Сажальный камень

Moonscape #1 by Amelia Bauer © 2011 

Створки турникета сомкнулись прямо перед ней, словно хотели укусить.

У нее был с собой жетончик, сохранился с прошлой поездки, она нарочно заранее положила его в карман пальто, чтобы быстро. Оказывается, нет, нужен билет, картонный такой, и его надо куда-то совать.

Кто-то толкнул ее в спину. Она попятилась. Обернулась.

За этими новыми билетами стояла длиннющая очередь. Таких, как она.

Приезжих.

Гребенка эскалатора, эскалатор, чужие затылки. Кольцевая, переход на радиальную. Радиальная, конечная, поезд дальше не идет. Выход, выход, выход.

Асфальт был серый, и небо серое, и ярко-желтые листья словно бы висели на этом сером, светясь сами по себе.

Встречные огибали ее, словно она была чем-то вроде рекламного щита или столба, никем. Кроссовки, сапоги, кроссовки. Сапоги. Джинсы. Кожаная куртка. Черное пальто. Твид. Черное пальто. Кожаная куртка. Они иначе повязывают шарфики, вот что. Да, наверное, в этом все дело.

Она вдохнула полные легкие сырого воздуха, а выдохнула облачко пара.

На бетонном козырьке подъезда сидела, растопырив ноги, розовая крупная кукла.

Регина в бежевой блузке и юбке-карандаше уже приплясывала у двери. Раньше у Регинки были крупные локоны, а теперь прямые, блестящие в свете коридорного светильника. Или это Регинка тогда их подвивала?

Она хотела сказать, что так задержалась, потому что в кассу стояло очень много народу, целая толпа, все с поезда, и все без билетов, но Регина перебила:

— Кофе на плите, йогурт в холодильнике. Сыр, колбаса, нарезка, все в холодильнике. Полотенце я чистое повесила. Хлеб там немножко есть, потом я куплю. Или сама купишь. Ключ вон висит запасной. Ты позвони потом, да? Или я позвоню.

Регина торопилась, и потому говорила быстро и напористо, словно была не рада, а может, и правда не рада?

Когда Регина приезжала к ней, она-то отпросилась с работы. И накупила всяких вкусностей, и потушила мясо с черносливом.

Правда, потом они поссорились. Но потом вроде помирились.

К оконному стеклу снаружи прилип мокрый лист, да так и остался, словно бы крохотный зверек, одинокий, дрожащий, дружелюбный.

На самом деле хорошо, что ее оставили одну, никто не помешает помыться, переодеться и все такое. После поезда человек весь какой-то липкий. И эти месячные еще. Почему, как важное или нужно ехать, всегда месячные?

В животе сжалось и распустилось.

Сначала помоюсь и переоденусь, а уж потом… нет, надо сразу. Сразу, пока не передумала.

Гудки, гудки, гудки.

Она вдруг осознала, что все это время не дышала, и уже собираясь сбросить звонок, выдохнула — резко, так что ребрам и наросшей на них плоти стало просторно в тесноватом новом лифчике с пышными поролоновыми прокладками.

— Да, — сказали там, далеко-далеко, она не очень знала, где. — Да?

— Куда пойдешь? — Регина подняла брови; что она с ними делает, надо будет спросить. — Васич должен прийти, им с Лехой надо чего-то посчитать, думала, посидим потом, я мясо потушила с черносливом, ты же любишь. Ну, ты же помнишь Васича.

Она не помнила никакого Васича.

— Компьютерный маньяк совершенный. Если не покормить, вообще поесть забывает. А кормить некому.

Ага.

Сам-то Васич в курсе, зачем его на самом деле позвали?

Она же не просила Регинку. А теперь получается, что все испортила, и себе, и им.

Стоило ей только собраться в поездку, давно задуманную, и предвкушать, и радоваться уже одним этим предвкушением, как тут же подворачивалась другая поездка, в сто раз интереснее, и переигрывать было поздно, и радость оборачивалась неутоленной печалью, потому что на сбывшуюся маленькую радость падала тень той, несбывшейся. Стоило наконец-то решиться и поменять постылую работу, ну не на бог весть что, но уж получше прежней, и тут же вот оно, и лучше не бывает, только надо соглашаться быстро, очень быстро, а она только-только приступила — и что?

Выигрывает тот, кто жертвует малым ради большого, длинные броски поверх обязательств, поверх постылого чувства вины, аккуратных планов, маленьких последовательных перспектив. Еще знать бы, где большое, где малое. Чем и ради чего пренебречь? Чем пожертвовать?

