Саркофаг

Глава 10 ПРЕССА

Без помощи Тамары, старшего библиотекаря РНБ, Максим, конечно, вряд ли бы что нашел. Подписки старых газет находились в столь дальних углах, в которых не то что один черт, а – выражаясь по-морскому – десять тысяч чертей сломали бы ноги! К тому же что-то хранилось на Московском, а что-то – в центре города, на Фонтанке, куда нужно было еще добраться.

– Да что вам конкретно-то нужно, Максим? – все допытывалась Тамара. – И зачем?

Тихомиров отвечал на все вопросы уклончиво: вот, мол, хочется одну идею проверить, верна или нет? А покуда не проверил, и толковать не о чем.

– Мне вот семидесятых годов газеты… или журналы… Наши, петербургские.

– Ленинградские, коль уж на то пошло, – машинально поправила женщина. – Вы хоть представляете, сколько их? «Ленинградская правда», «Вечерка», «Смена», «Ленинские искры»… это я только навскидку перечислила.

– А в Интернет никто их содержимое, конечно, не забивал? – невесело поинтересовался Макс.

Тамара пожала плечами:

– Конечно же, не забивал. Кому надо-то? Да и все равно – нету сейчас никакого Интернета. Господи, до каких пор будем сидеть вот так, при свечах, как… я не знаю кто? Как совершенно дикие люди! Ужас какой-то! Целая Академия наук у нас… была… и осталась, наверное. Что же ученые мужи – ничего с этим туманом проклятым поделать не могут? Интересно, Москва – она тоже так вот? И правительство…

– Нет у нас, похоже, теперь ни правительства, ни Госдумы, ни столицы. Каждый сам по себе, – жестко отозвался Максим.

Библиотекарша вздохнула, заваривая цикорий только что вскипевшей на буржуйке водой. На кухне, да и везде в ее небольшой однокомнатной квартирке, было, мягко говоря, жарковато – как раз сегодня председатель местного ТСЖ Николай Петрович и все прочие мужики – в том числе и пришедший на помощь (как и обещал) Макс – запускали мини-котельную. Котлы смонтировали здесь же, в подвале, и теперь проверяли давление. Да еще буржуйка… готовить-то приходилось – и еще, верно, долго придется – только на ней.

– Ох и жарища!

Тихомиров сидел в майке, Тамара же все стеснялась – ходила в сине-бело-голубом спортивном костюмчике, ничуть не скрывавшем, впрочем, все достоинства ее фигуры, даже, скорее, наоборот – их подчеркивающем. Может, потому библиотекарша его и надела?

– Да, – разливая по чашкам цикорий, согласно кивнула женщина. – Жарковато. Может, открыть окошко? Хотя… так не хочется тепло выпускать. Знаете, мы ведь все тут намерзлись…

– Понимаю. – Гость улыбнулся и посмотрел в окно. – Темнеет уже. Пойду я, Тамара…

– Да-да… а то б оставались, квартиру-то пока еще отремонтируете… Кстати, может, вам чем-то помочь? Обои там поклеить или что еще? Вы говорите, говорите, не стесняйтесь! Значит, думаете, Москва тоже в коконе?

– Скорее всего.

– Да… – Женщина тяжко вздохнула и замолчала.

Максим уже знал, что Тамара была когда-то замужем, развелась, но от брака имелась дочка, которая – до тумана еще – поехала погостить к отцу в Москву… И вот с тех пор…

– Вы, Тамарочка, не переживайте так, – надев куртку, ободряюще промолвил Максим. – Ив Москве люди живут… думаю, ничуть не хуже нашего. Даже лучше – чай, там запасов побольше.

– Да-да, вот именно! – женщина явно обрадовалась поддержке. – Тем более и бабушка там… его мать. А уж она внучку обожает!

– Большая у вас дочка-то?

– Десять лет скоро… Да я ж рассказывала, забыли?

– Честно говоря, прослушал. – Тихомиров виновато развел руками. – Мы как раз тогда с Пашей трубы монтировали.

– Павел – хороший человек, как и вся семья его. Он до тумана в трамвайном парке трудился. Так, может, останетесь? Я вам на диване постелю…

– Нет-нет, спасибо.

Максиму не очень-то хотелось сейчас напрягать эту красивую и очень неглупую женщину, отношения с которой только еще начинали складываться, а их, отношений, сказать по правде, Тихомиров сейчас даже побаивался, не хотел ни к кому привыкать и чем-то себя связывать. Одно дело – Леночка и совсем другое – Тамара.

