Когда ко мне вернулось сознание, я обнаружил, что валяюсь на земле и моя голова, по которой врезали этой чертовой трубой, гудит как пустое ведро. По количеству мыслей она тоже напоминала именно этот немудреный предмет домашнего хозяйства. В моей бедной пустой гудящей голове почему-то крутился только старый гусарский анекдот: «Поручик, но ведь можно и по лицу схлопотать?» – «Ну что ж, бывает, что и по морде дают».
Постепенно сознание вернулось полностью. Я проверил себя – вроде все цело. На голове огромная шишка. Но кость цела. И вообще, я жив. Уже хорошо. Я попробовал пошевелить руками и ногами, проверяя себя. Наверняка на теле есть синяки, но не более того, ничего не сломано. Очевидно, меня не хотели убивать. Я попробовал встать. Голова кружилась, в ушах шумело, но в целом тело меня слушалось. Во рту был странный привкус, как после принятия сильного болеутоляющего или нейтрализатора какой-нибудь отравы.
Я понял, что сработала моя аптечка. Я не киборг и не супермен, но кое-какие средства экстренной помощи или защиты, называйте это как хотите, у меня имеются. На внутренней стороне бедра моей левой ноги есть небольшой, едва различимый шрам. Если помять мышцу, то внутри бедра можно обнаружить небольшое уплотнение. Это и есть центр неотложной медицинской помощи. В моей ноге спрятан микроскопический анализатор крови. Он постоянно делает анализ на яды, наркотики и тому подобную дрянь, чье присутствие в моей крови вовсе не обязательно. Обнаружив такую гадость, анализатор тут же вспрыскивает в кровь соответствующий антидот из небольших пластиковых ампул, зашитых там же в бедре, рядом с анализатором. Кроме этого, при необходимости аптечка может ввести обезболивающее, сердечный препарат и что-то еще. В целом, аптечка вполне в состоянии оказать первую экстренную медицинскую помощь. Судя по моим ощущениям, это и произошло. В моей крови циркулировала солидная доза лекарств. Правда, непонятно, с какой целью аптечка это сделала. Шишка на голове и даже сотрясение мозга раньше никогда не вызывали у моего кибернетизированного персонального доктора такого повышенного внимания.
Я обратил внимание на странное жжение в ладонях. Я посмотрел на свои руки и удивился. В обоих кулаках я держал по круглому ярко-синему плоду, размером с лимон. Плоды были надрезаны, из них вытекал сок. Этот сок и вызывал то самое жжение. Я отбросил плоды на землю и посмотрел на ладони. В местах соприкосновения надрезов на плодах с кожей ладоней были видны свежие, ярко-алые рубцы ожогов.
Что такое, что происходит? Неужели все представление было затеяно лишь для того, чтобы устроить мне ожог ладоней? Это можно сделать и не таким экзотическим и трудоемким способом. Видимо, эти плоды что-то в себе содержат. В памяти что-то щелкнуло. Ну да, у моего предшественника, ревизора Стивена Дугласа, тоже были обожжены ладони. «Береги голову и ладони», – пророчески напутствовал меня шеф. Я же не уберег ни того, ни другого.
Я еще раз прислушался к своим ощущениям. По-прежнему все с порядке, сердце бьется нормально, все неприятные ощущения вообще прошли. Лекарство действует. Ну конечно, именно лекарство. Значит, в плодах действительно есть какая-то гадость, скорее всего яд, вызывающий сердечный приступ. Мой доктор распознал его и вовремя успел ввести в кровь противоядие. Итак, я в порядке.
А Джейсон? Я повернулся к нему. Я так привык работать в одиночку, что чуть не забыл о своем партнере. Долгие годы работы приучили меня беспокоиться лишь о собственной безопасности. Я резко обернулся, ища глазами Джейсона. Долго искать не пришлось. Он лежал, закрыв глаза, на спине недалеко от меня. Руки мой невезучий партнер раскинул в стороны, кулаки были сжаты. Сквозь неплотно соединенные пальцы капал ядовитый синий сок. Я наклонился над Джейсоном, разжал его ладони, вытащил и брезгливо откинул в сторону уже знакомые мне синие «лимоны».
Я бегло осмотрел не пришедшего в себя Джейсона. На него отрава явно уже действовала: лицо побледнело, дыхание было частым, сердце колотилось как сумасшедшее. Более детально осмотреть пациента я не мог, диагноза поставить – тоже. Но парню необходима срочная медицинская помощь, это не вызывало сомнений. Надо вызывать врачей или полицию. Дальше будет видно. С Ривкиным я рано или поздно разберусь сам. Но прежде всего надо спасти Джейсона. Я схватился за браслет связи, который традиционно ношу на левой руке.
Вернее было бы сказать – я схватился за то место, на котором носил браслет связи. Ни у меня, ни у Джейсона их больше не было. Было странно и непривычно смотреть на левую руку, не украшенную привычным с детства атрибутом высоких технологий, но тем не менее рука была голая. Я полез в карман пиджака, потом в другой. Ощупал брюки. В карманах было пусто. Кожаные куртки, напавшие на нас, тщательно обыскали меня и забрали абсолютно все, что там было. Документы и деньги вытащили, разумеется, в первую очередь. Я скосил глаза и увидел, что мой инспекторский значок с эмблемой ООП больше не украшает лацкан дорогого пиджака. На месте гордого символа представителя верховной власти виднелась лишь дырка, из которой в разные стороны торчали обрывки ниток. Значок выдрали «с мясом». Мы остались одни в чужом Городе, без денег и документов.
