Сажая семена

Зловещий туман превратил утреннее солнце в мутное грязное пятно, похожее на прогорклое сливочное масло. Он неумолимо опускался, сливаясь с тюремными стенами и создавая море серости.

Внутренние ворота открылись, и двор медленно ожил. Осужденные двигались по замысловатым узорам; кто-то только по своей территории, кто-то по ничьей земле, где можно было собираться одиночкам. Эти границы были невидимы для посторонних. Но для заключенных они были так же ясны, как колючая проволока, которая шла по тюремной стене.

Игроки в домино расположились на своих столах, качки возились с железом, бегуны бежали по своим маршрутам. Несколько человек разминались на гандбольной площадке, их голые руки выдавали в них ветеранов спорта.

Только серая акула внезапной, взрывной жестокости свободно двигалась через эти границы, тихо проплывая сквозь узкие скопления осужденных. Смертоносный оборотень, который останавливался, только чтобы нанести удар.

Двор был у границы города, той границы, которую никто из его жителей никогда не пересекал. И теперь это был особый бизнес квартал. Здесь делали ставки, собирали долги, сексуально домогались, строили заговоры…

Одним из последних во двор вышел пожилой, даже древний мужчина. Он двигался словно по льду, согнувшись под весом жизненных тягот, направляясь к крошечному участку окаменевшей грязи в углу, который никогда не видел солнца.

Старик был почти лысым, осталась только полоса безжизненных белых волос. Глаза за очками в стальной оправе, склеенными скотчем, были цвета джинсовой ткани после сотни стирок.

Старик устраивался на своем пятачке, тут же прогуливался охранник, такой мускулистый молодой человек с военной стрижкой и бицепсами бодибилдера.

— Что делаешь, папаша? — спросил он.

— А, ты меня знаешь, Рико. Сажаю семена, как всегда.

— Да, знаю. Я имел в виду, как ты себя чувствуешь?

— Довольно хорошо, сынок. Учитывая обстоятельства. Ты как?

Охранник шагнул к старику. Он покрутил головой на бычьей шее, словно вставляя позвонки и одновременно сканируя двор. Убедившись, что все в порядке, он начал рассказывать старику о том, что его шурин снова вляпался в неприятности, а его жена расстроилась, так что с ней невозможно жить стало.

— Но если я скажу хоть слово о нем, то она сердится на меня. И что тут поделаешь? — закончил охранник минут пять спустя.

Старик сочувственно кивнул, зная, что ответа не ожидается.

Охранник наблюдал за двором, заложив руки за спину и расправив грудь. Все так же играя свою роль.

— Значит, ты так и не разрешишь внучке тебя навестить? — спросил он.

— Ты знаешь, каково девочкам приходить сюда, Рико, она достаточно натерпелась.

— Но, папаша, я знаю, она бы хотела…

— Так лучше, — сказал старик.

После того, как охранник отошел, мимо старика прошли двое. Закоренелые сидельцы с холодными глазами, обоим где-то под тридцать. Тот, что повыше кивнул старику, а тот кивнул ему в ответ.

Двое мужчин продолжали идти, прогуливаясь по внешнему периметру двора, неторопливо, как и каждый день. Они шли идеально синхронно, плечи их почти — но только почти — соприкасались.

Тот, что ниже, был коренастым, круглолицым, с кудрявыми каштановыми волосами. Его предплечья были густо покрыты грубыми татуировками тюремного художника так, что казались черными.

— Ты правда думаешь, что он знает весь план, как и сказал? — спросил он своего партнера.

У более высокого человека было ястребиное лицо, черные волосы, короткие по бокам и длинные сзади.

— Почему бы нет? — спросил он. — Я имею в виду, он там работал, не так ли? Он был садовником, шлялся там везде.

— Но это было, как там, пять-шесть лет назад, и теперь он старик с разжиженным мозгом. Жизнь старого пахана сделала его глупым. Но даже и глупые меня не трогают. Сумасшедшие — те да.

— Сумасшедшие могут вполне знать то, что нужно, Юджин, — сказал высокий доверительно. — А ты считаешь, что он сумасшедший, только потому что он пытается что-то вырастить во дворе?

— Я так не думал, когда он только начал, — сказал Юджин, — но сейчас он точно спятил. Почва как бетон, даже если сможешь пробиться через эту корку и посадишь семена глубоко, что тут вырастет-то?

— Это его работа. Чем еще ему тут заниматься?

— Вы, городские, ничего не понимаете в том, как что-то вырастить, — сказал кряжистый, — ты когда-нибудь смотрел на пачку этих семян, которые сюда привозят? Им тысяча лет, они слишком старые, чтобы прорасти. В них не осталось жизни. Он совсем чокнутый, Пит. Пробует одно и то же, снова и снова, как робот.

— Он просто упрямый.

