Господи, я не верю. Не верю, что Доминик на такое способен. Он не мог просто так оказаться в лесу, разодранным в клочья. Просто не мог!
— По результатам судебной экспертизы, на Эрика напал голодный медведь, который не пожалел молодого человека, — снова слышу голос ведущей отчего ноги подкашиваются и я чуть не падаю, но сильные руки моего мужа-убийцы держат меня крепко, не давая упасть. — Мистер Матисон ехал в загородный домик для отдыха по сведению его друзей. Найденная машина на обочине оказалась сломанной, именно поэтому Эрик оказался в лесу, ища помощь. Но помощь он не нашёл, зато нашёл голодного животного. Дело закрыто, труп доставлен в морг.
Медведь!
Чувствую, как меня несут на руках, и я прихожу в себя только когда оказываюсь на кожаном диване, не разбирая где что. Рука Доминика гладит меня по лицу, и я устремляю в него свой взгляд. По щёкам текли слёзы, потому что знала, что этот молодой парень ушёл из жизни только из-за меня, из-за глупого прикосновения.
— Я не хотел, чтобы ты это видела, — мягко и как-то успокаивающе произносит Доминик, а меня чуть ли не воротит от его лица. На что он ещё способен?
— Это ненормально, Доминик! — кричу, захлёбываясь слезами. — Ты убил человека! И всё из-за чего? Он просто взял меня за руку!
Я замахиваюсь рукой в сторону мужа, пытаясь отдалиться от Форда, но он перехватывает мою ладонь и грубо сжимает.
— Он не имел на это право, — цедит он сквозь зубы. — Он виноват, Бель, а правонарушителей, нужно наказывать.
19
Плакала я минут пятнадцать, пока меня не накрыла полная апатия и осознания того, что мой муж убийца. Что я могла сделать, узнав это? Закатить истерику? Уже. И это помогло вернуть того молодого журналиста в жизнь? Нет.
Уйти от него? Была уже попытка и совсем не удачная.
Я просто смирилась, обмякла в его руках, и позволила отнеси в машину, а после привезти домой. Пока он отходил, я схватила сменную одежду из шкафа, и вышла из комнаты, направляясь в гостевые комнаты. Выбрала самую дальнюю, и, не запираясь, упала на кровать. Замки в этом доме не были никакой преградой для Доминика — от каждой комнаты у него был ключ, поэтому смысла закрываться не было.
Так я и лежала ни о чём не думав. Голова была совершенно пустой, и я просто не представляла, как жить с той мыслью, что Доминик кого-то убил. Только закрывая глаза, перед лицом всплывали его кровавые руки.
— Анабель, — послышался со стороны недовольный голос Доминика, который я сначала не расслышала. — Возвращайся в комнату, мне надоели твои игры.
Я не ответила, потому что сил банально не было. Продолжила лежать на кровати, смотря в белый потолок, на котором было изображено цветение сакуры.
— Бл*ть, надоела, — слышу его мат и снова никак не реагирую. Надоела — может выкинешь наконец. Но вот так думала только я, потому что в следующее мгновение была вжата массивным телом Доминика в кровать, слушая его крики мне в лицо: — Задолбала! Почему ты не можешь вести себя нормально и перестать нервировать меня!? Надоело, сейчас я выбью всю эту дурь из тебя.
А после послышался треск разрываемой ткани и вот я уже лежу без белой блузки в кружевном бюстгальтере.
— Что ты?… — не успеваю я сказать дальше, как Доминик впивается грубым поцелуем мне в губы и жёстко сминает их, не проявляя ни капли нежности. Зубами подкусывает губу, и я чувствую металлический привкус собственный крови у себя во рту, которым и стал отрезвительным.
Замахнулась рукой, но Форд увернулся и схватил меня за запястье, не волнуясь о моих порезах. Одной рукой прижал мои руки к кровати, а другой полностью сорвал с меня блузку, разошедшуюся по швам. Попыталась ударить его ногой в пах, но он блокировал моё колено своей ногой, и я чуть не взывала от беспомощности. Да что я могла сделать против крепкого мужчины? Ни-че-го. Но сдаваться я не собиралась и начала припадочно вырываться, пытаясь освободить руки, которые Доминик уже перевязывал порванной рубашкой. Справившись с этой работой, подтянул меня к изголовью кровати, привязывая рубашку к деревянной спинке.
— Ты больной! — крикнула ему, бодаясь всем телом. — Доминик, прекращай свои шутки, мне уже не смешно!
Не знаю чего я ожидала, но только не того, что Доминик отстранится от меня, встанет и быстро выйдет из комнаты, оставляя меня опешившей от всей этой ситуации. Пока он не передумал, я села, и начала развязывать узел на своих руках. Было сложно и неудобно, что вход пошли зубы, которыми было сложно прокусывать брендовые шмотки. Порвать — легко! Прокусить — невозможно. И когда спустя несколько минут борьбы с тканью, я всё-таки развязала руки, схватила сменную одежду, и побежала к выходу. Нет, больше я терпеть этого не намерена.
Плевать, что будет, но терпеть я этого больше не буду.
Но только я дёрнула за ручку двери, как она открылась и в комнату ввалился Доминик, что-то держа в руках. Резко сгрёб меня в охапку и кинул на кровать, снова придавливая всем своим телом. А в момент моего сопротивления схватил руки окольцовывая наручниками, после пристегнув те к кровати.
