Остров потерянных душ

Туман поглощал все, что только мог поглотить. Иногда Валерке казалось, что в мире ничего больше нет, кроме этого тумана. Что залег он не только на волжском берегу, где между лесом и широкой рекой притулился этот городишко, но и распростерся до самого Нижнего Новгорода. А то и дальше!

В Нижнем осталась Валеркина соседка по парте Зойка Семенова — и она теперь ничего не видит из-за этого же самого тумана. И в Париже, где проводит лето счастливица Юлечка Комарова по прозвищу Пугало, и даже на Дальнем Востоке, куда улетел Володька Зиновьев, тоже туман…

Валерке очень хотелось бы думать, что все одноклассники тоже в тумане, всем им тоже сыро, скучно и противно. На самом деле — он в этом ничуть не сомневался! — они, конечно, вовсю наслаждались каникулами. И только Валерка, у которого родители срочно уехали в длительные служебные командировки, попусту тратил свою молодую жизнь в городишке, где служил начальником полиции Сан Саныч Черкизов — Валеркин дядька. Он не любил, когда его называли «дядя Саша», поэтому племянника давным-давно предупредил, чтоб звал его только по имени-отчеству, а то друзьями они никогда не станут.

Тут с именами и названиями вообще было забавно.

Например, городишко так и назывался — Городишко.

— А что такого? — пожимал плечами Сан Саныч. — Слыхал, есть город Городец? Есть — Городище. А у нас — Городишко.

Валерка подумал: «Как вы лодку назовете, так она и поплывет!» Городишко — он городишко и есть. Маленький, грязненький и скучный. И на него иногда наваливается туман.

Валерке здесь совершенно нечем было заняться, а потому во время тумана он иногда сидел на старом причале, больше похожем на примитивные мостки на покосившихся сваях, и таращился в белую пелену. Занятие это было однообразным, но не скучным, потому что туман вел себя не скучно.

Он то висел неподвижно, то начинал клубиться, как будто его кто-то помешивал изнутри. То ложился слоями: плотные, на вид ну просто-таки твердые, чередовались с зыбкими, почти прозрачными. А иногда туман начинал собираться хлопьями, как прокисшее молоко, если его вскипятить.

Но что никогда не менялось — так это полная, глухая, мертвая, можно сказать, тишина, которая воцарялась на берегу и на реке, лишь только ее заволакивала непроницаемая белая пелена.

— …Ох, что-то мне тревожно сегодня! Скорей возвращайся, Уран! Будь с ним поосторожней!

Валерка чуть не свалился в воду! Женщина говорила словно бы совсем рядом с шатким причалом, на котором он посиживал.

В ответ прозвучал юношеский смешок:

— Да ладно, мама, ну не в первый же раз! Других привозил — и его обязательно привезу.

И опять стало тихо. Только чуть слышно журчала вода, разрезаемая килем чьей-то лодки.

В тумане, как известно, звуки разносятся далеко. То есть неизвестные путешественники могли находиться чуть ли не в сотне метров от берега.

Интересно, как они плывут, если не слышно ни шлепанья весел, ни рокота мотора?

По воле волн, что ли? Без руля и без ветрил?!

— Ха, — себе под нос пробурчал Валерка. — Что за фокусы?!

Давно он так не удивлялся! И было чему…

Надо сказать, что в Городишке порядка не существовало никакого, несмотря на усилия немногочисленной полиции. Народ браконьерничал, дрался, подворовывал друг у дружки; то и дело горели сараи, в которых коптили рыбу на продажу… Даже Сан Саныч не раз жаловался племяннику: «У нас здесь один сплошной и беспрерывный беспорядок!» Единственное, что тут было в порядке, — это аккуратно постриженные деревья на улицах. И еще существовало правило, которое в Городишке всеми соблюдалось неукоснительно: никто — НИКТО, даже браконьер, даже спьяну — не выходил на реку в туман. Городишко словно вымирал. Если на закате небо заволакивала белесая дымка, а от небольшого острова посреди Волги начинала идти по воде мелкая рябь, то на другой день все сидели по домам.

Здесь издавна говорили: «Уйдешь в туман — не воротишься».

Проверять эту старинную мудрость на собственном опыте ни у кого не было охоты. А когда свежий человек — например, Валерка — начинал спрашивать, чем же так особенно страшен туман на реке, на него смотрели как на идиота.

Суда или лодки столкнутся, в коряжину плавучую врежутся, а то на берег выскочат. Поэтому слово «туман» означало не только «ничего не видно», но и «полная тишина на реке».

И вдруг — голоса! Кто-то плывет в лодке!

Но они же не видят ни черта, эти путешественники! Не заблудились бы!

А вдруг они врежутся в берег? Или течение пронесет их лодку мимо пристани, а там, чуть ниже Городишка, такая стремнина…

Однако беспокоиться оказалось не о чем. Валерка почувствовал, как причал легонько дрогнул, когда лодка уткнулась в сваю.

Валерка ждал, что будет дальше.

Приплывшие могли пройти метра три по колено в воде и выбраться на берег. Или взобраться на причал по косым сходням с поломанными перилами. Однако риск свалиться со сходен и промокнуть до нитки был очень велик, оттого нормальные люди предпочитали босиком или в сапогах прошлепать до берега.

Причал больше не дрожал — значит, на него никто не лез. Но и шлепанья по воде слышно не было — то есть к берегу никто не шел.

Что, эти двое, или сколько их там, по-прежнему в лодке сидят, что ли?

Валерка прислушался. Сквозь белую сыроватую тишину до него донеслось поскрипывание гальки под чьими-то уверенными шагами. Сначала резкое, оно становилось тише, тише и наконец смолкло. Выходило, что кто-то — один человек, судя по звуку, — уже прошел от реки по берегу и выбрался на дорогу.

Интересно…

А почему не было слышно, как он по воде шел? И вообще, второй-то путешественник где? В лодке остался?

Валерка не выдержал. Осторожно прошел по хлябающим доскам причала (когда-нибудь это шаткое сооружение возьмет да и рухнет в воду: вот повезет тому, кто в это время тут окажется!) в ту сторону, где в сваю ткнулась лодка. Опустился на колени и наклонился.

Только так можно было что-то увидеть в этом туманище!

А вот и лодка.

Лодчонка, можно сказать. Из тех, какие называют утлыми. Под банку[1] какие-то мешки затолканы, уключины покривились, на дне лужица. Справа и слева от носа были нарисованы глаза: один синей краской, другой зеленой. Синий — закрытый, зеленый — открытый. Это было смешно и необычно, но в этой лодке было еще что-то очень странное. Однако в чем эта странность, Валерка понять не мог.

Но самое главное — лодка была пустая.

Интересненько…

На воде разговаривали двое. Какой-то Уран (да нет, наверное, послышалось, таких имен не бывает, парня, видимо, зовут Юран!) и его мама. Поскольку она просила Юрана поскорей вернуться, легко догадаться, что в город ушел именно он.

Но где же мама? Куда делась из лодки? Прыгнула в воду и утонула?!

Валерка призвал на помощь логику и сообразил, что в лодке этого Юрана мамы нет, потому что ее там и не было. Сын разговаривал с ней по мобильному телефону, нечаянно включив громкоговоритель. Именно поэтому Валерка услышал ее голос.

Логика — великая вещь! Когда найдешь чему-то логическое объяснение, сразу становится легче на душе.

Беда только в том, что никакая логика не помогала понять, каким образом этот Юран умудрился попасть из лодки на берег, не издав ни звука, пока брел по воде.

Или он не брел? Или он перепрыгнул расстояние в три метра?

Валерка задумчиво смотрел на лодку.

Она тихонько покачивалась на волне, носом приткнувшись к свае, словно верный пес — к ноге хозяина. Сырая чалка[2] небрежно перекинута через перекладину между сваями. Не завязана накрепко, не прикручена намертво — просто перекинута.

А если ветер и течение отнесут лодку от причала? Или, скажем, кто-то решит похулиганить и сбросит веревку? Вернется хозяин — лодки и в помине нет. Разве можно этак легкомысленно добро бросать?!

Шут его знает, если бы этот неведомый Юран к берегу прошел, как все нормальные люди, шумно плеща водой, Валерка его лодку привязал бы покрепче. Но тот разозлил — слишком много загадок задал. Чувствуешь себя так, как будто тебя дураком назвали!

В общем, Валерка обиделся. Поэтому он свесился пониже, дотянулся до чалки и сбросил ее с перекладины. А лодку от сваи оттолкнул…

И тотчас на своем собственном опыте убедился в правильности известной народной мудрости, гласившей: «Не рой другому яму — сам в нее попадешь!»

Он не удержался на краю причала и кувыркнулся в воду!

Конечно, там было неглубоко. Воробью по колено! Поэтому Валерка неслабо ударился о дно спиной. Аж дух занялся!

Вынырнул, постоял, хватая ртом то, что было вокруг вместо воздуха: белую, сырую, тягучую туманную мглу. Немножко очухался.

Лодка качалась на воде неподалеку.

Это доставило Валерке какое-то мрачное удовольствие. Если повезет и поднимется ветер — лодку унесет-унесет! Вот Юран попляшет! Будет знать, как загадки загадывать и лодку непривязанной бросать!

Валерка побрел к берегу. Мокрое, чавкающее, плещущееся шлепанье его шагов разносилось, наверное, за километр.

Ч-черт, как этому Юрану удалось добраться по воде беззвучно?!

А, да ну его, еще голову из-за него ломать! Хорошо, хоть спину не сломал!

Валерка постоял на берегу, дрожа и отряхиваясь, как промокший пес. По идее, надо было рысью мчаться домой переодеваться. Противно, холодно — запросто простудиться можно! Но в таком тумане рысью не больно-то побежишь. Да и вообще лучше подождать, никуда не идти, а то еще заблудишься.

Валерка поднялся на причал и направился к тому самому месту, откуда только что свалился.

Опустился на колени, посмотрел вниз.

Лодка покачивалась на прежнем месте, приткнувшись к свае, словно верный пес — к ноге хозяина. Чалка болталась в воде.

И только сейчас Валерка сообразил, что́ именно показалось ему ужасно странным в этой лодке. Уключины торчали пустые, без весел. Не было в этой посудине весел!

И мотор, кстати, тоже отсутствовал…

То есть не было вообще ничего, что могло заставить лодку двигаться по реке.

* * *

Самые страшные сны приходили перед рассветом. Они приводили с собой рычащее чудище с горбом. Чудище было двулико, быстроного, многолапо, оно ревело и смердело! Четыре глаза ослепительно вспыхивали, и тогда из мрака выступали чьи-то искривленные туловища, стоявшие обочь дороги.

Туловища были безголовы, некоторые — безруки. Ног ни у одного не было. То ли сгнили, то ли им отрубили ноги те, кто поставил туловища здесь, — на устрашение таким же глупцам-удальцам, как Пашка.

Некоторые туловища были черные, как бы обугленные, некоторые — белые. Из белых торчали ножи, по которым струилась кровь.

Может быть, и Пашка будет вот так же стоять — уже скоро! — если не справится с чудищем… А разве возможно с ним справиться?!

Из затылка чудища торчали лапы, большие и маленькие, а еще в затылке были разноцветные глазенки, которые то и дело ехидно подмигивали Пашке, словно говоря: «А все, тебе копец, меня не остановить!»

Но Пашка пытался, честно, пытался! Выкручивал ему лапы, пинал так, что чуть ноги не вывихнул, но чудище, упав на четвереньки и мерзко воняя, перло и перло вперед что есть мочи.

Да, это было страшно. Страшным было собственное бессилие! Но Пашка знал: самое ужасное начнется, если чудище раскроет свой горб.

В горбе жил Черный Смрад.

«Зачем я это сделал?! — думал Пашка сквозь злые слезы. — Хотел героем себя показать! Дурак… Погибну ведь! Уже и сил нет!»

Чудище мчалось все быстрей.

Пашка знал: если не остановит его — погибнет!

Пашка знал, что не остановит его и погибнет…

И вот обрыв! Чудище, радостно взрыкнув, рванулось вперед. Пашка спрыгнул с его загривка, надеясь, что свалится в реку и, может, утонет, не будет мучиться перед смертью, однако горб чудища раскрылся, и Черный Смрад вырвался на волю. Ужасная, невыносимая, отнимающая дыхание, убивающая сознание, губительная вонь разлилась вокруг…

И в этот страшный миг, когда Пашка снова переживал гибель всего мира и свою собственную, он слышал далекий ласковый смех, и призывный голос, и радостный утренний гомон вокруг — и решался открыть глаза.

И понимал, что это всего лишь сон.

Сон, который пришел и ушел. И снова придет, и снова уйдет.

Уйдет!

Пашка вскакивал, бежал к друзьям. День проходил в хлопотах или играх, и только вечером, укладываясь спать, Пашка сжимался в дрожащий комочек в ожидании страшного сна и пытался понять — почему все это снится ему? Почему?..

* * *

Немедленно спасительная логика вновь пришла Валерке на помощь. Юран отлично знал нравы местного населения, которое готово спереть все, что плохо лежит, а потому снял весла или мотор и унес с собой.

К сожалению, логика тупо молчала в ответ на вопрос, почему Валерка не слышал ни звука из этого довольно шумного процесса. И так же он не слышал, как рокотал мотор или шлепали весла, пока Юран плыл по реке… Может, Валерка на то время оглох?!

Вдруг невдалеке на берегу захрустела галька.

Валерка всполошенно оглянулся. А что, если это возвращается Юран? Почему-то встречаться с ним не слишком хотелось…

Однако на причал поднялась какая-то девчонка. На ней болтался поношенный серый плащ, такой длинный, что приходилось подбирать его полы. Явно с чужого плеча. Вокруг реяли клочья тумана… Девчонка посмотрела на Валерку и сказала одобрительно:

— А ты молодец!

— В смысле?

— Я видела, как ты чалку в воду бросил и лодку оттолкнул, — пояснила девчонка. — Только это бесполезно, она все равно вернется.

— Откуда ты знаешь? Тоже сбрасывала, что ли?

— Было дело! — усмехнулась она.

— А почему лодка возвращается?

— Не знаю, — сказала девчонка.

— А она чья?

Девчонка пожала плечами:

— Да не знаю я! Но я ее ненавижу. Мне кажется, она на меня смотрит. То один глаз откроет, то другой.

— Да брось, они же нарисованные, эти глаза!

— Ну и что? — Девчонка неуступчиво насупила брови, которые казались проведенными тонкой кисточкой. — Все равно лодка смотрит!

Зябко ежась, она плотней завернулась в плащ. Но он был без пуговиц, и Валерка видел, что под этим старым плащом на девчонке надето линялое ситцевое платьишко, куцее и короткое, едва прикрывающее загорелые ноги.

Ноги были тощие и длинные, исцарапанные, в синяках. Видимо, им, по воле хозяйки, приходилось вести бурную и нелегкую жизнь.

Судя по всему, хозяйка ног была совершенной пофигисткой. Ни одна из знакомых Валерке девчонок — ни из его класса или школы, ни из его дома, ни из виденных на улице в Нижнем Новгороде и даже в Городишке — не вышла бы на улицу в таком затрапезном виде.

Плащ без пуговиц и линялое платье — это еще не все! На босу ногу были надеты кроссовки, убитые до такой степени, что невозможно даже понять, какого цвета они были раньше. Задники, конечно, стоптаны так, что кроссовки превратились в некое подобие шлепанцев. О шнурках, разумеется, и речи не шло, причем уже давно.

Черные кудрявые девчонкины волосы были, правда, заплетены в две косички, но произошло это, такое ощущение, во времена незапамятные, и с тех пор она их явно ни разу не перезаплетала и не расчесывала, так что кудряшки ее превратились в кудлы.

Мордашка была замурзанная и неумытая. И при этом — несмотря ни на что! — девчонка оказалась ужасно хорошенькой. Умылась бы, приоделась — и хоть сейчас на школьный конкурс красоты! Или даже на городской. «Мисс Городишко — 2014».

Валерка невольно хихикнул.

Любая другая девчонка обиделась бы. Конечно обидно! Человек ее разглядывал-разглядывал — да вдруг засмеялся. А эта будто и не заметила ничего, только моргнула своими огромными черными-пречерными глазами, окруженными длинными, загнутыми, кукольными ресницами, и сказала:

— Будешь мокрый стоять — простудишься. Пошли.

Повернулась и быстро побежала по причалу. Спрыгнула на гальку — и тотчас пропала из виду. Валерка услышал ее торопливые удаляющиеся шаги — и вдруг испугался.

Туман словно бы столпился вокруг него. Он с каждым мгновением становился плотней, уже трудно было дышать…

— Эй, ты где? — раздался девчонкин голос, и Валерке чуть полегчало.

— Да я тебя не вижу! — заорал он — и услышал ее возвращающиеся шаги.

— Ах да, — сказала она. — Я забыла. Давай руку.

Валерка спрыгнул с причала и осторожно взял протянутые ему тоненькие теплые пальцы. Девчонка крепко сжала его руку:

— Пошли.

И уверенно шагнула в туман.

Валерка плелся за ней и думал, что еще никогда туман не был таким густым! Обычно можно было хоть что-то разглядеть в нескольких шагах, и фонари вдоль трассы, которые всегда включали во время тумана и которые служили, прямо скажем, истинными путеводными звездами и водителям, и пешеходам, помогали сориентироваться. Сейчас на расстоянии протянутой руки не было видно ни-че-го!

При этом девчонка шла так уверенно, как будто никакого тумана вообще не было.

— Ты что, видишь, куда идти? — спросил Валерка.

— Ну да.

— А туман?!

— Да он мне не мешает, — усмехнулась девчонка. — За это меня в кафе и держат. Куда угодно дорогу покажу. Вижу сквозь туман.

— Слушай, да ты феномен! Чудо природы! — восхитился Валерка. — Ты могла бы состояние сколотить у здешних браконьеров! Была бы у них лоцманом во время тумана. Ведь ни один рыбинспектор в это время на реку не сунется.

Пальцы, сжимавшие его ладонь, дрогнули и ощутимо похолодели.

— Нет, — буркнула девчонка. — Я реки боюсь. На причал еще могу подняться, но в лодку ни за что не сяду. Лучше умру.

Валеркина логика мгновенно сделала стойку. Теперь понятно, почему девчонка вся такая замурзанная! У нее водобоязнь. Водобоязнь — признак бешенства!

Ее укусила бешеная собака…

Девчонке в больницу надо. Срочно! Неужели никто из взрослых не понимает, что с ней? Бешенство ведь не лечится, это смертельная болезнь, но если вовремя сделать прививки, человека можно спасти.

Или уже поздно?..

— А давно это у тебя? — осторожно спросил Валерка.

— Что?

— Ну, водобоязнь.

— Какая водобоязнь, ты что? — повернулась она с изумлением. — Я в кафе знаешь, сколько посуды перемываю! Я боюсь только реки. И это у меня всегда, сколько себя помню.