– Так вы все-таки подумайте, какой период вас интересует? Первая половина семидесятых, вторая… лучше, конечно, год знать бы…

Год… оно, конечно, год было бы лучше… Только вот как узнать-то? Спросить у той дамы из «четыреста восьмого» «москвича»? Или у парня из «ушастого» «запорожца»?

Или лучше проследить за ними? Оно, конечно, и не плохо бы, только как? Бегом за машинами скакать, или на велосипеде? Как успел уже подметить Макс, странные гости Евсея всегда ехали быстро и без остановок, ничуть не опасаясь нарваться на засаду, шальную автоматную очередь или, в конце концов, врезаться в валявшийся на боку троллейбус!

Максим неожиданно улыбнулся – потому они и не опасались, что в этом мире их как бы и не было вовсе! Выходцы из прошлого – мороки. Машину вскрыть можно, можно даже на ней поехать, но поразить пулей – нельзя! А водитель – хоть тот парень из «запорожца», разогнавшись, вполне сможет проехать сквозь столб, даже его не заметив. Такие вот дела, да… Так что же насчет периода? Вспомнить бы, вспомнить… Вот там, совсем недавно, в Шушарах… не в морковных рабах, а допрежь того – где студенты. Какие там привязки к конкретному году были? Да сколько помнится – никаких. Ну да, джинсы-клеш, колоколами юбки… юбки… так-так-так… У Тамары на полке модных журналов полно, да и сама она вполне по-модному одевается… может, она же и подскажет хоть что-нибудь? И еще… из прошлых «провалов»… там решения какого-то партсъезда все выполняли – лозунгами. Какого, теперь уж и не вспомнить, увы… Мотоцикл еще был, «Минск» – красный такой, с одним цилиндром, новенький. И что с того? Такие мотоциклы не один год выпускали.

– Максим! Что же вы сидите-то, словно сирота казанская? Говорю ж, поднимайтесь.

С балкона третьего этажа махала рукой Тамара – Тихомиров и не заметил, как, погруженный в мысли, уселся на скамеечку рядом с подъездом. Хорошая оказалась скамеечка – металлическая, потому, верно, никто и не утащил на дрова.

– Сейчас. – Молодой человек увидел выходившего из подвала председателя. – С Николаем Петровичем немножко поговорю – и к вам.

– Так вдвоем поднимайтесь!

– Николай Петрович!

– А, Максим. – Председатель ТСЖ остановился, присел на скамеечку рядом. Достав портсигар, закурил. Улыбнулся. – Угостил бы, да знаю – не куришь.

– Не курю, – пожал плечами Макс. – Уж два года, как бросил.

– Молодец. Значит, просто так тут воздухом дышишь?

– Да как сказать… – Тихомиров немного замялся. – Тамара нас в гости звала.

– Зашел бы, да не могу, – махнул рукой Николай Петрович. – Поздно уже, и, сам знаешь, жена дома ждет. Так что сегодня никак. А ты иди, конечно, уж не обижай девушку, коль зовет.

– Слушай, Николай Петрович. – Максим прищурился и посмотрел на балкон. – Ты случайно не помнишь, в каких годах «ушастые» «запорожцы» выпускали?

– С шестьдесят девятого, кажется… и до конца семидесятых. Потом уже без «ушей» пошли, «мыльницы», у меня когда-то такой был. Хорошая, между прочим, машина – по грязи пер, как танк. Правда, не без проблем, это уж да.

– А «москвичи»? Такие… с двойными фарами?

– Тоже с конца шестидесятых – и «четыреста восьмой», и «четыреста двенадцатый» – у них кузова-то одинаковые были, так, фурнитурой различались да двигателями.

О «волге» Тихомиров уже и не спрашивал – сам знал.

Итак, семидесятые… а вот поточнее – так ведь и не узнал. Теперь только на Тамару надежда.

Председатель как раз докурил, попрощался. Максим еще посидел немного – тихий такой, спокойный вечерок выдался, теплый даже, – а затем поднялся на третий этаж.

– Ну слава богу, решил-таки остаться! Ой… – Библиотекарша вдруг сконфузилась. – Извини за такой вид… извините…

– Да нет, Тамара, на «ты», думаю, лучше будет. А вид… Вид у тебя, прямо скажу, прекрасный!