— Если ты сейчас же не прекратишь, я подам на тебя в суд за изнасилование, — прошипела, пытаясь напугать Доминика, хоть и прекрасно понимала, что суд я не выиграю. Он ухмыльнулся, бросая в меня взглядом что-то наподобие «ну, попробуй».
В следующие секунды я осталась без лифчика, который он разорвал впереди, оставляя меня полуголой лежать на холодной кровати. После схватился за замок юбки и потянулся вниз под мои громкие крики перестать это делать.
Юбка полетела в сторону, и я осталась в обычных чулках и трусиках. Было ли мне сейчас страшно? Нет, было и страшнее. Особенно первое время, когда я только изучала Доминика. А сейчас, я даже и знала что произойдёт — просто изнасилует.
Форд разорвал мои трусы и откинул их в сторону, оставляя меня в одних чулках.
— И что дальше, Доминик? — спрашиваю его, скрещивая ноги, пытаясь закрыться. — Изнасилуешь? Банально!
— Нет, не совсем, — произносит он и из-за пояса достаёт шприц с какой-то жидкостью внутри. — Мне надоело твоё безучастие.
А после подносит к моей руки, и я дёргаюсь, стоит ему скинуть колпачок с иглы и приблизить её к моей коже. Ударяю Доминика ногой, но тот не шелохнувшись, вводит иглу в кожу и я взвизгиваю, пытаясь прекратить введение препарата в организм. Что он, чёрт возьми, мне вколол? Если это хоть как-то навредит ребёнку, я убью его собственными руками и плевать, что испачкаю свои руки в крови.
— Ты сама меня захочешь, дорогая, — произносит он и медленно начинает расстёгивать рубашку, пропуская пуговичку за пуговичкой, раскрывая идеальное тело Доминика. Его руки перемещаются на ремень и также нарочито медленно расстёгивают и его, откидывая в сторону. Надоевшую рубашку он тоже скидывает на пол, и я невольно заостряю внимание треугольнике, скрывающегося за штанами.
К лицу приливает жар, и я чувствую, как щёки начинают гореть. Форд расстёгивает ширинку своих брюк и приспускает их, снимая. Я смотрю на его мускулистые руки, на которых проступают вены, и представляю, как плавлюсь в его руках. Да почему так жарко?
Следом Доминик снимает и трусы, открывая вид на свою эрекцию. От такого вида внизу живота зародилась тяготящая истома, и я закусила губу. Этот псих вколол мне чёртов афродизиак!
— Что, Доминик, не можешь сам, прибегаешь к препаратам? — выдыхаю, чувствуя, как начинаю гореть с ещё большей силой. Форд снова ухмыляется и снова захватывает своими ногами мои ноги, фиксируя их, чтобы я не вырвалась. А вырывалась ли я вообще? Разум затуманился от желания, и я уже полностью перестала сопротивляться.
Форд склоняется лицом к моей груди и влажным языком проводит по чувствительной горошине груди, отчего изо рта вырывается глухой стон, о котором я сразу же пожалела, потому что на лице Доминика отразилась победоносная улыбка. Он посасывает грудь, причмокивает и опускается вниз дорожкой из поцелуев, распаляя меня ещё больше.
Да что же такое? Почему мне не хочется вырываться, а хочется чувствовать ещё и ещё? Почему препарат перекрывает всю мою ненависть к нему?
Все мои мысли улетучились в один момент, когда он развёл ноги и дотронулся языком до комочка нервов. Я снова глухо застонала, чувствуя тёплое дыхание на своей коже. Доминик это делал впервые, отчего новые ощущения были для меня в новинку.
Сейчас два человека боролись внутри меня, перекрывая друг друга. Одна я хотела прекратить всё это, влепить пощёчину и уйти из его жизни навсегда, а другая… Хотела продолжения. И желание настолько начало застилась разум, что я перестала как-то либо сопротивляться, отдаваясь рукам Доминика. Скоро это закончится. Он сделает мне больно, и я перестану таять в его руках.
Ещё несколько секунд его влажного языка на моём клиторе и он поднимается, становясь лицом к лицу, а после целует, оставляя на моих губах мою же влагу. Отвратительно! В любой другой бы ситуации я бы вытерла губы, сплюнула всё, что на них было или вовсе вывалила всё содержимое желудка, но не сейчас. Возбуждение захлёстывало с головой, что я ни о чём не могла подумать.
- Ты чувствуешь? Чувствуешь какая ты на вкус? — шепчет он мне в губы, а я покрываюсь мурашками от его тона, и прикрываю глаза, неосознанно, облизывая губы. — Вкусная, сладкая и только моя.
Снова целует, углубляет поцелуй, но уже намного мягче, нежнее. Отстраняется и смотрит в мои глаза, затуманенные похотью. Спустя несколько секунд чувствую его грубые захваты на своих бёдрах, обтянутые в чулках и в следующее мгновение член Доминика полностью заполняет моё лоно. Вскрикиваю от приятного ощущения, и понимаю, что такого я не чувствовала давно.
Я испытывала сексуальное влечение к Доминику только в самом начале наших отношений, а потом он всё разрушил, полностью отталкивая меня от себя. Всё остальное время мы пользовались смазками или он просто трахал меня на сухую, причиняя боль. И именно сегодня, впервые за столько лет, я испытываю наслаждение.
Когда действие препарата спадёт, я точно буду знать, что буду жалеть, но сейчас меня мало что волновало. Доминик вышел из меня, а потом снова двинулся вперёд, тараня меня до самой глубины, а после учащает эти движения, и я уже не могу сдержать стонов, слетающих с губ. Член скользит внутри меня как нож по маслу, и я чувствую, как комок внизу живота концентрируется всё сильнее, и меня начинает трясти от предвкушения.
