Лакки Старр со своим маленьким другом Джоном Бигменом Джонсом, а также молодой инженер, шедший впереди, поднимались к воздушному шлюзу, служившему выходом на поверхность Меркурия.
Да-а… Скучать не приходится, подумал Лакки.
Он прилетел на Меркурий всего лишь час назад и нигде, кроме ангара, побывать не успел. Бумажные формальности и осмотр его «Метеора», произведенный местными техниками, — вот, собственно, и все пока впечатления. Да, еще этот Майндс, Скотт Майндс, инженер, ответственный за Световой Проект. Он явно поджидал Лакки и сразу предложил прогуляться по поверхности Меркурия — «в целях ознакомления с достопримечательностями», как было добавлено.
Лакки, конечно же, умилился такому объяснению. Он внимательно рассматривал лицо инженера, маленький, будто срезанный, подбородок, нервно дергающийся рот и глаза, тревожно бегающие, глаза, которые неизменно ускользали от прямого взгляда. Во всем этом присутствовала несомненная тревога, обеспокоенность, во всяком случае.
Ну что ж, достопримечательности так достопримечательности… Может быть, прогулка с этим Майндсом прояснит хоть что-то в здешних проблемах, так озаботивших Совет Науки…
Что до Бигмена Джонса, то он готов был следовать за Лакки куда, когда и для чего угодно. Правда, едва они начали облачаться в скафандры, брови его удивленно взметнулись: скафандр Майндса был украшен кобурой, из которой торчал приклад крупнокалиберного бластера. Лакки, перехватив вопросительный взгляд, кивком успокоил друга.
Когда инженер, а вслед за ним Лакки и замыкающий шествие Бигмен очутились на поверхности, то в этой внезапной, почти кромешной тьме они, на какое-то время потеряв друг друга из виду, видели только яркие звезды, равнодушно глядящие сквозь ледяной вакуум.
Первым ожил Бигмен. Здешняя гравитация почти не отличалась от родной марсианской. И чернота ночей с такими же немигающими звездами вдалеке — была для него привычной.
— О! Да я, кажется, кое-что начинаю различать! — бодрым дискантом известил он своих спутников.
Лакки, который тоже успел освоиться в темноте, думал тем временем о странном свете — не свете даже, а легкой дымке, мерцающей над как попало раскиданными бледно-молочными скалами. Нечто подобное ему приходилось видеть на Луне, с ее двухнедельной ночью. Тот же безысходно-унылый пейзаж, те же голые и невообразимо холодные скалы, не знающие ни ветра, ни инея, та же молочность. Но Луна-то освещается Землей, чье сияние в 16 раз ярче полнолунного света, — того самого, на который так славно воется собакам. Здесь же попросту нет ни одной близкой планеты…
— Этот свет — звездный? — Лакки начисто отметал такую возможность, но все же спросил.
— Нет, сэр. Обычное свечение короны Солнца. — В голосе чувствовалась усталость человека, вынужденного без конца разъяснять очевидное.
— Ах да! — Лакки усмехнулся и хлопнул себя по лбу. — Ну разумеется, корона! Как же я сразу не догадался!
— Не догадался? — переспросил Бигмен, не очень-то понимающий, о чем идет речь. — Продолжайте же, Майндс!
— А вы бы лучше обернулись. И посмотрели на то, что у вас за спиной.
Оглянувшись, Лакки тихо присвистнул, а Бигмен и вовсе вскрикнул. Только бывалый Майндс стоял тихо.
Изломанная линия горизонта казалась процарапанной по краю жемчужного неба. Каждая деталь рельефа отчетливо видна. А на высоте примерно одной трети расстояния до зенита небо мягко светилось огромными изогнутыми лентами.
— Вот так, мистер Джонс, выглядит корона, — сказал Майндс.
Даже глубочайшее изумление, которое овладело Бигменом, не смогло подавить сложного комплекса чувств, связанных с представлениями о приличиях.
— Зовите меня, пожалуйста, Бигменом! — сердито бросил он и лишь затем воскликнул: — Солнечная корона, да? Ого! Ничего себе! Не предполагал я, что эта штука окажется такой здоровенной!
— Миллион миль в диаметре, даже чуть больше. И учтите, что мы в данный момент находимся на Меркурии, ближайшей к Солнцу планете, всего в 30 миллионах миль от светила. Вы, кажется, с Марса, если не ошибаюсь?
— Да, я родился и вырос там, — последовал полный и гордый ответ.
— Так вот, если бы вы сейчас посмотрели на Солнце, оно оказалось бы в 36 раз больше и ярче, чем то, которое освещало ваше детство. Настолько же, естественно, ярче и крупнее выглядит отсюда корона.
Лакки кивнул и подумал о том, что применительно к Земле 36 меняется на 9, а корону оттуда увидишь только при полном затмении…
Ну что ж, Майндс, кажется, не обманул их. Обещанные достопримечательности существовали на самом деле, и еще какие… Лакки мысленно заполнил корону спрятавшимся за горизонтом Солнцем, и от этого воображаемого зрелища перехватило дыхание.
Майндс между тем продолжал говорить:
— Они называют этот свет Белым Духом Солнца!
— Белый Дух? — удивился Лакки. — Звучит неплохо! Даже, я бы сказал, красиво!
— Красиво?! — взвился вдруг Майндс. — Не сказал бы! На этой планете только и знают, что болтать о духах! Веселенькое местечко, нечего сказать! Все наперекосяк! И шахты рушатся, и… — Туг его голос, не выдержав возмущения, прервался.
С чего это мы так раскипятились? — подумал Лакки, после чего вслух спросил:
— Майндс, мы могли бы узреть сей феномен? Я имею в виду Белого Духа.
— Да, конечно, тут неподалеку… Особенно, если принять во внимание меркурианскую гравитацию. Кстати, советую вам глядеть под ноги. Тропинок тут нет, а свет короны весьма коварен. Так что давайте-ка лучше включим фонари. — Майндс нажал кнопку, и луч, брызнувший из шлема, осветил желто-черную мешанину грунта.
Зажглись еще два фонаря, и неуклюжие фигуры двинулись вперед. Толстые подошвы ботинок не производили ни малейшего шума, и только вибрация воздуха в скафандрах отмечала шаги.
Майндса продолжала душить все та же злость.
— Ненавижу! — хрипел он сквозь зубы. — Ненавижу Меркурий! Я торчу здесь шесть месяцев — целых два меркурианских года! — и мне все осточертело! Кто мог подумать, что за шесть месяцев не будет сделано ни-че-го! Ровным счетом. Ну просто все не так на этой планете! Она самая маленькая. Она ближе всех к Солнцу. Она обращена к нему только одной стороной. Там, — он указал рукой на сияние, — всегда жарко, там такое пекло, что плавится свинец и кипит сера! А в той стороне, — снова взмах рукой, уже в противоположном направлении, — единственная во всей Системе планетная поверхность, которую Солнце не освещает никогда и не греет, разумеется. Замечательно, что там говорить!
Он умолк, чтобы наверняка перепрыгнуть шестифутовой ширины трещину, след древнего катаклизма, который никак не мог затянуться без ветра и смены погоды. Прыжок получился неловким — типичный прыжок беспомощного землянина, на минуту оторванного от искусственной гравитации, имитирующей земную.
Бигмен не преминул презрительно цокнуть языком, прежде чем, как и Лакки, вместо суетливого прыжка, просто широко шагнуть.
Они продвинулись еще на четверть мили, пока Майндс, внезапно остановившись, не сообщил:
— Это можно увидеть отсюда и именно сейчас.
Он резко выбросил обе руки вперед, что помогло ему избежать падения на спину. Лакки с Бигменом после нескольких коротких подскоков, гасящих инерцию, остановились как вкопанные.
Майндс выключил фонарь и пальцем указал вперед, на небольшое белое пятнышко, которое было намного ярче всего солнечного света, посылаемого на Землю.
— Мы на вершине Черно-Белой горы, — продолжил инженер. — Наилучшее место для наблюдений.
— Черно-Белая — это название? — уточнил Бигмен.
— Да. Причем весьма точное. Как видите, терминатор делит ее на две почти равные части. Употребленный мною термин применяется для обозначения границы между светом и тенью.
— Знаем! — Бигмен вспылил, минуя, как всегда, промежуточные стадии. — Грамотные!
— Так вот… Их два, этих пятна. Еще одно, точно такое же, можно видеть над южным полюсом. У экватора граница света и тени то поднимается, то опускается на 700 миль, меняя направление движения каждые 44 дня. Здешняя полумиля в сравнении с этим — сущий пустяк. Вот почему обсерватория размещена у северного полюса, а не где-то в другом месте… Однако вернемся к нашей горе. Нетрудно заметить, что сейчас освещена только верхняя ее часть. Позже, когда Солнце опустится еще ниже, тень затопит всю гору.
— Остается уже только вершина, — отметил Лакки.
— Да, пара футов, которые вот-вот погрузятся в темноту. А через двое земных суток свет возвратится вновь.
Пока Майндс живописал картины природы, белое пятно сжалось до точки, пылавшей яркой звездой. Все трое замерли в ожидании.
— А теперь ненадолго отвернитесь, — велел Майндс. — Пусть глаза привыкнут к темноте.
Прошло несколько томительных минут, и Лакки с Бигменом услышали: «Достаточно. Теперь посмотрите».
Выполнив и эту команду, они поначалу ничего перед собой не обнаружили. Но через мгновенье возникло нечто кроваво-красное. Оно вскоре оформилось в довольно уродливую, скомканную гору, увенчанную кривулькой-пиком. Краснота стала густеть, густеть — и наконец была побеждена совершенным мраком.
— Что это?! — тихо прошептал Бигмен.
— Солнце всего лишь, — успокоил его Майндс. — Оно опустилось достаточно глубоко, и теперь над горизонтом — лишь корона с мощными, в тысячу миль и выше, столбами протуберанцев. Их ярко-красный свет обычно заглушается светом самого светила.
Лакки кивнул. С Земли с ее атмосферой, подумал он, протуберанцы увидишь только при полном солнечном затмении, да еще вдобавок при помощи разного рода хитроумных приборов.
— Они называют это Красным Духом Солнца… — к Майндсу вернулась его подавленность.
— Ох уж эти духи! — внезапно оживился Лакки. — Что Белый, что Красный! Вероятно, они-то и вынудили вас таскать с собою бластер? А, мистер Майндс?
— Что?! — Крик инженера был явно не из ласкающих слух. — О чем это вы, сэр? — добавил он крайне раздражительно.
— Да о том, знаете ли, что самое время выложить, для чего вам понадобилось вести нас сюда. Ведь не ради местных красот? А заодно объясните нам, с какой стати вы так нешуточно вооружились…
Майндс ответил не сразу — некоторое время собирался с мыслями.
— Вы ведь Дэвид Старр, не так ли? — прозвучал наконец вопрос.
— Да, — сдержанно отозвался Лакки.
— Вы входите в состав Совета Науки, и это именно вас, как человека необыкновенно везучего, прозвали Лакки?
— Угу. — Как и все члены Совета, Лакки избегал ненужных упоминаний о своем титуле, и поэтому слова Майндса пришлись ему не по душе.
— Понятно, понятно… — В голосе инженера появились нотки удовлетворенности. — Значит, я не ошибся и разговариваю со следователем — асом, который намерен заняться Световым Проектом, вернее, тем, что с ним происходит.
Осведомленность инженера отнюдь не привела Лакки в восторг. Его даже задело то, с какой легкостью его разоблачает первый встречный. Не мешало бы, подумал он, слегка осадить этого Майндса…
— Чем я тут займусь, не должно вас интересовать, сэр. Лучше ответьте на мой вопрос о целях нашей прогулки.
— Я привел вас сюда, чтобы сказать правду, прежде чем другие наврут вам с три короба! — на одном дыхании выпалил Майндс.
— Наврут? О чем?
— О неудачах, которые неотступно преследуют Световой Проект!
— Но ведь можно было рассказать мне обо всем там, внутри Купола! Зачем понадобилось идти сюда?
— Тому есть веские причины. — Дыхание Майндса становилось все более неровным. — Во-первых, они во всем винят меня, считая, что Проект мне, видите ли, не по зубам и деньги налогоплательщиков я направляю прямо коту под хвост. Разве можно было позволить этим мерзавцам сбить вас с толку? Вот и пришлось…
— Но почему они решили, что виноваты вы, Майндс?
— Потому, видите ли, что я слишком молод.
— Сколько вам лет?
— Двадцать два года.
Лакки, который был лишь немногим старше, удивленно хмыкнул.
— Ну, а какова другая причина?
— Мне хотелось, чтобы вы почувствовали Меркурий и прониклись тем, как… — тут Майндс внезапно смолк.
Лакки, высокий и стройный, стоял на неприветливой поверхности Меркурия и, отражая металлом скафандра молочный свет короны, — ждал.
— Ну, хорошо, — заговорил он наконец. — Допустим, я верю, что вы не виноваты в неудачах с Проектом. А кто — виноват?
В ответ — лишь неясное бормотанье, сквозь которое можно было различить — «не знаю» и «во всяком случае».
— Не могли бы вы изъясняться более традиционно? — вежливо поинтересовался Лакки.
— Поверьте мне! — В голосе Майндса слышалось неподдельное отчаянье. — Я все тщательнейшим образом расследовал! Я думал над этим даже во сне! Следил за всеми! Анализировал и сопоставлял! Фиксировал время, когда происходили аварии, рвался кабель или уничтожались записи! И теперь я не сомневаюсь, что никто под Куполом не замешан в этом! Нас там 52 человека. По крайней мере, в шести последних случаях, когда что-то выходило из строя, я мог бы поручиться за каждого. Никого не было вблизи тех несчастных мест!
— Но ведь у аварий должна быть причина! — размышлял Лакки вслух. — Может быть, внутрипланетные толчки? Или воздействие Солнца?
