Счастливая проститутка. История моей жизни

Резиновые души

Почти с того самого момента, как нас гуртом загнали в переполненный загон-камеру знаменитой нью-йоркской тюрьмы Томбз, озлобленные в заключении черные уличные проститутки устроили нам невыносимую жизнь.

«Эй, ты, большой кусок дерьма, мадам-сука, спорю, что в твоем высококлассном доме для траха нет ни одной ловкой черной пиписки!»

«Да, спорю — твои «джоны» с микроскопическими членами не могут купить лакричную конфетку в твоем кондитерском магазине!»

«Посмотрите на эту пчелиную матку проституток, она боится, что черная дрянь может запачкать ее прекрасные белые простыни, разве не так, дорогуша?»

Оскорбления сначала были непристойными, потом стали злобными и, наконец, просто угрожающими.

«Эй, ты, там, в красно-бело-голубом траханом платье из «Сакса» с Пятой авеню, лучше отодвинься в сторону, а то сейчас сорву твое платье и слопаю тебя!» Еще пять минут — и начнется кровавая баня с нами в роли побитых, ясно, как божий день. Нас всего семеро на двадцать, объединенных общей ненавистью к нам, дорогим «девушкам по вызову», уличных проституток. В иерархии проституток мы были аристократками, а они рабынями, а тюрьма благодаря господу богу уравняла всех нас.

Я вместе со своими девушками стояла, стеснившись около решеток камеры и стараясь держаться как можно дальше от уличных проституток. Даже если бы нам захотелось сесть рядом с остальными, все равно такой возможности не было. Те, кому удалось разместиться на немногих неудобных скамьях, сидели, держась за них двумя руками. Если кто-то вставал, чтобы выпить воды или пописать, чья-нибудь быстрая задница могла занять освободившееся место. Несколько девушек в изнеможении от ночного шатания по улицам лежали на бетонном полу, положив голову на колени товарки. Они спали, несмотря на кашель, вой, стоны и крики, доносившиеся из соседней камеры, в которой сидели бродяги. От острых запахов мочи, рвоты и грязного человеческого тела перехватывало дыхание.

Толпа раздвинулась и снова собралась, как капля масла в воде, когда одну группу девушек, вызванную большой слоноподобной матроной, увели в помещение суда и заменили другими проститутками. «Пошли отсюда, судья хочет вас видеть».

Каждая новая партия черных проституток, вваливающихся в камеру, снова начинала свою игру в кошки-мышки. «Эй, мадам, твою мать, объясни-ка нам, почему в твоем высококлассном заведении нет чуть-чуть черного цвета?» — сказала с угрозой жуткая проститутка в ярко-оранжевом парике.

Моя осторожность сменилась раздражением, а затем гневом. «Слушай, — сказала я. — Я хочу, чтобы ты знала, что у меня работают черные девушки. Несколько… Со мной в квартире даже живет негритянка. Вон она там»,

Я указала на Аврору, стройную светлокожую негритянку, сидевшую в сторонке от нас. Она стала проституткой в ранней юности и много раз была арестована, и ее опыт, который помог ей захватить местечко на скамейке, научил ее также не высовываться во время таких сцен. Аврора сидела в углу в светловолосом парике и темных очках, уткнув подбородок в грудь и стараясь вжаться в стену. Под пристальным взглядом двадцати пар глаз она заерзала на скамье.

Проститутки перестали расчесывать свои парики и красить ногти лаком, который мистическим образом появился у них, несмотря на то, что содержимое всех их сумочек было конфисковано при аресте. «Дерьмо, приятель, — продребезжала захудалого вида черная, как антрацит, проститутка, — это разнопомесная крыса не черная, она наполовину белая».

«Надо взглянуть, что это за задница», — сказала девушка с картинным лицом мадонны и голосом ярмарочного зазывалы. Они обе, она и ее подружка, покинули свои места и направились к Авроре, чтобы получше разглядеть и, возможно, задраться с ней. Все мы молча следили за ними. Приближался момент взрыва.

Вдруг дверь камеры заскрипела, открываясь, и крупнотелая чернокожая надзирательница ввела толстую белую девушку, которая прихрамывала, опираясь на костыли. Все ноги и руки арестованной были покрыты язвами, и казалось, что она находилась под сильным действием наркотиков. Когда женщина-полицейский пыталась по-доброму помочь ей поудобней разместиться на одном из свободных мест, увечная проститутка завизжала: «Убери свои лапы от меня, ты, большая черная помойка», — и, выхватив костыль, ударила им по голове надсмотрщицы.

При той накаленной атмосфере для нас этого было достаточно: калека своим поступком сдернула чеку, и расовый взрыв грянул. Девушки стали кричать и визжать, кулаки, руки, ноги и костыли мелькали всюду! Мои девушки и я быстро сдвинулись, стараясь укрыться за перегородкой писсуара, и стали ждать, что будет дальше.

Три здоровенных женщины-полицейских ворвались в камеру, сноровисто укротили белую девушку, бившуюся в истерике. Что же произошло дальше? Слава богу, нам не пришлось находиться больше там, что-бы это выяснить. «Выходите отсюда, вы, гам, девушки за перегородкой. Судья хочет видеть вас сейчас». Людской скот повели в зал суда.

Внутри помещения, заполненного журналистами, художниками судебной хроники и любопытными зрителями, находились вчерашние гости моего дома. Симпатичный «джон» (сленг: клиент проститутки. — Пер.) из Мидвеста, которого я здесь буду называть Келвином, мог, возможно, потерять свою работу и семью из-за того, что его имя и положение упоминались в скандальной хронике всех нью-йоркских газет в связи с моим домом. Там же был мой греческий возлюбленный Такис, а рядом с ним пара, чье единственное нарушение общественных условностей заключалось в их разных фамилиях. Иными словами, они жили в мире свободной любви и занимались сексом с Такисом и мной одновременно в моей квартире не за деньги, а ради любви за несколько минут до того, как прибыли копы (сленг: полицейские. — Пер.).

Судья слушал чтение наших обвинительных заключений с выражением, как мне показалось, очевидной враждебности. Один за другим я платила залог за своих девушек из конверта с деньгами, который я успела спрятать в своих трусах прежде, чем копы повезли меня в полицейский участок. Но одного человека, которого мне хотелось увидеть, в зале суда не было. Моего друга Ларри. Я не смогла связаться с ним, а у него был ключ к ячейке-сейфу, где хранилась большая часть моих наличных денег. И теперь мне не хватило денег, чтобы заплатить огромный залог в 3500 долларов, установленный судом для «наиболее известной мадам Нью-Йорка», как я услышала про себя из решения. Итак, меня ждал «Остров Райкер».

«Остров Райкер» — это новая женская тюрьма, более чистая и современная, чем Томбз, но все равно сборное место для отбросов общества. Меня бросили в большую камеру, полную бродяжек, воровок, пятидолларовых проституток, разных нарушителей общественного порядка и жертв преступлений других людей.

Худощавая белая проститутка, ставшая жертвой извращенца-садиста — клиента, который получал свое удовлетворение от жестокого избиения женщин, ухаживала за своими ранами. Еще три проститутки были избиты им на Восьмой авеню за последние две недели, и у этой несчастной девушки были синяки и ссадины по всему телу плюс сломанная рука и верхняя губа, рассеченная до ноздрей. Место глаз занимали два распухших синяка с горизонтальными щелками.

Шестнадцатилетняя пуэрториканка плакала, потому что ее трехнедельный ребенок остался дома без присмотра. «Мой муж пытался убить меня!» — вопила она на ломаном английском.

Я попыталась помочь испаноязычной девочке заполнить ее тюремную анкету, но, когда сделала это, она отодвинулась от меня, как от прокаженной. Так же поступили и остальные заключенные. Моя дорогая одежда и внешность заставили их стать подозрительными и замкнутыми.

Все меня разглядывали, но никто не разговаривал со мной за исключением приятной миниатюрной коричневой девушки с большими веснушками на лице. «Меня уже арестовывали восемь раз за последние две недели, — сказала она. — Поэтому судья решил послать меня сюда с глаз долой на месячный срок».

Она волновалась, потому что ее сводник не знал, где она находится. Ей хотелось, чтобы я позвонила ему, когда освобожусь.

Когда меня выпустят? Когда это будет? Было четыре часа дня пятницы, шестнадцать часов спустя после того, как мой дом подвергся рейду полиции с помощью трех фальшивых «джонов».

Сейчас уже день, тогда где же Ларри с деньгами за мой залог? Где мой юрист? И почему я, классная женщина, довольная своей профессией и предоставляющая в основе своей необходимые услуги, нахожусь в этом ужасном месте? Я снова мысленно возвратилась к своему провалу, пытаясь понять, где мной была совершена ошибка.

Аврора чует копа за квартал. У нее не вызвали доверия эти трое «клиентов», которые так настойчиво звонили и настаивали на своем приходе, несмотря на то, что я пыталась отговорить их, У нас только что закончилась холостяцкая вечеринка, а в тот момент проходил дружеский светский прием, В третий раз, когда они позвонили около полуночи, я наконец разрешила им зайти.

Как только они переступили порог, Аврора дернулась, как газель, почувствовав запах шакала. Мой инстинкт также требовал осторожности. Невысокий смуглолицый мужчина с усами выглядел, как настоящий «джон». Он переминался с ноги на ногу. Второй был похож на жулика, но в наше время копы и жулики часто похожи друг на друга, поэтому тут я не могла быть уверена. Но вот третий, высокий мужчина, больше других походил на копа.

«У меня так заведено, — объяснила я им вежливо, — и я прошу вашего позволения посмотреть какие-нибудь ваши документы». Мужчина с усами стал несколько сильнее переминаться с ноги на ногу; он и второй; с лицом головореза, посмотрели на высокого. Тот вытащил бумажник из кармана и показал мне его содержимое. Ни один из десятка кармашков бумажника не содержал кредитных карточек. Копы не могут позволить себе иметь их. Мне это уже не нравилось. Я посмотрела в сторону Авроры, которая уставилась на ноги высокого мужчины.

Я проследила за ее взглядом. Резиновые подошвы! Отличительный признак полицейского. Коп опустил глаза следом за нами и тоже понял, что мы знаем. Блеф провалился. «О'кэй, всем слушать — это рейд, — сказал он и предъявил значок полицейского. — Вы все арестованы по обвинению в занятиях проституцией».

Как по волшебству, входная дверь открылась, и в квартиру вошел крупный, одетый в гражданское полицейский, в котором я узнала «человека со шрамом», как его называли коллеги. «Добрый вечер, мисс Холландер, — сказал он мне со злобной ухмылкой. — Я же говорил вам, что мы когда-нибудь поймаем вас снова».

Восемь копов в униформе ворвались в помещение и начали переворачивать в нем все предметы, как блины на сковороде. Но их усердие все-таки больше напоминало комедии Кейстона, чем эффективный полицейский обыск.

Ящики из бюро были вытащены, и молодцы стали перекладывать их содержимое в специальную тележку. Туда они ссыпали все, что не было прибито гвоздями: любовные письма моей ранней юности, семейные фотоальбомы и даже коллекции кулинарных книг. «Разрешите мне оставить хотя бы это, — попросила я копа, охранявшего тележку, указывая на книги. — Конечно, если вы не собираетесь приготовить немного вкусного голландского горохового супа у себя в участке». Как вы думаете, что он сделал? Покачал головой и отказался.

У меня забрали все спиртное, которое я купила у клиента, сторговавшись на одной девушке за один ящик с бутылками. Сигареты, купленные в «Дьюти фри» — магазине на Голландских островах, «конфисковали» тоже. Ничто из этого не волновало меня. За что я действительно тревожилась, так это за мою черную книгу с телефонами и адресами клиентов и приходно-расходную книгу, стоявшие на открытой полке. Последний раз, когда полиция забрала их, мне пришлось потихоньку «обменять» их у полицейских на приличную пачку долларов. В этот раз я решила их спрятать.

Коп, охранявший тележку с вещами, походил на похотливого парня (мужчины всегда мужчины), поэтому я вытащила из ящика стола набор порнографических открыток. «Эй, взгляни на это», — сказала я, протягивая ему снимки. Через минуту или две эта обезьяна вошла в такой раж, что позвала остальных полицейских. Те неспешно собрались вокруг, и скоро из группы послышались неприличные замечания по поводу увиденного. Но, конечно, я не возражала, потому что ситуация теперь позволила мне сделать несколько шагов за их спинами и убрать мою адресную и расходную книги с полки.

Я постаралась быстро бросить книгу с именами чулан при гостиной под пустую картонку, а из финансовой книги вырвала все страницы с записями моих доходов и расходов и затем бросила ее на тележку, чтобы избежать подозрений. Так как никто не беспокоил меня, я смогла проскользнуть в свою спальню, где спрятала вырванные страницы под огромный, от стены до стены, ковер, один угол которого специально всегда оставляю неприкрепленным к полу. Туда же я затолкала и тысячу долларов наличными, потому что если эти гиены найдут деньги, то обычно говорят, что ничего не было, и оставляют их себе.

Как раз в этот момент из соседней спальни в комнату вошел здоровенный полицейский с папкой, в которой лежала бумага для свертывания сигарет. «Ладно, говори, где ты держишь наркотики. Мы знаем, что у тебя они есть».

«В моем доме никаких наркотиков нет, — солгала я, — Я никогда не пользуюсь ими». После того, как он ушел в спальню, я быстро вынесла пластиковый мешок с марихуаной из чулана, вбежала в ванную комнату и вывалила содержимое пакета в туалет.

Никто не следил за ванной, и я могла ходить туда-сюда, как нетерпеливый пациент, настойчиво избавляясь от компрометирующих вещей.

Затем я увидела, что полицейский в форме, пытающийся сделать вид, что он работает, пошел с фонариком к чулану в холле. Он начал продираться сквозь предметы, наваленные в холле, опасно приблизившись к картонке, под которой лежала спрятанная черная книга.

«Извините меня, сэр, — сказала я и деликатно оттерла его от открытой двери, — мое зеркало закреплено на этой двери, а я хотела бы поправить прическу». Коп пошел назад в спальню, где собрались его коллеги, разыскивавшие наркотики.

Так как никто не охранял входную дверь, две девушки и горничная решили сбежать.

«Ну ладно, пошли все на выход», — сказал здоровенный детектив, выходя из спальни. Он пересчитал головы и обнаружил исчезновение трех девушек.

«Где эти жопы? — спросил он, подняв руку и собираясь ударить меня. — Я переломаю им траханые ноги, когда найду их».

«Я не знаю, куда они подевались», — сказала я небрежно. Девушки упорхнули через входную дверь и спокойно спускались вниз на лифте к свободе.

Полиция арестовала всех, включая бедного Келвина, и повезла в 17-й полицейский участок. Меня оставили одну наедине с тремя полицейскими в гражданской одежде, которые первыми вошли ко мне. Телефоны продолжали звонить — клиентам хотелось нанести визит. Копы отвечали на все звонки с грубыми шутками и насмешками. После такого обращения эти «джоны», наверно, больше не будут звонить мне.

Мой дом превратился в свалку, но все равно они проглядели мой специальный саквояж. Мне повезло, что не нужно будет заводить новый. Содержимое его составляли тщательно подобранная коллекция из ножных железных кандалов и наручников, а также редкая плетка-девятихвостка, удары которой так любят ощущать на своей плоти мазохисты. Мои рабы были спасены.

Мальчики из участка валяли дурака, развлекаясь тем, что резали телефонную проводку из четырех аппаратов в спальне и четырех в гостиной. Наконец они забрали меня в полицейский участок. Но не прежде чем я сходила в спальню и забрала спрятанные деньги. Было три утра, когда я присоединилась к остальным, у которых снимали отпечатки пальцев. Газетные репортеры мельтешили снаружи здания полицейского участка.

Это будет замечательная история для жадной на сенсацию прессы.

В здании полицейские угостили нас кофе и пирожками. Они разрешили нам прилечь на столы я немного поспать. И даже выключили ослепительные неоновые лампы под потолком. Келвин лежал рядом с Авророй, которая была его любимицей, на одном столе. Она воспользовалась своей большой записной книжкой, как подушкой. Келвин вел себя, как пай-мальчик, не давая повода для скандала, но этот ублюдок лейтенант хотел дать его имя прессе. Келвин — президент большой компании в Мидвесте. Могу вообразить, что он думает теперь о Городе Веселья. Семья, карьера — все в руинах из-за получаса наслаждения.

Такис и я лежали рядом друг с другом на другом столе, моя голова покоилась на его плече. И в этот момент я почувствовала желание, мой бог, мне всегда хочется. Что происходит со мной?

Через несколько часов мы проснулись, одеревеневшие и усталые. У полицейских был телевизор, по которому показывали утренние новости. Они снова принесли нам кофе и пирожков. Мы смотрели программу, и там показывали девушек, выходящих из моего дома. Все имена были названы. «Дом мадам Ксавиеры подвергся налету полиции прошлой ночью. Ее считают королевой коллгел, использующей девушек для клиентов со всей Европы». Ого, по крайней мере, они хорошо меня представили.

В восемь утра, сразу после утренних новостей, нам сказали, что отвезут в Томбз, и предупредили, что снаружи ждут репортеры и фотокорреспонденты. Все мы захотели изменить свою внешность. Флавна нарисовала себе большие черные усы под носом с помощью карандаша для ресниц, подняла волосы наверх с помощью резиновой ленты и водрузила на голову шляпу с загнутыми полями, которую ей удалось украсть у одного полицейского.

Сама я надела очки, подняла волосы вверх и нацепила другую шляпу, которую удалось раздобыть. У Келвина была наилучшая маскировка. Я отдала ему свое летнее платье, которое удалось запихнуть в сумочку прежде, чем копы увели меня. Он обмотал его вокруг головы, сделав себе тюрбан, а концом платья закрыл себе рот и нос, превратив его в чадру.

Мы спустились по ступенькам полицейского участка, держа газеты перед своими лицами, и сели в фургон, который должен был отвезти нас в деловой центр города, в Томбз, городскую тюрьму Нью-Йорка. Ни в одной тюрьме страны нет более угнетающей и мерзкой атмосферы, чем в Томбз.

Пока нас грубо подталкивали вперед по узкому серому коридору тюрьмы к нашей блок-камере, мы прошли узилище, полное трансвеститов, большей частью карикатурных чудищ, делающих трогательные попытки быть тем, чем они не были, хотя немногие добились великолепного успеха. Мир хочет быть обманутым — так обманывай его.

Теперь после «приятной» остановки в Томбз я нахожусь на «Острове Райкер». Два года назад тюрьма казалась мне таким же далеким местом, как обратная сторона Луны. А теперь еще одно посещение этого места, и я буду узнавать рисунки на покрытых слизью стенах.

Два года назад мой дом был приятным убежищем, ради которого ты стремишься туда. А теперь это место, которое ты волочишь за собой, как черепаха панцирь, из одного района в другой после каждого полицейского налета. Да, я преуспеваю в бизнесе и люблю свое дело. Действительно, некоторые из самых счастливых моментов моей жизни случились в эти самые два года, когда я делала карьеру в среде нью-йоркских проституток, превращаясь в крупнейшую и самую значительную мадам в городе. Да, не почему так вмешивается в мои дела полиция, к чему такие большие залоги и штрафы, огромные гонорары адвокатам, взятки? Кому мы мешаем? И как подумаю об этом, то понимаю, что незначительная секретарша может в результате иметь такой же доход, каким он был у меня в прошлом году.

Наконец Ларри пришел с деньгами. Мой юрист как обнаружилось, ждал денег снаружи три часа чтобы заплатить залог. После него мои сбережение станут значительно меньше того, что заработает в своем офисе секретарша. Но я снова на свободе. Еду с Ларри назад в город. Теперь я должна начать снова.

Безнадежная улыбка скользнула по моему лицу когда Ларри припарковал машину у дома, где была моя последняя квартира. Но я найду новую, дам моим клиентам знать, где меня найти, соберу девушек опять вместе и буду продолжать давать удовольствие мужчинам и женщинам. Я не могу быть одна. Сказать по правде, я очень счастлива в своем бизнесе.

Семейные истории

Не надо думать обо мне как о бедной маленькой девочке, которая сбилась с пути из-за плохого воспитания или нищего детства. Обратное справедливо. У меня очень хорошее происхождение, и я выросла в атмосфере родительской любви.

Родилась я в Индонезии и позже получила великолепное европейское образование. Мои родители и я можем говорить на двенадцати языках (лично я бегло говорю на семи).

Моя мать, величественная блондинка немецких и французских кровей, была серьезной, но мягкой женщиной, полностью посвятившей себя семье. Она была второй женой моего отца — доктора. Его первая жена — белая русская балерина — покинула Индонезию с их единственной дочерью сразу же после развода. Его брак с моей матерью был счастливым, несмотря на то, что они были абсолютно разные личности с противоположными темпераментами. Не было никаких сомнений, что он любил только мою мать, хотя и подмигивал хорошеньким девушкам.

Мой отец, который был моим кумиром, — это редкое человеческое существо: интеллектуал, поклонник искусства, бонвиван и действительно великодушный человек. На вершине своей очень успешной карьеры медика он владел большим госпиталем в тогда голландской Восточной Индии, и позже я выяснила, что у нас было два дома-дворца: один в Сорабайе, а другой в горном курортном районе Бандунга, в которых работало много слуг.

Но мы все потеряли, когда японцы вторглись на острова и бросили моих родителей и их только родившегося ребенка, то есть меня, в концентрационный лагерь.

За три года японской оккупации мой отец подвергся чрезвычайным лишениям и пыткам от захватчиков. Его преступление заключалось не только в том, что он был голландец, но также и еврей. А мало людей знает, что японцы Юго-Восточной Азии были такими же антисемитами, как немцы в Европе.

В концлагере, в который нас бросили, на воротах висела прибитая надпись, состоявшая из букв «Банкса Йехуди», что по-малайски значило «Еврейские люди».

Моя мать пострадала от пыток также, так как, хотя она и не была еврейкой, но все-таки совершила «преступление», выйдя замуж за еврея. Однажды ее заперли в маленькой деревянной лачуге, полной трупов и где температура была высокой, как в печи. Она там мучилась целых пять дней, потому что впала в истерику и требовала дополнительной порции риса и воды для меня, больного ребенка, страдавшего от лихорадки и дизентерии.

Моего отца время от времени подвешивали за запястья на дереве под палящими лучами тропического солнца, так что ноги не доставали до земли всего дюйм. Возможно, единственной причиной, почему они не дали ему умереть, было то, что нуждались в его медицинских знаниях. Наконец, они перебросили его от нас в другой лагерь, где назначили лагерным доктором на целую тысячу женщин и детей. В военное время это можно было считать постоянной пыткой, особенно для человека, который не мог равнодушно смотреть на человеческие страдания.

Позже он рассказывал нам, что почти сошел с ума в то время, беспокоясь о судьбе своей жены и ребенка. И довольно забавно, что в первый раз он увидел меня снова не как отец, а как доктор. Это было два с половиной года спустя, как его забрали от нас.

К этому времени мою мать и меня освободили, и мы жили около Сорабайи с несколькими белыми русскими друзьями. Однажды я упала с дерева, сильно поранив ногу. В отсутствие матери испуганный слуга побежал со мной в концентрационный лагерь к доктору.

После операции на моей ноге — и до сего дня у меня сохранился шрам — слуга отнес меня домой, и только потом кто-то сказал отцу, что он оперировал собственную дочь.

«Эта маленькая блондинка, зеленоглазый ангел, была моей дочерью? Не могу поверить, — ответствовал он с радостью. — Последний раз, как я ее видел, это была крошка с голубыми глазами и черными волосами». По крайней мере, теперь он знал, что мы все-таки живы и находимся в приличном физическом состоянии.

Когда война закончилась, наша семья наконец воссоединилась, хотя была лишена почти всех своих денег и недвижимости новым правительством. Мы вернулись назад, в Амстердам, и начали все сначала. Моему отцу было уже за сорок, но он был не только человек сильный духом и большой смелости, но также одаренный способностью к тяжелой работе. Получив небольшую финансовую помощь от голландского правительства, он вскоре расширил свою врачебную практику многократно.

Со временем его репутация доктора стала такой высокой, что к нему приезжали пациенты со всей Европы. Но он больше никогда не достиг такого материального благосостояния/как раньше, и не думаю, что его это серьезно беспокоило. Он не был человеком. который поставил себе целью стать миллионером. Его преданность медицине была безгранична, и он интересовался пациентами гораздо больше, чем деньгами. Его больные значили для него даже больше, чем семья. Он мог отложить наш отпуск, если человек нуждался в нем. В любой час он был готов идти навстречу просьбам своих пациентов и иногда — к несчастью для моей матери. Особенно если пациентом была привлекательная женщина, страдавшая от воображаемой боли в животе. И от страсти по моему отцу.

Одной из пациенток моего отца была чувственная, сексуального вида женщина, примерно двадцати четырех лет, которую моя мать и я называли «горчичная девушка» просто потому, что она работала на горчичной фабрике.

Он лечил ее главным образом от астмы, но также — как моя мать позже выяснила — сексуальной гиперактивности. Очевидно, что небольшая интрижка моего отца с «горчичной девушкой» привлекла внимание моей матери, когда она увидела в расходной книге его офиса счет за норковое пальто. Не очень хороший поступок с его стороны.

С тех пор каждый раз, как «горчичная» девушка приходила на прием, который назначался по вечерам после ее работы, у моей матери всегда находился какой-нибудь предлог, чтобы войти в кабинет отца, примыкавший к нашему дому.

Однажды вечером мама и я находились в кухне и убирали посуду в то время, как «горчичная» девушка получала свое «лечение». Мать спокойно сказала: «Думаю, стоит отнести чашку кофе твоему отцу». Она налила напиток в его любимую голубую кружку дельфтского фаянса и пошла к нему в кабинет. Вдруг там началась такая большая суматоха, что можно было подумать, что Кинг Конг решил поразмяться. Оттуда понеслись визг и крики, захлопали створки дверей, раздался звон разбитой посуды. И не случайно. Моя мать вошла в кабинет без предупреждения и обнаружила «горчичную» девушку в распахнутом норковом пальто на голом теле. Та стояла на коленях и похотливо сосала пенис моего отца.

Мать схватила пациентку за волосы и выбросила ее на улицу, на снег в дорогостоящей норковой шубе, но без всего остального на теле, включая обувь. Напоследок она запретила «горчичной» девушке даже близко подходить к ее двери снова.

Отец ретировался в дом, потом мать собрала большую часть нашего доброго дельфтского фаянса и разбила его о голову отца. К этому времени я забралась на самый верх лестницы, где и стояла, готовая вмешаться, если дело дойдет до смертоубийства. Но вместо этого мать приказала отцу убираться из дома и пригрозила ему разводом.

Мой отец, как я уже отмечала, был человеком необычной храбрости. Пройдя через все чудовищные испытания, случившиеся с ним во время войны, я сомневаюсь, чтобы он уронил хоть слезинку. Но в этот вечер он рыдал без стеснения, потому что очень любил мою мать, и понял, как сильно он ее обидел этой безвредной чепухой с доступной штучкой вроде «горчичной» девушки.

Мне было только одиннадцать лет в это время, но, несмотря на возраст, я понимала, что секс и любовь могут означать различные вещи для двух разных людей. Для отца «горчичная» девушка была сексом, или удовлетворением преходящего аппетита. Для моей матери это казалось проявлением глубокой бессмертной любви.

Несмотря на свою юность, я хорошо разбиралась, что происходит между взрослыми, и знала, что их взаимные обиды, даже по какому-то несексуальному поводу, могут быть забыты и прощены потом, когда они будут заниматься любовью. Я не говорила еще об этом, но секс в нашем доме считался натуральным и прекрасным, и я часто могла видеть моих родителей, ходивших без стеснения по дому полуобнаженными или раздетыми. Несколько раз я даже видела своего отца обнаженным и с эрекцией, когда он ласкал мать.

В таких случаях они уходили в спальню и закрывали дверь в любое время дня. Мне было сильно любопытно, как всякому ребенку, и, хотя я думала, что знаю, чем они занимаются, у меня было сильное желание увидеть их.

Если я слышала ночью поскрипывание кровати, то могла постучать в дверь и сделать вид, что хочу налить стакан воды в их ванной, хотя у меня была своя. Оказавшись в комнате родителей, я начинала проситься к ним в постель, чтобы уснуть вместе. Мои настойчивые просьбы обычно удовлетворялись, но не без ворчания со стороны отца.

Чем старше я становилась, тем больше привязывалась к своему отцу и надеялась стать такой же интеллигентной и уважаемой, как он. Совершенно по Фрейду, я влюбилась в отца, и даже сегодня мне не стыдно заявить, что если бы я встретила такого мужчину, как он, то полюбила бы и захотела бы выйти за него замуж.

Как единственному ребенку, мне не было ни в чем отказа не только в материальном смысле, но главным образом в том, что отец, как и мать, вкладывали в мое воспитание всю свою душу. Мой отец направлял мое интеллектуальное развитие, как профессор Хиггинс из «Моей прекрасной леди», и, заметив мои способности к изучению иностранных языков, полностью развил их. Он поощрял меня к изучению греческого, латинского, французского и немецкого языков в старших классах и сделал правилом, что на уик-эндах, летом на пляже и зимой в деревенском домике мы все разговаривали на каком-нибудь из иностранных языков.

В субботу это мог быть французский или немецкий, а на следующий день, возможно, английский. Также каждый год, в летние каникулы, мы проводили не меньше одного месяца в другой стране, чтобы я могла улучшить произношение или выучить еще один язык, скажем, испанский или итальянский. Это был необычный способ образования.

С другой стороны, до двадцати одного года я всегда отдыхала во время каникул с родителями, в отличие от большинства моих друзей, которые проводили время независимыми компаниями. Так было потому, что моя мать относилась ко мне, как наседка к своему цыпленку, и не хотела испытывать мою моральную устойчивость в группах веселой беззаботной молодёжи.

«Сохрани свою девственность до замужества, Ксавиера, — помню, как она говорила мне. — Я была девушкой, когда выходила замуж, и так должна поступать каждая девочка. Тогда твой муж никогда не сможет бросить тебе в лицо упрек о твоем прошлом или назвать тебя шлюхой. Ты сможешь ходить с высоко поднятой головой, и никто не сможет сказать о тебе ничего плохого». Все эти рассуждения казались слишком старомодными, учитывая уроки свободной наготы, которые я получала у себя дома.

В наши дни вы должны ходить, как Диоген, с фонарем в руках искавший человека, чтобы обнаружить девственницу старше шестнадцати лет.

Как бы то ни было, в то время ей не нужно было беспокоиться обо мне, потому что человек, в которого я влюбилась, никогда не мог лишить меня невинности. Ее звали Хельга.

Хельга была моей ближайшей подругой в старших классах, и в течение прошлого года я лелеяла пламенное желание по отношению к ней, сама не знаю почему. У меня было неясное представление о лесбиянках, но я не ассоциировала себя с этими полумужчинами-полуженщинами с короткими прическами, в брюках, с толстыми задницами, на которых мои более взрослые школьные подруги, хихикая, показывали на улицах.

Хельга никогда не испытывала ко мне ответных чувств и на самом деле не подозревала, что лесбиянки существуют, разве что ее могло удивлять, почему я всегда как бы случайно толкаю ее в великолепные груди.

Хельге было шестнадцать лет, на один год больше, чем мне, и мы были как сестры, рассказывая друг другу все наши девичьи секреты. Однако насколько рано во мне развилась сексуальность, настолько она была простодушна и невинна.

К пятнадцати годам я уже целовалась с моим мальчиком взасос и исследовала все его тело и даже сосала его член. Хельга никогда не знала об этом, но подозревала, что я несколько более образованна в этом направлении, чем она.

В один из дней моя возлюбленная Хельга обратилась ко мне за консультацией, как к более искушенной в делах такого рода.

«Ксавиера, я хочу спросить тебя кое о чем, смущающем меня, — начала она застенчиво в то время, как мы сидели в комнате отдыха во время обеденного перерыва. — Мне нужна твоя помощь… Сегодня Питер Корвер пригласил меня в компанию, и я боюсь, что он собирается поцеловать меня на прощание».

Довольно странно, но, когда она рассказала о своем вечернем свидании с мальчиком, по которому вздыхало полшколы, я стала испытывать ревность не по отношению к ней, а к нему.

«Ты никогда не поверишь, — продолжала она, — но я никогда в жизни не целовалась с мальчиком и не знаю, как вести себя».

Я была поражена ее абсолютной добродетельностью потому, что она была одной из самых привлекательных девочек в школе. Она была высока, стройна, с большой грудью и обладала густыми шелковистыми темными волосами, каскадом ниспадавшими вокруг ее лица.

«Можешь объяснить мне, что я должна сделать?» — спросила она.

«Конечно, Хельга, — сказала я. — Давай пойдем к тебе домой после школы, и я научу тебя».

Стояли короткие зимние дни, и к четырем часам, когда заканчивались наши школьные занятия, уже темнело. Мы вдвоем уселись на мой велосипед и поехали к ее дому.

Я приковала свой велосипед к ограде, и мы вошли в полутемный подъезд, который, как я решила, станет идеальным местом для нашего уединения. Хельга происходила из религиозной, консервативной, высокомерной семьи, в которой едва ли одобрительно отнесутся к тому, что их дочь обменивается романтическими объятиями с подругой в своей спальне.

Я предложила пройти в похожее на пещеру пространство под лестницей, ведущей из фойе на второй этаж, потому что «это, возможно, то место, где ты и Питер будете, когда он захочет поцеловать тебя».

Я осторожно устроила ее у стены подъезда и там, под массивной дубовой лестницей, начала заниматься любовью с моей девушкой.

Сначала Хельга была покорной, хотя, мне показалось, она ожидала чего-то менее реалистичного, чем было у меня на уме.

«Разреши мне обнять тебя так, как обычно мужчины обнимают девушек», начала я и обвила одной рукой ее талию, а другой обняла за плечи. Затем мягко подняла ее подбородок и запечатлела легкий поцелуй на ее губах. Она стояла окостеневшая, с закрытыми глазами и сомкнутыми устами.

«Открой свои губы, Хельга, — настаивала я. — Никто не целуется с закрытым ртом». Она послушно раскрыла свой прелестный рот, и я проникла своим языком внутрь. Сначала она напряглась и отодвинулась от меня. «Расслабься, — прошептала я. — Так делают все, и это единственный способ, которым ты можешь научиться». Искусительный змий моего языка исследовал розовую пещеру ее рта, и я забылась в страстной вечности до тех пор, пока она не стала беспокойно двигаться.

«Теперь твоя очередь», — сказала я, и, когда ее сладостный язык вошел в мой рот, я думала, что сойду с ума от возбуждения. Я надеялась, что этот момент продолжится в медленном ритме, но потом решила, что, если я буду слишком задерживаться на этом, она может потерять терпение или заподозрит что-то и уйдет.

«Поцелуй не может считаться полноценным, если не обращают внимания на шею и плечи», — сказала я следом и начала целовать ее уши и шею. Затем я оттянула ее свитер, чтобы достать до груди.

Не совсем понимая, что происходит с ее неразвившейся юношеской сексуальностью, она стала впадать в забытье. Хельга откинула свою голову назад, чтобы открыть бледную стройную шею, и мурашки стали покрывать ее кожу.

В этот момент входная дверь открылась и впустила жильца и ледяной ветер в подъезд. Он прошел мимо нас и исчез в глубине подъезда. Оберегающим движением я прижала Хельгу к стене. Она расслабилась и стала отвечать на мою нежность.

«После поцелуев ты должна знать, как ласкать и как могут ласкать тебя», — продолжались мои инструкции, и я расстегнула ее пальто, которое она надела поверх свитера и юбки. Затем я просунула свою руку ей под свитер к лифчику и наполнила свою руку округлостью ее груди. Моя другая рука отправилась к себе под юбку, и я начала поглаживать себя. Я была так бешено возбуждена, что мне захотелось быть мужчиной с большим пенисом и войти им в нее. Но все, что у меня было — это маленький отвердевший клитор.

Пока она находилась в этом слегка ошеломленном состоянии, я опустила свое лицо ей под свитер и стала сосать эти чудесные груди с отвердевшими сосками. Как только я сделала так, то одновременно взяла одну из ее длинных ног и направила вниз, к юбке между моих ног. Затем я стала тереться о ногу быстрее и быстрее, пока звезды не взорвались в моей голове и я не упала на землю.

Я была бездыханной, а Хельга — потрясенной. Она попросила объяснить, как ведут себя леди во время невинного первого поцелуя, а вместо этого ее только что соблазнила безумно влюбленная школьница. Она промямлила что-то и поспешно взбежала но ступенькам.

Следующие несколько недель я ходила, пораженная в сердце любовью и несчастная, и следовала за ней повсюду, как преданный щенок, умоляя дать возможность еще раз положить мои руки на ее пышную грудь. Если она играла в теннис — я играла в него, если ездила верхом на лошадях — я тоже, и даже когда она стала членом элитарного гребного клуба, я тоже вступила в него, хотя он был известен своим антисемитизмом.

Я обожала смотреть, как она отклоняется вперед и назад на скамейке лодки, одетая в шорты, и следовать за ней в душ после тренировки и надеяться, что смогу натереть мылом изумительное тело, в то время как на ней из одежды была только купальная шапочка.

Повзрослев немного, Хельга стала замечать мою абсолютную слепую влюбленность и начала дразнить меня, что все больше и больше сводило меня с ума, и в течение целых двух лет я бродила вокруг, обожая и желая ее, даже после того, как потеряла невинность с мальчиком семнадцати лет.

Для большинства девушек акт дефлорации — одно из самых значительных событий в их жизни. Дли меня это было лишь делом техники. В течение двух лет я встречалась со своим постоянным другом, и мы испробовали разные сексуальные игры и изучили тела друг друга, но никогда не занимались любовью «до конца». В Голландия за молодежью строго присматривают, и, хотя мы могли баловаться за ветряными мельницами и около плотин, нам никогда не удавалось найти необходимое сочетание смелости и возможности.

То, как это произошло в квартире, снятой моим другом, было очень обычно и совсем не напоминало дикое насилие — не было ни крови, ни боли. Было приятное спокойное ощущение того, как пенис моего любовника проходит до конца внутри меня, назад и вперед, все более ускоряя ритм, пока не взорвался внутри и затем вышел из меня, теплый и мокрый.

Что гораздо более важно, должна признать, что с того момента, как я потеряла девственность, я стала совершенно неистовой в отношении секса и даже бросила своего верного друга в поисках других возможностей. Я не обращала особенного внимания даже на родственные отношения. Действительно, мысль о том, чтобы сорвать запретный плод, делает кровосмешение еще даже более возбуждающим. Единственный запрет при этом — не надо иметь детей, и все.

В самом начале моей юности, после того, как впервые услышала рассказы от старших товарищей о таких случаях, я часто мечтала о старшем брате, с которым можно было бы трахаться. После семнадцати лег я удовлетворила свое стремление к запретному плоду и действительно занималась этим с некоторыми членами моей семьи. И делала это намеренно.

Моей первой целью стал брат моей матери, мой любимый дядя, который по-отечески обожал меня еще ребенком и продолжал это делать, когда я повзрослела, гораздо более чувственным образом.

Во время одного из уик-эндов, когда мои родители взяли меня с собой, чтобы навестить дядину семью в Дюссельдорфе в Германии, мы договорились с ним улизнуть в мотель и заняться там любовью. Но возможность тайного свидания, по-видимому, так возбудила его, что его жена сообразила, в чем причина его волнения. И она не выпустила его из-под контроля, пока мои родители и я не вернулись в Амстердам. Поэтому все наши усилия оказались напрасными.

Вторая семейная история была более успешной и произошла несколько лет спустя с двадцативосьмилетним сыном другого дяди, который приехал погостить и осмотреть достопримечательности Голландии. Он был большим рослым молодым немцем и определенно не девственником.

Моим заданием было брать его с собой и показывать город. Мне даже разрешили задерживаться (благодаря тому, что он был моим родственником) вне дома после полуночи — времени, после которого я всегда должна была быть дома. В первый вечер я показала ему традиционные туристические места и рано отослала его домой. На следующий день я повела его в увеселительные районы Амстердама, где мы полюбовались на «девушек в окнах» в официально разрешенном квартале красных фонарей, затем отвела его в гостиницу и там соблазнила. Он был неплох, но ничего особенного, типичный крепкий немец с неромантической душой.

К этому времени я закончила школу с отличными оценками, проучилась год музыке и затем устроилась на работу в одно из ведущих амстердамских рекламных агентств ассистентом бухгалтера.

С самого начала я приступила к работе с большим энтузиазмом и самоотдачей, с которыми делала все в своей жизни и делаю до сегодняшнего дня. Работа была хорошей, но не давала того, что в Америке называется «вертикальной мобильностью», поэтому я решила попробовать что-нибудь еще. Даже в re далекие дни у меня было желание и потребность быть Номером Один. Я как-то узнала, что Агентство трудовых ресурсов и занятости проводит конкурс на лучшую секретаршу Голландии со знанием иностранных языков, и, будучи честолюбивой и имея склонность к соревновательности, я решила участвовать в нем.

Конкурс состоял из соревнований по быстроте печатания, стенографирования на четырех языках, искусству перевода, умению держаться и конкурса индивидуальностей. Эти несколько экзаменов завершались финалом, в котором каждый участник должен был написать поэму из двухсот слов в виде рекламного памфлета об агентстве занятости. Я была самой молодой из 60 конкурсанток и, как это бывает, самой удачливой. Я завоевала титул «Секретарша № 1 в Голландии».

Телевизионные интервью, статьи в газетах и путешествие в Англию, так же как приз в 1000 долларов, были результатом моей победы, и я была назначена главой отдела в Трудовых ресурсах — работа, которая, по случайному совпадению, не так уж отличалась от той, которой я занимаюсь теперь. Клиенту требовалась услуга, а я удовлетворяла его желания, предоставляя человеку право выполнять работу. Там я обнаружила, что лучше всего у меня получается административная работа, и развила свои посреднические способности. На этой работе я получила еще один ценный урок. Если вы по-настоящему инициативная личность, лучше всего быть независимым, если возможно, потому что другие предпочитают сидеть на кое-чем и пожинать плоды ваших тяжких усилий.

Для отдыха после напряженной недели я обычно с друзьями отправлялась на пляж из белого песка недалеко от Амстердама, в местечко под названием Зандвоорт. Это прекрасный пляж, растянувшийся вдоль всего голландского побережья. На нем построены небольшие пляжные домики и весело раскрашенные ресторанчики, перед которыми вы можете присесть, поесть и выпить. У каждой такой закусочной есть название и номер, и, если вы хотите назначить свидание кому-то, вы говорите: «Увидимся у «Вильгельмины», номер двадцать четыре».

На один из уик-эндов я поехала в Зандвоорт с другом барабанщиком по имени Куук, и мы оба открыли для себя новый мир — обнаружили «Снавью», номер двадцать два, и колоритную голубую публику, которая тусовалась там.

Все мужчины были прелестно одеты в малюсенькие плавочки, которые едва прикрывали весомое содержимое, дорогие футболки, галстуки от Пуччи и Сен Лорана. Вокруг также было много стриженых пуделей, принадлежавших голубым, которые прыгали и носились вокруг.

Девушки, как я скоро выяснила, тоже были все голубые.

Единственным нормальным человеком здесь был мой друг Куук. Очень красивый и хорошо сложенный, он вызвал большой интерес у голубых, которые начали толпиться около него.

Оставшись одна, я стала знакомиться со всеми подряд, пока не подошла к девушке, чье лицо показалось странно знакомым, хотя, насколько я помню, у меня не было подруг-лесбиянок,

«Эй, — сказала мне хорошенькая рыжая девушка, — как ты поживала эти несколько лет?»

«Я? Вы уверены, что знаете меня?»

«Да, ты, маленькая «батч» (сленг. — активная сторона в лейсбийских отношениях. — Пер.), — сказала она, смеясь.

«Что ты хочешь этим сказать?» — спросила я ее.

«Мое имя Эллен Карф, и я была твоим учителем в старших классах и видела, как ты сгораешь от страсти к Хельге в то же самое время, как я умирала от желания иметь роман с тобой».

Эллен Карф, которая преподавала нам искусство и дизайн, совсем не походила на традиционный тип учительницы. Она шикарно одевалась и рассказывала нам, что помолвлена с лучшим актером страны. Однако у меня было достаточно информации о том, что ее жених был определенно голубым. Но я никогда не могла представить, что она, в свою очередь, была лесбиянкой.

«Могу сказать, что ты в те дни была маленькой «батч», — решила она рассказать мне. Мне было удивительно слышать об этом. Может быть, я была сильной и крепкого сложения и у меня были коротковатые белокурые волосы, но теперь, когда я смотрю на фотографии, сделанные в те дни, то мне кажется, что я была похожа на обычную привлекательную, спортивного вида школьницу.

Эллен взяла меня за руку. Ученица и бывшая учительница обошли все вокруг и поговорили со всеми голубыми девушками. И с этого времени я добровольно вошла в мир женского лесбоса.

Моим первым увлечением была девушка по имени Элизабет, которая выглядела очень женственной, когда начались наши встречи, но по мере развития наших отношений становилась все более и более мужеподобной. Она обрезала свои волосы, стала носить джинсы, рубашки и кроссовки, начала пить и курить.

В то время я не курила и не пила, так как еще подростком у меня с родителями было заключено соглашение. Они сказали, что, если я не буду пить или курить до восемнадцати лет, они купят мне мотороллер, а в восемнадцать обещали машину, если я откажусь от этих двух вещей до двадцати одного года. Я получила и мотороллер, и машину и, что довольно удивительно, до настоящего дня никогда не употребляю алкогольные напитки и только по случаю могу закурить сигарету, не вдыхая дым, — по требованию какого-нибудь необычного клиента, о чем я расскажу позже.

Элизабет, эта маленькая лесбияночка, безумно влюбилась в меня и хотела играть роль партнера-мужчины. Однако после того, как я увлеклась лесбийскими отношениями, для меня стало ясно, что по типу я определенно «батч», и поэтому у нас началась борьба за верховенство, отчего мы и расстались.

Я познакомилась еще со многими девушками через свою парикмахершу, которая была также возлюбленной Эллен, и моя сексуальная жизнь стала частично гетеросексуальной, частично гомосексуальной, иногда счастливым сочетанием того и другого одновременно.

Примерно в это время меня взяла под крыло искушенная пожилая супружеская пара, которая проживала в величественном особняке, построенном еще в XVII веке, в артистической колонии на острове Принсен в Амстердаме. Дэвиду, мужу, было сорок два года, а его жена, Сильвия, была на восемь лет старше. Часто на неделе и на уик-энды я ночевала у них и вообще проводила там массу времени, болтая с Сильвией, привлекательной, жизнерадостной женщиной, пока Дэвид, который владел рекламным агентством, работал в своем кабинете.

Однажды вечером в своей спальне она попросила меня помассировать ей спину. Она благоухала свежестью после душа и лежала лицом вниз на кровати. «Почему бы тебе не снять одежду, Ксавиера?»

Я была несколько удивлена таким предложением, и, по правде говоря, мысль о том, чтобы заниматься любовью с пятидесятилетней женщиной, не привлекала меня. После того, как я начала делать массаж, она стала издавать низкие стонущие звуки и сексуально возбуждаться. «Ксавиера, сними свою одежду и займись любовью со мной», — взмолилась она. Она перевернулась, и я увидела ее красивые большие твердые груди (для меня вид прекрасной женской груди является чрезвычайно привлекательным, и еще в детстве я воображала, как буду сосать грудь моей матери, поэтому я довольно рано поняла, что моя естественная природа бисексуальна, и полностью наслаждалась и гетеросексуальными, и гомосексуальными встречами). Нельзя винить свою природу. Поэтому я разделась и присоединилась к ней в постели.

Я опасалась, что может войти ее муж, но ее, кажется, такая перспектива не пугала. И в тот момент, когда она лежала на левом боку, а я лицом к ней, делая оральный секс, раздались шаги Дэвида.

Он не вымолвил ни слова, но в следующий момент я спиной почувствовала его большой пенис. И на время забросив Сильвию, я стала без стеснения сосать пенис Дэвида. Затем я вернулась к ней, а он ввел свой пенис в меня сзади, в то время как я возбуждала ее своим вибрирующим языком.

Каждый получил свою долю удовольствия, даже собака присоединилась к нам и лизала наши ступни и ноги, прыгая по комнате в восхищении. Затем все трое минус собака счастливо дошли до предела неистовства и кончили одновременно в криках, стонах и смехе.

После этого снова и снова мы развлекались вместе, потому что в то время у меня не было серьезного романа. И по-своему я все еще любила Хельгу, которая между тем вышла замуж за состоятельного владельца туристического агентства и ожидала ребенка.

По крайней мере раз или два в неделю у меня были любовные свидания с моими случайными приятелями, но, если быть честной, голландские мужчины чаще всего вызывали у меня мертвящую скуку. Я никогда не получала удовольствия и не чувствовала себя частью монотонного серьезного голландского отношения к жизни. В этом я больше походила на отца, любителя пожить, и нуждалась в своей жизни в большем, чем в неромантичных скупых голландцах с их знаменитым голландским «поведением» во время акта любви.

Мои друзья, только что прилетевшие из Южной Африки, во время одной из встреч рассказали мне о красотах этой страны и теплом климате на протяжении всего года. В случае, если я захочу эмигрировать туда, южноафриканское правительство оплатит полностью мне авиабилеты. Итак… подальше от прохладного, скупого и дождливого лета. Поближе к солнцу и моей сестре, которая уже живет там. Действительно, я несколько устала от образа жизни голландцев, хотя Голландия совершенно очаровательная страна, и позже Амстердам станет одним из самых сексуально раскованных городов в Европе. Может быть, дело было не в самой Голландии, но в моей внутренней потребности к смене мест и стремлении к новым приключениям. Тот факт, что у меня в Йоханнесбурге живет с мужем и детьми сводная сестра (дочь от первого брака моего отца), послужил дополнительным стимулом для моего отъезда в эту страну.

Когда я решаюсь делать что-то, я делаю это быстро и эффективно: организовала визу, заказала билеты и урегулировала личные отношения перед отлетом в Голландию.

Осталось сделать одну последнюю вещь перед посадкой на самолет. Я должна была проститься с моей прекрасной Хельгой, которая сейчас была на девятом месяце беременности.

Когда я пришла, чтобы увидеть ее в последний раз, она стояла в ночной рубашке, и для меня не было ничего более волнующего, чем видеть этот большой, выпяченный живот и эти восхитительные груди.

«Хельга, — сказала, — пожалуйста, разреши мне потрогать твой живот и взять в рот твои соски, потому что они прекрасны».

Сначала она заколебалась, сейчас уже не из-за скромности, а из-за того, что муж, которого я не выносила, мог войти. Он недолюбливал меня, и я платила ему взаимностью. Быть может, это ревность, но я считала его скучным человеком.

Его фамилия была Де Бойер, что значит крестьянин, и она отлично подходила ему. Он уже просматривал ее почту и обнаружил мои любовные письма, которые посылала ей со всей Европы. Оглядываясь назад, я думаю, что Хельга считала меня просто безрассудной, потому что никогда не отвечала на них. Однако в нашу последнюю встречу она позволила мне осуществить свое желание и дотронуться до нее и подняла свою рубашку.

Я осторожно взяла в свой рот ее соски, и капли молока потекли из них. Чувство обожания проснулось во мне, но на этот раз мне не хотелось трахать ее, Меня охватило чувство совершенно чистой платонической любви.

Мне не верилось, что после пяти лет ожидания я, наконец, сосу и ласкаю эти божественные груди и Хельга позволяет мне делать это. Из всех моих любовных и сексуальных событий, которые я могу вспомнить, за последнее время, до сих пор это самый дорогой для меня момент.

Я собиралась рассказать ей, как я люблю ее, когда ворвался Де Бойер с красным от ярости лицом и приказал мне убираться из дома.

«Если я когда-нибудь поймаю ее здесь, то я выброшу вас обеих», — орал он на свою жену.

Несколько дней спустя мои родители и друзья прощались со мной в слезах у самолета, улетавшего в Южную Африку. Плакали все, включая меня.

«Возвращайся к нам», — сказала сквозь слезы мать, но даже тогда я знала, что никогда не вернусь.

Единственное, что связывает меня с Голландией, кроме родителей, хотите верьте, хотите нет — это Хельга, но она была неосуществимой мечтой.

Южная Африка

Полет от Амстердама до Йоханнесбурга обещал быть очень длинным, но необязательно скучным. Я сидела рядом с привлекательным итальянским бизнесменом с неподражаемым чувством юмора и изысканными манерами. Во время ужина, поданного сразу же после взлета, мы наслаждались оживленной беседой, обнаружив, что среди прочего нас объединяет интерес к классической музыке.

Он был настолько обаятельной персоной, что к тому времени, когда стюардесса убрала наши подносы, я уже хотела сделать ему «французскую любовь». Требуется мастерство акробата для того, чтобы сделать так, чтобы этого никто не заметил. В конце концов мы покрылись легкими одеялами с головой, в то время как я делала вид, что пытаюсь достать свою дорожную сумку из-под его сиденья около иллюминатора. Этот процесс так возбудил нас, что мы решили заняться любовью «по полной программе». Но сначала мы должны были дождаться, пока стюардессы раздадут одеяла и подушки, притушат освещение в салоне и пассажиры успокоятся.

Как только берег стал чистым, мы убрали подлокотники наших кресел, втиснулись вместе под одеяло, он лицом к моей спине, «ложка в ложку», и начали заниматься любовью. Мы должны были вести себя очень тихо и, как скоро обнаружили, очень осторожно, потому что пару раз он слишком увлекался, и я чуть не падала на пол между кресел.

Мы занимались этой игрой в то время, как стюардессы проходили между рядами, вызываемые световыми сигналами, и сонные пассажиры брели в туалет. Ощущение того, что вы занимаетесь любовью на высоте 30 тысяч футов над землей, делало приключение еще более возбуждающим.

Сказать по правде, на этих сиденьях было так тесно, что мы чувствовали себя, как сельди в банке и очень неудобно, но даже в таких условиях ко времени, когда наступил день, мы успели проделать это три раза. Когда стали разносить завтрак, мы встали, окостеневшие и одеревеневшие, и наконец вытянули наши сведенные судорогой ноги.

Остаток путешествия я провела, приводя себя в порядок и перед встречей со сводной сестрой и ее мужем Яном, которого видела один раз до этого. Это было, когда Мона встречалась с отцом в Амстердаме, куда она приехала из Южной Африки провести медовый месяц.

Как и я, Мона родилась в Индонезии, но ее мать, в прошлом красивая русская балерина, забрала ее оттуда после развода, и с тех пор ее мать и мой отец полностью перестали общаться.

Ко времени встречи я вспомнила, перебирая в памяти, каким хорошим человеком была Мона и насколько красив ее муж. Даже четырнадцатилетней девственницей я испытала неясное желание когда-нибудь заняться с ним любовью. Ян работал горным инженером и вел родословную от французских гугенотов, был высок, крепкого телосложения и с темными вьющимися волосами. Это был настоящий африканер, упорный, настойчивый и гордый своей мужественностью.

Они оба встречали меня в аэропорту Йоханнесбурга, и это было счастливое семейное воссоединение со множеством похлопываний, поцелуев и смехом. Мона была такой же милой, какой я ее помнила, а Ян даже более красив, чем я ожидала.

Там же, на встрече, была девушка по имени Дени, с которой я раньше не встречалась, но переписывалась через приятельницу-лесбиянку в Амстердаме. Она узнала меня по присланному фото и сразу подошла, чтобы представиться мне и моим родственникам.

Дени работала в КЛМ, голландской авиакомпании, и мы обменялись телефонными номерами и договорились встретиться после того, как я устроюсь и размещусь в новом доме с Моной и Яном.

После получасовой езды мы подъехали к великолепному двухэтажному белому особняку в элитарном пригороде Йоханнесбурга. Дом был расположен на большой лужайке, что создавало большой простор для игр моей племянницы восьми лет и двух племянников семи и шести лет, а также двух огромных собак — дога и немецкой овчарки.

С одной стороны был шикарный бассейн, с другой — гараж на три машины, а за домом — ферма по разведению цыплят, любимое предприятие Моны, которое она вела с помощью нескольких своих слуг.

Жизнь была приятной в сверкающих лучах южноафриканского солнца, и семья обращалась со мной, как с особой королевских кровей. Мне не давали даже пальцем пошевельнуть в доме, поэтому дни были посвящены ленивому времяпрепровождению у бассейна и работе по улучшению собственного загара.

Но вечера были пустыми. В Южной Африке нет телевидения, потому что недостаток информации помогает правительству сохранять апартеид, поэтому, если они не приглашали супругов, живущих по соседству, на чашку чая, делать было почти нечего. В течение первых двух недель я обычно находилась в гостиной и слушала пластинки с классической музыкой, сидела с детьми, пока моя сестра с мужем посещали официальные ужины или вели похожую «светскую» жизнь. Днем звенящая тишина прерывалась только пронзительным чириканьем случайной птицы или сверчками, и единственное движение начиналось только, когда порыв ветра поднимал прозрачные занавески.

В это время сознание того, что я — единственный взрослый человек в этом большом одиноком доме, ввергало меня в чувство меланхолии и тоски по дому, и, чтобы убить время, я писала длинные, длинные письма своим родителям и друзьям.

Мне так же остро не хватало сильного мужского тела, чтобы ласкать меня и, говоря откровенно, удовлетворить мои сексуальные потребности. В Амстердаме у меня был регулярный секс по крайней мере раз в неделю и дважды на уик-энде с моим постоянным другом, и всего этого я неожиданно была лишена.

Потребность в любовнике стала действительно серьезной проблемой для меня, если не вспоминать о мастурбации, так как это было то, что я редко делаю, но тут вокруг, кажется, не было ни одного незанятого мужчины, кроме слуг. Но их я не могла принимать во внимание потому, что в Южной Африке также отношения с людьми другого цвета кожи наказываются девятимесячным тюремным заключением.

А теперь — это очень странно, — и я знаю, что это эксцентрично, но это случилось, и я бы смошенничала с моральной точки зрения, если бы опустила это в рассказе.

В один из дней, когда я лежала около бассейна и думала, что сейчас я взорвусь от вожделения, у меня возникла мысль о большой немецкой овчарке, лежащей неподвижно рядом со мной. Этот пес смущал меня первые пять дней после приезда, следуя за мной везде и нюхая мои ноги. Его нос явно был нацелен на секс, и поэтому в этот момент я больше не могла быть слишком разборчивой и решила, что — эксцентрично это или нет — моим первым южноафриканским любовником должен быть он.

Нехотя я наклонилась и стала поглаживать покрытый шерстью холм между его задних ног. Он сразу же встал и, стоя, уставился на меня долгим обожающим взглядом.

Было очевидно, что, если здесь будет иметь место жаркая любовная сцена между мной и собачьим компаньоном, она должна произойти в более уединенном месте, подальше от любопытных глаз слуг.

Поэтому мы прокрались в кабинет зятя, и я закрыла дверь за нами. Хотя это может вызвать отвращение до некоторой степени и кажется совершенно неестественным, а не только немного странным и сумасшедшим, в то время именно это, как я понимаю, вызвало у меня вожделение.

Я спустила нижнюю часть своего купальника, подвинула его морду ближе ко мне, чтобы он почувствовал запах, и начала массировать его пенис, который сразу вышел из кожи, красный и блестящий, и его вид действительно вызвал у меня желание.

В то время, как он стоял на своих четырех, я оседлала его спину, упираясь своим клитором в то место, где основание его хвоста встречается с телом, и начала двигаться взад и вперед. В то же время я занималась пенисом животного.

Пес был молодым, сильным животным и бурно дышал. Его язык высунулся изо рта, а глаза глядели на меня с известным и чем-то знакомым «дай это мне» собачьим выражением. В какие-то минуты я кончила дважды, и мои плавки промокли насквозь.

Однако бедная собака еще не получила свое, поэтому я слезла с его спины и продолжала с ним играть. Мне было очень любопытно увидеть с чисто медицинской точки зрения, что произойдет. Поэтому я встала на колени ближе к его телу, где было лучше видно. Я массировала совсем немного времени, и вдруг сперма вылилась в мою руку, как теплая вода. Пес благодарно посмотрел на меня, обессиленно свалился и тут же уснул.

Не самая романтичная любовная сцена, конечно, но, по крайней мере, все участники действия были счастливы на время.

Пару дней спустя после эпизода с собакой меня оставили присматривать за детьми, в то время как их родители отправились утром на свадебную церемонию. Я занимала детей играми, а затем мы все стали купаться в бассейне.

Джонатан, семилетний мальчик, кажется, обладал преждевременно развившимся сексуальным инстинктом. Он обхватил меня своими ногами, каким-то образом расстегнул мой лифчик и начал ощупывать мою грудь. Пока он висел на мне в воде, обхватив своими маленькими ножками, я почувствовала, что пенис ребенка начинает слегка твердеть. У меня не было никаких намерений позволить этому продолжаться, поэтому я успокоила его, вытерла насухо, и мы все пошли обедать.

Так как это был едва ли удовлетворительный род сексуальной жизни, я стала серьезно подумывать о том, чтобы найти собственный угол, где я могла бы вести мою личную жизнь в более взрослой нормальной манере. Я также хотела подыскать работу, потому что не привыкла к абсолютной праздности.

Но Мона не хотела, чтобы я уезжала. Ей очень нравилось иметь рядом сестру, так как впервые в ее взрослой жизни был кто-то около, кому она могла поведать свои интимные секреты.

Хотя я никогда не встречалась с матерью Моны, женщина должна была походить на свою дочь, как я походила на своего отца. Насколько я была неистова и общительна, настолько она была застенчива и погружена в себя, Мона была добрым непосредственным человеком, но строгого воспитания и стыдлива до жеманства. Я была изумлена, когда увидела, какие фланелевые пижамы она носит, несмотря на жаркий южноафриканский климат, закрывающие ее тело от шеи до низа только из-за того, что кто-нибудь из детей может неожиданно зайти и увидеть ее нагой.

Как это отличалось от моего либерального воспитания, когда увидеть моего отца с эрекцией пениса было почти так же естественно, как мою мать со шляпкой на голове.

С потребностью во взрослом нормальном сексе, ставшем для меня жизненно необходимым, я обнаружила себя в один из дней наедине с мужем моей сестры.

Я лежала рядом с бассейном лицом вниз с расстегнутой верхней частью купальника, чтобы загорать всей спиной, а он сидел в кресле рядом со мной в шортах, но с обнаженным торсом. И вдруг я поняла, что собираюсь заняться с ним любовью.

Чтобы разбить отчуждение, я стала стряхивать муравьев с его ног и сказала, что парочка таких же ползает у него по спине. Я стала сбрасывать их со спины, и одновременно мои движения превратились в медленное поглаживание и постепенно в несильное почесывание

К этому времени он осознал мои намерения и почувствовал необходимость сразу же отвергнуть необдуманным отказом.

«Ксавиера, за одиннадцать лет моего брака с твоей сестрой я никогда не глядел на другую женщину и не думаю, что начну теперь, — он запнулся, как человек, который говорит нечто, что является для него источником гордости и боли. — Особенно с членом семьи».

Это был тупой африканерский склад ума. Передо мной находился красивый, крепкий, но консервативный и упрямый мужчина.

Далеко не остудив мой пыл, отказ только усилил мое намерение соблазнить его, потому что я почувствовала дополнительный стимул — заставить совершить измену того, кто никогда не делал этого раньше.

Я начала всерьез работать с ним. Я стала гладить его торс со спины и спереди, слегка царапая ногтями, массировать внутреннюю часть его бедер и все остальное, что я могла делать без того, чтобы слуги заметили, что происходит.

Постепенно он заводился против своей воли. Кроме всего прочего, он был мужчина, и крепкий мужчина, и основные инстинкты есть основные.

Ян был противоречивый человек. Его разрывало желание сохранить верность, которая уже наполовину стала изменой.

«Давай пойдем в дом и достанем что-нибудь холодненькое попить из холодильника», — уговаривала его я и внутри дома сразу же повела в свою спальню.

Я уже сидела на краю постели, сняв верхнюю часть купальника, когда он снова впал в сомнение. Браво. Долг одерживает триумфальную победу над удовольствием. «Все это очень плохо, — сказал Ян. — Я хочу уйти». И пока он говорил, я расстегнула его шорты и добралась до его птички.

«Ксавиера, пожалуйста, держи себя в руках», — сказал он. Но к этому времени я уже держала в руках его и начала делать «французскую любовь».

У него был не очень большой пенис, но он увеличился в два раза у меня во рту, и могу сказать, что ему до мельчайших крупинок нравилось, что с ним делают. Руки Яна все быстрее и быстрее гладили мои волосы, и он быстро кончил.

Мы отдохнули пять минут, затем я сняла с себя нижнюю часть моего купальника — бикини, сняла с него шорты, и мы занялись любовью быстро и страстно. Я чуть не разорвала его на мелкие кусочки.

Я была настолько захвачена желанием, возбужденная обладанием мужчины и мыслью о запретном плоде, что достигла оргазма после пяти или шести движений, и он кончил снова со мной.

Два быстрых оргазма часто случаются после долгого отсутствия мужчины. Но в третий раз я планировала растянуть это во времени подольше. Но затем он снова стал нервничать. «Мона может прийти в любую минуту», — взмолился он.