Но прежде всего меня беспокоил напарник. Я опять наклонился к нему, проверяя, жив ли он еще. Джейсон оказался живее всех живых. Когда я наклонился к нему, он пришел в себя и открыл глаза. Похоже, особо болезненных ощущений он не испытывал. Он увидел меня, и это привело его в полный восторг. Джейсон поднял руки к моей шее и нежно обнял меня. Он притянул мое лицо к себе. Я, ничего не понимая, наклонился ближе, и Джейсон, счастливо улыбаясь, прошептал:
– Милый, наконец-то. Я так тебя люблю.
Я недоуменно посмотрел на него:
– Джейсон, дружище, ты в порядке?
Услышав мой голос, Джейсон улыбнулся еще шире, приподнялся и потянулся ко мне губами, явно пытаясь поцеловать меня в губы. Совершенно инстинктивно я отшатнулся и отбросил его руки с затылка. Лишившись опоры, приподнявшийся Джейсон рухнул обратно на землю. Его затылок с глухим стуком ударился об асфальт, и он потерял сознание. Что ж, в такой ситуации это только к лучшему. Пусть пока спокойно полежит.
Я ожидал всего, но только не этого. Половая ориентация Джейсона была направлена исключительно на женщин. Еще в школе он отбил у меня первую красавицу класса, чего я не мог простить ему целых две недели. Потом она ушла и от него, и мы вновь стали друзьями. Не думаю, чтобы что-то изменилось за то время, что мы не виделись. По крайней мере, на борту «Северной Звезды» прелести баронессы дин Гольд, как быстро выяснилось, его вполне устроили. Да и потом, во время полета, когда мы остались одни на корабле, а потом в шлюпке, он не проявлял никаких признаков влюбленности. Хотя более идеального места для влюбленных найти трудно. Но тогда Джейсон был ко мне совершенно равнодушен (когда я говорю «равнодушный», я имею в виду только в этом смысле). В остальном у нас сложились прекрасные дружеские отношения.
И вдруг вот так, посреди улицы он признается мне в любви. Более того, он явно был настроен на серьезное подтверждение действием этого своего признания. Неужели его так треснули по башке, что там все перепуталось? Вряд ли, Джейсон ведь, в конце концов, реальный человек, а не мультяшный герой. А вот в той отраве, которую ему сунули в ладонь, запросто могло быть что-то такое, что подействовало на него таким образом. Видимо, неспроста, ох неспроста нам, валявшимся посреди улицы без сознания, сунули в руки эту гадость. Они ведь не знали о моей аптечке. Значит, рассчитывали, что на меня это подействует точно так же, и мы с Джейсоном займется любовью прямо на тротуаре. Бред какой-то.
К счастью, я остался в норме. Автоматический анализатор выявил в крови присутствие неизвестной отравы и тут же ввел антидот. Похоже, он ввел также болеутоляющее и тонизирующее. Я был в полном порядке, только небольшое головокружение и странная эйфория показывали, что это благополучие далось организму недаром, и через некоторое время я должен буду дать ему отдых. Но это будет потом, а сейчас я снова был в форме и готов был выпутаться из этой дикой ситуации.
Я огляделся. Вокруг по-прежнему было ни души. Все, теперь моя очередь. Надо брать инициативу в свои руки, и первая неотложная проблема – это привести в порядок Джейсона. Я взял его на руки и пошел в ближайший подъезд. Впервые за день мне повезло. Не успел я зайти, как одна из дверей распахнулась, и оттуда выглянула молодая женщина.
– Заходите, я все видела из окна.
Я зашел в квартиру и положил Джейсона на диван возле окна.
– Спасибо, – сказал я, обернувшись к хозяйке, и огляделся.
Квартира была небольшая, но уютная и, что выглядело необычным в этом грязном, запущенном Городе, чистая и ухоженная. Возле стены стоял гипервизор, перед ним журнальный столик. Вокруг столика расположился бессмертный набор мебели для гостиной: большой раскладной диван, небольшой диван для двоих и кресло. У другой стены, в нише, была оборудована кухонька, рядом с ней стоял крошечный обеденный стол и два табурета. В третьей стене был проход, из которого вели двери в спальню и в ванную комнату.
Перехватив мой взгляд, хозяйка сказала:
– Зайдите в ванную и умойтесь, на вас живого места нет.
Я прошел в ванную и привел себя в порядок. Огляделся.
Ванная комната может многое рассказать о жильцах дома. Как и в гостиной, там было чисто и аккуратно. Бесчисленные флакончики, баночки и бутылочки на полках были сгруппированы и отсортированы по размерам, форме и даже по цветовому сочетанию. Все предметы туалета принадлежали одной взрослой женщине. Везде было чисто, но отсутствие мужской руки сразу бросалось в глаза. Дверца шкафа не закрывалась до конца, поскольку просел навес. Имея отвертку, я бы исправил этот дефект за пару минут, но отвертка в этом доме, конечно, вряд ли нашлась бы. Для того чтобы спустить за собой воду, мне пришлось засунуть палец в дыру на бачке унитаза, нащупать какой-то штырь и надавить на него. После этого бачок сердито заворчал, но воду вылил. Итак, ванная рассказала мне, что в доме живет одинокая, до педантизма аккуратная женщина. Мужчины в доме не было, а если и появлялся кто-нибудь, то без цели остаться насовсем. Детей не было тоже.
