Сборник "Роберт Шекли в иллюстрациях" вып.4

Глава 1

Он приходил в сознание медленно и болезненно. Это было очень долгое, очень тоскливое путешествие. Он грезил. Он пробирался через толстые пласты сна из воображаемого начала всего сущего. Он поднимался псевдоподом из начальной тины, и этот псевдопод был им. Он стал амебой, которая хранила его сущность, потом рыбой, отмеченной печатью его индивидуальности, потом обезьяной, не похожей на всех других обезьян. И наконец он стал человеком.

Каким человеком? Он смутно видел себя — безликий, крепко сжимающий в руке лучемет, а у его ног распластался труп. Вот каким человеком.

Он проснулся, протер глаза и стал ждать дальнейшего возвращения памяти.

Но он ничего не вспомнил, даже своего имени.

Он поспешно сел и приказал памяти вернуться. Когда она не вернулась, он огляделся, ища в окружающих предметах какой-либо ключ к своей личности.

Он сидел на кровати в маленькой серой комнате. В одной из стен была закрытая дверь, в другой, в занавешенном алькове, он увидел крошечный санузел. Свет падал в комнату из какого-то скрытого источника, возможно, через потолок. В комнате были кровать, единственный стул и больше ничего.

Он потер рукой подбородок и закрыл глаза. Он попытался разобраться в том, что знал, и в том, что означает это знание. Он знал, что он был человеком, Гомо Сапиенс, обитателем планеты Земля. Он говорил на английском языке (значит, существуют другие языки?). Он знал названия элементарных вещей: комната, свет, стул. Он обладал вдобавок ограниченным количеством общих знаний.

Он понимал, что многие важные факты, известные ему ранее, теперь он не помнил.

Со мной, должно быть, что-то случилось.

Это что-то могло быть и хуже. Если бы дело зашло чуть дальше, он мог бы остаться бессловесной тварью совсем без мозгов, без языка, не зная, что он мужчина, землянин. Соответствующее количество знаний было ему оставлено.

Но когда он попытался выйти за пределы имеющихся у него фактов, он провалился в темную, наполненную ужасом область. Хода нет. Исследование его памяти было столь опасным, как путешествие… путешествие куда? Он не мог подобрать аналог, подходящий к данному случаю, хотя подозревал, что можно провести достаточно много параллелей.

Я, должно быть, был болен.

Это было единственным доступным объяснением. Он был человеком с воспоминаниями о памяти. Он наверняка когда-то имел бесценные богатства памяти, выводы о которых он мог сделать только по ограниченным доказательствам, имевшимся в его распоряжении. Когда-то у него были специфические знания о птицах, друзьях, семье, положении в обществе, возможно, о жене. Сейчас он мог только строить о них догадки. Некогда он мог сказать, это похоже на то-то и то-то или напоминает что-то. Сейчас ничего не вспомнилось ему, и вещи казались похожими друг на друга. Он потерял много сил, противопоставляя и сравнивая. Он не мог дольше анализировать настоящее в терминах прожитого прошлого.

Это, должно быть, госпиталь.

Конечно. Он был существом, которое держали в этой палате, добрые доктора возвращали обратно его память, восстанавливая аппарат суждений, чтобы сказать ему, кем и чем он был. Это было очень великодушно с их стороны, и он чувствовал, как слезы благодарности наворачиваются ему на глаза.

Он встал и медленно обошел маленькую комнату. Он подошел к двери и обнаружил, что она заперта. Эта закрытая дверь на мгновение породила в нем волну паники, которую он тут же решительно подавил. Возможно, он был буйным?..

Хорошо, но он больше не будет буйным. Они увидят. Теперь своего пациента удостоят всевозможных привилегий. Он должен поговорить об этом с доктором.

Он ждал. Прошло много времени, прежде чем он услышал шаги, приближающиеся по коридору к его двери. Он сел на край койки и вслушался, пытаясь подавить возбуждение.

Шаги по ту сторону двери смолкли. Панель окошечка скользнула в сторону, и в отверстии показалось лицо.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил человек.

Он подошел к окошечку и увидел, что человек, спрашивавший его, был одет в коричневую форму. На талии висел предмет, который он после минутной задержки отождествил с оружием. Этот человек, несомненно, был охранником. У него было заурядное непроницаемое лицо.

— Вы могли бы сказать мое имя? — спросил он охранника.

— Называй себя 402, — ответил охранник. — Это номер твоей камеры.

— 402?

Ему это не понравилось. Но 402 было все же лучше, чем ничего. Он спросил охранника:

— Я долго был болен? Мне стало лучше?

— Да, — сказал охранник голосом, в котором чувствовалась привычка убеждать своих подопечных. — Самое главное — веди себя тихо. Подчиняйся правилам. Это самый лучший путь.

— Конечно, — сказал 402. — Но почему я не могу ничего вспомнить?

— Ну, так и полагается, — ответил охранник и пошел прочь.

402 позвал его:

— Подождите! Вы не можете так бросить меня, вы должны сказать мне. Почему я в госпитале?

— В госпитале? — сказал охранник. Он повернулся к 402 и ухмыльнулся. — Откуда у тебя взялась мысль, что ты в госпитале?

— Я так думаю.

— Твое предположение неверно. Это тюрьма.

402 вспомнил свой сон об убийстве человека. Сон или воспоминание? С отчаянием он вновь окликнул охранника:

— В чем моя вина? Что я сделал?

— Узнаешь, — сказал охранник.

— Когда?

— После приземления, — сказал охранник. — А теперь готовься к собранию.

Он ушел. 402 сел на кровать и попытался все обдумать.

Он узнал немножко нового. Он был в тюрьме, и тюрьма

Должна была приземлиться! Что это за собрание?

Что было дальше, 402 помнил довольно смутно. Да и сколько времени прошло, он не имел ни малейшего представления. Он сидел на своей кровати и пытался осознать два новых факта о себе, которые он узнал. Но внезапно звонки резко прервали ход его мыслей. А потом дверь камеры открылась, взлетев вверх. К чему бы это? И что это означает?

402 подошел к двери и выглянул в коридор. Он был очень возбужден, но не хотел покидать безопасную камеру. Он ждал до тех пор, пока не подошел охранник.

— Все в порядке, — сказал охранник. — Никто тебе больно не сделает. Иди прямо по коридору.

Охранник мягко подтолкнул его. 402 пошел вниз по коридору. Он видел открытые двери других камер, из которых в коридор выходили незнакомые ему люди. Сперва он шел в узком потоке, но чем дальше он продвигался, тем больше людей толпилось в проходе. Большинство из них смотрели изумленно, но никто из них не говорил. Только слова охранников:

— Двигайтесь дальше, соблюдайте дистанцию, прямо вперед.

Они вошли в большую круглую аудиторию. Посмотрев вокруг, 402 увидел, что комнату опоясывает балкон, и вооруженные стражи стоят на нем через каждые несколько ярдов. Стражи казались лишними — трусливые и изумленные люди не могли поднять восстание. Он полагал, что мрачные лица стражников были символичны. Они напоминали проснувшимся людям самый важный факт их новой жизни: что они были заключенными.

Через несколько минут человек в зловещей форме вышел на трибуну. Он поднял руку, призывая к вниманию, хотя заключенные и так уставились на него. Затем, подумав, он заговорил и, хотя не было заметно никаких микрофонов, его голос грохотом отдавался в аудитории.

— Это напутственная беседа, — сказал он. — Слушайте внимательно и попытайтесь впитать то, что я скажу вам. Эти факты будут очень важными для вашего дальнейшего существования.

Заключенные смотрели на него. Он продолжил:

— Все вы в течение последнего часа проснулись в камерах. Вы обнаружили, что не помните своей жизни — даже имен. Все вы владеете скудным запасом общих знаний, чтобы суметь удержаться в контакте с реальностью.

Я не прибавлю вам новых знаний. Всех вас, если бы вы вернулись на Землю, считали бы злобными развратными преступниками. Вы были людьми наихудшего сорта, людьми, которые лишились всякого права на снисхождение государства. В непросвещенные века вас должны были казнить. В наш век вас сослали.

Говоривший поднял руку, когда по аудитории прошла волна шепота. Он сказал:

— Все вы — преступники. И у всех у вас одна общая черта — вы неспособны повиноваться основным человеческим законам. Эти законы необходимы для функционирования цивилизации. Не повинуясь им, вы совершили преступление против всего человечества. Из-за этого неповиновения вы отвергнуты. Вы — песок в механизме цивилизации, вы отправлены в мир, где царит ваша братия. Там вы сможете создавать свои собственные законы и умирать по ним. Там исполнится самое большое ваше желание — ничем не сдерживаемая и разрушающая свобода раковой опухоли.

Говоривший вытер лоб и бросил пронзительный серьезный взгляд на заключенных.

— Но, наверное, — сказал он, — для некоторых из вас возможна реабилитация. Омега, планета, на которую мы летим, — ваша планета, место, где правят только заключенные. Этот мир является как раз таким, где вы можете начать здоровую, без всяких предубеждений жизнь с чистым личным делом. Вы забыли прошлую жизнь. Не пытайтесь ее вспомнить. Такие воспоминания стимулируют ваши преступные наклонности. Считайте себя вновь родившимися с того момента, как вы проснулись в камерах. — Оратор говорил медленно, размеренно, гипнотизируя голосом своих слушателей. 402 внимательно вслушивался в слова, перед его взором все расплылось — все, кроме бледного лица говорившего.

— Новый мир, — продолжал оратор. — Вы возрождены, но имеете способность осознать грех. Без этого вы будете неспособны сражаться со злом, оставшимся в вашем сознании. Помните это. Помните, что вы не сможете ни избежать этого, ни самостоятельно вернуться на Землю. Патрульные корабли, оснащенные последними моделями лучевого оружия, крейсируют в небесах Омеги день и ночь. Эти корабли сконструированы так, что уничтожают все, что поднимается выше пяти тысяч футов над поверхностью планеты — непреодолимый барьер, сквозь который ни один заключенный прорваться не в состоянии. Привыкайте к этим сведениям. Именно они создают законы, которые будут управлять вами и вашими жизнями. Подумайте о том, что я сказал. Сейчас оставайтесь здесь, пока мы не приземлимся.

Говоривший исчез с балкона. Некоторое время заключенные просто смотрели на то место, где только что стоял оратор. Затем в толпе послышалось бормотание. Вскоре оно смолкло. Не было разговоров о чем-то конкретном. Заключенным, не помнившим прошлое, просто не на чем было строить догадки о своем будущем. Не могло быть никакого обмена информацией между личностями, потому что не было самих личностей — им еще предстояло развиться.

Они сидели молча, некоммуникабельные люди, которые долгое время были в тюремном заключении в одиночках. Стражники на балконе стояли как статуи, отдаленные и безликие. И тогда едва уловимая дрожь прошла по полу аудитории.

Вибрация повторилась и усилилась. 402 почувствовал тяжесть и одновременно что-то невидимое навалилось на него, придавливая к полу.

Громкоговоритель сказал:

— Внимание! Корабль сейчас приземлится на Омегу. Мы начинаем выгрузку.

Последняя вибрация прекратилась, и пол принял немного наклонное положение. Ошеломленные заключенные были построены в длинную колонну, и их вывели из аудитории.

С охранниками по бокам они шли вниз по коридору, который тянулся в бесконечность. По его длине 402 получил некоторое представление о размерах корабля.

Далеко впереди он увидел пятно солнечного света, которое после бледной иллюминации коридора казалось невыносимо ярким. Отделение, включавшее в себя 402, извиваясь узкой лентой, приблизилось к концу коридора, и 402 увидел, что свет исходит из открытой шлюзовой камеры, через которую выходили преступники. Когда подошла его очередь, 402 спустился по длинному трапу, прошел через шлюз и оказался на твердой почве. Он стоял на открытой, освещенной солнцем площади. Часовые строили выгрузившихся заключенных в шеренги. Со всех сторон 402 видел толпы зрителей, наблюдавших за этой процедурой.

Прогремел громкоговоритель:

— Отзывайтесь на ваши номера. Сейчас вам сообщат ваши имена. Отвечайте сразу, как только назовут ваш номер.

402 почувствовал слабость. Он очень устал. Нет, его сейчас не интересовало, кто он. Все, что он хотел, — это прилечь и получить возможность обдумать ситуацию. Он осмотрелся вокруг и случайно заметил позади себя космическое судно, группы стражников и зрителей. Наверху он увидел черные точки, двигающиеся на фоне голубого неба. Всмотревшись, он понял, что это корабли-стражи. Они совершенно не интересовали его.

— Номер 1! Отвечай!

— Здесь, — откликнулся голос.

— Номер 1, твое имя Уэйн Саутхолдер. 34 года, группа крови А-Л2, индекс АР-431-С. Виновен в измене.

Голос умолк, в толпе послышались благожелательные возгласы. Зрители аплодировали изменнику-заключенному, приветствуя его на Омеге.

Имена читались по списку, и 402, сонный от солнечного света, задремавший стоя, едва не пропустил свой номер.

— Номер 402!

— Здесь.

— Номер 402, твое имя Уилл Баррент. 27 лет. Группа О-ЛЗ. Индекс ДЖХ-221-Р. Виновен в убийстве.

Толпа приветствовала и его, но 402 почти не слышал криков. Он пытался приучить себя к имени. Настоящее имя вместо номера. Настоящее имя. Уилл Баррент. Он надеялся, что не забудет его. Он повторял свое имя вновь и вновь и чуть не прослушал последние объявления корабельного громкоговорителя.

— Новые люди, выпущенные только что на Омегу. Вы получите временный приют в квадрате А-2. Будьте осторожны и осмотрительны в словах и поступках. Смотрите, слушайте и учитесь. Закон вынуждает меня сказать вам, что на Омеге средняя продолжительность жизни не превышает трех земных лет.

Потребовалось некоторое время, чтобы последние слова дошли до Баррента. Он все еще размышлял о своем имени. Он и не думал пока о том, каково придется убийце на какой-либо планете.

Глава 2

Вновь прибывших заключенных отвели в бараки, стоявшие рядами на площади А-2. Заключенных было примерно сотен пять. Они еще не были людьми — скорее, существами, чьи истинные воспоминания едва выходили за пределы часа. Сидя на нарах, вновь рожденные с любопытством рассматривали свои тела, с повышенным интересом изучая руки и ноги. Они пристально смотрели друг на друга и видели свою обезличенность, которая отражалась в глазах. Заключенные еще не были взрослыми людьми, но и детьми их назвать было нельзя. Остались ведь соответствующие абстракции и призраки воспоминаний. Зрелость пришла быстро, рожденная старыми шаблонами привычек и личными чертами, сохранившимися в порванных нитях их прежней жизни на Земле.

Новые люди цеплялись за смутные воспоминания о мыслях, концепциях, законах. Через пару часов их флегматичная вежливость стала отступать. Они постепенно становились людьми. Индивидуумами. Из первоначального ошеломления и внешней обезличенности начали выступать резкие различия. Характер сам себя утверждал, и пять сотен заключенных понемногу познавали свою былую сущность.

Уилл Баррент выстоял длинную очередь, чтобы посмотреться в зеркало, висевшее на стене барака. В зеркале отразился молодой, довольно симпатичный мужчина с тонким носом и каштановыми волосами. На худом лице Баррент не заметил никаких следов сильных страстей — ничем не выдающаяся внешность добропорядочного гражданина, разве что решительности чуть побольше обычного. Он разочарованно отвернулся — человек в зеркале был ему совершенно незнаком.

Позже, изучая себя более тщательно, он не смог найти шрамов или еще чего-нибудь, что отличало бы его тело от тысяч других тел. На руках нет мозолей, а тело скорее жилистое, чем мускулистое. Явно, на Земле он не занимался тяжелым физическим трудом. Но тогда кем же он работал раньше?

Убийцей?

Баррент нахмурился. Он не был готов принять это. Кто-то хлопнул его по плечу.

— Как ты себя чувствуешь?

Баррент повернулся и увидел крупного, широкоплечего рыжеволосого человека, который неслышно подошел к нему.

— Достаточно хорошо, — сказал Баррент. — Вы стояли в колонне впереди меня, не так ли?

— Именно так. Номер 401. Имя Дэнис Фурен. Баррент тоже представился.

— Твое преступление? — поинтересовался Фурен.

— Убийство.

фурен кивнул, ответ, похоже, произвел на него впечатление.

— Что до меня, то я фальшивомонетчик. Не подумаешь, глядя на мои руки. — Он вытянул вперед две массивные лапы, скудно покрытые рыжими волосами. — Но умение в них есть. И они первыми вспомнили прошлое. На корабле, пока я сидел в своей камере, руки у меня дико чесались — они хотели делать вещи. Но остальные части моего тела никак не могли вспомнить — какие именно вещи.

— И как же вы поступили? — поинтересовался Баррент.

— Я закрыл глаза и позволил своим рукам делать все, что они хотят, — ответил Фурен. — И они сразу же полезли к дверному замку и начали в нем ковыряться.

Он поднял свои здоровенные лапы и с восхищением поглядел на них.

— Умные маленькие черти.

— Ковырять замок? — спросил Баррент. — Но я думал, что вы были фальшивомонетчиком.

— Ну да, — сказал Фурен. — Основным моим занятием была подделка. Но пара искусных рук может сделать почти все. Я подозреваю, что меня только поймали на подделке денег, но я могу также быть и взломщиком сейфов. Мои руки знают слишком много для того, чтобы я мог быть всего лишь фальшивомонетчиком.

— Вы выяснили о себе больше, чем я, — сказал Баррент. — Мне же начинать не с чего, разве что со сна.

— Но ведь есть же специальные средства, — напомнил ему Фурен. — На Омеге должны быть препараты, которые помогут нам узнать больше о том, что мы такое.

— Согласен, — кисло ответил Баррент.

— В этом нет ничего плохого, — сказал Фурен. — Разве ты не слышал, что говорил этот человек? Омега — наша планета!

— В среднем жизнь на ней длится три земных года, — напомнил Баррент.

— Это, вероятно, сказано, чтобы нас напугать, — сказал Фурен. — Я бы не стал верить словам охранника. Главное — мы имеем собственную планету. Ты слышал, что они сказали: «Земля отвергает вас». Старая Земля! Кому она нужна? У нас здесь собственная планета. Целая планета, Баррент! Мы свободны!

Фурена поддержал человек с глубоко запавшими глазами, стоявший рядом с ними:

— Это правда, друзья.

Голос у него был заискивающе-дружелюбным.

— Меня зовут Джо, — представился он. — На самом деле Джоуас, но я предпочитаю архаическую форму с ее ароматом более милостивых к человеку времен. Джентльмены, я нечаянно подслушал ваш разговор и должен заметить, что всем сердцем согласен с нашим рыжеволосым другом. Подумайте о возможностях, которые открываются перед нами! Земля отбросила нас? Превосходно! Мы прекрасно без нее обойдемся! Мы все равны здесь, свободные люди в свободной стране. Никаких мундиров, никаких охранников, никаких солдат. Только раскаявшиеся преступники, желающие жить в мире.

— За что вас сцапали? — спросил Баррент.

— Они сказали, что я вор на доверии, — сказал Джо. — Мне стыдно признаться, но я не могу вспомнить, что это такое — вор на доверии. Но, наверное, когда-нибудь я вспомню…

— Может быть, у властей есть какие-нибудь способы восстановления памяти, — предположил Фурен.

— Власти! — воскликнул Джо с оскорбленным видом. — Что вы имеете в виду, говоря «власти»? Это наша планета. Мы все равны здесь. На Омеге наверняка не может быть никаких властей. Нет, друзья, мы оставили всю эту чепуху на Земле. Мы здесь…

Джо внезапно замолчал. Дверь барака распахнулась, и внутрь вошел толстяк в кричащих желто-синих одеждах. На ремне вокруг широкой талии у него висели пистолет в кобуре и нож. Судя по отсутствию серой тюремной одежды, толстяк уже давно жил на Омеге. Он остановился у входа, прислонившись к двери, уперев руки в бока и пристально осматривая вновь прибывших.

— Ну? — спросил он. — Разве вы, новенькие, не узнаете квестора? Встать!

Люди не шелохнулись.

Лицо квестора налилось кровью.

— Мне кажется, вас надо немного подучить хорошим манерам.

Новенькие вскочили на ноги даже раньше, чем он вытащил из кобуры пистолет. На лице квестора мелькнула тень сожаления, когда он спрятал назад свой пистолет.

— Первое, что вам надо усвоить, — сказал квестор, — это свой статус на Омеге. У вас нет статуса, вы пеоны, а это значит, что вы ничто.

Он подождал секунду, а затем продолжил:

— Теперь будьте внимательны, пеоны. Сейчас вам растолкуют ваши обязанности.

Глава 3

— Для начала вы, новенькие, должны понять, — заявил квестор, — что вы такое. Это очень важно. Для вас. И я скажу вам, что вы есть. Вы — пеоны! Запомните: вы — ничто! Вы низшие из низших. Вы без статуса. Ниже вас только мутанты, а они, по-настоящему, не люди. Какие будут вопросы?

Квестор снова сделал паузу. Когда стало ясно, что вопросов нет, он опять продолжил:

— Я определил, чем являетесь вы. Теперь перейдем к тому, чем на Омеге являются все прочие граждане. Во-первых, каждый человек имеет более высокий статус, чем вы, но у некоторых он выше, чем у остальных. Следующая за вами социальная ступень — Постоянный Житель, который едва ли намного выше вас. Затем идет Свободный Гражданин. Он носит на пальце серое кольцо своего статуса и одет в черное. Он тоже мелочь, но эта мелочь значительно выше вас по рангу.

Если вам повезет, некоторые из вас станут Свободными Гражданами. Следующие — Привилегированные Граждане, все они выделяются различными символами, соответствующими их рангам. Например, у класса Хаджи — золотые серьги. В конце концов вы выучите все отличительные признаки и прерогативы различных классов и ступеней. Я могу также упомянуть о священниках. Хотя они и не относятся к Привилегированным Гражданам, им даны определенные права и неприкосновенность. Я рассказываю ясно?

В бараке согласно забормотали. Квестор удовлетворенно кивнул и продолжил дальше:

— Теперь мы перейдем к тому, как вы должны себя вести, когда встречаете человека более высокого ранга, чем ваш. Так как вы — пеоны, то обязаны приветствовать Свободных Граждан почтительно. С Привилегированными рангами, такими как Хаджи, вы говорите только тогда, когда они первыми заговорят с вами и когда вы стоите с потупленными глазами и сложенными перед собой руками. Вы не покидаете Привилегированного Гражданина, пока вам не позволят это сделать. Ни при каких обстоятельствах вы не смеете сидеть в их присутствии. Понятно? Есть еще многое, что вам надо усвоить. Мое звание квестора подходит под ранг Свободных Граждан, но имеет определенные прерогативы Привилегированных.

Квестор пристально посмотрел на людей, чтобы удостовериться, что они все поняли.

— Эти бараки — ваш временный дом. Я набросал график, показывающий, кому подметать, кому мыть и так далее. Вы вправе спрашивать меня в любое время, но за глупые или дерзкие вопросы можете быть наказаны увечьем или смертью. Помните, что вы низшие из низших. Если вы будете держать это в уме, вы сумеете остаться в живых.

Квестор постоял безмолвно несколько секунд. Затем сказал:

— В последующие несколько дней вы получите различные назначения. Некоторые из вас пойдут на германиевые рудники, другие станут учиться различным ремеслам. В то же время вы свободны и можете осмотреть Тетрахиду. Тетрахида, — пояснил квестор, — так называется город, в котором вы находитесь. Это самый большой город на Омеге. — На секунду он задумался. — Практически, это единственный город на Омеге.

— Что означает название «Тетрахида»? — спросил Джо.

— Откуда я знаю? — сказал квестор, нахмурившись. — Я полагаю, это одно из тех старых земных названий, которые всегда можно увидеть то там, то тут. Во всяком случае, продумывайте каждый свой шаг, когда пойдете туда.

— Почему? — поинтересовался Баррент.

Квестор ухмыльнулся.

— Это, пеон, одна из тех вещей, которые тебе предстоит узнать самому.

Он повернулся и вышел из барака.

Когда он покинул барак, Баррент подошел к окну. Из него он мог видеть пустынную площадь, а за ней — улицы Тетрахиды.

— Вы думаете пойти туда? — спросил Джо.

— Конечно же, — сказал Баррент. — Пойдем со мной.

Маленький вор на доверии потряс головой.

— Не думаю, что это безопасно.

— Фурен, как вы?

— Мне это тоже не нравится, — сказал Фурен. — Мне кажется, нам пока стоит держаться поближе к баракам.

— Чепуха! — воскликнул Баррент. — Это теперь наш город. Никто не пойдет со мной?

фурену явно было не по себе — весь как-то сгорбившись и поникнув, он отрицательно покачал головой. Джо пожал плечами и лег назад на свою койку. Остальные заключенные даже не обратили внимания на Баррента.

— Очень хорошо, — сказал он. — После прогулки я дам вам полный отчет. — Он подождал секунду на случай, если кто-нибудь передумает, а потом вышел за дверь.

Город Тетрахида был беспорядочным скопищем зданий, заполнивших узкий полуостров, с трех сторон окруженный ленивым серым морем. Вдоль побережья стояли высокие каменные стены. Въезды в город охраняли часовые. Самым крупным строением в Тетрахиде была Арена, используемая раз в год для Игр. Возле Арены было маленькое скопление правительственных зданий.

Баррент прошелся по узким улицам, разглядывая вывески и дома и пытаясь получить некоторое представление о том, на что похож его новый дом. Извилистые немощеные дороги и темные, потрепанные стихиями дома разворошили ускользающие обрывки воспоминаний. Он видел похожие места на Земле, но не мог ничего о них вспомнить. Воспоминания были мучительны, как зуд, но Барренту никак не удавалось определить их источник.

Миновав Арену, он вышел в главный деловой район Тетрахиды. Очарованный, он читал вывески: «ВРАЧ БЕЗ ЛИЦЕНЗИИ — АБОРТЫ ВЫПОЛНЯЮТСЯ, ПОКА ВЫ ЖДЕТЕ». И еще: «АДВОКАТ, ПОЛИТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ!».

У Баррента возникло какое-то смутное впечатление, что в этих вывесках есть что-то неправильное. Он шел все дальше и дальше — мимо магазинов, рекламировавших краденые товары, мимо маленькой лавочки, на которой виднелась надпись: «ЧТЕНИЕ МЫСЛЕЙ! ПОЛНЫЙ ШТАТ СКРЕНИРУЮЩИХ МУТАНТОВ. ОТКРЫВАЕМ ВАШЕ ПРОШЛОЕ НА ЗЕМЛЕ!».

Барренту захотелось войти в эту лавочку. Но он вовремя вспомнил, что у него нет денег, а Омега, судя по всему, была местом, где деньги ценятся очень высоко.

Он повернул вниз по улице, миновал несколько ресторанов и подошел к зданию с вывеской «ИНСТИТУТ ЯДОВ (Льготные условия. До 3 лет плата, удовлетворяющая клиента, гарантируется или ваши деньги отдадут вам сразу)». На следующей двери было: «ГИЛЬДИЯ УБИЙЦ, отделение 452».

Из инструктажа на корабле-тюрьме Баррент понял, что на Омеге занимаются социальной реабилитацией уголовников. Но, судя по вывескам, дело обстояло не совсем так. Или, если это все же была реабилитация, то в какой-то очень странной форме. Баррент подошел поближе к вывеске, но затем, передумав, быстро пошел дальше, погрузившись в размышления.

Внезапно он обратил внимание, что люди расступаются перед ним. Едва взглянув на Баррента, они спешили укрыться в магазинах и лавочках. Какая-то пожилая женщина, заметив его, быстро побежала прочь.

Что случилось? Может быть, дело в тюремной униформе? Нет, на Омеге многие носили ее. Тогда что же?

Улица была почти безлюдна. Один лавочник неподалеку от Баррента спешил закрыть стальные шторы на витринах с краденым оборудованием.

— В чем дело? — спросил Баррент. — Что происходит?

— Вы что, с ума сошли?! — воскликнул лавочник. — Это же День Высадки!

— Прошу прощения?..

— День Высадки! — повторил лавочник. — День приземления тюремного корабля. Беги в барак, идиот!

Он с лязгом опустил последнюю стальную штору и закрепил ее. Баррент внезапно почувствовал, как липкий страх вползает ему в душу. Похоже, он допустил какую-то ошибку. Ему было бы лучше поспешить с возвращением в барак. Зря он затеял эту прогулку. Он так почти ничего и не узнал об обычаях жителей Омеги…

К нему приближались три человека. Они были хорошо одеты, и у каждого в левом ухе болталась маленькая золотая серьга Хаджи. Все трое были вооружены.

Баррент быстро пошел от них прочь. Один из Хаджи крикнул ему вслед:

— Стой, батрак!

Баррент, заметив, что рука Хаджи находится в опасной близости от пистолета, остановился и спросил:

— В чем дело?

— День Высадки, — ответил Хаджи и посмотрел на своих друзей. — Итак, кто начнет первым?

— Кинем жребий.

— Вот монета.

— Нет, на пальцах.

— Готовы? Один, два, три.

— Он мой, — сказал Хаджи, стоявший слева. Его друзья отодвинулись назад, в то время как один вытащил пистолет.

— Погодите, — обратился к нему Баррент. — Что вы собираетесь делать?

— Я собираюсь тебя застрелить, — ответил Хаджи.

— Но почему?

Хаджи улыбнулся.

— Потому что это привилегия Хаджи. В День Высадки мы имеем право застрелить любого вновь прибывшего батрака, покинувшего район своих бараков.

— Но мне ничего об этом не говорили!

— Конечно, не говорили, — засмеялся Хаджи. — Если вам, новичкам, стало бы известно, то никто из вас не покинул бы своих бараков в День Высадки, что испортило бы все развлечение.

Он прицелился.

Баррент среагировал мгновенно. В тот момент, когда Хаджи выстрелил, он бросился на землю. Перекатившись на бок, он услышал шипение и увидел вспышку, оставившую выщербинку на кирпичной мостовой в том месте, где Баррент стоял секунду назад.

— Теперь моя очередь, — заявил другой Хаджи.

— Извини, старик, я думаю, что он мой.

— Старшинство, мой друг, имеет свои привилегии. Отойди.

Прежде, чем следующий из Хаджи смог прицелиться, Баррент уже вскочил на ноги и пустился бежать. Резкие повороты улицы защищали ему спину, но, увы, преследователи не отставали. Хаджи бежали легко, чуть быстрее обычного прогулочного шага, словно были совершенно уверены, что рано или поздно настигнут свою жертву. Баррент поднялся на холм, свернул на боковую улицу и сразу же понял, что совершил ошибку. Он попал в тупик. Хаджи легким шагом приближались к нему.

Баррент в ужасе осмотрелся по сторонам. Ворота складов были заперты, а витрины и двери магазинов закрыты стальными шторами. Спрятаться здесь было негде.

Но тут он заметил, что пробежал мимо открытой двери. Чтобы спрятаться, ему нужно было вернуться назад на полквартала, навстречу своим преследователям.

Баррент рванул к спасительной двери. Вывеска над дверью гласила: «ОБЩЕСТВО ЗАЩИТЫ ЖЕРТВ ОБЩЕСТВА».

«Это для меня», — подумал Баррент.

Он по-спринтерски промчался перед носом у пораженных Хаджи. Единственный выстрел обжег землю под его пятками, затем Баррент добрался до двери и влетел внутрь.

Его преследователи остались на улице. Баррент слышал, как они вежливо обсуждают проблему старшинства. Баррент понял, что попал в какого-то рода убежище.

Он находился в большой, ярко освещенной комнате. Несколько оборванных мужчин сидели на скамейке возле двери, смеясь над собственными шутками. Немного дальше сидела темноволосая девушка и смотрела на Баррента широкими немигающими глазами. В противоположном конце комнаты, за столом, сидел очкастый коротышка. Он поманил Баррента к себе.

Баррент прошел к столу. Коротышка ободряюще улыбнулся.

— Это Общество защиты жертв? — спросил Баррент.

— Совершенно верно, сэр, — ответил коротышка. — Я Рэндольф Дружбер, президент этой бесприбыльной организации. Могу ли я быть вам чем-нибудь полезен?

— Безусловно, можете, — ответил Баррент. — Я — жертва.

— Я понял это по одному вашему виду, — заметил Дружбер с широкой улыбкой на лице. — У вас явный вид жертвы: смесь страха и неуверенности с небольшим намеком на уязвимость. Это совершенно точные признаки жертвы.

— Очень интересно, — сказал Баррент, быстро взглянув на дверь и гадая, долго ли преследователи будут уважать неприкосновенность его убежища. — Мистер Дружбер, я не член вашей организации.

— Это не имеет никакого значения, — сказал Дружбер. — Членов в нашей группе хватает, а многие присоединяются к нам, только когда у них возникает такая потребность. Мы защищаем неотъемлемые права всех жертв.

— Да, сэр. Там, на улице, три человека пытались меня убить.

— Ясно, — сказал мистер Дружбер. Он открыл ящик и достал оттуда большую книгу. Быстро пролистав ее, он нашел требуемую ссылку:

— Скажите, вы выяснили статусы ваших преследователей?

— Я полагаю, они Хаджи, — сказал Баррент. — Каждый из них носит маленькое золотое кольцо в левом ухе.

— Совершенно верно, они — Хаджи. А сегодня День Высадки. Вы вышли из корабля, который приземлился сегодня, и имеете класс пеона. Я прав?

— Да, это так, — согласился Баррент.

— Тогда я счастлив сообщить вам, что все в порядке. В День Высадки Охота кончается после заката. Вы можете покинуть это место с мыслью, что все правильно и что ваши права никоим образом не нарушены.

— Выйти? После заката солнца, вы хотели сказать?

Мистер Дружбер покачал головой и печально улыбнулся.

— Боюсь, что нет. В соответствии с законом вы должны выйти сейчас же.

— Но они убьют меня!

— Вы правы, — заявил Дружбер. — К несчастью, ничем вам помочь нельзя. Жертва — это тот, кто должен быть убит.

— Я думал, ваша организация занимается защитой…

— Да, мы защищаем права, а не жертв. Ваши права не нарушены. Хаджи имеют привилегию убить вас в День Высадки в любое время до заката солнца, если вы покинете ваши бараки. Вы же, могу вас обрадовать, имеете право убить каждого, кто попытается убить вас.

— Но у меня нет оружия! — в отчаянии воскликнул Баррент.

— Жертва и не должна его иметь, — сообщил Дружбер. — В этом и заключается различие, не так ли? Но с оружием или без, боюсь, вам придется сейчас выйти отсюда.

Баррент все еще слышал ленивые голоса Хаджи на улице. Он спросил:

— А нет ли у вас черного хода?

— Мне очень жаль…

— Тогда я просто не выйду отсюда.

Улыбнувшись, мистер Дружбер открыл ящик и вынул из него револьвер. Он прицелился в Баррента и мягко сказал:

— И все-таки вы должны выйти. Против Хаджи у вас еще могут быть какие-то шансы, но здесь вы умрете наверняка.

— Одолжите мне ваш револьвер, — попросил Баррент.

— Это невозможно, — заявил Дружбер. — Мы не можем допустить, чтобы жертвы бегали по городу с оружием в руках. Все наши традиции пошли бы прахом. — Он щелкнул предохранителем. — Вы выходите?