— Духи! — исступленно выкрикнул инженер и резко вскинул руки. — Кроме двух, уже знакомых вам видов, существуют и двуногие духи! Я видел их, но разве кто-то поверит мне? Должен вам сказать, что… скажу вам откровенно… — И речь его стала совершенно бессвязной.
— «Духи»! — Бигмен сочувственно покачал головой. — Не показаться ли вам психиатру?
— И эти мне не верят! — Майндс расхохотался трагически-оперным манером. — Ничего. Заставим поверить. С духами, а заодно и со всеми идиотами будет покончено. Я уничтожу всех! Поголовно!
Вновь последовал зловещий смех, и Майндс с необыкновенным проворством выхватил из кобуры бластер (Бигмен даже моргнуть не успел, не то что помешать инженеру) и, прицелившись прямо в Лакки, нажал на спуск. Пучок энергии бесшумно и невидимо вырвался из ствола.
На Земле все кончилось бы плачевно. Но Меркурий не Земля.
От Лакки, конечно же, не ускользнуло постепенное и неудержимое нарастание ярости Майндса. Должно было последовать разрешение, иначе инженера разорвало бы собственными эмоциями. И все же применение оружия было совершенно неожиданным.
Движение руки Майндса к кобуре и все его последующие действия были молниеносными. Однако Лакки успел отпрыгнуть в сторону.
Дело в том, что меркурианская гравитация составляла всего 2/5 гравитации Земли, и тренированные мышцы отбросили непривычно легкое тело весьма далеко. А Майндс, следивший за полетом Лакки, повернулся слишком резко и потерял равновесие. Тем не менее, в нескольких дюймах от Лакки, едва опустившегося на поверхность, в скале уже красовалась аккуратная ямка глубиной в фут. Прежде чем Майндс собрался произвести повторный выстрел, Бигмен с неотразимым изяществом человека, еще не забывшего марсианской гравитации, выбил оружие из его рук.
Инженер упал, истошно при этом крича, затем внезапно затих, то ли потеряв сознание от сильного удара при падении, то ли совершенно израсходовав запас эмоций.
Бигмен исключал оба варианта.
— Наш милый друг прикинулся усопшим! — так оценил он ситуацию и, схватив бластер, направил дуло в ненавистное лицо.
— Не дури! — сердито крикнул Лакки.
Бигмен опешил, а потом возмутился.
— Тебя ж хотели убить!
Если бы покушались на него самого, маленький марсианин, казалось, был бы не так зол… Крайне неохотно, что-то бурча под нос, он подчинился.
Лакки, стоя на коленях, при свете своего фонаря внимательно разглядывал застывшие, искаженные черты лица инженера. Показания манометра говорили о том, что, к счастью, скафандр не разгерметизирован ударом об острые камни. Подхватив Майндса одной рукой за запястья, а другой за лодыжки, Лакки вскинул ношу себе на плечи и пружинисто поднялся.
— Быстро к Куполу! — решительно сказал он и чуть потише добавил: — А заодно — к проблемам, которые, увы, не так просты, как видится нашему шефу.
Все еще насупленный Бигмен молча поспешил за Лакки. Мелкая его трусца облагораживалась гравитацией. Майндса Бигмен все-таки держал на мушке, на всякий случай.
Упомянутым шефом был Гектор Конвей, глава Совета Науки. Когда они оставались наедине, Лакки называл его «дядюшка Гектор», так как именно Конвей вместе с Аугустом Генри стал в свое время опекуном юного Лакки, родители которого были убиты пиратами вблизи Венеры.
Неделю назад Конвей, напустив на себя самый легкомысленный вид, как будто речь шла об очередном отпуске, спросил его:
— А почему бы тебе не отправиться на Меркурий, а?
— Что-то произошло? — насторожился Лакки.
— Да в общем-то, ничего особенного… — Сказав это, Конвей, однако, нахмурился. — Если не считать таковым несколько странные действия некоторых наших мудрецов от политики… Ты ведь знаешь: мы осуществляем один довольно дорогостоящий проект на Меркурии. Он из тех проектов, которые либо не дают ничего, либо переворачивают все. Вещи подобного рода — всегда в значительной мере игра, рискованная азартная игра…
— Есть ли в этой игре что-то такое, чем мне не приходилось заниматься?
— Похоже на то… Понимаешь, сенатор Свенсон обрушился на Проект, представив его типичнейшим примером того, как Совет почем зря просаживает денежки налогоплательщиков. Тебе, конечно, знаком сей благородный муж… Так вот, этот самый Свенсон яростно настаивает на расследовании. Более того, один из его молодцов поспешил на Меркурий уже несколько месяцев назад.
— Сенатор Свенсон? Все понятно…
Лакки прекрасно знал о тех усилиях, которые прилагал Совет Науки для борьбы с врагом как в пределах, так и вне Солнечной системы. Знал он и о том, что в последние десятилетия усилия стали приносить плоды. Галактическая цивилизация была уже в том почтенном возрасте, когда люди добрались до самых отдаленных звезд Млечного Пути и заселили все пригодные для жизни планеты. Проблемы, которые вставали перед человечеством, ввиду сложности их, мог решить попытаться, во всяком случае, — лишь Совет Науки. К сожалению, в правительстве Земли кое-кто опасался возрастающего влияния Совета, видя в этом угрозу для себя. Иные же виртуозно использовали эти опасения в интересах собственных амбиций. Сенатор Свенсон не только принадлежал к последней группе, но был ее несомненным лидером. Бесконечные нападки на Совет за его «неприкрытое расточительство» — сделали эту фигуру крайне одиозной…
— Кто возглавляет меркурианскую забаву? — спросил Лакки. — Я знаю его?
— Забава, кстати, называется Световым Проектом. А отвечает за него Скотт Майндс, инженер. Парень неглупый, но не из тех, кто создан руководить. И надо же, именно с того момента, как Свенсон облюбовал в качестве очередной мишени Световой Проект, дела там пошли хуже некуда!
— Я готов этим заняться, дядюшка Гектор.
— Спасибо, Лакки. Понимаешь, я уверен, что все аварии не настолько уж серьезны, но Свенсон постарается с их помощью поставить нас в затруднительное положение. Выясни, что именно он замышляет. И пригляди, кстати, за Уртилом, его эмиссаром, весьма способным и опасным малым…
Вот так преподнес дело Гектор Конвей. Небольшое расследованье, не более того. И Лакки, посадив корабль на северный полюс Меркурия, настроился на пустячок. А спустя два часа в него уже разряжали бластер.
Что-то за всем этим кроется, подумал Лакки, с Майндсом на плечах приближаясь к Куполу. И куда более серьезное, чем можно было предположить.
Доктор Карл Гардома, выйдя из палаты и взглянув исподлобья на Лакки с Бигменом, стал сосредоточенно вытирать руки мохнатым пластосорбовым полотенцем, которое вскоре, скомканное, исчезло в контейнере. Гардома хмурился, и с его смуглого лица не сходило выражение глубокой озабоченности. Казалось, даже черные, коротко стриженные волосы доктора топорщатся как-то встревоженно.
— Ну? — спросил Лакки.
— Я дал ему успокоительное. — Гардома смотрел куда-то мимо Лакки. — Думаю, он будет в порядке, когда проснется. Возможно, даже не вспомнит о случившемся.
— Доктор, такие приступы уже случались с Майндсом или это — первый?
— Ничего подобного до сих пор не наблюдалось, сэр. Во всяком случае, с момента его прибытия на Меркурий. Не знаю, что предшествовало этому, но последние несколько месяцев инженер Майндс находился в состоянии сильнейшего нервного напряжения.
— Отчего?
— Видите ли, он все время чувствовал себя виновным в том, что происходит с Проектом.
— А как по-вашему, такое чувство имело под собой основания?
— Нет. Безусловно, нет! Но это ему не мешало… Вы же успели убедиться, насколько разладился этот человек. Он буквально вбил себе в голову, что в происходящем все винят только его! Световой Проект, которым здесь занимаются, принадлежит к разряду работ чрезвычайно важных. Он поглотил и продолжает поглощать уйму денег и сил. На Майндсе лежит тяжелейший груз ответственности за все оборудование, за работу конструкторов, пятеро из которых, между прочим, старше его минимум на десять лет…
— А как получилось, доктор, что столь важный пост занял такой молодой человек?
Гардома улыбнулся, и обнажившиеся в улыбке белые, безупречной формы зубы несколько смягчили мрачность его облика.
— Субэфирная оптика, мистер Старр, совершенно новое направление в науке. И только молодой человек, только что выпорхнувший из школы, кое-что смыслит в ней.
— Такое впечатление, доктор, будто и вы разбираетесь в этом!
— Отнюдь нет… Просто Майндс немножко рассказывал… Мы ведь прибыли сюда на одном корабле, и уже тогда я был поражен, с какой увлеченностью говорил он о Проекте и возможностях, открываемых его осуществлением. Вам, должно быть, известно о них?
— Ничего, ровным счетом ничего.
— Так вот. Здесь мы имеем дело уже с гиперкосмосом — иными словами, той частью пространства, которая находится по ту сторону космоса в традиционном понимании. Законы, которые здесь незыблемы, в гиперкосмосе — отменяются! Скажем, нельзя двигаться со скоростью, превышающей скорость света, — ну нельзя! И до ближайшей звезды нужно тащиться целых четыре года. В гиперкосмосе же — совсем другое дело! Бери и лети хоть… — доктор осекся, а потом спросил с извиняющейся улыбкой: — Вы ведь знаете об этом?
— Конечно. Как, впрочем, и любой, я знаю, что гиперкосмические полеты сделали обычными путешествия к звездам, — сухо отозвался Лакки. — Но при чем тут Световой Проект?
— А вот при чем… — Доктор Гардома поднял вверх указательный палец и принял таинственный вид. — В вакууме обычного космоса свет распространяется, как известно, по прямой, строго по прямой. Изогнуть эту прямую можно только с помощью колоссальных гравитационных усилий. В гиперкосмосе — по-другому. Вы можете делать со световым лучом все, что заблагорассудится! Как будто имеете дело с нитью самой нежной пряжи! Луч можно сфокусировать, рассеять и чуть ли не завязать бантиком! Так, во всяком случае, утверждают создатели гипероптической теории.
— И Скотт Майндс, если я правильно понимаю, находится здесь именно для того, чтобы проверить эту теорию на предмет стройности?
— Совершенно верно.
— А почему был выбран именно Меркурий?
— Потому что во всей Солнечной системе не найти планетной поверхности с такой огромной концентрацией света, причем на громадной площади. И результаты, которые ожидает инженер Майндс, гораздо проще получить здесь, чем, скажем, на Земле, где, при весьма сомнительном эффекте, все обошлось бы куда дороже.
— Но пока что мы имеем только аварии…
— Которые кто-то подстраивает! — гневно подхватил Гардома. — И с которыми нужно немедленно покончить! Вы понимаете, что для нас всех значит этот Проект? Земля не будет рабыней Солнца! Космические станции станут перехватывать солнечный свет и, пропустив через гиперкосмос, равномерно распределять по всей планете! — Гардома, подхваченный мечтами, уносился все дальше. — Исчезнет зной пустынь и забудется полярная стужа! По нашему усмотрению будет реорганизована смена времен года! Мы будем управлять погодой! Иметь солнечный свет в любом угодном нам месте и ночь той продолжительности, которую захочется мизинцу нашей ноги! Земля превратится в рай с кондиционированным воздухом!
— Но, по-моему, до этого еще далеко?
— Да, вы правы. — Доктор с неохотой вернулся в реальность. — Понадобится много-много времени… Сэр, я, конечно, могу ошибиться, но мне кажется, что вы тот самый Дэвид Старр, которому удалось распутать историю с отравлением пищи на Марсе!
Лакки, для которого такой поворот в разговоре был довольно неожиданным, а также и не очень приятным, нахмурился.
— Почему вы так решили?
— Дело в том, что я все-таки врач. И как врача меня в свое время заинтересовала такая странная эпидемия — ведь это поначалу считалось эпидемией! Потом уже, в слухах, которые, как им положено, ходили и которым я жадно внимал, стало часто встречаться имя одного юного члена Совета, сыгравшего главную роль в разгадке тайны…
— Хорошо. Пусть будет так. — Лакки досадливо поморщился. Это уже второе за день узнавание никак не входило в его планы.
— Ну, а если так, — радостно продолжил Гардома, — если вы тот самый Старр, то, хочу надеяться, недолго нам терпеть! Я имею в виду так называемые аварии, чтоб их…
Лакки, не удостоив доктора ответом, холодно осведомился:
— Могу я узнать, сэр, когда Скотт Майндс будет в состоянии разговаривать со мной?
— Не ранее чем через 12 часов! — испуганно отчеканил Гардома.
— Надеюсь, он будет в здравом уме?
— Вне всяких сомнений!
— Ты уверен, Гардома? — бесцеремонно вмешался чей-то гортанный баритон. — Наверное, оттого, что славный парнишка Майндс всегда в свое уме, да?
Доктор обернулся на голос, и на лице его обозначилась сильнейшая неприязнь.
— Что вы здесь делаете, Уртил?
— Держу открытыми глаза и уши, хотя некоторым это и не нравится! — развязно ответил вошедший.
Лакки и Бигмен с интересом разглядывали незнакомца. Это был среднего роста мужчина, широкоплечий и мускулистый, с небритым самодовольным лицом.
— Меня не интересует, что вы там проделываете со своими ушами! Но извольте заниматься этим вне моего кабинета! — Гардома подыскал, наконец, разящие слова.
— Почему-у? — гримасничая, протянул Уртил. — Вы же доктор! А пациенты имеют право входить сюда! Я заболел, может быть!
— На что жалуетесь?
— Да подожди ты. Сначала разберемся с этими двумя. Они-то на что жалуются? На гормональную недостаточность, верно? — И его ленивый взгляд остановился на Бигмене Джонсе.
Тут возникла звенящая пауза, и Бигмен сначала побледнел, а потом стал весь как-то странно разбухать. Увеличившись в объеме до опасного предела, он очень осторожно поднялся со своего места. Глаза марсианина были широко раскрыты, а губы шевелились, тихо и без конца повторяя: «Гормональная недостаточность». Казалось, он вполне верит, что можно было произнести такое.
