Родина у человека там, где он родился. Я родился в селе Серебряные Пруды. Когда-то село относилось к Тульской губернии, теперь это Московская область. Родная земля… Но есть в нашей огромной стране и еще земля, к которой всегда влечет мое сердце, — город на могучей реке Волге.
Каждый раз, когда я подъезжаю к этому городу, меня охватывает волнение — годы войны отдалены стремительным бегом времени, но память властно возвращает меня к страдным дням битвы на Волге, и я все переживаю сызнова.
Сегодня город стал местом паломничества людей со всех континентов планеты. Здесь, на Мамаевом кургане, юношам-волгоградцам вручают комсомольские билеты, молодые воины принимают присягу, а машины с молодоженами из Дворца счастья обязательно приезжают к подножию кургана. Сюда, к братским могилам, идут и едут люди поклониться героическому подвигу тех, кто остановил войска Гитлера, сломал хребет фашистскому зверю, определил пути истории.
Меня часто просят более подробно рассказать о битве под Сталинградом, когда немецкие фашисты подходили к берегу Волги и были, казалось, совсем близки к победе и вдруг потерпели сокрушительное поражение.
Вот как это было.
К началу сентября немецко-фашистские войска, расколов боевые порядки 62-й и 64-й армий на южной окраине города в районе Купоросное и на северной — в районе поселков Рынок и Спартановка, вышли к Волге на флангах обороны Сталинграда. Образовав охватывающую подкову, они прижали войска 62-й армии танками, придавили с воздуха авиацией, город горел, а за спиной оборонявших его бойцов текла широкая Волга без постоянных на ней переправ.
Танковые части противника уже врезались в его окраины, в центре нашей обороны, им оставалось 5-10 километров, чтобы выйти к Волге по всему фронту.
Казалось, что 6-й армии генерала Паулюса и 4-й танковой армии генерала Гота достаточно совсем незначительных усилий, чтобы окончательно смять, отбросить, а точнее, утопить в Волге немногочисленные наши подразделения, защищавшие Сталинград.
Перед 62-й и 64-й армиями была поставлена необычайно ответственная задача — принять в пригородах и в городе на себя всю концентрированную силу ударов гитлеровских войск, навязать противнику изматывающие бои, сковать его и отстоять Сталинград. 64-й армией командовал генерал М. С. Шумилов, я принял командование 62-й армией 12 сентября 1942 года.
Вряд ли можно себе представить более тяжелую обстановку, чем ту, которая сложилась в десятых числах сентября. Обескровленные в двухмесячных боях части 62-й армии отошли непосредственно в город. В ее дивизиях едва насчитывалась десятая часть активных штыков против нормы, а на вооружении — лишь десятки пулеметов и считанные орудия. Танковые бригады имели по 6-10 танков. Танковый корпус генерала А. Ф. Попова имел лишь 30–40 танков. Многие из них были подбиты и могли действовать только в виде неподвижных огневых точек.
Надо отметить серьезные затруднения при маневре войсками по горящим улицам, среди рушившихся зданий.
Что касается снабжения наших войск, то чем ближе отходили они к Волге, тем труднее становилось обеспечивать их боеприпасами, горючим, необходимым снаряжением, ремонтом боевых машин, потому что противник с каждым днем все усиливал обстрел переправ и судов на реке.
Маршал Советского Союза В. И. Чуйков за рабочим столом.
Помнится, я добирался ночью до Мамаева кургана, где располагался тогда командный пункт армии. Начальник штаба армии генерал Н. И. Крылов (впоследствии Маршал Советского Союза) держал в руках телефонную трубку, отдавал командирам распоряжения на следующий день. Прислушиваясь к его словам, я одновременно изучал рабочую карту. Обстановка, как я сразу понял, была очень опасная.
В тот же час собрался Военный совет армии и я ознакомил его членов с поставленной армии задачей удерживать Сталинград до последнего человека и последнего патрона. Такова была воля народа, таково было требование Государственного Комитета Обороны, требование партии. Нами был выработан план действий на ближайшие два-три дня, намечены неотложные мероприятия, приняты важные решения, без которых нельзя было про должать борьбу за город. Они сводились к следующему:
1. Нам нужно было изменить имевшиеся настроения, что борьба за город безнадежна, сказать всему личному составу армии, что дальше отступать некуда, и убедить, что враг должен быть и будет разбит. Бой за город, как за последний рубеж обороны на Волге, должен стать беспощадным для врага, и мы, советские воины, обязаны выполнить требование партии и народа — должны отстоять этот рубеж или умереть. Третьего пути у нас нет.
Это решение в первую очередь было передано через командиров и политработников всем партийным и комсомольским организациям, всем бойцам армии.
2. Военный совет армии принял решение, по согласованию с партийными и советскими организациями, укрепить на крупных предприятиях города из рабочих и служащих вооруженные отряды, которые продолжали бы ремонтировать подбитую боевую технику, а в нужный момент выступали бы на защиту своих заводов совместно с красноармейцами. Эти отряды получали вооружение, снабжение наравне с кадровыми подразделениями армии. Трудящиеся города оправдали наши надежды и работали, несмотря на налеты авиации и артиллерийские обстрелы, и вступали в бои на ими же отремонтированных танках.
3. Военный совет поручил начальнику гарнизона — командиру 10-й дивизии НКВД полковнику А. А. Сараеву иметь в особо прочных домах гарнизоны войск или военизированных отрядов трудящихся с задачей оборонять дома и кварталы до последнего патрона, не боясь окружения.
4. Было категорически запрещено кому бы то ни было отходить с занимаемых позиций без ведома командующего или начальника штаба армии. Все переправочные средства были сосредоточены в распоряжении ее Военного совета.
5. Было решено Военному совету и штабу армии оставаться на правом берегу, в Сталинграде, и на левый берег или на острова ни в коем случае не уходить.
Эти решения Военного совета доводились до каждого бойца силами командного состава, политработников, коммунистов, комсомольцев и были правильно восприняты личным составом армии.
Не буду греха таить: почти в первый день мы столкнулись с тем, что один хороший командир не выдержал массированного обстрела противника и ушел с высоты 107,5, поближе к берегу Волги. Провинившийся был тут же вызван вместе со своими помощниками на командный пункт армии на Мамаев курган и там под адскую музыку фашистских мин, снарядов и бомб так «пропесочен», что запомнил на всю жизнь. Больше этот командир ни разу не делал попыток отойти без разрешения.
Все поняли, что об отступлении не надо думать. И поскольку на месте оставался Военный совет армии, и глядя на него и командиры дивизий, а на них равнялись командиры полков, то и все звенья командования, все штабы оставались на своих местах.
А когда солдаты убедились, что рядом с ними их командиры и руководящий состав армии, увидели, что командиры и политработники разделяют с бойцами смертельную опасность, несут те же окопные лишения, а в труднейшие моменты лежат с солдатами за пулеметами, бьют из винтовок или автоматов, то и приказы, и призывы командования становились действенными, и стойкость войск становилась непреодолимой для врага.
Каждый сталинградец понял, что на его город гитлеровцы нацелили главный удар и что каждый боец отвечает перед Родиной и народом за его оборону. Мы знали, что никто не хотел умирать, но мы знали также, что на нас идут отборные гитлеровские головорезы, от которых не жди пощады, и, только беспощадно уничтожая их, можно отстоять город и жизнь близких и свою жизнь, а если придется умереть, то «на миру и смерть красна».
Перед нами был выбор: победа Родины, свобода и жизнь или поражение, рабство народа и смерть. Само собой разумеется, что бойцы душой и разумом были за победу.
Призывы партии, приказы командования становились реальной силой, потому что их поняли и выполняли массы. Вот выписка из протокола собрания, проведенного в самые тяжелые дни обороны Сталинграда:
«Слушали: О поведении комсомольцев в бою.
Постановили: Лучше умереть в окопе, но не уходить с позором с занимаемой позиции. И не только самому не уйти, но и сделать так, чтобы не ушел и сосед.
Вопрос к докладчику: Существуют ли уважительные причины ухода с огневых позиций?
Ответ: Из всех уважительных причин только одна будет приниматься во внимание — смерть».
Это было не пустое обещание, а клятва, которую бойцы выполняли ценой своих жизней.
…Восемь фашистских танков атаковали советский танк КВ, которым командовал Хасан Ямбеков. Он принял неравный бой и подбил четыре вражеских танка. На помощь гитлеровцам подошло подкрепление, и танк Ямбекова был подожжен. Вражеские автоматчики окружили его и поджидали, когда советские танкисты откроют люки и вылезут из машины. Но советские воины не думали сдаваться. Дым и пламя проникали в боевое отделение, накалялась броня, но экипаж сражался, пока дежурный радист нашей танковой части не услышал в наушниках знакомый ему голос Ямбекова: «Прощайте, товарищи! Не забывайте нас!» В эфире зазвучали голоса танкистов, певших «Интернационал». Их было четверо: Хасан Ямбеков, механик-водитель Андрей Тарабанов, командир орудия Сергей Феденко и радист Василий Мушилов.
А вот выдержки из обращения бывалых бойцов-танкистов 133-й тяжелой танковой бригады, которой командовал Бубнов и где комиссаром был Калустов.
«Дорогие друзья! Родина приказала нам отстоять Сталинград, народ призывает нас жестоко и беспощадно мстить врагу за истоптанную русскую землю, за разрушенные города и села… Герои Царицынской эпопеи призывают нас невзирая на жертвы и лишения отстоять Сталинград. Это они — ветераны героической обороны Царицына пишут нам: „Не отдавайте врагу наш любимый город, бейтесь так, чтобы слава о вас гремела в веках“. И мы выполним этот наказ…»
Это было воззвание бойцов, идущих в атаку.
Вручение гвардейского знамени 39-й гвардейской стрелковой дивизии.
Я никогда не забуду 14 сентября 1942 года. Для 62-й армии этот день был несчастливым и счастливым. В этот день гитлеровцы ворвались в Сталинград большими танковыми колоннами западнее вокзала. Они уже считали, что город ими захвачен. Фашисты выскакивали из машин, играли на губных гармошках, приплясывали, врывались в жилые кварталы с целью пограбить, поживиться тем, что еще уцелело от пожаров.
И здесь на них обрушились огнем и контратаками советские воины. «Непобедимость» фашистов растаяла как дым. Они шли на Сталинград после недавних успехов, под гипнозом своего всемогущества и гибли на наших глазах массами, как ошпаренные кипятком тараканы. Началось отрезвление гитлеровцев.
А наши бойцы убеждались, что можно и меньшими силами бить большие силы врага — для этого нужны смелость, умение сражаться в уличных боях, готовность на любые жертвы для победы!
И вот сейчас, когда нас отделяет от тех событий почти треть столетия, вспоминая, как много пережито, надо сказать, таково мнение большинства участников обороны Сталинграда, что именно советский человек, воодушевленный своей родной Коммунистической партией, своим народом, подойдя к Волге, понял, что дальше отступать некуда, и стал у ее берегов насмерть. Результаты первых же уличных боев, в которых наметились и первые победы, укрепили его дух, его волю. Это было тогда главным в сражении, вошедшем в историю военного искусства.
Нас могут спросить: как оценивать действия командиров, штабов, политорганов в этой битве?
Отвечаю: заслуживают самой высокой оценки. Они сразу заметили этот назревающий перелом, стояли насмерть рядом с бойцами и руководили ими непосредственно в ближних боях, понимая, что в этом сражении решают не широкие оперативные маневры крупных войсковых масс, а моральный их дух и организация каждого боя за квартал, улицу, дом, его материальное обеспечение.
В один из самых напряженных моментов битвы с левого берега Волги переправилась 13-я гвардейская стрелковая дивизия, которой командовал генерал А. И. Родимцев. Несмотря на сильный артиллерийский огонь противника, гвардейцы стремительным наступлением отбросили прорвавшиеся в центре города части гитлеровцев и совместно с другими подразделениями обороны очистили Мамаев курган. Резервы Ставки Верховного Главнокомандования прибывали нам на помощь не раз и определяли дальнейший ход борьбы.
Центральный Комитет Коммунистической партии, Государственный Комитет Обороны принимали решительные меры, чтобы сорвать наступление захватчиков, помочь отразить врага. Мы знали и чувствовали, что вся страна поднялась на защиту Сталинграда.
