Самая страшная казнь.

Дорога на Гору длинна, а для измученного, усталого Человека и вовсе кажется нескончаемой. Палящее солнце накалило мостовую, каменные стены домов исходят жаром. Узкая улочка, ведущая к горе, превратилась в бесконечное жерло раскаленной печи. Камни жестоко жгут голые ступни. Тяжелый деревянный крест давит, не дает дышать. Каждое неловкое движение головой превращается в пытку - колючие ветви терновника, издевательски обернутые вокруг на манер лаврового венка, впиваются до кости. Кровь течет по лицу, смешиваясь с потом, заливает глаза, стекает дальше. Крупные, мутные капли падают на плоские камни, мгновенно испаряются, оставляя после себя коричневые пятна. Дорога ползет вверх. Поделена на части, одна отделяется от другой двойной каменной кладкой. Тяжко дается каждый шаг, но еще труднее подниматься по таким ступеням. Силы оставляют приговоренного к казни. Стража замечает и, что бы самим не тащить полумертвого Человека и его тяжеленный крест, разрешает короткий отдых.

Плохо видя сквозь кровавую пелену пота, почти не различая окружающее, Человек делает несколько шагов к стене ближайшего дома, в тень. Тяжелый крест нехотя сползает по мокрой от пота спине, ударяется о камень. Последнее усилие, дрожащие от усталости ноги трудно распрямляются, крест упирается в стену. Теперь можно отдохнуть. Отворяется дверь, выходит хозяин дома. Услышал удар в стену и решил посмотреть, в чем дело.

- Добрый человек, не можешь ли ты дать немного воды? - просит тот, которого ведут на казнь.

Хозяин дома внимательно смотрит - взгляд на мгновение задерживается на терновом венке - на крест, на солдат, что расположились неподалеку.

- Нет, я не дам ничего вероотступнику и бунтовщику! - громко, чтобы все слышали, произносит хозяин дома, - я не привечаю преступников.

На изнеможденном лице Человека не отразилось ничего, ни гнев, ни разочарование. Некоторое время смотрит добрыми глазами на хозяина дома. Тот, гордо выпрямившись, поглядывает по сторонам на собравшихся людей, особенно на солдат - вот, мол, я какой, власти уважаю и законы исполняю, не то, что некоторые. И неважно, что власть принадлежит захватчикам, а законы жестоки, аморальны и писаны далеко не для всех. Дом, семья, дети, здесь еще жить и вообще...

- Хорошо, добрый человек, - тихо отвечает тот, которого ведут на казнь, - пусть твоя жизнь будет ... ДОЛГОЙ.

- Эй, ты, хватит отдыхать, заснешь еще. Бери свою деревяшку и тащи дальше. Живее! - раздраженно крикнул десятник. Стражники с ухмылками наблюдают, как приговоренный к смерти трудно поднимает крест, удобнее устраивает на спине. Не сочувствовали ему. Жарко, скучно и противно, а еще возле креста стоять на самом солнцепеке. Восшествие на Гору продолжилось...

Хозяин дома сердито посмотрел на пятна от кровавого пота, что остались на пороге, неодобрительно покачал головой - непорядок!

Он жил долго, этот человек, что не дал воды приговоренному к смерти. С того памятного дня его здоровье резко улучшилось. Если раньше выглядел на свои пятьдесят, то теперь внешность волшебно преобразилась: разгладились морщины на продолговатом лице, впалые щеки красит румянец, они пополнели и слегка подрагивают при ходьбе. Глаза цвета черной вишни стали блестеть, притупившееся было зрение обострилось, как в молодости. Даже крючковатый нос вроде выровнялся и более не напоминал клюв попугая. Выпрямилась согнутая годами унижений спина, развернулись плечи. Теперь, вставая с жесткой лежанки по утрам, уже не кряхтел, разгибая поясницу, белые искорки не бегали в глазах от усилий. Рывком отбрасывал тонкое покрывало, поднимался, как гвардеец по тревоге, быстро и сноровисто одевался, не делая ни одного лишнего движения и все жилистое, мускулистое тело требовало тяжелой работы, иначе разорвется от распирающей изнутри энергии. Перестал болеть, даже обычная простуда с насморком обходила стороной. Случайные ожоги и порезы были безболезненны, заживали быстро. По стране волнами прокатывались эпидемии чумы, холеры, люди умирали тысячами, целыми городами, а ему все нипочем. Скончалась жена, умерли дети и внуки, а он все жил и смерть обходила его десятой дорогой. Люди стали сторониться, прозвали Вечным. От него отворачивались все, даже боялись подойти близко! Вынужден покинуть сначала родной город, а потом и страну, скитаться по свету, нигде не находя приюта. Теперь просто бродит по дорогам, зная, что не умрет с голоду, не погибнет под ножами разбойников и дикие звери не тронут. Он давно уже догадался, кто подарил бессмертие - тот самый, с терновым венком, которому отказал в глотке воды.

