Санара. Новая руна

Глава 1

Мир Аддар.

Нова.

(Katherine Jenkins – Segreti [One Republic's «Secrets»])

Каждому в жизни требуется приключение.

Свое собственное.

Не чужое, не книжное, не прожитое в фильме, но именно свое, настоящее. И с большой буквы, которое можно назвать «Мое Большое Приключение» и по которому после захочется написать книгу.

Ребенку всё приключение: найденная во дворе кривая палка, рисунок из солнечных узоров, цветной осколок бутылки, полустершаяся страница карты из старого сундука…

Со взрослыми сложнее. Взрослые забывают, что двигатель жизни – это интерес. К чему угодно: к божьим коровкам, ручному плетению ковров, сотворению изысканных десертов, чтению книг на забытом языке, пению, наблюдению за звездами. Интерес – это ярчайший светящийся шарик, наполняющий каждый вдох и жизнь смыслом. Без него будни скучны и унылы, без него каждый шаг напрасен. Можно не иметь ни богатств, ни власти, ни наград, ни признания, но если у вас есть интерес, по утрам с кровати вы не встаете, а вскакиваете, и кажется, что не крылья приделаны к спине, а два мощных сопла от ракеты. Именно с такой скоростью и счастьем навстречу каждому мигу вас несет.

У меня интерес был сотворить новую руну, и потому теперь была тетрадь, на страницах которой я тщательно зарисовала вид простых рун, готовясь позже перейти к составным. Там же таблица частот: для обычного человека хаотичный набор символов, для меня – четкое отражение эмоций в буквенном коде. За последние две недели я разобрала на струны чувство страсти, все его градации от похоти до чистейшей любви, а также восторг и азарт. Готовилась перейти к руне «Дра», отражающей длину жизни.

Самые мирные и спокойные две недели. Самые, наверное, счастливые.

Грабили мы постоянно и по-тихому, часто ходили на дело втроем – с Трентом и Эдимом. Чтобы не поднимать переполох и не доводить до заявлений о пропаже ценных вещей, теперь я не изымала, а подменяла предметы. Заранее по изображениям, найденным для меня Юнией, сотворяла пустые, лишенные магии двойники брошек, заколок, пуговиц и кулонов, оставляла их владельцам, передавая оригиналы Шраму. Тот расширял коллекцию вещдоков, которые мы однажды собирались показать Судье, надеясь на возбуждение против «серых» манипуляторов дел. Когда-нибудь, когда придет время.

Как и прежде, плескал у подножия цветных скал океан, напоминал бесконечным шумом о бренности; как всегда, с тех пор как я стала наполовину Элементалом, беспричинно ширилась от бесконечной радости душа. А какой нужен повод? Просто жизнь, шуршание страниц, всполохи очертаний рун над столом – порошки из новой лаборатории я все-таки выкрала.

Я часто думала о том, что, если бы ни кулаки Судьи, ни мой очередной выход в астрал, не уловить бы мне тогда с такой легкостью смысл текста из древней книги, не сидеть теперь здесь за интересным занятием. Никогда не знаешь, где повезет…

Да и себя прежнюю я теперь понимала куда лучше, чем раньше. Разве мне, Леа, действительно был нужен забытый алфавит? Нужна была для счастья его разгадка или, может, хотелось сотворить великое, порадовать людскую расу необычными открытиями? Нет, мне, равно как и теперь, нужен был Интерес. Свое собственное Большое Приключение.

С ним классно. А без него… А без него уже не хотелось.

Санары на Софосе не было. Его, судя по телевизионным новостям, отправили на далекий Манолас – разбираться с громким делом по обрушению очередной незаконной шахты. Кого-то требовалось покарать на месте, кому-то выдать наказания полегче – сослать в тюрьмы на исправление. Та еще работенка… Думая об этом, я ухмылялась. Ему действительно нравилось заглядывать в темные пучины чужих душ? Или, может, нравилось ощущение состоявшейся справедливости? Нужно будет спросить при случае.