Атакующая кобра выглядела бы в этот момент старой черепахой в сравнении с Бигменом, чьи 5 футов и 2 дюйма мышц, туго свитых в упругий хлыст, метнулись к расплывшемуся в ухмылке наглецу.
Но Лакки двигался еще быстрее. Крепко ухватив Бигмена за плечи, он тихо произнес:
— Спокойно, дружище, спокойно…
— Но ты же слышал, Лакки! Ты же слышал!
Маленький марсианин вырывался изо всех сил.
— Не время, Бигмен… — успокаивал его Лакки, не разжимая объятий. — Не время, пойми…
Смех Уртила был резким и отрывистым, как лай.
— Ну отпусти его, парень! Я не прочь одним пальцем размазать малыша по полу!
Бигмен отчаянно выл и извивался в тисках Лакки.
— Если скажете еще хоть словечко, Уртил, — Лакки с трудом сдерживал гнев, — ваша жизнь осложнится настолько, что даже друг-сенатор будет не в силах вам помочь! — Глаза его, пока он говорил, стали ледяными, а голос металлическим.
На мгновенье взгляды двоих схлестнулись, и, проиграв эту схватку, Уртил что-то промямлил о неудачной шутке. Тяжелое дыхание Бигмена кое-как успокоилось, и, когда Лакки выпустил его, марсианин занял свое место, вздрагивая от остатков ярости.
Доктор Гардома, который, втянув голову в плечи, безмолвно наблюдал всю сцену, с удивлением спросил:
— Как, вы знаете Уртила, мистер Старр?
— О да. Слава о Джонатане Уртиле, уполномоченном сенатора Свенсона, дошла до меня. Не могла не дойти.
— Уполномоченный? — пробормотал доктор. — Что ж, пусть будет так…
— И я о вас наслышан, дражайший! — сказал, как изрыгнул, Уртил. — Дэвид Старр, или Лакки, как вы себя величаете! Вундеркинд из Совета Науки! Теперь перечисляю… Дело об отравлении, история с астероидными пиратами, венерианская телепатия… Знакомо?
— Немного, — равнодушно отозвался Лакки.
Уртил торжествующе хохотнул.
— Да, архив сенатора содержит много интересного о Совете! А в моей голове, — добавил он с внезапной доверительностью, — есть кое-что о творящемся здесь. Прелюбопытнейшие вещи! Взять хотя бы сегодняшнее покушение… Кстати, я пришел сюда не просто так. Меня привела забота о ближнем.
— Забота?
— Она. И вот доказательство. Я должен, я просто обязан предостеречь вас от опасности! Наверное, наш милый доктор уже вкручивал тут о том, какой замечательный малый Майндс. И о кратковременной вспышке, вызванной невыносимым напряжением. Видите ли, они у нас большущие друзья, Гардома и Майндс…
— Я всего лишь сказал, что… — начал было доктор.
— Дай мне закончить! — рявкнул Уртил и вновь повернулся к Лакки. — Понимаете, Скотта Майндса по безвредности можно уподобить двухтонному астероиду, который несется прямо на ваш корабль. Этот парень вовсе не был сумасшедшим, когда вы танцевали под аккомпанемент его бластера. Он прекрасно понимал, что делает. Вас хладнокровно пытались убить, Старр, и попытаются еще. Будьте уверены и спокойны: Майндс вскоре предпримет новую попытку — я готов поспорить на… да хотя бы на сапоги вашего друга.
Тишина, наступившая после слов Уртила, всем, кроме него самого, показалась гнетущей.
Затем Лакки спросил:
— Но почему? Ведь должна же быть какая-то причина!
— Причина — уважительная, — Уртил говорил совсем тихо, наслаждаясь общим вниманием. — Страх. Майндс попросту не справляется со своей работой, не тянет. А за денежки — за миллионы, которые с традиционной щедростью отвалил ему Совет Науки, — за них ведь нужно будет отчитываться, хотя бы чуть-чуть. Делается это очень просто: по возвращении на Землю громко кричится о несносном Меркурии, от которого одни напасти, и жалобно шмыгается носом. Совет растроган, а когда он растроган — из него сыплются деньги на новую, еще более идиотскую программу… И вот появились вы, и возникла угроза лишиться всех милых сердцу утех. Ведь Совет теперь узнает истинное положение вещей! Как только оно станет известно вам.
— А вам оно уже известно?
— Представьте себе.
— В таком случае, вы тоже представляете опасность для Майндса! Отчего же он не попытался избавиться от вас?
Мясистое лицо Уртила до неузнаваемости деформировалось широчайшей самодовольной улыбкой.
— А кто вам сказал, что он не пытался? Ещекак! Но годы работы на сенатора кое-чему меня научили. Во всяком случае, постоять за себя — могу.
— Вы врете, Уртил! — крикнул доктор и побледнел как полотно. — Скотт Майндс никогда и никого не пытался убить! По крайней мере, до сегодняшнего дня! И вы это прекрасно знаете!
Уртил даже бровью не повел. Он продолжал ласково наставлять Лакки.
— А-а, чуть не забыл… Не спускайте глаз с нашего эскулапа. Тоже милейший человек. Они с Майндсом — не разлей вода. Так что, сами понимаете… На вашем месте я не лечился бы у него даже от головной боли. От его пилюли можно… — И Уртил многозначительно посмотрел вверх.
Доктор Гардома, едва не плача, в несколько приемов выдавил из себя:
— Когда-нибудь!.. кто-то!.. убьет вас!.. вас убьет!.. за ваши!.. убьет за ваши!..
— Неужели? — радостно воскликнул Уртил. — И вы думаете это сделать один?
Направившись было к выходу, он внезапно остановился и через плечо бросил Лакки:
— Да, совсем забыл. Вас жаждет лицезреть старая развалина Пивирейл. Он очень расстроен тем, что не было никакой официальной встречи. Поспешите к нему и успокойте, если старик еще не застрелился… И еще, Старр. Не забывайте осматривать свои скафандры. Бывают, знаете ли, досадные дефекты. Надеюсь, понимаете, о чем речь? — И не дожидаясь ответа, Уртил удалился.
Прошло довольно много времени, прежде чем Гардома заговорил.
— Никогда не упустит случая потрепать нервы, никогда… Подлый лгун…
— Этот парень несомненно хитер, — задумчиво произнес Лакки. — Неплохой способ нападения — говорить то, что больней всего задевает собеседника. Разгневанный противник — вдвое слабее… Это, между прочим касается и тебя, Бигмен! Ведь ты бросаешься на всякого, кто осмелится говорить о твоем росте.
— Но Лакки! — пронзительно возопил марсианин — Он обозвал меня гормонально-дефективным!
— А ты найди более достойный способ доказать обратное!
Бигмен что-то проворчал в ответ и, насупившись, принялся колотить своим маленьким кулачком по упругому пластику ярко-красных высоких сапог (такие носят исключительно марсианские парни, те, что работают на фермах. У Бигмена была дюжина подобных сапог, одна пара ослепительней другой).
— Хватит дуться! — Лакки обнял его за плечи. — Давай-ка лучше навестим Пивирейла. Первое лицо здесь как-никак…
— Да-да! — поддержал его доктор. — Все, что находится под Куполом, это его хозяйство. Конечно, Пивирейл уже не юн, и у него нет тех связей, которые были когда-то. Между прочим, как почти все мы, он люто ненавидит Уртила. Ненавидеть-то ненавидит, однако предпринять что-либо не в силах. Тягаться с сенатором Свенсоном занятие, как известно, не из перспективных. Кстати, как на этот счет у Совета Науки?
— Полагаю, что небезнадежно… Доктор! — Лакки решительно оставил бесплодную тему. — Не забудьте о том, что я обязательно должен увидеться с Майндсом, как только он проснется!
— Да, я сразу сообщу вам. Будьте осторожны сэр!
— Быть осторожным? — удивился Лакки. — Что вы этим хотите сказать?
Гардома смутился.
— Ничего. Это у меня такая присказка, знаете ли.
— Тогда понятно. — И, простившись с доктором Лакки вышел. За ним, насупившись, поспешил Бигмен.
Крепкое и энергичное рукопожатие Ланса Пивирейла, человека весьма почтенных лет, удивило их. В темных глазах, которые казались еще темнее под буйными зарослями седых бровей, читалось явное беспокойство. Копна густых волос делала его похожим на льва. Пожалуй, только морщины на острых скулах и шее выдавали его преклонный возраст.
Пивирейл заговорил тихо и не спеша.
— Сожалею, джентльмены, о весьма неприятном инциденте, имевшем место сегодня. Я мог и должен был предотвратить его!
— Не нужно винить себя, сэр, — возразил Лакки.
— Если бы я встретил вас сам — ничего подобного не случилось бы! Но проблемы, которые нас тут опутали, совершенно вытеснили из моей головы правила хорошего тона!
— Вы прощены, и забудем об этом, — улыбнулся Лакки и посмотрел на Бигмена, который с открытым ртом внимал величественному потоку слов старого джентльмена.
— Я не заслуживаю прощения! — с пафосом продолжал астроном. — Но в вашей попытке простить меня усматриваю несомненное и редкое великодушие! И считаю возможным перейти к следующей теме! Ваше жилище!
Он подхватил Лакки с Бигменом под руки и увлек в глубь узких, но ярко освещенных коридоров Купола.
— У нас очень, очень тесно! — восторженно сетовал Пивирейл. — Все переполнено и забито! Особенно с тех пор, как здесь появился Майндс со своими инженерами, а потом еще, — тут астроном замялся, — и другие. И все же, смею надеяться, ваше жилище — не из худших! Да, если возникнет желание перекусить — в любой момент вам доставят пищу. Отдохните, выспитесь хорошенько, — а завтра у вас будет предостаточно времени, чтобы встретиться со всеми, да и мы, хотя бы в общих чертах, узнаем о целях вашего визита. Лично меня вполне удовлетворяет то, что вашим поручителем является Совет Науки… Да! У нас тут имеет место быть что-то вроде банкета в вашу честь!
— Благодарю, вы очень любезны, сэр, — не сразу и рассеянно ответил Лакки. — Надеюсь, у меня также будет возможность осмотреть обсерваторию?
Казалось, этот вопрос окончательно осчастливил Пивирейла.
— О да! В любой момент! Вы не пожалеете о времени, потраченном на осмотр! И увидите удивительные вещи! Наше основное оборудование размещено на подвижной платформе, которая передвигается вместе с терминатором! Это позволяет никогда не терять нужную вам часть Солнца!
— Просто превосходно, мистер Пивирейл! — в тон воскликнул Лакки. — И еще один вопрос. Что вы думаете о Майндсе? Очень прошу вас ответить без обиняков.
Пивирейл неожиданно помрачнел.
— Вы, как я понимаю, субвременной инженер?
— Да не то чтобы… Однако я спросил о Майндсе.
— Да, извините. Ну-у, это довольно приятный, я бы сказал, молодой человек. Компетентный, смею утверждать… но нервный, страшно нервный! Обидеть его очень, даже очень легко… И проявилось это не сразу, а спустя какое-то время, когда реальность вступила в противоречие с его планами… Он, увы, не был подготовлен к такому обороту… А во всех других отношениях это исключительно милый молодой человек. Формально являясь его начальником здесь, внутри Купола, я, тем не менее, никогда не вмешиваюсь в дела мистера Майндса, не связанные с работой в обсерватории.
— А ваше мнение о Джонатане Уртиле?
Пивирейл остановился как вкопанный.
— Что о нем? В каком плане он вас интересует?
— В общем. Как он вам?
— Мне не хотелось бы говорить об этом человеке, последовал неожиданный ответ.
Некоторое время шли молча. Лицо астронома оставалось мрачным.
— Мистер Пивирейл! — решился наконец заговорить Лакки. Есть ли здесь еще кто-то посторонний, условно говоря? Кроме Майндса с его людьми и Уртила.
— Гардома, доктор Гардома, конечно.
— Разве вы не считаете его своим?
— Но ведь он же врач, а не астроном! Без него, конечно, не обойтись, и он за короткий период пребывания здесь успел показать себя с самой лучшей стороны, но…
— За короткий период, вы сказали?
— Да, он совсем недавно сменил своего предшественника, отработавшего положенный год. Кстати, прилетел Гардома на одном корабле с группой Майндса.
— Врачи работают у вас только один год?
— Не только они. Приходится постоянно обучать новых людей и, едва они освоятся — прощаться с ними. Что делать! Меркурианские условия далеко не курортные, и люди не должны находиться здесь подолгу.
— Не могли бы вы вспомнить, сэр, сколько новых людей прибыло на Меркурий в течение последних шести месяцев?
— Около двадцати. Точные цифры вы найдете в журнале, но около двадцати.
— А сами вы здесь достаточно долго, сэр?
Астроном усмехнулся.
— Да уж! Страшно подумать! Мой заместитель Кук тоже работает здесь уже седьмой год. Разумеется, мы часто берем отпуск и… Ваше жилище, джентльмены! Если возникнут какие-то желания или проблемы — не стесняйтесь, обращайтесь ко мне.
Их комната оказалась довольно маленькой, но в ней были две койки, которые можно было убрать в стенную нишу, два дивных кресла с тем же механизмом исчезновения и самый настоящий письменный стол со стулом. За перегородкой обнаружилась ванная и туалет.
— Ну-у! — одобрительно протянул Бигмен. — Вроде бы лучше, чем на корабле, а?
— Да, брат, недурно, — согласился Лакки, — кажется, нам дали одну из лучших комнат.
— Естественно! Думаю, он знает, кто ты у нас такой!
— Вряд ли, — мотнул головой Лакки. — Ведь он предположил, что я субвременной инженер… Нет, старику известно лишь то, что меня прислал Совет.
— Да тут все тебя знают! — возразил Бигмен.