Это придавало силу обороне на Волге, обеспечило успехи войск 62-й и других армий и определило поражений 6-й армии Паулюса.
Некоторые немецкие генералы уже тогда стали прозревать. Вот что пишет об этих боях первый адъютант армии Паулюса В. Адам:
«Советские войска сражались за каждую пядь земли. Почти неправдоподобным показалось нам донесение генерала танковых войск фон Виттерсгейма, командира 14-го танкового корпуса… Генерал сообщил, что соединения Красной Армии контратакуют, опираясь на поддержку всего населения Сталинграда, проявляющего исключительное мужество. Это выражается не только в строительстве оборонительных укреплений и не только в том, что заводы и большие здания превращены в крепости. Население взялось за оружие. На поле битвы лежат рабочие в своей спецодежде, нередко сжимая в окоченевших руках винтовку или пистолет. Мертвецы в рабочей одежде застыли, склонившись над рулем разбитого тапка. Ничего подобного мы никогда не видели». (Подчеркнуто мною. — В. Ч.).
И с каждым днем рос не только героизм войск, но и боевое их мастерство, умение вести ближний бой, находить, вырабатывать новые тактические приемы борьбы в городе при том, что превосходство в силах и средствах оставалось на стороне противника.
Особенно угнетающе действовало на наши войска еще при отступлении к Сталинграду и в самом городе превосходство вражеской авиации в наступлении на направлении главного удара.
Нужно откровенно сказать, что у немцев было неплохо отработано взаимодействие сухопутных войск с авиацией. Их бомбардировщики успевали нанести удар перед атакой своей пехоты и тем самым приковать наши войска к земле, а наблюдательные пункты загнать в укрытия. Артиллеристы, зенитчики вынуждены были прекращать огонь и укрываться в ровиках, воронках. Пользуясь этим, танки противника вместе с пехотой врывались в наши боевые порядки, и дело кончалось тем, что мы вынуждены были отходить. Мы много ломали головы над тем, как избавиться от превосходства авиации противника. Нам нужно было нарушить взаимодействие его войск, расстроить их боевые порядки. Думали в этом направлении все, начиная от солдата и кончая Военным советом армии. Способ выйти из безвыходного, казалось, положения был найден самими солдатами. Они знали, что отступать больше некуда, что, лишь уничтожая противника, можно выполнить поставленную боевую задачу и предотвратить собственную гибель. И нашими командирами и солдатами был навязан противнику ближний бой. Бойцы сближались с противником на десятки метров. При этом авиация врага не могла бомбить наши траншеи, наносить потери занимавшим их войскам. А если и пытались наносить удары, то они попадали и по своим. Огонь наземной артиллерии противника, который давил наши боевые порядки, разрушал наблюдательные пункты, обстреливал артиллерийские позиции, теперь нередко приходился и по боевым порядкам гитлеровских же войск. Тактика ближнего боя была безоговорочно принята и успешно применена командованием, войсками 62-й армии.
Зародившаяся в войнах прошлого боевая традиция русской армии, непревзойденное умение русских солдат вести ближний бой, их готовность к рукопашной схватке были обогащены защитниками Сталинграда, и сила их умножилась.
Непрерывные, порой круглосуточные бои в непосредственном соприкосновении с противником при удалении на бросок ручной гранаты, внезапные действия подразделений держали противника в постоянном напряжении, изматывали его, он нес большие потери, его боевой дух заметно снижался, настроение немецких солдат явно портилось.
Но одной лишь обороной, при том, что превосходство во всех родах войск было на стороне противника, добиться успехов мы не могли. Надо было бдительно, неотвязно за ним следить, лишать его инициативы, срывать планы, парализовать в зародыше попытки сосредоточивать войска и наносить нам удары. В войсках 62-й армии утвердилось тогда правило: «Обороняясь — наступай».
Сама специфика уличной борьбы потребовала новой организации подразделений, особой их тактики.
В огне сталинградских боев родилась новая боевая организация — штурмовая группа и штурмовые отряды, а с ней и новая тактика действий. Ее породили опять-таки сами защитники Сталинграда. Штурмовая группа была небольшой по численности, гибкой в маневре, пробивной при штурме. Она шла на сближение с противником до броска ручной гранаты, просачивалась, как вода, через подвалы и проломы в стенах и среди развалин зданий. Она наносила внезапные удары с фронта, с флангов, с тыла, не давала немцам отдыхать, изматывала морально и физически, не дав опомниться, навязывала невыгодный врагу стремительный бой. Улицы и площади Сталинграда нередко пустовали, а ожесточенные бои велись внутри зданий.
Против таких штурмовых групп, при такой их тактике, противник не мог применить ни свою авиацию, ни массированный огонь своей артиллерии. Этим он лишался важнейших своих преимуществ.
Должен сказать, что во всех частях 62-й армии существовала и крепла спайка, которая называется взаимодействием войск. Когда артиллерист плечом к плечу сражается с пехотинцем, а оба они чувствуют поддержку действующих рядом танков и в небе, пусть даже изредка, появляются наши самолеты и все это увязывается соответствующим командованием или штабом в единый боевой кулак, четко нацеленный на самые уязвимые пункты врага, тогда каждый ощущает поразительную мощь объединенного оружия. Так мы боролись с противником, наносили огромные, порой неподдающиеся учету потери. Взаимодействие всегда было и будет «богом победы».
Существовало политическое единство воинов всех национальностей, которые сражались в Сталинграде. В 62-й армии насчитывалось больше всего русских воинов, которые представляли русский народ, наиболее многочисленный в Советском Союзе, и вместе с русскими героически обороняли город на Волге украинцы, белорусы, узбеки, татары, таджики… Трудно сказать, какой национальности солдат не было в 62-й армии! Известный Дом Павлова обороняли под командованием русского сержанта украинцы, грузины, казахи, литовцы и воины других республик.
Всех их объединяла и цементировала единая воля Коммунистической партии, все они выполняли задачи, поставленные Советским государством — своей Родиной.
Но враг не отказывался от своих коварных планов и, несмотря на потери, рвался вперед, к Волге.
Я часто задумываюсь: почему Гитлер так упорно, несмотря на небывалые потери, напрягал все силы, чтобы занять весь Сталинград. Почему он, выйдя на Волгу севернее города еще в августе, решил добиваться захвата всего города? В конце октября и тем более в ноябре он мог перейти в Сталинграде к обороне и большую часть сил вывести в свой резерв. Имея в резерве 15–20 дивизий, он мог бы ими маневрировать не только между Волгой и Доном, но и значительно шире по растянувшемуся фронту.
Некоторые буржуазные военные историки видят в этом стремление Гитлера, давшего заверения, что город, носящий имя Сталина, будет взят, сохранить свой престиж. Другие утверждают, что Гитлер имел замысел после овладения Сталинградом развить наступление вдоль Волги на север и тем самым отрезать центральные промышленные районы нашей страны от Урала и Сибири.
Нельзя сказать, что вышеизложенные соображения историков и военных обозревателей не имеют оснований. Я думаю все же, что концентрация сил для захвата Сталинграда, ведение таких упорных боев имеет и другие глубокие причины.
Если проанализировать обстановку, сложившуюся осенью 1942 года, то можно увидеть, что гитлеровские войска были растянуты в одном эшелоне и не имели стратегических резервов. Осенью 1942 года Гитлер уже не имел сил не только для завоевания мирового господства, но и для дальнейшего решительного наступления на каком-либо участке советско-германского фронта.
На всех основных стратегических направлениях группы армий Гитлера были растянуты и скованы советскими войсками.
Бросив свои армии на Кавказ, он тем самым подставил их фланг и глубокий тыл контрударам советских войск, и нужно было брать Сталинград, чтобы обезопасить наступление на Кавказском направлении. И чтобы бросить немецкие войска на север, отрезать промышленный район страны от Урала и Сибири, необходимо было опять-таки взять Сталинград. А город на Волге не давался. Время шло. Лето было упущено.
Гитлеру нужно было сломить нашу оборону, объявить всему миру, что Сталинград в его руках, и побудить своих союзников выступить против СССР. В первых числах октября Геббельс, собрав в министерстве пропаганды представителей стран, правительства которых желали победы Германии, заявил дипломатам, что фюрер лично руководит наступлением на Волге и победа над Советами, как никогда, близка.
Но идет октябрь, Сталинград держится, престиж Гитлера и вермахта снижается, воинственное настроение империалистов в Турции и Японии, которые готовы были выступить против Советского Союза в случае капитуляции Сталинграда, падает.
Гитлер снова не учел потенциальные силы советского народа, просчитался и оказался в еще худшем положении, чем зимой 1941/42 года.
Гитлеровское командование идет на крайние меры, собирает со всех фронтов, в том числе и с западноевропейского, все возможные силы и средства на Сталинградское стратегическое направление. Достаточно сказать, что в июле на Сталинградском направлении в группе армий «Б» действовали 42 дивизии, в конце августа — около 70, а в конце сентября — до 81 дивизии. Оно готовит новый удар.
Военный совет 62-й армии знал о предстоявшем крупном наступлении врага. Наша разведка своевременно и правильно информировала командование о создаваемой противником группировке северо-западнее Сталинграда в районе балки Вишневая. Мы готовились к отражению нового натиска, но не могли предполагать, что последует удар такой колоссальной мощности.
Военный совет армии решил в этом сражении находиться непосредственно за войсками, оборонявшими завод «Баррикады», чтобы надежней управлять их действиями. Туда противник направлял свой главный удар. Если Паулюс со своим штабом находился в 120 километрах от поля сражения в станице Нижне-Чирской, то Военный совет и штаб 62-й армии с командирами соединений были в трех километрах, а к концу боев в 300 метрах от переднего края. Да, это обстоятельство сыграло определенную положительную роль в успехе нашей обороны. К началу этого октябрьского сражения мы фактически были уже отрезаны от своего заволжского тыла. Вся Волга хорошо просматривалась и простреливалась противником из крупнокалиберных пулеметов, не говоря уже о минометном и артиллерийском огне, которым противник обстреливал все дороги и тропинки, подходившие к Волге с востока. Только ночью, да и то с большим риском быть разбитыми и потопленными, могли подходить к правому берегу, в Сталинград, наши пароходы с необходимым для армии грузом и увозить обратно раненых.
Моральное, да и физическое напряжение работников штабов армий и соединений было доведено до предела. Днем надо было обеспечивать ведение боя, а ночью — разводить войска по полю боя, распределять между ними не только районы обороны, но даже отдельные позиции, ориентировать в боевой обстановке, организовывать связь. И все это происходило в нескольких сотнях и даже десятках метров от переднего края, под наблюдением и огневым воздействием противника.
Никто, кроме меня, члена Военного совета Гурова и Крылова, не знал тогда, что мы опасались, как бы, проснувшись, не очутиться под дулами немецких автоматов, не успев взять в руки свое оружие. Поэтому мы поочередно дежурили по ночам.
Наступила ночь с 13 на 14 октября. В эту ночь мы меняли свой командный пункт армии, приближая его к войскам. Командный пункт был подготовлен на северо-восточной окраине завода «Баррикады». Но переходить даже какие-нибудь 500–600 метров мы не рискнули все сразу. Работники штаба армии были разделены на три группы. С первой пошел член Военного совета Гуров, чтобы проверить на новом пункте связь с войсками и дать нам сигнал. Они выступили в 24 часа ночи, а только в два часа мы получили данные, что на новом пункте все готово.
Вторая группа во главе со мной выступила в третьем часу. Пройти эти несколько сот метров по обрывистому берегу было не так-то легко и просто людям, не спавшим несколько ночей подряд. Мы не шли, а в буквальном смысле слова ползли по камням, спотыкаясь и падая. Когда я пришел в блиндаж, а он был один на весь штаб, то свалился и тут же заснул, а возможно, и потерял сознание. Не слышал, как и когда пришел Н. И. Крылов с третьей группой. Проснулся около 7 часов утра, рядом лежит Крылов. Он тоже спал как убитый.
Проснулся я рано утром по какому-то интуитивному предчувствию. Возможно, сказывалось нервное напряжение от ожидания готовившегося удара противника. Оно пересилило сон, усталость и подняло меня на ноги.
Мой ординарец Борис Скорняков тут же налил мне стакан крепкого чаю. Выпив его, я вышел из блиндажа на воздух. Меня ослепило солнце. При выходе из блиндажа встретился с комендантом штаба и командного пункта майором Гладышевым. Мы прошли с ним несколько десятков метров к северу, где были расположены отделы штаба. Они ютились в спешно вырытых щелях или в норах, выдолбленных в крутом правом берегу Волги.