Регинке везло, у нее все получалось само собой, как бы вытекало одно из другого — любящие родители — связи — институт — муж-сокурсник — квартира — ребенок — работа — связи — карьера.

Абрикосовый кухонный светильник, дощатый кухонный стол, волосы Регинки отблескивают теплым, розовым, волосы Лехи теплым, бронзовым. У рыжих очень нежная кожа, подумала ни с того ни с сего, белая, чуть сероватая, как деревенское молоко, и веснушки, везде, наверное, веснушки, и вот, когда он раздевается, совсем-совсем, то…

Она набрала в легкие воздух, выдохнула. Объяснила, почему не может вечером.

— Что? — брови Регинки задрались еще выше. — Ты это всерьез?

Она накрасила глаза, потом смыла. Потом опять накрасила. Веки припухли, получилось еще хуже. Ладно, сойдет. Причесалась сначала так, а потом так. Надела свитер-поло и черные брюки.

Регина сказала:

— Сними вот это и надень вот это. Это вроде понарядней.

А Леха сказал:

— А по-моему, и так хорошо, нет?

А Грызун сказал:

— Стопудово маньяк. Сначала будет хорошим-хорошим. Понимающим таким. И скажет, что одинок и давно мечтал и что женится и все такое. А потом зазовет к себе домой и там заставит делать всякие мерзкие штуки, а потом свяжет или прикует к батарее и начнет медленно резать, по кусочку, и сначала отрежет язык, чтобы не кричала, а потом отрежет сами знаете что. Давно вот так знакомится, и его ловят, но поймать не могут, потому что он разными именами подписывается и урлы меняет все время, хитрый. Все маньяки хитрые.

А Регина сказала:

— Господи, Грызун, что ж ты за дрянь такую смотришь? Но вообще, Адка, хм, надо быть осторожней, ты же его и правда совсем не знаешь, он может просто тебе клофелин в шампанское или что там капнуть, все деньги забрать и уйти. Чего головой мотаешь, ну не деньги, я не знаю, приведет тебя домой, а у него подпольный притон, и он тебя не выпустит, а продаст чеченам. Или не чеченам. Или нет, заставит переписать на себя квартиру, а уже потом убьет. У него сговор с участковым, целая банда там, недавно разоблачили такую. Они тела сбрасывали в канализационный люк.

— Он приличный человек, — она проталкивала слова через сжавшуюся гортань, слова получались угловатыми и царапали горло, — начитанный.

— Приличный человек, — твердо сказала Регина, — не ходит на сайт знакомств. Знаешь, какая очередь за приличными, буквально давка. Да за приличного девки друг другу глаза выцарапают.

Подумала и добавила.

— И за неприличного тоже. Мужиков мало.

— Ну вот Васич же этот ваш?

— Васич аутист, — твердо сказала Регинка, — ему как бы все по фигу. То есть на самом деле он без бабы пропадет, но думает, что по фигу. — Зачем мне аутист, — пробормотала она, скорее себе, чем Регинке, — я не хочу аутиста.

— Ох, ну, — они все стояли в гостиной, и Регина, и Леха, и Грызун, она только тут заметила, что Грызун в очках, вроде раньше не носил… И блестел этими своими очками, а Регинка сверкала глазами, и так они стояли какое-то время, и ей сделалось жарко, особенно внизу, она подумала, что пока не ушла, надо бы заскочить в туалет и поменять прокладку, но было неловко из-за Грызуна и Лехи.

— Ладно, — сказала наконец Регинка, — я тоже пойду. Пойду с тобой. Посмотрю на этого твоего. — Ты что? — колючка в горле застряла и не хотела больше уходить. — С ума сошла? Зачем?

— А если он и правда маньяк? Да ладно, я просто сяду за соседний столик, сделаю вид, что мы не знакомы. Не надо было ей ничего рассказывать, Регинке.

— А Васич?

— Васича я перенесла на завтра, — Регинка застегивала сапог, морщась, потому что молния прихватила кожу. — Если есть выбор, это же лучше, правда? Вы на где с ним договорились? Ага. Знаю. Беспонтовое место, если честно. Значит, заходишь, потом я… — А там дорого? Вообще?

— Нет, я ж говорю, беспонтовое. Но народу много бывает. Нужно еще столик найти. Как повезет.

— Он заказал.

— Я-то не заказывала. А как его зовут, кстати?

— Андрей, — сказала она и прикрыла глаза. — Андрей.