Баррент прикинул, что будет, если он кинется через стол за револьвером, и решил, что ничего не выйдет. Он повернулся и медленно пошел к двери. Оба нищих поднялись со скамейки и встали у выхода. Когда Баррент проходил мимо девушки, он заметил, что она очень красива. Он не мог понять, какие же преступления заставили ее покинуть Землю.

Внезапно он почувствовал, как что-то твердое уперлось ему в бок. Он протянул руку, и в ладонь ему скользнул маленький, но эффективный револьвер.

— Удачи, — сказала девушка. — Я надеюсь, вы знаете, как им пользоваться.

Баррент благодарно кивнул. Он не был уверен, что умеет пользоваться пистолетом, но собирался вскоре выяснить это.

Глава 4

Улица была совершенно пуста — только трое Хаджи стояли в двадцати ярдах от входа, спокойно разговаривая. Когда Баррент вышел на улицу, двое Хаджи отступили назад, а третий, с пренебрежительной миной на лице, опустив оружие, шагнул вперед. Но увидев, что Баррент вооружен, он сразу же вскинул пистолет и прицелился.

Баррент упал на землю, нажал на курок и почувствовал, как по руке прокатилась волна вибрации. Плечи Хаджи почернели и начали рассыпаться в пыль. Баррент не успел прицелиться в оставшихся двух Хаджи — что-то тяжелое обрушилось на револьвер и выбило его из рук Баррента. Выстрел умирающего Хаджи смял кончик дула.

Баррент отчаянно кинулся к револьверу, прекрасно понимая, что это бесполезно, и он не успеет вовремя до него дотянуться. По спине Уилла пробежали мурашки. Но случилось чудо — он живым добрался до своего револьвера и немедленно прицелился в ближайшего Хаджи.

Но стрелять не стал.

Хаджи засунули оружие в кобуру. Один из них сказал:

— Бедный старый Дрейкен. Он так и не научился быстро целиться.

— Вот к чему приводит пренебрежение тренировками, — заметил другой Хаджи. — Дрейкен слишком мало времени проводил в тире.

— Ну, если бы ты спросил меня, я бы сказал, что это очень хороший предметный урок. Нельзя бросать практиковаться.

— И, — добавил второй Хаджи, — никого нельзя недооценивать. Даже пеона. — Он взглянул на Баррента. — Хороший выстрел, парень.

— Да, в самом деле, очень хороший, — подтвердил второй Хаджи. — Когда движешься, трудно выстрелить из стрелкового оружия настолько точно.

Баррент, дрожа, поднялся с тротуара. Он все еще держал на взводе револьвер, который дала ему незнакомка, готовый стрелять при первом же подозрительном движении Хаджи. Но они не делали подозрительных движений. Казалось, они считали инцидент исчерпанным.

— И что теперь? — спросил Баррент.

— Ничего, — ответил один из Хаджи. — В День Высадки дозволено совершить лишь одно убийство. А сколько нас — один человек или охотничья партия — значения не имеет. После этого вы вне игры.

— Вообще-то, День Высадки — очень неинтересный праздник, — сказал другой Хаджи. — Не то что Игры или Лотерея.

— Теперь вам осталось лишь пойти в Регистрационную контору и получить ваше наследство.

— Мое… что?

— Ваше наследство, — терпеливо повторил Хаджи. — Вы наследуете все имущество вашей жертвы. Но с Дрейкеном вам, увы, не повезло — это не такая уж большая сумма.

— Он не был хорошим бизнесменом, — с печалью в голосе подтвердил другой Хаджи. — Но все же, это даст вам первоначальный капитал. А поскольку вы совершили дозволенное убийство, хотя и крайне необычное, то ваш статус повышается. Теперь вы — Свободный Гражданин.

На улице опять появились прохожие, а лавочники начали открывать железные занавеси. Подъехал грузовик с надписью «Отдел распределения тел», и четыре человека, одетые в униформу, забрали тело Дрейкена. Жизнь в Тетрахиде возвращалась в обычное русло. Именно это, а не уверения Хаджи, заставило Баррента поверить, что время, разрешенное для убийства, истекло. Он положил оружие девушки в карман.

— Регистрационная контора в той стороне, — указал ему один из Хаджи. — Мы пойдем с вами как свидетели.

Баррент еще не совсем разобрался в ситуации. Но поскольку его дела внезапно пошли в гору, он решил пока не задавать лишних вопросов. Позже будет масса времени, чтобы выяснить свое положение.

Сопровождаемый Хаджи, он отправился в Регистрационную контору, находившуюся на Поддульной площади. Там скучающий чиновник выслушал всю историю, достал деловые бумаги Дрейкена и наклеил на них имя «Баррент». Это не заняло и десяти минут.

Баррент с удивлением обнаружил, что нежданно-негаданно оказался владельцем магазина противоядий на Блейзер Бульвар, 3.

В бумагах также был зафиксирован новый статус Баррента — Свободный Гражданин. Клерк дал ему кольцо статуса, сделанное из оружейного металла, и посоветовал поскорее переодеться в соответствующую одежду — если он желает избежать ненужных инцидентов.

Выйдя на улицу, Хаджи пожелали ему удачи. А Баррент решил пойти и посмотреть, на что похоже его новое дело.

Аллея, носившая громкое название Блейзер Бульвар, оказалась всего-навсего улочкой в несколько кварталов. Магазин Баррента находился ближе к середине улицы. На вывеске большими буквами было написано «Магазин противоядий». А чуть ниже буквами помельче: «Специфические противоядия от всех ядов — животных, растительных, неорганических. Постоянно носите с собой нашу универсальную аптечку «Сделай сам». Двадцать три противоядия в одной коробке!»

Баррент открыл дверь и вошел. Небольшая комната, в которую он попал, была разделена низким прилавком почти напополам. Вдоль стен стояли стеллажи, до потолка уставленные прямоугольными бутылочками, банками, картонками и жестянками с мелко накрошенными листьями, ветками и лишайниками. К каждой посудине была приклеена этикетка. Позади прилавка висела небольшая полочка с книгами. Баррент прочитал некоторые названия: «Срочный диагноз при остром отравлении», «Яды мышьяковой группы» и «Разновидности белены»…

Было совершенно очевидно, что яды играют большую роль в повседневной жизни Омеги. А это был магазин, надо полагать, не единственный в Тетрахиде, специализирующийся на противоядиях. Баррент подумал об этом и решил, что унаследовал странный, но почтенный бизнес. Теперь он должен тщательно изучить, в основном, по книгам, как должен работать магазин противоядий.

Позади магазина была небольшая квартирка — гостиная, спальня и кухня. В одном из шкафов Баррент нашел плохо сшитый черный костюм Свободного Гражданина, в который и переоделся. Он вытащил оружие девушки из кармана своей тюремной формы, взвесил в руке, а потом переложил в карман нового костюма. Затем вышел из магазина и отправился в Общество защиты жертв общества.

Дверь была открыта, и три оборванца по-прежнему сидели на скамейке. Но сейчас они уже не смеялись. Казалось, все трое устали от долгого ожидания. На другом конце комнаты мистер Дружбер восседал за столом, читая толстую пачку бумаг. Девушки не было.

Баррент подошел к столу, и Дружбер встал, приветствуя его.

— Поздравляю! — воскликнул Дружбер. — Дорогой мой, самые теплые поздравления. Это был великолепный выстрел. И, к тому же, в движении.

— Благодарю вас, — сказал Баррент. — Я вернулся сюда…

— Я знаю, почему вы вернулись, — улыбнулся Дружбер. — Вы хотели бы получить совет о своих новых правах и обязанностях. Ведь вы теперь — Свободный Гражданин. Что может быть более естественным? Если вы присядете на эту скамейку, я займусь вами…

— Я пришел сюда не за этим, — заявил Баррент. — Я, конечно, хочу узнать о моих правах и обязанностях. Но сейчас я хочу найти ту девушку.

— Девушку?

— Она сидела на скамейке, когда я вошел сюда в первый раз. Именно она и дала мне пистолет.

Мистер Дружбер выглядел пораженным.

— Гражданин, вы, должно быть, заблуждаетесь. В этом кабинете за весь день не было ни одной женщины.

— Она сидела на скамейке возле тех трех мужчин. Очень привлекательная темноволосая девушка. Вы должны были ее заметить.

— Я заметил бы ее, если бы она была здесь, — сказал Дружбер, моргнув. — Но, как я уже заявил раньше, сегодня женщины не входили в это помещение.

Баррент ожег его взглядом и достал пистолет из кармана.

— В таком случае, откуда он у меня взялся?

— Его одолжил вам я, — спокойно сказал Дружбер. — Я рад, что он вам весьма пригодился, но сейчас буду очень благодарен, если вы вернете его мне.

— Вы лжете, — ответил Баррент, твердо сжимая оружие. — Давайте спросим этих людей.

Они с Дружбером подошли вплотную к скамейке, и Баррент обратился к тому оборванцу, который днем сидел к девушке ближе всех.

— Куда ушла девушка?

Оборванец поднял угрюмое небритое лицо и спросил:

— О какой девушке вы говорите, Гражданин?

— О той, которая сидела рядом с вами.

— Я не заметил никого. Вы видели женщину на этой скамейке, Рейфил?

— Нет, — ответил Рейфил. — А я безотлучно сидел здесь с десяти утра.

— Я тоже не видел, — сказал третий оборванец. — А у меня острое зрение.

Баррент повернулся обратно к Дружберу.

— Почему вы мне лжете?

— Я сказал чистую правду, — обиделся Дружбер. — За весь день здесь не было ни одной девушки. Револьвер вам одолжил я — это моя привилегия как президента Общества защиты жертв общества. Теперь я буду рад, если вы вернете мне его назад.

— Нет, — сказал Баррент. — Я сохраню пистолет до тех пор, пока не найду девушку.

— Это может быть не очень мудро, — заметил Дружбер и поспешил добавить: — я имею в виду, что при данных обстоятельствах воровство не прощается.

— Я пойду на этот риск, — сказал Баррент. Он повернулся спиной к Дружберу и покинул Общество защиты жертв общества.

Глава 5

Барренту требовалось некоторое время, чтобы прийти в себя после столь бурного вступления в жизнь Омеги. Очнувшись совершенно беспомощным, без памяти и каких-либо навыков, он, совершив убийство, неожиданно стал владельцем магазина противоядий. Из забытого прошлого на планете Земля его катапультировало в сомнительное настоящее, в мир, полный преступников. Он еще ничего толком не успел узнать об этом мире — лишь мельком прикоснулся к сложной классовой структуре и заметил, что на Омеге существует узаконенный институт убийств. А в себе Баррент с удивлением обнаружил внутреннюю уверенность и странное умение быстро и точно стрелять. Но он понимал, что ему предстоит еще многое узнать об Омеге, Земле и самом себе. Ему оставалось только надеяться, что он проживет достаточно долго, чтобы успеть сделать эти открытия.

Для начала ему предстоит научиться зарабатывать себе на жизнь. А для этого ему необходимо узнать как можно больше о ядах и противоядиях.

Он переехал в квартиру позади своего магазина и начал читать книги, оставленные покойным Хаджи.

Литература о ядах приворожила Баррента. В книгах описывались ядовитые растения, известные на Земле, такие как чемерица, морозник, белладонна и тис. Он узнал о действии болиголова, о медленно действующих ядах и о конвульсиях, которые наступают лишь спустя некоторое время после того, как яд был принят. Баррент прочитал про синильную кислоту, содержащуюся в миндале, и про дигиталис, добываемый из пурпурной наперстянки. Книги рассказывали о страшно эффективном борце, [Борец — растение семейства лютиковых.] о грибах — в основном, бледных поганках и мухоморах — и о чисто омегянских ядовитых растениях, похожих на красные чаши, цветущие лилии и амариллис.

Но растительные яды, хотя и пугали своей многочисленностью, составляли лишь малую толику того, что должен был выучить Баррент. Он был обязан знать все о ядовитых животных суши, моря и воздуха, о некоторых разновидностях пауков и змей, о таких неорганических ядах, как мышьяк, ртуть и висмут. А еще были едкие яды — азотная, фосфорная и серная кислоты. И вдобавок ко всему — стрихнин, муравьиная кислота, скополамин…

От каждого яда имелось одно или несколько противоядий, но эти сложные, составленные в осторожных выражениях формулы, как подозревал Баррент, обычно успеха не имели. Что еще больше осложняло дело, эффективность противоядия зависела от правильности определения использованного яда. А симптомы, вызываемые одним ядом, часто были похожи на симптомы другого.

Читая книги, Баррент размышлял над этими проблемами. А в результате, обслуживая своих первых клиентов, он заметно нервничал.

Впрочем, вскоре он убедился, что многие его страхи были совершенно беспочвенны. Хотя Институт ядов рекомендовал для употребления более дюжины ядов, большинство отравителей упорно использовали мышьяк и стрихнин — очень дешевые, надежные и чрезвычайно болезненно действующие яды. У остальных отравляющих веществ были самые разные недостатки. У синильной кислоты — легко распознаваемый запах. Ртуть было очень трудно ввести в организм. Разъедающие яды типа серной кислоты при всей зрелищности своего действия были весьма опасны и для того, кто ими пользовался. Борец или мухомор были, конечно, превосходны, не стоило сбрасывать со счетов и белладонну, а бледная поганка обладала своим мрачным очарованием. Но это были яды прежнего, праздного века. Нетерпеливое молодое поколение и, особенно, женщины, составлявшие почти девяносто процентов отравителей Омеги, — довольствовались обыкновенным мышьяком и стрихнином.

Омегянки были старомодны и консервативны. Великое искусство отравлений их совершенно не интересовало. Для них главными были не средства, а цели, достичь которых требовалось как можно дешевле и быстрее. Омегянки славились своим здравым смыслом, и хотя энергичные теоретики из Института ядов и пытались продавать сомнительные микстуры типа «контактного» яда или «трехдневной плесени» и упорно работали над внедрением сложных и ненадежных средств, для которых требовались осы, острые иглы и двойные стекла, такие яды почти не пользовались популярностью среди женщин. Простой мышьяк и быстродействующий стрихнин продолжали оставаться главной опорой торговцев ядами.

Вполне естественно, это значительно упрощало работу Баррента. Он достаточно легко овладел необходимыми навыками и сразу применял рвотные средства, делал промывание желудка и давал нейтрализующие препараты.

Правда, у него были некоторые затруднения с клиентами, упорно не желавшими верить, что их отравили чем-то столь заурядным, как мышьяк или стрихнин. В таких случаях Баррент прописывал разные коренья, травы, прутья и гомеопатическую порцию яда. Но в первую очередь он обязательно применял рвотное и давал нейтрализующий препарат. А между ними устраивал промывание желудка. Об этом он никогда не забывал.

После того, как Баррент обосновался на новом месте, его навестили Дэнис Фурен и Джо. Фурен временно устроился в доках разгружать рыбачьи лодки. А Джо организовал ночную игру в покер среди правительственных служащих Тетрахиды. В статусе они оба продвинулись не слишком далеко — до сих пор не совершив ни одного убийства, они смогли стать всего лишь Постоянными Жителями Второго Класса. Они явно нервничали во время светской беседы со Свободным Гражданином, но Баррент сумел добиться-таки непринужденной атмосферы. В конце концов, на Омеге они были у него единственными друзьями, и он вовсе не собирался терять их из-за разницы в социальном положении.

Почти ничего нового о законах и обычаях Тетрахиды Баррент от них узнать не смог. Даже Джо не сумел ничего выяснить у своих друзей — правительственных служащих. На Омеге закон хранился в тайне. Старожилы использовали свое знание закона для поддержания своей власти. Конкуренты в лице новичков им вовсе не были нужны. Эта система оправдывалась и подкреплялась доктриной неравенства всех людей, лежавшей в основе юридической системы Омеги. Благодаря запланированному неравенству и принудительному невежеству, власть и статус оставались в руках старожилов.

Конечно, полностью остановить социальное перемещение людей снизу вверх было нельзя. Но его можно было замедлить, не поощрять и сделать чрезвычайно трудным и опасным. На Омеге с законами и обычаями приходится знакомиться путем проб и ошибок.

Хотя магазин противоядий отнимал у Баррента большую часть времени, он не прекращал своих попыток отыскать девушку. Но даже намека, что она вообще существует, он не сумел обнаружить.

Он подружился с соседними лавочниками. Один из них, Дэмонд Гаррисбург, был веселым усатым молодым человеком, владельцем продовольственного магазина. На Омеге такая профессия была несколько нелепа, но, как объяснил Гаррисбург, даже преступники должны есть. А это делало необходимым существование фермеров, рабочих пищевой промышленности, упаковщиков и продовольственных магазинов.

Гаррисбург довольствовался тем, что его бизнес был ничуть не хуже более традиционных омегеанских промыслов, так или иначе связанных с насильственной смертью. Кроме того, дядя жены Гаррисбурга был министром общественных работ. С его помощью Гаррисбург надеялся получить сертификат на убийство — очень важный документ, дававший право на убийство в течение шести месяцев, и таким образом продвинуться до статуса Привилегированного Гражданина. Баррент кивал, соглашаясь. Но он гадал, не решит ли жена Гаррисбурга, худая беспокойная женщина, раньше отравить своего мужа, который ее, судя по всему, не удовлетворял. А развод на Омеге был запрещен.

Другой его сосед, Тем Рэнд, был долговязым смешливым человеком лет сорока с небольшим. Через всю щеку, из-под левого уха почти до уголка рта у него тянулся шрам от ожога — сувенир, подаренный ему полным надежд соискателем статуса. Но соискатель выбрал не того человека.

Тем Рэнд владел оружейным магазином, постоянно тренировался в стрельбе и всегда носил с собой образцы своего товара. Согласно свидетелям, он совершил образцовое контрубийство. Тем мечтал стать членом Гильдии Убийц. Его заявление в эту древнюю и строгую организацию было поставлено на очередь, и он имел шанс быть принятым в пределах месяца. Баррент купил у него пистолет. По совету Рэнда он выбрал иглолучевой пистолет марки «Джеймисон-Тайр», стрелявший быстрее и точнее, чем любое другое стрелковое оружие, и имевший такую же убойную силу, как и крупнокалиберная пуля. Разумеется, иглолучевой пистолет, в отличие от теплового оружия, которым пользовался прежний владелец магазина противоядий, не обладал способностью убивать все живое в радиусе шести дюймов от цели. Однако, широкое рассеивание смертоносной энергии тепловых лучеметов поощряло малую меткость. С таким оружием стрелок становился беззаботным, а это, как правило, до добра не доводило. Из теплового пистолета мог стрелять всякий, но чтобы эффективно использовать иглолучевой, нужно было постоянно практиковаться. И практика себя окупала. Хороший иглолучеметчик стоил больше двух стрелков из теплового оружия.

Баррент воспринял этот совет всей душой, ведь он как-никак исходил от кандидата в профессиональные убийцы и владельца оружейного магазина. Купив пистолет, он стал проводить долгие часы в подвальном тире Рэнда, оттачивая свои рефлексы и привыкая к кобуре «Быстр-Выбр».

Для того чтобы выжить, требовалось много работать и очень много учиться. Баррент не возражал против тяжелого труда — если цель того стоила. Баррент питал призрачную надежду, что на некоторое время его оставят в покое и он сможет стать таким же, как старожилы Омеги.

Но на Омеге спокойствие не может длиться долго.

Однажды, далеко за полдень, когда Баррент уже закрывал свой магазин, к нему вошел очень странный клиент. Это был мужчина лет пятидесяти, коренастый, со строгим смуглым лицом, одетый в красный до голени балахон и сандалии на босу ногу. Вокруг талии он был подпоясан ремнем из сыромятной кожи, с которого свисали темная книжечка и кинжал с красной рукоятью. Он производил впечатление чрезвычайно сильного и авторитетного человека. Баррент не смог определить его статус.

— Собственно говоря, я уже закрываю магазин, сэр, — сказал Баррент. — Но если вы желаете что-нибудь купить…

— Я пришел сюда не покупать, — ответил посетитель. Он позволил себе слегка улыбнуться. — Я пришел сюда продавать.

— Продавать?

— Я — священник, — пояснил вошедший. — Вы — новичок в моем округе. Я не замечал вас на службе.

— Я ничего не знал…

Священник поднял руку.

— И по церковному, и по светскому праву, неведение не служит достаточным оправданием для неисполнения своего долга. Более того, неведение может быть наказано как акт добровольного пренебрежения — согласно Закону 23 года о Тотальной Личной Ответственности, не говоря уже о Малом Дополнении. — Он снова улыбнулся. — Однако, речь пока не идет о том, чтобы вынести вам дисциплинарное наказание.

— Рад это слышать, сэр, — сказал Баррент.

— Надлежащая форма обращения — «дядя», — поправил его священник. — Я — дядя Ингмар, и я пришел рассказать тебе об ортодоксальной религии, суть которой — поклонение чистому и трансцендентному духу Зла, нашему вдохновителю и нашему утешителю.

— Я буду крайне счастлив услышать о религии Зла, дядя. Не пройти ли нам в гостиную? — предложил Баррент.

— Во всех отношениях, весьма любезное приглашение, племянник, — согласился священник и последовал за Баррентом в его квартирку за магазином.

Глава 6

— Зло, — начал священник после того, как удобно устроился в лучшем кресле Баррента, — это Сила внутри человека, которая служит для нас источником могущества и выносливости. Поклонение Злу — это, в сущности, поклонение самому себе, и, таким образом, единственно правильное поклонение. Зло, которому ты поклоняешься, — есть идеал существа общественного, человека, довольствующегося своей нишей в социуме и в то же время готового ухватиться за любую возможность продвинуться вверх по социальной лестнице, человека, который с достоинством встречает смерть, а убивает, не терзаемый унизительным пороком жалости. Зло жестоко, поскольку оно — истинное отражение безразличной и бессмысленной Вселенной. Зло вечно и неизменно, хотя оно является к нам в разнообразных и многочисленных видах протеиновой жизни.

— Не хотите ли немного вина, дядя? — спросил Баррент.

— Спасибо, это очень предусмотрительно, — поблагодарил дядя Ингмар. — Как бизнес?

— Хорошо. Правда, на этой неделе несколько вяловато.

— Люди уже не проявляют того интереса к отравлениям, — посочувствовал священник, мрачно потягивая вино. — Разве можно их сравнить с теми временами, когда я был мальчишкой, только что расстриженным и высланным с Земли. Однако, я говорил с тобой о Зле.

— Да, дядя.

— Мы поклоняемся Злу, — сказал дядя Ингмар, — воплощенному в образ Черного, этого рогатого и страшного призрака нашего времени. В Черном мы находим семь главных грехов, сорок преступлений и сто одно правонарушение. Нет преступления, не содеянного Черным, Зло безупречно, как и подобает его природе. Таким образом, мы, несовершенные существа, строим себя, взяв за образец его совершенство. И Черный иногда вознаграждает нас, появляясь перед нами в ужасной красоте своей огненной плоти. Да, племянник, мне действительно выпала честь видеть его. Два года назад он появился перед закрытием Игр, и год назад тоже.

С минуту священник предавался размышлениям о божественном появлении. Затем продолжил:

— Поскольку мы признаем, что в Государстве потенциал Зла больше, нежели в отдельном человеке, мы поклоняемся Государству как высшей — по отношению к человеку — Силе, хотя и не достигающей уровня божества.

Баррент кивнул. Он едва не засыпал, и ему стоило огромных трудов не давать глазам закрыться. Низкий монотонный голос дяди Ингмара, читающего лекцию о такой обыденной вещи, как Зло, производил на него усыпляющий эффект.

— Однако, возникает вполне резонный вопрос, — тянул свое дядя Ингмар. — Если Зло — это высочайшее достижение человеческой природы, зачем тогда Черный позволяет существовать во Вселенной Добру? Проблема Добра веками беспокоила непосвященных. Сейчас ты узнаешь ответ.

— Да, дядя? — поддакнул Баррент, украдкой ущипнув себя за бедро, чтобы не заснуть.

— Но сначала, — сказал дядя Ингмар, — давай определим наши термины. Давай изучим природу Добра. Давай смело и бесстрашно посмотрим в лицо нашему великому противнику и сорвем покров тайны с истинных черт его физиологии.

— Да, — согласился Баррент, раздумывая, не следует ли ему открыть окно. Ему казалось, что веки налились свинцом, и чтобы не давать им закрыться, требовались стальные подпорки. Он с силой потер глаза и попытался вслушаться в слова священника.

— Добро — это состояние иллюзии, — продолжал дядя Ингмар своим ровным, монотонным голосом, — которое приписывает человеку несуществующие атрибуты, такие как альтруизм, гуманность и благочестие. Как мы можем доказать, что Добро — иллюзия? Очень просто: во Вселенной есть только человек и Черный, и поклонение Черному — это поклонение предельному выражению своего я. Таким образом, раз мы доказали, что Добро является иллюзией, мы должны признать его атрибуты несуществующими. Понятно?

Баррент не ответил.

— Ты понимаешь? — резче спросил священник.

— Э-э?.. — сонно промямлил Баррент, умудрившийся задремать с открытыми глазами. Он с невероятным трудом заставил себя проснуться и пробормотать: — Да, дядя, я понимаю.

— Превосходно. Осознав это, мы задаемся вопросом, почему Черный позволил существовать во Вселенной даже иллюзии Добра. И ответ находится в Законе Необходимости Противоположностей: потому что Зло не будет признано Злом, если ему не с чем будет контрастировать. Наилучший контраст — это противоположность. А противоположность Злу — Добро. — Священник победоносно улыбнулся. — Очень просто и ясно, не правда ли?

— Разумеется, дядя, — согласился Баррент. — Не хотите ли еще немного вина?

— Только самую капельку, — ответствовал священник.

Он еще десять минут болтал с Баррентом о природном, чарующем Зле, присущем тварям лесным и полевым, настойчиво советуя Барренту вести себя по образу этих простодушных созданий. Наконец дядя Ингмар поднялся, чтобы уйти.

— Я очень рад, что мы смогли немножко поболтать, — сказал священник, тепло пожимая руку Барренту. — Могу ли я рассчитывать, что ты придешь на ночную службу в понедельник ночью?

— Службу?

— Конечно, — ответил дядя Ингмар. — Каждый понедельник, в полночь, мы устраиваем Черную Мессу в Шабашнике на Кирквуд-Драйв. После службы Дамы-Патронессы обычно выставляют закуску, и мы организуем общинные танцы и хоровое пение. Все это очень весело.

Он широко улыбнулся.

— Как видишь, в поклонении могут быть и забавные стороны.

— Я уверен, что так оно и есть, — ответил Баррент. — Я буду там, дядя.

Он проводил священника до выхода. Заперев за ним дверь, Баррент тщательно обдумал то, что сказал ему дядя Ингмар. Сомневаться не приходилось — посещение церковных служб являлось необходимым. И даже более того, обязательным. Оставалось лишь надеяться, что Черная Месса не окажется такой же дьявольски скучной, как ингмаровское описание Зла.

Священник приходил в пятницу. Следующие два дня Баррент был очень занят. Он получил партию гомеопатических трав и кореньев от своего поставщика из округа Бладпит. Большая часть дня ушла на то, чтобы их рассортировать и классифицировать. И еще один день — чтобы разложить их по надлежащим банкам.

В понедельник, когда Баррент после обеда возвращался в магазин, ему показалось, что он заметил ту девушку. Он поспешил за ней, но она затерялась в толпе.

Вернувшись в магазин, Баррент нашел письмо, подсунутое под дверь. Это было приглашение из ближайшей к нему Лавки Сновидений. Письмо гласило:

Дорогой Гражданин!

Мы пользуемся возможностью приветствовать вас в этом районе и распространить на вас услуги того заведения, которое мы считаем прекраснейшей Лавкой Сновидений на Омеге.

Для вас доступны сны любого вида и рода — и по удивительно низкой цене. Мы специализируемся на снах, воскрешающих память о Земле. Вы можете быть уверены, что Лавка Сновидений вашего района предлагает вам только наилучшие грезы в жизни.

Как Свободный Гражданин вы наверняка поспешите воспользоваться нашими услугами. Можем ли мы надеяться, что вы посетите нас в течение ближайшей недели?

Владельцы.

Баррент отложил письмо. Он понятия не имел, что это за Лавка Сновидений и каким образом вызывались сны. Придется выяснить. Хотя приглашение и было составлено в вежливых выражениях, тон у него был повелительный. Вне всяких сомнений, посещение Лавки Сновидений являлось одной из обязанностей Свободного Гражданина.

Но, конечно же, в этой обязанности могли быть скрыты и приятные аспекты. Лавка Сновидений, что ж, интересная идея, а за настоящий сон, воскрешающий память о Земле, стоило бы заплатить любую цену, какой бы высокой она ни была.

Но с этим придется подождать. Сегодня ночью будет Черная Месса, и он явно был обязан на ней появиться.

Баррент вышел из магазина в одиннадцать часов. Он хотел немного пройтись по Тетрахиде, прежде чем отправиться на службу, начинавшуюся в полночь.

Он неторопливо прогуливался по улицам с видом человека, уверенного в завтрашнем дне. И все же, иррациональная и, вследствие этого, совершенно непредсказуемая природа Омеги едва не убила Баррента прежде, чем он успел добраться до Шабашника на Кирквуд-Драйв.

Глава 7

Когда Баррент вышел из магазина на улицу, ночь немедленно заключила его в свои жаркие, почти удушающие объятия. На затемненных улицах не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Хотя на Барренте были надеты только сетчатая черная рубашка, шорты, пояс с оружием и сандалии, Баррент чувствовал себя так, словно его завернули в ватное одеяло. Большинство жителей Тетрахиды уже давно находились в Шабашниках своих приходов. Темные улицы пустели на глазах. Немногочисленные прохожие спешили укрыться в своих домах. И в жаре, превращавшей обычную прогулку в пытку, и в поведении людей, торопящихся поскорее убраться с улицы, Баррент ощутил какой-то слабый намек на панику. Он замедлил свои шаги и попытался выяснить у прохожих, что происходит. Но никто не удостоил его ответом, и только один старик крикнул ему через плечо:

— Убирайся с улицы, идиот!

— Почему? — спросил его Баррент.

Старик проворчал что-то неразборчивое и поспешил дальше.

Баррент продолжал свой путь, нервно сжимая в руке рукоять своего иглолучевого пистолета. Что-то, конечно, случилось, но он понятия не имел, что именно. Ближайшим местом, где он мог укрыться, был Шабашник, но их разделяло еще почти полмили. Баррент решил, что лучше всего будет поскорее туда добраться, а по дороге постараться как-нибудь выяснить, что все-таки происходит.

Через несколько минут Баррент обнаружил, что, кроме него, никого на улицах не осталось. Все окна в домах были плотно закрыты ставнями. Баррент шел по середине мостовой, достав иглолучевой пистолет из кобуры и готовый к нападению с любой стороны. Наверное, это был какой-то особый праздник, вроде Дня Высадки. Не исключено, что этой ночью Свободные Граждане являлись законной добычей. На планете вроде Омеги все казалось возможным. Но когда произошло нападение, оно все же было для Баррента абсолютно неожиданным.

В застоявшемся воздухе шелохнулся легкий бриз и растаял. Затем он вернулся, на этот раз уже заметно охлаждая раскаленные улицы. Ветер скатывался с гор в глубину материка и гулял по улицам Тетрахиды. Баррент почувствовал, что пот у него на груди и спине начинает высыхать.

Несколько минут в Тетрахиде стояла очень приятная погода — Баррент не мог даже мечтать о такой.

Но температура продолжала падать.

Упала она быстро. Ледяной воздух налетел с отдаленных горных склонов, и температура понизилась с семидесяти градусов по Фаренгейту до шестидесяти.

«Это нелепо, — подумал про себя Баррент. — Пожалуй, мне будет лучше поторопиться в Шабашник».

Он пошел быстрее, а температура продолжала стремительно понижаться. Сначала до тридцати, потом до сорока. На улицах появились первые признаки мороза.

«Она не может опуститься намного ниже», — подумал Баррент.

Но она смогла. По улицам загулял сердитый зимний ветер, вскоре достигший силы бури. Он дергал и тащил Баррента за одежду. Улицы покрылись сверкающим льдом. Баррент сразу же поскользнулся и упал. Дальше ему пришлось передвигаться очень медленно и осторожно, чтобы больше не падать. А температура все понижалась и понижалась, и ветер выл и щелкал зубами, словно рассерженный зверь.

Заметив, что в одном из домов сквозь тяжеленные ставни пробивается свет, Баррент подбежал туда и изо всех сил забарабанил в окно. Но изнутри не донеслось ни звука. Баррент понял, что жители Тетрахиды никогда никому не помогают — чем выше была на Омеге смертность, тем больше шансов оставалось у тех, кто выжил. Поэтому Баррент побежал дальше, не жалея ног, которые, казалось, уже одеревенели.

Ветер звенел в его ушах, а на землю падали градины величиной с кулак. У Баррента уже не оставалось сил бежать, и он мог только идти сквозь замерзший белый мир и надеяться, что доберется до Шабашника.

Он шел часы или годы. На одном из перекрестков он заметил тела двух людей, прижавшихся к стене и заиндевевших. Они перестали бежать и поэтому замерзли насмерть.

Баррент заставил себя снова побежать. Шов рубашки у него на боку был словно ножевая рана. По рукам и но гам Баррента прокрадывался холод, скоро он доберется до его груди, и тогда наступит конец.

Его оглушил внезапно налетевший шквал града. А затем Баррент вдруг обнаружил, что лежит на земле, и чудовищный ветер вихрем уносит те крохи тепла, которые еще было в состоянии произвести его тело.

В противоположном конце улицы Баррент заметил крошечный красный огонек Шабашника и пополз к нему на четвереньках, механически передвигая руки и ноги, безо всякой надежды туда добраться. Ему казалось, что он ползет уже целую вечность, но манящий красный огонек все так же был далек от него. И все же Баррент продолжал ползти и, в конце концов, добрался до двери Шабашника. Он заставил себя привстать и попытался повернуть дверную ручку.

Дверь была заперта.

Иллюстрации GRAYAM

Баррент бессильно забарабанил в дверь. Прошла целая минута, прежде чем открылась смотровая щель. В ней показалось лицо человека. Человек внимательно посмотрел на Баррента, затем щель закрылась. Баррент ожидал, что теперь откроется дверь, но она не открылась. Проходили минуты, а она по-прежнему оставалась закрытой. Чего они там дожидались? Что случилось? Баррент попытался было снова забарабанить в дверь, но потерял равновесие и упал на землю. Он перекатился на бок, в отчаянии глядя на запертую дверь. Затем он потерял сознание.

Когда Баррент пришел в себя, то обнаружил, что лежит на кушетке. Два человека массировали ему руки и ноги, а под собой он ощутил тепло греющей набивки. Сверху спокойно и умиротворенно на него смотрел дядюшка Ингмар.

— Теперь ты чувствуешь себя лучше? — спросил священник.

— Думаю, что да, — ответил Баррент. — Но почему вы так долго открывали дверь?

— А мы и не собирались ее открывать, — сообщил ему священник. — Помогать попавшим в беду чужакам противозаконно. А поскольку ты пока еще не вступил в Конгрегацию, то для нас являешься чужаком.

— Тогда почему же вы впустили меня?

— Мой помощник заметил, что у нас четное число поклоняющихся. Нам требуется нечетное число, и желательно, чтобы оно заканчивалось на тройку. Там, где конфликтуют церковные и светские законы, светские должны уступать. Поэтому мы впустили тебя, невзирая на правительственное постановление.

— Это нелепое постановление! — заявил Баррент.