В одной из таких нор стоял тульский самовар с самодельной трубой. Он попыхивал дымком. Около самовара сидел, готовясь к чаепитию, генерал Пожарский — командующий артиллерией армии. Сам туляк, он всю войну не расставался со своим земляком — самоваром. Это была его слабость — крепкий чаек…
Поздоровался с ним.
— Как, Митрофаныч, — спрашиваю, — успеешь скипятить чайку до начала фрицевского концерта?
— Успею, — уверенно отвечает он, — ну, а не успею, самовар с собой на наблюдательный пункт захвачу, там и…
Договорить ему не пришлось. С запада донесся сильный гул. Мы подняли головы и «навострили» уши. И тут же услышали шипение снарядов и мин над головой. Вскоре близкие разрывы потрясли землю, в воздух выплеснулись султаны огня. На оборонявшиеся войска посыпались десятки, сотни тысяч снарядов и мин разных калибров. Взрывными волнами нас прижало к обрывистой круче берега. Самовар был опрокинут, так и не успев закипеть. Но буквально кипела от взрывов вода в Волге. Пожарский показывал рукой в небо. Над головой появились фашистские самолеты. Их было несколько групп. От взрывов снарядов и мин, шума авиационных моторов невозможно было говорить. Я взглянул на Пожарского. Он меня понял по взгляду, схватил планшет, бинокль и бросился бежать на свой командный пункт. Я поспешил на свой.
Солнца не стало видно. Дым, пыль и смрад заволокли небо. Подойдя к блиндажу, собрался ногой открыть дверь, но получил такой удар взрывной волны в спину, что влетел в свой отсек. И тут же услышал голос Гурова: «Получил, и поделом: не ходи, куда не надо». Крылов и Гуров уже сидели на скамейках и держали оба телефонные трубки. Тут же стоял начальник связи армии полковник Юрин, докладывая что-то Крылову.
Я спросил:
— Как связь?
Юрин доложил:
— Часто рвется, включили радио, говорим открытым текстом.
Кричу ему:
— Этого мало… Поднимите и задействуйте запасный узел связи на левом берегу. Пусть дублируют и информируют нас.
Юрин понял и вышел. Я прошел по всему п-образному блиндажу-туннелю. Он достался нам от штаба 10-й дивизии НКВД, который отвели на левый берег несколько дней тому назад. Все командиры штаба армии, связисты и связистки были на местах. Они глядели на меня, пытаясь по моему лицу угадать о моем настроении, о положении на фронте. Чтобы показать, что нет ничего страшного, я шел по блиндажу спокойно и медленно, так же вернулся и вышел на улицу из другого выхода блиндажа.
То, что я увидел на улице, особенно в направлении Тракторного завода, трудно описать пером. Над головой ревели пикирующие бомбардировщики, выли падающие бомбы, рвались снаряды зениток в воздухе, а их трассирующие траектории расчеркивались в небе красивым пунктиром. Кругом все гудело, стонало и рвалось. Пешеходный мостик через Денежную протоку, собранный из бочек, был разбит и отнесен течением. Вдали рушились стены домов, полыхали корпуса цехов Тракторного завода.
Захожу в блиндаже в свой отсек. Те же Крылов и Гуров с телефонами в руках рассматривают план города. По синим стрелам и цифрам, а также по красным изогнутым линиям оцениваю положение на направлении главного удара противника. Вопросов не задаю, знаю, что полученные 5—10 минут тому назад данные об обстановке уже устарели. Вызываю к телефону командующего артиллерией армии Пожарского. Приказываю дать два дивизионных залпа «катюш». Один по силикатному заводу, другой — перед стадионом. Там, по-моему, должно быть скопление войск противника. Прошу хоть немного угомонить фашистских стервятников. Генерал Хрюкин сказал откровенно, что сейчас помочь нечем. Противник плотно блокировал аэродромы армии. Пробиться нашей авиации к Сталинграду пока невозможно.
После короткого обмена мнениями между членами Военного совета стало ясно… Противник бросил свои главные силы против 62-й армии. Имея явное превосходство в живой силе, технике и огне, он будет стараться разрезать армию и уничтожить ее по частям. Сейчас главный удар он наносит между заводами Тракторным и «Баррикады». Ближайшая его цель — пробиться к Волге. По силам и средствам, введенным в бой, было видно, что он приложит все силы, чтобы не допустить переправы из-за Волги к нам сильных подкреплений, и будет стараться сорвать подвоз боеприпасов в Сталинград. В ближайшие несколько дней нам предстояла небывало жесточайшая борьба только имеющимися в распоряжении 62-й армии силами, но, независимо ни от каких причин, мы не могли отойти за Волгу, так как поклялись перед партией и народом удержать Сталинград. Наш блиндаж трясло как в лихорадке, кругом гудело, ухало, и в уши иголками впивались эти звуки, с потолка сыпался песок, в углах и на потолке под балками что-то потрескивало, толчки от разорвавшихся вблизи крупных бомб грозили развалить наш блиндаж. Уходить нам было некуда. Лишь изредка, когда совершенно нечем было дышать, несмотря на близкие разрывы бомб и снарядов, мы по очереди выходили из блиндажа.
В тот день мы не видели солнца. Оно поднималось в зенит бурым пятном и изредка выглядывало в просветы дымовых туч.
Под прикрытием ураганного огня три пехотные и две танковые дивизии на фронте около шести километров бросил Паулюс в наступление. Главный удар наносился по 112-й, 95-й, 308-й стрелковым и 37-й гвардейской дивизиям. Все наши дивизии были сильно ослаблены от понесенных потерь в предыдущих боях, особенно 112-я и 95-я. Превосходство противника в людях было пятикратным, в танках — двенадцатикратным, его авиация безраздельно господствовала на этом участке. Около трех тысяч самолето-вылетов насчитали мы в тот день.
Пехота и танки противника в 8 часов утра атаковали наши позиции. Первая атака противника была отбита, на переднем крае горели десять танков. Подсчитать убитых и раненых было невозможно. Через полтора часа противник повторил атаку еще большими силами. Его огонь по нашим огневым точкам был более прицельным. Он буквально душил нас массой огня, не давая никому на наших позициях поднять голову.
В 10 часов 109-й полк 37-й гвардейской дивизии был смят танками и пехотой противника. Бойцы этого полка, засевшие в подвалах и в комнатах зданий, дерутся в окружении. Против них противник применяет огнеметы. Нашим бойцам приходится отстреливаться, переходить в рукопашную схватку и одновременно тушить пожары.
На командном пункте армии от близкого взрыва авиабомбы завалило два блиндажа. Бойцы роты охраны и несколько офицеров штаба откапывают своих товарищей. Одному офицеру придавило ногу бревном. При попытке откопать и поднять бревно верхний грунт осаживается и еще больше давит на ногу. Несчастный офицер умоляет товарищей отрубить или отпилить ногу. Но у кого поднимется рука? И все это происходит под непрерывным обстрелом артиллерии и бомбежкой авиации.
В 11 часов наблюдатели доносят: левый фланг 112-й стрелковой дивизии также смят. Около 50 танков утюжат ее боевые порядки. Эта многострадальная дивизия, принимавшая участие во многих боях западнее реки Дон, на Дону, между Доном и Волгой, к 13 октября, имея в своем составе не более тысячи активных бойцов во главе со своим командиром полковником Ермолкиным, не отступила. Она сражалась геройски разрозненными подразделениями, гарнизонами в отдельных зданиях, в цехах Тракторного завода, в Нижнем поселке и на волжской круче. Ее сопротивление долгое время не было сломлено, но она буквально истреблялась превосходящими силами противника. Не случайно немецкий генерал Дёрр в своей книге «Поход на Сталинград» вспоминал: «Если нашим войскам удавалось днем на некоторых участках фронта выйти к берегу, ночью они вынуждены были снова отходить, так как засевшие в оврагах русские отрезали их от тыла». Признание врага — лучший свидетель тех событий.
В 11 часов 50 минут противник захватил стадион Сталинградского тракторного завода и глубоко вклинился в нашу оборону. До Тракторного завода осталось менее километра. Южнее стадиона находился так называемый шестигранный квартал с каменными постройками. Он был превращен нашими войсками в опорный пункт. Гарнизон его — батальон с артиллерией 109-го гвардейского стрелкового полка. Этот квартал несколько раз переходил из рук в руки. Командир полка товарищ Омельченко лично сам возглавил контратакующие подразделения.
По радио открытым текстом неслись донесения, которые перехватывались узлом связи штаба армии. Привожу их дословно:
«Фрицы везде наступают с танками… Наши дерутся на участке Ананьева. Подбито четыре танка, а у Ткаченко — два, гвардейцами 2-го батальона 118-го полка уничтожено два танка. Третий батальон удерживает позиции по оврагу, но колонна танков прорвалась на Янтарную». Артиллеристы 37-й гвардейской дивизии доносили: «Танки расстреливаем в упор, уничтожено пять».
Начальник штаба 37-й гвардейской дивизии товарищ Брушко докладывал в штаб армии: «Гвардейцы Пуставгарова (114-й гвардейский полк), рассеченные танковыми клиньями противника, закрепившись группами в домах и развалинах, сражаются в окружении. Лавина танков атакует батальон Ананьева. Шестая рота этого батальона под командованием гвардии лейтенанта Иванова и политрука Ерухимовича полегла полностью. Остались в живых только посыльные».
В 12 часов передают по радио из 117-го гвардейского полка 39-й гвардейской стрелковой дивизии: «Командир полка Андреев убит, нас окружают, умрем, но не сдадимся». Полк не умер, около командного пункта полка валялось больше сотни гитлеровских трупов, а гвардейцы продолжали жить и крошить врага.
Из полков 308-й стрелковой дивизии Гуртьева доносят: «Позиции атакуют танки с севера, идет жестокий бой. Артиллеристы бьют прямой наводкой по танкам, несем потери, особенно от авиации, просим отогнать стервятников». Но отогнать их было нечем.
В 12 часов 30 минут командный пункт 31-й гвардейской дивизии бомбят пикирующие бомбардировщики. Командир дивизии генерал Жолудев завален в блиндаже. Связи с ним нет. Управление частями 37-й гвардейской дивизии штаб армии берет на себя. Линии связи и радиостанции перегружены. В 13 часов 10 минут в блиндаж Жолудева «дали воздух» (просунули металлическую трубку), продолжая откапывать генерала и его штаб. В 15 часов на командный пункт армии пришел сам Жолудев. Он был мокрый и в пыли, и доложил: «Товарищи Военный совет! 37-я гвардейская дивизия сражается и не отступит!». Доложил и тут же присел на земляную ступеньку и закрыл лицо руками.
На участке 95-й стрелковой дивизии В. А. Горишного с 8 часов утра также шел жесточайший бой. Командир взвода третьей батареи лейтенант Владимиров Василий Владимирович вспоминает: «14 октября ясное утро началось с такого землетрясения, которого мы никогда не ощущали за все бои до этого. Сотни самолетов выли в воздухе, всюду рвались бомбы и снаряды. Клубы дыма и пыли окутали небо. Дышать было нечем. Все поняли, что немцы перешли в новое мощное наступление. Телефонная связь сразу порвалась. По радио от командира батареи услышали команду: „НЗО-6“, „ПЗО-1“ и т. д. Эти команды менялись одна за другой. Рискуя каждую минуту жизнью, люди выходили к орудиям и выпускали серию снарядов. Наш наблюдательный пункт батареи оказался в окружении, но командир батареи товарищ Ясько не растерялся. Он всю ночь бил фашистов огнем своей батареи, вызывая огонь на себя, когда фашисты очень близко подходили к наблюдательному пункту. От бомбежки и от обстрела у наших орудий осталось по 2–3 человека, но мы не дрогнули. Командир батареи Ясько был засыпан, многие оглохли, бомбежка, обстрел не прекращались. Все горело, все перемешивалось с землей, гибли люди и гибла техника, но мы стреляли и стреляли».
Так вели себя в бою артиллеристы, стоя плечом к плечу с другими родами войск.
В 13 часов 10 минут докладывают, что на командном пункте армии завалило два блиндажа, есть убитые и раненые.