— Не все, а только Майндс, Гардома и Уртил… Послушай, Бигмен, а почему бы тебе не принять душ? Я бы тем временем распорядился насчет еды и багажа с «Метеора».
— Не возражаю! — радостно закричал марсианин.
В ванной Бигмен громко запел. Вода здесь, как и в других безводных местах, была строго нормирована, и табличка на стене с напоминанием о том, какое количество драгоценной жидкости позволительно использовать, была привычной. Бигмен, как истинный марсианин, испытывал к воде необыкновенно почтительные чувства. Во всяком случае, просто так плескаться ему и в голову не приходило никогда. И вся процедура, исключая стремительный финал, состояла из бесконечного намыливания, пускания пузырей и ликующего пения.
Встав перед сушилкой и направив на себя мощную струю теплого воздуха, Бигмен зажмурился от удовольствия.
— Эй, Лакки! Стол уже накрыт? Я голоден!
Из комнаты донесся голос Лакки, однако слов нельзя было разобрать.
— Ну Лакки же! — шутливо возмутился Бигмен и вышел из ванной.
На столе стояли две тарелки с соблазнительно дымящимся ростбифом с овощами (хотя все это была сплошная имитация, поскольку выращено на субморских плантациях Венеры).
Лакки, не обращая никакого внимания на своего друга, присев на краешек койки, разговаривал с Пивирейлом, который сосредоточенно моргал на экране переговорного устройства.
— Выходит, о том, в какую именно комнату мы въедем, знали решительно все! — спросил Лакки.
— Соответствующее распоряжение было отдано мною по общему каналу, и, естественно, его мог слышать каждый. Кроме того, у нас не так уж много комнат, зарезервированных на особый случай. Их местонахождение известно всем.
— Понятно. Благодарю вас, сэр.
— А что, собственно, произошло, Старр?
— Да так, ничего особенного. Извините, что потревожил вас… — Вежливо улыбнувшись, Лакки прервал связь и молча уставился в погасший экран.
— Ничего особенного, говоришь? — грозно выкрикнул Бигмен и подбоченился. — Так-таки и ничего? А ну-ка, выкладывай!
— А-а, кое-что произошло, ты прав. Я тут разглядывал наше снаряжение, в том числе и скафандры… А скафандры эти не простые. Они снабжены особым изоляционным слоем — для выхода на солнечную сторону, вероятно.
Бигмен снял один из скафандров, которые висели в нише. Тот оказался на удивление легким для своих внушительных размеров. Марсианин досадливо крякнул. Ну вот, снова все придется подгонять, и даже не по своему росту, потому как эта регулировочная дребедень не рассчитана на него, видите ли. Вот что значит быть недостаточно высоким…
— Ну, раздолье, Лакки! И койка тебе! И ванная! И яства, понимаешь! И скафандры!
— И смерть… — продолжил Лакки без тени улыбки. — О ней позаботились тоже. Вот, взгляни-ка…
Он поднял рукав большего скафандра. У самого плеча, чуть ниже шарнирного соединения, видна была крохотная царапина. Когда пальцы Лакки дотронулись до нее и слегка надавили — царапина углубилась.
Это был настоящий разрез!
— С внутренней стороны — такая же прелесть… — Лакки отпустил рукав. — Все рассчитано таким образом, чтобы я успел добраться до солнечной стороны, а там…
— Уртил! — сразу закричал Бигмен и напрягся всем своим маленьким телом. — Ну и подлая же тварь!
— Уртил? — Лицо Лакки выражало недоумение. — Почему он?
— Ха! Ты забыл, с какой настойчивостью этот хитрец советовал нам проверять скафандры, а?
— Нет, не забыл. Оттого и проверил.
— Ты проверил его работу! Неплохо придумано, неплохо… Мы, значит, обнаруживаем разрез и — ах, Уртил! Ах, спаситель! После чего не можем смотреть на него без слез умиления… А потом мерзавец избавляется от нас любым из двухсот ему известных способов, совершенно без труда. Ой, Лакки, не клюнь на это! Он…
— Подожди. Не нужно делать поспешных выводов… Итак, Уртил сказал, что Майндс пытался убить его. Что ж, проверим. И предположим, что его скафандр был продырявлен таким же образом, как мой. Уртил обнаруживает дефект и предупреждает нас о наличии этого трюка в репертуаре, как он полагает, Майндса.
— Черта с два это сделал Майндс! Ему ввели чуть ли не ведро снотворного, а до того он ни на минуту не оставлял нас!
— Хорошо. А откуда мы знаем, что Майндс спит и что он получил снадобье?
— Так ведь Гардома… — Тут Бигмен осекся.
— Вот видишь? Со слов доктора Гардомы! А он — большой друг Майндса!
— Значит, они заодно! — незамедлительно выпалил марсианин. — И нечего тут думать!
— Да что же это такое! Только я попытаюсь привести свои мысли в порядок — и ты тут как тут со своими озарениями! А потом еще удивляешься отчего это я не делюсь с тобой!
— Извини, Лакки. — Бигмен смущенно прикусил губу. — Продолжай, пожалуйста.
— Так вот… — Лакки снова принялся рассуждать вслух. — Уртила заподозрить — проще всего. Никто его не любит, даже Пивирейл… Вспомни его реакцию на одно только упоминание имени Уртила! Ты, кстати, тоже ведь невзлюбил этого парня, и причем стойко?
— Еще бы, — буркнул Бигмен.
— И мне он, откровенно говоря, не понравился. А что если человек, повредивший скафандр, учел такое замечательное свойство Уртила — вызывать неприязнь к себе? И понимает, на кого будут вешать всех собак?
— Ну! — Бигмен явно недоумевал.
— С другой стороны, Майндс, который уже пытался честно шлепнуть меня из своего бластера, вряд ли способен на такую филигранную работу — не в характере… Что касается доктора Гардомы, то он совсем не похож на человека, который согласен участвовать в убийстве — лишь бы не огорчать друга.
— Так что же решим? — Бигмен, казалось, вот-вот загорится от нетерпения.
— Что? А вот что… Пора спать! — И Лакки направился в ванную.
Бигмен, разочарованно глядя ему вслед, пожал плечами.
На следующее утро, когда они зашли к Скотту Майндсу, тот, бледный и измученный, сидел на койке.
— Привет, — печально выдохнул он. — Я уже знаю о случившемся, Гардома рассказал… Я глубоко сожалею, поверьте…
— Как вы себя чувствуете? — По тону вопроса было ясно, что Лакки не растаял.
— Как любой другой выжатый лимон, — Майндс страдальчески усмехнулся. — Но тут, — указательный палец постучал по лбу, — все в порядке. И я смогу присутствовать на сегодняшнем обеде, который старина Пивирейл дает в вашу честь.
— Будет ли это благоразумно?
— Во всяком случае, Уртил поостережется слишком вдохновенно разглагольствовать о сумасшедшем Майндсе! — Гнев мгновенно окрасил лицо инженера. — Да и Пивирейл попридержит свой язык.
— Разве мистер Пивирейл сомневается в вашей вменяемости?
— Видите ли, Старр… С того момента, когда начались эти странные аварии, я — на небольшом скутере — облетаю солнечную сторону. Ведь это мой Проект, и мне небезразлична его судьба! Так вот. Пару раз мне приходилось видеть… — Майндс остановился, не решаясь продолжить.
— Ну же! — нетерпеливо воскликнул Лакки.
— Не исключено, конечно, что я ошибаюсь… Ведь между нами было довольно солидное расстояние. Но это было существо, похожее на человека! Оно было в скафандре, однако без всякого намека на изоляцию!
— А вы не пытались приблизиться к этому существу?
— Пытался, но безуспешно. На фотоснимках тоже ничего нельзя было разобрать. Сплошные пятна, светлые и темные… Но ведь что-то там было и двигалось, совершенно не обращая внимания ни на жару, ни на радиацию! Оно даже останавливалось и подолгу отдыхало, во всяком случае, неподвижно стояло на самом солнцепеке, если выражаться по-земному! Вот что озадачило меня больше всего!
— Разве это так странно — стоять?
Ответу предшествовал короткий сухой смешок.
— На солнечной стороне Меркурия? Весьма странно, как мне думается. Никто не стоит, кроме него. И вовсе не оттого, что неприлично. Уносить оттуда ноги, и как можно быстрей, заставляет радиация! Скафандры с изоляционной прокладкой при всех их достоинствах не могут обеспечить надежной защиты от гамма-лучей!
— Но как объяснить то, что вашему таинственному незнакомцу все это нипочем?
— Я сомневаюсь, что он — человек, — прошептал Майндс, сконфуженно улыбнувшись.
— Двуногий дух, может быть, — насмешливо спросил Бигмен и собрался было развить мысль, но Лакки сердито ткнул его в бок.
Майндс энергично замотал головой.
— Видно, что-то подобное я говорил вам наверху, да? Чушь, забудьте. Никакой не дух. По-моему, это был меркурианец.
— Что?! — В возгласе Бигмена было столько возмущения, что, казалось, ему нанесли смертельное оскорбление.
— Только меркурианец мог бы вынести такую жару и такую радиацию, — убежденно закончил Майндс.
— А зачем ему понадобился скафандр? — спросил Лакки.
— Не знаю, не знаю… — В глазах Майндса появился беспокойный, почти безумный блеск. — Все это крайне загадочно. Когда, после встреч с ним, я возвращался под Купол, то проверял, где находились люди и кто пользовался скафандрами за время моего отсутствия здесь ведь фиксируется каждый твой шаг. И ничего даже в малой степени подозрительного не обнаружил, представьте себе! Необходим настоящий и самый тщательный розыск, но Пивирейл даже слышать об этом не хочет — нет, мол, к сожалению, соответствующей экипировки!
— Вы обо всем рассказали ему?
— Да, и он понял, что я — чокнутый. Что все происходит только в моем воспаленном воображении. Но это не так, Старр, поверьте.
— А с Советом вы не пытались связаться?
— Что толку? Пивирейл никогда не поддержит меня. А Уртил авторитетно заявит, что я не в своем уме, и ему с удовольствием поверят. Разве кто-то станет слушать меня?
— Я стану.
Майндс резко выпрямился. Его рука непроизвольно дернулась в сторону Лакки, но затем безвольно упала.
— Значит, вы займетесь этим?
— Да, — твердо пообещал Лакки.
Когда Лакки с Бигменом вошли — все уже сидели за столом. Над нестройным гулом приветствий, который вежливо поднялся навстречу им, почти зримо висела несомненная напряженность присутствующих.
В центре, поджав тонкие губы и втянув без того впалые щеки, сидел охваченный чувством собственного достоинства Пивирейл. По левую руку от него находился Уртил, закрывавший своими широкими плечами спинку массивного кресла. Пальцы атлета изящно, как ему, вероятно, казалось, постукивали по хрупкому бокалу.
Скотт Майндс, который сидел в самом конце стола и выглядел невыспавшимся юношей, бросал на Уртила презрительные взгляды.
При Майндсе был Гардома, посматривавший на друга с материнской озабоченностью и готовый в случае чего прикрыть его собой.
Прочие места, за исключением двух, пока пустовавших, справа от Пивирейла — были заняты весьма важными персонами обсерватории. Один из этих людей, Хенли Кук, худощавый и высокий, встал из-за стола, чтобы, крепко ухватив обеими руками руку Старра, радушно поприветствовать его.
Сразу после того как Лакки с Бигменом уселись и был подан салат, Уртил своим режущим ухо голосом поведал:
— Старр, мы тут как раз обсуждали, не следует ли нашему юному гению рассказать вам об удивительных результатах его экспериментов?
— Позвольте мне самому решать, когда и о чем говорить! — чуть не задохнулся от злости Майндс.
— Да что ты мнешься, Скотт! — ухмыльнулся Уртил. — Отбрось стыд, парень! Ну ладно, я сам расскажу, так и быть…
Рука доктора опустилась на плечо Майндса, и тот, сдержав протестующий крик, нахмурился.
— Слушайте внимательно, Старр, — начал Уртил. — Это может пригодиться вам.
— Должен сказать, — перебил Лакки, — что я в общих, конечно, чертах ознакомился с сутью экспериментов, о которых вы намерены говорить, и считаю их весьма перспективными.
— Вот как? — помрачнел Уртил. — Вы, однако, оптимист! А известно ли вам, дорогой Старр, что наш бедолага Майндс не продвинулся ни на дюйм в своей успешной работе? Или я ошибаюсь, Скотт?
Майндс попытался было вскочить, но рука Гардомы вновь удержала его.
Глаза Бигмена, как у теннисного болельщика, неотрывно поворачивались от одного к другому из говорящих. Когда глаза останавливались на Уртиле, марсианин от отвращения даже морщился.
Беседа была прервана очередной сменой кушанья, и Пивирейл попытался перевести разговор в безопасное русло. Это удалось ему, но ненадолго. Уртил, пронзив кусок ростбифа вилкой, наклонился в сторону Лакки и утвердительно спросил:
— Итак, вы за осуществление Проекта?
— Да. По-моему, он вполне приемлем.
— Что ж, как члену Совета, вам и положено так думать… Ну, а если я вам скажу, что все здешние эксперименты — жульничество? Что на Земле они обошлись бы в сто раз дешевле? Что тогда? Или, может быть, Совет Науки не подозревает о существовании налогоплательщиков?
— Вы, как мне кажется, лжете, мистер Уртил. У вас к этому, очевидно, природная склонность.
После этих слов в зале все разом замолчали, молчал сам Уртил. Челюсть его от удивления аж отвисла, а глаза расширились. Наконец он вскочил и, едва раздавив перепуганного Пивирейла, тяжело шлепнул ладонь рядом с тарелкой Лакки.
— Чтобы всякие выкормыши Совета Идиотов могли меня тут… — грозно взревел он, но тут же испустил странный, сдавленный крик ужаса.
Это Бигмен, который до сих пор не принимал активного участия в происходящем, сделал едва заметное движение, деталей и характера которого никто не успел уловить по причине их молниеносности.
Над ладонью Уртила, которая, казалось, навсегда приросла к столу, дрожал черенок ножа.
