Самый жаркий день лета

Глава 1

Как странно ревновать к собственной сестре. И вместе с тем совершенно естественно. Наверное, это неизбежно. Разве не такому учат женщин с младых ногтей — как побеждать соперниц? Как наблюдать, подмечать мелочи, оценивать, критиковать. Волей-неволей начинаешь упражняться на младшей сестре.

Об этом размышляла Лейла Саид, глядя, как муж вьется вокруг ее сестры. Ясмин поднесла ему зажигалку, и он с видимым удовольствием затянулся. Они сидели в уголке сада, не смущаясь уединения и подстегивая в Лейле ревность. Правда, ей казалось, что это хорошее, здоровое чувство. Оно напоминало о том, чем ее очаровал Уилл: склонностью к легкому эпатажу, черным юмором и странной, притягивающей уверенностью в себе, которая лишь изредка перерастала в самолюбование.

Нельзя было обвинить супруга в том, что он поддался чарам ее сестры. Ясмин обезоруживала всех вокруг своими мягкими кошачьими повадками. Магнетизм таился в каждом ее движении, в волнах длинных черных волос, в больших выразительных глазах. Ее волнующие формы еще больше подчеркивала жесткость самой Лейлы: резко очерченный подбородок, тонкие, плотно сжатые губы. Было очевидно, кто из сестер служит центром притяжения, а кто блуждает по орбите.

Лейла поерзала на стуле, отлипая от зеленого пластика. Она вся вспотела от густой тропической жары, накрывшей город. Самый горячий июнь в истории. Зной и духота, такие нехарактерные для Лондона, придавали улицам буйный, пьянящий флер: многолюдные перекрестки и площади будто пропитались похотью и анархией.

Над садиком раздался заливистый смех, и Лейла прикрыла глаза, купаясь в этом звуке. Как, оказывается, радостно снова слышать смех сестры. Хотелось запомнить каждую деталь этого вечера: жжение в глазах после долгого рабочего дня, чуть различимый аромат глицинии, шум вечеринки неподалеку (достаточно близкой, чтобы оживлять обстановку, но достаточно далекой, чтобы не раздражать слух). Почувствовав за спиной движение, Лейла обернулась. Ее зять Эндрю Андерсон тоже наблюдал за парочкой в углу, похожей на прогуливающих уроки школьников. Он сел рядом с Лейлой, держа бутылку пива двумя пальцами. Некоторое время оба молчали.

— Ей это и правда помогает, — начал он. — Визиты к вам.

— Я рада, — ответила Лейла, грустно улыбнувшись.

— Я очень ценю твою помощь, ты знаешь. Ценю все, что ты делаешь для нее. Для нас.

Она слабо махнула рукой:

— Ничего особенного.

Эндрю повернул голову и посмотрел на нее в упор:

— Ты делаешь очень много.

— Она моя сестра, — ответила Лейла, слегка пожав плечами.

— Я знаю, но все же. — Эндрю слегка качнул бутылку в ее сторону.

Лейла в ответ звякнула своим бокалом с вином о холодное стекло пивной бутылки и отпила немного. Поглядела на газон, синеющий в сумерках. Увидела, как Уилл смахнул что-то с плеча Ясмин: комара, паука или другого неведомого хищника. Бретелька сползла с плеча Ясмин, и взгляд Уилла на секунду задержался на оголенной коже. Красные точки их сигарет загорались и гасли в унисон, пока одна из них не догорела до конца. Ясмин встала и направилась к сестре.

— Уилл — просто умора! — заявила она, будто ей не верилось в его чувство юмора.

— Ага. Поэтому я за него замуж и вышла, — ответила Лейла. В интонации ее голоса сквозил то ли сарказм, то ли горькая ирония.

На мгновенье замерев, Ясмин потянулась к вину и щедрой рукой налила себе полный бокал. Одинокая капля растеклась красной кляксой по белой скатерти. Ясмин не предложила сестре наполнить ее бокал, но это мимолетное проявление эгоизма подействовало на Лейлу успокаивающе: значит, Ясмин чувствует себя здесь в безопасности, она расслабилась и сняла доспехи. Лейла не зря старалась.

Двадцать лет назад, когда их мать ушла из жизни всего через год после отца, семнадцатилетняя Лейла разбивалась в лепешку, чтобы защитить сестричку, которой только исполнилось десять. Бросив учебу в престижном университете Сент-Эндрюс в далекой Шотландии, она поступила в Лондонский политехнический. По вечерам работала в универмаге «Маркс энд Спенсер», а по выходным — официанткой в маленькой забегаловке, считая каждый пенни, чтобы хватило для выживания. Она очень гордилась тем, что Ясмин выросла в счастливую девушку без всяких психологических проблем. Гордилась до тех пор, пока беда не постучалась в дом.

— Как у тебя тут уютно! — Ясмин сонно потянулась и махнула рукой в сторону оранжереи: — Ах, если бы только мы могли себе позволить такую же!

— Мы могли бы, если ты захочешь, — Эндрю недовольно насупился.

Ясмин урезонила супруга:

— Ты прекрасно знаешь, что нам это не по средствам.

Эндрю вспыхнул от возмущения, но промолчал. Встав со скамейки, он направился в глубину сада, к Уиллу. Двое мужчин не особо ладили, но предпринимали самоотверженные попытки сдружиться.

Лейла исподлобья взглянула на сестру:

— Ты ведь знаешь, что всегда можешь работать у меня. Я легко найду задания для персонального ассистента.

Ясмин устало закатила глаза:

— А я тебе сто раз говорила, что не собираюсь становиться твоей секретаршей.

— Ты слишком гордая.

— Это не гордость, это… — Ясмин пожала плечами. — Я не хочу быть тебе обязанной.

— Ты и не будешь ничем обязана. Это не благотворительность: ты будешь выполнять работу, которая хорошо оплачивается. У нас есть и обучающие курсы. При желании можно учиться и работать в том режиме, в каком тебе удобно.

— Но мне нравится моя работа, — возразила сестра.

— Я знаю, что она тебе нравится, но с восемнадцати лет ты словно застряла в секретарях и до сих пор не можешь вырваться. Тебе не хочется чего-то большего?

— Нет, — холодно ответила Ясмин. — Мне нравится мой начальник, нравятся коллеги, нравится, что я могу прийти домой пораньше и провести время с Максом. Мне не требуется высокий статус, как тебе.

Лейла обвела сад рукой с бокалом:

— Ты ведь только что сказала, что хотела бы позволить себе больше.

— Вот в этом твоя проблема, Лейла. Ты все понимаешь буквально. Мне вовсе не нужна твоя оранжерея и уж тем более не нужна твоя жизнь.

Поджав губы, Лейла замолчала. Из глубины сада раздавался смех Уилла и Эндрю, но это был напряженный смех двух случайных знакомых на деловой вечеринке.

Ясмин вздохнула.

— Прости, — сказала она с некоторым раздражением. Сестра не отреагировала, и тогда Ясмин слегка подтолкнула ее локтем. И в этот раз не дождавшись ответа, она обняла Лейлу и с замогильной серьезностью стала напевать «Отец и сын». Эта старая песенка Кэта Стивенса, в которой отец пытается учить жизни отпрыска, а взрослый сын доказывает его неправоту, была своего рода их семейным гимном.

Лейла недовольно повела плечами, но губы сами предательски расплылись в улыбке. Ясмин всегда запевала партию отца, когда сестра проявляла заносчивость.

— Хорошо, я поняла. — Лейла попыталась закрыть сестре рот ладонью, но та продолжила петь, дернув головой.

— Вот ты засранка! — рассмеялась Лейла. Она больше не могла устоять перед чарами младшей сестренки.

Ясмин резко остановилась.

— Я не засранка, — заявила она как ни в чем не бывало.

Лейла ласково улыбнулась и нежно отвела прядь волос со лба Ясмин.

— Ты волшебница, — тихо произнесла она.

Они так и застыли, обнявшись. Лейла сделала в уме пометку навести справки по поводу оранжереи. В прошлом году она одолжила Эндрю некоторую сумму денег, чтобы они с сестрой смогли поселиться рядом. Наверное, удастся подкинуть ему еще немного. Если бы у Ясмин было чуть больше пространства, она смогла бы снова заниматься теми вещами, которые ее так радовали, например делать грандиозные безумные коллажи из журнальных страниц «Вог» и «Вэнити фэйр». Она даже продала парочку своих произведений.

Затушив сигарету, Уилл задумчиво прошелся по садику. Эндрю, вернувшись к сестрам, красноречиво поглядел на часы.

— Мы, наверное, пойдем, — сказала Ясмин. — Мне завтра рано на работу, а Макс наверняка будет капризничать. Вчера он хныкал всю ночь.

Вся четверка зашла в дом. Внутри воздух оставался таким же липким, как днем, хотя дверь в сад была раскрыта настежь. Лейла наблюдала за тем, как Ясмин и Эндрю поспешно собираются. Сестра осторожно подняла спящего Макса, а ее муж торопливо собирал в сумки огромное количество игрушек и книжек, необходимое для того, чтобы занять трехлетнего малыша. Сколько раз уже Ясмин картинно переживала по поводу того, что у сорванца нет двоюродной сестренки, и сколько раз Лейла с улыбкой отвечала «не сейчас» — будто у нее был выбор.

— Спасибо за чудесный вечер! — Накинув на плечо ремень тяжелой сумки, Ясмин привычно оглядела комнату через плечо старшей сестры. Кажется, ничего не забыли. Лейла поцеловала ее в щеку, и молодые родители с ребенком на руках отправились к себе, в дом за углом. Лейла заперла дверь. После ухода гостей всегда накатывает облегчение, даже если это самые дорогие сердцу гости на свете.

— Что-то я вымотался, — заявил Уилл, упав на диванчик. Несколько пылинок заплясали вокруг него. Уилл дотянулся до супруги и усадил себе на колени. — Ты как?

— Нормально, — кивнула она.

Уилл осторожно потерся носом о ее плечо.

— Разрешишь остаться?

Лейла напряглась. Последнее время их отношения зашли в тупик.

— Давай не сегодня.

— Уверена?

— Уверена.

— Хорошо, — ответил он с неохотой, — понял.

Поцеловав ее в ямочку над ключицей, он аккуратно снял жену с коленей. Лейла молча слушала его шаги в коридоре; вот дверь открылась, вот аккуратно захлопнулась. Быстро же распалась их тесная группка. Вот в чем настоящая ценность создания собственной семьи, подумала она, никогда не останешься в одиночестве. Лейла ощутила привычную боль в висках и опустила голову. Сколько еще ей придется врать?

Возможно, будь она с Ясмин чуть откровеннее, ей стало бы легче. Сестра знала о первом выкидыше, но Лейла не говорила ей о трех последующих. Вроде и хотелось поделиться с самым близким человеком, но Ясмин с трудом справлялась с собственной болью, и Лейле не хотелось перекладывать на ее хрупкие плечи еще и этот груз. Когда они с Уиллом в феврале расстались, скрыть это было сложно, но Лейла приукрасила действительность для сестры. «Это временно, — объяснила она. — Мы дали друг другу шанс расставить приоритеты и отдохнуть друг от друга». Иногда Уилл оставался ночевать у нее или они вместе посещали вечеринки, и вся эта суета — шаг вперед и два назад — добавляла ощущения, что это лишь мелкий разлад в семье: девять лет брака не могут пройти безоблачно. На самом деле Лейла все хуже представляла себе, как преодолеть раскол, и время от времени мысль о том, что ей суждено состариться в одиночестве, окатывала ее волной паники.

Ясмин однажды поделилась с сестрой странным замечанием: не существует термина для родителей, потерявших ребенка, вроде «вдовца» или «сироты». Допустим, но они с Эндрю, по крайней мере, могут говорить о «тяжкой утрате». А каким словом прикрыться от боли родителю, у которого никогда и не было детей?

«Нельзя иметь все сразу», — в тысячный раз повторила Лейла сама себе. У нее прибыльный бизнес, блестящая, добытая тяжким трудом репутация, комфортный дом, сестра, за которую не жалко умереть, и муж, которого она по-прежнему любит. Этого вполне достаточно для счастья. Почти.

Утренний бриз раздувал занавеску, но нисколько не облегчал духоту. Лейла осторожно промокнула салфеткой верхнюю губу, стараясь не размазать помаду. Она десять минут назад приняла душ, но пот уже предательски скопился под косточками бюстгальтера, и Лейла чувствовала себя грязной. Прогнозы предвещали очередной температурный рекорд, и Лондон бился в агонии. Конечно, были лотки с мороженым в Гайд-парке и лодочные прогулки по пруду Серпентайн, но вот, к примеру, поездка на метро напоминала вахту у мартеновской печи. Лейла предпочитала ехать в офис на машине. Их дом в Майл-Энде отделяло три мили от стеклянного здания в деловом квартале Кэнэри-Уорф.

Подхватив туфли двумя пальцами, Лейла положила их в измятый от постоянного использования пластиковый пакет. Разгладив ладонями белую блузку и серую юбку-карандаш, Лейла спустилась в кухню — ее любимое место в четырехэтажном георгианском особняке, просторном кирпичном здании с открытыми балками перекрытий, построенном в 1730 году. Лейла поспешно исполняла утренний ритуал: стакан свежевыжатого апельсинового сока, беглый просмотр электронной почты. Мысленно она сделала пометку наконец начать пользоваться приложением для медитации и здорового сна.

Лейла управляла архитектурным бюро и гордилась своей дисциплинированностью, однако в иные дни время будто уходило в песок. Стоит моргнуть — и рабочий день прошел. Сегодня точно ожидался один из таких дней, и Лейла уже смирилась с этой мыслью. Ее партнер Роберт Гарднер собирался показать заказчикам презентацию крупнейшего проекта бюро. Грядущая сделка может вывести фирму в гранды строительного бизнеса. Лейла столько работала, и наконец ее ждет награда: финансовая обеспеченность и защита от нищей старости. Первые годы самостоятельной жизни оставили тяжелые воспоминания, которые иногда захлестывали ее: вот она, девятнадцатилетняя студентка, стоит в туалете старого корпуса института, запихивая под юбку жгуты, скрученные из салфеток, — нужно поделиться тампонами с Ясмин. Отстирывает добела лифчик, чтобы Ясмин не догадалась, что он куплен в секонд-хенде. Лейла поклялась себе, что никогда не верне гея в затягивающее болото бедности. Именно поэтому она работала днями и ночами как проклятая. Сделка с банком «Мерсерз» сулила отличный результат. Лейла даже смирила гордыню и доверила Роберту проводить все встречи, зная, что он — белый мужчина из сливок лондонского общества — по умолчанию имеет больше шансов. Ей оставалось только сидеть в офисе и ждать, принесут ли ее усилия плоды.

Осушив стакан, Лейла успела сполоснуть его и поставить на полку, когда завибрировал телефон, лежащий на кухонной стойке. С тревогой она увидела, что звонит Эндрю: супруг Ясмин почти никогда не звонил ей.

— Лейла, ты дома? — Голос у зятя был беспокойный.

— Да. Что случилось?

— Слушай, мне очень неудобно, но сейчас позвонили из офиса: у нас полетела вся сеть. Нужно срочно ехать в серверную. Ты не сможешь закинуть Макса в детский сад? Тебе почти по пути.

Лейла не успела взглянуть на часы, но по извечной привычке ответила:

— Конечно.

— Ты всегда можешь отказаться, — добавил Эндрю, но в его голосе явственно проступало напряжение. Его работодатели, компания по предоставлению хостинга, уже закончила предыдущий год с убытками. Одна масштабная авария могла поставить крест на бизнесе.

— Буду через пять минут, — поспешно ответила Лейла.

— Прости, — пробормотал Эндрю, — я знаю, что мы стали твоей постоянной головной болью с тех пор, как переехали сюда.

— Ничуть! — возразила Лейла, хотя оба знали, что он прав. Со дня переезда Ясмин с мужем без конца просили ее помочь, как будто отсутствие у Лейлы своего ребенка означало, что у нее всегда найдется время на чужих детей.

Она порадовалась, что Уилл прошлой ночью уехал к себе. Хотя муж относился к Максу с нежностью, он непременно разразился бы пламенным монологом о том, как Ясмин ее эксплуатирует, словно можно отказаться помогать сестре из голых принципов. Лейла подхватила пакет с туфлями, ключи, телефон и сумочку, после чего пошла к машине. Так рано, а она уже обливается потом от жары. Забравшись в свой скромный «мини-купер», она положила сумочку и туфли на пассажирское сиденье. Ей нравилось проезжать по уютным улочкам у площади Тредегара, нравилось жить здесь. Старый район был населен разношерстным народом, который достиг успеха сам: владельцы мелкого бизнеса, пара футболистов, актриса из комедийного шоу, популярного в девяностые. Ни капли снобизма, присущего аристократическим кварталам.

Вот и дом Эндрю, аккуратное здание с псевдоготическим фасадом и входом посередине. Муж Ясмин уже нервно расхаживал взад и вперед по дорожке перед домом.

— Как дела? — спросила Лейла, выходя из машины. Она припарковалась рядом с его «тойотой».

— Нормально, — ответил Эндрю, поправляя ботинком грану на газоне. — Прости, что я тебя в это впутываю.

— Все в порядке. — холодно ответила Лейла, взглянув на Макса. Ребенок спал в детском кресле. волосы прилипли к потному лбу. Она подняла сиденье с ребенком. Черная ручка оказалась горячей. Эндрю тут же забрал у нее груз, который в его мускулистых руках выглядел легким как пушинка. Поставив кресло на заднее сиденье. Эндрю не без труда закрепил его в скрытых пазах. Наклонившись, поцеловал сына в макушку, потом погладил по щеке.

— Сегодня очень жарко.

— Знаю, — кивнула Лейла. — Все будет в порядке.

Эндрю отступил от машины, наморщив лоб.

— Я разберусь, Эндрю. Езжай на работу.

— Лейла… — нерешительно начал зять.

— Я знаю. Тебе жаль. — Она легонько сжала его предплечье. — А теперь отправляйся на работу.

— Спасибо тебе.

Коротко кивнув, Лейла села в машину и тронулась с места. Казалось, Эндрю не очень торопится, провожая ее взглядом. Теперь — на юг, к ее офису в Кэнэри-Уорф, в лофте на территории бывшего судостроительного завода. Лейла выкрутила кондиционер на полную. Телефон зазвонил, когда она ехала по Бёрдетт-роуд. Лейла нажала на кнопку громкой связи на приборной доске, стараясь не отрывать взгляда от дороги, хотя знала ее наизусть.

— Лейла? — На том конце воображаемого провода была Сьюки, ее личный ассистент в фирме «Саид и Гарднер». — У нас проблемы.

— Что стряслось?

— Роберт натворил дел. Ему уже пора выезжать на встречу с «Мерсерз», но он потерял эскизы.

— Что ты имеешь в виду? — сурово спросила Лейла. — Он их домой увез?

— Нет. Клянется, что оставлял их на своем столе, но там ничего нет.

— Значит, эскизы где-то в офисе.

— Мы уже везде посмотрели, — виновато ответила Сьюки.

Лейла взглянула на часы на приборной панели. Восемь минут девятого. Если Роберт не вылетит пробкой прямо сейчас, он опоздает на встречу.

— Слушай, у меня в кабинете есть пробные от тиски. Они не идеальны, но для этой встречи подойдут.

Голос Сьюки стал еще более тревожным.

— Но ваш кабинет закрыт, и никто не может найти запасной ключ.

— Инженеров здания спрашивали? спокойно поинтересовалась Лейла.

— Мы им позвонили, но они обещают прийти не раньше чем через полчаса. Мы не успеваем.

— Может, сбегаешь через дорогу в копицентр.

— Он открывается в девять.

Лейла выругалась про себя и прикинула, сколько времени займут поиски.

— Хорошо, я буду через десять минут, и у Роберта останется полчаса, чтобы попасть на встречу. Проследи, чтобы его ждало такси и чтобы он собрал все необходимое.

— Хорошо, спасибо, — ответила девушка с облегчением. — Я ему скажу, что вы уже едете.

Лейла понеслась к бывшим верфям на пределе разрешенной скорости, задыхаясь от духоты. Через десять минут она заехала на частную парковку, надела туфли вместо тапок, схватила ключи и поспешила к офису.

Роберт вышел ей навстречу из своего кабинета:

— Лейла…

— Не сейчас, — она подняла ладонь. — Тебе пора на встречу.

Она отперла свою дверь и начала рыться в стопке распечаток и папок. Вот они, три чертежа. Лейла протянула Роберту бумаги и свой айпад.

— Помнится, они требовали бумажные копии, но ты по крайней мере сможешь показать им с экрана последнюю версию. Не забудь сообщить, что мы избавились от портика.

— Я готов поклясться, что они лежали у меня на столе…

— Отлично, — Лейла вытолкала его за дверь, — давай быстрее. Удачи там! — крикнула она вдогонку, пока Роберт ожидал лифта. Тот обернулся, на прощание одарив своего делового партнера фирменной улыбкой Гарднера: Фрэнк Синатра пополам с парламентским деятелем.

— Поторопись! — добавила Лейла, когда лифт пискнул и открыл двери. Вернувшись в свой кабинет, она рухнула на кожаный диван, ощущая дрожь от зашкаливающего адреналина. «Все будет в порядке», — твердила она про себя. Бесконечные авралы и жертвы, бессонные ночи и чудеса планирования — все это не пойдет прахом. Лейла положила ладонь на холодную кожаную обивку, будто в поисках опоры. Спасательный круг в бушующем море. В тишине громко тикали огромные настенные часы, их равномерный ход действовал успокаивающе. Через минуту Лейла встала, снова надевая маску спокойствия и беспристрастности.

В дверь постучали.

— Кофе? — Сьюки вошла с фарфоровой чашкой с эмблемой «Саид и Гарднер» на белом боку.

— Ты лучше всех! — Лейла с благодарностью приняла из рук девушки чашку с блюдцем, поставив напиток на стол, а потом, включив на полную мощность комнатный вентилятор, приступила к рабочим обязанностям.

Глава 2

Лейла разминала пальцами кожу между бровями. Головная боль никак не уходила. Она могла длиться часами, от нее слезились глаза и набухали веки. Лейла посмотрела на часы, точно зная, что времени пообедать у нее не будет. Часы показывали 11:25. Она собрала бумаги, разбросанные по длинному столу в переговорной, и на несколько секунд задержала взгляд на окне, через которое виднелось здание напротив — громоздкое скопление брутальных форм, которые Лейла втайне обожала. Время от времени она предавалась фантазиям, наткнувшись на какое-нибудь необычное здание, — бродила по коридорам, любовалась массивными цоколями, рассматривала высокие диоклетиановы окна[1]. Год назад на нее наорал охранник консульства Зимбабве, куда она проникла, чтобы хорошенько разглядеть оконные рамы. Обычно серьезная и прямолинейная, Лейла поспешила сымитировать свою младшую сестру: растерянное личико, взлетающие ресницы, голос повыше, изображающий величайшее изумление. Женская магия подействовала моментально: охранник расплылся в благожелательной улыбке и мягко проводил незадачливую гостью к выходу с ведомственной территории. Лейла была поражена, насколько безотказно работает этот глупейший прием. Сейчас она улыбнулась случайному воспоминанию, складывая документы в аккуратную стопку.

Вернувшись в кабинет, Лейла обнаружила возле рабочей клавиатуры бутерброд, зерновой батончик и стакан со свежевыжатым соком.

— Я тебя не заслуживаю, Сьюки! — крикнула она через открытую дверь, и ассистентка улыбнулась ей из-за своего стола.

Лейла аккуратно развернула сэндвич и вонзила зубы в белоснежный хлеб, и тут телефон стал настойчиво вибрировать. Поспешно прожевав кусок, Лейла сняла трубку.

Это был Эндрю, который с тревогой сообщил:

— Лейла, мне звонили из детского сада. Его сегодня нет на занятиях.

Ей потребовалось мгновение, чтобы осознать его слова, — а потом они рухнули на Лейлу всем жутким весом. Участившийся пульс гулко заухал в висках, сердце стучало как сумасшедшее.

— Лейла? — Голос у Эндрю сорвался, будто предчувствовал страшную новость. — Где Макс?

Лейла не ответила. Она молча встала с кресла и покинула кабинет, словно в состоянии транса. Голос Эндрю раздавался из трубки, которую она сжимала в руках, передавая его растушую панику. Лейла подошла к лифту. Она не произнесла ни звука в ужасе от кошмарной догадки. Нажала на кнопку первого этажа, чувствуя, как нарастает пульсирующий шум в ушах. Прошла по фойе, отметив, как гулко цокают каблуки по лакированному полу. Только воочию увидев, как ее машина жарится на открытом прямоугольнике асфальта, Лейла жалобно взвыла. Даже от дверей здания был виден маленький уголок голубого одеяльца. Оно напоминало циновку нищего, просящего милостыни на улице.

В ужасе Лейла сделала пару шагов назад, будто пытаясь разубедить себя в реальности происходящего, защититься, очнуться от страшного морока. Собравшись с духом, она подошла к машине и открыла дверь. И тогда, увидев безжизненное тело Макса, Лейла закричала. Закричала дико, протяжно, будто раненое животное. Это был не только крик ужаса, но и мольба о помощи, потому что в одиночку она не могла этого пережить. Не могла справиться с увиденным.