Около 14 часов телефонная связь порвана со всеми войсками, работают только радиостанции, но и те с перебоями. Дублируем связь, посылая офицеров, но эта связь медленная, их данные весьма запаздывают.
К 15 часам танки противника глубоко вклинились в наши боевые порядки. Они вышли на рубеж заводов Тракторного и «Баррикады». Пехоту противника отсекают от танков огнем наши гарнизоны. Они хотя и разрозненные, но сражаются в окружении и сковывают действия врага. Танки противника без пехоты вперед не идут. Они останавливаются и становятся прекрасными целями для наших артиллеристов и бронебойщиков. Все же к 15 часам дня танкам противника удается пробиться к командному пункту армии. Они оказались от нас в 300 метрах. Рота охраны штаба армии вступила с ними в бой. Сумей противник подойти еще ближе, нам бы пришлось драться с немецкими танками самим. Иного выхода не было. Мы не могли куда-либо отойти, ибо лишились бы последних средств связи и управления.
В парке Скульптурный было зарыто в землю до десятка танков 84-й танковой бригады. Им было приказано не переходить в контратаки, а быть в засаде на случай прорыва немцев. В 15 часов волна немецких танков прорвалась к парку Скульптурный и напоролась на танковую засаду. Наши танкисты били немецкие танки без промаха. Этот опорный пункт немцы пытались атаковать, но не взяли ни 14, ни 15 и ни 16 октября. И только 17-го он был разбит авиацией противника. Несколько сот самолето-вылетов «юнкерсов» и «хейнкелей» пришлось предпринять авиации Паулюса против танкового опорного пункта.
Несмотря на колоссальные потери, враг рвался вперед. Его автоматчики просачивались в образовавшиеся разрывы между боевыми порядками наших частей. За эти дни немцы неоднократно вели бои с охраной штаба армии. В эти часы, на наше счастье, у Паулюса не нашлось ни одного свежего батальона, чтобы захватить командный пункт армии. Скорее всего Паулюс не знал, где он расположен. Думаю, знай он точно, где мы находились, он не пожалел бы для этого целой дивизии.
В 16 часов 35 минут командир полка подполковник Устинов просит открыть огонь по его командному пункту, к которому вплотную подошли фашисты и забрасывают его ручными гранатами. Открыть огонь по своему командиру было не так-то просто решиться. И все-таки пришлось генералу Пожарскому дать залп дивизиона «катюш». Накрыли огнем фашистов удачно. Их полегло немало.
Для обороны заводов Тракторного и «Баррикады» были созданы отряды из рабочих и охранников. Они с подразделениями войск армии должны были оборонять заводы до последнего патрона. В этих отрядах сталинградских рабочих находились и защитники Царицына в годы гражданской войны, в большинстве коммунисты. Они были вожаками и проводниками по Сталинграду и по цехам заводов. Их присутствие крепило боевую дружбу бойцов и рабочих. Во второй половине 14 октября отряды, оборонявшие заводы Тракторный и «Баррикады», вступили в бой с подошедшими передовыми подразделениями врага. Части и подразделения 112-й и 37-й дивизий Ермолкина и Жолудева надежно опирались в боях на рабочие отряды Тракторного завода, уничтожали противника на площади перед заводом и улицах, ведущих к нему. Части 95-й и 308-й дивизий Горишного и Гуртьева, опираясь на цехи завода «Баррикады», совместно с вооруженными заводскими рабочими уничтожали противника на улицах, ведущих к заводу. Им помогали танкисты 84-й танковой бригады Белова. Тысячами трупов фашистов были покрыты площади и улицы, несколько десятков танков, горящих и разбитых, перегораживали проезды. Но все же отдельным подразделениям противника удавалось пробиваться к берегу Волги, но закрепиться им там не удавалось. Артиллерийский огонь с левого берега и дружные атаки наших войск с флангов отбрасывали фашистов назад с большими потерями.
Танки и пехота противника иногда рассекали нашу оборону на отдельные очаги, да и 62-я армия была также рассечена пополам. Пространство между заводами Тракторным и «Баррикады» шириной около полутора километров прочно контролировалось противником. Его огнем простреливались все овраги и Денежная воложка. Наши офицеры связи не могли проникнуть к Тракторному заводу. Со своего командного пункта мы хорошо просматривали Тракторный завод, но не могли видеть бой, который происходил в заводских цехах. У нас не было с ними связи, и мы не всегда могли им помочь в том, в чем они так нуждались. Мы могли их поддержать лишь огнем артиллерии. Управление ею находилось непрерывно в наших руках. Судьба подразделений и людей, находящихся в окружении, в цехах заводов, была для нас долгое время неизвестной. Это тяжелым камнем лежало на моей совести.
Прошло 30 лет со дня разгрома отборных гитлеровских войск на Волге. За это время вышел в свет целый ряд документов, исторических описаний и воспоминаний об этой грандиозной битве, которые вскрыли и внесли ясность во многие вопросы.
Ведя непрерывные бои, отражая бесконечные атаки гитлеровцев, стремившихся сбросить нас в Волгу, Военный совет армии не мог знать, какие меры помощи оказывались нам соседями с севера и с юга. Мы были отрезаны от них и связи с ними не имели.
Отражая главный удар немецко-фашистских войск на Сталинград, внимание Военного совета и штаба 62-й армии было всецело поглощено боями, которые в октябре переместились из центра города на север, в заводской район. Гитлеровцы, по-видимому, узнали, что, несмотря на бомбежку и артиллерийские обстрелы, рабочие заводов продолжали ремонтировать танки, пушки и другое оружие. Поняв это, Паулюс и его штаб начали готовить удар всеми силами армии и большими средствами усиления всей группы армий «Б».
Да так оно и было. Рабочие сталинградских заводов Тракторного, «Баррикады», «Красного Октября», не жалея сил и жизни, не отходили от станков, ремонтировали боевую технику, с оружием в руках входили в боевые отряды и совместно с бойцами 62-й армии отбивали атаки озверевших фашистов. Я не могу забыть заместителя Председателе Совета Народных Комиссаров тов. Малышева, а также заместителя министра вооружения тов. Агеева, которые вместе с рабочими СТЗ и «Баррикады» под огнем противника давали армии все то, что могли сделать на этих заводах. Некоторые подбитые противником танки и пушки по нескольку раз возвращались на ремонт на эти заводы и снова оттуда уходили, как вылечившиеся бойцы, в бой.
Нанося главный удар по заводам СТЗ и «Баррикады», враг понимал, что эти заводы дают сталинградцам немалую помощь в обороне города. Но он, по-видимому, не знал, что цехи этих заводов, стены и ограждения превращены нами в опорные пункты, которые будут обороняться войсками и самими рабочими до последнего патрона. В результате такого еще небывалого до этого удара по заводам и их поселкам авиацией, артиллерией и танками 14 октября он не мог захватить с ходу ни СТЗ, ни «Баррикады». Противник подошел вплотную к этим заводам, на СТЗ кое-где просочился в цехи, а между СТЗ и «Баррикадами» кое-где проник до Волги. Авиацией, артиллерией и танками он разрубил боевые порядки 112-й, 37-й гвардейской, 95-й и 308-й стрелковых дивизий. Поселки СТЗ и «Баррикады» были сожжены и разрушены. Некоторые районы были превращены в пустыри, но противник не ожидал, что бойцы этих дивизий, засевшие в подвалах и кучах щебня, не сдадутся и будут наносить наступающим тяжелые потери. Их лозунг был «Умрем, но не сдадимся!»
Прорвавшись отдельными группами танков и пехоты к заводам, противник тут встретил упорное сопротивление вторых эшелонов и резервов полков и дивизий, а также вооруженных отрядов рабочих. На СТЗ противник был встречен группами бойцов 112-й и 37-й гвардейской дивизий и рабочим отрядом завода, а у «Баррикад» и стадиона Стахановцев он был встречен подразделениями 95-й, 308-й стрелковых дивизий, танкистами полковников Белого, Удовиченко (84-я и 137-я танковые бригады), а также рабочим отрядом завода. Севернее речки Мокрая Мечетка стрелковые бригады Андрюсенко, Болвинова и Горохова с отошедшими остатками частей 112-й стрелковой дивизии успешно отражали атаки наступающих танков и пехоты противника. От балки Вишневая и реки Мокрая Мечетка до Волги — 3–4 километра; несмотря на колоссальное превосходство в силах, за целые сутки противник не мог преодолеть оборону бойцов и рабочих отрядов, решивших умереть, но не отдавать этот клочок земли.
Несколько лет спустя мне стало известно от работника политотдела 112-й стрелковой дивизии подполковника в отставке В. В. Гусева, что 13 октября между фланговыми полками 112-й стрелковой и 37-й гвардейской дивизий было заключено письменное соревнование. Инициатива исходила от офицеров 37-й гвардейской, которые прибыли на КП 385-го стрелкового полка с запиской примерно такого содержания: Мы решили умереть, но ни на шаг не отступить. Призываем вас, боевые друзья, последовать нашему примеру. Затем следовали подписи гвардейцев. Эту клятву подписали офицеры 385-го полка 112-й стрелковой дивизии, в том числе заместитель командира дивизии, Герой Советского Союза Михайлицын.
Героизм и упорство наших бойцов, несмотря на тяжелые потери, выдержали удар противника такой силы, какой он не наносил до этого и после 14 октября.
С картины худ. Ю. Галькова «Бой на площади Павших борцов».
На следующий день, 15 октября, противник вынужден был вводить в бой свежие силы. Появились на фронте подразделения, а затем части 305-й пехотной дивизии со многими средствами усиления. Не овладев полностью Тракторным заводом, противник не мог развивать удара на юг и на север, чтобы свернуть нашу оборону по берегу Волги. На Тракторном заводе, в его цехах сражались бойцы 112-й стрелковой, 37-й гвардейской дивизий и рабочие завода, сформированные в отряд.
Трудно сказать, какие подразделения и каких частей сражались в том или другом цехе. Так же трудно определить, какие части и каких дивизий наступали в том или другом цехе. Там бой длился несколько суток. Противником были пущены все виды оружия, включая огнеметы. Во многих помещениях и цехах завода образовались груды металла, арматуры и цемента. Оступись или поскользнись, и ты повиснешь на арматуре, как рыба на крючке.
Мы знали так же, как и противник, что на самом заводе идет ближний бой, но мы не знали, как и чем можно помочь сражающимся. Мы, как и противник, не могли ударить по цехам артиллерией или авиацией, потому что не видели, какой цех кем был занят. Мы не имели свободного батальона или хотя бы роты, чтобы перебросить ее на завод для поддержки своих бойцов и подразделений. Противник мог бросить подмогу на усиление своих сил в цехи завода, но это шло за счет тех сил, которые должны были развивать наступление на флангах, на завод «Баррикады» и на Спартановку.
Все же гитлеровцы, ведя бой в цехах СТЗ, сумели повернуть крупные силы пехоты и танков на юг, на завод «Баррикады». Наши танкисты, подпустив противника на прямой выстрел, открыли огонь и били вражеские танки без промаха. Пехоту противника, следовавшую за танками, отсекли огнем наши автоматчики. Такие огневые удары из засады, как правило, бывают для противника внезапными. В разгаре боя эти удары не скоро доходят до наступающих войск, и особенно до старших командиров. Обычно получается так: передних бьют, а идущие позади напирают с тыла, а старшие командиры, не видя, что творится впереди, подхлестывают позади идущих. И вот тогда и получается мясорубка, колоссальные потери, пока не разберутся, в чем дело, но понесенные потери не восстановишь.
14 октября гарнизон завода «Баррикады», бойцы армии и рабочего отряда своим огнем отсекали противника, рвущегося между заводами к Волге, во фланг и тыл били по наступающему противнику и готовились к отражению ударов на «Баррикады». Восстановить плечевую связь с СТЗ было невозможно. Более недели шли бои день и ночь на территории этих двух заводов и в поселках того же названия. Дымились цехи заводов и жилые постройки. Дым и гарь черной тучей висели над этим районом боя. Казалось, там не осталось ничего живого и целого. Но на самом деле там сражались десятки тысяч людей, сотни и тысячи боевых машин и орудий.
Когда во много раз превосходящие силы фашистов выбили наших защитников с Тракторного завода, они не ушли от него далеко. Они отошли к самому берегу Волги и продолжали сражаться. Их девиз был: «За Волгой для нас земли нет!». Это была их последняя боевая позиция.