— А сколько ты себя помнишь? — весело спросил Валерка, у которого отлегло от сердца.

— Две недели, — ответила девчонка.

— Всего две? — засмеялся Валерка. — А до этого не помнишь?

— Не помню, — сказала она так, что сразу стало ясно — не шутит.

— Так у тебя что, потеря памяти, что ли?! — испуганно спросил Валерка.

— Ну да, а что, нельзя? — отозвалась девчонка холодно.

* * *

Самые страшные сны приходили перед рассветом.

Васька снова и снова видел эти изувеченные существа…

Все они были живы еще недавно. До тех пор, пока не приходил Ванюша.

Ему не было их жалко. Они ведь были не люди! Они только и могли, что стоять да молчать, иногда махать ветками. Или шевелить веточками, будто пальцами.

Ванюша их мучил. Сначала отламывал пальцы-веточки. Потом ломал ветки-руки. И когда эти руки повисали как плети, брался за маленький острый топорик, который всегда носил за поясом.

Этот топорик он очень любил и норовил отточить его остро-преостро. Знал, что пригодится!

Эх, как же нравился Ванюше сочный и в то же время хрусткий звук, когда топорик входил в существо! Один удар — и рука, вернее ветка, отлетала. Другой — другая. И еще, и еще…

Раньше, когда он был еще слабосильный, с одного удара отсечь ветки не удавалось. Мучил, мучил свои жертвы… Если бы они могли кричать, их крики и стоны разносились бы по всей округе. Но они были немые. Что он, дурак — с говорящими связываться? Нарочно выбирал тех, кто не мог на помощь позвать.

Когда с руками жертв было покончено, приходил черед их тел. Ванюша доставал из кармана небольшой брусок и на нем вострил верхний край лезвия так, что оно становилось острым, будто перо. Теперь им можно было писать на телах жертв все что хочешь! И Ванюша писал, наслаждаясь тем, что никакая училка сейчас не стоит над душой и не мешает писать с ошибками. Иногда он нарочно их делал. Например, писал «Сдеся был ванька!», хотя знал, что имя надо писать с большой буквы. И не «сдеся», а «сдесь». Или нет… кажись, «здесь»…

А, какая разница! Чем больше ошибок, тем лучше! Пусть поржут те, кто потом посмотрит на эти изуродованные, изувеченные, испещренные следами пыток тела!

Сам Ванюша поржать очень, ну очень любил.

Если никто не видел, что он делает, не прибегал на звуки ударов топорика и не вызывал полицию, Ванюша мог целую ночь кого-нибудь мучить, тихонько трясясь от смеха или принимаясь ржать во весь голос.

Но днем был в этом занятии особенный кайфец! Днем Васька доставал из кармана увеличительное стекло и ловил выпуклостью солнце. В живую плоть ударял ослепительный луч, тело начинало чернеть, тлеть, а Васька водил и водил стеклом, терпеливо, аж высунув язык от усердия, и наконец получалось: «вы фсе казлы!» Или еще что-нибудь такое же прикольное.

Вообще все это было жутко прикольно. Только жаль, что это были всего лишь сны.

Сны про то, какую веселую жизнь Ванюша вел раньше!

А с другой стороны, хорошо, что это были только сны! Потому что весь кайф обламывал кто-то невидимый, в самый разгар Ванюшиных трудов хватавший его за горло и начинавший душить тонкими и очень длинными пальцами.

Но уже на самой грани умирания Ванюша просыпался, переводил дух, видел вокруг друзей, радовался беспечальной жизни, которую они вели все вместе, но где-то глубоко-глубоко в голове билась мыслишка: «Почему все это мне снится? Почему?»

* * *

В это мгновение откуда-то долетел пронзительный женский голос:

— Ганка! Ганка, ты куда, поганка, запропала?

— Я здесь! — заорала в ответ девчонка, которая, оказывается, носила такое поэтичное имя — Ганна.

Валерка мигом вспомнил «Майскую ночь» Гоголя, которую проходили по литературе в пятом классе. Очень может быть, Ганка, когда вырастет, станет такой же красавицей, как Ганна из «Майской ночи». Да она и сейчас уже очень даже ничего!

— Ну вот, — понизив голос, сказала Ганка, — Фаня зовет, пора вернуться в кафе. Наверное, надо или посуду мыть, или кого-нибудь сквозь туман провести. Пошли скорей, посидишь пока в моей комнате, обсохнешь.

По-хорошему, надо было идти не в придорожное кафе, а домой, и там поскорей переодеться, но туман сгустился уже просто до неприличия, в нем не только рассмотреть что-то — даже двигаться было непросто. Так же трудно бывает повернуть ложку в загустевшей сметане. Не в той, что под этим названием продается в магазинах, а в настоящей, деревенской.

Густая сметана — это хорошо.

Густой туман — плохо!

Валерка попросил бы Ганку проводить его домой, если она так хорошо видит в тумане, но было неудобно. Вон как орет эта Фаня! Как бы не было у Ганки неприятностей! Лучше подождать, пока она закончит свои дела и освободится.

Но главное, было интересно еще немного пообщаться с этой девчонкой, пусть даже похожей на бомжиху.

Валерка лично не был знаком ни с одним человеком, который потерял бы память, и, если честно, раньше считал это выдумкой. В сериалах, к примеру, теряют память все подряд, как будто память — это проездной билет или кошелек! А в жизни не встретишь таких людей.

Но, оказывается, встретишь! Вот, например, девчонка по имени Ганка, которая видит даже сквозь непроглядный туман. Желание расспросить ее подробней об этой способности — это была вторая причина, по которой Валерка хотел еще не немного пообщаться с Ганкой.

А третья — узнать, почему она «сколько раз» отталкивала лодку Юрана от пристани. У них с Юраном какие-то терки, что ли? И она теперь с Валеркой против Юрана дружит?

Все эти непонятки классно разнообразили осточертевшую скукотищу повседневности.

Вообще денек выдался что надо! Сначала Юран со своей лодкой. Теперь Ганка.

Оба такие… загадочные. Ежики в тумане!

И вдруг Валерку осенило. Вообще это давно на ум должно было прийти… Судя по тому, как уверенно Юран причалил, судя по твердости его удаляющихся от берега шагов, он тоже видел сквозь туман!

Может быть, они родственники? У родственников часто бывают общие наследственные паранормальные способности. Но почему тогда Ганка моет посуду в придорожном кафе, в этой прокуренной, грязной забегаловке? Почему живет там? Почему подчиняется толстой, как подушка, краснолицей Фане с сильно подведенными глазами?

«Подушка» Фаня, встретившая Валерку и Ганку на пороге кафе, была облачена в «наволочку» с каким-то восточным узором. На ногах у нее оказались такие же стоптанные кроссовки, как у Ганки, только размеров на пять больше, и Валерка испугался, что и они родственницы. Не кроссовки, конечно (хотя почему бы нет?!), а Фаня и Ганка. У родственников сплошь и рядом одинаковые привычки! К примеру, Сан Саныч и Валерка жаворонки: у них привычка вскакивать в шесть утра. А у Фани и Ганки — стаптывать задники кроссовок…

Но Фаня обратилась к Ганке следующим образом:

— Явилась, приблуда? Кого это ты привела? Еще одного утопленника беспамятного?

Приблуда — значит чужая, сделала вывод Валеркина логика. Не родня!

Валерка успокоился.

— Да почему беспамятного? — спросил он. — Я отлично помню, что я Валерий Черкизов, племянник Сан Саныча Черкизова. Начальника полиции. А мокрый потому, что с пристани сорвался. Ганка меня привела обсохнуть, в ее комнате посидеть. Но если вы против…

Дядьку он упомянул очень кстати! Фанино красное лицо вмиг стало белым, как туман.

— Чтой-та, чтой-та? — залопотала она. — Никто не против, никто! Но у нее в комнате тесно и… и не прибрано! Ты, Ганка, проводи Валеру домой, а те, на джипе, которые тебя ждут, еще подождут. До самого дома проводи, слышишь, поган… — Окончание Фаня проглотила, но легко было догадаться, что она хотела сказать «поганка».

Да, не надо быть великим русским поэтом Александром Сергеевичем Пушкиным, чтобы срифмовать «Ганка» и «поганка»! Надо быть злыдней, мымрой и мегерой.

Надо быть Фаней, короче говоря.

Валерка взял Ганку за руку и, не простившись с хозяйкой кафе, отошел от двери.

Можно представить, в каких условиях эта девчонка живет, если даже мегера Фаня признала, что нее в комнате «тесно и… не прибрано»! Небось тут и чулан под лестницей, в котором провел детство Гарри Поттер, показался бы хоромами!

Интересно, куда смотрят Ганкины родители? Хотя да, она беспамятная приблуда… Наверное, ее спасли из реки. Может быть, упала с какого-нибудь прогулочного корабля? И что, никто не хватился?! Странно… А может, какая-нибудь слишком быстрая моторка, где была Ганка, наскочила на корягу и все свалились в воду, а Ганку выбросило на берег, где ее подобрала «милосердная» Фаня? Но тогда почему полиция не ищет ее родных?! Или ищет, но не может найти, потому что никого не осталось? Все погибли в той лодке?

Надо Сан Саныча спросить.

Сначала Ганка и Валерка шли в тумане по узкой обочине шоссе. Обычно здесь не слишком-то находишься — федеральная трасса днем и ночью гудом гудит от машин, — однако туман напрочь закупорил дорогу. Можно представить, какие очереди собрались с обеих концов Городишка!

Потом Валерка почувствовал, что под ногами уже не щебенка обочины, а комковатый, потрескавшийся асфальт. Значит, вошли в город. А он ни о чем еще не поговорил с Ганкой!

— Слушай, как ты терпишь, что Фаня так на тебя орет? — спросил сердито. — И одежда у тебя… ты уж извини…

— Просто я слишком быстро расту, — беспечно ответила Ганка. — Оттого на мне все горит. Ужас просто. А Фаня еще ничего. Ей охота меня куда-нибудь девать, а я никому не нужна, вот она и орет.

— Все равно мегера! — проворчал Валерка.

— Да разве это мегера? — усмехнулась Ганка. — Не видел ты мегер.

— А ты видела?

— Видела.

— Где?

Ганка пожала плечами:

— Не помню.

— А мегеру помнишь?

— Нет. Да…

Пальцы Ганки, сжимавшие Валеркину руку, задрожали, и она, обернувшись к нему, с ужасом прошептала:

— Помню! Ее помню! Веру-мегеру!

И вдруг крикнула:

— Светлое, всесветлое солнце! Дети Вселенной, дети звезд, ветров, дождей, дети леса и травы приветствуют тебя! Помню! Мегера!

Глаза Ганки были зажмурены, слезы текли из-под кукольных ресниц. И она ужасно дрожала, ну просто вся ходуном ходила!

Валерка даже струхнул малость и ничего не мог сказать. Только таращился на нее. И вдруг юношеский голос, почему-то показавшийся Валерке знакомым, воскликнул над их головами:

— Маша! Машенька! Это ты? Нашлась? Подожди, я сейчас!

Раздался треск. Похоже было, что кто-то спускается с дерева и ветки трещат под его тяжестью.

Ганка распахнула огромные черные глазищи, взглянула на Валерку умоляюще, приложила палец к губам, потом нагнулась, сорвала с ног свои бахилы — и, босая, бесшумно канула в туман. А через миг перед Валеркой очутился, спрыгнув откуда-то сверху, парень лет восемнадцати в черном комбинезоне с эмблемой «Горзеленхоз» на груди. За пояс у него были заткнуты ножницы-резак, которыми подстригают ветки.

Ну надо же! Вот, значит, кто тут деревья в таком порядке содержит!

Валерка уставился на парня. Неужели это именно от него со сверхзвуковой скоростью удрала Ганка? Все девчонки, которых Валерка знал, с той же скоростью бежали не от этого парня, а к нему. Он был просто красавчик: зеленоглазый, с белыми волосами, тонкий и высокий. Но Ганка бежала именно от. И умоляла Валерку молчать…

— Кто тут кричал? — спросил парень.

И тут Валерка узнал его голос. Это был голос Юрана.

Того самого, который приплыл на лодке с нарисованными глазами. Один глаз синий, другой зеленый. Синий — закрытый, зеленый — открытый.

Что ж он такое сделал, что Ганка его так боится? Или она все же Маша?..

— Кто кричал, спрашиваю? — повторил Юран.

— А ты не видел, что ли? — буркнул Валерка.

— Не видел: ветки мешали, — парень поднял руку к раскидистой кроне дерева, с которого спустился. — Где она?

— Кто? — спросил Валерка на голубом глазу.

— Ну, она… Маша.

— Не знаю я никакой Маши! — заявил Валерка. — Я в тумане заблудился, даже нечаянно в реку забрел, чудом до дороги добрался, иду ищу свой дом — и вдруг рядом кто-то ка-ак заорет жутким голосом про солнце… ну и про каких-то детей, которые его приветствуют. А кто орал — я не разглядел.

Юран пристально поглядел на Валерку:

— А ты вообще кто? Я тебя раньше не видел.

— Я тебя тоже, — сообщил Валерка, ничуть не кривя душой.

— Ну, меня многие не видят, — усмехнулся Юран. — Я на вершине! Люди идут по земле и редко поднимают голову.

«Ну и хвастун ты! На вершине, подумаешь!» — чуть не ляпнул Валерка, но вовремя сообразил, что Юран вовсе не хвастает: он, так сказать, по долгу службы смотрит на всех свысока. В самом деле, кто из прохожих задирает голову и разглядывает вершины деревьев, ну кто?

— Я племянник Сан Саныча Черкизова, — отрекомендовался Валерка. — В гости к нему приехал. Из Нижнего. Меня Валеркой зовут. А ты кто?

— Уран Белов, — ответил тот.

— Уран?! — изумился Валерка.

— Ну да, такое имя, — усмехнулся парень. — Но меня обычно Юраном называют. Так привычней, да? Ну, Валерка, пойдем, я тебя провожу. Тут, правда, два шага до дома Сан Саныча, но в тумане заблудиться легче легкого.

— А ты сам не заблудишься? — сыграл дурачка Валерка.

— Я — нет, — спокойно сказал Юран. — Я и в тумане отлично вижу. Давай руку, чтобы не потерялся.

Валерка протянул ему руку. Ладонь у Юрана оказалась узкой, с длинными «музыкальными» пальцами, но очень жесткой, мозолистой. Конечно, держать резак непросто, крепкие руки нужны. Но почему-то от прикосновения этой крепкой руки Валерке сделалось очень не по себе…

Проще говоря, страшновато.

* * *

— Вера!.. Вера!..

Она с насмешливой укоризной покосилась на зеленых зайцев, которых из разных мест привозил Уран. Они, расшалившись, вплетали ее имя в мелодию.

Вера кивком указала ввысь: вот, мол, кому молитва предназначена, не забывайтесь, малыши!

За пределами острова еще лежал туман, и самое малое час будет лежать, а здесь наконец-то разошелся. Солнце во всей красе явилось обожающим взорам.

Опираясь на плечи лиственниц и берез, окруженная зелеными зайцами, которые уже привыкли к высоте и не боялись, Вера самозабвенно пела вместе со всеми лесными обитателями дневную молитву:

— Светлое, всесветлое солнце! Дети Вселенной, дети звезд, ветров, дождей, дети леса и травы приветствуют тебя!

Счастливо звенели рядом птичьи голоса, а деревья подтягивали низко, протяжно, даже сурово. Снизу, с земли, вторила трава Кликун — та, что кличет человеческим голосом по зорям дважды: «У! У!», и еще ревела и стонала, думая, что тоже поет, трава Ревяка.

Голоса осины не было слышно.

Вера вздохнула с облегчением. Осины-предательницы больше нет. Она получила по заслугам!

Но вот молитва закончилась.

Птицы вспархивали с вершин, звери спускались степенно, зеленые зайцы скатывались мячиками. А лиственницы все качали и качали Веру, потом березы затеяли переплетать ей косы, пока она не спрыгнула наземь и не убежала.

Надо было спешить к дубу Двуглаву. Еще ночью слышала Вера его стоны: столетние корни мозжат! — но сын не велел ей подниматься, сам сходил и немного успокоил старика. Уран хорошо научился лечить деревья. И вообще, он все больше материнских хлопот берет на свои плечи. И уже сам иногда совершает те деяния, которым когда-то научила его мать. Иногда Вере кажется, что без некоторых из них можно было бы обойтись, но уговаривать Урана перестать она пока не решалась, хотя и тревожилась за него.

Сын был горяч… Он только рыбаков миловал, ибо Городишко рекой издавна живет и людям надо чем-то зарабатывать. А к прочим врагам жизни он мог быть очень жестоким, Вера знала!

Ей даже иногда бывало жалко тех, кого он…

Нет! Они это заслужили. Они все это заслужили своими страшными деяниями! Одни совершили их нечаянно, по неосторожности, как Пашка, например, а другие — нарочно, как Ванюша, Васька и другие. Но все же самой страшной виной была вина Машеньки. Но и ее Вере было жаль. Беспокоилась: ну что с ней, бедняжкой? Неужели утонула?.. О страшном думать не хотелось.

Если Машенька погибла, на кого падет этот грех? На Урана, который ее сюда привез? На Веру, которая недосмотрела? На предательницу осину?..

Деревья беспрерывно кланялись идущей. Вера еле успевала отвечать. Но можно ль было хотя бы не кивнуть, не глянуть приветливо?! Обидятся смертельно, зачахнут! Вот вчера — забылась, задумалась, не коснулась верхушки травы Петров Крест, желтоцветной, многомудрой, и сегодня та, оскорбившись, уже перешла куда-то в иное место. А меньше чем за полверсты и не ищи ее, не надейся.

Ладно, вот вернется вечером Уран с очередным зеленым зайцем, Вера сама займется новичком, а сына сразу зашлет послом к траве, чтобы замирил их.

Впереди раздался болезненный скрип.

Зеленые зайцы, всю дорогу путавшиеся в ногах, смирно сели поодаль на задние лапки, сложив передние на пушистых животиках. Почтительно затаили дыхание: вот так дуб! Вот так старец!

Вера низко поклонилась. Дуб кряхтя ответил.

— Ну что, старый? — спросила Вера. — Неможется тебе? Дай погляжу.

Дуб тяжело напрягся и, стеная, осторожно вынул из земли один из своих узловатых корней. Протянул Вере. В лицо ей сыро, стыло дохнуло из недр.

Двуглав длинно, скрипуче вздыхал, сотрясаясь всем туловом от жалости к себе, а Вера, прижимаясь к нему лицом, тихо мурлыкала: мол, всему свой черед, и надо терпеть старость, как претерпел когда-то, во времена достопамятные, юность, а потом и зрелость. Ничего, Двуглав, боль — она как пришла, так и уйдет, ее Вера с собой унесет…

Зеленые зайцы покачивались зачарованно в такт ее словам.