Когда представится этот самый случай, я не знала. Не торопила его приближение, не старалась отдалить – все случается вовремя.

«Четыре дня на быстроходной декке в одну сторону, после многочисленные разбирательства, четыре дня обратного хода. Я могла бы долететь гораздо быстрее, быть может, даже мгновенно, если постараться…» Но на корабле есть свое очарование. Стоишь, чувствуя, как покачивается под ногами палуба, любуешься морем – всегда разным, всегда с настроением, – ощущаешь, как течет сквозь кончики пальцев жизнь. Во всем своя прелесть.

«Кстати, – думала я, записывая в тетрадь частоту свечения самого светлого оттенка «Дра», – почему я никогда не путешествовала на декках? Ни разу! Надо бы это исправить».

Без Аида на Софосе было легко и спокойно, как без кого-то тяжелого. И в то же время чуть грустно, как без кого-то родного. Такая вот смесь. Он уехал, и я скучала не скучая. Помнилось до сих пор то его объятие в пыточной – глубокое и честное, самое настоящее из испытанных мной объятий. Мы как будто проросли друг в друга в тот момент, будто активировался между нами невидимый узор, и более дистанция не важна. Никто друг о друге не забывал, даже если не думал.

Он как будто завязал мне тогда на шее теплый шарф. Чтобы не холодно, чтобы не простыла – вот как это до сих пор ощущалось. Заботой, неравнодушием, терпением.

«Приходи, я буду ждать».

Это прекрасно – знать, что ждать тебя будут долго. Вечность.

Пусть у меня нет этой самой вечности, зато есть сегодня.

И еще телевизор, который я теперь включала по вечерам, надеясь, что в новости попадет хотя бы коротенький репортаж с Маноласа, что покажут вдруг знакомое лицо. На пять секунд, ладно, пусть на четыре. Да хотя бы на одну.

Забавно уметь летать, иметь способность долететь и взглянуть на кого-то самой, но тяготиться радостью предстоящей встречи – это особенное наслаждение.

К тому же совсем не изучены еще «Сикха» – пламя души – и «Эиг» – временная спираль. А они в новой составной руне будут играть первостепенную роль.

А вот кусочек пирога бы не помешал… Жаль, не попросила с утра у Майи. Зайду завтра, закажу на обед его или ореховый рулет (выбор между одним вкусным десертом и другим подчас самый сложный) – жена Иннара, как всегда, расплывется в довольной улыбке. Любой повар рад, когда его творение уплетается за обе щеки.

А пока чай. И пульт от телевизора.

Потому что семь вечера. И нет, я не жду.

Но вдруг случайно включат в вечерний выпуск репортаж с Маноласа…

Манолас.

Аид.

(The Polish Ambassador – Eastern Eyes Western Skies)

– Вы знали, что подписались работать в месте, где не соблюдались правила техники безопасности?

– Знал.

– И вам было все равно?

– Мне хорошо платили.

Санара повторял эти вопросы уже не первый десяток раз за день и чувствовал себя утомленным седым профессором, принимающим экзамен у отсталых студентов. Манолов в каком-то роде и впрямь можно было назвать если не «отсталыми», то однозначно странными – недалекими, сызмальства помешанными на привитых бобенами (*местный аналог шаманов – прим. автора) ритуалах, заменяющих им и еду, и сон, и молитвы. У стоящего посреди шатра большого, потного и грязного мужчины были не глупые, но совершенно пустые глаза – два темных колодца без дна. При росте под метр девяносто, черных курчавых волосах и совершенно круглой форме век, они казались зловещими. И еще эта выдвинутая, как ковш экскаватора, нижняя губа. Местная особенность расы – Аид понимал, – но она совершенно не к месту его раздражала. У всех эта чертова губа, как под копирку, даже у женщин.