Мне удалось уговорить его не уходить, и примерно через десять минут он оправился, успокоился и снова стал готов к действию.

Мне хотелось научить его больше, чем одной основной позиции, которую он уже знал, но в то же время я не хотела его перевозбуждать. Поэтому я остановилась на нескольких простых вариациях. Сначала он лежал на синие, а я сидел я на нем, повернувшись к нему спиной; зятем попробовали «по собачьи» сзади; потом я лежала лицом вниз на кровати, тогда как он стоял сняли меня и мои ноги обхватывали ого бедра.

Мы также проделали это с моими ногами вокруг его плеч, затем я лежала на правом боку, потом на левом боку, и он вел себя, как ребенок на карнавале, настолько захваченный чувствами, что зарычал, когда достиг оргазма снова,

За это время я успела кончить пять раз. Вдруг мы услышали, как машина Моны подъезжает к дому. У Яна только и было времени, чтобы прыгнуть в свою одежду и добежать до своего кабинета, из которого он приветствовал свою жену, как будто ничего не случилось. Возможно, я должна была чувствовать себя виноватой, но меня так захватило чувство освобождения от сильнейшего сексуального напряжения, что я даже не подумала об этом.

С этого дня Ян и я находили тысячи причин, чтобы отправить Мону и детей из дома. «Почему бы вам не сходить и не поиграть в теннис?» «Почему бы тебе не покатать ребят на машине?» «Ты не хочешь сходить и принести несколько цыплят?» — постоянно спрашивал Ян. Мой добродетельный зять превращался в совершенного сексуального маньяка. Я научила его десяти другим позициям и проделала это с ним еще несколько раз, но затем тяжесть того, что я делаю, стала доходить до меня, и у меня стало возникать чувство вины. Мне был необходим секс, но жизнь Моны и Яна была пе безразлична мне.

«Слушай, — сказала я ему однажды, — почему бы тебе не пойти и не попрактиковаться в том, чему я тебя научила, на моей сестре тоже?»

Он, должно быть, воспользовался моим советом, потому что неделю спустя новая Мона со слегка темными кругами под глазами отозвала меня в сторонку и поведала мне новость.

«Ксавиера, — неловко начала она. — Мне кажется, Ян сошел с ума или что-то в этом роде; ни с того, ни с сего он вдруг стал сексуально озабоченным… И он хочет делать это во всевозможных положениях; он даже хотел, чтобы я обняла его плечи ногами. Я никогда не слышала о таких вещах!»

Конечно, «отклонения» ее мужа во всем совпадали с играми, которым я научила его, более того, она хотела заручиться моей поддержкой, чтобы выяснить, как он научился им.

«В доме у нас нет никаких книг о сексе, и у него не может быть связи на стороне, потому что он никуда не отлучается, и я в замешательстве».

«Может быть, он посмотрел какие-нибудь непристойные фильмы», — высказала я совершенно сумасшедшее предположение, потому что в Южной Африке очень строгое цензурное законодательство, и, насколько я знаю, у них не показывают так называемые «голубые фильмы». Но я подумала, что все-таки лучше дать какое-то объяснение, чем промолчать.

Моя больная совесть начала свою изнуряющую сознание работу. Мне действительно необходима сексуальная жизнь, но в то же время я не хотела объегоривать свою собственную сестру.

Я также боялась, что, если она будет продолжать советоваться по этому поводу со мной, я не выдержу, расхохочусь и скажу: «Угадай, кто научил его?»

С любой точки зрения для меня будет лучше после более чем месячного пребывания здесь съехать. Поэтому я объявила, что в этот раз я действительно намерена уехать и снять квартиру.

Сначала я съездила в город и нашла хорошую работу в качестве ответственного секретаря в большом рекламном агентстве, а затем попросила Дени, девушку из аэропорта, помочь мне найти квартиру.

Она дала мне несколько адресов, и один, понравившийся мне больше всего, представлял просторное помещение с одной спальней в Хиллброу, молодом районе Йоханнесбурга, средоточии развлекательных заведений.

Прежде чем я уехала из дома моей сестры, я отозвала Яна в сторонку и дала ему небольшое наставление. «Слушай, — сказала я, — все эти новые вещи, которым я научила тебя, должны остаться между Моной, тобой и мной. Поэтому держи это в семье и не пробуй практиковаться где-нибудь еще».

В мою новую квартиру можно было поселяться только к концу месяца, оставалось еще три дня, поэтому Дени предложила мне остановиться пока у нее. Ее квартира была меньше, чем моя будущая, и только с одной маленькой кроваткой.

Первую ночь после моего переезда Дени, к удивлению, не сделала попытки вступить со мной в интимные отношения. Вторая ночь до смешного походила на первую. К третьей я больше не смогла выносить сексуального напряжения. «Послушай, Дени, — взмолилась я, — пожалуйста, разреши мне заняться любовью с тобой».

Мы провели фантастическую ночь. Она была прекрасна и возбуждающа и страстью отвечала на мои ласки.

В следующие два месяца у нас был небольшой роман, но конфликт снова разгорелся между нами, такой же, как во время моего первого лесбийского опыта с Элизабет в Амстердаме. В этих отношениях я больше являюсь «батч», и мне больше нравится дарить наслаждение женщине, чем получать самой. Вот почему я часто даю им удовлетворение, но сама не получаю. Психологически — да, но физически — нет, для этого мне нужен мужчина.

Есть еще одна вещь, которая отсутствует в лесбийских взаимоотношениях. Нечто, чему они не могут найти замену, — настоящий предмет, член. Не путайте с искусственными механизмами и дилдоу (искусственный пенис. — Пер.). Бывает, что мне хочется просто потрахаться, и это единственное, что женщины не могут делать друг с другом, по крайней мере, полноценно. С точки зрения эмоций, однако, любовные отношения между двумя женщинами иногда самая прекрасная вещь на свете, потому что они имеют гораздо больше общего, чем мужчины и женщины, и лучше понимают желания друг друга.

Поэтому не прошло много времени, как я стала бродить в поисках мужской компании, и должна сказать, что Дени показала себя очень терпимой, когда я занялась этим. Временами она заходила за мной после работы в стилизованную под английскую пивную под названием «Доусон», где ошивались рекламные и туристические агенты, банковские служащие, и часто она подбирала мужичонку для себя тоже. Но в своей основе она была лесбиянка-«батч», которая специализировалась на соблазнении женщин старше ее и с неудачными браками — типе женщин, которыё относились к Дени с большой щедростью и дарили ей много прекрасных подарков.

В конце концов Дени и я полностью разорвали наши сексуальные взаимоотношения, и я в одиночку пустилась в сексуальный загул, в который раньше или позже должен был включиться каждый посетитель пивной «Доусона».

Я отношу свое поведение нимфоманки в то время к общему настроению в Южной Африке. Как в любой колониальной стране, в которой вы принадлежите к правящему белому меньшинству, предающемуся удовольствиям сверх меры и избалованному слугами, нанятыми из коренного большинства, скука и безответственность процветают.

После нашей высокооплачиваемой, с низкими налогами работы, вся остальная энергия направляется на поиски развлечений.

Однообразная скучная выпивка превращается в такие же утомительные пьяные вечеринки, создавая все расширяющийся кровосмесительный круг, когда каждый трахает жену или девушку каждого.

Как последствие такого поведения так называемые моральные устои быстро разрушаются и уровень смертности браков и человеческой жизни увеличивается. Южная Африка, например, имеет одни из самых высоких уровней самоубийств на душу белого населения в мире.

Растет также число гомосексуалистов обоего пола, которые здесь сталкиваются с проблемами при найме на работу, поиске жилья и с социальной дискриминацией. Голубых девочек и мальчиков гоняют по всему Йоханнесбургу из одного бара в другой, и каждый раз новое место их тусовки подвергается налету полиции.

Узколобое правительство — люди, говорящие на африканосе, и не более либерально мыслящие англичане считают любую форму секса (даже чуть ли не супружеский секс) грехом.

В Йоханнесбурге, или Еврейбурге, как его часто называют из-за преобладающе высокого процента евреев, которые там живут, — африканеры, происходящие из старых фамилий, выходцев из первых голландских колонистов, редко женятся вне круга своего консервативного и кланового общества. Тем не менее эти явно пуританские, строгих нравов мужчины обожают европейских девушек, раскованных белокурых немок, голландок или скандинавок. Они предпочитают их широкий взгляд на сексуальные отношения с их теплотой и непосредственностью и, будучи самыми популярными, эти девушки, включая меня, протрахивают свой путь по городу и делают это бесплатно.

Вначале мужчины приглашали меня на чудесный ужин или в театр, но постепенно ухаживание свелось к принесенной бутылке вина, и в конце они просто вели меня куда-то, ложились со мной в постель и затем уходили.

По прошествии какого-то времени я стала пользоваться определенной репутацией у этой чрезвычайно лицемерной публики, и на вечеринках они насмешливо говорили. «Вон идет «летающий голландец», летающий из постели в постель».

Именно в это время я почувствовала отвращение к складу ума мужчин. Они в основе своей эгоистичны, настаивая на праве заниматься любовью, когда и как они хотят.

Однажды я попыталась вырваться насовсем из этой подлой паутины лицемерия. Тогда они начали тихо ржать: «В чем дело, может быть, нимфоманочка подцепила болезнь?»

Я не хотела специально вести промискуитетный образ жизни и очень желала иметь постоянного друга, который бы разделял мои интересы и заботился обо мне, но такой мне никак не попадался, и в конце этого периода я пресытилась мужчинами, которые в целом вызывали у меня депрессию.

Моими лучшими друзьями стали мужчины-гомосексуалисты, которые учили меня готовить еду и понимать оперу и балет. Единственный мужчина с красной кровью, на которого я могла положиться во время этого мрачного периода, был небольшой еврей-фотограф по имени Обри. У нас были платонические отношения, но по крайней мере я могла пользоваться тем, что он водит меня на вечеринки, зная, что у него нет скрытых намерений в отношении меня. И это был пикник — барбекью, на который Обри взял меня ноябрьским вечером 1966 года, где я встретила мужчину. Мужчину, с которым я должна была быть впоследствии помолвлена.

Карл Гордон был двадцативосьмилетним американским экономистом, недавно приехавшим в Йоханнесбург в командировку от своей базирующейся в Нью Йорке фирмы, занимающейся консалтингом и менеджментом, и казался идеалом мужчины каждой женщины,

Красота Карла бросалась в глаза, он был сложен, как Адонис, и стильно одет в шитую на заказ одежду. Он был образцом мужественности. А сверх того, жил один в сказочном особняке с двойным теннисным кортом и бассейном олимпийского размера.

«Обри, — толкнула я свой эскорт, — Карл — самый божественный мужчина из виденных мною. Как я смогу познакомиться с ним?»

Обри был пессимистичен: «Не трать понапрасну время, его подружка, девушка-гречанка Элли, приклеилась к нему намертво».

Как он был прав! С семи часов вечера, когда вечер начался, и почти до его конца она смотрела за ним, как коршун; и только безнравственный заговор, подготовленный Обри и мной, — подлить в ее кофе по-ирландски три порции виски — заставил ее исчезнуть с горизонта.

У меня было чувство что Карл тоже заинтересовался мной, но у него едва хватило времени записать номер моего телефона и назначить нашу пробную встречу на воскресенье, прежде чем наступило время разойтись по домам.

Остаток недели тянулся мучительно долго Сидела ли я за рабочим столом или лежала в постели ночью, я фантазировала о том, какой у нас будет прекрасный роман. Воскресенье приближалось слишком медленно.

Наконец, утро этого дня осветлило ночной воздух. Я подскочила спросонья к телефону в восемь утра, чтобы поднять дребезжащую трубку. Но это был не Карл. Это был Юрген, немецкий пилот, которому я в этот день обещала неделю назад прогулку верхом на лошадях. Отказаться от обещания не было возможности, и, хотя мне нравилось быть в постели с этим мужчиной, мои мысли витали в облаках в то время.

Около пяти часов вечера я настояла на том, что-бы он отвез меня домой, и в момент, когда моя рука вставила ключ в замок входной двери, зазвенел телефон. На этот раз звонил Карл.

В шесть часов он появился у меня дома, протянув в дверной проем огромный букет из желтых роз одновременно с остроумной маленькой поэмой, содержащей его сетования на то, что он звонил целый день и умирал от желания увидеть меня.

В этот вечер я выяснила, что Карл был точно таким, каким мне рисовало его мое воображение, Интеллигентный, много повидавший, учтивый и внимательный. Насколько сильно он отличался от грубых, словно сбежавших из тюрьмы, местных мужчин.

Наше первое свидание проходило в самом фешенебельном ресторане Йоханнесбурга, где мы поужинали и танцевали. И меня настолько переполняло желание, что, когда во время танца он прижимал меня к своей сильной груди, мои соски находились в постоянной эрекции весь вечер. Но дальше этого дело не пошло, потому что у меня только что началась менструация, а в те дни я не знала; как справиться с положением, и находилась в состоянии крайнего замешательства, так как боялась его предложения лечь в постель.

Однако Карл оказался понятливым и не нажимал на меня и остался таким терпеливым, каким должен быть каждый мужчина. Так что мы только ужинали и пили вино следующие пять вечеров. Но на шестой вечер, когда мы уже почти лезли на стену от желания, это произошло и это было, как говорят малыши, потрясно!

Иногда, когда вы по-настоящему влюблены в кого-то и по каким-то причинам должны сдерживать стремление к слиянию с любимым, прекрасная пытка сдерживанием может превратить акт любви в фантастическое событие, когда оно, наконец, случится.

Так оно и случилось, но вовсе не благодаря любовному умению Карла. На самом деле он был очень неуклюжий и кончил на раз-два-три. Но то же случилось и со мной, так как страсть настолько затопила мое существо желанием чувствовать его внутри себя, что у меня это произошло точно так же быстро.

Позже я научила его, как надо заниматься любовью по-настоящему, так же, как я делала почти со всеми моими мужчинами, если они обладали потенциалом, необходимым для этого, который включает в себя крепкое тело и сильный пенис.

У Карла было «оружие» громадных размеров. До сегодняшнего дня я видела только двух других мужчин, одаренных природой так же, как он. Однако щедрый сексуальный подарок природы не обязательно превращает мужчину в хорошего любовника. Он лишь помогает в этом до тех пор пока им пользуются деликатно, не скачут грубо, как мустанг, потому что таким образом можно наверняка причинить вред женщине.

Мне повезло, что в первую ночь с Карлом я испытывала сильное желание, и благодаря этому у меня было много смазки. В противном случае я не смогла бы вмёстить его целиком.

Постепенно мы стали привыкать друг к другу и телам друг друга. По мере развития нашего романа я объявила всем старым знакомым, что я больше не играю в их игры. «Не заходите ко мне больше и не звоните мне, — говорила я им. — Я встретила своего мужчину, и я люблю его».

Как можно было ожидать, они делали множество замечаний, которые я предпочла игнорировать, но в конце концов до них дошло, и они сгинули. Для нас было бы более удобно, если бы я стала жить у Карла, но мы хотели, чтобы наши романтические отношения развивались на правильной основе. Моя мать предупреждала меня об этом.

«Ксавиера, я не могу упрекать тебя, если тебе не удастся сохранить свою девственность до тех пор, пока ты не выйдешь замуж, учитывая современные нравы, но никогда не пытайся жить с мужчиной вместе, — наставляла меня она. — Ты потеряешь лучшие годы своей жизни, если позволишь ему иметь свой торт и есть одновременно и ничего не давать взамен, потому что мужчина никогда не женится на женщине, позволяющей ему жить с собой вне брака».

Ее взгляды казались мне устаревшими в то время, жизнь вынудила меня прийти к мысли о том, что они не такие уж старомодные.

Мы вошли в круг респектабельных бизнесменов и их жен, и наш роман действительно развивался в рамках благоразумия. Мы относились друг к другу с огромным уважением, и я была очень рада, что он не узнал про мое прошлое нимфоманки. И была надежда, что не узнает никогда. После пяти недель, прошедших с нашей первой встречи, Карла перевели в город Дурбан, расположенный на океанском побережье в восьми часах автомобильной езды.

Между тем после нескольких идиллических недель я умирала от желания услышать от него слова «я люблю тебя». Может быть, это звучит несколько инфантильно, но, когда вы любите, эти три слова действительно кое-что значат в эмоциональном плане.

Время очень быстро промелькнуло, и неожиданно оказалось, что у Карла последний уик-энд в Йоханнесбурге. Мы решили провести его в романтическом курортном месте в отеле, расположенном недалеко от города, под названием «Киалами Ранч».

Почти весь уик-энд лил дождь, но он сделал нашу близость еще более тесной. Один из самых прекрасных моментов, которые любовники проводят в постели, — это когда дождь стучит по крыше и оставляет мокрые полосы на окне. Незадолго перед ужином Карл объявил о своих чувствах следующим образом.

«Ксавиера, — начал он, баюкая меня на своих руках. — Я не говорил тебе о своих чувствах раньше потому, что хотел проверить их. Я не ребенок, который делает опрометчивые и поспешные заявления каждой женщине, которую он встретит, чтобы заполучить ее в постель.

Правда заключается в том, что я люблю тебя».

Я думала, что я прошибу головой потолок от радости. Я чувствовала себя, как счастливый ребенок, никогда я не испытывала таких эмоций. Все, чего я хотела в своей жизни, осуществилось в этот момент в этом загородном доме. Для меня это было начало настоящей жизни.

Затем Карл продолжал: «И я хочу спросить тебя, не согласишься ли ты быть моей женой?»

Не соглашусь ли я? Если бы это зависело от меня, я вышла бы за него замуж в тот же день. В ту же минуту. Но он намеревался сделать так, чтобы мы были вместе как можно больше времени сейчас и поженились после моего приезда в Соединенные Штаты, где я познакомлюсь с его семьей.

Чтобы мы узнали друг друга лучше, Карл предложил мне приехать к нему в Дурбан, где он должен был провести еще два месяца, что я и сделала, как только уволилась с работы и сдала свое жилье.

За несколько дней до Рождества я встретилась с Карлом в Дурбане и приехала в его квартиру с кондиционером, которую мы даже не стали меблировать, потому что не собирались остаться в ней надолго. У нас не было даже кухонной плиты, так как мы кормились в лучших ресторанах города.

Дурбан — очень живописный город с изумительными пляжами, которые считаются одними из лучших в мире. Мне нравилось ходить на пляж и наблюдать за молодыми сильными ребятами с выгоревшими на солнце волосами, которые несли в руках свои деревянные доски для серфинга.

Вдоль пляжей были натыканы колоритные киоски, принадлежавшие индийцам. В них они продавали «хот доги», кондитерские изделия и мороженое. Здесь и там бродили цыганки, предлагая свои товары вроде одежды, сандалий или цветов.

Погода была жаркой и влажной, и яркое солнце, проникая через окна, на которых не было занавесок, будило нас, истекающих потом, очень рано утром. Но все это не беспокоило Карла и меня; мы начинали страстно заниматься любовью, затем бежали через дорогу и прыгали в океанские волны.

После того, как Карл уходил на работу, я каждый день шла покупать фрукты и оттуда брела на пляж, где он приходил ко мне перед ленчем, чтобы окунуться. Он выступал на Олимпийских играх в плавании, и я обожала следить, как его мощное тело прорезает огромные волны. После этого мы прогуливались вдоль пляжа, и, мне кажется, люди считали нас счастливыми красивыми супругами. Вечно загорелый Карл с темными вьющимися волосами и я — блондинка с прядями выгоревших волос.

В вечернее время, после того как мы ужинали в самых дорогих местах, мы всегда возвращались домой и снова занимались любовью. Мы оба стали рабами тел друг друга. Карл был очень сильный мужчина и мог достигать оргазма пять раз за два часа.

Время роскошно текло мимо. Никаких ссор, никаких обид, и я была уверена, что это совершенное счастье. Я даже не смотрела на других мужчин. Все, о чем я думала, был Карл — моя любовь, моя жизнь.

После отъезда из Дурбана мы провели двухмесячный отпуск, странствуя без определенного маршрута и по собственной прихоти по всей Восточной Африке. Эта величественная страна — одна из самых захватывающих по красоте мест на всей земле.

Мы осмотрели Национальный парк Крюгера с его зебрами, слонами, львами, прекрасными ланями, другими дикими животными, где на меня чуть не напал носорог.

Последней остановкой в нашем наполненном впечатлениями сафари был Мозамбик, где было настолько жарко, что даже бассейн в отеле не освежал. Именно там мы на время расстались.

Карл отправился в Америку, а я назад в Южную Африку, чтобы связать концы с концами и заработать достаточно денег для оплаты проезда в США, а Карл, как американский гражданин, должен был сделать мне приглашение.

По пути в США Карл завернул в Амстердам специально, чтобы познакомиться с моими родителями и официально попросить моей руки. С моим отцом к тому времени случился удар, и он лежал парализованный и лишенный речи, но на мою мать Карл произвел очень сильное впечатление галантным поведением, и она была очень горда, что я выбрала такого замечательного человека.

Следующие шесть месяцев мы обменивались письмами, полными такой обжигающей страсти, что меня удивляло, почему страницы не воспламеняются. За два месяца до своего отъезда в Америку я вернулась в Голландию, чтобы провести мои последние дни, оставшиеся до семейной жизни, с родителями.

Я должна была поехать в Америку в августе, но за неделю до отправления у меня раздался звонок Карла, звонившего из Ямайки с просьбой, если возможно, отложить мой приезд.

«Некоторые обстоятельства задерживают меня здесь», — сказал он, запинаясь. И даже, несмотря на помехи в трансатлантическом кабеле, по его тону я заподозрила, что эти обстоятельства не обязательно связаны с его работой.

В тот вечер я села и написала ему длинное письмо, высказывая ему свои опасения, и попросила дать мне знать, не встретил ли он другую женщину. «Я не настолько тупа, чтобы думать, что такой жизнелюбивый мужчина, как ты, будет вести монашескую жизнь, но не влюбляйся в кого-нибудь еще», — умоляла я.

Длинное и любящее письмо от Карла успокоило меня.

«Я обещаю тебе, Ксавиера, что ты — единственная женщина в моей жизни, которую желаю, и я живу ожиданием быть с тобой рядом всю жизнь, начиная со следующего декабря и навсегда».

Каждый платит за себя

Суматошный нью-йоркский аэропорт имени Кеннеди в то декабрьское утро 1967 выглядел как самое негостеприимное место на земле. Беспорядочно бегущие толпы людей мелькали перед глазами, чьи-то локти толкали меня, и нигде не было видно Карла. Шесть часов вечера — неудобное время для прибытия в Новый Свет, но когда вы можете оплатить только дешевый чартерный рейс, то не можете выбирать.

Отчаяние начало охватывать меня, когда таможенник отметил мелом последний предмет моего багажа. И в этот момент знакомое лицо Карла возникло недалеко от меня. Я заметила его первой, побежала и обвила свои руки вокруг его шеи, чтобы поцеловать, но он отвернул лицо в сторону.

Разве нужно смущаться поцелуев своей невесты в аэропорту? Какого черта, что происходит?

«Я взял машину с открытым верхом, чтобы увезти твои сумки», — были единственные слова Карла во время нашего пути от зала прилета до его огромной американской машины.

«Добро пожаловать в США», — сказал он, когда мы пересекали район парковки автомашин. Глядите, какое-то приветствие! У меня не было перчаток, тоненькое пальто пронизывал пронзительный ветер, а рядом сидит мужчина, который последние восемь месяцев посылал мне страстные письма, открытки и телеграммы, и ведет себя, как незнакомец.

Что-то, кроме строгой прически и исчезнувшего загара, изменилось в нем, и я должна узнать, что случилось. «Карл, может быть, есть что-то, о чем я должна знать?» — спросила я. Он включил в машине радио и ответил принужденным кашлем.

«Карл, я бросила все, чтобы приехать сюда и быть с тобой, — сказала я. — Поэтому если что-то произошло между нами, надеюсь, я имею право знать».

Что-то подсказывало мне, что, если он скажет мне что-нибудь, это будет ложь, но я постаралась добиться хотя бы полуправды. «Ты повстречал другую женщину?»

Он неловко подвинулся на своем сиденье. «Да, была другая женщина, — начал он неуклюже, — обычная секретарша, которую я встретил на конференции экономистов на Ямайке недавно. Ее зовут Рона», — сказал он. Женщина, по словам Карла, была матерью восьмилетнего ребенка, примерно тридцати пяти лет и сходила с ума от любви к нему. Однако он не ответил на ее чувство и спал с ней, может быть, раза три, не больше, это гарантировано.

«Ладно, теперь мне легче», — сказала я и изменила тему разговора.

Мы приехали в холостяцкую квартиру Карла в районе Восточных Семидесятых улиц, чтобы освежиться и отдохнуть. Апартаменты впечатляли обилием французской старинной мебели и дорогими антикварными вещами, но ничто не нарушало образцового порядка, ни одного маленького цветочка с запиской «Добро пожаловать домой». Казалось, дизайнер ушел из комнат всего пять минут назад.

Мы оставили чемоданы в доме и спустились в таверну в немецком квартале для быстрого перекуса, а затем снова домой принять ванну, распаковать вещи и заняться любовью, но что-то определенно изменилось.

Странное отношение Карла оказалось заразительным, и он не вызвал у меня никакого желания. Его огромный пенис причинил мне боль. Мы надели купальные халаты и включили телевизор.

Около девяти вечера мы почувствовали, как напряженность между нами слабеет, и начали заниматься любовью снова. Старые чувства потихоньку начали возвращаться к нам, когда зазвенел телефон и Карл резко отодвинулся от меня и поднял трубку.

И я вас не обманываю — последовавшая двадцатиминутная беседа определенно звучала так, как будто он занимался любовью с голосом, чей бы он ни был, на том конце провода, а вовсе не со мной. У меня пропало все желание, не хотелось даже задавать вопросы, я просто отвернулась и постаралась уснуть.

Следующий день был воскресеньем, и я рассчитывала, что Карл покажет мне город, но перед обедом он сказал мне: «Ксавиера, я должен повидаться с матерью и помочь ей на открытии выставки живописи, которую она организовывала. Поэтому, пожалуйста, прости меня за то, что оставляю тебя одну на время. Посмотри телевизор или напиши письма своим старикам, а когда я вернусь около шести, мы пойдем в город, чтобы хорошо поужинать».

Оставшись одна, я почувствовала себя смущенной и несчастной. После всех этих месяцев разве не мог он вести себя поучтивее и сводить свою невесту куда-нибудь в ее первый свободный день в Америке?

День медленно тянулся; шесть часов пробило, затем семь, восемь, девять, десять, а Карла все не было. В холодильнике не оказалось продуктов, а я очень проголодалась и вдобавок почувствовала такую жалость к себе, что, когда в десять пятнадцать Карл вернулся, я лежала на кровати в слезах.

На следующее утро он рано ушел на работу и опять не возвращался до десяти вечера? Когда зазвенел телефон, я подняла трубку в надежде, что это может быть он.

«Кто это?» — требовательно спросил женский голос с иностранным акцентом.

«Меня зовут Ксавиера, я невеста Карла Гордона, — ответила я. — А кто вы?»

Последовало ошеломленное молчание, затем ее ответ: «Меня зовут Рона Вонг, и Карл Гордон — мой жених».

Голос стал рассказывать историю, часть которой я уже знала: как, где и почему они встретились.

«Расскажите мне, — спросила я. — Как вы попали в Нью-Йорк?»

«Карл попросил меня приехать из Кингстона и выйти замуж за него». Рона рассказала, как Карл убедил ее, и под его поручительство она бросила работу, оставила сына у друзей и переехала в Нью-Йорк пять месяцев назад.

Однако после приезда все, что она имела от Карла, были обещания, обещания и еще больше того же самого,

«Карл все время откладывает день свадьбы, а у меня нет денег, а так как я иностранка, мне не разрешается работать», — сказала она и начала плакать.

Как бы ни была я расстроена ее звонком, я почувствовала своеобразную жалость к ней и также небольшое любопытство к тому, как выглядит моя соперница, и поэтому согласилась встретиться в ее квартире.

Адрес, который она мне дала, был в Саттон Плейс, недалеко от места, где жили его родители. И если услышанный мной рассказ удивил меня, вид женщины, открывшей мне дверь, просто изумил меня.

Карл был самым страшным расистом из тех, кого я знала в Южной Африке, тогда как женщина, перед которой я стояла, заявлявшая, что она его невеста, была чернокожей азиаткой.

Но не только это. У нее были выступающие вперед зубы, короткие ноги и кустистые курчавые волосы. Вот с кем я соперничаю.

Чтобы заполнить паузу, я похвалила красивый цветок пойнсеттии, стоявшей в горшке на окне. «Спасибо, — сказала она. — Карл дал его мне вчера».

Так вот кто был «мамой», ради которой он должен был пренебречь своей невестой. Чем больше я узнавала, тем более необходимым казалось потребовать объяснений от Карла.

Поэтому Рона и я решили позвонить попросить его прийти.

Карл подошел к телефону, когда я позвонила на квартиру, и сказал, что волновался из-за моего исчезновения.

«Я в районе Саттон Плейс, — сказала я. — Но не в доме твоих родителей». И он правильно сообразил, в каком месте я нахожусь. Ему ничего не оставалось делать, как прийти и слушать звук «фанфар».

Как только он вошел в дверь, Рона, которая была явно очень эмоциональной женщиной, начала забрасывать его вопросами и выкрикивать обвинения и, наконец, потребовала решить, кто из нас его невеста.

«Ксавиера — моя единственная невеста», — объявил Карл. При этих словах она впала в истерику, схватила тяжелую каменную пепельницу и нацелилась бросить ему в голову.

К счастью, я была достаточно близко, чтобы удержать ее бросок, но в этот критический момент я увидела что-то такое, что решила — это, должно быть, ошибка. Тогда в момент опасности выражение эротического наслаждения вспыхнуло в глазах моего жениха.

Все быстро закончилось, и мы ушли. Мне было жалко Рону, но я очень любила Карла и была так рада, что он выбрал меня в ее присутствии, что приняла его объяснения, которые он промямлил, и согласилась не обсуждать этот случай снова. Когда я люблю, то могу легко простить. И что еще я могла сделать? В Нью-Йорке я больше никого не знала. Кроме того, я сидела без денег и не могла оплатить билет до дома.

Два дня спустя после драмы в Саттон Плейс я познакомилась с другой частью личной жизни Карла — его семьей.

Родители Карла были медиками и владели великолепной двойной кооперативной квартирой. Внутреннее убранство комнат действительно было величественным, и она была достаточно большой, чтобы две горничные — японка и гречанка — не сидели без дела.

Отец Карла был психиатром и совершенно очаровательным человеком. Его же мать являла собой что-то совершенно противоположное. Она была дерматологом, и с первого момента нашей встречи вызвала у меня страстное желание оказаться где-нибудь подальше от нее. Она была типичной всеамериканской сукой пятидесяти с лишком лет, с тоннами косметики на наштукатуренном лице и мини-юбками, хрипатым от джина голосом и кучей пустой болтовни.

Мои впечатления от нью-йоркских женщин, которых я ошибочно считала типичными американками, были не очень благоприятными. У меня вызвал отвращение способ, каким эти женщины сорока и пятидесяти с лишком лет, одетые в эти смешные, короткополые, по-сорочьи пестрые одежды, в париках, с бантами, тройными накладными ресницами пытаются соревноваться со своими дочерьми.

В полдень вы можете их увидеть прогуливающимися в Бонвит Теллер, одетыми во все эти кричащие цвета, и со спины вы иногда можете не определить, кто из них мать, а кто дочь. В отличие от Европы вы редко встретите здесь теплый материнский тип, потому что манхэттенские женщины отказываются стареть с достоинством. Мать Карла была одна из них.

Четвертым членом семьи Гордонов был Дадли беззубый маленький форчестерский терьер, которого мать Карла кормила, как ребенка, и с которым разговаривала, как с человеком.

При нашем первом знакомстве мне показалось, что я не понравилась ей. Я старалась вести себя естественно и непосредственно с ней, а она была напряженной и неискренней. И, если быть честной, я не внушала ей любовь к себе, когда на ее плохой французский ответила так, как на этом языке говорят во Франции.

Как бы то ни было, я постаралась поладить с ними, так как собиралась стать их невесткой, если, конечно, такой день когда-нибудь наступит.

Прошло уже три месяца после моего приезда в Америку, а я все еще не вышла замуж. Я жила с Карлом, и срок моей визы заканчивался. Мне пришлось заметить, что, если мы вскоре не поженимся, я должна буду покинуть страну. Но это не заставило его поторопиться. «Устройся на работу в консульстве и получи дипломатическую визу», — сказал он.

Поэтому я пошла на работу в иностранное консульство, и очень вовремя, так как стала нуждаться в деньгах.

Вскоре после моего приезда сюда я поняла, что Карл, соривший деньгами в Южной Африке, на самом деле очень расчетливый человек. В Нью-Йорке уже не было обильных застолий или каких-то подарков. Карл оказался таким скрягой, что отказался оплатить мой счет за химчистку. Им оплачивалась еда и квартплата, но все остальное было за мой счет. Он даже как-то устроил мне скандал, когда узнал, что я посылаю деньги своей семье.

«Карл, благодаря моим родителям я получила хорошее образование, — напомнила я ему. — Я занималась музыкой, выучила семь языков и путешествовала с ними по всей Европе. Они сделали все возможное для меня, и как после этого я могу забывать о них теперь, когда мой отец тяжело болен и из-за этого находится в трудном материальном положении». И я каждую неделю посылала им что-то из моей зарплаты.

Другая черта, которая очень расстроила меня, когда я обнаружила ее в Карле, был его антисемитизм. Его мать, как выяснилось, сменила религию и перешла в пресвитерианство, и Карл, кажется, делал все возможное, чтобы скрыть свое еврейское происхождение.

Он был даже членом предположительно антисемитского нью-йоркского атлетического клуба, и однажды, когда взял меня на соревнования по фехтованию, заставил спрятать мой кулон со звездой Давида. «Спрячь его под свитер, — прошептал он. — И они никогда не узнают, что ты еврейка, потому что ты не похожа на нее».

В другой раз, когда гости приходили на ужин, он заставлял меня прятать вещь, которой я дорожила больше всего, дорогую медную менору, подарок моих родителей и единственное, что осталось у меня, напоминавшее о них в этой стране.

Последнее, что он делал перед приходом гостей, — убеждался, что менору нигде не видно. «Убери этот светильник в ящик стола», — говорил он обычно, что для меня было все равно что прятать свою гордость.

После шести месяцев в Америке вопрос о свадьбе обсуждался все меньше и меньше, и я не осмеливалась даже упоминать об этом из страха, что он начнет орать на меня. Состояние депрессии не покидало меня из-за того, как мы жили, и мне хотелось начать настоящую семейную жизнь.

Помню, весной я проходила через Центральный парк и смотрела на беременных женщин и семейные пары с детьми и чувствовала ревность к ним, потому что они жили в законном браке со своими мужьями и могли растить детей, как должно. А что делаю я? Живу с Карлом как гражданская жена.

Мне очень хотелось иметь ребенка от Карла. Уверена, он был бы прелестным, с очаровательными глазенками и сильным телом, как у него. Первым я хотела мальчика, потом девочку. Иногда вечером в пылу страсти Карл даже говорил: «Дорогая, не пользуйся диафрагмой сегодня, я хочу сделать тебе ребенка».

Я не послушалась его, потому что, как бы мне ни хотелось этого, ребенок должен был родиться в законном браке. И не хотела использовать его как средство давления, чтобы заставить Карла жениться на мне, потому что стоило мне только упомянуть о браке, он начинал ругаться и говорил: «Не торопись». В это время я также обнаружила, о чем не подозревала раньше: что он только что официально развелся со своей первой женой.

Страстные слова Карла были лишь словами, лишенными какого-то реального значения, как я, обнаружила, когда у меня случилась трехнедельная задержка цикла. Я еще не ходила к доктору, но сказала Карлу, что чувствую тошноту.

Он пришел в ярость и начал визжать, что не хочет ни во что быть втянутым, и настаивал на аборте. Этого я не стала бы делать ни за что. Я никогда не убью что-то внутри себя, что станет человеческим существом, особенно когда отец был единственным мужчиной которого я любила и за которого собиралась выйти замуж. Карл продолжал выкрикивать слова настолько унизительные и грубые, что я выскользнула в ванну и выпила пригоршню снотворных таблеток.

Когда я вернулась в комнату, он продолжал вести себя бессердечно и оскорбительно, но я уже больше не могла отвечать, так как мой рот оцепенел, а мое тело двигалось с трудом. Затем все вокруг стало смутным, когда я выползла на балкон и влезла на перила. Далеко внизу неясные очертания Манхэттена манили к себе, как покрытая черным бархатом в блестках постель.

Только теперь Карл понял, до чего он меня довел, и начал умолять меня не прыгать: «Не делай этого, Ксавиера, — говорил он. — Я люблю тебя. Нам не нужен скандал».

Когда он стал пытаться втащить меня назад, мне пришло в голову, что, если я умру, моя бедная мать останется одна. «Твой отец может умереть в любой момент, — стала я уговаривать себя, — и у тебя нет братьев и сестер помочь ей и писать ей письма. И она единственный человек, который по-настоящему любит тебя. Не умирай, живи, живи, живи…»

Я проснулась, когда наступил вечер следующего дня, и Карл ждал меня с букетом красных роз и нежными словами, пытаясь быть старым Карлом.

Стараясь загладить вину, он предложил, чтобы мы провели длинный уик-энд с его родителями в их большом особняке в Хэмптоне. Если бы он мне сказал: «Давай проведем уик-энд в женской исправительной колонии», это не могло бы быть менее приятным. Но я шла навстречу любой его попытке сохранить нашу помолвку, несмотря на то, что к этому времени сама мысль о его матери вызывала у меня тошноту, и уверена, что чувство было взаимным.

Уик-энд начался, и его мать превзошла себя в глупости. Хотя она была осведомлена, что мы живем вместе уже больше полугода и нет необходимости «соблюдать приличия», она намеренно отвела мне спальню на одном этаже, а комнату Карлу в дальней стороне дома на другом этаже. Она зашла так далеко, что заперла уродливую собачонку в комнате Карла с тем, что если я приду в нее или он выйдет, то беззубое животное начнет лаять. И все это ее не удовлетворило. Эта женщина, прожившая в Манхэттене всю свою жизнь, пришла в его комнату в 2 часа ночи спросить телефонный код Нью-Йорка.

Мать Карла настолько по-собственнически относилась к сыну, что, если бы существовал закон, позволяющий ей выйти за него замуж, она сделала бы это. У него тоже был комплекс по отношению к матери, но базирующийся не на сантиментах. Однажды она пригрозила лишить его наследства, если он женится на мне, и мысль потерять ее деньги вызывала у него чуть ли не сердечный приступ.

Уик-энд проходил, как ожидалось, в чрезвычайно угнетающей обстановке, и я тратила большую часть времени на то, чтобы избежать скандалов. Ее муж не стал участвовать в этом, предпочитая пойти на рыбалку и — подозреваю — держаться как можно дальше от безумной болтовни своей жены. Поэтому я проводила большую часть времени за пианино, так как в течение двенадцати лет занималась классической музыкой, и игра всегда доставляла мне удовольствие. И по крайней мере я могла чем-то занять себя.

Когда последний день милосердно наступил, я сидела, читая книгу в комнате рядом с холлом. В дверь позвонили, и миссис Гордон пошла открывать.

Со своего места я видела, что снаружи, стоял красивый семнадцатилетний юноша, загорелый, со светлыми до плеч волосами.

Злобное выражение ее лица немедленно сменилось ее версией улыбки. «Хи, — проквакала она. — Чем могу быть полезна?»

«Это дом доктора Джонсона?» — спросил прекрасный мальчик.

«Ну, почему нет, меня зовут доктор Стоун. — Она всегда предпочитала, чтобы к ней обращались с упоминанием ее профессионального титула. — Чем обязана?»

«Я разыскиваю доктора Джонсона, — сказал юноша бесстрастно. — Это не его дом?»

«Нет, но заходи тем не менее и позволь мне налить тебе чего-нибудь выпить». — Она уродливо захихикала.

«Нет, спасибо, мэм, у меня срочное дело», — сказал он и поспешил назад.

Миссис Гордон закрыла дверь, улыбнулась себе в зеркало прихожей, поправила бантик и только теперь впервые заметила меня, сидящую там.

«Ой, Ксавиера, — сказала она, вспыхивая и краснея. — Вы здесь! — Затем она добавила: — Вы видели это? Что это было — мальчик или девочка?»

«Если бы это была девочка, — сказала я, — вы бы не прыгали вверх и вниз, как черт из табакерки». В этот момент зазвонил телефон, она ответила и была обрадована, что разговор оборвался. Но я уже сказала слишком много и знала, что старая карга не успокоится, пока не повесит мой скальп себе на пояс. В машине на пути в Нью-Йорк она начала охоту за ним.

Как обычно, миссис Гордон сидела на переднем сиденье рядом со своим дорогим сыночком Карлом, а я, невеста, была предоставлена сама себе сзади. Ее беспрерывная болтовня свернула к теме найма жилища вообще и затем в Голландии особенно.

«Полагаю, что квартплата в Амстердаме должна быть очень высокой», — сказала она, направив разговор в нужное ей русло.

«О, почему?»

«Потому что, мне кажется, голландские девушки имеют привычку жить со своими друзьями, не выходя за них замуж, и для этого должна быть причина».

Для меня это была последняя капля, переполнившая чашу терпения. Я не могла больше оставаться спокойной.

«Миссис Гордон, — начала я. — Это не мой выбор — жить вне брака с вашим сыном. Если вы пораскинете вашими куриными мозгами и вспомните, ваш сын официально сделал мне предложение через моих родителей, привез сюда благодаря фальшивому обещанию жениться и поселил в своем доме на небольшой период до свадьбы, который уже длится девять месяцев.

Более того, я сама оплачиваю свои расходы и сейчас работаю, чтобы иметь возможность оплатить собственную квартиру. Поэтому в целом я оплачиваю свои счета сама!»

Но я не остановилась на этом. Весь накопившийся у меня гнев должен был излиться на эту ужасную женщину,

«Я сыта по горло вашей бессмысленностью, также Вашими «нечаянными» звонками среди ночи. Негостеприимной атмосферой в гостиной, напоминающей похоронное бюро, где, если бы не горничная, вы бы не снизошли до того, чтобы протянуть руку и подать питье или поставить немного орехов на стол.

Насколько вы отличаетесь от моей матери, которая мила и не знала, куда посадить гостя и чем угостить, лишь бы он был доволен.

Неудивительно, что ваш муж не выносит вас и даже не спит с вами больше десяти лет — и эту интересную подробность рассказал мне ваш собственный дорогой сыночек Карл.

Да, все в вашей семье смеются у вас за спиной, и ваш единственный настоящий друг — уродливая собака, которая не продержится долго, потому что она, как и вы, рассыпается по частям.

Вы осмеливаетесь критиковать мое происхождение. Позвольте напомнить вам, что я происхожу из социального слоя, похожего на круг Карла, и мой отец является даже более известным медиком, чем ваш муж.

Но мы, евреи, потеряли в войну все, что имели, в то время как вы просто сидели на заднице и читали об этом. И мы не отказываемся от того, что мы евреи, и гордимся тем, что пострадали за это.

А вы, миссис Гордон, могли бы стать более счастливой персоной, если бы прекратили свои тщетные попытки казаться пятнадцатилетней девочкой, а расслабились и научились жить со своим полувеком, на который вы явно тянете».

После этих слов она крутанулась в мою сторону и дала мне сильную пощечину.

Карл не сказал ни слова во время всей тирады, промолчал он и сейчас, хотя я надеялась, что он вступится за меня. И остальную часть дороги мы провели в агонизирующем молчании.

Я знала, что миссис Гордон определенно захочет оставить последнее слово за собой, и, когда мы высаживали ее в Саттон Плене, она прошипела: «Я еще увижу тебя в самолете, улетающем в Голландию. Я добьюсь, что тебя вышлют. Кто ты в самом деле, ты ничто, даже не иммигрант». Она гордо прошествовала в дом и громко хлопнула дверью.

Вернувшись в свою квартиру, Карл и я разделись, чтобы принять душ, и не было произнесено ни слова, потому что я ожидала, что он нарушит молчание извинениями в мой адрес.

Вместо этого он начал орать. «Никогда не смей так обращаться с моей матерью, — бушевал он. — Теперь ты окончательно разрушила наши свадебные планы». Как будто у него были какие-то намерения.

Затем он схватил тяжелую вешалку для пальто и замахнулся, чтобы ударить меня. Мужчина, бьющий женщину, — самая гнусная вещь, которую я могу себе представить. Это подлое скотство.

«Как посмела твоя мать ударить меня рукой?! — закричала я в ответ. — И как ты смеешь поднимать на меня руку сейчас, ублюдок!» Я была в такой ярости, что, если бы у меня был нож, я бы пырнула его. Но ближайшим оружием оказалась тяжелая старинная одежная щетка, завещанная ему дедом, и я схватила ее и неистово начала колотить его. Я также ногтями исцарапала его кожу. Синяки, ссадины и кровь появились на Карле, когда я увидела совершенно неожиданно в его глазах тот же самый безумный эротический взгляд, какой был у него тем вечером, когда Рона грозилась убить его.

Я опустила взгляд ниже, и оказалось, что у него сильнейшая эрекция. Теперь я была в совершенном замешательстве, но эротический момент быстро прошел, и у нас начался настоящий кулачный бой, который был началом конца.

С этого несчастного воскресенья мы стали по очереди спать на диване в гостиной, пока я не нашла квартиру для себя. Я стала жить вместе с голландской девушкой по имени Соня в здании Рокфеллер Плаза.

Ее квартира была в нескольких кварталах от Карла, и до сих пор большинство моих вещей находилось там, несколько ночей в неделю я оставалась у него.

Уехать из квартиры Карла, думала я, — единственный путь, которым мне можно слегка понравиться его родителям и спасти наш бурный роман. Может, это сумасшествие, но я все еще любила человека, несмотря на все, и мы все были рабами тел друг друга.

Карл часто уезжал в командировки в тот период, и были времена, когда я так страдала и была так одинока, что пыталась успокоить свои нервы с несколькими лесбиянками, с которыми я знакомилась в баре под названием «Три», находившемся прямо за углом моего дома.

Когда в октябре 1968 года в Мехико проходили Олимпийские игры, Карл объявил, что собирается поехать в отпуск туда один. В этот раз его не было дольше, чем обычно. Перед его отъездом я смутно вспомнила, что как-то случайно упомянула в его присутствии о своей знакомой, светлокожей индонезийской девушке по имени Пенни, которая собиралась посетить Олимпийские игры в качестве представителя нашей национальной авиалинии КЛМ. В то время я не придала этому значения.

После его отъезда состояние депрессии не покидало меня, и из-за этого дольше, чем обычно, продолжалась моя связь с девушкой из Доминиканской Республики, которую я подцепила в голубом баре. Хотя я обманывала его всего лишь с женщиной, я рассказала Карлу про этот случай после возвращения из Мексики, и его гордость была уязвлена. И хотя это было почти комично, он заявил, что после этого признания брак невозможен, потому что он никогда не сможет доверять своей жене во время деловых командировок.

Какой лицемер. Я была уверена, что он в течение месяца занимался в Мехико еще кое-чем, кроме того, что наблюдал за забегами на сто метров. Но ничего не могла доказать. По крайней мере тогда. Несмотря на его безобразное отношение, у меня не было сил бросить Карла. Любовь слепа! И глупа также, если заставляет закрывать глаза на жестокость партнера.

Примерно в это время, когда Карл вернулся из Мехико, в его сексуальном поведении произошли странные изменения: оно стало несколько извращенным.

Однажды ночью, когда мы занимались любовью, он обратился ко мне: «Почему бы тебе не взять эту старинную одежную щетку и не поколотить ей меня немного?»

Но это были просто детские шуточки по сравнению с тем, что ему захотелось потом. Он стал просить меня рассказывать грязные истории о девушках, с которыми я занималась любовью: как я делала им минет и сосала их грудь. Ему также хотелось, чтобы я одевалась в соблазнительные одежды и исполняла стриптиз, в то время как он лежал где-нибудь рядом в утреннем халате с распахнутыми полами. Он просил меня слегка касаться его руки рукавом или шарфом и затем, чтобы подразнить, отпрыгивать в сторону.

По мере того, как его все сильнее охватывала страсть к экзотическому сексу, я решила купить несколько книг, посвященных сексуальным перверсиям, чтобы научиться новым способам доставлять ему удовольствие. Так я впервые попробовала японский трюк с введением нитки жемчуга в его задний проход и извлечением жемчужин одна за другой, и все это сразу же так возбудило его, что он кончил.

Затем он начал просить: «Ксавиера, я хочу быть твоей шлюхой. Сделай меня своей проституткой». Поэтому мне пришлось купить дилдоу (искусственный член. — Пер.) у своей подружки-лесбиянки, и я ввела этот предмет в его зад, села ему на спину, как жокей, с плетью в руке и изображала, что еду на лошади по Акведуку.

Я объявляла начало скачек и стегала его до «финиша», и каждый раз, конечно, должна была объявлять его победителем. Так же вспоминаю, как изображала вызывающе соблазнительный стриптиз в то время, как он лежал на кушетке, а я дразнила, дразнила и наконец насиловала его.

В конце ему меньше всего хотелось нормального секса, и я все ожидала, когда же, ради всего на свете, эта неестественная ситуация закончится.

Вскоре после этого Карл пришел с ответом. Однажды он сказал, что его переводят в Бразилию, в Сан-Пауло.

«Не огорчайся, Ксавиера, — сказал он. — Эта разлука — лучший выход для нас». Он должен был уехать в феврале и предложил мне спланировать дела так, чтобы присоединиться к нему где-нибудь в мае, и тогда определенно мы поженимся. Он обещал.

Днем его отъезда было 14 февраля, Валентинов день, праздник влюбленных, и за несколько дней до него он стал таиться от меня и не позволял доставать из ящика почту. Праздник святого Валентина не представлял для меня большого интереса, но я начала подозревать, что он означает значительно больше для него.

Он что-то скрывает, решила я, но не могла понять что. В ночь перед его отъездом мы остались вместе, и наутро, когда он принимал одну из своих долгих ванн с массой пены, как любил, я решила выяснить.

Я догадывалась, что ключ к нашим теперешним отношениям и к их будущему находится внутри черного «атташе-кейса», который он держал всегда закрытым и который в настоящий момент лежал на софе. Меньше всего мне нравилось совать нос в дела другого, но у моих действий было оправдание в моей интуиции, говорившей, что он скрывает что-то очень важное.

Зная образ мышления Карла, я прикинула что комбинация кода на замке его «атташе-кейса» должна быть какой-нибудь несложной. Я начала подбирать 353, 747, 636, 545 и при этом очень нервничала, опасаясь, что он войдет и застигнет меня. Поэтому я потихоньку заглянула в дверь ванной. Карл лежал в ванне под кружевом пены и просматривал какие-то бумаги. После четырнадцатой комбинации 242 замок открылся, и я нашла там пять открыток с поздравлениями на Валентинов день от разных адресатов и заказное письмо. Письмо было надписано знакомым почерком и проштемпелевано в Голландии. У меня тряслись руки, когда я вскрывала его.

«Мой дорогой Мексиканский Глобо, — начиналось оно. — Надеюсь, это письмо попадет прямо в твои руки, потому что мне очень не хотелось бы, чтобы Ксавиера прочитала его, так как мы с ней все еще хорошие друзья. Не могу передать тебе, как я счастлива. Наши любовные свидания в Мексике до сих пор стоят у меня перед глазами. Мой возлюбленный, я вся трепещу от желания. Твое восхитительное предложение руки и сердца — самый сказочный подарок в моей жизни. Я жду не дождусь, когда смогу уехать из Голландии. Не представляю себе более приятного человека, с которым бы можно было провести остаток жизни. Я ревную Ксавиеру каждый миг, который она проводит с тобой, и считаю дни, оставшиеся до твоего приезда. До встречи в Сан-Пауло. Твоя индонезийская Пенни».

Кто она, девушка вроде меня?

К тому холодному февральскому дню 1969 года, когда Карл уехал в Бразилию, моя вера в себя как в женщину и как в личность была постоянно на очень низком уровне.

Мое самолюбие было покрыто рубцами от моральных травм после двух лет любви и верности человеку, который обманывал, унижал и в конце концов бросил меня. И впервые в моей хорошо устроенной жизни у меня развился комплекс неполноценности такой величины, что его можно было сфотографировать. Практически я была кандидатом в самоубийцы.

Я отчаянно нуждалась в человеческом сочувствии и словах ободрения, и самый легкий выход достижения этого заключался в том, чтобы услышать похвалы мужчин моим способностям в качестве любовницы. Я вышвырнула Карла из дома после того, как показала ему письмо от индонезийской Пенни. Несколько раз он звонил, чтобы попросить прощения, но я бросала трубку, заслышав его голос. Вылет его самолета был назначен на 4 часа того же дня, а к этому времени я была уже в постели с мужчиной, подвернувшимся мне в баре «Максвеллс Плюм», стараясь вытрахать все свои огорчения.

Это был первый мужчина, с которым я стала иметь дело после встречи со своим женихом, и, сказать по правде, свидание закончилось позорным провалом. Мы оба искали друг в друге нечто, чего не имели: служащий с детским лицом искал ни к чему не обязывающее, примитивное увеличение списка пойманных пташек, а я хотела укрыться от своего горя. Но вместо чувства облегчения от секса я расплакалась и прогнала бедолагу.

Тем не менее я решила вернуть свое утраченное чувство собственного достоинства в постелях Маихэттена, поэтому за следующие шесть месяцев под мой сексуальный налет попали все мужчины на милю вокруг.

Каждый день после работы я шла в бары «Ратацци», «П. Джи Кларк», «Эд Либ», «Чарли Оу» или «Максвеллс Плюм», в которых преобладала публика в серых фланелевых костюмах. «Чарли Оу» располагался внизу дома, где я жила, и мелкие служащие шли туда, чтобы поразвлечься перед последним поездом в Вестпорт.

Эти мужчины давали массу обещаний о том, как они пригласят вас к себе на работу или устроят поездку по льготным ценам, или что-то еще в зависимости от того, что, по их мнению, вы можете хотеть. Между тем все заканчивалось в постели с ними, а когда на следующий день вы звонили им, их всегда не было на месте.

Моя сожительница Соня, которая знала меня с тех полных страданий дней, когда я еще жила с Карлом, заботилась обо мне, как старшая сестра, но иногда и у нее не хватало терпения, и она в сердцах называла меня нимфоманкой.

Она была на девять лет старше меня, одинока и разочарована в жизни. Бутылка была для нее таким же спасением от жестокой действительности, каким для меня являлся секс. К вечеру она спокойно напивалась для того, чтобы попасть в свой более счастливый мир, в то время как я протрахивала дорогу в мой.

Я крейсировала по барам для одиноких на Первой авеню, куда секретарши из Бруклина, Бронкса и Квннс приходили устраивать будущую семейную жизнь, а заканчивали тем, что устраивались на ночь к кому-нибудь в постель. Моей целью было затащить домой любого Тома, Гарри, Дика, обладавшего приятным лицом и приемлемыми манерами.

Таким образом я кружила по барам до середины августа, пока все не стало настолько угнетающе повторяющимся и бесцельным и мне не стало казаться, что лучше просто кружить по дорогам. И, как распорядилась судьба, один из молодых служащих действительно раздобыл мне билет в Майами.

Для меня это был долгожданный случай, и хотя я не знала там никого, смена обстановки могла помочь справиться с неудовлетворенностью жизнью.

Длительный уик-энд в Майами был заполнен купанием, загоранием и общением в толпе довольных жизнью людей. Там я даже познакомилась с симпатичным «шишкой», который был управляющим рекламным агентством. Вернон из близлежащего «Диннер Кейт» владел шикарной яхтой, и вскоре он сделал меня «помощником капитана» на своем корабле. Мы совершали прогулки с несколькими его молодыми друзьями и почти каждый день устраивали оргии. Было так забавно прогуливаться по палубе с голой грудью и шокировать проплывающих мимо на яхтах отцов семейств с их чадами. К воскресному вечеру я стала гораздо более спокойной и счастливой девушкой, чем та, что прилетела сюда на исходе среды.

Во время путешествия произошел только один неприятный случай в тот момент, когда я уже собиралась улетать. Каким-то образом в авиакомпании напутали с билетами, и в течение некоторого времени я беспокоилась, удастся ли мне получить забронированное место.

По каким-то причинам клерк в кассе устроил мне веселенькую жизнь, я думаю, потому, что мужчина, которому продали билет на одно со мной место, был гораздо более представителен, чем я. Он действительно выглядел импозантно — это был великолепно одетый, броской внешности англичанин.

В течение десяти минут мне пришлось яростно доказывать, что я должна попасть вовремя на работу на следующий день, и в конце концов удалось отспорить место. Однако я была удивлена, увидев высокого англичанина, целенаправленно идущего ко мне, когда мы взлетели с аэродрома Лa Гвардиа.

«Эй, — улыбнулся он. — Меня зовут Эвелин Сент Джон, я англичанин и живу в Париже, а в Нью-Порке буду неделю». И все не переводя дыхания.

«Я также стыжусь того, что хотел, чтобы вас убрали с рейса, так как претендовал на ваше место, — продолжал он. — Поэтому в качестве моральной компенсации не позволите ли мне развлечь вас в городе сегодня вечером?»

Я почувствовала симпатию к нему сразу же. Он был обаятелен, красив, с преждевременно поседевшими волосами. Кроме того, было видно, что он еврей. Это мне также нравилось.

«Скоро будет полночь, — сказала я, — и что мы сможем в это время предпринять?»

«Давайте сначала выпьем что-нибудь в моем отеле. Там и решим».

В такси по дороге в отель «Хилтон» Эвелин предложил: «Почему бы вам не остаться со мной сегодня в отеле? Вы замужем или нет?»

«Нет, я не замужем. Я живу с старомодной подругой. Вы мне нравитесь, и мне нечего терять». Как установлено, смею сказать, я никогда не была особенно сдержанной в отношении секса.

В эту ночь я осталась у него, и он оказался первым мужчиной, к которому у меня возникли какие-то чувства за все шесть месяцев с тех пор, как Карл ушел от меня. Мы занимались любовью ночь напролет, и утром я пошла на работу прямо из постели, за все время ни разу не сомкнув глаз.

Бессонная ночь любви может поднять вам настроение так, как не смогут тридцать ночей спокойного сна, и заверяю, я думала, что влюбилась.

Эвелина я могу охарактеризовать как действительно великолепного любовника. Внимательный, сдержанный и одновременно очень страстный. Можно сказать, что он побывал в лучших постелях Европы в руках наиболее изощренных женщин.

Не то чтобы он сознательно демонстрировал мне это. Совсем наоборот. Но он извлекал самые убедительные звуки музыки бессмертной любви, когда совершал последние движения наслаждения. Он обладал совершенной комбинацией качеств мужчины, которую только может ожидать женщина. Леди в гостиной и шлюха в постели.

Эвелин был остроумный, вежливый и щедрый — такой, каким Карл и остальные мужчины не были.

Всю следующую неделю я проводила дни, мечтая о ночах. Каждый день я, как на облаке, проносилась через полквартала между моим офисом и «Хилтоном», чтобы встретиться с моим любовником ради романтических ужинов, просмотров кинофильмов, брод венских постановок и страсти. Это были фантастические отношения — сексуальные и интеллектуальные, и не имело значения, люблю я его или мне только казалось, — все мое поведение указывало на это.

Но у Эвелина оказался другой способ открыть свои чувства. Способ, как я потом выяснила, типичный для людей его воспитания и происхождения, и, к моему ужасу, он продемонстрировал его мне в конце недели после романтического рассвета.

Я живо помню обстановку во время нашей беседы, которая должна была изменить все направление моей обычной и простой жизни. Он откинулся спиной на подушку, а я покоилась в его объятиях.

«Ксавиера, — начал он на своем медленном, с оксфордским акцентом английском. — Я никогда не говорил тебе словами, какой просто восхитительной ты сделала для меня эту неделю в Нью-Йорке».

Я содрогнулась в ответ на напоминание о том, что сегодня была пятница, а в воскресенье он улетает. «Чтобы показать тебе, что ты для меня значишь, я приготовил тебе кое-что», — продолжал он.

«Что это?» — спросила я сонно. Я всегда парила над землей после наших объятий.

«Вот», — сказал он, и вручил мне стодолларовую купюру.

Я застыла. Я была шокирована, оскорблена и потеряла способность говорить от гнева. Даже если с его стороны не было любви, по крайней мере, он не имел никакого права превращать наши отношения в подобие проституции.

Моя мама всегда предупреждала меня не принимать деньги ни от одного мужчины, кроме как от своего мужа. «Если твой друг будет настаивать на том, чтобы дать тебе что-то, проси цветы или шоколад», — таков был ее совет.

«Эвелин, — сказала я, когда немота прошла. — Ты заставил меня почувствовать себя шлюхой. Мне не нужна эта сотня долларов — вот они, пожалуйста, возьми их назад».

Он был искренне удивлен, но продолжал настаивать. «Ксавиера, я знаю, что ты помогаешь своим родителям, отдай деньги по крайней мере им». Он вынул из ящика стола конверт, спросил их адрес в Голландии, вложил в конверт деньги, оделся и вышел, чтобы отослать. Это улучшило мое самочувствие — ведь сама я не воспользовалась деньгами.

На следующий день Эвелин отвел меня в магазин «Сакс» и купил мне на 800 долларов платьев, обуви и женских сумочек — всего, что я пожелала. И для меня это был потрясающий жест джентльмена, а он был первым мужчиной, который купил мне нечто ценное.

Когда я была помолвлена с Карлом, то тратила по пол своей зарплаты, чтобы сделать ему подарок на день рождения или на Рождество, или когда не могла позволить себе этого, проводила часы, создавая поэмы в его честь. Он ничего не дал взамен. Кроме неискренних обещаний.

Поэтому Эвелин своим поведением на самом деле произвел на меня впечатление. Он-же дал мне несколько советов прежде, чем улететь в Париж на следующий день.

«Девушка вроде тебя должна позволять мужчинам баловать ее, — сказал он. — Ты достойна гораздо большего, чем ужин здесь и шоу там. Тебя должны содержать и заботиться материально».

«Ты обладаешь всеми качествами, за которые мужчина должен платить. Ты привлекательна, интеллигентна, приятна в общении, счастлива, весела, и, что важнее всего, ты искренне любишь секс».

Раньше я встречала девушек, имевшие богатых папашек, но я всегда была слишком гордой, чтобы просить кого-нибудь о чем-нибудь. И хотя я была шокирована, когда Эвелин Ст. Джон дал мне деньги, после того обходительного поведения мне пришло на ум, что не так уж и плохо, чтобы подобное случалось почаще.

Было бы прекрасно, если бы Эвелин попросил меня вернуться в Париж вместе с ним, но, конечно, я понимала, почему он не может так поступить. Он был женатым человеком кроме всего прочего.

После его отъезда я возвратилась к старому времяпрепровождению, счастливо растрахивая свои проблемы по всему городу и общаясь с мужчинами, которые получали удовольствие от моего постоянного сексуального аппетита.

Моя работа в консульстве по-настоящему наскучила мне теперь, так как была рутинной и бесперспективной.

Редкие яркие моменты возникли только, когда я познакомилась с неким приятным мужчиной, который звонил в консульство по юридическим и некоторым другим вопросам. По одному из них — проблеме получения въездной визы в страну консульства — этот голландец по имени Дирк позвонил в один из дней.

Наши голоса в телефонной трубке вызвали взаимную симпатию, и тембр его голоса, как мне казалось, принадлежит очень красивому мужчине. Поэтому я была не против, когда после десятиминутной беседы он сказал: «Забудь о службе; почему бы нам сегодня не пообедать вместе?»

Мы встретились с Дирком в ресторане напротив Рокфеллер Центра, и, хотя он не был так хорош, как его голос, он оказался обаятельным и непосредственным человеком.

Во время обеда мы обсуждали его личную жизнь и двадцатилетний брак, существовавший теперь только на бумаге, и то, что он живет лишь ради работы и своих детей.

Я откровенно спросила: как он устраивает свою сексуальную жизнь и есть ли у него подружка?

«Нет, я пользуюсь услугами коллгел (девушка, вызываемая к клиенту по телефону. — Пер.), когда необходимо». Можете представить себе, как я была наивна в то время в определенных областях, если не представляла себе точно, кто такие коллгел.

Я знала, что номера этих телефонов отсутствуют в телефонном справочнике, но думала, что это вроде некоей службы, куда вы звоните, если вам захотелось иметь черную девушку с большой грудью и китаянку без грудей на принципах аренды, а не ради одного сексуального выстрела. Мне это представлялось чем-то вроде агентства по найму рабочей силы.

Дирк был мужчиной сорока с лишним лет, и я предполагала, что в этом возрасте мужчины пользуются такими услугами.

После обеда он предложил мне встретиться в конце рабочего дня и пойти куда-нибудь, где можно уединиться. Я охотно согласилась. В конце концов, я занималась этим с половиной служащих Рокфеллер Центра, так почему должна отказывать земляку?