Из ванной я вернулся уже прежним. Ничего не болело, головокружение прошло, сердце билось в прежнем, годами выверенном ритме. Я наконец сообразил улыбнуться и поблагодарить хозяйку. Заодно присмотрелся к ней поближе. Хозяйка была под стать квартире: миниатюрная (не достает мне до плеча), аккуратная и очень симпатичная. Короткие темные волосы вокруг чистого белого лица и огромные синие глаза просто завораживали. В средние века за такое сочетание можно было угодить на костер: тогда считалось, что синие глаза при темных волосах могут быть только у ведьм. Что ж, древние многое знали.
Я поискал глазами телефон и спросил хозяйку:
– Можно вызвать врача?
Она отрицательно качнула головой:
– Они никогда не лечат наркоманов. В лучшем случае заберут его в больницу, но я не слышала, чтобы кому-нибудь там действительно помогли.
– Постойте, какие наркоманы? Джейсон не наркоман.
– Все, теперь уже наркоман. Вы что, не знаете, что ткана дает мгновенное привыкание? Один раз взял в руку, и все – приобщился на всю жизнь.
– Подождите, подождите. Давайте еще раз и с самого начала. Что такое ткана? Это те самые синие плоды?
Женщина смотрела на меня с недоумением. Мне тоже надо было начинать с самого начала.
– Я в самом деле ничего не знаю. Я только позавчера прилетел с Земли.
Слово «Земля» произвело впечатление.
– Так вы с другой планеты? С самой Земли?
– Да, а в Городе я вообще только что оказался. И ничего тут не знаю и не понимаю. Единственные жители Города, с которыми я успел встретиться до вас, носили кожаные куртки и не удосужились объяснить мне правила поведения. – Я виновато развел руками. – Так что, если можете, объясните мне в двух словах про ткану и про все остальное.
Женщина смотрела на меня не как на жителя другой планеты, а как на пришельца из другого мира.
– Неужели вы с самой Земли? А почему вы…
Пока женщина пыталась сформулировать внезапно возникшие у нее вопросы, я взял инициативу в свои руки:
– Подождите. У нас очень мало времени. – И, пресекая новый вопрос, продолжил: – Давайте договоримся так. Вы мне коротко рассказываете о ткане, потом мы решаем, что делать с Джейсоном. После этого, если останется время, я отвечу на все ваши вопросы.
Хозяйка квартиры посмотрела на меня, собираясь с мыслями. Ее можно было понять, все произошло так неожиданно. Наконец она решилась. Женщина тряхнула головой, отчего ее волосы взметнулись вверх и тут же опали.
– Ткана – это наркотик. Его принимают, зажав в ладони. У нее очень ядовитый сок, и он быстро впитывается в кожу. Потом наступает период неодолимого сексуального желания. Наркоман, принявший ткану, должен немедленно кого-нибудь… – Женщина замялась, подбирая нужное слово.
– Трахнуть, – подсказал я.
– Вот именно, – подхватила засмущавшаяся было хозяйка квартиры. – Они именно трахаются, как животные. Хватают первого попавшегося под руку. Если поблизости нет женщин, то они занимаются сексом друг с другом. Это отвратительное зрелище.
– Догадываюсь. Мой друг уже признавался мне в любви.
– Да-да, они называют это любовью. Они страшные, омерзительные.
– Успокойтесь, давайте без эмоций.
– Самое страшное, что ткана мгновенно вызывает привыкание. Кто однажды ее попробовал, тот уже не может без нее жить.
Женщина продолжала что-то быстро говорить, а я был как в тумане и ничего не слышал, лишь завороженно смотрел на нее. Ее черные волнистые волосы очаровательно обвились вокруг изысканно красивой головы. Тоненькая и нежная кофточка облегала безупречную грудь, и я заметил, что под кофточкой нет белья. Косметика была наложена умело и подчеркивала выразительные черты удивительно милого, притягательного лица. Когда она говорила, ее губы, казалось, посылают мне поцелуи.
– Да не смотрите вы на меня, как собака на кость! – вдруг закричала женщина, разглядев выражение моих глаз. – Вы что, тоже надержались тканы? Если вы себе что-нибудь позволите, я вышвырну вас отсюда с вашим приятелем-наркошей!
Она взглянула на мои руки и увидела свежие рубцы на ладонях. Бросилась к кухонному шкафчику, схватила там вилку и выставила ее перед собой.
– Не подходи!!! – истерически взвизгнула она.
Я потряс головой и взял себя в руки:
– Простите меня. Сейчас все будет в порядке. Вы правы, мне действительно тоже сунули ткану, но я успел принять антидот. Все было в порядке, пока я не увидел вас. Похоже, мой антидот на такие перегрузки не рассчитан. – Я улыбнулся и посмотрел ей в глаза. – Все, обещаю вести себя хорошо. Давайте дружить. Кстати, меня зовут Андрей.
– А меня – Ольга. А вы точно меня больше не хотите? – настороженно спросила она.
– Оленька, как вам не стыдно задавать мужчине подобные вопросы?
– Ой, – зарделась Ольга. – Простите, я такую глупость сморозила. Вы понимаете, я так испугалась. Я хотела вам помочь, они так вас били, а потом я увидела у вас в глазах это и так перепугалась… Вы же не такой, правда? Вы не знаете, какие они страшные. Они мечутся по Городу, врываются в дома и насилуют всех, кого могут поймать. А потом заставляют взять ткану и забирают с собой.
