Сапфиры Сиама

Глава 1

Маркиз Вэйл лежал с закрытыми глазами и чувствовал, что ему все надоело: мягкость постели, духота спальни, аромат тубероз, который якобы возбуждал страсть, и прильнувшее к нему теплое женское тело.

Овладевшая маркизом скука не была ему в новинку. Однако на сей раз это состояние наступило как никогда быстро – он был в постели с леди Весток всего второй раз. Вся беда в том, размышлял он, что в случившемся не было ничего нового, ничего оригинального. С самого начала вечера он мог точно предсказать, что будет сказано и что за этим последует. Перебирая в уме последнюю дюжину своих романов, он обнаруживал в них редкое однообразие: они неизбежно надоедали ему задолго до того, как заинтересованная дама могла понять, что происходит. На деле в этом не было ничего удивительного, ведь маркиз ожидал, что каждая женщина, с которой он вступает в связь, обладает своей неповторимой индивидуальностью. Все значительные события в его жизни случались внезапно.

Окончив Оксфорд, он поступил на военную службу, где проявил себя доблестным воином и выдающимся командиром на поле боя. Позже, за редкие личные качества и талант дипломата, его направили в Индию адъютантом вице-короля. Пока он наслаждался Востоком, умер его дед по материнской линии и неожиданно отписал ему все свое огромное состояние. Стремясь избежать светских условностей, связанных с новым статусом, он вышел в отставку и начал путешествовать. Странствия маркиза приводили его к встречам с самыми разными людьми, незнакомыми религиями, а иногда он сталкивался с серьезными опасностями.

После смерти отца Осмонд Вэйл нежданно – из-за гибели в бою старшего брата – унаследовал и титул. В результате всех этих событий он стал пользоваться успехом в изысканном высшем обществе, возглавляемом принцем Уэльским. Как и следовало ожидать, маркиз сделался желанным гостем в Мальборо-Хаус.

Теперь в глазах у каждой встречавшейся ему женщины неизбежно загорался огонек, который единственно означал приглашение. Сначала маркиз был приятно заинтригован, находя женщин из высшего света отличными от тех, с кем он встречался во время своих путешествий. Однако, как кто-то цинично выразился, в темноте все кошки серы. Скоро он обнаружил, что героини всех его романов были совершенно одинаковы, и это наводило на него тоску.

Откровенно говоря, что ему действительно доставляло удовольствие, так это удовлетворение охотничьего инстинкта. Преследуя понравившуюся женщину, он испытывал такое же возбуждение и азарт, как при восхождении на Гималаи. Когда очередная прелестница уступала ему, он испытывал гордость охотника.

Увы, ему редко выпадала возможность насладиться ухаживанием. Совсем наоборот, леди Сибил сама преследовала его два месяца, как загнанного оленя, пока он наконец не поддался ее настойчивости. Она была чрезвычайно хороша. Впервые увидев ее на балу в Мальборо-Хаус после приватного ужина у принца и принцессы Уэльских, он подумал, что эта девушка станет исключением. Однако вышло так, что не она уступила маркизу, а маркиз поддался ей. Он быстро понял, что она ничем не отличается от других женщин, которых он оставлял несчастными или оскорбленными.

Очарование и красота леди Сибил не подлежали сомнению. Она была прекрасна, как греческая богиня, а волосы ее были цвета предрассветного неба. К сожалению, за прозрачностью ее голубых глаз не скрывалось ничего, и ни разу она не сказала нечто такое, что он мог бы потом вспомнить. Секс между ними был вполне удовлетворителен – этого Осмонд не мог отрицать. В то же время он сознавал, что ему нужно нечто большее, чем просто физическое наслаждение. Чего именно он желал, маркиз не мог объяснить даже самому себе.

Отбросив отороченную кружевом простыню, он приподнялся. Леди Сибил издала жалобный возглас.

– Ты покидаешь меня, Осмонд?

– Мне нужно идти.

– Но еще так рано! Я не могу потерять тебя!

Мужчина не ответил, и она продолжила, лаская его:

– Более чудесного любовника нельзя найти. Как замечательно, что Эдварда сейчас нет, и завтра мы сможем снова провести ночь вместе.