Мало-помалу полегчало старцу. Вот и листья разгладились, и желуди соком налились. Дуб благодарно обвил Веру ветвями, и они немного постояли так, обнявшись, а зеленые зайцы кувыркались у их ног.

* * *

Как следует испугаться Урана Валерка, впрочем, не успел: до дома Сан Саныча они и впрямь добрались через несколько минут. И Валерка услышал, как дядька громко говорит кому-то — наверное, по телефону:

— А вы там Валерку моего не видели? Ушел часа три назад, туман только ложился… Да я знаю, что все скоро рассеется, я на метеостанцию в район звонил. Минут пятнадцать — и чисто будет!

— Туман скоро рассеется? — пробормотал Юран. — Минут пятнадцать? Ого, надо спешить.

Наверное, собрался уходить. Ну и отлично, а то рядом с ним Валерке как-то не по себе.

— Пока, Юран, спасибо, что проводил, — буркнул он и крикнул: — Сан Саныч, я здесь!

— Валерка! — дядькин голос стал радостным. — Как добрался? Иди скорей домой!

Валерка хотел сказать, что его проводил Юран, но почему-то не смог произнести ни слова. Будто онемел.

— Иди сюда, Сан Саныч! — раздался рядом знакомый голос.

Валерка покосился — это говорил Юран. Но не своим голосом! Он говорил Валеркиным голосом!

— Ну, Сан Саныч, ну иди сюда, к калитке! — твердил Юран.

Валерке стало смешно, потому что у Юрана не только голос изменился, но и рожу он такую скорчил, что стал на Валерку похож. И бубнил плаксиво:

— Сан Саныч, подойди к калитке! Ну подойди!

— Что, не видишь ничего? — усмехнулся дядька. — Ну, сейчас фонарь возьму и подойду.

В эту самую минуту свет фар прорезал туман, совсем рядом зарокотал мотор, потом он затих, и какой-то мужчина властно крикнул:

— Я ищу дом начальника полиции! Черкизов, слышите меня? Это Альфа! Я вам звонил сегодня из Нижнего!

— Иду! — отозвался Сан Саныч. — Иду!

И его торопливые шаги начали приближаться.

— Ну ладно, — пробормотал Юрка уже своим, а не Валеркиным голосом, — мне пора. Пока, еще встретимся!

И канул в туман.

Появился Сан Саныч, одной рукой держа фонарь, другой застегивая верхнюю пуговицу форменной рубашки.

Валерка ужасно ему обрадовался!

— Сан Саныч! — заорал он.

И еще больше обрадовался, что голос к нему вернулся.

— Ну, брат, ты меня напугал! — Дядька схватил его за плечи и потряс. — Погоди, потом поговорим, у меня сейчас дела. — И позвал: — Товарищ Альфа, я здесь!

Свет фар стал ярче, и туман словно отскочил от машины и забора.

Валерка увидел джип, из которого вышли трое в форме МЧС.

— Как же вы сквозь туман пробрались, товарищи? — спросил Сан Саныч, здороваясь с ними за руку.

— Нас проводили. Тут есть, оказывается, девочка с такими особенными способностями… А кстати, куда она девалась?

Приехавшие принялись оглядываться.

Валерка тоже. Он с удовольствием еще поболтал бы с Ганкой, но она сбежала.

Может быть, опять Юрана испугалась? Потому и смылась. Что ж у них за отношения такие странные?..

Завтра, если тумана не будет, Валерка снова наведается на берег. Может, удастся снова с Ганкой повидаться и расспросить? Делать-то все равно нечего.

— Надо поговорить, — сказал Сан Санычу тот из приезжих, который называл себя Альфой: маленький, сухонький, на эмчеэсника совсем не похожий. — Вы ведь один живете? Мы остановимся у вас — так нужно для дела.

— Конечно, конечно, — засуетился Сан Саныч. — Но у меня сейчас племянник гостит. Надеюсь, он нам не помешает?

Альфа смерил Валерку взглядом.

Неизвестно, что он там намерил, только растянул в улыбке узкие губы и процедил:

— Да он нам не помешает. Он будет смотреть телевизор или играть в какую-нибудь стрелялку, верно? А мы поговорим.

— Чайник поставь, — велел Сан Саныч племяннику и увел странных гостей в дом.

Валерка поплелся на кухню.

Вот интересно, что усмотрел Альфа в его лице и почему решил, что он не будет мешать? Неужели Валерка выглядит таким тупым? Обидно…

Хотя в данном случае это лучше, чем блеск ума. А то выперли бы умника погулять. А тупица сможет узнать кое-что новое и интересное.

Сан Саныч отрезал для племянника изрядный кусок огромного вишневого пирога, который еще с утра принесла соседка баба Катя, и закрыл перед его носом дверь.

Ну что ж, Валерка у себя в комнате поставил диск с наизусть выученным, суперлюбимым «Аватаром», врубил звук на полную катушку, быстро сменил сырую одежду — и перелез через подоконник в сад.

Пирог он съел, пока крался, пригибаясь, до окна комнаты, в которой пили чай гости и Сан Саныч.

Тут Валерка прилег на траву, поближе к стене, вспомнив книгу «Гарри Поттер и Орден Феникса»: как Гарри подслушивает под окном телевизионные новости.

Начало разговора он, конечно, пропустил. Приходилось врубаться на ходу.

— Речь идет об исчезновении в районе Городишка восьми человек, — говорил своим скрипучим голосом Альфа.

«Восьми?» — испугался Валерка.

— Восьми? — ошеломленно повторил Сан Саныч. — Слушайте, а девочки среди них нет? Девочки такой… черноглазой, худенькой… А, да вы ее видели, она вас через туман провожала! Объявилась, понимаете, с полной потерей памяти, сколько запросов ни посылали, сколько ориентировок ни давали, сколько листовок с ее фотографией ни печатали — никто ее не знает, ни у кого такая не пропала. А она о себе ничего не помнит.

— Нет, девочка не пропадала, во всяком случае по нашим сведениям, — сказал Альфа. — Однако продолжим. Товарищ Бета вас ознакомит с деталями.

«Наверное, это их кодовые имена, как у разведчиков, — догадался Валерка. — А третий — Гамма?»

Бета глухим, невыразительным голосом рассказал о том, что люди исчезали по ночам с лодок и теплоходов, остановившихся посреди реки во время густого тумана. Можно было подумать, что они утонули, однако даже после тщательных поисков найти тела не удалось. Люди пропали бесследно.

— Вот в этой папке их имена, фамилии, должности, — сказал Альфа.

Послышался шелест бумаги, а затем Сан Саныч воскликнул:

— Ничего себе! Вот это персоны! Глава крупной строительной фирмы Павел Привалов! Глава концерна «Химикэл лайф» Василий Устюгов! А этот что за менеджер по рекламе затесался? Какой-то Иван Печкин… Среди таких людей! А это… неужели замминистра экологии Мария Кирилловна Серегина?! А я думал, ее сняли с должности после того, как она поддержала добычу сланцевой нефти методом гидроразрыва пласта… [3] А экологи ее же министерства доказывали, что в местах, где используется гидроразрывы, вода становится непригодна для питья, люди чаще болеют, у животных выпадает шерсть, ухудшается качество воздуха…

— Никто никого не снял! — внушительно проговорил Альфа. — Госпожа Серегина просто исчезла. Именно этот эпизод позволил нам заподозрить нечто, не столь легко поддающееся объяснению, как несчастные случаи или криминал. Этим вопросом занимался у нас товарищ Гамма.

Валерка мысленно себе поаплодировал. Третий — Гамма, он угадал!

— Госпожа Серегина с группой работников своего ведомства находилась в деловой поездке на небольшом теплоходе, — чуть картавя, заговорил Гамма. — На ночь из-за тумана остановились посреди реки. Наутро госпожи Серегиной на судне не оказалось.

— А… это… не могла она среди ночи отправиться купаться и… — заикнулся было Сан Саныч, но Гамма непререкаемым тоном возразил:

— Госпоже Серегиной уже за пятьдесят, она не в том возрасте, чтобы купаться по ночам. Все вещи остались в каюте, кроме пижамы и халата, в которых она была. А на палубе валялись ее домашние тапочки.

— К слову, — перебил Альфа, — все исчезнувшие пропали именно ночью, в туман и босиком. Странная закономерность, верно?

— Да неужели никто и ничего не видел и не слышал? Ни вахтенный, ни охрана?! — воскликнул Сан Саныч. — Проспали замминистра?!

— Ну, что-то вроде, — буркнул Гамма.

— Погодите! — снова вскричал Валеркин дядька. — Да ведь на теплоходах установлены камеры наблюдения!

— Совершенно верно, — сказал Гамма. — В корень смотрите, Черкизов. Именно благодаря этим записям мы смогли понять, что имеем дело с явлением более чем странным.

— Давайте посмотрим сцену исчезновения госпожи Серегиной, — предложил Альфа. — Здесь смонтированы записи с трех очень сильных камер, которым туман не мешал вести наблюдение на расстоянии пяти-семи метров, поэтому картина получается довольно полная.

Валерка, помирая от любопытства, осторожненько высунулся из-за подоконника и обнаружил, что мужчины сидят спиной к нему, глядя на лежащий на столе планшетник. Валерка ничегошеньки не видел, однако слышал необыкновенно ласковый мужской голос, твердивший:

— Маша, Машенька! Милая! Иди сюда! Я тебя жду!

— Голос абсолютно схож с голосом мужа госпожи Серегиной, погибшего в автокатастрофе два года назад, — сказал Альфа.

— Да… — протянул Сан Саныч, и Валерка понял, что дядька потрясен до глубины души. — Впечатляет… Лодка-то пустая! А кто ж ей руку-то подает?! И лодка сама… Кошмар… Только с изображением нелады, оно как-то скачет…

В эту минуту у него зазвонил мобильный телефон, мужчины отвернулись от стола, и Валерка снова рухнул под окно.

«И тут Маша! — подумал он. — Жаль, что другая. Все-таки эта пропавшая замминистра была уже глубокая бабуля! Мария Кирилловна! А Ганке, наверное, двенадцать или тринадцать. А то было бы клево сейчас выскочить и рассказать, что я знаю, где эта Маша-Машенька! И всем было бы хорошо! И Альфа бы утерся…»

Да, жаль, что это просто совпадение имен.

В эту минуту Сан Саныч усталым голосом спросил приезжих:

— Ну хорошо, товарищи, я все же не пойму, чего вы от меня хотите? Если уж в вашем секретном ведомстве… я ж не дурак, понимаю, что форма МЧС на вас только для видимости… если уж с вашими возможностями вы не нашли этих людей, то что же я могу поделать?!

— Вы, по нашим данным, местный уроженец и неплохо знаете остров.

— К-какой остров? — с запинкой спросил Сан Саныч.

— На картах он значится как остров Туманный. Тот, что находится напротив Городишка на расстоянии километра.

— А остров-то тут при чем? — удивился Сан Саныч. — Или вы думаете, что пропавшие были похищены и увезены туда? Но кем? Чокнутой Верой Беловой и ее не менее чокнутым сыном, этими отшельниками, у которых даже мобильных телефонов нет?! А больше никто там не живет! Местные бр… рыбаки иногда к берегу пристают.

Наверное, Сан Саныч сначала хотел сказать «браконьеры», но вовремя спохватился.

Валерка невольно прыснул.

— Любой чужой там был бы вмиг замечен, — продолжал дядька. — Остров крошечный. Островок, можно сказать. Там физически невозможно кого-то спрятать. Понимаете?

— Разумеется, — согласился Альфа. — Тем более что проведена подробная спутниковая съемка острова. Очень подробная. Там в самом деле нет других людей, кроме женщины и ее сына, и никакие трупы в землю не зарыты. Однако посмотрите еще раз ту же запись, да повнимательней. Может быть, заметите кое-что, вам знакомое. А потом мы вам покажем еще одну съемку, сделанную со спутника.

— Ну давайте, — без энтузиазма согласился Сан Саныч. — Только я все же не пойму, чем я могу вам помочь…

— В любом случае, Черкизов, — строго сказал Альфа, — поможете или нет, дело более чем секретное. Никто, кроме вас, ни при каких обстоятельствах не должен быть посвящен в его суть. Это понятно?

— Понятно, само собой! — буркнул Сан Саныч.

Вдруг заорала автомобильная сигнализация.

— Это наш джип, — заволновался Гамма. — Зря мы его на улице бросили. Там все наши вещи, оборудование!

— Ну, надеюсь, нас не обчистят около дома начальника полиции, — усмехнулся Альфа.

— Никто не посмеет! — грозно заявил Сан Саныч. — Но все же, чтоб не думалось, пойдемте вещи заберем, а джип в гараж поставим.

Судя по шагам, все пошли из комнаты.

Валерка снова осторожно высунулся.

Пусто! И планшетник на столе!

Перемахнул через подоконник.

Ага, они оставили компьютер включенным, ура!

По экрану медленно перемещались черно-белые полосы заставки. Валерка осторожно коснулся кнопки пуска — и запись пошла.

* * *

Самые страшные сны приходили перед рассветом.

Васька видел себя знаменитым химиком. Он проводил исследования в лаборатории.

На столе перед ним стояли большие и маленькие колбы с разноцветными жидкостями. На некоторых колбах имелись наклейки. Азотная кислота, серная кислота, соляная кислота, кислота с красивым названием «плавиковая», потом еще какие-то щелочи — Ваське было лень вчитываться в названия.

Ему больше всего нравились колбы, на которых названий не было. Все жидкости, которые в них были налиты, Васька сочинил сам. Наливал туда что попало и восторженно наблюдал, как смешивались, кипели, бурлили и даже взрывались разные химические вещества.

Иногда осколки стекла и брызги разлетались по комнате и прожигали стены. Но Ваське все было нипочем! Он был защищен асбестовым серебряно блестящим костюмом. На голове шлем, на руках перчатки, на лице маска. На спине баллон с чистым воздухом. Да пусть тут хоть все взорвется — ему без разницы!

Подопытное существо стояло в углу, прикованное цепями к стене. Делать опыты и наблюдать было интересно!

Польешь подопытного одним раствором — на нем змеятся красные язвы. Польешь другим — он покрывается пузырями, которые немедленно лопаются и из них начинает сочиться сукровица. Некоторые растворы прожигали подопытного, вокруг ран курился дымок…

Огорчало одно: что подопытный в последнее время уже не дергался. Обвис на цепях и висел неподвижно, что ты на него ни лей.

Наконец до Васьки дошло, что подопытного он, пожалуй, прикончил.

Сразу стало неинтересно. Да, тут больше делать нечего! Надо кого-то еще поискать! Собраться, поехать в другое место, построить там новую огромную лабораторию и приковать к стене нового подопытного.

Сказано — сделано! Надо собираться. Сейчас Васька пойдет попьет чайку, потом соберет свои интересненькие растворы — и в путь.

Он начал снимать защитный костюм, но почему-то не мог расстегнуть молнию. И шлем не снимался. И маска не поднималась. И перчатки словно приросли к рукам…

Да весь костюм прирос к телу!

И Васька с ужасом понял, что теперь он будет вечно ходить в этом костюме и дышать не живым воздухом, а тем, который в баллоне.

А там еще есть воздух? Или он кончается? И вот-вот закончится совсем?!

…Васька выдергивался из сна, как из этого защитного костюма. Вокруг уже звенел разноголосый дневной гомон, и он тоже начинал радостно кричать, играл, бегал, радовался, что жив, что все так прекрасно, чисто, свежо, зелено вокруг, все цветет и сияет. И только одна мысль иногда начинала мучить: «Почему мне снится этот сон? Что это значит?»

* * *

На экране планшетника Валерка увидел палубу теплохода. В небе висела яркая луна, которая светила почти в объектив. Камера наблюдения давала изображение в синем и белом цвете, отчего фигура высокой, худой женщины с коротко постриженными темными волосами казалась то осязаемой, то призрачной. Лица ее не было видно. Женщина шла, вытянув руки вперед, странно покачиваясь из стороны в сторону.

Вдруг ее изображение зарябило и словно бы уменьшилось.

— Маша, Машенька! Милая! Иди сюда! Я тебя жду! — беспрестанно звучал мужской голос.

Голос исходил из небольшой и довольно утлой лодки, которая качалась у борта теплохода.

Лодка была пуста.

— Милая, иди сюда! — умолял голос.

Вот женщина подошла к трапу с перилами. Вот ступила на него. Покачнулась было, но тут же оперлась на что-то… казалось, что ей протянули руку. Как будто в лодке находится мужчина, невидимый ни для кого, кроме этой женщины, и она опирается на его руку!

Она начала спускаться. Тапочки свалились с ее ног и остались валяться на палубе.

С изображением что-то происходило, правильно сказал Сан Саныч. Камера держала в фокусе лодку, а фигура женщины словно колыхалась. И вдруг… вдруг изображение на миг смазалось, расплылось — и женщина исчезла.

— Сюда, Машенька! — весело сказал мужчина. — Прыгай сюда!

Лодка легонько закачалась на воде, словно в нее кто-то и в самом деле прыгнул.

Однако там по-прежнему никого не было видно! Лодка была пуста! Только вроде бы тряпки какие-то появились на банке. Как будто скомканный халат, что-то еще… Впрочем, эти вещи видно было очень плохо.

— Вперед, — сказал мужчина.

Лодка сама собой повернулась и стремительно заскользила по воде. Однако в тот миг, когда она разворачивалась, камера взяла ее крупным планом.

— Ой… — невольно вырвалось у Валерки.

По обе стороны носа были нарисованы глаза: справа открытый, слева закрытый.

Да ведь это… да ведь это же лодка Юрана!

Урана…

Дрожащий палец Валерки скользнул по экрану, и пошла новая запись. Сначала это было дробящееся изображение географической карты, какое можно увидеть при съемках со спутника. Потом оно приблизилось, выросло — неровное, угловатое, но узнаваемое. Какая-то лодка двигалась по реке против течения. Встречный ветер гнал волну и пригибал деревья на берегу.

Картинка увеличилась. Теперь было видно, что в лодке, идущей против течения, нет ни паруса, ни весел, ни мотора. В ней во весь рост, сложив руки на груди, стоял светловолосый юноша в черном комбинезоне.

Изображение приблизилось, и Валерка узнал Юрана. Камера показала нос лодки: два нарисованных глаза: справа — синий, закрытый, слева — зеленый, открытый.

— Что? — невольно сказал Валерка. — Но ведь…

Он не договорил.

Дверь распахнулась. В комнату ворвался Сан Саныч.

Валерка съежился, представив, какая буря гнева сейчас на него обрушится.

Однако на лице дядьки не было ни гнева, ни даже раздражения. На нем был написан истинный ужас!

Одним прыжком Сан Саныч оказался рядом с Валеркой, схватил его за шкирку и буквально выбросил в окно, словно котенка, сделавшего лужу на обеденном столе.