Она украдкой достала пудреницу, поймала в полутьме свое отражение. Ужас. Но глаза вроде уже не красные. Поправила волосы.

Я вас совсем иначе представлял, скажет он. Или нет, я вас так и представлял. Да, так лучше. Я вас так и представлял. А потом спросит, как она доехала и где остановилась, и пойдет ее провожать, а завтра она отнесет бумаги в управление, вроде это не должно занять много времени, и можно будет погулять, ну, скажем, в Сокольниках, осень — красивое время на самом деле… За неделю можно столько всего успеть, неделя праздника, и хорошо, что она сообразила подсуетиться насчет этих билетов. Нужно что-то особенное. Что-то, что бы запомнилось. Навсегда. Он и она, и его плечо…

Стоп, сказала она себе, всегда получается не так, как воображаешь, и если навоображать себе всякого хорошего, будет хуже. Совсем молодой официант, почти мальчик, наверное, студент, принес меню, она раскрыла, полистала, но сказала, что ждет знакомого. Наверное, официанты раздражаются, когда посетители просто вот так сидят…

Регинка за соседним столиком подмигнула ей. Она подсела к какой-то компании, но они вроде не возражали. Почему так получается? Непонятно. А она бы постеснялась, побоялась бы помешать. Но Регинка, кажется, им вовсе не мешает.

Ей вдруг стало страшно, и оттого живот начал подавать всякие сигналы. Чтобы отвлечься, она стала рассматривать меню, пироги какие-то, салат «Цезарь», ну терпимо. Выпивка только дорогая. Но, наверное, на первом свидании лучше много не пить.

Он точно тайный алкоголик. Или не тайный. Они знакомятся, он чуткий и душевный, но алкоголик, и только она может его спасти… И она вроде пытается, а потом, ну что-то идет не так, и конец всегда плохой. Она смеялась над такими фильмами.

А если кто-то это затеял, чтобы поиздеваться? Кто-то из управления, например. Кто-то, кто ее не любит. Или кто-то совершенно посторонний, потому что просто, ну, скучно. Хорошо все-таки, что с ней пошла Регинка.

— Вы позволите?

Отодвинул стул, сел, чуть поерзал, устраиваясь. А если это не тот? Просто подсел, потому что она сидит одна. Сказать — извините, занято? И этот уйдет, а тот придет, и окажется, что он псих или урод на самом деле. Ну да, она видела его фотографию, но что такое в наше время фотография?

За соседним столиком Регинка смеялась какой-то шутке, отбрасывая за плечи розовые, блестящие, совершенно прямые волосы.

Нет, точно он. Как на фотографиях. Просто она не сразу узнала. Ракурс другой.

— Вы ничего не заказали?

Она помотала головой, потому что колючая речь окончательно заперла ее горло.

— Позвольте я.

Он показал ей какую-то строчку в меню, она не разглядела, но на всякий случай кивнула. — Вы Андрей, — она, наконец, откашлялась.

— А вы — Ада. А если и правда сумасшедший? Не маньяк, настоящий тихий сумасшедший, с ремиссиями и обострениями, оттого живет один, сейчас у него ремиссия. А потом будет обострение.

— Вы напрасно так нервничаете, — он улыбнулся. —

Я совершенно безопасен. Просто одинок.

С чего бы? Регинка права, тут полно одиноких женщин. Одиноких женщин всегда больше, чем мужчин. Нарочно искал провинциалку? Чтобы тихая и без претензий?

— Почему вы… — она запнулась.

— Пошел на сайт знакомств? — он сразу понял. — Глупо, да. А надо было таскаться по музеям? Женщины ходят в музеи, потому что им кажется, что там можно встретить хорошего человека. Интеллигентного. Но я не умею знакомиться в музее. Это как-то нелепо. Стоит вот такая перед Рембрандтом вся духовная, а ты подошел и знакомишься. А тут все по-честному. Вот вы. Вот я. Для вас же не зазорно. Ходить на сайт знакомств, в смысле. То есть они для того и придуманы. Сайты знакомств.

Принесли еду. Она ковырнула свою вилкой, не почувствовав вкуса. Зря она постеснялась дома сходить в туалет. А сейчас уж и вовсе неловко.

— У меня нет предпочтений, — сказал он, — и предубеждений нет. Ну то есть, по мне, если женщина до тридцати не вышла замуж… то она просто женщина, которая до тридцати не вышла замуж.

— А вы?

— Почему не женился? У меня медленно и тяжело умирала мама. Не мог никого позвать домой. Жена была, да. Какое-то время.