Маркиз знал, что этого не произойдет, но был слишком тактичен, чтобы заявить о своих намерениях вслух. Леди Сибил упрямо цеплялась к нему, поэтому он сумел подняться, лишь приложив усилие.

Надувшись, она откинулась на подушки.

– Я не понимаю, почему ты так стремишься покинуть меня, когда здесь до пяти часов никто не шевельнется.

– Ты забываешь, что я должен быть дома до того, как проснется моя прислуга, – ответил маркиз.

Леди Сибил рассмеялась.

– Они должны были уже привыкнуть к тому, что ты возвращаешься с рассветом! Дорогой, я отпущу тебя, только если ты пообещаешь поужинать у меня завтра вечером.

После минутной паузы она продолжила:

– Я увижу тебя на завтраке в Девоншир-Хаус, куда мы оба приглашены.

Проворно одевающийся маркиз подумал, что единственное, ради чего там стоило присутствовать, было общество самой герцогини Девонширской. Несмотря на возраст, она по-прежнему была интересной женщиной.

Она поражала Лондон своей красотой уже в первом браке с герцогом Манчестерским. Отец Осмонда вспоминал об особой окружавшей ее ауре невинности и чистоты. Когда после смерти мужа она сошлась с маркизом Хартингтоном, ее поведение оставалось безукоризненным. Встречаясь с маркизом в обществе, она говорила с ним холодно, обращаясь к нему так, как требует его титул. Многие годы даже самые завзятые сплетники не были до конца уверены, был ли маркиз ее любовником. Даже когда она наконец вышла за него замуж и стала герцогиней Девонширской, она смогла сохранить присущее ей достоинство. Это качество ее выделяло, и притом ни один муж не мог бы желать более внимательной жены.

Почему другие женщины не могут на нее походить, думал маркиз, застегивая рубашку. По собственному опыту он знал, что женщинам нравится выставлять свою связь с ним напоказ.

Только неделю назад он сказал своей нынешней пассии:

– Не нужно так откровенно улыбаться, когда я вхожу в комнату, где собрались наши общие друзья.

– Но я же так рада видеть тебя, Осмонд! – отвечала она. – В тот момент, когда ты появляешься, мое сердце трепещет, и я хочу устремиться в твои объятья!

Маркиз с раздражением отметил, что такая реакция ему не нравится, поскольку может дать повод для сплетен. Он не имел ни малейшего желания участвовать в дуэли с разгневанным супругом.

Королева Виктория строго запретила дуэли, но они все-таки иногда случались. Маркиз не желал оказаться замешанным в такую историю, тем более что с дамой, о которой шла речь, его не связывали крепкие чувства, и он был готов с ней расстаться.

В этом-то и заключается вся проблема, думал он. Все женщины, с которыми у маркиза были романы, переставали иметь для него ценность, как только он с ними сближался. Он был бы рад покорять ради них горные вершины или опускаться в морские глубины, но стоило только сделать шаг им навстречу, они уже готовы были ему отдаться.

«Черт! На что я жалуюсь?» – мысленно спрашивал он свое отражение в зеркале, последний раз поправляя галстук. Он надел свой превосходно сшитый фрак, затем повернулся к леди Сибил, нарочно принявшей самую соблазнительную позу на смятой постели.

– Благодарю, Сибил, за очень приятный вечер, – сказал он своим звучным голосом.

Когда она поняла, что маркиз действительно уходит, она села в постели, обнажив грудь безупречной формы.

– Как ты можешь быть так жесток, чтобы уйти, когда я хочу, чтобы ты остался? – спросила она.

Маркиз взял ее протянутую руку и небрежным жестом поднес к губам.

– Поспи, Сибил, – сказал он. – Я хочу, чтобы завтра в Девоншир-Хаус ты была самой красивой.

Она стиснула ему пальцы.

– А ночью мы снова будем вместе, – сказала она нежно. – О, Осмонд, я так люблю тебя! Мне кажется, что завтра никогда не наступит!

Он улыбнулся ей, с трудом высвободил свою руку и быстро вышел.

Когда леди Сибил услышала его удаляющиеся шаги по коридору в сторону лестницы, она встала, размышляя, не совершила ли ошибку, отпустив его. Молодая женщина подавила порыв побежать следом и заставить его остаться.