Мы, ветераны 62-й армии, в 1963 году по приглашению партийной организации области прибыли в Сталинград. Прошло 20 лет со дня разгрома гитлеровцев на Волге. Мы встретились с теми, кто остался жив: кто был юношей — возмужал, кто был молод — постарел, а некоторые поседели.
Только сам город помолодел, расцвел и продолжает процветать. Мы пошли, вернее, нас потянуло к местам жестоких и кровопролитных боев, на те места, где люди отдали самое ценное — свои жизни, чтобы дать жизнь другим.
Вот мы подходим к площади завода СТЗ, где юный Ваня Федоров бросился под фашистский танк с гранатой и подорвал его. Вот цехи завода, которые были превращены бомбами и снарядами в груды металла и бетона, но они продолжали работать, выпуская через свои ворота сотни и тысячи тракторов.
Мы идем через территорию завода к берегу Волги, к круче. На этой круче даже двадцать прошедших лет не размыло и не стерло окопы, врезанные в берег. Эти одиночные окопы имели землю как защиту от пуль и снарядов спереди, справа и слева. С тыла земли не было. С тыла был обрыв и Волга — широкая и глубокая, родная и прекрасная.
Мне представляется целесообразным посмотреть, как оценивали боевые действия в Сталинграде наши противники, и прокомментировать то, что они об этом писали.
Немецкий генерал Дёрр в своей книге описывает наступление на Сталинградский тракторный завод так:
«14 октября началась самая большая в то время операция: наступление нескольких дивизий (в том числе 14-й танковой, 305-й и 389-й пехотных) на Тракторный завод имени Дзержинского, на восточной окраине которого находился штаб 62-й армии русских. Со всех концов фронта, даже с флангов войск, расположенных на Дону и в калмыцких степях, стягивались подкрепления инженерных и противотанковых частей и подразделений, которые были необходимы там, где их брали. Пять саперных батальонов по воздуху были переброшены в район боев из Германии. Наступление поддерживал в полном составе 8-й авиакорпус.
Наступавшие войска продвинулись на два километра, однако не смогли преодолеть сопротивления трех дивизий русских, оборонявших завод, и овладеть отвесным берегом Волги. Если нашим войскам удавалось днем на некоторых участках фронта выйти к берегу Волги, ночью они были вынуждены снова отходить, так как засевшие в оврагах русские отрезали их от тыла».
Надо полагать, не очень приятно было признаваться бывшему гитлеровскому генералу в беспомощности своих войск, но факты остаются фактами. Однако, истины ради, следует сказать читателям, что Тракторный завод обороняли не три дивизии, как считает генерал Дёрр, а в основном одна — 37-я гвардейская Жолудева и человек 600 из 112-й стрелковой дивизии.
А вот как оценивает ход боев Гельмут Вельц в книге «Солдаты, которых предали» (Издательство «Мысль», 1965).
«Сегодня, 8 ноября, — пишет Вельц, — Гитлер должен обратиться с речью к своей „старой гвардии“. До сих пор Гитлер имел обыкновение выступать перед каждым крупным событием. Правда, его прошлогодние пророчества не сбылись. Диктор объявляет выступление фюрера. И вот мы слышим голос, которого так ждали…
„Я хотел достичь Волги у одного определенного пункта, у одного определенного города. Случайно этот город носит имя самого Сталина. Но я стремился туда не по этой причине. Город мог называться совсем иначе. Я шел туда потому, что это весьма важный пункт. Через него осуществлялись перевозки тридцати миллионов тонн грузов, из которых почти девять миллионов тонн нефти. Туда стекалась с Украины и Кубани пшеница для отправки на север. Туда доставлялась марганцевая руда. Там был гигантский перевалочный центр. Именно его я хотел взять, вы знаете, нам много не надо — мы его взяли! Остались незанятыми только несколько совсем незначительных точек. Некоторые спрашивают: а почему же вы не берете их побыстрее? Потому, что я не хочу там второго Вердена. Я добьюсь этого с помощью небольших ударных групп!“
Военный совет 62-й армии знал об этом выступлении Гитлера и знал, что и до этого обращения фюрера его приказы о взятии Сталинграда разбивались о стойкость наших бойцов. Ведя непрерывные оборонительные бои, мы вели ответные контратаки, наносили контрудары.
12 ноября мною был подписан боевой приказ: „Противник пытается прорвать фронт в юго-восточной части завода „Красный Октябрь“ и выйти к реке Волге. Для усиления левого фланга 39-й гвардейской стрелковой дивизии и очищения всей территории завода от противника приказываю ее командиру за счет сменяемого левофлангового батальона 112-го гвардейского стрелкового полка уплотнить боевые порядки в центре и на левом фланге дивизии, имея задачей полностью восстановить положение и очистить территорию завода от противника“».
В это же время по приказу Гитлера командир 79-й пехотной дивизии генерал фон Шверин ставил своему командиру саперного батальона капитану Вельцу задачу:
«Приказ на наступление 14 ноября 1942 года.
1. Противник значительными силами удерживает отдельные части территории завода „Красный Октябрь“. Основной очаг сопротивления — мартеновский цех (цех № 4). Захват цеха означает падение Сталинграда.
2. 179-й усиленный саперный батальон овладевает цехом № 4 и пробивается к Волге…»[1]
Эти два приказа, отданные почти одновременно, наиболее точно отражают главные усилия воюющих сторон в то время. Из них становится совершенно ясно, с чем связана напряженность боев того периода в Сталинграде.
Борьба за мартеновский цех длилась несколько недель, а за завод и внутри его — больше двух месяцев. Было бы неправильно говорить, что противник не знал, что такое штурмовые группы и отряды. Капитан Вельц утверждает, что в боях за завод «Красный Октябрь» его батальон действовал штурмовыми группами, но неудачно.
Вельц пишет:
«Собрал своих командиров и объясняю им свой план. Брошу четыре сильные ударные группы по 30–40 человек в каждой… Врываться в цех не через ворота или окна. Нужно подорвать целый угол цеха. Через образовавшуюся брешь ворвутся первые штурмовые группы. Рядом с командирами штурмовых групп передовые артнаблюдатели. Вооружение штурмовых групп: автоматы, огнеметы, ручные гранаты, сосредоточенные заряды и подрывные шашки, дымовые свечи… Отбитая территория немедленно занимается и обеспечивается идущими во втором эшелоне подразделениями…»[2]
Когда я читал эти строки в книге Вельца, невольно подумал, не взял ли он это из описаний о действиях и вооружении наших штурмовых групп. Но потом, внимательно разобравшись, нашел не только общее, но и существенную разницу. У немцев при действиях штурмовых групп не упоминается о строительстве подземных и траншейных ходов к объектам штурма. Согласно их тактике действий за штурмовыми группами идут вторые эшелоны, как в полевом бою, а не группы закрепления, как у нас. Есть и другие различия в использовании оружия и методов ближнего боя. И все же следует признать, что в действиях наших и их штурмовых групп есть сходство. Оно и не может не быть, так как бои протекали в одних условиях, на той же местности, при одном и том же климате.
Итак, гитлеровцы бросают свои последние силы, чтобы захватить завод «Красный Октябрь». В их понятии он означает последний опорный пункт Сталинграда. Мы же стремились в это же самое время очистить всю территорию завода «Красный Октябрь».
Когда противники наступают одновременно друг против друга, то по теории военного искусства это называется встречным боем. Обычно он происходит на большом пространстве, с широким использованием таких видов маневра, как обход и охват флангов и выход в тыл. В данном случае встречный бой городского типа ограничился частью территории одного завода. Как он происходил? Об этом капитан Вельц пишет следующее:
«Уже стало светло, неуютно. Кажется, орудийные расчеты русских уже позавтракали: нам то и дело приходится бросаться на землю, воздух полон пепла… Бросок — и насыпь уже позади. Через перекопанные дороги и куски железной кровли, через облака огня и пыли бегу дальше… Добежал! Стена, под которой я залег, довольно толстая… От лестничной клетки остался только железный каркас… Рассредоточиваемся и осматриваем местность… Всего метрах в пятидесяти от нас цех № 4. Огромное мрачное здание… длиной свыше ста метров… Это сердцевина всего завода, над которым возвышаются высокие трубы… Обращаюсь к фельдфебелю Фетцеру, прижавшемуся рядом со мной к стене:
— Взорвите вон тот угол цеха, справа! Возьмите 150 килограммов взрывчатки. Взвод должен подойти сегодня ночью, а утром взрыв послужит сигналом для начала атаки.
Даю указания остальным, показываю исходные рубежи атаки»[3].
Это был план наступления гитлеровцев. Конечно, они могли бы наделать нам очень много хлопот. Захватив основные цехи завода «Красный Октябрь», они стали бы обстреливать все наши переправы через Волгу и даже пристани на правом берегу, которые играли у нас роль временных складов. Этому замыслу противника помешала наша разведка, которая бдительно следила за всеми участками как вблизи, так и в глубине боевых порядков противника. За несколько дней до наступления гитлеровцев мы имели пленных, захваченных на этом участке, а их данные о готовившемся наступлении были подтверждены наблюдением. Поэтому приказ об уплотнении боевых порядков на заводе и в его цехах не был случайным, а преднамеренным и целеустремленным.
Далее Вельц сообщает:
«Поступает последний „Мартин“ — донесение о занятии исходных позиций. Смотрю на часы: 02.55. Все готово. Ударные группы уже заняли исходные рубежи для атаки. В минных заграждениях перед цехом № 4 проделаны проходы… батальон хорватов готов немедленно выступить во втором эшелоне… Пора выходить… Еще совсем темно… Я пришел как раз вовремя. Сзади раздаются залпы наших орудий… Попадания видны хорошо, так как уже занялся рассвет… И вдруг разрыв прямо перед нами. Слева еще один, за ним другой. Цех, заводской двор и дымовые трубы — все исчезает в черном тумане.
— Артнаблюдателя ко мне! Черт побери, с ума они спятили? Недолеты!..
Но что это? Там, на востоке, за Волгой вспыхивают молнии орудийных залпов… Но это же бьет чужая артиллерия! Разве это возможно? Так быстро не в состоянии ответить ни один артиллерист в мире… Значит, потери еще до начала атаки»[4].
Вот тут произошло то, чего немцы не ожидали. Зная о наступлении противника, командир дивизии Степан Савельевич Гурьев, находясь на правом берегу Волги в 300 метрах от мартеновского цеха, не только уплотнил боевые порядки на заводе, но и подготовил артиллерию дать в любую минуту и даже секунду огонь по заранее пристрелянному месту, перед цехом № 4.
«Но наша артиллерия, — продолжает Вельц, — уже переносит огневой вал дальше. Вперед! Фельдфебель Фетцер легко, словно тело его стало невесомым, выпрыгивает из лощины и крадется к силуэту здания, вырисовывающегося перед ним в полутьме. Теперь дело за ним…[5]
Фетцер возвращается…
— Горит, — восклицает он и валится на землю. Ослепительная яркая вспышка! Стена цеха медленно валится… Нас окутывает густой туман, серый и черный… В этом дыму, преодолевая заграждения, устремляются штурмовые группы. Когда стена дыма рассеивается, я вижу, что весь правый угол цеха обрушился. Через десятиметровую брешь карабкаюсь по только что образовавшимся кучам камня, в цех врываются саперы… Мне видно, что левее в цех уже пробивается и вторая штурмовая группа, что наступление на открытой местности развивается успешно… Теперь вперед выдвигаются группы боевого охранения. И все-таки меня вдруг охватывает какой-то отчаянный страх… вскакиваю в зияющую перед собой дыру и карабкаюсь по груде щебня… Осматриваюсь из большой воронки… У обороняющегося здесь против того, кто врывается, заведомое преимущество… Солдат, которому приказываю продвигаться здесь, должен все время смотреть себе под ноги, иначе он, запутавшись в этом хаосе металла, повиснет между небом и землей, как рыба на крючке. Глубокие воронки и преграды заставляют солдат двигаться гуськом, по очереди балансировать на одной и той же балке. А русские пулеметчики уже пристреляли эти точки. Здесь концентрируется огонь их автоматчиков с чердака и из подвалов. За каждым выступом стены вторгшихся солдат поджидает красноармеец и точно бросает гранаты. Оборона хорошо подготовлена…
Выскакиваю из своей воронки… Пять шагов — и огонь снова заставляет меня залечь. Рядом со мной ефрейтор. Толкаю его, окликаю. Ответа нет. Стучу по каске. Голова свешивается набок. На меня смотрит искаженное лицо мертвеца. Бросаюсь вперед, спотыкаюсь о другой труп и лечу в воронку… Наискосок от меня конические трубы, через которые открывают огонь снайперы. Против них пускаем в ход огнеметы… Оглушительный грот хот: нас забрасывают ручными гранатами. Обороняющиеся сопротивляются всеми средствами. Да, это стойкие парни!