Слышу тяжёлое дыхание Доминика в шею и впиваюсь зубами ему в плечо, пытаясь перестать стонать в голос. Он рычит мне прямо в шею и продолжает вбиваться в меня с огромной скоростью. Я постанывала ему в кожу, и когда он грубо сжал мои бёдра, я вдруг осознала, что это всё тот же Доминик, не знающий жалости, убивший человека, который все эти годы издевался надо мной.
— Не хочу, — хрипло говорю я, но Доминик не слышит меня, переворачивая на живот. Руки в наручниках стягивают и начинают ныть, а я чувствую приближающуюся эйфорию. Чувствую, как он ставит меня на колени и опускает грудью на диван, заставляя коснуться сосками уже тёплой ткани.
Он входит резко, грубо, полностью меняясь. Вдалбливается в меня со всей силы, и я чувствую скорейшее приближение.
— Н-не х-хочу, — с придыхание произношу, елозя грудью по простыне с оттопыренным задом, в который сейчас врывается Доминик. Он делает ещё несколько толчков, и я задерживаю дыхание, выпуская изо рта стон наслаждения. Ноги задрожали, дыхание спёрло, и я получаю разрядку, одновременно крича: — Н-не х-хочу-у!
Внутри всё пульсирует и я неосознанно мышцами обхватывают член Доминика, подрагивающего внутри меня. Чувствую, как его сперма растекается внутри, и Форд выходит из меня, поглаживая мои ягодицы.
— Кричит, что не хочет, но сама стонет как шлюха, — говорит Доминик, и встаёт с кровати, берёт что-то из кармана своих брюк, подходит ко мне и расстёгивает наручники. Затёкшие руки плетьми падают на диван, и я глубоко дышу. — Надеюсь, в следующий раз будет лучше.
Какой следующий раз…
Форд надевает трусы, и выходит из комнаты, оставляя меня в прежней позе. Двигаться не хотелось совсем, и только спустя несколько минут я полностью легла на кровать.
Я разочаровалась в себе. Ненавижу себя.
Ненавижу за то, что возжелала этого мужчину. Ненавижу за то, что дала слабину. Ненавижу за то, что поддалась.
Ненавижу.
20
Проснувшись, первым делом сходила в душ, пытаясь оттереть от себя следы прошлой ночи. Хоть и затёрла кожу до красноты, и избавилась от запаха Доминика, но воспоминания в голове давали о себе знать. Боже, как же я такое допустила?
Проклиная себя всем, чем можно, я оделась во вчерашнюю сменную одежду, которая осталась нетронутой и пошла в нашу спальню, чтобы взять необходимые мне вещи. В душе надеялась, что Доминик уехал на работу без меня, и я смогу посидеть дома в четырёх стенах, сжирая себя терзаниями изнутри.
Но по пути я встретила ещё одного не желательного гостя. Роберт как бельмо на глазу стоял в коридоре и сверху вниз смотрел на служанок, которые с утра пораньше порхали над уборкой. Он услышал мои шаги и обернулся в мою сторону, ухмыляясь. В голове сразу же всплыл образ голого Форда, ухмыляющегося точно так же. Захотелось утопиться, чтобы не вспоминать прошлой ночи.
— Ты не приходишь, и я начинаю грустить, — с ребячеством в голосе произносит Роберт и демонстративно надувает щёки. — Я скоро уеду, и ты не узнаешь тайну Доминика Форда, дорогая. Хочешь упустить такой момент? Возможно, из моих историй ты поймёшь, когда Доминик выдохнется и заменит тебя на новую жертву. Всё ещё не заинтересовал?
От его слов дыхание перехватывало, и с каждой фразой, я всё больше хотела узнать правду. Но несмотря на это, я следовала своему первоначальному плану, поэтому, чтобы Роберт не воображал ничего такого, где он выше всех и знает всё-всё, я подошла к нему, и взяв за галстук, дёрнула на себя, чтобы тот наклонился.
— Жду не дождусь, когда Доминик выкинет меня на улицу, — говорю ему, театрально вздыхая. Хотя все мои слова были правдой. — Только вот вряд ли это удастся. Я беременна.
Видела, как лицо Доминика исказилось от удивления, и это явно подняло мне настроение. Нечего строить из себя невесть что! Отпустила его галстук, и толкнула в грудь, не сдвигая мужчину и на миллиметр, и обошла его, идя вперёд.
— Он знает? — спрашивает он мне в спину, и я победно улыбаюсь, что заставила Роберта «встать на колени». Пусть подавится своей информацией.
— Да, — произношу беззаботно, и продолжаю идти, сворачивая за угол. Тогда снова становлюсь собой, а не стервой женой, и иду в нашу спальную комнату, всё ещё надеясь, что Доминика дома нет.
Дойдя до неё, распахиваю двери и застываю прямо на пороге. Что…
То, что я видела перед глазами никак не вписывалось в мою голову. Форд изменял мне, да, но чтобы так открыто…
Какая-то незнакомая девушка лежала на нашей кровати, прикованная к поручням, с повязкой на глазах и кляпом во рту. Ноги широко расставлены, и я вижу поблёскивание пробки у неё во влагалище. Как раз то, чем балуется Доминик.
Почему то внутри зарождается отвращение, какая-то обида, и я захожу в комнату под изнывающие стоны девушки, бесшумно открываю шкаф и достаю вещи. Также тихо закрываю его и выхожу из комнаты.