Так получилось, что Соня была в трехнедельной командировке, поэтому я предложила встретиться у меня в шесть часов вечера. Он выказал сильное желание, — и меня переполняло чувство ожидания восхитительного секса с мужчиной, который уже зарекомендовал себя приятным человеком, обладающим чувством юмора.

Но события пошли несколько по другому пути, чем я ожидала. Выяснилось, что Дирк был полным импотентом и получал сексуальное удовлетворение в эротических разговорах по телефону с другими девушками в перерывах между минетом, который он делал мне.

Через час ему надо было уходить, но могу сказать — он был доволен потраченным временем, и, хотя мой новый знакомый оказался не Казановой, я получила удовольствие от его компании тоже.

Этим вечером повторилась недавняя история. После того, как он оделся, Дирк вынул свой бумажник и протянул мне 150 долларов.

Я была ошеломлена, но по другой причине, чем в случае с Эвелином Сент Джоном. Меня поразила сумма. Эвелин дал мне 100 долларов за целую неделю занятий любовью, а Дирк гораздо больше за то, что я не занималась этим с ним.

Он также прочел мне лекцию, похожую на советы Эвелина: «Почему бы тебе не заниматься тем, что тебе нравится, и получать вдобавок деньги за это? У меня есть знакомые, которые помогут тебе делать то, что ты можешь и любишь. Зачем тебе отказываться от всех этих приятных удовольствий?»

К этому времени я уже была полностью согласна с его аргументацией. «О'кей, — сказала я. — Давай сделаем что-нибудь для этого».

Дирк набрал номер, и хриплый женский голос ответил на другом конце. «Кто это?» — завопила она.

«У телефона Дирк, Перл, и рядом находится кое-кто, с кем, думаю, ты должна встретиться». Перл Гринберг была начинающей мадам, и Дирк был ее нерегулярным клиентом.

Он рассказал ей обо мне и рекомендовал нам объединиться ради обоюдной выгоды обеих.

«О чем речь, — заорала она в трубку довольным голосом. — Давай ее сюда скорее, и она сможет начать работать сегодня вечером».

Дирк дал мне адрес — вниз по левой стороне Девятой улицы в Гринвич Виллидж, где я должна была быть в восемь часов. Один вопрос волновал меня: я не знала, как одеваются проститутки. Мне не хотелось надевать то, что диктовало мое представление о них: парики, грубая косметика, облегающие одежды и черное белье. «Черт с этим, — решила я. — Я могу вести себя, как проститутка, но будь я проклята, если буду одеваться, как они». Итак, я пошла «в натуральном виде» — в обычных блузке и юбке, которые были на мне.

Таксист высадил меня у запущенного дома из красного кирпича, и я поднялась вверх по пяти пыльным маршам лестницы и впервые в жизни постучала в дверь публичного дома.

«Кто там?» — донесся через дверь хриплый голос Перл.

«Это Ксавиера, вы ждете меня», — ответила я. После долгого грохота и звона цепочками, шума открываемых замков дверь распахнулась, чтобы обнаружить за ней худощавую девушку с домашним выражением лица, на которой не было ничего, кроме африканского курчавого парика и цепочки на широкой талии. Она радушно пригласила меня внутрь.

По всей квартире были разбросаны короткие пижамки, женское белье, а в углу стоял кинопроектор для показа порнофильмов.

В середине комнаты на простыне лицом вверх лежал толстый некрасивый еврей, голый, как неоперившийся птенец. Перл явно уже занималась им, потому что его оснастка указывала на небо и была подобна статуе Свободы.

«О'кей, это твоя первая жертва, — моя хозяйка жестом указала на него. — Давай, вперед, бэби, трахни его». Я сняла свою одежду, вспрыгнула наверх и стала трахаться до самозабвения. Я действительно получила удовольствие от занятия, потому что клиент оказался приятным человеком, а его член был таким твердым, каким должен быть.

Я заметила, что понравилась ему тоже, и Перл была вне себя от радости своего открытия, как она рассказывала всем в Манхэттене по телефону в течение следующего часа. «Я раздобыла очаровательную еврейскую девушку из Голландии, которая обожает секс и готова делать, что захотите», — вещала она по телефону.

Таким было начало моих приятных, хотя и не очень доходных отношений с Перл. Она была то, что называется «менш» на идише, добродушной, с мягким юмором, непосредственной и душевной.

У Перл был чернокожий сводник, находившийся всегда где-то в тени, который держал ее более или менее в нищете. Клиентами были в основном мужчины из продавцов одежды — не боссы, а служащие среднего звена, которые платили всего лишь по двадцать пять или пятьдесят долларов самое большее. Помню времена, когда обслуживала своих клиентов прямо в их рабочей комнате, после окончания рабочего дня в отсутствие начальства.

Мужчины, трое или четверо, подкатывали два передвижных стеллажа с одеждой, чтобы образовать Г-подобный экран, укладывали другую одежду на пол и занимались со мной любовью по очереди.

Удобства никогда не были роскошными, и один из них всегда приносил рулон туалетной бумаги, чтобы использовать ее вместо полотенец или душа. После того, как я поднималась с пола после завершения двухчасового сеанса, на моей спине ясно виднелись отпечатки «молний», крючков и петель, пуговиц и прочих подобных отделочных материалов в их обычной последовательности.

Финансовые отношение с Перл строились на базе 40 к 60 процентам. Таким образом, из каждых заработанных за встречу 25 долларов я получала 15 долларов. Немного, конечно, но в сумме это составляло значительно больше, чем мои 150 долларов в неделю на работе в консульстве.

В первые три недели я могла принимать клиентов у себя дома, пока Сони не было в городе, но после ее возвращения положение осложнилось. Я должна была брать их либо в публичный дом к Перл и тащиться через весь город, или пользоваться грязной комнатой, принадлежащей товарищу по работе, и покупать ему то рубашку, то лосьон после бритья в качестве платы за посещение.

Очевидно, что это был неудовлетворительный выход, и я до сих пор вспоминаю, как однажды в три часа ночи я стояла продрогшая и усталая на улице, пытаясь поймать такси после изнурительной ночной работы.

Я уже решила проблему своего передвижения в дневное время способом, применяемым всеми голландцами, купив себе велосипед на первые заработанные мною у Перл деньги. Я стала раскатывать на нем по городу, подъезжая на назначенные свидания во время обеденных перерывов и после закрытия магазинов, экономя таким образом свое время и деньги.

Когда я начинала заниматься этим бизнесом, меня отличала наивность и неосторожность, возможно, потому, что я не видела ничего плохого в своих услугах. С самого начала я могла оправдать свой выбор этого занятия. Однако воскресным днем перед приездом Сони я получила суровый урок, так как не смогла замести свои следы. Из моей квартиры только что ушли два клиента, и, ожидая следующего, я чистила и смазывала свой велосипед, когда раздался звонок в дверь. В своей наивности я открыла ее, не взглянув в глазок, и человек в голубой униформе ввалился в прихожую.

«Я офицер полиции нравов», — объявил он. По мне, так он больше походил на уличного хулигана, чем на полицейского. Вся его форма была измята, на лине красовался проломленный нос, передние зубы отсутствовали.

«Называй меня Мак, девчушка», — сказал он и без приглашения уселся сам. Он начал разговор с обвинения меня в занятии проституцией и жалоб в этой связи моих соседей.

«Я проститутка? — сказала я. — Я всего лишь маленькая секретарша, которая чистит свой велосипед и не тревожит ни одной души. У меня работа в консульстве, и там вы можете навести справки обо мне».

«Почему бы тебе не налить мне виски со льдом?» — ответ был очень необычен для полицейского. Это было мое первое столкновение с законом, и я не оказалась достаточно проницательной, поэтому поступила, как он требовал.

Примерно через пять минут, вернувшись в гостиную с бутылкой, я обнаружила его разгуливающим по комнате, заглядывающим в стенные шкафы, просматривающим мои бумаги и вообще сующим всюду свои нос.

Затем он сел вновь со стаканом в руке и завел разговор, ничем не связанный с его служебными обязанностями. Однако приближалось время, когда в любой момент мог прийти следующий клиент. Поэтому я попросила разрешения сходить в спальню переодеться. Но толстый полицейский-ирландец последовал за мной.

Совершенно неожиданно я заметила движение его руки вниз, расстегнувшей брюки, и он начал доставать из них компрометирующую его, как слугу закона, вещь. Затем толстяк схватил меня и бросил, орущую, на постель. Хотя он и был предположительным полицейским, моим невольным криком было: «На помощь, полиция, на помощь!»

Он осадил назад, но начал словесное наступление: «Я хочу, чтобы ты знала, девчонка, что я живу в Квинс с женой и четырьмя детьми, и моя жена снова беременна. А вы, девки, получаете так много легких денег, тогда как мне приходится работать, как собаке, за паршивую копейку».

Как ни была я неопытна, мне было ясно, к чему клонится его речь.

«Я думаю, ты должна начать платить мне определенную сумму каждую неделю, а я обеспечу всю необходимую защиту для тебя».

«Нет, — сказала я. — Мне не нужна защита, потому что я не делаю ничего плохого».

«Вот что я скажу тебе, девчонка, — сказал он. — Я ухожу, но обдумай мои предложения и тогда свяжись со мной».

Перед лицом пришельца мне удалось сохранять самообладание, но на самом деле я была более испугана, чем казалось со стороны. После его ухода я позвонила своему следующему клиенту, психиатру, и рассказала об инциденте.

«Мне кажется, это жульнический трюк, — сказал старичок. — Они попытались применить тактику запугивания. Будь более внимательной в будущем и между делом осмотри квартиру — все ли вещи на месте».

Повесив трубку, я вернулась в спальню, и первое, на что упал мой взгляд, была крышка комода. Перед приходом полицейского на ней лежали 100 долларов и дорогой фотоаппарат. Сейчас на ней была только пыль.

Также исчез по непонятной причине конверт с порнографическими снимками, сделанными с меня в Голландии, которые я ввезла в Америку единственно как личный сувенир. Я списала деньги и фотоаппарат на расширение собственного печального опыта и страшно разозлилась на свою тупость за то, что оставила их на виду; что же касается фотографий, мне пришлось вскоре узнать, почему они пропали.

Когда через три дня вернулась Соня, я рассказала о случившемся, не включив в историю своих клиентов. Она назвала меня очень наивной, так как все знают, что полисмен должен предъявить ордер на обыск. Этот последний инцидент, однако, еще больше осложнил наши ухудшающиеся отношения, хотя мне меньше всего хотелось разрушать нашу дружбу с Соней.

Ее огорчало то, что я становлюсь все более безнравственной, но она не подозревала, что я больше не развлекаюсь с мужчинами. Если кто-то мне действительно нравился, я могла все еще лечь с ним в постель бесплатно, но к вечеру я была только профессионалкой.

Как-то Соня и я сели вдвоем и имели длительную беседу, в результате которой пришли к выводу, что, если мы хотим сохранить нашу дружбу, один из нас должен съехать. И так получилось, что этим человеком оказалась Соня. Благодаря улыбке фортуны ей удалось найти очаровательную квартиру со сниженным размером квартплаты в старом элегантном здании на Восточной Пятьдесят третьей улице, которая больше подходила ей, чем мне из-за того, что дом был заселен очень старыми людьми, из которых сыпался песок и который поэтому напоминал заведение для престарелых.

Поэтому я согласилась остаться в верхней части города и могла позволить себе платить 285 долларов за квартиру в месяц. Я зарабатывала хорошие деньги, занимаясь проституцией вечером и работая секретаршей днем. Мне удалось привлечь весьма неплохую клиентуру благодаря восторженным отзывам довольных клиентов.

Нисколько не преувеличивая, могу сказать, что я предоставляю очень хорошие услуги. За последние несколько лет я приобрела огромный сексуальный опыт и освоила всевозможные любовные позиции и приемы, которые приносят мужчинам и женщинам наибольшее наслаждение.

Чтобы доказать вам, как ко мне относятся мои люди, могу сказать, что первый «гость» Дирк до сих пор является моим хорошим клиентом и рекомендует меня всем остальным.

Со мной не бывает этого всеамериканского вэм, бэм, спасибо, мэм. Я действительно наслаждаюсь своей работой и люблю секс. Мне никогда не приходилось фальсифицировать свое удовольствие, и я никогда не торопила своего клиента.

Поэтому Перл видела, что все остаются довольны мной, и со временем я настояла исключительно на 50-долларовых клиентах. Двадцать долларов я отдавала Перл. Из-за более высокой оплаты моя клиентура стала более качественной, и вместо продавцов и торговых посредников у меня появились президенты компаний, стокброкеры, адвокаты, торговцы недвижимостью и политики. Я переросла мелочную деятельность Перл в деловой части города и знала, что должна подняться на более высокую ступень в профессии и получить доступ к высокопоставленным клиентам.

Приблизительно в ноябре моя жизнь изменилась благодаря тому, что один из клиентов познакомил меня с двумя женщинами, сыгравшими решающую роль в моей судьбе в течение следующего года. Их звали Мадлена и Жоржетта, и они были двумя самыми высококлассными мадам Нью-Йорка.

Конь по имени Джим Уотни, который любил улечься в постель с десятью девушками зараз и который однажды кончил семь раз с семью девушками; позвонил мадам и сказал буквально следующее: «Ксавиера — девушка, без которой вам не обойтись».

Мадлена была в последние несколько лет самой крупной мадам Нью-Йорка. Она унаследовала «королевский» титул от лесбийской леди по имени Дафна, чей кирпичный дом на Лексингтон-авеню с бассейнами и молочными ваннами подвергся налету полиции и был закрыт в июне 1968 года. Сообщения об этом деле были напечатаны на первых полосах «Дейли ньюс», а такая публичная реклама меньше всего нужна публичным домам. Теперь эти помещения занимает советник Картер Беден для своей политической деятельности.

Дом Мадлены почти превзошел заведение Дафны великолепием и размерами. В кирпичном здании, расположенном в районе Муррей Хилл, было пять спален. Эти спальни размещались на трех этажах, а на отдельном этаже действовал бар, а также находились комнаты для отдыха и общения.

Холодной ноябрьской ночью я оказалась в ее заведении, куда меня взяли для того, чтобы набрать нужное количество девушек для группы состоятельных управляющих, хотевших поразвлечься после холостяцкого ужина в «Двадцати одном». Джим Уотни и я позвонили в дверь и ждали несколько минут, пека все сложные замки и запорные приспособления были открыты, чтобы впустить нас за дверь. Внутри нас сопровождал дворецкий.

Ого, я никогда не считала заведение Перл дворцом, но это место превращало ее дом в иглу, эскимосскую хижину из снега.

Вход представлял собой элегантное фойе, пол которого был покрыт шиферными и мраморными плитами. с великолепной люстрой под потолком. Направо находилась гостиная, отделенная от фойе дымчатыми стеклами. Позади были видны обеденный стол из палисандрового дерева и огромная кухня для гурманов. Внутри комнаты были девять или десять хорошо одетых девушек, и все это больше было похоже на высококлассное агентство манекенщиц, чем на бордель.

Затем я познакомилась с Мадленой. Она плыла по комнате в своем шикарном платье от Пуччи. Это была женщина около сорока лет, элегантная, красивая, с безупречной косметикой и прической.

«Добро пожаловать в мой дом, Ксавиера», — сказала она, и я снова была в изумлении. Знакомый иностранный акцент. Царствующая мадам Нью-Йорка была выходцем из страны, где я жила два года, — из Южной Африки.

Для ознакомления с домом Мадлена провела меня но лестнице вверх из холла на первый этаж, на котором размещались просто, но со вкусом обставленные спальни по правую и левую стороны от коридора. Второй этаж был идентичным, отличаясь только цветом отделки.

Третий этаж предназначался для релаксации мужчин в промежутках между их «активной деятельностью». Это была прекрасная баронская комната, оформленная в мужском стиле, с потолками, отделанными деревянными брусьями, и с тяжелыми деревянными же скамьями. С одной стороны находился полностью оборудованный бар, а с другой — огромный кинопроектор, пригодный для настоящего кинотеатра.

Дворецкий Филипе отвечал за то, чтобы своевременно помочь мужчинам снять и надеть пальто и показать дорогу к бару и другим общим комнатам.

Надзор за происходящим в спальнях осуществляла рыжеволосая секретарша-лесбиянка Синтия, которая носила черно-белую униформу и прогуливалась по помещениям, отмечая, кто с кем пошел и сколько раз. Это одна из трудностей данного бизнеса, потому что девушки могут заявить, что они сделали больше, чем на самом деле, если за ними нет никакого контроля. С другой стороны, клиент может сказать, что совершил меньший подвиг, чем тот, на который способен. При любом из вариантов вы недосчитаетесь денег. Поэтому Синтия, которая с тех пор перешла ко мне работать как коллгел, вела учет, а Мадлена составляла пары и очаровывала клиентов.

Это был мой первый контакт с профессионалками как группой, и, честно говоря, у меня поначалу были сомнения, стоит ли участвовать вместе с ними во встрече. Я всегда представляла себе проституток как смесь из грубых уличных шлюх и легкомысленных, сбившихся с пути истинного маленьких девочек. Девушки Мадлены не были ни тем, ни другим. Это были хорошо ухоженные, привлекательные и определенно неплохо образованные женщины.

Пока мы ожидали клиентов, я беспокоилась, о чем разговаривают между собой в компании проститутки во время свободной минутки. Какой род небольшой беседы можно затеять? Что-нибудь вроде: что вы думаете о документах Пентагона? Или: как отражается на проституции замораживание заработной платы и цен? Или даже: как поживают детишки? Мне казалось, что разговор о деньгах, «джонах» и так далее не является проявлением хорошего вкуса, но так как мне всегда было интересно знать, что движет людьми, я решила провести собственный небольшой «опрос Гарриса». Откуда вы, как долго занимаетесь этим, получаете ли удовольствие от секса в целом, получаете ли вы удовольствие от профессионального секса? Другими словами, я задавала им вечный вопрос: что такая девушка, как вы, делает в таком месте, как это?

Кармен, вспыльчивая уроженка Бразилии, сказала: «Я ненавижу это занятие, но мой парень изобьет меня до смерти, если я не принесу домой деньги».

Криста, немка, проворковала: «Я замужем, и мой муж знает, чем я занимаюсь, и нам нравится дополни тельный доход».

Санни, американка, прошипела: «Ненавижу мужчин — я лесбиянка, для меня это только способ заработать».

Никто не признался, что им нравится то, чем они занимаются, кроме меня и еще одной девушки-негритянки по имени Лаура.

«Да, я люблю секс, я люблю мужчин. Мне нравится каждый миг этого до тех пор, пока они не начинают дурить».

Лаура и я мгновенно стали друзьями, и до сегодняшнего дня мы единственные из всех тогда собравшихся девушек, кто преуспел в жизни благодаря собственным усилиям. До сих пор мы встречаемся по «работе» и поддерживаем контакт. Она стала высококлассной куртизанкой, работающей самостоятельно, а о моих успехах вы уже знаете.

Наконец группа из десяти или двенадцати слегка подвыпивших молодых людей, все до одного с черными галстуками, появилась после официального обеда и сразу попала в заботливые руки Филипе, дворецкого, который помог им освободиться от пальто. Синтия показала им дорогу в бар, где они получили напитки и начали общаться с девушками, пока не останавливали выбор на какой-нибудь из них, либо Мадлена самостоятельно подбирала пару.

Каждый мужчина выбирал по две девушки, либо по одной, либо сразу двоих, и все прошло замечательно. Это была ночь, когда бизнес превратился в нескончаемое наслаждение.

Всем были предоставлены спальни, и Синтия ходила по дому в своей униформе, продолжая считать, кто пошел в зеленую комнату, кто в голубую, кто в красную комнату и с кем.

В три часа утра, когда все были удовлетворены, одеты и сидели внизу в гостиной, попивая кофе, Мадлена решила, что вечер прошел настолько хорошо, что она устроит специальное сверхпозднее шоу в качестве премии.

Она заметила, что Лаура и я очень хорошо сочетаемся друг с другом и с энтузиазмом относимся к нашей работе. Поэтому она предложила нам организовать представление с любовными играми на большом дубовом обеденном столе.

Должно быть, я подпрыгнула вверх от возможности заняться этим с Лаурой. Однако были и сдерживающие моменты — я никогда не была раньше с представителем негроидной расы, и мое южноафриканское прошлое заставляло меня немного напрягаться.

У Лауры, однако, не было подобных сдерживающих факторов, и когда она сбросила кожуру одежды со своего сногсшибательного тела с этой большой коричневой грудью и сосками, похожими на наконечники из эбенового дерева, я решила, что она станет моей первой черной любовницей.

Мы взобрались на стол, и я стала медленно, нежно целовать ее лицо, плечи, и вниз к маленькому выступающему на ее плоском животе пупку и дальше по дороге к курчавым волосам на ее пурпурном цветке.

Девушки и гости, наблюдавшие за нами, ожили и очень скоро сорвали с себя одежду. Галстуке, трусы и рубашки летали по всей комнате, и в мужчинах просыпалось их естество. Они либо прыгали на стол, либо ныряли под него вместе с девушками. Даже мадам собственной персоной настолько возбудилась, что не смогла сохранить спокойствие и моментально сняла с себя одежду. Должна сказать, что для своего почти сорокалетнего возраста, обнаженная, она выглядела очень привлекательно — с большими грудями, твердыми, как скалы, ставшими такими благодаря инъекциям силикона — в момент, когда взбиралась на стол и выбирала симпатичного мужчину.

Одну вещь, касающуюся Мадлены, я усвоила твердо: если она желает определенного мужчину, что является привилегией мадам, а он отвергнет ее, она впадает в неистовство и обращает свой гнев на окружающих. Но, к счастью, в ту ночь эта драма не случилась, и мы закончили большим и доходным сексуальным сборищем с очумевшей Синтией, которая бегала по кругу и старалась сосчитать, кто кончил и кто является причиной этого.

Этот импровизированный групповой секс принес дому и девушкам много дополнительных денег, и Мадлена справедливо была довольна моей премьерой в первый вечер, ибо я начала эту сцену.

Прежде чем я ушла домой, она предложила мне стать одной из ее постоянных девушек. Примерно в это же время я познакомилась и с Жоржеттой Харкот, заведение которой располагалось в многоэтажном жилом здании на Йорк-авеню. Но я быстро поняла, что не должна порхать от одной мадам к другой. Если вы получаете хорошую работу у одной, оставайтесь с ней.

Я предпочла Мадлену потому, что она имела более искушенный в бизнесе и длительно существующий дом с клиентами более высокого класса.

Жоржетта и ее, безусловно, обширная деятельность были менее надежны, чем Мадлена. Жоржетта всегда переезжала с одного места на другое. Ее гостиная была обычно заставлена картонками и находилась в беспорядке. И более того, она не была даже наполовину такой леди, как Мадлена, и не обладала ее деловитостью.

После того, как меня взяли в конюшню Мадлены я разорвала все профессиональные отношения с Перл, хотя продолжала поддерживать контакт с ней как с другом, потому что мне нравилась девушка.

Кроме того, в то время, как моя профессиональная жизнь проститутки ускорилась, нормальная жизнь стала расползаться по швам. Товарищи по работе и наниматель заинтересовались, почему я всегда такая усталая и почему мне всегда звонит масса народа, и как мне удается одеваться значительно лучше, чем может позволить себе незначительная секретарша с низкой зарплатой.

Это было только вопросом времени, когда произойдет опасная для меня накладка и они получат полное представление о роде моих внеслужебных занятий. Как только это стало известно в консульстве, мой начальник дипломатично предположил, что мне будет лучше работать где-нибудь еще, и даже посоветовал подходящую работу в миссии Объединенных Наций и дал хорошую характеристику.

Я приняла предложение, понимая, что у меня нет других вариантов, и должна была сдать несколько экзаменов по печатанию на разных языках, прошла тесты по переводу. Меня приняли, и с 1 ноября 1969 года я начала работать. Работа была административной, но почти такой же скучной, как на предыдущем месте, и едва ли такой же успешной, так как я не прилагала слишком много энергии и усилий, печатая под диктовку моего босса, сексуально озабоченного невысокого посла, после своих тяжких ночных трудов.

Уборка квартиры была тоже занятием, без которого я могла прожить. Она была слишком большой и требовала слишком много работы по уходу. А кроме всего прочего, я пользовалась только спальней. Поэтому примерно в то время, когда я сменила свою работу, мне удалось подыскать однокомнатную квартиру около Первой авеню в Нижних Пятидесятых всего в пяти минутах ходьбы от офиса.

Во время моего переезда из одной квартиры в другую случилось нечто, что усилило мое чувство того, что, занимаясь такой запрещенной профессией, как проституция, вы становитесь уязвимыми для всякого рода тревог. Сначала был фальшивый полицейский, а затем неприятность по имени Муррей-водитель.

Муррей-водитель был здоровенным медведем из породы турецких евреев, у которого на уме было несколько больше, чем желание просто перевезти мои пожитки. Он настоял на беседе, которую я в то время посчитала просто вызывающей раздражение, но которая с точки зрения последующих событий, как оказалось, была довольно важной.

«Спорю, мисс Ксавиера, что ты девушка, любящая забавы и игры», — сказал Муррей с плохо скрытой самодовольной улыбкой после того, как последний предмет мебели был вынут из грузового лифта.

«Муррей, — ответила я холодно, — что мне нравится — не твоего ума дело».

«Не расстраивайся слишком, леди, — продолжал он, — потому что я могу помочь девушке вроде тебя множеством разных способов».

«Не вижу, какое я могу найти вам применение, кроме как попросить убрать эту мебель с прохода в холле. Во всех остальных случаях я прекрасно могу помочь себе сама».

Но Муррей-водитель хотел сказать мне больше, и после ухода его помощников он все еще ошивался около.

«Это действительно прекрасное место для занятий важной работой, мисс», — сказал он.

«Что ты этим хочешь сказать?»

«Случайно я знаю, что это спокойное здание и ты можешь здесь работать проституткой так долго, как захочешь. Просто не забудь поладить со швейцаром».

«О'кей, Муррей, дорогуша», — я им с чем не соглашалась и действительно хотела избавиться от него, но он заинтриговал меня.

«Ты похожа на новичка в этом бизнесе, свежего и естественного. Оставайся такой. Будь осторожной, чтобы не вляпаться в какую-нибудь историю, потому что она может обернуться опасным рэкетом. Но если это произойдет, позвони мне». Он протянул мне квадратный кусок бумаги с нацарапанным на нем именем и телефоном.

«Прекрасно, Муррей. Надеюсь, мне никогда не понадобится твоя помощь, но как бы то ни было, спасибо. Теперь до свидания, я должна заняться делами». Муррей-водитель ушел, а я подготовила свою квартиру-студию для ночного бизнеса.

Моя жизнь прочно устоялась и спокойно протекала пару следующих месяцев, хотя работа в миссии оказалась еще менее приятной, чем в консульстве, Меня заставляли чувствовать «иностранкой в офисе», хотя я могла говорить на их языке. И иногда они переходили на национальный диалект, чтобы исключить меня из беседы. Однако такое отношение не слишком беспокоило меня, так как моя профессиональная ночная жизнь становилась более важной, более активной и более доходной, чем работа днем.

Я даже ухитрялась приводить в порядок квартиру во время обеденного перерыва или выкинуть парочку трюков в своей студии. Иногда Мадлена или даже Жоржетта звонили мне и спрашивали, не смогу ли я принять клиента ради быстрого обеденного траха.

Мадлене особенно нравилось, как я управляюсь с ее клиентами-мазохистами, создавая садо-мазохистские сцены, в которых я использовала кнуты. Эти люди платили больше, чем нормальные клиенты, но они требовали гораздо больше времени, и я попросила Мадлену постараться заранее предупреждать меня, чтобы я успевала надеть соответствующую одежду вроде кожаной куртки или юбки, черного свитера-водолазки или чего-нибудь еще грубого или зловещего вида и сэкономила таким образом время в обеденный перерыв.

Одна вещь мне очень нравилась во время работы с Мадленой. Это была предусмотрительность, с которой она разговаривала со мной по телефону, предлагая работу: «Ксавиера, я достала Скотч (что обозначало пятидесятидолларового клиента) или шампанское (стодолларовый клиент). Ты будешь свободна в районе двенадцати или часа дня, чтобы мы выпили вместе?»

При этом на нее часто находили приступы смеха, потому что она никогда не встречала мелкую секретаршу, которая зарабатывала бы несколько сотен дополнительного дохода в неделю в обеденный перерыв. А мысль о том, что можно сбежать на время с работы и выполнить в этот промежуток сложную садо-мазохистскую сцену, приводила ее в еще больший восторг.

Однако некоторые мои клиенты не были такими дипломатами, когда звонили мне, что привело к началу конца моей новой работы. Моей главной головной болью в миссии стала дряхлеющая старая дева, работавшая оператором коммутатора, которая, как позже выяснилось, прослушивала все мои телефонные переговоры. И некоторые из них не относились к категориям утонченных. «Ксавиера, — обычно говорили клиенты. — Я хочу лечь с тобой в кровать в час дня. Встречаемся в твоем доме. О'кей?»

Пятидесятилетняя старая дева не подозревала, что это делается за деньги, и стала распространять слухи, что мадемуазель Ксавиера — «величайшая куртизанка постоянной миссии Объединенных Наций. Скандал! Ужас!».

Я почувствовала надвигающуюся катастрофу в воздухе и рассчитала, что единственный способ спасти свою голову заключается в том, чтобы соблазнить вожделеющего малютку — посла. Если действительно запахло жареным, будет полезно иметь его на своей стороне.

Днем в пятницу носящий очки посол зашел ко мне на рабочее место с предложением выпить и с желанием осуществить неторопливую европейскую романтическую сцену. Но я не могла растрачивать время на роман в тот день, потому что в районе семи часов вечера меня ожидала пара стокброкеров.

Я налила послу коньяк и посадила его на софу. «Ксавиера, — начал он. — Как долго я мечтал об этом моменте». После того; как он разразился историей своей любви и надежды, я сняла с него пальто, галстук, рубашку и ботинки, и к тому времени, как он дошел до описания, как он собирается осторожно целовать мои волосы, уши, мое горло — до тошноты, — он был одет в костюм новорожденного.

Я быстро занялась с ним любовью, стараясь изо всех сил, с учетом остающегося в запасе времени. Ему, должно быть, понравилось это, потому что в течение следующих двух недель, в то время как я сидела у него на коленях, записывая под его диктовку, он спрашивал меня: «Ксавиера, у вас найдется свободный чае после работы?» У него начался бы сердечный приступ, если бы я сказала ему, что у меня редко бывает бесплатный час в эти дни, но я не брала с него денег, поэтому он не узнал правду: «О, мистер посол, — отвечала я, — вы приглашаетесь ко мне домой сегодня вечером в шесть часов».

События в моем офисе, однако, развивались так неблагоприятно для меня, что вскоре даже вмешательство посла не могло помочь мне. Часть членов персонала, подхлестываемая охваченной предрассудками старой девой, раскрывавшей всем на меня глаза, требовала провести расследование моих способностей так хорошо одеваться на зарплату секретарши и смысла всех этих неприличных телефонных-звонков.

Однажды утром, когда я прибежала на работу, мой стол оказался открытым, и маленькая адресная книга с телефонами, которую я по дурости держала в офисе, была реквизирована. Итак, после трех месяцев с начала работы в миссии моя законопослушная жизнь в качестве секретарши закончилась навсегда.

Потрясение

Я все еще работала в миссии Объединенных Наций, когда обнаружила, какой крутой рэкет существует в Нью-Йорке, где беззащитные девушки и замужние женщины, которые хотят подзаработать немного дополнительных денег проституцией, становятся жертвами шантажа. Эти шантажисты для женщин, совмещающих основную профессию с древнейшей, даже более опасны, чем полиция.

Я жила в своих новых апартаментах в конце Восточных Пятидесятых улиц в то время. Тогда шантажисты, которые, очевидно, наблюдали за мной некоторое время, «позвонили» мне в первый раз.

Это был сырой холодный вечер в конце ноября. Я вернулась из офиса и нашла конверт, подсунутый под мою дверь. Моей, первой мыслью, когда я открыла дверь и остановилась, чтобы поднять конверт, было, что это уведомление о квартплате от домохозяина. Прошло чуть больше двух недель, как водитель автофургона по имени Муррей перевез мою мебель сюда, и, естественно, я еще не платила ничего за квартиру, кроме задатка.

Мое имя на конверте было написано детскими каракулями, как будто неуверенной рукой, и карандашом, а не ручкой. Я вскрыла конверт на ходу, снимая пальто. И вдруг интуитивное чувство подсказало мне, что в письме неприятные новости. Поначалу из конверта выпала только одна вещь — снимок, сделанный «Поляроидом», но изображение на этом снимке страшно потрясло меня. Я забыла уже, кто сделал эти снимки, которые мнимый полицейский по имени Мак украл из моей старой квартиры. На выпавшем снимке было мое изображение с огромным пенисом во рту, и на других, также вложенных в письмо, я занималась мастурбацией. Никакого послания в конверте не было.

Я была в страшной панике, сразу же бросилась из квартиры и спустилась на лифте в холл. Я подбежала к швейцару: «Слушай, у меня проблема!» Я доверяла ему. Он имел «отеческую» внешность, чем-то даже напоминая моего отца.

Он знал, конечно, что я занимаюсь проституцией, но я ему приплачивала. Не показывая ему фотографий и не говоря, что точно случилось, я просто сказала, что кто-то приходил в мою квартиру и подложил письмо, якобы адресованное другому лицу.

— Ты не видел кого-нибудь, входившего в дом? — спросила я.

Швейцар задумчиво почесал голову и наконец сказал: «Дай-ка мне подумать. Да, теперь, когда ты спросила меня, я припоминаю, что днем здесь крутился молодой парнишка. Я еще подумал, что он, наверно, пьян или накурился «травки». Не знаю, от чего теперь ребятня ловит кайф, но он не мог даже ступить ровно. Парень был небрит, в грязной и рваной одежде, — швейцар нахмурился. — Это был сопливый панк с длинными обвислыми белесыми волосами, наползающими на лицо, и он сказал, что ему необходимо передать тебе кое-что».

Швейцар усмехнулся неожиданно: «Он так страшно исковеркал твое имя, что я сказал, что передам послание сам. Но этот малый заявил, что хочет сделать это сам и просто подсунет конверт под дверь. Поэтому я решил пропустить его наверх».

Я не смогла представить себе кого-то из моих «знакомых», подходивших под это описание, но поблагодарила швейцара, дала ему пять долларов и вернулась в квартиру. Я знала, что это не шутка, и как бы в подтверждение зазвонил мой телефон. Голос на другом конце трубки был низким, с характерным акцентом нью-йоркского простолюдина. Он произнес: «Мисс Ксавиера?»

Я знала, что звонок имеет отношение к моим фотографиям. «Да», — прошептала я. «Итак, мисс Ксавиера, я надеюсь, вы нашли письмецо?» — «Да», — сказала я, стараясь унять дрожь в своем голосе. «Мисс Ксавиера, мы хотим, чтобы вы серьезно отнеслись к нашему предложению, и хотим получить ответ к среде. Ждите нашего звонка завтра вечером в семь ровно. — Сегодня уже был понедельник! — Мы хотим, чтобы вы приготовили пять тысяч долларов либо…» — «Что вы имеете в виду? Пять тысяч долларов за этот маленький снимочек?» — возразила я. С усмешкой в голосе мужчина ответил: «Да, именно так. Мы знаем, что у вас не в порядке иммиграционные документы. Мы может повернуть дело так, что вас вышвырнут из страны в сорок восемь часов пинком под ваш сексуальный маленький задок, доказав Иммиграционному департаменту, что вы позируете для порнографических снимков, — он изобразил смех. — Мы может подарить эти фотографии людям, с которыми вы работаете, и вас уволят, и у вас снова будут неприятности с пребыванием в США. Подумайте об этом. Мы позвоним снова завтра в семь вечера».

Мужчина повесил трубку, и никогда в жизни я не была такой подавленной, как в этот раз. Почти год прошел с тех пор, как Карл Гордон бросил меня. Кроме моей подружки Сони, я не смогла обзавестись настоящими друзьями из-за моей безалаберной жизни, которую я вела. Среди клиентов у меня были юристы и влиятельные люди, но проблема в том, что мне нужно было срочно найти пять тысяч долларов. Я лихорадочно рассматривала свою записную книжку, обдумывая, к кому можно было бы обратиться за помощью.

Примерно четыре месяца я дружила с юристом по имени Мартин Джоффри, очень милым, очень воспитанным еврейским юношей, с которым познакомилась после того, как Карл покинул меня. Он знал, что я тогда очень переживала этот разрыв и что по своей природе я очень эмоциональная личность. Он видел, как я опускаюсь, и ему очень не нравилось то, что происходит с милой еврейской девушкой из Голландии. У нас с Мартином сложились нежные, почти влюбленные отношения. Я действительно чувствовала привязанность к Мартину и знала, что могу обратиться к нему в любое время за советом.

Поэтому первым, кому я позвонила, был Мартин и он действительно не знал, как помочь. Единственная вещь, которую он посоветовал мне, было: «Не плати им. Если ты однажды заплатила шантажисту, он будет качать из тебя деньги всю жизнь». Такой совет не успокоил меня, и я позвонила другим знакомым, но никто не помог мне.

Наконец, отчаявшись, я попыталась занять эти пять тысяч. «Я отработаю их, даже если мне ради этого придется бросить работу и трахаться день и ночь», — умоляла я. Некоторые из мужчин, с которыми я встречалась, действительно были состоятельными, но тогда, в самом начале моей карьеры, для меня стало неприятным открытием, что мужик, пользующийся услугами проститутки, не хочет, чтобы она тревожила его личными проблемами, если только он действительно не увлечен ею.

Итак, я провисела на телефоне всю ночь, но помощи нигде не получила.

На следующее утро я была уже на грани истерики, когда обнаружила в записной книжке как раз перед уходом из офиса клочок бумаги с именем Муррея-водителя и его телефоном. Я вспомнила, как он почувствовал инстинктивно, что я занимаюсь проституцией, хотя у меня была легальная дневная работа. Муррей, будучи водителем грузовика, конечно, не был пай-мальчиком, и я подумала, что сейчас самое время позвонить такому крутому парню вместо этих милых, умных, умеющих болтать людей, которые готовы дать сто советов, но не способны помочь делом. Поэтому я позвонила Муррею перед уходом с работы и объяснила, что случилось. Он пообещал, что, если шантажист будет звонить мне вечером в семь, он будет у меня дома в шесть тридцать.

Он велел отложить все встречи и планы, пока дело не будет решено. «Я хочу, чтобы ты была со мной, и это значит, что я будут с тобой, и ты будешь делать то, что я скажу, — вот и все».

Это был приказ, и я пришла домой сразу после пяти часов. У меня была назначена встреча на девять в тот вечер с юристом из Канады — мы решили вместе поужинать, — но я не могла предупредить его. Его рекомендовал мне знакомый стокброкер, к которому я с трудом дозвонилась на Уолл-стрит. Но и он не знал, где найти юриста. У меня просто не было возможности отменить встречу.

До шести я отшивала всех, кто хотел встретиться со мной в тот день, и так нервничала, что буквально рычала на мужчин, звонивших мне. «Оставьте меня в покое; не звоните мне сегодня вечером».

В шесть тридцать ровно Муррей позвонил в мою дверь, Я не встречалась с ним с тех пор, как три недели назад он перевозил мой скарб. Он выглядел очень крутым мужиком с темным, в оспинах, лицом и густыми черными волосами.

Казалось, Муррей тоже нервничает. Он осмотрел мою квартиру, начиная с ванной, где у меня стоял телефон, так что я могла беседовать в ванной. Ему это понравилось, и, осматривая квартиру, Муррей все время говорил: «Ксавиера, я хочу, чтобы ты делала только то, что я тебе скажу. Если что-то произойдет сегодня вечером, мы будем вместе. Только не трусь. Я знаю, что я делаю».

Муррей говорил мне «не трусь», а я действительно боялась и старалась унять нервную дрожь. Мне на самом деле не хотелось никому, даже Маку, укравшему мои снимки, причинять какой-либо вред. Все, что я хотела, — это иметь рядом мужика, когда встречусь с людьми, шантажировавшими меня, кого-то достаточно крутого, чтобы он смог просто смазать им слегка по носу и сказать: «Слушай, ты, гони снимки назад и перестань заниматься этой хреновиной!»

«Ну ладно, — сказал Муррей, — теперь запомни, что, как правило, шантажисты не стараются причинить физический ущерб жертве. Все, что им надо, — это деньги. Когда они позвонят, будешь говорить с ними по телефону из ванной, а я подниму трубку в гостиной. Ты представишь меня своим дядей. Единственным родственником в этой стране. Я представляю твои интересы, понимаешь? У меня есть машина, и, если они захотят встретиться, мы подъедем к ним».

Ровно в семь часов зазвонил телефон. В трубке зазвучал голос того самого парня, который требовал деньги прошлым вечером. Муррей поднял трубку в гостиной, и через открытую дверь я могла наблюдать за ним из ванной. Он тоже нервничал. Я сказала в трубку, что рядом сидит мой дядя и он хотел бы уладить это дело.

Затем Муррей начал переговоры. «Хелло, это мистер Аркштейн, дядя мисс Ксавиеры и ее единственный родственник в США. Я представляю интересы девушки. Мне известно, как это плохо для нее, что вы нашли эти снимки. Я не хочу, чтобы мою племянницу выслали из страны».

Голос Муррея звучал, как у кроткого, встревоженного дядюшки. «Скажите мне, сколько вы хотите, и мы встретимся с вами, — продолжал он. — Надо встретиться сегодня же и закрыть это дело, потому что девушка не спала прошлую ночь, и мне не хочется, чтобы она снова прошла через всю эту нервотрепку».

Наконец мужской голос сказал: «Хорошо. Мы хотим получить пять тысяч долларов. Встретимся у памятника перед входом на кладбище в районе Квинс в восемь часов вечера». На часах уже было начало восьмого.

Муррей согласился, и как только мы повесили трубки, он обратился ко мне: «Ксавиера, принеси-ка мне банку пива. Я должен позвонить кое-куда». Я вышла на кухню, налила стакан и вернулась в тот момент, когда заканчивался разговор, звучавший как набор шифрованных фраз. Он говорил: «Будь готов подобрать с картошкой у монумента на кладбище в Квинс в восемь пятнадцать». Я поняла, что он имел в виду, но страх током прошел через мое тело потому. что это звучало, как гангстерский разговор. Муррей выпил пиво и в десять минут восьмого сказал: «Ну ладно, давай-ка двигать. Машина стоит внизу».

«Что происходит, Муррей?» — спросила я. За окном шел дождь, перемежающийся со снегом, погода была мерзкая. Мне никоим образом не хотелось покидать теплую квартиру. Муррей сказал: «Ксавиера, делай то, что я тебе скажу, и не задавай вопросов. Сейчас мы поедем в сторону Квинс, и по дороге я расскажу кое-что о себе. Захвати с собой зонт».

Я взяла свой зонт-трость. Мы вышли из квартиры. От волнения у меня были потные ладони — такого со мной не было никогда в жизни. Все мое тело взмокло от страшного нервного напряжения, сильнее которого я никогда не испытывала до этого вечера. На улице мы влезли в старую раздолбанную машину.

«Нельзя ли поехать на более надежной машине, Муррей?» — спросила я. Он сказал, что не нужно беспокоиться. Шел проливной дождь, сквозь ветровое стекло мы едва различали дорогу. Не знаю, как Муррей находил нужный путь. И пока мы ехали, он рассказал мне немного о своей жизни.

«Ксавиера, ты должна знать, что я не только шофер. Я занимаюсь также разными другими делами. Уверен, ты слышала о мафии. Хотя я и еврей, я работаю с этими ребятами». У меня начался озноб от этого признания. «Что ты сказал, мафия? — Я почти заорала. — Я не хочу иметь никаких дел с мафией».

Я смотрела фильмы и читала о мафии, ну, как там убивают людей и потом они исчезают с лица земли. И до сих пор тщательно избегала всяких контактов с мафией.

«Я уже отсидел десять лет в тюрьме, — продолжал Муррей спокойно. — Мне сейчас тридцать семь лет. Но я выжил, и сейчас мне могут здорово намылить холку из-за тебя. Но не могу видеть, когда славные девушки вроде тебя попадают в такие передряги».

Он отвел взгляд от лобового стекла и посмотрел на меня в упор. «Я делаю это для тебя, но ты тоже должна сделать одну вещь. Дело, за которое мы взялись, — это не детская забава. Сегодня нас ждет опасная серьезная работа. Ты должна делать каждый момент лишь то, что я тебе скажу, и тогда все будет нормально. Не бойся и делай точно так, как я тебе скажу».

Думаю, что от таких слов у меня глаза полезли на лоб. «Что ты хочешь сказать, Муррей?» — спросила я.

«Повторяю, Ксавиера. Что бы ты ни увидела сегодня — никогда больше об этом не вспоминай. И никогда не упоминай моего имени и не говори никому, что произошло».

Я выглянула из окна автомобиля на мокрую улицу в падающих струях дождя, и меня прошиб холодный пот.

«Муррей, — спросила я после паузы, — почему мы должны встретиться с ними перед входом на кладбище в Квинс, ведь это, наверно, самое жуткое в мире место, особенно в такой мрачный вечер?» Муррей посмотрел на меня, как на глупого несмышленыша. «Ксавиера, — сказал он, — что за дурость. Ты что думаешь, они собираются встретиться с тобой перед входом в магазин Сакса на Пятой авеню или «Максвелле Плам»? Они хотят встретиться с нами там, где не будет свидетелей».

В пятнадцать минут девятого Муррей остановился перед входом на кладбище. Рядом проходил хайвей, по которому мчались одна за другой машины. Справа от нас стоял монумент, и около него под арочной крышей небольшой тупичок, может быть, около пяти метров длиной.

Никаких других припаркованных машин вокруг не было видно. «Муррей, — сказала я. — Все это туфта. Уже четверть девятого, а их все еще нет», Я страшно хотела домой, пока не произошло что-нибудь ужасное.

Муррей свирепо посмотрел на меня. «Делай, как тебе сказано. Садись на заднее сиденье и заткнись. И бога ради, не трясись ты так, вроде пичужки, которая вот-вот замерзнет до смерти».

Мне не оставалось ничего другого, как взять мой зонт с острым концом — мое единственное оружие в тот вечер — и перелезть на заднее сиденье машины. Но ничего не происходило. Мы наблюдали за машинами, проезжавшими мимо, и ни одна из них не остановилась А дождь продолжал моросить, и я замерзала все больше. Муррей курил сигарету за сигаретой, и было заметно, как он все сильнее нервничал. Он открыл окно, и за ним почти ничего не было видно.

Затем медленно, словно из ниоткуда, приблизилась сзади машина с включенными фарами. «Муррей, они здесь», — прошептала я. Оглянувшись, я увидела через заднее стекло автомобиля двух мужчин, сидящих на переднем сиденье автомобиля. «Муррей, это нечестно, — сказала я. — Мы договаривались о встрече только с одним».

«Не волнуйся, не волнуйся», — успокаивающе забормотал Муррей. Автомашина подъехала к нам, потом проехала мимо. Мы видели, как двое незнакомцев осматривали оттуда нашу машину, чтобы определить, сколько человек находится там. Они проехали еще немного и остановились примерно в четырех корпусах впереди. Эти двое зажгли сигареты и закурили. Затем один из них вышел из машины и подошел вплотную. При свете уличных фонарей было видно, что он одет в белую ветровку и джинсы. У него были длинные белесые прямые волосы и четырехдневная щетина. Это был, определенно, тот самый панк, и его внешность абсолютно точно соответствовала описанию того малого, подложившего письмо под дверь. Он постучал в стекло машины около Муррея, который опустил его и представился: «Эй, я ее дядя».

Парень сказал: «Могу я побеседовать с тобой, приятель?» Муррей открыл дверь с другой стороны, и неопрятный юнец стал обходить автомобиль. Он все время бормотал и разговаривал сам с собой и наконец влез в машину. Было очевидно, что он наподдавался до одеревенения.

Его глаза беспорядочно вращались, и взгляд, казалось, был направлен внутрь, когда он неожиданно начал вещать: «Мы не хотим сказать ничего плохого, но такие девушки не должны шляться везде, таская в собой грязные снимки и показывая их всем».

Я разозлилась и заорала: «Что ты хочешь сказать? Что я показываю их всем? Эти фотографии были украдены из моей собственной квартиры!»

«Заткнись! — Муррей зыркнул на меня, и я замолкла. Затем он повернулся к этому типу с горшком вместо головы на плечах. — Давай выйдем и поговорим. Кто это другой в машине?»

Забалдевший хиппи заявил: «Ну я пошел. Мы согласны порешить дело на четырех тысячах. Давай гони их прямо здесь».

Муррей отрицательно покачал головой. «Нет. Мне кажется, так делать не надо. Я думаю, следует отойти в сторону на улицу, а не обсуждать такое дело в присутствии этой леди».

Он жестом приказал мне открыть немного окно, чтобы было слышно, что происходит на улице, и вылез из машины под проливной дождь. Молодой наркоман выплюхнулся следом за ним с другой стороны автомобиля. Не уверена, что последний соображал, какая сейчас погода — солнце или дождь, — так он все время бормотал себе под нос с отсутствующим видом.

В тот самый момент, когда Муррей вышел из машины, другой мужчина также вылез из передней машины. Он открыл зонт и зашагал к Муррею и кайфующему мальцу. Держался незнакомец как шеф, и, хотя слабый свет и особенно зонт затемняли его лицо, я могу поклясться, что это был Мак. Такая же характерная крупная фигура толстяка. Все трое разговаривали примерно минут десять, как вдруг все вокруг осветилось двумя мощными фарами. Большой грузовик остановился позади нас.

Когда свет фар ударил по нас, меня охватил ужас еще более сильный, чем раньше, если это было возможно. Что происходит? Нас собираются убить? Но водитель грузовика просто вылез и кабины, и тут я впервые заметила телефонную будку рядом. Шофер подошел к будке и позвонил куда-то. Мне показалось, что он был там больше часа, но на самом деле это заняло у него, быть может, минуты две.

Все это время я с тревогой думала: о чем Муррей, Мак и этот наркоман разговаривают и что Муррей собирается делать. Наконец шофер вышел из будки, и грузовик укатил.

Мак, держа зонт над головой, пошел к машине, влез в нее, захлопнул за собой дверцу. Затем я увидела Муррея, жестикулирующего со светловолосым юнцом, и услышала несколько последних слов. «Подожди минутку. Я сейчас их принесу».

Муррей вернулся к нашей развалюхе и объявил громким голосом; «Я собираюсь отдать им эти чертовы четыре тысячи и забрать твои фотографии».

Как последняя идиотка, я сказала: «Но, Муррей, у меня нет четырех тысяч долларов».

Шипящим шепотом он сказал: «Заткнись». И, наклонившись внутрь машины, вытащил коричневую сумку, которая, казалось, была чем-то наполнена. Затем Муррей выпрямился и махнул рукой белесому хиппи, чтобы тот шел к крытому павильончику, где они могли бы укрыться от дождя и пересчитать деньги.

Я наблюдала за Муреем, идущим к павильончику, со спины. Другой участник действия стоял лицом ко мне, и сквозь струи дождя можно было видеть его неясные очертания. Затем я увидела, как Муррей засунул руку в сумку, будто собираясь передать деньги юнцу. В следующий момент прозвучали три слабых хлопка, и юноша упал на землю. Никто, кроме меня, не мог видеть происходящего в павильоне, а Муррей спокойной, размеренной походкой вернулся к нашей машине, по дороге запихнул что-то в карман. Он сел в машину, мы поехали и стали отъезжать от кладбища. Я все еще сидела на заднем сиденье.

«Боже мой, Муррей, что ты сделал?» — спросила я.

Как обычно, он ответил: «Не волнуйся». — «Но как мне не волноваться? — спросила я. — Муррей, ты только что выстрелил в человека три раза. Я слышала — ты стрелял в него из пистолета с глушителем. Это пистолет лежал у тебя в сумке?» — продолжала я спрашивать по дороге в Нью-Йорк.

Наконец, я доконала Муррея: «Малыш, мы не пользуемся полумерами против подонков вроде этих. Какое право они имеют шантажировать работящих девчонок вроде тебя?» — «Но, Муррей, ты так и не вернул фотографии», — упрекнула его я. Весь оставшийся путь до города он не сказал ни слова, кроме: «Не беспокойся. Я доставлю тебе их завтра». Но перед глазами у меня стояла картина: фигура молодого парня медленно обмякает и падает в павильоне.

Да, он был доходягой, побродяжкой. Но я видела его мертвым. Это ужасно. Он был убит за три несчастные карточки. Чувство вины подталкивало меня к дальнейшим расспросам. «Муррей, пожалуйста, расскажи мне, что же произойдет после нашего отъезда?»

Наконец он раскололся: «Этот тип на переднем сиденье не видел и не слышал, как я пристрелил малого из-за глушителя на пистолете. Сегодня надо сделать еще много дел. Я должен еще избавиться от пушки».

«А что с тем, вторым, что остался в машине?» — спросила я. Я все еще волновалась о том, как вернуть фотографии.

«О нем тоже позаботятся», — сказал Муррей, глядя через ветровое стекло на мокрую улицу. «Его тоже убьют?» Я старалась, чтобы мой голос не сорвался от волнения.

«Примерно так, — обронил Муррей. — Два моих парня прятались за стеной кладбища. — Он резко рассмеялся. — Эти золотари не могли подыскать лучшего места для меня и моих ребят. Примерно через десять или пятнадцать минут этот жирный слизняк с переднего сиденья начнет беспокоиться, куда запропастился его приятель-наркоман, и когда он пойдет посмотреть…» Снова сухой смешок Муррея.

«Когда он увидит своего дружка, лежащим в павильоне, два моих парня возьмут его в оборот. А что произойдет после этого, я расскажу тебе завтра».

Без пяти девять Муррей оставил меня перед подъездом моего дома и сказал, что мы встретимся завтра. Телефон зазвонил в тот момент, когда я входила в квартиру. Это звонил мой канадский юрист, чтобы уточнить место нашего девятичасового рандеву. Только что я пережила самые тяжелые. минуты в своей жизни, а этот юрист был в игривом и легкомысленном настроении. Он говорил что-то вроде: «Эй, как твои дела? Приятно встретиться. Привет от стокброкера», — и все такое. А я едва могла ворочать языком.

Мы пошли в китайский ресторан в Чайнатауне. Там я разбила две тарелки прежде, чем смогла донести до рта пол-ложки супа.

Наконец я сказала парню: «Слушай, у меня шоковое состояние из-за дела, о котором я тебе не могу рассказать. Отведи меня в отель. Трахни. Делай все, что хочешь, но только не отвози меня одну домой. Я боюсь возвращаться туда. Я даже завтра пошлю к черту свою работу в офисе».

Кое-что я ему все-таки рассказала, не все, конечно. Он оказался славным малым, забрал меня с собой в номер и трахал там всю ночь и даже дал утром сто долларов, несмотря на то, что впервые в жизни я лежала в постели, как египетская мумия.

На следующее утро в одиннадцать часов юрист подбросил меня до дома, и я собиралась идти в квартиру, как вдруг увидела Муррея в кабине автофургона. На его лице играла широкая улыбка, а в руках он держал конверт. Я подбежала к нему, и он неспешно вынул фотографии — все снимки, которые Мак украл у меня в тот злополучный день.

«Муррей, — сказала я. — Поднимайся ко мне и расскажи все, что произошло». Тот согласился. Мы вошли в мою квартиру, и за чашкой кофе он рассказал мне все.

Сразу после того, как мы расстались, он занялся уничтожением основной улики — пистолета. Тем временем два других мафиози схватили Мака на кладбище в тот момент, когда он склонился над безжизненным телом юного наркомана.

«Слушай, приятель, — сказали они, — если ты не покажешь место, где спрятаны снимки девушки, с тобой произойдет то же, что и с твоим дружком здесь. Дошло?»

Мака посадили в машину, и он привез их в дешевую квартиру в Квинс. Парни Муррея обнаружили в ней тысячи порнофотографий девушек, которых они шантажировали последний год или два.

Приятели Муррея знали, как я выгляжу, а Мак был так напуган убийством своего напарника, что отдал им мои снимки немедленно.

Но Муррею и его ребятам из мафии было недостаточно этого. Эти шантажисты работали без того, что можно назвать лицензией, разрешением от крестного отца в Квинс. Поэтому гангстеры заставили Мака рассказать, кто руководит ими, и тот был так страшно напуган, что сдал своего патрона. «Ну ладно, это юрист из Бруклина», — сказал он.

Мак привел их к юристу, а затем костоломы Муррея схватили того тоже, и таким образом вся группа была «нейтрализована». Два мафиози с Мурреем в один вечер укокошили троих.

Это то, что рассказал мне Муррей, и я ясно осознала, что должна компенсировать «услуги» этих ребят. Но, по крайней мере, это должно быть меньше пяти тысяч монет.

Но в тот момент я была такой идиоткой и тупицей, что после его рассказа и после того, как он вернул мои снимки, я заявила: «Муррей, я не могу видеть эти фотографии в моем доме больше. Они мне не нужны. Пожалуйста, уничтожь их». Поэтому в тот момент он не потребовал от меня деньги. Но впоследствии он все-таки вытянул из меня две тысячи долларов за оказанную помощь.

И конечно же, это был не последний раз, когда мне пришлось встречаться с Мурреем. Через несколько недель он заглянул ко мне и сказал, что я должна вложить свои деньги в одно дело. Эти деньги вернутся через пару месяцев.

Было ясно, что он не спрашивал меня, хочу ли я вложить деньги, он говорил, что я должна их вложить. К тому времени я уже оставила свою работу в ООН и зарабатывала деньги как профессиональная проститутка, поэтому смогла дать Муррею требуемые две тысячи долларов. Он заявил, что вложит их в прибыльное дело, которое даст от пяти до десяти процентов в неделю, и, конечно, вернет их в короткий срок. Как дурочка, я позволила себе забыть, с кем имею дело, что этот человек связан с массой опасных людей и что у него, хотя он и помог мне, к тому же скверный характер.

После того как я вручила Муррею деньги, каждую неделю я простодушно ожидала свои проценты на вложенный капитал. Но никаких денег не получила, только Муррей регулярно приходил ко мне, бесплатно трахал и каждый раз извинялся, что не принес проценты. Наконец, когда моя настойчивость стала надоедать ему, он заявил: «Брось волноваться, Ксавиера. Ты получишь свои деньги. Только не доставай меня. Помнишь, что случилось с теми надоедами, что доставали тебя?»

Намек был абсолютно прозрачный; теперь моей целью стало избавиться от постоянного присутствия Муррея. Я с радостью дала бы ему еще одну тысячу, лишь бы больше никогда его не видеть. Теперь отношения с ним стали меня беспокоить почти так же, как это было в случае с фотографиями. Он вел себя так нахально, что иногда присылал ко мне своих друзей с просьбой «быть поласковее» с ними за бесплатно. Каждый раз, когда раздавался его звонок, я ощущала себя больной.

А затем ФБР вышло на меня.

Я все еще жила на 51-й улице, когда раздался этот звонок в дверь. Звонил швейцар и сказал, что люди из ФБР хотят встретиться со мной. Я пришла в ужас, хотя убийство — или фальшивое убийство — произошло много дней тому назад, более трех месяцев.

Затем в мою квартиру вошел симпатичный агент ФБР Билл Тиллмэн. Он походил на привлекательного ирландца, но, вспомнив о Маке, фальшивом полицейском, я попросила его предъявить удостоверение. По документу он оказался действительно тем, за кого себя выдавал, и был очень приятен в общении. Мне была показана фотография Муррея, и меня спросили, знакома ли я с мужчиной на снимке.

Я чуть не потеряла сознание. Ну вот, Ксавиера, тут тебе и конец, пронеслось у меня в голове. Тебя повесят, посадят на электрический стул: они обнаружили, что ты участвовала в убийстве этого парня и причастна к тройному убийству. Но кое-как понемногу я собралась с духом.

Не стоит валять дурака с ФБР, поэтому я сказала: «Да, я знаю этого человека. Это Муррей. Это шофер. — Затем я спросила агента: — А почему вы разыскиваете Муррея?»

Билл сказал, что они следят за ним и выяснили, что пару месяцев назад он днем частенько заходил ко мне. «Мы разыскиваем этого человека из-за того, что он подозревается в убийстве восьми человек, — сказал Билл. — Он также обвиняется в мошенничестве, похищении людей, контрабанде, торговле женщинами и почти во всех видах незаконной деятельности, какую вы можете себе вообразить. Что вас с ним связывает?»

Безусловно, я не хотела рассказывать ему, что случилось, а также про то, что я проститутка. Вдобавок у меня не хватило сообразительности отключить телефон, он продолжал звонить, мне все время приходилось отвечать на звонки моих клиентов. Поэтому Билл быстро сообразил что к чему.

«У вас были какие-либо неприятности в отношениях с этим мужчиной?» — спросил он.

Я сказала ему, что передала Муррею две тысячи долларов и не получила с него ни денег, ни процентов. Билл сказал, что эти деньги сделали мне ручкой, и я скорее всего никогда не увижу ни денег, ни Муррея снова.

Уже уходя, агент ФБР сказал, что он не занимается проститутками, но мне лучше не попадаться ему, если он вдруг выяснит, что я привлекаю для этого дела несовершеннолетних девушек или нарушаю закон Менна. Тогда я была в этом бизнесе всего четыре или пять месяцев, поэтому не знала всех этих дел. Но потом я порасспросила своих друзей и теперь избегаю в своей работе использования девушек до восемнадцати лет.

А однажды я взяла с собой подружку в Майами подработать на каком-то съезде, но заставила ее купить отдельный билет.

Полетели мы на разных самолетах. Благодаря этим предосторожностям уже никто не может доказать, что я перевожу девушек через границу штатов с безнравственными целями, против чего, собственно, и направлен закон Менна.

Муррей позвонил мне только однажды, чтобы сообщить, что ФБР открыло большую охоту на него, сторожит каждый бар, в который он вложил мои деньги, и он не может вытянуть их оттуда. Но мне было так приятно узнать, что он исчезает, что я даже не стала жалеть о потерянных деньгах. Затем он сказал еще нечто, что принесло мне огромное облегчение больше, чем что-либо еще.

«Послушай, малыш, — прозвучал его жесткий голос, — не было никакого убийства на кладбище. Я боюсь, что ты слишком серьезно отнеслась к этому шоу. Я решил, что ты должна знать правду, коли мы больше не встретимся. Когда эти ребята узнали, какие у меня мощные связи, они просто поджали хвост и отдали твои снимки».

Я хотела верить ему, я все еще хочу поверить в это, и думаю, что верю и до сих пор. Но я помню, как агент ФБР рассказывал мне, что Муррей убил восьмерых, и перед моими глазами все стоит картина: мягко оседающее на землю тело того несчастного парня.

Из всего этого я сделала вывод, какой надо быть осторожной, если кто-то хочет получить от тебя вещицу на память, и особенно тщательно я слежу, чтобы никто не брал сувениров вроде моих фотографий с пенисом во рту или что-нибудь в этом роде.

Аресты

По моему мнению, ни один приличный бордель не может действовать в Нью-Йорке больше года без того, чтобы полиция хотя бы однажды не совершила на него налет.

Мой собственный дом полиция накрывала трижды, а впервые я попала под полицейский рейд, когда еще работала на другую мадам — Жоржетту Харкот. Каждый арест — серьезная неприятность, потому что он осложняет спокойное течение нашей напряженной работы. Меньше всего мы хотим, чтобы нас тревожили подобным образом.

Вы можете попытаться защитить себя от подобных неожиданностей, тщательно проверяя звонящего, получая деньги за услуги только после того, как они оказаны клиенту, а также используя надежные полицейские замки, чтобы не пустить полицию внутрь. Сегодня у меня работает специальная служба на телефоне. Она принимает заказы, если клиент использует специальные кодовые слова. Только в этом случае я звоню ему в ответ и договариваюсь о встрече.

Но как бы осторожны вы ни были и сколько бы ни предпринимали предосторожностей, если они захотят проникнуть к вам, то всегда найдут способ. Новые законы облегчают им эту задачу, позволяя добиться результата легальными методами, так как теперь не нужно искать особых оснований для захвата ваших записных книжек с телефонами клиентов.

Методы, причины и наказания при аресте настолько различны, насколько иной раз бывают смешны и нелепы поводы, из-за которых полиция может пожаловать к вам.

Например, сосед может пожаловаться на вас из за шума, конкурирующая мадам может послать «телегу», чтобы убрать вас с дороги, наконец, это может быть даже клиент, который почему-либо решил насолить вам. Последнее как раз, как я думаю, и было причиной второго налета полиции.

Коротышка по прозвищу Ники, чокнутый, которого я выгнала за то, что он приставал без толку к моим девушкам и раздражал своим поведением клиентов, побежал в ближайшее отделение полиции и нажаловался.

«У них там публичный дом, и в нем они дискриминируют евреев», — заявил он. Правда же была в том, что я выкинула его за ненормальные выходки, а вовсе не потому, что он был еврейским психом.