Тихомиров еще больше сконфузил женщину, можно сказать, вообще вогнал в краску: на Тамаре были сейчас надеты короткие спортивные шорты и белая маечка, едва прикрывающая пупок.

– Ну, что вы так смотрите? Я, право, стесняюсь!

Максим улыбнулся:

– Опять «вы»?

– Да все никак не привыкну… Постой-ка! Есть тут у меня кое-что…

Встав на цыпочки – Максим сглотнул вдруг набежавшую слюну, – хозяйка квартиры вытащила с верхней полки висевшего на стене шкафчика початую бутыль. Поставила на стол:

– Вот! Рябиновая настойка. Между прочим, сама делала.

– Отлично! – Молодой человек потер руки. – Разливайте, с удовольствием с вами… с тобой выпью. Я ведь, Тамарочка, не так просто зашел – кое-что вспомнил. Ну, про семидесятые… Юбки тогда у женщин такие были… Ну, не мини, а такие… вот этакие… Ой, я лучше попытаюсь нарисовать – карандаш или фломастеры в доме найдутся?

– Да найдутся. – Тамара принесла из комнаты лист ксероксной бумаги и пачку цветных карандашей. – Ну что, Пикассо, рисуйте!

– Нервных прошу не смотреть! – Максим, как смог, изобразил на бумаге женскую фигурку и юбку…

– Так-так… – Библиотекарша смешно наморщила лоб. – Это явно не мини… но и не макси… что-то среднее, я бы сказала, миди. Ну да, юбка-колокол, была жутко модной году в семьдесят шестом – семьдесят пятом. До того все мини носили…

а после, в конце семидесятых, макси с большими разрезами.

– То есть ног все равно не прятали, просто, так сказать, хитро драпировали, – с улыбкой констатировал гость. – Значит, вот и конкретный год обозначился: семьдесят пятый – семьдесят шестой, где-то в этом роде. Там, Тамарочка, и нужно искать!

– Ой, Максим, так что искать-то?

– Разгадку, ма шери, разгадку!

– Ого, вы уже и на французский перешли? – Женщина весело расхохоталась. – А ведь еще даже не выпили!

– Так сейчас выпьем, Тамарочка! Что же нам помешает?

Конечно же, ничто не помешало ни выпить, ни… тому, что произошло дальше… Тому, что и должно было произойти между мужчиной и женщиной, пусть не испытывающими друг к другу серьезных чувств, но нуждавшимися сейчас в такой внезапно возникающей близости.

Максим просто поднял рюмку, ухватил за руку рванувшуюся зачем-то в комнату Тамару:

– Так на брудершафт? За то, чтоб на «ты»…

– Да. – Тамара опустила веки. – На «ты»…

Выпив, поцеловались… и целовались долго, долго, с каждой секундой все жарче, жарче, жарче…

Погладив женщину по бедрам, Макс стащил с нее маечку и принялся целовать грудь. Тамара напряглась, застонала, и молодой человек, поднявшись, нежно уложил ее на кровать, быстро сбросил одежду…

– Да, – тихо прошептала партнерша…

Все остальные дни Тамара вела себя так, будто между ней и Максом ничего особенного не происходило. Хотя секс меж ними время от времени и случался, однако отношения не выходили за рамки дружеских, никакой внезапно вспыхнувшей страсти, о любви речи не было и в помине.

В Тамарином же сопровождении Тихомиров сходил в библиотеки – ив новую, у Парка Победы, и на Фонтанку. Удалось найти кипы старых газет и журналов середины семидесятых: «Ленинградская правда», «Известия», «Ленинские искры», детский журнал «Костер»…

Их и читали по вечерам, искали хотя бы намеки на нечто необычное… Увы, пока ничего подобного не находилось.

– Ты бы хоть конкретно сказал, что ищешь? – спрашивала Тамара. – А то так, когда сам не знаешь…

– Вот именно – я и не сам не знаю, что конкретно ищу. Что-то такое… ну, типа, ничем не объяснимого взрыва, странных людей, летающей тарелки, наконец! Да – еще падение самолета.

– Ну уж о последнем прочесть можешь и не надеяться. – Поправив волосы, библиотекарша усмехнулась. – В то время о подобном нельзя было писать – и не писали. А ведь было все, я читала – и метро взрывали, и самолеты падали… вон, целая команда «Пахтакор» разбилась и детский хор. Это в Интернете сейчас ностальгируют… ностальгировали: ах, как хорошо было в СССР, как спокойно жить…

– Это обычно нашего возраста люди пишут, лет тридцати. Советский Союз они вообще помнят очень смутно – раннее детство, чего тут упомнишь-то? Вот и кажется все прекрасным.