— Отнюдь. Как и большинство законов Омеги, оно создано, чтобы поддерживать население Омеги на как можно более низком уровне. Омега, знаешь ли, крайне бесплодная планета. А население, тем не менее, постоянно растет — за счет новых заключенных. Это создает большие неудобства для старожилов. Поэтому изыскиваются различные пути и средства, чтобы отделаться от излишка вновь прибывших.

— Это нечестно, — заметил Баррент.

— Ты изменишь свое мнение, когда станешь старожилом, — заверил его дядя Ингмар. — А, судя по твоему упорству, я уверен, ты им станешь.

— Может быть, — согласился Баррент. — Но что случилось? Температура упала, должно быть, за десять минут градусов на сто.

— Сто восемь градусов, если быть точным, — поправил дядя Ингмар. — Все в общем-то очень просто. Омега — планета, вращающаяся вокруг двойной звезды по эксцентрической орбите. Прочая нестабильность, как мне говорили, происходит от особого физического строения планеты — размещения гор и морей. А в результате — однородно безобразный климат, для которого характерны внезапные и значительные перепады температуры.

Его помощник, маленький, полный самомнения парень, добавил:

— Было установлено, что Омега по своим природным условиям входит в число пограничных планет — если бы климат здесь был хоть немного хуже, человек без защитных приспособлений просто не смог бы тут жить. Скажем, если бы эти случайные перепады между жарой и холодом были бы чуть-чуть сильнее.

— Это совершенный карающий мир, — заявил дядя Ингмар. — Опытные жители чувствуют, когда температура должна измениться, и прячутся по домам.

— Это адская планета, — сказал Баррент, не найдя других слов.

— Совершенно точное определение, — согласился с ним священник. — Она и есть адская и, таким образом, в совершенстве подходит для поклонения Черному. Если теперь ты чувствуешь себя лучше, Гражданин Баррент, не приступить ли нам к службе?

Если не считать немного отмороженных пальцев рук и ног, с Баррентом все было в норме. Он кивнул и последовал за священником и прихожанами в главную часть Шабашника.

После того, что Баррент пережил на улице, Черная Месса неизбежно разочаровала его. Сидя на своей тепло нагретой скамье в церкви, Баррент дремал все время, пока дядя Ингмар читал свою проповедь о необходимости повседневного совершения Зла.

Поклоняться Злу, говорил дядя Ингмар, следует не только ночью в понедельник. Познание и совершение Зла должно заполнять всю нашу повседневную жизнь. Не каждому дано быть великим грешником, но это никого не должно расхолаживать. Мелкие дурные поступки, совершаемые всю жизнь, аккумулируются в грешное целое, крайне приятное Черному. Никому не следует забывать, что некоторые из величайших грешников и даже сами демонические святые зачастую начинали с мелких прегрешений. Разве Фрастус не начинал как скромный лавочник, продававший рис и при этом обвешивающий своих клиентов? Кто мог бы ожидать, что этот простой человек вырастет в Красного Убивца с Торудайк Лэйн? И кто мог бы вообразить, что Доктор Луэн, сын портового грузчика, станет в один прекрасный день самым выдающимся авторитетом в мире по применению пыток? Настойчивость и благочестие позволили этим людям подняться над своими естественными препятствиями и стать по правую руку от Черного. И это доказывало, говорил дядя Ингмар, что Зло было делом бедных точно так же, как и богатых.

На сем проповедь и закончилась. Баррент проснулся, когда принесли и стали демонстрировать почтенному собранию священные символы — кинжал с рукояткой красного цвета и алебастровую жабу. Затем он снова задремал и спокойно спал, пока вычерчивали магическую пентаграмму.

Наконец церемония приблизилась к концу. Были перечислены имена злых демонов-заступников: Бела, Форкаса, Буэра, Мархоциаса, Астрота и Бегемота. Затем прочитали молитву, предохраняющую от воздействия Добра. И в конце церемонии дядя Ингмар извинился, что не достали девственницу для жертвоприношения на Красном Алтаре.

— У нас не хватает средств, — сказал он, — для покупки девственницы-пеонки с правительственным сертификатом. Однако я уверен, что в следующий понедельник мы сможем организовать полную церемонию. А теперь мой помощник обойдет вас…

Помощник нес поднос с черным краем для сбора пожертвований. Как и другие прихожане, Баррент сделал щедрый взнос. Это казалось мудрым шагом. Дядя Ингмар явно был обижен отсутствием девственницы для жертвоприношения. Если он рассердится еще сильнее, то ему в голову может прийти идея использовать в качестве жертвы кого-нибудь из своих прихожан. И, пожалуй, в этом случае, он не станет интересоваться, девственна его жертва или нет.

Баррент не остался на хоровое пение и общинные танцы. Когда вечернее поклонение закончилось, он осторожно высунул голову за дверь. Температура поднялась до семидесяти, и иней на земле уже растаял. Баррент пожал руку священнику и поспешил домой.

Глава 8

Баррент был по горло сыт неожиданностями и сюрпризами Омеги. Он старался не отходить далеко от своего магазина, занимался бизнесом и постоянно остерегался неприятностей. Постепенно он начинал вести себя, как настоящий омегеанец: глаза его были все время подозрительно прищурены, руки находились неподалеку от рукоятки пистолета, а ноги всегда готовы к спринту. Подобно старожилам, он обретал шестое чувство, чувство опасности.

Ночью, после того, как были опущены решетки на окна и двери и включена тройная система сигнализации, Баррент ложился в постель и пытался вспомнить Землю. Зондируя туманные нити своей памяти, он находил различные намеки, следы и фрагменты картин. Он вспомнил большое шоссе, петляющее под солнцем, несколько кварталов огромного, со множеством улиц, города, крупный план изогнутого корпуса звездолета. Но эти видения прошлого были непродолжительны. Они существовали лишь долю секунды, а затем исчезали.

В субботу Баррент проводил вечер с Джо, Дэнисом Фуреном и своим соседом Темом Рэндом. Игра в покер у Джо процветала, и он сумел, вымостив себе путь взятками, стать Свободным Гражданином. Фурен был слишком грубоват и прямодушен, чтобы таким образом поднять свой статус, поэтому он все еще оставался Постоянным Жителем. Но Тем Рэнд обещал, если Гильдия Убийц примет его заявление, взять рослого фальшивомонетчика своим помощником.

Начался вечер достаточно приятно, но кончился, как обычно, спором о Земле.

— Слушайте, — сказал Джо. — Мы все отлично знаем, на что похожа Земля. Это комплекс гигантских плавучих городов. Они построены на искусственных островах в разных океанах…

— Нет, города на суше, — возразил Баррент.

— На воде, — стоял на своем Джо. — Люди Земли вернулись в море. У всех есть специальные адаптеры, чтобы дышать соленой водой. Суша теперь вообще не используется. Море обеспечивает всем…

— Все совершенно не так, — не согласился Баррент. — Я помню огромные города, и они расположены на суше.

— Вы оба неправы, — заявил Фурен. — Зачем Земле города? Она забыла про них много веков назад. Земля теперь — ландшафтный парк. У каждого есть собственный дом и несколько акров земли. Всем лесам, джунглям позволили вновь разрастись. Люди живут в ладу с природой. И не пытаются ее вновь покорить, не правда ли, Тем?

— Почти, но не совсем, — ответил Тем Рэнд. — Города еще есть, но они находятся под землей. Громадные подземные фабрики и целые производственные районы. Остальное — все, как сказал Фурен.

— Нет там больше никаких фабрик, — настаивал Фурен. — В них нет необходимости. Любые товары, необходимые человеку, могут быть произведены с помощью мысленного управления.

— Говорю вам, — вмешался Джо. — Я помню плавучие города! Я, бывало, жил в секторе Ницуи на острове Пасифая.

— Ты думаешь, это что-то доказывает? — спросил Рэнд. — Я помню, что работал на восемнадцатом подземном уровне в Нуэво-Чикаго, моя рабочая квота составляла двадцать дней в году. Остальное время я проводил на природе в лесах…

— Неверно, Тем, — возразил Фурен. — Нет никаких подземных городов. Я отлично помню, что мой отец был контролером третьего класса. Наша семья, бывало, проезжала каждый год несколько сотен миль по стране. Когда мы в чем-то нуждались, отец придумывал это, и оно было тут как тут. Он обещал научить меня, как это делать, но мне кажется, я так и не научился.

— Ну, — заметил Баррент, — у двоих из вас наверняка ложные воспоминания.

— Точно, — согласился Джо. — Все дело в том, у кого именно.

— Этого мы никогда не выясним, — ответил Рэнд. — Если не сможем вернуться на Землю.

На этом дискуссия и закончилась.

К концу недели Баррент получил еще одно приглашение из Лавки Сновидений. Оно было составлено в более сильных выражениях, чем первое. Он решил в тот же вечер сходить туда. Он проверил температуру и обнаружил, что она поднялась до девяноста. Наученный горьким опытом, Баррент упаковал небольшой ранец одеждой для холодной погоды и тронулся в путь.

Лавка Сновидений была расположена в фешенебельной секции Смертного Ряда. Баррент вошел внутрь и оказался в небольшой, роскошно меблированной приемной. Гладко выбритый молодой человек за полированным столом одарил его искусственной улыбкой.

— Чем могу служить? — спросил молодой человек. — Меня зовут Номис Дж. Аркдраген, помощник управляющего по ночным снам.

— Я хотел бы что-нибудь узнать о том, как вы это делаете, — сказал Баррент. — Как вызываете сны и все такое прочее.

— Конечно, — согласился Аркдраген. — Наши услуги легко объяснить. Гражданин…

— Баррент. Уилл Баррент.

Аркдраген кивнул и сверил его имя со списком, лежавшим на столе. Затем, широко улыбнувшись, сообщил:

— Наши сны вызываются при помощи наркотиков, которые воздействуют на мозг и центральную нервную систему. Есть много наркотиков, производящих желанный эффект. Среди наиболее употребляемых — героин, морфий, опиум, кока, индийская конопля, мескалин. Это все земные продукты. Из существующих только на Омеге мы используем Черную Туфельку, пас, манисей, три-наркотин, дьедалас и разные препараты кармоидной группы. Любой и каждый из них вызывает сны.

— Понятно, — сказал Баррент. — Значит, вы торгуете наркотиками.

— Вовсе нет, — возразил Аркдраген. — Все не так просто и не так грубо. В древние времена на Земле люди сами вводили себе наркотики. В результате возникали сны, носившие случайный, непредсказуемый характер. Вы никогда не знали, о чем будет сон и какова его продолжительность. Вы не имели ни малейшего представления о том, что вас ждет — грезы или кошмар, ужас или восторг. Эта неопределенность была полностью устранена из современной Лавки Сновидений. Наши наркотики тщательно дозируются, смешиваются и готовятся для каждого человека по индивидуальному рецепту. Достигнув абсолютной точности в создании сна, мы варьируем видения, от спокойных грез, подобных нирване, которые дает Черная Туфелька, через многоцветные галлюцинации мескалина и три-наркотина и сексуальные фантазии, вызываемые пасом и морфием, до снов, воскрешающих память, которые дают нам наркотики кармоидной группы.

— Меня интересуют именно сны, воскрешающие память, — сказал Баррент.

Аркдраген нахмурился.

— Я бы не советовал при первом визите делать это.

— Отчего же?

— Сны о Земле, в среднем, более эмоционально значимы, чем любые вымышленные постановки. Обычно мы рекомендуем сначала выработать устойчивость к наркотическим видениям. Для первого визита я бы советовал вам милейшую сексуальную фантазию. У нас на этой неделе есть особые образцы сексуальных фантазий.

Баррент покачал головой.

— И все же, я бы предпочел настоящее.

— Не предпочли бы, — ответил со знающей улыбкой помощник управляющего. — Поверьте мне, коль скоро человек привыкнет к замещающим сексуальным фантазиям, настоящее блекнет в сравнении с ними.

— Меня фантазии не интересуют, — сказал Баррент. — Что мне нужно, так это сон о Земле.

— Но вы же еще не выработали устойчивость! — возразил Аркдраген. — Вы ведь еще даже не пристрастились.

— А что, необходимо пристраститься?

— Это очень важно, — сообщил ему Аркдраген. — Все наши наркотики создают привыкание — так требует закон. Понимаете, чтобы по-настоящему оценить наркотик, надо развить в себе потребность в нем. Это значительно повышает удовольствие и увеличивает переносимость наркотика. Вот почему я предлагаю вам начать с…

— Мне нужен сон о Земле, — повторил Баррент.

— Хорошо, — неохотно согласился Аркдраген. — Но мы не будем нести ответственность за психологические травмы, которые могут выпасть на вашу долю.

Он провел Баррента по длинному коридору, по обеим сторонам которого шли двери, — из-за них до Баррента доносились стоны и вздохи удовольствия.

— Переживающие, — без всяких объяснений сообщил Аркдраген.

Ближе к концу коридора находилась комната, дверь в которую была открыта. Они вошли внутрь. Там сидел улыбающийся бородач в белом халате и читал книгу.

— Добрый вечер, доктор Вейн, — поздоровался Аркдраген. — Это Гражданин Баррент. Первый визит. Он настаивает на земном сне.

Аркдраген повернулся и вышел.

— Ну, — сказал доктор. — Это, я полагаю, мы можем устроить. — Он положил книгу. — Ложитесь сюда, Гражданин Баррент.

В центре комнаты стоял длинный стол, над ним висело какое-то сложное оборудование. В конце комнаты стояли стеклянные шкафы, заполненные квадратными банками, они напомнили Барренту о противоядиях.

Он лег. Доктор Вейн провел сначала общее обследование, затем — специальную проверку на внушаемость, гипнотический индекс, изучил реакции на одиннадцать основных групп наркотиков и выяснил, нет ли у Баррента предрасположенности к столбнячным и эпилептическим припадкам. Результаты он записал в блокнот, потом их перепроверил, подошел к шкафу и начал смешивать наркотики.

— Это, наверное, будет опасно? — спросил Баррент.

— Не должно, — ответил доктор Вейн. — Вы — достаточно здоровый человек. Я бы сказал даже, совершенно здоровый. И с низким уровнем внушаемости. Конечно, в нашей практике иногда все-таки случаются эпилептические припадки — материал для изучения. А еще, некоторые люди надолго застревают в своих снах, и их невозможно вызволить оттуда. Я полагаю, такие случаи можно классифицировать как форму безумия, хотя на самом деле это не так.

Доктор закончил смешивать наркотики и заправил этой смесью шприц. У Баррента неожиданно возникли серьезные сомнения, стоило ли приходить сюда.

— Наверное, мне следовало бы отсрочить свой визит сюда, — сказал он. — Я не уверен, что…

— Ни о чем не беспокойтесь, — успокоил его доктор. — Это прекраснейшая Лавка Сновидений на Омеге. Постарайтесь расслабиться. Из-за напряжения мышц могут возникнуть столбнячные конвульсии.

— Я думаю, мистер Аркдраген был прав, — начал паниковать Баррент. — Может, мне и в самом деле следовало начать не со снов о Земле. Он сказал, что это опасно.

— Ну, в конце концов, — заметил доктор, — что такое жизнь без риска? Кроме того, самые распространенные травмы — это повреждение мозга и разрыв кровеносных сосудов. А у нас есть все средства, чтобы позаботиться о такого рода травмах.

Он поднес шприц к левой руке Баррента.

— Я передумал, — заявил Баррент и начал было подниматься с постели. Но доктор Вейн умело всадил иглу ему в руку.

— Когда вы попали в Лавку Сновидений, — сообщил он Барренту, — передумывать уже нельзя. Постарайтесь расслабиться…

Баррент расслабился. Он лежал, откинувшись на постели, и в его ушах раздавалось визгливое пение. В памяти всплыло лицо его врага. Баррент попытался сконцентрировать на нем все свое внимание, но лицо изменилось…

Лицо было старым, округлым и мясистым. С подбородка свисали массивные жировые складки. На потном лице застыло выражение дружеской обеспокоенности,

Это было лицо Советника.

— Теперь, Уилл, — сказал Советник, — ты должен быть осторожен. Ты должен научиться сдерживать свой темперамент. Уилл, ты должен!

— Я знаю, сэр, — ответил Баррент. — Просто дело в том, что я настолько разозлился на этого…

— Уилл!

— Ладно, — согласился Баррент. — Я буду следить за собой.

Он покинул офис университета и вышел в город. Это был фантастический город небоскребов и многоуровневых улиц, блестящий город, управляющий далеко раскинувшейся сетью стран и планет. Баррент шел по третьему пешеходному уровню, все еще гневаясь и думая об Эндрю Теркейлере.

Из-за Теркейлера с его дурацкой ревностью заявление Баррента о приеме в корпус Космических Исследований было отвергнуто. Советник Баррента ничего не смог сделать — Теркейлер обладал слишком большим влиянием в Отборочной Комиссии. Пройдет целых три года, прежде чем Баррент снова сможет подать заявление. И на все это время он будет привязан к Земле и останется без работы. Баррент учился, чтобы работать в космосе, для Внеземных Исследований. На Земле для него не было места, а теперь его отгородили и от космоса.

Теркейлер!

Баррент покинул пешеходный уровень и сел на высокоскоростной трап, направляясь в округ Санте. Когда трап двинулся, Баррент нащупал в кармане небольшой пистолет. Пистолеты на Земле были объявлены вне закона. Как Баррент добыл пистолет, никому бы узнать не удалось.

Он твердо решил убить Теркейлера.

Дальше пошел сплошной поток гротескно искаженных лиц. Сон потерял свою четкость. Когда четкость вернулась, Баррент увидел себя, целящимся из пистолета в худого косоглазого парня, чей вопль о пощаде внезапно оборвался.

Осведомитель, с пустотой во взоре и строгими чертами лица, отметил преступление и уведомил полицию.

Полицейские, в серых мундирах, арестовали Баррента и доставили его в суд.

Судья с пергаментным лицом, черты которого были смазаны, приговорил Баррента к вечной ссылке на Омеге и вынес специальное постановление об обязательном лишении Баррента памяти.

Затем сон превратился в калейдоскоп ужасов. Баррент лез на скользкий столб, на крутую гору, на гладкую стену. За ним, почти наступая на пятки, двигался труп Теркейлера с распоротой грудью. С обоих боков труп поддерживали осведомитель с пустотой во взоре и судья с пергаментным лицом.

Баррент бежал вниз с холма, по улице, по крыше. Преследователи неотступно висели у него на хвосте. Он влетел в тускло-желтую комнату, захлопнул за собой дверь и запер ее. Обернувшись, он увидел, что заперся вместе с трупом Теркейлера — в открытой ране на груди расцветал грибок, а голова в шрамах была увенчана красно-пурпурной плесенью. Труп не шевелился, потом внезапно стал приближаться к Барренту, и Баррент нырнул в окно головой вперед.

— Выбирайтесь отсюда, Баррент. Вы перебираете. Выходите из сна.

Но у Баррента не было времени слушать. Окно превратилось в крутой скат, и он скользил по его полированной поверхности в амфитеатр. Там, по серому песку, на обрубках рук и ног к нему полз труп. Огромные трибуны были совершенно пусты — только судья и осведомитель сидели бок о бок, наблюдая.

— Он застрял.

— Ну, я его предупреждал.

— Выходите из сна, Баррент. Это доктор Вейн. Вы на Омеге, в Лавке Сновидений. Выходите из сна. Еще есть время. Если вы немедленно не вытащите себя…

Омега? Сон? Времени раздумывать об этом не было. Баррент плыл по темному, дурно пахнущему озеру. Судья и осведомитель плыли следом за ним и тащили на веревке труп с медленно слезающей кожей.

— Баррент!

Озеро превратилось в густое желе, прилипавшее к рукам и ногам Баррента, заполнявшее его рот, в то время как судья и осведомитель…

— Баррент!

Баррент открыл глаза и обнаружил, что лежит на койке в Лавке Сновидений. Над ним возвышался доктор Вейн, выглядевший несколько потрясенным. Рядом с ним стояла медсестра, державшая поднос со шприцами и кислородной маской. Выглядывавший из-за ее плеча Аркдраген вытирал пот с лица.

— Не думал, что вы сумеете выкарабкаться, — сказал доктор Вейн. — Никак не думал.

— Он вскочил как раз вовремя, — добавила сестра.

— Я его предупреждал, — заявил Аркдраген и вышел из комнаты.

Баррент сел.

— Что случилось? — спросил он.

Доктор Вейн пожал плечами.

— Трудно сказать. Наверное, вы склонны к самоусиливающимся реакциям, да и наркотики иногда бывают не абсолютно чистыми. Но такое обычно случается только раз, не больше. Поверьте мне, Гражданин Баррент, наркотические переживания очень приятны. Я уверен, при второй попытке вы получите огромное наслаждение.

Баррент, все еще трясшийся от пережитого, был совершенно уверен, что никакой второй попытки для него не будет. Какие бы последствия для будущего ни повлек его отказ, Баррент не собирался повторять этот кошмар и хотел бы даже избежать риска его повторения.

— Я теперь пристрастился к наркотикам? — спросил он.

— О, нет, — ответил доктор Вейн. — Пристрастие возникает только после третьего или четвертого визита.

Баррент поблагодарил его и вышел. Проходя мимо стола, за которым сидел Аркдраген, он спросил, сколько следует заплатить.

— Нисколько, — ответил Аркдраген. — Первый визит — всегда за счет заведения. — Он подарил Барренту знающую улыбку.

Баррент покинул Лавку Сновидений и поспешил домой. Ему было о чем поразмыслить. Наконец-то, впервые после многих попыток, он получил доказательство, что в прошлом он совершил предумышленное убийство.

Глава 9

Быть обвиненным в убийстве, которое не можешь вспомнить, — это одно, помнить убийство, в котором тебя обвинили, — уже совсем другое. К такому доказательству трудно отнестись с недоверием.

Баррент попытался разобраться в своих ощущениях. До своего визита в Лавку Сновидений он никогда не чувствовал себя убийцей, в чем бы там ни обвиняли его земные власти. Раньше он думал, что, возможно, в худшем случае, совершил это убийство в спонтанном, неконтролируемом приступе ярости. Но хладнокровно спланировать и совершить убийство…

Почему он совершил его? Неужто его жажда мести была настолько сильна, что отбросила сдерживающие начала земной цивилизации? Очевидно, именно так. Он убил, и кто-то донес на него, а судья приговорил его к ссылке на Омегу. Он был убийцей на Земле, а теперь он стал убийцей на планете преступников. Чтобы жить здесь припеваючи, ему требовалось просто следовать своей природной склонности к убийству.

И все же Баррент находил, что сделать это крайне трудно, — он на удивление мало был склонен проливать чужую кровь. В День Свободного Гражданина, хотя он и выходил на улицу со своим иглолучевым пистолетом, он не мог заставить себя забить кого-нибудь из низших классов. Он не хотел убивать. Очень нелепый предрассудок, учитывая то, где, кем и чем был Баррент. Но тем не менее, ничего не поделаешь — у него был этот предрассудок. Как бы часто Тем Рэнд и Джо ни читали Барренту лекции о его гражданском долге, он все равно считал, что убийство — дело крайне неприятное.

Он обратился за помощью к психиатру, который заявил, что Баррент отвергает убийство из-за несчастливого детства. А впоследствии эту фобию еще больше осложнила травма, пережитая Баррентом в Лавке Сновидений. Поэтому убийство — это величайшее общественное благо — стало для него отвратительным. Такой антиубийственный невроз, угнездившийся в человеке, который самой природой предназначен для великого искусства убивать, — как заявил психиатр — неизбежно приведет к самоуничтожению Баррента. Единственным решением было ликвидировать невроз. Психиатр предложил Барренту немедленно пройти курс лечения в лечебнице для преступно неубийственных.

Баррент посетил лечебницу и услышал, как ее безумные обитатели вопят о доброте, честной игре, святости жизни и о других непристойностях. Желания присоединиться к ним у него не возникло. Возможно, он был болен, но ведь не настолько же!

Друзья неоднократно говорили Барренту, что невыполнение им своих гражданских обязанностей, обязательно приведет его к беде. Баррент соглашался с ними, но продолжал тешить себя надеждой, что если будет убивать только при крайней необходимости, то не попадет в поле зрения тех высокопоставленных индивидов, которые вершат правосудие.

Несколько недель его план, казалось, срабатывал. Баррент игнорировал приглашения из Лавки Сновидений, тон которых становился с каждым разом все более повелительным, и не посещал Мессы в Шабашнике. Его бизнес процветал, и Баррент проводил свободное время, изучая воздействие редких ядов и тренируясь в стрельбе из своего иглолучевого пистолета. В свободное врет он часто вспоминал о той девушке. Баррент бережно хранил пистолет, который она ему одолжила, и надеялся когда-нибудь ее встретить.

И еще он думал о Земле. После визита в Лавку Сновидений к Барренту иногда короткими вспышками стали возвращаться воспоминания. Это были отдельные, не связанные между собой картины: обшарпанный каменный дом, дубовая аллея, излучина реки, открывавшаяся в просвете между ивами. Эта полувспаханная земля памяти наполняла его почти невыносимой тоской. Подобно большинству граждан Омеги, его единственным, настоящим желанием было вернуться домой.

Совершенно невыполнимое желание…

Шли дни. Как обычно оно и бывает, беда случилась неожиданно. Однажды ночью раздался громкий стук в дверь, и в дом ввалились четыре человека, одетых в форму, и сообщили Барренту, что он арестован.

— За что? — спросил Баррент.

— Непристрастие к наркотикам, — ответил ему один из стражников. — У вас есть три минуты, чтобы одеться.

— А какое наказание?

— В суде узнаешь, — ответил стражник. Он подмигнул своим спутникам и добавил:

— Но единственный способ исцелить непотребляющего наркотики — это его убить. А?

Баррент оделся.

Его доставили в один из залов необъятного здания Министерства Юстиции. В честь древней системы англосаксонского судопроизводства зал этот назывался Судом Линча. Напротив по коридору от него находилась Звездная Палата — тоже древнего происхождения. Сразу за ней был Суд Последней Инстанции.

Суд Линча разделяла пополам высокая деревянная перегородка — в судах Омеги свято выполнялось требование, гласившее: «Подсудимый не должен видеть ни своего судью, ни свидетелей обвинения».

— Обвиняемый, встаньте, — произнес голос из-за ширмы. Тонкий, ровный и лишенный эмоций голос исходил из маленького репродуктора. Баррент едва мог понять слова, интонации и модуляции пропадали начисто, как и было запланировано. Судья всегда оставался анонимным — даже когда говорил.

— Уилл Баррент, — заявил судья. — Вы были доставлены в суд по серьезному обвинению в непристрастии к наркотикам и по мелкому обвинению в злонамеренном непочитании религиозных обычаев. По мелкому обвинению у нас есть клятвенное заявление священника. По серьезному обвинению у нас есть свидетельство Лавки Сновидений. Можете ли вы опровергнуть любое из этих обвинений?

Баррент подумал с минуту, а затем ответил:

— Нет, сэр. Не могу.

— В настоящее время Государство может отказаться от своего права преследовать вас за злонамеренное непочитание религиозных обычаев, поскольку это ваше первое нарушение. Но непристрастие к наркотикам является тяжким преступлением против государства Омеги. Непрерывное потребление наркотиков является принудительной привилегией каждого гражданина. Хорошо известно, что привилегиями необходимо пользоваться, иначе они будут утрачены. Потеря наших привилегий — это потеря краеугольного камня нашей свободы. Таким образом, неприятие или иной отказ воспользоваться привилегией равносильны государственной измене.

Возникла пауза. Часовые беспокойно переминались с ноги на ногу. Баррент, считавший ситуацию, в которую он попал, безнадежной, стоял, вытянувшись по стойке смирно, и ждал.

— Наркотики служат многим целям, — продолжал тайный судья. — Мне нет нужды перечислять те их качества, которые имеют большое значение для потребителей. Но если рассуждать с государственной точки зрения, то надо отметить, что пристрастившиеся — это лояльное население; наркотики — крупный источник подоходного налога; наркотики — яркий образец всего нашего образа жизни. Более того, я ответственно заявляю вам, что непристрастившееся меньшинство неизменно оказывалось враждебно традиционным институтам Государства. Я рассказываю вам все это, Уилл Баррент, для того, чтобы вы могли лучше понять вынесенный вам приговор.

— Сэр, — сказал Баррент. — Я был не прав, избегая пристрастия. Я не стану ссылаться на неведение, поскольку знаю, что закон не признает такое оправдание. Но я буду покорнейше просить вас дать мне еще один шанс. Прошу вас помнить, сэр, что пристрастие и реабилитация еще возможны для меня.

— Суд признает это, — сказал судья. — И с радостью использует свою власть, дабы проявить снисхождение. И вместо немедленной казни суд предлагает вам выбрать любое из двух меньших наказаний. Первое — карательное: во искупление своего государственного преступления вы лишаетесь правой руки и левой ноги, но зато сохраняете жизнь.

Баррент сглотнул и спросил:

— А какое другое наказание, сэр?

— Другое наказание, не являющееся карательным, заключается в том, что вы подвергнетесь испытанию Божьим Судом, и, если после него останетесь в живых, то вам будут возвращены статус и положение в обществе.

— Я выбираю испытание Божьим Судом, — заявил Баррент.

— Отлично, — согласился судья. — Слушание закончено.

Баррента вывели из зала. За спиной у себя он услышал быстро подавленный смешок одного из часовых. «Правильный ли выбор я сделал? — задумался Баррент. — Не могло ли испытание Божьим Судом оказаться значительно хуже, чем обычное членовредительство?»

Глава 10

На Омеге, как утверждает пословица, нельзя вогнать лезвие ножа между вынесением приговора и его исполнением. Баррента сразу же отвели в большое круглое помещение, находившееся в подвале Министерства Юстиции. С высокого сводчатого потолка свешивались дуговые лампы, испускавшие ослепительно белый свет. Один сектор стены был превращен в трибуны для зрителей. Когда Баррента отвели в подвал, трибуны были уже почти заполнены, и лотошники продавали юридический календарь на текущий день.

Несколько минут Баррент был один на каменной сцене. Затем в покрытой резьбой стене открылась панель, и на арену выкатилась небольшая машина.

Громкоговоритель, установленный высоко на трибуне, объявил:

— Дамы и господа, прошу внимания! Вам предстоит стать свидетелями испытания Божьим Судом № 64 БГ 223. Испытуемый — гражданин Уилл Баррент, испытатель — ГМЕ 213. Займите свои места, пожалуйста. Состязание начнется через несколько минут.

Баррент осмотрел своего противника. Это была сверкающая полусферическая машина, высотой почти в четыре фута. Она беспокойно каталась на колесиках взад-вперед по сцене. На гладкой металлической шкуре вспыхивали красные, зеленые и янтарные блики от множества лампочек, утопленных в корпусе машины. А ее внешний вид у Баррента смутно ассоциировался с какой-то древней тварью из океанов Земли.

— Для тех, кто впервые посетил нашу галерею, — продолжал громкоговоритель, — мы предлагаем небольшое объяснение. Заключенный Уилл Баррент добровольно избрал испытание Божьим Судом. Орудием правосудия в данном случае будет служить ГМЕ 213 — замечательный пример творческой мысли инженеров Омеги. Машина, или Макс, как ее называют многочисленные друзья и поклонники, — это образцовое и эффективное орудие убийства, использующее не менее двадцати трех способов умерщвления своей жертвы, многие из которых крайне болезненны. Выполняя роль промысла Божьего, она действует по принципу случайных чисел. Это означает, что способ, которым будет умерщвлена жертва, избирается перебором всех двадцати трех способов, производимым случайным образом. Время также определяется случайно — от одной до шести секунд.

Макс вдруг двинулся к центру сцены, и Баррент отступил назад.

— Во власти заключенного, — продолжал голос из громкоговорителя, — вывести машину из строя, в таком случае заключенный выигрывает состязание и становится свободным. Ему возвращаются все его права и привилегии. Метод, которым машина может быть выведена из строя, варьирует от модели к модели. Теоретически, у заключенного есть шансы выиграть этот поединок. Практически же, заключенные побеждают машину, в среднем, в трех с половиной случаях из ста.

Баррент посмотрел на трибуны. Судя по одежде, все зрители имели статус и принадлежали к сливкам Привилегированных классов.

Затем он обратил внимание на девушку, сидевшую в первом ряду, — именно она в День Высадки одолжила ему пистолет. Она была такой же прекрасной, какой Баррент ее помнил; но на ее бледном овальном лице он не заметил ни малейшего следа эмоций. Она разглядывала Баррента с таким же искренним и отвлеченным интересом, с каким человек обычно следит за необыкновенно красивым жуком.

— Состязание начинается! — объявил громкоговоритель.

У Баррента не осталось времени размышлять о девушке — к нему уже катилась машина ГМЕ 213.

Он осторожно кружил вдали от нее. Макс выдвинул стальное щупальце, на конце которого замигал белый огонек, и покатился к Барренту, тесня его к стене.

Внезапно машина остановилась. Баррент услышал клацанье шестеренок. Щупальце втянулось обратно, и вместо него появилась многочленистая рука, заканчивающаяся лезвием ножа. Двигаясь теперь быстрей, машина прижала Баррента к стенке. Рука метнулась вперед, но Баррент сумел увернуться. Он услышал, как лезвие ножа заскрежетало о камень. Когда рука втянулась, Баррент снова перебрался в центр сцены.

Баррент понимал, что машину можно вывести из строя только во время паузы, когда селектор менял один способ убийства на другой. Но как поломать машину, похожую на черепаху с идеально гладкой поверхностью?

Макс снова двинулся в атаку. На его металлической шкуре появилась тускло-зеленая субстанция, в которой Баррент узнал контактный яд. Баррент ускорил свои шаги и начал кружиться по арене, стараясь избежать рокового прикосновения.

Машина остановилась. Струи нейтрализатора омыли ее поверхность, очищая от яда. Затем машина снова двинулась к Барренту. Он не заметил у нее никакого оружия — судя по всему, она собиралась его просто раздавить.

Баррент уже запыхался. Он вильнул в сторону, но машина последовала за ним.

Макс набрал скорость и помчался прямо на Баррента, который беспомощно застыл у стены, не зная, что делать.

Машина затормозила всего в нескольких дюймах от Баррента. Защелкал селектор. Макс выдвинул странного вида дубинку.

«Они тут упражняются в прикладном садизме, — подумал Баррент. — Если это упражнение продлится достаточно долго, то машина просто загоняет меня, и я свалюсь без сил. А уж тогда она меня прикончит. Значит, если я собираюсь что-то предпринять, то мне лучше сделать это немедля, пока у меня еще есть силы».

Пока он размышлял, машина взмахнула металлической дубинкой. Баррент попытался уклониться от удара, но дубина все-таки попала ему в левое плечо, и он почувствовал, что рука онемела.

Снова защелкал селектор. Баррент бросился на гладкую округлую спину Макса. Там он заметил две крошечные дырочки. Молясь, чтобы они оказались вентиляционными отверстиями, Баррент засунул в них пальцы.

Машина резко остановилась. Зрители взревели. Баррент онемевшей рукой уцепился за гладкую поверхность, пытаясь удержать пальцы в дырочках. Зеленые световые Узоры на спине Макса сменились янтарными, а затем и красными. Глухое жужжание электромоторов перешло в тихое гудение.

А затем машина выдвинула трубки запасной вентиляции.

Баррент попытался прикрыть их своим телом, но машина неожиданно крутанулась на месте и сбросила его на пол. Баррент перекатился на бок, вскочил на ноги и снова вернулся в центр арены.

Состязание продолжалось не более пяти минут, но Баррент уже устал. Он с трудом заставлял себя отступать от машины, которая надвигалась на него с широким, сверкающим топориком-секачом.