Но полиция всунула нос в мои финансовые дела и заявила судье, что у меня на сегодня самый большой публичный дом в Нью-Йорке. В какой-то момент казалось, что дела мои плохи, но моему адвокату удалось свести к минимуму уголовно наказуемую часть обвинения, и в конце концов я отделалась штрафом в 100 долларов. Плюс падение доходов от сокращения деятельности, естественно.

Аресты и раньше происходили в моем доме, и, должна признаться, это было частично из-за моей беспечности. В тот вечер я была слишком занята, чтобы проверять «верительные грамоты» у каждого звонившего. Обычно я прошу, чтобы человек на другом конце провода в доказательство, что он был у меня, описал какую-либо вещь в моем доме или девушку, с которой был последний раз. Либо, если это новенький, сослался на имя рекомендовавшего ему меня клиента. Но в эту ночь парень, назвавшийся Арти, сказал, что он из Бруклина и что он друг мистера Робертса.

Конечно, в другое время такой рекомендации было бы недостаточно, потому что у меня фамилию Роберте имеют шесть клиентов. Но голос в трубке был такой обаятельный, и к тому же, наверное, я пожадничала, так как он обещал привести с собой еще троих.

Ребята прибыли час спустя, когда все мои спальни были заняты и еще пара мужичков ожидала своей очереди в гостиной. Но они не возражали против того, чтобы подождать немного.

Это была очень приятная для меня компания — один еврей, один ирландец и два итальянца, которые выпивали, разговаривали и шутили со мной. Через некоторое время они попросили позвать еще троих девушек, что я с удовольствием сделала. Когда девушки подошли и я получила от четверки деньги вперед, один из новеньких предъявил мне жетон полицейского.

«Эй, киски, — сказал он. — Мы не те, за кого вы нас принимаете, мы не ваши клиенты. — Это очень удивило меня, потому что к тому времени ширинки у них очевидно распирало. — Мы из полиции, и вы арестованы».

В тот раз мой адвокат вытащил меня из передряги также всего со стодолларовым штрафом, доказав, что это была провокация.

«Провокация» — значит, что полицейский офицер умышленно заставил вас совершить преступление, и поэтому он не имел права на арест.

Другой метод заключается в том, что полицейские поджидают кого-нибудь из клиентов внизу, хватают его и начинают запугивать.

Они спрашивают, платил ли он за то, чтобы трахнуться, и если тот говорит: «Нет, что вы, я просто заходил навестить свою мамочку», то ему говорят: «Хорошо, мы выясним твое имя и адрес и обязательно расскажем твоей жене, какой ты заботливый сынок». Парень начинает паниковать и раскалывается. Затем они либо сразу же приводят его к вам и устраивают очную ставку, либо ждут, пока наберется еще несколько клиентов.

Так было в самый первый раз, когда я попала под полицейский рейд в доме Жоржетты Харкот, и я до сих пор вспоминаю об этом с ужасом и омерзением.

В то время я работала большей частью на Жоржетту, так как Мадлена (хозяйка другого публичного дома. — Ред.) поймалась на раздаче визиток с домашним адресом ее клиентам и прекратила приглашать в свой дом. Я очень сожалела об этом, потому что заведение Мадлены было, несомненно, лучшим в городе и имело самую изысканную клиентуру. Посетителями Жоржетты были главным образом пьяные брокеры и извращенцы, а большинство ее девушек были непривлекательны. Кроме того, надо отметить, что Жоржетта оставляла себе 50 процентов выручки девушки, тогда как доля Мадлены составляла только 40 процентов, и она была более справедливой. В денежных делах Жоржетта была такой прижимистой, что не сбавляла ни цента со своей доли, даже если девушка должна ехать на такси к ее клиенту на Северный полюс. В своем доме она никогда не позволяла девушкам выпить стакан кока-колы, не говоря уж о том, чтобы поесть, даже если они работали там свыше четырех часов. В моем доме девушки могут есть и пить, сколько хотят.

Но тогда я все еще работала на Жоржетту, и ей нравилось пользоваться моими услугами, так как я была работящей, выносливой девушкой, на которую можно положиться. Кроме того, я была единственной из ее девушек, способной без проблем попасть в такие шикарные гостиницы, как «Плаза» или «Уольдорф» после полуночи. В этом случае я надевала строгий свитер и юбку, белые носочки и ботинки и заплетала свои волосы в две косички — свиными хвостиками. Я почти не пользуюсь косметикой даже сейчас, когда стала солидной мадам, поэтому у моего лица был свежий и невинный вид. Вдобавок на нос надевались очки, под мышкой была зажата серьезная книга, и в таком виде я свободно шествовала мимо швейцара гостиницы, изображая студентку «синий чулок». А перед тем как постучать в дверь номера клиента, волосы снова распускались, белые носки снимались, так же, как и очки, а книга выбрасывалась в мусорное ведро.

Другая вещь, за которую меня ценила Жоржетта, была в том, что меня не пугали большие члены, любой длины, любой ширины, потому что я обожала такие.

Итак, я была большим приобретением для ее дома, и Жоржетта знала, что может позвонить мне в любое время дня и ночи, и я расшибусь в лепешку для нее.

В тот вечер в феврале 1970 года Жоржетта позвонила мне, чтобы я пришла и помогла обслужить холостяцкую пирушку из пяти банкиров. На улице мела метель, и я почти замерзла, когда приехала в Павильон, где у Жоржетты был пентхауз. Выходя из лифта, я все еще отогревала свои пальцы, но заметила, как около лифта стоял небольшой, похожий на китайца, тип в темных очках, видимо, один из визитеров Жоржетты.

В доме моим заботам поручили Картера Майлса, банкира, знаменитого своим членом такой величины, что ни одна из девушек Жоржетты не могла из-за этого иметь с ним дела. За эту особенность они называли его «длинная миля».

Я хорошо помню, как Картер целую вечность вколачивал в меня свою мешалку. Он никак не мог кончить из-за того, что был очень пьян. Его друзья уже давно завершили свои дела и одевались.

Тем временем я услышала, как Жоржетта приняла заказ от еще двух парней по телефону, а затем попросила меня подождать их. Теперь все были одеты, кроме меня, потому что по натуре я эксгибиционистка и даже в собственном доме обожаю гулять голышом или в очень коротеньких пеньюарах.

В таком виде я отдыхала на диване, на моих коленях лежала голова клиента, когда раздался звонок в дверь. «Дайте-ка мне встретить их нагишом», — шутливо сказала я Жоржетте. «Какая великолепная встреча получится», — пробормотал один из банкиров.

Я стояла рядом с хозяйкой, пока она открывала тысячу замков на двери. В распахнутую дверь вошли два типа. Оба были очень крупными мужчинами, один был лыс и страшненький, но я полагаю, что не от тебя зависит, каким ты родишься, а деньги одинаковы у всех. Поэтому я выскочила вперед и поприветствовала их. «Привет, дорогой! — сказала я лысому. — Заходи, давай помогу снять пальто, чувствуй себя как дома». Но за их спинами я увидела невысокого, азиатского вида мужчину в темных очках, которого они, очевидно, схватили на выходе из борделя. От страха тот уже, наверное, напрудил в штаны — такой у него был испуганный вид.

Типы достали полицейские жетоны и объявили: «Полиция нравов. Вы арестованы». Тут же в дверь ворвалось восемь полицейских в форме, и начался погром.

Девушки визжали, у клиентов случилось несколько нервных припадков, и только Марианна, служанка Жоржетты, сохранила спокойствие и спрятала телефонные книги с адресами клиентов. Лично для меня это был жуткий момент, и я не знала, что произойдет дальше.

Моя маленькая черная записная книжка с адресами всех моих клиентов лежала в другой комнате с одеждой вместе, а я была рядом совершенно голая. Первым делом, которое я инстинктивно сделала, было убежать в спальню, вырвать страницы с адресами из книжки и спрятать под грязное белье Жоржетты в ванной, в то время как полицейские обыскивали помещения в поисках наркотиков.

Один из них зашел в ванную комнату, как раз когда я уже успела засунуть страницы в белье, и приказал одеваться и ехать со всеми в полицейский участок. Но в том хаосе, который творился в квартире, я не могла найти свои трусишки, колготки или лифчик, поэтому я вынуждена была выходить в ледяную ночь в одном пальтишке, под которым ничего не было, кроме легкой комбинации.

Соседи по этажу выстроились вдоль стен, наблюдая, как полицейские гонят нас, как стадо гусей, в полицейские фургоны, чтобы увезти в участок.

Казалось, что мы тряслись в машине по городу вечность, и спустя некоторое время полицейский-ирландец около меня вдруг схватил мою руку и положил ее на свой огромный возбужденный член. В темном кузове раздался мой циничный смех.

«Что это за идиотизм? — спросила я очень громким голосом. — Вы арестовываете нас за то, что мы торгуем этим, а теперь ты хочешь получить оральный секс в этой машине бесплатно? — Это казалось таким бесстыдством для меня, что я взорвалась. — Тогда какого черта мы едем в тюрьму, мы можем заняться этим в более удобном месте», — зло пошутила я.

Все остальные девушки выглядели подавленными. «Полегче, Ксавиера, — сказали они. — Это все очень серьезно».

Но для меня это стало последней каплей. С нами обращались, как с последними шлюхами, все мы были в угнетенном состоянии, мой голый зад под пальто буквально превратился в ледышку, а тут этот кой (разговорное название полицейского. — Ред.) хочет прокатиться на дармовщинку. В раздражении он неохотно отодвинулся от меня, его пыл заметно охладел.

Было около часа ночи, когда мы прибыли к зданию участка, и нас опять погнали, как стадо, по замызганным ступенькам в грязное помещение, где лейтенант Гринлиф, эта большая, лысая обезьяна, арестовавшая меня, снял свой плащ и сел за стол.

Нам разрешается сделать пару коротких звонков, сказали они нам, но проблема была в том, что мне некому было позвонить, кроме Пауля Линдфилда. Это был надежный парень, с которым я познакомилась в Майами и с которым с Рождества постоянно встречалась.

Несмотря на поздний час, я надеялась, что он не откажет в помощи, потому что он был мой преданный друг. «Пауль, — сказала я. — Ужасно извиняюсь за то, что беспокою тебя в такой час, но я попала в серьезную передрягу. Меня арестовали, я очень нервничаю и не знаю, как быть».

Меньше всего на свете я ожидала получить от него такой ответ: «Я не желаю ничего слышать об этом, — сказал он. — Не говори им, что ты звонила мне, не упоминай моего имени и уничтожь мой телефон, прежде чем они конфискуют твою записную книжку».

Это еще раз показывает, как можно полагаться на мужчин: когда вам нужна рука помощи, он бросает вас на произвол, предоставляя выкарабкиваться самой.

Время медленно тянулось в полицейском участке, и ничего не происходило, кроме того, что мы были очень голодны и мерзли целую вечность. Наконец они решили допросить нас по одной.

Жоржетта стала быстро шептать мне на ухо: «Отрицай, что тебе за это заплатили, — что было истинной правдой, потому что у нас отобрали все деньги в тот вечер. — И не говори им, кто ты и где живешь». Когда подошла моя очередь, молодой полицейский-ирландец усадил меня на стул и спросил мое имя. Вопреки советам Жоржетты, я назвалась. У меня не было других вариантов. «Адрес, возраст и профессия?» — выяснял он. Профессия? Вопрос показался мне настолько неуместным, что я ответила: «Нимфоманка». А этот здоровенный идиот попросил меня повторить это сложное для него слово по буквам. «Н-и-м-ф…» — начала я, и девушки грохнули от смеха, и даже два детектива, дремавшие в креслах, начали хохотать.

Несмотря на свою шутку, я была удручена всем происходящим, и, кроме того, там было просто холодно. Я так устала, что легла на один из столов и, свернувшись калачиком, попыталась уснуть. Позади моего импровизированного ложа полицейский допрашивал Жоржетту, насколько я могла слышать. Они даже не спрашивали ее имени, потому что она была одной из самых известных мадам Нью-Йорка в то время.

«Эй, ты не написал правильно ни одной буквы на целой странице», — услышала я, как она говорит копу. В ответ полицейский обиделся: «Ну да, а как тут сосредоточишься? — он указал на меня. — Взгляни на эту деваху, которая лежит на столе, уставив свой голый зад прямо мне в лицо».

Около 5 часов утра нас опять запихнули в полицейские авто, и на этот раз мы поехали в даунтаун в Томбе — мой первый визит туда, где прошли через всю эту канитель снова, заполняя бумаги и рассказывая о себе. Только это было еще более отвратительное место, чем полицейский участок, набитое грабителями, хулиганами, пьяницами, наркоманами, просто дерущимися и уличными проститутками.

Нас сфотографировали и подвергли ужасно унизительному медицинскому осмотру, который бесцеремонно выполнила громадная гороподобная матрона.

Мы должны были наклоняться вперед, назад, раздвигать ноги так, что если бы мы прятали что-либо в наших вагинах, все просто выпало бы из них. Затем нам было приказано принять душ, хотим мы этого или нет, и всех рассадили по разным камерам. Люди в них болтали, кашляли, кого-то рвало — и все это на фоне самой ужасной обстановки.

В камере рядом со мной черная девочка лет пятнадцати все время умоляла меня дать ей сигарету, хныкая и говоря с южным акцентом, что она употребляет наркотики с двенадцати лет. Она твердила, что не оставит меня в покое, пока я не выполню ее просьбу. У одной из наших девушек нашлось несколько сигарет, и мы передали их ей из рук в руки, чтобы только не слышать ее дрожащего голоса.

Было жутко холодно сидеть на скамейках, ночь тянулась бесконечно медленно, и не было никакой возможности уснуть. Около восьми утра нас перевели в еще более жуткую камеру, полную устрашающего вида уличных проституток-негритянок в длинных сапогах, в крашеных париках и кожаных мини-юбках. Жуткий запах их тел вызвал у меня удушье, и я постаралась задержать дыхание.

Они закидали нас вопросами, как будто подобные ночные беседы в этих вонючих камерах были для нас обычным делом. Одна из черных девушек с лицом, покрытым синяками, проявила интерес ко мне и пытала меня своими вопросами. Она принадлежала к той категории людей, которые свернут вам шею, если вы не захотите рассказать о том, что их интересует.

«Эй, — сказала она, — ты, со светлыми волосами, — толчок в бок, — ты, наверно, хорошо заколачиваешь, поди по 25 долларов в час?»

«Нет, прошу прощения, — сказала я, — мы — девушки, которые стоят 100 долларов в час». Я преувеличивала, конечно, но мы чувствовали себя высокородными леди по сравнению с этими человеческими отбросами.

Та не хотела показать, что разозлилась, поэтому спросила снова: «Эй, подружка, — снова толчок, — надеюсь, твой старик ждет тебя снаружи, чтобы вытащить отсюда?» — «Что значит «старик»?» — спросила я, так как не была еще знакома с жаргоном уличных проституток в те дни. «Альфонс, что, у тебя нет альфонса?» — снова тычок, а затем толчок.

Девка действительно была потрясена, что я не знаю, кто такой «жирный кот», гораздо больше, чем то, что меня никто не поджидает на свободе. Я надеялась изо всех сил, что она заткнется, потому что этот разговор нервировал меня, и я действительно переживала, как сложится моя дальнейшая жизнь. Всего год назад я собиралась выйти замуж и создать крепкую семью, а сегодня сидела в грязной камере с двадцатью отвратительными уличными шлюхами.

«Отстань от нее, — сказала Жоржетта, — она новичок в таких делах». И примерно в это время нас вызвали в зал суда.

Среди публики в зале я увидела Картера, моего вчерашнего банкира, в этот раз уже трезвого, у которого хватило сообразительности прийти сюда и выяснить, что произошло.

Затем адвокат, нанятый для нас Жоржеттой, встал и произнес свою защитительную речь. Я не поняла всей процедуры хорошо, но он, должно быть, был очень компетентным, потому что услышала, как судья в конце заседания объявил: «Дело закрывается».

Вместе мы поднялись наверх, на свободу, чтобы выпить молочный коктейль и съесть сандвич, и там встретили юриста и Картера. Я поблагодарила их обоих и договорилась, что отныне Картер будет моим банкиром, кем он и является до настоящего времени.

Затем съездила на квартиру к Жоржетте, чтобы выудить из ее белья выдранные мной страницы с телефонами. Сразу после этого я поехала домой, задернула занавески и проспала четырнадцать часов, чтобы забыть то, что стало одной из самых неприятных ночей в моей жизни.

Пуэрто-Рико

Стоял февраль, было промозгло и холодно, а улицы Нью-Йорка были погребены под талым грязным снегом. У меня не было настроения заниматься своим делом. Арест все еще стоял у меня перед глазами, и воспоминания об этом случае постоянно создавали мне плохое настроение.

Я была сыта по уши этим бизнесом с его клиентами, бандершами, полицейскими и всем тем, что составляет фон этого занятия.

Кроме того, я была очень одинока, сказать по правде, потому что разругалась в пух со своим дружком Паулем, а еще один мой большой приятель уехал в Пуэрто-Рико, чтобы провести там праздник — день рождения президента Вашингтона. Мне необходимо было расслабиться, вздохнуть полной грудью, забыться, уехать куда-нибудь. Черт со всем этим, я еду в Пуэрто-Рико тоже.

Я никогда не была в этой стране, поэтому сразу позвонила в «Пан Американ», и они предложили билет на ближайший рейс. Самолет вылетал из аэропорта имени Джона Кеннеди всего через два часа. Я так хотела улететь побыстрее, что даже не стала паковать чемоданы. Просто надела летнее платье под зимнее пальто и кинула в сумочку самые необходимые туалетные принадлежности — зубную щетку, крем для лица, диафрагму и вибратор. Все остальное я могла легко купить на месте, если понадобится.

У меня было достаточно денег, чтобы купить билет туда и обратно, и еще оставалось 300 долларов на три дня — срок, на который я собиралась остаться там.

В аэропорту я уплатила за билет, и в ту минуту, когда самолет оторвался от земли, почувствовала себя лучше. Я ожидала новых впечатлений, потому что я хорошо схожусь с людьми, и у меня нет проблем в общении с ними. Думаю, что это одна из главных причин, почему я не нуждаюсь в выпивке, куреве или наркотиках — в хороших компаниях я чувствую себя, как рыба в воде.

Итак, я была полна радостных ожиданий от предстоящего уик-энда. Работу, слава богу, я выбросила из головы вовсе.

Было очень жарко, когда мы сели в Сан-Хуане, вокруг гуляли загоревшие люди, и все казалось необычным. Из аэропорта на такси я поехала в теннисный клуб, где остановились несколько моих друзей, и постаралась снять номер.

«Забудьте об этом, мисс, — сказал портье. — Мы не можем предложить вам даже телефонной будки». Для них это был один из самых напряженных уик-эндов, так как каждый нью-йоркский еврей со своей тетей Соней приехал тогда в этот город. Поэтому мне пришлось позвонить своим друзьям, которым повезло с жильем, и те предложили свою софу. Она была узковата и несколько жестковата, но какого черта, это всего на несколько дней.

На следующий день я купила платье, несколько пар сандалий и бикини в дорогом магазине и с удобством расположилась около бассейна. Место было переполнено красивыми людьми, большей частью симпатичными парами, но там было также много еврейских американских принцесс в париках и с фальшивыми ресницами, которые делали безуспешными попытки обратить на себя внимание одиноких мужчин.

В общем, я получала удовольствие от общения с приятными людьми, от купания, загорания и совместного послеполуденного распития в Зеленом баре Фиддлера вкусных напитков, болтовни и ужинов в интересной компании.

Все три дня такой образ жизни был очень приятен, но за это время я никого не встретила, кто бы мне по-настоящему понравился, а жаркое солнце разбудило во мне желание более сильное, чем обычно. Я понимаю, что географически мы находимся около островов Девственницы (Virgin Islands), но такое «безбрачие» с моей стороны было бы смешным!

В последний день я встретила мужчину по имени Генри Картер, симпатичного светловолосого джентльмена, христианина из Нью-Гемпшира, который только что прилетел сюда и планировал провести целую неделю в Пуэрто-Рико. Так как сама я наполовину еврейка, то обычно предпочитаю еврейских мужчин для интимных развлечений, но их было так много, что Генри был приятным разнообразием для меня.

Он был высок, привлекателен, интеллигентен, эмоционален и обаятелен, и, после того, как мы поговорили и побродили вместе, он пригласил меня на ужин.

В тот вечер он пригласил меня в романтическое место под названием «Старый Сан-Хуан», где мы попробовали изысканные испанские кушанья, затем прогулялись по узеньким, мощенными булыжником, улицам и задержались в необычном маленьком баре, чтобы послушать музыку фламенко, исполнявшуюся на гитарах. Затем Генри привел меня к себе в номер гостиницы «Кармен», где мы предались вулканическим любовным ласкам. После этой встречи он предложил мне перебраться к нему в номер и провести неделю вместе.

Тем же вечером я забрала мои вещи из Теннисного клуба и перенесла их в гостиницу к Генри. Влюбилась я в него безумно, совершенно забыв о возвращении в Нью-Йорк.

Следующая неделя была великолепна. Мы арендовали маленький «фольксваген» и вместе объехали весь остров. Мы занимались любовью в любое время дня и ночи и везде, где могли. На пустынных пляжах, в лесу, под деревьями — везде.

У Генри был громадный член, постоянно пульсирующий от желания. Мы могли заниматься любовью три-четыре раза подряд, и мне хотелось делать для него такие вещи, которые я не стала бы делать каждому. Я делала ему оральный секс и всегда глотала его сперму и даже хотела, чтобы он трахал меня «по-гречески», правда, его член был просто очень велик для этого.

После занятий любовью мы всегда болтали и смеялись, и действительно ощущали себя влюбленными друг в друга. Это самое прекрасное чувство, которое может быть в жизни, и как жалко, что оно не может продолжаться вечно. Когда вы фантастически счастливы, время проходит слишком быстро. Вдруг снова был понедельник, и Генри должен был уезжать.

Да и мне надо было тоже возвращаться, так как прошло уже десять дней со времени моего импульсивного отъезда в этот длинный уик-энд, но мне все еще не хотелось уезжать. Мне нравилось жить в Сан-Хуане, я чувствовала там себя хорошо и выглядела замечательно. Кожа была матового орехового цвета, волосы, выгоревшие на солнце, лежали золотыми прядями, и я наслаждалась жизнью впервые за долгие месяцы.

Почему я должна отказываться от моря и солнца в Сан-Хуане, променяв его на холодный и мрачный Нью-Йорк? Здесь я могла работать так же успешно, как и там. Мне повезло с профессией, на которую есть спрос в любом месте.

Хотя в Пуэрто-Рико я еще не занималась своим бизнесом, мне удалось заметить, что потенциальные клиенты здесь находятся около казино, на пляже и в барах.

Было только одно препятствие. Раньше я никогда не предлагала себя мужчинам сама, так как получала клиентов через мадам, но, прикинув, решила, что не будет особых трудностей договориться о хорошей цене самой.

Действительно, это единственное дело, которое я могу делать хорошо. Не имеет значения, каким бизнесом занимаюсь, если захочу, я всегда удачливый продавец и неплохая актриса.

Итак, с печалью в сердце я попрощалась с Генри, который перед отлетом оплатил мне номер за следующую неделю. Мы обещали увидеться в Нью-Йорке. Потом он дважды звонил мне, но вышло как-то так, что мы больше не встречались.

В то утро в своем бикини я вышла прогуляться по пляжу перед отелем «Американа», чтобы расслабиться и обдумать дальнейшие планы. Я хотела бы, чтобы прошло приличное время между прощанием с моим возлюбленным и началом моего бизнеса, но что делать — у меня в кошельке осталось всего несколько долларов.

Я раздумывала, не попытаться ли мне заработать немного денег сегодня вечером, когда счастливый случай упал мне в руки прямо с безоблачного голубого неба.

Удача приобрела формы мистера Шварца, сидящего от меня меньше чем в двадцати ярдах и загорающего вместе с миссис Шварц. Могу утверждать, что это была его жена, потому что они выглядели такими похожими, какими становятся люди, прожившие вместе сто лет.

Я узнала его сразу же, на его беду, и когда он увидел мою приближающуюся фигуру, то покраснел до ушей. Три недели назад в Нью-Йорке мистер Шварц надул меня на 150 долларов, вручив фальшивый чек, и, когда я попыталась позвонить ему, телефон также оказался неверным. Была божья справедливость в том, что я застукала его здесь. Но в тот момент, когда я стала подходить к этой чете, произошла безумная вещь.

Мистер Шварц, который только лет на пять моложе господа Бога, что-то прошептал торопливо миссис Шварц, которая по виду была их ровесницей, и они оба встали и припустились бежать.

Они оба выглядели так, как будто едва могут перейти дорогу под сильным ветром, и так, наклонившись над землей, они бросились бежать вдоль пляжа под лучами палящего солнца. Я припустилась за ними следом, но когда я уже решила бросить это дело, сказав: «Черт с ними!» — он остановился напротив отеля «Американа». Чтобы дойти до отеля, ему нужно было частично возвратиться назад, если, конечно, он раньше не свалится трупом от изнеможения после установления мирового рекорда в беге для лиц старше ста двадцати лет.

Надо сказать, есть одна вещь, которую я стараюсь никогда не делать: не ставить в затруднительное положение мужчину перед своей женой. Я никогда не поступаю так неблагоразумно. Но если кто-то сознательно надувает меня, тогда я не чувствую никаких угрызений совести. Поэтому я просто стояла на месте, выигрывая время, и в конце концов мистер Шварц вернулся, красный и пыхтящий, очень похожий на жабу.

«Мистер Жаба или мистер Шварц?» — спросила я, неожиданно выступив перед ним. У того перехватило дыхание, и на лице проступило детское желание стать невидимым.

«Разве вы не мистер Шварц?» Он кивнул своей головой в знак согласия и затем избавился от собственной супруги с помощью того свистящего шепота, которым он воспользовался, чтобы заставить се совершить марш-бросок инвалидов. Было заметно, что она заинтригована, но уверена, что та не подозревала, что имеет дело с проституткой, потому что я совершенно на них не похожа.

«Мистер Шварц, — сказала я, — была бы очень вам обязана, если бы вы принесли мне наличные деньги в течение пятнадцати минут, потому что ваш чек, выданный мне прошлый раз, был фальшивым. Если нет, то очень легко разузнать номер вашей комнаты и рассказать вашей жене, кто я такая и что вы делали со мной. Плюс, полагаю, что вы не должны никогда давать свои фальшивые чеки и выдуманные телефоны таким беззащитным девушкам, как я».

Он торопливо ушел и вернулся с моими 150 долларами даже раньше, чем истекли пятнадцать минут. Уверена, что он очень не скоро придет в бордель, не имея в руках ничего, кроме своего члена.

Как вы видите, иногда мужчина бывает вынужден бить честным по необходимости, в других случаях они дурачат вас, как могут. Невозможно поверить, сколько раз меня надували и сколько денег я потеряла, но это другая история для другой главы.

Следующим вечером я совершила свой первый профессиональный выход в казино, чтобы зачерпнуть от щедрот игорного бизнеса, но сначала мне пришлось кое что выяснить о правилах поведения проституток в таких местах.

Первое правило гласит, что вы не должны бросаться в глаза одеждой и поведением. Из-за больших денег, которые плывут в казино, его владельцы не желают, чтобы некая шлюшка уводила из заведения игрока, у которого либо идет, либо не идет игра в это время.

Если играющий получил крупный выигрыш, казино против вас, потому что хочет вернуть часть денег назад. Если он проигрывает и вы говорите ему: «Чем тратить деньги зря, пойдем лучше со мной позабавимся», — хозяева казино также возражают, ибо вы уводите с собой часть их дохода. Поэтому в любом случае вы должны вести себя незаметно.

Второе правило — не отвлекайте мужчину, когда он увлечен игрой, и особенно, если выигрывает. Скорее всего он в грубой форме пошлет вас подальше. Игроки известны своей суеверностью. Подождите, пока тот не насытится игрой, и тогда действуйте.

Понятно, я совершила ряд ошибок в первый вечер в казино, но быстро научилась, как надо себя вести в таких ситуациях. Первая ошибка состояла в том, как я оделась. На мне был прозрачный наряд, очень откровенный, очень сексуальный и ничего не скрывающий, и весь игральный зал заметил мое появление — прокатился рокот.

Больше всех верещали женщины: «Посмотри, посмотри, боже, у нее под платьем ничего не надето, нет даже трусов!»

В следующий момент я почувствовала, что меня выкидывают из казино, как маленького котенка: «Леди, не будете ли вы так добры убраться из помещения», — заявил мне Карлос, главный администратор казино.

Я и не подозревала, что у них такие строгие правила насчет одежды. Католические педанты! Поэтому пришлось трахнуться с Карлосом, что спасло мою шею, но он предупредил меня: «Ксавиера, пожалуйста, постарайся не бросаться так в глаза в следующий раз».

Вскоре я вернулась назад этакой овечкой, одетая по их правилам, без всякой косметики, только чуть подкрасив глаза и губы и производя, как мне кажется, впечатление свежести и непосредственности. Мое поведение было также сдержанным, но теперь мужчины смотрели на меня голодными волками.

Я выбрала своей целью мужчину, который играл 100-долларовыми и 50-долларовыми фишками и рядом с которым не было женщины. Я стала напротив и, поймав его взгляд, послала ему обещающую улыбку и сексуальный взгляд, и он заметил меня.

Затем я подобралась к нему и стала рядом, и при первой же возможности попросила научить меня играть.

«Обожди немного, — сказал он. — И мы пойдем в бар выпить что-нибудь, и я объясню тебе правила игры».

Когда он закончил игру, мы пошли в бар, поболтали там немного и я сказала: «Полагаю, что вы здесь с женой?»

«Нет, я здесь один, — сказал он. — Поэтому почему бы нам не подняться в мой номер и не обсудить там правила игры в карты».

В течение первых двух недель я избрала своим центральным пунктом бар, где завязывала с мужчинами короткие деловые переговоры, добавляя в их рутинное содержание что-нибудь новое и индивидуальное в зависимости от личности того, с кем шла беседа. Обычно я рассказывала им сентиментальную историю о себе как о секретарше из ООН в отпуске, пытающейся заработать 50 долларов, чтобы заплатить за номер. Эта выдумка давала возможность мужчинам не чувствовать себя клиентами обычной проститутки. Однако если мужчина просил остаться с ним на целую ночь, я говорила: «Эта идея мне очень нравится, но в этом случае вы должны повысить гонорар до 100 долларов».

Но я никогда не требовала деньги вперед, потому что мне не хотелось выглядеть дешевой шлюхой.

По мере того, как мои дела пошли побыстрее, я оставила бар и прелиминарии вроде того, что хочу освоить правила игры в карты или что я секретарша из ООН на отдыхе, потому что это занимало очень много времени. Вместо этого я выработала эффективный и необременительный способ завлекать мужчин с помощью вызывающего взгляда и небольшого покачивания головой — слева направо, да или нет, — и мы прямо переходили к делу. Большинство мужчин оставались очень довольны таким экспресс-обслуживанием и через короткое время снова возвращались к игорным столам облегченные и со слегка опустошенным кошельком. И вскоре я прочно обосновалась в игорном доме, зарабатывая по 200 долларов в день, плюс у меня оставалась масса времени, чтобы приятно проводить время на пляже и заниматься собственной личной жизнью.

Мой день обычно протекал следующим образом: утром я шла на пляж, занимала парусиновое кресло, загорала, купалась и забавлялась с молодыми ребятами.

Это одна из моих слабостей. Я обожаю соблазнять молоденьких мальчиков около семнадцати лет или девятнадцати максимум. Большинство еврейских юношей отдыхают в Пуэрто-Рико со своими родителями, поэтому я разыгрываю роль снисходительной девушки — «старшей сестры», чтобы не вызывать подозрений у семьи. Я приглашаю ребят искупаться вместе или прогуляться по пляжу, затем затаскиваю их в свой номер, как львица, несущая свою добычу.

Так как обычно я всегда испытываю желание, то сразу делаю им оральный секс, затем трахаюсь с ними по-настоящему.

Пока я жила с моим любовником, то обычно занималась сексом по крайней мере один раз в день, и теперь, когда это стало моей профессией, я до сих пор получаю большое удовольствие от траха ради траха, если человек мне приятен.

Обычно эти юноши кончают на раз-два-три, поэтому я приберегаю свое удовольствие на второй раз, чтобы научить их, как контролировать эякуляцию, как доставлять женщине наслаждение, различным позициям, как надо ласкать, целовать и лизать женщину, как избегать грубости по отношению к ней и быть приятным и милым.

Если на минутку стать нескромной, то, по моим оценкам, 25 процентов всех еврейских юношей, которые отдыхали в Пуэрто-Рико между февралем и апрелем 1970 года, были научены искусству любви мной. А некоторые папаши, мои клиенты, которые думали, что я просто сексуально озабоченная студентка, совмещающая приятное с полезным, даже платили мне, чтобы я обучила их сыновей.

Около четырех часов дня, когда жара спадала, а бары все еще были закрыты на сиесту, я применяла парочку трюков. Мое рабочее «место» днем было возле холлов отелей «Американа» и «Эль Сан-Хуан», где я стояла возле бара или аптеки, вроде как покупательница из отеля, ожидающая открытия.

Если жена клиента уходила за покупками или шла в парикмахерскую, мы быстро заскакивали в его номер, я делала ему оральный секс, затем трахалась с ним, бум, бум, пятнадцать минут, 50 долларов, и я исчезаю.

Если их жены все время крутились под ногами, их мужья обычно давали мне свои визитки и говорили: «Это невозможно сделать здесь, но позвони мне в Нью-Йорке».

Время от времени я давала им свои визитные карточки, но, как правило, это опасная практика, потому что жены могут обнаружить их в карманах мужа. В Нью-Йорке такая практика более приемлема, потому что проститутки маскируют свое занятие такими профессиями, как искусствовед, консультант по управлению, или, как я пишу на визитке, специалист по дизайну квартир. Другие названия могут быть слишком очевидны, и если сообразительная жена найдет в карманах мужа карточку, на которой обозначены следующие профессии — эксперт по эрекции, специалистка по публичным отношениям или даже работник по ручным операциям, — она может догадаться, чем ее супруг может заниматься с такими специалистами.

После того как я обслужила двух клиентов, обычно возвращалась к себе в номер, чтобы передохнуть до 10 часов вечера, принять ванну, одеться и проглотить кусок в ресторане «Лимонное дерево» отеля «Эль Сан-Хуан», прежде чем приступить к своей вечерней работе. Моей нормой было четыре клиента в день — два днем и два вечером, потому что я хотела иметь больше свободного времени для себя и, честно говоря, тогда мне было тяжеловато иметь дело с большим количеством.

Однако я была вынуждена делить исключения в некоторых случаях. Это произошло, например, когда группа из восьми итальянцев из штата Нью-Джерси проводили совместный недельный отпуск в Сан-Хуане и хотели потрахаться тоже вместе.

Около десяти часов утра они услали своих жен в магазин за покупками и взяли меня в свой номер в «Американе» и трахали меня один за другим, пока кто-то смотрел за дверью на случай, если супруги вернутся раньше времени.

Они смеялись, и шутили, и возбуждались от неприличности происходящего.

Однажды те же похотливые итальянцы организовали встречу со мной поздно вечером, на пляже, в то время как их жены были заняты игрой в рулетку и в очко в казино.

Это была идиллическая прекрасная сцена под звездами, с теплым бризом, овевающим нас, и волнами, тихо плескавшимися невдалеке, но само занятие любовью было далеко не романтическим. После того как они выстроились в линию, смеясь и расстегнув ширинки, я сделала им всем оральный секс на песке. Я занималась этим, и отплевывалась, и начинала снова, и все время думала о бутылке с тоником или хотя бы о фонтане с водой, чтобы прополоскать рот, потому что вкус спермы действительно вызывает у меня отвращение, и в тот вечер меня чуть не стошнило.

Обычно я веду себя более деликатно, но эти ребята даже не позаботились о том, чтобы захватить полотенце, а только о том, как получить свое, прежде чем их жены обнаружат, что они смылись.

Я сняла свои трусы, когда начала обслуживать их, и москиты начали кусать мой голый зад. Затем сторожевой пес залаял, и с ним пришел ночной сторож из отеля, который посветил на нас фонариком и убежал вместе с собакой, шокированный увиденным.

В целом это был сложный и некомфортабельный способ для обеих сторон, поэтому я скинула по десятке с каждого из этой группы в восемь человек.

Мой бизнес процветал, и я пользовалась своим шансом, но гостиница «Кармен» становилась неудобным для проживания местом. Кроме того, что она была далеко расположена от места моей деятельности, подозреваю, что в отеле стали догадываться, какого рода деятельностью я занимаюсь, так как в таком небольшом городке, как этот, слухи распространяются быстро. Поэтому я начала подумывать о том, чтобы сменить место жительства.

Несколько дней спустя я встретила на пляже молодого парня по имени Дэвид, которому было около двадцати восьми лет — немного больше, чем ребятишкам, которых я соблазняла ради удовольствия. Он подошел ко мне разменять деньги и спросил; не хочу ли я покататься с ним на его маленькой резиновой лодочке.

Самое смешное, что в этот самый день меня пригласили на морскую прогулку на огромной комфортабельной яхте, но предложение Дэвида показалось мне более привлекательным.

Мы уплыли далеко в море, разговаривая и смеясь, падая в воду и заползая вновь на лодку, и, когда я повисла на его сильных загорелых плечах, у меня стало возникать сильное желание.

Он не был красавчиком, но у него был такой же сексуальный тип лица, как у Поля Бельмондо, и большой еврейский нос. Как говорят в Германии, «каков у мужчины нос, таков у него и Иоганн», что значит, вы можете догадаться, какого размера у мужчины пенис, по величине его носа.

Я также считаю, что вы можете определить это по его рукам. Если у него длинные тонкие пальцы, он обычно имеет длинный тонкий член. Если у него толстые короткие пальцы, его член также, как правило, толстый и короткий, а при жирных дряблых руках, как у мясника, мужской пенис обычно бывает вялый и мясистый.

Я беру на себя смелость делать такие обобщения, потому что видела в своей жизни достаточно членов, чтобы считать себя экспертом в этой области.

Поплавав некоторое время, Дэвид и я вылезли на берег, оставили лодку в тени сохнуть и пошли в бар на пляже, чтобы выпить шоколадный напиток и фруктовый пунш — мои любимые напитки. Там мы встретили его приятелей, с которыми он снимал комнату — Рики, Худа и Брайана, — и вместе провели остаток дня, бегая по пляжу, разговаривая и, конечно, все время возвращаясь к теме секса.

Ребята были в возрасте от 28 до 32 лет. Они жаловались, какие непривлекательные девицы из Нью-Порка отдыхают здесь, как они наивны и тупы. «Нам нужна именно такая женщина, как ты», — заявил Дэвид, с которым все остальные согласились. А когда один из них предложил, чтобы я переехала к ним, я подпрыгнула от радости.

Почему бы нет? Их дом был рядом с пляжем и с отелями, где я «работала», и чего еще можно желать, когда рядом с тобой четверо сильных, испытывающих желание молодых мужчин, с которыми я могла забавляться свободное время?

Все вместе мы дошли до небольшого белого двухэтажного, сколоченного из досок дома, где обнаружили старушку, напоминающую добрую немецкую бабушку, поливавшую цветы в саду.

Я спросила у нее на немецком языке, сдает ли она комнату, и ей это так понравилось и расположило ко мне, что она сказала, что может сдать мне лучшую комнату на том же этаже, что и у ребят, с отдельным кондиционером и ванной. Дачный дом был скромным, но чистым и невероятно дешевым для Пуэрто-Рико: всего 10 долларов в день за комнату.

«О'кей, я перебираюсь сюда, — сказала я ребятам. — Давайте сходим в «Кармен» и заберем оттуда мои пожитки».

Когда мы вернулись с моим багажом, который заметно увеличился с тех пор, как я приехала в Пуэрто-Рико, они пошли в свою комнату отдохнуть и освежиться, а я к себе через холл, чтобы распаковать вещи.

Полчаса спустя я зашла в их комнату, очень большую, с несколькими узкими кроватями. Там я обнаружила их только что вышедшими из-под душа, задрапированных лишь полотенцами, за исключением Дэвида, который гулял по комнате нагишом, подтверждая мою теорию о больших носах.

В воздухе стоял запах марихуаны, они лениво потягивали сигареты с травкой, звуки рока доносились снизу, и вскоре кто-то предложил, что мы должны устроить оргию, чтобы отметить мое переселение.

Никого особенно не надо было убеждать, и очень скоро все мы нагишом катались клубком по полу, занимаясь оральным сексом, трахаясь, смеясь и кончая. Это была неправдоподобно восхитительная сцена. Наши тела горели и истекали потом, потому что в их комнате не было кондиционера. Пришлось принять душ и повторить все сначала.

Захваченная непринужденностью происходящего, я забыла о своем решении никогда никому не позволять делать компрометирующие меня снимки.

Мы достали фотокамеру «Полароид» и сделали несколько снимков, один из которых был, по моему мнению, настоящим шедевром. Туристическое Бюро должно было бы использовать это фото в рекламных проспектах. Это была сцена, где я была снята одетой только в шляпу испанского матадора. Я сидела на члене Дэвида, которому и принадлежала шляпа, и делала оральный секс Рики, стоявшему справа, а рукой помогала кончить Брайану, находившемуся слева.

Худ, который снимал нас, никогда до этого не принимал участия в групповом сексе и оказался настолько застенчив, что не смог добиться эрекции. Поэтому я позже взяла его к себе в комнату и трахнулась с ним наедине.

В то время как мы прыгали и носились по комнате, у меня возникло нарастающее чувство, что кто-то наблюдает за нами. Никто, кроме меня, не встревожился, у ребят от травки так поехал чердак, что им сам черт был не брат.

Но я не могла отделаться от ощущения, что мы находимся под чьим-то наблюдением. Когда я взглянула на окно, то заметила, что жалюзи открытого окна, оберегающие комнату от прямых солнечных лучей, почти незаметно колеблются.

Стараясь сделать все неожиданно и не говоря ни слова, я как бы случайно соскочила с члена Дэвида и подошла к бюро, стоявшему у окна, якобы за какой-то вещью в ящике.

Когда для постороннего наблюдателя стало не видно моих рук, я взялась за шнур, связывающий жалюзи, и, дернув, резко подняла вверх. За ними прямо мне в лицо уставились раскрытые от испуга глаза сорокапятилетней старой девы, дочери хозяйки. Ее крашенные перекисью водорода светлые волосы слиплись на лбу от пота, а сама она краснела, бледнела и действительно была в страшном замешательстве.

«Мадам, — сказала я ей, — будьте добры, не суйте, пожалуйста, свой нос в честную компанию, до тех пор, пока вас туда не пригласили. Более того, я была бы признательна, если бы вы не стали шокировать нашу милую хозяйку, рассказав ей о том, что видели».

Не говоря ни слова, она убежала с веранды, а мы разразились смехом. И таким более или менее безрассудным было мое поведение с этой бандой молодых бродяг в течение нескольких следующих недель.

Мальчики проводили время, находясь в «продленном» отпуске и развлекаясь, как только могли. Эти развлечения едва ли одобрили их родители, если бы узнали. Все они закончили юридический колледж, за исключением Дэвида, выпадавшего из их ряда, который был воришкой по природе и самый большой трахальщик из всех.

Эмоционально мне больше всех нравился Худ. Он был чувствителен, интеллигентен и происходил из аристократической семьи в Нью-Джерси. Мы жили вместе, как пляжные бичи, дико и иногда по-детски, но это был хороший противовес для моей работы, которой я занималась дважды в день.

Утром мы шли на пляж, занимали кресла, дурачились, затем около 4 часов дня я покидала их ради моего дневного бизнеса и присоединялась вновь уже дома для расслабляющей оргии и сиесты.

Даже если любопытная дочь хозяйки все еще интересовалась нашими отношениями, она больше не показывала этого и все время резко отводила в сторону свой взгляд, когда банда моих «извращенцев-хиппи» проходила мимо.

Однако однажды утром, когда я нарушила свой обычный распорядок отсутствовать в комнате весь день и заскочила домой за кремом для загара, то обнаружила, как была не права.

Поднимаясь по деревянным ступеням, я увидела обутые в сандалеты жилистые ноги старой девы, стоящей неподвижно около моей кровати. «О, боже, — подумала я. — Эта старая мумия, наверно, пронюхала о моих снимках с оргией». Потом я вспомнила, что она видела живую сцену, с которой делали фотографии, и подумала: «Какого черта, пусть цацкается, лишь бы не вводила в курс дела старушку хозяйку». Но в то время, как я поднималась на цыпочках босиком в свою комнату, я увидела рядом не кого иного, как старую леди собственной персоной, держащую мои фотографии поближе к свету и обсуждающую наши сексуальные позы с дочерью с таким видом, будто они работали в «Мастере и Джонсон» (американский институт, занимающийся проблемами секса, семьи, брака. — Пер.)!

Они были так увлечены, разглядывая эту порнографию, что сначала даже не услышали, как я вошла.

«Доброе утро, леди, — сказала я. — Вам понравились эти удачные снимки?»

Они повернулись ко мне, челюсть у них отвисла, фотографии выпали из рук в открытый ящик стола, как будто это были горячие угли, а затем с грохотом задвинули его.

«Мадам, — адресовалась я к дочери. — Мало того, что вы суете свой нос в вещи, которые вас не касаются, но вы еще также втравили в это дело невинную старую леди. Вы должны стыдиться себя, действительно должны».

Они не стали ждать продолжения, просто опустили свои головы и поспешили покинуть комнату.

В определенном смысле я рассердилась, но в то же время была довольна, что фото были единственной вещью, которую они обнаружили, потому что везде: в моих записных книжках, карманах чемоданов и даже в паспорте лежали пачки пятидесяти-, двадцати- и десятидолларовых банкнот, составлявших мой трехмесячный заработок.

Я уже отослала приличную сумму в Нью-Йорк со своим знакомым Ларри, который с тех пор стал моим постоянным другом-любовником. Тем не менее было рискованно оставлять столько денег без присмотра, особенно если люди, с которыми живешь, не могут считаться честными. Особенно это касалось Дэвида.

Чтобы показать, что он представлял собой, нужно рассказать, как он водил нас по самым дорогим в Сан-Хуане ресторанам и расплачивался за наши буйные застолья крадеными кредитными карточками. Даже если он мог поступить честно, то не делал этого, потому, что испытывал настоящее удовольствие от процесса обжуливания.

По прошествии нескольких недель наше поведение становилось все более непринужденным и безрассудным, и мы делали почти все, что давало нам ощущение веселых приключений. Вот поэтому однажды Дэвид предложил нам побалдеть от мескалина (галлюциноген? — Пер.).

Как упоминалось раньше, я не пользуюсь никакими стимуляторами, даже кофе, поэтому сначала, естественно, перепугалась. Но Дэвид сказал, что все будет в порядке, особенно если мы примем таблетки все вместе, и эффект будет продолжаться не больше восьми или девяти часов.

Дэвид знал все о наркотиках, в том числе и как пользоваться ими, он также привозил их из своих нерегулярных поездок в Майами, поэтому мы поверили ему.

Было утро пятницы, когда мы начали наше «путешествие». Мы выпили таблетки около полудня, при выходе из дома, и на «временно одолженном» «фольксвагене» приехали на небольшой уединенный пляж в десяти минутах езды от Сан-Хуана.

К тому времени таблетки начали оказывать свое действие, и мы буквально вывалились из машины на белый песок и сорвали с себя всю одежду. Даже робкий Худ вылез из своей раковины, и вскоре все мы катались по песку около линии прибоя, занимаясь любовью. Кто-то попытался снимать «Полароидом», но камера выпадала из рук, и после двух снимков ее уронили в воду, и она с бульканьем утонула.

Потом я помню, что захотела писать. В нормальном состоянии у меня вызывает смущение, если я это делаю, когда вокруг меня находятся другие люди. Другое дело, когда это требует клиент, удовлетворяющий таким образом свои сексуальные наклонности, даже если он просит сделать это на него. Но в тот день я была настолько раскованна, что сказала: «О'кей, ребятки, я собираюсь пописать». Я стояла обнаженная и занималась этим прямо перед остальными, в то время как они с поехавшими чердаками от наркотика подкапывали рядом песок.

Ощущение было такое, что ты как будто наблюдаешь со стороны за быстрым мельканием кадров фильма, в то же самое время участвуя в нем. Цвета все время дрожали. Солнце золотым шаром болталось над нашими головами, а море голубым желе натекало на берег и соскальзывало вновь. Мы побежали на холмы и занимались любовью у подножия пальм, окаймлявших песчаную дорогу, по которой мы, должно быть, приехали и которая, как оказалось, вела в маленькую деревушку.

В то время как мы предавались пороку и скакали, на дороге возникла машина коричневого цвета, как будто она появилась из другого мира, чем-то очень знакомого. В ней сидел негр, который выглянул из нее, помахал рукой и уехал.

Приняв мескалин, вы не полностью теряете над собой контроль, даже если здорово забалдели, и все время знаете, что происходит вокруг вас и с вами. Очень скоро та же коричневая машина вернулась. На этот раз в ней сидело три негра, которые помахали руками, и авто уехало снова.

Пять минут спустя или через час — мы не могли уже контролировать время — та же самая машина прибыла вместе с автобусом, полным глазеющих негров, которые таращились на голых людей, скачущих и прыгающих невдалеке.

Автобус замедлил ход, остановился, затем тронулся опять, но три негра припарковали коричневую машину около пальм и начали брести по мелкой воде к нам. Когда они подошли поближе, мне стукнуло в голову, что я хочу увидеть, как они мастурбируют. Я никогда не занималась любовью с негром, но слышала рассказы о том, что у них все огромное. Поэтому я стала показывать им, чего мне хочется, двигая рукой вверх и вниз. И действительно, один из них достал свой член и начал мастурбировать. Затем два других стали делать то же.

Сразу после этого появилась группка школьников со своими ранцами. Негры убежали в кусты, а мы продолжали трахаться и лизаться. Бедные детишки повернули назад, глядя на нас глазами размером с блюдце.

Из-за пальм негры стали кидаться в нас кокосовыми орехами, и в этот момент мы начали понимать, что надо сматываться. Но к этому часу нас так развезло, что мы больше не контролировали себя.

«Ксавиера, одевайся, надевай свою одежду», — сказал один из ребят. И я схватила свои плавки от купального костюма и повязала их вокруг шеи, что мне показалось удачным решением для сокрытия всего тела от детей и негров.

Мы старались собрать пожитки с песка, но по каким-то причинам наши пальцы потеряли чувствительность. Мы не могли ничего удержать в руках, и расчески, губная помада, кошельки и крем для загара — все падало на землю. Оставив их на песке, мы бросились к «фольксвагену».

Никто уже не был способен вести машину, но Рики взялся за руль и зигзагами повел автомобиль. Назад в Сан-Хуан. По дороге он почти врезался в дерево и чуть не сбил мальчишку на велосипеде и остановил машину прямо в сквере у отеля «Эль Сан-Хуан».

Было время коктейля, начинало смеркаться, и, когда мы выпрыгивали из машины, все эти еврейские американские принцессы начали разбегаться от нас с таким выражением на лице: «О, боже, посмотри на этих животных». Я посмотрела на себя в зеркало автомашины и увидела свои покрасневшие и заплывшие глаза. Подбежав к воде, я поплыла в море на лодке Дэвида.

Примерно в 9 часов действие таблеток почти прекратилось, но мы так и не сходили домой, чтобы переодеться. Поэтому я приступила к работе в том, в чем была: в купальных плавках и кое-какой пляжной одежонке, довольно коротковатой, с волосами, заплетенными в косички светлыми хвостиками, — и постоянно хихикала при этом.

В таком виде я больше была похожа на сумасшедшую молоденькую девственницу с пляжа, чем на проститутку. Это привлекло ко мне несколько пожилых джентльменов, которые заплатили кучу денег, и это была моя самая удачная в финансовом отношении ночь, если не считать тяжелой работы моего рта на мафию из Нью-Джерси.

По мере приближения Пасхи, три месяца спустя после того, как я приехала на три дня в Пуэрто-Рико, мне стало здесь надоедать. Помимо прочего, все ребята разъехались, за исключением Дэвида, от которого отвернулась удача и который зависел теперь от моих десяти- и двадцатидолларовых подачек, которые он получал раз за разом. Я даже позволила ему жить в своей комнате, так как более или менее постоянно жила в великолепном пентхаусе с игроком по имени Норрис, который не был моим клиентом в прямом смысле слова и не платил мне, но позволял покупать мне все, что я хотела, из одежды и еды.

За два дня до Пасхи Дэвид сказал мне, что собирается в Майами по поводу своих наркодел, чтобы заработать кучу денег, и что вернется через неделю. Самолет улетит в шесть часов вечера в этот же день, сказал он.

После того, как ребята покинули Дэвида, у меня возникло чувство сильной платонической дружбы к нему. Поэтому я решила вернуться пораньше с пляжа, чтобы сказать до свидания и, возможно, проводить до аэропорта. Но когда я вернулась с пляжа около четырех часов домой, у меня возникло чувство, что что-то не так. В моей комнате было тихо, но, открыв дверь, я с ужасом увидела, что там будто прошел ураган

Содержимое ящиков и чемоданов валялось на полу, одежда была разбросана по всей комнате. Я подбежала к гардеробу, засунула руку в каждый карман платьев, заглянула в карманы в чемоданах. Карманы были пусты, а все деньги украдены. Банкноты исчезли даже из моей записной книжки и паспорта.

Кто бы это ни сделал, они полностью обчистили меня. Необходимо было сделать один звонок, всего два никеля.

Мне надо было найти Дэвида. Он должен был улететь через два часа, но если я свяжусь с ним до этого, в его силах помочь мне, потому что он знал каждого воришку в Пуэрто-Рико.

Я побежала на пляж, где Биджи, его маленькая подружка-хиппи, валялась на траве. «Ты не видела Дэвида поблизости?» — спросила я ее.

«Конечно, видела, — ответила та. — Около часа назад он уезжал в аэропорт».

«Он уезжал в аэропорт? — спросила я. — Ты уверена? Он собирался ехать через два часа».

«Он сказал мне совсем другое, — ответила Биджи. — Он мчался в аэропорт с сумкой к просил посторожить ее, как и свое замшевое пальто, пока он сходит в отель позвонить. Если подумать, он, пожалуй, очень беспокоился по поводу пальто и просил никому не позволять трогать его, а карманы пальто и сумки были набиты вроде как бумагой».

Все для меня стало ясным и понятным. Мой друг Дэвид, которого я практически содержала последние несколько недель, обокрал меня. Вот так ценится порядочность у воров.

Я выбежала на дорогу и остановила проезжавшую полицейскую машину. На европейском испанском языке я старалась уговорить их довезти меня до аэропорта Сан-Хуана и попытаться схватить его там.

Я знала, что у него был горящий билет, выписанный на имя Л. Либермана, и, насколько мне было известно, отлет должен был произойти через час.

В аэропорту я пошла сразу в отдел управления полетами, чтобы задержать рейс. Среди пассажиров шестичасового рейса Либермана нет, сказал мне клерк, но мистер Л. Либерман находится на борту самолета, который только что взлетел. Способа остановить его не было, поэтому я поплакала, утерлась, а мои 2000 долларов упорхнули. В утешение мне осталось только философски смотреть на случившееся и повторять про себя: «Легко досталось, легко ушло» — и все в таком духе. У меня на руках все еще был обратный билет до Нью-Йорка,

Называйте меня мадам

В течение двух месяцев после возвращения из Пуэрто-Рико я работала как «девушка по вызову» — «коллгел», или «одиночка», как их еще называют, пока не поняла, что это неудовлетворительный способ для зарабатывания денег.

Одиночки зарабатывают максимум 200 долларов в среднем с четырех клиентов за ночь, и их доход зависит от ублажения благожелательной, но ограниченной клиентуры, которая не требует слишком многого в смысле разнообразия.

Однако чтобы дать клиенту возможность испытать чувство разнообразия, девушки сбиваются в небольшие тесные группки и обмениваются клиентами между собой. Например, Глория посылает своего «гостя» к Сэнди, которая посылает ей своего клиента в ответ. Но, если Сэнди не сделает ответной любезности, она должна заплатить Глории «долю мадам», которая обычно составляет 40 % от того, что клиент заплатил ей.

Действуя таким образом, девушки защищают себя до определенной степени от взаимной конкуренции, но это только вопрос времени, когда какая-нибудь хорошенькая новенькая не внедрится в их круг, соблазнит и уведет их клиентов.

Я признаю, что практика обмена мужчинами дает возможность обслужить много новых лиц, но не приносит дополнительных денег, и в конце концов одиночки могут остаться только в проигрыше. Более того, я верю, что у меня есть все качества, требующиеся для преуспевающей мадам: стремление к агрессивному руководству, расчетливый ум и огромный запас жизненных сил. Я могу спать по четыре-пять часов в день целый год, если необходимо.

А сверх этого у меня есть то, что я называю «инстинктом мадам»: интуиция, позволяющая знать, когда надо быть шлюхой, а когда мягкой и женственной, способность дипломатично решать проблемы с трудными клиентами, сноровка хорошей хозяйки и чувство юмора.

И хотя таким образом я отказывалась от нормальной жизни, мне очень хотелось стать звездой в этом бизнесе. Итак, летом 1970 года я решила стать не просто мадам, но крупнейшей мадам Нью-Йорка.

Первое, что мне необходимо было сделать, — это найти хорошее место для заведения. Работать одиночкой — это одно дело, и в Манхэттене, пожалуй, не найти здания, где бы не было квартиры с проституткой, но найти место для деятельности активно работающего борделя — совсем другая история.

Идеальное здание прежде всего должно иметь соответствующую обстановку — спокойную. Это значит, что управляющий и персонал дома должны терпимо относиться, сотрудничать и даже защищать вас, постольку поскольку вы серебрите им ручку.

Однако такое сотрудничество может стать обременительным, и, например, в районе Восточных Пятидесятых улиц стоит шикарный небоскреб с такой армией жаждущих услужить швейцаров и охранников, что это стоило Жоржетте Харкотт почти 500 долларов каждый месяц, не считая квартплаты, когда она там содержала свой бордель.

Существует несколько зданий в респектабельной восточной части Манхэттена, администрация которых известна своим терпимым отношением к действующим борделям, в одном из которых их набралось так много, что этот дом прозвали «вертикальным публичным домом». Это здание, расположенное на Йорк-авеню в районе Семидесятых улиц, на страницах «Нью-Йорк таймс» в разделе «Недвижимость» рекламировалось как имеющее «предельное количество услуг и удобств». Другой дом, также крепко освоенный подобными заведениями, находится на Саттон Плейс, но, насколько я могу судить, эти адреса не являются более спокойными — все они находятся в опасности, так как полиция недремлющим оком смотрит за ними.

Потребовалось поискать, но в конце концов я нашла превосходное место — апартаменты с одной спальней в районе Восточных Пятидесятых улиц на этаже, занятом офисами, в полуделовом здании. Это значило, что после окончания рабочего дня у меня не будет соседей, которых может беспокоить шум. С самого начала я хотела снять скромное помещение, которое снизит мои накладные расходы. Я знала, что смогу использовать и гостиную, так же как и спальню, для развлечения моих клиентов.

Следующие шагом было подобрать соответствующий штат, Хотите верьте — хотите нет, но работящих проституток трудно найти. Вокруг есть девицы, работающие в дешевых домах, но они большей частью ожесточившиеся создания, и я не хотела тогда, как не хочу и сейчас, при любых обстоятельствах пользоваться услугами девушки, у которой нет класса. Мне не нужны уличные проститутки, потому что они ведут себя очень дешево. Если мужчина никогда не будет иметь дело с девушкой с улицы, почему я должна ждать от него, что он согласится на уличную шлюху у меня?

Только однажды я наняла девушку, которая была из дешевого заведения, и в результате получила то, чего должна была ожидать. Дешевое поведение. В этом случае я сделала исключение, потому что девушка, Мисти, обладала очень привлекательной внешностью. Но когда она разделась, по всему ее телу были видны следы от ранних беременностей и родов в четырнадцать и пятнадцать лет. Ей было девятнадцать, когда она пришла ко мне, и к этому времени девушка уже была выработанной. А вскоре я обнаружила, что ее прекрасный наружный облик — только тонкая наружная оболочка.

Как я обычно делаю с новичками, в качестве первого клиента я дала Мисти приятного, привлекательного мужчину Это был стокброкер, слегка пьяный, но принадлежавший к типу добродушных людей.

Мисти ушла с ним в спальню, но через пять минут неожиданно появилась совершенно голая, бегая по гостиной, проклиная все и ругаясь.

Поэтому я прошла в спальню и встряла в ссору между клиентом и Мисти. «Послушай, — заорала я, принимая сторону клиента. — Ты работаешь не в двадцатипятидолларовом публичном доме, поэтому не веди себя так, как дешевая проститутка»,

«Черт побери! — завизжала она. — Я уже обслужила раз этого ублюдка, а теперь он хочет еще чего-то за те же деньги».

Моим твердым убеждением всегда было то, что мужчина имеет право на большее, чем пять минут времени девушки, и даже если он кончает быстро, то может ожидать, что его поласкают и вымоют после этого, если это то, что он хочет.

Мисти успокоилась и обещала вести себя соответственно, но ее воспитание одержало верх. Дважды на протяжении следующего дня мне жаловались, что она грубая и бессердечная шлюха. Поэтому мне пришлось уволить ее.

Другие, которые не работали раньше с мадам, обычно имели альфонса, а сводник — это плохая новость для мадам, потому что раньше или позже он попытается влезть в ваш бизнес.

В самом начале я наняла нескольких девушек, у которых были «коты», и только одна из них — очаровательная блондинка по имени Элеонора — прижилась удачно. Я встретилась с Элеонорой благодаря старому альфонсу, белому Тони Роланду, который был известен тем, что на него работали самые красивые девушки в Нью-Йорке, за чьей пунктуальностью и надежностью он надзирал. Однако эта девушка имела более высокие цели, чем просто проституция, и благодаря одному из моих клиентов получила место в коммерческом телевидении, и ее лицо сейчас сверкает улыбкой на экранах телевизоров во всех квартирах.

Исключительность этой истории не в том, что проститутка достигла успеха в легальной карьере, потому что то же самое известно о многих знаменитостях, которые начинали свою карьеру с этого, но и том, что ее альфонс разрешил ей выйти из игры. Но я подозреваю, что она зарабатывает больше денег, пользуясь известностью в старой «профессии», чем на телевидении. И, таким образом, Тони остается ее «котом» и до сего дня.

Более печальный случай произошел, когда другой сводник отказался отпустить «на волю» Грету, мадам, которая короткое время действовала в здании на Йорк-авеию. Этим сводником был итальянец с мафиозными связями, забиравший ее выручку и следивший, чтобы она не вышла из-под контроля. И даже когда его самого посадили в тюрьму за грабеж, это не заставило итальянца ослабить удушающую хватку, и через двух своих лейтенантов он управлял ею. Эти люди следили за ней 24 часа в сутки, даже когда она шла навестить свою мать в Квинз.

Разные мадам используют различные способы для отбора девушек, и в некоторых случаях я использовала их опыт.

Мадам-лесбиянка по имени Жанет прочесывала места вроде баров «Кукл», «Фри», «Гаррис Бэк Исг», которые посещали лесбиянки. Там она соблазняла какую-нибудь симпатюшку и приглашала ее пожить вместе в своих апартаментах несколько дней, а затем уговаривала девчонку заняться этим промыслом. Договориться с лесбиянками не составляет труда, потому что в большинстве своем они ненавидят мужчин и получают удовольствие, забирая их деньги в обмен на секс.

Я попробовала подход Жанет однажды вечером в «Максвелл Плюм», завязав беседу с сероглазой девушкой невысокого роста и яркой внешности в дамской комнате. Она была явно приличного поведения, поэтому я начала издалека: «Ты такая очаровательная девушка, — сказала я. — Ты случайно не работаешь моделью?»

Девушка прекратила красить губы: «О, нет, я секретарша», — сказала она.

«Как тебе удается так великолепно одеваться на зарплату секретарши? — спросила я. — У тебя есть богатый любовник?»

«Боже, нет, — засмеялась она. — Я хотела бы, чтобы был, тогда мне не надо было бы тратить каждый заработанный цент на одежду».

«Девушка вроде тебя не должна работать, у нее должны быть мужчины, которые будут тратить деньги на нее», — стала объяснять я. Она была настолько прелестна, что мне самой захотелось заняться с ней любовью.

«Где я найду таких?» — спросила она небрежно, но с искренним интересом.

«Я знаю множество богатых мужчин, которые с удовольствием помогли бы тебе. Это интересует тебя?»

«О, конечно, это было бы здорово, — сказала она серьезно. — Если, конечно, речь не идет о сексе».

Так я познакомилась с милой девушкой по имени Дженни в баре, посещаемом лесбиянками, и, хотя у меня не было специального намерения завербовать ее, события стали развиваться по этому пути.

Дженни было двадцать лет, выглядела она на четырнадцать благодаря коротким вьющимся волосам, и она сказала мне, что она — «батч» то есть активная «мужская сторона» в лесбийском сексе.

«Невозможно быть «батчем», если ты девственница, — объяснила я. — Ты можешь стать им только постепенно, по мере того как будешь познавать секс. Ты можешь походить на мальчишку со своей короткой стрижкой, но ты женственна, поэтому позволь мне быть твоим «батчем».

