собралась с духом: «Ваше величество, разве вы мне не верите? Я не хочу выходить замуж – и ни в коем случае не выйду за Карфилиота! Он мне совершенно не подходит».

Король Казмир сосредоточил на Сульдрун всю гипнотическую силу круглых голубых глаз: «Ты жеманничаешь и капризничаешь! Я этого не потерплю. Фод Карфилиот – благородный человек привлекательной внешности. Твоя скромность чрезмерна и граничит с трусостью. Завтра в полдень ты пообещаешь Карфилиоту выйти за него замуж. Через три месяца вас обвенчают. Больше не о чем говорить».

Сгорбившись, Сульдрун погрузилась в подушки. Карета громыхала, раскачиваясь на многослойных рессорах из граба. Солнце мелькало за высаженными вдоль дороги тополями. Сквозь слезы Сульдрун смотрела на полосы света и тени, пробегавшие по лицу ее отца. Тихим, ломающимся голосом она попыталась взмолиться в последний раз: «Батюшка, не заставляйте меня выходить замуж!»

Король Казмир сделал каменное лицо и молча отвернулся.

В отчаянии Сульдрун искала поддержки у матери, но нашла лишь безвольную неприязнь. «Ты уже в возрасте, это заметно с первого взгляда! – с раздражением сказала королева. – Тебе пора проститься с Хайдионом. Твои причуды и прихоти никогда нас не радовали».

Казмир нарушил молчание: «Будучи принцессой Лионесса, ты не знала ни труда, ни забот. Тебя наряжали в тонкий шелк; тебя окружала роскошь, недоступная никакой другой барышне. Будучи принцессой Лионесса, ты обязана также подчиняться требованиям государственной политики – так же, как и я. Брак состоится. Тебя избаловали – отбрось малодушную застенчивость и проявляй к герцогу Карфилиоту хотя бы дружелюбие. Больше я не хочу ничего об этом слышать».

По прибытии в Хайдион Сульдрун сразу взошла к себе в комнаты. Часом позже леди Дездея нашла ее у камина, неподвижно смотрящей в огонь.

«Полно! – пожурила ее Дездея. – От хандры отекает лицо и темнеет кожа. Не унывай! Король хочет, чтобы через час ты пришла к ужину».

«Я не хочу никуда идти».

«Но тебе придется! Воля короля – закон. Так что – никаких „нет“, изволь явиться к ужину в наилучшем виде. Надень темно-зеленое бархатное платье, оно тебе идет. Когда ты его носишь, все женщины вокруг выглядят, как дохлые рыбы. Будь я моложе, я скрипела бы зубами от зависти. Не могу понять, отчего ты дуешься».

«Меня тошнит от герцога Карфилиота».

«Пустяки! После свадьбы все будет по-другому. Подожди, ты его еще обожать будешь и только рассмеешься, вспоминая о глупых капризах! А теперь давай, раздевайся! Когда герцог привезет тебя к себе и прикажет тебе раздеться, ты тоже будешь сидеть и молчать, потупив глазки? Ого-го! Зося! Где эта дуреха? Зося! Расчеши принцессе волосы, не меньше ста проходов гребнем с обеих сторон. Сегодня они должны сиять, как ручей золота!»

За ужином Сульдрун пыталась не замечать окружающих. Она попробовала рагу из голубей и выпила полбокала бледного вина. Она вежливо отвечала на обращенные к ней замечания, но мысли ее витали в облаках. В какой-то момент, подняв голову, она снова встретилась глазами с искрометным взором Карфилиота и замерла, как птица, заинтересованная червяком.

Опустив глаза, принцесса мрачно изучала посуду на столе. Галантность, храбрость и красоту Фода Карфилиота невозможно было отрицать. Почему он ее так отталкивал? Она знала, что инстинкт ее не подводит. Изнанка сосредоточенного на себе герцога противоречила его наружности, в его уме кишели затаенные обиды и нездоровые наклонности. Будто продиктованная кем-то в готовом виде, в ее голове образовалась фраза: «Для него красота – не источник радости, достойный заботы и любви, а возможность наслаждаться, уродуя и причиняя боль».

Дамы удалились в гостиную королевы; Сульдрун бегом вернулась в свои апартаменты.

Рано утром непродолжительный ливень, налетевший с моря, придал свежесть зелени и осадил пыль. Уже часа через два солнечные лучи прорвались сквозь облака, и по крышам города побежали торопливые тени. Леди Дездея нарядила Сульдрун в белое платье с белой накидкой, вышитой розовыми, желтыми и зелеными узорами; ей на голову надели маленькую белую шапочку, окруженную золотой диадемой, инкрустированной гранатами.