К ней подбежал охранник из здания, увидал ребенка и оттолкнул Лейлу в сторону. Крикнув напарнику, чтобы тот вызвал скорую, попытался привести мальчика в чувство. Лейла наблюдала за происходящим затуманенным взглядом, будто ей закрыли глаза марлей. Но каждая деталь, каждая мелочь ярко врезалась в память. Прядь волос, прилипшая ко лбу Макса, озерцо пота, глубокий голос фельдшера. Яркий блеск колесных дисков ее «мини-купера», которые нагло сияли на солнце, будто празднуя победу.

От ужаса Лейла не могла вымолвить ни слова, и когда медики спросили ее, является ли она родственницей мальчика, сумела только кивнуть. Ее усадили в реанимобиль, и Лейла, сгорбившись и обхватив себя руками, примостилась на узкой скамеечке рядом с каталкой. Ей пришлось ставить ноги на цыпочки, чтобы спастись от обжигающего холода металлического сиденья, столь резко контрастирующего с жарой снаружи. Фельдшер обтирал тело Макса мокрой тканью. Головка ребенка безжизненно дергалась и качалась на ходу, когда машина проезжала небольшой ухаб или входила в поворот. Лейла подсела было ближе, чтобы придержать его, но медики оттолкнули ее обратно.

В больнице Макса сразу увезли в реанимацию. Персонал игнорировал Лейлу с ее единственным вопросом: «Он дышит?» — в основном потому, что очевидным ответом было «нет».

— Лейла?

Она обернулась и увидела Эндрю в другом конце длинного больничного коридора. Он подошел к ней вплотную, и Лейла рухнула на него, так что ему пришлось подхватить ее. Она вцепилась в воротник рубашки, била ладонью по груди, пытаясь закричать, обвинить его во всем, снять с себя вину. Если бы он не попросил ее о помощи, она не оставила бы Макса в машине. Не приехала бы прямо в офис, пока ребенок беззвучно спал на заднем сиденье. Не оставила бы его в раскаленной машине на парковке на целых три часа.

Эндрю схватил ее за запястья и сжимал, покуда она не отпустила его рубашку. И все же он не оттолкнул ее. Только гладил по голове, пока она тряслась от рыданий.

— Тс-с, — успокаивал Эндрю свояченицу. — Тс-с.

Но Лейла чувствовала, как он сжимает в кулаке ее волосы. Так сильно, что напряжение распространяется на всю руку. Лучше бы Эндрю ее ударил. Лучше бы размахнулся и отвесил ей оплеуху, опрокинул на землю, лишил чувств. Хотя бы одного чувства, слуха или зрения, потому что всего было слишком много. Но зять продолжал обнимать Лейлу, и вместе они следили за мельтешением теней за дверями реанимации. Внезапно на смену торопливому копошению пришла оглушительная тишина, и Лейла поняла, что спасать больше нечего.

Перед ними возник доктор, отозвал их в угол коридора.

— Мне очень жаль, — произнес врач. Он рассказал, что медики боролись за жизнь ребенка целый час — какая бессмыслица, ведь Лейле показалось, что прошло меньше минуты, — но сделать ничего не удалось. Врачи обкладывали мальчика льдом и обдували вентиляторами, изо всех сил старались снизить температуру тела, но тщетно: Макс был мертв.

Эндрю глядел на доктора немигающим взглядом. будто новость не укладывалась у него голове.

— У вас будет время попрощаться, — продолжал тот, — но вы можете пройти в палату сейчас, если хотите. Если вы готовы, через минуту сестра проведет вас внутрь.

Доктор беззвучно удалился, оставив их наедине со скорбью.

Эндрю повернулся, прижался лбом к стене и застыл. Лейла молча наблюдала за тем, как дрожит у него кадык, — Эндрю пытался не заплакать. Он оскалился, пытаясь выразить свою скорбь не в слезах, а в ярости. Но через секунду его решимость угасла, Эндрю обмяк и зашелся в беззвучных рыданиях. Наконец он издал хоть какой-то звук: жуткий всхлип. Лейла вздрогнула и сделала шаг вперед, чтобы обнять зятя, но тот только отмахнулся.

Так они и стояли — плачущий у стены мужчина и женщина рядом, но отдельно от него, — пока не пришла медсестра. Она провела их в палату, где лежал Макс. В помещении стояла звенящая тишина. Лейла подошла вплотную к койке, рассматривая круглый подбородок племянника, длинные ресницы, выгоревшие на солнце волосы. Ей захотелось прикоснуться к нему, погладить, прижать к груди. Она протянула руку, но Эндрю остановил ее.

— Нет, — холодно произнес он, перехватив запястье Лейлы.

В этом одиноком слоге она услышала все, чего он никогда ей не скажет: «Ты бросила Макса. Ты убила его. Убила моего сына». Тяжкая правда этих невысказанных слов выдавила из Лейлы весь воздух. Она закрыла глаза, не в силах видеть горе зятя и страшась того, что ждет ее впереди. Невозможно представить, что случится с Ясмин, когда она узнает о смерти сына, какое горе ей предстоит вынести. Лейла согнулась в три погибели, стараясь подавить рвотные позывы. Эндрю даже не пытался ее утешить. Вместо этого он неотрывно смотрел на фигурку сына, и оба они оставались неподвижными, как изображение на фотографии.

Ясмин с облегчением выдохнула, высвободив ноги из туфель. Она размяла стопы, жалея, что надела сегодня колготки.

— Хочешь, сделаю тебе массаж ступней? — предложил Джейсон с такой невинной интонацией, будто имел в виду чашку кофе.

На одну безумную секунду Ясмин задумалась, не согласиться ли. Она представила, как грациозно вытянет ножку, положит ему на колено и позволит себе насладиться массажем, сделанным его мускулистыми руками. Но потом всего лишь пренебрежительно закатила глаза и с сарказмом бросила:

— Благодарю за великодушие.

Джейсон расплылся в благодушной улыбке.

— Ты отлично справляешься, — заявил он. — Сегодня утром все прошло как по маслу.

Ясмин откинулась в кресле, демонстрируя Джейсону тонкую нежную шею, и, томно склонив голову, ответила:

— Спасибо. Сегодня и впрямь пришлось заниматься черной магией.

Коллега, не стесняясь, пожирал ее глазами, и Ясмин нежилась в лучах его внимания. Конечно, она делала вид, что чрезмерный интерес Джейсона раздражает ее, но на самом деле этот флирт помогал ей вспомнить себя такой, какой она была несколько лет назад — до замужества, до рождения ребенка, до бесконечных споров о лекарствах и дошкольном образовании. Она чувствовала вину за это и всегда помнила, как люди осуждают неверных женщин, но пыльная рутина семейной жизни начинала на нее давить.

— Не хочешь пропустить по бокалу сегодня вечером? — предложил Джейсон.

Ясмин смело выдержала его взгляд. Джейсон олицетворял все то, чего так не хватало ей с Эндрю. Как славно было бы ускользнуть с рабочего места на полчаса пораньше и составить ему компанию в баре — лучший вариант вынести летнюю духоту.

Ее так и подмывало согласиться, но в голове застучал маленький молоточек. Сегодня была очередь Эндрю забирать Макса из детского сада, но нельзя же перекладывать на мужа все заботы. Мальчик стал очень плохо засыпать, а у Эндрю и без того нервная работа. Ясмин улыбнулась, вспомнив сынишку в пижаме с пожарными. Неужели она и впрямь была готова соблазниться обществом Джейсона?

— Прости, — легко ответила она, — не могу. — Встав, она снова обулась. — Пойду перекушу, пока опять не началась беготня.

Ясмин вышла, грациозно покачивая бедрами. Она знала, что Джейсон провожает ее взглядом.

В коридоре она проверила почту. Нахмурилась, обнаружив несколько пропущенных от мужа. Перезвонила ему, но попала на автоответчик. Что случилось — Макс заболел? У него поднималась температура пару раз за последний месяц, и конечно же, именно ей всякий раз приходилось брать отгул. Ясмин поспешила к кабинету начальника, а по пути попробовала набрать супруга еще раз, и теперь Эндрю ответил.

— Все в порядке? — спросила она, запихивая кардиган в сумку. Зачем она его вообще взяла? Муж молчал, и она позвала: — Эндрю?

— Ясмин. — Его голос был непривычно хриплым. — Можешь приехать в Лондонскую королевскую больницу?

— Зачем? — встревожилась Ясмин. — Что-то с Максом?

Она услышала, как муж набирает воздуха для ответа.

— Объясню, когда приедешь.

Ясмин начала охватывать паника.

— Что произошло? С ним все в порядке?

— Все нормально. Просто приезжай в больницу и напиши, когда доберешься.

— Но…

— Мне надо идти, извини, — ответил Эндрю и отключился.

Ясмин твердила себе, что нужно успокоиться. Матери вечно срываются в истерику: легкий ушиб превращается в сотрясение мозга, царапина кажется гангреной, надо немедленно куда-то бежать и ломать двери травмпункта.

Эндрю всегда спокоен и логичен. Если он сказал, что все в порядке, значит, ему можно доверять. Ясмин написала шефу эсэмэску с извинениями и побежала к станции. Всю дорогу она не выпускала из рук телефон, крепко сжимая твердый корпус.

Равномерное гудение флуоресцентных ламп и шаркание резиновых тапок вдалеке действовало на нервы. Лейле казалось, что они очутились в отделении психбольницы: тот же кондиционированный воздух, те же белые стены, только надпись над дверью гласила «Реанимация». Лейла сжимала подол юбки в липких от пота ладонях, будто он мог послужить спасательным кругом. Горечь вины и утраты наполняла каждую пульсирующую артерию. Зверская сцена раз за разом всплывала перед глазами: Макс, распростертый на заднем сиденье, ее собственный ужасный крик, беспокойный вой приближающихся сирен. Эти несколько часов оставили в ее душе неизгладимый след — темные воспоминания, которые будут преследовать ее всю жизнь.

Сидя на скамейке рядом с Эндрю, Лейла испытывала детское желание увидеться с мужем, спрятаться за его спиной. Она до сих пор не позвонила Уиллу. Это был бы разумный шаг, но она не могла собраться с духом и рассказать ему страшную новость. Уилл обожал Макса. Не имея собственных детей, он изливал на племянника нерастраченную отцовскую нежность, покупая ему дорогущие подарки вроде смешного твидового костюмчика из универмага «Либерти» или гигантского плюшевого тигра, который теперь стоял в детской.

В такие искренние моменты Лейла чувствовала, как горячо она любит Уилла. Обычно он был слишком занят поддержанием своего журналистского имиджа — эпатажный провокатор, холодный и ироничный, — но когда он видел Макса, вся его тоска по детям прорывалась наружу. Она сквозила в печальных, словно бы извиняющихся взглядах, которые Уилл посылал жене, и в том, с какой нежностью он потом прижимался лбом к ее плечу, будто сдерживая слезы. Нет, она не может позвонить сейчас Уиллу. Рядом есть Эндрю, и этого достаточно.

Повернувшись на длинной металлической скамье, Лейла положила ему руку на колено.

— Скажи что-нибудь, — попросила она.

Эндрю, не повернув головы, бросил:

— Что тут скажешь?

Лейла против воли почувствовала нарастающее раздражение. Эндрю сидел рядом с таким спокойным видом, будто она уронила его телефон и разбила экран. Ей, наверное, стоило спросить, что он чувствует, но какие слова выбрать? «Всё в порядке?» — слишком глупо и бессмысленно. Эндрю откинул голову, прижался к стене затылком. Его светлые волосы рассыпались по белоснежной штукатурке. Лейла услышала тихое торопливое цоканье, которое приближалось к ним, и встала, увидев, кто идет.

Ясмин замерла в дверях и внимательно посмотрела на лица Лейлы и Эндрю.

— Нет, — выдохнула она. Лицо у нее страдальчески сморщилось, но потом вновь разгладилось, словно отказываясь принимать правду. — Где Макс? — Ясмин пыталась говорить спокойным тоном, но сорвалась на всхлип.

Эндрю зажмурился на секунду, будто собираясь с силами, чтобы встретить неотвратимое. Потом шумно выдохнул, подошел к супруге, сжал в объятиях и положил подбородок ей на макушку, будто пытаясь во что бы то ни стало удержать.

— Макс сегодня угром умер, — еле слышно произнес он.

Тишина, и пространство будто скукожилось перед взрывом сверхновой. Ясмин издала протяжный, животный вой, от которого Лейла отступила на пару шагов назад. Сестра выла несколько минут, вложив в крик боль и ярость. Она вырвалась из рук мужа, а когда Эндрю попытался удержать ее, оттолкнула его с такой силой, что он врезался в стену. Ясмин продолжала кричать и рвать волосы на голове, согнувшись пополам, будто тряпичная кукла, оторвавшаяся от нитки.

Лейла в ужасе и смятении взирала на сестру. Могла ли она осознать, что чувствует мать, потерявшая ребенка? Ее саму разрывало от скорби, но нечеловеческое страдание, которое она видела, говорило о другом — о глубочайшей, почти физической боли утраты. Лейла сдерживала желание подойти, понимая, какой будет реакция сестры, когда она узнает, что именно произошло. Эндрю попросил ее помалкивать и пообещал, что возьмет на себя эту часть. Он еще раз подошел к Ясмин, но та вновь оттолкнула мужа, не желая выслушивать объяснения.

Повернувшись к стене, она принялась колотить кулаками по штукатурке.

— Нет! — кричала она в отчаянии.

Эндрю в страхе оглянулся на Лейлу, будто стоял на краю пропасти и под ним сыпалась земля. Лейла заранее предложила взять успокоительное для Ясмин, но Эндрю отказался. Он хотел показать жене, что она способна пережить это сама, без постороннего вмешательства; что они верят в ее силы.

Ясмин еще долго плакала, свернувшись клубком на металлической скамье и не подпуская к себе никого. Наконец, после, как им казалось, нескольких часов бессильных рыданий она подняла голову и поглядела на сестру и мужа.

— Как? — спросила Ясмин глухо.

— Это я виновата, — ответила Лейла. Вся ее решимость испарилась, хотелось бежать со всех ног.

Ясмин захлопала ресницами.

— Ты? Что… что это значит?

— Дай мне сказать, — вмешался Эндрю.

Поначалу он пытался отправить Лейлу домой, но она отказалась: если она сейчас уйдет, станет только хуже, и при следующей встрече Ясмин вспыхнет. Усевшись рядом, Эндрю положил на колено жене руку.

— Это моя вина, — начал он. — Утром мне позвонили с работы. Срочно. У меня не оставалось времени, чтобы отвезти Макса в садик, и я попросил Лейлу помочь.

Лицо Ясмин выражало замешательство.

— Произошла авария?

— В некотором роде.

Лейла поборола желание заговорить. Она пообещала Эндрю, что не будет вмешиваться, даст ему объяснить случившееся спокойно и рассудительно. Так будет проще для всех. Эндрю продолжал:

— Я пристегнул Макса на заднем сиденье. Он спал и не издавал ни звука. — Он помолчал несколько секунд. — Лейла ездит этой дорогой каждый день. Если бы она ехала другой дорогой, она не забыла бы о нем.

В лице Ясмин не осталось ни кровинки.

— Что случилось?

— Макс спал. Он не издавал ни звука, и Лейла… — Закашлявшись, Эндрю взял супругу за руку. — Лейла забыла, что он там.

— Забыла? — шепотом переспросила Ясмин.

— Прости, — вмешалась Лейла. — Он так тихо сидел. Я не видела его в зеркале. И… я просто забыла про него.

Ясмин в ужасе смотрела на сестру.

— Ты забыла? — Она молча пошевелила губами, будто не в состоянии подобрать слов. — Но ты ничего не забываешь.

Лейла вспыхнула от стыда.

— Ты… ты никогда ничего не забываешь. — Ясмин постепенно скатывалась в истерику. — Ты ставишь себе напоминания обо всем подряд!

— Я забыла про него, Ясмин. Просто забыла.

— Нет, — прошептала, задыхаясь, Ясмин.

Эндрю сжал ее руку, пытаясь успокоить. Ясмин переводила взгляд с сестры на мужа.

— И что произошло?

Ее супруг смахнул слезу тыльной стороной ладони.

— Жара. — Короткий ответ напоминал выстрел из пистолета.

На лицо Ясмин было страшно смотреть.

— Мой малыш… Он сгорел?

— Нет-нет! Нет, дорогая, не сгорел. Он ничего не почувствовал. Просто спал и… не проснулся.

Ясмин снова начала подвывать, словно раненое животное.

Лейла и сама почувствовала, что теряет почву под ногами, словно падает в пропасть без дна. Она сделала было шаг вперед, чтобы обнять сестру, но та отпрянула.

— Нет! Я не могу.

Лейла застыла.

Ясмин покачала головой.

— Я не могу тебя видеть. Не могу к тебе прикасаться.

Лейла проглотила обиду. Было бы глупо сейчас просить прощения, чтобы облегчить собственную боль.

— Пожалуйста, уйди. — В голосе младшей сестры не было яда, только горечь. — Просто уйди.

Лейла поежилась, скрестила руки на груди. Взглядом спросила у Эндрю совета. Он мягко кивнул. Сгорбившись под грузом вины, она пошла прочь по коридору, тихо цокая каблуками по полу.

Лейла приложила к голове холодную банку колы. Не помогло. Был час дня, и воздух в отделении казался удушающе горячим, несмотря на работающие во всю мощь вентиляторы. Из-за сквозняка со стойки регистрации слетел листок бумаги и медленно опустился на пол. Лейла бездумно наблюдала за его полетом, не в силах подойти и поднять упавший документ. Администратор, грузная женщина с двойным подбородком, вышла из-за стойки и нагнулась, громко охнув, чтобы подобрать листок.

Слева открылись двери приемного покоя, и Лейла поспешно обернулась, чтобы увидеть помещение за ними. Где Ясмин? Она сейчас с Максом? Одна или с Эндрю? Он справляется? Может, нужно помочь?

Лейла закрыла лицо рукой. Сердце билось в бешеном темпе с того самого момента, как Эндрю позвонил ей утром, и по мере того, как адреналин переставал действовать, наваливалось истощение. Тяжесть содеянного была слишком велика, чтобы выдержать ее. Лейла вспоминала, как Макс лежал в карете скорой помощи на каталке, трясясь на кочках, безжизненный и немой. Он погиб, и виновата в этом она. От новой глубины осознания содержимое желудка ринулось вверх. Лейла срыгнула, потом быстро проглотила жидкость, чувствуя на языке мерзкий кислый вкус. Сидя на скамейке, она согнулась и положила голову на колени. Стены зала вокруг колыхались, усиливая тошноту. Лейла сделала судорожный вдох, боясь, что ее вырвет. В панике она подскочила и бросилась к ближайшему туалету, где нагнулась над раковиной, но ничего не произошло. Опершись обеими руками об умывальник, она сглатывала несуществующую жидкость с химическим привкусом. Немного придя в себя, Лейла открыла кран и прополоскала рот водой, которая оказалась неприятно теплой. Когда руки перестали дрожать, Лейла вытерла лицо бумажным полотенцем, глубоко вдохнула и осторожно покинула обманчиво безопасную скорлупу дамской комнаты.

— Мисс Саид?

Обернувшись, Лейла увидела в дальнем конце коридора человека, широкоплечего мужчину за сорок с квадратным лицом профессионального боксера.

— Да, — неуверенно ответила она.

— Детектив Кристофер Шепард, служба столичной полиции. — Мужчина продемонстрировал удостоверение и жетон, вложенные в дешевый бумажник из черного кожзаменителя.

Лейла непонимающе посмотрела на документ.

— Меня назначили расследовать обстоятельства смерти трехлетнего Макса Андерсона.

Лейлу обожгло беспокойство. Как следует вести себя в такой ситуации? Она должна следовать всем социальным нормам, как обычно? «Здравствуйте, рада познакомиться, как у вас дела?» Быть покладистой? Или, от греха подальше, уйти в глухую оборону? Допустимо ли говорить вслух то, что она на самом деле думает? «Я виновата. Это моя вина. Помогите».

— Можете уделить мне немного времени?

Лейла кивнула.

— Конечно, детектив. — Она услышала, как дрожит у нее голос.

Собеседник, конечно, тоже это заметил.

— Зовите меня Шеп. — благожелательно предложил он.

— Шеп, — послушно повторила Лейла. Односложное имя легко сорвалось с языка.

— Полагаю, вы последняя видели Макса живым?

Лейла жалобно всхлипнула.

— Да.

— Вы не откажетесь проехать со мной в участок для короткой беседы?

Она ответила, запинаясь:

— А нельзя поговорить здесь?

— Будет лучше провести беседу у нас в участке, — мягко, но настойчиво ответил Шепард.

Лейла посмотрела на двустворчатую дверь за левым плечом детектива.

— Можно сообщить семье, куда я еду?

— Мы об этом позаботимся, — поспешно ответил он.

Лейла заметила еще одного полицейского за дверью.

— Не волнуйтесь, мы просто поболтаем, — добавил Шепард.

Она опасливо вышла вслед за ним на улицу к неприметному синему автомобилю. Детектив открыл заднюю дверь, и Лейла скользнула внутрь, грациозно подтянув ноги. Пока они ехали в участок, она ощущала странное, убаюкивающее спокойствие. Все звуки стали приглушенными, будто она вновь оказалась в утробе матери. Машина еле тащилась по загруженным улицам, и блики солнца на стеклянных небоскребах заставляли Лейлу постоянно жмуриться. Вот так себя чувствуют выжившие на войне? Когда, вернувшись домой, обнаруживают, что вокруг бедлам, да и самого дома больше нет.

Пока Лейла безвольно сидела на заднем сиденье полицейского автомобиля, ей на ум пришел постыдный вопрос. Как ей следует себя вести? Может, полагается биться в истерике? Недвусмысленно показать, какой ужас она сейчас испытывает. Поймав взгляд Шепарда в зеркале заднего вида, Лейла в страхе отвернулась. В его глазах она увидела одно: неприкрытое подозрение.

Наконец они приехали к полицейскому участку в Бетнал-Грин. Суровое здание из красного кирпича венчали два флага, безжизненно повисших в застывшем горячем воздухе. Детектив проводил спутницу внутрь, придержав дверь на входе. В этом жесте не было ни тени галантности, лишь эффективность: дверь была массивная и тяжелая. По пустому коридору они попали в небольшую комнату для допросов. Помещение давно не проветривали, спертый воздух отдавал скисшими ягодами. Лейла села у стола и вытерла ладони о юбку, молясь о том, чтобы наконец перестать потеть.

Шепард задал формальные вопросы из анкеты. Его голос звучал глухо, будто из пещеры. После вводной части он поставил на стол голые локти — рукава рубашки были высоко закатаны, — наклонился и спросил:

— Мисс Саид, кем вы приходитесь Максу?

— Тетей, — ответила Лейла. — Он сын моей сестры.

Детектив спокойно кивнул, возможно надеясь, что собеседница немного расслабится.

— Постарайтесь как можно подробнее рассказать, что произошло этим утром.

Лейла молчала. Как собрать рассыпанные по уголкам памяти осколки дня? Как сложить их в логической последовательности, выдать представителю карающей власти стройный рассказ?

— Мисс Саид? — подтолкнул ее к разговору Шепард.

Лейла начала с утренних мелочей: стакан из-под сока под краном в раковине, чтобы потом было проще мыть. Потом рассказала о звонке Эндрю с просьбой о помощи.

— Он системный администратор, — объяснила Лейла, — и его иногда внезапно вызывают, когда случается авария. Обычно это не составляет проблемы, потому что по утрам дома Ясмин, но сегодня она ушла на работу рано, потому что организовывала конференцию. Вот я и согласилась помочь и заехала к ним домой.

Шеп нахмурился.

— У вас собственное архитектурное бюро, не правда ли?

— Да.

Детектив прочитал что-то на листке бумаги и удивленно поднял бровь.

— Вы реставрировали историческую синагогу в Уайтчепеле. Впечатляет.

Лейла благодарно кивнула:

— Спасибо.

— Должно быть, у вас тяжелая работа.

— Временами.

— Засиживаетесь допоздна?

— Бывает.

— И график поплотнее, чем у системного администратора.

— Наверное.

— Как вы отнеслись к просьбе подвезти Макса, если у вас самой не менее загруженный рабочий день, чем у его отца?

Глядя на детектива, Лейла начала ощущать подспудный страх.

— Хорошо отнеслась. Я была рада помочь.

— Рады?

— Да.

Шепард хмыкнул, будто говоря: «Да вы почти святая!»

— Часто они просят вас о помощи?

Лейла заметила, что вцепилась в края сиденья, и разжала пальцы.

— Раз в неделю, наверное.

— Немало.

— Я рада провести время с племянником.

Шепард склонил голову набок:

— Вы часто подвозили Макса в детский сад?

— Ни разу.

Он задумчиво почесал подбородок ручкой.

— Хорошо. Что случилось после того, как ребенок оказался у вас в машине?

Лейла рассказала о том, как Сьюки позвонила ей по дороге на работу, и упомянула, что не видела Макса в зеркале, потому что детское кресло было повернуто против хода движения.

