Было утро вторника. Первый день учебного года. Сэмюэль и Марта вошли в класс и огляделись. Все девочки разных возрастов сидели на одной половине класса, а мальчики – на другой.
Сэмюэль вздохнул. Он ненавидел это чувство, когда на тебя направлено так много взглядов. Особенно взглядов, изучающих тебя так, словно ты что-то вроде лягушки для препарирования на уроке биологии. Он узнал одного из мальчиков – мальчика в очках, которого он видел раньше у бакалейщика, – но тот не сделал никаких попыток взглянуть на него или улыбнуться. И в любом случае, он уже сидел с другим мальчиком. На самом деле все мальчики сидели с другими мальчиками, а поскольку парты были рассчитаны на двоих, Сэмюэлю пришлось усесться за пустой партой в конце класса.
Марта собралась было сесть рядом с ним, но миссис Стурдсен (низенькая, крепко сложенная женщина с румяными щечками) сказала ей сесть на половине девочек. Так Марта и сделала – села на пустое место рядом с девочкой со светлыми, безупречно уложенными волосами, которая держала спину так прямо, что можно было подумать, что она сидит на лошади. Девочку звали Корнелия Мюклебуст.
Сэмюэль тем временем одиноко сидел за пустой партой в задней части класса, а миссис Стурдсен обратилась к ученикам. Она говорила на норвежском, поэтому он не понял ни слова из ее речи, за исключением своего и Мартиного имени. Затем она заговорила на английском, с сильным акцентом.
– Итак, сегодня в нашей школе появились новые ученики из Англии. Я уверена, что мы сможем хорошо принять их… Я буду объяснять многие уроки на английском – и это поможет всем остальным выучить новые слова.
Весь класс застонал, и Сэмюэль почувствовал себя примерно таким же популярным, как школьный учебник. Миссис Стурдсен начала собирать домашние задания, а он вжался в спинку стула, мечтая оказаться где угодно, но только не здесь.
Корнелии Мюклебуст было одиннадцать лет, и она знала почти все. Она бегло говорила по-английски. Одинаково хорошо успевала по математике, гуманитарным и естественным наукам. Она могла рассказать вам, что солнцу четыре с половиной биллиона лет. Или что Малабо – столица Экваториальной Гвинеи. Или что «Лавка древностей» – это книга, написанная Чарльзом Диккенсом.
Она была такой умной, что часто поправляла миссис Стурдсен, которой это совсем не нравилось.
– Нет, – сказала Корнелия недавно на уроке, посвященном типам облаков. – Думаю, вы сами понимаете, что это кучево-дождевые, а не перисто-кучевые облака.
Однако несмотря на то что она была олицетворением всезнайки (посмотрите это слово в словаре и увидите там точное описание Корнелии), она не получала удовольствия от знаний. Точнее сказать, она получала от них удовольствие только потому, что они позволяли ей чувствовать себя умнее других людей. Она уже понимала, что она самая хорошенькая девочка в школе и у нее определенно самые богатые родители, но ей было просто необходимо стать также и самой умной. Тогда она смогла бы заставить всех вокруг завидовать ей, а вызывать у людей зависть было самым восхитительным занятием на свете.
Вот почему, когда новая девочка из Англии села рядом с ней, Корнелия задрожала от предвкушения. Ведь кем могла быть новая знакомая, если не новой жертвой, которой можно продемонстрировать свое несомненное превосходство?
– Привет, я Корнелия, – сказала она на самом безупречном английском, протягивая руку. – Я очень рада с тобой познакомиться.
Марта пожала протянутую руку.
– Я Марта.
– О, Марта. Пишется М-А-Р-Т-А, не так ли? В Норвегии есть похожее имя, Марте. Насколько я знаю, оно имеет арабское происхождение, правда?
– Я не знаю, – ответила Марта, потому что она этого действительно не знала.
– О, неужели? Ты этого не знаешь? Я думала, что все знают происхождение и значение своего имени. Мое имя значит «золотой», так что оно подходит к моим волосам.
– Мне нравится твое имя, – сказала Марта. – И твои волосы тоже.
