Вот Гисли готовится со своими людьми к погребенью Вестейна в той песчаной гряде, что расположена вдоль тростникового озерка под самым Морским Жильем. И когда Гисли приступил к погребению, подъезжает туда Торгрим и с ним много людей. Когда они завершили обряд над телом Вестейна по тогдашнему обычаю, Тор-грим подошел к Гисли и сказал:
– Есть обычай обувать покойного в башками Хель, чтобы в них он вошел в Вальгаллу. Я сделал это для Вестейна. – И, покончив с этим, он сказал: – Я не умею завязывать башмаков Хель, если эти развяжутся.
Потом они садятся на кургане и беседуют и находят очень маловероятным, чтобы кто-нибудь знал преступника. Торкель спросил у Гисли:
– Как Ауд принимает смерть брата? Много ли плачет?
– Ты, верно, думаешь, что тебе это известно, – говорит Гисли. – Она держится хорошо, хоть ей и тяжело. Видел я сон, – продолжает Гисли, – позапрошлой ночью и прошлой ночью снова. Я не скажу по этим снам, кто убийца, хоть они и клонятся к этому. Снилось мне в первую ночь, будто из одного двора выползла гадюка и насмерть ужалила Вестейна. А на следующую ночь мне приснилось, что из того же двора выскочил волк и насмерть загрыз Вестейна. Я до сего дня не рассказывал этих снов, потому что думал, что тогда они не сбудутся.
И он сказал вису:
– Желал я, о нож обнаживший,[8]
Спокойного сна Вестейну,
Мнил, и меня минует
Страшный сон вчерашний,
Когда мы сидели с другом
В доме за чашей меда,
Черпали радость в хмеле,
С третьим встреч не искали.
Тогда спросил Торкель:
– А как Ауд принимает смерть брата? Много ли плачет?
– Что-то часто ты об этом спрашиваешь, родич! – говорит Гисли. – Однако ж одолело тебя любопытство. И Гисли сказал вису:
– Липа льна под покровом,
Кроткая, скроет горе,
Ливень ланит пролить
Лишь ночью осмелятся очи.
Сивы злата[9] персты
Осушат росу ресниц,
Но разум ее смятен
Утратой милого брата.
И еще он сказал так:
– На грудь объятой грустью
Фригги перины змея
Слез горючих гроза
С леса глаз пролилась;
Сыплет груды орехов
Орешник глаз безутешных,
Скегуль злата скорбь
Ласка лишь скальда умерит.
Потом братья вместе идут домой. Тогда сказал Торкель:
– Да, это большое событие! И верно, для тебя оно еще горше, чем для нас. Но все же всякий сам себе товарищ. Я бы хотел, чтобы ты не слишком убивался, дабы не заронить в людях подозренья. Хотел бы я также, чтобы мы устроили у себя игры и чтобы наладились у нас наилучшие отношения, как бывало.
– Неплохо сказано, – говорит Гисли. – Я готов согласиться. Но с одним условием: если случится в твоей жизни событие, столь же важное для тебя, как для меня это событие, обещай вести себя таким же образом, как ты теперь просишь меня.
Торкель соглашается. Потом они идут домой и справляют тризну по Вестейну. И после этого они расходятся по домам, и снова все спокойно.