Сборник рассказов. Бармалеева пустота

3. Смертельный водевиль

Мара недобро посмотрела на сына:

– Опять в командировку, добряк ряженый? В кого и уродился, непутевый.

– А я здесь причём, матушка? Сопротивляются!

– Неужели сил природы и веры людей в неизбежность зла тебе не хватает, чтобы ломать их сопротивления смерти?

– Видать, вера на лучшее сильнее.

– Отними у человека надежду и он твой.

– Надежду отнять у человека можно, матушка. А чудо исцеления его души предотвратить нельзя. Оно, чудо, не подвластно ни людям, ни мне, ни тебе.

– Ступай, уж. Да без подарков для меня не возвращайся.

– Будут тебе подарки, – Морозко расправил пышные белесые усы, закинул на спину мешок с подарками, посохом отворил дверь и вышел из терема в ночь.

…..

Приближалась самая длинная ночь. Я собрался съездить к дальней родственнице бабушке Вере по просьбам ее односельчан. Ехать не хотелось, так как ее, мягко говоря, я недолюбливал. Нелюбовь осталась с детства, когда все свободное время от учебы я проводил в деревне у своих дяди с тетей и мне приходилось встречаться с бабушкой.

Вроде бы ничего плохого она не говорила и не делала мне, но неприязнь к ней из-за чувства страха прочно осела в моей памяти. Страха из-за ее умения ворожить и гадать на картах. Деревенские обходили ее неказистый домик стороной, но нет-нет да и заглядывали по надобностям своим: поворожить на друзей и недругов, судьбу узнать, травками нужными разжиться.

– Серёжка, – говаривала мне каждый раз, когда заносил ей молоко, – никогда не пытайся узнать, что было, есть и будет. Всего не узнаешь, а голову забьешь чепухой – так и помрешь несчастливым.

Деревня казалась вымершей. Только расчищенная от снега площадка для автолавки перед въездом и три стежки-дорожки к домам говорили, что здесь еще теплится жизнь. По одной из тропок я дошел до избы деда Ерофея. У него и остановился на постой.

– Днесь зашел к ней узнать, что свет не зажигается в окошках, – рассказывал дед Ерофей, ближайший сосед бабушки Веры. – Спросил, что надобно. Умру, говорит, скоро, а родных никого не осталось. Хочу, говорит, Серёжку напоследок увидеть – тебя, значит. Вызови как-нибудь, дождусь его.

– Я спрашиваю: как же вызвать его? – рассказывала дальше Пелагея, которая приползла с другого конца деревни. – На столбе только экстренные звонки, а с мобильного не вдруг дозвонишься. А ты, говорит, из моего дома попробуй набрать. Я набрала дочку и надо же – с первого раза дозвонилась. И связь не прерывалась.

– Ты, это, в баньке бы помылся, – предложил Ерофей, – мало ли что у ней в доме.

– Воды да дров помоги натаскать, а мы с Ерофеем протопим, – добавила Пелагея.

Отведя душу в баньке, я осторожно постучался к бабушке Вере.

– Что не сразу ко мне пришел? – встретила она меня вопросом.

– Да вот, решил помыться в бане у деда Ерофея.

– Да вижу – так и несет от тебя банным духом.

– А я думал, бабушка, ты не учуешь из-за духа сушеных трав у тебя, – ответил, слегка улыбнувшись.

– Это хорошо, что про травы помнишь. Чувствую, что нонече тебе без них не обойтись.

– А что должно случиться? С чего ты взяла?

– Знаю я. Мальцом ты еще был. Глотнул ты случайно зелья, приготовленного мною для другого. С тех пор в последние дни уходящего года снятся тебе сны тревожные. На перемены в новом году.

– Это всего лишь сны, бабушка Вера. После встречи Нового года они не снятся.

– Так и должно быть. Пока был молодой, сны не вредили тебе.

– Да я как бы и сейчас…

– Давно я тебя не видела, – прервала она. – Постарел, не та хватка. Затем и вызвала, чтобы снять наговор с зелья. Да силы прибавить тебе.

– Сказки все это, бабушка, не верю я в эти ведьмовские штучки.

– Не веришь – и ладно. У кого остановился на ночлег?

– У деда Ерофея.

Далеко за полночь в приютившем меня доме не смолкали беседы о прошлой жизни в деревне. Вспоминали тех, кого уж нет и тех, кого судьба разбросала по разным сторонам. Пелагея довольная ушла к себе в избу, дед Ерофей забрался на печь, справив для меня заранее постель вт горнице.

Каждый год, двадцать первого декабря, незадолго до полуночи меня неумолимо тянуло на свежий воздух. А потом невинная прогулка продолжалась во сне и заканчивалась происшествием. Я попадал под машины, на меня обрушивались комья снега и льда с крыш, я замерзал в проруби, образовавшейся подо мной в трескучий мороз. На меня нападали неизвестные и с жестокостью убивали. С каждой новой прогулкой я учитывал прошлый опыт и уходил все дальше от дома. И в чистом поле, и в дремучем лесу я замерзал или был растерзан зверями.

Сегодня я поломал традицию и не вышел на прогулку. Как же оказывается просто не попасть под влияние рока, преследующего тебя в снах. Дед Ерофей покряхтел на печи и затих. За окном надрывалась метель, я приподнялся с кровати, заглянул в него. И отпрянул. Мне показалось на миг, что кто-то посмотрел на меня через окно нехорошим взглядом. Сквозь узоры на стекле невозможно было догадаться, кто бы это мог быть. Пелагея решила вернуться? Нет – у последних деревенских жителей есть ключи от домов соседей. Так, на всякий случай. Бабушка Вера? Она и по дому еле ходит.