Иллюстрация LEO SUMMERS

Когда рука с секачом размахнулась, Баррент бросился к ней, вместо того, чтобы броситься от нее. Обеими руками он ухватился за металлическую конечность и отогнул ее назад. Металл затрещал, и Барренту показалось, что металлический сустав начинает потрескивать. Если бы он смог отломать у Макса руку, то, возможно, тем самым вывел бы машину из строя. В любом случае, рука, по крайней мере, могла бы стать оружием…

Макс вдруг дал задний ход. Баррент попытался удержать в руках металлическую конечность, но она выскользнула, и он упал навзничь. Секач опустился, поранив ему плечо.

Баррент покатился по полу и посмотрел на трибуны. Ему конец. Может, стоило бы с достоинством встретить следующую попытку машины и покончить с этим кошмаром. Зрители торжествующе закричали, наблюдая, как Макс начинает свою очередную трансформацию.

…А девушка делала Барренту какие-то знаки.

Баррент уставился на нее, пытаясь понять тайный смысл этих знаков. Девушка жестами приказывала ему что-то перевернуть — перевернуть и уничтожить.

У него не было времени разгадывать эту шараду. Испытывая головокружение от потери крови, он, шатаясь, встал с пола. Макс начал новую атаку. Баррент даже не обратил внимания, какое оружие Макс использует на этот раз. Его интересовали колеса, только колеса…

Когда Макс приблизился, Баррент бросился под колеса.

Машина попыталась затормозить и отклониться, но не успела. Колеса прокатились по телу Баррента, резко накренив машину. Баррент крякнул от удара. Упершись спиной в брюхо Макса, Баррент собрал жалкие остатки своих сил и попытался встать.

Какой-то миг машина неустойчиво покачивалась, а ее колеса бешено вертелись. Затем она опрокинулась на спину. Баррент рухнул рядом с ней.

Когда к нему вернулись силы, и он снова обрел способность видеть, машина все еще лежала на спине. Она выдвинула множество рук, пытаясь вернуться в нормальное положение. Баррент бросился на плоское брюхо машины и замолотил по нему кулаками. Ничего не произошло. Он попытался снять одно из колес и не смог. Макс подпер себя руками, готовый перевернуться и вновь начать состязание.

Баррент увидел, что девушка дает ему новые указания. Она словно дергала за что-то, повторяя снова этот жест.

И только тогда Баррент заметил маленькую коробочку с предохранителями, скромно притулившуюся возле одного из колес. Он сорвал крышку, потеряв по ходу дела большую часть ногтя, и вынул предохранитель.

Машина грациозно скончалась.

А Баррент потерял сознание.

Глава 11

На Омеге закон превыше всего. Тайный и явный, церковный и мирской, закон правит всем обществом и всеми действиями всех граждан, от нижайших из низших, до высочайших из высших. Без закона не могло бы быть никаких привилегий, для тех, кто создал закон; следовательно, закон был абсолютно необходим. Без закона и его строгого соблюдения Омега была бы немыслимым хаосом, в котором права отдельного человека могли бы простираться ровно настолько, насколько далеко он смог бы их протолкнуть. Эта анархия означала бы конец для омегеанского общества; и особенно она означала бы конец для тех старейших сограждан из правящего класса, которые обрели высокий статус, но чье умение обращаться с пистолетом давно миновало свой пик.

Следовательно, закон был необходим.

Но Омега также была преступным обществом, состоящим целиком из индивидов, нарушивших законы Земли. Это было общество, которое превыше всего ценило усилия каждого отдельного индивида. Это было общество, в котором нарушитель закона был королем; общество, в котором преступления не только прощались, но служили объектом восхищения и даже более того — за них вознаграждали; общество, в котором отклонение от правил судили только по степени его успешности.

А в результате образовалось парадоксальное общество — преступное по своей сути, оно обладало законами, которые необходимо было соблюдать, но должно было нарушать.

Судья, по-прежнему скрытый за перегородкой, прочитал для Баррента небольшую лекцию. После испытания Божьим Судом прошло уже несколько часов. Баррента сначала доставили в лазарет, где заштопали его раны. По большей части они оказались не слишком серьезными: два сломанных ребра, глубокая рана в левом плече и множество порезов и синяков.

Затем Баррента снова отвели к судье.

— Соответственно, — продолжал судья, — закон должен быть нарушен и не должен быть нарушен. Тот, кто никогда не нарушает закон, никогда не повышает свой статус. Поскольку у таких людей отсутствует инициатива, необходимая для выживания, их обычно тем или иным способом убивают. Для тех же, кто, подобно вам, нарушает законы, ситуация складывается несколько иначе. Закон карает их с абсолютной строгостью — коли они не смогут отвертеться!

Судья помолчал, а затем продолжил задумчивым тоном:

— Самый ценимый человек на Омеге — это индивидуум, который понимает законы, ценит их необходимость, знает о наказании за их несоблюдение и тем не менее их нарушает. И вследствие этого преуспевает! Вот, сэр, наш идеальный преступник и наш идеальный омегеанин. Именно таковым вы и являетесь, Уилл Баррент, — ведь вы выиграли испытание Божьим Судом.

— Благодарю вас, сэр, — сказал Баррент.

— Я хотел бы, чтобы вы поняли, — продолжал судья, — что, нарушив закон один раз и впоследствии выкрутившись, вы обязательно преуспеете и во второй раз. Каждая новая попытка будет вызывать все более серьезное противодействие. Но и вознаграждение за удачу будет более крупным. Таким образом, я советую вам не действовать опрометчиво, основываясь на своем новоприобретенном знании.

— Постараюсь, сэр, — пообещал Баррент.

— Отлично. Отныне ваш статус повышается до ранга Привилегированного Гражданина со всеми вытекающими из этого правами и обязанностями. Вам дозволяется, как и раньше, заниматься своим бизнесом. Более того, вам даруется неделя бесплатного отдыха в районе Озера Облаков, и вы можете отправиться туда с любой женщиной по вашему выбору.

— Прошу прощения, — переспросил Баррент. — Что вы сказали в конце?

— Неделя отпуска, — повторил судья. — С любой женщиной по вашему выбору. Это — высокая награда, поскольку на Омеге мужчины превосходят женщин числом в соотношении шесть к одной. Вы можете выбрать любую незамужнюю женщину, согласную или несогласную. Я даю вам три дня, чтобы вы могли сделать свой выбор.

— Мне не нужны три дня, — ответил Баррент. — Я хочу девушку, которая сидела в первом ряду на трибуне для зрителей. Девушку с черными волосами и зелеными глазами. Вы знаете, кого я имею в виду?

— Да, — медленно произнес судья. — Я знаю, кого вы имеете в виду. Ее зовут Мойра Эрме. Я предлагаю вам выбрать какую-нибудь другую девушку.

— Есть какая-либо особая причина?

— Нет. Но для вас было бы намного лучше выбрать какую-нибудь другую девушку. Мой клерк будет рад снабдить вас списком подходящих молодых женщин. У каждой есть свидетельство о совершенном преступлении. А некоторые из них — выпускницы Женского Института, в котором, как вы, наверное, знаете, учащиеся в течение двух лет серьезно изучают искусство гейш. Я могу лично рекомендовать вашему вниманию…

— Мойра именно та девушка, которая мне требуется, — прервал его излияния Баррент.

— Молодой человек, вы ошибаетесь в своих рассуждениях.

— Мне придется пойти на этот риск.

— Ладно, — согласился судья. — Ваш отпуск начинается завтра в девять утра. Я искренне желаю вам удачи.

Охранники вывели Баррента из зала суда и отвезли его обратно в магазин. Друзья, ожидавшие услышать объявление о его смерти, пришли поздравить Баррента. Им не терпелось услышать его рассказ. Особенно их интересовали подробности испытания Божьим Судом, но Баррент теперь усвоил, что тайное знание было дорогой к власти. И поэтому рассказ его был весьма расплывчат.

Той ночью была еще одна причина для торжества. Тема Рэнда наконец приняли в Гильдию Убийц. Он, как и обещал, брал Фурена своим помощником.

На следующее утро Баррент открыл свой магазин и увидел перед дверью машину. Она была предоставлена ему для отпуска Министерством Юстиции. С заднего сидения на Баррента смотрела Мойра — прекрасная… и очень обиженная.

— Вы с ума сошли, Баррент! — возмутилась она. — Вы думаете, у меня есть время для подобных занятий? Почему вы выбрали меня?

— Вы спасли мне жизнь.

— И, полагаю, вы думаете, что я это сделала, потому что интересуюсь вами? Так вот, вы ошибаетесь! Если у вас есть хоть капля благодарности, то скажите водителю, что передумали. Вы еще можете выбрать другую девушку.

Баррент покачал головой.

— Вы единственная девушка, которая меня интересует.

— Значит, не передумаете?

— Конечно, нет.

Мойра вздохнула и откинулась на спинку сидения.

— Вы действительно интересуетесь мной?

— Немного больше, чем просто интересуюсь, — усмехнулся Баррент.

— Ну, — решила Мойра, — если вы не передумаете, то, похоже, мне придется примириться с вами. — Она отвернулась, но прежде чем она это сделала, Баррент заметил у нее на губах бледную тень улыбки.

Глава 12

Озеро Облаков было прекраснейшим курортом Омеги. На въезде в этот округ, у главных ворот, все оружие в обязательном порядке сдавалось на хранение. Дуэли не допускались ни при каких обстоятельствах. Ссоры рассуживал по своему разумению ближайший бармен, а убийство немедленно наказывалось потерей всякого статуса.

На Озере Облаков каждый мог найти себе развлечение по душе. Желающие могли принять участие в состязаниях по фехтованию, в бое быков и травле медведей. Или заняться спортом — поплавать, походить на лыжах или заняться альпинизмом. По вечерам в большой зале устраивались танцы — за стеклянными стенами, отделявшими Постоянных жителей от Граждан, а Граждан — от Элиты. В отеле имелся роскошный бар с большим выбором наркотиков, какие только мог пожелать пристрастившийся из фешенебельного округа, и более того — там были некоторые новинки, которые могли прийтись ему по вкусу. Для общительных ночью по средам и субботам устраивались оргии в гроте Сатира. А для робких заведение устраивало свидания в масках в темных коридорах под отелем. Но многие предпочитали гулять по пологим холмам и тенистым лесам, отдыхая от Тетрахиды с ее напряженной повседневной борьбой за существование.

Баррент и Мойра остановились в смежных номерах, дверь между которыми была не заперта. Но в первую ночь Баррент не прошел через эту дверь. Мойра никак не показала ему, что ждет его. А на планете, где женщины имели легкий доступ к ядам, мужчина должен был дважды подумать, прежде чем навязывать свое общество. Особенно, если его не очень-то ждали. Даже владелец магазина противоядий должен был учитывать возможность того, что он будет не в состоянии узнать симптомы.

На второй день своего отдыха Баррент и Мойра забрались высоко в горы. Они устроили привал на травянистом склоне, полого спускавшемся к самому морю. После завтрака Баррент спросил Мойру, почему она спасла ему жизнь.

— Вам не понравится мой ответ, — предупредила она.

— И все же я хотел бы его услышать.

— Ну, в тот день, в Обществе защиты жертв, у вас был такой беззащитный вид. Я помогла бы каждому, кто выглядел бы так.

Баррент кивнул, ответ не льстил его самолюбию.

— А как насчет второго раза?

— К тому времени у меня возник к вам некоторый интерес, как вы понимаете. Я совсем не романтична.

— Так какой же интерес? — спросил Баррент.

— Я думала, что, возможно, вас стоило бы завербовать.

— Я бы хотел узнать об этом более подробно, — сказал Баррент.

Мойра некоторое время молчала, глядя на него немигающими зелеными глазами.

— Я мало что могу рассказать вам, — сказала она. — Я член одной организации. Мы постоянно изучаем людей, которые нам кажутся перспективными. Обычно вычисляем их, едва они сходят с тюремных кораблей. А затем к ним посылается вербовщик.

— Какого типа людей вы ищете?

— К сожалению, Уилл, не вашего.

— Почему же не моего?

— Сперва я серьезно думала завербовать вас, — призналась Мойра. — Вы казались именно таким человеком, который нам требуется. Но потом я проверила ваш послужной список.

— И?..

— Мы не вербуем убийц. Иногда мы их нанимаем, чтобы они выполнили для нас некоторые специфические работы. Но в организацию убийц мы не принимаем. Некоторые обстоятельства мы признаем смягчающими — например, самозащиту. Но, за исключением этого, мы считаем, что человек, совершивший на Земле преднамеренное убийство, — неподходящий для нас человек.

— Понятно, — сказал Баррент. — А если бы я сообщил, что у меня отсутствует обычное для жителей Омеги отношение к убийствам, это не могло бы чем-нибудь помочь?

— Я знаю об этом, — ответила Мойра. — Если бы решала я, то вас бы приняли в организацию. Но выбор делаю не я… Уилл, вы уверены, что вы убийца?

— Мне кажется, да, — вздохнул Баррент. — Похоже, я и в самом деле убийца.

— Очень жаль, — огорчилась Мойра. — И все же организации нужны личности с высоким потенциалом выживания, что бы они там ни натворили на Земле. Я не стану ничего обещать, но посмотрю, что можно сделать. Было бы неплохо, если бы вы смогли побольше узнать о том, почему вы совершили убийство. Возможно, были какие-то смягчающие обстоятельства.

— Наверное, — с сомнением произнес Баррент. — Я постараюсь выяснить.

Вечером, как раз перед тем, как он отправился спать, Мойра открыла дверь между их номерами и вошла в его комнату. Стройная и теплая, она скользнула к нему в постель. Когда он начал было что-то говорить, она приложила ладонь к его губам. И Баррент, научившийся довольствоваться малым, замолчал.

Остаток отпуска пролетел чересчур быстро. Об организации они больше не говорили, но в качестве компенсации дверь между их номерами оставалась открытой. Наконец, на исходе седьмого дня, Баррент и Мойра вернулись в Тетрахиду.

— Когда я смогу снова увидеться с тобой? — спросил Баррент.

— Я сама свяжусь с тобой.

— Не могу сказать, что очень обрадован твоим ответом.

— Это самый лучший ответ, который я могу тебе дать, — ответила Мойра. — Мне очень жаль, Уилл. Я посмотрю, что можно сделать для твоего вступления в организацию.

Барренту пришлось довольствоваться этим обещанием. Когда машина подбросила его до магазина, он по-прежнему не знал, ни где Мойра жила, ни какую организацию она представляла.

Вернувшись в свою квартиру, он старательно припомнил все детали наркотического сна в Лавке Сновидений. Там было все: его гнев на Теркейлера, незаконное оружие, встреча, труп, а потом осведомитель и судья. Отсутствовало только одно. Баррент совершенно ничего не помнил ни о том, как целился в Теркейлера, ни о том, как стрелял, ни о других подробностях убийства. Сон остановился, когда Баррент встретил Теркейлера, и начался вновь после того, как тот уже был убит.

Было только два пути получить информацию о Земле. Один лежал через окрашенные ужасом видения Лавки Сновидений, а Баррент твердо решил больше туда не ходить. Другой вел прямо в объятия скренирующего мутанта.

Баррент, как и большинство людей, испытывал неприязнь к мутантам. Они были совершенно другой расой, и их статус неприкасаемых основывался не только на предубеждении. Было хорошо известно, что мутанты являлись разносчиками странных и неизлечимых болезней. Мутантов старались избегать, и они соответственно реагировали на это, всячески обособляясь от общества. Они жили в Квартале Мутантов, который был почти самостоятельным городом внутри Тетрахиды. Здравомыслящие граждане держались подальше от этого квартала, особенно после наступления темноты — все знали, что мутанты чрезвычайно мстительны.

Но только мутанты обладали способностью скренировать. В их бесформенных телах были скрыты необычные силы и таланты, странные и паранормальные способности, столкновения с которыми обычный человек избегал днем, но тайно искал ночью. Поговаривали, что мутанты были в особой милости у Черного. Некоторые люди считали, что великим искусством черной магии, которым похвалялись священники, мог владеть только мутант, но никто и никогда не говорил этого в присутствии священника.

Считалось, что мутанты, благодаря своим странным способностям, помнят о Земле значительно больше, чем обычные люди. Они не только могли вспомнить Землю вообще, но и проскренировать через пространство и время нить жизни человека, пробить стену забытья и сказать, что на самом деле с ним произошло на Земле.

Впрочем, некоторые люди полагали, что мутанты вообще не обладают никакими необычными способностями. По их мнению, это были всего лишь хитрые плуты, живущие за счет человеческой доверчивости.

К ним-то Баррент и решил обратиться за помощью. Однажды поздно ночью, одевшись как следует и хорошо вооружившись, он покинул свою квартиру и отправился в Квартал Мутантов.

Глава 13

Баррент шел по узким кривым улочкам Квартала Мутантов, постоянно держа одну руку рядом с рукояткой пистолета. Он шел мимо хромых и слепых, мимо микроцефальных идиотов, мимо жонглера, удерживающего в воздухе двенадцать пылающих факелов с помощью рудиментарной третьей руки, растущей из груди. Тут были уличные торговцы, продававшие одежду, амулеты и драгоценности. Повсюду стояли телеги, нагруженные пряными, но весьма неаппетитно выглядящими продуктами. Баррент прошел мимо ряда раскрашенных борделей. Стоявшие в окнах девицы звали его, а четырехрукая и шестиногая женщина сообщила ему заговорщицким тоном, что он еще может успеть к началу Дельфийских обрядов. Баррент с трудом отделался от нее, и тут же едва не врезался в чудовищно толстую женщину, которая распахнула блузку, открыв шесть сморщенных грудей. Он прошмыгнул мимо толстухи, но на пути у него встали четверо сиамских близнецов, глядевших на него огромными печальными глазами.

Баррент завернул за угол и резко остановился. Высокий оборванный старик с тростью в руках преградил ему дорогу. Старик был слеп на один глаз. Кожа над пустой левой глазницей была совершенно гладкой, без малейших признаков брови. Но оставшийся глаз сверкал яростно и свирепо.

— Вы желаете воспользоваться услугами настоящего скреннера? — спросил старик.

Баррент кивнул.

— Следуйте за мной, — предложил мутант. Он свернул в переулок, и Баррент последовал за ним, крепко сжимая рукоять своего иглолучевого пистолета. Закон запрещал мутантам иметь оружие, но, подобно этому старику, большинство из них носили с собой тяжелые, с железным наконечником, посохи. Трудно было придумать лучшее оружие для ближнего боя.

Старик открыл дверь дома и жестом пригласил Баррента войти. Баррент остановился, вспоминая ходившие в Тетрахиде истории про легковерных граждан, попавших в руки мутантов. Затем, положив руку на пистолет, он вошел в дом.

В конце длинного коридора старик открыл еще одну дверь и провел Баррента в маленькую, тускло освещенную комнату. Когда глаза привыкли к темноте, Баррент увидел двух женщин, сидевших перед простым деревянным столом. На столе стояла миска с водой, а в ней плавал ограненный кусок стекла размером с кулак.

Одна из женщин была очень стара и совершенно безволоса. Другая была молода и прекрасна. Когда Баррент приблизился к столу, то испытал шок, увидев, что ниже колен ее ноги соединялись кожаной чешуйчатой мембраной, а ступни представляли собой рудиментарные плавники.

— Что мы должны для вас проскренировать, Гражданин Баррент? — спросила молодая женщина.

— Как вы узнали мою фамилию? — ответил Баррент вопросом на вопрос. Но, не получив ответа, сказал:

— Ладно. Я хочу узнать подробности об убийстве, которое я совершил на Земле.

— Почему вы хотите узнать о нем? — спросила молодая женщина. — Разве власти не относят его на ваш счет?

— Относят. Но я хочу выяснить, почему я совершил его. Может, были смягчающие обстоятельства? Или я его совершил в порядке самообороны?

— Это действительно важно? — задала очередной вопрос «русалка».

— Думаю, да, — ответил Баррент.

Он немного поколебался, а затем, собравшись с духом, пояснил:

— Суть дела в том, что у меня невротическое предубеждение против убийства. Я предпочел бы не убивать. Поэтому я и хочу выяснить, почему я совершил это убийство.

Мутанты переглянулись. Затем старик усмехнулся и сказал:

— Гражданин, мы окажем вам любую помощь, какая будет нам по силам. У нас, мутантов, тоже есть предубеждение против убийства. Мы мирные люди, и обычно убивают нас, а не наоборот. Мы готовы всячески поддержать тех, у кого есть такой невроз.

— Значит, вы проскренируете мое прошлое?

— Все не так просто, — ответила молодая мутантка. — Способность скренировать — это спонтанное проявление пси-таланта. А талантом управлять трудно, почти невозможно. Скреннер видит не то, что ему хочется, а то, что удается увидеть.

— Я думал, что мутанты могут заглядывать в прошлое, когда только захотят, — сказал Баррент.

— Нет, — возразил ему старик. — Это не так. Хотя бы потому, что многие из нас, классифицированные как мутанты, настоящими мутантами не являются. Нынче почти любую деформацию или аномалию называют мутацией. Что может быть удобнее и проще, чем свалить в одну кучу всех, кто не вписывается в земной стандарт внешности.

— Но некоторые из вас настоящие мутанты?

— Разумеется. Но существуют самые различные типы мутантов. Некоторые из нас просто демонстрируют аномалии, вызванные радиацией, — гигантизм, микроцефалию и тому подобное. И лишь некоторые мутанты обладают слабыми пси-способностями — хотя притязают на них все.

— А вы можете скренировать? — спросил его Баррент.

— Нет. Но Мила может, — он указал на молодую женщину. — Иногда может.

Молодая мутантка уставилась на ограненный кусок стекла, плававший в миске с водой. Ее блеклые глаза были широко раскрыты, а зрачки — неимоверно увеличены. Старуха поддерживала ее застывшее тело.

— Она начинает видеть, — пояснил старик. — Вода и стекло просто помогают ей сосредоточиться, фиксируя на себе ее внимание. Мила хороша в скренировании, хотя иногда путает будущее с прошлым. Именно такие досадные случаи и создают скренированию дурную славу. С этим, однако, ничего нельзя сделать. Время от времени там, в воде, вместо прошлого оказывается будущее, а Мила вынуждена говорить то, что она там видит. На прошлой неделе она сказала одному Хаджи, что ему предстоит умереть через четыре дня. — Старик тихо засмеялся. — Видели бы вы его выражение лица.

— Она увидела, как он умрет? — спросил Баррент.

— Да. От удара ножом. Бедняга все четыре дня не выходил из дому.

— Его убили?

— Конечно. Его убила жена. Мне говорили, это сильная духом женщина.

Баррент надеялся, что Мила не наскренирует ему будущее. Жизнь и без того была достаточно трудна, чтобы предсказания мутантки делали ее еще хуже.

Она оторвала взгляд от ограненного стекла, печально качая головой:

— Я могу сообщить вам очень немногое. Я не смогла увидеть, как вы совершаете убийство. Но я проскренировала кладбище и увидела надгробный камень на могиле ваших родителей. Это был старый надгробный камень, установленный, наверное, лет двадцать назад. Кладбище находилось на окраине одного маленького земного городка, который называется Янгерстаун.

Баррент ненадолго задумался, но это название ничего ему не говорило.

— Я также, — добавила Мила, — наскренировала человека, который знает об этом убийстве. Он может рассказать вам о нем — если захочет.

— Этот человек видел убийство?

— Да.

— Он тот, кто донес на меня?

— Не знаю, — ответила Мила. — Я наскренировала труп, чья фамилия была Теркейлер, и рядом с ним стоял человек, фамилия которого была Иллиарди.

— Он здесь, на Омеге?

— Да. Сейчас вы сможете его найти в Эйфориатории на улице Маленького Топора. Вы знаете, где это?

— Я могу выяснить, — сказал Баррент. Он поблагодарил девушку и предложил плату, которую она отказалась взять. У нее почему-то был очень несчастный вид. Когда Баррент выходил, она сказала ему вслед:

— Будьте осторожны.

Баррент остановился в дверях и почувствовал, как ледяной холод пробрался к его сердцу.

— Вы проскренировали мое будущее? — догадался он.

— Немного, — призналась Мила. — Лишь на несколько месяцев вперед.

— И что вы увидели?

— Я не могу этого объяснить, — смутилась она. — То, что я увидела, — невозможно.

— Скажите мне, что вы видели.

— Я видела вас мертвым. И все же вы были совсем не мертвым. Вы выглядели как труп, который был разбит на сверкающие осколки. Человек, стоявший рядом с трупом, тоже был вами.

— Что это значит?

— Не знаю, — ответила Мила.

Эйфориаторий был большим, крикливо-вульгарным заведением, специализировавшимся на наркотиках и афродизиаках по сниженным ценам. Клиентуру его составляли, по большей части, пеоны и Постоянные Жители. Баррент, из-за огромной разницы в статусе, чувствовал себя не в своей тарелке. Он протолкался через толпу и спросил у официанта, где ему найти человека по фамилии Иллиарди.

Следуя указаниям официанта, Баррент прошел в зал и увидел лысого плечистого человека, сидящего за крошечным стаканом тонапикиты. Баррент подошел и представился.

— Рад с вами познакомиться, сэр, — произнес Иллиарди, демонстрируя обязательное уважение к Привилегированному Гражданину. — Чем могу служить?

— Я хочу задать вам несколько вопросов о Земле, — сказал Баррент.

— Я мало что помню о ней, — ответил Иллиарди. — Но охотно поделюсь с вами тем, что знаю.

— Вы помните человека по фамилии Теркейлер?

— Разумеется, — сказал Иллиарди. — Тощий парень. Косоглазый. Гад, каких еще поискать надо.

— Вы присутствовали при том, как его убили?

— Я был там. Это было первое, что я вспомнил, когда сошел с корабля.

— Вы видели, кто его убил?

У Иллиарди был очень озадаченный вид.

— Мне незачем было видеть. Это я его убил.

Баррент с трудом заставил себя никак не выказать своего волнения.

— Вы уверены в этом? Вы абсолютно уверены?

— Конечно, уверен, — обиделся Иллиарди. — И я буду драться с любым, кто попытается приписать эту заслугу себе. Я убил Теркейлера, и он заслужил куда худшую участь.

— Когда вы его убивали, — спросил Баррент, — вы случайно где-нибудь поблизости меня не видели?

Иллиарди внимательно посмотрел на него, а затем покачал головой.

— Нет, по-моему, я вас не видел. Но точно сказать не могу. Я никак не могу вспомнить, что было после убийства. Какой-то туманный провал в памяти…

— Спасибо, — поблагодарил его Баррент и покинул Эйфориаторий.

Глава 14

Барренту многое нужно было обдумать, но чем больше он размышлял, тем сильнее запутывался. Если Теркейлера убил Иллиарди, то почему Баррента депортировали на Омегу? Если была допущена ошибка, то почему его не освободили, когда обнаружился истинный убийца? Почему кто-то обвинил его в убийстве, которое он не совершал? И почему в его подсознание имплантировали ложные воспоминания о чужом преступлении?

Баррент не мог ответить ни на один из этих вопросов. Но зато он знал, что не зря не чувствовал себя убийцей. Теперь у него было своего рода доказательство, что на Земле он никого не убивал.

Сознание своей невиновности изменило для Баррента все. Он стал еще более нетерпим к омегеанским обычаям, и у него напрочь пропало желание хоть как-то приспособиться к преступному образу жизни. Единственное, что он теперь хотел, — это бежать с Омеги на Землю.

Но, увы, это было невозможно. Днем и ночью над головой кружили сторожевые корабли. И даже если бы существовал какой-то способ избежать встречи с ними, улететь с Омеги все равно было бы не на чем. Вершиной омегеанской технологии являлись двигатели внутреннего сгорания, а звездолеты находились в ведении Земли.

Баррент продолжал работать в магазине противоядий, но отсутствие у него общественного духа становилось все более очевидным. Он игнорировал приглашения Лавки Сновидений и никогда не посещал популярные в народе публичные казни. Когда собирались возбужденные толпы, чтобы малость поразвлечься в Квартале Мутантов, Баррент обычно ссылался на головную боль. Он никогда не присоединялся к охотничьим партиям в День Высадки, а однажды нагрубил коммивояжеру, аккредитованному при Клубе Пытки Месяца. И даже визиты дяди Ингмара не смогли заставить Баррента изменить свое антирелигиозное поведение.

Он знал, что напрашивается на неприятности. Он ждал неприятностей, и это ожидание странно возбуждало его. В конце концов, на Омеге в нарушении закона не было ничего плохого — покуда ты мог выйти сухим из воды.

Не прошло и месяца, как Барренту представился случай испытать свою решимость вести себя так и дальше. Однажды, когда он шел в свой магазин, какой-то человек в толпе пихнул его. Баррент не обратил на это особого внимания и продолжал свой путь. Но человек, схватив Баррента за плечо, повернул его лицом к себе.

— Ты кого, по-твоему, толкнул? — спросил этот человек.

Он был невысок и коренаст. Одежда указывала на его принадлежность к Привилегированным Гражданам, а пять серебряных звезд на ремне с кобурой — на число санкционированных убийств.

— Я вас не толкал, — ответил Баррент.

— Врешь, любитель мутантов!

Толпа смолкла, услышав смертельное оскорбление. Баррент отступил назад, выжидая. Мужчина быстрым, аристократическим движением выхватил свое оружие. Но Баррент достал иглолучевой пистолет на целых полсекунды раньше.

Баррент аккуратно пробуравил нахалу дырку между глаз; затем, почувствовав какое-то движение у себя за спиной, быстро обернулся.

Двое Привилегированных Граждан выхватывали свои тепловые пистолеты. Баррент машинально выстрелил, метнувшись под защиту стен лавки. Граждане рухнули как подкошенные. Деревянный фасад дрогнул под ударом пули, и щепки рассекли Барренту ладонь. Он увидел четвертого человека, который стрелял из переулка, и свалил его двумя выстрелами.

В этом-то и заключалась суть дела. За несколько секунд Баррент убил четырех человек.

Хотя Баррент не считал, что у него психология убийцы, он все же был доволен и горд. Он стрелял только в порядке самообороны. И более того — он дал искателям статуса повод задуматься. Возможно, в следующий раз они не будут так жаждать его прикончить. У Баррента появилась надежда, что они сосредоточатся на более легких мишенях и оставят его в покое.

Вернувшись в магазин, он обнаружил, что там его ждет Джо. На лице маленького вора на доверии было кислое выражение.

— Я видел сегодня твою фантастическую стрельбу. Очень ловко.

— Спасибо, — поблагодарил его Баррент.

— Ты думаешь, это тебе поможет? Ты серьезно считаешь, что можешь так легко нарушать законы?

— Я выхожу сухим из воды, — указал Баррент.

— Верно. Но сколько еще, по-твоему, ты сможешь продолжать в том же духе?

— Сколько мне понадобится.

— Нет шансов, — возразил Джо. — Никто не может долго нарушать закон, постоянно выходя сухим из воды. Только сосунки верят в это.

— Им лучше наслать на меня хороших ребят, — усмехнулся Баррент, перезаряжая свой иглолучевой пистолет.

— Все произойдет совсем не так, — сказал Джо. — Поверь мне, Уилл. Способов прикончить тебя не счесть. Коль скоро закон решит действовать, ты ничем не сможешь остановить его. И не жди также помощи от этой своей подружки.

— Ты ее знаешь? — спросил Баррент.

— Я знаю всех, — мрачно ответил Джо. — У меня есть друзья в правительстве. Я знаю тех людей, которые решили, что ты им уже надоел. Послушай меня, Уилл. Ты хочешь стать покойником?

Баррент покачал головой.

— Джо, ты не мог бы навестить Мойру? Ты знаешь, как добраться до нее?

— Возможно, — уклончиво ответил Джо. — Зачем?

— Я хочу, чтоб ты ей кое-что передал, — сказал Баррент. — Я хочу, чтобы ты сказал ей, что я не совершал убийства, в котором меня обвинили на Земле.

Джо уставился на него.

— Ты с ума сошел?

— Нет. Я нашел человека, который на самом деле его совершил. Это Постоянный Житель Второго Класса, по фамилии Иллиарди.

— Зачем об этом распространяться? — спросил Джо. — Нет смысла терять такую заслугу.

— Я не убивал того человека, — повторил Баррент. — Я хочу, чтобы ты сообщил это Мойре. Ты сообщишь?

— Я скажу ей, — пообещал Джо. — Если смогу ее отыскать. Слушай, ты понял, что я тебе сказал? Может быть, у тебя еще есть время что-нибудь предпринять. Сходи на Черную Мессу или сделай что-то подобное. Это может помочь.

— Не исключено, что я так и сделаю, — согласился Баррент. — Ты передашь ей?

— Передам, — заверил его Джо. Он покинул магазин противоядий, печально качая головой.

Глава 15

Три дня спустя Барренту нанес визит высокий величественный старик, державшийся столь же прямо, как и висевшая у него на боку церемониальная шпага. Старик был одет в куртку с высоким воротником, черные брюки и сверкающие черные сапоги. По его одежде Баррент понял, что старик был высшим правительственным чиновником.

— Правительство Омеги шлет вам привет, — произнес чиновник. — Я — Неринс Джей, Замминистра Игр. Я нахожусь здесь, как того требует закон, чтобы лично уведомить вас о вашей удаче.

Баррент осторожно кивнул и пригласил старика в свою квартиру. Но Джей, прямой и полный достоинства, предпочел остаться в магазине.

— Прошлой ночью был ежегодный розыгрыш Лотереи, — заявил Джей. — Вы, гражданин Баррент, — один из выигравших приз. Поздравляю вас.

— Что за приз? — спросил Баррент. Он слышал о Ежегодной Лотерее, но имел лишь смутное представление о ее значении.

— Приз, — изрек Джей, — это почет и слава. Ваше имя будет занесено в Гражданский список. Сведения о ваших убийствах будут сохранены для потомства. Если же говорить более конкретно, вам вручается новый, выпущенный правительством, иглолучевой пистолет, а посмертно вы будете награждены серебряным орденом Солнечной Вспышки.

— Посмертно?

— Конечно, — сказал Джей. — Серебряной Солнечной Вспышкой всегда награждают после смерти. Она от этого не менее почетна.

— Я в этом уверен, — бросил Баррент. — Есть еще что-нибудь?

— Да так, ничего серьезного, — сказал Джей. — Как победитель розыгрыша Лотереи вы примете участие в символической церемонии Охоты, которая отмечает начало ежегодных Игр. Охота, как вы, возможно, знаете, олицетворяет наш омегеанский образ жизни. В Охоте мы находим сложное драматическое сочетание взлета к вершинам успеха и последующего падения в комбинации с азартом дуэли и возбуждением погони. Даже пеонам дозволяется участвовать в Охоте, потому что это единственный праздник, открытый для всех. Он символизирует возможность простого человека подняться над ограничениями своего статуса.

— Если я вас правильно понял, — сказал Баррент, — я — один из тех, кто избран на роль преследуемого.

— Да, — подтвердил Джей.

— Но вы сказали, что церемония символическая. Разве это не значит, что никого не убьют?

— Вовсе нет! — возмутился Джей. — На Омеге символ и то, что он символизирует, — всегда одно и то же. Когда мы говорим — «Охота», мы имеем в виду настоящую охоту. Иначе это была бы всего лишь фикция.

Баррент с минуту помолчал, обдумывая ситуацию. Перспектива была не из приятных. В поединке человек-на-человека у него были прекрасные шансы выжить. Но ежегодная Охота, в которой принимало участие все население Тетрахиды, не оставляла ему ни малейшего шанса. Ему давно следовало бы приготовиться к подобной перспективе.