— Долго длился звонок?

— Около пяти минут.

— И о чем вы разговаривали?

Лейла рассказала Шепарду о проблеме с чертежами.

— Вы торопились? — поинтересовался он.

— Да. Хотя нет, не очень. Мне оставалось всего пару минут до офиса.

— Если, конечно, не останавливаться у детского сада.

Лейла моргнула в замешательстве.

— Я не думала об этом. Я… я забыла о том, что Макс в машине.

Шепард подался вперед всем телом.

— Простите, можете повторить? Зять доверил вам своего малолетнего ребенка, и вы попросту забыли о том, что он сидит у вас в машине?

— Я не видела его, — попыталась оправдаться Лейла. — Он спал. Я отвлеклась. Так совпало.

Детектив молчал, пристально глядя ей прямо в глаза.

— Вы же не думаете, будто я нарочно оставила ребенка в машине!

— Вот что я думаю, мисс Саид: вы очень спешили. Вы держали в уме, что Макс остался в машине, но решили забежать в офис, надеясь быстро справиться с внештатной ситуацией. А вот потом вы забыли, что оставили племянника в машине.

На лице у Лейлы отразился чистый ужас.

— Все было не так. Я бы никогда не оставила Макса в машине одного.

— Однако вы это сделали, — холодно напомнил Шепард.

Лейла задохнулась от возмущения:

— Не специально! Я ни за что не оставила бы его нарочно. Ни в машине, ни в любом другом месте. Ни на секунду!

— Детский сад. Вам ведь не по пути. Крюк в пять минут.

Она покачала головой:

— Это почти по дороге.

— Но не совсем.

— Разве в случае чрезвычайной ситуации не логичнее было бы доехать до офиса, быстро решить проблему, а после вернуться за ребенком?

— Но все было по-другому.

— Мисс Саид, вы умышленно оставили Макса в машине?

У нее струйкой стекал по спине пот.

— Нет.

Полицейский смерил собеседницу оценивающим взглядом.

— У вас с сестрой хорошие отношения?

Лейлу сбила с толку внезапная смена темы разговора.

— Да.

— Я слышал, вы растили ее с ее одиннадцати лет. Можете подробнее рассказать, что с вами тогда происходило?

— А это вообще имеет какое-то отношение к делу? — затравленно спросила она. С какой стати ей открывать этому агрессивному незнакомцу тяжелую историю своей юности?

— Просто чтобы понимать контекст.

Лейле становилось не по себе от воспоминаний о том периоде жизни. Люди обычно говорят о счастливых днях детства, и ее детство тоже было счастливым — до того момента, пока отец не скончался от обширного инфаркта.

Маму, человека с не самой стойкой психикой, несчастье подкосило. Когда Лейла вставала по утрам, она обычно обнаруживала мать на кухне: та сидела и смотрела в стену. Лейла пыталась найти выход, таскала мать к семейному врачу, в клиники, потом снова к семейному врачу, но слышала в ответ лишь одно: на лечение нет средств. Не дождалась она помощи и от эмигрантского сообщества и своих многочисленных так называемых родственников. У них находились лишь обидные эпитеты для матери — чокнутая, психованная, — но никто и пальцем не пошевелил, чтобы помочь.

Однажды, вернувшись домой, Лейла обнаружила маму в ванне. Та лежала в остывшей воде с широко распахнутыми глазами; длинные волосы плавали по поверхности, будто морские водоросли. Лейла зажала себе рот рукой, чтобы не завопить. Побежав к Ясмин, она скомандовала сестре сидеть смирно и не выходить из комнаты. Тогда Лейла впервые говорила с полицейскими, благожелательными, но холодными. Девочкам запретили оставаться в родном доме. Все, что они знали, исчезло в один миг. Как Лейла злилась на мать! От нее ведь никто не требовал подвигов. Она должна была просто оставаться рядом с дочерьми.

Лейла хорошо помнила назначенных опекунов, швею на пенсии и ее молчаливого супруга. Они жили в Гэнтс-Хилл, восточном пригороде, в трехэтажном доме, доверху набитом антикварным хламом: старые шахматы, металлические камертоны, пинцеты, огромный набор лабораторной посуды, пластиковая модель головного мозга, который можно было разбирать на части — лобная, височная, теменная и затылочная доли, мозжечок, ствол. В доме царила затхлость, будто здесь никогда не открывали окон, а в солнечный день в косых лучах света повсюду танцевали пылинки. С девочками там обращались ласково, но ощущение бесприютности не оставляло их ни на секунду. В день своего восемнадцатилетия Лейла подала заявление на опеку над младшей сестрой, и они смогли снять собственное жилье, однокомнатную квартирку рядом с развязкой шоссе там же, в Гэнтс-Хилл. Улица имела благопристойное название — проезд Фринтон, которое резко контрастировало с тем, что встречало сестер за дверью: горы окурков, вонючие мусорные пакеты, шум электростанции неподалеку и безобразный вид на гаражи и фабрики.

Что из этого следует поведать детективу? Как передать тот бесконечный стресс, панику в ожидании отрицательного баланса по счету, не разжимающиеся тиски нищеты? Сможет ли он хотя бы представить все это, глядя сейчас на успешную бизнесвумен в костюме из последней модной коллекции?

— Наши родители умерли, — коротко сказала Лейла. — Я не хотела оставлять сестру в приемной семье, поэтому оформила опекунство.

— Так что вы похоронили свои лучшие годы на каторжной работе.

— Можно и так сказать.

— Вас не раздражало, что после того, как вы вырастили сестру, приходится растить еще и племянника?

Лейла ответила ему прямым взглядом.

— Ничуть. Я любила этого ребенка больше всего на свете, и моя сестра скажет вам то же самое.

Шеп не отводил глаз.

— Неужели?

— Уж поверьте, — раздраженно ответила она.

В эту секунду ее телефон коротко звякнул. Лейла по привычке прочитала пришедшее сообщение. «Ты позвонила адвокату?» — спрашивал Эндрю. Фраза заставила ее опустить плечи. Невинный характер беседы был наивной иллюзией. Вопрос об адвокате означал, что Лейле есть за что отвечать перед законом.

— Что-то важное? — поинтересовался Шепард.

Лейла посмотрела на него и ответила после короткой паузы:

— Я бы хотела поговорить со своим адвокатом.

Детектив расплылся в улыбке, будто выиграл удачное пари.

— Я так и думал, что захотите, — ответил он. — Пожалуйста, не уходите никуда.

После этого он вышел из комнаты, оставив Лейлу метаться в запутанных мыслях.

Ясмин сидела в глубоком кресле и гладила сиреневую бархатную обивку — проводила рукой против ворса, оставляя на поверхности широкую темную линию. Это кресло обошлось ей чересчур дорого, но оно было таким кричаще красивым и так божественно смотрелось на фотографиях в «Инстаграме», что невозможно было устоять. Кресло оказалось не особенно удобным — слишком жесткий и шишковатый каркас из ротанга, — но Ясмин заставляла себя пользоваться им, чтобы оправдать вложенные деньги. Сейчас она выбрала кресло, потому что только у него была спинка. Ясмин сомневалась, что сможет сидеть прямо, и боялась, что тело откажет ей и она безвольно рухнет на пол.

Вещи в детской не подозревали о том, что Макса больше нет: желтый плюшевый шмель таращил сонные глаза, пузатый кролик настороженно топорщил ушки в углу. Ясмин принесла им дурную весть, будто оспу, и предметы заражались смертью Макса один за другим. Кто мог предположить, что отсутствие человека может быть настолько ощутимым? Комната не была пуста, наоборот: она словно заполнилась плотной опухолью.

За окном, будто в насмешку, прекрасное ночное небо переливалось тысячью звезд и заливало комнату неровным светом. Дальняя стена была отмечена отпечатками детских ладошек. Малюсенькая ручка новорожденного, потом ярко-красный оттиск с первого дня рождения, немного смазанный от нетерпения малыша. Потом более четкие ладошки в два года, в три. То, что новых отпечатков не появится, казалось бессмыслицей.

Стук в дверь заставил Ясмин дернуться, как от удара током. Ей лишь хотелось, чтобы ее оставили в покое.

В детскую заглянул Эндрю.

— Я тебе чаю налил, — сказал он, осторожно заходя в комнату. Он приглядывал за Ясмин весь вечер, обеспокоенный тем, что жена не плачет. А она попросту не могла себе этого позволить. Нужно было найти какие-то зацепки, чтобы не провалиться в бездну ужаса. Если продержаться еще чуть-чуть, тогда она обретет силы, чтобы справиться с болью и сбросить это наркотическое оцепенение.

Эндрю поставил возле жены кружку — черную, как заметила Ясмин, а не одну из двух желтых чашек с медвежонком Паддингтоном, которыми обычно пользовались мама с сыном. Ясмин почувствовала благодарность за эту наивную предосторожность. Вонзив ногти себе в ногу, она с усилием открыла рот и произнесла:

— Спасибо.

По-прежнему не отрывая взгляда от отпечатков ладоней на стене, Ясмин подняла кружку, подула на чай и поставила обратно на столик.

— Тебе еще что-нибудь принести? — Эндрю говорил мягко, будто общался с ребенком. Ясмин перевела на него остекленевшие глаза.

— Может, печенье? — попросила она, только затем, чтобы чем-нибудь занять Эндрю.

— Конечно. — Муж вышел и через несколько секунд вернулся с разными видами печенья, разложенного на блюдце. Ясмин взяла одно, опустила в чай и долго глядела, как оно размокает и падает на дно кружки. Муж в нерешительности застыл возле двери. Ясмин подняла на него глаза.

— Я справлюсь, — сказала она. — Обещаю. Эндрю на мгновенье скривился, как от боли.

— Я тебя люблю, — произнес он.

— И я тебя, — автоматически ответила Ясмин. Стандартный отклик на привычную реплику: «Тук-тук. — Кто там?», «Я тебя люблю. — И я тебя».

Эндрю вышел и закрыл дверь. Подумав, приоткрыл ее на несколько сантиметров. Тяжелой поступью спустился вниз, в гостиную. Даже в счастливом браке боль лучше переживать в одиночестве. Муж справится с утратой по-своему, а она — по-своему.

Лейла провела пальцем по буквам, вырезанным на столешнице. Она уже видела, что там написано, но продолжала рассматривать, чтобы хоть чем-то занять себя. «Джейн» — какое-то неподобающее имя для предыдущей арестантки. Такое имя лучше сочетается с воскресной распродажей выпечки и летними туфельками из «Маркс энд Спенсер». Интересно, Джейн тоже была ошарашена, оказавшись в тюрьме?

Когда Шепард завел ее сюда, Лейла решила, что он просто выпендривается. Но вот прошло несколько часов, и она ясно осознала, что это не просто агрессивная выходка имеющего власть полицейского. Она, подобно Джейн, и вправду является главной подозреваемой в уголовном преступлении.

Пока Лейла сидела, оцепенев от осознания этого ужасного факта, каждая поверхность в камере будто превратилась в свидетеля обвинения. Твердость узкой скамьи, шершавость стен — все твердило о ее преступлении. Окно, которое поначалу радовало красивым оконным переплетом, теперь давило решеткой снаружи. Кто решил, что люди, схваченные в худший день своей жизни, не заслуживают чуточки комфорта?

Дверь открылась, и Лейла вскочила на ноги.

— Ваш юрист прибыл. — Вошедший полицейский в форме неопределенно махнул рукой в сторону двери.

Вслед за ним Лейла прошла в кабинет напротив. Увидев своего адвоката, она чуть не расплакалась, но, подавив слабость, протянула руку в знак приветствия.

— Простите, — сказала она. — Я не знала, кому еще позвонить.

Клара Пирсон ответила рукопожатием. Элегантная и тонкая, как тростинка, женщина работала юрисконсультом и адвокатом по уголовным делам. Они с Лейлой познакомились на конференции в прошлом году и с тех пор изредка общались.

— Нам надо поговорить, — кратко сказала Клара, занимая один из стульев.

Лейла вздрогнула, услышав узнаваемую интонацию чиновника, который сообщает плохие вести. «Сожалею, но вам отказали в доступе к средствам фонда». «Вынужден сообщить, что ваша заявка отклонена». «Простите, но это неизлечимо».

Клара вытянула пальцы, разминая их.

— Органы опеки запросили ваше дело.

У Лейлы пересохло в горле.

— И?

— Вам вменяют причинение смерти по неосторожности.

Шум в ушах перебивал остальные звуки в кабинете.

— Причинение смерти? — переспросила Лейла. — Они считают, что я специально это сделала?

Клара постучала ногтями по столу.

— Они не считают, что вы сделали это специально, однако настаивают на том, что ответственность за смерть ребенка ложится на вас. Я понимаю, что это трудно осознать в целом, поэтому давайте разберемся в обвинении по частям. — Адвокат очертила на столе воображаемый круг. — Полностью обвинение звучит так: причинение смерти по неосторожности, связанное с вопиющим пренебрежением обязанностями. Прокуратуре необходимо будет доказать четыре аспекта обвинения. — Она провела пальцем линии из круга. — Во-первых, что вы взяли на себя обязательства по заботе о ребенке и нарушили их. Во-вторых, что нарушение обязательств было достаточно серьезным для уголовного преследования. В-третьих, что ребенок умер именно из-за того, что остался в машине. И наконец, в-четвертых, что вы осознавали опасность, которая могла привести к смерти мальчика.

Далее Клара вернулась к первой линии:

— Я думаю, нет смысла отрицать, что вы взяли на себя обязательства по присмотру за Максом, но вот против всего остального мы можем побороться. И вот этот фактор, — она постучала по второй линии, — будет ключевым. Если присяжные посчитают, что вы намеренно оставили Макса в автомобиле, это потянет за собой и остальные части обвинения. Если же мы убедим их в том, что вы на самом деле забыли о ребенке, то можно ли считать ваш проступок подлежащим уголовному преследованию? Вряд ли.

— Выходит, все зависит от того, нарочно ли я его оставила? — Собственный голос будто доносился до Лейлы откуда-то издалека.

— Да, это важная деталь.

Лейла притихла на несколько секунд.

— Но я бы никогда не оставила его специально.

— Понимаю. — Клара пыталась говорить помягче, но в ее словах прорывалась торопливость и необходимость действовать. — В настоящий момент вам вынесут официальное обвинение и выпустят под залог. Через двадцать восемь дней вас ожидает предварительное слушание у мирового судьи. Я там буду вместе с вами, не волнуйтесь.

Лейла слушала, как Клара разъясняет ей механизм судебного процесса — «Сначала предварительные слушания, ходатайства, подготовка к вынесению обвинения…», — но упускала смысл фраз. Лейла знала — не могла не знать, — что такой исход не исключен, но то, как буднично и быстро разворачивались события, повергло ее в шок. Значит, вот как работает закон? Заранее видит в каждом только худшие намерения. Разрушает за день все. что человек построил за целую жизнь.

— Я могу видеться с сестрой? — перебила она адвоката.

Клара сморщилась.

— Боюсь, что нет. Официально, конечно, обвинение предъявляет государство, а не ваша сестра, но она проходит главным свидетелем по делу. По условиям вашего поручительства придется исключить контакты с ней до суда.

Лейла в смятении открыла рот. Неужели ей не позволят поговорить с Ясмин? Разве можно совершить такое чудовищное преступление и даже не попросить у сестры прощения?

— А что будет, если я поговорю с ней?

— Если вас увидят, можете попасть в предварительное заключение.

— Это реально?

Клара пожала плечами.

— Как ваш официальный представитель, я бы рекомендовала вам не пытаться связаться с сестрой.

Лейла поняла намек: нельзя делать это в открытую.

— У вас остались вопросы? — поинтересовалась Клара.

Лейла отчаянно пыталась придумать еще какой-нибудь вопрос, лишь бы отсрочить дальнейшие события. Но в конце концов ответила:

— Нет.

— Отлично, — кивнула Клара, поглядев на часы. — Я скажу им, что вы готовы.

Дверь за адвокатом закрылась, и Лейла шумно выдохнула, будто вынырнула с глубины и вновь обрела возможность дышать. Слез не было. Она попыталась найти подходящее слово для того, что она чувствует. Вина? Страх? Сожаление? Лейла будто проваливалась в бездонную пропасть, но вместо того, чтобы испугаться, она наконец обрела уверенность, осознав, что у пропасти и впрямь нет дна.

Глава 3

Лейла принюхалась к запахам в своей спальне. Тут пахло плесенью и лекарствами, как от старого больничного матраса. Она распахнула окно, но снаружи царили жара и безветрие. Лейла посмотрела на площадь Тредегар, жмурясь от солнца, тонкими лучиками пробивающегося через листву деревьев. Покой мирного пейзажа резко контрастировал с паникой в груди, которая накрыла Лейлу с самого момента пробуждения. Память не подарила ей и минутной передышки, перед глазами постоянно крутилась одна и та же картинка: Макс, его красные горячие щечки и безвольное тело.

«Не сейчас», — стиснув зубы, мысленно приказала она себе. Нельзя позволять себе расклеиться. Сначала надо переделать кучу вещей. Позвонить Сьюки и сообщить, что она не появится в офисе на этой неделе. Приготовиться к объяснению с Уиллом, который приедет с минуты на минуту. И поговорить с Ясмин. Только потом можно будет отдаться горю.

Спустившись в кухню, Лейла посмотрела на часы и с удивлением обнаружила, что еще даже нет восьми. С момента судьбоносного звонка Эндрю не прошло и суток. А ведь ей казалось, что миновала тысяча лет с тех пор, как она вернулась домой вечером. Лейла снова повалилась на кровать и заснула в слезах. Ей снились глупые детские кошмары: карикатурные монстры с огромными клыками, драконы и горгульи. Голова была забита ими, и, вынырнув из одного кошмара, Лейла оказывалась в следующем, не менее беспокойном.

Ее разбудила резкая трель дверного звонка. Спустя пару секунд Уилл открыл двери своим ключом. Взяв себя в руки, Лейла встала и подошла к кухонной стойке.

— Лейла? — послышался голос мужа. — Я получил твое сообщение. — Его шаги приближались по коридору. — Что ты?.. — Уилл остановился в дверном проеме, увидев жену. Влажные от пота волосы, оставляющие темные пятна на футболке, странно сочетались с болезненно-бледным лицом Лейлы. Уилл медленно ступил в кухню, делая осторожные шаги, будто слишком резкое движение могло привлечь хищника. — Что случилось? — Он невольно посмотрел на живот Лейлы: рефлекс, выработавшийся после неудачных беременностей. — Ты не заболела? — Голос у него сорвался, когда Уилл вспомнил, что в этот раз Лейла не была беременна.

— С Максом беда.

Глаза Уилла расширились в панике.

— Что стряслось?

— Несчастье.

— Но он в порядке?

— Нет. — Голос Лейлы дрогнул. — Он не в порядке.

Уилл в два прыжка пересек кухню и схватил жену за плечи:

— Лейла, что случилось?

— Макс погиб.

Уилл глядел ей в глаза, умолкнув в недоумении.

— Макс погиб, — эхом отозвался он. — Макс… погиб?! — Он нервно оглядел кухню, будто ища глазами предмет, за который можно ухватиться, чтобы совладать с этой новостью. — Бред какой, — заявил он, сразу переходя к стадии отрицания.

— По моей вине, — резко выдохнула Лейла, спеша избавиться от страшного признания, перенося проблему на крепкие плечи мужа. Она торопливо рассказала про звонок Эндрю, про бегство к машине, про жуткую душегубку в салоне. На середине ее монолога Уилл отвернулся, зажал рот рукой и затрясся в беззвучных рыданиях.

Лейла глядела на него, осознавая свою беспомощность. Она предполагала, что супруг тяжело воспримет эту трагедию, но не знала, как именно. Глубокое горе от первого выкидыша, бессильная ярость от второго, удушающая апатия от третьего, стоическое принятие от четвертого, и последнего. Невозможно было смотреть на мужа в таком состоянии, безмолвного и скрючившегося, как раненый зверь.

— Ну почему?! — взвыл он, повернувшись лицом к стене. — Почему такое случилось с нами, с нашей семьей?

Подойдя к мужу, Лейла осторожно обняла его, прижалась лицом к спине. Он резко оттолкнул ее движением плеча, повернулся и закричал:

— Почему ты мне не позвонила? — Его горе обратилось в злость.

— Я бы не выдержала, Уилл. Мне надо было как-то пережить день.

— Но никто из вас мне не позвонил! Ни Эндрю, ни Ясмин! — Голос Уилла дрожал от возмущения. — Вы же знаете, как мне дорог Макс!

— Знаю, прости, — попросила Лейла. — Но я была в шоке, не думала ни о чем.

— И все же надо было мне позвонить.

— Пожалуйста, Уилл, не надо строить из себя жертву.

Он вспыхнул гневом, поглядев на супругу:

— Черт тебя дери, это удар ниже пояса!

Лейле пришлось замолчать, чтобы собраться с мыслями. Уилл был единственным человеком в мире, способным терпеть ее характер, и Лейла обычно следила за тем, что и как говорит. На самом деле она хотела донести до мужа мысль о том, что его горе остается вторичным, как бы горячо он ни любил Макса.

— Я не строю из себя жертву, — более спокойным тоном продолжил Уилл, откашлявшись. — Но, Лейла, Макс был единственным ребенком в моей жизни, которого я любил как своего.

Лейла глубоко вдохнула.

— Конечно, надо было тебе позвонить. Но дело не только в смерти Макса. — Она торопливо перечислила события вчерашнего вечера: ее задержание, долгий изматывающий допрос, официальное обвинение и выход под залог. — Суд состоится в декабре.

Уилл молча походил по кухне. Он молчал, но Лейла видела, как он напрягся всем телом, пытаясь совладать со своим горем, отодвинуть его в сторону, чтобы справиться с большей угрозой.

— Я сегодня ночую у тебя, — наконец заявил он. — Тебе сейчас нельзя оставаться одной.

— Спасибо, — прошептала Лейла, чувствуя, как упал груз с плеч. Она совершила, пожалуй, худшее преступление на свете, и тем не менее Уилл здесь, с ней; он наплевал на собственные чувства, чтобы поддержать ее. Муж обнял ее, и в этом жесте верности она увидела знак того, что им еще удастся возродить семью.

Ясмин выреза́ла из страницы «Вог» фотографию зеленых замшевых сапожек. Одним краешком картинка еще держалась за страницу, и Ясмин аккуратно оторвала ее, отчего на пятке сапога осталось маленькое белое пятнышко. Вырезку она положила на пол, рядом с десятком таких же, которые окружали ее, словно павлиньи перья. Порыв воздуха от открытой двери мог разметать их по всей комнате, но Ясмин не думала об этом. Узкая подсобка была ее личным пространством, она чувствовала себя здесь в безопасности, словно в толстом коконе. Конец комнаты занимала стиральная машина с висящей над ней гладильной доской, но остальное пространство она украсила по своему вкусу. Стену над доской закрывал ее любимый гигантский коллаж, ироничная ода материнству: огромная кричащая куча розовых кофточек, фиолетовых туфелек, оборочек, ленточек и слюнявчиков. В одном углу коллажа стояла высокомерная тетка с мегафоном. Приклеенная рядом с ней цитата гласила: «У настоящего искусства нет хуже врага, чем детская коляска в прихожей». Как веселилась когда-то Ясмин, тайком собирая этот коллаж, пока ее чадо спало за дверью. «Посмотрите на меня, — радовалась она. — Экая бунтарка!»

Ясмин внимательно рассматривала коллаж в пустой надежде, что он разбудит в ней какие-то чувства — слезы, злобу, отчаяние? Что угодно, лишь бы оправиться от этой оглушающей контузии. Ужас от произошедшего будто поселился в желудке, высасывая из нее все силы. Ясмин представила, как она срывает картинку со стены в истерическом припадке, но даже одна мысль об этом отозвалась в ней усталостью.

С крипнула дверь за спиной. Обернувшись, она увидела в дверном проеме Эндрю. Лицо мужа было чернее тучи, а в глазах царила такая тоска, что он отвернулся, прежде чем заговорить.

— Ясмин. — Эндрю потер виски, будто избавляясь от головной боли. Не дождавшись реакции, он подошел к супруге и склонился над ней: — Твоя сестра написала. Она пыталась позвонить, но не дозвонилась. — Он забрал у Ясмин из рук ножницы. — Ее обвиняют в убийстве.

Ясмин в изумлении уставилась на него:

— Что?!

Эндрю положил ножницы на стол.

— Говорят, будто она специально оставила Макса в машине.

Ясмин внимательно посмотрела на мужа.

— Но это же безумие.

— Я знаю, но полицейские так решили.

Ясмин замолчала. Потом, стиснув зубы, резким движением сбросила все вырезки со стола.

— Да как они смеют!

Эндрю в недоумении смотрел на супругу.

Она закричала, не в силах сдержать странного ощущения несправедливости. Ясмин оплакивала своего ребенка и злилась на сестру. Ей нужна была возможность обвинить во всем Лейлу, но уголовное преследование вынуждало встать на ее сторону, проявить солидарность, когда Ясмин даже помыслить о таком не могла. Сначала ей нужно время для ненависти, и только потом можно прийти к прощению.

Эндрю обнял жену, но она оттолкнула его локтем.