Валерка приземлился так весомо, что чуть не взвыл от боли. Но онемел, когда Сан Саныч — с тем же выражением ужаса на лице — высунулся из окна и пробормотал:

— Беги к себе! И не высовывайся! Иначе…

И, отпрянув от окна, быстро шагнул в комнату.

— Ну, продолжим, — послышался голос Альфы.

Валерка перевернулся на колени и быстро-быстро пополз под стеной к своему окну. Взобрался на подоконник, вскочил внутрь.

Тупо посмотрел на экран, где Джейк Салли, схваченный за волосы, висел в железной руке меха, управляемого Куоритчем.

Телевизор орал как ненормальный, но Валерка не решился убавить звук.

Сел на диван и прижался к стене. Натянул на себя плед — знобило.

Может, простыл?

Нет… его знобило потому, что было реально страшно!

Неизвестно, чего больше он испугался: того, что увидел на планшетнике, или выражения дядькиного лица. Понятно, что Валерка сунул нос в какие-то опасные секреты. Недаром приезжие так настойчиво отправили его подальше от комнаты, где обсуждали свои дела, недаром требовали, чтобы Сан Саныч никому и ничего ни при каких обстоятельствах не говорил!

Да, эти их дела весьма таинственные…

Взять хотя бы лодку, плывущую против течения! Лодку Юрана! Лодку, которая может плавать сама собой! На которой нарисованы глаза, причем открыт то правый, то левый.

А может быть, Юран перед каждым путешествием нарочно глаза лодке перерисовывает? Ну, просто чтобы людей в заблуждение ввести? Попугать?

Валерка даже не знал, какой из вариантов кажется ему более нереальным: этот — или другой, в котором лодкины глаза открывались и закрывались сами собой…

Нет, невозможно! Юран же не волшебник, у которого есть заколдованная живая лодка!

Волшебник не волшебник, но…

Валерка вспомнил, как волшебно изменился голос Юрана, когда они стояли у калитки и новый знакомый звал плаксиво: «Сан Саныч, подойди к калитке! Ну подойди!» И у него даже лицо стало похоже на Валеркино. А сам Валерка в это время ни слова не мог сказать.

Тогда ему было смешно. Сейчас смешно уже не было.

Юран умеет изменять голос. Голос человека, давно умершего, звучал из лодки с глазами — лодки Юрана. Женщина сошла в эту лодку — и исчезла.

Нет, она исчезла около лодки, прыгнуло туда уже что-то невидимое и очень маленькое. Если бы прыгнула такая высокая тетка — лодка бы перевернулась, а она только слегка закачалась.

А зачем Юран так настойчиво звал Сан Саныча? Просто смеху ради? Или…

Валерку зазнобило.

Тогда лежал туман — непроницаемый для всех, кроме Юрана. Ну и кроме Ганки, но она тут ни при чем.

Юран… Что это говорил Юран посреди реки?

«Да ладно, мама, ну не в первый же раз! Других привозил — и его обязательно привезу».

Кого — других привозил? Куда он их привозил? А главное, кого собирался привезти?

А что, если Сан Саныча?..

В здешнем тумане не увидишь, даже если человека будут на куски резать. Или стукнут по голове и отволокут к лодке, которая движется сама. А может быть, стукнутым по голове предстояло оказаться Валерке? А Сан Саныч сам бы за Юраном пошел, потому что думал бы, что слышит голос племянника?

И Сан Саныч пропал бы так же бесследно, как все эти прочие? Мария Серегина, Павел Привалов, какой-то там Иван, менеджер по рекламе, Василий Утюгов и все другие? Нет, Василий не Утюгов, а Устюгов: такая же фамилия у актера, который в «Ментовских войнах» играет…

Да не важно, какая у него там фамилия! Главное, они все пропали. А что, если их тоже звали голоса, которым они не могли противиться? Сан Саныч за любимого племянника жизнь бы отдал, не задумываясь. Серегина, наверное, очень любила своего мужа и до сих пор по нему горюет. У всех других тоже, наверное, были люди, по зову которых они пошли бы куда угодно.

А говорил этими голосами Юран. Но зачем?!

«Или вы думаете, что пропавшие были похищены и увезены туда? Но кем? Чокнутой Верой Беловой и ее не менее чокнутым сыном — ведь больше никто там не живет?» — вспомнил Валерка слова Сан Саныча.

Вера Белова — мать Юрана. Это с ней он разговаривал тогда, в тумане, на реке… Но каким образом?! Громкая связь тут ни при чем: у них нет мобильных телефонов, как сказал Сан Саныч. До острова километр! Валерка отлично помнил — по географии проходили, что голоса по воде и в тумане разносятся метров на сто. Гудок теплохода может быть слышен за несколько километров. А голоса — нет.

Каким образом голос Веры Беловой мог долететь до Юрана, который был почти рядом с противоположным берегом, и до Валерки, который сидел на причале? Каким образом ответ Юрана мог долететь до острова?!

Это что-то странное… это нереальное что-то!

Пугающее…

Валерка разозлился на себя. Зачем поперся подслушивать всякие секреты?! Зачем узнал столько разных страхов? Как теперь жить в этом Городишке?

А может, он сам все накрутил? Если рассуждать логически, Юран не замешан в похищении Серегиной. Ну, говорит на разные голоса. Но ведь его не было в лодке, в которую сошла эта женщина!

Лодка была пуста. И женщина исчезла, когда в эту лодку сошла… И это была лодка Юрана!

Вернее — Урана.

Какое жуткое имя. И сам он — красивый, но жутковатый.

Да, недаром так рванула от него Ганка!

Валерка словно услышал, как Ганка говорит: «Да разве это мегера? Не видел ты мегер». Потом Валерка спросил: «А ты видела?» Ганка ответила «да», потом сказала, что не помнит где, но помнит мегеру… и с ужасом прошептала: «Помню! Ее помню! Веру-мегеру!» А потом заорала про какое-то солнце…

Раздался щелчок, и Валерка так и подскочил на диване.

Оказалось, ничего особенного — фильм кончился, дивидишник выдвинул диск, вот и все, но Валерке даже в этом механическом и насквозь привычном движении почудилось нечто нереальное.

Надо снова что-то поставить, а то эти… гости забеспокоятся, что звука не слышно.

Валерка, недолго думая, втолкнул диск на место. Снова пошел «Аватар». Да какая разница?

Давно хотелось в туалет, но Валерка терпел. Было жутко выйти из комнаты. Вдруг там…

Кто? Кого он боялся больше — секретного Альфу, который может услышать Валеркины шаги по коридору, или Юрана-Урана, который вдруг окажется здесь и заговорит сладким голосом… например, голосом Валеркиной мамы: «Валерик, солнышко мое, иди сюда…»

Нет уж, лучше Альфа, честное слово!

Постукивая зубами, Валерка закутался в плед и все же прокрался в нужное местечко.

Голосов из гостиной слышно не было, и Валерка этому только порадовался. Как-то поостыла страсть к разузнаванию чужих невероятных секретов.

Поостыла, охладела. Даже замерзла!

Быстренько сделал все делишки, рысью пролетел в комнату, скорчился на диване и тупо уставился на экран, где ужасный, кошмарный, кровожадный, беспощадный — и совсем-совсем не страшный! — танатор гнался за Джейком.

Наконец-то согрелся, стало тянуть в сон…

Валерка таращил-таращил глаза, надеясь, что разговор в гостиной когда-нибудь закончится и Сан Саныч зайдет к нему перед тем, как ложиться спать, но не дождался — уснул, не выключив телевизор, и никакие крики разъяренного Тсу-тея не смогли ему помешать.

* * *

К острову подошли еще до рассвета и постояли, пока легкий утренний туман, совершенно не похожий на вчерашний, непроницаемый, не рассеялся и не открылся берег.

Почти сразу от воды начинался пологий ласковый пригорок. Тихо там было, трава еще сверкала росой. Малиновые стрелы иван-чая стремились к небу. Где-то далеко и высоко вразнобой позванивали птичьи голоса.

— Кра-со-та… — невольно проронил Гамма, но Альфа сурово качнул головой и упрятал подбородок в ворот.

Всех знобило — от недосыпа, от сырости речной, от предрассветного холодка, от смутного беспокойства какого-то, которое все трое тщательно таили друг от друга, но от себя-то его укрыть было невозможно, как ни старайся!

Проплыв еще немного вдоль берега, нашли развесистые тальники и под их ветвями укрыли лодки, надежно их зачалив. Потом выбрались на сушу и еще какое-то время стояли, настороженно вглядываясь в зеленую бархатную завесу леса.

Больше они не обменялись ни словом, не решались даже курить.

— Интервал пять шагов, максимум внимания! — шепотом скомандовал Альфа и двинулся вперед. Остальные направились за ним, след в след.

Тишина, тишина…

И вдруг резкий ветер колыхнул траву. Это была воздушная волна, а вслед за ней из глубины леса внезапно взвился в поднебесье хор поющих, играющих звуками голосов!

Они то приближались, то удалялись, то пригибали к земле травы, то заставляли их вздыматься и трепетать в унисон песнопениям нечеловеческим, а может быть, даже и неземным. Но в их радужных переливах неожиданно проступили, ошеломляя, слова:

— Вера! Вера!..

— Вот оно! Началось! — хрипло выдавил Альфа.

Люди рухнули наземь, будто под обстрелом, уткнувшись в тяжко пахнущую траву, не смея поднять голову, пока не отгуляло над ними это рассветное многоголосье, совсем не похожее на обычные птичьи распевки. И даже мгновенный дождь, упавший с неба и стремительно исчезнувший, не заставил их шевельнуться.

Они долго так лежали, пока не утихли небеса, поющие на все лады. Да и потом, наверное, с полчаса не могли заставить себя встать.

Наконец, стыдясь своего оцепенения и страха, кое-как поднялись на ноги.

В эту минуту деревья впереди расступились, и на тропу вышла женщина.

На ней было просторное платье, вернее какой-то балахон, слишком свободный для ее высокой, тонкой фигуры. Волосы, светлые, выгоревшие чуть не до белизны, были заплетены в косы и уложены вокруг головы короной.

Она приближалась неспешно, слегка касаясь рукой стволов, и вокруг начинали звучать негромкие голоса, как будто она колоколов касалась.

Наваждение, конечно!

Наконец женщина остановилась неподалеку, опустив руки и чуть склонив к плечу голову. Солнце едва проникало сквозь кружево ветвей, и все вокруг казалось зеленоватым. И даже какой-то зверек, похожий на зайца, выскочивший было на тропу, но сразу прянувший в кусты, тоже показался зеленым!

Приезжие настороженно молчали, но наконец Альфа заговорил:

— Здравствуйте, мы приехали задать вам и вашему сыну несколько вопросов.

Она молча обвела взглядом всех по очереди, и каждый, встретившись с ее спокойными, очень светлыми глазами, вновь, как удар ветра, ощутил сумятицу цветочных вздохов, трепет трав, суету листвы на деревьях…

— Чего молчите? — торопливо сказал Альфа, чтобы развеять эту муть. — Хоть бы поздоровались.

У нее и ресницы не дрогнули.

— Может, она глухая? — спросил шепотом Бета.

— А леший ее знает, может, и глухая, — пожал плечами Гамма. — Будем надеяться, что хоть сын не глухой и не немой.

— Сын говорить умеет! — кивнул Альфа. — Кто ж еще там, в лодке, соловьем разливался? Надо будет, конечно, экспертизу голоса провести, но… Эй, вы куда это?

В ответ на слова Альфы глаза женщины вспыхнули, потом она резко повернулась и пошла прочь. Она уходила, а в лесу ощутимо темнело, как будто в такт ее шагам постепенно гасли какие-то зеленые свечи, и вот меж деревьев уже сгустилась тьма.

— Стойте! — грозно возопил Альфа, но женщина только раздраженно отмахнулась — и, словно повинуясь этому жесту, из травы вдруг прянула мошкара! Шевелящаяся серая завеса скрыла высокую фигуру — и обрушилась на людей.

* * *

Валерка приоткрыл один глаз — и не поверил ему.

Для надежности приоткрыл второй глаз…

Либо и этот врал, либо электронные часы телевизора и в самом деле показывали одиннадцать.

Да, крепко же спал жаворонок Валерка Черкизов!

И уснул одетым. И телевизор не выключил. Диск торчал из дивидишника, будто насмешливо высунутый язык.

Валерка сбегал в ванную, потом прошмыгнул на кухню под аккомпанемент алчного бурчания в животе. Поел вчерашнего неиссякаемого пирога, выпил чаю.

В доме стояла тишина. Или все уехали, или все спят.

Вскоре выяснилось, что и уехали не все, и не все спали. Судя по тому, что в доме не оказалось гостей, а под окном — их машины, уехали именно они. Зато на диване в гостиной обнаружился Сан Саныч, спящий столь крепко, что Валерка долго не мог его разбудить.

— Это же ужас, — жалобно стонал спустя полчаса Сан Саныч, с трудом пересев на стул и вливая в себя чашку за чашкой крепчайший кофе, который еле успевал подавать Валерка. — Это же ужас… Наверное, они, эти секретные товарищи, особую тренировку проходят, как пить. Или, может, таблетки такие специальные принимают, чтобы не пьянеть… Я уже лыка не вязал, а они — как стеклышки. Даже не заметил, как вырубился. Видать, они меня разбудить не смогли и сами уехали. Ах, неладно… Неладно!

Тут Сан Саныч взглянул на часы — и едва не свалился со стула, на котором и так с трудом удерживался.

— Что?! Двенадцатый час?! А они еще не вернулись? Собирались быстро управиться. Что-то не так пошло?.. Надо позвонить!

Он набирал то один, то другой, то третий номер, но телефоны Альфы, Гаммы и Беты молчали.

— Может, пора ехать выручать? — пробормотал Сан Саныч. — Или подождать? — Он с тоской покосился на покинутый диван. — Ладно, еще полчасика покемарю — потом посмотрим.

И, вновь перебравшись на диван, замер.

Валерка убрал со стола, послонялся по комнатам и в кабинете Сан Саныча нашел несколько листовок с Ганкиной фотографией и надписью: «Разыскиваются те, кто знает эту девочку». Ганка на фотографии почему-то помладше выглядела, будто ей лет восемь всего, но все равно была очень хорошенькая.

Валерка немножко на нее полюбовался. Потом взял один плакатик и осторожно унес к себе в комнату. Сложил и спрятал в книжку, которая лежала в дорожной сумке.

Очень хотелось сбегать на берег, к Ганке, но было страшно. Страшно наткнуться на Юрана!

Еще Валерке очень хотелось сейчас оказаться дома — в Нижнем. Но рейсовый автобус отправлялся от Городишка в семь утра. Он уже далеко! Конечно, есть еще проходящие, если проголосовать — обязательно возьмут, но… Как Сан Саныча бросить? И опять же — вдруг пойдешь да на Юрана наткнешься?

Лучше отсидеться.

Около калитки зазвенел звонок, и Валерка вышел на крыльцо. Наверное, гости вернулись. Ну и хорошо, а то дядька беспокоился.

Начал спускаться с крыльца — и спохватился: надо было сначала Сан Саныча разбудить, а то неловко получится, если «секретные товарищи» увидят, что он все еще спит. Начальник городской полиции, а в полдень — в горизонтальном положении!

Валерка замешкался, затоптался на месте. Звонок брякнул снова, а потом Ганкин голос нетерпеливо крикнул:

— Валерка, иди сюда! Открой, ну!

Ганка пришла! Вот здорово!

Он помчался было к калитке, но внезапная мысль заставила замереть.

Откуда Ганка знает его имя?.. Валерка ей не говорил, как его зовут! Зато сказал Юрану.

Урану.

Это Ганкин голос. Но это не она, это Уран пришел. Это Уран пришел за Валеркой!

Уран. Какое ледяное, мертвенное слово…

— Валерка! Ну открой, слышишь? Это я, Ганка!

Голос стал громче, нетерпеливей.

Валерка плюхнулся на асфальтированную дорожку и вцепился в траву, росшую по обеим сторонам.

Нет. Он не сдвинется с места. Пусть Уран орет, пока голос не сорвет.

Звонок снова залился.

— Кто там? — хрипло спросил с крыльца Сан Саныч. — Валерка, открой, чего сидишь? Упал, что ли?

Сан Саныч протопал мимо, вздернув племянника на ноги, и толкнул калитку:

— Чего не входите, тут не заперто.

И замер. И онемел.

Валерке не было видно, кто там за калиткой.

Может быть, кажется, что никого, как в лодке!

— Сан Саныч! — заорал он в ужасе, и тот медленно обернулся.

Лицо у него было озадаченное.

Посмотрел на племянника невидящими красными глазами, потер лоб, опять повернулся к калитке и растерянно спросил:

— А вы к кому?

И тут Валерка разглядел краешек знакомого линялого плаща.

Ганкин плащ! Это все-таки Ганка!

Валерка рванул к калитке — и замер так же, как Сан Саныч.

Вроде бы да, Ганка. А вроде бы и нет… Она как-то подросла за ночь и теперь была, наверное, чуть выше Валерки. И еще больше похорошела. И чуточку старше выглядела. И вообще была какая-то на себя — вчерашнюю — непохожая!

А может, это Уран напялил на себя ее плащ и превратился в нее, но не совсем, не до конца?..

— Чего вы так смотрите? — спросила Ганка смущенно, трогая короткие черные волосы, пышным, кудрявым облаком окружавшие ее голову.

— А, да ты постриглась! — догадался Валерка. И, словно его стукнули в лоб, вспомнил, откуда Ганка знает его имя. Он же Фане говорил: я, мол, Валерий Черкизов, племянник Сан Саныча.

Во, у страха глаза велики, совсем память отшибло.

— А мне твои косы так нравились… — проговорил он с сожалением.

— Мне тоже, — кивнула Ганка, смущенно косясь на Сан Саныча, который по-прежнему не сводил с нее глаз. — Но я не стриглась, честно, это как-то самой собой сделалось. Я вчера вечером вдруг подумала: что это я хожу как бомжиха? Ну и помыла голову. Потихоньку взяла у Фани шампунь. — Она заговорщически хихикнула. — А волосы раз — и стали короткими.

— Вылезли? — с ужасом предположил Валерка. — Может, в бутылке от шампуня была какая-нибудь серная кислота?

— От серной кислоты она бы облысела до костей черепа, — пробурчал Сан Саныч и, бросив на Ганку испытующий взгляд, пошел в дом.

— Ничего они не вылезли, — сердито сказала Ганка. — Просто намылила я длинные волосы, а когда сполоснула, они уже были короткие. Понятно?