Из глаз градом льются слезы, и я сама себя перестала понимать, ощущая жгучую обиду. Вчера он трахал меня, а сегодня эту девушку. Неужели ему мало? Что не так с этим человеком? Он втаптывает меня в грязь своими действиями!
Идя обратно, радуюсь, что по пути не встречаю Роберту, и захожу в свою комнату, направляясь в ванную. Мне должно быть плевать, радоваться, что он нашёл мне замену, но почему то эти глупые слёзы продолжают течь по щекам. Женскую часть меня просто убили, втоптали в самую грязь и выкинули на самое дно.
Плевать. Всё плевать. Меня больше ничего не интересует, кроме моего малыша. Только он, только его жизнь. Плевать на всех, на Роберта, на Доминика, его угрозы, насилия и остальное. Ничего не знаю, всё.
Умываюсь, переодеваюсь и выхожу из ванной, останавливаясь снова на пороге. Доминик был в комнате, стоял у зеркала и поправлял галстук в зеркале. Видимо не успел нормально привести себя в порядок, заканчивая со своей новой девочкой.
— Готова? — спрашивает он холодно и строго, как и всегда. Я киваю, и мы выходим из комнаты. Я чувствую полное отчуждение и просто как кукла следую за ним, не обращая на него внимания. Больше никаких чувств, никаких порывов, никаких интересов. Ничего.
Через час мы прибыли в частную клинику, прошли в кабинет, и там взяли анализы моего ещё не родившегося малыша и Доминика. Было неприятно, но выдержала, боясь, что с моим малышом что-то случится. Результаты сказали, будут в ближайшее время, примерно через несколько дней. Обычно такие анализы делаются около недели, но власть Доминика сыграла и тут.
После мы поехали в офис. Доминик вёл себя, как ни в чём не бывало, будто это не он вчера вколол мне препараты и не он сегодня привязал девушку к кровати. Но от этого я была не удивлена, потому что привыкла к его переменам в настроении и поведении.
Приехав, я снова легла на тот самый диван, пролежав на нём весь день, изредка принося Форду кофе. Секретарши на месте не было целый день, поэтому её частичную роль исполняла я, по прихоти Доминика, конечно же.
День прошёл скучно, однообразно, и я даже была рада, когда мы собрались и поехали домой. Дома я старалась вести себя, как и всегда, но всё-таки стороной обходила спальную. Только приехав домой, я зависла на кухне, поедая пудинг, а после шаталась по дому лишь бы не быть рядом с Домиником. На удивление, я ни разу не наткнулась на Роберта, а это настораживало.
И только когда часы пробили полночь, мне пришлось вернуться в комнату, чтобы взять необходимые вещи и поставить Форда перед фактом, что спать в этой комнате я больше не буду.
Со всей решимостью направилась в нашу спальную, надеясь, что Форд не выкинет что-нибудь ещё. Зайдя в комнату, увидела мужчину на кровати, на секунду стушевалась, но оклемавшись, прошла к шкафу и достала всё необходимое. А после направилась к выходу, но стоило только дотронуться ручки двери, как раздался суровый голос Доминика:
— И куда ты пошла? — не оборачиваясь, я услышала еле слышимый скрип кровати, и приближающиеся тяжёлые шаги. Я не обернулась, только дёрнула ручку, но Доминик остановил меня своей рукой, хватаясь за предплечье. — Что снова за выкрутасы, Анабель?
— Я не буду спать на этой кровати и в этой комнате, — решительно заявляю я, не смотря на Доминика. Разглядываю деревянную резьбу и молюсь, чтобы Форд не начал закипать и злиться.
— Почему? — на моё удивление спокойно выдаёт он, и я немного расслабляюсь.
— Не строй из себя дурочка, — выдаю, охрабрев. — Вечером с одной, утром с другой. Разнообразие! Прямо как ты любишь.
— Поясни, — пояснить он просит! Как будто сам не знает.
— Доминик, нет смысла в этом спектакле, я видела сегодня девушку на этой кровати, привязанную, — наконец-то поднимаю на него взгляд и вижу совершенно спокойного мужа, но только вот взгляд его был каким-то… вопросительным что ли? — В твоём стиле, не находишь?
Он секунд десять молчит, обдумывает мои слова, а после кивает.
— Ты права, тебе лучше лечь в другой комнате, — произносит он, открывая мне дверь. Пропускает вперёд и тем временем, когда я обескураженная иду в одном направлении, Доминик направляется в противоположную.
21
Вчера после того как Доминик ушёл, я не видела его до вечера следующего дня. Он не пришёл ни утром, ни в обед, и даже вечером после работы не зашёл в дом, только написав SMS, чтобы я выходила. Ехали молча, не обмолвившись и словечком. Легче от этого не было, но я хотя бы расслабилась на сидении автомобиля, зная, что скоро придётся контактировать с Домиником и строить из себя влюблённую пару.
Именно поэтому я сейчас стояла рядом с Домиником в закрытом гипюровом красном платье в пол, держась за его руку и всем, улыбаясь в знак приветствия.
— Анабель, не часто тебя увидишь на таких мероприятиях! — оборачиваюсь на звонкий голос Эллен, который узнаю из тысячи голосов и притворно вежливо улыбаюсь.
— Рада видеть тебя, Эллен, — произношу, поворачиваясь к стервозной женщине, которую никогда бы не хотела увидеть. — Могу сказать тебе тоже самое. С каких пор ты посещаешь выставки таких характеров? Тебя ведь привлекают больше профессионалы, чем новички.