— Как меня выбрали? — спросил он.

— Случайным отбором, — ответил Неринс Джей. — Любой другой метод был бы нечестен по отношению к преследуемым, отдающим свою жизнь ради вящей славы Омеги.

— Я не могу поверить, что меня выбрали совершенно случайно.

— Отбор был случайным, — веско сказал Джей. — Разумеется, он производился на основании списка подходящих жертв. Не всякий может быть Дичью на Охоте. Человек должен продемонстрировать высокую степень цепкости и ловкости, прежде чем Комитет по Играм подумает о его кандидатуре. Быть Преследуемым — большая честь, и она не относится к тем, которые даруются легко.

— Я вам не верю, — заявил Баррент. — Вы там, в правительстве, решили добраться до меня. Теперь, похоже, в этом преуспели. Все очень даже просто.

— Вовсе нет. Могу вас заверить, что никто в правительстве не питает к вам ни малейших дурных чувств. Вы, вероятно, наслушались глупых сплетен о мстительных чиновниках. Совершеннейшая чушь. Вы нарушали закон, но правительства это больше не касается. Теперь вам придется выяснять отношения непосредственно с самим Законом.

Холодные голубые глаза Джея засверкали, когда он заговорил о законе. Спина его выпрямилась, губы поджались.

— Закон, — сказал он, — выше преступника и судьи. Он правит ими обоими. Закон неизбежен, потому что всякое действие либо законно, либо нет. Закон, я бы сказал, обладает собственной жизнью, существованием, совершенно отличным от недолгих жизней созданий, которые всячески стремятся нарушить его совершенство. Закон управляет всеми аспектами человеческого поведения в той же степени, в какой человек — законное существо, Закон — это человек. У закона, как и у человека, есть свои инкарнации. Для законопослушного гражданина закон не представляет ни малейшей опасности. Но для тех, кто отвергает и нарушает его, закон появляется из своей мрачной гробницы и выходит на поиски преступившего грань.

— И потому-то, — сыронизировал Баррент, — меня и выбрали для Охоты.

— Конечно, — подтвердил Джей. — Если бы вы не были избраны таким образом, ревностный и недремлющий закон избрал бы другие средства, используя все орудия, которые имеются в его распоряжении.

— Спасибо за объяснение, — усмехнулся Баррент. — Сколько у меня есть времени, прежде чем начнется Охота?

— Охота начнется на рассвете. Она продлится ровно сутки и закончится на рассвете следующего дня.

— А что произойдет, если меня не убьют?

Неринс Джей слегка улыбнулся.

— Это случается не часто, гражданин Баррент. Я уверен, такая возможность не должна вас беспокоить.

— Это ведь случается, не так ли?

— Да. Те, кто переживет Охоту, автоматически заносятся в списки участников Игр.

— А если я переживу и Игры?

— Забудьте про это, — дружески посоветовал Джей.

— Но что будет, если я переживу?

— Поверьте мне, гражданин, этого не будет.

— И все же, я хотел бы знать, что случится, если я уцелею.

— Те, кто пережил Игры, находятся за пределами Закона.

— Это звучит очень многообещающе, — заметил Баррент.

— Вы ошибаетесь. Закон, даже когда угрожает вам, все равно вас охраняет. У вас может быть мало прав, но Закон гарантирует их соблюдение. Именно по этой причине, дабы соблюсти закон, я не убиваю вас здесь, на месте. — Джей разжал кулак и продемонстрировал Барренту крошечный однозарядный пистолет. — Закон ставит пределы и действует усмиряюще как на нарушителя, так и на блюстителя законов. Разумеется, сейчас закон гласит, что вы должны умереть. Но все люди должны умереть. Закон указывает вам время, в течение которого вы можете умереть. У вас есть хотя бы один день, а без Закона вы умерли бы немедленно.

— Что случится, — раздельно спросил Баррент, — если я переживу Игры и выйду за пределы Закона?

— За пределами Закона есть только одно, — задумчиво произнес Неринс Джей. — И это — сам Черный. Тот, кто выходит за пределы Закона, принадлежит ему. Но лучше тысячу раз умереть, чем попасть к Черному.

Баррент давным-давно отбросил религию Черного, как суеверную чушь. Но теперь, слушая серьезный голос Джея, он терялся в догадках. Могла быть разница между повсеместным поклонением Злу и действительным присутствием Зла?

— Но, если вам повезет, — утешил его Джей, — вас убьют раньше. А теперь я закончу собеседование, дав вам последние наставления.

Все еще держа в руке крошечное оружие, Джей сунул другую руку в карман и вытащил красный карандаш. Быстрым, тренированным движением он провел карандашом по щекам и лбу Баррента. Тот даже не успел отшатнуться.

— Это специальная метка для Преследуемого, — сообщил Джей. — Охотничьи метки несмываемы. Вот вам выпущенный правительством иглолучевой пистолет. — Он вытащил из кармана оружие и положил его на стол. — Охота, как я уже сказал, начнется с первыми лучами солнца. Во время Охоты вас может убить любой человек, кроме другого Преследуемого. Защищаясь, вы имеете право убивать. Я бы посоветовал вам делать это с предельной осмотрительностью. Звук и вспышка выстрела иглолучевого пистолета выдали уже многих Преследуемых. Если вы попытаетесь спрятаться, удостоверьтесь, что у вас есть запасной выход. Помните, что Охотники знают Тетрахиду лучше вас. Умелые Охотники давно исследовали многие, если не все, потайные места. Значительная часть Преследуемых попадается в первые же часы праздника. Удачи вам, гражданин Баррент.

Джей направился к двери. Он открыл ее и снова повернулся к Барренту.

— Кстати, все-таки есть один способ сохранить во время Охоты и жизнь, и свободу. Но, поскольку это запрещено, я не могу вам сказать, в чем он заключается.

Неринс Джей поклонился и вышел.

После многократных попыток Баррент обнаружил, что алые охотничьи метки и впрямь несмываемы. За вечер он разобрал выпущенный правительством иглолучевой пистолет и проверил его. Как Баррент и подозревал, оружие было с дефектом. Он со злостью отбросил его в сторону.

Баррент полностью подготовился к Охоте, положив в маленький рюкзак еду, воду, моток веревки, нож, запасные боеприпасы и запасной иглолучевой пистолет. А затем принялся ждать, надеясь вопреки всякому здравому смыслу, что Мойра и ее организация принесут ему в последнюю минуту бумагу, отменяющую смертный приговор.

Но никакого помилования не пришло. За час до рассвета Баррент закинул за плечи рюкзак и вышел из магазина противоядий. Он не имел ни малейшего представления, что собираются делать другие Преследуемые, но для себя он решил еще вечером, какое место будет для него самым безопасным.

Глава 16

Все авторитеты на Омеге сходились во мнении, что у Преследуемого резко меняется характер. Если бы Преследуемый оказался в состоянии отнестись к Охоте, как абстрактной проблеме, никак не затрагивающей его лично, то мог бы прийти, наверно, к более или менее правильным выводам. Но типичный Преследуемый, независимо от того, насколько он умен, не в силах отделить рассуждения от эмоций. В конце концов охотятся ведь на него. Преследуемого охватывает паника, он начинает метаться в поисках безопасного места, стараясь убежать как можно дальше и спрятаться под землю как можно глубже. Преследуемый покидает свой дом и петляет по лабиринтам канализации. Вместо света он выбирает тьму и предпочитает всячески избегать людных мест.

Опытные Охотники хорошо знакомы с привычками Преследуемых. И потому, вполне естественно, в первую очередь обследовались темные безлюдные места — подземные туннели, покинутые склады и здания. Именно там Охотники находили значительную часть Преследуемых.

Баррент подумал об этом. Он отбросил первоначальный порыв спрятаться в разветвленной клоаке Тетрахиды. Вместо этого за час до рассвета Баррент прямиком направился в большое здание, в котором располагалось Министерство Игр.

Он быстро вошел в пустой коридор, изучил указатель и поднялся по лестнице на третий этаж. Он прошел мимо дюжины кабинетов и наконец остановился у двери, на которой висела табличка «НЕРИНС ДЖЕЙ, Замминистра Игр». Некоторое время Баррент внимательно прислушивался к тому, что происходит за дверью, затем распахнул ее и вошел.

С рефлексами у старины Джея по-прежнему все было в порядке. Не успел Баррент еще войти в кабинет, а старик уже заметил на его лице алые охотничьи метки. Джей бросил писать, открыл ящик стола и сунул в него руку.

У Баррента не было желания убивать старика. Он швырнул в Джея выпущенный правительством иглолучевой пистолет и попал ему прямо в лоб. Джей отлетел к стене, а затем рухнул на пол.

Нагнувшись над ним, Баррент обнаружил, что пульс у старика был отнюдь не слабый. Он связал Джея, заткнул ему рот и затолкал на всякий случай под стол. Порыскав в ящиках стола, он нашел табличку «Совещание — не беспокоить», повесил ее снаружи на дверь и заперся. Достав собственный иглолучевой пистолет, Баррент сел за стол и стал ждать, как будут развиваться события дальше.

Наступил рассвет, и водянистое солнце поднялось над Омегой. Из окна Баррент увидел, что улицы наполнились народом. В городе царила возбужденная карнавальная атмосфера, и шум веселого праздника перемешивался с шипением лучемета или с вялым выстрелом из стрелкового оружия.

Близился полдень. Убежище Баррента по-прежнему оставалось тайной для Охотников. Он изучил вид, открывавшийся из окна, и обнаружил, что в случае необходимости легко сможет перебраться из кабинета на крышу соседнего дома. Баррент был рад, что у него есть запасной выход — точь-в-точь такой, о каком говорил Джей.

После полудня Джей пришел в сознание. Поборовшись немного со своими путами, он притих и молча лежал под столом.

Незадолго до наступления вечера кто-то постучал в дверь кабинета.

— Министр Джей, можно войти?

— Не сейчас, — ответил Баррент, попытавшись сымитировать голос Джея.

— Я думал, вам будет интересна статистика Охоты, — сказал человек за дверью. — Пока что граждане убили семьдесят трех Преследуемых. Восемнадцать еще не разысканы. Это значительно лучше, чем в прошлом году.

— Да, безусловно, — поддакнул Баррент.

— В этом году среди Преследуемых необычайно высок процент тех, кто прятался в канализационной системе. Некоторые пытались блефовать, оставшись дома. Остальных мы выследили в обычных местах.

— Блестяще, — похвалил Баррент.

— Пока что прорыва не совершил никто, — продолжал говоривший. — Очень странно, что Преследуемые редко задумываются о возможности осуществить прорыв. Но, конечно, это избавляет нас от необходимости использовать машины.

Барренту очень хотелось знать, о чем говорит этот человек. Прорыв? Куда тут прорываться? И как будут использованы машины?

— Мы уже отобрали дублеров участников Игр, — добавил говоривший. — Я хотел, чтобы вы одобрили список.

— Действуйте по своему усмотрению, — сказал Баррент.

— Хорошо, сэр, — согласился человек за дверью. Через минуту Баррент услышал его шаги, удаляющиеся влево по коридору. Он решил, что этот человек что-то заподозрил. Разговор длился слишком долго и его следовало прервать раньше. Возможно, ему следовало бы перебраться в другой кабинет.

Прежде, чем он успел что-либо предпринять, опять раздался стук в дверь.

— Да?

— Гражданский Розыскной Комитет, — ответил ему кто-то басом. — Будьте добры открыть дверь. У нас есть веские причины считать, что тут прячется Преследуемый.

— Здесь нет Преследуемых. К сожалению, вы не можете сюда войти. Это правительственное учреждение.

— Можем, — заявил бас. — Все комнаты, учреждения и здания открыты для граждан в день Охоты. Вы откроете?

Баррент уже стоял возле окна. Открывая его, он услышал позади частые удары в дверь. Сначала Баррент пять раз выстрелил в дверь, чтобы преследователям было о чем подумать, а затем вылез в окно.

Крыши Тетрахиды являлись идеальным убежищем для Преследуемых. И поэтому Баррент сразу же понял, что это было последнее место, где следовало бы скрываться Преследуемым. Лабиринт тесно соединенных крыш, дымоходов и шпилей казался специально созданным для погони, но на крышах уже были люди. Они закричали, увидев Баррента.

Баррент, не раздумывая, побежал прочь — Охотники гнались за ним, а по боковым крышам к нему уже приближались другие охотничьи партии. Он перепрыгнул пятифутовый просвет между крышами, сумел сохранить равновесие на крутом склоне крыши и вскарабкался на скат. Охотники остались позади. Если у Баррента хватит сил поддерживать такой темп еще минут десять, то он получит значительную фору. Тогда он сможет покинуть крышу и найти более подходящее убежище.

Баррент добежал до края крыши. До следующего дома было футов пять. Баррент, не колеблясь, прыгнул.

Приземлился он хорошо. Но его правая нога пробила насквозь прогнившую дранку, и Баррент провалился по самое бедро. Он рванулся, пытаясь высвободить ногу, но не мог найти точку опоры на крутой крошащейся крыше.

— Вот он!

Баррент рванул дранку обеими руками. Охотники были уже почти в пределах досягаемости иглолучевого пистолета. К тому времени, когда Баррент сможет вытащить ногу, он станет легкой мишенью.

Когда на соседнем здании появились Охотники, Баррент уже продрал в крыше трехфутовую дыру. Он просунул в нее вторую ногу, а затем, не видя другого выхода, прыгнул вниз.

Приземлился он прямо на стол, который от удара развалился. Выбравшись из обломков, Баррент увидел, что попал в гостиную, принадлежащую Хаджи. Меньше чем в трех футах от него в кресле-качалке сидела старуха. Она машинально продолжала качаться, но ее челюсть отвисла от ужаса.

Баррент услышал, как Охотники бегут по крыше. Сориентировавшись в расположении комнат, Баррент через кухню прошел к двери черного хода. Быстро проскочив двор, увешанный сушившимся бельем, он перебрался через невысокую живую изгородь во двор соседнего дома. И немедленно из окна второго этажа в Баррента кто-то выстрелил. Он посмотрел вверх и увидел мальчика, пытающегося прицелиться в него из ручного лучемета; отец, вероятно, запретил ребенку охотиться на улице. Баррент свернул за угол и побежал по переулку, который показался знакомым. Спустя несколько секунд Баррент сообразил, что находится в Квартале Мутантов, неподалеку от дома Милы.

Позади слышались крики Охотников. Баррент добрался до дома Милы и обнаружил, что дверь не заперта.

Они сидели все вместе — одноглазый старик, лысая старуха и Мила. Когда к ним в комнату ввалился Баррент, они совершенно не удивились.

— Так значит, они выбрали вас в Лотерее, — сказал старик. — Ну что ж, этого мы и ожидали.

— Мила наскренировала? — поинтересовался Баррент.

— Зачем? — невесело усмехнулся старик. — Это не трудно было предсказать — если учесть, что вы за человек. Храбрый, но не безжалостный. В этом ваша беда.

Старик опустил обязательную форму обращения к Привилегированным Гражданам, и это, при данных обстоятельствах, тоже нетрудно было предсказать.

— Я видел, как подобное случалось год из года, — сказал старик. — Вы бы удивились, узнав, сколько многообещающих молодых парней кричали в этой комнате, задыхаясь, держа иглолучевой пистолет так, словно он весил тонну. А Охотники следовали за ними по пятам. Парни надеялись, что мы им поможем, но мутанты не любят напрашиваться на неприятности.

— Заткнись, Дем, — бросила старуха.

— Я полагаю, нам придется помочь вам, — сказал Дем. — Так решила Мила, по каким-то своим соображениям, — он сардонически усмехнулся. — Мы с женой пытались ее убедить, но она все-таки настояла на своем. А поскольку она единственная из нас, кто может наслаждаться скренированием, мы должны позволить ей поступать так, как она считает нужным.

— Даже если мы ему поможем, очень мало шансов, что он переживет Охоту, — вставила Мила.

— Если меня убьют, — сказал Баррент, — то как же сбудется ваше предсказание? Помните, вы увидели, как я смотрю на собственный труп, а тот был разбит на сверкающие осколки.

— Я помню, — ответила Мила. — Но ваша смерть никак не повлияет на предсказание. Если в этой жизни ничего подобного с вами не произойдет, то, значит, мое предсказание относилось к следующему вашему воплощению.

Объяснение, предложенное Милой, мало утешило Баррента. Он мрачно спросил:

— Что мне надо сделать?

Старик вручил ему охапку лохмотьев.

— Наденьте их, а я поработаю над вашим лицом. Вам придется стать мутантом.

Через некоторое время Баррент снова вернулся на улицу. Но теперь он был одет в лохмотья. Под ними он прятал свой иглолучевой пистолет, а в свободной руке держал чашку для подаяний.

Старик обильно покрыл его лицо телесного цвета пластиком. Теперь у Баррента был чудовищно распухший лоб, а нос — плоский, от одной скулы до другой. Старик сильно изменил Барренту форму лица и замаскировал яркие охотничьи метки.

Мимо промчалось подразделение Охотников, едва удостоив его мимолетным взглядом. У Баррента появились проблески надежды. С помощью новой личины он мог выиграть время. Последние лучи водянистого солнца Омеги исчезли за горизонтом. А ночью у него появятся дополнительные шансы скрыться, и, при некоторой удаче, он сможет до рассвета избегать встречи с Охотниками. Потом будут, конечно, Игры; но Баррент не собирался принимать в них участия. Если новая личина была достаточно хороша, чтобы защитить его от Охотников всего города, то не было причин, почему его должны были поймать для Игр.

Наверное, после того, как праздник кончится, он снова сможет появиться в омегеанской общине. А если он сумеет пережить Охоту и вообще избежать Игр, то, вполне возможно, будет особо вознагражден. Такое самонадеянное и успешное нарушение Закона полагалось бы вознаграждать…

Он увидел, что к нему идет еще одна группа Охотников. В ней было человек пять и среди них — Тем Рэнд, выглядевший мрачным и гордым в своей новой форме убийцы.

— Ты! — крикнул один из Охотников. — Не видел пробегавшей этой дорогой Дичи?

— Нет, Гражданин, — почтительно поклонился Баррент, держа под лохмотьями наготове пистолет.

— Не верьте ему, — сказал один из Охотников. — Эти проклятые мутанты никогда не говорят нам правду.

— Пошли, мы найдем его, — махнул рукой другой. Группа двинулась дальше, но Тем Рэнд задержался.

— Ты уверен, что не видел Преследуемых? — спросил Рэнд.

— Убежден, Гражданин, — подтвердил Баррент, гадая, не узнал ли его Рэнд. Барренту совсем не хотелось его убивать. И даже более того, он совершенно не был уверен, что сумеет это сделать — рефлексы у Рэнда были просто сверхъестественные. Правда, рука Рэнда, в которой он держал свое оружие, еще была опущена вниз, а Баррент уже успел прицелиться. Это преимущество в долю секунды могло свести на нет превосходство Рэнда в скорости и меткости. Но если дело дойдет до перестрелки, подумал Баррент, то скорее всего, получится ничья — они просто убьют друг друга.

— Ну, — сказал Рэнд. — Если ты увидишь кого-нибудь из Преследуемых, скажи ему, чтобы он не переодевался мутантом.

— Отчего же?

— Этот трюк помогает очень ненадолго. Преследуемый получает передышку не более чем на полчаса, — бесцветным голосом сказал Рэнд. — Затем осведомители разоблачают его. Вот будь я на месте мутанта, то не стал бы сидеть на краю тротуара, а попробовал бы совершить прорыв из Тетрахиды.

— Да?

— Точно. Некоторые Преследуемые каждый год убегают в горы. Конечно, официально об этом не сообщают, и большинство граждан ничего не знают. Но в Гильдии Убийц есть сведения обо всех когда-либо использованных трюках, устройствах и побегах. Это часть нашего бизнеса.

— Очень интересно, — сказал Баррент. Он понял, что Тем раскусил его личину. Тем не менее Рэнд был хорошим соседом — хотя и плохим убийцей.

— Конечно, — продолжал Рэнд, — выбраться из города нелегко. И коль скоро человек выберется, это еще не значит, что он свободен. Есть охотничьи патрули, и кое-что похуже, чем они…

Рэнд внезапно замолчал. К ним подошла группа Охотников. Рэнд любезно кивнул им и пошел своей дорогой.

После того, как Охотники прошли мимо, Баррент встал и двинулся в путь. Рэнд дал ему хороший совет. Ну конечно же, некоторые люди должны были бежать из города. Жизнь в бесплодных горах Омеги будет крайне трудной, но любые трудности все же лучше, чем смерть.

Если он сможет пройти городские ворота, ему надо будет остерегаться охотничьих патрулей. И Тем упомянул еще о чем-то гораздо худшем, чем они. Барренту хотелось знать, что же это такое? Особые подразделения горных Охотников? Как жаль, что Рэнд не успел закончить фразу.

К наступлению ночи он добрался до Южных Ворот. Болезненно сгорбившись, он заковылял к караульному посту, преграждавшему дорогу.

Глава 17

Со стражниками у Баррента не возникло никаких затруднений. Мутанты целыми семьями бежали из города, ища защиты в горах, пока не закончится неистовство Охоты. Баррент пристроился к одной из таких групп и вскоре оказался в миле от Тетрахиды, в низких предгорьях, которые полукругом охватывали город.

Здесь мутанты остановились и разбили лагерь. Около полуночи Баррент отправился дальше. Он поднимался по каменистому, изъеденному склону горы, несколько возвышавшейся над своими соседями. Баррент проголодался, но прохладный воздух взбодрил его, и он начал верить, что действительно переживет Охоту.

Он услышал, как группа Охотников с шумом прочесывает местность. Благодаря темноте, Барренту легко удалось избежать встречи с ними, и он продолжил подъем. Вскоре все звуки, кроме постоянного свиста ветра среди скал, остались далеко внизу. Стояла глубокая ночь — до рассвета оставалось всего лишь часа три.

Немного погодя начал моросить мелкий дождь, который незаметно превратился в ливень. Для Омеги это была предсказуемая погода. Предсказуемыми были также собравшиеся над горами густые грозовые тучи, раскатистый гром и ярко-желтые вспышки молний. Баррент нашел укрытие в неглубокой пещере, считая себя счастливчиком, что температура не упала еще ниже.

Он забрался в пещеру и расслабился в полудреме. Остатки грима стекали по его лицу, оставляя грязно-розовые следы. Временами Баррент впадал в забытье, но через мгновенье вскидывался и продолжал сонно наблюдать за склоном. Вдруг в яркой вспышке молнии он увидел что-то двигающееся вверх по склону, направляющееся прямо к его пещере.

Он встал, держа иглоизлучатель наготове, и подождал новую вспышку молнии. В ее свете он сумел разглядеть холодный мокрый блеск металла, вспыхивающие красно-зеленые лампочки, пару металлических щупальцев, цеплявшихся за скалы и мелкий кустарник.

Машина была похожа на ту, с которой Баррент сражался в подвалах Министерства Юстиции. Теперь он сообразил, о чем хотел предупредить его Рэнд. Баррент раньше никак не мог понять, почему немногие Преследуемые, которым удалось выбраться из города, все равно продолжали спасаться бегством. На этот раз Макс будет действовать не по принципу случайного выбора, он не станет уравнивать силы противников, и у него наверняка не окажется легко доступной коробки с предохранителями.

Когда Макс оказался в пределах досягаемости, Баррент выстрелил. Смертоносный луч отскочил от бронированной шкуры, не причинив машине ни малейшего вреда. Баррент выбрался из своего убежища и полез дальше в гору.

Машина уверенно карабкалась за ним, поднимаясь по предательски скользкой поверхности склона. На плато, по которому были раскиданы огромные гранитные валуны, Баррент попытался оторваться от Макса, но это оказалось невозможным. Баррент понял, что машина, должно быть, выслеживает его по запаху — вероятно, она была настроена на запах несмываемых охотничьих меток.

На крутом склоне горы Баррент скатил на машину валун, надеясь, что таким образом сможет вызвать лавину. Макс уклонился от большинства летящих камней, а остальные отскочили от него без всякого видимого эффекта.

В конце концов машина загнала Баррента в угол. Он был прижат к узкой крутой скале и не мог подняться выше. Он дождался, когда перед ним вырисовался силуэт машины, прижал иглоизлучатель к ее металлической шкуре и нажал на курок.

Макс вздрогнул от удара. Затем он одним щупальцем отвел оружие в сторону, а остальными — обхватил Баррента. Металлическая петля медленно затягивалась. Баррент почувствовал, что теряет сознание. У него хватило времени, чтобы подумать, задушит его петля или сломает ему шею.

Вдруг давление исчезло. Машина отступила на несколько футов назад. Баррент увидел первые лучи серого рассвета.

Он пережил Охоту. Наступил рассвет, и машина больше не имела права убить Баррента. Но уйти она ему не позволяла.

Пока не пришли Охотники, машина не выпускала Баррента из узкой щели между скал.

Охотники отвели Баррента назад в Тетрахиду, где, дико аплодируя, толпа встретила его как героя. После двухчасовой процессии Баррент и четверо других уцелевших были приняты в кабинете Комиссии по Наградам. Председатель произнес краткую и трогательную речь о ловкости и смелости, продемонстрированными каждым уцелевшим на Охоте. Он присвоил каждому из них статус Хаджи и вручил им крошечные золотые серьги, свидетельство их статуса.

В конце церемонии Председатель пожелал каждому из новых Хаджи легкой смерти на Играх.

Глава 18

В сопровождении охранников Баррент вышел из кабинета Комиссии по Наградам. Его провели мимо карцеров, скрытых в подземельях Арены, и заперли в камеру. Охранники велели ему запастись терпением — Игры уже начались, и его очередь скоро придет.

В камеру, рассчитанную на троих заключенных, было набито девять человек. Большинство из них молча сидели на корточках или лежали ничком на грязном полу, погрузившись в апатию и смирившись с приближением смерти. Лишь один из заключенных не пал духом. Когда Баррент вошел, этот смертник протолкался к двери камеры.

— Джо!

Маленький вор на доверии улыбнулся Барренту.

— Печальное место для встречи, Уилл.

— Что с тобой случилось?

— Политика, — ответил Джо, — опасное занятие на Омеге, особенно во время Игр. Я думал, что опасность мне не угрожает, но… — Он пожал плечами. — Сегодня утром меня выбрали участником Игр.

— Есть какой-нибудь шанс выбраться из этого дерьма?

— Шанс есть, — ответил Джо. — Я рассказал о тебе той девушке, так что ее друзья наверняка попытаются что-нибудь сделать. Что же касается меня, то я ожидаю отмены приговора.

— Разве это возможно?

— Возможно все. Лучше, однако, особо не надеяться.

— Что представляют собой Игры? — спросил Баррент.

— Они — именно то, чего ты от них ждешь, — ответил Джо. — Схватки один на один между людьми, сражение людей с различными видами омегеанской флоры и фауны, дуэли на иглолучевых и тепловых пистолетах. Мне говорили, что это копия древнего земного праздника.

— А если кто-то уцелеет, — закончил за него Баррент, — то он окажется за пределами Закона.

— Именно так.

— Но что это значит, быть за пределами Закона?

— Не знаю, — задумчиво проговорил Джо. — Об этом, кажется, толком никто не знает. Я смог только выяснить, что выживших забирает Черный. Считается, что это — не самое приятное.

— Догадываюсь. На Омеге очень мало самого приятного.

— Омега — неплохое место, — возразил Джо. — Просто у тебя нет надлежащего духа.

Их разговор был прерван прибывшим подразделением охраны. Пришло время выйти на Арену и для обитателей камеры Баррента.

— Никакой отмены приговора, — заметил Баррент.

— Ну, видать, судьба такая, — философски рассудил Джо.

Под сильной охраной участников Игр вывели из камеры и выстроили у железной двери, отделявшей камерный блок от главной Арены. Как раз перед тем, как капитан охранников открыл дверь, из бокового коридора выскочил толстый, хорошо одетый человек, размахивающий бумагами.

— Что это? — спросил капитан.

— Предписание об обязательстве, — толстяк вручил ему бумагу. — На обратной стороне вы найдете распоряжение о прекращении преследования, — он вытащил из карманов новые документы. — А вот уведомление о банкротстве-переводе, закладе движимого имущества, предписание о доставке арестованного в суд для выяснения обстоятельств и приложение ареста на жалование.

Капитан сдвинул каску на затылок и почесал узкий лоб.

— Никогда не могу понять, о чем вы, адвокаты, толкуете? Что значит вся эта чушь?

— Он освобождается от Игр, — объяснил толстяк, указывая на Джо.

Капитан взял бумаги, бросил на них озадаченный взгляд и передал адъютанту.

— Ладно, — сказал он. — Забирайте его. И радуйтесь — в старые времена, ничто не могло остановить упорядоченное прохождение Игр.

Победоносно ухмыляясь, Джо прошел через ряды охранников, присоединился к толстому адвокату и спросил у него:

— У вас есть какие-нибудь документы относительно Уилла Баррента?

— Нет, — ответил адвокат. — Его дело в других руках. Боюсь, оно не сможет быть полностью рассмотрено до окончания Игр.

— К тому времени я, вероятно, буду уже покойником, — возразил Баррент.

— Это, могу вас уверить, не помешает подписать надлежащие документы, — с гордостью заявил адвокат. — Мертвый или живой, вы сохраните свои права.

— Ладно, пошли, — скомандовал капитан.

— Удачи, — крикнул вслед Джо. А затем цепочку заключенных провели через железную дверь на Арену, залитую ослепительным светом.

Баррент выжил в рукопашных схватках, в которых погибла четверть всех заключенных. Затем людей, вооруженных мечами, выставили против смертоносной омегеанской фауны. Среди зверей, с которыми пришлось сражаться участникам Игр, были хинтолит и хинтосцед — чудища с тяжелой, прочной броней и огромными челюстями, в естественных условиях обитавшие в пустынном районе далеко к югу от Тетрахиды. Пятнадцать человек спустя эти звери были убиты. Баррента поставили против саунуса — летучей черной рептилии с Западных гор. Какое-то время уродливая тварь здорово наседала на него, но Баррент все-таки нашел решение. Он прекратил попытки проткнуть кожаную шкуру саунуса и принялся методично перерубать широкий веер хвостовых перьев. Когда Барренту удалось заметно ощипать хвост этой летучей бестии, то ее полетное равновесие заметно нарушилось. Рептилия со всей силы врезалась в высокую стену, отделявшую бойцов от зрителей, так что Барренту оказалось весьма нетрудно нанести решающий удар в единственный огромный глаз саунуса. Полные энтузиазма зрители, целиком заполнившие трибуны Арены, устроили Барренту продолжительную овацию…

Баррент вернулся обратно в резервный загон и стал наблюдать, как другие заключенные боролись с трихомотредами — невероятно проворными маленькими тварями размером с крысу и с норовом бешеной росомахи. На схватки с трихомотредами было потрачено пять партий заключенных. После короткой интерлюдии — рукопашных схваток между людьми — Арена снова очистилась.

Затем на ней появились, неуклюже топая, криатины — весьма флегматичные амфибии, полностью защищенные твердым панцирем в несколько дюймов толщиной. Их тонкие кнутовидные хвосты, служившие также антеннами, были смертельно опасны для любого человека, рискнувшего приблизиться к криатину.

Барренту пришлось драться с одним из этих чудовищ после того, как оно отправило на тот свет четырех его товарищей по несчастью.

Он внимательно следил за предыдущими схватками и заметил, что у криатина есть одно-единственное место, куда не могла дотянуться антенна. Когда Баррента выпустили на Арену, он сразу же прыгнул прямо в центр широкой спины криатина.

Панцирь раскололся надвое и превратился в жадную гигантскую пасть — криатины питались именно таким образом. Баррент не медля ни секунды вогнал в отверстие свой меч и криатин испустил дух с доставляющей удовольствие быстротой. Толпа выразила свое одобрение, засыпав Арену подушками.

Баррент остался стоять в гордом одиночестве на залитой кровью Арене. Он ждал, гадая, какого же следующего противника выберет ему Комиссия по Играм.

Сквозь песок пробился один побег, затем другой. Через несколько секунд на Арене уже росло невысокое толстое дерево, выпускающее все новые корни и побеги и втягивающее любую плоть, живую или мертвую, в пять маленьких ртов, которые окружали основание ствола. Это было хищное дерево, растущее в северо-восточных болотах и с большим трудом доставленное на Игры. Говорили, что оно уязвимо для огня, но его-то у Баррента и не было.

Взявшись за меч обеими руками, он обкорнал побеги, но на их месте сразу же выросли другие. Баррент работал с бешеной скоростью, стараясь не дать побегам окружить себя. Руки его начали уставать, а дерево регенерировало гораздо быстрее, чем мог его обрезать Баррент. Казалось, уничтожить дерево было невозможно.

Единственная надежда Баррента заключалась в том, что дерево двигалось значительно медленнее, чем он. Побеги были достаточно проворными, но не шли ни в какое сравнение с человеческой мускулатурой. Баррент вынырнул из угла, в который его загнали ползучие побеги. В двадцати ярдах от него лежал чей-то меч, полузасыпанный песком. Баррент добрался до него, но услышал предупреждающий крик толпы и почувствовал, как ветка дерева оплетает его голени. Баррент рубанул по ветке, но вокруг его пояса уже обвились другие. Он уперся ногами в песок и клацнул мечами друг о друга, пытаясь высечь искру.

После первой же попытки меч в правой руке сломался пополам.

Баррент подобрал половинки и продолжил свои попытки, в то время как побеги подтаскивали его все ближе и ближе к ненасытным ртам. Из звенящей стали вылетел сноп искр. Одна из них коснулась побега.

С невероятной быстротой побег охватило пламя. Пламя побежало по ветке к главному стволу дерева. Пять ртов застонали, когда к ним метнулся огонь.

Если бы все шло своим чередом, то Баррент сгорел бы заживо, ибо Арена была почти переполнена жарко горящими побегами. Но пламя грозило перекинуться на деревянные стены Арены, и подразделение охранников бросилось тушить огонь, спасая и Баррента, и зрителей.

Шатаясь от истощения, Баррент стоял в центре Арены, гадая, с чем еще ему предстоит бороться, но ничего не происходило. Через минуту из Президентской ложи был подан знак, и толпа разразилась громом аплодисментов.

Игры закончились.

Баррент выжил.

И все же никто не покидал своих мест. Зрители жаждали увидеть окончательное избавление Баррента, который вышел за пределы Закона.

Он услышал благоговейное аханье толпы. Быстро обернувшись, Баррент увидел появившуюся посреди Арены огненную точку. Она набухала, выбрасывая лучи света и вновь собирая их. Она быстро росла и скоро настолько увеличилась, что свет ее стал нестерпимо ярким для глаз. И тогда Баррент вспомнил, что говорил ему дядя Ингмар: «И Черный иногда вознаграждает нас, появляясь перед нами в ужасающей красоте своей огненной плоти. Да, племянник, мне действительно выпала честь видеть его. Два года назад он появился перед закрытием Игр, и год назад тоже…»

Точка превратилась в красно-желтый шар примерно двадцати футов в диаметре, едва не касавшийся песка. Затем шар в центре начал утончаться, образовался перешеек и верхняя половина шара потемнела, став непроницаемо черной. Теперь было уже два шара — один яркий, другой темный, — соединенных между собой узким перешейком. Потом темный шар удлинился, и перед людьми предстала незабываемая рогатая фигура Черного.