Валерке ничего не было понятно, но он отлично знал, что некоторые девчонки любят плести всякие байки про свою внешность. Например, когда в их класс пришла Ритуля Петухова, все поразились, какие у нее зеленые глаза. Совершенно необыкновенные! Конечно, все пацаны в нее сразу влюбились, а девчонки начали умирать от зависти. Но на другой день у нее вдруг начали болеть и слезиться глаза, она их терла, чуть не плакала, стала у Мадам Жужу, учительницы французского, отпрашиваться домой, а та как ляпнет:

— Петухова, ты просто пойди в туалет, сними линзы и глаза хорошенько промой. Линзы надо обязательно иногда снимать, разве ты не знаешь?

Ох, как хохотали в классе! Ритулю потом чуть ли не целый месяц спрашивали, сегодня у нее линзы или нормальные глаза, которые оказались самые обыкновенными, серыми. А с изумрудными линзами Ритуля просто хотела покрасоваться.

Может, и Ганка нарочно говорит, что не стриглась? Да ладно, пусть что хочет говорит, Валерка так рад, что это она, а не жуткий Уран!

Ну и вообще рад, что она пришла…

— Пошли чай пить, — сказал он весело. — У нас еще пирог вчерашний остался. С вишнями. Баба Катя его испекла метр на метр, никак съесть не можем. Хочешь?

Тут же он спохватился, что как-то неловко получается: вроде он пытается Ганке объедки скормить. Как бы она не обиделась!

Но Ганка не обиделась, а пошла с Валеркой на кухню и с удовольствием ела пирог и пила чай.

Потом пришел Сан Саныч, налил себе кофе и сел в углу. Вид у него был по-прежнему несколько обалделый. Особенно когда он смотрел на Ганку.

— Слушай, а тебе в плаще не жарко? — спросил Валерка.

— Жарко, — кивнула она. — Только мое платье совсем порвалось, а больше носить нечего.

Валерка прикинул, сколько у него осталось денег. Рублей пятьдесят вроде. Можно на пятьдесят рублей купить девчонке платье? Вряд ли…

Однажды Валерка видел ценник от маминого нового платья, и там стояла цифра — четыре с половиной тысячи рублей. А платье было даже без рукавов и без оборочек каких-нибудь, черное, короткое.

Ерунда какая-то. За что деньги выброшены, совершенно непонятно!

Конечно, платья для девчонок должны быть дешевле, но все равно в пятьдесят рублей не уложиться. Тем более что в Городишке единственный промтоварный магазин закрыт и даже заколочен, надо ехать в район, а это значит, и на автобус деньги понадобятся.

Может, у Сан Саныча взаймы попросить?..

— Да это ерунда, — сказала Ганка. — Подумаешь, платье! Я почему-то так быстро расту, Фаня ругается. Скорей бы меня уже кто-нибудь нашел, честное слово! Но знаете, Сан Саныч, я немножко стала что-то вспоминать про себя! Мне кажется, я из Москвы.

* * *

Вчерашний день прошел впустую. Уран засмотрелся в чистые небеса, которые казались особенно прозрачными над тяжелой периной тумана, налегшего на Городишко, реку, остров. Именно за близость к небу он еще больше любил свою работу врачевателя деревьев. Целыми днями осторожно состригал с них сухие и больные ветви, иногда даже оставался ночевать там же, под облаками и звездами. Он любил высоту и воду, он любил деревья, которые сделали зелеными его глаза, раньше такие же светлые, как у матери, но не любил землю.

«Только не в землю, только пусть не зарывают! — смятенно думал иногда. — Под ветром, под солнцем, под звездами — если когда-нибудь я все же умру!»

В свою смерть не очень верилось. Хотя он часто видел гибель природы и мстил за нее как умел.

В тот день Уран, задумавшись, совсем забыл о времени, забыл, что собирался привезти на остров еще одного зеленого зайца. Из страны заоблачных мечтаний его вернул голос, выкрикивавшей слова молитвы, которой начинался и завершался световой день на острове.

Уран слетел с дерева, почему-то сразу решив, что это Маша, даже не дав себе труда задуматься, почему у нее такой странный голос.

Это не могла быть Маша! Просто не могла! Конечно, на острове все зеленые зайцы, маленькие, хорошенькие, пушистые и ласковые, казались Вере и Урану детьми, но это только казалось…

Уран решил, что ошибся. Он так много думал о пропавшей Маше, что вполне мог ошибиться. Да еще встреча с этим мальчишкой, племянником начальника полиции, вскружила голову, показалась такой удачей! Уран давно искал случая подобраться к этому негодяю Черкизову…

Вообще-то Уран старался не трогать браконьеров, прекрасно понимая, что человек должен чем-то питаться, что жить у реки и не кормиться ее дарами невозможно. Лишь бы не ловили икрянку до срока в нерестилищах, лишь бы не теряли головы от жадности! Но начальник полиции беззастенчиво пользовался своей властью, своим положением и дружбой с рыбинспекторами. По ночам ватага этих дружков на катерах рыбнадзора добиралась до нерестилищ и ставила сети. Беременных самок стерляди брали сотнями, потрошили, чуть подсоленную икру немедленно увозили «своим» перекупщикам в Москву, а спустя некоторое время, закоптив, туда же отправляли рыбу.

Черкизов заслужил кару! Но начальника полиции очень трудно было застать одного. Кроме того, даже эти оголтелые, привыкшие к безнаказанности браконьеры не уходили на свой разбойный лов в туман. А туман был Урану необходим!

Мать умела при особой надобности вызывать туман из маленького озерка в самом центре острова. Это было очень трудно, однако озерко ее слушалось. А Уран такого не умел. Ему, чтобы действовать, нужен был именно большой природный туман!

И вот наконец возникла возможность подобраться к Черкизову. Именно в туман. Его племянник появился весьма кстати.

Но Уран упустил свой шанс. Не повезло! Приехали какие-то люди — похоже, большое начальство. Пришлось уносить ноги, пока Валерка не заподозрил неладное.

И Уран был вынужден возвращаться ни с чем…

Когда он добрался до берега, туман уже рассеялся. Река лежала тихая-тихая, как шелковый платок, ни волна не взволнуется! И только под лодкой-самоходкой играла рябь.

Уран всмотрелся в глаза лодки. Открытый был полон тревоги, веко закрытого подергивалось.

Лодка нервничала! Значит, что-то неладное случилось, пока не было Урана.

Эх, жаль, лодка не умела говорить! Все-таки некогда она была рыбой, которую Вера уговорила послужить сыну лодкой, а рыбы, к несчастью, немые.

Уран вошел в лодку и попросил отвезти его домой, на остров. Он был угрюм, чувствовал себя больным. Неудачи вообще плохо на него действовали!

Причалил в другом конце острова, не там, где обычно. Никого не хотел видеть — ни зеленых зайцев, ни даже мать. Пусть уж отведет вечернюю молитву, тогда он появится.

И вдруг Урана точно ударило запоздалым вопросом! Откуда, ОТКУДА девочка могла знать слова островной молитвы? Ее не слышал ни один человек, кроме Урана и самой Веры. Молитва была предназначена для деревьев, травы и цветов, неба, солнца, земли и воды. Для острова и его обитателей, зеленых зайцев.

Откуда ее знала неизвестная девочка?

Уран снова и снова убеждал себя, что Маши нет в живых. Она утонула! Он сам видел, как разошлось в воде зеленое тельце! И помнил, как в ярости набросился на осину, которая нарочно — мать в этом не сомневалась! — уронила Машу в реку.

Они с матерью редко рубили деревья, даже уже совсем старые, сгнившие норовили вылечить, спасти, — но молодую, крепкую, высокую осину Уран изрубил с наслаждением. И сжег, и пепел по ветру развеял! Это была справедливая кара за предательство!

Да, Маша погибла, утонула, сомнений нет.

И все же…

Уран решил с самого раннего утра начать поиски этой девочки. Просто чтобы убедиться, что это не Маша. Он умел повелевать людьми, когда начинал говорить с ними голосом самого дорогого для них человека, самого любимого или того, о ком они беспокоятся, кого ждут… они повиновались беспрекословно!

Уран и сам не понимал, откуда узнает, каким голосом надо говорить, как это у него получается. Ну, в нем и в матери было полным-полно того, что необъяснимо! Но он никогда не ошибался.

Не ошибется и когда найдет эту девочку.

Но где ее искать?! Народу в Городишке немного, но уж десятка три разнокалиберных девчонок наберется.

Придется поговорить с каждой. Уран надеялся, что легко узнает ее по голосу.

Он почти не спал, к матери так и не пришел, и, едва забрезжило, отправился в обратный путь. И только причалив к берегу около Городишка, сообразил, какую глупость спорол, так поспешив. Ведь еще все спят! Часа три до того, как оживут улицы!

Урана и самого клонило в сон, но в лодке спать было мокро, неудобно.

Прошел немного по берегу и забрался в старый, заброшенный дебаркадер [4], стоявший посреди обмелевшего галечного пляжа. Когда-то дебаркадер занесло сюда большой водой, потом она схлынула, но ни у кого не было охоты волочь обратно неуклюжее, тяжелое, никому не нужное сооружение.

Уран забрался в одну из кают, где еще сохранился облезлый кожаный диванчик, лег и немедленно заснул, да так крепко, что солнце уже стояло высоко, когда он проснулся и выбрался наружу. Спрыгнул с борта дебаркадера на гальку — и вдруг какой-то плакат привлек его внимание.

Это было изображение девочки лет восьми — с черными косами, черноглазой, круглолицей, немножко испуганной. Сверху значилась надпись: «Разыскиваются те, кто знает эту девочку».

Уран внимательно всматривался в ее лицо. Эти необыкновенные черные глаза, эти будто нарисованные тонкой кисточкой брови, эти нарядные, словно кукольные ресницы…

Похоже, плакат висел здесь не меньше десяти дней, обтрепался, выгорел, поблек. Как же Уран его раньше не видел?!

Ну, впрочем, он никогда не ходил мимо дебаркадера, вот и не видел. А в городе не обращал внимания на людскую суету, на их плакаты, объявления…

Может быть, конечно, он ошибается. И это просто случайное сходство. Но все же эту девочку надо найти.

Где?

Огляделся, словно надеясь, что девочка вдруг появится на пляже. Но вокруг было пусто.

Может быть, спросить в придорожном кафе?..

Уран направился туда. Но через два шага вернулся и осторожно, оборвав уголки, снял плакат со стенки дебаркадера. И снова пошел к кафе.

Толстая тетка с сильно накрашенными глазами, в каком-то невообразимо пестром платье стояла на пороге и скучным голосом звала, видимо, какую-то сбежавшую животину, кошку или, там, козу:

— Ганка! Ганка! Иди сюда, поганка! Куда запропастилась?!

— Извините, пожалуйста… — окликнул Уран.

Она смерила его пустым взглядом и, словно не слыша, продолжала орать:

— Ганка! Ганка! Посуду немытую бросила, дура! Не дам пожрать, с голоду подохнешь! Куда ты делась, зараза? А ну, иди сюда!

Уран насторожился. Ни кошка, ни коза не смогли бы мыть посуду. Ганка — это человек. Девочка.

— Скажите, вы не ее зовете? — показал он плакат.

— Кого ж еще? — буркнула женщина. — Ее, утопленницу беспамятную!

Утопленницу!

В горле пересохло.

— Вы ее что, из реки вытащили? — спросил осторожно.

— А тебе что? — буркнула женщина и повернулась, собираясь уходить.

Кажется, она не собирается ничего рассказывать. Ну что ж…

Уран всмотрелся в нее внимательней, пытаясь понять, как ее зовут и каким голосом нужно с ней говорить. Успел узнать, что ее зовут Фаня, а про голос узнатьне успел, потому что Фаня вдруг повернулась и с надеждой воззрилась на него:

— А может, ты ее родня? Может, заберешь с собой? А то она, дармоедка, растет как на дрожжах. Когда я ее из воды выловила, была на вид лет восьми. А за две недели вымахала — ну прямо невеста!

— Ее в самом деле Ганкой зовут? — спросил Уран.

— Да не, — махнула Фаня рукой. — Это я придумала. Она же своего имени не помнила! Ну и повелось: поганка — Ганка. А сегодня заявляет: я вспомнила, что меня Машей зовут! Я из Москвы! И нос задрала, и волосы постригла! Ну как же, если из Москвы!

Уран бросил взгляд на плакат. У девочки были две косички и кудряшки на лбу.

Он представил, как будет выглядеть это лицо, окруженное стрижеными волосами, — и его затрясло.

Маша… Из Москвы!

— Она что-нибудь еще про себя вспомнила? — спросил осторожно.

— Нет. Может, когда и вспомнит, а пока — нет!

— А вы не знаете, куда она пошла?

— Знала бы, чего бы я тут горло драла, звала ее? — буркнула Фаня. — С утра куда-то уперлась, дармоедка! Как бы не потащилась к этому мальчишке, который вчера тут был, как его… Валерка, что ли, Сан Саныча Черкизова племянник. Знаешь Сан Саныча?

Уран с трудом кивнул. У него даже в ушах зашумело, даже голова закружилась от ненависти к этому мальчишке, который вчера так легко его провел!

— Спасибо, — выговорил невнятно. — Я… пошел. До свидания.

— Ты это, если Ганку увидишь, скажи, что тут посуду мыть надо, некогда с кавалерами разгуливать! А может, ты приехал за ней? Забрать ее хочешь? — с надеждой спросила Фаня.

— Да, — выдохнул Уран. — Я хочу ее забрать.

— Тогда мне нужно издержки возместить! — обрадовалась Фаня. — Материальные и эти… моральные!

— Ладно, — сказал Уран. — Мы вам все возместим!

И бросился бегом в Городишко.

— А когда, когда возместите-то?! — надсаживалась вслед Фаня, но Уран не обернулся.

* * *

У Валерки оборвалось сердце. Раньше он в это выражение не верил, не понимал, как это может быть, но сейчас совершенно явно ощутил, что сердце только что билось в груди, а потом там сделалась какая-то пустота.

Ганка вспомнила, что она из Москвы! И если туда отправят сведения о ней, то родители, которые, конечно, ее ищут, за ней приедут! И заберут!

И Валерка никогда ее больше не увидит…

Лучше бы она ничего не вспоминала!

Ему стало стыдно, что он такой эгоист, но сердце ныло и ныло. Тоска взяла. Ганка уедет в Москву, и…

Но, может, она не слишком быстро остальное вспомнит? И, может, у нее никого нет? Никакой родни? И тогда Валерка уговорит маму, чтобы Ганку забрали в Нижний. И она сможет жить у них дома. И ее запишут в четырнадцатую школу, в Валеркин класс, в шестой «Б», нет — теперь уже в седьмой. И он попросит Зойку Семенову сесть на другую парту, а Ганка будет сидеть рядом с ним. Нет, пусть Зойка и Ганка вместе сидят, а Валерка на другую парту пересядет. Потому что, если она сядет вместе с ним, он же не сможет на нее смотреть! Неудобно же сидеть целыми уроками, уставившись на свою соседку!

Хотя он готов смотреть на нее всегда. Вообще всегда!

Всю жизнь.

— Из Москвы? — оторвал его от мечтаний настороженный голос Сан Саныча. — А что еще вспомнила? Улицу, дом?

— Дом помню, но улицу — нет. Дом трехэтажный, вокруг сад, там много цветов… и он не совсем в Москве, а как бы поодаль… на каком-то шоссе, я название забыла, там много таких красивых домов с садами… — говорила Ганка, напряженно уставившись в стену, словно видела там эти дома и сады.

— И еще помню каких-то детей. Колю и Галю, — добавила она. — Может, это мои брат и сестра?

— Лучше б ты имя и фамилию свои вспомнила, — буркнул Сан Саныч.

— Да имя-то я вспомнила, — радостно сообщила Ганка. — Фамилию — нет, а имя — да! Меня Маша зовут.

«Маша! Уран был прав!»

Валеркино сердце, вернувшееся было на место, опять оборвалось.

Сан Саныч чуть со стула не упал:

— Маша?!

— Ну да, — кивнула она. — А Ганкой меня Феня назвала. Это такое сокращение от слова «поганка».

Сан Саныч, кажется, хотел что-то спросить, но тут зазвенел его мобильник, забытый в соседней комнате, и он вышел.

— Слушай, — уныло спросил Валерка, — а откуда твое имя Уран знает?

— А кто такой Уран? — удивилась Ганка, то есть Маша.

И пора к этому привыкнуть… Хотя имя «Ганка» ему нравилось в сто раз больше! Или в тысячу. Ганна… Как в «Майской ночи»! И он решил продолжать называть ее Ганкой.

— Как кто такой Уран? — пожал плечами Валерка. — Да ты вчера от него убежала, помнишь?

— Это помню, — кивнула Ганка. — Я его голос услышала — и чуть с ума не сошла от ужаса. Я его страшно боюсь. Так же, как Веру…

Ее затрясло, в глазах появилось загнанное выражение.

— Где ты ее видела, эту Веру? — осторожно спросил Валерка.

— Не помню, — ответила Ганка с привычным вздохом. — Вроде бы там было много деревьев, и все шумели на разные голоса. Они Вере жаловались, она их лечила, успокаивала, смеялась…

Ганка говорила, неподвижно уставившись в стену, будто читала что-то, там написанное.

Отчетливо видное ей, но совершенно непонятное Валерке!

— Мы должны были молиться. Нас там примерно с десяток было. Когда меня привезли, все обрадовались, что вот новенькая, а я плакала. Они удивлялись, что я плачу, они говорили: «Нам тут хорошо! Только сны страшные снятся, а так — хорошо!» А мне сны не снились. Мне только ночью и было спокойно. А днем страшно… Как молитва начнется, я плакала, прямо не могла. Вера на меня так поглядывала… страшно!

«Это секта! — подумал Валерка. — Ее заманили в секту. А Вера, конечно, эту секту возглавляет. Они какие-то солнцепоклонники, раз кричат про пресветлое солнце. А тех, кто к ним попадает, они одурманивают, чтобы ничего не помнили».

— А как ты оттуда сбежала? — спросил осторожно.

— Мне осина помогла, — сказала Ганка медленно, все так же глядя в стену. — Мы молиться залезали на деревья…

«Точно, секта!» — чуть не подпрыгнул Валерка.

— Деревья Веру слушались беспрекословно, все делали, что она прикажет, — снова заговорила Ганка, и Валерка воззрился на нее изумленно.

Да уж, изумишься тут! Деревья слушались беспрекословно! Да разве они живые?!

— А осина ее не любила, — продолжала Ганка. — Не знаю почему, но мне так казалось. Вера ее тоже не любила. Все приговаривала: «Будешь вредничать, отдам под топор!»

Валерка все понял.

«Она сошла с ума. Ее там свели с ума! Ее надо лечить!»

— И вот в тот день… — сказала Ганка, но тут дверь открылась, и появился Сан Саныч, очень бледный и совершенно трезвый, уже в форме, с кобурой на поясе.

— Мне надо ехать, — буркнул он. — От тех по-прежнему нет известий, там все их начальство уже с ума сходит. Приказано поехать на остров.