Жена, скорее всего, не выдержала, ушла, а мама умерла. Сказать, что она соболезнует? Но она ведь не знала его мамы? Потом для мамы это, наверное, большое облегчение. И для него тоже.

— Нет-нет, не надо соболезновать. Для нее это было большое облегчение. И для меня, честно говоря, тоже. Первое время я… просто спал и читал, когда приходил домой, спал и читал, и все. А потом, ну знаете, как это бывает, стало пусто. Тихо и пусто. Конечно, я не вам одной писал. Но не вытанцовывалось, что ли. Знаете, по-моему, все-таки что-то не то с этими сайтами знакомств. Не очень пока получается. Хотя казалось бы.

Странное слово, вытанцовывалось, подумала она.

— А у них получается, — колючка ушла, и говорить слова стало чуть полегче, — blind date, кажется, так это называется? Был такой фильм. Или blind date это не то…

— У нас очень развито чувство стыда, — сказал он, — я бы даже сказал, переразвито. Одиноким быть неприлично. Искать себе пару тоже неприлично. Пара должна вроде как найтись сама. Как бы случайно. Но, конечно, на самом деле все равно все подстроено. Скажем, друзья, семейная пара, приглашают в гости. Вроде бы просто так, посидим, выпьем. А там подруга жены. Не слишком красивая — подруга жены, как правило, не очень красивая, — но это не важно на самом деле, важно, что почему-то не получается. Может, потому, что она все время помнит, что она не слишком красивая и что подруга жены.

— Я думаю, вы писатель, который изучает жизнь, — сказала она неожиданно. — Вы нарочно ходите на эти сайты знакомств, набираете материал для романа. Нет?

— Ах, да, — сказал он, — был такой фильм. Для этого надо быть такой сволочью, какие бывают только в книгах или в кино. Знаете, почему вы? Из-за сажального камня.

— Сажального камня?

— Ну да. Вы как-то написали, сейчас, мол, только придвину свой сажальный камень… Как будто пароль. Есть такие книги, они специально написаны, чтобы свои узнавали своих.

— Сажальный камень, — повторила она, — да.

— Я когда-то «Заповедник гоблинов» чуть не до дыр зачитал. Мир, в котором хочется поселиться. Вот были же всякие утопии, «Туманность Андромеды» какая-нибудь, а жить хотелось именно в «Заповеднике гоблинов». — Чтобы эльфы и дух Шекспира, — сказала она, — да.

— И другие миры, и неандертальцы, и инопланетяне, и университетские профессора. Я вот тоже университетский профессор, ну ладно, не профессор, и что?

За столиком рядом Регинка подвинула стул так, чтобы видеть их обоих, — для этого ей пришлось потеснить своего соседа, теперь они сидели очень рядом. Слишком рядом.

Рука Регинкиного соседа лежала на ее колене.

Регинка знакомится легко. Регинка всегда знакомилась легко. А вдруг загуляет, не придет ночевать домой, и вообще уйдет, совсем уйдет, и Леха будет растерянно бродить по комнатам, и некому будет его утешить? Ах да, есть же Грызун. Но Грызун Регинке не простит никогда, и Леха не простит никогда, и они будут так мужественно жить вдвоем, и готовить себе яичницу, как в этом фильме, и она будет поддерживать и помогать, и носить продукты, придется, правда, взять отпуск, сначала так, потом за свой счет, вот однажды…

— Вы, наверное, навоображали себе всякого? Ну да, конечно. Раз читали про сажальный камень. Вообще фантастику любите. Вот придумали, что я писатель. Наверное, еще что-нибудь придумали. Что я маньяк? Нет?

— Да, — сказала она и отпила из бокала. Ее пальцы оставили следы на стеклянном брюшке, и она повернула бокал грязной стороной к себе. — А еще что вы сумасшедший. Вы сумасшедший?

— А вы? Какая-то симметрия же должна быть. Если я могу оказаться психом, то почему вы не можете? Я ведь тоже рискую. Нет-нет, я знаю. С женщинами тут все по-другому. Это я чтобы вас успокоить. Когда мы с вами переписывались, мы понимали друг друга, нет? Вы находили какие-то правильные слова. — Мне легче на расстоянии, — сказала она неожиданно для себя.