Мельком посматриваю на Доминика, и не вижу ни намека на заинтересованность в моей собеседнице. Мужчина отвернулся к картине, по которой я мазнула глазом и направила всё своё внимание на приближающуюся к нам женщину.
— Да вот, нахваливали, что сегодня соберутся золотые самородки, решила прийти и глянуть сама, — подходит она к нам и оценивающе проходит взглядом по Доминику, выдавливая хищную улыбочку. — Здравствуй, Доминик.
Мужчина лишь кивает головой и продолжает рассматривать какую-то картину. Странно, но него это не похоже. В обществе он старается быть идеальным, а здесь показывает дикую незаинтересованность, что как минимум, не вежливо. Но разбираться с этим я не стала и вернула всё свое внимание на Эллен.
— Как всегда сдержан и неразговорчив. Со мной, — разочарованно вздыхает она, и теряет к нему всякий интерес. Стоило ли мне вспоминать, что раньше Эллен крутилась возле него, всё пытаясь привлечь к себе внимания? И она постоянно недоумевала, что во мне нашёл Доминик? Я вот тоже бы хотела это узнать. — Я слышала у вас скоро пополнение.
Она красноречиво опускает взгляд на мой живот, и от этого взгляда хочется взять и уйти.
— Именно так, — резко слышу со стороны Доминика, и оборачиваюсь, чтобы оценить степень его раздражительности. — Нам нужно отойти.
Слышу это и чувствую, как мужчина тянет меня за руку, уволакивая куда-то в сторону. Мы петляли несколькими коридорами, и на мой вопрос, что взбрело ему в голову, был проигнорирован несколько раз. Дойдя до нужной Доминику двери, я чуть пару раз не споткнулась, но сильная хватка Доминика ни то, что не давала упасть, хоть как-то вывернуться не позволяла.
Он затаскивает меня в тёмную комнату, освещённую лишь лунным светом из-за окна, легонько толкает в сторону, и я чувствую, как хватка на руке пропадает и появляется на талии. Несколько секунд и я уже сижу на холодном пианино. Он встаёт максимально близко ко мне и запускает пальцы в мою аккуратно собранную причёску.
— Ты что творишь? — хватаю его за плечи и пытаюсь отодвинуть от себя, создавая хоть какую-то дистанцию, но всё было тщетно. Если ему приспичило заняться здесь сексом — хоть убей, не буду.
— Нам нужно поговорить, — слышу его надрывный голос, и понимаю, что тема явно будет серьёзная. Таким растерянным и убитым я не видела его никогда.
— О чем? — спрашиваю только это, хотя в голове прошёлся поток язвительных вопросов. Злить его не хотелось, особенно после того, когда я увидела его состояние. На мгновенье во мне проснулась жалость, которую я сумела подавить.
— Прости меня, милая, прости, — слышу я слова, от которых сердце сжимается, а в голове рождается круговорот мыслей. — Я такой урод. Был слепым, видел только всё плохое, и плясал под чужую дудку всю свою жизнь. То, что я такой — ты не виновата.
Я не знала, что сказать, потому что после его слов все фразы из головы просто улетучились. Я не понимала, что происходит с Домиником, и была полностью растерянна. Он соприкоснулся своим лбом до моего и прикрыл глаза. Такой жест он делал только тогда, когда мы начали жить вместе. Каждый день он подходил ко мне, обнимал и мы касались лбом друг друга. Тогда ещё моя слепая любовь считала, что это был высший жест любви, а сейчас… Сейчас я и не знала, что и думать.
— Расскажешь? — спустя несколько минут тишины спросила я, не зная о чем говорить. Надеялась, что он сам расскажет о том, что его гложет, но не выдержала, и сделала первые шаги сама.
Он открывает глаза и смотрит на меня. Он был расстроен, подавлен, отчего мне самой становилась не по себе. Передо мной был совершенно другой Доминик, которого я не видела никогда за всю нашу совместную жизнь.
22
Доминик
Не фанат творчества, но отпускать Анабель одну на этот тухлый вечер я не собирался. Когда я говорил про тотальный контроль — я не шутил.
Своим людям я доверять перестал, поэтому следить приходилось самому. Честно, пожалел, что пришёл, потому что надоело уже смотреть на эти смазливые лица, которые подлизывались с каждой стороны. Когда уже со всеми перестал здороваться, реально от скуки начал рассматривать мазню этих начинающих художников.
Анабель была крепко прикована ко мне, поэтому я расслабился и без особо энтузиазма вернулся к рассматриванию картин. Были, действительно красивые работы, но половина из них — полная чушь. Но вот одна картина действительно зацепила мой взгляд.
На холсте нежными цветами была изображена девушка, которая свернувшись в калачик, обнимала своего ребенка. Живот был подсвечен жёлтым цветом, как маленький лучик среди другой темной стороны картины. Над девушкой склонился мужчина с виду нормальный, но он избивал эту женщину ногами, пока та пыталась защитить ребёнка. Но самая интересная деталь этого изображения — люди, изображённые по бокам, которые как дьяволы что-то нашёптывали мужчине на ухо.
Как ни странно, но смысл этой картины дошёл до меня сразу: мужчина верил в то, что говорили про его жену и вымещал на ней злость. Под давлением других людей, он делал то, что считал нужным, но он не думал о том, чтобы перестать слушать окружающих и прислушаться к жене.
Внезапно из моих мыслей меня вывел назойливый голос Эллен.