Пивирейл вскочил, повалив свое кресло, и застыл, раскрыв рот. В поведении остальных так или иначе выражалось полное замешательство. Даже Лакки испугался не на шутку.
Торжествующий дискант марсианина был разительным контрастом этой мрачной картине.
— Ну, ты, мешок с дерьмом! Растопырь пальцы и удали свою ручонку на безопасное расстояние!
С минуту Уртил ничего не понимал. А потом, когда до него дошел смысл сказанного, он подчинился и осторожно поднял руку. Ладонь не была повреждена! Ни единой царапинки!
Торчал лишь нож, лезвие которого, представлявшее собой силовое поле, вонзилось в пластиковое покрытие между указательным и средним пальцами Уртила, напоминая о случившемся.
Уртил, внезапно охваченный испугом, отдернул руку, как от огня. Заметив это, Бигмен нежно промурлыкал:
— А в следующий раз, приятель, если вздумаешь так плохо шутить — будет гораздо хуже… Ты понял меня? Если у тебя припасена ответная речь, я готов выслушать сии почтительные слова…
Он коснулся ножа, и лезвие, вернее, чуть заметное свечение, которое исходило из черенка, исчезло. Грозное оружие вернулось в маленькую кобуру на поясе Бигмена.
— Я не знал, что мой друг вооружен, — обращаясь ко всем, поспешил объясниться Лакки. — Он, разумеется, сожалеет о том, что несколько отвлек нас от обеда. Надеюсь, мистер Уртил не примет этот досадный инцидент слишком близко к сердцу.
Кто-то облегченно рассмеялся, и даже Майндс улыбался.
Уртил же переводил яростный взгляд с одного лица на другое.
— Запомним, как вы со мной обошлись, запомним… — цедил он сквозь зубы. — Да, у сенатора здесь с единомышленниками туговато… Но я останусь! — И Уртил, скрестив руки на груди, с вызовом огляделся. Однако никто и не собирался его выгонять…
Возобновилась непринужденная беседа.
— Сэр, — обратился Лакки к Пивирейлу. — Вы знаете, мне очень знакомо ваше лицо!
— Вот как? — Астроном вежливо улыбнулся. — Вряд ли нам доводилось встречаться…
— Может быть, на Церере?
— На Церере? — Пивирейл, который еще не вполне оправился от испуга, рассеянно смотрел на Лакки. — Там самая большая обсерватория во всей Солнечной системе… Да, в молодости мне приходилось работать там. Сейчас, впрочем, тоже наведываюсь.
— Вероятно, именно там я и видел вас.
В памяти Лакки ожили события тех беспокойных дней. Погоня за капитаном Энтоном, пираты, облюбовавшие астероид, и вторжение их кораблей на территорию Совета…
Пивирейл сокрушенно покачал головой.
— Увы, если бы я вас встретил там — запомнил бы непременно, но… — Он развел руками.
— Очень жаль… — улыбнулся Лакки.
— И для меня это большая потеря, поверьте… Тот период был вообще полосой потерь. Из-за какого-то пустякового недомогания я проморгал самый настоящий пиратский налет! И узнал подробности только от своих медсестер!
Пивирейл оглядел стол с жизнелюбивым выражением и, после того как механический официант подал десерт, возвестил:
— А теперь, джентльмены, предлагаю обсудить Световой Проект. — Он сделал паузу, улыбнулся, а затем продолжил: — Конечно, не слишком приятный предмет для разговора, если вспомнить об авариях. Кстати, о них… Мне хотелось бы поделиться с вами кой-какими соображениями на сей счет. Вот и Майндс здесь. И поели мы на славу. И главное, мне есть что сказать.
— Вам? — с какой-то непонятной, угрожающей интонацией переспросил Уртил.
— А почему бы и нет? — весело удивился Пивирейл. — Не каждый день имеются мысли, годные для сообщения, в конце концов! И я непременно выскажусь! — Голос астронома зазвучал торжественно и величаво. — Я знаю, кто виновник всех напастей!
Пивирейл сделал паузу. Наслаждаясь эффектом, который произвели его слова, старик сиял.
Лакки с интересом наблюдал за происходящим… Кто-то приветствовал заявление Пивирейла восторженными междометиями… Уртил, выпятив нижнюю губу, демонстрировал презрение… Гардома был явно удивлен… Ноздри Майндса нервно вздрагивали… лица остальных выражали самые разнообразные оттенки любопытства…
Но один человек привлек особое внимание Лакки. Это был Хенли Кук, второе по важности лицо меркурианской обсерватории, — «вице-Пивирейл». Он рассматривал свои ухоженные ногти с каким-то непонятным отвращением. Через мгновенье, однако, когда Кук оторвался от ногтей, взгляд его выражал совершенное безучастие.
Вот с кем не мешало бы побеседовать, подумал Лакки и вновь повернулся к Пивирейлу.
— Разумеется, диверсант не может быть одним из нас, — заговорил наконец астроном. — К такому выводу пришел Майндс, и я с ним полностью согласен. Я даже полагаю, что в расследовании, которое он провел, не было никакой необходимости. Никто из нас не способен на такое… Тем не менее, диверсии продолжаются и своим продуманным, предельно эффективным характером начисто отметают версию о случайной природе аварий!
— Я все понял! — возбужденно прервал его Бигмен. — Значит, на Меркурии есть жизнь! И все это — шалости аборигенов!
Гул иронических комментариев и даже смешки смутили маленького марсианина.
— Разве не это вы хотели сказать, мистер Пивирейл? — покраснев, промямлил он.
— Не совсем, — деликатно ответил Пивирейл.
— На Меркурии отсутствуют даже малейшие признаки жизни! — раздраженно выкрикнул один из астрономов. — Никаких сомнений!
— Вот как? — Лакки повернулся к говорившему. — А что, кто-нибудь проверял?
— Естественно! Ведь на то и существуют разведывательные отряды!
Лакки грустно улыбнулся, вспомнив о встрече с разумными марсианскими существами, о сюрпризах Венеры…
— А вы можете поручиться за качество исследований, проведенных вашими отрядами? Вы убеждены в том, что обследована каждая квадратная миля?
Астроном высоко поднял брови, как бы говоря этим: «К чему такая дотошность?»
Бигмен усмехнулся и сразу стал похожим на гномика в хорошем настроении.
— Мой дорогой Старр! — вновь раздался мудрый голос Пивирейла. — Так или иначе, но исследованиями ничего не обнаружено. Если даже принять во внимание саму возможность жизни на Меркурии — таковая ничтожно мала. И давайте-ка не мудрить, а считать единственной формой разумной жизни ту, представителями которой мы с вами имеем счастье быть.
Спорить было бесполезно, и Лакки промолчал.
— И к чему, скажите на милость, — обращаясь к Пивирейлу, раздраженно вмешался Уртил, — нам следует приложить эту бесценную информацию?
Пивирейл, казалось, не слыша вопроса, смотрел то на одного, то на другого, обходя взглядом Уртила. Но ответ все же последовал.
— Дело в том, что, как известно, люди есть не только на Земле. Они разлетелись по множеству звездных систем. — Тут лицо Пивирейла внезапно побледнело и напряглось. — Представители человеческого рода есть и на планетах Сириуса! — сообщил он возмущенно. — Не они ли диверсанты?
— А почему именно они? — спокойно, совершенно не в тон Пивирейлу, поинтересовался Лакки.
— А почему бы и нет? Ведь они нападали на Землю?
Это было действительно так. Лакки помнил недавнее вторжение сирианцев. Они уже хозяйничали на Ганимеде, но вскоре вынуждены были убраться восвояси, так ничего и не добившись. Но помнил Лакки и другое. С тех самых пор у землян появилась скверная привычка во всех бедах своих винить сирианцев.
— Совсем недавно, — продолжал тем временем Пивирейл, — месяцев пять назад, мне довелось побывать у них. Сирианцы, как известно, не принимают ни иммигрантов, ни просто гостей… Но так как речь шла о межзвездном симпозиуме, пройдя сквозь все испытания бюрократической волокиты, я получил вожделенную визу. Ну вот… Что бросается в глаза прежде всего? Чрезвычайно низкая плотность заселения планет и ей под стать — степень централизации. Сирианцы объединены в небольшие родовые союзы, каждый из которых имеет свой собственный энергетический источник и все необходимые службы, а также значительное количество механических рабов — в виде позитронных роботов. Сирианцы не занимаются физическим трудом, понимая себя исключительно как военную аристократию. Все они виртуозны в обращении с космическими крейсерами и другими опасными игрушками. Их голубая мечта — уничтожить Землю и даже память о ней.
— Пусть только сунутся! — Бигмен заерзал в своем кресле. — Только сунутся пусть!
— Подготовятся — сунутся, — сказал Пивирейл, тяжело вздохнув. — И если мы будем и дальше хлопать ушами — победят. А пока что — шесть миллиардов дрожащих ягнят с ужасом слушают клацанье волчьих зубов. Земля беззащитна, и беззащитность эта увеличивается год от года. Зерно мы получаем с Марса, а дрожжи с Венеры… Минералы, после того как были заброшены здешние шахты, — добываются на астероидах, что-то другое — еще где-то… А по осуществлении Светового Проекта Земля будет зависеть также и от космических станций, поставляющих солнечный свет! Почему никто не подумал о том, насколько мы уязвимее от этого станем, Старр? Ведь отряд сирианских налетчиков, атаковав аванпосты Системы, вызовет панику и голод на Земле, даже не нападая на нее непосредственно! А чем мы можем ответить? Даже если перебьем их всех — прилетят новые, и война возобновится!
Старик почти задыхался от волнения. Видно было, что ему необходимо выговориться.
Взгляд Лакки вернулся к Хенли Куку. Тот сидел, опустив глаза, подперев голову кулаком. Лицо его горело, и краска эта означала не гнев или возмущение, а скорее замешательство.
В разговор вступил Скотт Майндс. Речь Пивирейла была воспринята им предельно скептически.
— А на кой, скажите, им вся эта возня? Они же процветают! Ведь, покорив Землю, сирианцы вынуждены будут кормить нас!
— Как же! — вознегодовал Пивирейл. — Накормят! Они нуждаются в наших ресурсах, уразумейте! А нам предоставится возможность умирать с голоду!
— Но постойте! — подал голос доктор Гардома. Этого не может быть!
— Ну почему же? Такова их политика. Сирианцы считают нас едва ли не животными. С тех давних пор как земляне колонизировали планеты Сириуса, они там с тщательностью селекционеров изменяли себя, пока не избавились, наконец, от болезней и кое-каких, на их взгляд, излишеств в человеческой природе. В отличие от нас, например, сирианцы имеют единообразный, если не навсегда, то надолго установленный внешний облик. То есть у всех одинаковый рост, цвет глаз, черты лица и так далее. Мы же, со своей пестротой, воспринимаемся сирианцами как низшие существа. Поэтому мы не можем, если бы даже захотели, жить там. Поэтому, чтобы попасть на симпозиум, я должен был обратиться за помощью к самым влиятельным лицам правительства. В то время как астрономы других систем получили наилюбезнейшие приглашения. Да, еще один милый штришок… Жизнь человеческая ничего для них не значит и ничего не стоит. Сирианцы полностью сосредоточены на всякого рода машинах и механизмах. Я наблюдал, как они обращаются со своими роботами. Куда деликатней, чем друг с другом! Всерьез считая, что один робот стоит сотни землян, они души не чают в своих куклах!
— Роботы стоят дорого, — пробормотал Лакки. — И с ними следует обращаться бережно.
— Может быть, может быть… Но люди, поглощенные заботами о машинах, и только о машинах, становятся черствыми.
Лакки подался вперед и, не сводя с Пивирейла своих умных глаз, не без пафоса произнес:
— Сэр! То, что сирианцы убеждены в своем превосходстве над всеми и унифицировали свою внешность, — погубит их! Без разнообразия нет развития! И пока что Земля, а не Сириус лидирует в научных исследованиях! Даже позитронные роботы, о которых вы упомянули, были созданы землянами!
— Так-то оно так, — согласился астроном. — Но мы не используем роботов, считая, что это расстроит нашу экономику. Относительную стабильность сегодняшней жизни мы ставим выше завтрашней безопасности. Фактически мы умудряемся своими научными достижениями ослаблять себя и крепить мощь Сириуса — вот ведь какая штука… — И Пивирейл, откинувшись на спинку кресла, мрачно засопел.
Механический официант, который благодаря диамагнитному полю передвигался совершенно не касаясь пола и потому — бесшумно, своими чуткими щупальцами убирал тарелки внутрь себя, в довольно вместительную нишу.
— Вот вам разновидность робота, если угодно, — кивнул на него Лакки.
— Это простейший автомат, — пробурчал Пивирейл. — Без позитронного мозга. Он не сможет адаптироваться к малейшему изменению в задании.
— Что верно, то верно… — рассеянно согласился Лакки. — Так, говорите, это сирианцы шалят с нашим оборудованием?
— Да, безусловно, они.
— А с какой целью, позвольте узнать?
Пивирейл пожал плечами.
— Наверное, это только часть их обширного плана. Или разминка перед вторжением. Ведь Световой Проект не значит ничего — для них, во всяком случае… Три диверсии — сигнал об опасности, нависшей над нами! И я бы очень хотел, чтобы Совет Науки и правительство прониклись пониманием этого!
Предварительно кашлянув, в разговор вступил Хенли Кук.
— Сирианцы ведь люди, как и мы, не так ли? Если они здесь — то где именно?
— Чтобы выяснить это, необходима исследовательская экспедиция, — с некоторым раздражением отчеканил Пивирейл. — Хорошо подготовленная и должным образом экипированная экспедиция.
— Но ведь я уже был на солнечной стороне! — Глаза Майндса, произнесшего эти слова, возбужденно горели. — И готов поклясться, что…
— Хорошо подготовленная и должным образом экипированная экспедиция! — еще тверже повторил астроном. — Впечатления от ваших прогулок, Майндс, можете оставить при себе!