— Даже чертовы мулы сдаются, бро. Но у него и на это не хватает здравого смысла. Ты когда-нибудь кидал червя в стеклянную бутылку, смотрел, что будет? Червь полз по стенке, потом падал вниз и снова полз, повторяя одно и то же. Снова и снова.

— Ну а что еще червю делать? — спросил высокий.

— А?

— Я говорю, и что, Юджин? Нам с ним не жить.

— Да, но что если он сумасшедший? Я имею в виду, то место, где он работал, оно чертовски далеко отсюда. Мы ничего не знаем о той части штата.

Взгляд коренастого мужчины окинул двор, он понизил голос.

— Не знаю, как ты, брат, но я нового срока не выдержу. У меня уже две ходки. Ты знаешь, как это — третья будет пожизненная, без права на УДО. Поэтому не будет никаких свидетелей.

— Ты думаешь, я не знаю? Но… четверо. Это вызовет переполох. Но столько чертовых денег можно сделать. Старик сказал: больше полумиллиона, — мужчина с ястребиным лицом говорил торопливо, — все в этих, как он сказал, крюгеррандах? Золотых монетах. Твердое золото. Неотслеживаемое. Они везде хороши. А в Мексике это лучше, чем деньги. Помнишь статью, которую он показывал нам в газете, про мексиканские деньги? Никто их не берет, все хотят американские доллары. Но золото еще лучше. Мы бы стали там королями, Юджин.

— Королями? Богами, бро. Представляю, сколько бы стоил адвокат.

— Адвокат, которого хочет старик?

— Да, для своей апелляции. Как будто адвокат ему чем-то поможет. Сколько ему уже? Семьдесят пять?

— Черт, да больше. Это же его внучку изнасиловали те парни. А она тогда уже и не ребенок была.

— Верно. Да, чувак, так-то подумать, присяжные могли бы скостить ему срок, учитывая, что с ней сделали. К тому же он воевал во Второй мировой и все такое.

— Конечно, могли бы, — сказал мужчина с ястребиным лицом, задумчиво. — Если бы он просто впал в берсерка и порешил их. Но этот старик, он хладнокровный ублюдок, охотился за ними троими по очереди. И он уже сидел за такое как-то. Знаешь же, такое всегда припомнят. Во всяком случае, он не смертник только потому, что присяжные решили, что в таком возрасте он сам скоро умрет.

— Для такого хладнокровного убийцы он слишком тихий, брат. Он даже не дает своей внучке, из-за которой пошел на все это, прийти навестить его. Все, что он делает, — сажает семена и разговаривает сам с собой. У него точно мозг размяк.

— Но память у него действительно хорошая. Не забывай, он работал на самого Рексама. Восемь лет в этом поместье. Черт, вот там это и произошло. С его внучкой, я имею в виду.

— Да, я слышал, ребята, которые это сделали, они работали…

— Суть в том, — прервал высокий, — что он знает, ясно? Эти карты, которые он нам нарисовал…

— Да, ну, я думаю, не помешает пойти туда и взглянуть, посмотрим, все ли там так, как он помнит.

— Мы в деле, Юджин, — сказал высокий, с нажимом, — я выхожу через две недели и все улаживаю, ты выходишь через месяц, и мы идем на дело. И первое время никаких вечеринок. Никакого внимания. Как только ты выходишь — мы беремся за дело.

— И никаких свидетелей, брат, — сказал коренастый мужчина, протягивая сжатый кулак на уровне талии.

— Никаких свидетелей, — ответил мужчина с ястребиным лицом, стукнув кулаком по кулаку партнера. — Пойдем, посмотрим, сможем ли мы выкачать из него больше, пока он при памяти.

Два месяца спустя старик медленно ходил по своему клочку земли и бросал семена, склонив голову.

Подошел охранник.

— Как дела? — поприветствовал он старика.

— Я хочу увидеть внучку, Рико. Один раз, прежде чем умру.

— Ты имеешь в виду, что наконец-то дашь ей прийти? Эй, папаша, это здорово! Я знал, что ты в конце концов…

— Нет, я хочу сходить к ней сам.

— О чем ты говоришь?

— Но сперва мне нужно увидеть начальника.

— Тебе? Зачем, папаша?

— Попросить особого визита.

— Ну, конечно, — охранник усмехнулся. — Просто уходишь и обещаешь вернуться, да? Ага, ты и все заключенные.

— Мне есть что предложить.

— Да ладно, папаша, что ты можешь предложить?

Старик поднял свои бледные глаза на охранника.

— Убийство семьи Рексам, — мягко сказал он. — Четверых убили на юге, пару недель назад. Это было во всех газетах.

— Да ладно, папаша. Что ты можешь знать об этом?

— Я знаю, кто это сделал. Отлично знаю. И я знаю, сколько эта информация стоит, — сказал старик, бросая свою последнюю горсть сухих семян в мертвую землю.