У Дженни было прекрасное тело с шелковистыми волосами на лобке, и вид его возбудил меня чрезвычайно. Но ее интимная гигиена оставляла желать лучшего, и я должна была научить ее всему, что касалось этого вопроса, тем более, что она не могла мыться, как взрослая женщина, — ее девственная плева была все еще на месте.

Мы залезли в ванну вместе, и я могла играть с ее маленькими грудями, сосать их и целовать ее нераспустившийся цветок. Я так обожала ее, что у меня возникла потребность защищать ее, как у настоящего возлюбленного.

Бедная малютка Дженни была несколько хаотична в своей жизни. Она не могла удержаться на работе, ее всегда выгоняли, и одно время у нее даже не было пристанища. Поэтому я позволила ей жить со мной короткое время, но в моей квартире была неподходящая обстановка для девственницы. Поэтому я решила, что она должна заработать достаточно денег, чтобы позаботиться о себе, и что она получит деньги от моих клиентов.

«Гляди, — сказала я. — Ко мне сегодня вечером придут пара клиентов. Ты можешь быстро заработать 50 долларов, и тебе не надо будет трахаться, только оральный секс».

Она никогда не делала этого в своей жизни, и я обучила ее на банане, и, кажется, она несмело, но освоила эту технику.

В тот вечер я решила развлечь так двоих в ванной, потому что некоторые мужчины любят наблюдать за девушками, омывающими свое тело, среди прочего потому, что в некоторых живы воспоминания детства — как им нравилось тогда подглядывать. Но эти два мерзавца так возбудились, увидев нас в ванной, что тут же сбросили свои брюки и вонзили свои члены в наши рты. Кроме прочего, я испугалась за Дженни. Хотя эти парни были евреями и прошли через обрезание, ее партнера так захватили сладострастные ощущения, что он стал действовать чересчур грубо.

Дженни неотрывно смотрела на меня, как маленький котенок, и издавала слабые всхлипы от удушья, а ее шея конвульсивно дергалась, потому что он проталкивался слишком глубоко. Когда этот ублюдок стал запихиваться ей в горло, Дженни вырвало, и она начала плакать. Ясно, что прелестная маленькая Дженни наотрез отказалась участвовать в подобных делах.

Однако, хотя я дала рекламное объявление в «Нью-Йорк таймс», у меня было предчувствие, что где-то должен существовать источник энтузиасток-любительниц, которые смогут стать одаренными профессионалками. Совершенно случайно я нашла просто бриллиантовую россыпь, не хуже, чем у Де Бирса (фирма ЮАР, крупнейший в мире производитель алмазов, обработки и продажи бриллиантов. — Пер.), непочатых талантов, когда мой друг по имени Норман взял меня в конце лета на уик-энд в лагерь нудистов.

Это был мой первый опыт знакомства с массовым нудизмом, и хотя определенно я незакомплексованный человек, поначалу возникла ситуация, когда не знаешь, куда пристроить свои руки как фигурально, так и буквально. Однако у меня не заняло много времени, чтобы адаптироваться.

В то время, как я уселась на краю бассейна, лишь бы куда притулиться, мой взгляд упал на довольно очаровательную картину. В нескольких ярдах от меня, в середине группы людей, сидела женщина с поразительным» рыжими волосами, а от треугольника волос на ее лобке можно было зажечь спичку. Пока я наблюдала, это гостеприимное пламя полыхнуло на меня, так как она раздвинула ноги таким образом, что мне стала видна практически внутренность ее вагины. Должна сказать, что если бы была мужчиной, моя анатомия выдала бы мои ощущения. В то время, как я думала, что предпринять, я поймала взгляд загорелого телохранителя, который наблюдал за моими неконтролируемыми взглядами. Он подмигнул мне и подозвал жестом.

Я подошла к тому месту, где он сидел, и прежде, чем успела заговорить, он сказал: «Могу посоветовать тебе, как присоединиться к этой интересной компании, если хочешь».

«Мне очень бы хотелось познакомиться с ними», — сказала я.

«Очень хорошо, — сказал он. — Они составляют род клуба, и все, что тебе нужно сделать, — это знать пароль. Они называют себя тюльпанами и приехали вроде бы из Франции, так что можешь попытаться».

Я подошла сразу к «пламенному» кружку и сказала по-французски: «Добрый день, мадам, меня зовут Ксавиера, я тюльпан из Голландии». Едва ли они догадывались, как это было близко к правде.

Приятный смех прокатился по компании, все представились мне, и прежде чем я смогла сказать «а», они пригласили меня выпить в своей комнате.

Вшестером мы разместились в небольшом помещении, в котором стояли две одноместные кровати и почти ничего больше. Без особых формальностей я начала прокладывать свой путь к пылающему рыжему треугольнику этой женщины. Ей было за сорок, я полагаю, но она обладала странным плотным телом, плоским животом и крепкой грудью. Ее гостеприимная вагина была теплой и волнующей, и мой язык устремился через ее рыжие курчавые волосы в то время, как я вытянулась между ее ног. Я лизала и сосала ее клитор, воздействуя моим вибрирующим языком, пока он не стал твердым и не увеличился в размерах.

В это время муж «пламенной» стоял рядом, приблизив лицо так близко, чтобы видеть все действия, — как я заставляю его жену стонать, корчиться и испытывать неоднократные оргазмы. Каждый раз она раскидывалась в изнеможении, но я вновь своим языком, который, кажется, работал без устали, доводила ее до нового оргазма. Ее вкус и запах были восхитительны, мое лицо стало мокрым, и к этому времени она трижды испытала высшее наслаждение.

Когда я наконец, остановилась, ее муж, стоявший рядом, весь во власти желания и с громадным доказательством этого, вставил свой член в уже влажную, истекающую от сладострастия вагину «пламенной», и какое это было удовольствие наблюдать, как они занимаются любовью.

Все ее тело было блестящим от пота, и сочные хлопки плоти о плоть возбудили всех в помещении. Только тогда я обратила внимание на остальных, так как до этого была поглощена моей «пламенной» партнершей. Я еще не утолила свой голод в отношении орального секса, и несколько других девушек, которые были возбуждены сценой и сходили с ума от желания испытать такой же чувственный экстаз, захотели, чтобы я сделала им то же самое.

После того, как я устала до изнеможения, оргия, которую я начала, развернулась во всю мощь. Несколько парней и девушек даже решили пойти поплавать, чтобы освежиться и поостыть, а я пошла за своим компаньоном Норманом.

«Пойдем внутрь помещения, — сказала я ему. — И ты получишь фантастические впечатления». Перед этим я ожидала его часа два и, разговаривая в это время с другими обнаженными женщинами, обнаружила, что их легко убедить не дать пропасть своим талантам, которые могут быть великодушно и радостно применены на общее дело. Они согласились работать в моем публичном доме.

Как я ожидала, эти девушки стали большими профессионалками, так как у них не было внутренних самоограничений, которые имеют девушки «приличного типа».

Одной из моих первых и наиболее преуспевающих девушек была стюардесса из компании «Эль Аль», которая пользовалась большой популярностью до того времени, пока не была переведена на другой маршрут, и мы потеряли ее. Вообще стюардессы очень часто легко приходят в нашу профессию за дополнительным заработком. Они начинают с самолетных интрижек с женатыми мужчинами в кабине первого класса, а затем решают, почему они это должны делать бесплатно. И после чего они начинают делать регулярные промежуточные посадки в публичных домах по дороге из Гонконга в Хельсинки и из Лондона в Лос-Анджелес. Среди моих первых девушек была также молодая англичанка, бывшая стюардесса, недавно сбежавшая от своего жестокого мужа-американца и нуждающаяся в деньгах, чтобы оплачивать расходы по бракоразводному процессу.

Сколько раз я хотела, чтобы мой бизнес был легальным и действительно было возможно рекламировать на страницах с предложениями рабочих мест: хорошая плата, гибкий рабочий день, возможность познакомиться с множеством мужчин.

Другая мадам, насколько я знаю, вербовала своих сотрудниц целиком среди скучающих домохозяек из Вестчестера, и ее дом процветает в Манхэттене по сегодняшний день. Инесса была кубинкой, вышедшей замуж за американца и приехавшей жить в Вестчестер. Она проводила свои дни с другими болтающимися без дела домохозяйками, слушая их рассказы, как они трахались с мойщиками окон, с садовником, почтальоном и со всем, что движется меньше трех миль в час.

«Слушайте, — сказала она. — Если вы так любите трахаться, почему бы вам не сходить в Манхэттен и не получить там за это деньги?»

Сама Инесса развелась и посвятила свое время содержанию борделя в центре города, а девушки работали на нее по принципу ротации. Но у нее также были кадровые проблемы, потому что замужние женщины время от времени уезжают в отпуск с мужьями.

Следующий важный этап — это расширение сферы деятельности дома. Высококлассные дома рекламируются непосредственно через уста удовлетворенных клиентов, и никакие другие аргументы не действуют.

В более низких по классу заведениях, занимающихся проституцией, идут на такие меры для расширения собственной клиентуры, как открытие полулегальных массажных залов и выставляют на улице симпатичных энергичных девушек, опрашивающих проходящих мужчин. Все, что здесь хотят знать от прохожих, — это их мнение о «сексуальном массаже», имя и телефон — на этом сексуальные девушки заканчивают свой опрос.

Прочие, как мы все знаем, открыто пристают к людям на улицах и в отелях и даже иногда грубо, атакуют их.

Моя тактика заключается в том, чтобы дождаться, когда заинтересованные клиенты придут сами, но никогда прямо не приставать к ним. Другими словами, это создание ситуации, когда предложение строго увязано со спросом. А до тех пор пока существует такая вещь, как мужское либидо, а законодательство прячет голову в песок, как страус, от этой реальности, спрос на высококлассные бордели будет существовать всегда.

Что касается меня, то мой бизнес открылся под фанфары, так сказать, потому что я всегда имела высокую репутацию в своей профессия и предоставляла большой выбор девушек как по количеству, так и по качеству.

Слухи быстро распространились, и в течение месяца или двух мое дело так расширилось, что в квартире с одной спальней стало просто не хватать места

Иногда вечером было столько народу, что две пары одновременно пользовались королевской по размеру кроватью в спальне, другая пара находилась в гостиной на громадной раскладной софе, и вдобавок еще одна пара испытывала на устойчивость обычную раскладушку в углу.

Другие кучковались в кухне, шумя и ссорясь из-за очереди, и самые нетерпеливые или у кого было мало времени иногда договаривались об оральном сексе в ванной.

К концу года бизнес стал настолько фантастичен, что мне пришлось всерьез думать о более просторном помещении. Я была так счастлива успешным развитием дела, что послала клиентам поздравительные открытки с сообщением об изменении адреса и новым телефоном с приглашением посмотреть «новую конюшню».

Эта акция спровоцировала небольшой семейный инцидент у моего клиента, который позвонил и сказал, что его жена получила открытку и потребовала отчета о том, что это за мадам Ксавиера и о какой конюшне идет речь.

«Теперь ты должна вытащить меня из этой ямы. — с ударением сказал он. — Я знаю, что она собирается позвонить тебе, поэтому ты должна убедить ее, что ты лошадиный тренер».

Новые апартаменты, которые я нашла, представляли собой квартиру с тремя спальнями в Восточных Шестидесятых улицах в полностью жилом доме, но с обслуживающим персоналом, готовым к сотрудничеству.

В ту неделю, когда я подписала контракт на аренду помещения, в квартире раздался звонок от моей бывшей мадам и основного конкурента Мадлены, с которой я не разговаривала почти год, с тех пор как она перестала пользоваться моими услугами.

Какой-то подвыпивший клиент оставил мою визитную карточку, она подобрала ее, и я не могу упрекнуть ее за то, что она была в ярости от этой новости.

Поэтому я не очень удивилась, услышав ее голос.

Но невероятной новостью, которую я узнала, было то, что она уходит из бизнеса, чтобы выйти замуж в четвертый раз, а все ее попытки найти вместо себя исполняющую обязанности мадам провалились.

Первой кандидатурой, которую она испытала, была Анита, очаровательное молодое создание, великолепная куртизанка. Но ей не хватало инстинкта мадам.

Второй выбор оказался еще более наивным. Я никогда не считала Мадлену доверчивой девушкой, но она действительно поступила глупо, выбрав Линду. Линда была наркоманкой, и единственная вещь, которую вы не должны позволять в своем «доме», — это наркотики. Потому что если полиция найдет их, вам негде будет даже поставить ногу в городе. «Неистовый» Фредди, один из ее управляющих, видел, что под повязкой на руках девушки кожа была в следах от иглы, но по каким-то причинам Мадлена не узнала об этом.

Как у всех хронических наркоманов, личная жизнь Линды была совершенно хаотичной. Вот почему она совершенно не могла вести финансовые дела. Но хуже всего для нее то, что она не смогла проконтролировать обслуживающий персонал и договориться с администратором дома Фелипе. Фелипе днем работал в торговой конторе, а ночью выполнял многочисленные обязанности по дому: принимал и выдавал верхнюю одежду клиентов, отвозил и привозил девушек со свиданий, следил за оплатой. Мне он никогда не нравился, и я не доверяла ему. По моему мнению, он был лицемерным человеком и вел двойную жизнь, но он обладал огромным влиянием на Мадлену.

Фелипе был ищейкой, и в один из дней, копаясь в вещах Линды в ванной, он обнаружил ее иглы и сопутствующий инструментарий и донес Мадлене, после чего та отказалась от ее услуг.

Поэтому Мадлена звонила мне и приглашала выпить вместе кофе сегодня же днем, чтобы обсудить вопрос «неотложной срочности».

Мне было немного грустно, когда я прибыла в элегантное темно-коричневое здание в районе Восточных Двадцатых улиц, от сознания, что одно из самых восхитительных заведений Нью-Йорка, даже несмотря на то, что это был конкурирующий дом, закрывается.

Мадлена, как обычно, безупречно элегантная, открыла дверь, проводила меня в свою личную гостиную и без всякого предисловия начала: «Думаю, ты знаешь, почему я пригласила тебя», — сказала она на своем английском с южноафриканским акцентом.

«Я слышала разговоры о том, что ты собираешься оставить дело», — сказала я.

«Я только что вышла замуж и уже беременна, и мне нужен кто-то, кто смог бы принять мое дело», — сказала она.

«Почему ты позвонила мне?» — спросила я.

«Должна быть честной и сказать, что не тебе первой делаю это предложение, но после пары неудач я поняла, что ты — единственный человек в Нью-Йорке, который может справиться с моим бизнесом. Я наблюдала, как ты самостоятельно превратилась из заурядной секретарши, обслуживавшей клиентов во время своего ланча, в одну из лучших мадам в городе меньше, чем за год, и я уважаю тебя за это. Я думаю, ты готова принять мои дела, и единственный вопрос, на который ты должна ответить: ты хочешь этого?»

У Мадлены. как известно, было крупнейшее заведение в Нью-Йорке. Принимая его под свою руку, я становилась царствующей мадам Нью-Йорка.

Однако я не была заинтересована в Фелипе, которому никогда не доверяла, или в пятиэтажном здании из коричневого камня. Лично я предпочитаю в расслабляющей обстановке прогуливаться от комнаты к комнате, наблюдая за порядком, вместо того, чтобы скакать по этажам и щелкать выключателями.

«Сколько ты хочешь за свою черную книгу и телефонные линии?» — спросила я.

Мадлена хотела получить сразу 5000 долларов, а остальное должно быть выплачено, когда телефонные линии с номерами, по которым клиенты вызывают к себе девушек, будут установлены в моем доме. Это был доходный бизнес, сравнительно недавно получивший распространение, — «девушки по вызову».

Получив в свои руки бизнес Мадлены, я первым делом переписала ее черную книгу в соответствии со своей собственной системой. В ее книге были сотни имен клиентов, сколько они платят, их кредитоспособность, сексуальные предпочтения или отклонения и иногда даже размеры их «оружия». Большинство клиентов имело свои клички, выбранные ими самими или придуманные Мадленой.

Некоторые шли под маркой своего любимого виски, например, мистер Рэд Лэйбл, мистер Катти, мистер Сарк. Другие придумывали собственные псевдонимы вроде Марко Поло, Платона, Аристотеля, Цезаря или более заурядные вроде мистера Вайта, мистера Блэка, мистера Брауна, мистера Грина.

Некоторые фамилии, скрывавшиеся под псевдонимами, были действительно очень известными. Записная книга напоминала реестр знаменитостей, который мог наполнить именами знаменитостей газетный лист размером с небольшой бассейн.

До сих пор я считалась мадам, обслуживающей еврейскую общину, тогда как Мадлена была более или менее известна как мадам для протестантов, поэтому когда я присоединила к себе ее бизнес, то стала движущей силой за религиозное братство.

Ее книга в основном состояла из «живых клиентов», что значит, что мужчина все еще активно посещает бордель, а не из старых паралитиков, которые не могут двинуть ни одной конечностью. Конечно, бывали исключения, как я обнаружила, когда обзванивала клиентов, оповещая о смене руководства, и у меня был один или два затруднительных момента.

Один человек, мистер Исааксон, не ответил на звонок, а вместо него в трубке прозвучал скрипучий старческий голос: «Говорит миссис Исааксон. Мистер Исааксон умер уже как четыре года назад». А мистер Моррис сказал: «Если бы вы позвонили лет десять назад. Мне уже почти семьдесят пять лет, и у меня нет сил поднять его даже двумя руками».

У следующего не было возрастных проблем, но он не обрадовался моему звонку: «Моя дорогая мадам, — ледяным тоном информировал меня мистер Паргейв. — Этот телефонный номер относится к тем временам, когда я был свободным холостяком, искавшим приключений. Сейчас я респектабельный и счастливый в браке мужчина, поэтому никогда больше не звоните мне домой по этому телефону… но вот вам телефон моего офиса».

Остальным, отнесшимся благосклонно к моему звонку, я говорила примерно следующее: «Приветик, меня зовут Ксавиера Холландер, я из Голландии, мне 25 лет (два годика я складываю), живу в прекрасных апартаментах с тремя спальнями в центре города, и ко мне перешел бизнес Мадлены. Она оставила его, чтобы родить ребенка. Почему бы вам не забежать на чашечку кофе, и поболтать с нами, и посмотреть, нравится ли вам обстановка, и, если вы останетесь довольны окружением, мы будем рады время от времени иметь вас своим гостем».

Благодаря имени Мадлены и моей предприимчивости я вернула свои деньги через два месяца.

Записная книжка была как маленький золотой самородок, который должен был бы храниться в Форт Нокс (место хранения золотого запаса США. — Пер), но поскольку она все время требовалась у телефона для проверки звонивших клиентов, я не могла хранить ее так, как она того заслуживала.

Как подтверждение тому, как важно приглядывать за подобной книжкой, у меня вскоре произошел неприятный случай с ней, потому что я наняла девушку, у которой был чернокожий альфонс.

Причина, по которой я действовала против собственных убеждений, была главным образом в том, что Роберта закончила колледж и имела высшее образование, что я считаю интересным дополнением для проститутки. Она была также чистоплотна, приятна и внешне привлекательна, имела вид «образцовой американской девушки».

Неделю спустя после того, как Роберта начала работать на меня, я отправилась на неспешный ужин, что является редкой роскошью, когда вы становитесь мадам. Это было вечером в пятницу летом, когда гостей сравнительно немного. Присматривать за бизнесом я оставила доверенную сожительницу по имени Карина, девушку, работавшую у меня.

И отсутствовала-то я всего пару часов, но, когда вернулась в дом, первой встретила меня встревоженная Карина.

«Пойдем в твою комнату, — прошептала она. — у меня есть что-то важное для тебя».

Ее обеспокоила честность Роберты. «Мне понадобилась черная телефонная книга, чтобы проверить звонившего, и я обнаружила, что книжка и Роберта исчезли вместе. Дверь твоей ванной комнаты была закрыта примерно час, и когда Роберта вновь появилась, тут же нашлась и книга», — рассказывала мне она.

Я позвала Роберту и обвинила ее в откровенной попытке переписать номера клиентов из моей книги, что она запальчиво отрицала.

«Тогда как книга оказалась в ванной? Может, у нее выросли ноги, и она может гулять?»

Роберта дала мне какие-то неудовлетворительные объяснения. «Я не могу терпеть нелояльное поведение по отношению к заведению или мадам, — сказала я. — Поэтому я вынуждены просить вас уйти».

На следующий день ее чернокожий альфонс четыре раза звонил мне, умолял взять ее назад. Он также послал мне два букета желтых роз. Он понимал, что мой дом — лучший в городе, и нигде больше она не могла бы заработать по 150–200 долларов за вечер.

И вновь, вопреки собственным убеждениям, я согласилась дать ей еще один шанс при условии, что она откажется от своих нечестных игр и не будет пытаться обмануть меня еще раз. Спустя несколько дней я сидела в своей спальне, пересматривая счета. Оттуда услышала телефонный звонок в гостиной. Обычно я никогда не шпионю за своими девушками, но там была Роберта, в которой я больше не была уверена. Кроме того, это был мой деловой телефон, по которому я принимала заказы, а она самостоятельно пользовалась им. Я подняла трубку параллельного телефона и услышала ее разговор с другой девушкой.

«Мистер Бреннан, кажется, не знает тебя, Роберта, и он хочет получить более подробную информацию», — говорила девушка, очевидно, какая-то шлюшка. На это Роберта ответила: «Просто скажи ему, что ты звонишь от имени мадам Ксавиеры».

Использовался не только мой телефон и в моем доме, но это был один из моих самых постоянных клиентов! Они, очевидно, раскручивали одно из имен, выписанных ею из моей черной книги. От возмущения я чуть не пробила головой потолок.

Я была так сердита, что вся тряслась, и Карина должна была удерживать меня, чтобы я не ворвалась сразу же в гостиную и не вышвырнула ее на улицу.

«Одевайся, вышвыривайся и не беспокой своего Генри по поводу посылки мне каких-либо желтых роз, и чтобы он не пытался когда-нибудь просить меня вновь!» — таким было мое последнее напутствие Роберте.

Слава богу, такой род нечестности необычен, вообще-то говоря, мои девушки очень лояльны ко мне. Благодаря тому, что мы примерно одного возраста, вместо традиционных, как это можно себе представить, отношений между мадам и проститутками, наше общение больше напоминает поведение подружек.

Когда могу, я даю девушкам совет и оказываю помощь, как в профессиональных вопросах, так и в личной жизни.

Известно, что большинство мадам бисексуальны, и я не исключение. Когда в нашей команде появляется новая девушка, я обычно беру ее в постель и обучаю основным приемам нашей профессии, например, как делать оральный секс женщине и мужчине, и основам гигиены.

Как большинство мадам, у меня есть фаворитки, и, может, проявляется тенденция давать им больше клиентов или лучшую работу, но каждая девушка дорога мне, и я всегда стараюсь быть честной.

Также могу заявить, что едва ли когда-нибудь обсчитала девушек, как это делают некоторые мадам. Они могут сказать девушке, что клиент заплатил 50 долларов, когда тот в действительности дал 100 долларов. Таким образом, она берет себе 75 долларов, а девушке отдает всего 25.

Насколько я направляю их в профессиональной жизни, настолько готова помогать им в жизни личной, если это требуется и по их просьбе. Иногда, если считаю это оправданным, то даю совет без приглашения, как было в случае с Сарой, бывшей девушкой мадам Мадлены и одно время моей сожительницей.

Сара была добродушная, но ленивая девушка, которая получила кличку Дурманчик, потому что всегда глотала транквилизаторы и подобные психотропные таблетки. В результате она всегда проводила время в полудурманном состоянии. Для меня был невыносим такой образ жизни, поэтому я прочитала ей нотацию: «Сара, мне было бы приятно, если ты проявишь больше интереса к жизни. Почему бы тебе не взять какую-нибудь книгу сейчас и потом и не почитать ее вместо того, чтобы валяться целый день?»

Как глава дома, случается, я должна быть жесткой с девушками и клиентами, когда один жалуется на другого.

Если клиент говорит мне, что девушка не взаимодействует или груба, я отзываю ее в сторонку и спрашиваю, в чем дело. Если на нее жалуется больше чем один клиент, я делаю предупреждение, а если это происходит слишком часто, обычно расстаюсь с девушкой.

С другой стороны, если девушка жалуется на грубое поведение клиента или он пьян так, что с ним трудно иметь дело, я также должна урегулировать ситуацию. Все, что она должна сделать, — выскользнуть в одну из ванных комнат, которые расположены при каждой спальне, осторожно позвать меня и рассказать обо всем.

Я не ору и не скандалю с мужчинами, как поступала Жоржетта со своими пьяницами или делала Мадлена, когда мужчина отвергал ее. В этом случае я стучу в дверь, вежливо прошу разрешения войти и говорю ему, что юная леди жалуется на плохое с ней обращение.

Если вижу, что ее жалоба справедлива, я прошу его одеться или получить массаж сначала, если он хочет, и чашку кофе, но покинуть помещение как можно быстрее и вернуться на следующей неделе, когда он будет трезвым.

Сама мадам, в общем, слишком занята, чтобы принимать участие собственно в сексуальной деятельности, если только это не сложная мазохистская сцена, для организации которой только у нее есть требуемая квалификация. И это особенно верно сейчас, когда установлена комплексная телефонная система по вызову, а книги со сведениями о клиентах переписаны так, чтобы соответствовать каждому из четырех разноцветных телефонов.

Поэтому, если мужчина хочет именно меня и готов платить более высокий гонорар, я могу лечь с ним в постель, но он должен смириться с тем, что вокруг нас будут трещать телефоны, а я буду выпрыгивать из кровати, чтобы ответить на них. Иногда паузы из-за телефонных звонков могут быть прелестной дразнящей игрой, и я обыгрываю их со смехом: «Дорогой, по крайней мере ты не можешь сказать, что я тороплю тебя, потому что мы собираемся начать все сначала».

Но если прерванное сношение доводит его до сумасшествия и он говорит: «Выбрось эти проклятые телефоны к чертовой матери», я стараюсь его успокоить: «Дорогой, ты такой хорошенький и твердый сейчас, подожди, подожди чуть-чуть, и мы начнем все сначала».

Одна из замечательных привилегий мадам по сравнению с ее девушками состоит в том, что она может выбирать для себя любого клиента, с которым захотела переспать. Если приходит хороший экземпляр, то я могу сцапать его для себя. А идеальная ситуация, которую я стараюсь создать: уговорить симпатягу раскошелиться на тройной секс вместе со мной и моей девушкой, последней фавориткой. Таким образом, я развлекаюсь с ними обоими и одновременно зарабатываю деньги.

«Жизнь преуспевающей мадам имеет свои трудности и свои награды» — так я всегда говорю девушкам, собирающимся заняться этим бизнесом. Одна из неприятных сторон заключается в том, что твое время уже не принадлежит тебе. Когда девушка выполнила свое «расписание», она свободна для встречи с другом или мужем и может отдохнуть, как она хочет. Когда я работала одиночкой, то позволяла себе свободные вечера по средам и субботам.

Но так случилось, что я люблю работу, которую я делаю.

Сейчас можно по пальцам пересчитать мои свободные дни, но даже тогда, если не разговариваю весь день по телефону с клиентами и друзьями, я иногда схожу с ума по обычной суете.

Когда накапливается усталость, я просто должна устроить перерыв. Тогда и стараюсь слетать в Майами, Лас-Вегас или на Карибские острова на несколько дней, предварительно найдя временную мадам, способную заменить меня.

Почти невозможно найти девушку, которая подходит по всем статьям: занимается телефонными переговорами и принимает клиентов, достаточно заинтересована, чтобы все шло хорошо, но не настолько амбициозна, чтобы не попытаться прибрать к своим рукам половину клиентуры.

Прошлый раз, 4 июля, когда я собиралась и Кюрасао на длительный уик-энд, мне пришлось выбирать между аргентинскими девушками, которые работали на меня, и канадками, которые жили в Монреале и бывали наездами, и не смогла использовать никого из них. Во-первых, по ряду причин клиенты не желают слышать голос, отвечающий по телефону с испанским акцентом. У меня нет личных предубеждений, но для них все говорящие с испаноязычным акцентом — пуэрториканцы. Что касается канадских девушек, то знаю: их преданность делу не идет дальше желания заработать немного быстрых зеленых.

Девушка, которую я в конце концов нашла, оказалась Вандой, профессором искусствоведения и истории в Нью-Йоркском университете, с умной головой на плечах, но чьей единственной амбицией в проституции было увеличение дохода, помимо легального заработка, забежав время от времени, сделав быструю сотню, и с глаз долой.

Ванда — честная и усердная девушка, но, как я выяснили по возвращении, недостаточно жесткая. Она оказалась не способна контролировать девушек, так как выяснилось, что был даже маленький рукопашный бой между канадкой и аргентинкой из-за спора о кредитоспособности клиента.

Кроме того, мои телефонные книги были раскиданы и перемешаны, и я дала обет, что в следующий раз перед путешествием запишу свой голос на автоответчик: «Ждите приезда мадам». Хотя мне не нравится такой способ потому что я чувствую ответственность перед клиентами и должна быть доступна дли них.

Мадлен обычно закрывала «магазин» в 3 часа ночи и отключала телефоны до 12 дня, но многие из моих посетителей считают мое заведение вторым домом, и в этом доме я принимаю все двадцать четыре часа в день. Некоторые из них даже хотят устраивать у меня свои утренние деловые встречи, и многие работающие по соседству приходят во время ланча. Вместо того, чтобы идти куда-то есть, они подскакивают ко мне и посылают за едой. После этого в моем доме начинается время коктейлей, которое идет сравнительно спокойно до 11 часов вечера. Самые напряженные часы — между 11 вечера и 4 часами ночи, а иногда и позже.

Другая вещь, о которой я скучаю, став мадам, — это личный контакт, который обычно имела с мужчиной. Быть в постели с ним и заниматься любовью по распоряжению мадам, — конечно, эти полчаса сближали меня с мужчиной и с его проблемами ближе, чем что-либо еще.

Я скучаю по этой интимности сейчас, когда в качестве мадам расхаживаю в дорогом белье от Пуччи, распределяя народ по спальням, собирая деньги, иногда становясь резкой и грубой, чтобы поддерживать порядок в доме.

Позже я нашла выход — сплю бесплатно каждую ночь ради того, чтобы чувствовать близость мужчины рядом с собой. Для этого я выбираю самого приятного мужчину, лучше всего когда ему тридцать с небольшим, которого не ждет дома жена и который не хочет возвращаться в отель один. Я позволяю ему остаться, пока не закрою «магазин», затем беру с собой в постель, так как ненавижу спать одна, как бы поздно ни было. Обычно это такое позднее время, и мы оба так устали, что быстренько трахаемся и мгновенно засыпаем, в то время как в стекла уже бьют первые утренние солнечные лучи.

Что у меня вызывает наибольшую ненависть в такой ситуации, — это когда он просыпается утром с прекрасной эрекцией, идеально подходящей для вдумчивого занятия любовью, у него остается время только на еще один мгновенный трах, потому что он спешит на утренний самолет в Хьюстон.

Затем начинают звонить мои телефоны, кто-то хочет назначить утреннюю встречу в моем доме, и, если повезет, одна из моих сожительниц сделает это. но если никого из них нет, я буду делать это сама, потому что терпеть не могу огорчать отказом хотя бы одного из моих мужчин.

Вы можете называть меня наемницей или мадам, но я всегда говорю моим клиентам — звоните мне в любое время!

Старейшая профессия: современный вариант

История первая. Ему двадцать девять лет, и он страшно испуган. Он никогда не был с женщиной раньше, и, глядя, как он дрожит, можно подумать, что ему собираются делать обрезание, а не соблазнить.

Стеснительный, раньше времени лысеющий, молодой мужчина в чистых потертых джинсах был направлен ко мне уважаемым нью-йоркским психиатром. Он один из многих, чью задержку в сексуальном развитии я исцелила.

Мой метод? В основе тот же самый, который предлагает институт «Мастерс и Джонсон», только они берут тысячи и называют это лечением. Я беру 50 долларов, и это называется проституцией.

Правда, для этого молодого мужчины я снизила плату, потому что мне сказали, что у него плоховато с деньгами. Он недавний выпускник юридического колледжа, привлекательный, вежливый, и я хотела бы помочь ему превратиться в приятного друга какой-нибудь девушки.

Чтобы снять его напряжение, рассказываю немного о себе, в частности, что я бисексуальна. Это растапливает лед, и он с неловкостью сознается в том, что не рассказывал своему психоаналитику за двенадцать лет терапии: несколько лет назад он сделал оральный секс своему приятелю по колледжу.

Для меня это хороший знак. Факт совершения им такого действия указывает на то, что он агрессор и его легче будет вернуть к нормальной жизни, чем пассивного мужчину.

Однако чтобы понять его сексуальные склонности и обнаружить, где находятся его скрытые комплексы, я показываю ему несколько книг, полных эротических картин с гетеросексуальными и гомосексуальными сценами — мужскими и женскими, — так же как мужчин и женщин в кожаных одеяниях с кнутами, цепями и наручниками. Последнее он отверг немедленно, поэтому садомазохизм можно было исключить.

«Что возбуждает тебя больше всего, мужские пенисы или женские вагины?» — спросила я.

«Мужчины, — ответил он. — Я чувствую себя гораздо спокойнее в гомосексуальных отношениях, потому что они не накладывают такой большой ответственности и обязательств». Но он отверг мир голубых в целом — бары для голубых, внешний вид женоподобных «квинс», сильное эмоциональное вовлечение, так как гомосексуальные отношения более драматичны, кроме всего прочего, чем гетеросексуальные.

«Скажи мне, — спросила я. — Ты находишь женщин отвратительными?»

Он ответил, что нет.

«Тогда давай пойдем в спальню, ты не против?» Молодой человек пошел за мной так, как если бы он шагал на виселицу, и уже внутри помещения сел на кресло с руками, бессознательно скользнувшими к его бедрам, как бы защищая от угрозы собственную добродетель. Его колени все еще слегка дрожали.

«Почему ты не хочешь снять галстук и пиджак и расслабиться, пока я схожу в ванну?» — предложила я и вышла из комнаты, чтобы принять душ и надушиться приятными духами. Но когда я вернулась десять минут спустя, завернутая в махровое полотенце, он все еще сидел, как приклеенный, в кресле.

Очевидно, дело соблазнения я должна была брать в свои руки. Мягко целуя его шею и произнося ободряющие слова ему в ухо, я сняла с него пиджак, галстук и рубашку.

«Я не знаю, что ты делаешь со мной, — он немного заикался. — Но я никогда не испытывал такого ощущения раньше». На его груди и руках появились мурашки.

Соблазняя молодых невинных мальчиков, я возбуждаюсь сама и действительно вкладываю в это душу. Я медленно обнажила свое тело, уронив полотенце на пол, легла на кровать, над которой на потолке висело большое круглое зеркало, и начала поглаживать свое тело. «Кажется, что ты смотришь прекрасный фильм в зеркале, — прошептала я. — Подойди поближе и посмотри со мной».

Несмелой рукой он снял с себя остальную одежду и лег рядом. Меняющиеся картины в золотистом стекле так возбудили его, что он достал очки, чтобы лучше видеть.

«Пожалуйста, разреши мне сделать тебе это тоже», — сказал он и стал неуклюже гладить мою грудь. Потом он начал сосать ее, что было немного любопытно, не потому, что хорошо делалось, но потому, что это был определенно хороший знак. Я показала ему, как надо ласкать женскую грудь и где надо трогать языком, чтобы дать ей наибольшее наслаждение. Я сделала то же самое с его грудью, и его соски отвердели от приятного чувства. Место ужаса заняла надежда.

Осторожно я перевернула его на живот, оседлала его и наклонилась, прижавшись грудью к спине, а затем стала пощипывать губами его от шеи вниз к ягодицам.

На спине вдоль позвоночника мужчины или женщины есть нервные окончания, которые, если на них слегка нажимать, посылают электрические импульсы прямо в сексуальные органы. Когда я перевернула своего пациента на спину, у того была великолепная эрекция. Потом начался тихий дождь из моих поцелуев, который нежно падал на его виски, шею, грудь и ниже, к паху и его яйцам. Я начала целовать их, вбирая каждое по очереди в свой рот, но не долго, потому что некоторые мужчины, особенно если им до тридцати, начинают смеяться от щекотки, и их эрекция пропадает.

Затем я взяла его пенис так, как будто это было вкусное мороженое, и заскользила языком вдоль этого «эскимо». Ого! Его «мороженое» чуть не взорвалось от напряжения. Но я не стала продолжать так долго, так как чувствовала нарастающее напряжение в его пенисе, и это могло закончиться быстрой эякуляцией, тогда как важнейшая часть лечения была еще впереди.

Первой позицией, которую я выбрала для нашего занятия любовью, было положение, где я лежала на боку, согнув колени, а он обвивал меня. В этом положении я впустила его пенис в себя. Затем, не позволяя ему покинуть мое тело, встала на колени, и мы продолжили это сзади, «по-собачьи». В процессе он несколько раз выскакивал из меня, потому что это сложная позиция для начинающего.

Он наслаждался невообразимо и после тридцати минут занятия любовью все еще продолжал, а я была рада, что телефон не звонит, потому что обычно звонок раздается каждые десять минут. Однако я чувствовала, что финал был близок.

Чтобы позволить ему проникнуть глубже и прямее для последних райских содроганий, я легла на спину, подложила под бедра маленькую шелковую подушечку и положила свои ноги ему на плечи, и таким путем, тяжело дыша и облитый потом, он кончил.

«Я никогда не знал, что занятие любовью с женщиной может быть так прекрасно», — сказал он, после того как оделся и собрался уходить.

«Я думаю, ты исцелился, и рада этому. Однако я была сегодня агрессором, но с этого момента им надлежит быть тебе. Не бойся женщин, просто постарайся найти тот тип, который тебе нравится, и действуй как мужчина, а не мальчик. И удачи тебе».

История вторая. Я веду светскую беседу с супружеской парой на берегу пляжа в Пуэрто-Рико, и миссис Кау начинает рассказывать мне, как это приятно, вы понимаете, отдыхать с мужем, в то время как кто-то присматривает дома за малышами.

Миссис Кау толста и, надо признаться, довольно некрасива, и очевидно, что она никогда не посещала дорогие рестораны или театры, потому что провела всю жизнь в Каббаджвилле, воспитывая своих детей.

Но ее муж, занимающийся торговлей одеждой, выглядит настоящим бонвиваном, любителем пожить. Я знаю, что он бонвиван, потому что, пока жена уходила выпить содовой воды, он положил мою визитную карточку в карман пляжного пиджака и сказал: «Я не могу ничего позволить себе здесь, но позвоню тебе, когда вернусь в Нью-Йорк».

Поэтому я затронула вопрос любви и брака с миссис Кау, и у меня получилось что-то вроде интервью с ней.

«Миссис Кау, если вашему мужу однажды захочется немного безвредного разнообразия и если у вас будет выбор, что вы предпочтете: чтобы он изменял вам с «девушкой по звонку» и платил ей 50 или 100 долларов и возвращался домой счастливым всего лишь час спустя раз или два в месяц? Или вы предпочитаете, чтобы он нашел любовницу, поселил ее в дорогих апартаментах, возможно, купил ей норковую шубу, хотя никогда не покупал такой вещи вам, и вместо того, чтобы взять вас в Пуэрто-Рико или на Ямайку, взял ее? А, может быть, сверх всего этого в один прекрасный день он влюбится в нее и оставит вас и своих детей?»

Полагаю, что я не выгляжу шлюхой. У меня коричневый, шоколадного цвета загар, и мои светлые волосы с выгоревшими прядями мягко лежат на плечах. Больше всего я похожа на домашнюю девушку скандинавского типа.

«Лучше пусть переспит с проституткой», — сказала миссис Кау. Я улыбнулась в ответ, она взглянула на меня и, мне кажется, все поняла.

История третья. Роберт — красивый, богатый и преуспевающий 29-летний банкир, недавно женившийся на девушке, за которой ухаживал 6 месяцев. Он ее просто обожал и обходился с ней, как с королевой.

Но не прошло и трех месяцев после женитьбы, как вся ее семья стала качать из него деньги. Почему бы тебе не купить ей эти акции? Почему ты не покупаешь ей дом? Почему ты не вложишь деньги в бизнес для нее?

И хотя он действительно очень любил ее, ему стало понятно, что ей нравятся только его деньги. Поэтому он загулял.

Роберт не мог себе позволить, чтобы кто-то видел, как он встречается с другими девушками в городе. В этом случае жадные родственники его жены действительно могли в финансовом отношении здорово обчистить его, поэтому он пришел в мой дом.

«Я не потерплю, чтобы меня тут доили», — сказал он в первый вечер. Как бы то ни было, он не стал уклоняться от головокружительного счета за несколько девушек, которых он захотел. И уверена: потребуй я больше — он заплатил бы. Но я не отношусь к типу мадам, которые стремятся наложить лапы на кошелек мужчины. Кроме того, он был настолько обаятелен и хорош собой, что, если бы у него не оказалось денег, я бы разрешила ему пользоваться нашими услугами бесплатно. Но он был счастлив платить за удовольствие. «Лучше я истрачу деньги на несколько проституток, которые более честны, чем моя жена», — сказал он.

Поэтому современный бордель делает многие вещи для многих людей по многим причинам.

Это очевидна для большинства! Конечно же, это прежде всего место, где деньги обмениваются на удовольствие, но хотите верьте — хотите нет, некоторые пользуются моим домом вовсе не для того, чтобы трахаться!

Есть еще одна категория, для которых понимающая проститутка — единственный человек, которому они могут раскрыть свои сексуальные наклонности, скрываемые от своих жен или подруг, чтобы избежать скандала.

Статистические данные, удивляющие многих, — это большой процент цветущих холостяков, посещающих мой дом. И это во время сексуальной свободы, когда вокруг порхает так много свободных пташек.

Тот факт, что они приходят ко мне после 11 часов вечера, объясняет, почему это происходит. Он приходит на свидание к девушке, ужинает и выпивает с ней, получает удовольствие от ее компании, заводится, делает ей естественное предложение, а она отказывается под неубедительным предлогом вроде: «Я должна идти домой и помыть голову».

Его пыл по отношению к ней ослабевает, но аппетит не удовлетворен, поэтому он достает записную книжку и звонит своей лучшей мадам. Там за меньшие деньги, чем в большинстве случаев, стоит вечер с приличной девушкой, он может реализовать свои желания без обмана.

Женатые мужчины, которые составляют большинство посетителей публичного дома, приходят по разным причинам. Они могут быть заезжими коммерсантами или, возможно, недавно разъехавшимися или разведенными супругами, которые еще не завели новую подружку. Другим хочется экзотики, того, чего они лишены дома. Или же они сыты по горло БВП (бревно в постели) — женами, которые лежат в кровати, как маринованные селедки,

Что бы ни желал мужчина, высококлассный дом должен предоставить ему это.

Что происходит, когда мужчина входит в дверь борделя? Разрешите мне сопровождать вас в этой экскурсии по моему дому, рассказать о маленьких деловых секретах, разоблачить старые мифы и постараться доказать, что современный публичный дом больше не соответствует названию «дом дурной славы» или «дурной репутации», но его нужно называть «домом удовольствий».

В любой из дней недели в нем «под рукой» всегда находятся от четырех до семи девушек для развлечения посетителей, не говоря уже о моей книге с телефонами четырех сотен проституток высокого класса, которым можно позвонить. Это не значит, конечно, что публичный дом — нечто вроде сексуального супермаркета, скорее он напоминает магазин изысканных товаров, в котором преобладает хороший вкус и первоклассность.

У меня интернациональное заведение, полное пташек с различным оперением. Здесь блондинки, брюнетки, рыжие, скандинавки, евразийки, американские индианки, негритянки и несколько южноамериканских девушек из Чили, Эквадора и Аргентины. Последние знамениты своей большой грудью и любовью к сексу.

С такими девушками мужчина из любого уголка света, вошедший в мою дверь, будет встречен словами привета на его родном языке. Лично я говорю по-английски, французски, испански, итальянски, датски, на африкаансе и немного на идише.

Для работы девушки обычно выбирают себе профессиональное имя вроде следующих: Красный Жемчуг, Радуга, Блонди, Миа Кара, Упавшая слеза, Апрель, Май, Июнь, а одна девушка назвала себя даже Шэн-даЛиа, что звучит красиво, но непонятно.

От девушек, которые работают на меня, ожидается. что они будут подчиняться правилам дома в стиле одежды. Давно устарело представление о том, что бордель представляет собой собрание полуодетых девиц в детских ночных пижамках или нижнем белье. Как мне кажется, это придает дешевый привкус атмосфере классного борделя. Единственная персона, котором разрешено расхаживать по дому в неглиже, — это я. Но это всегда безупречно сидящие дорогие вещи от Пуччи или что-то похожее из самых шикарных магазинов вроде Сакса на Пятой авеню или заведения Верддорфа Гудмана.

Однако мои правила не настолько строги, как в большинстве публичных домов, известных на весь мир, вроде заведения мадам Клод в Париже, где девушки должны выглядеть безупречно и непорочно. Девушки мадам Клод выезжают по просьбе клиентов даже в Бейрут или Лондон, и она требует, чтобы те одевались так и носили такие прически, какие приняты в стране заказчика.

Моим девушкам никто не говорит, как надо одеваться, они должны знать, как не нужно одеваться. Я не выношу кричащей дешевой одежды в доме. Если ты выглядишь как шлюха, то так с тобой и будут обращаться — вот мое твердое убеждение.

Своим внешним видом я стараюсь давать пример девушкам и стремлюсь выглядеть как можно ближе к естеству. Я не пользуюсь никакой косметикой, и мои волосы свободно ниспадают на плечи, всегда чистые и блестящие. Мне хочется, чтобы мое присутствие создавало вокруг спокойную благожелательную атмосферу. Мои взгляды, которые, надеюсь, достаточно привлекательны, не скрываются искусственными ресницами, так же как я никогда не ношу париков, как часто поступает множество девушек. Я даже не крашу лаком ногти на руках, правда, делаю исключение для ног.

Я выгляжу, как жизнерадостная современная девушка, что является одной из причин моего успеха. У меня сильная личность, а это то, что отличает один дом от другого — характер мадам во всех его проявлениях. И это объясняет, почему я очень тщательно слежу, чтобы не принять на работу девушку с более сильным характером, чем у меня.

Что касается выбора одежды девушками, то они обычно выбирают что-то, что подчеркивает их сексуальную привлекательность — большое декольте, если лучшая часть ее фигуры — это грудь, атласные трусишки с чулками возбуждающего цвета, если у нее великолепные ноги, и так далее.

Сексуальные трусики очень сильно привлекают мужчин, потому что женские ножки здорово заводят их. Довольно любопытно, что, придя в бордель, мужчина не слишком обращает внимание на то, какое лицо у девушки. Очевидно, что он не собирается наложить лапу на девушку, похожую на Филлис Диллер, для него важное грудь, зад, ноги — именно и таком порядке.

Возраст, конечно, один из факторов, влияющих на выбор мужчиной подружки для соития. Где-то там, в подсознании, большинство мужчин думает, что девушке должно быть девятнадцать или по крайней мере двадцать лет. Она, конечно, может обмануть клиента на несколько годочков, но вы но заставите его поверить, что девушке двадцать один год, если ей уже стукнуло двадцать девять. Это будет неубедительно.

Мужчины от тридцати и до сорока с гаком не возражают, если девушка будет немного старше, а если у нее обаятельная личность, то ей можно быть еще старше.

У меня работала одна девушка, Кэрол. Ей было тридцать шесть лет, и она была мать двоих детей-школьников. О Кэрол не скажешь, что она пустышка, — она была хорошо начитанной и интеллигентной и искренне любила мужчин. Американские мужчины страстно желают, чтобы проститутки ими восхищались, и Кэрол знает, как сделать это. Если приходит стеснительный мужчина, она снимает его напряжение разговорами в баре, очаровывает его, затем ведет его в постель. И кажется, что мужики забывают, что ей уже не восемнадцать, но в два раза больше. Конечно, полумрак в гостиной тоже помогает.

Многие из посетителей испытывают трудности с выбором девушек либо из-за стеснительности, либо у них просто разбегаются глаза из-за обилия выбора. Если так происходит, то здесь выступаю вперед я. Неслышно я встаю рядом с ним у стоики бара, мягко кладу свою руку на внутреннюю поверхность его бедра, чтобы снять с него напряжение и немного возбудить, затем спрашиваю: «Не хотите ли вы выбрать кого-нибудь?»

Некоторые из них слегка смущены или не хотят смущать девушек, поэтому они зовут меня в спальню и говорят: «Можно позвать ко мне ту, рыженькую, сидящую на софе?» Или: «Мне нравится девушка в белой блузке».

Иногда какой-нибудь деревенщина из Чаттануги, штат Теннесси, настолько застесняется, что я выбираю девушку ему сама. Мне трудно принимать решение, так как все девушки одинаково милы и дороги для меня, и я терпеть не могу отдавать предпочтение какой-то из них. Однако девушки, живущие в моем доме и платящие ренты, имеют приоритет перед девушками по вызову.

С другой стороны, девушка может отвергнуть мужчину, если он напился в стельку или страшен, как Квазимодо. Девушка должна очень прилично зарабатывать. чтобы позволить себе отказаться от такого клиента, ну а девушка, умирающая от голода, согласится, как бы некрасив он ни был.

Когда выбор сделай, так или иначе, я подвожу мужчину к девушке и говорю ей: «Покажи ему дом» или «Своди его в спальню». Мы никогда не говорим. «Сделай это ему» или, как говорила моя первая мадам Перл: «Вот он, бэби, перед тобой, трахнись с ним».

Я всегда держу класс в разговоре и в деле.

Другое правило дома — это манера разговора в присутствии клиентов. Я не хочу, чтобы посетителей называли «Джоном», «шляпой», «сосунком» или «малым».

Также запрещаются разговоры о деньгах. Иногда девушки в эйфории от больших денег, заработанных ими, начинают бахвалиться этим в присутствии посетителей.

Несколько девушек пришли ко мне, работая где-то секретаршами и зарабатывая свои легальные 130 долларов в неделю. Они думали, что 50 долларов за вечер — это великолепно. По мере роста своих успехов на этом поприще они становятся более жадными и больше конкурируют друг с другом.

Это иногда ведет к разговорам типа: «Сколько ты зарабатываешь?»

Одна разбитная кнопочка из Квинс, которую я наняла, стала настолько жадной до денег, что мужчины так и мелькали в дверях ее спальни: туда-оттуда, туда-оттуда, а створки двери щелкали, как касса в магазине. «Я сделаю тебе оральный секс в ванной», — как-то услышала я ее разговор с клиентом, когда все спальни были заняты. И действительно, они ушли туда. Но обычно мужчина хочет получить больше за свои 50 долларов,

Мне нравится, когда мои девушки ведут себя как леди, а не как шлюхи.

Действительно, я различаю слова «проститутка» и «шлюха». К моим девушкам относится только первое слово.

«Проститутка» — это девушка, которая знает, как дать, так же, как взять. Она знает, как сделать, чтобы мужчина чувствовал себя хорошо, даже если он туповат, никудышный любовник, метр двадцать с кепкой и обладает лицом, которое может любить только родная мать. В этом случае она должна имитировать оргазм, чтобы клиент получил удовольствие за деньги, которые он заплатил.

Если говорить о себе, я всегда стараюсь одарить мужчину теплом и нежностью и заставить его почувствовать себя королем или ребенком в зависимости от того, что он хочет, даже если он налоговый инспектор.

«Шлюха», наоборот, берет, но ничего не дает взамен, разве что маленький сувенир вроде ВЗ (венерического заболевания).

Как девушка ведет себя в спальне? Это проблема, которую решают вместе — она и ее клиент в разумных пределах и в рамках его бюджета.

Я даю девушкам понять, что здесь от них требуется несколько больше, чем тривиальный секс. Если она никогда раньше не держала пенис во рту, я показываю ей некоторые фильмы из моей коллекции, которые, кроме того, хорошо демонстрируют, как надо делать оральный секс женщине. Это может понадобиться, если клиент захочет наблюдать за такой любовной сценой, прежде чем вступит в дело сам.

Мужчины большей частью хотят расслабиться здесь, чтобы за ними ухаживали, вместо того, чтобы ухаживать самим. По этой причине клиент часто лежит на спине и просит девушку делать работу самой. Это совсем неплохо для профессиональной леди, так как требует заметно меньше физических усилий и от нее тоже. Однако девушка не должна агрессивно навязывать эту позицию, а то мужчина может сказать: «Позволь мне самому заказывать музыку — ведь плачу я».

Самым популярным после естественного секса является то, что в нашей профессии называется «феллейшио», или оральный секс.

Если девушка приходит ко мне и незнакома с техникой этого дела, я учу ее делать это на банане, демонстрируя, как действовать своим вибрирующим языком прямо у основания головки, где кожа наиболее чувствительна. И должна признаться, говоря о себе, я испытываю большое удовольствие, давая наслаждение мужчине таким образом. Мне не нравится это только в том случае, если он неэмоциональный человек, который лежит бревном, и не стонет, и не корчится от наслаждения.

Другое популярное требование — любовь по-гречески, «греческий способ» или анальный секс. Если мужчина говорит о своем желании в этом направлении мадам заранее, он может получить специалистку в этом деле. У меня есть девушка, американка, изящная белокожая блондинка, которая спит с мужчинами только таким образом, несмотря на предупреждения своего гинеколога о том, что она должна отказаться от греческой любви и вернуться к нормальному сексуальному поведению.

«Вокруг света», или игра языком с анусом клиента — другая популярная просьба, но излишне говорить, что не каждая девушка торопится выполнить это требование до тех пор, пока она дипломатично не увлечет клиента в ванну и не вымоет ere хорошенько, в том числе и его анальное отверстие. Мужчина обычно не настаивает на этом способе, если девушка говорит, что испытывает отвращение к такой игре.

С другой стороны, некоторые мужчины ожидают за свои деньги, что их не только прокатят «вокруг света», но также и на обратную сторону Луны.

Существуют типы, которые хотят испробовать десять разных позиций, и их девиз: «Я хочу получить на столько, сколько заплатил», так как 50 долларов им кажутся царским гонораром. Забавно отметить, что такие типы охотно делают феллейшио девушкам, но практически никогда не поцелуют ее в губы, даже когда кончают.

Что девушка может предоставить партнеру, зависит от времени, которым она располагает, и иногда от того, насколько мужчина ей нравится. Некоторые мужчины настолько обаятельны, что вам хочется подарить им весь мир на блюдечке с голубой каемочкой. Недавно у меня был такой мужчина.

Этого человека зовут Кеннеф, и он настолько восхитителен — высокий, с прекрасным телом. Но его личная жизнь была испорчена плохим сексом. Ему тридцать два года, он женат на недалекой женщине и никогда не ухаживал за другими женщинами или встречался с проституткой, пока не пришел в мой дом. Его взгляд и манеры пробудили во мне сильное желание.

Хотя он был чистоплотен, я повела его в ванну, чтобы принять душ вместе. У меня было кое-что на уме для него, поэтому я вымыла его сзади, спереди и сверху вниз, пока он не стал чистым до скрипа.

Затем я взяла его в постель и стала заниматься с ним настоящей любовью. Начала с пальцев его ног, которые я брала в рот так, как будто это был его пенис.

Потом стала медленно покрывать поцелуями и сосать пальцы его ног, колени, поднимаясь все выше и одновременно медленно перебирая пальцами по его телу.

Потихоньку я приблизилась к его яйцам, которые взяла в рот и сосала, в то время как мои пальцы начали легко касаться кожаной перемычки между яйцами и его анусом, лаская это место. Было видно, как это ему нравится.

Затем я подняла его зад и вошла в него своим языком. Он никогда не испытывал такого ощущения и чуть не сошел с ума от восторга. Он был так прекрасен, отзывчив и чист, и я проникала все глубже и глубже языком, и его пенис и яйца конвульсивно содрогались, настолько он, был возбужден.

Набрав на указательный палец немного крема, я попробовала ввести его в анус, совсем чуть-чуть, и почувствовала, как Кеннеф напрягся. Иногда это напоминает вагину — теплое отверстие для введения туда пальца или пениса.

После этого я убрала руку от его ректума, мягко перевернула на спину и начала любовную пытку в обратном порядке. Снова я мучила его своим языком уже с шеи до самого низа.

Хирургическим жгутом я обвязала головку его члена. Таким способом можно задержать наступление оргазма у мужчины. Вы перевязываете шнурком от штор или резиновым кровеостанавливающим жгутом головку его органа, но только после эрекции, иначе кровь не сможет дойти до его оконечности. Такая повязка останавливает циркуляцию крови, яйца увеличиваются, пенис твердеет, а мужчина не может кончить.

После этого я взяла маленький вибратор, смазала его и медленно вставила ему в анус. Одновременно я начала делать ему феллейшио. Ото всех этих дел он чуть не сошел с ума.

Доведя его почти до озверения, я сняла повязку и занялась с ним любовью: сначала «по-собачьи», сзади, затем обхватив ногами его плечи, и, наконец, мы «дали дуба» — он стоял рядом с кроватью, как стройное могучее дерево, я повисла на его широких плечах, обхватив ногами его тело-ствол. Осторожно ввела его большой член в мою вагину и в таком несколько неудобном положении мы оба кончили.

Если говорить о том, как добиваться, чтобы мужчина кончил в нужное время, то существуют профессиональные секреты замедления ранней эякулиции. Если девушка с пониманием относится к этой деликатной для мужчины проблеме, она может предложить ему тюбик специального крема «Детан» и попросить его смазать головку члена этим кремом. Это наверняка продлит его сношения. Иногда я использую психологический подход. В шутливой манере я предлагаю партнеру, представить себе похороны своей тещи, если у меня появилось ощущение, что он скоро кончит.

Хотя обычно проблему составляет другое — поскорее довести мужчину до оргазма, когда счетчик уже зашкаливает. У меня был случай, когда все трахались, и никто, казалось, никогда не кончит. Тогда моя немецкая девушка, находчивая Грета, придумала способ.

Я послала Грету в качестве капитана команды девушек для развлечения группы холостых богатых мужчин из пригорода, которые устроили мальчишник в нью-йоркском отеле «Хилтон».

Когда мои девушки прибыли туда, они обнаружили вечеринку в самом разгаре: оркестр играл, внизу в зале вовсю шли танцульки, и все спальни были оккупированы молодыми парами, совокупляющимися в разных позициях.

Грета с девушками присели и завели спокойный разговор со своими партнерами, ожидая, когда комнаты освободятся. Однако прошло полчаса. И ничего не изменилось, кроме того, что отовсюду доносилось поскрипывание кроватей.

Грета потеряла терпение и решила ускорить события, создав сексуальную атмосферу. По тому же самому принципу, по которому ребенку имитируют шум текущей воды, чтобы заставить его пописать, девушка начала тяжело дышать, громко пыхтеть, стонать, симулируя все звуки оргазма, и в течение пяти минут все кончили. Затем первая смена девушек побежала в ванны принимать душ, а мои девушки и их партнеры прыгнули в постели.

Не подлежит сомнению, что личная гигиена — это очень важный аспект нашей профессии с обеих сторон. Девушка не захочет делать все эти интимные вещи мужчине, который неопрятен, и обратное также справедливо. Так как я продаю девушек, то должна быть уверена, что они знают все: как выбривать себе подмышки и ноги, пользоваться дезодорантами и духами, принимать душ и подмываться. Девушка-профессионалка должна уметь пользоваться биде два-три раза в день, не превышая в то же время опасную черту, которая может привести к пересушиванию чувствительных внутренних тканей.

Чтобы защитить себя от инфекции, девушка должна взглянуть на пенис мужчины, прежде чем он пойдет в ванну и таким образом скроет следы болезни. Однако в таком заведении, как мое, эта опасность не проявилась. А если мужчина хочет обезопасить себя, он может попросить презерватив.

Как бы то ни было, за два года моей профессиональной деятельности — может, это удача или гигиенические предосторожности — у меня никогда не было намеков на венерическое заболевание. Я убеждена, что этот сувенир можно получить, отдаваясь за бесплатно в барах на Первой авеню, где риск подхватить болезнь очень велик.

Я известна чрезмерным пристрастием к чистоте, и первое, на что я обращаю внимание, — это состояние его или ее ногтей. Я сразу тащу мужчину к умывальнику и выскабливаю его руки, если он выглядит неопрятным.

Как бы осторожна я ни была, в начале моей карьеры был случай, когда я подцепила этого маленького дьявола, под названием трихомонада. При появлении первого зуда я пошла к гинекологу, чтобы провериться.

Гинеколог напоминала добрую старую бабушку. Она взяла все анализы и под микроскопом обнаружила демона, подтвердив мои подозрения.

«Боже мой, — сказала она. — Трихомонада, милочка». Затем она добавила извиняющимся тоном: «Я не хочу тревожить тебя, но не встречалась ли ты недавно с мужчиной, которого не очень хорошо знаешь?»

Конечно, я сменила гинеколога и нашла личность более свободомыслящую и готовую понять проблемы работающей девушки.

Человек, которого я нашла, — специалист по нашим делам, респектабельный доктор с кабинетом около фешенебельной Пятой авеню в районе Семидесятых улиц. Такой специалист для проституток — то же самое, что тренер для профессиональных футболистов. Он поддерживает в хорошей игровой форме все наши мускулы, ткани и полости, которые в нашей работе перерабатывают, а иногда с ними просто плохо обращаются..

Хотя это миф, что работающие девушки бегают к гинекологу каждый вечер для ежедневного осмотра, если когда-либо у нас возникает проблема, доктор Джонатан Сейер, как я буду его называть, — тот человек, к которому мы идем.

Он отменный доктор, свободомыслящий, уделяющий массу времени каждому пациенту, и его гонорар не чрезмерный — 50 долларов за первый визит и 25 долларов за последующие.

Он также первый доктор, обнаруженный мной в этой стране, с которым можно остаться наедине. В отличие от Европы, здесь доктора осматривают вас в платье, в подвязках, когда вы похожи на подарочный набор в упаковке, и с медсестрой, которая глядит на вас коршуном.

Доктор Сейер, однако, осматривает вас один, и хотя его внимательность подкупает всех, насколько я знаю, он никогда не сделал попытки посягнуть на честь пациенток, несмотря на их многочисленные попытки убедить его поступить так.

Некоторые девушки, как я понимаю, попавшие в трудные обстоятельства, пытались оплатить свои счета телом, но он вежливо отклонял их предложения. Одна сраженная любовью пациентка, осознав, что она никогда не заманит его в постель, подарила ему однажды на Рождество пастуший кнут и молила: «Доктор, пожалуйста, ну хоть выпорите меня немного».

Как профессионалки защищают себя от беременности и других, связанных со специальностью, опасностей? Как они управляются с непродуктивным четырехдневным периодом?

Большинство девушек предохраняет себя, пользуясь таблетками, хотя некоторые применяют диафрагму. Это полезное маленькое приспособление используется как профессиональный способ для прекращения менструальных выделений.

Способ таков: сначала необходимо тщательно промыть вагину, затем установить диафрагму, затем снова специальный душ, чтобы смыть следы крови и вагинальных выделений, и после такой процедуры уже невозможно определить, что у девушки месячные.

Хотя такой метод эффективно сдерживает специфические выделения, вы должны помнить, что в вашем распоряжении только полчаса отсрочки, после чего диафрагма должна быть снята немедленно.

Некоторые девушки справляются со своим четырехдневным периодом неудобства с помощью больших тампонов ваты. Я не рекомендую такой способ, потому что крепкий партнер затолкает вату в такое место, откуда его сможет достать только гинеколог.

Небольшая губка — следующее подручное приспособление, служащее тем же целям, но, в отличие от ваты, сохраняющее свою форму.

Одним из лучших друзей работающих девушек является маленький продукт под названием крем «Коромекс». Этот либрикант с запахом фиалки делает дорогу легче, когда нет страсти. То есть, если у девушки отсутствует природная смазка или ее не возбудил мужчина, немного либриканта спасает положение. Слишком сильное трение может повредить вагину девушки.

Кто такие проститутки и как они приходят в этот бизнес?

Многие из них работали моделями на временной ставке или это актрисы, которые не смогли добиться признания или еще ждут его.

Множество девушек просто шлюхи по натуре, которые не знают никакого другого занятия, которое доставляло бы такое же удовольствие. С другой стороны, немало девушек приходят в бизнес на определенное время, чтобы быстро заработать и затем исчезнуть.

Только туповатые девушки занимаются этим делом до сорока лет или пока не истаскаются, пока не забеременеют, или станут наркоманками, или когда просто не знают, чем им заниматься еще.

Мне импонируют девушки, которые достаточно сообразительны и имеют достаточно силы воли и характера выйти из игры вовремя и заняться легальной работой, пусть и за меньшие деньги.

Два примера: Гейл и Гильда — обе очень интеллигентные девушки и обе хорошо осознающие, чего они хотят от бизнеса.

Гейл бросила профессию, когда вышла замуж за очень симпатичного бухгалтера из большого агентства по рекламе. Она поблагодарила меня за то, что я помогла ей заработать деньги и дала возможность очаровать будущего мужа. Вскоре она переехала со своим супругом в графство Вестчестер на постоянное жительство.