Ольгу прорвало, и она заговорила быстро, захлебываясь словами, перескакивая с одного на другое:
– Они здесь были. Моя подружка, Джина, она думала, что это наши пришли, и открыла дверь. Я не представляю, что с ней сделали. Когда я пришла, все было перевернуто, а ее не было. Я ждала, ждала, а она так и не пришла потом. И наши ничего не знают.
Ольга уткнулась лицом мне в грудь и разрыдалась. Я хотел обнять ее, но вспомнил про вилку, которую Ольга машинально продолжала держать в руке, и не решился. Я только отечески похлопал ее по спине и попросил:
– Пожалуйста, Оля, возьмите себя в руки. У нас катастрофически нет времени. Надо помочь Джейсону.
Ольга отвернулась от меня и закрыла лицо руками. Она еще раз всхлипнула и, вспомнив о Джеймсе, сказала:
– Подождите, сейчас мы поможем вашему другу.
С этими словами она выбежала из комнаты в спальню. Через пару минут она вернулась, неся в руке пузырек с прозрачной жидкостью.
– Вот, – она протянула его мне. – Дайте ему выпить. Совсем его это не вылечит, но полученную дозу нейтрализует почти полностью.
Я взял пузырек, подошел к дивану и влил содержимое в рот Джейсона. Тот закашлялся, поперхнувшись, но проглотил. По его телу пробежала судорога. Наконец Джейсон открыл глаза и осведомился, где он и что случилось. Я обрадованно начал было ему все объяснять. Он вполне осмысленно кивал головой в такт моим объяснениям. Когда я закончил, он с чувством сказал: «Да, конечно». Потом Джейсон протянул ко мне руку с намерением погладить меня по щечке и слабым голосом произнес:
– Эндрю, любимый… – После чего глаза у него снова закрылись, голова безвольно свесилась набок, и он снова отключился.
Я поудобнее уложил его на диване. Было видно, что на этот раз он просто спит обычным, спокойным сном. Я вопросительно посмотрел на Ольгу.
– Все в порядке, – ответила она. – Ему надо как следует выспаться, и завтра утром он будет как огурчик. Несколько дней он проживет спокойно, но затем начнется ломка и ему опять будет нужна ткана.
– Он ее сегодня видел в первый и последний раз!
– Не надейтесь. Одного раза достаточно, чтобы потом зависеть от этой дряни всю жизнь. Так что садитесь, я приготовлю чай, и мы с вами поболтаем. У меня к вам куча вопросов, я так ничего и не поняла. Кто вы? Почему на вас напали?
– Постойте, Оленька, постойте. Я не могу ждать здесь, пока Джейсон выспится. У нас нет времени даже на чай. Если я хоть что-нибудь понимаю, эти подонки скоро сюда вернутся. А может быть, нагрянет полиция, причем совсем не для того, чтобы вылечить Джеймса. Боюсь, что на этот раз нас попытаются прикончить окончательно.
У Ольги округлились ее и без того огромные глаза.
– Все, – продолжал я. – Огромное спасибо за помощь, теперь мы уйдем, а вы постарайтесь уничтожить все признаки нашего пребывания здесь. А потом, если успеете, тоже уходите к какой-нибудь подруге и постарайтесь убедить ее, так, на всякий случай, что вы сидите у нее уже два часа.
– Но что случилось?
– За нами охотятся. Я еще сам не понимаю, кто именно, но облава будет знатная. Поэтому нам надо удирать отсюда.
– Вы убили кого-то? – дрожащим голосом спросила Ольга.
– Что вы, Оленька! Ну посмотрите на меня, разве я похож на убийцу? – попытался отшутиться я.
Ольга опустила голову и чуть слышно прошептала:
– Похож.
По моей коже пробежали мурашки. Эта маленькая испуганная женщина действительно разбирается в людях. Как жаль, что сейчас я убегу и мы никогда больше не встретимся.
– Ольга, послушайте меня, пожалуйста. Сейчас не время и не место для объяснений, но я очень хочу, чтобы вы мне поверили. Давайте сформулируем все иначе. Я не преступник, могу в этом поклясться. И мне очень важно, чтобы вы мне поверили. Очень-очень. Несмотря на то, что сейчас я уйду отсюда и мы никогда больше не увидимся.
Ольга подняла голову и посмотрела мне в глаза:
– Я почему-то вам верю. Вы ведь не сделали ничего плохого, правда?
Я молча кивнул.
– Вот, возьмите это… – Она быстро нацарапала что-то на листке бумаги и добавила: – Разговаривайте там только с Элвисом. Скажете, что это я вас послала. Надеюсь, он сможет помочь вам больше, чем я.
Я не глядя сунул записку в карман. Разберемся с ней позже, сейчас главное спрятать Джейсона и дать ему прийти в себя. А мне необходимо оглядеться вокруг, понять, куда же меня занесло и что за чертовщина здесь творится. На самом деле для этого я сюда и летел, и теперь передо мной находится объект моего расследования. Правда, изначально я планировал появиться здесь в другом, более выгодном положении. Моя экипировка, вернее ее полное отсутствие, оставляло желать лучшего. Связи с Землей у меня нет никакой. Поэтому сейчас мне важно собрать как можно больше информации, чтобы понять, как действовать дальше. Для начала хватит и простой прогулки, если, конечно, принять все меры предосторожности. Я уже собрался идти, но, взглянув еще раз на Ольгу, не удержался, легонько обнял ее за плечи и поцеловал на прощание. Она не возражала, но и не ответила. Поцелуй вышел очень целомудренный, чего нам обоим и хотелось. Ольга быстро отстранилась и насмешливо сказала:
– Что, опять ткана заиграла?