Ползу вперед, наподобие ящерицы…
Через несколько секунд кто-то сваливается мне на спину и сразу откатывается в сторону… Дело не двигается. Цеха нам не взять! Половина людей уже выбита… Я побыстрее отскакиваю назад. Обороняющиеся бьют со всех сторон. Смерть завывает на все лады. Из последних сил добираюсь до воронки в углу цеха… Три часа боя, а продвинулись всего на 70 метров. Посылаю Эмига:
— Первой роте выступить немедленно…
Рассредоточенным строем следуют человек сто солдат. С ожесточенными лицами они устремляются к цеху № 4. В этот самый момент над цехом как раз взвивается красная, за ней зеленая ракеты. Это значит: русские начинают контратаку…
Донесение от фельдфебеля Шварца. Обер-фельдфебель Лимбах тяжело ранен в голову… Половина штурмовой группы перебита. Оставшиеся залегли, не могут сделать ни шагу ни вперед, ни назад. Сопротивление слишком сильное. Фельдфебель Шварц просит подкрепления.
Даю… приказ: лежать до наступления темноты, потом отойти назад на оборонительную позицию!.. Итак, конец. Все оказалось бесполезным. Не понимаю, откуда у русских еще берутся силы. Просто непостижимо… Мы прорывали стабильные фронты, укрепленные линии обороны, преодолевали оборудованные в инженерном отношении водные преграды — реки и каналы, брали хорошо оснащенные доты и очаги сопротивления, захватывали города и деревни. А тут, перед самой Волгой, какой-то завод, который мы не в силах взять!.. Я увидел, насколько мы слабы»[6].
Я привел эти выдержки из книги капитана Вельца не случайно, хотя лучше для полноты впечатления прочесть всю книгу. В бою мы видим только низовое звено фашистского воинства: солдата, фельдфебеля и офицеров в младших чинах — лейтенанта, капитана. Где же находятся гитлеровские генералы? Как я уже говорил, командир 39-й гвардейской дивизии генерал С. С. Гурьев, его комиссар Чернышев и начальник штаба подполковник Зализюк находились в трехстах метрах от цехов завода. А генерал фон Шверин — командир дивизии, которая наступала на завод «Красный Октябрь», отсиживался в поселке Разгуляевка — в десяти километрах от завода и от поля боя.
Вот тогда-то Гитлер стал заявлять, что он не хочет превращать Сталинград в верденскую мясорубку, а сейчас буржуазные историки также сравнивают Сталинградскую битву со сражением, развернувшимся под Верденом во время первой мировой войны.
Как сталинградец я горжусь этим сравнением, но в то же время не могу согласиться с ним по двум причинам. Во-первых, Верден был крепостью с долговременными фортификационными сооружениями, подготовленными для длительной войны. Сталинград был мирным промышленным городом. В нем не было никаких укреплений, кроме полевого типа, построенных во время боев окопов, траншей, огневых позиций. Во-вторых, Верден выстоял против наступления кайзеровской армии, за что честь ему и слава его защитникам. Сталинград не только выстоял, но и перемолол самую сильную группировку гитлеровской армии и вместе с войсками других фронтов участвовал в окружении и уничтожении более чем 330-тысячной немецко-фашистской группировки.
«Гитлер сказал:
— Я не уйду с Волги!
Я громко ответил:
— Мой фюрер, оставить 6-ю армию в Сталинграде — преступление. Это значит гибель или пленение четверти миллиона человек. Вызволить их из этого котла будет уже невозможно, а потерять такую огромную армию — значит, сломать хребет всему Восточному фронту.
Гитлер побледнел, но, ничего не сказав и бросив на меня ледяной взгляд, нажал кнопку на своем столе. Когда в дверях появился адъютант — офицер СС, — он сказал:
— Позовите фельдмаршала Кейтеля и генерала Иодля…»
Эти строчки из послевоенных воспоминаний генерала Цейтцлера, бывшего начальника гитлеровского генерального штаба сухопутных войск. Он рассказывает о той минуте, когда для Гитлера наконец настала пора задуматься всерьез об исходе войны, об исходе его вторжения в Советский Союз.
Цейтцлер продолжает:
«…Он был все еще бледен, но внешне держался торжественно и спокойно. Он сказал:
— Я должен принять очень важное решение. Прежде чем сделать это, я хочу услышать мнение. Эвакуировать или не эвакуировать Сталинград? Что скажете вы?»[7]
Если верить Цейтцлеру, Гитлер спрашивал мнение своего высшего генералитета. Цейтцлер утверждает, что Гитлер принял решение вопреки мнению многих генералов, тем самым перекладывая на него всю ответственность за последующее.
Решение известно…
Гитлер оставил 6-ю армию Паулюса в Сталинграде, запретив ей покидать город, покидать захваченные рубежи…
Я не знаю, правдиво ли передает Цейтцлер эту сцену, имело ли место на самом деле такое совещание. Может быть, так все это и было, может быть, и не так! Достоверно другое!
Оборона Сталинграда, удар наших войск по флангам группировки войск противника поставили перед гитлеровским режимом вопрос: «Быть или не быть?» Дело сводилось отнюдь не к вопросу, оставлять или не оставлять Сталинград. Вопрос вставал шире: проиграна ли кампания года или проиграна война, остаются ли какие-либо шансы у немецкой армии на победу в Советской России или сегодня, сейчас они потерпели полное и бесповоротное поражение?
Мы не знаем, из каких рассуждений исходил Гитлер, принимая решение, к мнению кого именно из своих советчиков он прислушивался, а на какое вовсе не обращал внимания.
Но с того часа, как наши танковые клинья отсекли стальными клещами крупную группировку немецко-фашистских войск, гитлеровское командование оказалось сразу перед несколькими проблемами военного и политического характера.
Я не верю, чтобы в немецком генеральном штабе в то время, в сорок втором году, не нашлось бы генералов, которые могли бы трезво оценить сложившуюся обстановку. Наверное, были такие. Реалисту, военному человеку не составляло труда сообразить и рассчитать, что с того часа, как наши войска завершили окружение фашистских войск под Сталинградом, над гитлеровской Германией нависла угроза поражения, наметился перелом в ходе второй мировой войны.
Сегодня бывшие гитлеровские генералы пытаются изобразить дело так, что решение об оставлении армии Паулюса в Сталинграде принято единолично Гитлером, продиктовано лишь его соображениями престижного характера, чуть ли не капризом диктатора, преступлением… Безусловно, ответственность за бессмысленную гибель, за бессмысленное медленное умирание, за агонию трехсоттридцатитысячной армии несут фашистские правители Германии, но вместе с ними и генералы немецкой армии.
Это они толкнули немецких солдат на Восток, это они привели их на Волгу, в Сталинград, подставив под неизбежный и неотразимый удар возмездия свои лучшие отборные армии.
«Правда» от 5 октября 1942 года писала: «С затаенным дыханием следит мир за гигантской битвой, развернувшейся на берегах Волги. Каждое сообщение мгновенно облетает весь свет. Газеты всех стран на первых страницах печатают телеграммы о положении в районе Сталинграда, о ходе небывалого в истории сражения. Мировая печать единодушно отмечает беспримерный героизм защитников города. Турецкая газета „Икдам“, высмеивая болтовню о непобедимости германской армии, пишет: „Один только Севастополь боролся больше, чем французская армия, один только Сталинград оказывает более упорное и сильное сопротивление, чем вся Европа“».
Фашистская газета «Берлинер берзенцейтунг» от 14 октября 1942 года так характеризовала бои в Сталинграде: «У тех, кто переживает сражение, перенапрягая все свои чувства, этот ад останется навсегда в памяти, как если бы он был выжжен каленым железом. Следы этой борьбы никогда не изгладятся… Наше наступление, несмотря на численное превосходство, не ведет к успеху».
В мае 1944 года президент США Рузвельт прислал грамоту Сталинграду, в которой писал: «От имени народа Соединенных Штатов Америки я вручаю эту грамоту городу Сталинграду, чтобы отметить наше восхищение его доблестными защитниками, храбрость, сила духа и самоотверженность которых во время осады с 13 сентября 1942 года по 31 января 1943 года будут вечно вдохновлять сердца всех свободных людей. Их славная победа остановила волну нашествия и стала поворотным пунктом войны Союзных Наций против сил агрессии»[8].
Можно привести еще много документов, которые иногда и вопреки желанию их авторов давали и дают объективную оценку Сталинградской битвы. Все эти документы сходятся на одном: Сталинградская битва положила начало коренному перелому в ходе второй мировой войны. Некоторые зарубежные историки и журналисты и после войны, сохраняя объективность, признавали за Сталинградской битвой ее первостепенное значение для мировой истории XX столетия.
Роберт Шервуд в своем двухтомном труде «Рузвельт и Гопкинс» писал, что «завершение грандиозной русской победы в Сталинграде изменило всю картину войны и перспективы ближайшего будущего. В результате одной битвы — которая по времени и невероятному количеству потерь была фактически равна отдельной крупной войне — Россия стала в ряды великих мировых держав, на что она давно имела право по характеру и численности своего населения».
Сегодняшние фальсификаторы истории в надежде, что время размыло человеческую память, стараются изобразить дело так, что Сталинградская битва была чуть ли не рядовым событием второй мировой войны, сражением, стоящим в общем ряду многих других сражений.
Генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн, бывший командующий группой армий «Дон» и затем «Юг», мемуарам которого на Западе придается особое значение, в поисках «документальной основы» для искажения истории пишет: «Несмотря на то, что немцы потеряли в общем пять армий, все же нельзя говорить, что эта утрата уже имела решающее значение для исхода всей войны».
В этой концепции нет ничего нового, она целиком повторяет установки гитлеровской пропаганды в дни разгрома гитлеровских войск под Сталинградом. Известен случай с инженером гитлеровской 6-й армии Зелле. Он в качестве курьера вылетел на самолете из Сталинградского «котла». Вскоре же он был заключен Гитлером в концлагерь за «пропаганду, наносящую ущерб вермахту».
Не отстают от гитлеровских генералов английские генералы, военные теоретики и историки в своих попытках принизить значение Сталинградской битвы.
Вместе с тем фальсификаторы истории всячески преувеличивают роль вооруженных сил союзников на второстепенных театрах военных действий. Так, генерал-лейтенант З. Вестфаль, упоминая о высадке 8 ноября 1942 года союзных войск под командованием генерала Эйзенхауэра в Марокко и Алжире, говорит, что «именно теперь и началась борьба не на жизнь, а на смерть», что «вооруженные силы именно этим начали теперь активные, прямые военные действия против Германии»[9].
Тем, у кого так коротка память, я считаю необходимым напомнить, что немецкое наступление в Северной Африке началось 21.января 1942 года. Итало-немецкие войска под командованием Роммеля вытеснили англичан из Киренаики и достигли Эль-Аламейна в ста километрах от Александрии. Наступление велось без привлечения сколько-нибудь значительных сил и резервов. Вся техника, все резервы были сосредоточены Гитлером на Восточном фронте, в России. Наступление Роммеля затормозилось. Он просил неоднократно у Гитлера резервов в июле — августе. Гитлер уже ничем не мог помочь Роммелю — шла битва на Волге. Не в пустынях Северной Африки, не на Среднем и Ближнем Востоке искал Гитлер победы — важнее театра военных действий, чем в России, для него не было во всю вторую мировую войну, важнее участка, чем под Сталинградом в 1942 году, для него не было на всем Восточном фронте.
Это можно было объяснить тем, что Гитлер связывал с победой на Волге далеко идущие цели. Нацистские правители и немецкое главное командование все еще рассчитывали на победоносное завершение развязанной ими войны против СССР. Кроме того, гитлеровское руководство считало, что после захвата Сталинграда ему удастся втянуть Турцию и Японию в войну против Советского Союза. Это могло дать Гитлеру возможность снять часть дивизий с Восточного фронта и, перебросив их в Северную Африку, развернуть и там широкие наступательные операции. И вместе с тем, несмотря на столь напряженный момент для хода всей второй мировой войны, Сталинградская битва носила характер поединка Советских Вооруженных Сил с гитлеровской военной машиной, в состав которой входили войска и гитлеровских сателлитов.