– Завтра ночью я задержу его подольше! – пообещала она себе.

Когда маркиз спустился по лестнице в холл, дремавший на стуле лакей вскочил, чтобы открыть ему парадную дверь. Он напомнил себе, что должен придумать какой-то предлог, чтобы больше не возвращаться в этот дом. Невозможно было признаться женщине, что ему с ней скучно.

Обычно маркиз устраивал дело таким образом, чтобы окончание его романов совпадало по времени с неотложной необходимостью покинуть Лондон ради какого-то важного события, например скачек в Ньюмаркете или охотничьего сезона в Шотландии, и хотя в настоящий момент у него не было убедительного предлога не ужинать с леди Сибил, он уверенно сказал себе, что к утру обязательно что-нибудь придумает.

Ночной воздух был холодным и резким, но так как Весток-Хаус находился неподалеку от его собственного дома, он отпустил кучера еще вечером. По дороге в его воображении неожиданно возникали то покрытые снегом вершины гор, то бурные волны Бискайского залива.

– Пока я должен оставаться в Англии, – сказал он себе.

Он вдруг ощутил, что предрассветный холодок развеял удушающую атмосферу спальни Сибил. К тому времени как он дошел до Вэйл-Хаус, он вполне остыл, но был полон энергии и бодрости. Маркиз сказал лакею, что утром после завтрака выедет на верховую прогулку. Он поднялся в спальню, где его ожидал камердинер, и молча разделся – в этот ранний час он был не в настроении разговаривать.

Когда он лег в постель, то вопреки своим ожиданиям заснул не сразу. Он снова задумался о том, почему женщины ему так быстро надоедают. Он знал, что многие его знакомые сочли бы невероятным отсутствие у него желания снова прикоснуться к Сибил. Она считалась одной из самых красивых женщин в Лондоне. Казалось, здесь было множество таких красавиц. Всех их можно было встретить в Мальборо-Хаус, где стареющий принц Уэльский проявлял все ту же склонность к хорошеньким личикам, какой отличался в юности. Он наслаждался восторгами любви, где бы их ни находил.

Маркиз не видел оснований не последовать примеру его королевского высочества. Дело было не только в том, что он не желал жениться, несмотря на мольбы родни, жаждавшей наследника. Он был еще и брезглив – никогда не выбирал себе любовниц из низших классов. У этого мужчины никогда не возникало необходимости покупать любовь.

К тому же он находил идею содержать маленький уютный домик в Сент-Джонз-Вуд, как это делали многие члены его клуба, унизительной для себя.

Он не желал никого другого, кроме дам из высшего общества. Он отлично знал, что все они жаждут его внимания: с момента первой встречи женщины ясно давали ему понять, что они им интересуются.

Он ворочался в постели, повторяя про себя:

«Мне скучно! Скучно! Скучно!»

Эти слова звучали у него в голове, пока он наконец не заснул.

На следующее утро маркиз обнаружил, что ночью был не только сильный мороз, но и резкий ветер, который и сейчас раскачивал деревья Гайд-парка. Кроме него, на улице оказалось мало всадников. Однако он любил верховую езду, и резкость ветра показалась ему приятно освежающей и ободряющей.

Возвращаясь домой к завтраку в девять часов, он почувствовал, что голоден. В столовой на серебряных тарелках был накрыт традиционный завтрак – блюда выглядели очень соблазнительно и аппетитно. Там был большой кусок золотистого масла от его джерсейских коров из Вэйл-парка в Хартфордшире, горшочек меда с его собственной пасеки, горячие булочки и кусок домашнего хлеба, который повар испек специально для него ранним утром.

Маркиз, однако, ел очень умеренно, не желая располнеть. Он не хотел, достигнув возраста принца Уэльского, походить на него. По этой же причине он уделял много времени физическим нагрузкам. Будучи за городом, он объезжал свою усадьбу верхом в любую погоду, пользуясь экипажем, только когда собирался в гости. Потому у маркиза не было ни одной лишней унции веса.

Встав из-за стола, где оставалось еще не меньше полудюжины нетронутых блюд, он подумал, что мало кто из людей его положения заметил бы это или счел напрасной тратой. Однако маркиз был убежден, что с большей частью всего этого покончит прислуга.