Баррент попытался убежать, но огромная черноголовая фигура метнулась вперед и поглотила его. Он попал в ослепительный вихрь излучения, темный сверху и снизу. А в центре свет выжигал ему мозги. Баррент попытался закричать, а затем потерял сознание.

Глава 19

Когда Баррент пришел в себя, он лежал в постели в плохо освещенной комнате с высоким потолком. Возле его постели громко спорили два человека.

— У нас больше нет времени ждать, — говорил мужчина. — Ты не понимаешь, насколько опасно складывается ситуация.

— Доктор считает, что ему нужно, по меньшей мере, еще три дня отдыха, — возразила женщина. Баррент почти сразу же узнал голос Мойры.

— Три дня у него есть.

— Нам еще потребуется время, чтобы его индоктринировать.

— Ты говорила мне, что он не без способностей. А индоктринирование не должно занять много времени.

— Оно может занять недели.

— У нас нет столько времени. Корабль приземлится через шесть дней.

— Эйлан, — предупредила Мойра. — Ты слишком торопишься. Но нам не удастся сейчас провернуть это дело. К следующему Дню Высадки мы будем подготовлены намного лучше…

— К тому времени ситуация полностью выйдет из-под контроля, — ответил мужчина. — Сожалею, Мойра, но нам придется или использовать Баррента немедленно, или вовсе отказаться от его услуг.

Баррент решил вмешаться в разговор.

— Для чего вы собираетесь меня использовать? Где я нахожусь? И кто вы такие?

Мужчина повернулся лицом к постели. В слабом свете Баррент разглядел высокого худого старика с пушистыми усами.

— Рад, что вы очнулись, — сказал старик. — Меня зовут Свен Эйлан. Я командую Второй Группой.

— Что за Вторая Группа? — спросил Баррент. — Как вы вытащили меня с Арены? Вы агенты Черного?

Эйлан усмехнулся.

— Не совсем агенты. Скоро мы вам все объясним. Но для начала, я думаю, вам стоит что-нибудь поесть и выпить.

Медсестра принесла поднос. Пока Баррент ел, Эйлан пододвинул к кровати стул и стал рассказывать о Черном.

— Наша группа отнюдь не претендует на лавры основоположников религии Зла. Похоже, поклонение Злу началось на Омеге совершенно спонтанно. Но раз такая религия уже существовала, мы ею при случае пользовались. Священники проявили замечательную склонность к сотрудничеству. В конце концов поклонники Зла признавали за коррупцией большую положительную ценность. Следовательно, на взгляд омегеанского священника, явление фальшивого Черного — вовсе не богохульство. Как раз напротив, ибо в ортодоксальном поклонении Злу большое значение придается ложным образам — особенно, если это крупные, огненные, впечатляющие образы вроде того, который спас вас с Арены.

— Как вы его создали? — поинтересовался Баррент.

— Это связано с трением поверхностей и плоскостей силы, — ответил Эйлан. — За детальными объяснениями вам лучше обратиться к инженерам.

— Но почему вы спасли меня? — спросил Баррент.

Эйлан взглянул на Мойру, которая пожала плечами.

Явно испытывая неловкость, Эйлан сказал:

— Мы хотели бы поручить вам очень важное дело. Но прежде, чем я расскажу о нем, я думаю, вам следует кое-что узнать о нашей организации. Вас, разумеется, не может не интересовать, кто мы такие.

— И весьма интересует, — подтвердил Баррент. — Вы своего рода преступная элита?

— Мы — элита, — согласился Эйлан, — но отнюдь не преступная. На Омегу высылают два совершенно различных типа людей. Есть настоящие преступники, виновные в убийствах, поджогах, вооруженных грабежах и тому подобном. В их обществе вы и жили. Но есть люди, чье единственное преступление состояло в политической неблагонадежности, научной неортодоксальности или нерелигиозном мировоззрении. Эти люди, заметно отклонявшиеся от общепринятых догм и норм поведения земного общества, и составляют нашу организацию. Мы называем себя Второй Группой — чтобы хоть как-то отделить себя от настоящих преступников. О нашем прошлом мы почти ничего не помним, и поэтому о многом можем только догадываться. Судя по всему, на Земле мы были нонконформистами, чье мнение зачастую расходилось с мнением большинства. И, вероятно, своей непредсказуемостью мы представляли определенную опасность для земного общества в целом, и для власть предержащих в особенности. Поэтому-то нас и депортировали на Омегу.

— И здесь вы отделились от других депортированных, — заключил Баррент.

— Да, мы вынуждены были это сделать. Преступники из Первой Группы почти не поддаются управлению. Но, с другой стороны, влиться в их общество и допустить, чтобы нами правили преступники, — нет, этого мы не могли себе позволить. Кроме того, мы поставили перед собой задачу, для выполнения которой необходимо было соблюдать полнейшую тайну. Мы не имели ни малейшего представления о том, какие устройства применяют сторожевые звездолеты для слежения за поверхностью Омеги. И ради соблюдения секретности мы ушли в подполье — в буквальном смысле этого слова. Комната, в которой вы сейчас находитесь, расположена примерно в двухстах футах под поверхностью Омеги. Обычно мы не вступаем в контакт с представителями Первой Группы, И только специальные агенты, вроде Мойры, действуют на поверхности Омеги, отделяя полит- и соцзаключенных, которым место во Второй Группе, от прочих других преступников.

— Меня вы не отделили, — заметил Баррент.

— Конечно, нет. Вы были якобы виновны в убийстве и, следовательно, относились к Первой Группе. Тем не менее, мы считали, что из вас может выйти толк, поэтому время от времени вам помогали. Мы не имели права принять вас в Группу прежде, чем узнаем, что вы из себя представляете. Ваше заявление, что вы были осуждены за убийство, которое не совершали, свидетельствовало в вашу пользу. Мы тоже побеседовали с Иллиарди — уже после того, как вы его обнаружили. У нас не было никаких причин сомневаться, что он совершил убийство, в котором обвиняли вас. Но важнее всего оказалась ваша чрезвычайно высокая способность к выживанию, которая прошла наилучшую проверку во время Охоты и Игр. Мы сильно нуждаемся в человеке с вашими способностями.

— А в чем именно заключается ваша работа? — спросил Баррент. — Чего вы хотите достичь?

— Мы хотим вернуться на Землю, — сказал Эйлан.

— Но это же невозможно.

— Мы так не думаем, — возразил Эйлан. — Мы внимательно изучили этот вопрос. Мы считаем, что, несмотря на сторожевые корабли, вернуться на Землю можно. Через шесть дней мы это выясним наверняка; именно тогда мы совершим прорыв.

— Лучше было бы подождать еще шесть месяцев, — снова повторила Мойра.

— Ждать невозможно. Шесть месяцев задержки стали бы для нас фатальными. У каждого общества есть своя цель, а преступное население Омеги нацелено на собственное уничтожение. Вы, Баррент, похоже, удивлены. Разве вы этого не замечали?

— Я никогда даже не задумывался об этом, — признался Баррент. — В конце концов я был таким же преступником, как и другие.

— И все же, это самоочевидно, — заявил Эйлан. — Возьмите учреждения — все сосредоточены вокруг узаконенного убийства. Праздники — предлог для массовых убийств. Даже закон, который должен придавать убийствам видимость цивилизованности, начинает трещать по швам. Население живет почти что на грани хаоса. И, вполне естественно, больше никто не может чувствовать себя в безопасности. Единственный способ жить — это убивать. Единственный способ повысить свой статус — это убивать. Единственное безопасное дело — это убивать. Убивать и убивать — все больше и больше, все быстрей и быстрей.

— Вы преувеличиваете, — возразила Мойра.

— Не думаю. Я понимаю, создается впечатление, будто в учреждениях Омеги есть некоторое постоянство, определенный консерватизм, присущий даже убийству. Но это иллюзия! У меня нет ни малейших сомнений, что все умирающие общества создавали некую иллюзию стабильности — вплоть до самого конца. Ну, а конец омегеанского общества наступит скоро.

— Как скоро? — спросил Баррент.

— Точка взрыва будет достигнута примерно через четыре месяца, — сказал Эйлан. — Единственный способ предотвратить социальный катаклизм — это дать обществу новое направление, новую цель.

— Земля, — догадался Баррент.

— Именно. Вот почему попытка должна быть предпринята немедленно.

— Ну, я в этом мало разбираюсь, — сказал Баррент. — Но я буду с вами. Я с радостью приму участие в любой экспедиции.

— Полагаю, я выразился недостаточно ясно, — виновато сказал Эйлан. — Экспедицией предстоит быть вам, Баррент. Вам и только вам… Простите меня, если я вас ошеломил.

Глава 20

По словам Эйлана, у Второй Группы имелся, по крайней мере, один серьезный недостаток: большая часть людей, входивших в нее, давно уже миновала расцвет своих физических сил. Конечно, в Группе были и молодые члены, но они почти не имели дела с преступным сообществом Омеги, и поэтому не привыкли полагаться только на самих себя. В подполье они находились в полной безопасности и поэтому совершенно не знали, что это такое — в гневе стрелять из лучемета; бежать, спасая свою жизнь; решительно действовать в ситуации, когда «пан или пропал»… Эти молодые люди были храбрыми, но совершенно необстрелянными — как в прямом смысле слова, так и в переносном. Они бы охотно предприняли экспедицию на Землю, но наверняка бы ее провалили. Иное дело Баррент.

— И вы думаете, что у меня есть шанс? — осведомился Баррент.

— Думаю, что да. Вы человек молодой, сильный, достаточно разумный и крайне изобретательный. У вас высокий коэффициент выживаемости. Если кто-то и сможет добиться успеха, то, я считаю, только вы.

— Почему только один человек?

— Потому что нет смысла посылать целую группу. Чем больше людей, тем выше вероятность, что их обнаружат. А используя только одного человека, мы добиваемся максимума безопасности. Если вы преуспеете, мы получим ценную информацию о природе врага. Если же вы провалитесь и вас схватят, то будут считать, что действовал безумец-одиночка, а не группа заговорщиков. И у нас сохранится возможность поднять восстание, используя Омегу, как свою базу.

— Как вы собираетесь организовать мое возвращение на Землю? — спросил Баррент. — У вас где-то припрятан звездолет?

— К сожалению, нет. Мы планируем отправить вас на Землю на борту следующего тюремного корабля.

— Это невозможно!

— Вовсе нет. Мы тщательно изучаем все посадки звездолетов на Омегу. Они всегда проходят по одному и тому же сценарию. Заключенных выводят в сопровождении охранников. Пока они находятся на площади, сам корабль не защищен, хотя и окружен неплотным кольцом охранников. Чтобы дать вам возможность пробраться на борт, мы устроим беспорядки. Это надолго отвлечет охранников.

— Даже если мне повезет и я попаду в звездолет, то меня схватят, как только охранники вернутся на борт.

— Навряд ли, — уверенно сказал Эйлан. — Тюремный корабль — большая штучка, в нем найдется множество мест, где можно спрятаться. И не забывайте про фактор неожиданности. Он тоже будет вам на руку. Это, скорее всего, первая за всю историю Омеги попытка бегства.

— А когда корабль достигнет Земли?

— Вы замаскируетесь под члена экипажа корабля, — сказал Эйлан. — Помните, неизбежная неэффективность огромной бюрократической машины будет работать на вас.

— Надеюсь, что так, — сказал Баррент. — Ладно, предположим, я спокойно доберусь до Земли и получу там информацию. Как я передам ее вам?

— Вы отправите ее следующим тюремным кораблем, — сообщил ему Эйлан. — Мы собираемся его захватить.

Баррент устало потер лоб.

— Откуда у вас такая уверенность в успехе моей миссии и вашего восстания? Ведь против нас будут брошены все силы землян…

— Нам приходится идти на риск, — вздохнул Эйлан. — Я согласен, что преимущество, увы, не на нашей стороне. Но у нас почти нет выбора — либо мы выступим против Земли, либо погибнем, погрузившись в кровавую бойню вместе с остальными жителями Омеги, так и не попытавшись одолеть Землю.

Мойра кивнула, подтверждая его слова.

— Но наши шансы не так уж малы, как может показаться на первый взгляд. У нас есть дополнительные возможности, о которых почти никто не подозревает. Правительство Земли явно тоталитарное. А, следовательно, на Земле должны существовать подпольные группы сопротивления. Вы, возможно, сумеете вступить с ними в контакт. Бунт и здесь, и на Земле даст правительству материал для размышления.

— Может быть, — допустил Баррент.

— Мы должны надеяться на лучшее, — вздохнул Эйлан. — Вы с нами?

— Разумеется, — заверил его Баррент. — Я предпочитаю умереть на Земле, а не на Омеге.

— Тюремный корабль приземлится через шесть дней, — сообщил Эйлан. — До этого времени вы получите все имеющиеся у нас данные о Земле. Некоторые из них мы получили, реконструируя воспоминания различных людей, другие для нас наскренировали мутанты, а остальное — наши логические построения и домыслы. Я думаю, вы получите более или менее достоверную картину того, что сейчас творится на Земле.

— Когда мы начнем? — спросил Баррент.

— Прямо сейчас, — ответил Эйлан.

Баррент получил общие сведения по физическому облику Земли, ее климату и главным центрам народонаселения. Затем его направили к полковнику Брею, бывшему сотруднику штаба Глубокого Космоса Земли. Экстраполируя данные о числе сторожевых кораблей вокруг Омеги и их вероятном техническом оснащении, Брей высказал некоторые предположения о размерах вооруженных сил всей Земли, об их делении на сухопутные, морские и космические войска, о вероятном уровне их эффективности. Его помощник, капитан Карелл прочитал Барренту лекцию по специальному вооружению — о его предполагаемых видах и вероятной дальнобойности, а также о доступности к нему основного населения Земли. Другой помощник, лейтенант Дауд, рассказал о защитных устройствах, их вероятном местонахождении и о том, как х избегать.

Затем Баррент вернулся обратно к Эйлану, который занялся с ним политическими вопросами. От него Баррент узнал о диктаторских — по мнению, сложившемуся во Второй Группе, — порядках на Земле, об их специфических сильных и слабых сторонах, о роли тайной полиции, об использовании террора, о проблеме осведомителей…

Когда Эйлан покончил с политическим просвещением, Баррент перешел к маленькому человечку с крохотными, как бусинки, глазами, который прочитал ему лекцию о земной системе уничтожения памяти. А затем, опираясь а данные о том, что правительство Земли для борьбы с оппозицией регулярно практиковало стирание памяти у диссидентов, человечек высказал предположение о вероятном строении подпольного движения Земли. Кроме того, человечек дал Барренту несколько ценных советов о том, как вступить в контакт с подпольщиками.

Напоследок Баррент узнал, каким образом он попадет на борт тюремного звездолета.

Когда, наконец, пришел День Высадки, Баррент испытал облегчение. Бесконечные лекции уже сидели у него в печенках. Ему хотелось действовать, а не просиживать штаны за партой.

Глава 21

Баррент наблюдал, как огромный тюремный корабль маневрирует и бесшумно опускается на Омегу. Звездолет — осязаемое доказательство длинных рук и могучей хватки Земли — тускло отсвечивал в лучах полуденного солнца. Открылся люк. Колонна заключенных, сопровождаемая конвоирами, медленно спустилась по трапу и промаршировала на площадь.

Как обычно, множество жителей Тетрахиды уже собрались на площади, чтобы поглазеть на церемонию высадки и поприветствовать новую партию заключенных. Баррент протолкался сквозь толпу и стал в первых рядах зрителей, сразу же за охранниками. Он коснулся рукой кармана, чтобы проверить, на месте ли иглолучевой пистолет, изготовленный фабрикаторами Второй Группы специально для Баррента. Пистолет был целиком пластмассовый, и ни один металлодетектор не смог бы его обнаружить. Остальные карманы Баррента были набиты различным снаряжением, которым, он надеялся, никогда не придется воспользоваться.

Голос из громкоговорителя называл имена заключенных. Все шло, как обычно. Баррент слушал, слегка согнув колени, дожидаясь начала беспорядков.

Список заключенных подходил к концу. Осталось назвать только десять имен. Баррент осторожно протолкался вперед… Осталось четыре имени, три…

Когда было названо имя последнему заключенному, началась заваруха. Бледно-голубое небо заволокло черное облако дыма, и Баррент понял, что Группа устроила пожар в пустых бараках на площади А-2. Он продолжал ждать.

И дождался. Раздался оглушительный взрыв, и мощная ударная волна пронеслась сквозь два ряда пустых зданий. Обломки еще не успели упасть на землю, а Баррент уже бежал к кораблю.

А когда раздались второй и третий взрывы, Баррент уже стоял рядом со звездолетом. Быстро сорвав с себя одежду омегеанина, под которой был скрыт мундир охранника, Баррент подскочил к трапу.

Голос из громкоговорителя призвал к порядку. Среди охранников все еще царило полнейшее замешательство.

Четвертый взрыв швырнул Баррента на землю. Баррент мгновенно вскочил на ноги и, промчавшись вверх по трапу, оказался внутри звездолета. Снаружи донесся голос капитана, выкрикивающего команды. Охранники начали строиться в колонны, держа оружие наизготовку. Затем они начали отступать к кораблю.

У Баррента больше не было времени прислушиваться к происходящему. Он повернулся направо и по длинному узкому коридору помчался к носу корабля. Далеко позади себя он слышал тяжелую, мерную поступь охранников.

Теперь, подумал он, было бы совсем неплохо, если бы моя информация о корабле оказалась правильной — иначе эта экспедиция закончится, не успев начаться.

Он прошмыгнул мимо нескольких рядов пустых камер и побежал к двери, на которой было написано: «КОМНАТА СБОРА ОХРАНЫ». Над дверью горела лампочка, показывающая, что система вентиляции работает. Баррент прошел дальше и остановился у другой двери. Он попытался ее открыть и обнаружил, что она не заперта. Помещение за ней было доверху забито запасными частями для двигателей. Он вошел внутрь и запер за собой дверь.

Охранники промаршировали дальше по коридору. Баррент слышал, как они разговаривали между собой:

— Как ты думаешь, из-за чего начались эти взрывы?

— Кто их знает? Эти заключенные все до единого сумасшедшие.

— Они взорвали бы всю планету, будь их воля.

— Хорошо бы…

— Ну, эти взрывы не причинили особого вреда. А помнишь тот взрыв лет пятнадцать назад?

— Я тогда здесь не служил.

— Ну, тогда было похуже. Погибли двое охранников, и, наверное, с сотню заключенных.

— А зачем они устроили тот взрыв?

— Не знаю. Омегеане просто наслаждаются, взрывая все на свете.

— Так и глазом моргнуть не успеешь, как они попытаются взорвать нас.

— У них нет ни одного шанса — ведь в небе сторожевые корабли.

— Ты так думаешь! Ну, а я буду рад вернуться на контрольный пункт.

— Верно говоришь. Будет совсем неплохо сойти с корабля и немного пожить по-человечески.

— На контрольном пункте жить неплохо, но я предпочел бы вернуться на Землю.

— Ну, нельзя же иметь все.

Последний из охранников зашел в комнату сбора и наглухо закрыл дверь. Баррент ждал. Через некоторое время он почувствовал, что корабль вибрирует. Начался взлет.

Итак, Баррент узнал кое-что ценное. Очевидно, все или, по крайней мере, большинство охранников высаживаются на контрольном пункте. Означает ли это, что на борт корабля поднимается новое подразделение охранников? Вероятно. А остановка на контрольном пункте, судя по всему, подразумевала тщательную проверку корабля — не прячется ли где беглый заключенный. Скорее всего, это будет весьма поверхностный обыск, ведь за всю историю Омеги с нее не сбежал ни один заключенный. Тем не менее, проблема досмотра существовала, и Барренту еще предстояло найти способ, как ее разрешить.

Но этим он собирался заняться позже, когда придет время швартоваться у контрольного пункта. А сейчас… Вибрация стихла, и Баррент понял, что корабль покинул поверхность Омеги. Он был на борту звездолета, а звездолет направлялся к Земле.

Следующие несколько часов Баррент провел на складе. Он очень устал, у него начали болеть суставы. Воздух в тесном помещении был спертым, с примесью угарного газа. Заставив себя подняться на ноги, Баррент подошел к вентиляционному отверстию и приложил к нему ладонь. Ни малейшего дуновения воздуха. Баррент достал из кармана миниатюрный датчик. Содержание кислорода в помещении резко падало.

Он осторожно приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Баррент прекрасно понимал, что, даже одетый в точную копию мундира охранника, он не сможет обмануть людей, которые знали друг друга в лицо. Он не должен показываться им на глаза. И одновременно он должен найти помещение, куда подается свежий воздух.

В коридоре никого не было. Баррент крадучись прошел мимо комнаты охранников, из которой доносились тихие голоса. Над дверью ярко горела зеленая лампочка. Баррент начал испытывать первые признаки головокружения. Его датчик показал, что содержание кислорода начало понижаться.

Вторая Группа исходила из того, что вентиляционная система будет действовать по всему кораблю. Но теперь Баррент знал, что большая часть вентиляционной системы отключается, когда на борту звездолета остаются только охранники и члены экипажа. Свежий воздух подавался только на небольшие обитаемые острова — в караульную и сектор экипажа. И больше никуда.

Баррент заспешил дальше по тусклым безмолвным, коридорам, ловя воздух широко открытым ртом. Воздух быстро ухудшался. Наверное, его сначала использовали в караульной, а затем уже подавали в остальные помещения корабля.

Баррент шел мимо множества незапертых дверей, но зеленые лампочки над ними не горели. Кровь стучала у него в висках, а подгибающиеся ноги, казалось, были сделаны из ваты. Баррент попытался сообразить, в какую часть корабля ему лучше всего направиться.

Судя по всему, ему стоило бы пойти в сектор экипажа. Члены экипажа, возможно, не были вооружены. Но, даже если Баррент ошибался в своих расчетах и у них оружие найдется, то они все-таки менее готовы к неприятным сюрпризам, чем охранники. Вполне вероятно, он смог бы, угрожая пистолетом кому-нибудь из офицеров, захватить управление кораблем.

Во всяком случае, стоило попытаться. Нет, приходилось пытаться.

В конце коридора Баррент обнаружил лестницу. Поднявшись мимо дюжины безлюдных палуб, он, наконец, добрался до выведенной по трафарету надписи на одной из стен. Она гласила: «СЕКТОР УПРАВЛЕНИЯ».

Стрелка указывала дорогу.

Баррент вытащил из кармана пластиковый иглолучевой пистолет и, шатаясь, двинулся по коридору. У Баррента начало меркнуть сознание. Перед глазами повисали и рассеивались черные тени. У него начались галлюцинации, появились какие-то странные вспышки ужаса, когда ему казалось, что на него падают металлические стены коридора.

Когда Баррент несколько пришел в себя, то обнаружил, что ползет на четвереньках к двери с надписью «РУБКА УПРАВЛЕНИЯ — вход разрешен только офицерам корабля».

В коридоре, казалось, висел серый туман. Когда он на мгновенье прояснился, Баррент понял, что это вовсе не туман — просто Баррент не мог сфокусировать свой взгляд.

Баррент с трудом заставил себя встать на ноги и повернул дверную ручку. Дверь начала открываться. Крепко сжав пистолет, Баррент приготовился действовать.

Но, когда дверь распахнулась, Баррент погрузился во тьму. Ему показалось, что он видит пораженные лица и слышит чей-то крик: «Смотрите, он вооружен!»

А затем тьма сомкнулась вокруг него, и Баррент начал свое бесконечное падение в бездонную пропасть рубки управления.

Глава 22

Сознание рывком вернулось к Барренту. Он сел и понял, что, лишившись чувств, грохнулся прямо на пол рубки управления. Баррент, с удовольствием вдыхая свежий воздух, осмотрелся по сторонам. Кто-то закрыл за ним металлическую дверь рубки, но никого из экипажа звездолета Баррент не увидел. Видимо, все пошли за охранниками, считая, что он еще долго проваляется без сознания.

Он с трудом поднялся на ноги, инстинктивно подобрав с пола свой иглолучевой пистолет. Баррент внимательно осмотрел оружие, а затем, нахмурившись, сунул его в карман. «Почему меня оставили одного в рубке, этой важнейшей части корабля? — не мог понять Баррент. — И почему меня не разоружили?»

Он попытался вспомнить лица, которые увидел перед тем, как потерять сознание. Какие-то смутные фигуры с неотчетливыми голосами — как во сне. А вообще, были ли здесь люди?

Чем больше он размышлял об этом, тем больше ему казалось, что ему все померещилось, когда он терял сознание. Здесь, в нервном центре корабля, никого — кроме Баррента — не было.

Он подошел к центральному пульту управления, разделенному на десять секций. Каждая секция была усеяна множеством выключателей, реле, реостатов, рычажков и каких-то приборов, индикаторы которых показывали совершенно загадочные цифры.

Баррент медленно прошел вдоль пульта, наблюдая за причудливым узором вспыхивающих лампочек. Последняя секция, судя по всему, управляла всем пультом. Под надписью «Координация» находилось небольшое табло, разделенное на две части — «Ручной режим» и «Автоматический режим». Под второй надписью горела лампочка. Баррент нашел такое же табло для управления навигацией, обзором, входом в подпространство и выходом из него, приземлением… Все они были включены на автоматический режим. В боковой части пульта находились клавиатура компьютера и часы, отсчитывающие ход полета в часах, минутах и секундах. До контрольного пункта звездолету оставалось лететь 29 часов, 4 минуты, 51 секунду. Время остановки — три часа. Время полета от контрольного пункта до Земли — 480 часов.

Пульт управления зажигал сигналы и гудел сам по себе, безмятежный и саморегулирующийся. Баррент не мог не ощутить, что присутствие человека в этом храме Машины было святотатством.

Он проверил воздуховоды. Они автоматически подавали ровно столько воздуха, сколько требовалось для жизнедеятельности единственного здесь человеческого существа, совершенно никчемного в этом машинном царстве.

Но где же был экипаж? Баррент понимал, что такая сложная система, как звездолет, по большей части должна управляться автоматами. Но построили-то корабль люди, и они же создали программы для автоматов. Так почему же здесь не было людей, чтобы следить за работой автоматов и при необходимости изменять программы? Что, если охранникам понадобится задержаться на Омеге? Что, если придется обойти стороной контрольный пункт и вернуться прямо на Землю? Что, если неожиданно потребуется лететь совсем в другое место? Что тогда? И кто менял программы, кто отдавал команды, кто?..

Баррент тщательно обследовал рубку управления и нашел ящик, где хранились портативные кислородные маски. Проверив одну из масок, Баррент надел ее и вышел в коридор.

После долгой прогулки он добрался до двери с надписью: «КУБРИК ЭКИПАЖА». Внутри было чисто и совершенно пусто — только аккуратные ряды голых коек. В шкафах Баррент не нашел ни одежды, ни каких-либо личных вещей членов экипажа. Баррент вышел из кубрика и проверил каюты офицеров и капитана — то же самое.

Баррент вернулся в рубку. У него не осталось ни малейших сомнений в том, что на корабле никакого экипажа не было. Вероятно, земляне были полностью уверены и в соблюдении графика полета, и в надежности самого корабля. Наверное…

Но Барренту такая уверенность казалась весьма опрометчивой. Он никак не мог понять землян, позволяющих звездолетам летать без всякого контроля со стороны человека.

Дальнейшие размышления на эту тему Баррент решил отложить до лучших времен. Сейчас его больше волновало, как ему выжить на корабле, лишенном экипажа.

Он захватил с собой достаточный запас пищевых концентратов, но что делать, если на звездолете не окажется воды? Кроме того, ему нельзя забывать о подразделении охранников, летящих вместе с ним. А еще он должен заранее обдумать, с какими опасностями для него связана остановка на контрольном пункте, и что ему стоит предпринять…

Баррент обнаружил, что ему-таки не придется воспользоваться собственными запасами продовольствия. Автоматы в офицерской кают-компании выдавали еду и напитки, стоило лишь нажать кнопку. Баррент не знал, готовилась ли пища из натуральных продуктов или синтезировалась химическим путем. Она была достаточно вкусной и сытной, так что проблема ее происхождения мало его интересовала.

Он обследовал часть верхних палуб звездолета, но несколько раз заблудившись, решил больше понапрасну не рисковать. Жизненным центром корабля была рубка, и Барренту еще предстояло разобраться в назначении множества ее механизмов.

Через некоторое время он обнаружил иллюминатор. Защитный ставень скользнул в сторону, и перед Баррентом открылось величественное зрелище: пылающие звезды в черной бесконечности Космоса. Баррента охватила гордость — он был здесь, среди звезд.

До контрольного пункта оставалось шесть часов лета. Баррент с интересом следил, как оживают доселе не работавшие механизмы, готовя корабль к посадке. Когда до нее оставалось три с половиной часа, Баррент сделал интересное открытие. Он нашел центральную систему связи корабля. Включив прием, он смог услышать, о чем говорят в караулке.

Из этих разговоров он узнал кое-что полезное для себя. Либо из осторожности, либо из-за отсутствия интереса охранники совершенно не касались политики. Как понял Баррент, они не только служили на контрольном пункте, но и жили там по многу лет, лишь изредка покидая его, чтобы сопроводить на Омегу заключенных. Баррент понимал не все, что они говорили, но он завороженно продолжал слушать, с жадностью вылавливая все, что касалось Земли.

— Ты когда-нибудь купался во Флориде?

— Не люблю соленую воду.

— За год до того, как меня призвали в Охрану, я выиграл третий приз на Дейтонской Ярмарке Орхидей.

— Я покупаю виллу в Антарктиде, чтобы жить там, когда уйду в отставку.

— Сколько тебе еще осталось?

— Восемнадцать лет.

— …Ну, кто-то должен этим заниматься.

— Но почему я? И почему никаких побывок на Земле?

— Ты смотрел ленты и знаешь почему. Преступление — это болезнь и притом инфекционная.

— Ну и что?

— Ну и то — если ты работаешь рядом с преступником, то подвергаешься опасности инфекции. Можешь от него заразиться. А потом, в свою очередь, можешь заразить кого-нибудь на Земле.

— Это несправедливо…

— Ничего не поделаешь. Эти ученые знают, о чем говорят. Кроме того, контрольный пункт не так уж и плох.

— Если тебе нравится, когда вокруг все искусственное… воздух, цветы, пища…

— Ну, нельзя же быть таким привередливым. Твоя семья там?

— Они хотят вернуться на Землю.

— Говорят, что после пяти лет, проведенных на контрольном пункте, ты не сможешь жить на Земле. Влияние гравитации.

— Черт с ней, с гравитацией. Я приспособлюсь. В любое время…

Послушав эти разговоры, Баррент понял, что охранники были такими же людьми, как и заключенные на Омеге. Точно так же им не нравилась их работа, и точно так же они рвались вернуться на Землю.

А тем временем звездолет приблизился к контрольному пункту. Гигантский пульт, расцвеченный множеством огоньков, активно заработал, управляя сложным маневром стыковки.

Наконец маневр был завершен, и двигатели выключились. Баррент слушал, как охранники покидали караульное помещение. Последовательно переключая систему связи с одного коридора на другой, он следил за охранниками до самого трапа. Последний из них, покидая звездолет, со смешком сказал:

— А вон идет инспекционный отряд. Что скажете, ребята?

Ответа не последовало. Охранники убрались с корабля, и в коридорах появился новый звук: тяжелые мерные шаги того, что охранник назвал инспекционным отрядом.

Проверка началась с машинного отделения и методично продвигалась вверх по кораблю. Судя по звукам, проверяющие заглядывали за каждую дверь и обыскивали каждую каюту и шкаф.

Баррент, сжимавший во вспотевшей руке пистолет, гадал, где же спрятаться. Вполне логично было предположить, что смотреть будут везде. В таком случае, единственное, что можно было сделать, — это каким-то образом пробраться в уже проверенную часть корабля.

Баррент натянул на лицо кислородную маску и вышел в коридор.

Глава 23

Полчаса спустя Баррент все еще не придумал, как проскочить мимо инспекционного отряда. Проверяющие уже осмотрели нижние уровни и теперь поднимались на палубу рубки управления. Барренту было слышно, как они маршируют по коридорам. Он продолжал идти в сотне ярдов впереди них, пытаясь найти какое-нибудь укрытие.

В конце коридора должна была находиться лестница. Но полной уверенности в этом у Баррента не было — он все еще плохо ориентировался на корабле. По лестнице он мог бы спуститься вниз и спрятаться в уже проверенном секторе звездолета. Баррент поспешил вперед, гадая, не ошибся ли он в своих расчетах. Если ошибся, то попадет в западню.

Он дошел до конца коридора, и лестница там была. Шаги у него за спиной приближались. Он кинулся вниз, оглядываясь через плечо.

И с разбегу угодил в чью-то широченную грудь.

Баррент дернулся назад и выхватил пистолет, чтобы сделать несколько дырок в громадной фигуре, неожиданно выросшей перед ним. Но стрелять он не стал. Стоявшее перед ним существо не было человеком.

Оно достигало почти семи футов в высоту и было облачено в черный мундир с выведенной на груди надписью «ИНСПЕКЦИОННАЯ КОМАНДА — АНДРОИД Б-212». Лицо андроида, умело слепленное из пластика цвета замазки было стилизовано под человеческое, а глаза его горели глубоким темно-красным светом. Покачиваясь на двух ногах и осторожно балансируя на металлических ступенях лестницы, андроид медленно надвигался на Баррента. Тот пятился назад, гадая, сможет ли выстрел из иглолучевого пистолета остановить андроида.

У Баррента так и не появилось возможности выяснить это, потому что андроид прошел мимо и продолжил свой подъем по лестнице. На его спине были выведены слова: «ОТДЕЛ ДЕРАТИЗАЦИИ». Этот конкретный андроид, сообразил Баррент, был запрограммирован искать только крыс и мышей. Присутствие «зайца» не произвело на него никакого впечатления. Надо полагать, другие андроиды были такими же узкоспециализированными.

Баррент отсиживался в пустом складе на нижней палубе, пока не услышал, что андроиды уходят. Тогда он поспешил вернуться в рубку управления. Больше никто на борт звездолета не поднимался, и точно по расписанию корабль покинул контрольный пункт.

Остаток путешествия прошел без происшествий. Баррент спал, ел и, пока корабль не вошел в подпространство, смотрел через иллюминатор бесконечный спектакль звезд. Баррент попытался представить себе планету, на которую летел, но не смог. Что это были за люди, которые построили такие огромные звездолеты, но не смогли (или не захотели) снабдить их экипажами? Почему они посылали настолько узкоспециализированные инспекционные команды? Почему эти люди были вынуждены депортировать значительную часть населения своей планеты, а затем оказывались не в состоянии контролировать условия, в которых ссыльные жили и умирали? Почему было так необходимо начисто стирать у заключенных всякую память о Земле?

Баррент ничего не мог ответить на эти вопросы.

Часы в рубке управления мерно отсчитывали минуты и часы пути; корабль вошел, а затем вышел из подпространства и перешел на тормозную орбиту вокруг зелено-голубой планеты. Баррент смотрел на нее со смешанными чувствами. Он никак не мог поверить, что наконец-то вернулся на Землю.

Глава 24

Звездолет совершил посадку где-то на Северо-Американском континенте Земли. Стоял яркий солнечный день. Баррент собирался дождаться темноты, прежде чем выйти из корабля, но на экранах рубки управления вспыхнуло древнее и очень неприятное предупреждение: «Все пассажиры и экипаж должны немедленно покинуть борт корабля. Через 20 минут начнется процедура дезинфекции по форме I».