— Это я понял. Потому что вы любите фантастику. В других мирах проще, правда? Я думаю на самом деле, что тот, кто ходит на эти сайты знакомств, на самом деле вовсе и не хочет никакой семейной жизни, — он тихонько вздохнул, — просто нужно какое-то подтверждение, что вот, пытались, и опять не получилось. Ну чтобы не укорять себя за то, что ничего не предпринимали. Предпринимали же. Вы ведь на самом деле боитесь перемен, да? Вроде хочется все поменять, бросить, уехать, а как доходит до дела…

— Если бы оно получалось само собой, — компания за соседним столиком шумела уж совсем невыносимо, — само собой… — В кино все случается само собой, — сказал он, — ну и в приключенческих романах. В жизни редко. — Если не писатель, ученый? Психолог? Пишете диссертацию? Сайты знакомств и поведение тех, кто ими пользуется? — Да нет же. Просто одинокий человек. Без вредных привычек.

Она наконец решилась.

— Мне надо вымыть руки.

— Да, — сказал он, — да, конечно.

Она встала, поглядела украдкой, нет, все в порядке, никакого пятна. Но все-таки хорошо, что стулья с деревянными темными сиденьями. И что темные брюки. У нее всегда были очень обильные месячные.

— Я рассчитался, не беспокойтесь, — сказал он.

Ей очень хотелось, чтобы все это поскорее кончилось, но тут ей стало грустно, потому что он, оказывается, тоже хотел, чтобы все это кончилось побыстрее. Регинка, стоя у своего столика, торопливо оправляла юбку, волосы блестели теплым розовым.

— Спасибо, — ее тарелка была пуста, но под ложечкой подсасывало будто от голода, наверное, и правда от голода, если ешь бессознательно, в напряжении, организм этого просто не замечает, — но я бы и сама…

Переписки в аське больше не будет. Ничего не будет. Темные длинные вечера. И картофельные чипсы, точно ржавые ломкие листья, осыпающиеся на подушку, на простыни, на страницы знакомых книжек, потому что незнакомые уже не хочется читать. Сажальный камень… — Как насчет завтра? — спросил он.

Она вздрогнула.

— Завтра? Завтра я не могу. Я уже обещала, я ведь у них остановилась, и она специально устраивает обед, понимаете?

— Будет друг мужа, — он тоже поднялся из-за стола, и она увидела, что он всего на полголовы выше ее. — Одинокий, неустроенный друг мужа.

— Нет-нет, просто семейный обед. Но я позвоню.

— Как знаете. Давайте я вас провожу.

— До метро, — сказала она, — давайте до метро.

— Я думал, вы с ним романтично бродите мокрыми ночными улицами, топча безжалостными подошвами осенние листья, — сказал Леха, — а Регинка где?

— Выжидает для конспирации, — сказала она, — мы так решили. Он мог за мной пойти. И она, чтобы проверить…

Внизу живота ныло уже не так сильно, и напряженные мышцы постепенно расслаблялись. А вот теперь хорошо бы поесть. Горячего чего-нибудь.

— Надеюсь, она не пошла потом выслеживать его. Невидимая тень во мраке, крадущаяся за другой зловещей тенью… Может, мне выйти к метро, как ты думаешь?

А вот с Лехой ей легко. Наверное, потому, что он уже чей-то. Не надо стараться понравиться.

— Да ладно, — сказала она, — поставь лучше чаю. — Выследила? — деловито спросил Леха.

— Ушел. — Эх ты, дилетантка, — сказал Леха с явным облегчением.

— Жаль, на телефон нельзя сфоткать, я бы сделала вид, что звоню, и…

— Они вот-вот будут, такие модели. Буквально вот-вот. Куплю тебе и шпионь на здоровье.

— Зачем? — сказала она, — у меня есть его фотографии. Он сам прислал.

— В общем, так, — Регина рывком стянула сапог, и теперь стояла, балансируя на одной ноге, пока Леха стаскивал с нее второй, — этот нам не годится. Этот бракованный.

— Маньяк? — деловито спросил Грызун, протирая очки краем растянутой футболки с растопырившимся Человеком-Пауком.

— Иди спать, Грызун. Комп выключай и спать иди. Нет, не маньяк, просто искатель приключений. Пикапер. Вот стоило тебе, Адка, отойти в сортир, он мне тут же дал свой телефон. Я просто подошла и говорю — телефончик не дадите? И он тут же… Не веришь? Вот.

— Да, — она сощурилась, вглядываясь в черные циферки, — да. Это… да, его.

— Вот видишь!

— Ну ничего, Адка, не расстраивайся. — Леха похлопал ее по плечу. Рука у него была горячая, это чувствовалось даже через плотную ткань водолазки, — Познакомим тебя с Васичем. Он знаешь какой классный, Васич.

