Адель дрожит. Руки и ноги затекли, их покалывает.
Сколько времени она проспала? Несколько часов? Всю ночь? Невозможно сказать – реальность вокруг как будто растворяется. В этом месте темно. Нет, дело не в этом. Глаза чем-то завязаны – грубой, колючей тканью, Адель не может поднять веки.
Ее охватывает паника. В приступе накатившей клаустрофобии она брыкается, пытаясь освободить руки и ноги, но безуспешно.
Хватит. Успокойся. Разберись, что происходит.
Теперь Адель не торопится, двигается осторожно. Шевелит ладонями, пальцами и понимает, что они связаны у нее за спиной. Как и лодыжки.
Она сидит на полу, прислонившись спиной к стене. «Продолжай», – мысленно повторяет она. Если она здесь одна, а так, по всей видимости, и есть, нужно как-то сориентироваться. Узнать, где она.
Адель замирает и прислушивается. Но слышит только ритмичное падение капель. Она где-то в отеле? Ее ведь не могли отнести далеко? Иначе кто-нибудь заметил бы.
А если закричать? Привлечь внимание?
И тут она ощущает во рту вкус меди и соли. Но не сразу понимает, что это.
Кровь.
Адель пытается ощупать языком зубы, чтобы понять, откуда кровь, но ничего не выходит. Во рту у нее кляп. Губы так онемели, что она его и не заметила.
Мысли скачут, нанося последний удар: ты ведь здесь умрешь, верно?
Ты никогда отсюда не выберешься. Не можешь ни кричать, ни пошевелиться.
Никто тебя не найдет.
Она делает глубокий вдох. Хватит. Она должна выбраться. Ради Габриэля.
Думай.
Адель крепкая и сильная – таковы требования к ее профессии. Она что-нибудь придумает.
Начинает зарождаться идея: можно воспользоваться тем, что этот человек, кем бы он ни был, вернется не скоро. Этого времени может хватить, чтобы понять, где она, найти какое-нибудь подручное средство и освободиться.
Другого пути нет, только избавиться от паники, которая захлестывает внутри. Адель никто не хватится.
Габриэль еще неделю не вернется от отца. Если она не будет звонить несколько дней, это вполне привычно. Стефан предпочитает, чтобы эта неделя была его и только его. По правде говоря, Адель это всегда устраивало. Ей не хочется слышать на заднем плане пронзительный, слишком восторженный голос Лизы, подруги Стефана.
На работе тоже не хватятся. Ее смена только через несколько дней.
Адель напрягается. Она слышит шаги.
Весь ее план… Слишком поздно.
Похититель здесь, он приближается. Адель чует его запах – какой-то химический, едкий, как запах хлорки в больнице.
Но не только, в воздухе висит еще какой-то запах. Нечто дикое – возбуждение, адреналин, предвкушение.
Он хочет причинить боль.
Адель слышит новые звуки: с шумом вырывается тяжелое дыхание. Прямо рядом с ней.
Она в ужасе пытается пошевелиться, но веревка врезается в кожу на запястьях.
Чьи-то пальцы касаются ее лица, ощупывают его.
Повязку с такой силой срывают с глаз, что она царапает щеки. Глаза Адель щиплет от слез, но она заставляет себя их открыть.
От пола к потолку бешено скачет луч фонарика.
Он останавливается на ее лице, ослепляя резким светом. Адель щурится, хочет закрыть глаза ладонью, но не может.
Луч тут же опускается и упирается в пол. Воспользовавшись моментом, она поднимает голову, в ее венах бурлит адреналин. Она мало что видит – глаза еще не привыкли к свету. Стоит ей пошевелить головой, как перед глазами начинает все кружиться, но все же кое-что она может четко рассмотреть в сумраке: контуры маски.
Фигура похитителя расплывается перед глазами. Он сидит на корточках. На нем маска и мешковатая одежда, невозможно сказать, мужчина это или женщина.
Похититель кладет фонарик на пол, направив его на заднюю стену. Копошится в сумке.
Что он делает?
Адель молча ждет.
Во время этого странного затишья Адель принимает решение: если он приблизится, она воспользуется своим единственным оружием – собственным весом. Прыгнет на него и ударит изо всех сил головой. Нанесет как можно больше повреждений. Так просто она ему не дастся.
Но он не приближается. Вместо этого он протягивает руку с бумагой. Листок всего в нескольких сантиметрах от лица Адель, и изображение расплывается, формы и цвета путаются. Похититель отодвигает бумагу. Теперь на ней видно фотографию.
Адель тут же узнает мужское тело на ней. Безжизненное. Искалеченное. Окровавленное.
И тогда она понимает, что ее схватили не по ошибке. Это не случайное нападение. Все спланировано, методично и четко.
Это месть.
У нее скручивает живот. К горлу подкатывает тошнота, но Адель сдерживается. С кляпом во рту от рвоты она просто задохнется. Она старается успокоить дыхание. Вдыхает поглубже.
Не шевелись. Не реагируй. Не позволяй ему понять, что он попал в цель.
Она заставляет себя думать о Габриэле. Замещает жестокость фотографии счастливыми образами. Как ее малыш растопыривает пальчики на ногах, когда наелся. Как пухлые ладошки сжимают длинные влажные огурцы. Его сине-зеленые глаза.
Но образы Габриэля растворяются, фотография перед глазами сменяется другой.
Снятой крупным планом.
Фотография, кружась, падает на пол. Адель чувствует движение за своей спиной. Руку на затылке, вцепляющуюся в волосы. Кляп вытаскивают изо рта.
Наверное, в этом все дело, решает Адель. Цель заключалась в фотографиях. Он хотел показать ей фотографии, а теперь отпустит. И тут она видит другую маску, прямо перед собой, тонкие трещинки в резине похожи на язвы.
Адель в замешательстве. Здесь еще один человек?
Но маска движется, приближается к ней, и Адель понимает, что дело не в этом.
Маска предназначена для нее.