Я наскоро оделся, выглянул на улицу. Свет из сеней выхватил клуб ветра со снегом и чью-то фигуру, удаляющуюся от дома.

– Эй! Кто вы?

Фигура остановилась, посмотрела в мою сторону и продолжила путь во тьму. Я побрел за ней, пытаясь выяснить, кто это и что делает возле дома деда Ерофея. Она остановилась и смотрела в упор, как я приближаюсь. Когда расстояние между нами осталось на вытянутую руку, фигура прыгнула, повалила в снег и оседлала меня, начала наносить тяжелые удары по мне. Это был мужчина – такая силища была в незнакомце. Я барахтался под ним, пытаясь скинуть с себя, несколько раз в ответ ударил его. Но он был сильнее и увёртливее.

Вскоре я почти не сопротивлялся ударам. Мужик соскочил с меня и начал пинать. Он делал это с остервенением, не разбирая, на какую часть тела обрушится его сапог. Сил моих доставало только на то, чтобы прикрывать лицо руками. Глаза застилала кровавая пелена. Мужик приподнял меня за грудки, приблизил свое лицо и прохрипел:

– Вот и встретились.

– Кто ты?

– Я тот, у кого ты выпил его долю.

Перед тем как провалиться в беспамятство, я вспомнил сегодняшние слова бабушки Веры.

Тело ныло. Ни рукой, ни ногой я пошевелить не мог. Разлепив глаза, увидел над собой лицо деда Ерофея:

– Кажись, пришел в себя, Верка.

– Теперь с ним все будет в порядке, – послышался в ответ ее голос. – Пелагея, не забывай его отпаивать настоем.

Затем я увидел бабушку Веру вместо Ерофея:

– Повезло тебе, Сережка. Хорошо, Ерофей чутко спит, услышал твои стоны. А то добили бы тебя или замерз бы.

– Как же он мог слышать, – еле шевелил языком я, – там такая метель…

– А ты и не был там, – ласково ответила она, – тебе приснилось.

– А как же вот это все?.. – показал глазами я на свое побитое, безвольное тело.

Вместо ответа, в меня почти насильно влили терпкий, чуть горьковатый настой из трав.

Отдохнувший, вполне чувствующий прилив сил, я сидел на кровати в накинутом на плечи теплом одеяле. Дед Ерофей, Пелагея и бабушка Вера чаевничали и беседовали о том, о сем.

– Бабушка Вера, может быть ты сейчас расскажешь, что со мной было?

– Было и прошло, – повернувшись ко мне, ответила она. – Да и к чему тебе знать – все равно не веришь.

– Как тут теперь не поверишь, – усмехнулся я, – просто не понимаю…

– Очень он жадный – тот, чье зелье ты в детстве отпил. Ни с кем не хотел делиться своими радостями. Я хотела исправить его эту черту. Но до конца не получилось: кто ж знал, что ты случайно вмешаешься? Так и живет один – ни семьи, ни друзей, – с грустью сказала она. – И вымещает злобу на тебе. Он считает, что из-за тебя у него нет полного счастья. Но, видимо, конец его не далек: желание его убить тебя настолько велико, что через сон пытается физически на тебя воздействовать.

– Туманно все это. А Новый год здесь причем?

– Зелье он должен был выпить под бой курантов. Приготовленное в самую длинную ночь, зелье обладает особенной силой. И обновиться после этого. Кровоподтеки и ссадины на тебе настоящие. Когда Ерофей спрыгнул с печи, подбежал к тебе, то спугнул его. Вернее, его злобу. Но если бы Ерофей не бросился сразу за мной, то ты мог бы замерзнуть. Прямо в постели.

– Спасибо тебе, бабушка Вера. А что дальше?

– Не за что, Сережка. Думаю, тебе больше не будут сниться кошмары. Я дам тебе состав травяного сбора, начинай пить настой из него с двадцатого декабря до наступления нового года. Забудешь или отмахнешься – в следующий раз меня рядом не будет. А больше, кроме меня, никто тебе не поможет. Или…

Бабушка Вера торопливо вышла из избы.

…..

– Уже новый год наступил, – вздохнула Мара.

– Матушка, я не забыл, – с хитрецою посмотрел на нее Морозко и протянул ледяное зеркальце.

Мара всмотрелась в него и увидела, что посреди избы стоит стол, покрытый белой простынью. Вокруг стола не спеша ходит старуха, раскладывает на нем высушенные травы и цветы.

– Ну и что? – сказала Мара.

– А ты досмотри, матушка.

Мара с интересом продолжила смотреть в зеркало. К избе, в которой жила старуха, пробирался сквозь пургу мужик с топором в руках. Лицо его исказили боль и ненависть, губы шевелились и через порывы ветра доносилось:

– Я убью тебя, старая ведьма… Но перед смертью заставлю тебя вернуть мне радость жизни…

А когда он попытался распахнуть дверь, ноги его застыли и он не смог сделать ни шагу. В следующий момент застыли его руки, он опрокинулся навзничь, а рука с топором так и осталась вытянутой вверх. Постепенно оцепенение сковывало его все больше и только изо рта раздавался хрип:

– Я убью, я убью…

Вскоре и губы его застыли.

В избе старуха наклонилась над чаном, окропила лицо водой из него и превратилась в красивую молодую женщину. Она вытянулась на ложе из трав и цветов, сложила руки на груди, закрыла глаза, едва улыбнулась.

Вьюга уже стихла. Неясное солнышко осветило сугроб на крылечке, из которого торчала рука, сжимающая топор.

– Отличная жатва! – похвалила Мара и улыбнулась.

декабрь 2021 г.