Наши союзники не торопились выполнить свое слово о создании второго фронта в Европе в 1942 году. Английская разведка информировала свое правительство: «Положение на Восточном фронте таково, что можно ожидать любого исхода, и поэтому трудно сказать, какой из противников потерпит поражение»[10].
На совместном заседании штабов в Вашингтоне английские генералы заявили: «Сумеют ли русские удержать фронт — в этом главное. От решения этого главного вопроса зависят наши планы на остающийся период 1942 года»[11].
Выжидательная позиция наших союзников позволила гитлеровскому командованию без особого труда создать на юге нашей страны значительное превосходство в людской силе и технике. К стенам Сталинграда подходил сильный враг, владеющий военным искусством, оснащенный военной техникой, накопивший богатый опыт в проведении сложнейших военных операций.
Казалось бы, все шло, как шло и до этого. На узком участке фронта были сосредоточены превосходящие силы для нацеленного удара на Сталинград. Благоприятствовала и погода для маневра танковых и моторизованных войск, стояло сухое, ясное лето — степь лежала укатанной дорогой.
…В гитлеровском генеральном штабе начертили на карте красивые разноцветные стрелы на рассечение советских армий. Удары нацеливались, как обычно, на стыки войсковых соединений, как на самые уязвимые в оперативном отношении места, в прорывы намечались переброски крупных танковых соединений, воздушные армады обеспечивали действия наземных войск, полевые штабы уточнили в деталях стратегические расчеты.
Советское Верховное Главнокомандование правильно и точно раскрыло направление главного удара противника и своевременно сделало из этого выводы. Исходя из реальной расстановки сил, Советское Верховное Главнокомандование приняло решение на этот раз не только остановить врага, но, остановив, перемолоть в оборонительных боях его живую силу и технику. Разгадав замысел противника, наше Верховное Главнокомандование разработало план разгрома основной группировки противника в районе Сталинграда.
Сталинградское сражение распадается на два периода: в каждом из них решались отдельные составные части общего стратегического замысла Советского Верховного Главнокомандования по разгрому противника.
Оборонительный период длился с 17 июля до 18 ноября 1942 года. В этот период входили оборонительные бои на дальних и ближних подступах к Сталинграду и оборона города.
Под мощными, концентрированными ударами противника 62-я и 64-я армии медленно, оказывая ожесточенное сопротивление, отходили к Сталинграду. Основная группировка врага нацелилась в грудь 62-й армии.
Второй период Сталинградского сражения начался 19 и 20 ноября мощным контрнаступлением Юго-Западного, Донского и Сталинградского фронтов. 62-я и 64-я армии получили приказ также о наступлении и уничтожении окруженного в Сталинграде противника.
Этот период закончился 2 февраля 1942 года уничтожением и пленением окруженной группировки в Сталинграде и под Сталинградом.
В процессе мощного контрнаступления зародились и были созданы предпосылки для развития общего наступления советских войск на юге страны. В декабре 1942 года все южное крыло советско-германского фронта пришло в движение, гитлеровские войска начали откатываться на Курск, Харьков, Ворошиловград, Ростов-на-Дону и на Тамань. Разгром Сталинградской группировки создал благоприятные условия для изгнания врага с Северного Кавказа. Фашистские войска и здесь вынуждены были отступать на Ростов-на-Дону, на Новороссийск и далее на Тамань.
Вся сталинградская операция, когда выявились контуры этого сражения, была проведена, как грандиозные Канны, она превратилась в Канны двадцатого столетия.
Канны навечно вошли в классику военного искусства. Не раз известнейшие полководцы всех времен пытались повторить искуснейший маневр Ганнибала в битве против римских легионов, превосходивших его войска почти вдвое по численности. Но Канны по своей классической завершенности оставались единственным сражением на протяжении всей истории войн.
Я хотел бы напомнить главные моменты этой военной операции.
Римская армия, состоявшая из 80 тысяч пехоты и 6 тысяч конницы, преградила дорогу карфагенским войскам. Под командованием Ганнибала в то время было 40 тысяч пехоты и 10 тысяч конницы.
Римский полководец Варрон решил нанести сосредоточенный удар по центру противника, используя свое подавляющее численное превосходство. И не только численное превосходство спешил использовать Варрон. Самый принцип построения легионов и их боевая выучка позволяли ему действовать своими войсками как тараном. Римский легион мог вести сражение, словно бронированная машина.
Передние ряды выставляли впереди себя щиты. Щитами прикрывались и фланги легиона. Второй ряд закрывал возможные просветы в первом ряду щитов. В одно мгновение щиты могли сдвинуться или раздвинуться. И лишь только они раздвигались, как между ними выставлялся лес копий и почти синхронно наносились удары мечами. Бил первый ряд, наносил удары и второй ряд, удары противника принимались на щит. Сдвинув щиты, закрывшись ими, как сплошным обводом из брони, римский легион давил на противника своей тяжестью, вынуждал его пятиться, расстроить ряды и опять, открывшись, наносил удары.
Для концентрированного удара Варрон увеличил боевой порядок римлян в глубину. Таранный удар утяжелился. Для отражения возможных ударов карфагенской конницы с флангов Варрон выставил на свои фланги конницу.
Ганнибал противопоставил Варрону свой замысел, который требовал от войск, конечно, высокой выучки и решимости. Он решил нанести удар по римским боевым порядкам усиленными флангами, сжать как в тисках тяжелые, неповоротливые легионы и, сжав их, создать тесноту для римлян на поле боя, разрушить их строй.
Ганнибал поставил в центре своего боевого порядка 20 тысяч лучшей своей пехоты, построив ее в несколько шеренг в глубину. Усиленные в глубину фланги из тяжелой африканской пехоты подбирались так, чтобы выстоять при давлении римских легионов. Карфагенский боевой порядок имел форму дуги, обращенной своей выпуклой стороной к противнику. Сам Ганнибал стоял в центре, считая силу сопротивления центра основой успеха в задуманном плане сражения.
Римская пехота атаковала центр карфагенских войск. Под ударами и давлением тяжелых легионов карфагенский центр начал пятиться и отступать. В то же время фланги карфагенской армии устойчиво держали фронт, ибо на них не приходилось столь тяжелого давления, как на центр. Дуга карфагенских войск прогнулась, выгнулась в обратную сторону. Теперь карфагенские войска охватывали с флангов римские легионы, потерявшие свою ударную силу.
В этот момент карфагенская конница, используя свое численное превосходство над римской конницей, атаковала ее и вышла в тыл римским легионам. Тяжелая пехота Ганнибала начала давление на легионы с флангов. Римские легионы оказались не только окруженными, но и стиснутыми со всех сторон. Ломались их бронированные фронт и фланги, скована была их маневренность, начался полный разгром. Римляне потеряли до 70 тысяч человек, из 16 тысяч оставшихся в живых, больше половины попали в плен, остальные были рассеяны. Потери Ганнибала не превышали 6 тысяч человек.
Отметим, что были уничтожены прошедшие классическую выучку римские легионы, имевшие богатый боевой опыт, боевое построение которых опиралось на законы геометрии.
В августе-октябре 1942 года окончательно определились не только стратегические планы гитлеровского командования в излучине Дона, но и выявилось в ходе боев направление главного удара на Сталинград. 62-я и 64-я армии отжимались превосходящими силами противника к Сталинграду, в то же время ослабевало давление гитлеровцев на наши фланги, на севере и юге, ибо все их основные резервы сосредоточивались на направлении главного удара, удара на город. Наши войска получили возможность стабилизировать фронт на левом берегу Дона по линии Вешенская — Серафимович — Кременская — Трехостровская на северном фланге и по линии Бекетовка — Цаца — Малые Дербеты — озеро Сарпа на южном фланге. Дуга вполне отчетливо прогибалась в нашу сторону, немецкие фланги в то же время открылись для удара.
По своим масштабам, по введенным в действие войсковым соединениям и технике Сталинградское сражение, конечно же, не идет в сравнение ни с Каннами, ни с какими-либо другими сражениями давнего и недавнего прошлого. Но внешняя схема складывалась по классической схеме Канн.
Будет ли остановлен враг в Сталинграде? Вот вопрос, который волновал тогда весь наш народ, весь мир. Гитлер с нетерпением ждал сообщения о падении Сталинграда.
А в армии у наших бойцов, у командиров, в генералитете зрело убеждение, что на этот раз враг будет остановлен невзирая ни на что.
«Ни шагу назад!» Эти слова обрели реальный смысл, они стали действенны для каждого солдата, для каждого офицера. Это стало внутренней убежденностью каждого защитника Сталинграда:
Огромная работа была проделана в войсках после событий под Харьковом (Центральный Комитет партии, Советское правительство, Государственный Комитет Обороны потребовали от рядовых, от командиров, от генералов, от военачальников всех рангов неукоснительного выполнения воинского долга, укрепления дисциплины, исполнения военной присяги. Была проделана огромная работа по улучшению партийно-политической учебы в войсках, широко вскрыта опасность, которой подвергалась страна.
Недавно мне пришлось прочитать такие строчки в книге Маршала Советского Союза Г. К. Жукова «Воспоминания и размышления»: «Со всей ответственностью заявляю, что если бы не было настойчивых контрударов войск Сталинградского фронта, систематических атак авиации, то, возможно, Сталинграду пришлось бы еще хуже»[12].
Речь идет об ударах по северным флангам гитлеровской группировки армий.
Я несколько дополнил бы здесь Георгия Константиновича Жукова. Диалектика учит нас рассматривать исторические явления не изолированно, а лишь в тесной взаимосвязи с окружающей действительностью. Безусловно, противоборствующей силой немецкому наступлению в районе Сталинграда было взаимодействие всех советских войск под Сталинградом, а также и на всем протяжении советско-германского фронта.
Каждая из войсковых частей решала свои задачи и вместе с тем общую задачу — отстоять Сталинград.
Я склоняю голову перед мужеством солдат и офицеров 1-й гвардейской, 24-й и 66-й армий, которые вступили в бой прямо с пятидесятикилометрового марша, не ожидая полного сосредоточения и подхода артиллерии усиления. Отборные комсомольские части, наши десантники шли на штурм укрепленных вражеских позиций, обильно поливая родную землю своей кровью, в то время как армия Паулюса втягивалась в изматывающие ее уличные бои в Сталинграде.
И, склоняя голову перед героизмом гвардейцев, я должен сказать, что в те дни и часы вся страна поднялась на защиту Сталинграда. Тыл взаимодействовал с фронтом, фронт взаимодействовал с тылом, народ помогал всеми силами своей родной Красной Армии, посылая на защиту Отечества лучших своих сынов…
Центральный Комитет партии и Государственный Комитет Обороны приняли решительные меры, чтобы сорвать вражеский удар по Сталинграду, сорвать наступление захватчиков.
Активно в оборону города включились трудящиеся Сталинграда, и города и области. Более полутораста тысяч рабочих и колхозников строили оборонительные сооружения. Тысячи коммунистов и комсомольцев пришли добровольцами в войска.
В середине июля ЦК и ГКО дали Сталинградскому обкому партии указание увеличить выпуск военной продукции. Тракторный завод немедленно увеличил выпуск танков, которые прямо из заводских ворот шли на фронт. Завод «Баррикады» увеличил выпуск орудий. Завод «Красный Октябрь» давал больше металла. Ни один из защитников Сталинграда не перешел бы с правого берега на левый. Мы дали клятву партии и народу: «Стоять насмерть!» От этой клятвы нас могла освободить только смерть. Это убеждение было продиктовано не только необходимостью удержать город. Это было веление сердца. Оно отражало тот перелом в сознании советского солдата, который произошел в нашей армии у стен Сталинграда: отступать хватит!
Однако в современной войне одного убеждения, одной решимости не отступать мало. Нужны к этому и военное мастерство, и хладнокровие, и выдержка, и организация материального обеспечения, которым заниматься было отнюдь не легко, учитывая, что боеприпасы, технику и продовольствие надо было доставлять через Волгу под прицельным огнем вражеской артиллерии, под непрестанными бомбежками.