Тихомиров проводил у Тамары далеко не каждый вечер – помогал Николаю Петровичу, Павлу и всем членам местного ТСЖ готовиться к зиме да делал косметический ремонт в щедро предоставленной ему брошенной кем-то квартире, потихоньку перетаскивая туда дрова и продукты из избушки покойного машиниста, к коей давно уже приглядывались местные гопники – уже в отсутствие Макса забирались, кое-что крали, так, по мелочи, продукты пока еще не нашли. Зато половину поленницы уже по-хозяйски прибрали – остальное молодой человек вывез за пару дней… возил бы и дольше, но, увидав его с санками, председатель ТСЖ усмехнулся и пообещал достать бензина.

Не обманул – достал, нашлась и «газелька», уж на ней-то все перевезли в раз, вообще этот Николай Петрович (фамилия его была Востриков) оказался хватким мужиком, как и положено главному инженеру крупного предприятия. Там не все еще растащили, кое-что оставалось – сварка, генераторы, топливо…

А избушку Михалыча вскоре спалили – Максим заходил денька через два после переезда, просто так, проверить, не забыл ли что важное.

Тамара же днем составляла планы, сидели вместе с учительницами, все что-то обговаривали, придумывали – местное ТСЖ намеревалось открыть в одной из пустых четырехкомнатных квартир школу, пока хотя бы начальную.

– А в общем всех будем учить, – убежденно говорил председатель. – Учителей бы только найти, специалистов. Туман туманом – однако ж неучами детишкам тоже быть не годится!

Тихомиров сие начинание поддерживал полностью и безоговорочно, даже вызвался поучить детей французскому. Ну а пока хватало работы и с личным ремонтом, и с мини-котельной, точнее сказать, с трубами. Кстати, водопровод и канализация в окрестных домах все еще действовали, и тоже, не в последнюю очередь, благодаря Вострикову – водонапорная башня с насосной станцией находилась на территории его предприятия и пока еще действовала.

Все на той же «газельке» съездили к Стрельне, вывезли дрова… По просьбе Максима Востриков захватил с собой самогонку – там же и выпили, и согрелись, и помянули старика Михал Михалыча.

По вечерам же Тихомиров читал старые газеты, быстро пробегая глазами заголовки статей.

«Решения XXV съезда Партии – выполним», «Десятой пятилетке – достойную встречу», «Награждение JI. И. Брежнева Золотой медалью Мира имени Ф. Жолио-Кюри»… И далее все в таком же духе. Ничего путного покуда не попадалось, а подшивок было много – читать не перечитать. Хорошо еще, Тамара помогала, но, похоже, надежды на советскую прессу оказались напрасными.

Ну вот, опять – «Первый пленум ЦК КПСС»… «Подарок коммунистов Тольятти XXV съезду – автомобиль ВАЗ-2106».

ВАЗ-2106… памятная, наверное, каждому второму российскому автолюбителю машина – многие именно с нее начинали. Да, «шестерочка», конечно, авто ностальгическое… однако все же не в такой степени, как тот же «ушастый» «запор» или 408-й «москвич».

А машинки-то у них приметные! Даже двадцать четвертая «волга» – и то…

Ездят они по Ленинскому, а куда? Где сворачивают? На Новоизмайловском, на Краснопутиловской, на Московском?

Хорошо бы узнать!

Как только? Сзади за машиной не побежишь, а ездят они быстро. Просить у Вострикова «газель»? Можно, но… Могут ведь что-то и заподозрить – движения-то практически нет, а тут какой-то грузовичок позади маячит и ведь не отстает, гад! Вычислят? Да, пожалуй. Не те, так эти – евсеевские тоже левую «газельку» не пропустят. Нет, нельзя рисковать, хитрей надо действовать, так, чтоб и возникнуть не могло никаких подозрений.

Да тут и придумывать-то особенно ничего не пришлось! Просто Макс, сказав председателю, что снова прогуляется в Дачное, дошагал по Ленинскому до площади Конституции, тем более денек-то выдался замечательный – солнечный (если можно так выразиться, поскольку туман все же свое брал), с легким приятным морозцем, шагалось легко, весело, Тихомиров даже крутку распахнул – до того распарился, до того стало жарко. Шел, поглядывал на высыпавших на улицы людей – гуляющих старушек, играющих детишек. В такой славный день чего же сидеть в четырех стенах? Тем более когда много народу, так ведь и безопасно… относительно безопасно. Как в старые добрые дотуманные времена!

