133. Созыв ополчения и речь Сверрира конунга к войску

Следующей весной[259] Николас епископ и Сигурд Ярлов Сын направились в Хейдмёрк и послали людей на север за горы. Те спустились к фьорду, который называется Альди, около Ругсунда, и убили там сюсломаннов Сверрира конунга, Торира Дарри и Эйнара Люгру и их людей, а Торир Ворон и Торгильс, сюсломанны Сверрира конунга, бежали к нему. Посошники вернулись в Упплёнд.

Зимой после рождества Сверрир конунг созвал бондов на тинг и потребовал ополчения по всему Трёндалёгу, Халогаланду, обоим Мёрам и Раумсдалю. Все ополчение должно было явиться к нему ранней весной, и в день Халльварда[260] он приплыл в Бьёргюн со всеми своими кораблями. У него было тридцать сотен человек, все на кораблях.

Конунг долго оставался в Бьёргюне, до самого дня Маргреты,[261] и ожидал ополчения, которого он требовал отовсюду к югу от Стада. К нему стеклось столько народа, что, когда он отплывал из Бьёргюна, у него насчитывалось шестьдесят сотен. Он доплыл до пролива Грёнингасунд со всей ратью, и люди удивлялись, почему он не плывет дальше. Но он не обращал внимания на то, что говорили.

Конунг держал тинг с бондами и много говорил своим людям, так что и бонды, и воины слышали его. У него было множество ополченцев, а это был народ во многом непокорный и строптивый. Конунг обратился к ним с речью на тинге и сказал так:

– Не пристало добрым сыновьям бондов отправляться в поход из Трандхейма или Халогаланда, или Мёра, или, может быть, откуда-нибудь поближе, чтобы сражаться со всякой хозяйской справой или утварью бондов, рубить и портить все, что попадется вам на пути. Это не подвиг или то, чем можно похвастаться, а для владельца – ущерб. Я прошу вас, – сказал он, – не делать больше такого. Конунгу не стоило бы говорить об этом, если бы не было необходимости. Я бы не мог называться правителем страны, если бы я не заботился о том, чтобы в стране, которой я правлю, бесчинства становилось меньше, а не больше. Я прошу вас по-хорошему прекратить бесчинства, потому что мне бы не хотелось наказывать вас. Но я должен буду наказывать вас, если вы не будете вести себя лучше. Я думаю, что имею полное право на власть в этой стране, хотя Николас епископ отрицает это. Я не знаю, откуда Николас епископ взял, что я не должен быть конунгом Норвегии. Многие носили звание конунга, будучи сыновьями служанок. Я же – истинный сын Сигурда конунга и Гуннхильд. Хорошо известно, из какого она рода. Но, если тут есть кто-нибудь, – и, наверное, есть – кому это неизвестно, я могу немного рассказать об этом.

И он перечислил на тинге весь ее род во всех его ответвлениях, и многие узнали тогда о своих родичах с отцовской и материнской стороны, о которых они раньше не знали. В заключение своей речи конунг сказал, что он не знает никого в Норвегии, кто бы тогда имел больше права перед богом и людьми на звание конунга, чем он:

– И хотя Николас епископ хотел бы другого конунга, мы, берестеники, как и раньше, не обращаем на это внимания. Конунг, который правит страной, должен быть суров и справедлив. Но нам кажется, что, хотя Николас человек языкастый, у него сердце зайца и он вероломен, как лисица. Это мы всегда в нем замечали. И если бы мы перечислили всех потомков Ингирид,[262] то оказалось бы, что в этом роде мало таких, на кого можно положиться. Магнус был вероломным, и Бурис тоже, как впоследствии оказалось. Но лучше об этом много не говорить. Все в конце концов открывается о каждом. Я полагаю, что не много пройдет времени до того, как мы, берестеники, сразимся с посошниками, и тогда узнаем, как храбр или тверд этот лисий хвост в битве против нас, берестеников.

Загрузка...