— Я слышала у вас скоро пополнение, — услышал я единственную фразу из всего разговора, и снова застыл на картине.
В мгновенье дыхание перехватило, а сердце совершило кульбит. Осознание смысла картины дошло до меня не сразу. Я понял, почему сразу же понял смысл этой квартиры, потому что этот мужчина в центре — я.
— Именно так, — резко произношу, начиная беситься. Беситься от того, что всё изображённое на картине относится к моей жизни. — Нам нужно отойти.
После этих слов, я потащил её по коридорам, ища отдалённую комнату. Чёрт возьми, я разозлился. Разозлился на жизнь, на себя, даже ан ту же Анабель, которая медленно перебирала ногами и кричала что-то за спиной. Было плевать, что нас видели люди, плевать, что возможно папарацци запечатлели это на фото, и скоро они будут украшать обложки журналов. Плевать. Хотелось просто запереть эту девчонку в комнате и выпустить всю злость.
Но стоило только увидеть её перед собой, сидящую на пианино так близко со мной, что-то в душе прорвало. Блять, какое же я дерьмо. Первым делом я снова подумал о себе, забывая о ней. Снова хотел сделать ей больно, хотя осознавал, что все наши проблемы из-за меня, за то, что я много слушаю других.
— Нам нужно поговорить, — выдыхаю, чувствуя, как сердце начинается биться чаще от того, что я собираюсь ей рассказать. Оголить душу человеку — последнее, о чём я задумывался за последние десять лет. Но и молчать я больше не мог, особенно после увиденного.
— О чем? — слышу я настороженный голос Анабель, и мгновенно раздражаюсь. Раздражаюсь за то, что позволил произойти тому, что мог предотвратить.
Прежде, чем сказать эти слова, перевожу дыхание, и говорю то, что давалось мне сложнее всего в жизни.
— Прости меня, милая, прости. Я такой урод. Был слепым, видел только всё плохое, и плясал под чужую дудку всю свою жизнь. То, что я такой — ты не виновата.
Сам не поверил, что сказал это. Эти слова дались мне тяжело, и казалось, что я был истощён морально.
Доминик Форд, просящий простить его — нечто новое, необычное и никогда невиданное. Чтобы показать, что я искренне прошу прощения у Бель, коснулся её лба, как делал это раньше. А потом забылся, почувствовал её рядом, и всё, успокоился, снова почувствовал спокойствие. Но стоило только ей произнести одно слова, как сердце снова ушло в пятки.
— Расскажешь?
23
*воспоминания Доминика*
— Роб, ключ на 9, - тяну руку к брату и через несколько секунд чувствую холодную сталь в руке. Откручиваю гайки, и снимаю спущенное, уже потрёпанное колесо. Этому мопеду пора на свалку. Но без него работать я не смогу, а на новый денег нет. Вот подкоплю и куплю себе новенький мопед, мороки меньше станет.
— Дом, как думаешь, сколько он ещё продержится? — спрашивает Роберт, а улыбаюсь, смотря на своего старичка.
— Надеюсь, месяца на 3 его хватит, а то придётся снова на автомойку устраиваться, курьером зарплата то больше, — говорю и принимаю из рук Роберта насос. — А ты как? Устроился на работу?
— Ой, да какой, — от его пренебрежения в голосе, быстро закипаю. — Знаешь ли, в 18 лет достойной работы не найдёшь, везде опыт работы нужен. А я на абы какую не хочу.
Только собираюсь начать нравоучительную беседу, но чувствую на своих глазах нежные, такие знакомые ладони.
— Угадай кто, — слышу такой любимый голос, кладу свои ладони на руки Рикки, и улыбаюсь как дурак. Беру её ладони и спускаю к губам, нежно целуя, а после поворачиваясь к ней, рассматривая мою любимую. Моя рыженькая бестия. Любимая бестия.
— Кто же ещё, рыженькая моя, — целую её в щёку, а она мило улыбается и обвивает мою шею, обнимая. — Пойдём сегодня на пляж? Я взял выходной, чтобы провести время с тобой.
— Прости, любимый, — расстраиваюсь, потому что выбивал этот выходной три недели, а моя рыжая занята и не может уделить мне несколько часов. — Приезжает отец, а ты же знаешь, какой он, только узнает, что я уехала куда-то далеко, потом на год дома запрёт. Я сейчас забежала на минутку.
— Ладно, как-нибудь в другой раз, — улыбаюсь, целую её в макушку, и смотрю на Роберта, который посматривает на нас и ехидно улыбается.
— Ой, голубки-и, — говорит он и поворачивается на спину. — Аж тошнит.
— Не завидуй, — смеюсь, кладу руку на талию Рикки и провожаю её к выходу. — До встречи, люблю тебя.
Машу ей рукой и вижу, как она улыбается и словно ребёнок скачет на остановку. Вот люблю её не могу, жизнь ради неё готов отдать.
— Эй, Дом, — чувствую, как рука брат оказывается на моём плече, поворачиваюсь и смотрю на него. — Раз уж у тебя обломилось, может, вместе на пляж сходим?
— Эй, — сбрасываю его руку. — Я не по мальчикам.
Роберт смеётся, а я улыбаюсь. Наши узы — самые сильные, что есть на свете.
— Может в скейт-парк? — спрашиваю и вижу кивок головы. Поэтому мы вываливаемся из старого гаража, оставленного дядей и, взяв свои скейты, направились почти в другой конец города. Далеко, но зато весело.