Не тратя времени даром, Максим, свернув к «Меридиану», подошел к гонявшим мяч подросткам, точнее, к болельщикам:

– Пацаны, тут машина старинная не проезжала? Смешная такая…

– Машина? Не, не видали…

– Да как же не видали, Витек? Нет, сегодня, конечно, не видали, а вот дня три назад – одна такая проехала. Точно, как вы, дяденька, говорите – смешная. Маленькая такая, голубенькая, у нас во дворе давно такие ржавеют. Друг ваш, что ли, на ней ездит?

– Ну да, приятель. А куда поехала, не видал?

– По Ленинскому. – Пацаненок пожал плечами. – А куда дальше – не знаю.

Значит, по Ленинскому… Значит, к Московскому… Впрочем, запросто на Варшавскую могла завернуть.

На Варшавской молодой человек остановился на углу, возле поваленной автобусной остановки, подойдя к сидевшим на лавочке старушкам, улыбнулся как можно шире:

– Ох, погода-то! Еще бы солнышко да небо синее-синее… как раньше!

– Да уж, как раньше, – засмеялась одна из бабушек. – Не знаем, будет ли уже, как раньше, доживем ли?

– Обязательно будет, а как же?! – оптимистично заверил Максим. – Вы, случайно, тут моего приятеля не видели? Не заворачивал на днях к вашему дому? Машина такая смешная, старинная…

– Да теперь и машин-то почитай что нет. А смешную мы запомнили… Ничего в ней смешного нет, красивенькая такая «волга», черная… номера, извините, молодой человек, не запомнила – память уже не та.

– Митрофановна! Да ты «волгу» от «жигулей» отличишь ли?

– А чего же не отличу-то? У мужа моего покойного точно такая «волга» была, когда он в райкоме комсомола работал. ГАЗ-24 – ага! Вот времечко-то было! Помню, выбросили как-то в ДЛТ югославские сапоги, так я сразу звонить, муж прислал шофера, и мы на той «волге»…

– Спасибо, бабушки! – от всей души поблагодарил Макс. – Так она к этому дому подъезжала, «волга»-то?

– Да нет, не к этому. Вообще не сворачивала, так прямо по Ленинскому и пронеслась. Я ее и заметила-то, потому что машин сейчас считай что нет – редко-редко какая проедет.

По Ленинскому… До Московского, похоже.

– Да, вон туда, направо, свернул, «москвич»-то, по Московскому покатил, верно, к Пулкову или в Пушкин. Четыреста двенадцатая модель, кажется. По цвету как горчичник.

Пояснивший это пожилой, интеллигентного вида мужчина в длинном пальто, выгуливавший на поводке огромного пятнистого дога, улыбнулся и пожал плечами:

– Вот когда это точно было – не помню. Где-то на неделе, я вот так же с собакой гулял…

– Большое спасибо!

Наверное, дальше было никак не обойтись без «газели». Выпросить у председателя, загнать где-нибудь перед Шушарами в кусты, набрать жратвы побольше да сидеть ждать, надеясь, что ретро-автомобилисты когда-нибудь да объявятся… желательно поскорее. А если не объявятся на неделе? Так можно и до морковкина заговенья просидеть, тем более холодновато сейчас в машине, печку зря гонять не будешь – топливо в дефиците. И все равно именно так, похоже, и придется сделать – другого пути Тихомиров пока что не видел, ну разве что надеяться на газеты-журналы.

Заглянув вечером к Тамаре, Максим привычно взял пачку:

– Посижу вечерок, почитаю. Ты что смеешься-то?

– Журнальчик один читаю – во, «Ровесник».

– И что такого пишут?

– А вот послушай: «Вы, уважаемые читатели, спрашивали нас о группе „КПСС“, о „Чингис-Хан“, о „Тич-Ин“, об „АББА“. Что они сейчас делают? Распались? Очень может быть. Пишут очередные альбомы? Наверное… Но о них ничего не говорят и не пишут, а значит… а значит, о них нечего сказать!». Нет, ну ты, Максим, только подумай – во журналюги были, волки, не чета нынешним юношам-девушкам – вроде бы на читательские вопросы и ответили, а ничего не сказали!