Ее мутило. И хотелось есть. И хотелось в туалет. И чтобы ее оставили в покое. Зачем она вообще все это затеяла. — Я не расстраиваюсь, — сказала она, — вовсе я не расстраиваюсь.

Она так себе его и представляла, Васича. Васич неаккуратно ел, у него были толстые, захватанные пальцами стекла очков, и длинные, забранные в хвост волосы. Конечно, немытые.

Она положила себе еще мяса с черносливом.

— У нас проблема, — сказал Леха, — Адку тут один тип преследует. Буквально проходу не дает. Угрожает. Ты бы, Васич, встретил ее завтра на Девятьсот Пятого… Когда ты освобождаешься, Адка?

— К шести, — она торопливо глотнула, мясо с черносливом, тяжело ворочаясь, протолкнулось через пищевод, она перевела дух, и повторила: — К шести. Не надо меня встречать.

— Почему же, — сказал Васич и моргнул глазами, которые казались очень маленькими, потому что очки были очень сильными.

Васичи хорошие. Они не кадрят баб за соседним столиком. Они тихие. Они нетребовательные в еде. Они простые в обращении. Ненавижу Васичей. — Чем вы сейчас занимаетесь? — спросила она, потому что от нее этого ожидали.

В какой руке правильно держать вилку? Она вдруг позабыла. Переложила, потом переложила опять. Всегда держала в левой, потому что так удобнее. Да, кажется, так и надо. В левой. Уронила на тарелку кусок жаркого, переваренный чернослив распластался волокнистой тряпочкой. Ей вдруг захотелось есть, просто страшно захотелось. Но ведь она уже ест! Откуда тогда это сосущее вот тут…

— Виндовый клиент на Delphi для распределенной СУБД на основе ди-би-ту…

Она уже забыла, что спрашивала Васича, чем он сейчас занимается.

— Дибиту?

— Ну да. Ди-би-ту — крутая база, круче всяких Ораклов, но всем винды подавай, приходится клиентскую часть для удобного доступа ваять…

Тут Васич вздрогнул и промахнулся вилкой мимо рта, оставив разваренным черносливом след на плохо выбритой щеке. Наверное, Леха пнул его под столом ногой.

— Еще я веду наблюдение за ангелами, — сказал Васич.

Они подсунули ей сумасшедшего. Говорили, не знакомься с тем, тот маньяк, а сами подсунули ей сумасшедшего.

— Но это так, для себя. Домашняя разработка. Понимаете, ангелы… Он оживился, стал размахивать руками и стало видно, что рукава рубашки у него грязноваты и обмахрились.

— У меня такая теория, то есть не у меня, ну ладно. Что люди, ну, человечество вообще, вот оно… ну, уже были сотни раз шансы загнуться, а раз оно не загнулось, то ему помогают. Но незаметно, понимаете? Втихую. Потому что если бы заметно, то мы бы выродились, ждали бы все время помощи, а так растем все-таки, и, может, когда-нибудь дорастем…

— Роман такой был, — сказала она, — я читала. Про пришельцев.

Может, не совсем сумасшедший? Просто странный.

— Не читал, — Васич помотал ушастой головой, — я вообще фантастику не люблю. Но да, кто-то еще должен был догадаться. Только это скорее ангелы. А если пришельцы, то все равно что ангелы. Продвинутые очень. И они среди нас, неузнанные, понимаете? Их можно вычислить.

Леха громко кашлянул. Регинка предложила Васичу добавки. Васич на добавку согласился, но остановиться уже не мог.

— Их, конечно, не отличить от людей, у них все человеческое. Но я подобрал алгоритм. Во-первых, они там, где нужны больше всего. С теми, кто несчастен. — Мы все несчастны, — сказала она неожиданно для себя.

— Нет-нет, кто-то несчастен особенно. И они как бы случайно… в силу обстоятельств… оказываются рядом. И живут и поддерживают. Часто берут за себя женщин с детьми. Своих у них не бывает. И еще есть один признак, очень достоверный. Их всегда несколько. Один, другой. В связке. И они как бы… собирают вместе тех, кто друг другу нужен. И люди вокруг становятся менее несчастными, понимаете?

— Вы хоть одного нашли?

— Думаю, что нашел, — смущенно сказал Васич, — но еще надо проверить, понимаете? — А как вы проверите? У них что, кровь зеленая?

— Я ж говорю, не отличишь. Но есть предположение. Там, где очень плохо или вот-вот случится что-то плохое, ну в масштабе страны, я не знаю… их должно быть особенно много. Там бы засечь.