Во время путешествий ему часто приходилось долгое время довольствоваться очень скромным пайком, и поэтому он относился к пище с уважением. Выходя из столовой, он подумал, что любая критика с его стороны лишь удивит и огорчит домашних. При нем все шло так же, как было заведено при его отце. Откровенно говоря, и со времен его деда в хозяйстве мало что изменилось.

Маркиз прошел к себе в кабинет, где его секретарь, мистер Боус, оставил на письменном столе свежие письма. Те из них, где речь шла о делах или о приглашениях, были вскрыты. Однако те, от которых пахло духами, или надписанные женской рукой, лежали отдельной пачкой, нераспечатанные.

Маркиз уселся за стол и принялся просматривать деловые письма.

Дверь открылась, и дворецкий сказал:

– Его превосходительство посол Сиама, милорд.

Удивленный маркиз поднял взгляд.

Он несколько раз встречал сиамского посла на приемах, но не мог представить себе, по какой причине тот стал бы наносить ему визит в такой ранний час.

Это был маленький человечек с седеющими волосами.

Он почтительно поклонился маркизу, который поднялся из-за стола, чтобы его приветствовать.

Посол сказал на превосходном английском языке:

– Вы должны простить меня, милорд, что я явился к вам так рано, но я получил срочное известие из Бангкока, которое считаю своим долгом передать вам незамедлительно.

– Прошу вас садиться, ваше превосходительство, – пригласил маркиз, гадая, что это могла быть за новость.

Посол сел в кресло с прямой спинкой и, когда маркиз опустился на стул напротив него, сказал:

– Его величество король Чулалолонгкорн поручил мне сообщить вам, что мистер Кэлвин Брук скончался.

Маркиз невольно вздрогнул.

– Он умер? Вы уверены?

– Я опасался, милорд, что это известие поразит вас, но его величество поручил мне сообщить вам о кончине мистера Брука в первую очередь.

Он немного помолчал, давая возможность маркизу полностью осознать случившееся, и затем продолжил:

– Более того, если это возможно, его величество был бы очень признателен, если бы вы немедленно отправились к нему в Бангкок.

Маркиз смотрел на посла с изумлением. Его чрезвычайно взволновало известие о смерти друга, и ему показалось очень странным, что король желает личной встречи с ним.

Приняв во внимание все услышанное, он сообразил, какова возможная причина приглашения.

Было, вероятно, что-то странное в смерти Кэлвина Брука. Более того, это должно было быть нечто, связанное с дипломатической миссией, а может быть, и еще более важными вещами.

Маркиз встретил Кэлвина Брука несколько лет назад в Индии. Ему говорили, что это очень странный, необычный человек. Маркиз догадывался, хотя никто ему об этом не говорил, что Брук был серьезно вовлечен в операцию, известную под названием «Большая игра».

Это была система контрразведки, созданная для наблюдения за попытками вторгнуться в Индию, провоцируя волнения среди представителей отдельных племен в пограничных районах.

Позднее он встретился к Кэлвином Бруком в Непале. Он понял, что это был человек, тысячей разнообразных способов вовлеченный в международную политику не только в Индии, но и в других восточных государствах.

Впоследствии он много с ним путешествовал. Осмонд вспоминал это время как самое волнующее в своей жизни. Это были не только опасности, подстерегавшие его на море, в джунглях или в пустыне. Ему приходилось подавлять мятежи, предвосхищать восстания, по меньшей мере десятки раз рискуя при этом жизнью. Эти испытания ему было не забыть.

Он расстался с Кэлвином Бруком, только когда был вынужден вернуться домой после смерти отца. Теперь, узнав, что этого человека больше нет в живых, он понимал, какая это огромная потеря для многих.

По возвращении в Англию он узнал от министра иностранных дел, что Кэлвину предлагали пэрство и разные другие почести. Он все отверг. Это было типично для него, человека, всегда предпочитавшего оставаться безвестным. Он не желал быть кому-либо в чем-либо обязанным и даже принадлежать какой-то отдельно взятой стране.