— Мне необходима ненависть, Эндрю. Я не могу просто взять и простить Лейлу.

— Я понимаю, — пытался успокоить ее муж. — Это нормально.

Ясмин пылала от гнева. Она открыла рот, но вместо крика прошипела сорванным голосом:

— Я ненавижу ее, Эндрю. Я ее, черт подери, ненавижу.

— Все хорошо. Тебе можно ее ненавидеть.

— Она ничего не забывает, — зло и горько продолжала Ясмин. — Она не забывает ничего и никогда. Как она посмела забыть про Макса? — Она смяла глянцевую журнальную страницу в кулаке.

Эндрю крепко обнял жену.

— Не знаю, солнышко. — Он потерся подбородком о ее макушку. — Я… просто не понимаю.

Ясмин с усилием выбралась из его объятий.

— Они что, действительно считают, будто она оставила Макса специально?

Эндрю нерешительно ответил:

— Ей позвонили из офиса, она спешила. Возможно, хотела забежать на минутку и вернуться.

Ясмин переварила услышанное. У нее перед глазами встал извечный образ сестры: Лейла гладит платье для интервью, прижимая плечом к уху мобильный телефон, пока за спиной булькает кастрюля с макаронами. Она всегда старалась делать три дела одновременно, а когда необходимости напрягаться не было, считала, что тратит время впустую.

— Думаешь, она и впрямь могла так сделать? — Ясмин поглядела мужу в глаза в поисках ответа.

— Вряд ли, но… — Он поежился от неуверенности. — Разве тебя ни разу не подмывало оставить Макса на пару минут в машине, чтобы оплатить счет на заправке?

Вопрос огорошил Ясмин.

— Нет, — возмущенно ответила она. — А тебя?

Супруг виновато опустил голову:

— Случалось.

— И ты его оставлял?

— Нет. Но соблазн был велик, — признал Эндрю.

Ясмин выдохнула и заметила:

— Это ведь не то же самое, что на самом деле оставить ребенка.

Эндрю помолчал несколько секунд.

— Вряд ли Лейла оставила его специально.

Ясмин повернулась к нему:

— Где она сейчас?

— Не знаю.

— В тюрьме?

— Нет. Ей предъявили обвинение и отпустили вчера вечером.

Ясмин почувствовала нарастающее беспокойство. Лейлу будут судить. За убийство. Она представила сестру в тюремной камере, лишенную всех атрибутов успешности и достоинства. Мысль вызывала легкое злорадство. Как в душе уживаются два противоположных чувства — звенящее сострадание и пульсирующая ярость?

— Неужели это все происходит на самом деле? — Ясмин схватила Эндрю за рукав. — Почему такое случилось именно с нами?

Эндрю попытался ответить, но слова застряли у него в горле. Он горячо обнял жену, и они долго сидели рядом, окруженные общим коконом из ужаса и скорби.

Детектив Кристофер Шепард вытянул руки, чувствуя, как пропитавшаяся влагой рубашка прилипает к потной коже. Как жарко. Такой духоты не было ни разу за все шестнадцать лет, что он провел на службе. Вентиляторы гоняли по участку спертый воздух, создавая иллюзию сквозняка. С таким же успехом можно было бы засунуть нос в выхлопную трубу автомобиля. Шепард скорчился над блокнотом, будто пытаясь укрыться от окружавшего шума: бессмысленного шипения кофемашины, кряхтения принтера, клацания десятка клавиатур. Ему гораздо лучше работалось в тишине, но бюджетов на отдельные кабинеты не хватало. Отдел криминальных расследований размещался в открытом зале: несуразные серые столы вплотную друг к другу, дешевые лампы и агонизирующие растения в кадках. Шепард предпочитал по возможности работать дома. В своей уютной студии он мог разложить все материалы и даже вынуть батарейку из настенных часов, если их тиканье раздражало.

Детектив рассматривал свои каракули, задумчиво проводя большим пальцем по пружинке, скрепляющей листы блокнота. В качестве ежедневника он предпочитал использовать альбом формата А4. Коллеги поднимали его на смех всякий раз, когда он запихивал огромную тетрадищу в портфель, и призывали отбросить стариковские привычки и перейти на электронный планшет.

Шепард заново пересмотрел временной график, составленный накануне. Вчера в 7:58 Эндрю Андерсон позвонил Лейле Саид. Разговор длился две минуты. В восемь Лейла остановила машину у дома зятя и поставила детское кресло с ребенком на заднее сиденье. Она утверждает, что Макс спал.

Шеп подписал к этому пункту вопрос: «Уже мертв?» Лейла ведь не проверяла, дышит ли Макс. У нее не было повода заподозрить неладное. Могло ли статься, что к гибели ребенка причастен отец? А сына отдал Лейле, чтобы скрыть собственную оплошность. Задумавшись, Шепард добавил небольшой крестик, который означал «маловероятно».

Детектив продолжил изучать график. Пятнадцать минут езды до офиса Лейлы. Двадцать до детского сада. В 8:08 ей сообщили, что чертежи пропали, а если судить по геолокации телефона, через десять минут она подъехала к офису. Детектив сделал еще одну пометку: «Превышение скорости?» Это указывало бы на спешку женщины и косвенно свидетельствовало о том, что она могла сознательно оставить ребенка в машине, надеясь быстро решить неотложные проблемы.

Отец, с которым Шепу еще предстояло пообщаться, второй раз позвонил Лейле в 11:27, интересуясь, куда пропал ребенок. Семью минутами позже в скорую поступил вызов. Констатация смерти в больнице официально произошла в 12:25. Вот и вся трагедия, умещается на одном листе А4. Но что произошло на самом деле? И кого винить в гибели ребенка? Перевернув страницу, детектив начал записывать угловатым почерком имя обвиняемой и свои впечатления. «Лейла Саид, — написал он и добавил ниже: — Спокойна, логична, практична». Потом расширил характеристику: «Холодна, сдержанна, невозмутима». Ниже Шепард написал три варианта:

1. Она оставила Макса случайно.

2. Она оставила Макса умышленно, но предполагала быстро вернуться.

3. Она оставила Макса умышленно и планировала убийство.

Лейла утверждала первое. Совет по опеке настаивал на втором. Возможен ли третий вариант? Если, размышлял детектив, она планировала убить ребенка, ему предстоит это выяснить. Шепард добавил к последней строчке короткое слово: «Мотив?» Да, вероятность того, что успешная бизнес-леди захочет убить собственного племянника, кажется чистым абсурдом. Но на его счету уже была одна профессиональная ошибка, когда внешний глянец сбил его с толку, и вновь поддаваться самообману Крис не собирался.

Жаль, что не удалось подольше пообщаться с Лейлой, прежде чем она вспомнила про адвоката. Клару Пирсон детектив считал крепким орешком, опытным адвокатом, против которого не помогали никакие уловки. Несколько раз Шепу уже приходилось работать с ней, и всякий раз она разрушала все его планы своим непробиваемым хладнокровием: ухоженная и респектабельная железная леди. Возможно, для чернокожей женщины в призвании юриста было нечто такое, что научило ее не показывать эмоций. Так или иначе, Клара губила на корню все его попытки разобраться.

Он вспомнил, как выглядела Лейла в комнате для допросов: идеальный макияж, тщательно уложенные волосы, и лишь покраснение в глазах выдает переживания. Что за скелеты она хранит в шкафу? Шеп перевернул страницу и поглядел на крестик напротив имени отца ребенка. Возможно, Андерсон и даст какие-то ключи к разгадке. Детектив поглядел на часы. На то, чтобы пережить горе, у родителей не было пока и суток, но ему требовалось поговорить с ними. Замешкавшись на секунду, Шепард все же схватил ключи от машины и двинулся к выходу.

Детектив подъехал к аллее Тредегар, живописной полоске георгианской застройки, скрытой от дороги в тени кустов и деревьев. Каждый дом щеголял деревянными балками в стиле фахверк — настоящими или декоративными, сказать сложно. Шепард припарковался подле дома Андерсонов и какое-то время его рассматривал, не выходя из машины.

Гравийная дорожка красиво изгибалась; высокие заборчики отделяли лужайку от соседей. Сам дом был в хорошем состоянии, лишь отдельные детали выдавали давность ремонта: чуть облупленная оконная рама, зеленые пятна на медном кольце на входной двери, растения в горшках, которым требовались уход и пересадка. Совершенно обычное жилище. Шепард заметил, что баки для раздельного сбора мусора искусно скрыты деревянными панелями. Неужели творение самого Эндрю Андерсона? Он не был похож на парня с золотыми руками: очки, мягкие повадки и манера говорить скорее выдавали в нем интеллектуала. Полная противоположность самого Шепарда, который со своей лопоухостью и сломанным носом даже в дорогом костюме напоминал футбольного фаната из подворотни. Подойдя к двери, детектив задумчиво пододвинул носком ботинка камешек, попавший на ступеньку. Позвонив в дверь, он отступил на два шага — иначе его почти двухметровая фигура заняла бы весь дверной проем и напугала свидетеля.

Эндрю Андерсон открыл дверь, жмурясь от дневного света. По его растерянному виду Шепард рассудил, что отец погибшего мальчика его не запомнил.

— Мистер Андерсон, я детектив Кристофер Шепард. Мы с вами вчера встречались в больнице.

Эндрю сфокусировал взгляд.

— Ах да, — безучастно ответил он. — Конечно. — Он открыл дверь шире и пропустил гостя.

Внутри царил домашний уют с налетом хаоса. Вешалка ломилась от обилия одежды; стены были украшены повешенными вкривь и вкось картинами. В углу притулились детские ботиночки — один кренился к другому, будто в поисках поддержки. От этого зрелища у Шепа нехорошо екнуло в груди, и пришлось прокашляться, прежде чем он продолжил говорить.

— Мистер Андерсон, я надеялся, что вы сможете уделить мне немного времени.

— Зовите меня Эндрю. — Хозяин провел детектива в гостиную и указал рукой на стул возле обеденного стола. Окна выходили на внутренний садик; трава на газоне разрослась и давно требовала стрижки. Эндрю заметил направление взгляда гостя.

— Простите за состояние лужайки. Мы подстригли ее только в июне, и вот там уже снова джунгли.

Шепард задумчиво кивнул.

Эндрю подошел к кухонной стойке:

— Чаю, может быть?

— Только если вы ко мне присоединитесь, — ответил детектив. Эта тактика всегда срабатывала: за чашкой чая свидетель более разговорчив, поэтому Крис обычно старался принудить собеседника к чаепитию. Так или иначе, никому не приходило в голову отказаться. Он молча наблюдал, как Эндрю суетится на кухне, и дожидался, пока тот усядется на место.

— Соболезную вашей утрате, — начал Шепард. — Я понимаю, как вам сложно пережить такую трагедию.

За годы службы Кристофер испробовал разные формулировки, но все они звучали одинаково глупо и неуместно, поэтому он остановился на самой блеклой фразе.

Эндрю нервно кивнул: соболезнования приняты.

Шепард отодвинул свою чашку чуть в сторону.

— Мне необходимо услышать от вас подробный рассказ о вчерашнем происшествии. — Детектив оперся на локти, принимая естественное положение, а на самом деле пристальнее разглядывая Эндрю и отмечая его реакции. — Можете рассказать своими словами, что вы делали вчера утром?

— Мы не поедем для этого в участок? — уточнил Эндрю.

Шепард отметил про себя этот вопрос с интересом. Обычно родители всячески уклоняются от беседы в полицейском участке, а Андерсон будто вызывается добровольно.

— На данном этане мы просто пытаемся собрать воедино цепь событий. Если понадобится детализировать ситуацию, я. возможно, попрошу вас о визите.

— Ясно. — Эндрю задумчиво разгладил складку на рубашке. — Ну что ж. Меня срочно вызвали на работу из-за аварии. У меня не оставалось времени, чтобы завезти Макса в детский сад, а Ясмин уже уехала на работу, поэтому пришлось позвонить Лейле, сестре жены, и попросить о помощи. Детский сад находится по пути к ее офису, и я решил, что она не откажет.

— Давайте-ка поподробнее. — Шепард положил на стол свою внушительную записную книжку и открыл страницу с графиком. — Вас вызвали на работу. Могу я поинтересоваться, кто вам позвонил?

— Мне не звонили. Автоматический сигнал тревоги приходит мне на телефон.

— Откуда?

— Из нашей серверной. Если какая-то часть сервера падает, мне на телефон приходит эсэмэска.

— Так это текст, а не звонок?

Эндрю повертел в руках кружку.

— Ну да. Мы в шутку называем его повесткой.

— Можно посмотреть, как это выглядит?

Эндрю поколебался.

— Да, наверное… — Он вынул из кармана телефон, нашел нужное сообщение и протянул аппарат Шепарду: — Вот.

Детектив поглядел на экран — больше для серьезности, чем для знакомства с текстом. Записал в свой блокнот: «7:54».

— И что произойдет, если вы проигнорируете вызов?

— Меня мигом выпрут. — Эндрю заметил удивление в глазах гостя. — Я понимаю, звучит грубо, но это правда. Каждый час поломки сервера обходится нашим клиентам в сумму порядка двадцати тысяч фунтов. — Он пустился в объяснения механизма работы сервера. Говорил Эндрю легко, прекрасно ориентируясь в своей профессиональной области.

— Хорошо. Что вы сделали после того, как получили повестку?

Эндрю поерзал на стуле.

— Ну, я слегка запаниковал. Двадцать минут на дорогу до детского сада, двадцать минут до серверной, итого — тринадцать тысяч фунтов, только чтобы сдать сына воспитателям.

Шепард поднял бровь:

— С такой стороны я об этом не думал.

— При моей специальности учишься считать, да. — Эндрю картинно повесил голову. — Иногда забываешь о важных вещах.

Полицейский дал собеседнику несколько секунд, прежде чем продолжить:

— Макс спал, когда вы сажали его в машину?

— Да.

Шепард занес ручку над тетрадью, стараясь как можно точнее сформулировать вопрос.

— А для него нормально спать в такое время?

— Да шут его знает, — ответил Эндрю. — После трех лет никакого «нормально» не остается, привычки меняются каждый день.

Шепард сдержанно улыбнулся.

— Лейла выглядела взвинченной, как человек, который спешит?

— Нет.

— Она не злилась на вас за неожиданную просьбу в последний момент?

— Нет. Ей обычно только в радость помогать нам.

— Можете описать ее поведение в то утро?

Эндрю задумался.

— Она выглядела как обычно. Никакой спешки, никакой тревоги. Как всегда.

— Хорошо, вы передали ребенка Лейле и отправились на работу. Когда вы поняли, что Макса нет в детском саду?

Эндрю заглянул за подсказкой в телефон.

— В районе половины двенадцатого, когда проверил голосовые сообщения. Я запускал трассировку на сервере, это долгий процесс, и у меня как раз появилась передышка.

Детектив сделал пометку в записной книжке.

— И что говорилось в сообщении?

— Звонила Джина, администратор детского сада. Она сказала, что Макса сегодня не привезли, и спрашивала, что случилось. Я запаниковал и позвонил Лейле.

Шепард изобразил удивление.

— Вы запаниковали уже тогда? Вы недостаточно доверяете свояченице?

— Да любой родитель запаникует, если ему сообщат нечто подобное.

Шепард смотрел в глаза собеседнику, готовясь к следующему, очень неудобному вопросу:

— У Лейлы могли быть причины навредить вашему сыну?

Эндрю округлил глаза.

— Н-нет. Лейла любила Макса. Это все… — Он тряхнул головой, сдерживая эмоции, и прокашлялся. — Это все трагическая ошибка.

Шепард помолчал, изучая свои заметки. Нужно было дать собеседнику время взять себя в руки.

— Можем мы немного вернуться назад в вашем повествовании? Насколько я понял, вы проверили голосовые сообщения в районе половины двенадцатого. У вас не было нужды проверить раньше, что Макс благополучно добрался до детского сада?

Эндрю непонимающе глядел на него, приоткрыв рот.

— Я… ну, сын же был с Лейлой. С чего бы мне беспокоиться?

— А как насчет вашей жены? Администратор и ей позвонила?

— Обычно они звонят только одному из родителей. Я первый в списке — фамилия Андерсон идет раньше, чем Саид, — поэтому чаще всего звонят мне.

— А ваша жена не спрашивала у вас на протяжении рабочего дня, все ли с Максом в порядке?

Эндрю сердито нахмурился.

— А многие родители во время рабочего дня интересуются, что происходит с ребенком?

Шепард кивнул и мягко ответил:

— Хорошо, я понял. — После короткого молчания детектив посмотрел на часы. — Можно поговорить с вашей супругой?

Эндрю сморщился.

— Мне кажется, ей лучше отдохнуть, если вы не возражаете.

Шепард скорчил сочувственную мину, отработанную годами работы в уголовном департаменте.

— Я понимаю, что ваша супруга сейчас в крайне уязвимом положении, и могу вернуться, когда ей будет удобнее, — заметил он и сделал паузу, дожидаясь реакции Эндрю. — Но если она все-таки может ответить на пару вопросов, это значительно ускорит ход расследования. Как-никак, мисс Саид знает свою сестру лучше всех остальных.

Эндрю согласно кивнул, и детектив понял, что оборона прорвана.

— Я спрошу у нее, — ответил Эндрю.

Кристофер проводил его взглядом. Эндрю Андерсон явно оберегает жену. Может ли статься, что она — одна или вместе с мужем — что-то сделала с Максом и решила повесить ответственность на сестру? Притянутое за уши предположение, но Шепарду доводилось встречать вещи и похуже. Он сделал заметку в дневнике: просмотреть отчет патологоанатома. Вдруг там попадутся какие-то несуразности, вроде странных симптомов или несовпадающего времени смерти.

Он посидел, прислушиваясь, потом встал и осмотрелся в кухне. Книжная полка была заставлена кулинарными сборниками. Судя по всему, супруги — фанаты Рика Стайна[2]. Заложенный кирпичами камин служил красивой полкой, заваленной безделушками: китайский фарфоровый чайник, здоровенный пивной стакан, винтажный вечный календарь из сияющей меди. Ряд фотографий в рамках: вот юная Ясмин игриво глядит через плечо, разбросав по плечам длинные блестящие волны волос. Могла ли такая девушка убить своего ребенка? В ответ на собственный вопрос Шепард тяжко вздохнул.

— Детектив? — Ясмин стояла в дверном проеме. На ней были черные легинсы и огромная серая футболка с надписью «Императорский колледж Лондона», которая доставала ей почти до колен.

Шепард тепло улыбнулся.

— Ваша альма-матер?

Она поглядела на свою футболку.

— Нет. — Ясмин показала рукой на стоящего позади супруга. — Это его. Я не училась в университете.

— Школа жизни, да? — поинтересовался Шепард. тут же пожалев о нелепой шутке.

Ясмин села за стол, проигнорировав подкол. Детектив отметил про себя ее магнетизм: красота и мягкость движений мгновенно обезоруживали любого. Детектив осторожно, будто держал в руках драгоценную вазу, расспросил ее о вчерашнем дне и не спеша выяснил подробности ее передвижений, начиная с самого утра и заканчивая страшным визитом в больницу после звонка мужа. Потом он перевел разговор на Лейлу.

— Мне бы хотелось немного поговорить о ваших взаимоотношениях с сестрой. Вы не возражаете?

Ясмин кивнула, покраснев.

— Вы часто оставляли на Лейлу присмотр за ребенком?

Она задумалась, мысленно производя подсчет.

— Раз в две недели. Может быть, раз в неделю.

— Настолько часто?

Ясмин нахмурилась.

— Не думаю, что это так уж много. Разве много? Это она сказала?

Шепард не ответил.

— У Лейлы нет своих детей. По-вашему, она обладает достаточными навыками, чтобы присматривать за ребенком раз в неделю?

— Мы ее инструктировали.

— Но не беспокоились, оставляя Макса на ее попечение?

— Никогда.

— Лейла не жаловалась вам, что у нее проблемы с Максом?

— Нет. — Ясмин не нравились вопросы детектива. — Она планировала детей и часто говорила, что сидеть с Максом — это хорошая тренировка.

— Так и говорила?

— Возможно, не теми словами, которые выбрала я.

— То есть она не выражалась так открыто?

— Ну, они с мужем пытались зачать, поэтому я знаю, что они хотят детей, — ответила Ясмин неуверенным тоном. — Просто у них пока не получается.

— Это не провоцировало конфликты с вами?

Она потерла виски.

— Не конфликты, конечно, но иногда напряженность чувствовалась.

— В чем это выражалось?

— Когда я была беременна, Лейла не могла смотреть на меня или находиться рядом. Будто ей было больно. Потом все улеглось, но первые месяцы было странное ощущение.

— И сейчас все хорошо, так?

— Да, хотя… — Ясмин неуютно поерзала на стуле. — Иногда бывают споры. Я вижу, как она на нас смотрит — на меня, Эндрю и Макса, — когда мы бездельничаем и валяем дурака. И прямо чувствую ее взгляд.

Шепард ждал продолжения.

— Какой взгляд?

— Завистливый? — Ясмин одернула себя. — Нет, так неправильно говорить. Не завистливый, но какой-то тоскливый. Постарайтесь понять. Лейла всегда и во всем добивалась успеха. Она непревзойденная, дисциплинированная, зубами и когтями выбивает успех. Когда-то сестра решила, что ей нужно иметь детей, и когда выяснилось, что они с Уиллом не могут завести ребенка, для нее это было как пощечина. Постоянно видеть нас с Максом было для нее тяжелым испытанием, я думаю.

— И поводом для зависти?

Ясмин съежилась.

— Нет, это неподходящее слово.

Детектив сделал последнюю пометку.

— Мисс Саид, вы очень мне помогли. — Он поправил галстук и встал. — Я понимаю, как вам нелегко говорить о произошедшем.

Ясмин рассеянно кивнула. Сказанная банальность будто повисла в воздухе.

— Спасибо за уделенное время. Я вас оставлю. — Шепард направился к выходу, оставив нетронутой чашку остывшего чая.

Сев в машину, он включил на полную мощность кондиционер. Струя холодного воздуха била прямо в глаза. Вырулив на улицу, Кристофер поглядел через зеркальце заднего вида на промятое пассажирское место сзади. Возможно ли забыть ребенка? У Шепарда не было семьи, и он не мог себе представить постоянный пресс родительской ответственности, но сомневался, что можно случайно забыть в машине ребенка.

Оставить его в машине по необходимости — вот это уже более осмысленно. Родитель, в спешке забегающий в лавку при заправочной станции в поисках бутылки молока? Обычная картина. И вполне логичная. Неправильное решение, сделанное в сиюминутной горячке под давлением неожиданных обстоятельств.

С этими мыслями Шепард припарковался подле участка и добрел до своего рабочего места. На столе лежал плохо пропечатанный черно-белый лист: заключение патологоанатома. Детектив пробежал глазами текст. Предварительный диагноз: преждевременная смерть наступила вследствие гипертермического шока. Макс погиб от перегрева. Шепард тяжело опустился в кресло. Значит, по этой части сомнений больше нет. Хотела она того или нет, Лейла Саид убила своего племянника.

Глава 4

Лейла потихоньку мерила шагами комнату, всякий раз останавливаясь у окна и рассматривая сереющее небо. Странные ощущения. Ей казалось, весь мир уже знает о том, что ее обвиняют в убийстве: таксист, который вез ее в понедельник домой из полицейского участка; почтальон, который постучал вчера в дверь; сосед, увиденный в саду вечером. Лейла пряталась от них, будто они могли наброситься на нее. Именно поэтому она сейчас ждала наступления темноты, чтобы выбраться из дому. Она оглядела пустую улицу, чувствуя, как неприятно сжимается что-то в животе. Понимая, что ей грозит за визит к сестре, Лейла не могла поступить иначе. Ей необходимо было поговорить с Ясмин, пусть даже в итоге последует наказание.

Дождавшись сумерек, она устремилась за угол на соседнюю улицу. Постучала в дверь — по привычке, будто Макс мог спать. Капризный малыш мог орать целый час, если его нечаянно разбудить. Резкий звук дверного звонка мог потревожить его сон — и тогда крики и плач начинались заново. От внезапного осознания того, что предосторожности больше не имеют смысла, у Лейлы встал в горле ком.

Щелкнула задвижка, и на пороге показалась Ясмин. Она была неумыта; через грязные спутанные волосы сквозила кожа головы. Сестры уставились друг на друга, и пространство между ними словно исказилось, подобно раздувшейся в костре консервной банке. Лейла открыла было рот, но Ясмин молча развернулась и ушла в глубь дома, оставив дверь распахнутой. Лейла осторожно ступила внутрь. Странно, насколько весь дом может поменяться в один вечер из-за трагедии. Раньше уютное и теплое, жилище сестры теперь выглядело захламленным и тесным. Лейла сняла обувь, опираясь рукой на висящую на вешалке груду пальто и курток, которые спружинили под ладонью. Затем Лейла подошла к гостиной и замерла в дверях. Ясмин указала рукой на софу. Еще одна неудобная мебель из «Икеи» — первое серьезное вложение младшей сестры в попытку соответствовать стильным картинкам из соцсетей. Лейла не стала садиться: говорить о сложных вещах лучше стоя.

— Ты специально?