Однако три месяца спустя она была у меня на проводе, рассказав, что ее муж играет в карты дважды в неделю и ей нужны деньги, чтобы оплатить часть его долгов. Кроме того, ее совершенно не устраивает сидение дома без дела. Она вновь пришла и поработала немного, но исчезла, когда ее муж бросил играть.

Гильда работала в большом брокерском доме на Уолл-стрит, когда ее друг попал в неприятную историю с плохими парнями из мафии и задолжал несколько тысяч долларов.

Гильда, у которой не было никакого желания заниматься проституцией и которая по характеру была некокетливой и действительно стыдливой, превратилась в шикарную двухсот долларовую девушку, которую мужчины брали с собой на деловые и светские ужины. Она пришла ко мне, точно зная, чего она хочет, и, заработав нужную сумму, ушла навсегда. У нее было то, что я называю силой воли, потому что, когда потом я звонила ей, чтобы предложить за работать быстрые 50 или 100 долларов, она отказывалась.

Иногда отпрыски богатых родителей приходят в этот бизнес в поисках приключений или в стремлении продемонстрировать протест против окружающего мира, но, по моим наблюдениям, они быстренько возвращаются и выходят замуж за того самого парня, от которого с самого начала хотели убежать.

Существует мнение, что проститутки становятся лучшими женами. Я уверена, что это совершенный вымысел.

Проститутки либо нимфоманки, либо они ненавидят мужчин, и для них почти невозможно посвятить себя одному мужчине.

Мадлена вышла замуж в четвертый раз, и все браки разрушились, снова возвращая ее в мир проституции.

Что касается моей особы, много раз меня спрашивали: «Ксавиера, что делает такая девушка, как ты, в этом бизнесе? Почему ты не бросишь его? Ты станешь великолепной женой для кого-то».

Я не уверена. Для меня жизнь мадам стала большим стимулом в развитии личности. Я наслаждаюсь независимостью, и, что более важно, для меня проституция не способ зарабатывания денег, а возможность быть нужной, полезной людям, что дает мне удовлетворение.

Уолл-Стрит и я

Так же как различные этнические группы имеют свои особенности, то же самое справедливо и в отношении возрастных групп. Я наблюдала определенные стандарты поведения у своих посетителей, связанные с их принадлежностью к определенным возрастам.

Самый молодой гость, которого я видела у себя в доме, был семнадцати лет от роду, а старейшему было семьдесят два. Однако обе эти крайности очень редки.

В старых борделях 30-х и 40-х годов, мне кажется, существовал такой обычай, когда отец посылал своего выросшего сына к понимающей проститутке для сексуального образования.

В настоящее время те немногие юноши, которые посещают заведения вроде моего, приходят самостоятельно. Такие малыши обычно очень нервничают и торопятся, и кончают почти сразу. У них достаточно сил, чтобы повторить это второй или третий раз. И если они могут оплатить это или если понравились проститутке, то могут проделать это второй и даже третий раз в те же самые полчаса — среднее время «приема» клиента проституткой.

Когда мужчины становятся старше и им немного больше двадцати лет, они обычно приходят в мой дом компаниями. В этом возрасте они все еще не сформировались как личности и подбадривают друг друга спиртным. Ими сравнительно легко руководить, а их половой акт продолжается только немного дольше, чем у юношей до двадцати.

В промежутке от двадцати пяти до тридцати лет они достигают своего сексуального пика, но далеки от того, чтобы их считать идеальными любовниками. Профессионалки считают их неприятными персонами.

Мужчины этого возраста нравятся проституткам меньше всего, потому что требуют предоставить им все мыслимые позиции за свои деньги, и вкратце их подход таков: я молод, привлекателен, в общем-то могу обойтись без проститутки, но уж коли я пришел сюда, то должен получить за свои деньги все, что причитается.

По контрасту тридцатилетние и сорокалетние мужчины — те, кого девушки любят больше всего. Эти люди знают, что к чему. Обычно они кончают дважды в течение получаса, и, по мнению партнерш, заниматься любовью с ними — одно удовольствие. Как правило, они относятся к тому разряду мужчин, которые следят за своей формой, занимаются в спортзалах, играют в теннис, пользуются приятно пахнущими одеколонами и дезодорантами. Они действительно могут оценить женщину и не слишком требовательны. В этом возрасте они не чрезмерно придирчивы к возрасту девушек, им не так важно, двадцать ей лет или тридцать, лишь бы они были привлекательны и интересны в общении.

Мужчины между сорока и пятьюдесятью похожи в привычках на предыдущую группу. Отличие в том, что обычно они требуют предоставить им оральный секс вместо обычного траха. Они принадлежат к тому поколению, чьи жены не настолько либеральны, чтобы делать им это в домашних условиях, поэтому они приходят в бордель, чтобы получить то, что не могут иметь дома.

По моему мнению, и мой опыт это также подтверждает, мужчина проходит сексуальный пик, после которого начинается упадок, в конце сороковых годов своей жизни.

Мужчины за пятьдесят начинают спрашивать очень молодых девушек, преимущественно типа Лолиты. Эти клиенты обычно состоятельные, частично отошедшие от дел бизнесмены, которые всю зиму живут в Майами, летая в Пуэрто-Рико и Нью-Йорк ради собственного развлечения. Их кожа имеет постоянный приятный загар, и они ведут себя как джентльмены, часто прибывая в публичный дом с бутылкой дорогого виски и духами для мадам. Мужчины после пятидесяти начинают понимать, что, поскольку они уступают более молодым в деле, им надо компенсировать свои недостатки щедростью. Они всегда стремятся к большей интимности, чем мужчины помоложе, очень внимательные любовники и достигают оргазма в течение часа лишь один раз, если вообще достигают.

Все мужчины после шестидесяти, за редким исключением, удовольствуются оральным сексом, делают ли это им, или они делают другим. Если девушка делает им феллейшио, они кончают на три раза, а если они ласкают таким образом девушку, то могут заниматься этим с удовольствием вечность.

Однако вы никогда не уверены, какой вариант они предпочтут, как я обнаружила однажды вечером, когда присутствовала на приеме с известным пожилым банкиром из Филадельфии. Мужчина был очень обаятелен и мил, и за вечер он так очаровал меня, что по пути домой в такси я подумала: «Бедный, он так приятен, разве он не заслуживает такого же наслаждения, как остальные мужчины?» И я решила, что сделаю ему потрясающий оральный секс.

Но когда мы оказались в моих апартаментах, он сам соблазнил меня на софе, снял с меня трусы и, не раздеваясь, делал мне феллейшио целых полчаса с таким удовольствием, будто я была сделана из черной икры.

Одно из редких исключений из мужчин старше шестидесяти, которые сохранили способность трахаться, был богатый американский кинопродюсер, и я знаю об этом потому, что мы спали с ним несколько раз.

Этот знаменитый человек всегда требовал именно меня и еще одну из моих девушек в свой номер в отеле «Плаза», где он поджидал нас, одетый в дорогой шелковый халат.

В его комнатах мы разговаривали совсем немного, и обычно у нас было время полюбоваться на его прекрасные оригиналы картин Дали и Пикассо, пока в помещении не появлялась его подружка-иностранка. С видом случайно попавшей незнакомки она раздевалась и ложилась в постель.

По каким-то непонятным причинам кинобосс никогда не занимался любовью со своей юной подружкой, хотя он содержал ее на широкую ногу и купил роскошную кооперативную квартиру в престижном здании в Ист Сайде.

Две наемницы также разделись и начали заниматься любовью с юной иностранкой, в то время как магнат сидел рядом в распахнутом халате в великолепном антикварном кресле Людовика XV. И должна сказать, что для антикварной вещи, какой был и сам магнат, у него был великолепный большой член.

Три девушки занимались любовью на кровати минут пятнадцать: одна девушка целовала грудь иностранки, в то время как я делала ей своим вибрирующим языком феллейшио, юная иностранка свернулась калачиком и прошептала мне на ухо: «Все нормально, я собираюсь имитировать оргазм». И она сделала вид, что кончает, чтобы сделать приятное своему богатому любовнику.

Ее проблема заключалась в том, что она пользовалась вибратором с семнадцати лет, и теперь в девятнадцать она не могла иметь оргазма без него, потому что ничто не может сравниться со скоростью этих машин. Это причина, по которой я предупреждаю своих девушек не пользоваться такими приспособлениями слишком часто.

После того, как она имитировала оргазм, кинобосс сбросил свой халат и трахнул одну из нанятых девушек. Как всегда, это была я. И должна сказать, что он довольно крепок и фантастически хорош для своих «за шестьдесят» — если вы закроете глаза, конечно.

Молодой или старый, афганец или эскимос — все люди, которые платят за развлечение в доме удовольствий, идут под общим названием «джонни» по следующим категориям:

1. Торопыга. Он приходит уже заведенный и спешит куда-то. У него едва есть время пропустить рюмочку. Он просто требует быстрого орального секса и абсолютно никакого душевного вовлечения. Никаких поцелуев, никаких объятий, никакой сексуальной реакции или ее имитации со стороны девушки. Он прибежал — и через пятнадцать минут его уже нет.

Существует еще одна разновидность «джона», который хочет только феллейшио. Он убежден, что если он не вставит свой член в вагину, то не нарушит верность своей жене. Довольно любопытно, что обычно это тип мужчин, которые были большими бабниками и здорово гуляли до свадьбы.

2 Любовник. Он вкладывает свои душевные силы я эмоции в отношения с девушкой, требует посвятить ему все свое время и не хочет видеть никого другого около нее. Он рассказывает ей свою историю жизни и очень хочет забрать ее — увести от всего этого, обычно не предлагая никаких других средств для существования. Любовник счастлив только в том случае, если чувствует, что девушка получает удовлетворение от занятий любовью с ним. Он требует для себя много времени, но затраты окупаются, потому что любовник всегда настоящий клиент.

3. Шлюха в душе. Он любит разнообразие, не будучи особенно разборчивым, и всегда предпочитает атмосферу дома мадам одиночеству. Он обычно приносит бутылку спиртного или какие-нибудь подарки для мадам и вообще чувствует себя в борделе, как в собственном доме. Ко времени, когда он заканчивает свои развлечения, уже приближается рассвет, и за дополнительный гонорар он обычно решает воспользоваться разложенной софой и уснуть на ней в одиночестве.

4. Дон Жуан. Он приходит с рассказами о том, как он покорил подряд всех этих красоток: стюардесс, секретарш и моделей, с которыми спал и которые теперь не могут жить без его фантастического тела. Этот тип обычно молод, не обязательно привлекателен внешне и почти всегда ничего не представляет в постели. Вы часто думаете, откуда у него деньги, которые он тратит в вашем доме, потому что из его историй кажется, что он просто зарабатывает деньги благодаря любви девушек-почитательниц.

5. Карьерист. Этот тип мужчины обычно более высокого интеллектуального уровня, чем обычный «джон». Он хочет иметь дело с определенной девушкой лишь раз в жизни и никогда больше. Он пользуется услугами различных мадам, потому что знает, что у них есть связи со всеми девушками в городе и они могут предоставить ему доступ к тому типу девушки, который ему желается. Он либо много работающий холостяк, сконцентрировавший все свои силы на карьере и не имеющий времени, чтобы болтаться по вечеринкам и знакомиться с девушками, либо это женатый человек, у которого возникло желание, когда его жена находится на отдыхе. Он будет звонить вам в любое время дня и ночи, когда у него возникнет потребность.

6. Торгаш. Он сидит у вас либо слоняется по дому полчаса и больше, выкуривая такое количество ваших сигарет и выпивая столько вашего же спиртного, сколько ему удастся заграбастать своими длинными руками, и все еще размышляет, нужна ему девушка или нет. Он ставит вас в трудное положение, требуя какую-то особенную девушку, тогда как несколько других уже находятся в гостиной, и когда наконец решает сделать попытку и вы называете ему гонорар, начинает кочевряжиться и пытается надуть вас, стараясь снизить цену. Обычно он пытается включить в счет стоимость парковки машины, жалуясь на дороговизну.

7. Временный импотент. Он стал импотентом от слишком большого количества выпивки, усталости, падения курса акций, напряженных отношений на работе. Но какая бы ни была причина, она действует короткий срок, и когда мужчина приходит через неделю, он скорее всего будет вновь хорошим, стойким любовником. Это слегка нервический, впечатлительный тип, и с таким клиентом мы всегда терпеливы и стараемся предоставить ему вторую попытку.

7а. Постоянный импотент-извращенец. Он любит смотреть на нескольких девушек в эротических сценах или наблюдать лесбийскую любовь, и ему все равно, какие девушки занимаются этим: черные, белые или зеленые. Его постоянная половая слабость объясняется либо возрастом, либо каким-то сильным комплексом. Поэтому его предпочтения включают игру пальцем с клитором девушки, пока она не достигнет оргазма или симулирует его, исполнение орального секса девушке, мастурбация в ее присутствии, а некоторым таким клиентам даже нравится анальный секс с использованием искусственного члена и иногда даже морковок, палок, бусин на нитке, кубиков льда и других подобных вещей, которые подходят для этой цели.

Биф, бам, спасибо, Мадам

Пока существуют мужчины с идущими из детства и юности комплексами, которые проявляются и влияют на их сексуальную жизнь, всегда будут существовать люди с сексуальными отклонениями от нормы, или извращенцы. Извращенец — это в основе своей тот, кому необходима фантазия, унижение или наказание, чтобы получить сексуальное удовлетворение.

Я разделяю мужчин с сексуальными отклонениями на две категории: садисты и мазохисты — те, кто хочет причинять боль, и те, кто желает, чтобы им причиняли боль; а также «странные» или «пресыщенные» личности, которые требуют для своего сексуального удовлетворения утонченной необычной фантазии.

Основываясь на том, что я наблюдала и слышала, могу сделать заключение, что один из десяти взрослых американцев в своем сексуальном поведении имеет скрытые или явные черты половых отклонений.

Садисты и мазохисты, которые обозначаются буквами Р и Г, или «рабы и господа», наиболее часто встречаются среди мужчин с синдромом извращения, и девяносто процентов тех, кого я знаю из этой категории, — «рабы», предпочитающие больше, чтобы им причиняли боль и наказывали, чем наоборот.

Лица, которые являются одновременно «господином» и «рабом», — большая редкость. Это все равно что быть гетеросексуальным и гомосексуальным в одно и то же время.

Нет ясной причины, по которой мужчина начинает склоняться к тому или другому типу сексуального поведения. Интересной иллюстрацией к этому служит действительный случай, как два человека, выросшие в одинаковых условиях, могут в результате развиваться совершенно по-разному. Это два брата, которых я буду условно называть Вильям и Дэвид Лайонсы.

Братья Лайонс выросли в семье, в которой всем заправляла тираническая мать, а отец был тряпкой, и оба брата накопили огромное количество детских обид. В результате оба мужчины выросли извращенцами — один крутым садистом, а второй слабохарактерным мазохистом.

Вильяма, мазохиста, в моем доме называли «Покорный слуга», и он стремился, чтобы с ним так и обращались. Он регулярно приходил, надевал передник и хотел, чтобы ему все приказывали, как мальчику на побегушках.

Если случайно Покорный слуга успевал выполнить все свои поручения вроде бегания с поручениями, вытирания пыли и даже стирки чулок и белья для девушек, мы намеренно опрокидывали на пол пепельницы, полные обгорелых спичек, пепла и окурков, и он с благодарностью убирал все это.

Люди с сексуальными отклонениями не являются, как думают многие, плохо одетыми людьми с невыразительными лицами, которые прячутся по углам в надежде, что их забрызгает грязью такси или кто-то наступит на ногу.

Несколько самых богатых и уважаемых в Америке граждан были избиты, наказаны, оскорбляемы, наряжены в женскую одежду, посажены на цепь, как собаки, и даже им было приказано лаять в моем доме. И за эту привилегию они платили большие деньги.

За участие в сценах извращений платят такие большие гонорары, что одна известная мне девушка купила прекрасную виллу в Швейцарии на деньги, полученные за то, что дважды в неделю в течение года навещала своего друга-извращенца.

Но что касается меня, более высокая плата не всегда стоит того, чтобы участвовать в сценах извращений и по моральным, и по деловым причинам. Если вы думаете, что это легкие деньги, полученные за то, что вы заехали кому-то по челюсти или спустили кого-то вниз с лестницы, — вы не правы. Сцены извращений гораздо более сложны и требуют терпения Сизифа и понимания психологии на уровне Фрейда, По этой причине есть профессиональные девушки, специализирующиеся только по сценам извращений. В недавно опубликованной книге по сексу некий автор заявляет, что садо-мазохистские сцены в основном выполняются проститутками, которые уже недостаточно привлекательны для обычных клиентов. Это полуправда. Девушки стареют и часто дурнеют, но главное в том, что к ним приходит внутренняя зрелость, дающая понимание того, что происходит в голове извращенца, и опыт, помогающий находить взаимодействие с ним. Что же касается внешнего вида, то извращенцев в целом не привлекают хорошенькие девушки на роль «госпожи». Предпочтение отдается женщинам с грубоватой и жестокой внешностью.

Сцены извращений являются тем, что они есть — сценами. Это хорошо срепетированная одноактная пьеса с вступлением, развитием действия и финалом, но необязательно оргазмом, так как секс часто не самый важный аспект этой игры.

Для многих это безвредная игра, детально разработанное осуществление собственных инфантильных фантазий. Для прочих это ведущее к деградации болезненное пристрастие.

Я была свидетелем одного из наиболее трагичных проявлений таких сцен, в которых принимала участие известная актриса, звезда театра и кино. Это произошло этой весной.

Однажды спокойным воскресным днем, когда можно было передохнуть, в чем я очень нуждалась, мне позвонила Лаура, черная девушка, с которой я раньше работала у Мадлены. Она хотела, чтобы я оказала ей услугу за деньги, конечно.

«Я знаю, Ксавиера, что ты стараешься не принимать заказы, если это возможно, по воскресеньям, — сказала она. — Но не нарушишь ли это правило ради меня?»

Лаура объяснила, что она хочет, чтобы я приняла участие в необычной сцене извращения, в которой задействована очень известная в шоу-бизнесе супружеская пара, живущая в собственном доме в фешенебельном районе города.

«Ты единственный человек из тех, кого я знаю, кто станет заниматься этим без предубеждения, и, может быть, тебе понравится».

Мне нравилась Лаура. Она любила развлечения, была склонна к извращениям и, как я, действительно получала удовольствие от своей работы. С тех пор как она ушла от Мадлены, Лаура стала очень дорогой высококлассной куртизанкой, развлекающей только сливки чашей клиентуры. Я решила помочь ей, кроме того, перед глазами возникло ее темно-коричневое тело, воспоминание о котором сразу же пробудило во мне желание.

«О'кей, — сказала я. — Давай мне адрес, и я буду прямо сейчас». Двадцать минут спустя я вошла в подъезд четырехэтажного кирпичного особняка, где встретилась со знаменитой парой.

«Спасибо, что пришла, — сказала Лаура. — Позволь представить тебе мистера и миссис «Шоу-бизнес». Благодаря сплетням я была уже в курсе того, что женщина и ее бывший муж были известными искателями любовных приключений в высшем обществе Нью-Йорка и что она развелась с ним после того, как его прогрессирующие сексуальные отклонения превратили его в конце концов в чистого гомосексуалиста.

Ее теперешний муж, как мне рассказывали, рыскает по городу в поисках молодых девушек для мазохистских сцен, в которых участвует его жена. Актриса же оплачивает счета.

Внутри особняка все напоминало о богатстве и преуспеянии его хозяев, начиная от деревянной отделки внутренних помещений и кончая черноволосой служанкой, одетой в дорогое, бирюзового цвета шелковое платье. Эта женщина быстро провела нас по комнатам дома, а затем мы поднялись наверх.

Наверху к спальне примыкала ванная комната, оборудованная небольшим бассейном с искусственным волнообразованием. Не спрашивая разрешения супругов, Лаура начала раздеваться и попросила меня тоже снять одежду. Идея заключалась в том, что мы начнем любовную игру в ванной. Мы начали ласкать друг друга, как только оказались в потоке бурлящей воды. Лаура села на край бассейна, а я наклонилась коленопреклоненная к ней и стала покрывать поцелуями сверху вниз округлые изгибы ее коричневого тела прямо к ее знакомой пурпурной вагине, спрятанной в курчавых волосах.

Все время, пока я занималась этим, струи воды массировали мой клитор сзади, и мы обе все больше возбуждались. Супруги стояли рядом с дверью, и актриса стала поглаживать собственное тело через мягкий шелк своего платья, в то время как ее муж говорил: «Ого, ну-ка поддай жару, бэби».

Лаура начала постанывать от удовольствия, и вскоре она завизжала от сильнейшего оргазма и соскользнула в ванну.

Актриса от возбуждения загорелась, как 100-ваттная лампочка, и захотела принять участие в нашей игре. «Пойдем в комнату и приступим к основному делу», — сказала она нетерпеливо Мы вылезли из ванной, вытерлись и перешли в спальню, где должно было происходить необычное действие.

Лаура, которая хорошо знала сценарий, потому что регулярно занималась этим, грубо пихнула красавицу актрису на кровать и начала раздевать ее. Безо всякого сопротивления та позволила спять с себя платье, трусы и бюстгальтер, и должна сказать, что для сорокалетней женщины, которая была матерью ребенка, у нее было великолепное тело, изящное и стройное, с большой крепкой грудью и молочно-белой кожей.

Лаура схватила запястья актрисы и, обмотав их пояском платья, привязала к изголовью кровати, пока я развела ноги знаменитости в стороны и с помощью дорогих галстуков ее мужа зафиксировала их за щиколотки к противоположным концам другой стороны кровати.

Затем я вооружилась необычным изделием — резиновым пенисом, состоящим из двух членов с головками, и должна была с его помощью грубо обходиться с этим прекрасным существом. После того, как я смазала их вазелином, я ввела один конец в ее вагину, а другой в ее ректум и не очень деликатно. Эта женщина требовала, чтобы с ней обращались грубо и причиняли ей боль.

Пока я манипулировала этим резиновым монстром, Лаура била ее по лицу и груди, в то время как красавица корчилась от наслаждения и издавала низкие стонущие звуки.

Рядом стоял муж, оперевшись на столик, и спокойно наблюдал за происходящим. Время от времени он нюхал амилнитрат (половой стимулятор. — Пер.) и подкармливал ее кокаином, который почти лишал ее контроля над собой и доводил до неистовства.

Ее мужу не разрешалось прикасаться к приглашенным девушкам, хотя, как я потом выяснила, он тайком «руководил» очень молоденькими куколками, когда отправлялся в экспедицию на поиски талантов в бордели.

«Давай теперь пускай в дело вибраторы, Ксавиера», — сказала Лаура, распорядитель представления, и я вынула двойной дилдоу (искусственный пенис. — Пер.) и заменила его двумя небольшими, быстро вращающимися механизмами.

Ее страсть достигла высшей точки, и ее муж мог предчувствовать, что близится оргазм. Для их изломанного сознания казалось, что вся эта сцена станет проявлением любви, если он примет участие в финале вместе с супругой. Он скинул свой халат, взобрался на ее конвульсирующее тело и резко начал свою мужскую работу, минута за минутой, пока она не кончила, пронзительно выкрикивая: «Боже мой, боже мой, боже мой».

Это выглядело и неприятно, и трогательно одновременно. Вот редкой красоты женщина, достойная того, чтобы быть партнершей в чувственной изысканной любовной сцене с кем-то, кто будет нежно целовать ее с головы до ног и преклоняться перед нею, а вместо этого она брошена в эту безнравственную мерзость.

Все это было следствием того, что ее сознание разрывалось между гетеросексуальными обязанностями перед мужем и ее усиливающейся потребностью в доминировании над ней женщины, хотя она еще и не стала лесбиянкой.

Супруги заплатили мне значительную сумму за участие, но, по правде говоря, я могла бы прожить и без этих денег, поэтому я сказала Лауре, чтобы она больше меня туда не приглашала.

Прошедшее событие надолго осталось в моей памяти, и я решила, что, возможно, актрисе необходимо чувство унижения, чтобы сбалансировать свою психику, находящуюся под постоянным прессом обожания и поклонения любителей театра и кино.

Кто знает? Все, что мне известно, — ей нравится зарабатывать так много, потому что она тратит большие деньги на подобные сцены. Одна Лаура получит 1000 долларов за визит пять раз в неделю и убедительное представление.

А вот другой вызывающий жалость случай, когда человеку требуется, чтобы его жестоко унизили, прежде чем получит удовлетворение. Немецкий Джордж — богатый сорокапятилетний бизнесмен, который получил первый сексуальный опыт в экстремальных условиях, будучи еврейским мальчиком, заключенным в немецком концентрационном лагере во время второй мировой войны.

Грубая немка, охранница лагеря, однажды ночью за уборными приказала ему остановиться и заставила сделать ей оральный секс. Под плащом она оказалась совершенно голой.

До сегодняшнего дня немецкий Джордж живо помнит свой страх, смешанный со скрытым сексуальным возбуждением, которые он тогда испытал. И ему так и не удалось преодолеть эту психологическую травму до такой степени, что он не может иметь секс без воссоздания облика, звуков и запаха того чувственного, сексуального события.

Моя встреча с немецким Джорджем произошла после его звонка мадам, у которой я тогда работала. Он потребовал себе девушку, хорошо говорящую по-немецки, крепкого телосложения, которая могла бы выполнить предназначенную ей роль. Моя мадам уверила его, что я сделана прямо по заказу для этого дела, и послала меня к нему домой в шикарный небоскреб в районе Восточных Пятидесятых.

Немецкий Джордж после вежливого приветствия у двери захотел сразу же перейти к сути и первым делом повел меня к запертому чулану в прихожей.

Хрупкий бледный мужчина неумело возился с замками, и, глядя на его действия, можно было подумать, что там он хранит королевские сокровища. Но после того, как он торжественным жестом распахнул дверцы, я увидела, что в чулане ничего нет, кроме шести или семи настоящих эсэсовских плащей, и запах разлагающейся резины был настолько густ, что воздух можно было резать ножом. Этот человек хотел, чтобы я разделась и надела плащ на голое тело, а затем имитировала налет СС с избиением.

«Не забудь надеть пояс», — напомнил он мне, прикрепляя повязку со свастикой к рукаву и вручая мне игрушечный пистолет.

Сцена должна была начаться с моего появления в спальне. Он готовился к встрече, лежа обнаженный на кровати, с лицом, повернутым к закрытой двери.

Из коридора я должна была стучать кулаками по двери бум, бум, бум и орать по-немецки: «Гестапо! Немедленно открыть дверь!»

Но ответа не последовало. Поэтому я распахнула дверь пинком и ворвалась внутрь. Он лежал на кровати и держал пенис в руке. «Герр Коган», — произнесла я угрожающим тоном.

«Нет, нет, меня зовут мистер Смит», — сказал он несмело, делая вид, что дрожит.

«Не сметь лгать мне, ты — еврей, проклятый жид, свинья». Бам, бам — я ударила его по лицу.

Маленький немецкий Джордж весь задрожал, у него появилась эрекция, и очень возбудился. Он начал мямлить что-то о «чертовых евреях», и как он надеется, что каждый из них получит то, что заслуживает.

«Заткнись, еврей», — зашипела я, неуверенная, что он подчинится, села на его лицо и заставила делать мне феллейшио. Затем я разозлилась, потому что он делал это плохо, сняла ремень и начала пороть его, пока он почти не дошел до оргазма. Но как раз в этот момент он попросил меня прерваться.

«Давай остановимся и начнем все сначала», — сказал он. Итак, мы повторили сцену еще раз, а на третий, когда я сильно выпорола его, немецкий Джордж кончил.

Бедный человек был счастлив и с удовольствием заплатил мне, но такой ход событий все-таки опечалил меня, потому что я тоже еврейка, и, хотя была совсем ребенком во время второй мировой войны, у меня вызывает отвращение, когда сталкиваешься с такими вещами.

Другой, получивший травму в концентрационном лагере, — рабби, который может иметь дело только с нееврейскими девушками и только после того, как они разрисуют всего его свастиками.

Так же как каждый человек с сексуальными отклонениями имеет свои любимые эротические сцены, так и у них есть своя предпочтительная погода и обстоятельства. Например, для среднего извращенца очень много значит полная луна или хмурая и штормовая погода. Иногда я думаю, что они так же предсказуемы, как маленький голубой мальчик из миниатюрных европейских погодных барометров-шкатулок. Когда погода плохая — они появляются в окошечке.

Возможно, люди, которые хотят страдать в любое время, считают, что это усиливающий фактор — соответствие погоды их настроению. На извращенцев также производят впечатление зонты, которые кажутся им потенциальным инструментом наказания.

Зонты настолько кажутся важными для мазохистов, что крупнейший магазин в Манхэттене по продаже садо-мазохистских предметов расположен в магазине зонтов в Вест-Сайде. Именно там я купила все содержимое своей сумки с «инструментами».

Каждому хорошему «господину» требуется определенный минимум наручников, кнутов, плеток из сыромятной кожи, кандалов, цепей, палок и искусственных членов. Те, кто специализируется исключительно на подобных сценах, должны иметь значительно более разнообразные и, возможно, более дорогие и изощренные инструменты. У меня был один очаровательный «раб», который прочесывал Европу в поисках средневековых железных ножных кандалов и наручников, которые не оставляют следов, и он всегда приносил предметы для собственных мазохистских сцен.

Случайно этот человек посетил «подружку из моей деревни» — мадам, возглавлявшую знаменитый «дом пыток» в Нью-Джерси, пока полиция не закрыла его. Сейчас она экспериментирует в Европе с совершенно новым изобретением в этом деле, который мазохисты называют «одиночная камера». В своем доме в Гааге эта женщина соорудила специальную камеру, в которую она запирает клиентов, предварительно заковав их в железо. Иногда она привязывает их за руки к потолку. У нее большая клиентура, и дело процветает.

Один из моих клиентов, субтильный «раб» по имени Ники, как-то зазвал меня в один из мрачных ненастных вечеров в магазин по продаже зонтов, чтобы я пополнила свой инструментарий для садомазохистских сцен. Джонни Стар, негр — администратор магазина, который с тех пор стал работать на меня в качестве помощника, «раба» или «господина», показал нам свою коллекцию кнутов и палок. Все эти предметы я испробовала на собственной руке или Ники. В то время как я выбирала их, мой взгляд случайно упал на окно магазина. За окном стоял хорошо одетый мужчина с совершенно загипнотизированным видом.

Даже через стекло я узнала этот знакомый собачий взгляд, который они все имеют; «Поколоти меня, ударь меня, пожалуйста», — как у верного пса.

Чтобы подразнить его, я снова шлепнула Ники по заду, и кнут издал свистящий звук, который заставил незнакомца в окне вздрогнуть с головы до ног.

Затем мне пришла в голову блестящая идея: если я вкладываю столько денег в новые инструменты для «рабов» и «пыток», то должна обеспечить себе хотя бы еще одного клиента. Итак, я вышла на улицу и стала рядом с ним, делая вид, что рассматриваю выставку зонтов на витрине.

Так случилось, что я оделась в тот день в стиле, подходящем для «господина»: в черных брюках, черном, облегающем горло свитере, а мои волосы были подняты в строгой прическе — и сочетание моего облика и наручников в моих руках заставило заговорить его.

«Вы так хорошо управляетесь с плетью, — сказал он на английском с венгерским акцентом. — Могу поклясться, вы можете делать с ним много разных штук, которые делают людей счастливыми».

«Если вы думаете, что я могу сделать вас счастливым, разрешите мне попробовать, пожалуйста», — ответила я.

«Это как раз то, что я хочу, — с жаром ответил он. — Где я найду вас и когда мне приходить?»

«Приходите ровно в шесть вечера», — приказала я, потому что «рабам» никогда нельзя назначать приблизительное время. Они всегда пунктуальны из-за своей потребности подчиняться кому-то. Я протянула ему свою визитную карточку, он кивнул и ушел.

Как я и ожидала, мужчина около витрины пришел за секунду до шести, с распахнутыми печалью глазами и полный ожидания. Этим вечером я перепробовала весь набор из своей сумки с садо-мазохистскими инструментами, и ему так понравилось, что он стал моим регулярным клиентом, пока через полтора года не уехал из Нью-Йорка.

Мазохист вне зависимости от обстоятельств первого знакомства обычно становится преданным «рабом» одного и того же «господина». У меня даже были специальные люди на отдельном телефоне, которые устраивали для них телефонные сцены с руганью и тому подобным и формировали психологическую зависимость «рабов», превращая их в регулярных и доходных клиентов.

Моя способность распознавать мазохистов уникальна. Я могу распознать их в любой обстановке и часто до того, как он поймет это о себе сам, так как я читаю по глазам так же, как хиромант по рукам.

Это произошло на пляже в Пуэрто-Рико с известным нью-йоркским диск-жокеем, которого я буду называть Вильям X. Робинсон. Он определенно имел мазохистские тенденции, но никогда не признавал этого, возможно, из страха, что действительность может вызвать либо отвращение к жизни, либо нездоровое пристрастие.

Когда мы познакомились с ним, на Робинсоне были черные очки, и он стоял у уреза морской воды. Я почувствовала мазохистские флюиды, исходящие от него, поэтому попросила его снять очки.

«Я хочу видеть ваши глаза, потому что в глазах человека отражается его душа», — сказала я ему.

Ничего не подозревая, он снял очки, и тут безо всяких околичностей я заявила ему: «Держу пари, что вы мазохист».

Реакция диск-жокея была настолько испуганной, будто я задела какой-то тайный нерв. Все его поведение изменилось, и с этого момента он стал бояться меня.

Чтобы завоевать его доверие вновь, я рассказала правду о себе, и снова он был шокирован, но это заставило поведать мне кое-что о своей жизни, что он никогда бы не рассказал своей милой еврейской жене.

Годами ему снится один и тот же сон, и он начал рассказывать его так: «После того как я спускаюсь с неба, я вижу себя набирающим номер телефона женщины в черном, чье лицо я не могу видеть, но вижу, что у нее грива черных волос. Она хочет, чтобы я пришел к ней в определенный чае, но я чувствую, что не смогу предупредить о своем опоздании. Я не могу набрать телефонный номер, мои пальцы все время соскальзывают с телефонного диска. Все это время у меня ощущение, что она в ярости от моей непунктуальности, и когда наконец я прихожу в ее дом, то чувствую, что заслужил наказание и оскорбления».

Женщина в черном, продолжал он, заставляет его ползти к ней на коленях, но вдруг он оказывается в луна-парке на аттракционе «Чудесная дорога», на которой у вас получается два шага назад, если вы делаете шаг вперед.

Снова нелогичный поворот его сна, и он превращается в «раба», его колени изранены, и когда наконец доходит до этой женщины, которая сидит на высоком стуле в узкой комнате, напоминающей дорожку для шаров в кегельбане, она ведет разговоры на сексуальные темы с другими людьми, но в то же время изрыгает непристойности, насмехается и плюется на него.

«На колени, раб», — приказывает она, крепко связывает и начинает бить. В этом месте он просыпается в поту рядом со своей маленькой женой, которая обвиняет его в том, что он разговаривал во сне с любовницей.

К настоящему моменту, сказал Робинсон, он пребывает в тайном горе и начинает отчаиваться. Должен ли он продолжать страдать от этого кошмара, или ему надо принять участие в реальном мазохистском действии, чтобы избавиться от подсознательного?

В это время я посмотрела на часы и обнаружила, что сама опаздываю на встречу. Поэтому я предложила ему позвонить днем в мой номер, обещая помочь ему.

Робинсон и я остановились в одном и том же отеле, и в полдень мой телефон зазвонил. Он хотел знать, что я думаю о его проблеме.

«Да, я знаю, как поступить», — сказала я и начала разматывать нить длинной истории о том, как он потерпел кораблекрушение и был спасен дикарями, живущими на острове. Он слишком поздно узнал, что они каннибалы, которые собираются сварить его и съесть.

Должна сказать, что история подействовала на него, так как в трубке послышалось тяжелое дыхание. «Повесь трубку и немедленно приходи в мою комнату», — приказала я ему тоном женщины в черном. Он пришел, одетый только в халат, и был в таком ажиотаже, что все, что я должна была сделать — коснуться слегка своей рукой его бедра, и он кончил.

Мир сексуальных фантазий, создаваемый вашим сознанием, так хрупок и чувствителен, что все может рухнуть от малейшей ошибки в ваших действиях. Таким образом, фантастические истории, которые вы придумали, одежда, которую вы носите, и обстановка, которую вы создаете, критически важны.

В начале моей карьеры в качестве практикующей «госпожи» я пригласила к себе в дом человека, который назвал себя Марко Поло и который в действительности был известным общественным деятелем. Он произносил речи в «Уолдорфе», и его фотографии публиковала «Таймс».

Когда этот мужчина вошел в гостиную, у меня был очень женственный вид в прозрачной ночной сорочке, с распущенными волосами, волнами ниспадавшими на мои плечи. «Вы не тот тип женщины, который я ожидал увидеть, — сказал он, поворачиваясь, чтобы уйти. — Вы не сможете удовлетворить мои пристрастия».

«Возможно, если немного потерпите, я найду женщину, подходящую для воплощения ваших капризов», — сказала я и незаметно, пока он устраивался поудобнее в кресле, скользнула в спальню и вернулась оттуда в одежде из черной кожи, черных чулках сеткой и с волосами, поднятыми вверх в строгой прическе.

Мое преображение устроило его полностью, он тут же успокоился. В течение получаса мы сидели в гостиной, обсуждая его комплексы и способы, какими можно было их удовлетворить. Марко Поло описывал мне систему симптомов, знакомую многим преуспевающим и могущественным людям.

Абсолютный властитель корпорации, он манипулировал своими людьми, как марионетками. Однако каждодневное доминирование порождало в нем чувство опасности, и в качестве баланса реальной жизни он внутренне стремился испытать ощущение зависимости. Эти властительные люди становятся «рабами», чтобы снять напряжение, возникающее от чрезмерной власти над людьми.

Узнав склонности Марко Поло, я предложила пройти в спальню, которая была освещена мигающим пламенем свечей, где черные тени на стенах и потолке создавали потустороннюю атмосферу. Его гонор, проявившийся в гостиной, сразу же исчез, вместо этого возник жаждущий воплощения своих тайных причуд человек.

Желанием Марко Поло было заставить вас поверить, что он является чем-то вроде послушного животного, и сначала его надо было словами убедить в переходе в другое состояние, что является очень утомительной работой для рассказчика. Изложение такой истории заняло у меня больше часа, чтобы постепенно и убедительно ввести его в воображаемый мир; параллельно на него надевался парик, с помощью косметических средств изменялось лицо, закреплялись наручники и ножные кандалы. Затем я добавила темную повязку на глаза, которую придумала, чтобы усилить нервное возбуждение от страха и унижения. Чувства мазохистов и связанных и в ослепляющей повязке такие же, как при классическом двойном экстазе.

Проделывая все это, я рассказывала про океан, огромные волны в белых шапках пены, о рыбаках на утлых челнах и их прекрасной рыбачке. В этот момент моя сожительница Мэри Джо, помогавшая мне, уложила его на кровать лицом в изножье. Мы связали его ноги вместе бинтами, перевернули на спину и сказали ему, что он и есть та прекрасная рыбачка.

Чтобы иллюзия была полной, мы набросили рыбачью сеть на него, все время давая ему нюхать амилнитрат, который любят все люди с сексуальными отклонениями за его сексуально возбуждающий эффект.

В то время как он лежал, купаясь в своей морской фантазии, я сняла свою одежду и стала, расставив ноги над его лицом и разрешив ему делать мне оральный секс. Затем настало время для появления таинственного гостя.

Таинственный незнакомец — это негр Джонни, продавец из магазина по продаже зонтиков, но Марко Поло никогда не разрешалось видеть или слышать его, потому что он не хотел сталкиваться в действительности с собственными гомосексуальными наклонностями.

Я поняла, что Марко Поло, как многие люди с сексуальными отклонениями, в жизни являющиеся респектабельными бизнесменами и образцовыми семьянинами, — скрытый гомосексуалист, который не признает этого ни перед кем, и меньше всего перед собой.

Когда он лежал на постели, делая мне феллейшио, со связанными руками, но не настолько, чтобы он не мог играть с моей грудью, я подала сигнал черному парню. Тот подкрался сзади меня и проскользнул своим огромным членом между моих ног.

Марко Поло неожиданно для себя стал заниматься оральным сексом с пенисом, который, насколько он мог себе представить, только что вырос у меня.

Затем я медленно покидаю сцену действия. Я ослабляю повязку и даю больше свободы для его рук. Теперь он может собственными руками довести себя до оргазма и одновременно предаваться своим гомосексуальным наклонностям, в которых он никогда не сознается.

Прежде чем я сниму повязку с его глаз, Джонни исчезает вместе со своим гонораром. Затем я освобождаю Марко Поло от пут, и он находится в таком восхищении, что хочет организовать еще одну подобную встречу.

Но я должна охладить его пыл. Такая сцена требует больших денег, чтобы мне не остаться в убытке. Ведь приходится отключать телефоны и пренебрегать всеми остальными. При таких финансовых потерях это может быть приемлемым, только если он будет платить по 1000 долларов.

Одежда делает человека, и то же справедливо для извращенных сексуальных сцен.

У меня есть полный гардероб для трансвеститов, включая дамское белье, кружевные платья, пояса для чулок, чулки, большеразмерные, наполненные ватой лифчики, подбитые поролоном женские пояса, перчатки, громадные женские туфли на высоком каблуке.

В то время, когда я серьезно занималась сценами сексуальных извращений, мне пришло на ум заглянуть в маленький магазинчик на Лексингтон-авеню, чтобы купить подходящие вещи.

Будучи сравнительно неопытной в этом деле, я нуждалась в совете. Поэтому я подошла к женоподобному молодому продавцу. «Чем могу помочь?» — спросил он, и совершенно неожиданно я увидела его характерные глаза.

«Да, вы можете помочь мне, — ответила я. — Видите ли, мне нужно составить гардероб для людей с сексуальными отклонениями, и вы выглядите так, как будто хорошо знаете, о чем идет речь».

Сначала у него отпала челюсть, но потом он заулыбался. «Хорошо, дорогуша, раз уж вы решили сделать так, позвольте предложить вам эти божественные пояса для подвязок, эти очаровательные малюсенькие трусики, — лепетал он женственно. — А как насчет чего-нибудь вроде чулок сеткой?» Продавец также рекомендовал несколько милых женских предметов одежды в случае, если одни из моих «рабов» будет расположен надеть их.

В первый же вечер после приобретения этой коллекции у меня был клиент-«раб». Он был так восхищен этим божественным бельем, в которое я его нарядила, что хотел сбегать полюбоваться на себя в зеркале.

Щелкая пальцами и всплескивая руками, как строгая мать, обучающая одеваться своего сына-школьника, я приказала ему надеть женскую одежду. Но он был на таком взводе от новых лифчика и кружевных трусов, что самопроизвольно кончил, прежде чем успел натянуть на себя ночную сорочку.

Этот «раб» обычно не занимает у меня больше получаса времени, но по крайней мере я должна, чтобы моя совесть позволила взять с него деньги, поработать с ним. «Дубина, — сказала я ему, — ну и как, ты не чувствуешь себя дураком? Ты мог надеть женские трусы дома и сэкономить деньги». Чтобы убедить его, что он что-то получил за свои деньги, на десерт я его дружески нашлепала.

Люди с сексуальными отклонениями совершают совершенно невероятные эмоциональные и физические действия для достижения своего удовлетворения, но, как правило, они никогда не трахаются. Они кончают, мастурбируя сами, или им мастурбируют или с помощью искусственного члена, введенного в анус, или, как я только что рассказала, безо всякого вмешательства.

Редким исключением из этого правила является один из моих самых приятных и регулярных «рабов», жиголо по имени Тейм Тимми.

Тейм Тимми любит трахаться, если только он связан, и должна сказать, делает он это хорошо. Если бы и была на его месте, то сделала бы карьеру, женившись на пожилой богатой женщине.

Тейму Тимми двадцать девять лет, у него всегда загорелое тело с действительно очаровательным лицом и приятный характер.

Раньше он навещал мой дом, но позже, с тех пор как он развелся со своей женой, он приставал ко мне, чтобы я пришла к нему домой и устроила ему мазохистское представление.

«О'кей, Тимми, не волнуйся. Я приду к тебе, как только смогу освободиться», — уверила его я. К счастью, это был субботний вечер, и в моем доме царило спокойствие.

Было около восьми вечера, когда я прибыла на место. Уже темнело, и он был в соответствующем настроении. Он захотел, чтобы я одела его в женскую одежду, крепко привязала к кровати, выключила везде свет и оставила его одного в сумерках.

Входная дверь осталась приоткрытой, после того как я вошла в дом. Затем я стала искать еду и пошла смотреть телевизор. Были сумерки, когда я оставила его три часа назад, но теперь наступила полная темнота, и окружающее приобрело потусторонний характер. Тишина казалась зловещей от того, что я знала: где-то в задней части дома, в спальне, лежал мой живой «раб».

Я прошла в спальню, зажгла лампы и обнаружила Тейма Тимми почти в том же самом положении, в котором я оставила его. В его глазах стояла печаль, и его пенис стоял тоже. Я сняла путы и дала ему свободу, но только на время. Я переодела его в новые женские шмотки и, связав его ноги снова, изнасиловала сильно и безжалостно, одновременно ударяя своего прекрасного и беспомощного, связанного снизу доверху «раба» по лицу. В то же время я скормила ему целую упаковку амилнитрата, чтобы тот чувствовал себя в хорошем сексуальном тонусе.

В следующий раз он пригласил меня к себе домой. В то время по телевизору шла передача с фильмом ужасов со знаменитым Борисом Карловым в главной роли. Я упаковала его, как гусеницу в коконе, и подперла так, что он мог видеть экран телевизора. После двух часов, проведенных им в «любовании» фильмом, ему, кажется, начало мерещиться, и он чуть не тронулся.

Не все «рабы» и «господа» безвредны и послушны. Я слышала, что, когда в одном из отелей Манхэттена в Нью-Йорке люди с сексуальными отклонениями собрались на съезд, двое «рабов» были так жестоко избиты во время демонстрации сверхэкзальтированными «господами», что их пришлось госпитализировать.

Есть, конечно, и такие глубокие мазохисты, как Огуречный Малыш, который пришел в мой дом с желанием пройти через все виды страданий.

Этот человек только что вышел из больницы после того, как другая девушка запихнула огурец ему в зад и разодрала его чуть ли не на тысячи кусочков. Он по-прежнему хотел, чтобы его кололи шляпными булавками, капали горячим воском на его яйца или делали любую другую вещь, способную причинить ему невыносимую боль.

Такой способ обращения значит больше, чем просто причинять боль, и я отказываюсь делать что-то, что может причинить клиенту реальный ущерб. Тем более что я сама чуть не была убита в собственном доме во время мазохистской сцены, которая неожиданно вышла из-под контроля и пошла по сумасшедшему сценарию.

Все начиналось очень невинно, когда поздно вечером позвонил мужчина, назвавшийся Ларри Лернером и сославшийся на имя Мадлены Генри. Он хотел прийти немедленно. Честно говоря, я не хотела больше заниматься делом, тем более что уже было три часа ночи и мой «магазин» был закрыт. В это время я уже расслаблялась со своей сожительницей и «рабочей девушкой» Сарой одновременно, попивая фруктовый сок. Но я обещала Мадлене, что буду хорошо заботиться о ее клиентах, и чтобы сдержать собственное слово, мне пришлось принять его.

Когда Лернер объявился, оказалось, что он в стельку пьян, и я тут же пожалела, что впустила его. Если бы мой внутренний голос не был таким сонным, я бы сразу сообразила, что этот человек опасен, и предложила бы ему прийти завтра. Я терпеть не могу пьяных в любое время суток, тем более в три часа ночи.

Их сексуальная активность заторможена, и в целом они являются «болью в голове». Я решила, что с Лернером нормальный секс невозможен, но не смогла правильно определить его тип. Было что-то зловещее в его глазах. Они были одновременно жестокие и мечтательные.

Как я говорила, мне нетрудно понять по глазам многое в мужчине, но в эту ночь действительно мои ощущения спутались. Я решила, что он мазохист.

«Почему бы нам не сотворить что-нибудь необычное? — предложила я. — Ты будешь моим «рабом», а я буду твоей «госпожой» и буду приказывать тебе делать, что захочу».

«Нет, — сказал он. — Я собираюсь быть садистом».

«Может быть, ты не понимаешь, что я имею в виду, — сказала я. — Я буду доминирующей стороной».

Вообще-то вы не должны уговаривать людей во время садо-мазохистских сцен. Вы можете упомянуть тему и смотреть на их реакцию. Но с пьяным вы должны быть очень внимательны, потому что он может повести себя обратно тому, что он чувствует.

В этот момент, однако, Лернер стал вести себя совершенно пассивно, поэтому я решила, что он будет играть в мою игру. Правда, он настаивал на присутствии Сары, хотя заплатил деньги только за мои будущие услуги. В свое оправдание скажу, что взяла вопреки своим правилам деньги вперед из-за того, что тот был совершенно пьян и сумасброден.

Мы решили воспользоваться гостиной и сдвинули мебель в одну сторону, пока он раздевался. Затем я достала свой чемоданчик с предметами для таких сцен и связала его ремнями из кожи, галстуками, надела наручники и тому подобное. На его глаза была надета темная повязка, но мной было это сделано очень деликатно, и я не била его.

Мы легли посреди пола, в то время как Сара усаживалась поудобнее в стоящем рядом кресле и поддразнивала его, описывая, как смешно он выглядит.

В течение пятнадцати или двадцати минут Лернер проявлял мало активности и казался очень скучным «рабом». В надежде пробудить это бревно к жизни я шепнула Саре, что собираюсь сходить на кухню и взять амилниграт, чтобы провести эту мазохистскую сцену побыстрее.

И этот безрассудный поступок был самым худшим из всего, что я могла сделать. Но я тогда была достаточно наивной в отношении смертельной опасности сочетания алкоголя и наркотиков.

Сразу же после того, как я насыпала ему амнлнитрата под нос, он очнулся. «Что это ты даешь мне?» — поперхнулся он.

«Я просто даю тебе безвредный стимулятор, — сказала я ему. — Поэтому не волнуйся больше. Вдыхай, вдыхай».

Но Лернер моментально запаниковал. «Мне здесь все не нравится, — заревел он. — Освободите меня». — «Его действие не будет длиться больше тридцати секунд», — уверяла я, но его невозможно было утихомирить. Поэтому следующие десять минут Сара и я снимали с него повязку и путы. К этому времени, рассчитывали мы, он успокоится и остынет.

Но трудно было ошибаться больше, чем мы.

В то время как он двинулся ко мне под предлогом, что ему нужно взять сигарету с кофейного столика, я увидела садистское выражение его глаз. Но было поздно. Прежде чем я смогла отпрыгнуть, его огромный мясистый кулак нанес мне страшный удар по скуле, и комната поплыла у меня перед глазами. Псих накинулся на меня, сграбастал мои длинные волосы и начал наносить мне побои по шее, груди, паху. Он совершенно свихнулся и впал в неистовство.

Сара завизжала и несколько раз пыталась отпихнуть его, но каратистским ударом в голову он отшвырнул ее. Куда она исчезла, я не знаю, потому что была слишком занята спасением своей шкуры.

Дикое избиение продолжалось приблизительно минут пятнадцать, кровь текла из моего носа и рта, и я стала беспокоиться, останусь ли в живых. Любая другая женщина была бы уже в бессознательном состоянии, но, к счастью, у меня действительно крепкий череп.

Чтобы показать вам, насколько крепкая голова сидит на моих плечах, могу рассказать вам один случай. Как-то в Голландии я ехала на своем велосипеде вдоль канала, когда ехавшая передо мной машина неожиданно затормозила, и меня выкинуло из седла на ее крышу, а затем вниз на землю. Когда я встала и ощупала свою голову, на ней была лишь небольшая ссадина, но никакого синяка. В корпусе же машины была большая глубокая вмятина.

После того, что показалось вечностью, милосердно зазвонил телефон, я схватила трубку и услышала голос Сары: «Повесь трубку, Ксавиера, я вызываю полицию». Для меня это был самый худший вариант потому, что вы не должны вызывать полицию в публичный дом! Но, с другой стороны, позволять, чтобы тебя убили, тоже не очень хорошо.

И в этот момент Лернер сказал: «Сейчас я тебя убью». И со смертью во взоре он поднял тяжелый кофейный стол с бронзовыми ножками и занес его над моей головой. К моему счастью, как раз прозвенел звонок в дверь, и Лернер поставил стол и неожиданно успокоился. Но он все еще держал в руке то, что осталось от моих волос, и по-прежнему угрожал убить меня, хотя он стал достаточно сообразительным, чтобы другой рукой попытаться надеть свои трусы.

Я воспользовалась возможностью, чтобы вырваться из его лап, распахнула дверь и… Никогда в жизни мне не доводилось испытывать такое чувство облегчения при виде полицейского.

«У вас что, какие-то проблемы?» — два полицейских-ирландца с ясным взором спросили меня, как будто они не могли понять этого сами. Оба моих глаза затекли огромным синяком, из носа кровь лила ручьем, а мой рот был расплющен и стал раза в три больше. Я выглядела так, будто провела на ринге 5 раундов против Сенни Листона.

«О, ничего особенного, офицеры, — сказала я. — Просто небольшая семейная ссора. Понимаете, мой друг выпил лишнего и чересчур расшалился».

Если это выглядело как семейная сцена, то у нас должна была быть семья монстров, потому что по всему полу на виду лежало содержимое моего саквояжа: плети, ножны и ручные кандалы.

Я попыталась наклониться, чтобы собрать их, но резкая боль, возникшая в моем теле, сделала это невозможным. Сара увидела, что я пытаюсь сделать, и быстро собрала все предметы, разбросанные по полу, и сложила их в чулан.

«Вы хотите предъявить обвинения кому-нибудь тем не менее?» — спросили полицейские.

Как я могла сделать это? Меня могли подвесить за ноги на крыше Эмпайр-Стейт-Билдинга, и все равно я не смогла бы выдвинуть обвинение против кого-либо из-за своего бизнеса, которым я занимаюсь.

«Нет, спасибо, джентльмены. Но если бы я могла попросить вас вывести его из здания, то была бы очень вам признательна».

Когда полицейские ушли и шок прошел, я стала испытывать настоящую жалость к себе. Мои волосы выпадали целыми прядями и почти наполнили корзину для мусора. Зубы были выбиты, и этот тип так страшно бил по моей вагине, что живот болел, будто я только что родила динозавра.

До сих пор я сохраняла спокойствие, но теперь мои нервы были на грани срыва, и мне нужно было мужское плечо, чтобы отогреться. Поэтому я позвонила своему другу. Через полчаса Ларри приехал и увез меня в пункт скорой помощи в больнице на углу 72-й, улицы и Йорка.

А то, как пошло дело в больнице, заставило меня сомневаться: не лучше ли было остаться дома? Мы просидели там целых полчаса, прежде чем появился хоть кто-то, чтобы посмотреть, что же случилось. И затем этот некто пришел и стал задавать массу вопросов: имя, адрес, образование и была ли я здесь раньше, и если да, то оплатила ли я свой счет.

После того как прошел почти еще один час, пришел доктор, постучал меня по колену, постукал по голове, постучал по носу и сказал: «На рентген».

Меня препроводили в комнату, где невысокий техник-рентгенолог, испанец с черными усами, попросил меня переодеться в хлопчатобумажную робу с разрезом спереди и лечь на стол. Он смотрел, как я раздеваюсь, и едва поверил своим глазам, когда увидел, как сильно меня избили.

«Боже мой, что случилось с вами?» — спросил он. В тот момент я нуждалась в жалости. Черт с ним, подумала я, можно в нескольких словах, не больше, рассказать ему правду, и, может быть, он мне посочувствует.

«Ну, знаете, это была небольшая мазохистская сцена. Мне нравится превращать людей в «рабов», но сегодня вечером «раб» превратился в «господина».

Но реакция оказалась иной, чем та, на которую я рассчитывала. Когда мне довелось взглянуть на него уголком своего заплывшего глаза, вместо симпатии на лице я увидела большой бугор в его штанах. «Прежде чем мы начнем, — сказал он мне со смущенной улыбочкой, — как насчет орального секса?»

После того как я прошла через все это, оказывается, мне не хватало только похотливого пуэрториканского техника-рентгенолога в 5 часов утра. «Бэби, делай свою работу скорее, одной скотины за ночь достаточно».

«Если ты сделаешь мне феллейшио, то рентген будет бесплатным, в противном случае это будет стоить тебе 100 или 150 долларов», — настаивал он.

«Забудь об этом, Чарли. Иди занимайся своими железками и потом присылай мне счет».

Техник был подавлен и разочарован, но не обескуражен до конца. «Хорошо, — сказал он. — Но ты мне разрешишь взять твою визитную карточку?»

Сказки для взрослых

«Я — графиня, вышедшая замуж в четвертый раз, которая проматывает деньги, оставленные мне моими тремя мужьями. Все они умерли таинственной смертью», — рассказываю я мужчине, который сидит в моей гостиной в костюме и галстуке.

«Мой четвертый муж очень болен и может не пережить эту ночь…»

«Да, да, продолжай, продолжай, — настаивает он страстно своим тонким, срывающимся голосом. — Что случилось с этими мужчинами? Расскажи мне».

«Первый, бедняга, утонул прямо на моих глазах в море под Дювиллем. Я, хм, вроде немного подержала его голову под водой.

Второй, упокой господи его душу, умер страшной смертью, когда его сильно охватил огонь, и я не смогла открыть дверь спальни, чтобы выпустить его из комнаты».

«Третий?» — подгонял он.

«Он упал с горы в Швейцарии. Я стояла прямо за ним и видела, как это случилось…»

Пока я пряду нить рассказа, человек сидит как зачарованный. Его костистая рука, трясущаяся от первой стадии болезни Паркинсона, скользнула в карман брюк и стала наминать пенис.

X. Кристиан Андерсен, как он любит, чтобы его называли, отпрыск одной из самых богатых в судостроении американских семей. Он также один из самых щедрых «чудаков», которых я когда-либо встречала.

«Чудаки», или «странные» — люди с сексуальными отклонениями, которые предпочитают эротическое и психологическое унижение физическим в отличие от обычных мазохистов. За это они готовы платить любые деньги, иногда чем больше вы требуете, тем они счастливее, хотя от некоторых таких представлений у меня голова идет кругом.

X. Кристиан Андерсен не требует секса. Он даже не хочет знать, что вы — «девушка по вызову». Он хочет верить в то, что вы богатая, но коварная женщина. Другими словами, он приходит в бордель за особенной услугой — волшебной сказкой. Рассказчики с воображением, к которым я себя отношу, могут получать действительно высокие гонорары от «чудаков», разматывая нить повествования серия за серией, день за днем.

«А что с теперешним мужем? — требовательно спрашивает Андерсен. Видно, как ему хочется узнать. — Что его беспокоит?»

«Бедняга, — сказала я, — доктор думает, что он переел отравленной икры. Он лежит в жуткой агонии и может умереть ночью. Но я разрешу тебе узнать о том, что произошло дальше, когда ты приедешь ко мне завтра».

Он счастлив щедро оплатить мне эту получасовую историю, договаривается о встрече на следующий день и уходит.

Я стараюсь изо всех сил, чтобы сочинить необычную волшебную сказку X. Кристиану Андерсену за его деньги, но, когда я не в подходящем настроении и не могу придумать достаточно интересную интригу, он иногда довольствуется своей любимой историей, моей версией «Голого короля».

В этой истории я выполняю роль продавца-консультанта нью-йоркского салона личной одежды Кристиана Диора, а Андерсен играет «Миссис Богатая Шлюха», желающую обновить свой демисезонный гардероб.

В первый день мы обсуждаем ткани и бесповоротно решаем, что вся коллекция будет сшита из бархата — он обожает бархат — и сатина. После принятия такого важного решения он платит гонорар, значительно превышающий стандартный, за консультацию. Из этих денег я должна закупить ткани. Перед его приходом на следующий день я посылаю за двумя кусками дешевых десятидолларовых тканей, которые он раскладывает и гладит, в то время как мы обсуждаем, что из них выйдет.

«Что вы предпочитаете: чтобы мы послали ткань в Париж в ателье Кордена или Диора или пригласили одного из них сюда?» — спрашиваю я клиента. Диор уже несколько лет как умер, но он не знает этого.

«Достань мне Диора», — приказывает он.

«Такие люди не ездят просто так, — предупреждаю я его. — Диор захочет по меньшей мере 700 долларов за свой визит из Европы в Америку».

«Расходы меня не волнуют, доставь эту персону сюда», — повторяет он и достает кошелек.

На следующий день, когда он приходит ко мне на встречу с Диором, у меня готова для него печальная история. Самолет с Диором приземлился на Аляске в Анкоридже. «Он попал в пургу, и все его расходы: телеграммы, автомашины и плата за отель увеличились», — вынуждена информировать его я. Естественно, Андерсен покрывает все дополнительные расходы.

Пока мы ожидаем прибытия кутюрье, я высказываю предположение, что новые платья будут сидеть на нем лучше, если сделать несколько инъекций силикона, чтобы улучшить форму грудей. «О, это великолепная идея», — он по-детски просиял и уплатил мне за уколы пустым шприцем в обе стороны его груди.

Наконец наряды готовы, я оправляю невидимые изысканные складки несуществующего платья вокруг него и уверяю, что он в этом «наряде» — воплощенное великолепие. Он оплачивает счет, долго благодарят и в приподнятом настроении уходит. Невидимые платья Андерсена стоили ему дорого, но он платит с воодушевлением и всегда жаждет новых нескончаемых сказок. Единственно, что делает общение с ним непростым делом, — запросы этого человека часто истощают мое воображение.

Иногда я даже говорю ему: «Эй, X. Кристиан, я устала от рассказов. Ты уверен, что не хочешь переспать со мной?» Я действительно хотела бы видеть, что он получает что-то более осязаемое за свои деньги, но он предпочитает, чтобы его покатали на детской лошадке.

Действительно, как-то он выразил желание, чтобы его прокатили буквально. Он хотел, чтобы я похитила его!

И более того, предложил мне такую большую сумму за похищение, что я не смогла отказаться. Мы вместе с водителем лимузина, которого я знаю, рассчитывали подобрать Андерсена на Четырнадцатой улице рядом со станцией метро. Он согласился ждать нас там с цветком в петлице костюма и свернутой в рулон газетой в руке в двенадцать часов дня.

Но, зная, что он любит страдать, я заставила его ждать до двух тридцати пополудни. Когда мы подъехали в черном лимузине к месту встречи, я втолкнула его внутрь на заднее сиденье машины и накинула ему на голову пластиковый пакет для покупок из магазина Блумингейла.

Мы привезли его в мотель, расположенный не очень далеко от города, где водитель лимузина сторожил его два дня, не давая ничего, кроме бумажного стаканчика воды время от времени. На третий день мы освободили его, и он был так восхищен собственным похищением, что приплатил еще сверху значительной суммы выкупа.

Синдром «чудачества», как мазохизм и садизм, часто требует использования таких же предметов, но они редко в отличие от последних используются в качестве инструментов для связывания и пытки.

Чаще всего это относительно безвредные вещи вроде хирургических трубок, завязанных вокруг интимных частей тела, сигаретный дым в лицо или дорогие шелковые шарфы.

Один «чудак» платил мне за то, что я морским узлом завязывала галстук вокруг его пениса и мошонки и водила его на поводке вокруг комнаты, как собачонку, управляя им с помощью галстука, пока он не садился на пол рядом с кроватью. Я садилась на постель, и когда хотела, чтобы он кончил, то делала неожиданный рывок, узел развязывался, он моментально «дожаривал свою яичницу».

Другой «странный» хотел, чтобы я просто сидела в кресле, пока он, обнаженный, будет сидеть в кресле напротив. Я должна была курить сигарету и пускать дым ему в лицо, пока он будет «играть» сам с собой.

Дорогие шелковые кашне — это фетиш президента одной из самых крупных европейских компаний, которого я обозначу как мистера Большое Колесо.

Я познакомилась с мистером Большое Колесо, когда он был клиентом Мадлены и обычно платил большие деньги за предоставляемый ему там баснословно дорогой кокаин.

Любимая сцена мистера Большое Колесо состояла в том, что он приглашал проституток — всегда по двое — в шикарный номер в «Уолдорф»-отеле, где они ничего не делали, а только стояли неподвижно перед круглым зеркалом, а он танцевал вокруг них, украшая их, как елки, кашне от Гермеса.

Когда этот человек приезжает в город, я обычно сама связываюсь с ним, ибо точно знаю, что в предрассветный час он потребует целое гусиное стадо из моих девиц, и сначала мне было трудно найти требуемое количество девушек в такое время.

Когда мы прибывали в его номер, он встречал нас, одетый в шикарную шелковую пижаму, и даже не пытался раздеться или обнажить часть своего тела за все те два часа, которые продолжался наш визит. Однако нанятые девушки должны были раздеться и надеть по паре его толстых шерстяных носков, затем вставить ноги в свои туфли на высоких каблуках и стоять без движения, пока он занимался драпировкой.

Затем он посыпал кокаином нашу грудь и пиписки и начинал снюхивать или слизывать его с женского тела. Постепенно впадая в неистовство, мистер Большое Колесо переходил на горячечную скороговорку, состоявшую из бессмысленной смеси французского и его родного языка.