А как чудесно было вначале! Всегда, в любое время ты бодр, силен, полон энергии. Тебе любое дело по плечу, ты можешь сутками не отдыхать, работать, не покладая рук! Дела быстро идут в гору. Оккупационная власть не забыла, по достоинству оценила смелый поступок - назначила на ответственную должность в префектуре. Появились деньги, полезные связи, влиятельные люди ищут теперь знакомства с ним. Помимо хорошего оклада должность позволяет получать и побочный доход. Взятки, подарки текут весенними ручьями со всех сторон. Он что-то там распределял или разрешал, сейчас уже не вспомнить. И вот странность, захватчики стремились к порядку, законности, бескомпромиссно боролись с коррупцией, казнокрадством, но никто не обвинял его. Вокруг снимали с должностей, сажали и казнили, а ему хоть бы что! Берет, а предлагают еще больше. Отказывается - жутко обижаются, просят прощения, чуть не в ногах валяются. Умоляют взять и разрешить что-то там. Или выдать. Все окружающие считают его порядочным, честным и принципиальным, завидуют. Женщины просто без ума от такого мужчины, но он - ни-ни - только жена, его любимая.

И дома хорошо. Рядом всегда любящая жена, прекрасные послушные дети, все умненькие, подающие большие надежды в будущем. Дом, как полная чаша, до верху. Родителей не забыл, построил для них настоящие хоромы, стал понемногу строиться и сам - семья-то растет, любимая рожает каждый год! Так прошло много долгих лет, счастливых, радостных. Постарели и умерли родители. Горевал, долго не мог прийти в себя, но постепенно жизнь взяла свое, горе стихло. Снова пошли заботы о семье, дети подрастают, их надо вывести в люди, а это хлопотно, сложно.

Прошли годы, слегла жена. Она уже не была такой красивой, как раньше, годы забрали молодость и красоту, а теперь отняли и здоровье. Забросил все дела, ушел со службы и стал ухаживать за любимой. Нанял лучших врачей, покупал самые дорогие заграничные лекарства, но ни что не помогало - жена медленно угасала. Потом она умерла. Тихо отошла, когда заря только подрумянила облака. Молча сидел возле мертвой жены, качаясь из стороны в сторону, словно маятник и слезы беспрерывно лились из затуманенных глаз. Кричать и плакать не мог, лицо одеревенело, он его не чувствовал, лица. Утром его так и нашли дети, качающимся и залитым слезами. Не помнил, как прошли похороны, что было потом. Только смутно вспоминал, как кто-то тащил от могилы, а он вырывался, что-то кричал, падал на колени, полз, а его поднимали и несли куда-то...

Словно вода в мутном ручье прошло неизвестное время, очнулся. Встал, побрел по дому. Увидел радостные, встревоженные лица детей, внуков - как много их! - на душе стало легче. Прошел день, другой, третий... Вокруг родные лица, внуки теребят деда, что-то требуют и кричат - жизнь продолжается! Горе затихает, переходит в светлую грусть. Снова неторопливо текут годы. Он все также трудится на благо семьи, но уже дома, на работу возвращаться не хочет. Дети все время заняты, на кого оставить внуков? Да на него, конечно, на дедушку, на кого ж еще-то? Целыми днями возится с внуками, не замечая времени, часто вспоминая жену. Но это уже воспоминания светлые, не горестные. От всего сердца хотел и надеялся, что она оттуда, с небес видит его с детьми и внуками и радуется. Внезапно скоропостижно умирает старшая дочь от неведомой болезни. Разбитый горем, бросается на мужа с обвинениями в невнимательности, полном равнодушии к жене.