После получаса, проведённого в метро, вышли на улицу и глотнули свежего воздуха. Решили свернуть через парк. И какую же я испытал радость, когда увидел знакомую рыжую макушку.
— Эй, Ры… — да вот только Рикки была не одна. — …жая.
Рикки была одета в самое лучшее платье, что у неё было. Синее, которое она купила для меня. Сочетание синего и рыжего я обожал, поэтому она его и купила. А сейчас она одела его для другого. Рядом с ней был мужчина в смокинге, с дорогими часами, который вёл её под ручку в какой-то дорогущий ресторан.
Блять, да она же за моей спиной с богатенькими мужиками мутит!
Оставив непонимающего Роберта одного, рванул к ресторану, благо бегал я быстро. Подбежав, преградил им дорогу, и посмотрел в удивлённое лицо Рыжей.
— Так вот ты значит, как дома сидишь, отца встречаешь, — зло произношу, и осматриваю мужика рядом с ней. По внешности — страшный, зато богатый. А потом снова перевёл взгляд уже на свою бывшую. Сначала её лицо было удивлённым, виноватым, а спустя несколько мгновений на её лице появилось пренебрежение.
— Я устала, Доминик! — кричит она, идя в наступление. — Устала, что все наши друзья идут в бар, а мы на пляж, потому что там деньги не нужны! Ты крутишься на работе постоянно, но денег без конца нет. Содержишь своего братца тунеядца на своей шее, поздравляю! Устала от твоей нищеты. Надоело. Такой обормот как ты мне не нужен.
— Те слова я запомнил надолго, — говорю Анабель, переводя дыхание. — С тех пор я начал много работать, устроился на автомойку, продолжал работать курьером, по ночам подрабатывал в барах. Как-то выбился из нищеты, стал средним классом, взял большой кредит, вложился в бизнес. Дело пошло, и я начал понимать, что такое деньги. Всего этого я добился за два года. После этого, у меня была ещё одна девушка — Кассия. Я снова влюбился как мальчишка, но в тот момент я уже был уверен, что она не уйдёт от меня, сказав, что я нищий. Именно так я думал, пока сам с ней не порвал. Ей нужны были только мои деньги, а сама она трахалась с моим братом на стороне. Конечно же, то, что она спала с Робертом, она не знала. Он просто притворялся мною, и всё. Брал моё. До вчерашнего дня я этого не знал, пока вчера после твоего непонятного поведения не припёр его к стенке. Но это был ещё не потолок его действий. Когда я уже был полностью разочарован в любви, я встретил девушку, она помогла мне выйти из депрессии. Я не любил её, но доверял ей, она нравилась мне. Но, Роберт и тут успел влезть. Тогда я был ещё глупым ребёнком и не понимал её поведения, но порой мелькали такие моменты, когда она говорила мне: спасибо за вчера. Но в тот день мы с ней не виделись, но я считал, что она благодарила меня за то, что я отправлял ей цветы или какие-то украшения. Так было около десятки раз. И я был реально глупым, потому что не видел этого. Та девушка забеременела от Роберта, пришла ко мне и сказала, что беременна. Но суть была в одном: я не спал с ней. Понимаешь? Тогда я назвал её шлюхой, она говорила, что это мой ребёнок, но из-за злости я не слушал её. Естественно, узнал я это только вчера. После этого я погрузился в бизнес. Отправил Роберта в Италию, как своего посла в одну кампанию, чтобы с ней сотрудничать. И это принесло свои плоды. Тогда я вырос, получил власть, почёт, уважение. Зарёкся, что больше никогда не свяжусь ни с одной женщиной. А потом встретил тебя. Такую чистую, красивую, милую и невинную. У меня башку сорвало при виде тебя, понимаешь? Снова почувствовал себя будто живым. Тогда у меня были проблемы с доверием к женщинам, и я записался к качественному психологу, по совету Роберта. Первые месяцы были отличными, а после эта сучка-психолог начала отравлять мне мозг. После я замечал как ты смотришь на мужчин, когда просто разговариваешь, кладёшь руку на плечо охранника. Я видел в этом намёки, понимаешь? Я пытался лечиться, но с каждым моим визитом моё сознание отравлялось всё больше.
Я почувствовал на своей шее её тонкие пальчики, и как она притягивает меня к себе, кладя голову к себе на грудь. Я послушно опускаюсь, переводя дыхание. Говорить всё это было сложно, но я пытался не опустить ни одной детали.
— Вчера, когда ты упомянула, что провела со мной вечер и про девушку, я пошёл к Роберту, потому что только он мог подложить мне такую свинью. Мои подчинённые никогда бы это не сделали, зная, что я могу им устроить. Тогда я нашёл его в комнате, и ударил по лицу, со злости, а потом ударил, даже не выяснив ничего. Просто спустили тормоза, понимаешь? Я молотил его до тех пор, пока не спустил гнев, а потом он всё и рассказал. Рассказал о прошлом, о психологе, отравляющей мой мозг, о той девушке. Что он привязал к кровати, чтобы ты это увидела, а так же о той ночи. Бель, я признаю, я был жесток, был полным мудаком, но в ту ночь — это был не я. Я знал, что ты ушла в другую комнату, оставил тебя в покое, а на следующий день спросил у служанки, где ты находишься. Бель, я, правда, не делал этого, верь мне.
Сказав мне стало легче. На самом деле, легче мне стало вчера, когда я чуть ли не избил родного брата-близнеца до полусмерти. Но он того заслужил, да, точно, заслужил. Мне плевать, что было в прошлом, но то, что он посягнул на мою Бель, было огромной ошибкой.