Я ничего не ответил, молча вернулся к дивану, снова взял Джейсона на руки и, не оглядываясь вышел из дома. Я еще раз осмотрелся. Вокруг никого не было. Со спящим Джейсоном на руках я вышел из переулка на улицу. Вокруг все еще было пусто. Я побежал. Никакого плана у меня не было.
Пройдя десяток шагов, я понял, что так у нас дело не пойдет. Кругленький упитанный Джейсон никак не подходил для передвижения в позе «жених выносит невесту на руках после свершения таинства обряда бракосочетания». Тогда я перегрузил его себе за спину и убедился, что так передвигаться намного легче. Вокруг по-прежнему не было ни души, и я побежал этакой, довольно тяжелой трусцой. Мне было все равно куда бежать, главное было удрать подальше от этого места. Я не думал, что на меня устроят организованную облаву – прошло еще слишком мало времени, – но успокоился я только отбежав на несколько кварталов от дома Ольги. Пустынные переулки кончились, за поворотом начиналась большая улица. Я остановился, снял Джейсона со спины, прислонил его к стене и убедился, что в таком положении тот может стоять без посторонней помощи. Теперь и мне можно было отдышаться.
Мысль обратиться за помощью к полиции я отбросил сразу. Я живо представил себе эту сцену.
– Офицер, – говорю я. – Я санитарный инспектор ООП и прибыл на вашу планету с официальной инспекцией. Отправьте нас немедленно в факторию, в наш номер люкс.
– А документы у вас, господин инспектор, имеются?
– Видите ли, их у меня украли.
– А у вашего приятеля они есть? Кстати, что с ним, он не пьян?
– Ну что вы, офицер, я же говорю, мы здесь в инспекторской поездке. На нас напали неизвестные, избили и всучили ткану.
После этого полицейский требует, чтобы мы показали ладони, и, увидев на них рубцы, теряет к нам всякий интерес. На просьбу связаться с факторией, где могут подтвердить наши личности, он отвечает предложением закрыть нас на две недели в участке.
Итак, обращение в полицию, а также в другие официальные учреждения, отпадает. Надо действовать самостоятельно. И прежде всего как следует оглядеться вокруг. Отдохнув и восстановив дыхание, я растормошил спящего стоя Джейсона. Он проснулся и снова стал расспрашивать, что случилось. Я в двух словах описал ему ситуацию, велел ни о чем не задумываться и просто выполнять мои распоряжения. Все под контролем, но надо немного пройтись. Джейсон не возражал, он мог пойти куда угодно, и вообще он…
Я не стал выяснять, кто Джейсон вообще, а просто развернул его лицом к себе и сказал:
– Вот что, дружище. Мы попали в серьезную переделку. Но ты не волнуйся, все под контролем. Сейчас мы с тобой немного погуляем, а потом я уложу тебя спать. Утром ты проснешься как огурчик, тогда я смогу тебе все объяснить.
«А ты сможешь все понять», – добавил я про себя.
Джейсон с энтузиазмом согласился немного погулять. Правда, у него кружится голова, отнимаются ноги и заплетается язык. Но если Эндрю будет с ним рядом, то он, Джейсон, сделает все, что от него потребуют.
Что ж, подумал я, все не так плохо. Джейсон уже не объясняется мне в любви и готов к подвигам. Я предложил ему попробовать пройти пару шагов и с радостью обнаружил, что он в состоянии передвигаться. Лунатик на стометровке дал бы ему фору метров в девяносто, но меня и это устраивало. Я крепко взял его под руку, и мы вышли из переулка.
Этот район Города отличался от места, где нас высадило такси и ожидали парни в кожаных куртках. Сейчас мы явно находились в деловом центре. Вокруг стояли высокие здания, на многих из них горели рекламные проспекты, крутились рекламные ролики. Первые ряды зданий были заняты витринами магазинов. Витрины были убраны ярко и броско. Вдоль тротуаров стояли небольшие киоски, успешно конкурировавшие с магазинами. Прохожие явно предпочитали делать покупки прямо на улице, не заходя в здания. Торговали киоски большей частью напитками, сигаретами и дешевыми сладостями, это был самый ходовой товар. Создавалось впечатление, что у жителей праздник и они заскакивают в магазины, только чтобы обновить запасы веселящих атрибутов. Других забот, кроме как выпить и закурить, у горожан, похоже, не было.
Тротуары вдоль улицы были широкими и относительно чистыми. Покрытие дороги было совершенно целым, ни одной ямки, ни даже напоминания о тех огромных выбоинах и ямах в асфальте, которые таксист с трудом объезжал по дороге в Город. За этим районом следили значительно лучше.
На улице было многолюдно. В большинстве своем прохожие праздно шатались, собирались небольшими группами, расходились и перегруппировывались по-новому. Многие курили, почти у всех в руках были бутылки с красочными этикетками, из которых они периодически отхлебывали. Люди встречались, здоровались, о чем-то разговаривали. Через некоторое время они прощались, расходились и направлялись к другим группам. Там снова начинались приветствия, поцелуи, радостные возгласы. По случаю вновь присоединившихся все дружно поднимали свои бутылки и отпивали содержимое.
Подобным образом ведут себя гости на большом приеме. Здесь же территория вечеринки распространялась как минимум на всю улицу или на целый квартал. Все гуляли, ничем другим никто не занимался. Многочисленные магазины были полупусты, редкие посетители лениво разглядывали выставленные там товары, почти ничего не покупали. Спросом пользовались в основном все те же бутылки с яркими наклейками да сигареты. Некоторые покупали немудреную закуску.