— На остров… — повторила Ганка, словно эхо.

— Надо посмотреть, что там и как, — продолжал Сан Саныч. — Да я бы и сам поехал. Чувствую себя дезертиром. Как это я вчера так оплошал… Был бы с ними, ничего бы не случилось.

— Да, может, еще и теперь ничего не случилось, — заикнулся Валерка.

— Случилось, случилось, — мрачно пробубнил Сан Саныч. — Я чувствую. Короче, я еду.

— Я тоже! — заявил Валерка.

Сан Саныч посмотрел на него как на ненормального.

— Еду! — решительным петушиным голоском выкрикнул Валерка. — Там же все секретно… и ты никого позвать не можешь, я знаю, ты никому ничего не должен рассказывать. Но как одному ехать?! Я буду ждать тебя в лодке. А вдруг и ты… вдруг и с тобой что-то случится… и знать никто ничего не будет!

Сан Саныч смотрел в сомнении.

— Я с вами пойду, — вдруг сказала Ганка.

— Обозом двинем? — рявкнул Сан Саныч. — Спятили оба?!

— Я вас могу по острову провести, — Ганка и бровью не повела. — Я остров помню! Я там все знаю!

— Убиццо… — простонал Сан Саныч. — А как тебя вообще туда занесло?! Зачем?!

— Этого не знаю, — покачала Ганка головой. — Зато знаю, как убежала. Меня осина сбросила в воду. Я плыла, а Вера кричала: «Что ты надела, проклятущая?! Отдам тебя Урану под топор!»

— Урану?! — хором спросили Валерка и Сан Саныч.

Ганка замерла, водя глазами с одного на другого, потом закричала:

— Да! Урану! Я его не помню, но голос его помню и помню, что всегда боялась и ненавидела его!

Она вскочила, схватила Валерку за руку. Он тоже поднялся — и с неудовольствием обнаружил, что Ганка чуть выше его. А вчера была одного с ним роста.

Вот невезуха… Она, наверное, вымахает под метр восемьдесят пять, будто какая-нибудь модель, а у него наследственность плохая: родители оба маленькие. Правда, Сан Саныч довольно высокий… может, Валерка в него пойдет?

— Уран, — задумчиво повторил «довольно высокий» Сан Саныч. — Остров… Все же не пойму — остров последний месяц все время просвечивали со спутника, и никого, кроме этих Беловых, там не было. Почему не видели других людей?!

— А мы там были не людьми, — выдохнула Ганка и заплакала.

* * *

Насилу отбились от летучей нечисти! Бета, правда, раз не выдержал, полоснул лазерным лучом. Но только листья на ближайших деревьях съежились, а завесу мошкары этот луч пронзил словно игла: она раздвинулась было, да тут же сомкнулась вновь.

Пришлось лезть в воду, скидывая на ходу одежду.

Мошкара еще пометалась грозно, а потом вся разом полетела в лес. Тучи ее какое-то время еще метались меж стволов, падали оземь, взвивались к вершинам, и чудилось, лес клокочет возмущенно.

Страшно было выбираться на берег, но не рыбы же, не ихтиандры — век в воде сидеть!

— Что это ее разобрало? — стучал зубами, одеваясь, Гамма.

— Ты о ком? — спросил Альфа.

— Да об этой, о Вере Беловой, — ответил Гамма.

И осекся.

Вера?!. Но ведь именно это слово или имя слышали они нынче утром, когда вдруг грянул неземной хор! Неужто никто не обратил на это внимания? И Гамма зачастил:

— Как же вы не заметили, что это она все устроила! Она разгневалась, когда мы сказали, что с ее сыном хотим поговорить, а главное — об экспертизе голоса! Разгневалась — и наслала на нас эту жуткую мошкару! Да еще спасибо, что не змей каких-нибудь!

Бета, хмыкнув, отвел глаза, Альфа же, наоборот, тяжело поглядел на Гамму.

Конечно, он скорее откусил бы себе язык, чем признался подчиненным… но, как ни странно, ему тоже почудилось, будто мошкара набросилась на них по злой воле той женщины.

Дико, глупо — да, но… Черт знает что лезет в голову на этом острове!

Ладно, дело не ждет. Во-первых, нужно обойти остров по периметру. Может, какой след пропавших и отыщется. Во-вторых, найти жилье этой женщины. И попробовать договориться.

Спустя час, усталые, разочарованные пустыми поисками, они набрели на озерцо, лежащее среди поляны. Озерцо напоминало живой, дышащий овал. Всем хотелось напиться, но Альфа знаком приказал открыть свои термосы и пить свою воду. Что-то в этом озере было… не то!

Донимала охота бросить туда камень, но Альфа почему-то не решался. Казалось бы, нет ничего особенного в том, чтобы в воду камень бросить, но там была явно не вода. Словно дым какой-то наполнял озерко! И совершенно непонятно было, глубокое оно или мелкое.

Наконец осмелился. Велел своим залечь за деревьями, а сам швырнул камешек (небольшой, деликатный, как осторожный стук в дверь) чуть не в середину — и плюхнулся в траву, закрывая руками голову.

Ждал взрыва какого-нибудь, но ничего не произошло. Стояла прежняя, пронизанная трелями ветра и птиц тишина.

Альфа посмотрел на озерко. В самом деле, ничего страшного не случилось. Ну, легкая белесая дымка чуть выше поднялась. А так — ничего.

Ну и хорошо. Лучше уйти отсюда поскорей.

И они снова пустились в путь.

Остров оказался больше, чем можно было судить по снимкам, сделанным со спутника. Но вскоре Альфа отгадал загадку: они шли по тропе, а та отнюдь не была прямой и торной дорогой. Тропа все время петляла, выписывала какие-то завитки и кренделя, оттого одни и те же места попадались им по нескольку раз.

Можно было подумать, что тропа нарочно сбивает их с пути.

Но Альфа предпочитал так не думать. Этак ведь вообще невесть до чего додуматься можно!

Они шли, шли… Потом Альфе надоело слушаться тропы, и он сошел в траву.

Трава немедленно начала спутывать ноги. Тоже как нарочно!

Пришлось вернуться на тропу и снова подчиниться ее прихотливым извивам.

Остановились передохнуть и перекусить. Солнце стояло уже высоко.

Альфа попытался позвонить Черкизову — связи не было. С Москвой тоже не удалось соединиться. Значок Сети на дисплее мобильника то маячил, то исчезал.

— Черкизов говорил, что у этих Беловых даже мобильников нет, — напомнил Бета. — Понятно почему.

— Да, неудачно… — проворчал Альфа.

— Слушайте, товарищи, — вдруг сказал Гамма. — А вам не кажется, что мы здесь уже проходили?

Осмотрелись. Слева за деревьями виднелась река. Справа сквозило что-то белесо-зеленоватое.

Да ведь там, за деревьями, та же самая поляна с туманным озером, сообразил Альфа.

Приплыли!

— Я устал, — сердито сказал Гамма и плюхнулся в траву. Но тут же подскочил, оглянулся.

— На муравейник угодил, что ли? — усмехнулся Альфа. — Смотреть надо, куда сади…

И осекся. И так же, как Гамма, уставился на земляной холмик, еще не поросший травой.

Это не был муравейник — это был холм, насыпанный руками человека. И он здорово напоминал могилу.

— Нашли? — хрипло спросил Бета. — Неужели нашли?

— Что-то мы точно нашли, — согласился Альфа. — Вопрос, что именно.

— Нет, ну не могут они быть там зарыты! — вскричал Гамма. — Со спутника же на полтора метра вглубь остров просветили!

— Но что-то тут определенно зарыто, — пробормотал Альфа и отстегнул с пояса саперную лопатку в чехле.

Один взмах, другой…

Оказалось, яма была заложена кусками дерна, перевернутого травой вниз. Его быстро расшвыряли и тупо уставились на синий шелковый халат, небрежно скомканный и испачканный землей. Под халатом лежала женская трикотажная серая пижама. От нее исходил неприятный запах земляной сырости. Какая-то рыжая многоножка вылезла из складок и чесанула невесть куда, но Гамма успел припечатать ее каблуком.

Но это было только начало. Когда вынимали ту одежду, которая лежала под пижамой и халатом, оттуда так и полезли отвратительные насекомые. И черви, и многоножки, и какие-то белесые склизни, и даже бледные круглые слепые пауки, похожие на нарывы, готовые вот-вот лопнуть.

Все трое приехавших на остров многое повидали в жизни, но сейчас омерзение взяло всех неодолимое, до рвотных спазмов в горле! Больше всего Альфе хотелось выжечь всю эту гадость лазерным лучом, но тогда сгорела бы и одежда, а это было не просто полусгнившее тряпье — это были вещественные доказательства. Одежда тех самых людей, которых они искали!

Альфа наизусть знал описания всех вещей, в которых были пропавшие, от синего халата Марии Серегиной до адидасовских штанов Павла Привалова. И все это теперь лежало перед ними, сваленное в яму в разное время и находившееся, как говорят судмедэксперты о трупах, «в разной стадии разложения». Штаны Привалова, к примеру, сплошь заплесневели, а вещи Серегиной просто отсырели. Ну да, она же пропала еще не столь давно…

Альфа занес на электронную карту координаты находки и попытался выйти в Интернет. Но ни сообщение по почте, ни эсэмэс отправить не удавалось, хоть тресни!

— Что ж, — сказал Альфа, — решающее доказательство налицо. А трупы, скорее всего, спрятаны где-нибудь в подводной яме, на такой глубине, что ее не просветишь.

— Но зачем было раздевать похищенных? — растерянно спросил Бета.

— Но зачем было их вообще похищать? — усмехнулся Альфа. — Ни требований о выкупе, ни заявлений каких-то не поступало. Видимо, мы имеем дело с маньяками, а мотивацию их поступков понять сложно. Это уже работа психиатров и следователей. Мы свое сделали — нашли доказательства причастности к преступлению.

Они сфотографировали находку на все три камеры: если с одной что-то случится, другие останутся. Вещи Серегиной сложили в пластиковый пакет, подробно засняв процесс выемки их из ямы. Если Беловы каким-то образом успеют подсуетиться и перепрячут остальные вещдоки, пакет и видео останутся.

Но у Беловых шансов отвертеться уже не было, это отлично понимали все. Первым делом решили арестовать женщину, потом взяться за сына.

Теперь, когда в руках оказались реальные доказательства преступления, чудеса и мо́роки острова перестали действовать на всех троих, наваждение и смутный страх исчезли.

Заложив яму так, как было раньше, тронулись в путь. Шли по траве, чтобы опять не путаться с тропкой, а чтобы трава не мешала, выжигали ее лазером впереди.

Трава покорно никла, идти стало веселей.

— Туман ложится, что ли? — сказал вдруг Гамма, идущий последним.

Огляделись. В самом деле — позади тянулись белесые нити. Похоже на паутинки, какие летают в разгар бабьего лета, но сейчас стоял июль, это раз, а во-вторых, нити были мохнатые и в самом деле напоминали клочья тумана.

— Еще не хватало, — проворчал Альфа. — Если ляжет такой, как вчера, не оберемся хлопот. Надо поторопиться.

Поторопились. И вот наконец-то впереди открылась поляна, огород-сад за плетнем и — убогонькая бревенчатая избушка.

Постояли, приглядываясь. Вершины деревьев задыхались от солнца и грохота ветра, а внизу было сыро и тихо. Только заплетал свои мохнатые кружева туман.

— Оружие приготовить, — негромко скомандовал Альфа, хотя все и так держали его наготове.

И вдруг из-за кустов выскочило что-то, метнулось через тропу!

Ударила молния — Бета опустил руку с оружием.

Гамма выругался севшим голосом.

Зверек, которого влет, с быстротой и меткостью робота, сбил Бета, очень напоминал зайца — только не серого, не белого даже, а зеленого цвета!

Зеленого — как трава, как листья, как самый воздух здесь, как все это дикое, непостижимое лесное празднество…

Альфа содрогнулся, словно и его прострелило. Что-то накатилось, какая-то тоска ядовитая… Но он взял себя в руки, потому что рядом с избушкой показалась статная женская фигура.

Она! Опять она!

* * *

Ганка все плакала и плакала. И ничего, никакого слова от нее нельзя было добиться. Замучишься успокаивать!

Но, честно говоря, Валерка вовсе не замучился. Ему было приятно бормотать снова и снова:

— Ну что ты? Не надо!

Ужасно хотелось вытереть ей слезы, но, во-первых, не было платка, а во-вторых, Сан Саныч как-то странно смотрел.

Говорят, мужчин должны раздражать женские слезы. Но Валерку Ганкины слезы ничуть не раздражали. А Сан Саныча, наверное, да — то-то он с Валерки глаз не спускал, и рот у него подергивался.

Посмеяться, что ли, хотел?

— Слышь, племянник, — сказал наконец, — сходи-ка в мой кабинет, там такая голубая папка лежит на столе, принеси, пожа…

И не договорил: у калитки зазвенел звонок. А потом раздался веселый голос Альфы:

— Открывай, Сан Саныч. Открывай скорей!

— О господи! — Начальник полиции от радости едва не выронил кружку. — Ну, слава те! А я уж чуть не поседел! Валерка, сбегай открой!

— Сан Саныч! — надсаживался Альфа. — Давай открывай, чего ты там расселся!

— Ну, видать, успешно съездили ребята, — усмехнулся Сан Саныч. — Ишь, развеселились! Вчера слова при них лишнего нельзя было сказать, а сегодня только что не песни поют.

Ганка вдруг перестала плакать, слезы мигом высохли. Испуганно уставилась на Валерку:

— Я уже этот голос слышала!

— Конечно слышала, — кивнул Сан Саныч, — ты ж вчера этому товарищу к нам дорогу показывала.

— Нет, — прошептала Ганка. — Я раньше слышала! Валерка, не ходи туда!

Да его и самого ноги не несли. Слишком хорошо помнил, как вчера в тумане Уран смешным мальчишеским голосишком орал: «Сан Саныч, ну иди сюда!»

«Сегодня тумана нет», — напомнил себя Валерка. Но менее страшно не стало.

— Сан Саныч, ты Альфе позвони, — сказал он. — Только не высовывайся. А я со второго этажа тихонько послушаю, звенит у калитки мобильник или нет. И посмотрю, кто там.

— Только осторожней! — пискнула Ганка.

— Да что за игры? — вспыхнул было Сан Саныч, но всмотрелся в Валеркино лицо, пожал плечами, вынул из кармана мобильник и кивнул: — Считаю до двадцати, потом набираю. Сам не знаю, чего это я вас слушаюсь!

Валерка взлетел по лестнице. На пороге комнаты плюхнулся на коленки и на четвереньках пробежал под окно.

Звонков слышно не было.

Валерка спрятался за портьеру и под прикрытием цветочного горшка чуть-чуть приподнялся над подоконником.

Отсюда было отлично видно всякого, кто стоял бы за калиткой.

Если бы там кто-нибудь стоял…

Но за калиткой никого не было.

«Вот! — потрясенно подумал Валерка. — Вот так же он Серегину в лодку заманивал! Неужели это все же Уран? Неужели он умеет становиться невидимым?!»

Если Уран и умел это делать, то сейчас он своим умением не воспользовался. Через минуту Валерка его обнаружил. Уран сидел на корочках за кустом и продолжал кричать голосом Альфы.

Валерка снова добежал на четвереньках до лестницы и скатился по ней.

Ганка при виде его просияла.

Сан Саныч задумчиво покачал телефоном:

— Абонент недоступен. А ты что-нибудь увидел?

— Там Уран! — выпалил Валерка.

Ганка приоткрыла рот, но не издала ни звука.

— Ты что, видел его?! — недоверчиво спросил Сан Саныч.

— За кустом прячется, — кивнул Валерка.

— Так, — сказал Сан Саныч. — Не нравятся мне эти игры. Все же придется ехать на остров. Только этого чревовещателя надо отсюда спровадить. Интересно бы знать, почему он голосом Альфы заверещал? Неужели парни попались? Или тут что посложней? Серегину-то он голосом ее мужа покойного заманивал… По-хорошему, арестовать бы его. Но ведь доказательств никаких! Все материалы у парней! Нет, довольно будет пока от него отделаться. Он уйдет на работу, на дерево залезет, а мы — на остров поскорей!

Он говорил будто сам с собой. Потом встряхнулся:

— Позвоню-ка я бабе Кате… Пускай службу вспомнит.

— А где она служила? — удивился Валерка. — В армии, что ли?

— В какой армии? Да она же вдова бывшего начальника милиции в Городишке! — сообщил Сан Саныч. — В свое время в курсе всех дел была. Сколько раз на задержания с нами ездила. Небось еще не все хитрости забыла.

И он снова взялся за телефон.

* * *

Окна второго этажа были открыты, первого — закрыты. К калитке никто не шел.

Уран чувствовал, что сейчас Черкизов больше всего озабочен пропажей того человека, голосом которого он и начал его звать. Он звал снова и снова… Однако никто не отзывался.

Наверное, начальник полиции куда-то ушел. И племянник тоже. А Маша? Застала их? Или нет?

Где ее теперь искать? А найти надо, и чем скорей, тем лучше!

— Эй, чего ты разоряешься тут?! — раздался зычный женский голос, и из соседней калитки выглянула дородная тетка с румяными щеками и седой косой, уложенной вокруг головы короной. — Орет и орет!

Тетка была сердитая, но Уран при виде ее невольно улыбнулся: мать иногда так же причесывалась. Ему это очень нравилось. Когда был маленький, нарочно просил: «Мама, причешись как королева!»

Она и была королевой — королевой острова, деревьев, неба, травы… зеленых зайцев! Она была королевой измученного людьми мира и пыталась его защитить. А Уран помогал ей как мог.

Они воевали вдвоем против всех людей.

— Кого ждешь? — продолжала сердитая тетка. — Сан Саныча, что ли? Да он примерно час назад уехал. В Нижний.

— В Нижний? — изумился Уран. — Ничего себе! А Валерка?

— И Валерка с ним, — кивнула тетка. — И еще девчонка… ну, эта, которая у Фани в кафе жила. Вроде бы она что-то там про себя вспомнила, найденка эта. Поэтому Сан Саныч ее быстренько в машину — и в Нижний. Чтобы в Москву отправить. Чего-то она много про себя навспоминала! Вот они и уехали. Так что хорош орать, понял? Всех кур мне распугал! Уходи, а то милицию вызову! То есть эту, полицию!

Уран кивнул, медленно повернулся и побрел по улице.

Он был потрясен.

Все рушилось. Все рушилось!

Что делать?! Поймать машину и тоже ехать в Нижний? Но если они уехали час назад, их уже не догнать. Да и где их искать в огромном городе?

Получается, к Маше постепенно возвращается память… Тогда надо ожидать нашествия людей на остров.

На работу он сегодня не пойдет. Нужно вернуться. И как можно скорей!