Он просто устал. Нужно отдохнуть. Потому что к моменту, когда начало темнеть, его раздражало уже все – и этот тряпичный «цирковой» шатер из шелков, и никак не спадающая жара, и одни и те же ответы, которые он знал наперед.

– Вы знали, что шахта небезопасна и может обрушиться в любой момент?

– Знал.

– Вам не жаль погибших друзей?

– Нет. Все мы там будем раньше или позже. Ашаиль.

Этот долбанный «ашаиль» означал что-то вроде «на все есть воля всевышнего», и Санару злило не слово, но то равнодушие, с которым допрашиваемые говорили о почивших товарищах. Тот, кто нанял манолов, промыл им мозги – хорошенько и чисто. Использовал один из неуловимых старинных артефактов Элео, приказал забыть и имя заказчика, и об усталости, настроил рабочих лишь на эффективное исполнение обязанностей – колотить киркой по стенам с утра до ночи. И они колотили, пока не доколотились до обвала. Крепежных конструкций-то не установили…

– Вы знали, что именно вы добывали?

– Альмиты.

Альмиты, если бы… Эти черные самородки практически не имели ценности, разве что уникальный звездный блеск, ценящийся отделочниками. На самом деле сеяли и мыли здесь из остаточных пород уникальные зеленые кристаллы – очень мелкие и очень дорогие. Наемники об этом даже не подозревали, считали их «трухой».

– Сколько корон вы получали?

– Деньги нам неинтересны. Нам каждый вечер за смену выдавали «дурию».

По десять граммов, да, он слышал. Расслабляющую курительную траву, вызывающую галлюцинации и приводящую к временной эйфории. На этом богом забытом острове она, как Санара выяснил за последние дни, являлась универсальной валютой. На нее можно было купить еду, скот, даже чужую жену – позволял бы вес «посева». Чем дальше, тем более понятными, но менее приемлемыми ощущались ему местные обычаи. Все более встающими поперек нормальной логики, как рыбья кость в горле. Эти странные рослые люди не жили в реальном, привычном Аиду мире, они обитали в дыму своих фантазий, не стремились что-то совершить, изучить, понять. Им нравилось висеть где-то на стыке вымысла и реальности, теряя ход времени. Здесь это звалось «гаттандой» – нирваной.

Манол пах потом, незнакомыми наговорами, чужими обычаями. Даже запах его кожи отличался от запаха тех, кто родился на Софосе.

Софос. Санара тоскливо хотел обратно. Не ожидал, что быстро заскучает на декке, что уже к концу четвертого дня возжелает как можно быстрее покончить с приговорами, что завязнет здесь, кажется, не на одну жизнь – нить тянется, загадка вьется, конца и края тайнам не видно.

«Вот бы между островами Порталы, как на Уровнях. Попросить бы Дрейка, чтобы построил». Но это сложно… Наверное, не просто сложно, а мегасложно, но Аид все равно мечтал назад попасть не четыре долбанных дня спустя (до которых еще жить да жить), но по щелчку пальца.

Он допросил уже всех пешек и пришел к выводу, что мочалить их бесполезно – нулевые. Они ничего не знают, не помнят, а лишний раз смотреть им в глаза – все равно что лезть в мутную болотную воду, смешанную с нефтью. Радости никакой. Его профессия изначально подразумевала отсутствие приятной отдачи, но здесь, на Манолосе, дознание и вовсе превратилось для него самого в пытку.

Хватит. Завтра будет «бал» во дворце ружана Аттлиба – местного мелкорослого, но очень горделивого правителя. Возможно, что-то удастся узнать там. Не факт, но все-таки.

– Свободен.

Санара отпустил гиганта с круглыми глазами. Надоел. Мог бы, конечно, испачкать руки по локоть, влезть в эту мутную душу, назначить исправительное наказание, но уже не хотел. Хотел выйти на свежий воздух, подумать.