Для девушек это было утомительное занятие, потому что, кроме пяти минут, пока нам было разрешено лежать, а президент с умилением рассматривал на нас свою ручную работу из кашне, мы стояли на ногах все время. Ступни при этом затекали из-за толстых носков, которые делали туфли на размер меньше.

После двух некомфортных, но абсолютно платонических часов он уплатил нам по 200 долларов каждой, мы оделись и ушли.

Мистер Большое Колесо не дает мне спать всю ночь. Сначала среди ночи надо найти и послать ему связку из двух проституток, а примерно в девять часов, когда вы уже думаете, что он должен обессилеть от кокаина и прыганья, он звонит мне и требует, чтобы я пришла и. трахнулась с ним: бум, бум, двадцать минут и домой. Сразу после этого он едет на деловую конференцию и в тот же вечер повторяет все сначала.

Другая вещь, очень популярная у «чудаков», — это борьба. Рефери, нью-йоркский литературный критик, после изящных искусств больше всего на свете интересуется именно этим.

Рефери пришел в мой дом с маленьким черным чемоданчиком, из которого он вынул старомодный в цветочках предмет дамского белья, что-то вроде женского пояса-корсета. Он хотел, чтобы я надела и вышла в нем. Либо корсет был очень маленького размера, или я прибавила в весе, но мне пришлось вталкиваться в него.

Затем я должна была надеть чулки-сетку и туфли на высоких каблуках и лечь на кровать. Рефери разделся тоже и плюхнулся рядом со мной вместе со своим черным чемоданчиком.

Он вновь открыл свой драгоценный чемодан и вынул оттуда изящную папку. Сначала я подумала, что там будут привычные для «чудаков» старые фотографии мужчин, делающих оральный секс женщинам, и женщин, выполняющих феллейшио мужчинам. Но вместо этого там оказалась целая коллекция снимков женщин, борющихся друг с другом, которые он разложил на моей кровати.

Фотоснимки были старинные, и бумага уже пожелтела. Хотя он видел их сотни раз, его глаза блестели от возбуждения, когда он показывал их мне. «Посмотри, как у этой торчат сиськи, и вот тут, смотри, как эта подняла зад той в воздух!»

Он забывал обо всем на свете, пока мы обсуждали борцовские позы смешно выглядевших женщин со старомодными прическами.

Потом он аккуратно собрал все снимки и вытащил новый альбом, наполненный фотографиями кинозвезд вроде Софи Лорен или Брижит Бардо, а также красивых фотомоделей с рекламных проспектов. Все женщины имели одну общую черту — они все были экипированы в основные предметы женского туалета вроде корсетов, женских поясов и колготок.

Рефери захотел, чтобы я подобрала снимки парами для сравнения изображенных, как соперниц по борьбе. «Кто, как ты думаешь, из них может уложить другую в поединке?» — спрашивал он похотливо. Частично мне удалось провести работу эксперта по составлению борцовских пар, потому что он пришел в такое возбуждение от моих предложений, что начал скакать по кровати и спросил меня, не боролась ли я когда-нибудь с женщиной.

Для людей с сексуальными отклонениями нужный психологический фон является важнейшим условием, поэтому я сказала: «Обожаю бороться и всегда побеждаю, потому что я очень агрессивна». И тут же выдумала волнующую историю о моем сражении с крепкой молодой англичанкой на пляже в Пуэрто-Рико, с которой мы не поделили парня.

«Я схватила ее за рыжие волосы и стала выдирать их, била по веснушчатому лицу с правой и левой рук, мы катались по всему пляжу, и я даже вырвала клок волос из ее лобка».

История действительно заводит его, и на протяжении всего рассказа я дергаю его за пенис. «И наконец я отколотила ее до кровоподтеков и синяков и оставила практически бесчувственной. Я победила», — кончила я. И то же самое сделал Рефери, который достиг оргазма, оделся и ушел.

У меня хорошо складываются отношения с «чудаками», которые получают свое удовольствие от сцен, с борьбой, потому что я крепкого сложения и иногда слегка похожа на батч, активную лесбиянку, выполняющую «мужскую роль».

Впервые я встретила Красавчика Джорджа до того, как стала занятой мадам, и могла выделить ему время, потребное, чтобы кататься с ним по полу, но теперь его странности требуют слишком много времени да и стали очень болезненны для меня.

Красавчик Джордж костляв и довольно непривлекателен, но умен до гениальности, прекрасный пианист и композитор, финансовый мудрец и великолепный игрок в теннис.

Он также отец маленького сына, что изумило меня, когда я открыла, что за свои 150 долларов ему ничего не нужно, кроме борьбы и катания по полу. Он никогда не трахается и никогда даже не кончает. Как, долго размышляла я, этот мужчина сделал сына, если он никогда не эякулирует? Наконец, совершенно случайно, на Рождество в гостях мне рассказали о нем, и рассказчицей была не кто иная, как жена Красавчика Джорджа собственной персоной!

Очевидно, что многие говорили, что он тратил свои деньги у меня, реализуя таким образом свои комплексы. Его жена знала об этом и полностью одобряла.

«Так это вы Ксавиера? — спросила она, когда ее муж представил нас друг другу на вечеринке. — Пожалуйста, разрешите мне поблагодарить вас за все те прекрасные вещи, которые вы делаете для моего супруга. Вы в громадной степени улучшили нашу сексуальную жизнь».

И миссис Джордж объяснила мне, что после единоборств в моем доме ее муж доходит до такой степени возбуждения, что, когда приходит домой, обхватывает ее борцовским захватом, вставляет в нее свой пенис и эякулирует. Без этого, объяснила она, у них в семье не было бы вообще никакого секса.

Я спросила, как он получил такой тяжелый комплекс, и она рассказала, что, когда он был тщедушным двенадцатилетним мальчиком в школе, какая-то толстая девица, с которой они воевали, однажды в гимнастическом зале схватила его и подняла над головой. Подержав так, она бросила его на пол и чуть не умерла от смеха над ним.

Ее муж, сказала она, почувствовал себя очень униженным и в то же время испытал своего рода сексуальное увлечение. Потом, достигнув зрелости, он стал испытывать склонность к жирным или просто здоровенным бабам.

Она рассказала, и это может быть правдой, что он даже посещает все цирковые представления в надежде обнаружить какую-нибудь толстую «чудачку» вроде него самого.

Однако до встречи со мной ему не удавалось никого найти, кто бы сочетал в себе привлекательность с физической силой и кто бы подыгрывал ему за соответствующую оплату, конечно.

Ко времени встречи с женой Красавчика Джорджа я уже прекратила наши встречи с ним, потому что уже не могла находить столько времени на борьбу и к тому же мне вовсе не нравилось ходить следующие два дня на негнущихся конечностях и с мышечной болью во всем теле.

Она приглашала меня начать встречи с ее мужем снова и даже предложила мне приходить прямо в их большой дом, где для борьбы найдется больше места. «Если для вас будет комфортней, я всегда могу уйти из дому на мои музыкальные занятия, когда вы будете приходить».

Я должна была отказаться, но в тот же день она все-таки позвонила и сказала: «Ксавиера, это жена Джорджа, он снова в ужасном состоянии сегодня. Не будете ли вы так добры прийти к нам и помочь ему?»

Если не принимать во внимание неприятные побочные эффекты, длительная борьба с Красавчиком Джорджем кажется ласковым дуновением морского ветерка по сравнению с групповыми садо-мазохистскими сценами, которые я должна была организовывать.

Начать с того, что вам часто приходится заниматься поисками и оплатой дополнительных участников представления. И в случае вашего промаха это может обернуться большой неприятностью.

Это произошло в групповой садо-мазохистской сцене со стеснительным бизнесменом по имени Лайонел, который еженедельно посещал Нью-Йорк.

Лайонел был пугливый «чудак», который любил смотреть фильмы с любовными сценами между мужчинами, или, что еще лучше, подсматривать за их действиями через зеркало, прозрачное с его стороны, спрятавшись за ним. Он был женат, но мне было очевидно, что Лайонел потенциальный гомосексуалист, и это только вопрос времени, когда он сорвется и превратится в настоящего.

Это случилось в один из воскресных дней. «Ксавиера, как ты думаешь, возможно пригласить какого-нибудь приятного благоразумного молодого человека, с которым бы можно было поэкспериментировать?» — спросил он кротко, как овечка.

Для меня было очень просто связаться с конюшней Пима Андерсона, которого тоже можно назвать мужской мадам, и попросить прислать какого-нибудь достаточно привлекательного «ассистента» с огромным оружием.

И здесь вы сталкиваетесь с трудно решаемой проблемой, постоянно возникающей при использовании таких помощников.

С девушкой проще — вы видите, как она сложена, лишь взглянув на нее, но если нанятый юноша говорит вам, что у него большой член, вы вынуждены поверить ему на слово. Вы не можете сказать: «Хорошо, давай-ка вытащи его на свет».

В тот воскресный полдень Пим прислал мне юношу необычайной красоты по имени Раймонд, который в самом начале сцены не смог продемонстрировать эрекцию пеннса самым позорным образом.

Я отозвала его в сторону и спросила: «В чем дело, почему у тебя не стоит?» И он Ответил: «Сегодня я трахался уже пять раз и, кроме того, помастурбировал утром в постели, потому что это так приятно».

Я не могу пользоваться услугами уставших ребят, поэтому мне пришлось выгнать его: «Если ты хочешь подрабатывать трахом по воскресеньям, не занимайся онанизмом, олух», — напутствовала его я.

Однако вышло так, что Лайонел заплатил мне 200 долларов за дырку от бублика. Поэтому я пообещала ему фантастическую сцену с четырьмя участниками на следующий день. В этот раз я твердо договорилась с Джонни Старром, негром из магазина зонтиков, который не был гомосексуалистом, но обладал гигантским пенисом. Джонни соглашался бесплатно участвовать почти в любых сексуальных спектаклях при условии, что в конце он получит девушку.

На следующий день на моей королевского размера постели расположились четверо: Лайонел, Джонни, моя сожительница Коринна и я — и мы все ждем, когда Джонни пустит в дело свою тяжелую артиллерию. Снова проблема.

«Я не собираюсь идти задней «голубой» дорогой без презерватива», — настаивает он и хочет отложить начало, пока я ему не найду требуемого.

Мне не удается обнаружить ни одной штуки подходящего размера, поэтому я говорю: «Слушай, ты и так уже коричневый, чего же ты беспокоишься?» Все расхохотались, и он согласился вступить в дело без него.

На этот раз Лайонел получил действительно хорошее представление. В то время как он лежал на боку, Коринна устроилась спереди и делала ему оральный секс, а Джонни действовал сзади своим огромным членом, ходящим, как поршень, вперед и назад, а Лайонел визжал: «Оу, оу, оу, оу, оу», — потому что в первый раз это действительно очень больно. И все это время я находилась сзади Джонни, играя пальцем с его анальным отверстием и думая, как хорошо найти такого работоспособного мужика.

В конце Лайонел был в упоении от экстаза и боли, а Джонни трахнул бесплатно Коринну и меня, и все получили удовольствие, эквивалентное деньгам. Правда, два дня спустя Лайонел позвонил мне и сказал, что его старомодная жена требует объяснений, почему он может есть только с каминной доски, стоя.

Если «чудак» стремится к групповым сценам, он часто идет на все, чтобы организовать ее, и может даже в конце концов попасть в очень опасное положение, как это произошло с Нижинским, у которого был пунктик — смотреть, как обнаженные девушки танцуют балет.

Когда я встретила Нижинского впервые, то была еще «одиночкой», собиравшейся основать дело на уровне большой мадам, и его сексуальный сдвиг был малозаметным. Обычно он брал одну девушку на время и просил ее подвигаться перед зеркалом перед тем, как они займутся любовью.

Случайно я обнаружила, что он живет в том же доме, в котором открылся мой первый публичный дом. Он стал моим регулярным клиентом, постепенно все погружаясь в свои болезненные пристрастия.

Нижинский ставил меня в трудное положение, требуя только монголоидных или черных девушек. Девушек англосаксонского типа он исключал полностью. Потом он начал требовать снижения платы, мотивируя тем, что он постоянный клиент.

По-своему я любила его: он был великолепный график, дизайнер, работавший на ведущие рекламные агентства, но иногда своими претензиями он действовал мне на нервы.

Однажды в пятницу вечером, когда я уже легла спать, в дверь раздался настойчивый звонок. Я вышла и открыла дверь, за которой обнаружила Нижинского в компании двух враждебно смотрящих на меня чернокожих уличных проституток. Он хотел, чтобы я пригласила их к себе. «Эй, я хочу, чтобы ты познакомилась с моими двумя новыми подружками, — пьяным голосом заявил он. — Они очень хорошие балетные танцовщицы».

«Если они балетные танцовщицы, то я астронавт, — ответила я. — Спокойной ночи, я иду спать».

Этим вечером я послала по заказу одну из моих девушек, Элейн, на всю ночь и ожидала ее возвращения с чеком в восемь утра. В этом деле я беру ответственность на себя и плачу девушке ее долю, даже если чек оказывается фальшивым, но в этом случае я не ожидала никаких трудностей, потому что клиент был уважаемым деканом большого университета.

В восемь ровно в дверь позвонили, и, открыв ее, я обнаружила трясущуюся в полуистерическом состоянии Элейн, которая стояла бледная, как полотно.

«В холле полиция и репортеры, — сказала она. — А лифт забрызган кровью».

Забрав ее в квартиру и дав чашку кофе, я надела парик и темные очки и спустилась вниз, чтобы выяснить, что произошло. От швейцара я узнала, что несчастье произошло с Нижинским, которого отвезли в критическом состоянии в больницу Бельвю.

Возвращаясь в квартиру, я заметила капли крови, которыми были забрызганы все стены в холле. Эти отметинки видны там и до сего дня.

Несколько дней спустя, когда его состояние нормализовалось, я решила навестить своего друга в больнице и узнать, как он себя чувствует и о несчастном случае. По его словам, в тот вечер они пришли к нему домой, и он попросил девушек раздеться и сделать несколько балетных па для него. Но они отказались и потребовали вместо этого «быстрые» деньги за «быструю работу».

«Эй ты, не лезь к нам со своим дерьмом, — сказали они. — Давай быстренько трахни нас и гони 100 долларов».

Опьяневший Нижинский предложил им чек, так как у него не было достаточно наличных. Как известно, правила бизнеса таковы, что девушки не принимают чеки. А уж уличные проститутки и вовсе ни во что не ставят их, так как часто они могут быть фальшивыми Поэтому когда они увидели, что он начал выписывать его в чековой книжке, их ярости не было границ. Схватив кухонный нож, девки пырнули его.

Вдвоем они уложили его на пол, засунули носовой платок в рот и завязали глаза. Проститутки разбили — бутылку кока-колы и обломанным краем нанесли удар в лицо. Затем оторвали ножки от журнального столика и стали жестоко избивать его. После этого начали бить ногами по корпусу и в пах и наконец несколько раз пырнули его ножом. И до сегодняшнего дня у него неровные шрамы под сердцем, на животе и вокруг горла. Девицы сбежали, когда он перестал показывать признаки жизни, но не прежде, чем вынесли все сколько-нибудь ценное из квартиры.

К счастью, он очнулся и попытался дотащить себя до холла в подъезде, и последнее, что он помнит, — как нажимает подбородком на кнопку лифта, перед тем как опрокинуться в открывающуюся дверь.

Нижинский стал очень осторожным теперь и ведет замкнутый образ жизни, но тот ужасный опыт не излечил его от сексуального комплекса. Правда, он очень привередлив в настоящее время при отборе кандидаток для своих эротических балетных представлений и определенно изменил свой вкус. Когда он теперь звонит, то по-прежнему требует двух девушек, но исключительно англосаксонок.

Существует еще одна разновидность «чудаков», которых точнее называть извращенцами и с которыми я определенно предпочитаю не иметь никаких дел. Это те, кто помешан на всяких выделениях и грязи.

Таким людям необходимы для достижения сексуального удовлетворения разные отвратительные вещи от помоев до мочи и фекалий. И хотя они предлагают сказочные деньги, я обычно отказываю им. Правда, были случаи, когда вне стен моего заведения я участвовала в таких омерзительных сценах.

Один известный телепродюсер хотел платить за то, чтобы девушки мочились на него. Это действие иначе известно под названием «золотистый дождь».

Этот человек был нормален, когда мы познакомились, и я видела, как постепенно он скатывался: от желания использовать вибратор на своем пенисе до искусственного члена в анус, и наконец однажды он. попросил меня писать на него.

Со временем это стало навязчивой идеей, и однажды он позвонил мне и сказал: «Ксавиера, я давно мечтаю о том, чтобы десяток хорошеньких девушек пописали на меня, и готов заплатить любую сумму, если ты организуешь это».

В те дни я еще не была мадам и у меня было много трудностей, чтобы собрать хотя бы восемь девушек, согласных на такое дело. Затем мой друг Ларри вынужден был поехать в Александер, чтобы купить там несколько пластиковых и резиновых простыней для защиты моей кровати, так как все должно было быть в моей квартире.

Девушек предупредили, что до их прихода нужно воздержаться от посещения туалета, и я обещала двадцатипятидолларовую премию сверх 50 долларов каждой для той, которая будет писать дольше всех. Как хороший способ я рекомендовала перед тем, как идти ко мне, выпить побольше пива.

Продюсер приехал слегка взмыленный и выпил полбутылки виски, прежде чем лег голый на водонепромокаемые простыни, и эксцентричная сцена началась. Все это время кинопроектор показывал на стене «голубые» фильмы, а я сидела с секундомером в руке в кресле рядом с кроватью, чтобы засекать время. Первая девушка взошла на кровать, встала над ним, расставив ноги, и начала облегчаться.

Затем то же самое сделала вторая, третья и четвертая девушки. Моча стала переливаться с кровати на пол, и я была сыта по горло этим тошнотворным спектаклем.

Ко времени, когда последняя девушка закончила это занятие, место выглядело настоящим свинарником с лужами на полу и мочой в волосах, глазах и по всему телу у продюсера. Миниатюрная пуэрториканка с воспалением мочевого пузыря выиграла соревнование, сохраняя слабую струйку в течение 65 секунд.

Но он все еще не достиг оргазма, поэтому я взяла самый большой дилдоу из всех, имеющихся у меня, вставила ему в зад, и наконец его машинка сработала. Затем бросила его в ванну с огромным количеством ароматичного Витабафа и вымыла всего, вынула и вытерла досуха. А потом вспомнила, что не помыла ему голову, и процедуру пришлось повторить.

Пиво, пташки и ванна стоили ему 600 долларов, и он с удовольствием заплатил всю сумму. Тем не менее я не захотела, чтобы мой дом вновь превратился в общественный писсуар, и в следующий раз отослала его к конкурирующей со мной мадам.

Мистер Филфирих — еще более тяжелый случай. Этот необычайно красивый, интеллигентный, обаятельный и богатый человек хочет, чтобы вы накормили его вашим дерьмом — буквально — серебряной ложкой с тарелки. Одна девушка сделала состояние на том, что по телефону сообщала ему, что собирается в туалет, и он всегда приказывал ей немедленно садиться в такси и ехать к нему.

Но большинство моих девушек не любят ездить в его дом, несмотря на легкие деньги, потому что мистер Филфирих в свои тридцать два года так красив и мог бы стать таким великолепным любовником для любой девушки, что они не могут заставить себя делать то, что он хочет.

Еще один штрих, который огорчает меня в мистере Филфирихе, — это то, что посудой, которую он использует для своего вызывающего извращения, является голубая тарелка дельфтского фаянса — наиболее ценный экспортный товар моей родины!

Генри Восьмой — один из самых омерзительных извращенцев во всей моей черной книге. Его выкидывали из всех респектабельных отелей — настолько это большая свинья.

По правде говоря, он больше похож на жабу, чем на свинью. Он имеет вид человека отталкивающей внешности с оливковыми глазами навыкате и жирным слюнявым ртом.

Если девушка не очень щепетильна; она может заработать много денег на нем, но это требуем большой выдержки и крепкого желудка. Пунктиком этого большого жирного еврейского неряхи является пожирание огромного количества еды, которую он заказывает в номер, одновременно с употреблением марихуаны, амилнитрата и других стимуляторов.

Он запихивает пищу себе в рот руками, полными пригоршнями, затем, когда не может уже впихнуть в себя ничего больше, начинает расшвыривать еду по комнате. Он раскидывает зеленый горошек, морковь, косточки цыплят, подливку по всей комнате, бросается ими в люстры, в гардины, даже в платье девушки, и, конечно, еда разбросана по всей постели.

Затем, в зависимости от настроения, он хочет, чтобы девушка пинала его, била по лицу, связывала по рукам и ногам, плевала в лицо и иногда даже, мочилась на него. В конце девушка должна была доводить его до оргазма, используя сильный вибратор на его пенисе, в то время как он слюнявил своими красными губами ее вагину. Можете себе представить крики, которые вырываются у горничных, когда они приходят убирать номер на следующий день.

Это отвратительное зрелище, но причины его поведения хорошо понятны. Это патологическая инфантильность, он просто большой ребенок. Однако гостиничные администраторы смотрят на его поведение с другой точки зрения, и вот почему он вместе со своими комплексами вынужден был поменять все отели в Манхэттене.

Когда Генри Восьмой позвонил мне в первый раз, у него был номер в роскошном отеле «Плаза». Последний раз, когда я говорила с ним, он звонил из придорожного мотеля в районе Десятой авеню и Двадцатых улиц!

Бизнес наслаждения

Кажется, все считают, что высококлассные проститутки, особенно мадам, зарабатывают кучу денег. Особенно верят в это юристы, потому что они всегда требуют от меня в три-четыре раза больший гонорар за свои усилия, чем с обычных клиентов.

Конечно, правда, что мой бизнес — как подчеркивает мой биржевой маклер — действительно порождает широкий приток денег. Лучшие мадам в городе могут заработать до 4000 тысяч долларов в неделю в хорошее январское, февральское и мартовское времечко, но в остальное время года это будет скорее 2000 тысячи в неделю. А расходы большие в течение всего года.

Я почти всегда имею под рукой четыре-пять девушек, работающих в моих трехспальных апартаментах с понедельника по четверг. Потому что на уикэнды «джонни» бегут из Нью-Йорка к своим семьям куда-нибудь вроде Лонг-Айленда, штат Огайо, или еще дальше, в какую-нибудь Тмутаракань, туда, где они родились. А летние уик-энды они вообще начинают в среду, чтобы успеть погостить у «Хэмптонов».

Кроме девушек, в моих спальнях еще примерно пять девушек работают у меня по вызову каждый вечер. Некоторые клиенты, и особенно это относится к латиноамериканцам, хотят общаться с моими кошечками целый вечер. Ужин, шампанское, шоу — эти «джоны» хотят произвести впечатление на проститутку, прежде чем трахнуть ее. Я не посылаю девушку на трехчасовую встречу с ужином меньше, чем за 200 долларов. Но богатые южноамериканцы живут по своим правилам и готовы платить такие деньги за то, чтобы не изменять своим привычкам.

Большинство клиентов приходит ко мне благодаря доброй славе, которая разносится устами моих посетителей. Если некто впервые приходит в мое заведение и имеет вид состоятельного человека, я прежде всего поднимаю минимальную ставку в 50 долларов. Если чувствую, что он способен в финансовом отношении совершить еще одно усилие, я даю ему две или три девушки и, нарушая собственные правила, беру деньги вперед. За «путешествие вокруг света», если девушка действительно готова сделать эту очень интимную услугу с прогулкой ее языка вокруг заднего места «джона», мы обычно устанавливаем двойную цену. При нехватке наличных денег я принимаю чек, даже если он новичок. Ведь сразу видно — состоятелен человек или нет.

Клиенту, приехавшему из других городов, таких, как Вашингтон, Чикаго или Филадельфия, но не из Нью-Йорка, вручается несколько моих визиток, где я выступаю как «дизайнер по интерьерам», для его приятелей со словами, что они могут звонить мне в любое время.

Когда ко мне приходит техасец, цена автоматически взлетает до стодолларовой купюры. Техасцы обычно самые щедрые клиенты. За свои деньги они получают одну получасовую встречу с девушкой и могут не платить, если остались недовольны.

Для мелких брокеров мы делаем скидку до 50 долларов за раз. Они не очень требовательны, так как всегда хотят. Эти посетители забегают частенько и не имеют никакого отношения к типам, которые торчат у меня по три часа и уничтожают мое спиртное. В целом брокеры закругляются с девушкой очень быстро.

Иногда ко мне приходит импотент, который хочет делать оральный секс двум или трем девушкам и который тем не менее не может кончить. Такие клиенты требуют массу времени, и у меня всегда проблемы с ними, когда разговор заходит о плате. Но большинство моих посетителей достигают оргазма гораздо быстрее, чем в отведенные им полчаса. Затем, если они хотят повторить еще раз, даже с той же самой девушкой, даже в течение того же получаса, они должны платить снова.

С моими девушками мы делим доход пополам, пятьдесят на пятьдесят, и взаимные расчеты происходят каждый вечер. Те, которых я посылаю в номера гостиниц, обычно возвращаются ко мне в тот же вечер по завершении визита, чтобы отдать полагающиеся мадам пятьдесят процентов. Правда, иногда они так устают, что приносят мне мою долю только на следующий день. Почти всегда мои девочки по вызову честны со мной и справедливо делятся доходом. Одна из причин в том, что, так как и они и мои клиенты нуждаются во мне, как правило, они не станут лгать. Например, если я посылаю девушку в отель и вместо одного раза она доводит клиента до оргазма трижды и может получить от него 150 долларов и сказать мне, что он кончил только однажды. Но так почти никогда не бывает, особенно потому, что клиент любит напоминать мадам, как много платит ей. Быть может, он надеется, что однажды я сделаю ему скидку.

Кажется, большинство мужчин просыпаются с эрекцией по утрам и хотели бы видеть меня, но у них нет времени заехать в мой дом. Для них у меня есть специальная служба. Я разрешаю им звонить мне и веду эротический разговор, в то время как они мастурбируют, пока не дойдут до оргазма. За это я обычно не беру с них денег, так как знаю, что когда-нибудь они придут ко мне, как обычные клиенты

Совсем немного таких, которых я называю телефонными онанистами. Обычно эти клиенты из разряда мазохистов и «рабов», которые занимаются мастурбацией, пока на другом конце трубки я им описываю, как собираюсь перевязать им яйца и проткнуть их булавкой, затем как буду бить по их заду щеткой со стальной щетиной и закую в кандалы, и буду пороть плеткой-девятихвосткой. Но, по правде говоря, я намерена прекратить такое обслуживание, потому что обычно до пяти утра нахожусь на ногах, выполняя административные обязанности мадам, и только успеваю забыться сладким сном, как эти ребята с утренней эрекцией или «чудаки» начинают будить меня.

Некоторые девушки время от времени живут в моей квартире по неделе или месяцу. За это они платят мне 125 долларов в неделю, и, конечно, они пользуются преимущественным правом на обслуживание первых клиентов. Особенно это относится к «джонам», которые забегают в обеденный перерыв ради быстрого траха или феллейшио. Поэтому девушки не возражают против такого финансового соглашения, и это снижает мои расходы, так как эксплуатация квартиры стоит от 500 до 1000 долларов.

Чтобы поддерживать и расширять свой бизнес, мне приходится использовать знаменитую американскую систему кредитования. Например, один из крупнейших стокброкерских домов на Уолл-стрит имеет, в моем заведении кредит на две тысячи долларов. Они посылают своих лучших провинциальных чиновников и клиентов прямо ко мне, и раз в неделю вице-президент кладет наличные, причитающиеся мне, в конверт и отправляет на мой адрес вместе с письменной благодарностью от фирмы.

В оплату я принимаю также массу личных чеков, но это, конечно, бывает рискованным делом. Как, и в любом другом деле, невозможно полностью избежать фальшивых чеков и кредитных карточек.

В маленькой красной книжечке я записываю мои текущие счета. На левой стороне страницы пишется имя клиента и сколько он платит. На правой — имена девушки или девушек, с которыми «джон» встречался. Таким образом, я могу быть уверена, что каждая моя девушка получила причитающиеся ей деньги. Благодаря записям я также знаю, сколько посетителей приходит каждый день. В конце книги находится список клиентов, которые мне должны. У меня также есть список фальшивых чеков. Мой друг Ларри старается получить деньги с нечестных клиентов.

Кроме того, в красной книге я отмечаю суммы, вложенные мной в другой бизнес. Деньги, которые я посылаю моей матери в Голландию, я обвожу красным кружком. По моему совету мать должна вложить их в какое-нибудь дело, так что, если что-то случится со мной, она не останется без средств.

До тех пор пока мое имя и фотографии не появились на первых страницах мировой прессы в связи со скандальными случаями взяточничества нью-йоркской полиции, моя матушка находилась в твердой убежденности, что я занимаюсь дизайном квартир. Мне удавалось скрыть от нее мои частые поездки, так как она писала на оставленный мной адрес Ларри. Она согласилась с тем, что я живу, как я объявила ей, с Ларри, который надеется когда-нибудь жениться на мне.

Как только я обнаруживаю, что у меня в квартире находится больше, чем тысяча долларов наличными, сразу звоню Ларри и говорю: «Только что видела Джорджа» или «Джордж был здесь». Это значит, что у меня есть тысяча долларов, которую надо забрать. Я должна быть очень осторожна в разговорах по телефону, потому что часто они прослушиваются.

Но теперь позвольте показать вам оборотную сторону медали. Мои огромные расходы.

Например, в конце моей красной книги я обнаруживаю, что мне должны 8 000 долларов в кредитных карточках и чеках, которые не могут быть предъявлены к оплате. Мне очень повезет, если удастся собрать 3 500 тысячи из этих денег. Мои ежегодные финансовые потери от ненадежных клиентов составляют более двадцати процентов от всех заработков.

А если бы мой бизнес был легальным, я должна была бы вычесть из доходов значительный процент от амортизации моего тела. Глядя в зеркало на себя, я ясно вижу, какой у меня усталый вид. А ведь мне всего лишь только двадцать восемь лет. Но проститутки стареют быстро от бессонных ночей, психического напряжения в ожидании ареста и всего лишь нескольких часов сна в день. К счастью, я не пью, не курю, не употребляю наркотики. В противном случае я выглядела бы еще старше.

Чтобы показать вам, как некоторые люди надувают проститутку при расчете, могу описать вам один способ, который лишил меня большой суммы денег. Один человек, живущий в Лонг-Айленде, развлекал своих друзей в моем заведении и задолжал мне за это 2000 долларов. Я послала ему аккуратный счет за консультации по дизайну и интерьерам. Когда он не заплатил, Ларри позвонил ему, и клиент сказал, что чек отправлен и уже оплачен в Калифорнии. Я заявила, что это неправда, так как все свои чеки обналичиваю только в Нью-Йорке, и тогда он показал Ларри оплаченный чек. Он был выписан на мое имя, но кто-то подделал мою подпись. Я встречалась с таким трюком и раньше. Этот «джон» действительно выписал чек на меня и затем нашел кого-то, кто подделал мою подпись, получил по нему деньги в Калифорнии и вернул деньги этому типу. Таким образом, он не только сохранил свои деньги, но и получил налоговую скидку на «деловые расходы».

Итак, как я говорила вначале, мои финансовые потери составляют двадцать процентов, что значит десятипроцентное сокращение наличных денег, потому что каждый вечер я плачу моим девушкам наличными половину их заработанной суммы даже в том случае, если сама принимаю чек от клиента или разрешаю ему получить удовольствие в долг.

Самые большие финансовые потери начинаются, когда полиция проводит рейд и арестовывает меня и моих девушек. Например, в этом году я прошла через три катастрофических ареста. Один был в марте, второй в апреле и третий в конце июля. Каждый раз, как меня арестовывали, я должна была освобождать под залог себя и своих девушек, платить за всех нас штрафы, и более всего тратить деньги на адвокатов. Это не считая того, что я плачу полиции. Эти взятки копам обходятся мне в тысячу долларов в месяц и расходятся по всему полицейскому участку. Один или два раза полицейские офицеры говорили мне, что клали под сукно жалобы на меня, но факты таковы, что я вынуждена менять местожительство в четвертый раз меньше, чем за год.

После каждого налета я должна перебираться на новую квартиру в другой район. Это значит, что нужно заказывать грузовики, заново застилать паласами пол, вновь устанавливать телефонные линии и пытаться наладить бизнес на новом месте.

Теперь вы, возможно, лучше понимаете, с какого рода расходами сталкивается известная мадам, хотя и обычные расходы по уходу за квартирой вроде моей также не маленькие. Каждый вечер ко мне приходит горничная, иногда даже дворецкий-официант, да и спиртные напитки, которые попивают посетители, стоят недешево.

В моем бизнесе существуют также непостоянные, но необходимые и многочисленные мелкие расходы, которые слагаются в значительную сумму. Возьмите, например, покупку большеразмерного женского белья, черных колготок-сеток, женских трусов, бюстгальтеров, женских поясов и париков, которые я должна покупать и держать в чулане для трансвеститов, которые хотят, чтобы я одевала их в такую одежду. Эти деликатные предметы женского туалета не живут долго, так как часто напяливаются мной на здоровенных дядей, которым приятно такое изменение внешности. Кроме того, их надо постоянно стирать, потому что эти извращенцы обычно пачкают их снаружи и изнутри доказательствами своего оргазма. Но больше всего меня убивают расходы на юристов и взятки. За восемь прошлых месяцев они составили примерно 25000 долларов.

Я плачу полиции 400 долларов просто за то, чтобы получить свою черную книгу после ареста. Эта книга, которую я пополняю и до сегодняшнего дня, — сердце моего бизнеса. Так же как я веду все свои финансовые дела в красной книге, так в черной книге у меня содержится вся информация о моих клиентах. Имена, адреса, номера телефонов. Если у меня там указан номер домашнего телефона, я беру его в скобки, что указывает на то, что пользоваться им нужно только в случае крайней необходимости, например, если чек фальшивый. По каждому «джону» у меня есть коротенькая информация в книге вроде того, сколько платит — пятьдесят или сто долларов, просит две девушки сразу, много пьет, «чудак», мазохист, имеет большой член, обаятельный человек, стеснительный, любит разнообразие, ему нравится делать оральный секс девушкам, хорошо платит за «вокруг света» и КОД — что значит: надо брать деньги вперед из-за скупости данного клиента или его стремления надуть вас.

Типичный образец в моей записи в книге выглядит примерно так: «Питер Сковорода»…; о'кей; Лолиты, малюсенький».

В переводе на общедоступный язык это значит, что «джон» по прозвищу Питер Сковорода платит «…» — что является кодовым обозначением 50 долларов. Его платежеспособность несомненна (о'кей). Он любит очень молодых девушек (Лолиты). У него маленький пенис (малюсенький).

Другой «джон» в моей книге обозначен как: Стив Суперчлен; *; КОД; группы; С.-Ф. Прозвище Стива говорит само за себя, так как относится к величине его пениса. Он платит *, или 100 долларов. Его платежеспособность не очень надежна, и он торгуется о цене, поэтому необходимо брать деньги вперед (КОД). Он любит проводить время более, чем с одной девушкой (группы). А место его жительства Сан-Франциско (С.-Ф.).

Если против имени клиента стоит отметка «Р/Г» — значит, «джон» с сексуальными отклонениями, «раб», и я достаю свой чемоданчик с необходимыми для этого предметами. Иногда после псевдонима я пишу настоящую фамилию клиента. Но в любом случае я знаю, кто все они на самом деле, просто мне приходится идти навстречу их желанию называться какой-то выбранной ими кличкой. Поэтому понятно, почему я не могу позволить себе потерять книгу, действительно самую ценную вещь из всего, чем я владею. Мне необходимо получить ее назад, и, естественно, приходится давать взятки ради этого.

Другая важная сфера услуг, которая обходится мне значительно дороже, чем должна быть. Все свои четыре переезда я всегда пользовалась услугами одного и того же агента по найму жилплощади. Этот парень пьет мою кровь своими счетами и комиссионными, обсчитывает налево и направо, но я держусь за него, потому что он обеспечивает мне спокойное место. Он знаком с управляющим дома, комендантом и знает, живут ли в здании другие проститутки. Все это так важно для меня, что я не возражаю против умопомрачительных расходов на него. Ведь вдобавок мой агент по недвижимости не входит в торговый обмен со мной.

Я использую это выражение «входить в торговый обмен» множество раз. Я действительно работаю на основе бартера. Человек, который управляет частным загородным клубом в Нью-Джерси и поставляет мне большую часть спиртного, входит в эту торговую сделку по продаже клубной выпивки. За ящик бутылок с выпивкой я даю ему девушку и плачу девушке 25 долларов. Этот мужчина обычно в хорошем сексуальном тонусе, и однажды ему захотелось сразу пять девушек за ночь. За это он дал мне три ящика выпивки и чек на сто долларов. Мой цветочник отдал два роскошных больших дерева специально для украшения внутреннего интерьера моей квартиры стоимостью 80 долларов за один скоротечный трах. Мой ювелир сильно снижает цену для меня за трах сейчас и потом, и в конце 9-й улицы существует даже один старый еврей-сапожник, который делает классную обувь, а плату берет девушками. Как-то он сделал мне великолепную пару туфель, стоившую не меньше 50 долларов, и, когда я пришла за ней, он усадил меня на стул в своей грязной маленькой мастерской. Мне пришлось только снять трусы, поднять ноги вверх и в стороны, и старый сапожник смог поднять свой пенис настолько, чтобы впихнуть его в меня, и бум, бум, бум — меньше чем в две минуты он кончил, и я ушла с новыми туфлями.

Мой знакомый фабрикант-мебельщик поставил два стула и шезлонг за несколько феллейшио, и даже персонал китайского ресторана, расположенного на первом этаже моего здания, поставляет еду со скидкой. За это я предоставляю китайским ребятам девушку за полцены, 25 долларов. И это в добавление к их бесплатному траху раз в месяц в обмен за бесплатную еду для моих девушек и меня.

Мои чаевые пяти швейцарам здания составляют 10 долларов в неделю, но комендант предпочитает, чтобы вместо денег я давала ему девушку дважды в месяц, что по моей таблице расходов стоит сто долларов. С управляющим дома мы договариваемся на тех же основаниях. Итого, в сумме они мне стоят 200 долларов. Такие подарочки стоят того, чтобы их делать, потому что после ареста проститутку сразу же выкидывают из здания, но со мной так не поступили даже после моего последнего, нашумевшего на весь город, ареста. Просто мне пришлось трахнуться с управдомом лишний раз, и в качестве особого одолжения переспать и с его лучшим другом. За такую отзывчивость мне было разрешено оставаться в своей квартире, пока я неспешно не нашла и не переехала на новое место жительства.

Всегда очень важно быть в приятельских отношениях с обслуживающим персоналом здания. Помню, как-то возвращалась поздно ночью домой с сильным желанием, и в это время при входе дежурил высокий 17-летний парень-негр. Я сказала ему зайти ко мне в квартиру, где я дам ему чаевые. Он поднялся, и я почти изнасиловала его. Мы натрахались до умопомрачения, плюс я дала ему 10 долларов, и он ушел, счастливый полученными «чаевыми». Но возникла проблема: он влюбился. Для меня это значило не больше чем помыть руки. Поимев его, я забыла о нем, но он настойчиво звонил мне, дарил подарки вроде пластинок и цветов, и мне стоило большого труда объяснить ему, чтобы он больше не беспокоил меня.

У меня также в хороших знакомых ходит веселый аптекарь, который продает мне амилнитрат без рецепта и разрешает пользоваться большой скидкой на крем «Коромекс» и косметику, которые я закупаю в больших количествах. Хотя я никогда не трахалась с самим аптекарем, тот иногда посылает ко мне своих избранных друзей, о которых мне нужно «позаботиться». У одной из моих девушек квартира обставлена роскошной мебелью, и она буквально натрахала ее по предмету. Все, что стоит в ее комнатах, она получила в обмен на интимные услуги торговцам мебели и владельцам мебельных фабрик.

Как упоминалось ранее, одной из серьезных статей моих расходов является установка четырех телефонных линий после каждого моего переезда на новое место. Эта непростая работа занимает два-три дня, пока на стены не будут приделаны телефонные аппараты плюс еще несколько аппаратов в других местах. К счастью, у меня есть знакомый, работающий в телефонной компании, специалист по установке телефонных аппаратов, которому я звоню в случае необходимости. Он приходит всегда сам, делает работу, а по окончании получает девушку либо я трахаюсь с ним сама.

Во время работы на Мадлену я обнаружила специалистку, которая оплачивала таким образом свои путешествия вокруг света. Я имею в виду путешествие на самолете, а не сверхинтимное обслуживание зада клиента. Мадлена родом из Южной Африки и любит навещать страну своих предков, хотя билет туда очень дорогой, примерно 1000 долларов первый класс. Одним из ее лучших друзей был большой бабник, а в основное время владелец одной из иностранных авиакомпаний. В оплату за свой билет туда и обратно она предоставляла этому «джону» столько девушек и столько раз, сколько стоил полет. И хотя ей приходилось платить им законные 50 процентов, все равно она экономила полцены этого путешествия.

Когда я начала свой собственный бизнес, тот же самый малый пришел ко мне и предложил сделку на тех же условиях: билеты за девушек. Я пообещала подумать над его предложением, когда соберусь лететь в Голландию снова. Такой тип торговой сделки выгоден, когда вы собираетесь в далекое путешествие вроде Гавайев или Австралии. Тогда вы действительно чувствуете разницу в оплате билета.

Один агент туристического бюро, который действительно посылал мне клиентов, долго бегал вокруг меня и просил девушку бесплатно. Но я никогда не соблазнялась возможностью бесплатно предоставлять девушку кому-то за то, что он приводит мне клиентов. Если вы начнете поступать так, все, как один, захотят получать их бесплатно за новых посетителей. Это сразу превратится в процесс, подобный снежной лавине, и вскоре все начнут трахать вас бесплатно. Агент турбюро попытался заинтересовать меня призовым методом своей фирмы. Там за каждые десять билетов, проданных в Европу, один ему давали бесплатно. Я сказала, что очень сожалею, но не могу соревноваться в изобретательности с программой по увеличению числа авиапассажиров.

Тем не менее на Рождество, когда некоторые из моих самых частых клиентов звонят мне, я обслуживаю их бесплатно в качестве подарка на праздник. А на прошлое Рождество я подумала, что сейчас подходящее время послать сделанные со вкусом рождественские поздравительные открытки моим завсегдатаям и в то же время напомнить им о своем существовании и дать мой самый последний адрес. После праздника я получила всего лишь несколько телефонных звонков от мужчин, которые благодарили меня за то, что сообщила им свой новый номер и адрес.

Вот такая получилась картина моих доходов и расходов в качестве самой крупной мадам Нью-Йорка. Мне кажется, она убедительно доказывает, что, если бы мой бизнес был легальным, что сейчас обсуждается в Нью-Йорке, я и женщины вроде меня могли бы в значительной мере содействовать тому, что мэр Линдсей называет «Городом веселья», а сам город и штат смогли бы получать деньги в виде налогов и платы за лицензию, которые сейчас идут на взятки продажным полицейским и политическим фигурам. Другого разумного пути нет, так со времен Адама ни одно правительство не смогло уничтожить проституцию, потому что она нужна мужчинам. Доказательством этому тот факт, что мои лучшие клиенты представляют высшие эшелоны правительственных и деловых кругов и составляют костяк моего бизнеса вне зависимости от того, как часто я подвергаюсь налетам полиции и должна менять свои адреса.

Непристойность, воровство, пристающие уличные проститутки, понятно, совсем другое дело. Но тем из нас, кто спокойно находится дома и только принимает заказы по телефону, не приставая ни к кому на улицах или в отелях, должно быть разрешено, даже их должны поощрять заниматься нашим бизнесом в той деликатной, гигиеничной и светской манере, какой я веду свое дело сама.

Ради удовольствия больше, чем ради прибыли

Старая поговорка «никогда не смешивай дело с удовольствием» не всегда подходит для бизнеса наслаждения.

Если бы я не вкладывала свою душу буквально в эту работу или иногда не влюблялась, я бы сошла с ума. Например, помню, я была в Майами в то одинокое мое Рождество, когда Карл бросил меня, я гостила в доме у раскованной светской пары из Нью-Йорка — Денниса Таннера и его шлюшистой жены-шведки. После того как его жена уснула, Деннис пришел в мою комнату и занимался со мной любовью до рассвета. Но мне хотелось иметь кого-то, кто разделил бы со мной радость праздника, мужчину, сопровождавшего бы меня на вечеринках в гостях и частных клубах.

Однажды вечером наша компания забрела в довольно чопорное заведение под названием «Палм Бей Клуб», но где в тот раз было оживленно и весело. Хотя мои гостеприимные хозяева не забывали обо мне, подключали к своим беседам и приглашали меня на танцы, чувство острого одиночества не проходило. Один раз я рискнула и сделала небольшую разведывательную вылазку вокруг зала, но все привлекательные мужчины были ангажированы.

Вечеринка заканчивалась, и я стояла около бара в одиночестве со стаканом своего знаменитого апельсинового сока, как вдруг шумная веселящаяся толпа вокруг меня разделилась на две части, как море Галилейское, и между двумя стенами волн людских шествовал один из самых ослепительных мужчин из виденных мной в Майами — и один.

Он был ошеломляюще пленителен и выглядел, как рисунок идеального любовника со страниц великосветского журнала «Космополитен».

Непорочно белый костюм подчеркивал его несильный загар, а лицо было обрамлено короной черных волос, остриженных, как у древнеримского юноши, и по-щегольски длинных. Мне показалось, что ему уже за тридцать пять, и в его глазах — я надеялась, что это так — горел огонь одиночества.

Как только мужчина приблизился ко мне, наши взгляды соединились и что-то заставило нас коснуться руки другого. Я заговорила первой: «Вы так же одиноки, как и я?» — были мои первые слова.

«Думаю, что да, — ответил он к моей совершенной радости. — И не отказался бы от очаровательной женской компании». Безо всякого сопротивления с моей стороны он взял меня за руку и вывел из «Палм Бей Клуба», посадил в такси и увез на более раскованную дискотеку под названием «Пентхаус». Там мы смеялись, танцевали и разговаривали по-немецки друг с другом до трех часов утра.

Его звали Поль Линдфельд, и он был известным нью-йоркским художником-ювелиром, происходящим из семьи германских евреев, который недавно развелся с женой. Когда вечеринка стала завершаться, он взял меня в Жокей-клуб, где жил, и мы без лишних слов скользнули в постель и занялись любовью.

Тела друг друга так возбудили нас и страсть была так сильна, что люди в соседнем номере стали возмущаться и стучать в стену. Но мы просто не обратили внимания и продолжали любить.

Прежде чем мы заснули в изнеможении, я поняла, что это был такой мужчина, в которого я могла серьезно влюбиться. Поэтому прежде, чем наши отношения получат продолжение, моей обязанностью было сказать ему, кем я была и чем занимаюсь.

Я решила, что он не отнесся бы к новости слишком негативно, так как это был видавший виды мужчина. У меня было предчувствие, что он сможет принять мой профессиональный статус без драматизма.

«Поль, я думаю, ты должен знать кое-что обо мне», — сказала я.

«Это я уже знаю, — сказал он сонно. — Ты неподражаема в постели».

«Благодарю за комплимент, — сказала я — Но вопрос несколько более серьезен. Понимаешь, если бы я не была хороша в постели, мне нечего было бы делать в моем бизнесе. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю».

«О чем, собственно, ты говоришь?» спросил он, полностью стряхнув дрему.

«Пытаюсь объяснить тебе, что я не совсем такая, как ты представляешь меня, — молоденькая девушка-дизайнер интерьера квартир, расслабляющаяся во время ежегодного отпуска. А на самом деле я профессиональная женщина — девушка по вызову, «коллгел».

Он вскочил как ужаленный и отодвинулся в сторону.

Прежде чем он смог заговорить, я продолжала: «Пожалуйста, не думай, что я собираюсь требовать от тебя деньги или что-нибудь в этом роде. Сегодня я не работала. С тобой это была песня души».

И, чтобы смягчить удар, добавила: «Я занимаюсь этим, чтобы помочь моим родителям».

Поль был заметно потрясен моим признанием, но мы обсудили эту тему еще немного, и он принял все безоговорочно.

На следующее утро я покинула дом Таннеров и переехала к Полю, и мы ни на момент не отходили друг от друга те несколько дней, влюбившись друг в друга. Впервые мне казалось, несмотря на весь мой опыт, что это навсегда. Не стоило вспоминать о Эвелин Ст. Джон — это было намного глубже. Мы везде были вместе, рука об руку, и Поль был такой яркий, что я «носила» его на моем рукаве, как сияющий военный орден.

По возвращении в Нью-Йорк, после долгого тяжелого периода, когда от Поля не было вестей, наконец я услышала долгожданный звонок с его объяснениями, как сильно он был занят. Мы должны начать все с той же точки, на которой расстались в Майами, сказал он. Поль жил на 25-м этаже здания около южной оконечности Центрального парка, и зимняя панорама покрытых снегом деревьев и дорожек была страшно романтичной, ну прямо как будто смотришь из окна бабушкиного дома в деревне. Квартира отличалась элегантностью, была дорого и со вкусом украшена антикварными вещами. В спальне было овальной формы окно, вид из которого вызывал у меня самые романтичные чувства.

У Поля была стройная фигура, точеная, но не очень крупная, и он был старомодный любовник. Но нам не нужны были никакие экзотические любовные позы. Потребность в вариациях возникает тогда, когда вам слегка надоедает нормальная позиция. Однако когда у вас настоящая любовь, обычная позиция точно так же восхитительна и необычна, как если бы вы занимались сексом, стоя на голове.

Чувство, которое я испытывала в тот момент к Полю, было почти таким же глубоким, как к Карлу. Думаю, такие эмоции у меня возникли впервые после разрыва с Карлом. То потрясение было настолько тяжелым, что я не хотела причинять себе новую боль. После этого я повзрослела, стала зрелым человеком. Мне кажется, зрелость приходит к нам через страдания и от жизненного опыта.

Я установила у себя второй телефон специально для его звонков, что очень польстило самолюбию Поля. В то время я работала одиночкой и могла легко позволить себе свободные вечера. Иногда мы ходили в театр и ужинали в ресторане и всегда приезжали к нему домой.

Примерно через месяц после того, как начались наши страстно-пламенные отношения, Поль захотел, чтобы я позволила ему «греческую любовь». Я никогда не делала этого раньше и поэтому воспротивилась.

Но Поль был настойчив: «Ты делала все в своей жизни. Ты была проституткой, и до меня у тебя было множество мужчин, поэтому, если ты любишь меня, позволь мне лишить тебя невинности в единственном твоем нетронутом месте».

Я любила его и позволила сделать, как ему нравится.

Поль был странно взволнован обладанием моего зада, и наслаждение совершенно захлестнуло его. У него были такие сильные движения, что мои внутренности просто сотрясались, и он заставил меня непередаваемо мучиться.

С этой ночи он начал регулярно приставать ко мне с подобной просьбой. Вначале это продолжало вызывать болезненные ощущения, но после небольшого периода я даже стала получать удовольствие от этого раз от раза, так как, к счастью он не был слишком большим для меня.

С этих пор он совершенно перестал думать о моем удовлетворении. На первом месте были только его желания, нравились они мне или нет. Я начала узнавать в Поле те черты, которые неприятно напоминали мне Карла. В своем растущем сексуальном эгоизме Поль начал утрачивать свое великодушие, стал даже более скаредным, чем Карл в Нью-Йорке. Однажды холодной зимней ночью он даже не взял мне такси. Такое поведение оттолкнуло меня, хотя и после этого случая мое чувство к нему было очень сильным. Я стала подмечать и другие вещи в своем Адонисе. Хотя он требовал «верности» от своей подруги, для себя он хотел полной свободы. Кроме того, он не относился к типу мужчины, который может быть привязан только к одной женщине. С тех пор как дорога нашей любви стала слегка ухабистой, я вдруг обнаружила свободное время, которое «дарил» мне Поль, и стала развлекаться в толпе золотой молодежи, чтобы излечить себя от разочарований любви.

В один из вечеров у меня была встреча с группой друзей в баре «Мой дом» на Пятой авеню. «Мой дом» состоял из комнаты с длинной стойкой и столиками и задним банкетным залом, где и была назначена вечеринка.

Прокладывая себе дорогу в толпе посетителей бара, я поймала взгляд девушки с белокурыми волосами и округлым лицом, странно похожей на меня. Черты нарциссизма, которые существуют во всех нас, повлекли меня к ней.

Около их столика я услышала ее страстный голос и поняла, что мне очень хочется быть вместе с ней. Хотя она не была похожа на искательницу приключений, ее партнер выглядел именно таким, так что мой стратегический маневр заключался в том, чтобы найти подход сначала к нему.

Я обошла вокруг него и прошептала в ухо: «Эй, меня зовут Ксавиера, и я хочу сделать предложение, которое, надеюсь, не обидит тебя, — сказала я. — Мне очень понравилось бы провести время с тобой и твоей подружкой втроем — особенно именно с твоей девушкой. Есть какие-нибудь другие предложения?»

Больше мне не понадобилось говорить ничего. Он начал смеяться, скакать от восторга и вообще пришел в состояние полного восхищения.

Затем он передал мое предложение своей девушке, которая была шокирована, замкнулась и не произнесла ни слова.

«Давайте сделаем так: если моя идея будет вызывать чувство ревности или неприятные эмоции, просто скажите мне, и я исчезну. Но если вы захотите присоединиться ко мне и пойти на вечеринку, которую дает мой близкий друг, видный политик из Элбани, вы можете подумать об этом.

Если вы в конечном счете примете предложение, мы вернемся к нему после приема. Если нет, тогда вы просто уйдете из зала».

По настоянию ее сексуально раскованного друга они вдвоем отправились со мной. Его звали Марвин, ее Лиза, и они встречались друг с другим около двух лет, хотя оба уже имели разные семьи.

Мы провели на приеме около двух часов, в течение которых я пользовалась любой возможностью завести Лизу. Способ, которым вы можете возбудить женщину, или, по крайней мере, узнать, сексуальна ли она, — это поглаживание внутренних поверхностей ее рук или волос, или затылочной части шеи. Если вы сидите за столом, вы можете опустить руку вниз и погладить внутреннюю часть ее бедра. Чувственная женщина всегда среагирует на это.

Захмелевшая от нескольких рюмок и полусоблазненная мною Лиза вместе с Марвином решили поехать ко мне домой около полуночи.

Прежде чем мы ушли, я также подцепила крупного, плотного сложения техасца, который выглядел очень скучающим и очень богатым. «Если ты заплатишь мне сто долларов, — сказала я техасцу, — у тебя будет более интересное времяпрепровождение, чем сейчас здесь. Честное слово, у тебя может быть самая необычайная ночь в твоей жизни. Обещаю тебе фантастическое сексуальное приключение, — продолжала я. — Ты сможешь увидеть меня с той девушкой вместе или принять участие сам и трахнуть меня или ее».

Обычно я не стреляю мужика на вечеринке, чтобы превратить его в «джона», но в тот раз я сочла возможным совместить приятное с полезным.

Конечно, с Марвина и Лизы я ничего не собиралась требовать, потому что они нравились мне как друзья. Они были больше ради удовольствия, чем денег.

Ко времени, когда мы достигли моей квартиры, Лиза отбросила свою сдержанность и начала медленно раздеваться, пока не предстала совершенно обнаженной. У нее было сладострастное тело, немного похожее на рубенсовских красавиц, мягкое и полное. Ее грудь не была такой полной, но зато твердой и высокой, губы влажные и нежные, а язык подвижным и страстным. Отсутствующее выражение ее глаз, знающих приближение чего она ожидает, смешивалось с невинностью взора, присущего ребенку.

Я покрыла своими изголодавшимися губами ее рот, щеки и нос, одновременно лаская круговым движением языка ее подобные раковинам уши. Она напряглась и вздохнула, мурашки появились на ее руках и ногах. Мои руки массажировали ее затылок, затем стали спускаться вниз к ее шее. В то же время ее шелковистые белокурые волосы протекали сквозь мои пальцы, как морской песок. Вдвоем мы сделали шаг назад и упали как будто на белое облако, раскинувшись на моей постели.

Неистовое желание ее зовущего тела заставило мою кровь застучать тысячей молоточков по всему телу, и моя рука охватила ее левую грудь, а язык одновременно начал круговыми движениями ласкать ее ставший упругим сосок. Лиза в это время начала стонать мягко, но глубоко, как котенок, который проснулся голодным. Одной рукой она стала направлять мою голову ниже и ниже, пока не поместила ее между ног и не притянула к источнику своего величайшего удовольствия. Пальцами я осторожно открыла лепестки ее сладкого цветка, и ее тело сделало движение вперед и вверх, чтобы распахнуть пошире дверь для нашей игры наслаждения. И раз открывшись, пути назад не стало. Мой язык входил и выходил оттуда, все больше и больше возбуждая ее.

Марвин вместе с техасцем тем временем наблюдали в ожидании, оба до предела возбужденные видом этой любовной сцены. Они взобрались на мою королевских размеров кровать, но сразу места стало маловато, и я приказала им: «Слезайте, пожалуйста, я хочу быть одна с моей девушкой». И они подчинились. Самым неожиданным для меня было ощущение что я мужчина и хочу защитить свою девушку.

Я точно знаю, где найти клитор, гораздо лучше, чем большинство мужчин. Вы открываете верхнюю часть женской вагины и там, иногда надежно упрятанный, вы найдете похожий на миниатюрный пенис маленький клитор. У него одинаковое с мужским членом количество нервных окончаний, поэтому он обладает такой чрезвычайной чувствительностью. Он так же достигает эрекции, как пенис, и можно с помощью колебаний вашего языка, пальца или вибратора посылать сигналы страсти через маленький клитор, чтобы довести женщину до оргазма. Когда женщина достигла оргазма, она ведет себя почти обратно по сравнению с мужчиной. Натянутый, как стрела, клитор как бы «взрывается» и исчезает, и вы чувствуете, как все ваше тело сотрясается в экстазе спазматических неконтролируемых конвульсий.

После того как я сосредоточилась на моей новой игрушке, Лиза, ее тело, как мне показалось, запахло сладкой истомой пригретых солнцем весенних цветов, и вкус ее был для меня, что мед для изголодавшейся пчелы. По мере стимуляции ее клитора, ее руки все сильнее надавливали на мою голову, стремясь, чтобы я глубже и теснее приникала к ней. Неожиданно я почувствовала желание стать мужчиной, чтобы заполнить страстную пустоту, находящуюся в ней! Ускоряющимися движениями она подняла свое тело и обхватила бедрами мою голову, пока ее тело не пролилось на меня дождем сладострастия и мои щеки и губы не стали мокрыми.

Лиза и я очнулись от сна и вспомнили о наших компаньонах-мужчинах. Почти немедленно Марвин с неистовством налетел на меня, а техасец занялся любовью с Лизой. От бурных ласк мы обливались потом, плоть ударялась о плоть и отзывалась упругими звуками.

И это было начало периода моего сексуального загула, хотя психологически я оставалась верной Полю и все еще очень любила его.

Однако синдром был пугающе похож на мои отношения с Карлом. Как и с Карлом, я поведала об эпизоде с Лизой и Марвином Полю, более или менее надеясь, что он осознает, на что он меня толкает. Но вместо соболезнования его первые слова были: «Когда мы сможем проделать это вместе?»

Поль никогда не участвовал в групповом сексе, и я хотела бы быть уверенной, что это так и останется. У меня достаточно горького опыта, чтобы знать, что превращение сексуально традиционных людей в сексуальных либертарианцев обычно доводит их до такой точки, откуда нет возврата к нормальной половой жизни.

Но в желании угодить Полю я организовала совместный ужин со знакомой парой, после которого мы вместе отправились к нему на квартиру. Я должна была организовать сцену, хотя мне не хотелось этого.

Мы выдвинули кровать Поля на середину комнаты, и все кучей малой разлеглись на кровати и начали заниматься своим делом. Я стала целовать соски своего мужчины, намереваясь постепенно спуститься поцелуями вниз к его пенису, но когда оказалась в этом районе, Лиза, эта гортензия в проруби, уже прибыла на мое место.

Она делала ему феллейшио, целовала все тело, и, очевидно, он ей понравился. И, как я заметила, это было взаимно. Они были полностью поглощены друг другом, в то время как я сходила с ума от ревности.

Если у меня нет глубокого чувства к мужчине, с которым я общаюсь, тогда я могу допустить, чтобы он у меня на глазах занимался сексом с кем-то еще. Но если я люблю, то не могу стерпеть того, что тот играет в любовь с другой женщиной, даже если эта женщина была моей любовницей однажды.

В тот вечер я не смогла вынести вида жестокой реальности: мой мужчина наслаждался любовью с Лизой, трахал, делал ей оральный секс и всячески ублажал ее тело. Я была настолько огорчена, что ушла из комнаты с вытянутым лицом и позвонила сама себе только затем, чтобы как-то оправдать свой уход.

Марвин, с которым мне нравилось разговаривать, но к которому я не испытывала физического влечения, вошел ко мне и начал целовать меня и делать мне феллейшио. Но его рот был слишком мокрым и слюнявым, а я в тот вечер была не в настроении и не получала удовольствия от его слюны, капавшей на мое тело.

Наконец мои отрицательные эмоции настолько усилились, что я предложила всем разойтись по домам, чтобы мы с Полем остались одни ночевать. Такой оборот не вызвал большого воодушевления у моего возлюбленного, и он был угрюмым всю оставшуюся ночь.

Во время наших немногих бесценных для меня ночей вместе он снова и снова спрашивал меня: «Почему ты не позвонишь своей подруге и не пригласишь ее повеселиться вместе?»

Так как я действительно очень любила его, то стала пользоваться своим опытом и вовлекать знакомых девушек в групповой секс, даже если они не вызывали во мне желания. Обычно это было довольно занимательно первые полчаса, потом Поль и девушка увлекались друг другом и вели себя так, как будто меня не было рядом. Одна из девушек даже стала скандалить, когда я сказала, что ей придется покинуть квартиру Поля и ехать домой.

Глубокая трещина пролегла в наших отношениях. Теперь я отдавала все, а Поль только брал и ничего не давал взамен.

В то время моя жизнь стала сумбурной, как это бывает зимой, когда мужчины начинают вожделеть сильнее, чем обычно. И сочетание неприятностей на любовном фронте и моей сверхнапряженной профессиональной жизни начало отнимать у меня последние силы.

Наши встречи становились все более редкими и непродолжительными и в конце концов достигли такой точки, когда у меня пропало физическое влечение к Полю. Я даже начала знакомить его со своими подружками, не испытывая никакой ревности при этом.

Однако у Поля и меня есть пунктик в отношении наших телефонных разговоров, и до сих пор мы проводим много часов у телефонных аппаратов, разговаривая и смеясь. Вы можете назвать это телефономанией. Или, возможно, у нас такое большое чувство юмора. В любом случае мы продолжаем принадлежать друг другу по телефону.

Я люблю узнавать людей по голосам и иногда могу описать почти до деталей, как человек выглядит, поговорив с ним по телефону некоторое время.

Чаще всего я абсолютно права, но иногда чудовищно ошибаюсь, как это было в случае с Нестором, обладателем волшебного голоса мужчины-сирены из Детройта.

Нестором я назвала своего клиента, который звонил мне из собственного дома. Он делал мне длинные, дорогостоящие звонки каждый день на протяжении недель. Его речь в телефонной трубке действительно звучала божественно.

По звукам его голоса я вообразила его ростом под метр девяносто, сложенным, как американский профессиональный футболист, и убийственно красивым. Он был немного самоуверенным, но проявлялось это неназойливым путем. Он был богат, но не хвастлив. Ибо он рассказывал мне о своем великолепном городском особняке в приятной ненавязчивой манере. Его звонки создавали мне хорошее настроение во время работы, и я ждала с нетерпением начала нашего телефонного общения каждый полдень.

В конце концов Нестор соблаговолил пригласить меня на уик-энд к себе домой в Детройт и даже намекнул, что это может завершиться более серьезным развитием наших отношений. Я приняла его предложение безоговорочно.

За несколько дней до нашего совместного запланированного уик-энда я парила в облаках от радостных предчувствий и трезвонила всем: «Думаю, это настоящее, наконец я нашла мужчину, за которого хочу выйти замуж».

В пятницу, когда я паковала свои вещи перед отлетом, он позвонил и предложил мне захватить несколько порнофильмов, так, ради смеха.

«Мой кинопроектор сломался», — солгала я. Я совершенно не хотела превращать этого нормального с таким мужественным голосом человека в какого-нибудь извращенца. Мне хотелось начать наши отношения на здоровой основе и так их и развивать. «Можешь не беспокоиться, — сказал он. — У меня есть хороший проектор».

«Почему ты так настаиваешь на этих несчастных фильмах? — спросила я. — У меня эти сцены вызывают отвращение, и я не хочу, чтобы они мелькали у меня перед глазами во время уик-энда».

«Ну, ладно, дорогая, просто захвати их на всякий случаи», — настаивал он.

«Ну ладно, — согласилась я. — Но, пожалуйста, не жди, что я буду смотреть их». Затем я отправилась в аэропорт. Всю дорогу я грезила о уик-энде с мультимиллионером, который, как рассказывали мои знакомые, имел репутацию хорошего партнера в постели.

Нестор прибыл в аэропорт, чтобы встретить меня, во всем величии своих тощих ста шестидесяти сантиметров. С огромной скоростью все мои мечты стали меркнуть. У моего колосса на глиняных ногах были не только ножки чуть толще спичек, но вдобавок и лицо усатого карлика, злого колдуна. Необременительное высокомерие, которое проскальзывало во время телефонных переговоров, в действительности оказалось почти невыносимой грубостью.

Единственная вещь, которая была правильно угадана в нем, было его богатство. Нестор привез меня в роскошный особняк с дорого убранными комнатами и картинами старых мастеров на стенах.

Но в остальном он обладал шармом черепахи и был так же привлекателен, как автомобильная катастрофа.

Дом был пуст, и все, что я увидела из живого, была окосевшая сиамская кошка, бесшумно бродившая и мяукавшая в комнатах.

Нестор поиграл с кошкой, покормил ее, потом включил телевизор, и мы посмотрели на этих людей с «Аполлона», гуляющих по Луне.

К полуночи я умирала от голода, и он наконец поставил в духовку говяжью грудинку, которая показалась мне восхитительной, так как я не пробовала домашней пищи больше года. В Нью-Йорке у меня хватало времени только на то, чтобы выскочить на улицу и перехватить что-то съедобное в забегаловках в короткие промежутки свободного времени.

Вам может показаться, что мне нравится такое деревенское времяпрепровождение, но, честно говоря, я умирала от скуки.

Все, чем этот человек развлекал меня, был трах, один раз, два, три, с использованием различных вибраторов и дилдоу. Затем он начал крутить все порнофильмы подряд, порвал пленку у двух из моей коллекции, обещал склеить их утром и, конечно, так этого и не сделал.

Затем в три тридцать ночи мы приступили к ужину и в пять утра наконец пошли спать. В девять часов я уже проснулась, полная сил и энергии, и решила сделать несколько звонков в Нью-Йорк Но Нестор храпел вовсю и разорался на меня. «Почему ты не хочешь поспать хотя бы до трех часов дня?» — спросил он.

«Спать до трех часов? В Нью-Йорке я просыпаюсь и начинаю свой день в девять утра — всегда. Я никогда не сплю больше четырех часов», — был мой ответ.

В раздражении он встал, но только ради того, чтобы переменить простыни и положить старые в корзину с грязным бельем, помыть тарелки и дать косоглазой любимице еды.

Я помогла ему управиться с простынями и сказала: «Это я могу делать и у себя дома. Мне хотелось бы поговорить о чем-то интересном, сходить в театр или в какое-нибудь привлекательное место, перекусить и, возможно, посмотреть немного город».

Затем я переменила свое решение и захотела заказать билет на самолет. Я позвонила в аэропорт и взяла билет на четыре часа дня.

Когда мы сидели на кухне перед моим уходом, я сказала: «Так как ты предложил мне по телефону оплатить мою дорогу, не будешь ли ты так добр дать мне восемьдесят четыре доллара, прежде чем мы сядем в машину. В противном случае ты можешь забыть».

Тогда Нестор начал орать на меня: «За кого ты меня принимаешь? Я не такой, как твои женатики, которые платят тебе, я холостяк. Я не нанимал тебя, чтобы ты приехала сюда».

«Я знаю, что ты не нанимал шлюху, — ответила я. — И не требую с тебя денег за это. Потому что в этом случае за то, чтобы ты трахнул меня пять раз, с тебя причиталось бы несколько сотен долларов. Итак, все, что я прошу, — это сдержать обещание оплатить мои билеты, так как я не собираюсь платить деньги за то, чтобы любоваться тобой».

«Чтобы увидеть меня, приезжают девушки со всей страны. — Он стал слегка прихорашиваться. — Даже из Калифорнии».

«Браво, — сказала я. — Но я не шлюха, занимающаяся благотворительностью».

Тогда он стал обвинять меня в том, что я слишком независима.

«Ты считаешь себя преуспевающей цыпкой, — сердито заметил он. — Потому что смогла заработать несколько несчастных тысяч долларов. Но если бы ты была действительно умницей, — добавил он, — ты вышла бы замуж за такого мужчину, как я». Он действительно хотел удержать меня.

«Я симпатичный еврейский парень, мне тридцать пять лет, и моя мать очень огорчается, что я не женат. Она всегда пытается пристроить мне богатых еврейских девушек, но мне не нужна богатая невеста. Мне нужна просто хорошая женщина, я хочу иметь детей».

«Хорошо, но только не со мной, бэби, — сказала я. — Ты вызываешь во мне скуку до бесчувствия».

«Ты оскорбляешь меня, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты вышла замуж за меня и родила мне детей, а ты так неблагодарна. Кроме того, подумай о том, сколько богатых клиентов я могу привести к тебе из «Дженерал моторс»,

Корабли, плывущие в ночи

Последний раз после налета полиции нью-йоркские газеты описали одно из моих невезучих доверенных лиц как альфонса мадам Ксавиеры. Хотя, конечно, такие сообщения помогают увеличить тиражи, это едва ли правда. Истина заключается в том, что у современных мадам, независимо от их успеха, нет «котов».

У уличных проституток они есть, мадам же имеют либо друзей, либо любовников, либо, как в моем случае, и то, и другое. Между ними существует полярная противоположность. Коллгел могут иметь либо друзей, либо иногда «старика».

«Кот» или «старик» живет на деньги девушек, друг — очень редко. Я не отрицаю, что существуют сопутствующие выгоды, присущие положению приближенного успешно ведущей дела мадам, но, как правило, ее доходы, как и заработки других деловых женщин, принадлежат ей самой. Кроме подарков по случаю, я никогда не трачу денег на мужчину и предпочитаю, чтобы было наоборот. Но в случае мадам Мадлены, когда ее четвертый муж оставил ради нее жену и нескольких детей, та добровольно оказывает ему финансовую поддержку, будучи весьма состоятельной дамой, владеющей недвижимостью и акциями. Мои эмоции тоже на стороне бедного малого, который, я считаю, заслуживает некоторой компенсации за то, что из-за Мадлены ушел от жены и своих детей.

«Коты» обычно занимаются игорным бизнесом, наркотиками и торговлей женщинами, и «старик» никогда не позволит девушке выйти из игры — по крайней мере, до того момента, пока она не утратит свои «потребительские свойства», в то время как друг очень хочет, чтобы девушка бросила это дело. Мой собственный друг с радостью бы увидел меня если не бросившей свою профессию совсем, то хотя бы лишь в роли мадам, не продающей свое тело.

«Коты» традиционно являются полигамными животными, которые владеют несколькими девушками — женами де-факто. Их взаимоотношения подобны своеобразной семье со «стариком», выступающим как господин, и девушками, находящимися в дружеском соревновании между собой. Девушки с «котами», как известно, работают усердней и дольше (иногда в любое время дня и ночи), и их хозяин обычно забирает все деньги; и никакого обмана, иначе он изобьет их. Мне кажется, что какой-то звериный инстинкт заставляет девушек безропотно отдаваться на волю такого мужчины. Конечно, некоторые девушки пытаются утаить деньги, но альфонс всегда может устроить «ревизию» в своей «конюшне». «Коты» обеспечивают всем необходимым своих девочек — платой за квартиру, мебелью и одеждой. Последняя часто приобретается у воров. На уик-энды они часто вывозят их в «свет», чтобы пустить другим пыль в глаза, — в различные ночные клубы, дискотеки и прочие более шикарные увеселительные заведения.

Друг, напротив, обычно моногамен. В моем доме существует правило — девушки должны уважать друга или любовников мадам, и любое заигрывание со «стариком» будет иметь результатом безжалостное увольнение такой «шалуньи».

В случае с Жоржеттой ситуация имеет зеркально обратный характер. Друг Жоржетты, стокброкер Стефан, увлекается только наркотиками, алкоголем и девками в порядке уменьшения. Поэтому она платит своим девушкам за то, что они спят с ним. Таким образом, рассчитала она, тот не сбежит от нее, по крайней мере, дальше ее входной двери. Стефан не является «котом» в собственном смысле этого слова, но все равно у Жоржетты всегда финансовые проблемы. Насколько она скаредна со своими девушками, настолько она щедра в отношении него. Я прикинула, что девяносто процентов ее денег уходит на него — на его наркотические «залеты» и девиц.

В моем доме единственный, кто обманывает меня, — это я сама. Моя личная жизнь — это вечный треугольник со мной и моим постоянным другом Ларри в качестве его постоянных сторон и моих любовников, которые проходят — некоторые быстрее, чем другие, — как изменяющаяся третья сторона.

Как я раньше упоминала, у меня очень неустойчивая эмоциональная психика со взлетами и спадами, и, если бы рядом не было моего друга, постоянного и надежного, и если бы время от времени не влюблялась, то наверняка впала бы в глубокую депрессию и не смогла бы чувствовать себя уверенно.

Ларри стал моим другом — опорой еще во времена путешествия в Пуэрто-Рико. В качестве такового он является моим администратором, платит штрафы, заботится о вложении денег, о чаевых, дает взятки и вообще ведет мои финансовые дела. Если кто-то пытается шантажировать меня, имея в виду рэкет, он немедленно вмешивается и выводит их на чистую воду уже как частный детектив.

Он честен, надежен, сильно любит меня и неизменен, как Гибралтарская скала. Правда, Ларри не так интеллигентен, как мне хотелось бы, и не разделяет моего интереса к живописи, литературе, музыке или театру. Правда, к моему сожалению, мне самой пришлось забросить все это после того, как я стала профессионалкой. К тому же у него недостаточно твердый для меня характер. Мне необходим мужчина, с одной стороны, суперинтеллигентный, а с другой стороны, такой, который бы мог стукнуть кулаком по столу и сказать: «Черт побери, ты сделаешь так, как я хочу». Это должен быть мужчина, которого я смогла бы любить, обожать и, главное, уважать. Я хотела бы, чтобы он был симпатичным, мужественным, но самое важное — у него должен быть более сильный характер, чем у меня.

Прозвище, которое я дала Ларри, — «Эль Снуко», — что в моем дружеском лексиконе обозначает добродушного друга, который делает все, что я хочу. Другими словами, он помогает мне по дому, пылесосит, выбрасывает содержимое пепельниц, закупает продукты, пополняет выпивкой бар, пакует чемоданы каждый раз перед моей поездкой. И, если я позволяю ему, он начинает обращаться со мной как с любимой и деспотичной женой. Все это не значит, конечно, что я не люблю его по-своему. Он высок и привлекателен, с великолепной пышной шевелюрой из седых волос. Поэтому, когда мои знакомые и девушки называют его «серебристой лисой», это не только комплимент.

Ларри очень удобно иметь рядом, особенно по субботам и воскресеньям после тяжелой недели со сном по четыре часа в сутки. Изматывающая работа мадам не располагает к посещению футбольных матчей, званых вечеров или приема гостей. Поэтому Ларри составляет мне компанию в это время.

Он совершенный душка, реально оценивающий мое к нему отношение. Я оскорбляла его, ранила его чувства, плевала ему в душу. Время от времени я говорила Ларри, что люблю другого, и много раз водила его за нос. Но в утешение я говорю ему, что эти мужчины всего лишь корабли, проплывающие в ночи.

Я рассказала ему о черном юноше-швейцаре, которого затащила к себе, трахнулась и которому затем дала десять долларов на чай, потому что он действительно заслужил их. А также историю о том, как веселящий газ у дантиста настолько завел меня, что я заставила того отослать медсестру с поручением, и мы занимались любовью в стоматологическом кресле.

Ларри чувствовал себя обиженным и сердился, когда я рассказывала ему об этих вещах, хотя я никогда не пыталась заставить его поверить, что у меня какая-то натура, не известная ему. Все мои попытки подключить его к групповому сексу обычно заканчиваются провалом потому, что он начинает сильно ревновать.

Один раз я взяла его в колонию нудистов в Нью-Джерси поучаствовать в эротических развлечениях, и, к несчастью для Ларри, вскоре по прибытии туда я увидела прекрасной формы загорелые ягодицы у привлекательного мужчины. И мне ничего не пришло другого в голову, как всунуть свой язык между двух половинок. Никаких женских пиписок. Моя прихоть сегодня — это мужчина.

Парень оказался преподавателем физкультуры по имени Фил, приехавшим в лагерь нудистов с не слишком симпатичной подружкой. Они оба искали партнеров для совместных сексуальных игр.

Никаких проблем, мы были согласны. По крайней мере, я. На Ларри девушка не произвела никакого впечатления, и в их комнате с обиженным видом он сел на кровать, в то время как та занялась его нижней частью тела. Но мое настроение было иным: я набросилась на зад Фила, как голодный волк.

Атлетически сложенный Фил лежал во всей красе, а я присела на корточки рядом с ним. Затем он сильным движением ног обхватил мою шею, создав таким образом идеальную позицию для меня. Я буквально могла пожирать его восхитительные ягодицы и медленно приближаться к самым чувственным местам его тела.

Ларри украдкой бросал взгляды на наши игры, и мне было ясно, что он сердится, но я была слишком увлечена Филом, чтобы думать о ревности Ларри.

Пахнущее свежестью тело Фила побудило меня продолжить это потрясающее занятие. Охваченная возбуждением, я медленно вползла на кровать, удерживая и лаская его пульсирующий пенис, в то время как он разжигал мою страсть до крайнего предела колеблющимися движениями языка вокруг моего клитора. В экстазе мои бедра вздымались вверх и вниз, вперед и назад, как морская волна, в классическом ритме коитуса, и он, в свою очередь, подхватывал симфонию движений и продолжал продвигать воплощение своей мужественности в самую глубину моего теплого жаждущего рта. Наши движения переросли в величественное крещендо акта любви.

Для меня это самый восхитительный способ любовной игры с мужчиной, если, конечно, он знает, как надо делать. Тем временем я продолжала делать ему оральный секс, чувствуя, что его пенис так глубоко погружается в меня, что кажется, вот-вот взорвется внутри. Психологические чувства и физические ощущения создавали неописуемую гамму переживаний. Если мужчина лежит между моих ног и делает мне феллейшио, пусть даже лучше, чем другой, это никогда не возбудит меня сильнее, чем взаимный оральный секс. Такой секс должен быть улицей с двусторонним движением, и обе стороны должны дарить наслаждение друг другу в равной степени.

Было фантастически здорово заниматься этим с Филом, который несколько раз испытал оргазм. Я тоже кончила почти сразу же, нарушив наше с Ларри соглашение, что в групповом сексе мы можем отдавать другим наши тела, но не наши оргазмы. Ларри молча сжимал кулаки и скрипел зубами от злости. Его бедная партнерша, наверно, получила комплекс неполноценности, когда его обычно большой крепкий пенис растаял, как эскимо на палочке.

К счастью, Ларри не стал скандалить, пока Фил и я не кончили, но затем фейерверк начался. «Ты не сдержала свое обещание не доходить до оргазма с другим мужчиной! Ты даже целовала его зад, чего никогда не делала мне!» — орал он в гневе.

Думаю, что последнее обвинение делало его гнев справедливым, потому что действительно по ряду причин я никогда не делала Ларри «вокруг света». Такую вещь трудно сделать без внутреннего желания. И я никогда не целовала его в губы из-за того, что его рот не возбуждает меня. Он слишком тонкий и нечувственный.

Однако в целом Ларри как любовник неплох. И он стал на порядок лучше, чем был во время нашей первой встречи. Он был типичным неопрятным еврейским мужчиной, который, может быть, один раз в жизни делал женщине феллейшио, не любил это и не хотел делать еще раз. Но я научила его, как и всех своих личных любовников, как надо заниматься любовью по-настоящему и как доставить наслаждение женщине.

Бывают, однако, моменты, когда мне нравится спать с другими мужчинами, и, хотя, думаю, я дала ему ясно понять это, невозможно заставить его смириться с этим. От ревности у него бывают припадки ярости. Уверена, что один из нас однажды убьет другого.

Так почти и случилось на прошлое Рождество в Пуэрто-Рико, куда Ларри отвез меня на недельку отдохнуть и расслабиться. Мы остановились в Эль Конкистадоре, который является настолько дорогим отелем, что там живут только состоятельные пожилые люди со своими детьми. Фуникулер доставлял, нас в отель прямо с пляжа и бассейна. Что касается моих интересов, вокруг не было никого подходящего, за исключением одного прекрасного семнадцатилетнего юноши, стройного, как молодое деревце, с темными бархатными глазами, чувственным драматичным лицом, бледный цвет которого оттеняли его длинные золотисто-каштановые волосы.

Он был так красив, что я думала о нем, когда занималась любовью с Ларри.

Но самое большее, чего нам удалось достичь за два первых дня, был небольшой флирт через игорный стол в казино под ястребиным взором Ларри; также удалось побрызгать водой друг на друга в бассейне.

Вечером третьего дня, когда я увидела его в безупречно сидящем костюме из черного бархата и темном галстуке, я решила, что надо что-то предпринять для утоления своей страсти к этому ребенку. У меня нашелся предлог для Ларри, игравшего в казино. «Слушай, ты проигрываешь слишком много денег за карточным столом, мои нервы это не выдерживают. Поэтому, если ты собираешься продолжать игру, меня рядом не будет. Я иду прогуляться», — сказала я и удалилась с оскорбленным видом. На фуникулере я спустилась к бассейну, у которого договорилась встретиться с мальчиком. Около бассейна я обнаружила вместе с ним младшего брата, и мой юный друг объяснил, что родители не позволяют им играть поодиночке, чтобы таким образом один невольно присматривал за другим.

Итак, два невинных младенца закурили свои сигареты с марихуаной, и мы удобно устроились рядышком недалеко от воды, разговаривая и смеясь. На мне было тонкое платье с декольте, и москиты стали кусать мои руки. Мой малыш галантно предложил мне подняться к нему в комнату и укрыться там от этих кровопийц. Он жил в огромном номере вместе со своими родителями, поэтому должен был сначала убедиться, что они спят. Затем он на цыпочках тайком провел меня в свою комнату и запер дверь на ключ.

Сама сцена соблазнения этого прекрасного юноши в то время, как его родители беспечно спали в соседней комнате, была чрезвычайно возбуждающей.

Во время моего раздевания малыш обхватил меня руками и наградил самым экзотическим поцелуем в моей жизни, так как начал целовать мои плечи.

Когда на мне осталось не больше одежды, чем в день моего рождения, мальчик осторожно положил меня на постель, будто бесценный хрупкий фарфор, и снял одежду, обнажив свою прелестную грудь, на которой еще почти не было волос. С мучительным вожделением я бросила взгляд на его молодой напряженный пенис прежде, чем он успел потушить свет и присоединиться ко мне в постели.

Как и в свой первый приезд в Пуэрто-Рико, когда я учила всех соблазненных мной юношей искусству любви, я приготовилась объяснить юному любовнику что к чему. Но прежде, чем мне удалось начать свое наставничество, он стал ласкать и целовать меня настолько умело, что рядом с ним Дон Жуан показался бы дилетантом. Кроме прочего, он восхитительно делал оральный секс.

Полчаса спустя, когда мы отдыхали после страстных объятий, я не смогла превозмочь своего любопытства и спросила у бэби: «Скажи мне, откуда в таком юном возрасте ты так хорошо знаешь, как нужно себя вести в постели, чтобы сделать женщину счастливой?»

«Мой отец является косвенной причиной этого, — начал рассказывать мне он. — Видишь ли, он как-то приехал ко мне на Западное побережье, где я изучаю кинематографию, и познакомил со своей давней любовницей. Во время вечеринки он начал длинный деловой разговор со своим коллегой, а его любовница и я были предоставлены сами себе и вскоре понравились друг другу.

Перед возвращением на Восток мой отец предупредил меня никогда не рассказывать матери о его подружке, с которой после его отъезда мы стали встречаться».

Хотя я тщательно скрывала от ребенка мою профессию, он рассказал, что любовница отца, с которой он тайно жил, была девушкой по вызову и старше его на десять лет.

Во время нашего неспешного разговора я случайно взглянула на циферблат часов и с ужасом обнаружила, что уже четыре часа утра — прошло четыре часа, как я выскочила на минутку из казино, чтобы «проветриться».

«Боже мой, я должна бежать, — сказала я молодому любовнику. — Наверху ждет мой друг».

Я быстро напялила на себя одежду, малыш прыгнул в свои джинсы и, как хорошо воспитанный мужчина, настоял на том, что проводит меня.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем подъехал фуникулер. Когда мы вышли из него, прямо на нас смотрела освещенная луной фигура очень раздраженного Ларри. С балкона нашего номера он встречал взглядом каждый вагончик, проезжавший мимо.

Не было никакой надежды, что он не заметит нас, равно как было понятно, что он догадается, чем мы занимались, так как прошлый раз малыш был одет в вечерний костюм, а теперь он вдруг оказался в джинсах.

Мы выпрыгнули из фуникулера, как только он остановился, и поспешили на мой этаж. Когда мы вышли из-за угла, дверь моего номера распахнулась, и оттуда на пол полетели мои пожитки — одежда, зеркальце, расчески, чемоданы. Я бы не удивилась, если бы за ними не вышел Ларри с ножом в руке, поэтому попросила ребенка исчезнуть. «Иди, миленочек, не ошивайся здесь». Но Ларри не появился в холле. Вместо этого дверь комнаты захлопнулась с треском, и я услышала, как он орет на мальчика, садившегося в вагончик: «Ты, чертов ублюдок, ты трахнул мою жену. Я все расскажу твоим родителям!» — визжал он с балкона.

В окнах отеля стал вспыхивать свет в номерах так грубо разбуженных постояльцев в то время, как я отчаянно пыталась повернуть ключ в замке, чтобы войти к себе и заткнуть Ларри. Но он забил в отверстие для ключа зубочистку.

Пока я ковыряла замок, в холле появился хорошо одетый господин, возвращавшийся под утро из казино.

«Извините, что беспокою вас, сэр, — сказала я. — Но, кажется, мой замок сломался. Не сможете ли вы мне помочь?»

Бедняга выглядел несколько усталым, но стал помогать мне изо всех сил. И в то время, как он склонился над заклинившим замком, дверь рывком распахнулась, чтобы явить нам разгневанное лицо Ларри.

«Ты тоже пытаешься трахнуть мою жену, — обвинил он несчастного прохожего. — Я всех вас выведу на чистую воду».

Постояльцы начали выходить в холл, и ситуация становилась невыносимо неприличной. Необходимо было прекратить эту паранойю немедленно, поэтому я втолкнула его со страшной силой назад в комнату, вбежала в комнату и захлопнула дверь. За ней наша битва продолжилась. Мы набросились друг на друга, как звери, и я, будучи сильнее, повалила Ларри на пол, схватила его за пышную серебристую шевелюру и стала бить головой о мраморный пол. В ярости стукнула его несколько раз, пока не поняла, что еще один удар, и я могу убить его.

Я отпустила его после того, как он пообещал, что успокоится и забудет обо всем происшедшем. Остаток ночи я провела, пытаясь успокоить его, а наутро мы решили переехать в другой отель. На семичасовом вертолете мы перелетели в отель Эль Сан Хуан.

На следующий день Ларри улетел в Нью-Йорк, а я осталась. Был канун Рождества, вся публика, проживавшая в Эль Конкистадоре, толпой валила в мой новый отель «ненароком» поглазеть на меня. Увидев меня, они говорили: «А, вы — та самая девушка, которая наставила рога своему мужу и соблазнила молоденького мальчика». Они смеялись и говорили, что моя история гуляет по всему отелю, как степной пожар.

В конце концов Ларри преодолел неприятные эмоции от этого случая и простил меня. Он знает, что когда я во власти желания, то должна найти себе жертву. Кроме того, подобные краткие эпизоды — это корабли, проплывающие мимо в ночи. Но вот корабли, которые бросают якорь на время, сводят с ума его по-настоящему. Временами у меня случаются романы на «рабочем месте», которые длятся неделями и месяцами.

Прошлой зимой я влюбилась в тридцатитрехлетнего банкира по имени Скип, который выглядит, как Шон Коннери в молодые годы. Ларри знал об этом, но терпел, пока этот человек платил мне. Если утром на столе лежал оставленный банкиром чек, Ларри успокаивался, но если тот забывал о деньгах, мой друг начинал сердиться. Хотя это лицемерие в какой-то степени, потому что я любила банкира независимо от того, платил он мне или нет. Иногда мне нравится смешивать удовольствие с бизнесом, и Скип обычно платил значительную сумму за проведенную с ним ночь. Это был сказочно красивый человек с фантастическим телом и очень остроумный.

Обычно Скип приходил около девяти часов вечера, общался некоторое время с гостями, дразнил девушек и сводил их этим с ума — он знал, что неотразим, когда приударяет за женщиной. Временами он важно прогуливался по дому в одном из шелковых утренних халатов Ларри и, светски беседуя на диване, как бы невзначай слегка распахивал полу своего одеяния, демонстрируя определенные части своего тела. Все мои девушки обожали его, и, если бы не закон моего дома не прикасаться к любовникам мадам Ксавиеры, они, уверена на сто процентов, попытались бы «осчастливить» его бесплатно.

Когда Скип был рядом, мне больше не нужен был никто. У меня вновь было божественное чувство настоящей любви. Во время часа «пик» в моем доме он шутливо помогал мне, разнося напитки моим жаждущим клиентам с белым полотенцем на рукаве, как настоящий официант. В свободные промежутки мы занимались любовью и вели долгие сентиментальные беседы.

Любимым напитком Скипа было пиво. Не могу даже сосчитать, сколько десятков банок пива я подала ему за месяцы нашего романа. Он даже посылал мою горничную в магазин за ним и давал ей большие чаевые за это.

Однако мой «Джеймс Бонд» был гораздо более ревнив, чем даже Ларри. Если Скип находился в доме, мне не разрешалось, когда я решала наедине с клиентом финансовые дела, даже закрывать дверь спальни за собой. Он был уверен, что за дверью я начну «заниматься этим» с мужчиной. Мне запрещалось также принимать какое-либо участие в групповом сексе, хотя бы и втроем, под угрозой публичного скандала. Конечно, я теряла дополнительный заработок, отказываясь участвовать в таких сценах, но предельная щедрость Скипа, его прекрасное тело и ум, не говоря о множестве красных роз, которые он мне посылал, подарили мне несколько счастливых месяцев. В конце концов семейные проблемы вместе с неприятностями в его бизнесе свели наши отношения к дружбе, но до сих пор мы — хорошие друзья и испытываем добрые и нежные чувства друг к другу.

После того как корабль Скипа отправился дальше в свое плавание, другой корабль причалил, бросил якорь и, кажется, собрался остаться тут. Греческий юноша, Такис, примерно двадцати девяти лет, зашел ко мне, чтобы поговорить о двух девушках из Монреаля. Они хотели пожить у меня. Прозвенел звонок в дверь, и я открыла — за ней стоял молодой красавец, сложенный, как Адонис, темноволосый, с точно такими же, как у меня, зелеными глазами и темными длинными ресницами. На его чувственном драматическом лице сияла детская улыбка. Только нос, по моему мнению, был маловат, определенно не греческий.

Такис и я вспыхнули от взаимной страсти с первого момента нашей встречи. Мы упали в объятия друг к другу почти сразу же после появления, ну, может, он успел переступить порог. И после этого более или менее он вошел в мою жизнь и мою квартиру. Корабль бросил якорь. У него был теплый и быстрый язык, и, должна засвидетельствовать, никто лучше этого греческого юноши не мог заниматься «французской любовью». Кроме того, он точно чувствовал, как надо ласкать мое тело, как целовать шею и любить меня. Ритм наших движений был как бесконечная череда морских волн. Прилив — отлив, вверх — вниз, назад — вперед. Такое чувство возникало у меня во время нашего слияния.

Такис, оказавшийся очень эмоциональным и чувствительным человеком, стал одним из самых приятных событий в моей жизни. Он был порядочен и добр и никогда не бывал невежлив или груб. Такие был несколько ленив, любил поспать подольше, но так же поступали мои товарки, две девушки из Канады, с которыми я познакомилась через него. Они также стали жить у меня, и неожиданно мой дом наполнился счастьем и весельем этих молодых людей. Насколько мне известно, Такис никогда не спал ни с одной из них. По его рассказам, в Монреале он был другом довольно известной мадам Кармины. Другими словами, он крутился у нее до поздней ночи, так как ее дом посещало много разных мужчин. Кармина занималась бизнесом лет десять и сумела сколотить приличное состояние, благодаря чему, по слухам, она была довольно щедрой.

Будучи греком, Такис страдал от одной знаменитой слабости всех греков, и это была страсть к игре. Он не обманывал, как делает большинство мужчин, свою подружку. После нескольких ночей, когда он приходил только под утро, Такис всегда доверительно рассказывал мне о захватившем его азарте многочасовой игры в кости. Он постоянно проигрывал. Обычно я оказывала ему финансовую поддержку, но не такими суммами, как это делала Кармина. Обычно это была десятка там, двадцатка здесь. Однажды, когда он ушел вечером играть, у него в карманах было всего двенадцать долларов. Вернулся он только в десять утра, измотанный, но счастливый и гордо продемонстрировал мне две тысячи долларов — выигрыш, который удалось получить из такого незначительного стартового капитала.

Однако деньги, казалось, прожгли пресловутую дырку в его кармане, и, как мазохист, он снова потащился к игорному столу и проиграл все. Так как это были не мои деньги или чьи-нибудь еще, я никогда особенно не скандалила по этому поводу. Конечно, я надеялась, что он сохранит выигранные деньги или найдет постоянную работу, но леность, укоренившаяся в нем тогда, блокировала мои желания. Он предпочитал быть другом, почти жиголо мадам Ксавиеры. Это не значит, что он сознательно извлекал выгоду из нашего знакомства — могу дать гарантию. Я сама проявляла инициативу, когда хотела быть щедрой к нему. И он никогда не просил ни о чем. Время от времени я везла его в центр и покупала несколько новых рубашек или белье, а то и красивый шерстяной свитер, который еще больше подчеркивал его сексуальную фигуру. А ведь в то время мы страстно желали друг друга и обычно занимались любовью ночь за ночью до восхода солнца.

Можно с уверенностью сказать, что Ларри не потребовалось много времени понять, что мой греческий юноша, выполнявший роль бармена и подавальщика спиртного моим клиентам, живет в моей квартире.

«Ты уже трахал Ксавиеру, Такис?» — не раз в лоб спрашивал Ларри.

«О, нет, конечно, нет, — отвечал Такис. — Мы просто друзья. Я счастлив, что она дала мне работу и место, где можно спать».

Я всегда отрицала, что занимаюсь любовью с Такисом, но, конечно, Ларри слишком хорошо знал меня, чтобы поверить, и наконец по глупости я созналась, что мы делали это. У меня слишком честная натура, я не способна лгать.

Когда Ларри услышал об этом, он буквально вышвырнул Такиса и меня из моего собственного дома, заявив, что, так как договор об аренде заключен на его имя, у меня нет права пускать в дом постороннего мужчину.

В то утро Такис, как побитая собака, паковал свой единственный большой чемодан, а я сняла ему комнату в небольшом отеле поодаль от моей квартиры. Номер был оплачен на неделю вперед, но той же ночью он проскользнул ко мне домой, получив предварительно информацию, что берег чист и ревнивый маньяк по имени Ларри отсутствует.

Ситуация была невероятной, и было смешно платить за гостиницу, если Такис проводил у меня все ночи напролет, за исключением уик-энда, когда Ларри жил у меня. По прошествии недели я сказала Такису: «Это сумасшествие. Давай прекратим выбрасывать деньги на ветер. Мы должны посмотреть правде в лицо и сказать Ларри, что он не может помешать нам больше быть вместе».

Я решила рассказать Ларри о нашем сильном чувстве по отношению друг к другу, Ларри на удивление принял новость мужественно, почти по-отечески, хотя для него было очень трудно принять трехсторонние отношения. Снова его открыто обманывали. Его самолюбие было уязвлено, и более того, ему нравился Такис, который был действительно приятным, дружелюбным человеком. К тому же Ларри не мог винить меня в том, что я влюбилась в такого красивого юношу намного моложе, чем он, и в конце концов принял положение вещей при условии сохранения наших хороших отношений и уважения его мужского достоинства в присутствии посторонних.

Высшая точка напряжения в нашем шатком треугольнике произошла, когда мы отдыхали летом в дачном домике моих приятелей в Вестхэмитоне. У нас с Ларри была одна спальня с ванной, общей и для комнаты, отведенной Такису.

В первую ночь, как только я решила, что Ларри уснул, я проскользнула в ванную комнату и заперла дверь в нашу с Ларри спальню и прошла в комнату Такиса. Но Ларри не спал и стал подслушивать через дверь ванной и даже пытался подсмотреть в замочную скважину. Такиса и меня так переполняла страсть, что я сразу же сделала ему феллейшио и, как выяснилось позже, Ларри слышал, как я после этого полоскала рот. Потом он умудрился услышать, как я вставляла себе диафрагму и вернулась для продолжения занятий любовью к Такису. Когда я вернулась к Ларри в комнату, он клокотал от злости, и у нас был большой скандал, он даже угрожал уехать. Так как я не хотела потерять Ларри, мне пришлось понять, что для него уик-энд станет сплошной нервотрепкой, если я все время буду вожделеть Такиса. Мы легли в постель уже вместе, но все еще огорченные. Что бы я ни делала, меньше всего мне хотелось, особенно сознательно, обидеть Ларри.

На следующий день Такис в очень учтивой и цивилизованной манере спросил, почему мы не можем иметь трехсторонние отношения — другими словами, почему два мужчины не могут любить одну женщину в одно и то же время? Часто мужчина, аргументировал он, имеет дело с двумя девушками. Почему не может быть наоборот? Однако даже для меня разрубить такой узел оказалось очень непростой задачей. Ларри согласился на это потому, что у него не было другого выхода. Он знал, что я останусь с Такисом, если буду принуждена выбирать между ними, и ему не хотелось потерять меня совсем.

Итак, воскресным утром мы решили, что наша трехсторонняя Антанта начнет действовать. Погода была не очень хорошей в тот день, и на пляже было немного народа. Солнце было закрыто тяжелыми облаками. Мы пошли на уединенную часть пляжа, там, где вокруг никого не было видно. Там на песке мы расстелили полотенце.

Я легла на середину большого пляжного полотенца, и Ларри свернул мои бикини немного вниз и стал играть с моим клитором. Моя голова покоилась на коленях Такиса, и я чувствовала его мощную твердость, упиравшуюся мне в плечо. Он ласкал мою грудь и целовал меня в губы (я никогда не целовала Ларри, как уже говорилось выше, но у Такиса был самый чувственный рот и великолепная манера поцелуев). Вскоре у меня был восхитительный оргазм, мое тело изгибалось в пароксизме страсти на их телах, хотя в то же время я осознавала свой эгоизм, так как двое мужчин не могли получить такое же удовольствие от меня.

После этого великолепного одностороннего сексуального ритуала с двумя моими любовниками я начала обращать внимание на то, что происходит вокруг меня. Несколько мужчин пододвинули свои кресла поближе и смотрели в нашу сторону через солнцезащитные очки. Пора было смываться. Люди начинали быть назойливо любопытными. Мы решили вернуться на автомобиле в город в конце дня, и я подумала, как это будет здорово сделать им обоим «французскую любовь» по дороге в отель прямо в салоне. Но они были слишком смущены для того, чтобы пойти на такой эксперимент на виду друг у друга, поэтому в результате я просто положила голову на колени Ларри, в то время как носками ног дразнила пенис Такиса. Вернувшись в Нью-Йорк, мы поужинали вместе, и затем Ларри должен был идти домой навестить своих детей. К этому времени Ларри окончательно убедился, что я люблю Такиса, ставшего теперь моим постоянным любовником.

«Доброй ночи, Такис. Желаю приятно провести вечер», — процедил сквозь зубы Ларри, когда мы прощались. С горькой улыбкой он посмотрел на меня.

Все это было чертовски неприятно, тем более что мне меньше всего хотелось огорчать Ларри подобным образом. Кроме всего прочего, мы с ним столько времени были вместе. Поэтому я объявила обои моим любовникам, что больше не потерплю подобных сцен. И отныне, пока мы вместе, для нашего спокойствия установим определенные правила. Если я хочу заниматься любовью с Ларри, что обычно бывает раз в неделю на уик-энд, Такис в это время спит, либо идет погулять, либо мы с Ларри плотно закрываем дверь. Никто никогда больше не устраивает сцен.

И теперь, что довольно забавно, оказалось, что Такис становится все более и более ревнивым из-за моего участия в групповых сценах ради забавы или ради денег.

Как-то меня пригласили в дом к одному из самих известных в Нью-Йорке «котов», еврейскому парню. Я не взяла с собой ни Ларри, ни Такиса. Этот альфонс, который даже опубликовал в журнале «Нью-Йорк» наделавшую много шума повесть из двух частей, имел особняк в Гринвич Виллидж с бассейном, где устраивал еженедельные оргии. В тот вечер, когда я посетила одну из них, после освежающего купания в воде мне удалось трахнуться и сделать феллейшио пяти гостям мужского пола в бассейне и около него. Кроме того, я сделала оральный секс молоденькой девушке, которая ненароком подвернулась мне в то время, как другие гости смотрели с балкона и аплодировали. Каким-то образом Такис узнал об этом и был вне себя от ярости. Он не спал со мной несколько дней. Я даже начала беспокоиться, уяснил ли он себе мой образ жизни. Ларри, в конце концов, значительно более понятлив, несмотря на его темперамент.

По крайней мере, мои настоящие любовники должны понимать одну важную вещь: когда я занимаюсь любовью с обычным клиентом, это происходит с моим телом, но никак не затрагивает мою душу. Я объясняю это моим мужчинам, цитируя одного моего голландского друга, сказавшего эту фразу мне однажды, когда мы занимались любовью (то было, конечно, намного раньше, чем я стала проституткой): «Я дал тебе свою сперму! Я отдал тебе мою душу!»

Если он трахал другую девушку, тогда говорил: «Я просто дал этой девочке мою сперму, но не душу и потому не изменил тебе».

Таким образом, я считаю, что настоящая любовь — это значит полностью отдавать и принимать душу, разум и тело друг друга, только тогда у вас будут глубокие отношения. Я должна отдавать и получать все три составляющие от мужчины, иначе ничего не получится. Тогда это просто корабли, плывущие в ночи.

Абе «Клоп»

Абе «Клоп» является причиной того, что я свернула свою деятельность как нью-йоркская мадам.

Личность Абе станет ясной всем, кто прочитает грустные статьи и смотрел телевизионные репортажи, посвященные коррупции полиции Нью-Йорка и моей роли на противоречивых слушаниях в комиссии Кнэппа, созданной мэром города Джоном Линдстэем для борьбы со служебными преступлениями в нью-йоркской мэрии и полицейском департаменте.

Абе — один из гениев от электроники, который может установить «клопа» (сленг: подслушивающее устройство. — Пер.) где угодно: в квартире, телефоне, офисе или автомашине. Он был представлен мне соавтором этой книги Робином Муром. Мур хотел, чтобы Абе установил звукозаписывающую аппаратуру в моей спальне и получил достоверную информацию для будущей книги.

Трудно описать словами внешность Абе «Клопа». Его надо увидеть, чтобы поверить в существование такого человека. Представьте себе восемьдесят килограммов жира, втиснутых в тело высотой сто шестьдесят пять сантиметров. Оберните это розовой, как у младенца, кожей; добавьте пару толстых — всегда мокрых — губ и точки светло-голубых глаз, каждый навсегда прикрытый линзами очков, толщиной и формой напоминающих дно бутылки от кока-колы. И все это помещено под тремя жидкими прядями волос, призванных выполнять невозможную задачу: покрыть нечто, что только любящая мать может назвать головой. Теперь у вас есть некоторое представление об Абе «Клопе».

Возможно, из-за того, что он считает несправедливым свой приговор в полтора года тюрьмы, к которому его приговорили несколько лет назад, но целью своей жизни Абе считает получение доказательств коррупции сотрудников полиции и судей. Он постоянно уверяет меня, что теперь ведет обычную жизнь и живет на то, что зарабатывает в качестве следователя. На самом деле он напоминает доносчика, всегда появляющегося в ненужный момент.

Но, конечно, если уж Абе берется за дело, то берется. Во-первых, он сделал проводку ото всех моих телефонов к огромному магнитофону, спрятанному в чулане. В этот момент я что-то заподозрила: «Но я думала, что мы установили маленький магнитофончик у меня под рукой, который можно будет легко включать и выключать».

«Нет, нет, нет, Робин хочет, чтобы качество звука было отменным», — стал настаивать Абе. Как я могу, рядовая мадам, подумалось мне, отличить в этом деле, где ремесло и где искусство.

«Но все же, как насчет выключателя? — настаивала я. — Слушай, я хочу иметь возможность отключить эту штуку».

«О'кей, — сказал он. — Вот тебе выключатель. Нажми здесь, и он заработает, нажми здесь — отключится. Итак, ты теперь знаешь, как можно записать любую беседу. Ну а если не хочешь, тебе даже не нужно ничего трогать», — ответил он с ангельской улыбкой.

Абе был подобен ящику Пандорры, раз открыв который ты выпускаешь наружу злую энергию. «Твои телефоны…»

«Что мои телефоны?» — спросила я.

«На них могут быть установлены «клопы».

«Да?»

«Я проверю их». И он стал проверять. Я никогда не видела такой энергии. Он достал всякие электронные приспособления с разноцветными мигающими лампочками.

«Ага, вот этот прослушивается. У тебя здесь установлен «клоп».

«Где?»

«Не волнуйся, не волнуйся, я знаю».

«Как? Откуда ты знаешь?»

«…(последовала череда слов, о которых я знаю, что они английские, но звучавшие так, как будто Эйнштейн сошел с ума)… и затем, когда это регистрирует вот тот измерительный прибор, я знаю, что там установлено прослушивающее устройство».

«Ну да. Там «клоп». Кто еще, черт побери, мог спорить с ним в этой области?»

«Ага (клик, клик, нажатие на кнопку, поворот тумблера, клик, клик)… а в этом телефоне установлен пенрегистр».

«Какого черта, ничего не понимаю… Что это за чертова штука — пенрегистр?»

Он объяснил мне, что это — прибор, фиксирующий все набранные номера. Я захотела узнать, что нужно предпринять. Он быстро объяснил; снова та же улыбочка на лице. Я ничего не могла поделать. А он мог делать все, что хотел. Абе открыл новый черный ящик с лампочками и стрелками и после получаса работы кивнул удовлетворенно головой. «Больше «клопов» нет. Я сделал так, что они перегорели. Копам потребуется не меньше десяти дней, чтобы получить у прокурора разрешение на установку новых. Что касается телефона с регистратором номеров, используй его только на прием звонков или звони только по пустякам: в магазин, бытовые службы либо поболтать с друзьями».

Пользоваться звукозаписывающей аппаратурой было одно удовольствие. Я провела следующие несколько дней, записывая некоторые телефонные разговоры, особенно с «чудаками», и интервьюируя некоторых знакомых и «Джонов». Конечно, я сначала спрашивала их разрешения и держала их имена в секрете.

И снова пришел с визитом Абе. Неудовлетворенный тем, что «клопы» установлены только в спальнях, он хотел записывать происходящее в гостиной.

«Я против», — сказала я. Мне пришло в голову, что дело заходит слишком далеко, так я, конечно, потеряю контроль над ситуацией среди большой группы людей. Лишь гораздо позже я выяснила, что Абе установил миниатюрный, но очень чувствительный радиомикрофон с нижней стороны ночной тумбочки рядом с моей постелью, и каждый звук в моей спальне регистрировался и передавался на другой магнитофон, установленный в офисе, расположенном в соседнем квартале, и не имело значения, включала или выключала я свой магнитофон.

У Абе была параллельная линия для того, чтобы продавать информацию судебным органам и прочим. Я узнала о тайной установке «клопа» и тайной скрытой линии подслушивания, только когда меня вызвали в качестве свидетельницы следователи комиссии Кмэппа много месяцев спустя. Они располагали записями, сделанными в моей квартире без предупреждения и моего согласия. Действительно, наш Абе «Клоп» был работящим «клопом». Окрыленный успехом с установкой секретных электронных приборов, он пошел еще дальше.

Спустя два месяца, как Абе впервые появился в моем доме, он стал наносить периодические визиты для выявления «прослушивающей аппаратуры» в моих телефонах. В этот раз он уничтожил нового «клопа» за легкие 250 долларов и незаметно для меня установил новое электронное устройство для прослушивания.

Приблизительно две недели спустя Ларри переливал ликер из больших бутылок в полгаллона в маленькие и затем, убирая мою комнату, вдруг позвал меня в спальню. Он попросил меня встать на стул и взглянуть на обратную сторону круглого, в золотой раме зеркала, висевшего над моей постелью. В середине оборотной поверхности находилась маленькая черная металлическая коробка.

«Абе, сукин сын, что это значит, черт побери?» — подумала я про себя, Ларри присвистнул и открепил коробку от зеркала. Затем мы спрятали этот предмет в чулан. Абе придется давать объяснения.

«Ерунда, — сказал он на следующий день с той же самой улыбочкой. — Это просто усилитель микрофона магнитофона». И только спустя месяцы после этого Робин рассказал мне, что меня показывали по телевидению.

Оказалось, что эта маленькая коробочка была телевизионной камерой, работавшей по принципу радара. Луч лазера, направленный на камеру в моей квартире из близлежащего офиса, активировал черный ящик, который начинал передавать картинки на сложное приемное устройство в офисе Абе. Старый добрый деловой Абе не только прослушивал, что происходит в моих апартаментах, он еще также наблюдал за мной. Все, что нужно было сделать этому красногубому маленькому чудищу — покрутить ручки своего прибора с большим телевизионным экраном, пока он не поймает картинку из моей спальни, а затем сесть и смотреть.

Но Абе оказался не настолько хитрым, как ему казалось. После всех его трудов он наблюдал за мной в действии не более сорока пяти минут. Действие в моем доме действительно было отснято и передавалось по одному из нью-йоркских Ю-Эйч-Эф-каналов испаноязычной станцией, мне кажется. И ее зрители, как я поняла, получили возможность наблюдать за настоящей оргией в течение этих сорока пяти минут.

Когда ФБР пригласили для расследования случая, агенты сразу же сообразили, что только один человек способен провернуть требующее такого сложного электронного оборудования дело. Они пригласили Абе и пригрозили вспомнить все его грехи, если он совершит подобное еще раз, и, полагаю, напугали его здорово.

Абе хорошо известен, если не сказать больше, ФБР и различным комиссиям по уголовным делам, действующим в Нью-Йорке, которым он продавал информацию. Вскоре после нашей встречи он предложил мне давать взятки, чтобы спокойно заниматься бизнесом. Честно говоря, в обычных условиях мне было трудно работать больше четырех или пяти месяцев без хотя бы одного налета полиции, и он заявил, что взятки нормализуют ситуацию.

Абе признался мне, что работает на две комиссии, расследующие случаи коррупции. Он также обещал, что вся оказанная мной помощь их работе будет большим одолжением, и я, в свою очередь, могу рассчитывать на их содействие.

Абе действительно познакомил меня с сенатором Джоном X. Хаджесом и его официальным юристом Эдвардом Маслоглипом. Сенатор Хаджес возглавлял комитет в Элбани, полное длинное название которого — нью-йоркский государственный объединенный законодательный комитет по преступности, ее причинам, контролю и воздействию на общество, и он, и его юрист предложили мне помощь в получении гражданства США в обмен на мое будущее сотрудничество. Меня всегда волновал вопрос моей возможной депортации — по определенным причинам я боялась этого, — и я поверила, что Абе действительно может поговорить с сенатором Хаджесом о содействии в решении этого вопроса.

Однако я никогда не доверяла толстому коротышке. Если он пытался представить себя таким хорошим другом дома, тогда к чему брать эти дружеские гонорары в 200 и 300 долларов? Где проявление альтруистической дружбы?

В один из дней перед ланчем я пошла на встречу со знакомым, с которым договорилась увидеться в офисе адвоката. Я знала этого юриста, Эда Джармена, несколько лет. Джармен меня никогда особенно не интересовал — он был слишком скользкий и имел дело с таким количеством омерзительных типов, что я считала его определенно специализирующимся по «темным» делишкам. Я поболтала с Джарменом несколько минут, пока мой знакомый не забрал меня на ланч, и случилось так, что в беседе упомянула о своей больной проблеме — нескольких арестах за прошлые месяцы. Джармен пообещал познакомить меня в тот же день с кем-то, кто может быть полезен.

Действительно, ближе к вечеру швейцар объявил мне о визитере, представившемся как друг мистера Джармена. Открыв дверь, я обнаружила высокою, худого, черноволосого мужчину, на первый взгляд сорока с небольшим лет. Улыбаясь, он представился, и, так как был одновременно хорошо одет и обладал приятными манерами, я разрешила ему войти. Ник, так он назвал себя позже, рассказал, что он детектив, который решил помочь мне, раз я являюсь другом Эда Джармена. Он показал мне свой значок и удостоверение детектива со служебным номером внизу.

Затем мы обсудили, откуда дует ветер. Поход мэра Линдсея против проституции не только сократил уличную проституцию, но также количество коллгел и публичных домов под началом различных мадам. Рейды полиции стали частыми, и в марте 1971 года меня бросили в тюрьму вместе с одной моей девушкой — немкой, непричастной к моему бизнесу невинной сожительницей. Дело еще не было завершено, и перспективы казались довольно мрачными, так как больше всего я боялась приговора, даже если он будет звучать как «фланирование» с целью проституции. Все это подпадает под определение моральной непристойности, вызова общественной нравственности, может стать препятствием для получения очень важного для меня зеленого удостоверения, разрешающего постоянное проживание в США, которое я так долго ожидала. Конечно, я упомянула об этом Нику, и тот спросил меня, кто арестовал меня тогда. Я рассказала ему, и на этом мы закончили. Затем Ник повел меня в «Пи Джи» — мой любимый ресторанчик, как раз за углом моего дома. В «Пи Джи» Ника, кажется, знали все и порой все время подходили к нашему столу, все шутили и покупали нам выпивку. Как обычно, я пила безалкогольные напитки, а Ник выпил несколько рюмок виски. Наконец, мы с Ларри вместе решили встретиться с моим другом на следующий день в моем доме и обсудить, какой необходимо сделать следующий шаг для решения проблемы.

В тот вечер оба, Ларри и Абе, были в моих апартаментах, и я в их присутствии упомянула о встрече с Ником. Абе тут же заинтересовался и заявил, что, так как он знает копов лучше, чем Ларри и я, мы должны ему разрешить выступать в качестве друга мадам, встречаться с Ником и играть роль посредника при рассмотрении любых предложений Ника. Затем он переписал номер полицейского значка и служебного удостоверения Ника, которые я списала для выяснения их достоверности.

Итак, когда два дня спустя Ник пришел ко мне в квартиру, его встретил Абе. Бр! Мне была ненавистна сама идея представлять его как своего друга, потому что одна мысль о том, чтобы иметь дело в таком качестве, вызывала у меня рвоту. Однако Абе и Ник, кажется, быстро поладили, и прежде чем я успела открыть рот, они договорились о моих ежемесячных выплатах полиции в 1100 долларов за покровительство.

Когда я пожаловалась на большую цифру ежемесячной дани, Абе заявил мне, так как я нуждаюсь в защите, мне лучше согласиться или меня могут выслать из страны. Поэтому я была вынуждена замолчать и, чтобы закрепить сделку, презентовала Нику одну из своих девушек.

На следующий день Ник познакомил Абе в баре «Пи Джи» с тремя полицейскими офицерами из участка. Бар с того раза стал теперь местом наших регулярных встреч. Как позже рассказал мне Абе, Ник был самым ловким и крупным посредником в Нью-Йорке. Большинство крупных взяток проходило через него. Абе также добавил, что, возможно, половину собранных денег Ник клал в собственный карман. Более того, по информации, собранной им, Ник владел тремя самолетами и дорогим особняком.

Ларри и я старались убедить себя, что мы доверяем этому новому соглашению. Действительно, у нас не было другой альтернативы, кроме сотрудничества, и Абе, казалось, заслуживал доверия, в то время как я платила свыше 1100 долларов каждый месяц. Дела шли спокойно на протяжении примерно трех месяцев, в течение которых Абе и Ник жирели, как удачливые воры, каковыми на самом деле они и были.

Тем временем стала затеваться другая «сделка» Она касалась того, как быть с моим предыдущим арестом. После обсуждения всех «за» и «против» с Абе и полицейским офицером, проводившим мои арест, Ник установил цену в 3500 долларов за полное снятие с меня обвинений. Первоначально полицейский из участка с кривой ухмылочкой предложил, что «курица, несущая золотые яйца» должна заплатить 10 000 долларов за то, чтобы было закрыто дело, но так как цифра была неправдоподобно большой, они порешили на 3500 долларах. И опять мне ничего другого не оставалось делать, как отдать деньги. Позже я выяснила, что офицер, открывший дело на меня, получил всего 1500 долларов. Что произошло с остальными деньгами — знают только Абе и Ник

После всех этих затрат мое дело все равно не было закрыто окончательно, так как судья, даже подмазанный, отказался сотрудничать в деле со взятками и признал меня виновной в судебно наказуемом деянии: приставание с целью проституции. Я уплатила штраф 100 долларов в качестве наказания, но, конечно, расстроилась не из-за этих небольших денег. А полицейский в результате был так нахален, что стал настаивать на том, чтобы получить мою немецкую девушку бесплатно. Его требования, учитывая решение суда, так до сих пор и остались невыполненными.

В один из дней Абе пришел к Ларри и попросил его о большом одолжении. Одолжение — здесь слово явно употреблялось неточно — касалось ситуации, в которую был вовлечен Ларри. Речь шла об украденном кем-то страховом чеке на крупную сумму Абе заявил, что он смотрел дело и разговаривал с помощником районного судьи, расследующим его. И у Ларри есть замечательная возможность оказать огромную помощь комиссии по борьбе с коррупцией сказал Абе, если он будет действовать соответствующим образом. Дело Ларри должен вести очень известный нью-йоркский судья, деятельность которого расследуется комитетом. Этот судья находится в дружественных отношениях с одним адвокатом, который является не кем иным, как Эдом Джерменом. Абе хотел, чтобы Ларри в качестве одолжения принял участие в фарсе и нанял Эда Джермена своим адвокатом и попытался решить дело через него с помощью взятки.

Хотя у Ларри был собственный адвокат и он был готов опровергнуть обвинение перед судом, он решил участвовать в этой игре. Среди прочего Абе обещал ему вернуть назад «взятку», так как деньги будут использоваться только для получения компромата на судью.

Следующие несколько дней Ник и Абе конспирировали с адвокатом Джерменом, определяя «стоимость» снятия обвинения с Ларри. Абе вернулся ко мне с сообщением, что ему необходимо 10 000 долларов, чтобы «позаботиться» о моем мальчике. Я сказала ему, что не имею такого количества денег, так как только что прошла через полицейский рейд и попала в трудное финансовое положение, выплатив собственный гонорар юристу. Кроме того, я только что выложила массу денег на взятку.

Помимо всего прочего, мой бизнес в то время был неважным из-за шума в прессе по поводу ареста и отпускных летних месяцев, когда большинство клиентов уезжает из города. Да и почему я должна позволять Абе и Нику пить мою кровь до последней капли? Как я могу поверить в это безумное дело?

Абе вдруг стал очень моральным и стал выступать с инсинуациями, что, мол, мои деньги все равно неправедные. «Легко пришли — легко ушли». Поэтому почему бы мне не одолжить Ларри, который был моим верным другом последний год, 10 000, чтобы дать взятку посреднику? «Ты ведь не хочешь, чтобы у твоего друга были неприятности, не правда ли?» — спросил он саркастично. Другими словами, Абе приставил нож к моему горлу, опять угрожал мне высылкой из страны и арестом. Но все равно 10 000 долларов для меня были не семечки, не говоря о том, что ежемесячная выплата 1100 долларов тоже «несколько» больше, чем деньги на карманные расходы.

Абе очень убедительно клялся, что позже я получу все свои деньги назад, просто у комиссии по борьбе с коррупцией нет достаточных финансовых средств на это. В конце концов было решено, что Ларри и я поделим 10 000 долларов и каждый вложит по 5000. Ларри потратил много времени, переписывая номера серий со стодолларовых купюр, которые мы дали Абе. Он уверил нас, что сможет проследить за деньгами не только по номерам серий, но и по дополнительным невидимым меткам, которые он поставит на банкноты сам.

Ларри пошел с Абе в офис Джермена, где они обсудили, каким образом дать взятку судье.

Две недели спустя Ник примчался в мою квартиру. Он орал и визжал, как сумасшедший, об «этом ублюдке Абе». Он с апломбом заявил: «Меня всегда беспокоил этот тип и его красивые костюмчики и галстуки вместе с портфелем, которые он носил в самую жару летом».

А произошло следующее. После выплаты каждой суммы за мою протекцию в «Пи Джи» Абе втягивал Ника в разговор, кому пошли деньги и кто в полиции берет взятки. Когда Абе пошел на встречу с Джерменом и Ником, он был, как обычно, изысканно одет в костюм, застегнутый на все пуговицы, и держал, как всегда, в руке портфель.

Ник заметил, как Абе беспечно помахивает своим портфелем-атташе, когда вел беседу в офисе юриста. А заподозрил его окончательно, когда Абе заставил Эда Джермена повторить несколько раз имя известного судьи. Неожиданно Ник схватил Абе сзади, расстегнул его пиджак и обнаружил, что тот весь оплетен проводами. Все, о чем говорилось, записывалось через миниатюрный микрофон, который Абе носил на себе. Теперь я вспомнила, что Абе доверительно рассказал мне о своем портфеле-атташе, оснащенном фотокамерой, затвор которой срабатывал от покачивания вверх и вниз. Не открывая его, он мог сделать столько кадров, сколько хотел.

По рассказу Ника, Эд Джермен пришел в такую ярость, что вытащил пистолет из ящика стола и стал угрожать им Абе. Тогда два человека ворвались в офис. Они представились сотрудниками Комиссии Кнэппа. Очевидно, что оба агента появились вовремя, чтобы предотвратить худшее, и теперь все открылось. Оказывается, все это время Абе вовсе не представлял Комитет по борьбе с преступностью в Элбани, возглавлявшийся сенатором Хаджесом, а лишь Комиссию Кнэппа. Даже несмотря на потерю нескольких тысяч долларов, я не смогла удержаться от смеха над собой, потому что на самом деле финансировала Комиссию мэра Лидсея, боровшегося с проституцией, в ее самом успешном расследовании.

Тем временем Ник обвинил меня, что я знала о сотрудничестве Абе с Комиссией Кнэппа, но я отрицала это самым решительным образом, так как действительно подозревала об этом. Но все равно вольно или невольно, я думаю, оказала, несомненно, некоторую помощь Комиссии Кнэппа.

Каково же было наше удивление, когда несколько месяцев спустя в газетах появились большие заголовки, рисующие Ларри и меня как лиц, подкупавших коррумпированных полицейских, хотя Абе был тем человеком, который принудил нас подкупить.

Люди начали звонить мне и обвинять Ларри в том, что он является моим «котом», так как, по газетам, это именно так и выглядело. В действительности Ларри никогда не брал у меня денег, кроме как на взятки. Справедливо обратное. Куда бы мы ни ехали: в Майами, Лас-Вегас, Пуэрто-Рико или еще куда-нибудь — всегда моя дружелюбная сорокатрехлетняя серебристая лиса, Ларри, оплачивал чек и счета и даже давал мне деньги на игру в казино. Он — тот самый человек, который платил за мою одежду и ужины в ресторанах. Поэтому я хочу опровергнуть все написанное о нем в газетах.

Что касается моих дел, я была чрезвычайно удивлена, прочитав на следующий день, что Абе обвиняет меня в шантаже, взятках и вымогательстве денег у моих клиентов и даже в том, что я замешана в делах с наркотиками. Все это — явная ложь и, возможно, самому Абе будет предъявлено обвинение за его деятельность. А тем временем продолжается сложное расследование, и меня ежедневно вызывают в районный офис нью-йоркского суда для дачи показаний.

Между тем Абе, чей дом подвергся обыску по санкции нью-йоркского суда, оказался беспомощным без своих электронных штучек, магнитофонов, декодеров, дескремблеров, приборов по выведению из строя аппаратуры прослушивания и прочих инструментов своего гнусного бизнеса. В то же время моих девушек постоянно беспокоят непристойными звонками, и я знаю, что это из-за того, что Абе перефотографировал мою адресную книгу. Может быть, им показалось, но несколько моих девочек сказали, что узнали его голос во время интервью, передававшегося по телевидению недавно.

Уже стоит декабрь 1971 года, и моя книга заканчивается, как, возможно, и карьера одной из самых престижных мадам Нью-Йорка. В любом случае я буду счастлива, если смогу продолжать заниматься своим бизнесом, и до тех пор, пока состоятельные, известные, влиятельные и значительные мужчины хотят встречаться со мной и пользоваться моими услугами для организации встреч с девушками, я буду заниматься своей профессиональной деятельностью, служить им и учить других тому, что умею делать сама.

Эпилог

Я двадцативосьмилетняя женщина. Я много путешествовала и видела мужчин и женщин во всех проявлениях: и в счастье, и в горе. По-своему я старалась помочь им и себе, добавляя немного радости в их жизнь. Все-таки вокруг нас столько несчастий. Люди так одиноки, заброшены и несчастны.

Хороший друг однажды сказал мне: «Постарайся найти свое счастье в собственном одиночестве». И я пыталась, но… оказалось, что могу быть счастлива только, когда я не одна.

Ладно, вероятно, я «согрешила», продавая свое тело мужчинам и торгуя телами своих девушек для еще большего количества мужчин. Но это не была коммерция в прямом значении этого слова. Я пыталась дать немного счастья этим мужчинам, хотя они и платили за это. Я была честной с ними и наполняла горькие часы их одиночества, давая им теплую улыбку, прохладную выпивку, мягкую приглушенную музыку и, наконец, теплое и юное тело, которое так приятно держать, сжимать, целовать и заниматься любовью с ним. Разве это в самом деле грех?

Мужчина получал удовлетворение, и все время, что он находился в моем доме, он, по крайней мере, не был больше одинок и несчастен. Ему не нужно было искать выпивку где-то и сидеть в углу грязного бара. Его самолюбие умиротворено. Так же как и его мужское начало. Скажите честно, смогли бы вы отказать в таком счастье кому-нибудь?

С тех пор, как я начала писать эту книгу, мной приняты предложения нескольких университетов о прочтении у них лекций на тему «Мифы и реалии проституции». Сейчас я готовлю свои выступления и буду стараться сделать все, что смогу, чтобы объяснить нашим молодым людям, как сделать друг друга счастливыми и избежать проблем, с которыми большинство мужчин приходят ко мне. Может быть, я и не психолог, но убеждена, что секс не так важен, как мы имеем тенденцию считать. Вначале должно возникнуть то маленькое чувство, то маленькое алое пламя, называемое любовью. Дуйте на него и раздувайте его больше в большой пожар, только не задуйте его, как свечу.

Мне доставляет удовольствие поднимать трубку, и круглые сутки я наслаждаюсь встречами с новыми людьми, ежедневной чередой разных лиц. И как же я была удивлена, когда поняла после нескольких месяцев работы, что большинство мужчин, посещающих мой дом, были поразительно молоды. Совсем не так, как я думала первоначально: старики, которые иначе не могут найти себе партнера. Средний возраст моих клиентов был около тридцати пяти, и среди них много мужчин, которым чуть больше двадцати.

Здесь мы подходим к проблеме психологии мужчин и вопросу, почему они посещают публичный дом: молодые или старые, симпатичные или уродливые. Для многих холостяков мой дом был как вторая семья. Они могли прийти со своими друзьями в любое время дня и сидеть хоть до рассвета.

Для пожилых мужчин посещения моего дома были чудом омоложения.

Что касается меня, я ненавижу одиночество. Я люблю людей потому, что доверяю им, и в целом этот отрезок моей жизни, когда мне довелось управлять домом с очаровательными девушками, был удовольствием для меня. Надеюсь, проституция будет легализована когда-нибудь. И, если возможно, я хотела бы дать несколько важных советов, как стать преуспевающей мадам, девушкам, у которых есть этот особенный дар лидерства.

Личность — вот что имеет самое большое значение. Внешность также имеет значение, и миф о том, что мадам — это обычно старая, изнуренная и отжившая свое проститутка, у которой нет другой альтернативы, оказался, к счастью, неверным. Мне кажется, что я была одной из самых молодых, наиболее активных и наиболее преуспевающих мадам в Нью-Йорке.

Может быть, об этом я никогда не захочу рассказать своим детям, если они у меня когда-нибудь будут, — а я надеюсь иметь их, — но на этом этапе своей жизни мне хотелось бы сказать, что горжусь империей, которую создала. Сожалею, что восхитительное время, когда я делала люде счастливыми, быть может, закончилось благодаря устаревшим законам и нечестным приемам. Но полагаю, что у честолюбивой деятельной девушки из Голландии всегда будут новые возможности стать счастливой и давать наслаждения другим. Если эта книга откроет глаза людям на жизнь «профессиональных девушек» и присматривающей за ними мадам, я буду удовлетворена.