Он просто всегда хотел быть в гуще событий и ухитрялся появляться в горячих точках, где какими-то ему одному известными способами умудрялся тушить пожары.

Все это промелькнуло в памяти маркиза, а затем он сказал:

– Этого не может быть! Я не могу поверить, что Брук мертв.

– Я думаю, что здесь есть какая-то тайна, – сказал посол. – Поэтому его величество и желает, чтобы вы приехали.

Поскольку Осмонду был знаком восточный менталитет, он был уверен, что посол был проницателен и усмотрел в данном ему поручении больше, чем там было сказано.

Последовала долгая пауза, и затем маркиз сказал:

– Я немедленно отправляюсь в Бангкок! Телеграфируйте его величеству, чтобы он ожидал меня.

Посол широко улыбнулся.

– Это очень любезно со стороны вашей милости, и я знаю, его величество будет очень рад принять вас.

Маркиз еще не успел подняться с места, когда он добавил:

– Есть еще одно обстоятельство. Раз вы знали Кэлвина Брука, было бы очень любезно с вашей стороны, если бы вы сообщили обо всем его дочери.

Маркиз уставился на него.

– Я и забыл, что у него есть дочь.

– Она сейчас в Лондоне под покровительством своей тетки, леди Брук, вдовы брата Кэлвина Брука.

– Разумеется, я посещу ее, – сказал маркиз.

– Вы очень добры, – отвечал посол. – Боюсь, что она будет очень огорчена потерей отца.

Маркиз в этом не сомневался.

Он вспомнил, что Кэлвин Брук однажды рассказал ему, что его жена умерла несколько лет назад, и их единственный ребенок, дочь, находилась в это время в Каире.

– Я оставил ее там полгода назад, когда выехал на Восток, – сказал Кэлвин. – Она сейчас у друзей, которые вернутся с ней в Англию, где она будет учиться. – Вздохнув, он продолжал: – Она путешествовала со мной, но сейчас ей необходимо получить приличное образование. Я скучаю по ней, мне ее очень недостает.

Маркиз слушал его не особенно внимательно и думал, что на самом деле Кэлвин Брук найдет его общество куда более подходящим, чем общество ребенка.

Он вспомнил озабоченность своего товарища во время их последней совместной экспедиции через Бирму в Сиам, которая протекала с большими неудобствами.

Брук просил его тогда, если что-нибудь случится с ним, стать опекуном его дочери.

– Я сделаю все, что вы хотите, – сказал тогда маркиз небрежно, – но только ради бога берегите себя!

Выждав мгновение, он продолжал:

– Вы слишком ценный человек, чтобы дать себя убить отравленной стрелой или умереть от тропической лихорадки в джунглях, где на сотни миль не найти доктора.

Кэлвин Брук рассмеялся.

– Постараюсь избежать и того, и другого! На самом деле там, куда мы направляемся, куда выше вероятность получить нож в спину или пулю в лоб, не имея ни малейшего представления о том, кем был нападавший.

– Я рад, что вы меня предупредили! – засмеялся маркиз.

Он вспомнил, что, прежде чем отправиться навстречу описанным им опасностям, Брук отправил письмо в Англию. В нем он сообщал своим поверенным, что в случае его смерти лорд Осмонд Скелтон-Вэйл станет опекуном его дочери Анканы.

– Да, ее так зовут, – сказал маркиз вслух. – Анкана!

– На сиамском языке это значит «красавица», – объяснил посол.

– Будем надеяться, что она оправдывает свое имя, – отвечал маркиз.

Вскоре после разговора с послом Осмонд отправился в Белгрейвию, где, как он узнал, живет мисс Анкана Брук.

Интересно, похожа ли она на своего отца, думал он. Кэлвин Брук был очень хорош собой. Но, возможно, она была застенчивая, неловкая, неуклюжая, какими он считал английских девиц по сравнению с их ровесницами других национальностей.

Он был очарован красотой индианок. Их дети с огромными темными глазами выглядели как картинки из альбома. То же самое он мог сказать и о девушках с Цейлона. Он находил у женщин с Бали и из Сиама грацию, какая не встречалась ему на Западе. «Слишком рослые, массивные и чересчур бойкие!» – думал он об английских девушках, пока его лакей звонил в дверь дома, куда он намеревался нанести визит.