Лейла непонимающе поглядела на нее:

— Ты о чем?

— Ты специально оставила Макса в машине?

Лейла сникла.

— Я бы никогда так не сделала. Никогда.

Ясмин не отступалась:

— Понятно, что ты не хотела причинить ему вред. Но скажи, ты сознательно оставила его в машине? Всего на минутку.

— Нет. Конечно, нет.

Ясмин приблизилась к сестре.

— Ты говорила по телефону, да?

Лейла моргнула. После секундного замешательства она кивнула.

У Ясмин перехватило дыхание. Не произнося ни слова, она влепила сестре пощечину. Чистый звонкий звук удара разнесся эхом по дому.

Лейла опустила голову. Щека горела, но она не прикоснулась к лицу.

— Прости, — сказала она. Голос оставался предательски спокойным.

У Ясмин от возбуждения дрожал подбородок.

— Ты ничего не забываешь. Любую мелочь отмечаешь в ежедневнике. — Она всхлипнула. — Как? Как ты могла забыть о Максе?

Лейлу выжигал изнутри пламенный стыд.

— С кем ты разговаривала? — спросила Ясмин.

Старшая сестра покраснела.

— Из офиса позвонили, — призналась она.

Ясмин кивнула, будто этот ответ был ключом ко всему.

— Если бы ты не висела на телефоне, ты забыла бы Макса?

Лейла искала соломинку для спасения.

— Не знаю, Ясмин. Я понятия не имею, что случилось бы тогда.

— Мы заранее говорили об этом, — Ясмин махнула рукой в сторону лестницы, — мы с Эндрю. Разработали целую систему, когда начали пользоваться этим детским креслом. Я читала, что нужно оставлять на переднем сиденье игрушку или детские ботиночки, чтобы не забыть про ребенка, и сказала Эндрю, что это хорошая идея, но мы никогда так не делали. А ты оставляешь себе напоминания о миллионе вещей.

Лейла подошла к сестре, чтобы обнять ее, но та отпрянула.

— Я не могу, — она выставила вперед дрожащие руки, — не могу к тебе прикасаться.

Лейла заговорила настойчивее:

— Ясмин, ты должна знать, что я не хотела этого. Ты обязана мне поверить.

Младшая сестра зло рассмеялась:

— Хватит. Хватит мне говорить, что я обязана делать. Всю жизнь ты мне указывала, куда идти и как себя вести. Понукала, точно какую-то скотину. А теперь ты вдруг забыла моего ребенка в машине! Худшей ошибки и быть не может, и почему-то она коснулась именно меня! Моего сына!

— Ясмин, пожалуйста, прекрати. Я не хотела этого.

— Не хотела?! — Ясмин перешла на крик. — Госпожа начальница, вечно в бегах, порхает с одной встречи на другую. Вечно в спешке. Я знаю, что тебе было некогда возиться с Максом. Не смотри на меня так! Думаешь, я этот твой тон не отличу, когда по телефону ты стараешься быть вежливой? О да, ты так ценишь свое время! Как смею я, презренный секретарь-ассистент, просить тебя, госпожу начальницу, присматривать за моим ребенком!

Лейла опустила глаза. Конечно, Ясмин ее раскусила. Как иначе. Сестра, с ее удивительно развитой эмпатией, считывала любые нюансы настроения окружающих.

Ясмин перешла на страшный шепот.

— Я спрошу еще раз, Лейла. Я понимаю, что ты не хотела причинить ему вред, но ты ведь сознательно оставила Макса в машине? Думала, на пару минут, да?

Лейла покачала головой:

— Я его любила. И ни за что не оставила бы одного.

Ясмин всхлипнула.

— Он проснулся, Лейла? Скажи мне. Он звал меня? Понимал, что умирает? Успел испугаться? Что он чувствовал? — Разрыдавшись, она рухнула на стул.

Лейла опустилась возле нее на колени. Мысль о том, что племянник мог проснуться и реветь в машине от ужаса и боли, разрывала ее сердце на части. Она ненавидела себя. Сильнее всего остального Лейла чувствовала ненависть к себе и понимала, что сестра тоже ее ненавидит. Возможно, будет ненавидеть до конца дней.

— Он спал, — ответила она. — Все время спал.

Неважно, что они никогда не узнают правды. Это единственный ответ, который она могла дать Ясмин.

Кристофер любил работать в вечернее время: шум оживленной улицы за окном стихал, и сотрудники потихоньку покидали участок, оставляя после себя воспоминания о прошедшем дне. Детектив приблизил видео с Лейлой на экране ноутбука и присмотрелся. Запись с камеры слежения здания, в поле которой попадала часть парковки. Зернистое видео не передавало выражения лица; глаза и вовсе превратились в пару сверкающих пикселей. Время съемки 11:31, 12 июля, день смерти Макса. Лейла будто бы не паниковала, она спокойно шла по проходу, сжимая в руке телефон.

— О чем ты думаешь? — прошептал Шепард, следя за ее движениями. Выпрямленная спина и быстрые шаги говорили о напряжении, но отнюдь не страхе. Лейла вышла на улицу и покинула экран. Если тебе кто-нибудь скажет, что ты оставил в машине маленького ребенка, ты будешь идти шагом или все же побежишь? Кристофер отмотал видео назад и снова посмотрел на Лейлу. Открываются двери лифта, она выходит. Направляется прямо к машине. Лишь на краткий миг Лейла выдает свое волнение, прижав ладонь ко рту. Не зная, что происходит, можно было бы подумать, что она идет за кофе.

Шепард понимал, что реакция на кризисную ситуацию может быть очень необычной. Что означает спокойствие женщины — невинный шок или что-то более темное? Кристофер снова и снова просматривал видео в поисках любых зацепок. При личном общении Лейла произвела впечатление любящей тетушки. Но детектив знал, что внешний вид — особенно если он внушает доверие — может легко обмануть.

Он не всегда был столь циничен, но на такой работе сложно было оберегать свою веру в людей. Раньше Шепард сохранял наивное благодушие, но все разрушил случай с Корой, двухлетней малышкой, которая фигурировала в отвратительном преступлении. Крис с коллегой посетил дом девочки, который оказался аккуратным и уютным жилищем. Джулия, изящная и яркая молодая мама с хорошо подвешенным языком и в стильном платье, их очаровала. Как такая женщина может жестоко обращаться со своим ребенком? Теперь, оглядываясь назад, Шепард мог вспомнить простые и действенные приемы манипуляции: вот она в нужный момент прикоснулась к его руке, вот пустила слезу, мило и по-детски всхлипывая. Другие матери плачут очень некрасиво, захлебываясь в истерике. Даже в том, как Джулия сжимала руки, был неуловимый оттенок сексуальности.

Шепард вспомнил день, когда в последний раз видел Кору. Из детского сада сообщили о свежих царапинах, и он вызвался съездить для разговора с Джулией — ему хотелась побыть с ней один на один. Шепард ничего не имел в виду, ему просто нравилось ее успокаивающее присутствие. Джулия встретила его, ласково улыбаясь, и привычно пригласила в дом. В те моменты, когда она подходила к нему слишком близко, воротник рубашки начинал сдавливать ему шею. Детектив понимал, что ведет себя крайне неэтично. Нельзя так относиться к свидетелю. Но Кристофер до сих пор помнил чувственный запах ее духов и не мог забыть жгучее желание ее поцеловать.

Тогда он сдержался, хотя знал, что Джулия не будет протестовать. Он неуклюже отступил и чуть не снес шкаф с посудой. Хозяйка не подняла его на смех, лишь одарила еще одной теплой улыбкой. Шепарда ослепило ее очарование, он забыл про обращение из детского сада. Ему тогда было тридцать лет — возраст, в котором пора научиться сохранять холодную голову. В тот день он сел в машину и пятнадцать минут уговаривал себя наконец уехать. Гадал, следит ли она за его машиной из-за занавески, возможно надеясь, что детектив заглушит двигатель и снова постучит в дверь.

А три недели спустя Кора погибла. С того времени прошло шестнадцать лет, но давняя ошибка по-прежнему не давала Кристоферу спать по ночам. Он не задал те вопросы, которые должен был задать. Вместо этого он с готовностью согласился на кофе и распустил хвост, будто они сидели в кафе на первом свидании. Грация и обаяние молодой матери навели на Шепарда морок.

Иногда он думал, не из-за этого ли до сих пор остается один. С тех пор Кристофер не расставался с броней. Вот и Лейла Саид вела себя как идеальная тетушка счастливого малыша, но это не снимало с нее подозрений. Если она и впрямь планировала убить ребенка, Шепард выведет ее на чистую воду.

Лейла сидела в полумраке своей кухни и глядела в окно на садик, изучая вянущую от жары траву, освещенную луной. Обычно Уилл поливал газон, но они расстались уже пять месяцев назад, и теперь она была одинока в своем чересчур большом доме. Они купили его после того, как Лейла получила свой первый большой контракт. Как они были по-детски счастливы, перебегая из одной комнаты в другую! Уилл раскачивался на деревянной балке, Лейла уговаривала его слезть, а потом он неуклюже свалился на ковер, и они хохотали до упаду. Они распределили все помещения: вот кабинет и библиотека, вот спортзал для Уилла, вот вторая спальня для запланированного первенца. Лейла мечтала о материнстве, как о божьем благословении. Если она сможет вырастить собственных детей в любви, безопасности и заботе, которых так не хватало им с Ясмин, возможно, это исцелит ее давнюю кровоточащую рану. Она очень заботилась о младшей сестре в детстве, но последующие события наводили тень на все воспоминания. Образ матери, лежащей в ванной с неестественно бледным лицом, открытыми глазами и пузырьками воздуха, зацепившимися за волосы, преследовал Лейлу всю жизнь.

Когда она получила право опеки над Ясмин, то нашла самую дешевую квартирку на проезде Фринтон. Первые их ночи там пришлись на очень холодное время, девочки дрожали от холода и натягивали на себя всю одежду, которая у них была. Вечерние смены в «Маркс энд Спенсер», работа официанткой по выходным. Лейла краснела, вспоминая те времена, потому что ей было по-настоящему стыдно. Она подбирала объедки с тарелок в кафе, прятала от сестры напоминания о долгах за электроэнергию, пробивала свежие дырки в ремне, чтобы с костлявых бедер не спадали джинсы.

Стало немного легче, когда Ясмин подростком получила первую работу в офисе. Потихоньку они выбрались из долговой ямы и стали копить, но для Лейлы это означало поражение: сестра поставила крест на своем образовании. Не бросая работу официанткой в забегаловке, Лейла готовилась к сдаче дипломной работы. После выпускного она смогла получить место в архитектурном бюро «Фаррелл и Уайт» — по программе этнического разнообразия. Элеонор Фаррелл, миниатюрная хрупкая владелица бюро, взяла ее под свое крыло и быстро продвинула по служебной лестнице. Лейла доросла до позиции равноправного партнера, а потом, в двадцать восемь лет, покинула фирму и основала собственное бюро. Элеонора тогда, как ни странно, даже не потребовала подписать соглашение об отказе от конкуренции, только взяла с Лейлы обещание, что та не уведет за собой клиентов.

За следующие десять лет Лейла построила успешный бизнес. Тем временем Ясмин работала все в том же офисе, доросла до звания персонального ассистента и уткнулась в стеклянный потолок из-за отсутствия образования. Но сестра никогда не переживала по этому поводу: жизнь для нее вообще была устроена проще. Пока Лейла рвала жилы, младшая сестренка встретила понимающего мужчину, вышла замуж и забеременела.

В последние годы Лейла успокаивала себя тем, что успешно вырастила сестру, но все чаще признавалась себе в том, что тоскует по собственной большой семье. Отсутствие ребенка сквозило, как незакрытая форточка, и его приходилось деликатно обходить в каждой беседе. «У вас есть дети? Нет? Ох, тогда у вас наверняка куча свободного времени! Чем вы вообще занимаетесь после работы?»

Когда Ясмин забеременела, это, конечно же, стало радостью для всех. Но в тот момент Лейла пыталась выносить ребенка уже несколько лет, и то, с какой легкостью это получилось у Ясмин, воспринималось ударом под дых. Они с Уиллом прошли через пять процедур ЭКО и четыре выкидыша (одна из попыток и вовсе не дала результата). По ночам Лейла лежала в постели с открытыми глазами и приносила абсурдные клятвы: «Я брошу работу ради здорового ребенка; я отдам все деньги за здорового ребенка; да я и Уилла брошу ради здорового ребенка!» Она страстно хотела детей, и вид младшей сестры — радостной, полной сил и любви, — которой с такой легкостью удалось выносить плод, глубоко ранил Лейлу, лишенную счастья материнства.

Могут ли детективы узнать о ее отчаянии? Лейле казалось, что от нее буквально разит им. Могут ли они подумать, что она специально убила Макса? Свихнулась от ревности? Возможно, она и правда слегка тронулась умом, раз позволила себе так поступить. Или, сама того не замечая, уже давно и глубоко психически нездорова.

Глава 5

Ясмин сидела в детской, сжимая в руках давно остывшую кружку чая. Дневной влажный воздух будто застыл в комнате — все равно что завернуться в мокрое полотенце. Ясмин чувствовала, как кожа источает липкую влагу. Она поднесла к лицу одеяло Макса и глубоко вдохнула. Одеяло пахло только лимоном — его как раз постирали. Приятный, но искусственный аромат. Эта маленькая несправедливость привела ее в ярость. Почему судьба так жестока к ней? Она швырнула одеяльце через всю комнату, но легкий кусок полотна перышком опустился на пол, не принеся облегчения.

Ей требовалась помощь, Ясмин это знала и понимала, что случится, если она откажется от нее. Она не позволила себе снова погрузиться в размышления, а вместо этого опрометью вылетела из детской и позвала Эндрю, сбегая вниз по лестнице. Он не всегда слышал ее, когда сидел у себя в кабинете. Иногда ей приходилось надрывать глотку, и она злилась на мужа, хотя понимала, что виноваты особенности здания.

В кабинете Эндрю склонился над ноутбуком, нахмурив лоб. Он поглядел на супругу. Ясмин показалось, что он понял, насколько ей нужна поддержка, и сейчас встанет и подойдет к ней.

Вместо этого он лишь спросил:

— Все в порядке? — Бесцветная мантра, которую он твердил дни напролет.

Увидев, что взгляд мужа снова вернулся к экрану, Ясмин оставила при себе невысказанную мольбу: «Нет, не в порядке. Мне нужна помощь!»

— Что ты делаешь? — спросила она, обходя стол. Прочитав поисковый запрос на экране: «Статистика детской смертности в автомобилях», Ясмин напряглась.

— Что ты делаешь? — повторила она.

Эндрю пробормотал:

— Собираю кое-какую информацию, — и потянулся, чтобы закрыть ноутбук, но она перехватила его руку.

— И что говорит твоя информация?

Эндрю замешкался.

— Говорит, что десятки детей ежегодно забывают в автомобилях.

Ясмин пригляделась к табличке на экране и ткнула пальцем в строчку с 2019 годом, где значилось число 52.

— Стольких оставили в прошлом году?

Эндрю скривился.

— Нет, столько умерло. Это статистика только по США.

Ясмин прижала кулак ко рту. Ужас ситуации был слишком велик, чтобы осознать его. Столько сломанных судеб. Разбитых семей. Уничтоженных одной нелепой оплошностью.

— Я подумал, что это может ей помочь.

— Ей?

Эндрю прокрутил страницу на экране вниз.

— Статистика говорит, что в пятидесяти четырех процентах случаев детей забывали случайно. Если это так распространено, возможно, пойдет на пользу в деле Лейлы.

Ясмин попятилась.

— Ты это для Лейлы смотришь?

Он обернулся.

— Ну да, она… — Заметив, что супруга злится, Эндрю осекся. — А не надо было?

Ясмин резко бросила:

— Эндрю, Лейла убила нашего сына.

— Она делала мне одолжение, Яс, — мягко возразил Эндрю. — Ведь это я должен был везти его в детский сад.

Ясмин закипела от ярости.

— Какая разница! Не имеет значения, должен ты был или не должен! Это она его везла. Она за него отвечала. А сама болтала по телефону, Эндрю! По своему треклятому телефону!

— Милая, мы тоже постоянно звоним друг другу с дороги.

Она покачала головой:

— Не в тот момент, когда Макс в машине.

— Ну же, милая, — Эндрю будто журил ее за нечестность.

— Что? — с вызовом спросила Ясмин.

— Ты знаешь, что это неправда.

Она сузила глаза.

— Я никогда не звонила по телефону, когда везла Макса.

Эндрю посмотрел на жену умоляющим взглядом.

— Я не звонила!

— А как насчет четверга, по дороге к стоматологу?

Ясмин огорошило, что Эндрю так легко поймал ее на лжи. От возмущения и отсутствия аргументов для спора она начала задыхаться. Злобно сбросив ноутбук мужа со стола, она отбежала к двери. Эндрю вскочил как ужаленный:

— Да что ты творишь?

— Ты бесчувственная сволочь! — заорала Ясмин. — Да как ты смеешь обвинять меня в том, что я рисковала Максом?

Эндрю сжал кулаки от бессилия.

— Я такого не говорил. Я сказал, что мы оба пользовались телефоном в машине и это не угрожало Максу.

— Угрожало, Эндрю. Угрожало!

Муж набрал воздуха, чтобы закричать в ответ, но сумел проглотить свою злость.

— Как ты вообще смеешь мне такое говорить? — Ясмин указала рукой в сторону окна. — Как смеешь защищать ее?

— Я ее не защищаю.

— Защищаешь. — Ясмин снова сорвалась на крик: — Ты пытаешься мне объяснить, почему она не виновата!

— Я не… — Эндрю сел на край стула. — Я не защищаю Лейлу. Просто… Макс должен был быть со мной. Я должен был за ним присматривать, а сам скинул его на Лейлу и… — Он бессильно взмахнул рукой. — Если бы я на самом деле захотел, мог бы отказать начальству. Мог позвонить и сказать: извините, я занят, мне надо отвезти сына. Но вместо этого я попросил Лейлу, потому что так было проще. Не она виновата. Вернее, не только она.

— Не смей так делать. Оба не смейте — ни ты, ни она. Мой сын мертв, и вы не смеете просить у меня снисхождения. Если вы оба виноваты — значит, вместе горите в аду!

Эндрю опустил голову, и Ясмин почувствовала секундный триумф оттого, что смогла уязвить мужа. Но уже через мгновение радость переросла в скорбь, Ясмин сжалась, опустилась на пол и зашлась в рыданиях. Эндрю встал со стула и топтался рядом, бессильно опустив руки, опустошенный услышанными от жены обвинениями. Ясмин прижалась головой к ножке стола, обхватила руками бездушный кусок дерева и начала выть — страшно, протяжно. Эти животные вопли были наполнены злобой и болью. Когда Эндрю нашел в себе силы подойти, она отогнала его криком, не понимая, как выразить словами гнев и скорбь, которые разрывали душу.

Шеп пытался настроить спинку кресла. После нескольких минут неудачных попыток он окликнул Мелани, секретаря отдела, и поинтересовался:

— Мелани, слушай, кто опять сидел за моим столом?

Не дождавшись ответа, он продолжил борьбу с ручкой настройки, коротко выругавшись. Детектив пребывал в плохом настроении. В основном, конечно, из-за соседского пса, который непрерывно скулил и лаял до рассвета, не дав ему выспаться. К тому же все выходные Шепарда терзала смутная догадка, которую он не мог уловить и сформулировать.

Детектив погрыз карандаш, смакуя вкус дерева, но, почувствовав свинцовую кислинку, отложил его на стол. Многие годы службы в полиции научили Кристофера тому, что подобные мысли приводят к проблемам. В тот момент, когда подозреваемый уже определен и обвинение выдвинуто, не стоит снова копаться в деталях: это очень плохая идея. Но что-то в недавнем разговоре с родителями погибшего малыша его тревожило. Шепард без конца вспоминал свой визит к ним и пытался определить, какая деталь головоломки не складывается.

Расправившись наконец с креслом, он откинулся назад, закрыл глаза и вспомнил коридор дома Андерсона. Коллеги подтрунивали над его привычкой уходить в «чертоги разума», будто недоделанный Шерлок Холмс. Но зато детективу удавалось отчетливо вспомнить все детали. Вот он идет по захламленному коридору, входит в пространство хорошо освещенного зала, объединяющего в себе кухню и гостиную. Вот глядит на палисадник за окном, на маленькую дверку для кота в правой нижней части двери. Кристофер попытался вспомнить, было ли еще что-нибудь, связанное с котом: когтеточка, миска с водой, лоток? Возможно, кот был раньше, но теперь его не держат.

Ладно, что там дальше? Он продолжил умозрительный осмотр. Вот камин, фотографии на полке: счастливое семейство; Макс в объятиях матери. У Шепарда не было своих детей, но имелся большой опыт работы с семьями, и детектив понимал, что ребенку на фотографии примерно два года. Значит, фото сделано в прошлом году.

Шепард нахмурился и открыл глаза. У Ясмин на фотографии — стильное каре, сияющий ореол волос, которые едва доставали до подбородка. На прошлой неделе у нее были волосы ниже лопаток. Сорок сантиметров роста в год — такое вообще возможно? Детектив пробежался пальцами по клавиатуре. Экспресс-обращение к духам Гугла. Ответ очевиден: в среднем волосы у женщин вырастают на пятнадцать сантиметров в год. Фотографии явно больше года, но почему тогда Макс не вырос?

В голове забил набат. Дурная догадка заставила Кристофера зайти в административную базу. Сводный реестр всех рождений, смертей и свадеб на территории Англии и Уэльса. Вбив в поисковую строку имя и дату рождения матери, Шепард пролистал справочную информацию, все еще надеясь, что ошибся. Но нет, вот и ответ.

— Боже правый, — протянул детектив, вчитываясь в больничную запись. Всего лишь утро понедельника, а неделя уже обещает быть тяжелой. Органы опеки ему спасибо явно не скажут, но раз уж Кристофер наткнулся на новую информацию, скрывать ее тоже смысла не было. Потерев лоб в раздумьях, он схватил сумку и пошел к выходу. — Через час вернусь! — крикнул он Мелани, ощупывая карманы в поисках ключа от машины.

Лейла шагала в офис от автобусной остановки. Ее машина все еще находилась в полицейском участке у экспертов. Даже в балетках ноги страшно потели, и она чувствовала, как нагревается от асфальта подошва. Лейла заметила жирное пятно на подоле юбки и задумчиво разглядывала его несколько секунд. Она и забыла, какая грязь царит в лондонских автобусах. Лейла чувствовала ее всей кожей, как будто тело покрыл толстый слой высыхающей на солнце глины.

Оказавшись в холле, Лейла прошла прямо к лифту. Внутри она поглядела в зеркало, выпрямилась и взяла себя в руки. В лофте на пятом этаже из дверей лифта появилась совершенно другая женщина. Лейла прошла к своему угловому кабинету, слыша, как стихли разговоры коллег в зале. Пара человек попыталась продолжить беседу, как будто ничего не произошло, но их сдавленные голоса звучали неестественно, натужно. Внутри кабинета Лейла нащупала кнопку, закрывающую жалюзи на стеклянных стенах, чтобы спрятаться от излишнего внимания. После этого она рухнула на стул и положила голову на руки, стараясь не смазать макияж. Сегодня куча времени ушла на то, чтобы привести себя в порядок: рука со щеточкой для туши дрогнула и оставила длинную черную полосу на щеке, помада смазалась с ямки над верхней губой, волосы спутались в клубок. Лейла планировала прийти в офис раньше всех подчиненных, но пришлось заново наносить весь макияж.

Она включила компьютер. Обычно Сьюки заранее запускала его, но сегодня, по всей видимости, решила, что начальница не придет. Позвав ассистентку и попросив чашку кофе, Лейла пролистала заголовки новостей: сначала «Архитектурный обзор» и «Метрополис», а потом, вздохнув, переключилась на «Гардианс». Новость в боковой рекламной колонке гласила: «Лондонского архитектора обвиняют в убийстве племянника». У Лейлы сбилось дыхание. Такие прямолинейные слова, лишенные подробностей и нюансов. Она перечитала заголовок с десяток раз, пока буквы не утратили всякое значение. Наконец трясущейся рукой она прикоснулась к мышке и открыла ссылку.

В статье почти не было информации, но зато присутствовали высокопарные обороты вроде «раскаленная тень стеклянного монстра в испепеляющей летней жаре». Где-то в глубине тела, в желудке, начало неприятно крутить. Лейла потянулась за салфеткой, чтобы вытереть пот с лица, и подскочила от неожиданного стука в дверь.

Тихо войдя, Сьюки поставила кофе на стол начальницы. Девушка была талантлива и быстро осваивала профессию, но ее чрезмерно кроткая манера держать себя иногда раздражала. Сьюки задержалась возле стола, и Лейла подняла на нее глаза.

— В чем дело? — поинтересовалась она у ассистентки.

Сьюки переминалась с ноги на ногу.

— Я просто хотела спросить, не нужно ли вам что-нибудь еще.

Лейла слегка улыбнулась:

— Нет, кофе достаточно.

Подождав, пока за девушкой закроется дверь, Лейла тяжко откинулась в кресле. Она действительно собирается заниматься делами? Сидеть у себя в кабинете, управлять компанией и делать вид, что все в порядке?