– Ах, спасибо. Они у меня от мамы. Она была моделью, и она до сих пор очень красивая. Теперь ей не нужно работать. Мой папа очень богатый, понимаешь… А чем занимается твоя мама?
Марте внезапно стало очень грустно. Она вспомнила день, когда мама разрешила заколоть ей волосы сотней заколочек.
– Она… ее нет.
Корнелия засмеялась:
– Я знаю, что ее здесь нет. Думаю, наши мамы немного слишком взрослые, чтобы ходить в школу.
– Нет, – сказала Марта. – Она… она… – Она вдруг осознала, что это был первый раз, когда ей нужно было произнести это вслух. – Она умерла. Моя мама… и мой папа. Они оба. Они погибли в аварии на дороге… Вот почему мы переехали в Норвегию. Я и Сэмюэль, мой брат. Мы живем с нашими… – Она произнесла все это на одном дыхании, но слова все равно застревали у нее в горле. Ей было слишком грустно, чтобы говорить.
– Ох, мне так жаль, – сказала Корнелия, хотя на ее лице не было видно ни тени сожаления. – Наверное, очень неприятно быть сиротой. Я бы чувствовала себя ужасно, если бы мои родители умерли и я осталась одна.
Марте не нравилась Корнелия. Было в ней что-то необыкновенно холодное. Каждая ее фраза походила на острый карандаш, которым она колола ее в самые больные места, чтобы посмотреть на ее реакцию.
– Я не одна. У меня есть брат. Сэмюэль.
Корнелия повернулась туда, куда указывала Марта, и увидела мрачного темноволосого мальчика, который сидел сгорбившись на стуле и смотрел прямо на нее.
– Ах, он, – протянула она, всем своим видом выражая отвращение. – Так это твой брат. Ты бедняжка.
В глубине души она, конечно, позавидовала Марте. Видите ли, у Корнелии не было ни брата, ни сестры, и ей всегда было интересно, каково это – иметь их.
– Нет, на самом деле он хороший, – сказала Марта. «Лучше, чем ты, по крайней мере», – подумала она.
– Ах, ну да, наверное, если ты сирота, то будешь рада кому угодно.
– Нам повезло, потому что мы живем с нашим дядей Хенриком и тетей Идой, а они самые милые люди на свете, хотя тетя Ида бывает немного строгой…
На этом месте миссис Стурдсен прервала их беседу, сначала на норвежском, а потом на английском, и велела им сидеть тихо, потому что начинается урок. Это был урок математики, и до самого звонка Корнелия смеялась над тем, как Марта решает задачки. Все следующие уроки прошли точно так же, и Корнелия поправляла Марту при каждом удобном случае.
– Это девчонка такая невыносимая, – пожаловалась Марта Сэмюэлю во время перемены.
– Ну, по крайней мере, она с тобой разговаривает, – сказал Сэмюэль. – Я попытался заговорить с мальчиком, Фредериком, тем, что вечно играет с калькулятором, помнишь, мы его видели у бакалейщика… но он меня проигнорировал. Как будто я невидимка.
– Это потому, что мы не говорим на норвежском.
Сэмюэль кивнул.
– Я ненавижу эту школу.
– Все наладится, – сказала Марта.
И когда Сэмюэль посмотрел на улыбку сестры, ему стало стыдно. Он был старшим братом. Разве не он должен был пытаться приободрить Марту, а не наоборот? Он был всего на два года старше нее, но теперь он должен был стать ей вместо родителей. Стать тем, кто несет ответственность.
– Знаю, – сказал он и попытался улыбнуться ей в ответ. – Все наладится… Эй, ты ведь не рассказала этой девчонке про лес, нет?
Марта затрясла головой:
– Нет. Конечно нет.
– А про дядю Хенрика?
И Марта снова затрясла головой и снова сказала «Нет», но Сэмюэль не мог не заметить, что второе «Нет» она произнесла не так быстро, как первое. Не мог он не заметить и ее вспыхнувшие щеки, но он решил больше не задавать вопросов и поверил, что она говорит правду.