Если что — матери будет трудно одной. О, конечно, она может справиться с чем угодно, а все же помощь не помешает!

Ему не хотелось уходить. Хотелось еще подождать, выяснить…

Хотя что выяснять? Соседка же ясно сказала, что все трое уехали. И в самом деле — еще вызовет милицию.

Само собой, Уран ничего и никого не боялся, но сейчас связываться с людьми по таким пустякам не хотелось.

Он споткнулся. Неправда, что он ничего и никого не боялся! Сейчас он боялся Маши. Этой маленькой девочки он боялся как неодолимой, грозной силы, которая может нахлынуть — и разрушить все, весь их с матерью чудесный, живой мир!

И еще что-то его мучило, как будто что-то забыл и не мог вспомнить… Что-то было не так — но что?!

Наконец Уран остановил попутную машину и попросил отвезти к реке. К счастью, это было близко, минут десять езды.

Выходя, сунул водителю, не глядя, какую-то красную бумажку — он вообще все время забывал, что деньги нужно считать. У водителя сделалось испуганное лицо, он торопливо спрятал деньги, словно не получил их за работу, а украл.

Впрочем, Уран немедленно о нем забыл и бегом бросился через пустой галечный берег к пристани, где глазастая лодка, издалека почуяв его нетерпение, приплясывала на волнах.

Уран был уже почти около острова, когда догадка прилетела невесть откуда, будто случайная пуля, и ударила прямо в лоб.

Он понял, что его мучило, что, казалось, идет не так, о чем он забыл!

Он забыл о главном: о том, что узнать, каким голосом нужно говорить с тем или иным человеком, можно, лишь только находясь поблизости от этого человека. Если бы Сан Саныч вместе с детьми уехал час назад, он был бы уже далеко, и Уран не почувствовал бы его. Не знал бы, каким голосом его звать!

Соседка обманула: Черкизов находился дома. И Валерка был там же, и, наверное, Маша!

«Может, вернуться?» — подумал Уран.

Нет. Если они не высунули носа из дому на его зов, если прислали лживую соседку, получается, Черкизов уже все понял. Все или очень многое. И готовится к наступлению.

Значит, Уран и Вера должны готовиться к обороне.

Ну что ж…

— Давай скорей, — скомандовал Уран лодке.

Впрочем, она и сама все понимала, ее не нужно было подгонять.

* * *

Да, баба Катя оказалась на высоте! Снова поднявшись на второй этаж, Валерка из-за цветка все слышал, а потом увидел, как Уран ушел восвояси.

На работу пошел, наверное. День в разгаре! Залезет на какой-нибудь высоченный тополь и будет там сидеть, а они тем временем сгоняют на остров и все выяснят про пропавших «секретных товарищей».

У него было великолепное настроение. Все на свете казалось возможным!

Валерка радостно помчался к лестнице, как вдруг увидел на столе ту самую голубую папку, которую дядька просил принести. Сдернул ее со стола; папка оказалась скользкая, пластиковая, выскользнула из рук, упала — и листки рассыпались по полу.

Пришлось Валерке поползать за ними. Ну и глянуть одним глазком, конечно! Это были фотографии, описания и краткие сведения обо всех пропавших. О тех, искать которых отправились Альфа, Бета, Гамма.

Он старался складывать листки как можно аккуратней, но получалось плохо. К тому же Валерка спешил: небось Сан Саныч догадался, что племянник в секретную папку нос сунул, как та любопытная Варвара! А он ни слова не прочитал, между прочим, только на фотографии смотрел!

Наконец осталось собрать последние листки, которые, как нарочно, улетели под диван.

Валерка распростерся на полу, вытянул руку как можно дальше, ногтями подцепил листки и потащил к себе. И вот они уже перед самым его лицом.

И Валерка в них невольно посмотрел.

…Потом он лежал и лежал. Больше ничего не мог — только лежать на полу.

Наконец Сан Саныч нетерпеливо крикнул снизу:

— Ты там живой, Валерка?

Тогда он завозился, поднялся, собрал листки и спустился.

Отдал папку Сан Санычу и наткнулся на его сочувственный взгляд.

И понял, что дядька нарочно его за этой папкой отправил. Как знал, что племянник окажется той самой любопытной Варварой, которой на базаре нос оторвали.

Честное слово, Валерка с удовольствием поменялся бы с ней местами!

Нос оторвали! Подумаешь, нос!

Ганка — то есть Маша! — поглядывала на них обоих с беспокойством, но молчала. Наверное, чувствовала: что-то случилось. Спасибо, не спрашивала, что именно.

Потому что никто не смог бы объяснить…

— Ну, я должен ехать, — сказал наконец Сан Саныч. — Сюда пришлю бабу Катю. И позвоню в отделение, чтобы пришел кто-нибудь к вам.

— Я тоже еду, — решительно заявил Валерка.

Сан Саныч посмотрел понимающе и кивнул.

— И я еду! — вскочила Ганка. — Я не буду мешать!

— Нечего тебе там делать, — буркнул было Сан Саныч, но Валерка примирительно сказал:

— Пусть едет! Она не будет мешать!

Он отлично знал, что в лодку Ганка не сядет. У нее же водобоязнь! Наверное, сама про это забыла, вот и просится с ними.

Но объяснять ничего не стал, потому что это значило бы напомнить Ганке о ее собственных словах, то есть заговорить с ней, а говорить с ней Валерка пока не мог. Поэтому он просто повторил, глядя на дядьку:

— Пусть едет.

Сан Саныч удивился, но спорить больше не стал.

Заперли дом, Сан Саныч что-то сказал бабе Кате, которая стояла у своей калитки. Она внимательно выслушала, нахмурилась, кивнула…

Погрузились в дядькин джип.

Валерка сел впереди, рядом с Сан Санычем. И подумал, что еще полчаса назад отдал бы все на свете, чтобы сесть рядом с Ганкой на заднем сиденье и как бы нечаянно взять ее за руку. А теперь…

Неужели Сан Саныч и правда нарочно послал его за голубой папкой, потому что уже и сам обо всем догадался? Но как это может быть?!

А впрочем, во всей этой истории уже полным-полно такого, чего быть не может.

Не может, но оно есть…

«А вдруг это ничего не значит?» — робким, тоненьким голоском спросил Валеркина надежда.

Но он ей ничего не ответил. Просто не знал, что отвечать.

Подъехали к большой пристани, где держали свои лодки и катера все серьезные местные и приезжие рыбаки. Тут была охрана и отдельный сарай для моторов и весел.

И сразу выяснилось, что Валерка оказался прав. Ганка спокойно шла по берегу, но, как только понадобилось забраться в лодку, девочку затрясло, она побледнела, отбежала в сторону, и ее вырвало.

— Не могу, — прошептала чуть слышно. — Не могу! Я вас там подожду! — И махнула в сторону заброшенного дебаркадера, лежащего между новым и старым причалами.

— Значит, так, — сказал Сан Саныч. — У тебя часы есть?

Ганка слабо усмехнулась:

— Откуда?

— Ладно, — кивнул Сан Саныч. — Валерка, отдай ей свои часы. Давай-давай, она их тебе потом вернет.

Ганка радостно смотрела на часы. И Валерка подумал, что еще недавно был бы счастлив оттого, что она надевает его часы.

А теперь…

— Ты сиди в дебаркадере, — велел Сан Саныч Ганке. — И следи за временем. Если ровно через два часа нас не будет, беги к бабе Кате. Я ей на всякий случай дал подробные инструкции. Будем надеяться, что этого не понадобится, но всегда надо обеспечить тылы. Поняла, что делать?

Ганка кивнула, исподлобья глядя на Валерку.

Он отвел глаза.

— Счастливо, — тихо сказала Ганка, повернулась и пошла к дебаркадеру.

— Да… дела! — проворчал Сан Саныч.

Валерка подумал, что немедленно утопится, если дядька скажет еще что-нибудь. Но тот молча залез в лодку.

Валерка тоже туда забрался и сел так, чтобы не видеть берег. Но лодка разворачивалась, и они оба увидели, как Ганка понуро бредет по гальке, с трудом волоча ноги в своих кошмарных кроссовках.

Валерка отвернулся, стал смотреть на старый причал, где вчера — только вчера! — увидел ее первый раз. Не хотелось вспоминать, но поневоле вспоминалось, как она появилась из тумана — в этом поношенном сером плаще, с косичками, кудряшками на лбу, с этими своими черными глазищами в кукольных ресницах, и похвалила Валерку за то, что сбросил в воду чалку лодки Урана.

Валерка так и ахнул, завертелся на банке, вглядываясь в удаляющуюся старую пристань. Они шли на самой малой скорости, чтобы мотор не слишком трещал, однако пристань все равно быстро удалялась, а остров приближался.

— Сан Саныч! — крикнул он. — Лодки Урана на месте нет! Он не в городе, он уехал на остров!

— Вот же бес! — проворчал Сан Саныч. — Видно, что-то заподозрил. И помчался предупредить мамашу. Надо спешить! Эх, зря я тебя с собой…

Он не договорил.

Что-то ударило в днище, да так сильно, что лодка подпрыгнула и накренилась.

* * *

Всплеснув руками, женщина бросилась вдоль речки и с разбегу рухнула на колени. Схватила опаленный зеленый комочек, прижала к груди со слезами:

— Пашка! Глупый! Зачем ты к ним?! Бедный ты…

«Пашка? Почему Пашка?» — разом подумали все.

Тому, что заяц был зеленый, почему-то не удивлялись.

— Ну ладно, Белова. Хватит причитать. — Тон Альфы был суров. — Встань-ка да ответь нам на пару вопросиков.

Она не шелохнулась.

Тогда Гамма раздраженно тряхнул ее за плечо. И вскрикнул невольно: от неловкого движения рука повисла плетью!

А женщина бережно уложила зеленого зайца на траву и поднялась с колен, по-прежнему не поднимая глаз. То ли слез своих застыдилась, то ли омерзительно было на людей смотреть?

— Послушайте, Белова! — процедил Альфа. — На реке в районе острова за последнее время пропали несколько человек. Вы их видели?

Она качнула головой.

— Вспомните хорошенько! — В голосе Альфы зазвучал металл.

Опять медленно качнулась ее голова, но взглядом женщина никого не удостоила.

— Хватит врать! — вскричал очнувшийся от боли Гамма. — Где они? Мы нашли их вещи! Живы эти люди или… Говори!

Молчание.

— Да это же просто исчадие какое-то! — возопил Бета. — Как ее только земля носит?!

— Лучше спросите, как она вас носит, — глухо произнесла женщина. — Вы-то разве люди? И разве людьми были те, кого вы ищете?

— А! — насмешливо сказал Альфа. — Вот и проговорилась! Значит, вы их все-таки видели? И если это ваших с сынком рук дело…

И вот тут-то она вскинула глаза, и Альфа ощутил такую ломоту во лбу, словно с разбегу ударился о стену!

Все замерло в лесу. Казалось, воздух остекленел.

И в эту тишину вдруг ударил незнакомый голос:

— Стойте!

На острове появился еще один человек: высокий, беловолосый, зеленоглазый юноша.

Раньше Альфа видел его только на снимках, но узнал сразу.

Тот самый Уран Белов!

* * *

«На топляк наскочили?» — подумал Валерка, перевешиваясь через борт и пытаясь разглядеть в глубине затонувшее бревно, на которое они налетели.

И тут же вновь ударило в дно! Лодка опять подскочила — и Валерка головой вперед полетел в реку.

Он погрузился довольно глубоко, перевернулся, торопливо начал всплывать — и вдруг увидел то, что атаковало лодку.

Это было не бревно. Это был осетр — огромный, таких он никогда не видывал! Метра два длиной, не меньше, а в ширину — как хорошее бревно!

Валерка тупо уставился на него, а тем временем осетр, проворно развернувшись, пошел на лодку снова. И опять ударил в днище!

Лодка взлетела вверх, перевернулась — и рядом с Валеркой очутился Сан Саныч. Схватил племянника за шкирку и потащил вверх, а то Валерка от изумления даже забыл, что надо вообще-то выныривать.

Они уставились друг на друга, вытаращив глаза и хватая ртом воздух. Потом повернулись к лодке, которая продолжала скакать на воде. Рыбина от нее не отставала и продолжала подбрасывать. Шум стоял такой, будто шла морская баталия.

— К берегу! — выдохнул Сан Саныч. — Доплывешь, чемпион?

Валерка еще не был чемпионом, но плавал хорошо. Эти сто метров, которые оставались до острова, были для него сущим пустяком. Он даже не запыхался — в отличие, между прочим, от Сан Саныча, который немного отстал.

Едва встав на ноги на мелководье, оглянулись.

Над водой торчала одна корма. Лодка тонула: рыба добилась своего.

— А, так же тебя… — бессильно простонал Сан Саныч. — Сбесился осетр, что ли?! Никогда такого не видел! Да и вообще осетров здесь не видел никогда!

— Сан Саныч, — испуганно сказал Валерка, — смотри!

По воде стремительно шла дорожка мелкой ряби, приближаясь к берегу. Это рыбина приближалась к ним!

— Бегом! — крикнул Сан Саныч и так толкнул Валерку, что тот чуть не упал.

В тучах брызг вылетели на песчаную отмель, потом на траву, вскарабкались на обрывчик, нависающий над кромкой берега, потом оба как-то разом спохватились, что рыба вряд ли побежит за ними по песку, и обернулись.

Река была тиха, только там, где затонула лодка Сан Саныча, еще крутился небольшой водоворот. А на пустом берегу лежала утлая лодка с нарисованными глазами: синим и зеленым.

— Это лодка Урана, — сказал Валерка.

— Да знаю, — отозвался Сан Саныч. — Как это мы ее не заметили, когда бежали?

И осекся.

Лодка лежала точно в том месте, где они выбрались на отмель и откуда по песку тянулись две цепочки их следов.

Если бы она была там раньше, они бы на нее наткнулись! Но ее не было. Она появилась потом… и теперь лежала, глядя на них нарисованными глазами: синим и зеленым.

Оба глаза были открыты.

Сан Саныч схватил Валерку за руку, и они ломанулись в лес.

На бегу Валерка вспомнил, что Сан Саныч взял его только для того, чтобы ждать у лодки. На всякий случай.

Теперь ждать было не у чего, а оставаться на берегу один он не собирался даже под угрозой расстрела. И всякий случай, кажется, уже наступил…

Сначала бежали, не разбирая дороги, потом Сан Саныч спохватился, схватил Валерку за руку, огляделся:

— Здесь лучше не шуметь. Тс-с! Слышишь голоса? Пойдем туда, только осторожно.

Он расстегнул кобуру, и Валерка подумал, что зря Сан Саныч это делает, ведь они слишком долго пробыли в воде. К его изумлению, пистолет оказался обернут тончайшей пленкой. Сан Саныч размотал ее, смял, сунул в карман и шепнул:

— А ты что думал? Мы где живем? На реке. А живучи на реке, надо в любую минуту быть готовым в воду упасть. И табельное оружие при этом следует сберечь. Этот, наверное, может подвести, вода попала в ствол, — он вынул другой пистолет сзади из-за пояса, осмотрел, с сожалением сунул в карман. — Но тот, что был в кобуре, готов к труду и обороне! И к бою он тоже готов… А теперь пошли, да тихо, не дыша!

Они сделали буквально несколько шагов, как вдруг открылась поляна, избушка посредине — и пять человек, стоявших перед ней.

Альфа, Бета, Гамма, одетые в камуфлю… а напротив — Уран и высокая женщина с косами, уложенными короной, одетая в какой-то балахон. У нее были белые волосы, как у сына, а глаза не зеленые, а очень светлые, прозрачные, как бы серо-белые.

«Вера-мегера, — вспомнил Валерка слова Ганки. — Не очень-то она на мегеру похожа!»

Она была красивая. Очень красивая…

Но чем больше Валерка смотрел на нее, тем больше хотелось зажмуриться и куда-нибудь скрыться.

Спрятаться, чтобы она не нашла!

Мегера. Да.

— Ложись, чего застыл! — прошипел Сан Саныч, осторожно опускаясь за куст.

Валерка тихонько примостился рядом.

Что-то зашуршало сбоку. Сан Саныч вскинул пистолет, да так и замер: на них безмятежными темными глазами смотрел заяц.

Зеленый заяц!

Раз — и прянул в кусты.

Валерка забыл, что надо дышать…

А Сан Саныч переложил пистолет в левую руку и быстро перекрестился.

Покосился на племянника, который таращился то на тропку, где только что сидел зеленый заяц, то на дядьку.

— У тебя крестик есть? Ты крещеный? — спросил Сан Саныч.

Валерка качнул головой.

— Ну уж поговорю я с Иркой! — грозно прошипел дядька, и Валерка не сразу сообразил, что Ирка — это его мама. — На, возьми мой!

Он стащил с себя тельный крест и протянул Валерке.

Тот без споров надел крест.

Было не до споров.

Было страшно…

* * *

— Зачем вы пришли? — крикнул Уран. — Что вам здесь нужно?

— Мы ищем пропавших людей, — сказал Альфа, делая шаг вперед и изо всех сил стараясь говорить спокойно.

Первый шок прошел, ему не было по-настоящему страшно: слишком много видел в жизни, чтобы испугаться женщины и мальчишки. Но его раздражала эта таинственная муть, которая так и опутывала здесь все.

По-хорошему, надо бы их обоих повязать, но вряд ли это получится так просто, как хотелось бы. Мальчишка одним звуком своего голоса ураган вызывает, а женщина… это вообще какой-то электропровод без изоляции!

Свободной рукой Альфа слегка качнул вперед, сжал кулак. Этот сигнал означал — «будьте наготове». И вытянул указательный палец — «при необходимости стреляйте».

Может быть, придется. И не факт, что только по ногам, хотя тогда уж точно никто и ничего не поймет в этой истории!

— Вам уже сказали — они были не люди, — ответил Уран. — Это были убийцы. Убийцы жизни! В разное время они совершили тяжкие преступления против жизни на земле. Павел Привалов, Пашка…

Он осекся и почему-то глянул на убитого зайца, зеленым комочком лежащего в траве.

Альфа услышал, как позади прерывисто вздохнул Гамма.

— Нервы! — процедил Альфа сквозь зубы.

Стало тихо, но голос Урана снова прорезал тишину:

— Привалов при строительстве своего предприятия по изготовлению краски пожалел денег для установки аварийного оборудования. Произошла утечка огромного количества ядовитых красителей в реку. Река и ее берег были убиты. Васька, Василий Устюгов — виновник огромного количества кислотных дождей, которые выпадали в том районе, где стоял его завод. Он сэкономил на очистных сооружениях. Смертельно заболели леса, земля, люди. Мария Серегина разрешила начать разработку сланцевой нефти и газа на Волге… Это означает взрыв дна реки, многочисленные раны и боль, ее медленная смерть. Деяния прочих почти так же страшны для природы и для жизни на нашей несчастной планете. К сожалению, превращаться в убийц они начали еще в юности. Ванюша, Иван Печкин, страдал неодолимой страстью калечить деревья. Он выходил ночью в городские парки и сады, где сначала уродовал стволы, вырезал на них гнусные надписи, обрубал или ломал ветки, а потом рубил сами деревья.