Он не знал, что подразумевалось под процедурой дезинфекции по форме I. Но если экипаж должен был удалиться с корабля, то, значит, кислородные маски помогали мало. Из двух зол приходилось выбирать меньшее.

Члены Второй Группы немало размышляли о том, как должен быть одет Баррент, когда впервые ступит на Землю. От этого многое зависело. Ничто ему не поможет, если его одежда будет явно странной, чужеземной, чуждой. Конечно, проще всего было бы надеть типичную земную одежду. Но никто во Второй Группе не мог точно сказать, что именно носили граждане Земли. Одна часть группы хотела, чтобы Баррент оделся в обычный штатский костюм, воссозданный по отрывочным воспоминаниям. Другая часть считала, что Барренту не стоит снимать мундир охранника. Сам же Баррент полагал, что в космопорте комбинезон механика будет меньше всего бросаться в глаза. Да и изменения моды на него почти не повлияют. Конечно, в городах и селах эта личина может поставить Баррента в неудобное положение, но, пожалуй, не стоит пытаться все проблемы решить одним махом.

Баррент быстро сорвал с себя мундир охранника, под которым был легкий комбинезон. Спрятав свой иглолучевой пистолет, со складной коробкой для завтраков в руке, Баррент прошел по коридору к трапу. На секунду он засомневался, не оставить ли оружие на корабле, но затем решил, что любая проверка разоблачит его, а так он сможет хотя бы отбиться от полиции.

Баррент глубоко вздохнул и сошел на землю.

Там не было ни часовых, ни инспекционной группы, ни полиции, ни армейских частей, ни таможенников. Там вообще никого не было. Вдалеке на одной стороне широкого поля он увидел блестевшие на солнце ряды звездолетов. Прямо перед ним была ограда, а в ней — открытые ворота.

Баррент быстро, но без всякой спешки пересек поле. Он понятия не имел, почему все складывалось так просто. Наверное, земная тайная полиция проверяла прибывающих более тонкими методами.

Ворота никто не охранял. У входа стояли только лысый мужчина среднего возраста и мальчик лет десяти, которые, казалось, поджидали Баррента. Он счел маловероятным, что это были правительственные чиновники, и все же — кто знает обычаи Земли? Баррент неторопливой походкой прошел через ворота.

Лысый мужчина подошел к нему, держа мальчика за руку.

— Прошу прощения, — обратился он к Барренту.

— Да?

— Я вижу, что вы с корабля. Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?

— Вовсе нет, — сказал Баррент, держа руку рядом с молнией комбинезона, чтобы в случае необходимости быстро выхватить оружие. Теперь он почти не сомневался, что этот человек — полицейский агент. Единственное, что смущало его, это присутствие ребенка. Разве что на Земле дети с малолетства учились в школе полицейских?

— Суть дела в том, — пояснил мужчина, — что мой мальчик, Ронни, пишет диссертацию для своего диплома магистра Десятого Класса. По звездолетам.

— Поэтому мне хотелось бы увидеть их, — сказал Ронни. Это был невысокий мальчик с тонкими чертами лица и умными глазами.

— Он хотел увидеть звездолеты, — объяснил мужчина. — Я говорил ему, что это лишнее, что в энциклопедиях есть все данные и фотографии. Но он хотел сам их посмотреть.

— Это даст мне хороший вступительный абзац, — сказал Ронни.

— Конечно, — энергично кивнул Баррент. У него начали закрадываться сомнения. Если мужчина — агент тайной полиции, то он, безусловно, выбрал очень извилистую дорогу.

— Вы работаете на корабле? — спросил Ронни.

— Совершенно верно.

— Насколько быстро они летают?

— В реальном или подпространстве? — уточнил Баррент.

Этот вопрос, казалось, очень удивил Ронни. Он оттопырил нижнюю губу и произнес:

— Вот это да, а я и не знал, что они летают в подпространстве. — Он с минуту подумал. — Честно говоря, я и не знаю, что такое подпространство.

Баррент и отец мальчика понимающе улыбнулись.

— Ну, — спросил Ронни, — а насколько быстро они летают в реальном пространстве?

— Сто тысяч миль в час, — ответил Баррент, назвав первое пришедшее в голову число.

Мальчик и отец кивнули.

— Очень быстро, — сказал отец.

— И, конечно, намного быстрее в подпространстве, — добавил Баррент.

— Конечно, — согласился мужчина. — Звездолеты действительно очень быстрые. Они и должны быть такими. Расстояния-то ведь очень большие. Не правда ли, сэр?

— Очень большие расстояния, — подтвердил Баррент.

— Какой силой двигается корабль? — спросил Ронни.

— Обычным способом, — сообщил ему Баррент. — В прошлом году были установлены утроенные ускорители, но они, скорее, попадают под классификацию вспомогательных двигателей.

— Я слышал об этих утроенных ускорителях, — сказал мужчина. — Отличная штука.

— Неплохая, — согласился Баррент. Теперь он уже не сомневался — мужчина был тем, за кого себя выдавал — обычным человеком, ничего не знающим о звездолетах, который привел своего сына поглазеть на них.

— Как вы получаете воздух для дыхания? — поинтересовался Ронни.

— Мы сами его синтезируем, — ответил Баррент. — Но воздух-то не беда. Вот вода — серьезная проблема. Вода, знаешь ли, не сжимается. Ее трудно запасти в достаточном количестве. И потом, когда корабль выходит из подпространства, возникают различные навигационные проблемы…

— А что такое подпространство? — спросил Ронни.

— В сущности, — сказал Баррент, — просто иной уровень реальности, реального пространства. Но все это ты можешь найти в энциклопедии.

— Конечно, Ронни, — поддержал Баррента отец мальчика. — Мы не должны приставать к пилоту с лишними вопросами. Я уверен, у него есть масса важных дел.

— Я и в самом деле тороплюсь, — согласился Баррент. — Ну, осматривайте все, что хотите. Желаю удачно защитить диссертацию, Ронни.

Баррент на ватных ногах прошел пятьдесят ярдов, спина у него напряглась в ожидании выстрела из иглоизлучателя или огнестрельного пистолета. Но, оглянувшись, он увидел, что Ронни и его отец с серьезным видом осматривают звездолеты, не обращая на Баррента ни малейшего внимания. Баррент не понимал, что происходит, и это его беспокоило. Пока что все шло подозрительно легко. Но, с другой стороны, не бросать же из-за этого дело…

Дорога из космопорта проходила мимо складов, а затем сворачивала к лесу. При первой же возможности Баррент покинул дорогу и углубился в лес. Для первого дня, проведенного на Земле, он уже достаточно пообщался с людьми. Теперь он хотел обдумать увиденное и услышанное, провести ночь в лесу, а утром отправиться в город или поселок.

Он продрался через густой подлесок и оказался под сенью гигантских дубов. Повсюду чирикала и суетилась невидимая птичья и звериная жизнь. В отдалении к дереву был прибит большой белый плакат. Баррент добрался до него и прочитал:

Баррент был немного разочарован, хотя понимал, что вблизи от космопорта просто не может быть девственных лесов. Да и на всей планете, такой древней и высокоразвитой, нетронутые земли сохранились, вероятно, разве что в заповедниках.

Солнце висело почти над горизонтом, и в тени деревьев было прохладно. Баррент нашел удобное место под гигантским дубом, устроил постель из листьев и прилег. Ему было над чем поразмыслить. Почему, например, не было часовых в самой важной точке Земли — межзвездном вокзале? Может, основные меры безопасности предпринимались в селах и городах? Или контрразведка уже наблюдает за ним каким-то очень хитрым способом, отмечает каждый его шаг и собирается арестовать, как только соберет о нем достаточно данных? Или у него слишком богатое воображение? Могло ли оказаться так, что?..

— Добрый вечер, — раздался голос рядом с его правым ухом.

Баррент метнулся в сторону, а его рука автоматически полезла за оружием.

— И очень приятный вечер к тому же, — продолжал голос. — Особенно он приятен здесь, в национальном парке «Форестдейл». Температура семьдесят восемь и две десятых градуса по Фаренгейту, влажность двадцать три процента, барометр стоит на двадцати девяти и девяти десятых. Старые походные волки, я уверен, уже узнали мой голос. А для новых любителей природы, вроде вас, сэр, позвольте представиться. Я — Дубчик, ваш дружелюбный дуб. Я бы хотел приветствовать вас всех, и старых и новых любителей природы, в нашем гостеприимном национальном парке.

Баррент напряженно всматривался в надвигающиеся сумерки и гадал, что это за фокус. Похоже, голос и в самом деле исходил из гигантского дуба.

— Наслаждение природой, — говорил Дубчик, — теперь доступно каждому. Вы можете наслаждаться полным уединением и, тем не менее, до остановки общественного транспорта будет не больше трех минут ходьбы. А для тех, кто не желает уединения, наши проводники организуют экскурсии по этим древним полянам за номинальную стоимость. Не забудьте рассказать своим друзьям о нашем дружелюбном национальном парке. Наш комфортабельный парк ждет всех любителей великолепного отдыха на лоне природы.

В дереве открылась панель. Из нее выскочили спальник, термос и коробка с ужином.

— Желаю вам приятно провести вечер, — сказал Дубчик, — средь дикой роскоши природной страны чудес. А теперь Национальный симфонический оркестр под управлением Оттера Крюга сыграет вам «Горные прогалины» Эрнесто Нестричала, записанные Национальной Северо-Американской Радиовещательной Компанией. На этом ваш дружелюбный дуб смолкает.

Из нескольких скрытых репродукторов полилась музыка. Баррент почесал в затылке; затем, решив принимать, что дают, поел, выпил кофе из термоса, раскатал спальник и лег.

Он сонно размышлял над концепцией леса, напичканного громкоговорителями, подающего еду и напитки. И все это не более чем в трех минутах ходьбы от общественного транспорта. Земля, безусловно, много делала для своих граждан. Надо полагать, это им нравилось. Или нет? Не могло ли это быть какой-то огромной и хитрой ловушкой, расставленной для него властями?

Какое-то время он ворочался с боку на бок, пытаясь привыкнуть к музыке. Через некоторое время она слилась с шелестом листьев и треском веток. Баррент уснул.

Глава 25

Утром дружелюбный дуб подал завтрак и бритвенный прибор. Баррент поел, помылся, побрился и направился к ближайшему городку. После недолгих размышлений он пришел к выводу, что в ближайшее время ему нужно решить две задачи — обрести какую-нибудь надежную личину и установить контакт с подпольем Земли. А уж только потом он должен будет как можно больше выяснить о земной тайной полиции, диспозиции войск и тому подобном.

Вторая Группа разработала план, предписывающий Барренту как добраться до Земли и что затем делать. Баррент очень надеялся, что этот план сработает. Но пока что реальная Земля имела очень мало сходства с Землей, реконструированной Группой.

Он шел по бесконечным улицам, вдоль которых белели коттеджи. Сначала ему казалось, что все дома выглядят совершенно одинаково. Но затем он понял, что у каждого дома были свои, небольшие архитектурные отличия. Но эти отличия не выделяли дома, а наоборот, постоянно подчеркивали их сходство. Таких коттеджей были сотни, они тянулись насколько хватало глаз, и перед каждым была заботливо подстриженная лужайка. Баррента угнетала их элегантная одинаковость. Он неожиданно затосковал по нелепой, неуклюжей самобытной индивидуальности омегеанских зданий.

Он добрался до торгового центра. Магазины ничем не отличались от жилых зданий — такие же низкие, скромные и очень похожие друг на друга. Только подойдя вплотную к витрине, можно было отличить продовольственный магазин от магазина спорттоваров. Баррент прошел мимо небольшого здания, на котором висела вывеска «РОБОТ-ИСПОВЕДНИК, открыто 24 часа в сутки». Это, кажется, была своего рода церковь.

План, как обнаружить на Земле подполье, разработанный Второй Группой, был простым и прямолинейным. Барренту сказали, что больше всего революционеров среди наиболее угнетенных слоев населения. Нищета порождает неудовлетворение; неимущие хотят экспроприировать богатства имущих. Следовательно, логически рассуждая, наилучшим местом для поисков революционеров являлись трущобы.

Теория была хороша. Беда ее заключалась в том, что Баррент не мог найти никаких трущоб. Он шел часами мимо аккуратных магазинов и приятных домиков, игровых площадок и парков, тщательно ухоженных ферм, а затем снова мимо домов и магазинов. И ни один дом, ни один магазин не выглядел много лучше или хуже, чем другие.

К вечеру Баррент устал и натер ноги. Насколько он мог судить, ничего значительного он не открыл. Прежде, чем он сможет поглубже вникнуть в жизнь Земли, ему придется пообщаться с местными жителями. Это был опасный шаг, но Баррент не мог его избежать.

Надвигались сумерки. Баррент стоял неподалеку от магазина одежды и размышлял, что делать дальше. В конце концов он решил прикинуться иностранцем, человеком, недавно прибывшим из Азии или Европы. Таким образом, он сможет задавать вопросы, не рискуя вызвать подозрение.

В его сторону шел человек — полный, обычный на вид субъект в коричневом деловом костюме. Баррент остановил его.

— Прошу прощения, — обратился он к незнакомцу. — Я здесь чужой, только что прибыл из Рима.

— В самом деле? — вежливо спросил прохожий.

— Да. Боюсь, я не очень хорошо знаю местные порядки, — произнес Баррент со смущенным смешком. — Я никак не могу найти ни одного дешевого отеля. Не могли бы вы подсказать мне…

— Гражданин, вы хорошо себя чувствуете? — с окаменевшим лицом перебил его прохожий.

— Как я сказал, я иностранец и ищу…

— Слушайте, — возмутился прохожий. — Вы же ничуть не хуже меня знаете, что теперь нет никаких иностранцев.

— Разве?

— Конечно, нет. Я был в Риме. Там точно такие же, как здесь — в Уилмингтоне, дома. Такие же магазины. У нас больше нет иноземцев.

Баррент не смог придумать ничего в ответ. Он нервозно улыбнулся.

— Более того, — продолжал прохожий, — на Земле нигде больше нет дешевых квартир. С какой стати? Кто бы в них жил?

— В самом деле, кто? — произнес Баррент. — Полагаю, я немного перепил.

— Никто больше не пьет, — изрек прохожий. — Ничего не понимаю. Что это за игра такая?

— А как, по-вашему, что это за игра? — спросил Баррент, применяя технику, рекомендованную ему Группой.

Прохожий нахмурился и уставился на него.

— По-моему, я понял, — сказал он. — Вы, должно быть, Опрашиватель.

— Мммм, — неопределенно произнес Баррент.

— Ну разумеется, это так, — убежденно заявил прохожий. — Вы один из тех граждан, которые занимаются опросом общественного мнения. Для исследования и всего такого прочего. Верно?

— Вы сделали очень умную догадку, — согласился Баррент.

— Ну, я полагаю, это было не слишком трудно. Опрашиватели никогда не задают прямых вопросов. Они всегда избирают окольные пути, пытаясь определить отношение людей к различным вещам. Я бы вас сразу же узнал, если б вы носили одежду Опрашивателя. — Прохожий снова начал хмуриться. — Как вышло, что вы не одеты в форму Опрашивателя?

— Я только-только приступил к работе, — нашелся Баррент. — Не имел случая достать одежду.

— О, ну вам следует получить надлежащее обмундирование, — нравоучительным тоном заметил прохожий. — Иначе как же гражданин сможет определить ваш статус?

— Это только пробное испытание, — сказал Баррент. — Спасибо вам за сотрудничество, сэр. Наверное у меня будет возможность снова побеседовать с вами в ближайшем будущем.

— В любое время, — ответил прохожий и, вежливо кивнув, пошел своей дорогой.

Из этого разговора Баррент сделал очень важный вывод — ему нужно стать Опрашивателем. Это занятие давало ему право задавать любые вопросы, встречаться с людьми, выяснять, как живет Земля. Ему, конечно, придется быть осторожным, чтобы не открыть собственного невежества. Но, действуя осмотрительно, он должен за несколько дней приобрести общее представление о цивилизации Земли.

Но сначала он должен купить одежду Опрашивателя. Это, кажется, было очень важным. Трудность заключалась лишь в том, что у него не было денег, чтобы заплатить за нее. Группа оказалась не в состоянии создать дубликат земных денег; ее члены не смогли даже вспомнить, как они выглядели.

Но его снабдили средствами преодолеть даже это препятствие. Баррент повернулся и направился в ближайший магазин одежды.

Его владелец был низкорослым человеком с фарфорово-голубыми глазами и улыбкой коммивояжера. Он приветствовал Баррента и спросил, чем может служить.

— Мне нужна одежда Опрашивателя, — сказал Баррент. — Я только что приступил к работе.

— Конечно, сэр, и вы обратились за ней именно туда, куда следует. Большинство магазинов помельче держат одежду только для… э… обычных профессий. Но здесь, у Жюля Вундерсона, есть готовое платье для всех пятисот двадцати главных профессий, занесенных в Альманах Гражданского Статуса. Я — Жюль Вундерсон.

— Очень приятно, — ответил Баррент. — У вас есть одежда моего размера?

— Разумеется, — заявил Вундерсон. — Вы хотите обычную или особую?

— Обычная, я думаю, подойдет.

— Большинство новых Опрашивателей предпочитают особую, — заметил Вундерсон. — Немного лишней атрибутики плюс ручная выделка — все это значительно увеличивает уважение публики.

— В таком случае я возьму особую.

— Да, сэр. Хотя, если бы вы смогли подождать день-другой, мы бы изготовили ее из новой ткани — имитированной ткани домашней выделки, дополненной натуральными ткацкими дефектами. Для человека, разбирающегося в статусе, это по-настоящему престижная модель.

— Наверное, я вернусь за ней, — сказал Баррент. — Но сейчас мне нужна готовая к носке.

— Конечно, сэр согласился, — Вундерсон, разочарованный, но доблестно скрывающий это. — Если вы только подождете минуточку…

Барренту пришлось подождать несколько минут, пока костюм Опрашивателя подгоняли ему по фигуре. Это был обычный черный деловой костюм с белым галуном вдоль лацканов. На неопытный взгляд Баррента, костюм ничем не отличался от тех, что висели на манекенах и предназначались для банкиров, маклеров, бакалейщиков, бухгалтеров и тому подобных. Но для Вундерсона, который рассуждал о лацкане банкира и о складке страхового агента, различия были столь же явными, как крикливые статус-символы Омеги для Баррента. Баррент решил, что дело было лишь в тренировке.

— Вот, сэр! — заявил Вундерсон. — Превосходно сидит. Изготовители ткани гарантируют пожизненную носку. Все за тридцать девять девяносто пять.

— Великолепно, — сказал Баррент. — Теперь насчет денег…

— Да, сэр?

Баррент собрался с духом и бросился головой в омут.

— У меня их нет.

— Нет, сэр? Это крайне необычно.

— Да, верно, — согласился Баррент. — Однако у меня есть-таки определенные ценные вещи. — Он извлек из кармана три бриллиантовых кольца, которыми его снабдила Группа на Омеге. — Эти камни — настоящие бриллианты, как вам охотно подтвердит любой ювелир. Если вы возьмете одно из колец в залог, пока у меня не появятся деньги, чтобы заплатить…

— Но, сэр, — удивился Вундерсон, — бриллианты и им подобные побрякушки сами по себе не обладают никакой ценностью. Еще с 23-го года, когда фон Блов написал определяющий труд, в котором не оставил камня на камне от концепции самоценности редких вещей.

— Конечно, — согласился Баррент, не зная, что сказать еще.

Вундерсон посмотрел на кольца.

— Однако, я полагаю, они имеют сентиментальную ценность.

— Разумеется. Они хранились в нашей семье не одно поколение.

— В таком случае, — сказал Вундерсон, — я не хочу вас их лишать. Пожалуйста, не спорьте, сэр. Сентиментальность — самая бесценная из всех эмоций. Я не спал бы ночами, если бы взял хотя бы одно кольцо из вашего семейного наследия.

— Но остается вопрос оплаты.

— Заплатите мне на досуге.

— Вы хотите сказать, что доверитесь мне, хотя вы меня не знаете?!

— Само собой разумеется, — криво улыбнулся Вундерсон. — Пробуете свои методы Опрашивателя, не так ли? Ну, даже ребенку известно, что наша цивилизация основывается на доверии, а не на конкуренции. Общеизвестно, что незнакомцу надо доверять, покуда он полностью и безусловно не докажет обратное. Это давно уже стало аксиомой.

— Неужели вас никогда не обманывали?

— Конечно, нет. Преступности в наше время не существует.

— В таком случае, — спросил Баррент, — что вы скажете насчет Омеги?

— Прошу прощения?

— Омеги. Тюремной планеты. Вы должны были слышать о ней.

— По-моему, да, — осторожно ответил Вундерсон. — Ну, пожалуй, я не совсем точно выразился. Мне следовало сказать, что преступности почти нет. Я полагаю, всегда найдется несколько типов, генетически предрасположенных к преступному образу жизни. Но таковых распознать нетрудно. Мне говорили, что на два миллиарда землян приходится не больше десяти-двенадцати таких преступных индивидуумов в год. — Он широко улыбнулся. — Мои шансы встретиться с одним из этих отщепенцев пренебрежительно малы.

Баррент подумал о тюремных кораблях, постоянно снующих взад-вперед между Землей и Омегой, вываливающих свой человеческий груз и возвращающихся за новым. Он гадал, откуда же Вундерсон взял свою статистику. Он не мог понять даже, где же была полиция. С тех пор, как Баррент покинул звездолет, он не видел ни одного военного мундира. Ему хотелось расспросить Вундерсона об этом, но Баррент решил, что все-таки лучше будет сменить тему беседы.

— Премного благодарен за кредит, — сказал Баррент. — Я вернусь с деньгами как можно скорее.

— Конечно, вернитесь, — согласился Вундерсон, тепло пожимая руку Барренту. — Не торопитесь, сэр. Спешить некуда.

Баррент еще раз поблагодарил его и вышел из магазина.

Теперь у Баррента появилась профессия. И если другие земляне были такими же доверчивыми, как и Вундерсон, он имел еще и неограниченный кредит.

Земля, на первый взгляд, казалась Барренту утопией. Утопией, имевшей, конечно, определенные противоречия. В следующие несколько дней он надеялся побольше разузнать о них.

В конце квартала Баррент нашел отель, который назывался «Закуси немного», и снял номер на неделю в кредит.

Глава 26

Утром Баррент разузнал дорогу до ближайшего филиала публичной библиотеки. Он решил, что сумеет получить по книгам общее представление об общественном устройстве Земли, об истории развития земной цивилизации. Тогда ему будет легче понять, чего ему стоит ждать от землян и чего он должен опасаться.

Благодаря одежде Опрашивателя он получил доступ к закрытым полкам, где хранились книги по истории. Но содержание книг разочаровало Баррента. Большинство из них рассказывало о древней истории Земли, от самых ранних истоков цивилизации до зари атомной эры. Баррент выбрал наугад одну из книг и бегло пролистал ее, постепенно вспоминая кое-что из того, что читал раньше, еще до ссылки на Омегу. Поэтому он смог быстро перепрыгнуть от перикловской Греции к императорскому Риму, от него — к Карлу Великому и средним векам, от норманнского завоевания к Тридцатилетней войне, а затем бросить беглый взгляд на наполеоновскую эпоху. Но о мировых войнах он читал с большим интересом. Книга заканчивалась взрывом первых атомных бомб. Другие книги просто более подробно освещали различные исторические периоды, о которых Баррент уже знал из первой книги.

После долгих поисков Баррент обнаружил небольшую работу Артура Уиттлера, озаглавленную «Послевоенная Дилемма, том I». Она начиналась там, где заканчивались другие книги по истории — со взрывов атомных бомб над Хиросимой и Нагасаки. Баррент присел за стол и принялся внимательно читать.

Он узнал о холодной войне 1950-х годов, когда несколько стран обладали атомным и водородным оружием. Уже тогда, по заявлению автора, в самых разных странах можно было заметить ростки массового конформизма. Америка бешено боролась с коммунизмом. Россия и Китай — с капитализмом. Ни одна страна мира не могла остаться в стороне от этой борьбы. Возникло два противостоящих друг другу лагеря. Для обеспечения внутренней безопасности все государства использовали новейшие приемы пропаганды и агитации. Жестокое соблюдение политических доктрин своего лагеря стало правилом для всех правительств мира.

Для того чтобы отдельный индивидуум не только подчинялся этим доктринам, но и всей душой воспринимал их, на него оказывалось массированное давление. Со временем методы агитации и пропаганды становились все более тонкими и изощренными.

Опасность войны миновала. Отдельные государства Земли начали сливаться в единое сверхгосударство. Но контроль за поведением отдельного индивидуума вместо того, чтобы уменьшиться, становился все сильнее и сильнее. Продолжался демографический взрыв. На базе разных наций и народов, религий и культур создавался новый этнос. Возникало множество самых разных проблем, и человечеству, как никогда, требовалось единомыслие. Различия во мнениях могли привести к гибели всей Земли — слишком много людей имело теперь доступ к смертоносным водородным бомбам.

Вполне естественно, что в таких обстоятельствах любое инакомыслие оказывалось вне закона.

Шли годы. Великое объединение землян в единое сверхгосударство было, наконец, завершено. Продолжалось покорение космоса — сначала был создан орбитальный корабль, затем — межпланетный, и в конце концов — межзвездный. Но земная цивилизация погружалась в пучину застоя, ее институты были более косными, чем в средневековой Европе. Любая оппозиция существующим порядкам, обычаям и верованиям считалась таким же серьезным преступлением, как убийство или поджог. И столь же строго каралась. На Земле были возрождены такие древние институты, как тайная полиция, политический сыск. Появились осведомители. На службу всеобщему конформизму ставились новые достижения науки и техники.

Для нонконформистов же существовала Омега.

Смертная казнь была отменена давным-давно, вследствие чего тюрьмы были забиты до отказа. А для массового строительства новых тюрем и лагерей не хватало ни места, ни ресурсов. В конце концов проблема была решена. Так же, как французы в свое время ссылали своих преступников в Гвиану и Новую Каледонию, а англичане — в Австралию и Северную Америку, Земля стала ссылать заключенных на Омегу. Но поскольку управлять с Земли далекой тюремной планетой было невозможно, то власти и не пытались этого делать. Они только позаботились создать такую систему безопасности, которая гарантировала, что ни один заключенный с Омеги не сбежит.

На этом первый том кончался. В примечании было указано, что второй том будет посвящен современной истории Земли. Он должен был называться «Статус — цивилизация».

На полках второго тома не было. Баррент поинтересовался о нем у библиотекаря и узнал, что книга была уничтожена в интересах общественной безопасности.

Баррент вышел из библиотеки и отправился в небольшой парк. Он сел на скамейку и попытался осмыслить прочитанное.

Он ожидал найти Землю, схожую с той, которую описывал в своей книге Уиттлер. Он был готов увидеть полицейское государство, жесткую систему безопасности, подавленное население и растущую смуту. Но все это явно было в прошлом. Баррент до сих пор еще не встретил ни одного полицейского. Он не обнаружил существования хоть какой-нибудь системы безопасности. Да и встреченные им люди не выглядели жестоко подавленными. Как раз напротив. Казалось, Баррент попал не на Землю, а на какую-то другую планету.

И только одна мелочь портила эту идиллию — год за годом на Омегу прилетали звездолеты, набитые заключенными, у которых начисто была стерта память. Кто же их арестовывал? И кто их судил? А какое общество их породило?

Ответы на эти вопросы Барренту предстояло найти самостоятельно.

Глава 27

На следующий день, с утра пораньше, Баррент приступил к своим расспросам. Действовал он очень просто — звонил в дверь и, если ему открывали, задавал хозяину — или хозяйке — дома множество вопросов. Всех опрашиваемых он сразу же предупреждал, что иногда будет задавать странные, нелепые или глупые вопросы — чтобы определить общий уровень знаний своего собеседника. Баррент обнаружил, что после такого предупреждения может задавать любые вопросы, затрагивать спорные проблемы и делать это, не открывая собственного неведения.

Конечно, была опасность, что какой-нибудь чиновник попросит у него документы или откуда ни возьмись появится полиция — именно в тот момент, когда он менее всего будет готов к такому повороту событий. Но он должен был пойти на этот риск. Баррент начал с первых домов на Оранжевой Эспланаде и медленно продвигался на север, звоня по ходу дела в каждый дом. Беседы он вел самые разнообразные. Вот некоторые из них:

(Гражданка А. Л. Готтрайд, возраст — 55 лет, занятие — домохозяйка. Сильная прямая женщина, высокомерная, невежливая, с видом «Мне-не-до-шуток».)

— Вы хотите спросить меня о классе и статусе? Не так ли?

— Да, мэм.

— Вы, Опрашиватели, всегда спрашиваете о классе и статусе. Другой бы на моем месте решил, что теперь-то вы должны об этом знать все. Ну, да ладно. Сегодня, поскольку все равно, есть только один класс. Средний класс. Остается единственный вопрос — к какой части среднего класса человек принадлежит? Высшей, низшей или средней?

— И как же это определяется?

— О, по разного рода признакам. По тому, как человек говорит, ест, одевается, по тому, как он ведет себя в обществе. По его манерам. По его одежде. Человека высшего среднего класса всегда можно отличить по его одежде. Это совершенно безошибочная примета.

— Понятно. А низшие средние классы?

— Ну, у них, хотя бы, отсутствует творческая энергия. Они, к примеру, носят готовую одежду, не пытаясь ее как-то улучшить. То же самое относится и к их домам. На мелкие украшения, не рожденные вдохновением, можно не обращать внимания. Это просто признак нуворишей. Таких личностей у себя дома не принимают.

— Благодарю вас, гражданка Готтрайд. И куда вы относите себя по статусу?

(После легкого колебания):

— О, я никогда особенно над этим не задумывалась. К высшему, я полагаю.

(Гражданин Драйстер, возраст — 43 года, занятие — продавец обуви. Стройный скромный мужчина, выглядящий моложе своих лет.)

— Да, сэр. У нас с Майрой трое детей школьного возраста. Все мальчики.

— Не могли бы вы дать мне некоторое представление, в чем состоит их образование?

— Они учатся, как надо читать и писать и как стать хорошими гражданами. Они уже начали обучаться своим профессиям. Самый старший займется разноской обуви, а потом семейным бизнесом — обувью. Другие двое занимаются на ученических курсах по бакалее и маркетингу розничной торговли. Это бизнес родных моей жены. Дети также учатся, как сохранять свой статус и как делать карьеру. Вот что происходит в открытых классах.

— Есть и другие школьные классы, не открытые?

— Ну, естественно, есть закрытые классы. Их посещает каждый ребенок.

— И чему учат в закрытых классах?

— Не знаю. Они, как я сказал, закрытые.

— Неужели дети никогда не рассказывают об этих классах?

— Нет. Они говорят обо всем на свете, только не об этом.

— Неужели вы не имеете представления о том, что происходит в закрытых классах?

— Сожалею, но нет. Я могу лишь строить догадки — и это только догадки, уверяю вас. Я думаю, закрытые классы как-то связаны с религией. Но об этом вам надо спросить учителя.

— Благодарю вас, сэр. А как вы классифицируете себя по статусу?

— Средний средний класс. В этом нет сомнений.

(Гражданка Мориджейн Морган, возраст — 51 год, занятие — школьная учительница. Высокая костлявая женщина.)

— Да, сэр, я думаю, наш курс обучения в школе «Литл Бен» сводится именно к этому.

— За исключением закрытых классов?

— Прошу прощения, сэр?

— Закрытые классы. Вы не ослышались. Вы не рассказывали про них.

— Боюсь, что мне нечего про них сказать.

— Почему же, гражданка Морган?

— Это вопрос с уловкой? Все знают, что учителя в закрытые классы не допускаются.

— А кто же допускается?

— Дети, конечно.

— Но кто их учит?

— Этим занимается правительство.

— Конечно. Но что конкретно преподают в закрытых классах?

— Не имею представления, сэр. Это не мое дело. Закрытые классы — древний и уважаемый институт. То, что в них происходит, возможно, носит религиозный характер. Но это только догадка. Что бы там ни происходило, это не мое дело. И не ваше, молодой человек, даже если вы Опрашиватель.

— Благодарю вас, гражданка Морган.

(Гражданин Эдгар Ниф, возраст — 107 лет, занятие — офицер. Высокий мужчина с тростью, ледяные голубые глаза не потускнели от возраста.)

— Немного громче, пожалуйста. Так о чем вы спрашивали?

— О вооруженных силах. А конкретно спрашивал…

— Теперь я вспомнил. Да, молодой человек, я был полковником Двадцать Первого Северо-Американского Космического Отряда, являвшегося регулярной частью Оборонного Корпуса Земли.

— И вы оставили службу?

— Нет, служба оставила меня.

— Прошу прощения, сэр?

— Вы правильно меня расслышали, молодой человек. Это случилось ровно шестьдесят три года назад. Вооруженные Силы Земли были демобилизованы. За исключением полиции, которую я не могу считать вооруженными силами. Но все регулярные части демобилизованы.

— Почему это сделали, сэр?

— Не с кем было драться. Не от кого было даже защищать Землю. Так, во всяком случае, мне сообщили. Чертовски глупое дело, я бы сказал.

— Почему, сэр?

— Потому, что старый солдат знает, враг всегда появляется неожиданно. Он может появиться даже сейчас. И что тогда мы будем делать?

— Разве нельзя снова сформировать армии?

— Разумеется, можно. Но нынешнее поколение не имеет никакого представления о военной службе. И никто не умеет командовать, кроме старых военных вроде меня. Потребуются годы для того, чтобы были сформированы эффективные вооруженные силы и появилось толковое руководство.

— А в настоящее время Земля совершенно открыта для вторжения извне?

— Да, если не считать полицейских частей. А я серьезно сомневаюсь в их боевой подготовке.

— Не могли бы вы рассказать мне о полиции?

— Я ничего о ней не знаю. Я никогда не загромождал свою голову невоенными делами.

— Но ведь можно допустить, что теперь полиция взяла на себя функции армии, не так ли? Что полиция образует немалые и дисциплинарные силы?

— Такое возможно, сэр. Все возможно.

(Гражданин Мартин Хоннерс, возраст — 31 год, занятие — вербализатор. Стройный вялый мужчина с серьезным мальчишечьим лицом и прилизанными пшеничными волосами.)

— Вы вербализатор, гражданин Хоннерс?

— Да, сэр. Хотя, наверное, «писатель» было бы лучшим словом, если вы не против.

— Конечно. Гражданин Хоннерс, пишете ли вы в настоящее время статьи для каких-нибудь периодических изданий, которые во множестве лежат в киосках?

— Разумеется, нет! Они пишутся некомпетентными битюгами для сентиментального восхищения низшего среднего класса. Рассказы эти, на случай, если вы не знаете, берутся строка за строкой из работ различных популярных писателей двадцатого и двадцать первого веков. Люди, занимающиеся этой работой, всего лишь заменяют прилагательные и наречия. Иногда, как мне говорили, более смелый битюг заменяет глагол или даже существительное. Но такое случается редко. Редакторы периодических изданий косо смотрят на разухабистое новаторство.

— А вы не занимаетесь такой работой?

— Конечно, нет! Моя работа некоммерческая. Я — творческий специалист по Конраду.

— Вы не будете возражать, если я попрошу вас рассказать, что это значит, гражданин Хоннерс?

— С удовольствием. Я занимаюсь воссозданием работ Джозефа Конрада, писателя, жившего в доатомную эпоху.

— Каким образом вы воссоздаете эти работы, сэр?

