Не больно ли тебе от звёзд
Засыпавших глаза?
Не страшно ли тебе от грёз
Огромных как гроза?
Не надоело ли вздыхать
Под тяжкою луной?
А может быть, ты хочешь спать
Улечься в шар земной?
Очей моих не режет свет
Не давит тяжесть плеч
На всей земле могилы нет
Куда могла бы лечь
Но отчего ж так страшно быть
Что нет ни слов, ни сил?…
Все потому что Бог любить
Меня не научил.
Один малыш, прогуливавший школу -
Никчемный плут, шпана и егоза -
Сказал народу: «А король-то – голый!»
И этой фразой всем открыл глаза
И правда – на монархе ни листочка
Какой пассаж! Какой позор и стыд!
Король освистан и забыт, и – точка
Тиран низложен, и вопрос закрыт
Но прозевал, в нагую спину глядя,
Наивный плебс, похохотавший всласть
Как наглухо застегнутые дяди
Присвоили оплеванную власть
Короны прочь – настало время касок!
Одетая пусть миром правит голь!…
Как грустно улыбался им из сказок
Их голый и униженный король…
А что же тот малыш? Он горько плачет
Успев и поумнеть, и подрасти
Ему принцесса носит передачи
По пятницам – с полудня до шести
…А с человеком происходит вот что -
Он в будущее сосланная почта
надежно запечатан, непонятен
Он весь из черных дыр и белых пятен
Он отделен от всякой прочей твари
Он не свисток, он – скрипка Страдивари
Он не ответ, он весь – одни вопросы
Сны, лабиринты, пропасти, откосы
прозрения, египетские казни
Он прост, но нет его разнообразней
Он – противоположность идеала
Он весь – конечен, и всегда – начало
Давно измерен, взвешен и подсчитан
Но до конца ни разу не прочитан
Он весь – тщета, он сущего основа
И в будущее сосланное Слово
По лестницам чутким как лист
Слонялось бездомное лето
И дул "эвридику" флейтист
По скверному радио где-то
Недаром из кожи он лез -
Давил на лады и на жалость
Чтоб музыка с чистых небес
В чадящую бездну спускалась
Туда, где ни пифий, ни фей
Ни сказок с финалом счастливым
Куда если сходит Орфей
То разве с похмелья – за пивом
Где спиртом бодяжат беду
И песни слагают из крика
Где жизни иной, чем в аду
Не хочет сама Эвридика
Где солнце – как смертный обол -
Не слаще чугунного люка
Где тащится время как вол
Под светлую музыку Глюка
Рождество
Шли трое по темной аллее
Лишь кошкам и Богу видны
Их лица казались бледнее
Под пристальным взглядом луны
Поклажу несли за плечами
Добычу, а может улов
Молчали, молчали, молчали -
Как будто бежали от слов
Шли, будто бы зная дорогу
По множеству тайных примет
Вот там – за пригорком, по логу -
И ближе на тысячу лет
Смотрели не влево, не вправо
А только на небо и за
Вдали города и заставы
Светились как волчьи глаза
Над ними как флаг развевался
Созвездий мерцающий пар
И каждый из них назывался
Гаспар, Мельхиор, Балтасар
Годами не ели, не спали
Брели, не сминая травы
И млечную книгу читали
На тайных наречьях волхвы
На лицах их трескалась кожа
От странной жары в январе
И ждал их не царь, не вельможа -
Младенец на скотном дворе
Архангел тропою надмирной
К Нему обещал провести
Хоть золото, ладан и смирну
Они потеряли в пути
Их руки и щеки белели
Луне равнодушной в ответ…
Шли трое по темной алее
Из черного мира – на Свет
Тираны все скромнее, все нервозней
Как родственники бедные в гостях
Все больше не казнят, а строят козни
Такие же как замки – на костях
И у вилланов изменились нравы
Их отучили вилами трясти
Коль на господ и требуют управы
То разве что на кухне и в Сети
А рыцари? Герои ратной брани,
Их доблестный удел теперь каков?
Они давно у Шейлока – в охране
За мелкий нал и мясо должников
Житинскому
Душа печалится, качается
Срывается с отвесных круч
Она в горсти не помещается
Не запирается на ключ
Летит над волнами, над бурями
Над жизни скучным "до-ре-ми"
Как черный парусник прокуренный,
Давно покинутый людьми
А ты, забытый, ты – оставленный -
Не пожелаешь и врагу -
Как дом, с застегнутыми ставнями
Пустой стоишь на берегу
Человек не становится лучше
Человечней, добрее и чище
Человек отучается слушать
И в себе Человека не ищет
Он становится чисто одетым
О добре говорящим за ланчем
И пока поедает котлеты,
Представляет себя настоящим
Человек не становится мудрым
Только легкую ищет дорогу
И однажды октябрьским утром
Безразличным становится Богу
Он живет по привычке, в комфорте
Мир ему не широк и не тесен
А упав, вспоминает о чёрте
Но и черту он не интересен
Из черных, равнодушных строк
Я выберу одну
И вокруг горла – как шнурок
Суровый оберну
Пусть с потолка сойдёт беда
ко мне белым-бела
Такой спокойной никогда
Я в жизни не была
Не будет больше перемен
И пламени во льду
По тесным коридорам вен
Я от тебя уйду
Уйду туда, куда не сметь -
Бумаге и перу
Куда ни плеть твою, ни клеть
Свою не заберу
Где будет море и гроза
И все как в первый раз
Туда, где заглянув в глаза,
Не опускают глаз.
Любовь – привычка умирать
И душу с пола подбирать
Без кожи быть и без костей
А никакая не постель
Любовь – сгорая от стыда,
Ответить "нет", подумав "да"
И с сердцем вырванным в руках
Оказываться в дураках
Любовь – не сеять и не жать
Убитым на земле лежать
И знать, что это не война
А только он или она.
Похоронный блюз
Уистан Хью Оден
Пускай молчат часы и телефон
Не лает пес, терзая свой бекон
Пусть спит рояль, литавры не басят
Пусть гроб внесут и певчих пригласят
Пусть воет самолет над головой
Чертя крылом "Он больше не живой"…
Оденьте в траур горлиц почтовЫх
И в черные перчатки постовых
Он был мой север, юг, закат, восход
Отрада выходных и будней пот
Мой день и ночь, мелодия и бред
И вечная любовь, которой нет
Так выключите звезды в вышине
Отставку дайте солнцу и луне
Пусть море выплеснут, пусть лес лежит в золе -
Ни в чем теперь нет смысла на земле.
Я люблю эту тень, пробегающую по лицу
При словах "извини, ведь я здесь случайно"
Как табличку "начало" на двери, ведущей к концу
Как икону Спасителя с надписью "Made in China"
Как набрякшие веки глядящихся в небо волн
Пятерней облаков заслоняющих взгляд от солнца
Как царевну-лягушку, не грянувшуюся об пол
От его поцелуев, а выпрыгнувшую в оконце
Как дурную привычку, наплакавшись, напевать -
Будто под нос бубня, расстаешься с нелепой кармой
Как любовь и стихи, на которые всем плевать
И как каменный торт, испеченный Постником с Бармой
Я люблю эту тень – ту, с которой я накоротке
Как аванс слепоты, открывающей двери чуду
И как этот огонь в поднесенной к огню руке…
Как когда-то – тебя. и как больше уже не буду.
Твои листья ветер догнать пытается
Мысли одинаковы как китайцы
Этой ночью, прости, летается
Только по клавиатуре – пальцам
Смотришь в небо на черное в желтом
Скачешь по литерам мелким чертом
Жизнь рифмуется как-то нечетко
Как-то тщетно
Никого. Никакого сладкого бреда
Твой лебедь зажарен и съеден, Леда
А если кто-то и был тебе предан
То он тобой предан
Ни-ко-го. японский театр Шизуки
Последний раз под куполом мозга
Пока улыбка гнется как розга
Навстречу муке
Я знаю это зеркало насквозь
оно пространство повторяет всуе
и рядом с курткой вешает на гвоздь
прощания улыбочку косую
Оно не врет, оно не помнит зла
Давно не корчит из себя светила
И грусть моя, сгоревшая дотла
Его лица ничем не омрачила
На дне его как будто корка льда
Чуть тронутая искренностью лампы
В него смотрящей белая беда
Холодные кладет на плечи лапы
И кажется – судьбы границей за
Не ты – другой, прекрасно непохожий -
Однажды, заглянув в мои глаза
Увидит это зеркало в прихожей
И потому что Вас мне не обнять
Мне в утешение дано понять -
Как дождь растет из облака на плечи
Как падает душа – до облаков
И как земля поет – без дураков
И целым стать стремятся части речи
За то, что я вдали от Ваших уст
Мне дан страниц неопалимый хруст
И сердца стук о сомкнутые веки
И жизнь в бреду, пока еще бреду
И счастье первой попадать в беду
И дар входить в одни и те же реки
И оттого, что я для Вас никто
Мне кажется, что лет так – через сто
Вы, взятый в херувимы Безначальным
В какую-нибудь летнюю грозу
Мой силуэт заметите внизу
И на секунду станете печальны
Где же живет мое счастье? Нигде.
Так называется эта далекая местность
На полпути из Отчаяния в Неизвестность
В тысяче миль от Спокойствия – ближе к Беде
В царстве подстреленных птиц и несбывшихся снов
Там, где у прошлого нет над влюбленными власти
В доме из вздохов, нечаянных взглядов и слов
Там проживает мое невозможное счастье
Учит святых, оставляя следы на воде
Пляшет с чертями и в сны мои входит без стука
Где же живет мое счастье? Да, в общем – нигде
В том-то и штука, о, Господи, в том-то и штука.
Когда я выйду из тебя
И встану где-нибудь поодаль
Архангел, плача и трубя
Ко мне прошествует по водам
Найдет меня на берегу
Луной разрезанного пруда…
Я от него не убегу
Поскольку я уже – не буду
Когда я выйду из себя
И всю себя тебе оставлю
Все снасти за собой рубя
Дыханием срывая ставни
Я стану памяти пятном
Едва в потемках различимым
Счастливого стакана дном
Бессонницы чужой причиной
И раковины глубиной
Где шторм, которого не видишь
Ничьей – и не твоей виной…
Как только из меня ты выйдешь
Она идет ночными переулками
Из маленького пошлого шалманчика
Где потчуют коктейлями и булками
И чествуют заезжего шарманщика
Она земли и неба не касается
Летит себе – нестрашно и недорого
И много жизни ей еще достанется
Со вкусом обезжиренного творога
Она вдыхает счастье всеми порами
Ей каждое мгновение – как клад еще
Но переулки вьются коридорами
Из колыбели – сквозняком на кладбище
Ах, как она начитана! как вежлива!
Готова – как в кино – грешить и каяться
А в кабаках накурено по-прежнему
И ничего на свете не меняется
Ты думаешь, что над тобою – флаг?
Да брось, это просто метель!
А то, что кажется битвой, так -
Крестовый поход детей
В тебе и добра, и зла – на пятак
Ты знаешь – молчать верней
А то, что кажется жизнью, так -
Театр чужих теней
И Он – пред которым ты робок и наг
Не верит в твой пьяный хрип
А то, что любовью кажется, так -
Случайной кровати скрип.