Голос Урана звучал сухо, так, как будто он зачитывал приговор в суде:

— За совершенные против природы и жизни преступления эти нелюди были наказаны. Их следовало бы уничтожить, как они уничтожали землю и воду, как уничтожали саму жизнь, но они приговорены к исправлению и осознанию своих гнусных поступков. Как только это произойдет, они вернутся.

— Значит, они живы? — насторожился Альфа. — Где они?

— Вы слепы, — высокомерно усмехнулся Уран. — Вы не увидите их, даже если они окажутся рядом с вами!

Это было последней каплей. Больше сдерживать свою ярость к этим безумцам Альфа не мог.

— Да кто вы такие, чтобы карать или миловать? — вскричал он. — А ну, руки вверх!

И навел на Урана лазер.

Тот отшатнулся и крикнул:

— Мама!

На лицах Альфы, Беты и Гаммы появилась усмешка.

* * *

— Спасовал мальчонка! Мамочку зовет! — хихикнул Сан Саныч и завозился, собираясь подняться и выйти на поляну.

Но Валерка вцепился в его руку и не давал встать, только смотрел испуганно.

Казалось, он чувствовал, что сейчас произойдет нечто ужасное!

Может быть, кому-то это было смешно, что Уран, взрослый парень, зовет на помощь маму. Но не Валерке. Он вдруг вспомнил одну историю…

Зимой на него в глухой арке между домами напали какие-то большие мальчишки — хотели отнять мобильник. Валерка возвращался с тренировки из бассейна и им дорогу подсвечивал, ведь было семь вечера, совсем темно… ну вот и доподсвечивался.

У мальчишек были какие-то мертвые голоса, лиц он их не видел, но, наверное, они тоже были мертвые — как у упырей в ужастиках. И Валерка понял, что люди с такими голосами и лицами вполне могут убить его, если он не отдаст им мобильник. И он заорал тогда:

— Мама!

Мама должна была уже прийти домой, не могла она его услышать, Валерка просто от обиды, от злости заорал… но она вдруг откуда-то взялась. Как-то так вышло, что она на работе задержалась и как раз мимо шла.

И что тут сделалось… На этих трех уродов налетела женщина-тайфун! Мальчишки вмиг были оторваны от Валерки и разлетелись из арки в разные стороны. Один врезался в дерево, другой воткнулся в стену, третий шлепнулся навзничь, а потом приподнялся на локтях и принялся озираться, явно ничего не понимая.

— Еще раз увижу здесь — убью, — спокойно пообещала мама, опуская руку в сумочку и щелкая взводимым курком пистолета.

Мальчишек вмиг не стало в обозримых пределах, а победители ушли — размеренно и спокойно. Оба они молчали — причем довольно долго, только очень крепко держались за руки.

— Мам, откуда у тебя пистолет? — наконец шепотом спросил Валерка, когда они зашли в подъезд, и опасливо оглянулся — не слышит ли кто.

— А, это… — И мама снова щелкнула чем-то в сумке. Это оказалось защелкой ее большой косметички.

С тех пор Валерка точно знал, что мать всегда придет на помощь своему сыну. И горе тем, кто осмелится его обидеть!

Поэтому ему и в голову не пришло смеяться, когда Уран крикнул «Мама!».

И после того как Альфа и остальные засмеялись, Уран крикнул еще раз:

— Мама! Зови туман!

Вера тряхнула головой так, что корона ее кос рассыпалась. Вскинула руки, и лицо ее вдруг исказилось, как будто она кричала во весь голос.

Она кричала, но никто этого крика не слышал…

— Рот закрой, муха залетит! — издевательски захохотал Альфа.

Но Вера открывала рот все шире, лицо исказилось еще сильней, стало багровым, уродливым, зубы оскалились, на лбу вздулись вены. Казалось, она надрывается от крика!

Ее трясло, как будто кто-то невидимый схватил ее за плечи и мотал туда-сюда. От этих движений даже косы ее расплелись и пряди волос реяли вокруг лица, словно летучие змеи.

Валерка почувствовал, что вокруг шевелится земля. Бросилась врассыпную из-под травы какая-то насекомая мелкота, птицы взвились с деревьев, а деревья тащили из земли корни и всплескивали ветвями, словно под порывами ветра.

Но ветра не было, только откуда-то из леса поползли полосы белого тумана, похожие на прозрачные пряди чьих-то длинных волос.

Они шныряли по траве, пробирались к трем мужчинам в камуфляже, которые только что покатывались со смеху, но теперь с тревогой принялись оглядываться, потому что туман обвивался вокруг них, поднимаясь все выше и выше.

Они могли оглядываться, но, как ни старались, не могли поднять руки, словно туман связал их.

Вдруг Вера открыла глаза, округлым движением, словно обнимала пространство, указала на Альфу и проревела оглушительно:

— Этот!

И тут весь туман, сколько его было, отпрянул от земли, от деревьев, от Беты и Гаммы, и набросился на Альфу.

Окутал его, как бы заслонил от всего мира непроницаемым коконом, потом отступил — но Альфы не было. Он исчез.

Только его зеленая камуфля мешком свалилась на траву.

Туман быстро, словно бы спеша, утянулся поближе к Вере, и трава, освобожденная от этой белой мглы, показалась какой-то особенной, радостно зеленой. И в ней непросто было различить маленького зеленого зайца, который прядал длинными ушками и растерянно оглядывался вокруг.

Вера повернула голову к Гамме и начала таким же округлым движением воздевать руки. Рот ее приоткрылся, и Валерка понял, что сейчас она так же крикнет: «Этот!» И камуфля Гаммы мешком упадет в траву, и в траве останется…

Он не успел додумать — над ухом бабахнуло, и во лбу у Веры появилась темная круглая дырочка.

Вера медленно опустила ресницы, а потом тяжело рухнула на спину.

И в тот же миг стоявший чуть поодаль Уран покачнулся — и повалился навзничь, хватаясь за грудь. Как раз напротив сердца кипела рваная кровавая рана.

— Что за черт? — пробормотал Сан Саныч, поднимаясь с колен и заглядывая в ствол своего «макарова». — Я ж не стрелял! Я ж только в нее! Вы стреляли?! — обернулся он к Гамме и Бете, но у тех был совершенно обалделый, полуживой вид, и понятно было, что они вообще забыли о существовании какого бы то ни было оружия, в том числе и табельного.

Валерка стоял на коленях, тряс головой — от выстрела звенело в ушах! — и оглядывался.

Невесть почему ему казалось, что весь остров сейчас набросится на них: и деревья начнут давить, и птицы клевать, и земля потянет в свои недра, чтобы похоронить заживо… Однако остров словно бы оцепенел.

Валерка видел высунувшиеся из земли корни деревьев, и обвисшие ветви, и птиц, которые медленно опускались на землю на распростертых крыльях.

Мертвая тишина настала вокруг!

Кое-как он поднялся и побрел вслед за Сан Санычем, который осторожно приблизился к Урану.

Вдруг Сан Саныч отпрянул, оглянулся на Валерку с потрясенным выражением и крикнул Гамме и Бете:

— Сюда! Ко мне!

Те неуклюже подбежали, словно отвыкли двигаться.

Подошел и Валерка.

Уран лежал на спине, бледный… как смерть, да, теперь Валерка понял смысл этого выражения, которое раньше казалось ему надуманным. Туман медленно затягивал лицо, и зеленые глаза словно бы выцветали, делаясь такими же серо-белыми, какие были у матери.

Уран сжимал пальцами траву, словно дружескую руку, и медленно водил взглядом по сторонам, хотя, кажется, ничего не видел. Но вот заметил Валерку, уставился на него — и чуть слышно прошептал:

— Мы не хотели зла… Бросьте их в воду!

После этих слов бледные губы его сомкнулись, и глаза закрылись, и легкая судорога прошла по груди, и пальцы разжались, выпустив поникшую траву.

— Смотрите… — прохрипел Сан Саныч.

Туман повил грудь Урана, словно забинтовал, и рана исчезла. А может быть, ее просто не стало видно в белой мгле, которая теперь закрывала тело Урана, словно саваном.

— Уходить надо отсюда! — сказал Сан Саныч. — Да поскорей.

— Вещдоки… — пробормотал Гамма, озираясь. — Забрать!

— Поехали, поехали! — закричал Сан Саныч, хватая Валерку за руку. — Вы где пристали?

Бета задумчиво осмотрелся, махнул рукой.

— Пошли! — Сан Саныч подгонял их чуть ли не пинками, но не забыл подобрать камуфлю Альфы.

Валерка оглянулся.

Зеленые зайцы собрались настороженной кучкой и смотрели вслед.

Валерка свистнул им, как щенятам, и они, как щенята, гурьбой ринулись за ним: вперед не забегали и жались к ногам.

Когда люди начали садиться в катер, зайцы беспокойно засуетились на берегу, словно просились с ними.

«Дед Мазай и зайцы», — вспомнил Валерка и, наверное, засмеялся бы, если бы мог. Но как-то не смеялось…

— Ты куда эту нечисть привел? — спросил с отвращением Сан Саныч. — По-хорошему, тут бы все пожечь! А лодку надо пристрелить, а то еще бросится в погоню, зараза!

Хоть слова эти звучали дико — лодку пристрелить! — Валерка его понял. Но он почему-то точно, совершенно точно знал, что теперь никто их преследовать не будет, что все страхи острова погибли вместе с Верой и Ураном. Было даже странно, что этого никто из взрослых не понимает, а ему это ясно как день.

Может, поэтому Уран дал свой последний совет именно ему?..

— Гони их в шею! — рявкнул Сан Саныч.

Но Валерка покачал головой и протянул руки к одному зайчонку. Тот доверчиво подбежал, подпрыгнул, устроился в Валеркиных ладонях — мягкий, пушистый, изумрудно-зеленый, чудесный, неземной и в то же время теплый и мягкий, словно плюшевая игрушка…

Валерка вошел по колени в воду и бросил в нее зайца.

Сан Саныч что-то крикнул хрипло, но тотчас осекся.

Заяц не бился, не пытался выплыть — он просто лежал на воде, которая мягко качала его, и какая-то шла от него зелень, словно шкурка его была крашеная, а теперь линяла. Зелень растекалась, потом начала растекаться его шерсть, потом мелькнуло белое тельце… и Валерка едва успел подставить ладони под крошечного голенького младенца.

Раздался визг — но кто из мужчин визжал, Валерка не знал, да и не важно это было.

Страшно, им было страшно, а ему — нет, он ведь уже понял, он все понял, что было с этими зайцами, что будет, и кого увидит на берегу, когда вернется, — тоже понял…

Младенец бился в его руках, и Валерка чуть его не выронил, потому что он тяжелел, рос… Пришлось положить его в воду на отмели.

Через несколько минут это был уже мальчик лет трех, потом старше, и вот он уже ровесник Валерки, и юноша, и мужчина…

Альфа!

Очнувшиеся Гамма и Бета бросились к своему командиру, но тот смотрел еще сонно, почти бессмысленно…

— Ничего не помнит! — потрясенно сказал Гамма.

— Он вспомнит, — уверенно ответил Валерка. — Не сразу, но вспомнит.

И, выйдя на берег, протянул руки к другому зайцу. Тот послушно вскочил в его ладони.

Глупый такой, испуганный… не понимающий, где добро, где зло…

Им жалко Веру и Урана? Или они ненавидят их, как Ганка?

Или жалеют, как Валерка?..

Эти мысли в голове не умещались, от них голова болела, и Валерка больше думать не стал, а просто опустил зеленого зайца в воду.

Сан Саныч медленно вытащил телефон. Руки у него так дрожали, что он чуть не уронил мобильник в реку.

— Здесь же нет связи, — сказал Бета, который тоже достал телефон, но тут же воскликнул изумленно: — Есть!

И они с Сан Санычем начали названивать: Бета — в Москву, докладывая о случившемся, а Сан Саныч — в Городишко, вызывая полицейский катер и катер «Скорой помощи». Потом позвонил в район, эмчеэсникам.

Теперь уже было не до секретов!

* * *

Спустя два или три часа к пристани в Городишке подошли четыре катера. В трюме одного из них в пластиковом пакете лежало тело Веры.

Труп Урана исчез, словно туман его унес. Гамма пробормотал что-то про озеро, полное тумана, которое лежало в глубине острова. Группа сотрудников МЧС отправилась туда, а остальные перевозили спасенных людей.

Все они были полуголые: закутаны только в одеяла, которые доставили на катере МЧС. Одевать их было бесполезно, потому что они постоянно росли и, отчалив от острова детьми, выходили на пристани уже юношами.

Никто ничего не помнил. Вообще ничего!

На берегу стояла полевая кухня, спасенных кормили, потому что вид у них был истощенный. Куриный суп, кашу и хлеб они сначала осторожно нюхали, будто что-то невиданное, а потом ели с большим любопытством, переглядывались и хихикали.

Психологи пока стояли кучкой и не знали, к кому подходить первому, и вообще подходить ли.

Толпа на берегу собралась невообразимая! Наверное, все население Городишка высыпало!

Откуда ни возьмись, примчалась машина с телеоператорами, которые устремились было к выходящим из лодок, как коршуны, но Бета, уже очухавшийся и принявший командование на себя, запретил любую съемку.

Превращения, которые происходили с телами спасенных, непрестанно фиксировали два оператора в форме МЧС, а досужей публике — Бета так и сказал — делать тут было совершенно нечего.

Сан Саныч увидел бабу Катю и попросил ее увести Валерку домой. Но тот покачал головой, и Сан Саныч не настаивал. Понимал, что спорить бесполезно. Да и бабе Кате было очень интересно еще немного побыть здесь.

А Валерка на превращения бывших зеленых зайцев уже нагляделся, поэтому на них не смотрел. Он снова и снова обшаривал собравшихся взглядом, но не находил того, кого искал.

Вернее, ту.

Ну что ж, очень может быть, она уже уехала. Что ей теперь тут делать!

Но потом, бросив случайный взгляд в сторону дебаркадера, Валерка увидел там высокую фигуру в знакомом сером плаще.

И пошел туда.

— Я тебя ждала, — сказала Ганка…

Нет, это была уже не Ганка и даже не Маша, а именно Мария Кирилловна Серегина, замминистра экологии. Она сидела на коряжине, плотно завернувшись в плащ, который был для нее уже не слишком широкий и вовсе не длинный.

Она была совсем другая… уже очень взрослая, и видно было, что у нее есть дети и внуки и позади трудная и долгая жизнь. И только глаза у нее остались совершенно такими же, как у той девчонки, которая подошла к Валерке на берегу.

Черные глаза в кукольных ресницах.

По этим глазам Валерка и узнал ее, когда заглянул в голубую папку Сан Саныча. Там было много фотографий Марии Кирилловны Серегиной с глазами Маши, нет — Ганки…

Именно тогда Валерка все понял. Было только странно, что Альфа, Бета и Гамма не узнали эти глаза, когда Ганка провожала их через туман. Хотя разве они смотрели на нее так, как смотрел Валерка?

— Спасибо тебе, — сказала Мария Кирилловна, а Валерка наконец разлепил спекшиеся губы и пробурчал:

— Не за что.

— Они… погибли? — спросила Мария Кирилловна, и Валерка сразу догадался, о ком она спрашивает.

— Да.

Она молча смотрела в его глаза Ганкиными глазами, и тогда, почти против воли, он рассказал — не ей, а Ганке! — о том, что случилось на острове, что произошло с Ураном и Верой, а потом с зелеными зайцами.

Когда он замолчал, Ганка минуту смотрела молча, с ужасом, а потом опустила ресницы и голосом Марии Кирилловны сказала:

— Я должна ненавидеть их, а мне их жалко. Они хотели исправить, исправить то, что делали мы, исправить нашу жестокость… но оказались так же жестоки. Может быть, все ошибки можно исправить только добротой?

Валерка пожал плечами. Откуда он знал?!

— Я тоже не знаю, — сказала Марья Кирилловна.

Помолчали.

— Я пойду, — сказала она наконец, поднимаясь и старательно придерживая полы плаща. — Пора возвращаться.

Валерка кивнул.

— Знаешь что… — проговорила Мария Кирилловна нерешительно. — Я запишу Сан Санычу свой адрес. Ты должен обязательно приехать к нам в Москву. У нас прекрасный дом, огромный сад. Мои внуки — твои ровесники, ты с ними подружишься. Мою внучку — мы с ней очень похожи! — зовут Галя, но мой муж всегда называл ее Ганкой…

Тут в глазах у Валерки все расплылось, он никак не мог понять почему, а когда дошло, что это слезы, Серегина уже ушла.

Теперь и он мог пойти домой.

Солнце клонилось к закату, но Валерка не знал, который вообще час. Посмотрел на запястье — а часов-то нет. Они так и остались у Серегиной.

Да ладно, наверное, Сан Санычу передаст. Зачем они ей?

И Валерка наконец пошел — сначала мимо придорожного кафе, на пороге которого топталась «подушка» Фаня в своей пестрой «наволочке»; потом по обочине федеральной трассы, на которой опять возникла пробка, поскольку все водители притормаживали посмотреть, что ж за толпа на берегу собралась; а потом и улицами Городишка — под аккуратно подстриженными тополями.

* * *

Урана на острове так и не нашли, и никакого туманного озера — тоже. Все исчезло, когда исчезли эти мать и сын!

Туманы стали в Городишке теперь не такие густые. В них достаточно хорошо видно, так что даже по федеральной трассе можно медленно ехать, поэтому пробки у Городишка больше не собираются. Но на реку все равно никто не выходит. Старое правило «Уйдешь в туман — не воротишься!» еще живо.

Деревья в Городишке больше никто не подстригает.

Павла Привалова — Пашки — среди спасенных не оказалось. Наверное, он и был тем зеленым зайцем, которого с перепугу подстрелил Бета…

Очень многие спасенные с острова обратились к психиатрам. Среди них Альфа.

Мария Кирилловна Серегина теперь активно выступает против добычи сланцевого газа на Волге.

Адрес свой она Сан Санычу оставила, но Валеркины часы не вернула. Забрала себе. Взамен ему пришла из Москвы посылка с «Роллексом».

Самым настоящим!

Мама носить «Роллекс» пока не велела, да Валерке и неохота его носить. Там выгравирована надпись: От Ганки. Поди объясни в классе, что это значит!

Маме, правда, он все рассказал — все как было.

Выслушав, она отвернулась и насморочным голосом сказала, что Валерка обязательно должен съездить в Москву.

Ну что, может, он когда-нибудь и соберется.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги