Лиллиана прерывисто вздохнула, стоя на площадке Шеул-Гра, выгравированные символы которой светились. Вокруг проносился ветерок, шелестя листьями вечно зелёных деревьев и донося резкие и острые их ароматы. Травянистые лужайки тянулись на акры, временами перемежаясь с журчащими ручьями и тропинками. А ещё иногда встречались древнегреческие колонны и статуи демонов, вздымающиеся в невыразительное серое небо.
В нескольких ярдах располагался фонтан, в котором когда-то текла кровь, но теперь выплёскивал кристальную воду на брусчатку, ведущую к хозяйственным постройкам, где жили десятки Непадших ангелов и Мемитимов. А за фонтаном возвышался дворец Азагота, чьи бледные стены сверкали.
Мгновение облегчения вытеснило нервозность.
Мир Азагота — отражение его настроения, и Лиллиана не была уверена, что сделала бы, вернись в разложение и злость, которые когда-то тут царили.
Мир Мрачного Жнеца мог быть прекрасным, но ставил в тупик. Смотреть, но не слишком пристально, прикасаться, но не чувствовать.
У неё сдавило грудь, и ребёнок шевельнулся, как будто почувствовал тревогу от возвращения. Вот только тревога — слишком мягкое слово для того, что она испытывала.
На самом деле, она была в ужасе. Через несколько минут, впервые за несколько месяцев с тех пор, как ушла, она увидит мужа. И он понятия не имел, что она беременна.
Она почти пожалела, что попросила Ривера сопроводить её с греческого острова Ареса. Стоило взять с собой Малифисенту, цербера, который по острову ходил за ней по пятам. Собака не отходила от неё, пока Кара не отвлекла её, давая Лиллиане возможность сбежать. Она будет скучать по церберу, но Кара заверила, что Мал найдёт её, если привязалась. Лиллиане будет сложно объяснить, почему она приехала с ребёнком, не говоря уже о питомце, который закусывает людьми.
Положив руку на округлившийся живот, она сошла с площадки и с колотящимся сердцем пошла к дворцу. Азагот уже должен был почувствовать её присутствие. Не успела она додумать мысль до конца, как кожу на затылке начало показывать. Лиллиана остановилась, как вкопанная.
Он здесь — стоял у неё за спиной.
Она должна повернуться, но, проклятье, не была готова.
Закрыв глаза, она глубоко и прерывисто вздохнула и смогла лишь прошептать:
— Азагот.
— Посмотри на меня, Лиллиана.
Услышав его повелительный, но тяжкий голос, она задрожала от волнения. Они почти ежедневно общались по скайпу, и она знала, что он ждёт её возвращения. Но как отнесётся к ребёнку, учитывая, брошенные как-то слова, что не хочет больше детей? Как отнесётся к тому, что она скрывала от него беременность целых девять месяцев?
Готовая ко всему, она резко обернулась.
Тёмная сила исходила от Азагота, стоявшего в нескольких футах со сложенном за спиной обсидиановыми крыльями. Короткие волосы были такие же чёрные, как и ботинки, брюки и рубашка. Он закатал рукава, обнажив татуировки, как у Танатоса, и сжал кулаки.
Она не могла прочитать его мысли и не знала, как воспринимать позу. Он посмотрел ей в глаза, а затем опустил взгляд изумрудных глаз ей на живот.
— Кажется, мне нужно тебе кое-что рассказать…
Откуда-то сзади раздался смех, и Азагот повернул голову на двух своих сыновей, Джорни и Мэддокса, которые стояли там. Двое Мемитимов были увлечены телефонами и даже не подозревали, что через мгновение окажутся посреди того, к чему даже приближаться не хотели бы.
Зашипев, Азагот расправил крылья, схватил Лиллиану и взмыл в воздух. Дыхание с шипением вырвалось из лёгких Лиллианы, когда земля ушла из-под ног. Азагот крепче прижал её к себе — хватка была уверенной, но нежной, когда Азагот пролетал прямо над головами сыновей. Он резко накренился, приближался к земле, когда пролетал над двором, чтобы приземлиться на балконе спальни.
Лиллиана немного качнулась, возвращая равновесие, но Азагот, словно крепкая опора, держал её.
— Азагот…
— Ш-ш-ш. — Он заставил её замолчать поцелуем. — Я скучал, — прошептал он, отрываясь от её губ.
Господи, она тоже скучала. Всхлипнув, она расслабилась.
Азагот застонал от вкуса Лиллианы. Он словно несколько месяцев голодал и получил порцию изысканного блюда. Но этого было мало. Он хотел большего. С рыком, он оторвался от неё, стараясь не раздавить её живот.
Она беременна.
Твою мать.
Она смотрела на него янтарными глазами.
— Ты не злишься?
Злился, чёрт подери. Нет. Как он мог? Злился. И нет. Проклятье. Внутри крутилось столько эмоций, что он не был уверен, как ответить.
Очевидно, она давно беременная, но не сказала ему. Знала ли она, что носит ребёнка, когда уходила? Кто ещё знал, и не сказал ему?
Да, он нервничал. Но именно он оттолкнул Лиллиану.
К чёрту. Всё сложно, но ему насрать. Есть о чём беспокоиться. Лиллиана дома, и даже порочная сторона Азагота была рада. А ещё хотела вновь пометить свою пару.
— Разберёмся с этим позже, — грубо сказал он, сжимая в кулаке её юбку, чтобы задрать. — Сейчас, ты мне нужна.
— Да. — Она бросилась к нему, обхватила руками и ногами. — Поторопись.
Она вписать ногтями ему в плечи, прижимаясь животом к его прессу.
Так осторожно, как только позволяло отчаяние, он развернул её и прижал к перилам. Она оглянулась на него через плечо, и длинные каштановые волосы рассыпались по спине, а рот изогнулся в озорной улыбке, которая поразила его до самого члена.
— Прямо здесь?
Рыча от нетерпения, он потратил секунду, чтобы посмотреть на свои владения. Группа Непавших и Мемитимов бродили в округе, стараясь не так уж очевидно таращиться на балкон. Джорни и Мэддоксу нужно крикнуть в громадный громкоговоритель.
Мысленным приказом, Азагот призвал чёрный туман с внешних краёв мира, окутав землю темнотой, чтобы оставить их на балконе в уединении.
— Мило, — пробормотала Лиллиана.
Нет, ничего милого в этом нет. В этом тумане может быть кислота или миллион плотоядных существ. Как бы то ни было, после тумана всегда оставался пепел, так что потом Азаготу придётся вызвать дождь. И они могли бы заняться любовью под ливнем.
«Она ушла от тебя. И солгала».
Да, но и он не сама добродетель, так что подавил внутренний голос, потому что в эту секунду ему было необходимо вновь соединиться с Лиллианой, восстановить хотя бы связь, если не доверие. Казалось, Лиллиана не возражала, учитывая, что притягивала его бедра к себе. Жар её ладони почти свёл с ума. Прошло столько времени. Слишком много.
Когда он скользнул ей под юбку и стянул трусики, поклялся, что они больше никогда не расстанутся.
Азагот натолкнулся пальцами на влажную и готовую плоть, от чего у него подогнулись колени.
Лиллиана извивалась в предвкушении, её стройные плечи поднимались и опускались с каждым тяжёлым вздохом. Ногтями она впилась в ногу так сильно, что стало больно. Восхитительно, греховно больно.
— Шевелись, — прошептала она.
С одной стороны, он хотел её помучить, потому что ещё злился, хотел потянуть время, наказывая удовольствием. Но логически понимал, что это не наказание. А порочная сторона просто не могла ждать.
Зарычав, он расстегнул ширинку. Лиллиана застонала, когда он прижал головку к входу в её тело. Азагот очень хотел резко толкнуться в неё, но действовал аккуратно.
Внутри Лиллианы его ребёнок, и он не хотел рисковать навредить ему или ей. Он очень медленно скользнул в её жар, а влажные стенки сдавили член в эротической ласке.
Он протянет недолго, ну и ладно. Любовь всей его жизни вернулась, и впереди у них тысячи лет, чтобы наслаждаться друг другом.
Она выдохнула его имя, когда он полностью вошёл. А когда начал двигаться, зашептала слова наслаждения.
— Я скучал, — признался он, стискивая её бёдра
Он начал быстрее и жёстче толкаться в неё, когда удовольствие начало нарастать и распространяться. Стоны Лиллианы, которая встречала каждый толчок Азагота, сводили с ума. С самого начала, они идеально подходили друг другу, и даже спустя почти год разлуки ничего не изменилось.
Первые признаки оргазма сдавили яйца и пощекотали поясницу, поэтому Азагот скользнул рукой между ног Лиллианы и нашёл комок нервов. Лиллиана вскрикнула, достигнув пика. Внутренние стены сдавили его, и Азагот зарычал в экстазе, который выходил за рамки физического. Он был и на эмоциональном и ментальном уровне. Оргазм получился такой сильный, что крылья сами по себе раскрылись, укутывая их в кокон страсти. Его освобождение достигло пика, пошло на спад и вновь накрыло с головой. Этот цикл повторялся и повторялся, пока Азагот едва мог держаться на ногах.
Наконец, когда страсть стихла, голод другого рода поднял голову. И его сила потрясла. Даже не раздумывая, Азагот запрокинул голову Лиллианы и впился в её горло. Она застонала в ответ на его стон от связи и вкуса нектара, который могла дать только она. Где-то на задворках разума, Азагот понимал, что нужно действовать нежнее, но прежде чем успел укротить внутреннего зверя, до сознания дотянулся другой голос.
«Отец».
Ребёнок. Твою мать. Азагот чувствовал своего ребёнка.
Он тысячи раз становился отцом, но не встречал большинство детей. И те вошли в его жизнь спустя сотни, если не тысячи лет спустя. Это первый раз, когда он чувствовал младенца. Это первый ребёнок от любимой женщины.
И это для него всё.
Туман рассмеялся, и небо стало ярко-голубым, потому что мир вновь стал правильным. Азагот плотнее указал их в кокон своих крыльев, скрывая ото всех.
— Азагот, — вздохнула она. — Небо. Оно ещё никогда не было таким ярким.
Насытившись убийственной дозой дофамина, он убрал клыки, зализал ранки и прижал Лиллиану к себе. Девять адских месяцев вдали от любви и более шести тысяч жутких, бесконечных часов одиночества подошли к концу.
— Лили, — протянул он, поднимая её, чтобы она прижалась спиной к его груди, так и не выходя из тела. — Я так тебя люблю.
Она положила его руку себе на живот, и сердце ёкнуло, когда в ладонь ударили.
— И я тебя люблю.
Им нужно поговорить. О многом. Но прямо сейчас он собирался насладиться даром, который ему преподнесли. Его парой. И ребёнком.