Несмотря на то что была середина рабочего дня, никто никуда не спешил. Люди неторопливо, с чувством собственного достоинства прогуливались по улице. Двери в здания офисов были закрыты, никто не входил и не выходил оттуда. Сквозь толстые пуленепробиваемые стекла входных дверей в вестибюлях я видел лишь скучающие лица полицейских, охранявших входы. Служащие не принимали посетителей и сами не собирались выходить наружу до конца рабочего дня.
Многие здания здесь тоже пустовали. Их бросили на произвол судьбы, как те дома, которые я уже видел во время поездки в такси. Над ними уже не горела реклама, входные двери были раскрыты настежь. Никто на это не обращал внимания. Прохожие равнодушно проходили мимо распахнутых дверей и продолжали заниматься своими нехитрыми делами. Их больше интересовали маленькие бутылочки с яркими наклейками, пиво и сигареты.
Наибольшее количество посетителей толпилось в парикмахерских. Это не были настоящие клиенты: мужчины заходили туда, чтобы скоротать время, потрепаться, как водится, ни о чем, покурить и поплевать на пол. Как возник этот обычай, насчитывающий не одну сотню лет, пока не смог ответить ни один социолог. Но точно известно, что когда количество городских бездельников превышает некий определенный уровень – причем неважно, что это, маленький провинциальный городок с населением в несколько сотен душ или многомиллионный мегаполис, – так вот, когда это случается, они начинают собираться именно в парикмахерских. Что привлекает их там, почему они предпочитают именно парикмахерские, хотя сами редко пользуются услугами мастеров, работающих там, остается неизвестным; но они умудряются просиживать или простаивать там часами, иногда не проронив ни слова, словно отбывая некую караульную службу.
В целом центр Города оставлял странное впечатление. Где-то там, в глубине офисов, за закрытыми и охраняемыми дверями продолжалась какая-то деловая активность. Но улица и тротуары жили своей отдельной жизнью. Нетрудно было заметить, что большинство тусовавшихся на улице людей были пьяны или находились под действием наркотиков. А скорее всего, и то и другое.
Мы прошли вперед по улице. Между домами я увидел просвет и пошел в том направлении. Я увидел распахнутые тяжелые ворота с вывеской «Торговый ряд» над ними. Возле ворот, поигрывая дубинкой, стоял полицейский. На поясе у него висела пара наручников, шоковый пистолет и даже бластер в кобуре. На меня полисмен внимания не обратил, он был занят тем, что придирчиво рассматривал всех входящих и выходящих из ворот. Время от времени он заглядывал внутрь и переговаривался со своим напарником, который прогуливался внутри.
Я подошел ближе и устроился так, чтобы видеть происходящее внутри и одновременно не мозолить глаза полицейскому у ворот. Я разглядел, что за воротами находился большой, закрытый со всех сторон двор. В середине двора стояли прилавки, на которых грудами валялся товар. Это был небольшой рынок. За прилавками стояли ящеры. Одеты они были так же ярко, как и рабочие на руднике. Но были, конечно же, чище. Была и еще одна разница. В отличие от шахтеров, которые шлепали босиком по грязи, стоявшие на асфальте продавцы носили на ногах огромные неуклюжие ботинки на толстой подошве. В остальном это был обычный базар. Люди-покупатели подходили к прилавкам, смотрели и перебирали товар, иногда что-то покупали, отчаянно торгуясь с продавцами.
Ряд лавок был разбит на три части. Слева от входа торговали одеждой и обувью, явно местного производства. В основном это были майки и рубашки с пестрой расцветкой и простенькими движущимися картинками, мода на которые на Земле прошла уже полвека назад. В середине базара торговали сувенирами, вырезанными из дерева. Это были фигурки ящеров и других животных, сцены из жизни Города и другие поделки. Несмотря на отведенное им центральное место, сувениры расходились плохо, можно сказать, их вовсе не покупали. Справа от сувениров находился фруктово-овощной ряд. Там я увидел почти все известные мне фрукты и овощи и, кроме этого, насчитал еще с десяток ранее не виденных. Овощи покупали хорошо. К некоторым продавцам даже выстраивались стихийные очереди. Основную массу покупателей в этой части базарчика составляли женщины среднего и пожилого возраста. Мужчины среди покупавших попадались тоже, это были большей частью старики-пенсионеры.
Мое внимание привлекла последняя лавка, стоявшая чуть на отшибе, на краю фруктового ряда. Внешне она была очень похожа на соседей. Те же лотки с овощами, такие же весы и стопка целлофановых пакетиков. Но ассортимент в этой лавке был беднее. Там продавали один-единственный вид фруктов – небольшие темно-синие плоды размером с лимон. У меня перехватило дыхание. В лавке продавалась ткана. Все это происходило в центре Города, среди белого дня, в присутствии и под охраной двух полицейских. А весело они тут живут, подумал я и поздравил себя с тем, что не стал обращаться в полицию за помощью. Теперь мне особенно не хотелось иметь с ней дело. Я постарался задвинуть Джейсона в уголок подальше от глаз полисмена и продолжил наблюдать.