Инженер мгновенно сник.
— А вы, Уртил, что думаете по этому поводу? — спросил вдруг Лакки.
Уртил поднял глаза и посмотрел на него с нескрываемой ненавистью.
— Свое мнение я оставлю при себе. Хочу также предупредить кое-кого, что одурачить меня — не так-то просто.
Лакки, оставив Уртила с его поджатыми губами, вновь обратился к Пивирейлу.
— А нельзя ли обойтись без экспедиции, сэр? Ведь, предположив, что сирианцы действительно находятся на Меркурии, мы можем установить примерное их местонахождение, не выходя из-за стола!
— Давай, Лакки! — бурно возликовал Бигмен. — Покажи им класс!
— Как вы себе это представляете, мистер Старр? — насмешливо спросил Пивирейл.
— Поставим себя на место сирианцев… Итак, они совершают регулярные диверсии в течение довольно длительного времени. Для этого необходимо иметь базу неподалеку от места наших с ними, к сожалению, общих работ. Значит, она у нас прямо под носом… Поскольку означенные координаты не слишком точны, давайте разделим Меркурий на две части: солнечную и темную. Вряд ли сирианцы устроились на солнечной стороне — там, согласитесь, не слишком комфортно.
— Будто темная сторона — лучше… — криво усмехнулся Кук.
— Представьте себе — да! По крайней мере, тут уже что-то родное, тут — привычная для людей среда. Самый обычный грунт, который уперся в черноту космоса. Да, холодновато, но не холодней, чем в космосе. Темно и нет воздуха? Это тоже встречалось… люди давно приспособились к такому.
— Так-так-так? — Глаза Пивирейла были переполнены живейшим интересом. — Продолжайте, мистер Старр!
— Однако создание тайной базы, которая должна функционировать не месяц и не два, — штука сложная. У них должен быть корабль, на котором они прилетели и собираются улететь. Если же предположить, что за ними заедут, нужно иметь значительные запасы пищи и воды, а также мощный источник энергии. Одно это занимает целую комнату, а ведь наши друзья должны оставаться незамеченными! Да, есть только одно-единственное место, где сирианцы могут чувствовать себя в полной безопасности…
— Где, где? — Бигмен не сомневался, что его друг, как всегда, на верном пути. — Ну же!
— Как только я появился здесь, — издалека начал Лакки, — мистер Майндс рассказал мне о меркурианских шахтах, ныне бездействующих. Несколько минут назад мистер Пивирейл тоже вспомнил о них. Оба любезно натолкнули меня на мысль о том, что в стволах и проходах могли остаться незасыпанные пустоты. А ведь шахты, как я понимаю, расположены в местах прохладных, то есть вблизи полюсов…
— Да, вы правы, — запинаясь, подтвердил Кук. — Задолго до того, как была построена наша обсерватория, под Куполом действительно велась добыча минералов.
— В таком случае, весьма вероятно, что сирианская база находится под этим столом.
Перешептывание изумленных слушателей бесцеремонно прервал гортанный голос Уртила.
— Все это куда как забавно, бесценный Старр! А что дальше? Что вы намерены предпринять?
— Прежде всего — спуститься туда. А после — посмотрим…
— Как, вы с Бигменом отправляетесь туда одни? — встрепенулся доктор Гардома.
— Разумеется! — с глумливым возмущением ответил ему Уртил. — Вход только для героев! Прекрасно знающих, что там никого и ничего нет…
— Мы бы, конечно, взяли тебя с собой, — сокрушенно сказал Бигмен, — но боюсь, что с таким длинным языком ты вряд ли влезешь в скафандр.
— Зато ты поместишься в нем даже на ходулях! — парировал Уртил.
— Все-таки, это опасно, — озабоченно продолжал доктор. — И если там действительно кто-то окажется…
— Не думаю, что риск так уж велик, — поспешил успокоить его Лакки. — Это будет всего лишь беглое предварительное обследование, не более того. Не исключено, что Уртил прав, и там вполне невинная пустота. А если нет — мы вызовем помощь.
— Люблю я, джентльмены, экстремальные ситуации… — мечтательно улыбнувшись, признался Бигмен. — Вот подай мне ее — и все тут!
Лакки, которому не терпелось приступить к делу, встал и обвел взглядом всех присутствующих.
— Если вы не возражаете…
Уртил, не дожидаясь окончания фразы, тоже поднялся из-за стола и, резко повернувшись, направился к выходу чуть ли не строевым шагом.
Стали расходиться и остальные.
Когда мимо проходил Хенли Кук, Лакки остановил его, тронув за руку.
— В чем дело, сэр? — нервно спросил тот.
— Мистер Кук, загляните, пожалуйста, ко мне, как только освободитесь.
— Хорошо. Минут через пятнадцать я буду у вас.
— Договорились.
Кук немного задержался. Когда он вошел в их жилище, на худом лице его была все та же печать озабоченности, которая, похоже, не исчезала никогда.
— Простите, мистер Кук, что не сказал вам, как нас найти!
— Ничего страшного, сэр. Я знал, какая комната вам предназначена еще до вашего прибытия.
— Вот как?… Весьма признателен вам, сэр, за то, что вы нашли время зайти к нам.
— Что вы, сэр!
— Дело вот в чем, мистер Кук. Тут у нас маленькая накладочка со скафандрами — теми, что предназначены для выхода на солнечную сторону.
— Надеюсь, вы получили пленку с инструкцией?
— Да, благодарю вас, но…
— Что-то не так?
— Не так! Не так! — закричал Бигмен. — Вот, полюбуйтесь! — И он ткнул пальцем в разрез.
Глаза Кука округлились, а лицо медленно покраснело. Он выглядел совершенно ошеломленным.
— Не понимаю… не может быть… чтобы здесь, под Куполом!
— Неплохо бы заменить его, и без лишнего шума, — деловито сказал Лакки.
— Но кто, кто мог сделать такое? — возмутился Кук. — Мы немедленно должны выяснить это!
— Только не нужно беспокоить мистера Пивирейла.
— Нет-нет! — испуганно замотал головой Кук.
— Мы сами разберемся во всем, только чуть позже. А пока мне требуется лишь новый скафандр.
— Конечно! Я лично займусь этим! Мне понятно теперь, почему вы захотели встретиться со мной, мистер Старр… Черт знает что! — И Кук собрался уходить.
— Но это еще не все! — остановил его Лакки. — Есть и другие вещи, которые мне хотелось бы обсудить с вами. Кстати, пока мы не перешли к ним… Как я понял, мистер Кук, вы не согласны с тем, что думает о сирианцах Пивирейл? Ведь так?
— Я не хотел бы обсуждать это, — нахмурился Кук.
— Видите ли, я наблюдал за вами во время его пространной речи, — все же продолжил Лакки. — И то явное неодобрение, с которым вы…
— Пивирейл старый человек… — Кук снова плюхнулся в кресло и крепко сцепил костлявые пальцы. — Он давно и всерьез помешан на сирианцах, которые мерещатся ему даже под собственной кроватью. Он винит этих бедолаг во всем. Даже если кто-то случайно засветит пленку — виноваты только сирианцы. А уж после того как он побывал у них, причуды усилились донельзя… Сирианцы поселили Пивирейла отдельно от всех — изолировали, иначе говоря. И ему все казалось, что они или слишком вежливы с ним, или наоборот. В конце концов к нему приставили позитронного робота, устав, очевидно, от стариковских капризов…
— Он возражал против этого?
— Нет, но потом говорил, что к нему просто не хотели приближаться… Все, абсолютно все, происходившее там, он воспринимал как оскорбление!
— Вы тоже были с ним?
— Нет, сирианцы согласились принять только одного человека поэтому, как главу обсерватории, послали его. Хотя, конечно же, лететь следовало мне. Ведь Пивирейл безобразно стар — от этого никуда не денешься…
Внезапно обнаружив, что он размышляет вслух, Кук испуганно поднял глаза.
— Надеюсь, все это останется между нами?
— Разумеется, — заверил его Лакки.
— А ваш приятель? — недоверчиво спросил Кук. Я, конечно, не сомневаюсь в его порядочности, но, по-моему, он несколько опрометчив…
— Я?! — возмутился Бигмен.
Лакки взъерошил его волосы.
— Да, мистер Кук, это в нем есть, что да, то да. Он у нас порою предпочитает поработать языком и кулаками, вместо того чтобы использовать голову. И мне приходится постоянно помнить об этом. Но! Если я прошу молчать о чем-то конкретном — он молчит, хоть режьте его!
— Ну что ж, прекрасно, — успокоился, наконец, Кук.
— Однако мне хотелось бы, — продолжил Лакки, — вернуться к своему первому вопросу: согласны ли вы с мистером Пивирейлом, обвиняющим сирианцев во всех неудачах, которые преследуют Проект?
— Разумеется, нет! Каким образом, интересно, они могли узнать о Световом Проекте и с какой стати он заинтересовал их? Какой смысл посылать сюда корабли, рискуя своими отношениями с Солнечной системой, — и все ради обрыва нескольких жалких кабелей? Смешно! Конечно, Пивирейл чувствует себя несколько уязвленным…
— Уязвленным?
— Ну да!.. Пока наш великий ученый гостил у сирианцев, Майндс со своими ребятами успел здесь прочно обосноваться. Конечно, это не было полной неожиданностью для старика, так как это давно планировалось, но, тем не менее, застав их пустившими корни, он был шокирован.
— И вероятно, попытался избавиться от Майндса?
— Нет, ничего подобного. Даже выказывал дружелюбие… Видите ли, присутствие молодого Майндса наводит Пивирейла на мысль о том, что в один прекрасный день его уволят, и мысль эта нестерпима для него. Вот отчего он так старается проявить бдительность и поднимает шум по поводу мнимого присутствия сирианцев. Ведь обсерватория — его любимое детище…
Лакки согласно кивнул.
— Доводилось ли вам бывать на Церере, сэр?
Кук ответил не сразу, опешив от такого резкого поворота.
— На Церере? Случалось. А что?
— Вы были там с мистером Пивирейлом или один?
— Как правило — с ним. Вот он иногда летал туда без меня.
— Не находились ли вы на Церере во время прошлогоднего вторжения пиратов? — усмехнулся Лакки.
— Нет, знаете ли. А вот старик, представьте себе, ухитрился! Потом он без конца рассказывал нам историю о том, как, заболев — хотя не болеет практически никогда, — пропустил самое интересное.
— Ах вот как! Да, бывает… Однако пора заняться и делом, мистер Кук. Мне не хотелось бы беспокоить вашего патрона, который, как вы справедливо заметили, далеко не молод. А вот его заместителя, полного сил… — И Лакки снова улыбнулся.
— Да, конечно! — почтительно напрягся Кук. — Я к вашим услугам!
— Меня интересуют шахты. Сохранились ли какие-то карты, схемы хотя бы основных стволов? Или нам придется бродить наугад?
— Сохранились, конечно.
— И вы можете предоставить их в наше распоряжение?
— Разумеется.
— Мистер Кук, в данный момент, насколько мне известно, шахты не представляют опасности? Я имею в виду вероятность обвалов или чего-то в этом роде.
— О нет! Подобное исключено! Наш корпус расположен как раз над одним из стволов, и, конечно же, строительству предшествовали работы по усилению шахтных креплений, и без того надежных. А если еще принять во внимание крайне незначительную гравитацию Меркурия — вероятность обвалов практически сведена на нет.
— Отчего же такие замечательные шахты не эксплуатируются? — ехидно поинтересовался Бигмен.
— Хороший вопрос… — Кук улыбнулся. — Какое объяснение вы бы предпочли: правдивое или занятное?
— Оба! — выпалил Бигмен.
Кук вытащил из кармана пачку сигарет и закурил.
— Вот вам правда… — начал он. — Недра Меркурия не то чтобы напичканы, но достаточно богаты залежами тяжелых металлов: свинца, серебра, ртути, платины. Но к сожалению, добывать их здесь оказалось делом крайне невыгодным. Расходы на транспортировку непомерно велики. И как только обнаружились месторождения неподалеку от Земли — шахты тут же были закрыты… А теперь — занятная версия. Обсерватория была построена 50 лет назад, когда шахты еще вовсю работали. Астрономы впервые прибывшие сюда, не без удовольствия слушали шахтерские россказни, которые впоследствии обрели статус меркурианских легенд.
— О чем они? — спросил Бигмен шепотом.
— Они о том, как в шахтах умирали шахтеры.
— Тоже мне, легенды! — фыркнул марсианин. — Оч-чень оригинально!
— Они будто бы замерзали до смерти, — продолжил Кук.
— Что?!
— И никто не мог объяснить причину этого замерзания. Ведь шахты обогревались, и, кроме того, каждый имел при себе автономный калорифер! Так или иначе, но в последние годы многие шахтеры наотрез отказывались спускаться поодиночке даже в основные стволы, о вспомогательных и речи не могло быть… И шахты пришлось закрыть.
Лакки задумчиво кивнул.
— Мистер Кук, принесите, пожалуйста, схемы шахт!
— Да, я сейчас же отправляюсь за ними и за скафандром.
Готовились основательно, как к большой экспедиции… Как только был принесен новый скафандр, его тщательно осмотрели и проверили, прежде чем отложить в сторону.
Схемы шахт, как и маршрут, предложенный Куком, были досконально изучены.
Бигмен возился с тубами, наполненными жидкой питательной смесью, без конца проверял аккумуляторы, давление в кислородных баллонах и регулятора влажности.
Лакки отлучился на «Метеор», захватив с собой внушительных размеров пакет, — а вернулся уже без него, с двумя небольшими предметами, напоминающими пряжки от ремня, изогнутыми по краям, с прямоугольной пластиной посередине.
— Что это? — подскочил к нему Бигмен.
— Микроэргометры. Экспериментальная модель. Вроде тех, что на «Метеоре», но поменьше.
— Что же уловят такие малютки?