Снова стук в дверь, и Лейла уже готовилась зло огрызнуться, но в кабинет заглянул ее партнер Роберт Гарднер и вопросительно показал пальцем на стул.

Лейла согласно кивнула.

— Кофе хочешь?

Роберт покосился на графин с виски, который стоял у нее за спиной. Лейла не любила виски, но держала его для правильного антуража. «Я одна из вас, — как бы говорила бутылка посещающим кабинет начальницы мужчинам, — мне можно доверять».

— Нет, обойдусь, — Роберт махнул рукой.

Лейла понимающе кивнула.

— Спасибо, что зашел.

Гарднер ответил грустной ухмылкой. Лейла постоянно подкалывала его за редкие визиты на рабочее место. Ей казалось, что Роберт переложил ведение всех дел на Джайлса, своего заместителя, и валяет дурака. Не то чтобы деловой партнер был лентяем; он просто не любил рутины и постоянно повторял, что сорок пять — это отличный возраст, чтобы начать отходить от дел.

— Я решил, что с моей стороны предусмотрительно будет нанести тебе визит. — Он задумчиво поводил пальцем по деревянной столешнице, не зная, как подступиться к предмету разговора. — Ты как вообще?

Лейла смерила его подозрительным взглядом.

— Ты правда хочешь знать? — Роберт был наименее сентиментальным человеком из всего ее окружения.

Гарднер наклонил голову.

— Ты уверена, что стоило сегодня приезжать?

— Что ты имеешь в виду?

Партнер, колеблясь, потер затылок. Пора отбросить сантименты и говорить начистоту.

— Прошла всего неделя… с момента трагедии. Ты не хочешь немного прийти в себя?

Лейла уловила его колеблющийся тон.

— Ты меня спрашиваешь или даешь рекомендацию?

— Я никогда тебе не указывал, что и как следует делать. Ты же знаешь, Лейла.

— Тогда к чему ты клонишь?

Роберт вздохнул, вынужденно отбрасывая дипломатичность.

— Проект банка «Мерсерз». Мне кажется, сейчас стоит передать твои обязанности Джайлсу.

Лейла оторопела. Джайлс Сэлтер был первым сотрудником фирмы, которого целенаправленно нанял Гарднер. Он был из той породы мужчин, что слишком близко наклоняются, глядя в экран компьютера коллеги через плечо, и частенько позволял себе говорить с Лейлой свысока, хотя в компании она была выше по статусу. Она постоянно замечала, что в те моменты, когда они вместе входят в переговорную, клиенты обращаются сначала к нему, будто он был старшим, и Сэлтер не поправлял их. Уже несколько лет Лейла и Роберт постоянно спорили по поводу присутствия Джайлса в компании.

Партнер прекрасно уловил ее тревогу.

— Прежде чем ответить, прошу, послушай меня. Я знаю, что ты недолюбливаешь Сэлтера, но он принес нам в этом году больше двух миллионов — а ведь еще только июль. Клиенты его обожают, у него бешеная работоспособность. — Гарднер поднял палец, прося у партнера позволения закончить мысль. — Если я не путаю, суд у тебя назначен на декабрь. До него всего пять месяцев. Если ты продолжишь вести проект «Мерсерз», как мы выкрутимся в следующем году?

Лейла раздраженно ответила:

— Будем решать проблемы по мере поступления.

Роберт цокнул языком.

— Ты знаешь, как осторожно ведут себя эти старые бренды. Стоит появиться хотя бы слухам о том, что у нас проблемы, как мы вылетим из игры.

— Но контракт к тому времени будет уже подписан.

Роберт покачал головой в ответ:

— Не будь такой наивной, Лейла. Медовый месяц не растянется на весь год. Если они узнают что-то про твое дело, тут же перебегут с заказом к кому-нибудь из больших акул. Нам надо защитить бюро.

— Ладно, и чем ты предлагаешь мне заняться? Нянчить стажеров? Продавать печенье для сбора средств в пользу приюта для животных?

Гарднер облокотился на стол.

— Я прошу тебя взять творческий отпуск. Оплачиваемый, разумеется.

Лейла подалась вперед, точно так же положив локти на стол, и посмотрела Роберту в глаза.

— А если я откажусь?

Он внимательно изучил ее лицо.

— Если откажешься, я расторгну партнерство согласно пункту о репутационных потерях.

Лейла округлила глаза.

— Ты не посмеешь. — Она сумела сохранить холодный тон, но внутри запаниковала. Не верилось, что многолетний партнер и доверенное лицо угрожает вышвырнуть ее из компании.

— Мне бы не хотелось так поступать, — Гарднер вздернул подбородок, — но выбора нет.

— Роберт, — взяв себя в руки, мягко произнесла Лейла. Взвесив варианты, она поняла, что у Гарднера на руках все козыри: учитывая уголовное преследование и тяжесть обвинения, Роберт с легкостью мог доказать в суде, что Лейла навлекает на компанию дурную славу, и лишить ее статуса партнера. — Как ты себе это представляешь?

Он сплел пальцы рук.

— Лейла, я уважаю тебя больше всех, с кем мне случалось работать. Но иногда приходится нарушать границы и защищать друг друга от нас самих. — Роберт сделал паузу. — Помнишь, что было три года назад? Что со мной сталось бы, не вмешайся ты тогда? — Он подбородком показал на графин с виски. — Разве ты не грозила мне тем же самым?

Лейла вспыхнула от стыда.

— И что теперь? Расплата?

— Нет, — терпеливо возразил Роберт. — Я лишь пытаюсь сохранить предприятие. Все, чего я прошу, это чтобы ты на время передала дела и отдохнула.

Лейла пыталась мыслить рационально. Из опыта она знала, что с Робертом лучше сохранять рамки приличий и не выпускать наружу эмоции.

— Я не буду брать творческий отпуск, — ответила Лейла, — но могу работать из дома.

Гарднер задумался.

— Хорошо, — согласился он. — Но постарайся не светиться, ладно?

— Конечно, — ответила она с ледяной улыбкой.

Роберт облегченно выдохнул.

— Спасибо. И поверь, мне жаль, Лейла.

— Прямо-таки жаль?

Он встал и одернул брюки.

— Больше, чем ты думаешь. — Роберт горько улыбнулся и покинул кабинет, осторожно прикрыв дверь.

Лейла крутнулась в кресле, чувствуя, как земля буквально уходит из-под ног. Впервые в жизни она не видела выхода. Ее брак рушится, семья разбивается на осколки, а теперь и дело всей жизни, единственное, на что еще можно опереться, ускользает из рук.

Шеп осторожно постучал и прислушался к шагам в глубине дома — твердым и четким. Эндрю Андерсон открыл дверь, и на лице его под маской гостеприимства легко читалось раздражение.

— Детектив, — вежливо поприветствовал он гостя, изображая недоумение.

— Мистер Андерсон, — Шепард протянул руку в приветствии. — Эндрю, — поправил он сам себя. — Мне неловко вваливаться к вам без предупреждения, но могу я украсть несколько минут вашего времени?

Эндрю оглянулся на коридор.

— Что вам надо?

Кристофер развел руками.

— Мне просто надо задать вам и мисс Саид — Ясмин — несколько уточняющих вопросов. — Он замер в ожидании, не желая давить. Детективу хотелось увидеть обоих родителей, чтобы посмотреть на их реакцию.

Эндрю распахнул дверь пошире:

— Конечно, проходите.

Шепард вошел и тут же направился в гостиную, где, как он помнил, на каминной полке находилась нужная фотография. Ясмин в черных легинсах и сером джемпере на несколько размеров больше, чем надо, стояла за кухонной стойкой. Шепард отметил, что она красивее Лейлы, но не обладает той холодной невозмутимостью, которая придает ее старшей сестре притягательную загадочность. Детектив подождал, пока супруги сядут плечом к плечу, словно готовясь к обороне. Он устроился напротив них, потом слегка повернулся и указал рукой на каминную полку:

— Вы позволите?

Ясмин кивнула, недоуменно нахмурившись.

Шепард снял фотографию, оставив на полке чистую полоску, выделяющуюся в слое пыли. Поставив снимок на стол, детектив развернул его так. чтобы фото было видно всем троим.

— Кто это? — показал он на мальчика на картинке.

Тень пробежала по лицу Ясмин. Она откинулась на стуле и скрестила руки, словно защищаясь. Эндрю судорожно сглотнул раз, потом другой, пытаясь выдавить ответ.

Шепард терпеливо ждал ответа, наблюдая за супругами. Повисла напряженная тишина.

Наконец Андерсон прочистил горло и ответил:

— Это наш сын. Тоби.

Детектив почувствовал, как участилось сердцебиение. Интуиция вела его в правильную сторону.

— Что с ним случилось?

Эндрю глубоко вдохнул.

— Он умер.

Шепард тщательно следил за тем, чтобы его голос звучал помягче.

— Давно?

— Четыре года назад.

— Сколько ему было лет?

Эндрю нервно поерзал на стуле.

— Три года.

— Столько же, сколько Максу?

— Да.

Детектив взглянул на Ясмин. Она проедала взглядом столешницу, будто сидела на кухне одна.

— Что с ним случилось?

У Эндрю на виске запульсировала жилка.

— Все есть в его медицинских записях.

Шепард ответил умоляющим взглядом, будто резкая отповедь причинила ему боль.

— Конечно. Но я хотел бы услышать это от вас.

Ясмин не шевелилась. Она смотрела в стол отсутствующим взглядом, будто и не слышала разговора.

Эндрю взял со стола пустой стеклянный стакан и сжал его в ладонях, будто желая сломать.

— Тоби родился в две тысячи четырнадцатом. Он был нашим первенцем, мы безумно радовались его появлению. — Он горько усмехнулся. — Страшно уставали, но радовались. Мы тогда жили в жуткой квартире в Лейтоне, продуваемой со всех сторон, с постоянно включенным обогревателем. Шум от трассы доносился даже при закрытых окнах. Но мы были счастливы. Тоби был чудесным малышом. Я знаю, все родители так говорят, но он и правда был чудесный. Все вокруг нам это твердили. Первые дни прошли на удивление легко. — Он покосился на супругу. — Ясмин прекрасно справлялась с ролью любящей матери. Она… просто сияла. Но в какой-то момент мы начали замечать странности: ссадины на коже Тоби там, где ему натирала одежда. Потом он начал покрываться волдырями.

Мы сходили к врачу и выяснили… и выяснили, что у Тоби БЭ: буллезный эпидермолиз. — Эндрю закрыл лицо рукой. — Это генетическое заболевание кожи. Можете сами почитать. Я не хочу… — Он помотал головой, отгоняя страшные воспоминания. — Он умер от заражения крови в возрасте трех лет… вот что случилось с Тоби.

Шепард внимательно наблюдал за собеседником, но чувствовал лишь, что поставил себя в тупик. Он был уверен, что заметит в Эндрю чувство вины, но видел лишь чистую и светлую скорбь.

Андерсон продолжал, никем не прерываемый.

— Когда моя жена снова забеременела, врач предупредил, что ребенок с высокой вероятностью может страдать БЭ, один шанс к четырем, потому что и у меня, и у Ясмин есть этот ген. Мы были в ужасе, но Макс родился идеальным.

Эндрю закашлялся. Ясмин не вмешивалась, опустив голову и безвольно уронив руки на колени.

— Я очень сожалею, что напомнил вам об этих переживаниях, — сказал Кристофер. Он тщательно подбирал слова для следующего вопроса. — Я был удивлен, что вы ничего не рассказывали о первом сыне.

Эндрю напрягся.

— А надо было? — Он мельком глянул на жену. — Информация есть в медицинской карте.

Детектив заметил нотку смятения в голосе мужа — не метания уличенного преступника, но скорее беспокойство законопослушного гражданина, который опасается, что нарушил какое-то правило.

— Нет, конечно, — успокоил его Шепард. — Вы не могли бы дать нам доступ к его медицинской карте?

Эндрю кивнул, безмолвно подписывая подвинутую Кристофером форму разрешения.

— Я вас честно предупрежу, детектив. Там много всего, и большая часть просто… — он замешкался в поисках правильного слова, — просто кошмарна.

— Понимаю, — кивнул Шепард. — Мне всего лишь надо уточнить детали.

В разговоре повисла пауза, и детектив понял, что исчерпал лимит гостеприимства. Собрав бумаги, он аккуратно уложил их в папку.

— Еще раз прошу простить меня за вторжение. Теперь я пойду, а вы отдыхайте.

Эндрю проводил его к выходу.

У двери Кристофер обернулся и показал рукой в сторону кухни:

— Как ваша жена?

— Справляется, — поспешно ответил Эндрю. Он открыл дверь в ожидании, пока Шепард покинет дом. — До свидания, детектив.

Полицейский вернулся в свою машину, оглушенный жарой. Сел, растер шею под взмокшим воротником, ослабляя удавку галстука. Такое было сложно переварить. Ясмин Саид и Эндрю Андерсон потеряли двух детей — и обоих, очевидно, не по своей вине. В голове не укладывалось, что такое вообще бывает. Шепард закрыл глаза и прислушался к спокойному стрекотанию кондиционера. Было бы славно, подумал он, отдохнуть сейчас пару минут.

Лейла поставила продукты на ленту кассы: контейнер с лапшой быстрого приготовления, замороженные овощи для жарки, банку с маринованными чили и пеструю упаковку соуса. Она поправила каждый продукт, чтобы они лежали под прямыми углами. Последние дни Лейла упорно боролась с этой напастью: желанием переставлять вещи, занять руки хоть чем-то. После разговора с Робертом она вернулась домой, чтобы в растерянности блуждать по пустой кухне, будто лодка, унесенная от причала бурей. Ей казалось, что она рассыплется в пыль, если остановится хоть на минуту. Лейла даже вышла на пробежку в тридцатиградусное пекло — это чуть-чуть помогло, но лишь на пару часов. Под вечер, страдая от безделья, она устремилась в супермаркет за едой, в которой не было нужды.

Кассирша, грузная дама в сияющем ореоле светлых кудряшек, поприветствовала клиентку. Сканируя код на каждом товаре, она улыбалась Лейле, будто чувствовала ее болезненное состояние и пыталась поддержать. Эта мягкость и открытость в лице кассирши развязали какой-то внутренний узелок, у Лейлы задрожали губы, и по щекам беззвучно покатились слезы. Кассирша остановилась и внимательно поглядела на посетительницу.

— Ох, дорогая! — Она оглянулась, будто ища помощи.

Лейла подняла ладонь, показывая, что все в порядке. Ее раздосадовало собственное проявление слабости.

— Что случилось, милая? Вам нужна помощь?

От успокоительного материнского тона Лейла только пуще зарыдала. Потом она провела пальцем под линией ресниц, смахивая слезы.

— Простите. — Стараясь успокоиться, Лейла трясущимися руками собрала оплаченные товары. — Все хорошо.

— Может, позвать кого-нибудь?

— Нет, спасибо. — Лейла осторожно указала на последние две упаковки, которые остались на ленте, и кассирша быстро их просканировала.

— Все уладится, дорогая, — заверила она на прощание. — Я обещаю!

Лейла заплатила и поспешно покинула магазин. Снаружи она огляделась в поисках укрытия, но площадь перед супермаркетом представляла собой открытое плоское пространство. Наконец Лейла просто повернулась лицом к стене и зашлась в рыданиях. Она пыталась совладать с собой, но плечи продолжали сотрясаться от всхлипов. В такие моменты было бы замечательно позвонить маме или тете — но в их семье не было старших родственников, только она и Ясмин. Мимолетная мягкость незнакомой женщины ярко напомнила Лейле о ее сиротстве.

— Лейла? — спросил удивленный голос за спиной.

Обернувшись, она увидела на краю тротуара Уилла. Заметив ее слезы, он инстинктивно бросился к супруге.

— Солнце мое, — Уилл прижал Лейлу к груди.

Закопавшись лицом в его футболку, она постаралась унять рыдания.

— Что ты здесь делаешь? — пробормотала она и почувствовала движение его плеча, когда он указал рукой на вход в магазин.

— К тебе шел. Решил взять по дороге чего-нибудь.

— Где ты был? — Лейла поняла, что злится на мужа. Она знала, что больше не вправе претендовать на его личное время, но ожидала, что Уилл постарается быть рядом после событий минувшей недели. Вместо этого она получила лишь несколько эсэмэсок.

Уилл сжал ее в объятиях.

— Прости. Я собирался прийти раньше, но работал с утра до ночи.

— Но сейчас-то ты останешься? — спросила она дрогнувшим голосом.

Он поцеловал ее в макушку, потерся носом о мочку уха.

— Конечно.

Лейла бессильно повисла на муже, и они побрели к дому. Она вцепилась пальцами в ладонь Уилла, будто он пытался убежать. Обхватив жену одной рукой, Уилл нашептывал ей на ухо успокоительные нежности, пока они не дошли до площади Тредегар. Лейла поглядела в конец улицы, туда, где ее дом почти смыкался с домом Ясмин, стоявшим за углом.

— Они так близко. Мне никуда от этого не сбежать.

— Я понимаю, солнышко.

В доме они сразу прошли в кухню. Уилл поставил на стол ее пакет с продуктами.

— Прости, что не смог быть рядом. Мой редактор требует… — Увидев недовольный взгляд супруги, Уилл махнул рукой и забросил оправдания. — Неважно. Сейчас я с тобой, и все будет хорошо.

Он снова притянул Лейлу к себе, и они долго стояли молча, обнявшись, ощущая странную близость, в которой застревают пары, не в силах окончательно разойтись.

Потом Лейла чуть отстранилась.

— Я разрыдалась в супермаркете. Как раз перед твоим приходом.

— Милая! — Уилл, не отпуская ее, потянулся к столу, чтобы достать салфетку из серебряной салфетницы.

Лейла вцепилась в кусочек бумаги.

— Я просто… Просто слонялась по дому, делала вид, что все в порядке, а потом пришла в магазин, и та женщина была так добра ко мне, и я… распустила нюни.

Уилл нежно погладил ее по подбородку.

— Ты всегда пытаешься все решить самостоятельно.

Лейла подняла на мужа глаза, почувствовав щемящий приступ желания.

— Мне тебя не хватало.

Он опустил голову.

— Мне тебя тоже. — Помолчав, он показал ей на стул: — Сядь. Я приготовлю ужин.

Лейла покорно выполнила указание. Ее радовала легкость, с которой Уилл ориентировался на ее кухне.

Она смотрела, как супруг безошибочно порхает от шкафа к шкафу. Сначала Уилл разобрал пакет из супермаркета, недовольно поцокал языком при виде готовой лапши, убрал продукты в холодильник. Выбрал из овощей перезрелые, разложил на разделочной доске. Он обожал готовить: изысканная кухня тешила его самолюбие и подтверждал имидж альфа-самца. Ясмин, тоже фанатка кулинарии, иногда готовила с ним вместе, охая и ахая при виде плиты с шестью горелками и огромного американского холодильника.

В такие моменты Лейла и Эндрю сидели за столом и хитро переглядывались, пока их партнеры страстно обсуждали мелкие детали вроде того, стоит ли тушить маринованное филе лосося на водяной бане или запекать в духовке в банановом листе. Те вечера были такими уютными и теплыми. Но теперь безвозвратно ушли в прошлое.

Уилл на скорую руку приготовил пасту с соусом из трюфелей и шалфея. Порывшись в винном шкафу, он извлек оттуда бутылку белого и поставил все на стол. Зажигая свечи, он внимательно посмотрел на супругу.

— Ты справляешься, — произнес он скорее утвердительно, чем вопросительно.

— Я… — Лейла не сдерживала эмоций, ее неловкие движения выдавали переживания, будто они были совсем близко, под тонким слоем кожи. Чиркни ногтем — и хлынет страдание. — Я не перестаю думать про то утро.

— Хочешь поговорить? — мягко поинтересовался Уилл.

— Я… понимаешь, у меня в голове будто чистый лист. — Лейла несколько раз сложила влажную салфетку. — Я перебираю в голове каждый момент и пытаюсь понять, где отключилась. Виноват даже не звонок из офиса. Как только Макс оказался в машине, я забыла о нем, будто кто-то на выключатель нажал. Я думала о чем угодно — о чертежах, о встрече, о том, успею ли выйти на пробежку… Но ни разу не подумала о том, что мне надо отвезти ребенка в детский сад. В голове ничего не было.

Уилл пригубил вина, внимательно глядя на жену. Лейла беспомощно развела руками.

— Если бы он пошевелился или издал какой-нибудь звук, сделал бы хоть что-нибудь, я бы вспомнила, что он в машине, но он спал молча, его вообще не было слышно, и вот… и вот я забыла.

Уилл протянул руку и сжал ее запястье чуть крепче обычного.

— Как ты себя чувствовала, когда поняла свою ошибку?

Рука начала потеть, и Лейла аккуратно избавилась от хватки Уилла.

— Ударилась в панику. Знаешь, такая абсолютная паника, как будто пожарная сирена в голове орет. Я знала, что произошло, еще до того, как открыла дверцу машины. Меня просто разрывало на куски. — Она съежилась. — Я до сих пор не могу поверить, что допустила такое.

— Это не твоя вина, — Уилл придвинул свой стул ближе к ней. Ножки скрипнули, царапнув дубовый пол. — Эй, — муж подождал, пока Лейла не поглядит на него, и настойчиво повторил: — Это не твоя вина.

Она фыркнула.

— Конечно, это моя вина, Уилл.

В глазах у него что-то мелькнуло, какая-то злая искорка, но он возразил:

— Нет, Лейла. Ты оказывала им большую услугу. Ты этого не видишь, но они постоянно пользовались тобой.

— Нет, Уилл, они…

— Так и есть, Лейла. И ты это прекрасно знаешь. Господи, да они сели тебе на шею. Во-первых, переехали поближе, чтобы ты могла чаще помогать, — причем деньги на переезд тоже дала им ты. А между прочим, Эндрю зачем-то купил новую машину.

— Уилл.

Но его уже понесло:

— Они просили тебя нянчиться с ребенком каждую неделю, зная, как это тебя ранит.

— Они не знали.

— Да конечно знали! Мы пытались зачать годами. Как они могли не понимать, насколько тебе тяжело приглядывать за Максом? Глядеть, как он кричит, что хочет к маме. Любить его больше всех на свете, но знать, что ты ему всего лишь тетя?

— Хватит! — обрубила Лейла тираду мужа. Она не хотела этого слышать, хотя понимала, что муж говорит правду. У нее случались периоды, когда сидение с Максом превращалось в сущую пытку, и Ясмин тут была ни при чем. Возможно, сестра с мужем и правда злоупотребляли иногда ее отзывчивостью, но для этого, в конце концов, и нужна семья.

Уилл отвел с ее лица непослушный локон.

— Ты оказывала им услугу. Эндрю мог не бежать на работу поджав хвост, и он прекрасно это знал, но предпочел скинуть ребенка на тебя, вместо того чтобы выдержать неприятный разговор с боссом. Это его вина. Не твоя.

Лейла не стала возражать, потому что промолчать было проще, чем настаивать на правде. Она знала, что виновата, и ей нужно было это самобичевание.

Они долго разговаривали, наблюдая, как свет уходящего солнца ползет по стене кухни. Даже когда стало совсем темно и свеча догорела, супруги не встали, чтобы зажечь свет. Уилл вылил остатки вина в ее бокал.

— Можно мне остаться сегодня? — спросил он.

Лейла не спешила с ответом.

— Я думаю, это плохая идея.

— Ну пожалуйста!

— Брось, Уилл, — мягко возразила она.

Он карикатурно наклонил голову и сложил брови домиком.

Лейле понадобилось все самообладание, чтобы не сдаться.

— Не сегодня.

Уилл нехотя поднялся.

— Хорошо, если ты считаешь, что так будет лучше. — Он потянулся к ней и поцеловал в губы, одной рукой зарывшись ей в волосы, а другой придерживая за шею.

Лейла судорожно выдохнула, чувствуя, как накатывают старые эмоции.

— Уилл, можем мы поговорить, когда это все закончится?

Он мягко кивнул:

— Я буду счастлив. — Поцеловав ее еще раз, он ушел.

Лейла собрала тарелки и поставила их в посудомойку, потом взяла недопитый бокал и пошла в гостиную к дивану. Вспомнила кассиршу в супермаркете, которая пробила ее оборону. В тот момент Лейла жалела, что рядом нет матери, но сейчас, одна в своем доме, она достаточно успокоилась, чтобы признать горькую правду: мать не смогла бы ей помочь. Она была взбаламошной и непрактичной, постоянно вляпывалась в какие-то финансовые пирамиды и дешевые аферы. Когда Лейле было двенадцать, мама постоянно твердила, что в следующем году они полетят в Канаду. «Первым классом!» — повторяла она. Будучи слишком юными, чтобы усомниться в ее словах, Лейла и пятилетняя Ясмин вечера напролет проводили в мечтах о том, что их ждет в Канаде: лыжи, санки, белые медведи! Девочки не могли знать, что мать взялась за надомную работу, угодив на низшую ступеньку гигантской финансовой пирамиды. Получив после двух месяцев работы письмо с тремя фунтами стерлингов, мама впала в уныние. Они всегда использовали этот эвфемизм — «уныние». Мать могла месяцами лежать в пыльной комнате с закрытыми шторами, снедаемая мигренью, постанывая от каждого шороха.