- Как ты мог не заметить, что твоя жена тяжело больна? - кричал, - где ты был все это время, а? На работе? Да пропади она пропадом! Почему так произошло?

- Потому что она постарела, - тихо ответил зять.

Осекся. Вдруг видит, что дочь выглядит такой же старой, как и ее покойная мать. Умерла от старости, понял он. Не болезнь стала причиной смерти, а старость! Обыкновенная простуда лишь запустила механизм смерти. Оглядывается, ужас медленно вползает в сердце. Вокруг стоят взрослые мужчины и женщины. Это внуки. А дети, что рядом испуганно прячутся за ними - это правнуки!

- Сколько же я живу? - растерянно спрашивает, ни к кому не обращаясь.

- Очень долго, папа, - отвечает старая женщина. Узнает ее - жена старшего сына. Помнит молодой, очень красивой, с длинной черной косой до пола, жгучими глазами цвета коры ливанского кедра. Сейчас перед ним древняя старуха. Седина растрепана, голова мелко трясется, руки дрожат.

- Очень долго, папа, - шамкая беззубым ртом, повторяет она.

Бросается прочь. Толпа детей и внуков торопливо расступается, словно он несется верхом на коне. Вбегает в комнату, кидается к зеркалу. Из полированного круга смотрит продолговатое лицо, его лицо. Немного морщин, складки у рта, лоб гладкий. Темные, с легкой проседью волосы растрепались от бега, машинально приглаживает. Вдруг ощерился, как сторожевой пес на вора. Все зубы на месте, все тридцать два! Рука невольно задерживается на макушке - волосы хоть и с сединой, но густые, жесткие, нет и намека на лысину. А глаза? Яркие, никакой старческой мутности, просто сверкают, как бриллианты! Он прекрасно видит любую мелочь, зрение также остро, как в молодости. Пятится от зеркала, падает в кресло. Впервые в жизни задумывается - а разве такое возможно? Вдруг вспомнил, что его друзья, одногодки, уже давно умерли. Раньше считал, что это от болезней, вызванных неправильным образом жизни, вином, азартными играми допоздна. Пусть так, это было, но все равно, неужели он так живуч только потому, что не пьет вина и не играет? Не может быть!

И впервые страшная догадка появляется в сознании - это тот, с крестом! Он пожелал ему долгой жизни. Еще удивился тогда смутно, что это за дурак такой, желает долгой жизни тому, кто не дал воды. Помешанный, что ли? Его на кресте распяли, который сам и тащил. Вместе с ним двух разбойников. На базаре потом рассказывали, что солдатам надоело стоять на жаре под крестами, этот, что с терновым венком, все никак не умирал. Ему почему-то не дали напиток забвения, от которого казнимый теряет сознание и быстро погибает. Забыли, наверно. Так солдат ударил его копьем, но не в сердце, а в печень, что бы тому, на кресте, было очень больно. От боли он и дух испустил. Потом вроде гроза была, дождь, ветер ураганный. Не помнил, потому что в подвал спустился вместе с женой. Двери заперли, чтобы дети случайно на улицу не выбежали, а сами в подвал спустились. Срочно надо было...

Так и уснул в мягком кресле. Открыл глаза рано утром. Странное тягостное чувство сдавливает грудь и никак не хочет отпускать. Морщась от боли, поднимается. Идет по комнате, потирая грудь. Останавливается у окна. Прохладный воздух дует в лицо, приятно остужает щеки и лоб. Далеко внизу слышатся странные звякающие звуки, будто кто-то железными палочками постукивает. Ложится грудью на подоконник, осторожно - третий этаж все-таки! – выглядывает ... По каменной мостовой бегут люди в невиданных железных доспехах: на головах глухие, похожие на ведра, шлемы с прорезями для глаз, тело укрыто стальными пластинами. Даже сапоги железные. С плеч ниспадают грязные белые плащи с громадными крестами. Остановившимся взглядом провожает бегущих. Опомнился только тогда, когда несколько крестоносцев вламываются в дверь дома напротив. Там живет многочисленная семья среднего сына. Вдруг не хватает воздуха. Беспомощно разевает рот, но не может ни вдохнуть, ни крикнуть. Горло давит невидимая петля. Широко открытыми глазами видит, как разлетается в щепки дверь, внутрь устремляются вооруженные люди, один за другим. Снизу раздается грохот, от которого дрожит весь дом. Это выламывают двери. Раздаются истошные вопли, с улицы тянет явным запахом гари. Внезапно целый водопад криков, воплей о пощаде, шума обрушивается со всех сторон. Еще раз выглядывает в окно. По всему городу вспыхивают пожары, столбы дыма поднимаются в безоблачное небо, растут, словно адские черные грибы. Сотни людей с крестами бегут по улицам, убивая всех подряд.