— На значительном расстоянии — действительно ничего, но, если, скажем, в милях десяти отсюда находится источник атомной энергии — микроэргометр обнаружит его. А вот так он работает…
Лакки легко коснулся пальцем небольшого выступа на корпусе эргометра, и тонкая игла мгновенно исчезла внутри, чтобы тут же, впрочем, вынырнуть. На пластине появилось красноватое пятно. Лакки стал медленно поворачивать прибор в разные стороны, пока пятно не вспыхнуло вдруг ослепительной голубизной.
— Это электростанция Купола, — последовало объяснение, и Лакки, выключив эргометр, стал опять вертеть его, но теперь любуясь. Знаешь, Бигмен… Не было случая, чтобы, встретившись с дядюшкой Гектором, я ушел бы от него без затейливой вещицы, вроде этой. И всякий раз он желает, чтобы подарок мне не пригодился… Но на этот раз…
— Что, Лакки? Что?
— Видишь ли, если в шахтах действительно есть сирианцы, у них наверняка имеется небольшая атомная станция. Без нее просто не обойтись. Ведь нужна же им энергия для отопления и всех прочих нужд! Вот наши эргометры и обнаружат такую станцию. Пригодятся они и для другого…
Лакки умолк, и Бигмен огорченно вздохнул. Марсианин хорошо знал это молчание. Видно, мысли Лакки были еще слишком зыбкими, неоформленными, чтоб обсуждать их.
— Один эргометр — мой? — спросил Бигмен.
— А как же! — И блестящее достижение техники, описав дугу, шлепнулось в маленькую ладошку.
Хенли Кук уже ждал их, когда Лакки с Бигменом, одетые в скафандры, со шлемами под мышкой, вышли из своей комнаты.
— Я подумал, — сказал он, — что не помешает проводить вас туда…
— Благодарю! — приветливо отозвался Лакки.
Было, условно говоря, раннее утро.
Здесь, на Меркурии, где не существовало ни дня ни ночи, жизнь текла в том ритме, к которому люди привыкли на Земле.
Лакки не случайно выбрал время, когда все спали. Многолюдная процессия и мудрые напутствия Пивирейла — все это было бы сейчас некстати.
Освещенные тусклым светом коридоры были пусты. И казалось, что тяжелая тишина, которую только подчеркивали гулкие звуки их шагов, давит на плечи.
— Это — вход номер два, — остановился Кук.
— Прекрасно, — кивнул Лакки. — Ну что ж… Надеюсь, мы скоро увидимся?
— До встречи.
Пока Лакки с Бигменом надевали свои шлемы, фиксируя их в парамагнитных пазах скафандров, Кук, исполненный важности, возился с замком…
Наконец, привычно и даже не без удовольствия вдохнув первую порцию баллонного воздуха, друзья ступили в воздушный шлюз. Массивная стальная дверь, бесшумно закрывшись, разделила их с Куком.
— Ты готов, Бигмен?
— Спрашиваешь! — Голос марсианина звучал бодро, а его маленькая фигурка выглядела бесплотной тенью в тусклом освещении шлюза.
Стена перед ними поползла вверх. Ворвавшийся вакуум мгновенно вытеснил из помещения весь кислород.
Они опять шагнули вперед.
Когда стена, теперь уже позади них, опустилась, вокруг были только тишина, пустота и непроглядная тьма.
Они включили фонари, и два мощных луча, не рассеиваясь, пронзили темноту, точно острые клинки. Впереди был туннель.
Двое, землянин и его маленький марсианский друг, двинулись навстречу неизвестности.
Гладкие стены туннеля тянулись по безупречной прямой. Крестовые своды выглядели торжественно и надежно. Это напомнило Бигмену недра Луны.
Воздух внутри скафандра позволял слышать собственные шаги, от Лакки же исходили вибрационные толчки, которые Бигмен, к вакууму привычный, улавливал без труда. Он слушал вибрацию.
Внушительных размеров колонн, подпирающих верхние пласты породы, было тут гораздо больше, чем на Луне, что объяснялось существенной разницей в гравитации.
Многочисленные ответвления туннеля вынуждали Лакки постоянно сверяться со схемой.
А Бигмен печалился, видя повсюду еще не стертые следы пребывания людей: болты, когда-то поддерживавшие плафоны светильников, поблекшие маркировочные полосы, боковые карманы, в каких обычно отдыхают шахтеры или берутся пробы породы…
— Лакки! А эргометр, между прочим, ничего не показывает!
— Знаю, Бигмен, знаю… Может быть, пообщаемся?
Это было сказано подчеркнуто невыразительно, и Бигмен сразу понял, о чем речь. Миниатюрная экранирующая приставка — как обычно, он снабдил ею оба переговорных устройства — исключала возможность перехвата…
— Что случилось, Лакки? — Сердце Бигмена своими ударами заглушало слова.
— Разговор есть, — сквозь шелестящий фон донесся голос Лакки. — Смотри. Согласно схеме, перед нами туннель 7А. По нему можно довольно быстро добраться до ствола, который ведет на поверхность. Мне — туда, Бигмен.
— Зачем?!
— Чтобы попасть наверх! — засмеялся Лакки.
— Наверх?!
— Ну да! И прямиком на «Метеор». Видишь ли, там новый скафандр, принесенный Куком, — я захватил его, когда бегал за эргометрами.
Бигмен долго осмысливал сказанное, но все же осмыслил.
— То есть ты отправляешься на солнечную сторону?
— Точно. На солнышке погреюсь, и вообще…
— Нашел время! А сирианцы? Ты ведь сказал, что они здесь!
— Сказать-то сказал, да не… Понимаешь, мне нужно было убедить их в том, что я действительно так думаю!
— А меня тебе тоже хотелось убедить?
— Извини, дружище, но я опасался, что, зная о моем плане, ты — случайно, разумеется — поделишься своим знанием с… хотя бы Куком! Ведь ты у нас парень горячий и, вспылив, можешь выложить все содержимое без остатка.
— Эх, Лакки, Лакки! Да я молчал бы, как рыба на сковородке!
— Ну ладно, ладно… Как бы там ни было, но хотел, чтобы ни одна душа не знала о моем намерении отправиться на солнечную сторону. И поэтому рвался сюда так напористо.
— Но к чему эта конспирация?
— А вдруг за диверсиями стоит кто-то из участников Проекта? — вопросом ответил Лакки. — Не верю я, что сирианцы заинтересовались такими пустяками, не верю! Тут что-то другое…
— Значит, в шахтах никого нет, что ли? — разочарованно протянул Бигмен.
— Если только я не ошибаюсь… Вряд ли Сириус стал бы ради осуществления мелких диверсий возиться с развертыванием базы на Меркурии — тут Кук прав. Нанять землянина — куда проще и дешевле. Опять же история с моим испорченным скафандром… Ведь куда-куда, а в Купол сирианцам, при всей их изощренности, не попасть. Такое, наверное, даже Пивирейл исключает.
— Лакки! Значит, ты ищешь предателя?
— Пока что — диверсанта. Возможно, он действительно отрабатывает сирианские денежки, а может быть, — у человека такое хобби. Мне кажется, что, побывав на солнечной стороне, я приближусь к пониманию всего этого. Тем более, что «густая дымовая завеса» наверняка убедила кое-кого в нашей непроходимой тупости, и он расслабился.
— И что же ты собираешься обнаружить на этой чертовой солнечной стороне? — недоуменно-почтительно спросил Бигмен.
— Пока не знаю…
— А-а… Ну, что ж, теперь ясно, теперь мне все наконец ясно… Пошли, ладно уж! Я согласен!
— Но, Бигмен! — Лакки покачал головой. — С тобой не соскучишься, парень! Пойми: ты остаешься здесь! У нас нет второго скафандра с изоляцией!
— Остаюсь? — растерянно пробормотал Бигмен, пытаясь проникнуть в новое значение слова «я», которое всегда означало «мы». — Лакки!!! — закричал он с обидой и возмущением. — Почему я должен оставаться здесь, Лакки?!
— Но мне же не обойтись без твоей помощи, дружище! Все должны думать, что мы с тобой усердно прочесываем шахты! И поэтому ты, со схемой в руках, пойдешь дальше, по маршруту, который мы разработали. Через каждый час, связавшись с Куком, ты будешь докладывать ему обо всем, что увидел. Только прошу тебя, обойдись без преувеличений. Говори все как есть, но не проболтайся о моем отсутствии.
Бигмен, видя, что им не пренебрегают — вернее, пренебрегают, но не совсем, заметно повеселел.
— А если кому-то захочется поговорить с тобой?
— Скажи, что я занят. Или — что ты наткнулся на сирианца и срочно прерываешь связь. В общем, выкручивайся, как хочешь, но чтоб у них не возникло даже тени подозрения, понятно?
— Понятно-то понятно, но… все же обидно мне, Лакки. Тебя там ждут такие приключения, — а я, как идиот, должен торчать в этой темноте, разыгрывая радиоспектакли!
— Не спеши огорчаться, а то еще скрасят твое одиночество…
— Скрасят, как же. Прекрасно ведь знаешь, что тут нет никого и ничего!
— А замерзнуть не боишься? — улыбнувшись, спросил Лакки. — А то ведь случалось с некоторыми…
— Ладно тебе!! — огрызнулся Бигмен.
— Извини, это не лучшая из моих шуток… Лакки обнял марсианина. — И не кисни, пожалуйста. Я скоро вернусь.
— Ну, все! — Бигмен решительно стряхнул руку Лакки со своего плеча. — Хватит подлизываться. Я сделаю все, что от меня требуется. Иди и помни: ты без моего присмотра!
— Я буду очень осторожен! — засмеялся Лакки.
А потом он повернулся и шагнул в тоннель 7А.
— Лакки!
— Что, Бигмен?
— Послушай-ка… Бигмен прокашлялся. Ты действительно… того ну… не рискуй… ладно? Я хочу сказать, что меня ведь не будет поблизости, чтобы выручить тебя…
— Дядюшка Гектор номер два! Сходство — поразительное! Ну, а если серьезно — взаимно, Бигмен, взаимно…
Это было все, что они сказали, выражая глубокую и нежную привязанность друг к другу… Лакки помахал рукой и, постояв мгновенье в грустном луче Бигменова фонаря, исчез.
Бигмен долго смотрел туда, где уже никого не было. Если бы, допустим, он не был Джоном Бигменом Джонсом — то, сникнув в два счета, он был бы немедленно раздавлен навалившимся на него одиночеством. Но он, к счастью, был и Джоном, и Бигменом, и Джонсом! А потому, стиснув зубы, побрел дальше.
Спустя 15 минут Бигмен связался с Куполом. Продраться сквозь помехи удалось не сразу, и он успел еще пару раз обругать себя за то, что вчера был так легковерен и не понял хитрости Лакки, болван.
— Да? — отозвался Кук.
— О, мистер Кук! Как вы там? У нас все в порядке, мистер Кук! И у меня в порядке, и у Лакки! Он тут рядом, буквально в двадцати шагах! А с вами — я…
— Дайте-ка Старра.
— Старра? — игриво переспросил Бигмен. — А Старр занят! В следующий раз — пожалуйста, а сейчас он не может, честное слово!
— Ну, хорошо, — согласился голос.
Еще бы не хорошо, приятель! — очень довольный собою, подумал Бигмен. — Особенно, если учесть, что в следующий раз я просто прерву связь. Как долго это будет еще длиться? Час? Два? Шесть? А если и через шесть часов Лакки так и не появится? Так и торчать здесь до конца своих дней? А если Кук затребует подробную информацию? Описывать ему все эти красоты? И, увлекшись, проболтаться о Лакки? Только не это, только не это… Молчать, молчать, во что бы то ни стало — молчать. Иначе — прощай, доверие, прощай, дружба.
Бигмен попытался отвлечься от мрачных мыслей, но темнота и вакуум, слабая вибрация шагов, звуки собственного дыхания — отнюдь не веселили.
Он уже не смотрел на схему — цифры и буквы на стенах боковых переходов были такими четкими, что необходимость в этом отпадала. Кроме того, бумажный листок сделался чрезвычайно хрупким — очевидно, под влиянием низкой температуры, и воспользоваться схемой вряд ли удалось бы даже при всем желании.
Лицевая пластина запотела от дыхания, и Бигмен, остановившись, стал крутить регулятор влажности.
Он уже заканчивал регулировку, когда вдруг замер, почувствовав легчайшую постороннюю вибрацию; замер и затаил дыхание.
— Лакки? — выдохнул Бигмен в микрофон. — Лакки?
Кроме Лакки никто не смог бы разобрать этот шепот. И сейчас он ответит Бигмену, вот только немножко потомит, попугает — и ответит…
— Лакки? — шепнул марсианин вновь.
И снова ответа не последовало… Но вибрация-то не исчезла!
Дыхание Бигмена участилось, вначале от напряжения, а потом — от безудержной радости, которая всегда охватывала его в моменты опасности.
Рядом кто-то был! Кто он? Неужели сирианец? И Лакки был прав, когда предупреждал о такой возможности? Может быть…
Бигмен осторожно вытащил бластер и погасил фонарь.
Знают ли сирианцы о том, что он здесь? А возможно, они как раз его-то и ищут?
Той рыхлости, смазанности, какая бывает при наложении одной на другую вибраций нескольких или даже двух людей, не было. Слух Бигмена различал размеренную поступь одного человека.
Вот вибрация заметно усилилась. Человек приближался!
Бигмен, касаясь рукой стены, осторожно двинулся вперед.
Вибрация, исходящая от невидимки, наводила на мысль о его крайнем легкомыслии. Либо он не сомневался в том, что в шахтах никого нет, либо, если это все же преследование, он не знает свойств вакуума. И если Бигмен двигался с кошачьей деликатностью, то тот чуть ли не печатал шаг.
Марсианин резко повернул назад, но невидимка никак не отреагировал на это. Он не догадывался о существовании Бигмена или делал вид.
Свернув в боковой туннель, Бигмен продолжил путь, скользя вдоль стены с грацией танцора.
Слепящий луч заставил его вжаться в стену. Но свет исчез так же внезапно, как появился. Человек пересек туннель.