Когда он осведомился о мисс Анкане Брук, его провели в хорошо обставленную, но скучную гостиную. Он был уверен, что именно такие гостиные были во всех домах Белгрейвии.

Пока он дожидался, ему пришло в голову, что образ Кэлвина как-то не вязался с такими условностями. В жару он видел его в одном только саронге. По пояс в грязи они вместе шагали по малайским джунглям.

Когда открылась дверь, он с удивлением взглянул на вошедшую девушку. По английским меркам она была невысокого роста, не выше пяти футов, и очень худенькая и стройная. Волосы у нее были темные, и глаза казались огромными на маленьком личике в форме сердечка.

Она так отличалась от той, какую ожидал увидеть маркиз, что он не мог отвести от нее глаз. Когда она подошла ближе, он увидел в ней некоторое сходство с отцом, но только смутное и относящееся больше к личности, чем ко внешности.

– Мне сказали, что вы хотели увидеть меня, – сказала она. – Вас прислал папа?

С этими словами она протянула ему руку, показавшуюся маркизу очень маленькой в его руке. Но в ней было что-то живое и энергичное. Такое ощущение было у маркиза, когда он прикасался к Кэлвину Бруку: тот, казалось, излучал энергию, которую маркизу не случалось чувствовать в других.

– Не сесть ли нам, мисс Брук? – мягко предложил он.

– Меня зовут Анкана, – отвечала она, – и так как мне известно, что папа просил вас быть моим опекуном, если с ним что-то случится, мне кажется нелепым, что вы обращаетесь ко мне так официально.

– Я согласен с вами, – сказал маркиз, – и вы должны извинить меня, если я спрошу вас, сколько вам лет. Откровенно говоря, несколько лет я не вспоминал о вас.

– Восемнадцать, – отвечала Анкана.

Маркиз ожидал, что она на несколько лет моложе.

Она села на софу и, когда он опустился рядом с ней, взглянула на него вопросительно. Он почувствовал, что ему трудно найти нужные слова.

– Боюсь, Анкана, что у меня для вас печальные новости.

Она сидела неподвижно и молчала. Он продолжил:

– Час тому назад посол Сиама сказал мне, что получил сообщение от его величества короля, где говорилось, что ваш отец умер.

Говоря это, он чувствовал, что выражается резко и почти жестоко. Он не мог придумать, как можно смягчить такое известие, чтобы его было легче принять.

С минуту Анкана молчала. Потом она сказала:

– Это неправда! Папа жив!

Маркиз уставился на нее.

– Почему вы говорите так?

– Потому что я знаю, что он жив, – сказала она. – У него, быть может, большие неприятности, но он не умер, чтобы там ни говорил король!

Несколько мгновений маркиз не находил слов для ответа, и она сказала:

– Что вы собираетесь делать по этому поводу?

– Его величество просил меня немедленно выехать в Бангкок. Я действительно думаю, что в смерти вашего отца есть какая-то тайна.

– Этому я могу поверить! – сказала Анкана. – Но я знаю, я бы почувствовала, если бы он умер.

Она немного помолчала и затем сказала убежденно:

– Я целиком и полностью уверена, хотя вы, конечно, можете мне не поверить, что у них не найдется никаких доказательств, подтверждающих его смерть.

– Я не понимаю, как вы можете быть настолько уверены, – сказал маркиз. – Я убежден, что король Сиама, очень неглупый человек, не послал бы такое сообщение, если бы у него не было доказательств, что ваш отец действительно умер.

– Если бы с папой что-нибудь случилось, я бы знала, – спокойно сказала Анкана. – Когда вы отправляетесь в Бангкок?

– Сегодня во второй половине дня я еду поездом в Фолкстоун, где я спущу на воду свою яхту, и если нам повезет и море будет спокойным, я буду в Бангкоке через месяц.

– Тогда я поеду с вами!

– Это невозможно! – быстро возразил маркиз.

– Почему?

– Во-первых, вы не можете путешествовать со мной одна, а я не намерен собирать целую компанию.