— Ну, в настоящее время я занимаюсь своим пятым воссозданием «Лорда Джима». Для этого я как можно основательнее погружаюсь в оригинальное произведение. Затем я настраиваюсь соответственным образом и стараюсь переписывать его так, как написал бы его сам Конрад, живи он сегодня. Как вы понимаете, для этого требуется предварительно овладеть словарем, темами, сюжетами, характерами, настроением, манерой письма Конрада и так далее. Все это остается неизменным, и все же книга не может быть рабским повторением. Она должна сказать что-то новое, точь-в-точь как сказал бы это Конрад.

— И вы добились успеха?

— Критики не скупились на похвалы, а мой издатель всячески поощрял меня.

— Когда вы закончите пятое воссоздание «Лорда Джима», каковы будут ваши дальнейшие планы?

— Сначала я устрою себе долгий отдых. Потом я буду воссоздавать одно из малых произведений Конрада. Наверное, «Плантатора из Малаты».

— Понятно. Являетесь ли вы создателем искусства? То есть, я хотел спросить: то, что вы создаете, — это искусство?

— Это цель всякого истинного художника, независимо от того, в каких жанрах он работает. Искусство, боюсь, жестокий судья.

(Гражданин Уиллс Уэрка, возраст — 8 лет, занятие — учащийся. Веселый черноволосый загорелый мальчик.)

— Извините, господин Опрашиватель, моих родителей сейчас дома нет.

— Это совершенно неважно, Уиллс. Ты не против, если я задам тебе пару вопросов?

— Не против. А что это у вас под пиджаком, мистер? Оно выступает.

— Вопросы, Уиллс, буду задавать я, если ты не возражаешь… Итак, тебе нравится школа?

— С ней полный порядок.

— Какие курсы ты там проходишь?

— Ну, там есть чтение, письмо и оценка статуса, и курс по искусству, музыке, архитектуре, литературе, балету и театру. Обычные предметы.

— Понятно. Это — в открытых классах.

— Разумеется.

— Ты также посещаешь и закрытые классы?

— Разумеется, каждый день.

— Ты не расскажешь мне об этом?

— Расскажу. Это пистолет выпирает? Я знаю, что такое пистолет. Некоторые из ребят постарше во время обеда передавали друг другу одно фото, а я подсмотрел. Это пистолет?

— Нет. Мой костюм подогнан не очень хорошо, вот и все. Итак, ты не расскажешь мне, что ты делаешь в закрытых классах?

— Расскажу.

— И что же там происходит?

— Я не знаю. Я не помню.

— Брось, Уиллс.

— Правда, мистер Опрашиватель. Мы все заходим в класс и выходим спустя два часа на перемену. Но это и все. Ничего другого я не могу вспомнить. Я говорил с другими ребятами. Они тоже ничего не могут вспомнить.

— Странно…

— Нет, сэр. Если бы нам полагалось помнить, он не был бы закрытым.

— Возможно, и так. Ты помнишь, как выглядит помещение и кто твой учитель в закрытом классе?

— Нет, сэр. Я действительно ничего об этом не помню.

— Спасибо, Уиллс.

(Гражданин Кущулэн Дент, возраст — 35 лет, занятие — изобретатель. Преждевременно облысевший человек с ироничными, прикрытыми тяжелыми веками глазами.)

— Да, это верно. Я изобретатель, специализирующийся на играх. В прошлом году я выдал «Быстро считаешь — живым будешь». Она была весьма популярна. Вы видели ее, а?

— Боюсь, что нет.

— Довольно милая игра. Я стилизовал ее под «затеряны-в-пространстве». Вначале игрокам для их миниатюрных компьютеров даются неполные данные. За удачную игру полагается приз — дополнительные данные. А в качестве штрафных очков — космическая опасность. Масса вспыхивающих лампочек и тому подобной мишуры. Очень ходкий товар.

— Вы изобретаете еще что-нибудь, гражданин Дент?

— Когда я был мальчиком, то разработал улучшенную модель комбайна. Я спроектировал его так, что он был примерно в три раза эффективнее наших нынешних образцов. И, хотите — верьте, хотите — нет, я действительно думал, что у меня есть шанс продать его.

— Вы его продали?

— Конечно, нет. В то время я понятия не имел, что бюро патентов закрыто навсегда. Остался только отдел игр.

— Вы были рассержены этим?

— В то время немножко был. Но скоро я понял, что имеющиеся у нас модели достаточно хороши. Мы не нуждаемся в более эффективных или более оригинальных моделях. Народ нынче удовлетворен тем, что у него есть. Кроме того, новые изобретения не принесли бы человечеству никакой пользы. Уровень рождаемости и смертности на Земле стабильный и всем всего хватает. А для изготовления технических новинок пришлось бы переоборудовать целую фабрику. Это было бы почти невозможно, поскольку нынче все фабрики автоматизированы и ремонтируют сами себя. Вот почему существует мораторий на изобретения. Он не касается только новинок в области игр.

— Какие вы испытываете чувства по этому поводу?

— Чего тут чувствовать? Так уж обстоят дела.

— А вы не хотели бы, чтобы дела обстояли иначе?

— Может быть. Но, будучи изобретателем, я все равно классифицирован как потенциально нестабильный субъект.

(Гражданин Барн Грентен, возраст — 41 год, занятие — инженер-атомщик, специализирующийся на проектировании космических кораблей. Нервный, интеллигентного вида мужчина с печальными карими глазами.)

— Вы хотите знать, что я делаю на своей работе? Я сожалею, что вы спросили об этом, гражданин, потому что я ничего не делаю, только гуляю по ней. Профсоюзные правила требуют, чтобы человек, для большей надежности, контролировал одного робота или роботизированную операцию. Именно этим я и занимаюсь. Просто стою и подпираю стенку.

— Похоже, вы не удовлетворены этим, гражданин Грентен?

— Да. Я хотел быть инженером-атомщиком. Я учился на инженера-атомщика. А потом, когда получил диплом, то обнаружил, что мои знания устарели лет на пятьдесят. И даже если бы я захотел овладеть новыми технологиями, мне негде было бы применить свои знания.

— Почему же?

— Потому что в атомной промышленности все автоматизировано. Не знаю, известно ли это большинству населения, но такова правда. От добычи сырья до упаковки готовой продукции. Единственное, что делает человек на заводе, — это контролирует качество продукции и сравнивает ее количество с индексом потребностей населения. Вот и все.

— Что случится, если часть автоматической фабрики сломается?

— Ее исправят роботы.

— А если и они сломаются?

— Эти проклятые штуки ремонтируют сами себя. А я могу только стоять, подпирая стенку, наблюдать и заполнять рапортичку. Очень нелепое занятие для человека, считающего себя инженером.

— Почему вы не переберетесь в какую-нибудь иную отрасль промышленности?

— Бесполезно. Я проверял, остальные инженеры точно в таком же положении, как и я, — наблюдают за автоматическими процессами, которых они не понимают. Назовите любую область: производство пищи, автомобилей, строительство, биохимия — все одно и то же. Либо инженеры в качестве контролеров, либо вообще обходятся без них.

— Это верно и для космических полетов?

— Разумеется. Ни один человек не улетел с Земли за последние пятьдесят лет. Никто не знает, как управлять кораблем.

— Понимаю, все корабли поставлены на автоматику.

— Именно. Постоянно и без всяких исключений.

— А что случится, если корабль попадет в нештатную ситуацию?

— Трудно сказать. Знаете ли, корабли не умеют думать, они просто следуют заранее заданной программе. Если корабль столкнется с ситуацией, на которую он не запрограммирован, то какое-то время он, видимо, вообще не будет на нее реагировать. Я думаю, среди механизмов корабля есть селектор оптимального выбора, которому полагается взять на себя управление в непредвиденных ситуациях. Но такого до сих пор не случалось. В лучшем случае он прореагирует вяло. В худшем — и вовсе не сработает. И, по мне, это будет просто прекрасно.

— Вы действительно имеете в виду?..

— Конечно же. Меня тошнит от каждодневного подпирания стенки и бессмысленного наблюдения за тем, как машина постоянно выполняет одну и ту же операцию. Большинство известных мне профессиональных рабочих испытывают такие же чувства. Мы хотим что-нибудь делать. Все, что угодно. Вам известно, что сотни лет назад пилотируемые людьми звездолеты исследовали планеты других звездных систем?

— Да.

— Ну, именно этим нам и следует заниматься сейчас. Двигаться вперед, исследовать, развиваться. Вот что нам нужно.

— Согласен. Но не кажется ли вам, что вы говорите довольно опасные вещи?

— Я знаю. Но, честно говоря, меня это больше не волнует. Пускай отправляют меня на Омегу, если захотят. Здесь я не делаю ничего хорошего.

— Значит, вы слышали об Омеге?

— Любой, кто связан со звездолетами, знает об Омеге. Циклические рейсы между Омегой и Землей, вот и все, чем занимаются наши корабли. Это ужасный мир. Лично я возлагаю вину на церковников.

— Церковников?

— Безусловно. Ханжествующие дураки с их бесконечной болтовней о Церкви Духа Воплощенного Человечества. Этого вполне достаточно, чтобы заставить человека пожелать им каплю зла…

(Гражданин отец Брен, возраст — 51 год, занятие — служитель церкви. Величественный тучный мужчина, одетый в шафрановую рясу и белые сандалии.)

— Совершенно верно, сын мой, я — аббат местного филиала Церкви Духа Воплощенного Человечества. Наша церковь является официальным представительством правительства Земли в его религиозном воплощении. Наша религия — для всех людей Земли. Она состоит из наилучших элементов всех прежних религий, как мелких, так и крупных, умело слитых в единую всеобъемлющую веру.

— Гражданин аббат, разве между доктринами различных религий, из которых составлена ваша вера, не было противоречий?

— Были. Но творцы нашей нынешней Церкви выбросили все спорные материи. Мы хотели согласия, а не раздора. Мы сохранили лишь определенные колоритные черты тех прежних религий; черты, которые люди способны узнать. В нашей религии никогда не было расколов, потому что мы всеприемлемы. Всяк может верить, во что пожелает, лишь бы сохранялся святой дух Воплощенного Человечества. Ибо наше поколение есть истинное поклонение человеку. И признаваемый нами дух есть дух божественного и святого Добра.

— Не могли бы вы дать определение Добра, гражданин аббат?

— Разумеется. Добро — это Сила внутри человека, которая служит для нас источником конформизма и содействия. Поклонение Добру — это, в сущности, поклонение самому себе и, таким образом, единственно истинное поклонение. Добро, которому ты поклоняешься, — есть идеал существа общественного, человека, довольствующегося своей нишей в социуме и в то же время готового творчески повысить свой статус. Добро мягко, поскольку оно — истинное отражение любящей и жалеющей Вселенной. Добро постоянно меняется в своих формах, хотя оно является к нам в… У вас странное выражение лица, молодой человек.

— Извините, аббат. По-моему, я уже слышал эту проповедь. Или очень похожую на нее.

— Она истинна, где бы ты ни слышал ее.

— Конечно. Еще один вопрос, сэр. Не могли бы вы рассказать мне о религиозном наставлении детей?

— Эта обязанность выполняется у нас роботами-исповедниками.

— Да?

— Это понятие пришло к нам от древней коренной веры Трансцендентного Фрейдизма. Робот-исповедник наставляет одинаково детей и взрослых. Он выслушивает их проблемы в пределах общественной матрицы. Он их постоянный друг, их социальный ментор, их религиозный наставник. Будучи роботами, исповедники способны дать точные и инвариантные ответы на любые вопросы. Это очень помогает великой миссии конформизма.

— Я вижу, что это и в самом деле так. Что же делают священники-люди?

— Они наблюдают за роботами-исповедниками.

— Эти роботы-исповедники присутствуют в закрытых классах?

— Я не компетентен отвечать на это.

— Они ведь присутствуют, не так ли?

— Я истинно не знаю. Закрытые классы закрыты для аббатов точно так же, как и для других взрослых.

— По чьему распоряжению?

— По распоряжению Шефа Тайной Полиции.

— Понятно… Благодарю вас, гражданин аббат Брен.

(Гражданин Этьен Древиньян, возраст — 43 года, занятие — правительственный служащий. Узколицый, узкоглазый мужчина, выглядящий старше своего возраста.)

— Добрый день, сэр. Вы говорите, что вы служите правительству?

— Правильно.

— Правительству штата или федеральному правительству?

— Обоим.

— Понятно. И вы уже долго на этой службе?

— Приблизительно восемнадцать лет.

— Вы не будете возражать, если я спрошу, кем вы работаете?

— Вовсе нет. Я — Шеф Тайной Полиции.

— Вы же… Понимаю, сэр. Это очень интересно. Я…

— Не тянитесь к своему иглолучевому пистолету экс-гражданин Баррент. Могу вас заверить, он не будет действовать в районе этого дома. А если вы все-таки его достанете, то пострадаете.

— Почему?

— У меня есть свои средства защиты.

— Откуда вы знаете, кто я такой?

— Я узнал о вас почти сразу же, как только вы ступили на Землю. Мы, знаете ли, не совсем беспомощны. Но мы можем обсудить все это дома. Не зайдете ли?

— Думаю, что я предпочел бы не заходить.

— Боюсь, что вам все-таки придется зайти. Идемте, Баррент, я вас не укушу.

— Я арестован?

— Конечно, нет. Мы просто немного побеседуем. Совершенно верно, сэр, прямо туда. Располагайтесь поудобнее, не стесняйтесь.

Глава 28

Древиньян провел Баррента в большую комнату, обшитую панелями из орешника. Мебель, изготовленная из тяжелого черного дерева, была покрыта затейливой резьбой и лаком. Письменный стол, высокий и прямой, казалось, был антикварным. Всю правую стену занимал тяжелый выцветший гобелен. На нем была изображена средневековая охотничья сцена.

— Вам нравится? — спросил Древиньян. — Всю обстановку сделала моя семья. Жена скопировала гобелен с оригинала, который хранится в музее «Метрополитен». Двое моих сыновей изготовили мебель. Им хотелось сделать что-нибудь древнее, в испанском стиле, но в то же время комфортабельное. Для этого им потребовалось немного изменить пропорции. Мой собственный вклад не виден. Моя специальность — музыка периода барокко.

— Помимо полицейской работы, — вставил Баррент.

— Да, помимо нее, — Древиньян отвернулся от Баррента и задумчиво посмотрел на гобелен. — Со временем мы подойдем к вопросу о полиции. Сперва скажите мне, что вы думаете об этой комнате?

— Она очень красива, — признался Баррент.

— Да. И?..

— Ну, не мне судить.

— Но вы должны судить, — настаивал Древиньян. — В этой комнате вы можете видеть земную цивилизацию в миниатюре. Скажите мне, что вы о ней думаете?

— Мне она кажется безжизненной, — сказал Баррент.

Древиньян повернулся к Барренту и улыбнулся.

— Да, вы нашли очень удачное определение. Именно так — безжизненная. Эта комната принадлежит людям с высоким статусом. Немало творческих сил было потрачено, чтобы улучшить древние архетипы. Моя семья воссоздала фрагмент культуры древней Испании — точно так же, как другие воссоздают фрагменты культуры майя, американских индейцев или полинезийцев. И все же наша жизнь пуста, в ней нет никакого смысла, никакой цели. Автоматизированные фабрики год за годом производят одни и те же товары. Поскольку мы все получаем вещи, которые ничем не отличаются друг от друга, нам приходится изменять фабричную продукцию, улучшать и украшать ее, выражать в ней себя, определять по ней свой статус. Именно такова Земля, Баррент. Наши энергия и искусство, в сущности, упаднические. Мы вновь мастерим старую мебель, беспокоимся о ранге и статусе, занимаемся всякой чепухой, а в то же время миллионы планет остаются неисследованными и неосвоенными. Наше общество давным-давно перестало расти. Стабильность привела к стагнации. А пренебрежение к отдельной личности — к тому, что человек вынужден загонять свою индивидуальность вглубь себя или сублимировать ее в каких-то мелочах. Я думаю, за время своего пребывания на Земле вы уже видели немало примеров, подтверждающих мои слова.

— Да. Но я не ожидал услышать подобное от Шефа Тайной Полиции.

— Я не обычный человек, — насмешливо улыбнулся Древиньян. — А Тайная Полиция не обычное учреждение.

— Она должна быть очень эффективной. Как вы узнали обо мне?

— Это было весьма просто. Большинство людей Земли с детства кондиционированы на послушание и конформизм. Это значительная часть нашего населения. Почти все встреченные вами люди могли определить, что с вами не все в порядке. Вы так же бросались в глаза, как волк среди овец. Люди замечали, что вы отклоняетесь от нормы, и докладывали нам.

— Ладно, — сказал Баррент. — А теперь что?

— Сначала я хотел бы, чтобы вы рассказали мне об Омеге.

Баррент рассказал Шефу Полиции о своей жизни на планете-тюрьме. Древиньян кивнул, на губах его блуждала слабая улыбка.

— Да, именно этого я и ожидал, — сказал он. — На Омеге произошло то же самое, что происходило в древней Америке и Австралии. Конечно, существуют и некоторые различия — вы ведь были полностью отгорожены от метрополии. Но у вас есть та же яростная энергия и та же безжалостность.

— И что вы собираетесь делать? — спросил Баррент.

Древиньян пожал плечами:

— Это в общем-то не имеет особого значения. Разумеется, я мог бы убить вас. Но это не помешает вашей группе на Омеге послать новых шпионов или захватить один из тюремных кораблей. Как только омегеане начнут вводить в действие крупные силы, они все равно узнают правду.

— Какую правду?

— Теперь-то уж она должна быть для вас очевидна, — сказал Древиньян. — Земля почти восемьсот лет не вела войн. Мы не сумеем наладить действенную оборону. Сторожевые корабли вокруг Омеги — это чистый блеф. Корабли полностью автоматизированы, а их программы отвечают условиям, которые существовали сотни лет назад. Корабль нетрудно захватить решительной атакой. А когда заполучишь один, остальные падут сами по себе. После этого ничто не сможет помешать омегеанам вернуться на Землю, а на Земле с ними некому будет сражаться. Именно поэтому всех заключенных, когда они покидают Землю, разлучают с их воспоминаниями. Если бы они помнили, то беззащитность Земли была бы совершенно очевидна.

— Если вам это известно, — спросил Баррент, — то почему ваши лидеры бездействуют?

— Вначале мы собирались что-нибудь предпринять. Но серьезных стимулов у нас не было — мы считали, что статус-кво продержится неопределенно долго. Мы не хотели думать, что может прийти день, когда омегеане вернутся на Землю.

— А как собиралась в таком случае действовать ваша полиция?

— Полиция — тоже блеф, — уведомил его Древиньян. — У меня нет никакой полиции. А пост Шефа — просто громкое название и более ничего. Уже почти век Земле не требовались полицейские силы.

— Они вам потребуются, когда вернутся омегеане, — сказал Баррент.

— Да, снова появится преступность… Но все же я думаю, что окончательное слияние будет успешным. У вас на Омеге есть энергия и стремление достичь звезд. Я считаю, что вы нуждаетесь в определенной стабильности и культуре. А это вам может дать Земля. Какими бы ни были результаты объединения — оно неизбежно. Мы здесь слишком долго жили во сне; чтобы пробудить нас, потребуется насилие.

Древиньян поднялся.

— А теперь, — предложил он, — раз судьба Земли и Омеги, кажется, решена, не могу ли я предложить вам что-нибудь освежающее?

Глава 29

С помощью Шефа полиции Баррент оставил послание на борту корабля, вскоре отбывающего на Омегу. В письме Баррент сообщал о ситуации на Земле и побуждал Вторую Группу к немедленным действиям. Теперь, когда главная задача была выполнена, у него оставалось еще одно дело — найти судью, приговорившего его за преступление, которого он не совершал, и лживого осведомителя, выдавшего его судье. Баррент знал, что, только поговорив с ними, он сможет вновь обрести отсутствующие фрагменты своих воспоминаний.

Он отправился ночной экспресс-дорогой в Янгерстаун. Подозрения, резко обостренные жизнью на Омеге, не давали ему покоя. В истории его злоключений скрывалась какая-то загадка, и Баррент надеялся в Янгерстауне найти к ней ключик.

Он приехал в город ранним утром. Перед ним аккуратными рядами стояли дома — такие же, как и в любом другом городе. Но Баррент сразу же узнал их, и у него защемило сердце. Он вспомнил этот городок, и одинаковые дома приобрели для него индивидуальность и значение. Баррент родился и вырос в этом городке, Янгерстауне.

Вот магазин Гротмейра, а через улицу — дом Хейвенинга, лучшего мастера в округе по украшению интерьера. Вот тут — дом Вилли Хейвлена. Вилли был лучшим другом Баррента. Они оба собирались стать звездолетчиками, и остались добрыми друзьями после школы — пока Баррента не приговорили к Омеге.

А вот дом Эндрю Теркейлера. А дальше по улице школа, в которой Баррент учился. Баррент вспомнил, как проходили занятия и как каждый день он переступал порог закрытого класса. Но вот чему его там учили, вспомнить он не смог.

А вот здесь, неподалеку от двух огромных вязов, и произошло то убийство. Баррент остановился на том самом месте, где когда-то лежало тело, и вспомнил, как это было. Он шел домой. Откуда-то слева до него донесся вопль. Баррент обернулся и человек — Иллиарди? — пробегая мимо, что-то в него кинул. Баррент инстинктивно поймал предмет и обнаружил, что держит в руках пистолет. Несколькими шагами дальше он увидел искаженное лицо мертвого Эндрю Теркейлера.

А что случилось потом?

Смятение. Паника. Ощущение, что кто-то смотрит, как он стоит над трупом с оружием в руке. Вон там, в конце улицы, было убежище, к которому Баррент потом побежал…

Он медленно пошел туда и вспомнил, что там находилась кабина робота-исповедника.

Баррент вошел в кабину. Она была очень тесной. В воздухе чувствовался слабый запах ладана. Перед большим пультом со множеством мигающих лампочек стоял стул.

— Доброе утро, Уилл, — поздоровался пульт.

Когда Баррент услышал этот мягкий механический голос, его вдруг охватило ощущение полнейшей беспомощности. Теперь он вспомнил. Этот бесстрастный голос все знал, все понимал и ничего не прощал. Этот искусственный голос поговорил с ним, выслушал, а затем осудил. В своем сне Баррент персонифицировал робота-исповедника в образе человека-судьи.

— Вы помните меня? — спросил Баррент.

— Конечно, — сказал робот-исповедник. — Прежде чем отправиться на Омегу, ты был одним из моих прихожан.

— Это вы отправили меня туда?

— За преступление, за убийство.

— Я не совершал этого преступления! — разъярился Баррент. — Я не совершал его. Вы должны были это знать.

— Конечно, я знал, — согласился робот-исповедник. — Но мои права и обязанности строго определены. Я приговариваю согласно доказательствам, свидетельствам, а не интуиции. По закону роботы-исповедники должны взвешивать только представленные им конкретные доказательства. Приговор выносится даже тогда, когда у робота-исповедника возникают какие-то сомнения. Практически, одно лишь присутствие передо мной человека, обвиняемого в убийстве, должно восприниматься как презумпция его виновности.

— Против меня были доказательства?

— Да.

— Кто их дал?

— Я не могу тебе открыть его имя.

— Вы должны, — вышел из себя Баррент. — Времена на Земле меняются. Заключенные возвращаются домой. Вы знаете это?

— Я этого ожидал, — сказал робот.

— Я должен узнать имя осведомителя, — отчеканил Баррент.

Он вынул из кармана иглолучевой пистолет и подошел к пульту.

— Машину нельзя принудить, — уведомил его робот-исповедник.

— Назови мне его имя! — крикнул Баррент.

— Мне не следует этого делать ради твоего же блага. Опасность будет слишком велика. Поверь мне, Уилл…

— Имя!

— Хорошо. Ты найдешь осведомителя на Кленовой улице, в доме номер тридцать пять. Но я серьезно советую тебе туда не ходить. Ты будешь убит. Ты просто не знаешь, что…

Баррент нажал на курок и узким лучом, словно косой, прошелся по пульту. Лампочки вспыхнули и погасли, когда он перерезал переплетенные провода. Из пульта заструился легкий серый дымок.

Баррент покинул кабину. Он положил иглолучевой пистолет обратно в карман и пошел на Кленовую улицу.

Он бывал здесь раньше. Он знал эту улицу, заросшую дубами и кленами, круто поднимавшуюся к вершине холма. Эти фонари были его старыми друзьями, эта трещина на тротуаре — древним ориентиром, а дома — добрыми знакомыми. Они, казалось, выжидающе тянулись к нему — точно зрители, ожидающие финала почти забытой драмы.

Он стоял перед домом номер тридцать пять. Безмолвие, окружавшее этот обыкновенный дом с большими белыми ставнями, показалось Барренту зловещим. Он вытащил из кармана иглолучевой пистолет, пытаясь найти успокоение, которого, как он знал, ему не найти. Затем он толкнул переднюю дверь. Она открылась. Баррент шагнул в дом.

Он увидел терявшиеся в полумраке смутные контуры ламп, мебели, отблеск картины, висевшей на стене, статуэтку на эбонитовом пьедестале. Держа пистолет в руке, он зашел в следующую комнату.

И столкнулся лицом к лицу с осведомителем.

На него нахлынул безудержный поток воспоминаний… Баррент снова был ребенком. Он видел себя, входящим в закрытый класс. Он снова слышал утешающее гудение механизмов, видел, как мигают и вспыхивают красивые огоньки, слушал шепчущий ему на ухо голос машины. Первое время Баррент боялся этого голоса, который предлагал ему делать ужасные вещи. Но затем, постепенно, Баррент привык и к голосу, и к остальным странностям закрытого класса.

Баррент учился, учился на подсознательном уровне. Обучающие машины искусно сплетали тонкую сеть, связывая основные стремления человека и его инстинкт самосохранения с требуемой моделью поведения. А затем замуровывали эти уроки в подсознании, заминировав барьер, который их отделял от сознания.

Так чему же они его научили?

Для общего блага ты должен принимать на себя ответственность за каждое преступление, которое могло бы быть совершено тобой.

Лицо осведомителя равнодушно смотрело на Баррента. Это было его собственное лицо, отраженное в зеркале на стене.

Управляемый подсознательными импульсами, он сам донес на себя в тот день, когда стоял с пистолетом в руке над телом убитого человека. Презумпция виновности была слишком велика, чтобы он мог устоять, подобие вины превратилось в саму вину. Он пошел к кабине робота-исповедника и дал там полные и исчерпывающие доказательства против самого себя, поскольку он мог совершить это преступление.

Робот-исповедник вынес обязательный приговор, и Баррент покинул кабину. Хорошо обученный на уроках в закрытом классе, он взял себя под стражу и отправился в ближайший центр контроля над мыслями в Трентоне. К тому времени у него уже наступила частичная амнезия, как того и требовала модель поведения, которой он подсознательно следовал.

Умелые техники-андроиды в центре контроля над мыслями немало потрудились, чтобы превратить частичную амнезию в полную. А в качестве стандартной меры предосторожности ему имплантировали ложные воспоминания о «совершенном» преступлении и о неограниченном могуществе Земли.

Когда работа была завершена, Баррент, выполняя заложенную в него программу, вышел из центра, доехал специальной экспресс-дорогой до стоянки тюремного корабля, вошел в свою камеру и запер за собой дверь. Во время полета Баррент беспробудно спал, а затем подсевшие на контрольном пункте охранники разбудили заключенных для высадки на Омегу.

А сейчас, когда Баррент пялился на собственное лицо, отраженное в зеркале, он осознал последний из уроков закрытого класса.

Уроки закрытого класса никогда не должны быть осознаны. В противном случае человек немедленно должен совершить акт самоуничтожения.

Теперь он понял, почему так легко покорить Землю: потому что на самом-то деле он ничего не покорил. Земле не нужны были силы безопасности — ведь полицейский и палач были имплантированы в мозг каждого человека. Под поверхностью мягкой и приятной земной культуры скрывалась цивилизация роботов. А за осознание этой истины полагалась смерть.

И вот тут-то, в этот миг, началась настоящая борьба за Землю.

Вызубренная на подсознательном уровне модель поведения заставила Баррента поднять пистолет и направить его себе в голову. Именно об этом Баррента и пытался предупредить робот-исповедник и именно это и наскренировала мутантка. Более молодой Баррент, превращенный кондиционированием в абсолютно бездумного конформиста, должен был убить себя.

Баррент постарше, который провел немало времени на Омеге, боролся с этим слепым порывом. Шизофренически раздвоенная личность Баррента сражалась сама с собой. Две части его разума бились за обладание оружием, за контроль над телом, за власть над душой.

Дуло пистолета замерло в нескольких дюймах от его головы. Рука задрожала. Затем новый, омегеанский Баррент — Баррент-2 — вынудил оружие медленно опуститься вниз.

Но победа была недолгой. Программа, заложенная в Барренте на уроках в закрытом классе, принуждала Баррента-2 вступить в борьбу с непреклонно жаждущим смерти Баррентом-1.

Глава 30

Кондиционирование взяло управление психикой Баррента на себя и отбросило дерущихся Баррентов назад сквозь субъективное время, к тем стрессовым ситуациям прошлого, где смерть была близка, где темпоральная ткань жизни была ослаблена, где предрасположенность к смерти была явной. Кондиционирование заставляло Баррента-2 вновь и вновь переживать эти мгновения. Но теперь опасность была стократ умножена силами пораженной метастазами конформизма половины его личности — рвущимся к смерти осведомителем, Баррентом-1.

Баррент-2 опять стоял в пылающем свете на залитой кровью арене с мечом в руке. Саунус — летучая черная рептилия со злобным лицом Баррента-1 — здорово наседала на него. Баррент-2 перерубил твари хвост, и она превратилась в трех трихомотредов — мелких гадин размером с крысу, с норовом бешеной росомахи и лицом Баррента-1. Баррент-2 убил двоих, а третий умудрился прокусить ему левую руку до кости. В конце концов Баррент-2 убил и его, и на мокрый песок полилась кровь Баррента-1.

Трое оборванцев смеялись, сидя на скамейке, а девушка тайком передала ему маленький пистолет.

— Удачи, — пожелала она. — Надеюсь, вы знаете, как им пользоваться.

Баррент благодарно кивнул головой, прежде чем заметил, что девушка была не Мойрой, это была мутантка, которая наскренировала ему быструю смерть. И все же он вышел на улицу и встретился лицом к лицу с тремя Хаджи.

Двое из них были незнакомцами с добрыми лицами. Третий — Баррент-1 — с пренебрежительной миной на лице, опустив оружие, шагнул вперед. Но увидев, что Баррент-2 вооружен, он сразу же вскинул пистолет и прицелился.

Баррент-2 упал на землю, нажал на курок и почувствовал, как по руке прокатилась волна вибрации. Голова и плечи Хаджи Баррента почернели и начали рассыпаться в пыль. Баррент-2 не успел прицелиться в оставшихся двух Хаджи — что-то тяжелое обрушилось на пистолет и выбило его из рук Баррента. Выстрел умирающего Хаджи смял кончик дула.

Баррент отчаянно кинулся к оружию, прекрасно понимая, что это бесполезно, и он не успеет вовремя до него дотянуться. Баррент увидел, что второй человек, носящий теперь лицо Баррента-1, тщательно прицеливается в него. Баррент-2 почувствовал, как вспыхнула боль в его руке, уже и так порванной зубами трихомотреда. Он сумел выстрелить в этого Баррента-1 и сквозь пелену боли увидел перед собой третьего Хаджи — тоже Баррента-1. Рука его быстро немела, но он заставил себя нажать курок…

— Ты играешь в игру, — сказал себе Баррент-2. — Кондиционирование тебя убьет. Ты не на Омеге, ты на Земле, то, что ты видишь, — это всего лишь иллюзия. Иллюзия и ничего больше. Ты не должен обращать на нее внимания. Смотри на то, что скрывается за ней…

Но на размышления не было времени. Баррент стоял на каменной сцене в большом круглом помещении, которое находилось в подвале Министерства Юстиции, и ждал, когда начнется испытание Божьим Судом. К Барренту уже катилась сверкающая полусферическая машина, высотой почти в четыре фута. Она неуклонно надвигалась на Баррента, и в узоре из мигавших на ее шкуре красных, зеленых и янтарных лампочек он различил злобное лицо Баррента-1.

Это было абстрактное, но в то же время высшее воплощение его врага; инвариантное роботизированное создание, столь же фальшивое и стилизованное, как кондиционированные сны о Земле. Машина Баррент-1 выдвинула стальное щупальце, на конце которого замигал белый огонек. Когда она приблизилась, щупальце втянулось обратно, и вместо него появилась многочленистая рука, заканчивающаяся лезвием ножа. Рука метнулась вперед, но Баррент сумел увернуться. Он услышал, как лезвие ножа заскрежетало о камень.

— Это совсем не то, что ты думаешь, — сказал себе Баррент-2. — Здесь нет никакой машины, и ты не на Омеге. Ты лишь борешься с половиной самого себя. То, что ты видишь, — смертоносная иллюзия.

Но он не мог в это поверить. Машина Баррент-1 снова шла в атаку. На ее металлической шкуре появилась тускло-зеленая субстанция, в которой Баррент узнал контактный яд. Ускорив свои шаги, он начал кружить по арене, стараясь избежать рокового прикосновения.

— Оно не смертельно, — сказал он себе.

Машина остановилась. Струи нейтрализатора омыли ее поверхность, очищая от яда.

Машина набрала скорость и помчалась прямо на Баррента, стараясь его раздавить. Баррент-2 без особого энтузиазма пытался оттолкнуть ее в сторону. Она врезалась в него и он почувствовал, как ломаются ребра.

Это все иллюзия! Ты позволяешь условному рефлексу убить тебя! Ты не на Омеге! Ты на Земле, в своем собственном доме, смотришься в зеркало!

Но боль была реальной, и металлическая рука с дубинкой была вполне реальной, когда она с силой обрушилась ему на плечо. Баррент зашатался.

Он почувствовал ужас — не потому, что умирает, а потому, что умирает слишком рано, не успев предупредить Вторую Группу об этой последней ловушке. Ловушке, установленной в их собственных мозгах. Кроме него никто не сможет предупредить омегеан о катастрофе, которая будет ждать каждого, кто восстановит свои воспоминания о Земле. Насколько он знал, никто, испытавший такое, не выжил. Если он все-таки умудрится выжить, то можно будет принять контрмеры, можно будет установить контркондиционирование.

Он поднялся на ноги. Воспитанная в нем с детства ответственность перед обществом дала о себе знать. Баррент не мог позволить себе умереть, будучи единственным обладателем таких важных для Омеги сведений.

Это не настоящая машина!

Он повторял это себе, когда машина Баррент развернулась, набирая скорость, и понеслась к нему с пронзительным визгом. Он заставил себя увидеть то, что скрывалось за машиной, — терпеливые монотонные уроки в закрытом классе, создавшие в его разуме это чудовище.

Это не настоящая машина!

И наконец он поверил…

Размахнувшись, он ударил кулаком по неказистому лицу, отраженному в металле.

Был миг ошеломляющей боли, а затем Баррент потерял сознание. Когда он пришел в себя, то был один в своем собственном доме на Земле. Рука и плечо у него болели и, видимо, были сломаны несколько ребер. На его левой руке виднелся стигмат от укуса трихомотреда.

Но своей порезанной и кровоточащей правой рукой он вдребезги разбил зеркало. Он окончательно и бесповоротно превратил в осколки и зеркало, и Баррента-1.