В город ворвалось войско крестоносцев. Раньше доходили смутные слухи, что глава римской католической церкви объявил крестовый поход против неверных. Цель - освободить гроб Господень. И войско рыцарей-крестоносцев уже вышло. Он только смеялся в ответ на слухи, какой гроб, ведь тот, с терновым венком, вознесся на небо на сороковой день после кончины. Так говорили, добавлял потом на всякий случай. Рассказывать, что тогда уже жил в этом городе, не хотел - вопросы начнут задавать, на которые у него нет ответа...

Шум и крики внизу возвестили, что крестоносцы ворвались в дом. Бросается вниз по лестнице. Увиденное ужасает. Солдаты рубят всех подряд, и старых и малых, женщинам вспарывают животы, роются во внутренностях умирающих, отыскивая проглоченные драгоценности. Удачливые уже тащат узлы с награбленным добром. В отчаянии бросается на грабителей. Подбегает к рыцарю, что занес руку с кинжалом над животом беременной внучки, хватает за железный рукав. Рыцарь, не глядя, отмахивается, как от досадной помехи, ловко вспарывает вздутый живот. Деловито отодвигает в сторону плод, режет желудок, пальцы заученным движением выворачивают наизнанку, вытряхивают содержимое на пол. Ничего интересного. Рыцарь разочарованно плюет, торопливо идет прочь. Железная рука хватает еще кого-то... Внучка лежит в луже собственной крови. Кое-как пытается собрать внутренности, кладет обратно еще живой плод. Внутренности скользят, вырываются из слабеющих рук, плод слабо шевелит ручками, ножками. Наконец, женщина замирает, голова падает на пол, глаза стекленеют. Нерожденный ребенок еще двигается. От нестерпимого ужаса он кричит так, как никогда в жизни. Связки рвутся, голос пропадает. Только хрип рвется из глотки. Кое-как поднимается, ковыляет дальше. Везде страшно разрубленные тела родных, детей и всюду кровь, кровь, много крови. Бросается на солдата. Тот отмахивается так же, как и рыцарь, не глядя, будто от надоедливой мухи. Кидается еще раз, снова отшвыривают. Вдруг понимает, что его никто не видит! Эти люди, рыцари и кнехты, наемные солдаты, не видят его, он для них не человек, пустое место! Никто не обращает на него внимания!

- Деда, деда, спаси меня! - раздается детский вопль за спиной. Крик обрывается.

Оборачивается. Прямо под ноги катится отрубленная голова правнучки. Короткие черные волосики забавно трепыхаются, колышутся. Быстро набухают кровью, прилипают к голове. Поднимает глаза, видит спину уходящего кнехта с громадным топором в волосатой лапище. Кнехт небрежно отмахнулся топором от путающейся под ногами малышки. У него, которого за глаза звали Вечным, подламываются ноги. Падает на колени в кровавую лужу, брызги летят на стены, хватается за голову.

- Господи, что же это!!!

Смотрит вокруг безумными глазами. Только трупы и кровь. Двери выбиты, висят на одной петле или валяются на полу. Из комнат медленно выползает дым, черный, страшный и треск горящего дерева рвет слух. Это огонь выдирается наружу. Вскакивает, словно внезапно что-то вспомнил, бросается прочь из дома мертвых. На улице почти сталкивается с рыцарями, что вздумали устроить поединок. Не поделили награбленное. Мгновение смотрит, как два железных гиганта остервенело рубят друг друга двуручными мечами. Из прорезей в шлемах доносится свистящее дыхание двух усталых людей, белые плащи красиво вздымаются к небу при каждом замахе и кресты колышутся, словно кровавые скрещенные змеи без голов и хвостов. Иногда мечи промахиваются в могучих замахах, лезвия задевают о камень, длинная очередь искр гаснет в солнечном свете. Бросается на рыцаря, который только что промахнулся и теперь стоит в нелепой позе кланяющегося, пытаясь не упасть вслед за тяжелым мечом. Второй решает воспользоваться удобным случаем. Быстро поднимает меч и уже готовится нанести смертельный удар. Толчок, железо глухо звенит, плечо простреливает короткой болью. Рыцарь валится на камни, как мешок с мелким железным хламом, коротко ругается. Вечный поворачивает к тому, что занес меч, поднимает взгляд. Зазубренное лезвие, черное от крови, уже несется навстречу, осталось с ладонь ...