Он умолк, бросив на нее взгляд, и затем продолжил:

– Во-вторых, когда я попаду в Бангкок, мне, возможно, придется путешествовать по стране в поисках вашего отца, а если, как вы подозреваете, он жив, то он скорее всего находится в опасности.

– Иными словами, вы думаете, что он в плену! – сказала Анкана. – Лично я думаю, что, вероятнее всего, он скрывается.

– Зачем и от кого?

Она сделала маленький жест руками, очень выразительный и совсем не английский.

– Вы знали папу, вы путешествовали с ним, – сказала она, – и он всегда был непредсказуем.

– Это действительно так, – согласился маркиз. – И в то же время вы должны признать, что ваш отец рискует больше других.

– Что доставляет ему огромное удовольствие! – сказала Анкана. – И, конечно, ему исключительно везет! Или скорее я бы признала, что у него есть особая защита.

– От кого она исходит? – не мог не спросить маркиз.

– От силы, в которую он верит и к которой всегда прибегал. Он называет ее «жизненной силой», или, как вы бы традиционно описали ее здесь, Богом!

Ее слегка иронический тон заставил маркиза взглянуть на нее вопросительно. Ему было трудно ее понять – откуда такая уверенность, что ее отец жив?

Словно читая его мысли, она слегка усмехнулась и сказала:

– Мы с папой всегда были очень близки, так что думаем одинаково.

Улыбнувшись ему, она продолжила:

– Между нами тесная связь, которую они понимают на Востоке и которая совершенно непостижима для тех, кто живет на Западе и не принимает ничего, что нельзя было бы изложить на бумаге.

Теперь в ее голосе звучала явная насмешка, и маркиз отвечал, как будто защищаясь:

– Вы не можете ожидать, чтобы я поверил во что-то, чего вы не можете доказать.

– Когда вы найдете папу живым – что непременно произойдет, – вы не станете спорить, – сказала Анкана. – Я думаю, милорд, что, если я еду с вами, мне пора собираться.

С этими словами она встала, и маркиз тоже поднялся.

– Позвольте мне разъяснить вам, Анкана, что я не беру вас с собой. Вы останетесь здесь с вашей тетушкой и завершите ваше образование.

Анкана засмеялась.

– Я окончила школу – если вы это имеете в виду под «завершением моего образования» – еще до Рождества. А теперь я готовлюсь к первому выходу в свет, как хорошо воспитанная классическая дебютантка!

Она посмотрела на него и слегка улыбнулась.

– Но папа нуждается во мне, и, слава богу, я могу забыть весь этот вздор!

Маркиз вздохнул.

– Боюсь, Анкана, что как бы убедительно это ни звучало для вас, меня вы не убедили. Мне сообщили из самых надежных источников, что ваш отец умер, и пока я не смогу опровергнуть это, я должен принять это как данность.

По тому, как Анкана смотрела на него, он понял, что она считает его очень глупым, и это его разозлило.

– Я еду в Бангкок, – продолжал он, – и если я найду вашего отца, я немедленно телеграфирую в посольство, чтобы вам обо всем сообщили.

Он глубоко вздохнул и снова заговорил:

– Если же я его не найду, я сделаю все, что в моих силах, чтобы разузнать об обстоятельствах его смерти, и сообщу вам все подробно по возвращении.

Он говорил с ней как с упрямым ребенком, и после короткой паузы Анкана спокойно сказала:

– Вы отправитесь в Бангкок как можно скорее?

– Разумеется, – отвечал маркиз. – Моя яхта, она называется «Морской конек», быстроходнее любой другой яхты такого же класса, и новые машины, которые я на ней установил, доставят меня в Сиам быстрее, чем океанский лайнер.

– Вы отплываете сегодня вечером?

– Я отправляюсь в Фолкстоун самое большее часа через два.

Он помолчал немного и продолжил сурово:

– Поскольку капитану даны инструкции быть готовым к отплытию в любой момент, мы будем в море еще до наступления темноты.

– И когда вы увидите папу, вы скажете ему, что я думаю о нем и люблю его?

– Я передам ему ваши слова, – пообещал маркиз более мягким голосом, чем он говорил раньше. – Я всей душой желаю, Анкана, чтобы вы были правы и чтобы ваш отец был жив, но, по моему мнению, было бы ошибкой питать слишком много надежд.