Тем временем к лотку с тканой подошел прилично одетый мужчина. Он взял большую толстую перчатку, которую молча вынул из прилавка и протянул ему продавец. Мужчина так же молча надел ее на руку. Вооружившись таким образом, он стал перебирать лежавшие перед ним горкой плоды. Он щупал и мял их, подносил поближе к лицу и внимательно разглядывал фактуру и цвет кожуры, нюхал. По каким-то одному ему известным признакам, мужчина выбирал отдельные плоды и клал их возле себя. Большинство он браковал и оставлял на месте. Наконец он остановился и снял перчатку. На прилавке между продавцом и покупателем лежало пять одинаковых синих плодов.
Продавец что-то сказал покупателю, тот отрицательно махнул головой. Ящер опять начал что-то говорить, но мужчина перебил его и сам затараторил в ответ. Я понял, что началась торговля. Ящер с человеком препирались долго. Они по очереди поднимали руки вверх, били себя кулаками в грудь, показывали куда-то за угол. Классическая базарная сцена прекратилась, лишь когда полицейский, дежуривший внутри двора, заинтересовался и подошел ближе. Торговавшиеся как по команде успокоились. Подошедшего полицейского встретили улыбкой (человек) и вежливым взмахом хвоста (ящер). Еще несколько минут понадобилось, чтобы убедить полицейского, что все в порядке, затем тот отвернулся и ушел. Теперь торговлю продолжали шепотом. Мужчина покрылся потом, хвост ящера выделывал какие-то замысловатые движения. Я с интересом смотрел, чем закончится эта сцена.
Наконец мужчина согласно кивнул, достал из кармана деньги и сунул их в лапу ящера. Получив деньги, продавец снова стал воплощением вежливости. Он мелко закивал головой и бросился упаковывать проданный товар. Ящер достал из-под прилавка горку свежесорванных больших листьев. В эти листья он ловко заворачивал лежавшие перед ним плоды. Каждый плод ящер упаковал отдельно. Когда он закончил процедуру, перед ним на прилавке лежали пять аккуратных одинаковых пакетов. Уже не боясь обжечься, мужчина взял рукой лиственные упаковки и уложил в небольшую сумку. Кивнув ящеру на прощание, он отправился к выходу.
Гулявший между рядов полицейский снова подошел к продавцу тканы. Не говоря ни слова, он остановился возле лотка и встал спиной к ящеру. Остановился он ненадолго, но ящер успел переложить в открытый карман полицейской куртки пару бумажек из стопки, которую только что получил от покупателя. Полицейский повернулся и с независимым видом опять пошел вдоль лотков. Базарчик продолжал торговать полным ходом.
Я вытащил Джейсона из ниши, в которой тот стоял, как статуя святого в монастырском коридоре. Проверил, в состоянии ли тот передвигаться. Все было в порядке. Мой зомби по-прежнему был на ногах, хотя все еще не ориентировался ни в пространстве, ни во времени. Мы пошли дальше. Город таил в себе множество интересного, и я не сомневался, что меня ждет еще не один сюрприз.
Дойдя до перекрестка, я прислушался. С соседней улицы доносились голоса, поющие что-то, похожее на церковный гимн. Пели очень громко, истово, высокими голосами. Прислушавшись я наконец уловил слова. Это действительно был гимн, но не религиозный. Впервые за свою солидную практику я слышал хоровое исполнение гимна, прославляющего наркотик.
Ткана, сладкая ткана.
Ты счастье даришь нам, ткана.
Дала ты нам без обмана
Награду, о сладкая ткана.
Я развернул Джейсона в нужном направлении, взял под руку, и мы, шатаясь из стороны в сторону, отправились на звуки музыки. Мы дошли до конца улицы, свернули за угол и вышли на площадь. Храм, из которого доносилось песнопение, помещался в бывшем здании какого-то склада. Площадь перед нами была когда-то автомобильной стоянкой. На потрескавшемся асфальте еще сохранилась разметка, а над самим зданием красовались остатки неоновой рекламы «БЕЙЛЗ И СЫНОВЬЯ». На дверях же большими белыми буквами было аккуратно написано: «ХРАМ ТКАНЫ». Ниже, под надписью, был нарисован человек в белом балахоне, протягивающий руки с небольшими, ярко-синими плодами. Нарисовано было так тщательно и профессионально, что, казалось, человек на рисунке протягивает руки прямо к зрителям. Кто бы ни содержал этот храм, он явно не верил в способность прихожан осилить печатный текст.