Когда мама умерла, коронер признал ее смерть суицидом. Лейла помнила, как назначенный муниципалитетом психотерапевт не разрешал ей говорить, что мать совершила самоубийство, поскольку это звучало как преступление. Лейла только злилась. Разве не преступление обречь собственных детей на выживание без чьей-либо помощи?

Лейла допила остатки вина. Как трагично и глупо сложилась жизнь, подумала она. Они были детьми без матери, а теперь стали матерями без детей. Эта мысль будто парализовала ее, и она рухнула на диван, не в силах пошевелиться. Через несколько минут, а может быть, часов она расстегнула пуговицы на юбке, стянула ее через ноги и повесила на спинку. Завернувшись в декоративное покрывало, Лейла провалилась в болезненную полудрему. Завтра надо найти психотерапевта для Ясмин. Она знала одного специалиста. Он поможет сестре, и та справится с горем.

Ясмин глядела на отпечатки на обоях: крошечная ладонь новорожденного, красная смазанная полоса с его первого дня рождения, еще два отпечатка — двухлетнего и трехлетнего ребенка. Единственные следы Тоби, оставшиеся в комнате. Когда они с Эндрю ремонтировали комнату перед рождением Макса, только с этим воспоминанием о первенце Ясмин не решилась расстаться.

Она часами глядела на отпечатки, с тех пор как ушел тот детектив. Ясмин слышала, как они с мужем перешептывались в коридоре, и знала, что на самом деле гость спрашивал: «У вашей жены все в порядке? Или она свихнулась от горя?» Она понимала, что ее стремление закрыться ото всех нервирует окружающих, но иногда нужно сбросить с себя груз социальной ответственности и направить все силы на поддержание самой себя. С какой легкостью тот мужчина задавал вопросы, которые сотрясали основы ее мироздания! Такой крупный, неотесанный, крепкий, он не мог даже представить себе, что она пережила. Эндрю лучше нее справился с трагедией, запрятав ужас тех лет в несколько аккуратных предложений и виртуозно скрывая боль за безличными предложениями: «Нам сказали, что… врач объявил, что…»

В вихре воспоминаний Ясмин уже не знала, кого из сыновей оплакивать. Жизнь Тоби была короткой и болезненной, она во многом состояла из страданий. Ясмин помнила, как доктор, поставивший диагноз, рекомендовал им не читать про симптомы. От его напряженного тона кровь застыла в жилах. Дома Ясмин окунулась в интернет, пытаясь понять, что ее ждет, но ни форумы, ни медицинские библиотеки, ни картинки не смогли подготовить ее к грядущему. Кожа Тоби была такой уязвимой, что начинала кровоточить от любого неосторожного прикосновения. Даже швы нижнего белья оставляли на ней открытые раны. Мальчик не мог нормально есть, поскольку заболевание сказалось и на слизистой: во рту у него тоже постоянно были болезненные волдыри. Худшим испытанием стали воспаленные слезные железы: ребенок неделями лежал в темной комнате, ослепнув, невидимый и неприкасаемый, не в силах пережить свой страх, не в силах понять, почему мама не может его утешить. Те годы были кошмаром наяву, и Ясмин смогла пережить его только потому, что кошмар стал для нее обыденной реальностью. Ощущение ужаса не покидало ее и после смерти Тоби, и лишь рождение здорового Макса изгнало страх. И вот она лишилась и второго сына, тоже по нелепому стечению обстоятельств. Ясмин не понимала, как пережить новый удар. Даже непрекращающееся оцепенение служило плохим убежищем.

Снаружи копошился Эндрю, раздосадованный визитом полицейского. Ясмин понимала, чего опасается муж. Однажды после смерти Тоби она наглоталась таблеток перед воскресной ванной. Эндрю нашел ее без сознания в давно остывшей воде. Что было дальше, Ясмин помнила смутно: молочно-белая вода ванны, точь-в-точь как та, в которой они нашли маму; Эндрю неуклюже сушит ей волосы, пытаясь перекричать шум фена; боль в животе, которая пронзила нутро с такой силой, что хотелось прекратить ее любым способом. Ясмин очнулась на больничной койке и сразу наткнулась на взгляд мужа. «Я не хотела! — воскликнула она. — Я не пыталась покончить с собой!» Эндрю ей не поверил. Он крепко, до боли, схватил ее за руку и умолял больше так не делать. Потом муж сломался и зарыдал, уткнувшись лицом ей в живот, будто напуганный ребенок. Ясмин хотела накричать на него, потому что ее заполняла собственная боль и не было сил утешать еще и Эндрю. И даже когда она заставила себя погладить мужа по голове, она сделала это грубо, напряженно, будто обвиняя его в том, что он не может поддержать ее и сам распустил нюни. Это она мать, она выносила Тоби в своем теле, она совершила путешествие на грань жизни и смерти, вернувшись оттуда с победой. Это ее право — рыдать в отчаянии. Это ее боль.

Ясмин начала укорять мужа за эту минуту слабости, за трясущиеся губы и слезы. Даже применила запрещенный прием: «Ты никогда не вел себя как девчонка!», удовлетворившись ядом в ответном взгляде Эндрю. После этого он уже никогда не расслаблялся, сжимая зубы всякий раз, когда незнакомцы заговаривали о смерти. И когда бы супруги ни глядели друг другу в глаза, вместо поддержки они чувствовали лишь вину друг перед другом.

Ясмин, прежде живая и веселая, закрылась и стала холодна, их брак был на грани распада. Но потом пришла радость — и страх — от второй беременности. Облегчение, когда сын родился здоровым. Медленное исцеление. За годы, проведенные с Максом, Ясмин сумела вернуть себя прежнюю: простые радости, простые мечты. А теперь? Новая, но знакомая трагедия. Сколько один человек способен вынести, думала она, прежде чем решит покончить со всем разом?

Глава 6

Лужайки в парке Виктория пожухли от многодневной жары. Лейла замедлила шаг, чувствуя, как сухие травинки царапают кожу на лодыжках. Солнце было уже высоко, и стайки детей бегали под старым фонтаном, вереща от удовольствия. Зря она пришла сюда утром в субботу, когда в парк стекаются семьи с детьми. Лейла с трудом осознавала, где она, — все ее внимание занимали липнущая к телу футболка и грязные волосы. Жалкое подобие того профессионала, что вышел из офиса в понедельник.

Лейла жалела, что не позволила Уиллу остаться в тот день. А лучше — на всю неделю. Пусть эта болезненная связь не приведет ни к чему хорошему, но, по крайней мере, присутствие мужа принесло бы значительное облегчение. Минувшей ночью она вздыхала и ворочалась до пяти утра, пока наконец не погрузилась в вязкое забытье, полное несуразных снов. Сегодня Лейла заставила себя выйти на пробежку, но не ожидала, что ей будет так сложно просто находиться на улице. Все звуки вокруг казались оглушающими: звонкая мелодия из колонок фургона с мороженым, резкий визг ребенка вдалеке. Ей хотелось приглушить все звуки вокруг, прикрутить громкость на минимум.

Лейла переместилась к розарию, в котором обычно было поспокойнее: родители старались не отпускать детей одних играть между колючих розовых кустов. Заняв скамейку, Лейла попыталась привести мысли в порядок: будто мотылек на свет, они упорно стремились к одному-единственному моменту. Лейла помнила, как оставила в то утро машину. В тот момент, когда она захлопнула дверцу «мини-купера», жизнь изменилась до неузнаваемости. Лейла сжалась от ощущения вины, потом похолодела от страха. А вдруг ее признают виновной? За этим последовал более трудный вопрос: «Разве я этого не заслуживаю?» Так или иначе, она оставила Макса в машине. Так или иначе, убила его. Не в состоянии усидеть с этой мыслью, Лейла вскочила, будто пытаясь стряхнуть ее с себя.

Она побрела в сторону Лористон-роуд мимо маленьких аккуратных магазинчиков с фермерскими товарами и стильных кафе со столиками в тени полосатых навесов. Она дошла до любимого заведения, небольшой чайной всего на шесть столиков. Остановившись у витрины, Лейла долго изучала свое отражение. Вывеска «Медный чайник» делила ее лицо пополам, и Лейла сместилась в сторону, проверяя, достаточно ли аккуратно выглядит, чтобы зайти. И тут замерла, привлеченная движением по ту сторону окна. Угловой столик, приставленный к скамейке с подушками, был занят парой: ее зять Эндрю сидел с какой-то женщиной. Такая же миниатюрная и мягкая, как Ясмин, она была гораздо светлее, с почти белыми волосами, чуть тоньше — и младше на несколько лет. Женщина в стильной лиловой блузке с серой юбкой положила руку на запястье Эндрю: медленное движение на грани чувственной ласки. Эндрю, явно взвинченный, отстранился. С грустной улыбкой собеседница снова поймала и сжала его руку.

Лейла почувствовала прилив негодования. Неужели Эндрю изменяет ее сестре? Он был совершенно открыт с этой женщиной, держался по-свойски. Лейла всматривалась, ожидая доказательств порочной связи, но в следующую секунду они оба уже откинулись на своих стульях. Женщина вцепилась в кружку с кофе, сочувственно улыбаясь. Определенно, это был совершенно невинный разговор. От их дома до кафетерия не больше мили, и Эндрю знал, что Лейла часто сюда заглядывает. В конце концов, она ему это кафе и показала. Было бы безумием с его стороны приводить сюда любовницу.

Лейла колебалась, стоя у витрины, но заметила, что Эндрю поворачивает голову в сторону окна, и поспешно отвернулась, после чего быстро зашагала в сторону своего укрытия в розарии. Он не мог изменить Ясмин. Не мог. Ведь Эндрю знает, какой ад сейчас творится в голове у жены.

Лейла вспоминала бесконечные серые дни, когда Ясмин рыдала, бинтуя раны Тоби. Малыш яростно кричал, не в силах понять, почему тело ведет себя таким образом, извивался и корчился от постоянной невыносимой боли. Ясмин так и не смогла к этому привыкнуть. Лейла уговаривала сестру отдохнуть и позволить ей заняться перевязкой, но становилось только хуже: Тоби желал быть рядом с матерью, и даже в свои последние дни, накачанный анальгетиками до потери сознания, в присутствии Ясмин он был чуть спокойнее, чуть счастливее.

Когда через месяц после смерти Тоби Эндрю обнаружил жену в ванне, какая-то ниточка внутри Лейлы лопнула. Она ворвалась в госпиталь, вне себя от паники. Те полчаса страха сами по себе нанесли ей глубокую травму. Лейла вспомнила, как она нервно металась по коридору, который будто изгибался и удлинялся по мере того, как она искала палату сестры. Когда Лейла наконец нашла нужную дверь и увидела, что Ясмин не спит, она развернулась и пошла прочь в поисках уборной, где можно было спрятаться и завыть — от облегчения, от ярости, от благодарности за то, что не потеряла сестру. Никогда она еще так остро не ощущала, насколько мала их семья: если Ясмин умрет, у Лейлы вообще не останется кровных родственников.

Через двадцать минут Лейла вернулась в палату к сестре.

— Прости меня, — тихим хриплым голосом сказала Ясмин, еле открывая бескровные губы.

Лейла обняла ее, проглотив гневные вопросы, которые вертелись на языке: «Как ты могла? После всего, что мы пережили?» За ее возмущением стоял позорный страх. А вдруг, учитывая кончину их матери, в генах сестер прячется какой-то норок? Иначе откуда эти темные импульсы и слабость духа?

Именно после того случая Лейла решила, что нельзя надеяться на судьбу, необходимо больше заботиться о сестре. Тогда она и начала подкидывать Эндрю деньги, понимая, что Ясмин слишком упряма, чтобы принять помощь. Лейла заплатила за новую машину и отдых сестры с мужем на дорогом курорте. Настояла на совместных ужинах по субботам. Семья держится на традициях, и коль скоро они не унаследовали ни одной, придется заново создать собственные.

С рождением Макса все будто началось с чистого листа. Хотя Лейла мучилась от собственной невозможности забеременеть, она заставляла себя быть рядом, играть с Максом, оберегать племянника, пока он не станет большим и крепким. Поэтому она всякий раз сдерживала раздражение, когда Ясмин посреди рабочей недели в последний момент просила посидеть с ребенком. Лейла видела, что та чувствует себя увереннее, зная, что старшая сестра всегда готова подстраховать ее. Иногда это означало для Лейлы сидение за ноутбуком до трех ночи, чтобы доделать утренний объем работы, но она все равно соглашалась. Теперь стало ясно, что именно эта навязчивая забота привела их к нынешней трагедии. Если бы Лейла не была всегда так близка, так доступна, Эндрю не попросил бы ее о помощи. Она не чувствовала бы необходимости согласиться. И не была бы ни в чем виновата.

Последние несколько дней Лейла до мурашек боялась, что Ясмин повторит попытку самоубийства. Увидав, как Эндрю сидит в кафе и пьет чай с незнакомкой как ни в чем не бывало, Лейла с трудом подавила злость: хотелось вернуться и вытрясти из зятя весь дух. Если Эндрю изменяет ее сестре, Лейла его убьет. Не фигурально: на самом деле убьет.

Вокруг мокрого полотенца по простыне расползалось темное пятно. Лейла перевесила его на батарею и кое-как высушила волосы. В двадцатый раз проверила телефон, не находя себе места. Она послала Эндрю краткое сообщение, что им надо поговорить, но он не отвечал. Зря она не вернулась в кафе, чтобы застигнуть его на месте преступления. Только она снова взялась за телефон, внизу прозвенел дверной звонок. Ну наконец-то. Собрав волосы в пучок, Лейла устремилась вниз, сдерживая ярость.

За дверью оказалась Вивьен Комб, сотрудница агентства по усыновлению. Не женщина, а олицетворение бездушной бюрократической машины: коричневые юбка и пиджак, собранные в пучок мышиные волосы.

— Мисс Саид, — произнесла она, поднимая кожаную сумку на уровень груди, будто щит, — могу я войти?

Лейла смутно забеспокоилась из-за состояния дома и собственного внешнего вида: драная футболка, мокрые волосы, гора неразобранной почты на столике в прихожей, разбросанная обувь. Потом ее пронзил укол раздражения: эти мелочи больше ничего не значили по сравнению с ее чудовищным преступлением. Она раскрыла дверь и пропустила гостью внутрь.

Вивьен задержалась в коридоре, остановив взгляд на письмах.

— Проходите, пожалуйста, — раздраженно предложила Лейла.

В гостиной чиновница расположилась на стуле, скромно положив руки себе на колени.

— Я решила зайти к вам из вежливости, — сообщила она. — Решила, что ограничиться электронным письмом будет некорректно. Поэтому я и приехала к вам в субботу. — Вивьен изобразила сочувствующую улыбку. — Мисс Саид, вынуждена сообщить, что ваш запрос на усыновление отклонен.

Лейле показалось, что гостиная поплыла вокруг нее. Она понимала, что такое может случиться — должно случиться. Но услышать новость оказалось невыносимо.

— Мне жаль, — сказала Вивьен, с грустью глядя на Лейлу, словно собиралась встать и обнять собеседницу. Но гостья позволила себе лишь сжать пальцами край стула. — Я знаю, как вы мечтали об усыновлении, но, учитывая нынешние обстоятельства… — Она протянула Лейле конверт, а потом, не дождавшись реакции, аккуратно положила его на стол. — Это официальное извещение и все ваши документы. Простите, у меня связаны руки.

Лейла схватила ее за рукав.

— Можно хоть что-нибудь сделать? — спросила она, сдерживая слезы.

— Учитывая обстоятельства… — Вивьен умолкла. Фразу не нужно было заканчивать: нельзя отдать ребенка убийце. — Мне очень жаль. Я знаю, как вы мечтали о детях.

Лейла пыталась ухватиться за какую-нибудь соломинку, чтобы не утонуть окончательно, но все ее достоинства — уверенность, амбиции, интеллект — были бесполезны. Все равно что укрываться от дождя пластиковой вилкой.

Вивьен взялась за ремешок сумки.

— Соболезную из-за случившегося. — Она поднялась со стула. — Всего вам хорошего.

Лейла слушала, как шаги гостьи удаляются по коридору, унося с собой ее последнюю надежду стать матерью. А ведь она жаждала этого с болезненной страстью. Именно ее решение и стало причиной разрыва с Уиллом: супруг отказывался растить чужого ребенка. Лейла укоряла его, памятуя, как сложно добиться усыновления одиночке. Она посвятила несколько месяцев подготовке к подаче заявления: изучала школы и детские сады в своем районе, украшала дом. проходила онлайн-курсы для родителей — лишь бы показать властям, что она достойна быть матерью. Что она может и готова любить ребенка. А теперь — отказ. Лейла столько думала о том, как переживет трагедию Ясмин, что забыла о возможных последствиях для нее самой. Оставив Макса в то утро в машине, она навсегда обрекла себя на бездетность.

Вивьен тихо закрыла входную дверь, а Лейла даже не могла найти в себе сил заплакать. Поднявшись в спальню, она зашторила окна и рухнула на кровать. Неусыпный голосок внутри шептал, что нельзя поддаваться отчаянию, ведь ей известно, куда ведет эта дорога. Лейла закрыла глаза, разглядывая яркие пятна на внутренней стороне век, оставленные солнечными лучами. Свернувшись калачиком, она накрылась одеялом с головой, прячась от жестокого мира.

Она очнулась уже в середине дня. Язык опух и прилип к нёбу от жажды. Посмотрев на часы, Лейла вздрогнула, увидев, что уже перевалило за два: она проспала больше четырех часов. Услышав дверной звонок, она поняла, что он ее и разбудил. Она села, но тут услышала скрежет ключа в замке, такой странный и знакомый звук.

— Лейла? — Голос Уилла был уверенным, жизнерадостным и четким. За таким можно спрятаться, как за каменной стеной. У Лейлы закружилась голова от радости.

— Я здесь, наверху! — отозвалась она охрипшим голосом. Воздух в комнате застоялся и отдавал несвежестью. Когда Уилл вошел в спальню, в его взгляде Лейла увидела беспокойство.

— Дорогая… — Муж сел на кровать, под его весом матрас прогнулся, и Лейла упала в его объятия. — Все в порядке?

— Мне отказали. — Лейла схватила мужа за рукав. — Агентство по усыновлению. Мне отказали.

— Ох, милая, ты же могла предсказать этот результат. — Уилл поцеловал супругу в висок. — Как тебя утешить?

— Останься сегодня, — Лейла обхватила мужа руками.

— Конечно, останусь. От тебя никаких вестей второй день. Я беспокоился. — Уилл тряхнул головой, сбрасывая задумчивость. — Как ты себя чувствуешь?

Лейла покачала головой:

— Я не хочу об этом говорить.

Уилл нежно поцеловал ее.

— Может, хочешь?.. — Он придвинулся к Лейле, но в его вопросе не было уверенности, только мягкое сочувствие, будто Уилл предлагал близость из вежливости.

Лейла почувствовала жар его тела.

— Да, — серьезным голосом ответила она. — Хочу.

Уилл прильнул к жене и провел губами по ключице. Подняв ей футболку, он обвел пальцем пупок, а потом растянул футболку у нее на груди и обхватил ртом сосок. Ткань стала горячей от его дыхания. Лейла легла на спину, и ее покорность заставила Уилла пойти в наступление. Лейла закрыла глаза и ждала той волшебной потери контроля, которая всегда настигала ее в постели с мужем. Он был фантастическим любовником, но сейчас, прижатая к кровати весом его тела, она меланхолично оглядывала спальню, следила за солнечным зайчиком на стене, прислушивалась к далекому реву самолета. Никакие ухищрения Уилла не затягивали ее в омут удовольствия, и когда он наконец рухнул рядом, потный и довольный, Лейла осталась один на один с ощущением пустоты внутри.

Муж прижал ее к груди.

— Все образуется, — прошептал он. — Я буду рядом, пока этот кошмар не закончится.

Лейла придвинулась ближе, прижимаясь к нему всем телом.

— А если меня отправят в тюрьму?

Уилл провел пальцем по ее гладкому плечу.

— Таких людей, как ты, в тюрьму не отправляют.

Слова мужа больно ее кольнули, но, несмотря на моральные терзания, даровали некоторый душевный покой. Лейла, респектабельная предпринимательница, напряженно училась, вырастила сестру, пробила себе путь к успеху. Даже в момент паники, обнаружив тело Макса в машине, она ни на секунду не задумалась о том, что тюрьма окажется для нее реальностью. Что это — наивность, порожденная привычкой к богатству и привилегиям? Или жесткая логика общества? Но если и Уилл в это верит, значит, так и есть.

Лейла закрылась покрывалом. Она мерзла, несмотря на жару.

— Спасибо, — прошептала она Уиллу.

Он поцеловал ее в висок и великодушно предложил:

— Обращайся в любое время.

Глава 7

Вдалеке звенели колокола, зовущие на воскресную службу. Лейла поглядела на дверь в садик, будто пытаясь расслышать знакомый голос. Она надеялась, что Уилл проведет сегодня с ней весь день, но он не жуя проглотил пару тостов, поцеловал и жену и улизнул: «Прости, надо бежать. Дедлайн».

Их брак противоречит любым законам природы, подумала она. Всю жизнь Лейла стремилась к тому, чтобы выстроить вокруг себя островок стабильности, и вдруг выскочила замуж за человека, который служил постоянным источником балаганного хаоса. Уилл любил говорить: «Если ты журналист и никогда не пожалел о написанном, значит, ты плохой журналист и не пытаешься написать ничего интересного».

А ведь именно этим он Лейлу и очаровал. Они познакомились на скучном банкете авторитетной конференции в Швейцарии. Лейла приехала туда по делам, а Уилл собирался написать искрометную колонку о бессмысленности мероприятия. Он подхватил с подноса проходящего официанта бокал мартини и беспардонно закатил глаза.

— Вы уже распробовали? — неожиданно обратился он к Лейле. Она непонимающе наклонила голову, и мужчина подошел ближе, обводя бокалом зал: — Уже распробовали всю эту ерунду вокруг?

Простой каламбур — хорошо спланированная уловка, чтобы привлечь ее внимание. Все вокруг, включая Лейлу, были ценными профессионалами с серьезными лицами, и Уилл наслаждался своим фрондерством.

Она улыбнулась с нарочитой вежливостью, чтобы показать: маленькая хитрость незнакомца не смогла ее очаровать.

— Ага, — продолжил Уилл, — так вы одна из них.

— Из кого это?

Его губы расплылись в улыбке.

— Из тех женщин, что сидят в своих башнях слоновой кости и взирают на нас, простых смертных, не позволяя даже… — Уилл легко провел пальцем по сгибу ее локтя, — даже прикоснуться к себе.

Его наступление должно было бы разбудить в Лейле разъяренную феминистку, но вместо этого она почувствовала азарт. Незнакомец навязывает ей соперничество в острословии? Ну что же, посмотрим, кто кого превзойдет в цинизме. Лейла приняла вызов. Хотя она старалась держаться отстраненно, по мере беседы окружающие люди будто растворились в воздухе, оставляя их вдвоем на сцене. Лейла увлеклась состязанием, между ними так и летали молнии — опьяняющее ощущение. Она даже не заметила, сколько выпила, и когда Уилл предложил уехать с мероприятия с ним, она согласилась, будто это была самая естественная в мире вещь. Он взял Лейлу за руку, переплетя ее пальцы со своими, и вывел из зала. Они слились в поцелуе еще до того, как закрылись двери лифта, и впервые в жизни страсть Лейлы была настоящей, а не наигранной для любовника. Лейла сунула руки ему под джемпер, чтобы почувствовать жар его кожи, готовая взорваться от желания.

В ту ночь она вела себя как никогда раньше свободно, уверенная, что они никогда больше не встретятся. Утром он попросил ее номер, и Лейла продиктовала цифры, картинно закатив глаза: мол, знаем мы эти ритуальные танцы. Она не ожидала, что Уилл позвонит, однако он позвонил. Следующие несколько месяцев длился бурный роман, и то, какой Лейла себя чувствовала с Уиллом — маленькой, беззаботной, шебутной, — настолько ее увлекло, что на предложение выйти за него замуж она не задумываясь ответила согласием — всего через семь месяцев после знакомства.

Окружающие были шокированы развитием событий, и не в последнюю очередь Ясмин, у которой раньше не было повода уличить сестру в импульсивности. Конечно, Лейла уже давно проболталась, какую добычу поймала на крючок, — что тоже было ей несвойственно. Когда друзья удивлялись скоропалительному решению, Лейла лишь хохотала или отвечала с загадочной миной: «Иногда сразу видишь свою судьбу». Она даже учинила разнузданную вечеринку в честь помолвки, чтобы показать всему свету, насколько уверена в своем избраннике.

Роберт Гарднер предложил для торжества свой загородный дом в Челси, и Лейла с благодарностью приняла его любезность. Уилл был в ударе, и Лейла замечала, как он впечатлил ее друзей. Все прошло волшебно: гирлянды в кронах деревьев, сухость рислинга на языке, легкий вечерний бриз. Поэтому ее так обидело поведение Ясмин.