— Ты только, Васич, не вздумай ничего такого, — строго сказал Леха, — опыты не вздумай ставить. А то еще «Титаник» какой-нибудь притопишь, я тебя знаю. — Если есть ангелы, — она смотрела на Регинку, на шее у нее был синяк, и Регинка его прикрывала стоячим воротником блузки, но иногда синяк было видно, — должны быть и демоны? Ну, те, кто хочет плохого? Ненавидит. Толкает под руку.

— Об этом я не думал, — сказал растерянный Васич, — ангелы я понимаю зачем есть, а демоны-то зачем? — Да просто для равновесия.

Или «Титаник» притопили не демоны, а как раз такие, как Васич? Чтобы посмотреть, что будет? Где ангелы? Кто будет толкаться? Кто, жертвуя собой, сажать в шлюпки вопящих женщин и детей?

Подруга жены, подруга жены… Она крутила в голове эти слова, пока они не перестали значить вообще что-либо. — А эти знают, что они ангелы? Или думают, что люди? — Не знаю, — Васич поморгал уменьшенными глазами, — но есть версия, что у них отбирают память о себе, когда, ну, посылают к нам. Чтобы не так обидно. Они чуют, что-то тут не так, но не понимают, что. Оттого им тут, ну, плохо, и жизнь, как правило, не ладится. Они, ну, не карьерные, ангелы. Не мотивированные.

Недоеденное жаркое лежало на тарелке вялой кучкой.

Теперь она думала — сажальный камень, сажальный камень. Сажальный. Камень. Тоже ничего не значит, на самом деле.

— Ты чего, Адка? — у Лехи были золотые глаза. Коричнево-золотые. Почти как его волосы. Даже светлее.

— Паршиво себя чувствую что-то. Пойду полежу. Вы сидите, сидите. Я потом приду. Может быть.

Васич закивал, как ей показалось, с облегчением, и налил себе еще пива.

— Ну и дура.

Регинка красила губы перед зеркалом и оттого говорила неразборчиво. Выпятила нижнюю, втянула.

Серый утренний свет был как серый вечерний свет. Никакой разницы. Оттого тут все время жгут электричество.

— Не хочешь брать Васича, другая возьмет. Из таких, как Васич, получаются хорошие мужья. Ты думаешь, ты такая особенная, да? Принца с голубыми яйцами ждешь?

— Послушай, — слова сделались совсем-совсем колючими, — хватит.

— А чего хватит? Знаешь, кто его возьмет, Васича? Красивая умная девка, вот ей-то он будет в самый раз, он и ребенка ее поднимет, от первого брака, и еще одного сделает, и всех прокормит, и пахать будет как вол. Отмоет, приоденет… Выйдут рука об руку, все будут вслед оборачиваться. Локти будешь кусать, дура. Локти. Знаешь, каким был Леха, когда я на него глаз положила? Таким вот и был. Васичем таким и был. Я посмотрела и сразу подумала: этот мой. — Где это ты вчера так задержалась, Регинка? — тихо спросила она, — ты же вышла сразу за мной. Сразу за мной.

Демоны, подумала она, чудовищные злобные демоны, разрушающие человеческие судьбы просто так, ради удовольствия, и потому что должно же быть какое-то равновесие.

— Иди в задницу, идиотка, дура переборчивая, ханжа, злыдня, старая дева, — сказала Регинка на одном дыхании, бросила помаду в сумочку и захлопнула за собой дверь.

Она не хотела звонить, но телефон в сумочке зашевелился сам.

— Вы не позвонили, — сказал Андрей где-то там, очень далеко, — я подумал… Ну, да, я понимаю, но первое свидание всегда… неловкость какая-то есть. Может, вечером куда-нибудь сходим? В Сокольники, например? Там осенью хорошо. Грибами пахнет, листвой. Там танцплощадка есть, знаете?

— Для тех, кому за сорок? — горло ей опять сжало, оттого голос получился резким и визгливым.

— Какая разница? Она аккуратно обошла лужу, в которой отражался угол дома и кусочек серого неба.

— Нет, — сказала она, — нет, спасибо. Но никак не получится. Я уезжаю вечером. — Вы же вроде говорили, что будете еще два дня…

— Срочно вызвали, — сказала она, — начальник звонил. Говорит, срочно. Чтобы бросала все дела и выезжала. Срочно. Жаль, конечно. Сокольники это здорово, наверное. Сокольники.