Черный меч падал с неба, как сорвавшийся с обрыва камень. Вечный ждал короткой вспышки боли, хруста разрываемой плоти и тогда жизнь оставит его. Но меч разрубил воздух, в последний момент каким-то непостижимым образом уйдя в сторону от его головы. Рыцарь матерно ругается, рука в ржавой от крови перчатке поднимает забрало.

- Благородный сэр Арнольд, перестаньте валять дурака, - доносится хриплый голос из шлема, - вы не настолько пьяны, что бы не стоять на ногах.

- Я не валяю дурака, я валяюсь сам, - ответил благородный сэр Арнольд, что безуспешно пытается подняться на ноги. Железные подошвы рыцарских сапог скользят по камням, рыцарь неловко падает стальной задницей обратно.

- Это просто черт знает что, сэр Арнольд, - с упреком говорит стоящий на ногах, - недостойно рыцаря выходить на поединок пьяным. Я вынужден доложить о вашем возмутительном поведении рыцарскому совету.

- Ну и докладывай, чистюля, - бурчит благородный сэр снизу, - сам не пьешь и другим не даешь. Как можно в такую жару не пить, не понимаю?

Вечный ошеломленно слушал пьяную ругань двух благородных убийц, не в силах осознать происходящее. Снова бросается на рыцаря, замахивается, намереваясь ударить по лицу, благо забрало поднято. Тогда уж точно зарубит. Рыцарь машет рукой, словно отгоняя невидимых комаров, железная перчатка врезается в лицо, как падающее бревно. Вечного отбрасывает, дважды переворачивает в воздухе, падает на камни. Боли нет, только голова закружилась, встать не смог сразу. Пьяный сэр Арнольд, наконец, поднимается. Оба рыцаря уже успели забыть о поединке, вместе отправляются вперед, туда, откуда слышны самые громкие и страшные крики. Рыдая в голос, Вечный поднимается. Взгляд падает на обломок ножа. Зазубренный кусок железа наполовину засыпан пылью. Хватает, как безумный, со всей силой бьет в грудь. Не чувствует ни боли, ни удара. Лезвие скользит в ладони, падает. Даже не прорезало тонкую рубаху, одетую на голое тело. Разжимает пальцы. Следа от пореза нет, кожа без единой царапины. Бросается в догорающий дом. Хватает пылающую головешку, с силой проводит по лицу - ничего. Огонь не жжет. Просто чувствует теплый воздух и все. Бормоча ругательства, бежит прочь. Как сошедший с ума, хватал раскаленный камни, швырял, не чувствуя боли, резал шею брошенными мечами и ножами - ничего. Несколько раз натыкался на вражеских солдат. Те совершенно не обращали на него внимания, как будто не видели.

- Господи, что же это... Господи, что же это... - повторяет он без конца, перебираясь через горящие развалины родного города. Везде кровь, трупы, вражеские солдаты, радостно согнутые под тяжестью награбленного. И никто, никто даже не глядит в его сторону!

... не помнил, как оказался на окраине. За спиной остался город, разрушенный и разграбленный, догорающий. Упал на жесткую, сухую землю, зарыдал. Он кричал, бился головой о камень, колотил руками по земле и выл, как безумный. Только что на его глазах убили близких, родных, всех тех, кого он любил. Искренне, до глубины души любил. Сожгли его родной город, его дом. Уничтожили все, чем жил до сих пор, что составляло смысл всей жизни. А он жив и невредим. Он полон сил, энергии, поэтому воет и кричит, катается по земле до ночи, совсем не уставая. И при этом все чувствует, понимает, сознание ни на минуту не гаснет.