Манол под надзором конвоиров покинул шатер. Такой же равнодушный, как и тогда, когда ступил внутрь, чуть сутулый, давно находящийся где-то «не здесь».

Что творится на этом острове?

Аида с Маноласа мутило.

Здесь даже цветы пахли слишком сладко и терпко, и нигде от этого запаха не скрыться. Ладно бы выглядели они красиво – были яркими, смотрящими в небо или приятными глазу, – но тошнотворный запах по острову разносил низкорослый бурый кустарник, покрывавший большую часть суши. Аиду казалось, что этот приторный флер призван маскировать изнанку происходящего на этой земле – подноготную таких вещей и событий, о которых он даже не хотел знать.

Сейчас бы в порт…

В шатре больше никого, охрану он отпустил. Высыпали на далеком темном бархате незнакомые звезды, и Санаре теперь казалось, что плыл он сюда не четверо суток, а четыре года. А проведет здесь еще неделю, пропитается «бурым» запахом, начнет курить дурию, и вовсе забудет путь домой…

Не забудет, конечно. Просто здесь слишком легко соскользнуть за грань. Все какое-то зыбкое, невесомое. Будто неплотное.

Итак, ружан. Завтра «бал»… Бал, конечно же, в честь приема Судьи. Почему так долго готовились? Так ведь «великий гость», много дел нужно завершить, много эклов заколоть, много гостевых покоев привести в надобный вид…

Санара был уверен, что время тянули для того, чтобы собрать тайный совет, чтобы обсудить тактику общения с неудобным визитером. Знали, что без Канцелярской печати допрашивать главу он не имеет права, что нужна официальная бумага. А ее нет. Потому что ее получение заняло бы время, а он хотел как можно быстрее. Поторопился. Теперь понимал, что за тайными делами шахты мог стоять только правитель, а заглянуть ему в глаза не дадут советники. Коршуны, мать их, рдеющие о неукоснительном соблюдении общего закона.

Ему бы Нову…

Он подумал о ней, и будто свежий ветерок подул. Пустые мысли, конечно, грезы… Но, если бы они отправились на бал вместе, докопались бы до истины куда быстрей. Он бы отвлекал своим присутствием гостей, как магнит, тянул бы на себя внимание, а она прочитала бы то, что другим недоступно. Просто постояла бы рядом с ружаном, сняла бы с его ауры нужную информацию, сумела бы сделать это куда чище и быстрее, чем даже он – Верховный Судья – самый могучий из когда-либо живущих судей.

Аид усмехнулся. Отличная из них вышла бы команда. Но не в самом же деле ее звать? У него даже возможности кинуть весточку нет.

«А если бы была?»

Он впервые задумался об этом по-настоящему и понял, что не знает ответа.

Позвал бы ее? Попросил бы о помощи? Они уже не враги и еще не друзья. Но в то же время, если между строк, глубже чем друзья, глубже, чем… кто? И не нашел слов.

Чужие звезды не грели, скорее, путали разум. Что-то шуршало в невысокой траве; непривычно тянули свою песню заморские сверчки. То замирали на одном звуке, тянули его по минуте, то вдруг принимались стрекотать прерывисто, нагло. И не заткнешь. Духота такая, что он потел в рубашке, понимал, почему манолы почти всегда и везде голышом – короткие обвязки на манер примитивных шорт не в счет. Постоял еще минуту, надеясь, что «придышится», наконец, к сладкому запаху, что перестанет его замечать, но так и не придышался.

Отправился в ненавистный шатер, не оборудованный даже вентилятором. Черт, знал бы об этом, прихватил бы его на борт с собой.

Его намеренно поселили вне дворца – учтиво кланялись при встрече, объясняли, что возле самой шахты вести расследование ему будет удобней и сподручней. Загон для пленников рядом, а от дворца сюда «шагать по два часа»… Умело отдалили от пчелиного улья, спрятавшего в своих недрах старинный артефакт. А он ему нужен. Изъять.

Ничего, изымет. Отыщет путь.