– Ты за какой год читаешь-то? – Макс присмотрелся и разочарованно зевнул. – Ха! Восемьдесят второй. Поздновато будет!

– Да этот журнальчик так просто попался, затесался среди «Костра», – смутилась женщина. – Вот тебе «Костер». Как раз за семьдесят пятый, сентябрьский номер. Это, кстати, наш, ленинградский журнал, правда детский.

Тихомиров хмыкнул:

– Ты б еще какой-нибудь «Юный натуралист» предложила. Ну что там для детишек написать могут?

– Для них, наверное, ничего такого, что мы ищем. – Тамара неожиданно улыбнулась. – А вот они сами кое-что пишут. Наверняка в осеннем номере есть рубрика «Как я провел лето» или что-то в этом роде.

– Ладно, ладно, погляжу. – Сунув журнал в кипу газет, молодой человек схватил все в охапку и откланялся. – Еще к председателю заглянуть надо.

– Как знаешь. – Библиотекарша отложила в сторону очередную газету. – А то заходи. Сегодня девчонки придут, учительницы, – программу обсуждать будем.

Младшей из «девчонок» было лет сорок, и мешать их посиделкам Тихомиров вовсе не собирался, да и некогда, честно говоря, было.

Договорившись с Востриковым насчет «газели» – «кое-куда съездить», – Максим в приподнятом настроении отправился к себе, в выделенную товариществом квартиру: начатый ремонт-то надо было когда-то заканчивать.

Утеплив окна, молодой человек уселся на диван, поставив на журнальный столик свечку. Развернув солидную газету – «Ленинградскую правду», сразу же начал клевать носом и чуть было не уснул: от всяких «ударников коммунистического труда» и «новостей с полевых станов» так потянуло в сон, что Макс, внезапно обнаружив газету лежащей на полу, рядом, решительно взялся за журнал – тот был хотя бы красочный, разноцветный.

Пролистнул, пробежал глазами: «Наш отряд», «Звеньевые», «Барабанщики встречали солнце»… ага, вот про лето.

«Я провел это лето у бабушки в деревне…» – к черту бабушку!

«Мы ездили к маминым родственникам в Сибирь…» – и Сибирь туда же.

«По итогам пионерской игры „Зарница“ наш совет отряда наградили путевкой в „Артек“…» «Артек» тоже далековато будет.

«Этим летом две смены подряд я провел в лагере от НИИ Химпромбуммаш…»

Во, блин!!! Хим… пром… бум… И не выговоришь-то, тем более не напишешь. А пацан-то писал без ошибок… или это девочка? Нет – «провел». Пацан, значит. Пионер – всем ребятам пример.

Впрочем, какая разница? Хотя… так-так-так-так-так…

«Наш лагерь „Тополек“ располагался в красивой местности недалеко от поселка Шушары…» Ага! Вот уже теплее, теплее! «…в начале первой смены у нас была военная игра „Зарница“, все шло по-военному, и даже взрыв был устроен – как настоящий. А еще мне как-то приснилось, будто я встречался с инопланетянами, а потом я нашел такой цветок, какого еще никто не находил, – с семью лепестками и переливающийся радугой, только цветок этот потом завял и куда-то затерялся…»

Ну вот…

Сразу потерявший весь сон Тихомиров устало утер выступивший на лбу пот. Ну – вот оно! Цветик-семицветик… Вот он когда вырос-то – летом семьдесят пятого года. Недалеко от Шушар! Пионерский лагерь «Тополек»… наверное, можно его и сейчас найти… хотя бы остатки.

Молодой человек снова пробежал глазами письмо:

«Здравствуйте, уважаемая редакция, меня зовут Горелов Антон, я учусь в шестом „А“ и еще – в художественной школе…»

В художественной школе, ишь ты.

А вот и рисунки, подробные такие, четкие – даже фантастический пейзаж какой-то планеты с двумя солнцами и зеленым небом! Не говоря о более реальных вещах – лагерь, пионеры, машины на обочине шоссе – все выписано в деталях, по всему видать, в художественной школе не признавали никаких импрессионизмов, модернизмов и прочего. Вон и «жигуленок» «копейка» – все в точности, и рядом с ним какой-то длинный фургон… с…

Не веря своим глазам, Максим присмотрелся…

…с рекламой фруктовых соков «7Я»!!!

Фургон! Фургон! Та самая фура, не так давно едва не стоившая ему жизни!