Из метро вырвался клуб теплого пара. На решетке, свернувшись, спала клокастая собака. Вторая неподалеку, умостившись в груде желтых листьев, почесывала задней лапой ухо.

— Я давно там не был на самом деле, — сказал он, — какой-то предлог нужен, чтобы вот так, праздно. А когда его нет, лучше посижу дома, поработаю. Я вам не очень понравился, да?

— Нет, — сказала она, что вы. Что вы. А скажите, вот когда в кафе этом, когда я вышла… вы кому-то еще давали свой телефон?

— Откуда вы знаете? Да, давал. Какая-то странная женщина. Мне показалось, она не в себе. С компанией какой-то сидела, к ней пристал там один. Она просила ей позвонить попозже, проверить, все ли в порядке.

А все-таки странно, что можно говорить вот так, на ходу. Словно бы кто-то дотянулся до тебя издалека и теперь идет рядом и гладит теплыми пальцами.

— Вы позвонили?

— Да, конечно. Она сказала, все в порядке и сбросила звонок. Мне все-таки кажется, что вы испугались. Зря. Вас же это ни к чему не обязывает. Впрочем, как хотите.

Голос у него становился все холоднее, словно бы он уходил все дальше, и скоро его не будет совсем. Сказать ему, чтобы взял эти билеты, пошел с кем-нибудь еще? Но ей надо будет с ним встречаться, а она не может себя заставить. Оставить билеты у Регинки? Но тогда он зайдет, увидит Регинку и все про нее поймет. А, ладно.

— Я напишу вам, когда приеду, — сказала она, — сразу постучусь в аську.

— Конечно, — вежливо согласился он.

Радиальная, переход на кольцевую. Кольцевая.

Этот с кем-то спит. И эта. А эти, которые обнимаются, спят с друг другом. Или будут спать друг с другом.

Турникет выпустил ее беспрепятственно.

Небо было серым, и вокзал был серым, и серые тетки в серых пуховиках и с клетчатыми клеенчатыми сумками обгоняли и толкали ее, она рылась в сумочке в поисках билета, до поезда еще было время, много-много времени, потому что ей не хотелось возвращаться туда, и пришлось сидеть на вокзале, в зале ожидания, куда пускают только с билетами. Может, надо было и правда сходить в Сокольники? Погулять, а потом бы он ее проводил, а потом уже уехать? От шашлычных мангалов тянет дымком, и танцплощадка эта… в ее полуприкрытых глазах они уже танцевали, под гирляндами бледных лампочек, и эта картинка была четче, чем грязная привокзальная площадь, грязная серая платформа.

Телефон под ее пальцами вздрогнул, запел, вздрогнул.

Он перезвонил все-таки. Сбросить звонок? — Ты чего, обиделась, Адка? — голос Регинки был очень-очень бодрым, и словно бы контуром, очерчивающим эту бодрость, заискивающим, — я ж просто потому, что обидно видеть, как у тебя счастье прямо из рук уплывает. Ну не хочешь Васича, не надо, другого поищем. Вон, Леха тут стоит рядом, говорит, ждем, и курицу я уже на соли запекла. А ведь Регинка вчера могла попасть под машину, подумала она. Ну вот, ночь, ничего не видно, Регинка торопится домой, выскакивает из метро, и прямо на том переходе… Нет-нет, нельзя так думать. Хотя на самом деле никогда не бывает так, как себе воображаешь.

— Меня начальник вызвал, — сказала она, — срочно. Говорит, меняй билет и приезжай. Срочно. Слушай, тут такое дело…

Конечно, так лучше. Ну, то есть вроде такой дружеский жест с ее стороны, что она совсем не сердится, и билеты не пропадут, а то бы было совсем обидно.

— Ничего себе, — сказала Регинка, — мы с Лехой уже год собираемся, никак не соберемся. А говорят, классная штука. Вся Москва уже сходила, одни мы, как лохи. Жаль, билетов только два. Спасибо, Адка. А ты уверена…

— Я ж уезжаю, — повторила она, — потом расскажете. Там настоящий самолет, говорят, на веревках спускают. И песни хорошие.

Ночь, думала она, всего ночь, ну ладно, верхняя полка, но всего ночь — и я дома, на работу я, конечно, не пойду, месячные почти закончились, можно будет залезть в ванну и долго отмокать, воображая себе чужие нежные прикосновения, толчки чужих пальцев, потом забраться в постель, прихватив пакет с картофельными чипсами и потрепанную книжку, и все будет хорошо. Ну почти хорошо.

— Сажальный камень, — пробормотала она сама себе, — сажальный камень.