Бежит к воде, рядом есть небольшое озеро, он знал. Мчится, словно юноша, опаздывающий на свидание. Озеро встречает прохладным дуновением влажного воздуха, блестит отражение полной луны. Вбегает по пояс, разбрасывая во все стороны тысячи брызг. Останавливается. Вода заливает до пояса, как и любого другого. Мелькает мысль - вот оно! Еще несколько шагов и вода отнимет то, что опостылело и стало отвратительным - жизнь. Заторопился, изо всех сил раздвигая воду. Она поднимается выше, выше, выше... дикий крик разрывает ночную тишину. Кричит от ужаса и досады, потому что вода достигала только груди, а дальше непостижимым образом расходилась. Бредет по грудь в воде, а вокруг головы пустота - вода раздвигается перед ним и смыкается за спиной. Вода не принимает его ...

Он еще много раз пытался убить самого себя. Но что бы ни делал, ничего не выходило. В воде не тонул, огонь не жег, разбойники, убийцы не замечали его. Забирался на вершины самых высоких гор, каких только встречал, прыгал в пропасть в надежде, что уж летать-то он не может. Но воздух внезапно становился тугим, плотным, он не падал, а медленно продавливался сквозь него до дна пропасти и невидимые руки мягко укладывали на землю. Перестал есть, пить. Но чувство голода легко исчезало, как только отказывался от еды, появлялось снова, когда начинал есть. Жажды тоже не чуял, когда нет воды. Его организму не нужно было ничего. Даже дикие звери обходили стороной, насекомые не кусали, не жалили ядовитые змеи. Он без устали бродил по земле, пытаясь найти то, что убьет его. Безуспешно.

Однажды присел на раскаленный камень посреди безводной жаркой пустыни. Не устал, просто надоело брести. Вокруг никого, только ветер с шорохом перетирает песок, без конца перетаскивая песчаные горы по пустыне. Вечный - уже поверил, что стал вечным, задумался - для чего он живет? Ну, вот, получил полное и абсолютное бессмертие и неуязвимость. И что? Зачем это одному? Стать великим и непобедимым воином? Он не воин, сугубо мирный человек и никогда не любил драться, тем более воевать. Он даже кур никогда не резал, поручал это кому ни будь. Что еще? Много и беспрерывно работать, скопить огромные деньги и стать самым богатым? Но зачем сокровища, если ты одинок, если все близкие и родные умерли или скоро умрут. Для чего дворец, если в нем некого поселить, а сам ты займешь в нем крохотный уголок, даже если раскинешь ноги и руки. Зачем все золото мира человеку, которому не надо есть, пить, одеваться. Он может не спать годами, никогда не устает, одинаково хорошо чувствует себя среди зимних холодов и в жаркой пустыни.

Вечный поумнел от долгой жизни, мыслил ясно и давно понял, что надоедает все, даже бесконечное путешествие по женским постелям, о чем мечтают все простолюдины, молодые и не очень. Вдобавок был однолюбом и до сих пор любил свою жену, что давно умерла. Ушли в мир иной и их дети, внуки и правнуки. Умерли все, кого любил и для кого жил. Так зачем жить дальше, а? Мир что ли перестраивать, делать его лучше? Да на черта мне этот мир, если в нем ни осталось никого из тех, кого я любил!

Нет, он пытался устроить свою жизнь заново. Искал других женщин, добрых и ласковых, которые рожали ему детей, он искренне любил их, во всяком случае, детей точно любил, но и они умирали одни за другими. От болезней, что привезли с собой европейские рыцари, которые не мылись годами; ну не принято было в Европе мыться! Другие оставляли родительский дом и навсегда пропадали в далеких землях. А остальные умирали от неведомой ему старости...

Он устал любить и терять, любить и терять без конца.

Над землей проносятся войны, народы рождаются и умирают под натиском завоевателей, те тоже исчезают под мечами новых завоевателей. Вера в того, кому отказал в глотке воды, охватила половину мира. А Вечный так и сидит на камне по среди великой пустыни. Ему это не трудно. Но невыносимо тяжко ждать, когда пройдет вечность, погаснет солнце и превратится в черного карлика, тогда все планеты упадут в одну точку и вселенная сожмется в бесконечно малую величину пространства. Наступит конец Света. Может быть, тогда дарованная долгая жизнь отпустит?