Сахар на обветренных губах

Глава 9

— Да! — я тихо порадовалась сама с собой, когда на телефон пришло сообщение о том, что в ближайший выходной у меня будет подработка.

Доставщик еды — тяжело и ответственно, но четыре тысячи за один рабочий день на дороге тоже не валяются. Большая удача, что мою заявку, вообще, заметили.

Город я знаю отлично, улыбаться людям, выдавая им продукты, я научилась ещё на кассе в супермаркете, так что лично для меня нет никаких препятствия к тому, чтобы брать эту работу хотя бы по выходным, которые у меня редко бывают заняты.

Лишь бы ничего не сорвалось. Тогда есть шанс заработать нужную сумму быстрее, чем я планировала.

Осталось только на время выходных как-то держать сестру подальше от родителей. Они, конечно, пока не пьют, напуганные недавней проверкой, но это не значит, что у них на ровном месте не сорвёт резьбу. По крайней мере, у мамы в отношении Кати точно может сорвать. Придумаем с Катей, что ей нужно прочитать какую-нибудь книгу за выходные. Боясь учителей и их вопросов, родители не станут дёргать Катю, и та сможет спокойно отсидеться в комнате под видом выполнения домашнего задания, пока меня не будет. Заодно почитает. Читать она, к счастью, любит.

— Алёнушка, ты кому там так широко улыбаешься? Я начинаю ревновать, — словно из ниоткуда материализовался Колесников. Он оперся задницей о подоконник рядом со мной и протянул мне стаканчик с кофе, на крышке которого лежал цветок ромашки. — Для тебя нёс.

— Насколько я помню, о любви к ромашкам что-то несвязное вчера лепетал ты, а не я.

Я смотрела на стаканчик, не зная, принимать его или нет. Во второй руке Колесникова был другой стаканчик. Без цветка, но тоже с кофе.

— Но ты же так и не сказала, какие цветы нравятся тебе. Поэтому я подумал и решил, что раз тебе нравлюсь я, то тебе должны нравятся те же цветы, что и мне.

— Ты мне не нравишься, Колесников, — я шумно выдохнуло и решила принять кофе, который парень упорно держал перед моим лицом. — Но спасибо за кофе. Ты же ничего в него не подсыпал?

— Я больной, что ли?! И обидно, вообще-то. Не нравлюсь, да ещё по фамилии. Я к тебе со всей душой вообще-то.

— Мог бы и задницей спокойно повернуться. У нас, вроде как, всё было. я сегодня в туалете слышала, что я была хороша на капоте.

Правда, меня назвали «мышью» и задались вопросом «что он в ней нашёл?», но, тем не менее, обсуждение было горячим.

— Это пацаны додумали, — чуть стушевался Колесников.

— Блин! На капоте?! Серьёзно?! В феврале в минус двадцать?! Ты больной? Про цистит что-нибудь слышал? — напала я на него.

— Говорю же, это пацаны. Я им ничего не говорил.

— Откуда они тогда взяли, что и как у нас было?

— Говорю же, додумали. Я только загадочно промолчал, когда вечером на хату приехал. Вот и всё.

— Отвали, короче, — отмахнулась я от него и опустила взгляд на стаканчик с кофе, что всё это время был в моей руке. Аккуратно взяв ромашку, я покрутила её перед лицом и даже понюхала. — Мог бы ромашку хотя бы со стебельком подарить. Не за огрызок же цветка я тебе на капоте в мороз давала?

Колесников рассмеялся так, что его услышал, наверное, весь университетский коридор.

Боже! Как же этот человек любит внимание.

— Слушай. Я серьёзно, вообще-то. Было и было. Галочку тебе друзья поставили, можешь больше около меня не крутиться. Выбирай новую. В сентябре свежих первокурсниц подвезли.

— А мне, может, ты понравилась. Реально понравилась, а не для того, чтобы трахнуть.

— Сейчас расплачусь, — театрально хныкнула я, глядя парню в ответ в глаза.

— Я тоже, вообще-то, серьёзно. Я думал, подвезу тебя и на этом разбег, но ты оказалась прикольной. Давно со мной не разговаривала девчонка, не капая при этом слюной.

— Если у меня сейчас потекут слюни, ты отстанешь? Тебе как лучше — чтобы они из уголка рта капали или посередине и по подбородку?

Колесников снова заржал.

Поведя бровью, я отвернулась в сторону коридора, не находя ничего веселого в том, что я только что сказала.

И стоило мне только сосредоточиться на людях в коридоре, как среди них, разрезая толпу словно ледокол, появился Одинцов.

С привычной хмуростью и сосредоточенными морщинами на лбу, он что-то печатал в телефоне. Опустил руку, поднял взгляд и посмотрел ровно на меня.

От неожиданности по спине пробежался холодок. Я отвела взгляд в сторону и уставилась в пол под своими ногами. Колесников рядом как раз перестал ржать, как конь в приступе истерики.

— Говорю же, что ты классная. Вайбовая такая…

— Что в стаканчиках? Мельникова? — подобно дыханию Арктики глубокий голос Одинцова заморозил не только разговор, но и, казалось, пространство вокруг.

— Кофе, — ответила я коротко, не рискуя смотреть выше его гладковыбритого подбородка.

— Константин Михайлович, большая перемена, имеем право пропустить по стаканчику… кофе, — Колесников нарочито отделил последнее слова и за каким-то хреном приобнял меня за плечи, прижав к своему боку.

Меня смутило ни сколько его действие, сколько то, что я испугалась реакции Одинцова. Из-за чего опрометчиво заглянула в его глаза и увидела, как он сверлит взглядом руку Колесникова, обнимающую меня.

— Дай-ка, — Одинцов забрал у меня из руки кофе и, нисколько не смущаясь, сделал большой глоток. Кадык дёрнулся на его шее, пропуская крепкий напиток. — С коньяком?

— С дорогим. Папиным, — дерзко с наглой ухмылочкой бросил Колесников и демонстративно отпил свой кофе. — Можем себе позволить, — расслаблено протянул парень. — А вы, Константин Михайлович?

Я ненавязчиво стряхнула руку парня со своего плеча и сделала полшага в сторону.

— И мы, — Одинцов салютовал Колесникову стаканчиком и, так и не вернув его мне, ушёл с ним дальше по коридору.

— Придурок, — едва слышно выронил парень, бросив небрежный взгляд в широкую спину в черной рубашке.