Я почувствовал, что на макушку приземлилась капля воды, а потом и вторая. Отпрянул от груди Бель и поднял свой взгляд на неё. Она сидела и плакала, зажимая рот рукой. Мне так больно смотреть на это, смотреть на неё такую разбитую, заплаканную, просто не могу. Прижимаю её к себе и становлюсь мокрой жилеткой для слёз. Я не знал, что делать. Но я рад, что высказался, и теперь Бель знает правду.
— Я знаю, что многое произошло, ты многое терпела, — произношу, поглаживая её волосы на макушке в успокаивающем жесте. — Я должен отпустить тебя, дать тебе нормальную жизнь без насилия, унижений и жестокости. Дать тебе спокойное время с ребёнком. Но я не могу, понимаешь? Я эгоист, Бель. И как бы я не хотел отпустить тебя, не отпущу, потому что просто погибну без тебя. Я попытаюсь наладить наши отношения, попытаюсь исправиться, но мне нужно время. Дай мне его, Бель, и я обещаю, что наша жизнь изменится.
24. Эпилог
Спустя полгода
— Слишком токсичный розовый, тебе не кажется? — спрашивает Доминик, держа в руках кисточку, обмакнутую в розовую краску. Осматриваю краску, приглядываюсь и, действительно, понимаю, что краска слишком ярко розовая. В такую комнату вообще не захочется заходить. — Давай не будем заниматься хернёй, а?
Реально ерундой занимаемся. Нет, чтобы поручить мастерам, дизайнерам, решила всё сама сделать! Чтобы с этим болваном время провести.
— Ладно, давай отложим ремонт комнаты на потом, — говорю, кидая ещё сухую кисточку в пакет. То, что мы решили сами сделать ремонт в детской комнате, вообще шок. Вы когда-нибудь видели Доминика Форда, влиятельного человека, который сидит в домашних трениках и красит комнату в розовый цвет? А я видела. — А лучше, всё-таки поручим это мастерам. Не наше с тобой это дело.
Наши отношения с Домиником поменялись, не сказала бы что кардинально, но изменения были. Он остался таким же властным, жестоким, порой много требующим, но немного мягче, снисходительнее одновременно. Измениться за полгода невозможно, и с этим с Домиником мы согласны.
Мы начали ходить к психологам, правда, разным. Ему, чтобы помочь с маниакальной ревностью, а мне, чтобы снова прийти в нормальный ритм и перестать видеть ужас в собственном ужасе. Конечно, я не забыла все издевательства и унижения, но тогда на выставке, я дала ему шанс. Выбора у меня не было, но тогда я не пожалела, что поддержала его.
Поначалу было сложно. Особенно первый месяц. Я всё также остерегалась его, была послушной, пока у него не прорвало, и он попросил перестать меня притворяться, и быть собой. Пытался сгладить рельеф между нами, хоть и получалось у него плохо. К насилию с тех пор он не прибегал, потому что спустя несколько дней нам пришёл тест на отцовство, где чёрным по белому было написано: сходство 99.9 %. Тогда Доминик стал даже с нежностью и трепетностью относится к животу, пока только к животу. Уже только потом ко мне, когда понял, что всё-таки я являюсь носителем ребёнка.
Мы пытаемся жить нормально, прийти в норму, вернуться на пять лет назад и вернуть всё сначала, но как бывает в жизни — ничего быстро не приходит. Нам приходится идти на уступки, какие-то компромиссы, но они того стоят.
Полюбила ли я его снова? Сложно любить человека, который сделал тебе столько боли. Я честно пытаюсь вернуть к нему те чувства, которые я испытывала раньше, но пока я только перестала чувствовать к нему отвращение, и, по крайней мере, испуг.
Я вижу как Доминик старается исправиться. Он переехал из офиса на дом, на собрания в другие страны летают его заместители, а сам он больше пытается проводить время дома. Не со мной, конечно, целый день, а вообще. Но мы стали много видеться и общаться, помимо спальни. Половой связи у нас, кстати, всё это время не было. Доминик меня не заставляет и я уже была рада этому.
Роберта с того момента я не видела. Однажды, я спросила что с Робертом у Доминика, но тот лишь многозначительно улыбнулся, и мне осталось только додумать, что с ним всё порядке. Они всё-аки братьсЯ, и я не думаю, что Доминик убьёт собственного брата.
Кстати, он стал менее агрессивнее реагировать на мои взаимоотношения с другими мужчинами. Например, теперь он только сцепляет зубы и сжимает кулаки, но не лезет, когда я, например, говорю со своей охраной. Изменения есть, но совсе-ем небольшие. Но мы рады и этому. Я не верю, что Доминик сможет измениться окончательно, но я надеюсь, что мы всё-таки придём к тому, к чему стремимся, даже несмотря на то, что на это потребуется много времени.
— Эй, — слышу я голос Доминика сквозь свои мысли, и оборачиваюсь на него, замечая в руках круасаны с шоколадом, а ещё какой-то красный джем. — Ты вчера хотела попробовать круасаны с томатом, или уже передумала?
Приятно, когда Доминик помнит даже такую мелочь. Вот прям взять и обнять! Но это гормоны. Просто гормоны, всё именно так! Просто малышка тянется к папе, вот и всё.
— Не передумала-а, — говорю, забирая поднос из его рук.
Нам ещё многое предстоит пройти в этой жизни, и я думаю, у нас всё получится.
Конец.