Штаб 62-й армии, наша разведка всех видов, всех родов войск внимательно следили за перегруппировкой немецких войск днем и ночью. Мы знали о всех маневрах противника, где он сосредоточивался и с какой целью. Зная, что немцы ночью не наступают, а только в светлое время, мы перед рассветом производили контрподготовку. Ночные удары нашей авиации, артиллерии, минометов и «катюш» накрывали изготовившиеся к наступлению войска; противник перед наступлением нес потери и, зная, что его замыслы нам известны, шел в наступление уже морально подавленным. Гитлеровские солдаты быстро физически и морально изматывались, теряли веру в успех.
Не имея превосходства в силах, мы не могли применять мощных контратак, но мы должны были действовать активно. Наша пассивность была бы на руку врагам. Отсюда и было принято решение контратаковать противника мелкими группами, но при сильной огневой поддержке. Так родилась сталинградская штурмовая группа, малая по численности, гибкая в бою и управлении, грозная своей неожиданностью. Действия этой штурмовой группы не терпели шаблона, они требовали грамотных и решительных командиров, грамотных и решительных воинов.
Для штурмовых действий со многим разнообразием объектов атаки нужен сознательный, волевой, обученный и натренированный солдат, который часто один, без команды, решал бы сложные вопросы в лабиринте улиц, домов, коридоров и комнат, на ступеньках лестничной клетки. Это были воспитанники партии и комсомола, наша молодежь сороковых годов, воспитанная и обученная Советской властью. Мы могли им довериться, зная, что они не дрогнут перед опасностью, решат трудные задачи, встающие перед ними в бою. Опыт боев в Сталинграде еще раз показал, что нужно верить в ум и способность советского солдата, за эту веру солдат оплатит с лихвой.
Каждый солдат понял простую истину войны — истреблением противника можешь завоевать себе и другим людям жизнь. Это понимание и создало для противника «сталинградский ад», «волжскую мясорубку», «огнедышащий и всепожирающий вулкан».
Несмотря на все трудности, становилось очевидным, что враг города не возьмет, наступательные операции немцев на фангах успеха не имеют.
18 ноября Закончился оборонительный период Сталинградского сражения.
19 ноября войска Юго-Западного и Донского фронтов начали контрнаступление.
20 ноября начали наступление и войска Сталинградского фронта. Фланги советских войск пошли на сближение в районе Калач — Советский.
Днем 23 ноября 45-я танковая бригада подполковника П. К. Жидкова из 4-го танкового корпуса Юго-Западного фронта вышла к населенному пункту Советский и здесь соединилась с 36-й мехбригадой подполковника М. И. Родионова из 4-го мехкорпуса Сталинградского фронта. Кольцо окружения фашистских войск в междуречье Дона и Волги сомкнулось. В окружение попали 6-я полевая и часть 4-й танковой армии в составе 22 дивизий и 160 отдельных частей общей численностью 330 тысяч человек.
Канны XX столетия состоялись.
Когда же события предопределили гибель армии Паулюса?
Уже в августе и сентябре на карте боев на дальних подступах к Сталинграду, приглядываясь к определившемуся главному направлению удара гитлеровских войск, можно было увидеть хотя бы вероятное развитие последующих событий. Немецкая армия сильно вклинивалась в расположение наших войск и неимоверно растянула свои коммуникации. Когда же враг вошел в Сталинград, сосредоточив на узком участке фронта свои ударные силы, когда стабилизировались фланги на севере и на юге Сталинграда, каждый, кому знакомы основы военного искусства, не мог не видеть, что для немецких войск создается ситуация, похожая на Канны.
Гитлеровцы, конечно, что-то знали о сосредоточении сил Красной Армии в районе Сталинграда, но не имели ясного представления о мощи готовящегося нашего контрнаступления. Внезапным для них явилась организованность этого удара, его эффективность, мастерство советского командования.
Трагедия армии Паулюса началась не в те дни, когда замкнулось за ней кольцо окружения, и не тогда, когда попытка Манштейна при помощи танковых клиньев Гота деблокировать окруженные части в Сталинграде окончилась провалом. Трагедия армии Паулюса под Сталинградом началась тогда, когда защитники Сталинграда отбили первый штурм города. Дуга наших войск вогнулась, и ее фланги зависли над флангами немецких войск… Генералы не выражали в тот час недовольства Гитлером, они спешили отсылать в его ставку победные реляции, вместо того чтобы призадуматься, чем же все это кончится.
Начальник генерального штаба сухопутных войск Германии Ф. Гальдер включительно до 21 сентября 1942 года отмечает успехи в Сталинграде и ни слова тревоги о флангах. Наоборот, он 31 августа пишет о решении Гитлера: «Сталинград: мужскую часть населения уничтожить, женскую — вывезти». Людоедством Гитлера был заражен и генеральный штаб.
Советское наступление велось в трудных природных условиях. Стояли жестокие морозы, лежал глубокий снег, метеорологические условия затрудняли действия авиации. Итоги первых же крупных наступательных операций показали, что советский генералитет, советские командиры и солдаты способны быстро преодолеть все трудности, связанные с ведением сложных и крупных наступательных операций. Это позволило Ставке день ото дня ставить все более усложненные задачи. Боевой практический опыт приобретался в ходе операций.
В ходе наступательных боев выявилось превосходство советского военного искусства над гитлеровским военным искусством.
Были разрешены проблемы прорыва укрепленного фронта и непрерывно нарастающего развития наступательных операций на большую глубину.
Огромное значение имел правильный выбор места для нанесения ударов.
Советское Верховное Главнокомандование сумело обеспечить взаимодействие фронтов и всех родов войск на огромном оперативном просторе.
В ходе контрнаступления под Сталинградом теория глубокой наступательной операции получила блестящее практическое воплощение.
Разговор этот состоялся летом 1952 года. Я отдыхал в Сочи. В то время я был главнокомандующим Группой советских войск и председателем Советской контрольной комиссии в Германии.
Время было послеобеденное. Раздался телефонный звонок. Я поднял трубку. Незнакомый голос спросил:
— Это вы, товарищ Чуйков?
— Да, это я. С кем имею честь разговаривать?
С другого конца мне ответили:
— Говорит Поскребышев. Соединяю вас с товарищем Сталиным.
От неожиданности я даже растерялся. Вскоре услышал негромкий и спокойный голос со знакомым каждому грузинским акцентом. Сталин спросил:
— Как отдыхаете, товарищ Чуйков, как себя чувствуете?
— Отдыхаю хорошо, чувствую себя прекрасно, — ответил я.
— Вы могли бы приехать ко мне? — спросил Сталин.
— Как прикажете, товарищ Сталин! Я готов приехать в любую минуту.
— Сейчас за вами придет машина. Приезжайте! Только не понимайте это как приказ!
На сборы у меня ушло не более десяти минут. Подошла машина. Ехали мы недолго. Сталин встретил меня у подъезда. Я вышел из машины и, подойдя к Сталину, отрапортовал:
— Товарищ Сталин, по вашему приказанию прибыл!
Он мягко отвел мою руку от козырька и сказал:
— Зачем же так официально?! Давайте проще!
— Хорошо, товарищ Сталин. Но это у меня по привычке.
Сталин улыбался в усы.
— Если по привычке, то я тут ни при чем!
Мы прошли в большую комнату, в бильярдную. Сталин начал меня расспрашивать о положении в Германской Демократической Республике.
Ужин был собран на открытой веранде. Непринужденная обстановка за столом располагала к откровенности. Я спокойно отвечал на все вопросы, которые возникали у Сталина. Он вспомнил о Сталинградской битве и вдруг спросил:
— Скажите, товарищ Чуйков, как вы думаете, можно ли было нам в декабре сорок второго года пропустить в Сталинград группу Манштейна и там ее захлопнуть вместе с Паулюсом?
Мне приходилось думать о такой возможности в дни Сталинградского сражения. Мы не могли не принимать в расчет возможности прорыва войск Манштейна к Паулюсу, то есть возможности деблокировки окруженных частей. Скажем прямо, полной уверенности у нас, сталинградцев, что танковый клин Гота не протаранит фронт внешнего обвода нашего окружения, не было. Могла позже пробиться к Сталинграду и группа армий «Дон». Не исключено, что, деблокировав армию Паулюса, противник не дал бы нам возможности захлопнуть за ним дверь.
Однако мы тогда знали четко, что полное окружение не так часто бывает и не так часто повторяется в военной истории. Мы отчетливо тогда понимали, что рисковать — выпустить из Сталинграда немецкую армию — мы не могли.
Могло ли случиться так, что, прорвавшись в Сталинград, Манштейн мог влить окруженным силы и надежду на спасение, на выход вместе с деблокирующей группировкой из окружения? Это сковало бы еще надолго наши силы вокруг Сталинграда. Уничтожение такой крупной группировки отчаявшихся людей дело нелегкое и затяжное.
В духе этих размышлений я и ответил Сталину.
Сталин вздохнул и задумался. Тихо проговорил:
— Это было очень рискованно. Рисковать нельзя было. Народ очень ждал победы!
Он встал. Прошелся по веранде, остановился. Раскуривая трубку, вдруг спросил:
— Скажите, товарищ Чуйков, что такое окруженный противник?
Слишком уже нарочито простым показался мне вопрос. Я искал за ним какой-то скрытый смысл, но Сталин не ждал моего ответа. Он сам отвечал, развивая свою мысль:
— Если окружен трус и паникер, — он тут же бросит оружие, даже не удостоверившись, есть ли выход из окружения. Если окружен ожесточившийся враг, — он будет отбиваться до последнего. История войн знает очень мало примеров полного окружения противника. Многие полководцы пытались провести полное окружение противника. Почему же это не удавалось? Им это не удавалось потому же, почему Кутузову не удалось окружить Наполеона. Царь Александр требовал от Кутузова, чтобы он окружил, отрезал французские войска. Кутузов этого сделать не мог только потому, что бегство французов было стремительнее движения за ними Кутузова. Мне во время войны после Сталинграда не раз представлялись проекты окружения немецких войск. На меня, наверное, даже обижались, когда я отклонял такие проекты. Товарищи, предлагавшие операции по окружению противника, часто не принимали в расчет такие моменты. Первое. Немецкое командование после Сталинграда не желало ждать, когда мы ударим по флангам той или иной группировки, сведем кольцо окружения, и торопливо выводило войска из-под опасности окружения, очищая при этом нашу территорию. Второе. Памятуя о Сталинграде, немецкие солдаты не желали попасть в окружение. Если солдат не захочет попасть в окружение, он всегда сумеет вырваться из любого «котла» или заблаговременно отступить. Лишь только намечалось окружение, немецкие солдаты покидали позиции и отступали, опять же очищая нашу территорию. Это совпало с нашей главной задачей: изгнать врага с нашей земли.
Разговор наш закончился в первом часу ночи. Сталин проводил меня до выхода. Мы распрощались…
«Правда» от 25 ноября 1942 года писала:
«В Народном Комиссариате Обороны
Народный Комиссариат Обороны вошел в Президиум Верховного Совета СССР с ходатайством учредить специальные медали для награждения всех участников обороны Ленинграда, Одессы, Севастополя, Сталинграда…»
В ходатайстве, где упомянуты армии, защищавшие Сталинград, подчеркивается особая роль 62-й армии, отразившей главные удары немцев на Сталинград…
Обращаясь к защитникам Сталинграда, М. И. Калинин говорил:
«За этот срок вы перемололи много вражеских дивизий и техники. Но не только в этом выражаются ваши достижения. Мужество бойцов и умение командиров в отражении врага сделали то, что инициатива противника в значительной мере была парализована на остальных участках фронта. В этом — историческая заслуга защитников Сталинграда».
Город на Волге выстоял и победил, а город на Шпрее в предчувствии возмездия задрожал. В начале февраля 1943 года там уже разливался скорбный, погребальный звон колоколов.
Чем закончилась великая Сталинградская битва — это известно всему миру. Она явилась переломным сражением второй мировой войны. Уничтожено и взято в качестве трофеев огромное количество боевой техники и военного имущества врага. В том числе до двух тысяч танков и самоходок, свыше десяти тысяч орудий и минометов, до двух тысяч боевых и транспортных самолетов и свыше ста семидесяти тысяч автомашин.
Таков итог авантюристического похода гитлеровских войск в район большой излучины Дона и среднего течения Волги.