Дверь склада была приоткрыта. Бросив Джейсону: «Стой здесь» – и убедившись, что он меня понял, я подошел ближе и заглянул внутрь. В помещении царил полумрак. В свое время склад освещался через небольшие окна, расположенные под потолком. Теперь все окна, кроме тех, что выходили на площадь, были занавешены, и свет с улицы освещал противоположную от входа стену. Там был сооружен помост, покрытый синей материей. Все стену занимало огромное изображение какого-то дерева, усыпанного круглыми синими плодами. Перед стеной стояли темно-красные, отделанные золотом сундуки. На сундуках красовались огромные навесные замки. В углу на железном треножнике была установлена жаровня. В ней горел открытый огонь. На возвышении стоял пастор в белом балахоне, таком же, как на рисунке. Он взмахивал руками, руководя поющими. Перед ним стояло несколько десятков человек, которые хрипло пели, не отрывая взгляда от своего дирижера и раскачиваясь в такт с движениями его рук. Допев гимн, верующие застыли. Проповедник заговорил:
– И сказал тогда великий пророк: «Вы хорошо потрудились, дети мои, и за это я дам вам награду. Больше никогда ни вы, ни дети ваши не будете работать. Я дам вам отдых и блаженство, которые вы заслужили, работая во славу мою». И обернулся пророк, и указал он на дерево тканы. Разверзлись небеса, ударила молния, и плоды тканы упали к ногам пророка. Подходили к нему верующие, и каждому из них пророк дал по одному плоду. И сказал пророк: «Пусть каждый из вас поднесет свой плод к огню и три раза пропоет гимн. Потом пусть он надрежет плод и крепко возьмет его в руку». Верующие сделали так, как сказал им пророк. Держали они его над огнем и пели гимны. Потом надрезали плоды и взяли их в руки. И закричали верующие от боли. И бросили они плоды свои на землю. Возопили они: «За что ты губишь нас, о пророк! Мы сделали все, как ты велел, но получили только боль». Отвечал им пророк: «Я ниспослал вам боль, чтобы проверить, истинно ли вы верите. И вижу, что нет веры в ваших сердцах. Возьмите снова свои плоды, зажмите их в кулаках и терпите, если не хотите, чтобы я отвернулся от вас». Испугались верующие и снова взяли в руки плоды и зажали их в кулаках. Больно стало верующим, но вера их была сильнее любой боли. И тогда вновь разверзлись небеса, и благостный свет снизошел на верующих, и зазвучала райская музыка. Верующие оглянулись вокруг и увидели, как прекрасен их мир. Сердца их наполнись любовью к этому миру. Посмотрели верующие друг на друга и увидели, как они прекрасны. И они обнялись и стали неистово любить друг друга прямо под ветвями благословенного дерева. И когда все окончилось, сказал им пророк: «Я показал вам блаженство, и теперь всегда плоды этого дерева будет дарить его вам. Но за то, что вы не выдержали мое испытание и усомнились во мне, всякий раз, когда вы будете сжимать в кулаках мой дар, вы сначала испытаете сильную боль и только потом получите блаженство». И сказал пророк: «Да будет так» – и с этими словами вознесся на небо.
Пастор обвел взглядом зал:
– А теперь подойдите ко мне по одному и смиренно получите благословенные плоды, дарованные вам пророком в награду за тяжкий труд ваших отцов и дедов. Держите их над огнем и надрежьте их, как велел пророк, и зажмите их в кулаках, дабы получить заслуженное блаженство.
Он достал из-под балахона золотой ключ, которым открыл один из сундуков за своей спиной. Сундук был наполовину заполнен свертками из листьев. Прихожане выстроились в нетерпеливую очередь. Пастор вынимал сверток из сундука и вручал подошедшему. Получив сверток, тот отходил с ним в угол, где горела жаровня, и над огнем разворачивал сверток. Побормотав примерно с минуту то ли молитву, то ли заклинание, он убирал сверток с огня. Затем ножом, который лежал там же, он делал надрезы на плоде и, застонав от боли, зажимал плод тканы в кулак. Через несколько минут боль проходила, и посетитель с блаженным видом проходил в другой угол, раздеваясь на ходу. Я разглядел, что там было постелено несколько ковров с разбросанными на них подушками. Раздевшись, вновь пришедший обнимал первую же попавшуюся особь противоположного пола и немедленно начинал заниматься с ней сексом. Женщин в зале было меньше, чем мужчин, поэтому некоторые оказывались без пары. Не в силах терпеть, они, как могли, пристраивались к парочкам или даже к тройкам «влюбленных». Вскоре угол стал похож на муравейник, в котором произошла сексуальная революция. Я понял, что в ближайшие дни вряд ли кто-нибудь сумеет уговорить меня на половое общение. Тем не менее, следовало досмотреть все до самого конца.
Но сначала поищем какое-нибудь укрытие. Одной стычки на сегодня мне было достаточно. Я перешел на другую сторону улицы и занял позицию, с которой мог видеть и слышать все, что делается внутри храма. Из своего укрытия я увидел, как потихоньку улеглись страсти внутри храма-склада. Верующие подбирали одежду, неторопливо одевались. Некоторые переживали рецидив влюбленности, и остальные равнодушно наблюдали, как их приятели снова совокупляются у них под ногами. Наконец все снова собрались перед священником. Тот куда-то исчез на время оргии, но теперь снова стоял посередине помоста – строгий и невозмутимый, возвышаясь над толпой. Священник протянул руки и сказал:
– А теперь пусть каждый из вас возьмет по свертку и отправится, как наш пророк, искать страждущих. А когда найдет их, то даст им ткану, чтобы подарить им заслуженное блаженство, и приведет их сюда.
Верующие нетвердым шагом подходили к священнику, получали ткану и выходили на улицу. Выйдя из помещения, они удивленно оглядывались по сторонам: было видно, что они не узнают этого места, не понимают, где они и почему здесь оказались. Ничего страшного не происходило. Я опасался, что сейчас они толпой ринутся в Город, насильно раздавая ткану случайным прохожим и насилуя всех подряд. Вместо этого я увидел, как толпа быстро распалась на мелкие компании, которые были поглощены собственным счастьем настолько, что едва соображали что-нибудь. Свертки тканы они аккуратно спрятали по карманам, явно не собираясь делиться с кем-то чужим. Интересно, как наркоманы даже в минуты наивысшей эйфории тщательно заботятся о том, чтобы не потерять халявную дозу.
С веселыми криками толпа быстро рассосалась. Священник остался в храме один. Не скрывая отвращения, он сдернул с себя балахон и остался в простом сером костюме. Он явно не собирался ждать возвращения своих прихожан: вторая доза тканы была выдана им «на после ужина». Священник вышел из храма, тщательно запер двери, сел в стоящий неподалеку автомобиль и быстро уехал.