На террасе разложили один за другим четыре драгоценных ковра, образовавших дорожку от пышного входа в Хайдион к большому столу, задрапированному толстым белым сукном. Из древних серебряных ваз, высотой в четыре локтя, ниспадали гирлянды белых роз. Посреди стола установили заветную чашу королей Лионесса – приземистый серебряный сосуд, окаймленный письменами, давно непонятными местным мудрецам.

По мере того, как солнце поднималось к зениту, стали появляться вельможи в церемониальных мантиях, расшитых древними гербами.

В полдень прибыла королева Соллас. Король Казмир сопроводил ее к трону. За ними шествовал герцог Карфилиот в сопровождении герцога Тандре из Сондбехара.

Прошла минута. Король обернулся к открытой двери, откуда должна была появиться принцесса Сульдрун под руку со своей теткой, леди Дездеей. Вместо них он заметил только какой-то переполох. Через некоторое время в дверном проеме показалась рука Дездеи, делающая призывные жесты.

Казмир поднялся с трона и прошествовал внутрь дворца, где стояла леди Дездея, вплеснувшая руками в полном замешательстве. Король взглянул по сторонам и повернулся к Дездее: «Где Сульдрун? Чем вызвана эта постыдная задержка?»

«Она была готова! – выпалила леди Дездея. – Стояла передо зеркалом, пригожая, как ангел. Я сошла вниз по лестнице, принцесса спускалась за мной. В галерее у меня возникло странное ощущение. Я обернулась – принцесса остановилась, как вкопанная, бледнее водяной лилии. Она что-то всхлипнула – что именно, я не разобрала. По-моему, она сказала „Не могу! Нет, не могу!“ А потом исчезла – выскочила в боковую дверь и убежала к Урквиалу. Я звала ее, но она даже не обернулась!»

Король Казмир развернулся на месте и вышел на террасу. Остановившись перед гостями – его окружал полукруг вопросительно молчащих лиц – Король проговорил монотонно и резко: «Прошу снисхождения у всех присутствующих. У принцессы Сульдрун случилось недомогание. Церемония отменяется. Закуски уже поданы – не откажите в любезности, воспользуйтесь моим гостеприимством».

Казмир вернулся во дворец. Леди Дездея, оставшаяся в вестибюле, отошла в сторону – волосы ее растрепались, руки безвольно болтались, как веревки.

Король изучал ее секунд пять, после чего решительно направился вверх по сводчатой галерее к стене Зольтры Лучезарного, к дощатой двери и вниз по тропе в старый сад. Там, на упавшей колонне, сидела Сульдрун, облокотившись на колени и подпирая ладонями подбородок.

Казмир остановился в двадцати шагах у нее за спиной. Сульдрун медленно оглянулась, широко открыв глаза и приоткрыв рот.

Король промолвил – не спрашивая, а утверждая: «Ты убежала вопреки моему приказу».

Сульдрун кивнула.

«Ты запятнала достоинство герцога Карфилиота оскорблением, которому нет оправдания».

Губы принцессы шевелились, но слова не звучали. Король продолжал: «Подчинившись безрассудному порыву, ты скрылась в саду вместо того, чтобы почтительно выполнять мои указания и совершить обряд обручения. Посему ты будешь оставаться здесь, в саду, днем и ночью, пока не возместишь нанесенный мне огромный ущерб – или до конца твоих дней. Если ты удалишься отсюда, открыто или тайно, ты станешь рабой первого встречного, объявившего себя твоим хозяином, будь то рыцарь или крестьянин, юродивый или бродяга – кто угодно! Ты станешь его собственностью».

Король Казмир отвернулся, поднялся по тропе, вышел на плац и со стуком захлопнул за собой дощатую дверь в стене.

Сульдрун медленно обратилась к морю неподвижным, почти безмятежным лицом. Лучи солнечного света, проливаясь сквозь разрывы в облаках, играли на воде мириадами блесток.

По возвращении короля на террасу его ждала молчаливая группа гостей. Казмир оглядывался по сторонам: «Где герцог Карфилиот?»

Вперед выступил герцог Тандре из Сондбехара: «Сир, после того, как вы удалились, он подождал одну минуту. Затем он приказал подать лошадь и уехал из Хайдиона со своей свитой».

«Что он сказал? – возбужденно спросил Казмир. – Он как-нибудь выразился?»

«Он не сказал ни слова», – ответил герцог Тандре.

Казмир обвел террасу устрашающе пустым взглядом, повернулся и размашистыми шагами вернулся под своды Хайдиона.

Целую неделю Казмир мрачно размышлял. Наконец, злобно выругавшись, он занялся сочинением письма. В окончательном варианте оно гласило:

Посыльный привез письмо в Тинцин-Фюраль и через некоторое время вернулся с ответом:

Казмир внимательно изучил послание Карфилиота. Судя по всему, герцог не затаил обиду настолько, что его следовало бы опасаться. Тем не менее, его заверения в дружелюбии, достаточно сердечные, могли бы носить не столь лаконичный и обобщенный характер.