Когда вечеринка перетекла в тихую фазу, сестры отошли на край сада к берегу пруда. Усевшись на длинной деревянной скамье, они любовались темной гладью воды. Лейла подтолкнула сестру в плечо.

— Кто мог подумать, что мы закончим вот так? Шампанское, икра и это дурацкое кольцо. — Она растопырила пальцы, любуясь бриллиантом, свадебным подарком от семейства Уилла.

Ясмин не ответила, и Лейла почувствовала, что с сестрой что-то не так.

— В чем дело? — спросила она.

Ясмин поджала губы, будто не зная, говорить или нет о том, что у нее на уме.

— Можно сказать одну вещь?

Лейла уронила руку.

— Какую?

Младшая сестра зябко поежилась.

— Ты уверена, что не слишком поспешила?

Лейла засмеялась.

— Я еще никогда ни в чем не была настолько уверена.

— Но это так на тебя непохоже. И сам Уилл так на тебя не похож.

— И что? — спросила Лейла уже чуть серьезнее.

— Ну, знаешь, я не оспариваю твой выбор, но ведь Уилл слегка, что ли… испорченный.

Лейла вздрогнула. Испорченный. Какое мерзкое определение.

— Я всегда представляла тебя с кем-то более зрелым. Намного более зрелым. Каким-нибудь крупным воротилой, который носит дорогие костюмы с платочком в нагрудном кармашке и водит зеленый «ягуар». С мужчиной, которому не надо ничего никому доказывать.

— Уиллу тоже не надо ничего никому доказывать, — насупилась Лейла.

Ясмин вздохнула.

— Правда? Ну ладно, — саркастично заметила она.

— Обязательно было сегодня портить мне настроение?

Ясмин отшатнулась, поздно поняв, что ее слова прозвучали слишком обидно.

— Не злись, Лейла. Просто… Ты всю жизнь заботилась обо мне, и я лишь хочу, чтобы кто-то теперь позаботился о тебе, но не уверена, что Уилл сможет стать таким человеком.

— От тебя уверенность и не требуется: мне хватит своей, — отрезала Лейла. — Господи, Ясмин! Мы празднуем мою помолвку, а ты поливаешь Уилла помоями! — Она нервно отряхнула колени, будто заметив на них грязь. — Ладно, допустим, Уилл действительно отличается от моих представлений об идеальном супруге, но мне не нужен старик, который станет обо мне заботиться. Если ты не заметила, до сих пор я и сама как-то справлялась. А что мне действительно нужно, так это человек, с которым я забуду о прошлом, — она показала на себя и сестру, — о том, через что нам пришлось пройти. С Уиллом я забываю. С ним я могу жить здесь и сейчас. Не возвращаться на десять лет назад, когда мы считали медяки, и не уходить на десять лет вперед, как я постоянно делаю всю жизнь.

— Но разве этого достаточно для свадьбы? — настаивала Ясмин. — Нельзя же постоянно жить здесь и сейчас. Вы проведете вместе следующие лет сорок, а то и пятьдесят.

— Мне просто хорошо с ним, — уже мягче ответила Лейла. — Много лет не было так хорошо.

Ясмин замолчала, и две сестры долго вслушивались в шум вечеринки. Потом младшая поежилась от холодного порыва ветра, и длинная черная прядь упала на ее голое плечо.

— Черт, — прошептала Ясмин.

— Что?

— Я поняла, почему ты так поступаешь.

— Как?

Ясмин улыбнулась и глубоким голосом запела ту самую песенку про папу и сына, изображая поучающий отцовский тон.

Лейла покачала головой.

— А я теперь поняла, почему тебе не нравится эта идея.

Ясмин продолжала петь, задорно толкнув сестру локотком. Потом она обняла Лейлу и чмокнула в плечо.

— Ты правда его любишь? — серьезным голосом спросила она.

— Правда.

— Тогда я его тоже полюблю, — заявила Ясмин. — Ну ладно, пойдем! Закончим начатое. — Она встала и потянула сестру обратно в гущу праздника.

Через полгода Лейла с Уиллом поженились. Первая пара лет прошла чудесно, они нащупали общий ритм. Лейла не была из тех женщин, кто пытается утихомирить супруга. Она понимала, что ему нужен простор, поэтому легко отпускала его на ночные вечеринки и отвязные мальчишники, которые были так важны мужу для самоутверждения.

Уилл действительно повзрослел только после того, как они стали планировать детей. Лейла изумилась его готовности, потому что была уверена, что придется постоянно шпынять его, как делали ее подруги со своими партнерами. Напротив, он сам выбирал детские имена и посылал ей аккуратными списками: Амелия, Изабелла, София, Аиша, Хана, Сафа, Райла. Большинство мужчин мечтает о сыне, но Уилл очень хотел именно дочку.

Первые несколько месяцев прошли спокойно, но с весенним буйством цветов пришла тревога. Через полгода они впервые пошли на прием к врачу, и с тех пор начались долгие годы мучений и попыток. Лейла тиранила собственное тело, годами жила в стрессе, но не теряла надежды: она достигла в жизни всего, чего желала, и материнство не станет исключением. Но после четвертого выкидыша она больше не могла продолжать упорствовать, поэтому предложила усыновление, однако Уилл ответил твердым отказом. Она умоляла его согласиться, а потом начала укорять: «Как ты можешь быть таким жестоким? Почему ты отказываешь мне в счастье?» Но Уилла ничто не могло поколебать, и в конце концов, после десяти лет брака, они расстались. Лейла утоляла боль от разрыва надеждой на материнство. Теперь, когда у нее забрали и этот шанс, ее словно дважды обокрали.

Однажды Уилл спросил у нее разрешения написать колонку об их неудачных беременностях, но Лейла была против. Уилл иногда подрывал уют их семейной жизни своими неосторожными статьями на личные темы, но так далеко еще не заходил. Он уговаривал ее, что написать о травме равнозначно психотерапии, и дулся неделями, поняв, что не сможет уговорить Лейлу согласиться. Иногда они яростно спорили, и все же взаимное желание и любовь никогда не исчезали из их брака.

Теперь, когда Лейла сидела в одиночестве в пустом доме, мысль о том, что Уилл может решиться на следующий шаг, заново жениться, завести наконец детей, залила ее сердце ядом преждевременной ревности. В попытках сбросить наваждение она начала слоняться по дому, бездумно заглядывать в шкафчики, поправлять одежду на вешалках, будто среди них могло найтись тайное средство спасения. Наконец Лейла решила выйти на пробежку. Воздух снаружи оказался неожиданно сухим и драл горло. Башня небоскреба вдалеке, казалось, плыла волнами в горячих порывах ветра. Она убрала волосы в хвост и вставила в уши наушники — и тут заметила знакомую фигуру. Человек удалялся вдаль по улице, и Лейла трусцой нагнала его.

— Эндрю, — позвала она.

Он обернулся, затравленно посмотрел на свояченицу.

— Ох, Лейла. — Эндрю явно не мог подобрать слова для ответа. — Прости, я прочел твое сообщение вечером и хотел ответить, но… — Он бессильно махнул рукой. — У меня ни на что не хватает времени.

— Можно с тобой поговорить? — резко спросила Лейла.

Эндрю переступил с ноги на ногу.

— О чем?

Лейла указала в сторону своего дома:

— Давай зайдем внутрь.

Он посмотрел на часы.

— У меня, вообще-то, не так много времени.

— Я видела тебя вчера, — заявила Лейла. — В «Медном чайнике».

Эндрю ответил непонимающим взглядом.

— Ох, прости, я тебя не заметил.

— С кем ты там был?

Он насупился.

— Что за вопросы? Ты за мной следишь?

— Да пошел ты, Эндрю! — гаркнула Лейла с чрезмерной злостью. Увидев обиду у него на лице, она простонала: — Пожалуйста, скажи мне, что ты не обманываешь мою сестру!

Эндрю попятился.

— Как ты вообще можешь меня о таком спрашивать? — Он отвернулся и уставился на горизонт. — Не тебе меня упрекать, Лейла. Не тебе обвинять меня в обмане.

Лейла дождалась, когда он снова повернулся к ней.

— Ты ведь знаешь, каково будет Ясмин.

— Хуже, чем от твоего поступка?

Это был словно удар под дых. Лейла выпучила глаза на зятя, безмолвно открыв рот.

— Да как ты смеешь? — наконец прошептала она.

Эндрю придвинулся к ней вплотную и заглянул в глаза:

— Дерьмовое чувство, правда? Когда тебя обвиняют в обмане.

Лейла еле сдержалась, чтобы не ударить его.

— Я просто хочу знать, кто та женщина.

— Не твое собачье дело!

— Так это правда?

— Нет, черт тебя дери, это неправда! — Эндрю сделал шумный вдох, стараясь взять себя в руки, потом еще один. — Если тебе так важно знать, она психотерапевт.

— Психотерапевты не дотрагиваются до своих клиентов.

Эндрю уставился на родственницу, словно перед ним был пришелец с другой планеты.

— И долго ты за нами наблюдала?

— Я все видела, — соврала она.

— Не будь дурой, Лейла. — Не дождавшись реакции, Эндрю поднял ладони, сдаваясь. — Ты помнишь нашу свадьбу в Дании?

Лейла нахмурилась. Эндрю и Ясмин поженились восемь лет назад.

— Да.

— Помнишь Анну?

Лейла аж присела от неожиданного эффекта узнавания. Да, те самые нежные скулы и тонкая шея.

— Это была твоя сестра?

— Да, мать твою, в кафе была моя сестра. Она прилетела на следующий же день, как узнала о Максе. А теперь отвали, Лейла. Прекрати пытаться все вокруг контролировать.

Лейла вздрогнула. Ясмин частенько обвиняла ее в том же самом. Упрек Эндрю после всей той помощи, которую она им оказывала, наполнил Лейлу горечью. Она инстинктивно протянула руку, чтобы преодолеть дистанцию между ними, но Эндрю отстранился.

— Прекрати. Просто оставь нас в покое хоть ненадолго.

Сделав пару шагов назад, он развернулся и ушел, оставив Лейлу одну в замешательстве посреди улицы.

Ясмин молча наблюдала, скрытая деревом подле палисадника Лейлы. Сердце бешено забилось, когда она увидела своего мужа и сестру вместе. Лейла раздраженно жестикулировала, что само по себе было странно. Обычно, когда сестра обижалась, она скорбно умолкала, словно мученик, которым ей хотелось казаться. Потом Лейла потянулась к Эндрю, но он оттолкнул ее. Ясмин тихо охнула. Она ни разу не видела мужа в таком раздражении.

Ясмин следила за их ссорой, пока Эндрю не пошел прочь. Но потом, будто какая-то шестеренка замерла у него в голове, он остановился и снова подбежал к Лейле. Он смотрел на нее с таким пылом, что у Ясмин перехватило дыхание. Погружаясь в транс, она наблюдала, как Эндрю преодолел разделявшее их с Лейлой расстояние и обнял ее.

В шоке от этой сцены Ясмин готова была поверить, что ошиблась, приняла за своих родственников совершенно чужих людей. Но нет: вот ее муж Эндрю, а вот в его объятиях ее сестра Лейла, уронила голову зятю на грудь, схватившись руками за воротник его рубашки. Ясмин не припоминала, чтобы они когда-либо прикасались друг к другу, не говоря уже об объятиях. Зрелище вызывало смущение. Их объятия, пусть и далекие от сексуальных, все равно были наполнены чувственной энергией. Ясмин продолжала наблюдать, разинув рот, не в силах сдвинуться. Оставалось только удивляться капризу судьбы, который привел ее под это дерево в нужную минуту: дома закончилось молоко, и Ясмин заставила себя выйти в магазин на углу, но в последнюю минуту решила сделать небольшой крюк мимо дома Лейлы. Последнее, что она ожидала увидеть, — эту страстную встречу. Что теперь делать? Хладнокровно похлопать сестру по плечу? Схватить за волосы и оттащить от мужа? Ясмин завороженно следила за парой, будто наблюдала крушение поезда в замедленной съемке.

Наконец они отступили друг от друга, и Ясмин увидела, как Лейла утирает слезы. Эндрю взял ее за руку и нажал большим пальцем на середину ладони, как делал с ней, с Ясмин. Кивнув, Лейла обошла его и трусцой побежала вперед. Эндрю проводил ее взглядом, пока Лейла не скрылась за углом. Когда он снова повернулся, у него на лице явственно читался стыд.

Ясмин схватилась руками за прутья решетки, окружающей скверик. Мысли путались, она пыталась продраться через них и понять, что она сейчас видела. Ведь вроде бы не произошло ничего предосудительного — ни поцелуев, ни грязных прикосновений, — но интимность момента была очевидной.

Она поглядела на сияющий фасад дома сестры. Так и подмывало схватить камень и швырнуть ей в окно. Идеальная Лейла со своей проклятой идеальной жизнью. Ясмин никогда никому не признавалась — даже своему психотерапевту, — но какая-то ее часть праздновала победу, когда брак Лейлы распался. Семья и материнство были единственным преимуществом, которое Ясмин имела перед Лейлой. Смерть Макса по вине старшей сестры казалась актом возмездия. Ясмин ясно понимала, что это не так, но ей нужна была кукла для битья. И теперь, когда она застала сестру со своим мужем, появилась тысяча новых причин для обвинений.

Поднявшись в свою комнату, Ясмин достала запасной ключ из тайничка под керамическим цветочным горшком, проникла в дом сестры и набрала код на пульте сигнализации. Цифры — 8093 — не значили абсолютно ничего. Типичный фокус Лейлы.

Пройдя внутрь, Ясмин разозлилась, не увидев в доме ни малейших признаков беспорядка или депрессии хозяйки. В гостиной она слегка толкнула стопку журналов «Нью-йоркер», и два верхних выпуска соскользнули на пол. Затем Ясмин остановилась у двери в сад, разминая пальцы. Может, разбить стекло кулаком? Она выпила стакан сока и оставила посуду на разделочном столе. Поднявшись наверх, Ясмин наконец нашла некоторое удовлетворение в том, что окна были наглухо закрыты шторами, а постель не убрана.

В ванной комнате ее внимание привлекла отдельно стоящая ванна, изящная и стильная белая громадина. Каково будет Лейле, если она вернется домой и обнаружит младшую сестру в этой самой ванне? Ясмин готова была умереть назло сестре. Она присела на край, опустила ноги внутрь и изящно соскользнула на дно, чувствуя холод эмали голыми икрами.

В этом белом коконе на нее нахлынул поток воспоминаний. Когда Тоби поставили диагноз, Ясмин поклялась, что вынесет все испытания, не сломается, как того ожидала Лейла, однако ноша оказалась настолько тяжелой и непосильной, что ни один человек в здравом уме не справился бы с ней.

В самые худшие ночи, когда плач Тоби переходил в полузадушенные хрипы, она молилась о том, чтобы свихнуться, чтобы мозг взорвался и разлетелся по комнате, как остатки старых галактик. Но нет: от нее требовалась выдержка. После смерти сына Ясмин плакала дни напролет, а через месяц, поняв, что боль не утихает, мечтала только об одном: покончить со всем разом. Сейчас, когда у нее отняли и Макса, она погрузилась в болезненное оцепенение, словно уже истратила все слезы и скорбь на первенца и ей нечего было дать второму сыну.

Ясмин опустила затылок на холодный бортик ванны. Навалилась смертельная усталость. Закрыв глаза, Ясмин погрузилась в сон, чувствуя себя под защитой твердого белого кокона.

Лейла распахнула входную дверь коленом, вздрогнув от лязга защелки. Заправив язычок замка пальцем, она прошла в дом и поставила полупустую сумку с покупками на стол, попутно поймав пару покатившихся к краю персиков. Помыв фрукты, Лейла заметила у края разделочного стола стакан с остатками апельсинового сока и нахмурилась. Неужели она оставила его перед пробежкой? Лейла всегда заливала грязную посуду водой, чтобы проще было отмывать. Внимательно осмотрев стакан, будто он мог предложить какие-то ответы, Лейла проверила телефон. Что случилось? Может, Уилл пришел, не предупредив ее? Никаких новых сообщений не приходило. Ладно, похоже, она действительно забыла про стакан. Помыв его, Лейла поднялась наверх в ванную комнату. Стянув потный желтый спортивный топик, она протянула руку к корзине для грязного белья — и тут увидела черную прядь, ниспадающую с края ванны. В ужасе Лейла завопила, и от ее животного вопля задрожали окна.

От крика Ясмин выскочила из ванны, и Лейла умолкла: ужас сменился шоком. Сестры уставились друг на друга, и в воздухе будто прошли электрические разряды. Ясмин сощурилась, будто ей светили в глаза ярким фонарем, а у Лейлы подогнулись ноги, и она рухнула на пол, будто тряпичная кукла, издав странное бульканье, непохожее на человеческую речь. Ее било крупной дрожью. Когда вернулась способность говорить, Лейла, задыхаясь, бормотала снова и снова:

— Как ты могла? Как ты могла? Как ты могла? — и наконец завопила: — Ясмин, что ты здесь делаешь? Как ты сюда попала? — Тут она заметила затуманенный взгляд сестры. — Господи, ты наглоталась таблеток? — Она подползла ближе к Ясмин, силой разжала ее пальцы, потом импульсивно обшарила дно ванны. — Ты приняла таблетки? Какие? — повторяла она, схватив сестру за подбородок. — Что ты приняла, Ясмин?

— Ничего, — ответила та смущенным голосом. — Я ничего не принимала.

— Скажи мне правду!

Ясмин резко убрала ее руку.

— Я ничего не принимала.

Лейла смотрела на нее с прищуром.

— Я ничего не принимала!

Лейла хлопнула ладонями по краю ванны:

— Тогда что ты здесь делаешь? — Она подалась вперед, но Ясмин резко отодвинулась. Лейла сделала несколько глубоких вдохов и поднялась на ноги. — Ясмин, пожалуйста, уходи отсюда.

Младшая сестра изогнула губы в презрительной усмешке, но поднялась и, присев на край, покосилась на голый живот сестры.

Заметив это, Лейла снова натянула топик, кривясь от того, как холодная влажная ткань прилипает к коже.

— Что тут вообще происходит, черт тебя дери?

— Это ты мне объясни. Ты ведь у нас в каждой бочке затычка.

Лейла не сводила с сестры глаз. Точно ли она не под действием препаратов?

— Ну давай, — раздраженно продолжала Ясмин, поднимаясь с бортика ванны. — Объясни. Расскажи, что тут вообще происходит. Ты трахаешься с моим мужем?

Лейла оторопела.

— Что…

— Я вас видела, — едко оборвала ее Ясмин. — Видела вас вместе.

Лейла беззвучно раскрыла рот.

— Я видела, как ты на нем виснешь.

— Когда?

Ясмин прищурилась:

— А когда должна была?

Лейла пыталась подыскать слова, чтобы успокоить сестру.

— Так что же? Ты трахаешь моего мужа? Тебе мало огромного дома, модной машины, бизнеса и жирного счета в банке? Захотелось еще и моего мужа прибрать к рукам?

— Не надо.

— Чего не надо?!

— Не делай из меня врага. Я всегда на твоей стороне.

— Да катись ты к дьяволу, Лейла!

— Я его просто утешала. — Лейла отступила на шажок назад. — Неужели ты думаешь, что я буду крутить роман с твоим мужем?

Воздух стал упругим, как резина, почти физически растягиваясь то в ту, то в другую сторону, пока не лопнул.

— С тебя станется, — процедила Ясмин. — У тебя все должно быть безупречно. Поездки в Нью-Йорк, завтраки с миллионерами, дорогое шампанское. Твоя карьера, твой успех, даже твое проклятое тело — все идеально. — Голос у нее сорвался. — А у меня в жизни не было ничего важного. Только Макс.

— Ясмин, ты гораздо лучше меня.

— Хватит меня опекать! — рявкнула Ясмин. — Я знаю, что ты хотела детей, Лейла, но у тебя было все остальное. У меня же был только Макс, но ты его отняла. И как мне теперь жить?

Лейла не могла больше глядеть на сестру; сердце готово было разорваться от чувства вины. Она отвернулась и глухо произнесла в стену:

— Прости.

— Скажи мне одну вещь, Лейла. Одну-единственную вещь. Ты нарочно его там оставила?

Лейла резко выдохнула и в отчаянии затрясла головой.

— Я понимаю, что ты не хотела его убивать, но ты ведь нарочно его там оставила, чтобы дойти до офиса?

Загнанная вопросом в угол, Лейла пыталась понять, как лучше ответить, чтобы успокоить сестру.

— Нет, Ясмин, — сказала она тихо. — Я не нарочно.

В глазах младшей сестры будто вспыхнула молния.

— Я тебе не верю.

— Я бы никогда…

— Но ты оставляла! — гаркнула Ясмин. — Ты оставляла меня!

— Это другое. Ты была старше и могла позаботиться о себе.

— Мне едва исполнилось одиннадцать!

— Я знаю, но… — Лейла потерла ладонью лоб. — У меня не было выбора.

— А был у тебя выбор, когда многомиллионная сделка оказалась на грани срыва? Разве ты не думала, что сейчас снова всех спасешь?

— Не сочиняй.

— Просто скажи правду.

— Я тебе клянусь, — Лейла уже злилась, — это правда.

Ясмин холодно поглядела на сестру.

— Не верю. — Она направила на Лейлу палец: — Не желаю больше с тобой разговаривать до суда.

— Ясмин, суд только через пять месяцев.

— Плевать. Я не хочу с тобой разговаривать.

— Ясмин…

— Я тебе Господом Богом клянусь, — тихо процедила Ясмин убийственным тоном, — если подойдешь ко мне, я вызову полицию и скажу, что ты нарушила условия подписки.

— Ты не посмеешь.

— Посмею. Вот увидишь.

Лейла взмолилась:

— Не надо так поступать со мной!

Ясмин ответила ледяным взглядом.

— Ты убила моего ребенка, Лейла. Молись, чтобы я вообще когда-нибудь с тобой заговорила.

— Погоди, — Лейла попыталась преградить ей путь, но младшая сестра, оттолкнув старшую, вышла из ванной комнаты.

— Держись от меня подальше, — процедила она. — И только посмей подойти к моему мужу!

Ясмин ураганом вылетела из дома, со всей мочи захлопнув за собой дверь.

Лейла сползла по холодной кафельной стене. Что за жестокая пытка: сестра так близко, но к ней нельзя подойти. А впереди пять месяцев размышлений о содеянном. Пять месяцев, чтобы оплакать свою потерю, чтобы забиться в угол и скорбеть.

Детектив Кристофер Шепард рылся в бумагах, проверяя, нет ли случайных ошибок в документах, которые разные департаменты подготовили для декабрьского суда. Он вполне доверял органам опеки, но когда в дело, как сейчас, вовлечены несколько участников — полиция, органы опеки, прокуратура, адвокат, судьи, — все может пойти кувырком без должного надзора. Сколько раз он наблюдал, как процесс рушился на глазах из-за того, что кто-то не уточнил мелкую деталь у свидетеля или не сообщил ему об изменении даты заседания. Дознаватели из отдела опеки слишком загружены бумажной работой, как и его коллеги, и каждый постоянно пытается найти способ избавиться от той или иной неприятной задачи.

В деле Лейлы Саид нельзя было допустить ошибку. Хорошее обвинение похоже на стену: его нужно выстраивать по кирпичику. Каждый кирпичик — доказательство, которое должно выдержать проверку на слушаниях. Зашита может заприметить один крошащийся кирпич и разрушить все обвинение — такова цена ошибки.

Наконец Шеп удостоверился, что все документы на месте. Он откинулся, сомкнул руки на затылке и крутанулся на вращающемся кресле, собираясь предложить коллегам сделать перерыв на кофе, но обнаружил, что в отделе никого нет. Так частенько случалось: Крис был единственным бездетным сотрудником. Его не огорчали долгие переработки, они скорее приносили ему радость азарта. А вот что его действительно раздражало, так это показное мученичество коллег и постоянные напоминания: «Ну конечно, тебе-то не надо укладывать спать трех спиногрызов!» Остальные изо всех сил пытались выставить себя аскетами, лишенными личных интересов. У Шепарда, напротив, нет никого, о ком приходилось беспокоиться, — таков был обычный посыл подобных разговоров. Что еще больше бесило, так это общее предубеждение, будто он не способен по-настоящему чувствовать, поскольку у него нет детей. Можно подумать, проблемы с эмпатией лечатся только отцовством.

Вернувшись мыслями к этой постоянной проблеме, Шепард споткнулся о собственный стереотип. А не подумал ли он того же о Лейле Саид? К бездетным женщинам люди относятся еще более подозрительно, чем к мужчинам. В случае с Лейлой обвинение точно разыграет эту карту. Нет ничего удивительного в том, что роковых женщин в кино и книгах никогда не показывают с детьми.

Краем уха Шепард услышал, как звякнул лифт: Карен, уборщица, заступила на свою смену. Кажется, это можно считать сигналом к отправке. Кристофер сгреб все документы в толстую папку и захлопнул крышку старенького ноутбука. Суд состоится еще через пять месяцев, а все доказательства уже приведены в порядок. Только в декабре все узнают окончательную правду. Только тогда присяжные решат, виновна ли Лейла Саид в смерти своего трехлетнего племянника.