В который раз подумалось, что с Новой вышло бы быстрее.

И веселее. И интереснее. Рядом с ней он, наверное, перестал бы чувствовать даже сладкий запах, отвлекался бы на совершенно другое – нечто внутреннее.

Вздохнул, когда отодвинул полог и понял, что внутри, как в бане: окна есть, а ветра нет. Жара, духота, спать только нагишом. Увидел, как выдвинулась из-за шторы фигура его вечно склоненного в поклоне служащего из дворца, услышал шелестящее «надобно ли чего?», бросил «жарко» и закрыл перед чужим носом тканевую завесу.

А спустя несколько минут пожалел, что вообще «пожаловался».

Потому что к нему в спальню вплыли девицы с опахалами.

Их было четверо. Одна главная, понимающая общий язык, еще три будто немые. И все голые, по крайней мере, так ему показалось. Разве можно воспринимать за одежду тонкие, узкие, полупрозрачные шарфики вдоль выпуклых грудей и такой же лоскуток, спускающийся на лобок с цепочки на талии?

Не успел подобрать слов помягче, знал, что сейчас рыкнет, но затараторила главная, с перьями на голове:

– Господин жарко. Мы сначала танцевать, чтобы расслаблять и усыплять, потом дуть всю ночь воздух. И прохладней.

По его лицу девица поняла, что угодить не вышло, что сейчас прозвучит «нет». Заторопилась.

– Мы дуть неслышно, очень тихо! По две за раз, менять друг друга всю ночь напролет…

Вот тебе и аналог вентилятора.

Санара, хоть и был зол, заметил, что прислали ему «хороших» девок, не чистокровных манолок. Тех он вообще на дух не выносил с их жесткими на голове завитушками, отвисшими «бидонами» и угольно-черными сосками. Эти – метиски. Кожа кофейная, волосы не пружинами, но мягкими завитками, грудь большая и стоит – вельможи изо всех сил старались ему угодить. Не учли только, что Аид никогда не желал секса без любви, и что от приторных духов танцовщиц у него моментально заноют виски. С этими кружащими вокруг его ложа гостьями он не только не уснет, но и озвереет окончательно.

– Уходите.

И хоть смотрел девчонке не в глаза, по привычке чуть мимо, чтобы не пугать, заметил, как мелькнул на ее лице испуг – «не ублажили!». Сейчас их накажут, понизят в должности, или, как это у них тут называется, отдадут для забавы надсмотрщикам в дворцовом подвале.

Санара поморщился. Он терпеть не мог решать чужие проблемы, но эта волна паники, обдавшая его нутро, заставила разжать губы еще раз.

– Скажешь, что господину все понравилось. Он оценил. Но сегодня хочет остаться один и подумать, поняла?

Быстро-быстро закачалась вверх-вниз голова. Короткий жест, и трое остальных тут же засеменили на выход. Несколько секунд, и он снова один.

Аид тяжело вздохнул. Снял рубашку, из-за отсутствия нормального стула повесил ее на большую, похожую на пуф подушку, туда же бросил штаны. Когда растянулся на кровати, раздраженно подумал о том, что запах чужих духов не выветрится отсюда, наверное, до утра, приготовился его терпеть, не замечать.

Подумал о своем вечном напряжении, после о Нове…

Дрейк был прав – ему нужно чем-то уравновешивать дисбаланс. Неприятное – приятным, напряжение – расслаблением. Сейчас бы не незнакомых девиц, но просто присутствие кого-то правильного…

Вновь подумал о Нове.

Не о сексе даже.

Ему хватило бы поцелуя, чтобы раскрутились до визга металла затянутые внутри шестерни. Одного поцелуя. Может, ее головы на своем плече. Вдохнуть бы вместо бурой полыни аромат свежего ветра и дерзости.

Санара перекатился на бок, приготовившись к бесконечно длинной ночи под чужими звездами, и закрыл глаза.