– Папа всегда говорит, что нужно искать правду, – сказала Анкана, – и хотя вы можете мне не верить, это именно то, что я делаю.

Она протянула ему руку и добавила:

– Благодарю вас за то, что вы так спешите отправиться в Бангкок по просьбе короля. Так как вы хорошо знаете папу, у меня такое чувство, что он может открыть вам, где он находится, и я уверена, что вы его найдете.

– Я вновь могу только сказать, что я надеюсь, что вы правы.

Произнося эти слова, он слышал в собственном голосе сомнение.

Он снова взял Анкану за руку. Взглянув на девушку, он подумал, как она отличалась от той, кого он ожидал увидеть.

– Bon voyage! – сказала она. – Желаю вам доброго пути и да хранят вас боги! – добавила она по-сиамски.

Маркиз остановился.

– Вы владеете сиамским?

– Немного, – призналась Анкана. – Вы не думаете, что я бы могла быть вам полезна, если бы вы взяли меня с собой?

– Нет, нет, конечно нет! – быстро отвечал маркиз. – Любая молодая женщина была бы только помехой в таком путешествии.

Помолчав мгновение, он сказал сурово:

– Как я уже вам сказал, я не намерен устраивать увеселительную прогулку или, если говорить откровенно, обременять себя вашей особой, когда я туда прибуду.

– Вы очень честны, – сказала Анкана, – но я больше всего хочу, милорд, чтобы вы поспешили.

Она смотрела на него, и в глазах у нее мелькнул страх.

– Я знаю, что папа жив, но я думаю, что он в такой ситуации – я в этом уверена, – в которой он нуждается в помощи, и я надеюсь, что вы сможете ее ему оказать.

Она говорила так уверенно, что маркиз счел бесполезным спорить с ней, уверяя, что ее отца нет в живых. Вместо этого он сказал:

– До свидания, Анкана. Когда я вернусь, я представлю вас моим родственникам, что мне следовало сделать раньше. У них есть дочери вашего возраста, которые будут только рады вас развлечь.

– Это очень любезно с вашей стороны, милорд, – сказала Анкана, – и, разумеется, я в высшей степени благодарна.

Снова в ее голосе прозвучала насмешливая нотка, которая ему очень не нравилась и которую он находил немного дерзкой.

Казалось, она посмеивалась над ним, считая его очень глупым.

По дороге домой он сказал себе, что можно было ожидать, что дочь Кэлвина Брука не будет похожа на других. Но он не представлял себе, насколько она будет от всех отличаться. К его крайнему неудовольствию, она обращалась с ним так, словно он не был способен понять, что она пыталась ему сказать.

Маркиз знал, что на Востоке местные жители почти всех стран, где он побывал, верили, что могут общаться посредством одних лишь мыслей. Люди знали о происшедшем за триста миль, где это случилось, за недели и даже месяцы до того, как приходили официальные сообщения о чьей-то смерти.

Но это не значило, что не бывало и ошибок.

Он не сомневался, что Анкану, дочь англичан, какой бы она ни была необычной, не стоило поощрять в ее убеждении, что отец жив. Она всего лишь принимала желаемое за действительное.

– Впрочем, я скоро узнаю, права она или нет – как только окажусь в Бангкоке, – сказал он себе.

Сразу по возвращении в Вэйл-Хаус он начал приготовления к путешествию.

Он поручил своему секретарю послать дорогой букет орхидей леди Сибил и выразить сожаления по поводу своего отсутствия на ужине. Тут он внезапно понял, что спасен от ее жалоб и слез, которых ему было не избежать, останься он в Лондоне.

Нет худа без добра, подумал он.

Он выглядел очень элегантным, когда садился в экипаж, чтобы отправиться на вокзал. Он знал, что для него приготовлен отдельный вагон и его лакей уже выехал вперед с багажом.

Проезжая по Парк-Лейн, он испытывал такое чувство, будто его ожидает приключение. Мысль о смерти Кэлвина Брука должна была бы вызвать у него глубокую скорбь. Но несмотря на то, что он был убежден, что это все вздор, он невольно вспоминал уверенный голос Анканы, когда она говорила:

– Папа не умер. Он жив!