Бигмен снова метнулся вперед. Найти этот перекресток и подкрасться сзади! Теперь уж они обязательно встретятся — он, Бигмен, представитель, можно сказать, Земли, а также Совета Науки и… кто?
Все было рассчитано точно. Луч подпрыгивал уже далеко впереди, когда Бигмен добрался, наконец, до этого туннеля.
Он по-прежнему держал свой бластер наготове, но стрелять не торопился, так как знал: покойники удивительно молчаливы.
Оставалось, строго соблюдая безопасную дистанцию, преследовать врага.
А может быть, попытаться установить контакт?
Бигмен включил передатчик и, не меняя частоты, властно произнес… Конечно же, было почти невероятным, что этот тип настроен на ту же частоту, — если есть что настраивать, и Бигмен уже подумывал, а не посигналить ли сразу бластером, ослепительную вспышку которого поймет всякий, — и все же он произнес:
— Эй, ты! Замри и не моргай у меня! А то так прошью — никто не отпорет!
Освещенный ярким лучом человек стоял неподвижно, не делая ни малейшей попытки оглянуться.
Ага! Значит, ты меня слышишь, приятель!
— А ну-ка, повернись! Медленно!
Приказ был тут же выполнен.
— Теперь ты видишь, что я не шучу? В моем бластере полный заряд! И промахиваться мне еще не приходилось!
Человек тут же посмотрел на грозное оружие и инстинктивно поднял руку, как бы защищаясь.
А Бигмен разочарованно разглядывал скафандр незнакомца, имевший самый наиобычнейший вид. Неужели сирианцы еще пользуются такими моделями?
— В каком режиме ты работаешь? — строго спросил он. — В телеграфном?
В ответ раздался хриплый и почему-то знакомый смех, сменившийся восклицанием:
— Ба! Коротышка! Сколько ле-ет!
Едва ли не весь запас самообладания понадобился Бигмену, чтобы не выстрелить. Бластер, казалось, сам дернулся в его руке, прося покончить с безобразием. Ненавистная фигура тотчас отпрянула.
— Уртил?! — пронзительно крикнул Бигмен.
При всем своем возмущении, он был разочарован тем, что перед ним — не сирианец. Что этот тип здесь делает? — кольнуло вдруг, как иголкой.
— Уртил, Уртил… — послышалось в ответ. — И спрячь свою игрушку!
— Спрячу, когда сочту нужным! — огрызнулся Бигмен. — Ты лучше скажи, каким ветром тебя сюда занесло?
— Да вот забыл, что шахты — твоя собственность!
— До тех пор пока ты у меня на мушке, боров, — советую считать именно так! Тебе ясно?
Пока Бигмен метал молнии, мысль его напряженно и бесплодно работала. Он не знал, как теперь поступить с этим мерзавцем Уртилом. Отконвоировать его в Купол?
Но тогда все узнают об отсутствии Лакки! А если соврать, будто тот задерживается и вот-вот подойдет? Ну а если не подойдет? И вообще, кто дал Бигмену право хватать людей? Разве кому-то запрещено гулять по шахтам? С другой стороны, нельзя же всю жизнь стоять вот так, размахивая бластером и рыча. Эх, нет здесь Лакки! Уж он бы что-то придумал!
— А где Старр? — туг же спросил Уртил.
Чертов телепат! — подумал Бигмен и ответил:
— Где надо! Получше нужно было шпионить, дорогой! Ведь ты шпионил за нами, не так ли?
— Ну а если да, то что? — отозвался Уртил.
— Ты прошел боковым туннелем, намереваясь подкрасться сзади! — продолжал изобличать его Бигмен.
— Ну и? — Голос Уртила говорил о том, что он полностью расслабился и стоять под дулом бластера для него — плевое дело. — Скажи-ка лучше, где твой дружочек, а?
— Не беспокойся о нем.
— Да я не беспокоюсь! Только ты вызвал бы его! Тем более, что передатчик как раз на ограниченном радиусе… Да, с твоего позволения, я глотну живительной влаги. Пить хочется! Понял или нет? — И рука Уртила слегка поднялась.
— Только без глупостей! — предупредил Бигмен.
— Что ты, что ты!
Однако Бигмен на всякий случай напрягся. Конечно, нагрудным регулятором не выстрелить даже Уртилу, но этот пройдоха может попытаться ослепить его фонарем или… да мало ли что может он выкинуть!
Уртил между тем закончил свои манипуляции, и вскоре можно было услышать, как он пьет.
— Испугался небось? — издевательски-сочувственно прохрипели наконец смоченные связки.
Бигмен не нашелся, что ответить, и это его очень расстроило.
— А ну-ка, вызови Старра! — неожиданно и напористо потребовал Уртил, и марсианин машинально потянулся к регулятору.
— Вот оно в чем дело! — расхохотался Уртил. — Нам, оказывается, нужно перестроиться! Значит, Старр улизнул?
— Ничего подобного! — возмутился Бигмен и — покраснел.
Позволить так себя надуть! Да, этот Уртил чертовски хитер. Стоит себе и посмеивается над ним и его дурацким бластером и чувствует себя хозяином положения… А может быть, все-таки, выстрелить?
Но стрелять было никак нельзя. Насильственная смерть человека, посланного сюда сенатором Свенсоном, доставит Совету страшно подумать сколько неприятностей, не говоря уже о том, как пострадает Лакки… Эх, его бы сюда сейчас!
Луч фонаря Уртила скользнул в сторону.
— О! — раздался его удивленный голос. — Оказывается, и я иногда ошибаюсь! Вот он, наш Старр!
— Лакки!!! — И Бигмен круто развернулся.
Конечно же, в ситуации менее напряженной, он просто дождался бы, когда рука Лакки ляжет ему на плечо, — но тут ведь был совсем особый случай!
Криком «Лакки» все радостное и исчерпалось. Незадачливый марсианин, не успев ничего толком понять, был сбит с ног.
Какое-то время он еще продолжал сжимать свой бластер, но Уртил вскоре вывернул ему руку. Когда же эта туша убралась с него и Бигмен, морщась, попытался подняться, в лицевую пластину его шлема уткнулось грозное дуло.
— У меня, конечно, есть свой, — мрачно процедил Уртил, — но я, кажется, предпочту воспользоваться этим. И не двигайся, милый. Стой именно так, как стоишь, на четвереньках, раком, тебе идет…
У Бигмена от унижения потемнело в глазах. Захотелось исчезнуть, умереть. Это было легче, чем когда-нибудь, если придется, сказать Лакки: «Понимаешь, он сказал, что ты пришел, — и я, конечно, повернулся…»
— Стреляй, паршивец! — зло крикнул марсианин. — Стреляй, если хватит духу! А потом Лакки доберется до тебя и проследит, чтобы остаток своей жизни ты провел на самом холодном из астероидов, лязгая зубами и звеня цепью.
— Ой! И все это сделает твой Лакки? Но где же он?
— А ты поищи, поищи…
— Искать? — Уртил усмехнулся. — Не-ет! Где он, — об этом мне расскажешь ты, но чуть позже… Пока же я хочу узнать, на кой ему понадобилось лезть в шахты?
— Он искал сирианцев, тупица!
— Сирианцев, говоришь? — ласково переспросил Уртил. — А горючее для комет он здесь не искал? Что ты мне тут вкручиваешь, парень! Он — не выживший из ума Пивирейл и в такую чушь не поверит никогда! Нет, тут что-то не то… А что — ты мне сейчас и выложишь.
— Уверен?
— Абсолютно. Ведь и у тебя жизнь — одноразовая…
— Вообще-то, да. Но, видишь ли, для ее спасения не всякий способ годится. — И Бигмен, встав на ноги, решительно двинулся на врага.
Уртил попятился и тут же уперся в стену.
— Но-но! — испуганно пригрозил он. — Еще один шаг, и тебя нет! Или ты думаешь, что мне так уж нужна от тебя информация? Обойдемся! И послушай-ка, что я тебе скажу… Ты и твой горе-герой Старр ни на что большее чем идиотские шуточки с ножами — не годитесь!
Вот что тебя заело, оказывается! — подумал Бигмен и улыбнулся.
— Да, Уртил… Вид ты имел еще тот. Болван болваном, каждый подтвердит… А теперь, значит, мстим? Валяй! Но меня-то ты не очень напугаешь, не надейся. Лучше сразу стреляй. Быть убитым — менее вредно для моего организма, чем слушать твою трепотню.
— Терпение, карапуз, терпение… Ты совершенно не понимаешь, к чему я веду! А веду я к тому, что сенатор Свенсон — ты, конечно, слышал о нем — намерен покончить с Советом Науки. Вот ведь как. Для него что ты, что твой бравый Старр — обыкновенные козявки, которых даже как-то неловко принимать в расчет. А я — да будет тебе известно — тот человек, которому доверено осуществить замысел сенатора! Я прищучу вашу занюханную контору, ваш Совет по околпачиванию людей!
— Вдохновенно заливаешь! — одобрил Бигмен.
— Кто заливает, это мы еще увидим. Разоблачим все пропагандистские уловки Совета — и послушаем, что скажет народ.
— Ух, разоблачитель! Ну давай действуй!
— За мной не заржавеет, не волнуйся. Кстати, есть уже и первый улов: парочка жуликов, забравшихся в шахты… Уж я-то знаю, зачем вы сюда пожаловали! Он мне про сирианцев травить будет… Ха! Дело было так! Либо Старр велел Пивирейлу рассказать нам сказочку, либо он просто воспользовался идеей старого маразматика! И вы не собирались искать здесь сирианцев! Вы попросту решили имитировать их присутствие! Соорудить что-то вроде базы и представить ее на общее обозрение! «Я разметал их одной левой! — сказал бы Старр, мужественно поигрывая скулами. — Я самый наигеройский герой!»… Все заплакали бы от счастья, а доблестный Совет тихонечко, никого не беспокоя, прикрыл бы Проект. Ведь эта коровка уже выдоена, пора выходить на новые рубежи! Но на этот раз ничего не получится. Я поймаю Старра с поличным, и он будет весь в дерьме, ну просто весь! Тем же будет достойно отмечен и Совет Науки.
Бигмен еле сдерживался, чтобы не броситься на негодяя. Сдерживался, потому что понимал: Уртил болтает с единственной целью — довести его до такого состояния, когда он выскажет все, что есть на душе. И поэтому Бигмен заговорил тихо и нежно.
— А известно ли тебе, о вонючий козел, что, если вытрясти из тебя всю гадость — ничего, кроме грязной шкуры, не останется?
— Заткнись! — гаркнул Уртил.
Но Бигмен не останавливался.
— Стреляй, дрянь! Стреляй! Или поджилки трясутся? А отобрать у тебя оружие — наверное, вообще умрешь со страху, а? — Он старался задеть Уртила почувствительней, уязвить так, чтобы тот взвыл от ярости. Когда глаза налиты кровью, — не так-то просто целиться, и у Бигмена появился бы шанс на спасение…
Но Уртил был спокоен.
— Заткнулся бы, а? — предлагал он. — Ведь шлепну же, шлепну! И главное, ничего мне за это не будет! Ничегошеньки! Вынужден был, скажу! В целях самообороны, поясню! И все мне поверят — вот ведь какая штука!
— Но уж Лакки-то тебе, допустим, не провести — и не мечтай!
— Твой бедный Лакки будет занят собственными проблемами! И его мнение — после того, как я выведу этого проходимца на чистую воду, — никого уже не заинтересует!
Его рука, сжимающая бластер, шевельнулась.
— Клоп, а не попытаться ли тебе дать тягу?
— Тягу! — эхом отозвался Бигмен.
— Ах да… Не получится… — цокнув с сожалением, Уртил стал деловито прицеливаться, хотя это было совершенно излишним — промахнуться с такого расстояния невозможно.
Бигмен пытался угадать момент для прыжка, подобного прыжку Лакки там, наверху. Но ведь здесь не было никого, кто отвлек бы Уртила, как Бигмен проделал это с Майндсом! И состояние этого ухмыляющегося типа далеко не истерично… И все же Бигмен напряг свои мышцы для прыжка, быть может, последнего в жизни.
И вдруг Бигмена оглушило хриплым криком!
Они по-прежнему стояли друг против друга, одни в этом мраке, прорезая темноту лучами фонарей. Вне лучей, казалось, не существовало ничего, и поэтому предмет, быстро пересекший яркую полосу, даже не напугал Бигмена, а вызвал лишь слабое недоумение.
Потом вспыхнула мысль: «Лакки! Он вернулся!»
Но загадочное движение повторилось, и теперь Бигмен увидел, как узкая полоска породы отделяется от стены и медленно падает вниз!
Достигнув плеча Уртила, она прилипла к нему, обнаружив поразительную гибкость. Да! Камень гнулся, как веревка!
Другая полоска уже обвила талию Уртила, а еще одна, зацепившись за кисть одним своим концом, коснулась нагрудного регулятора, и рука была тут же прижата к груди.
— Холодно! — сдавленно просипел Уртил. — Они холодные! — Голос его был полон невыразимого ужаса.
Ошалевший Бигмен пытался что-то понять. Он тупо наблюдал, как эти странные штуки скручивают здоровяка Уртила совсем шутя, как они обматываются вокруг руки, бластера, тела…
Вот еще одна опустилась на Уртила.
Полоски были несомненно единым организмом. Но тела, или центра, или какого-то подобия им не было! Каменный осьминог, состоявший, однако, из одних лишь щупалец, — вот что ползало по Уртилову скафандру.
В мозгу Бигмена вспыхнула догадка…
На Меркурии есть жизнь, совершенно отличная от земной и от всех форм, известных землянам. Жизнь, которая существует только благодаря время от времени перепадающему теплу, в поисках которого щупальца переползают с места на место. Здесь, у северного полюса, они оттого опять-таки, что когда-то шахты, а теперь Купол снабжает их живительными струйками тепла. И человек со своими традиционными тридцатью шестью и шестью, да еще системой обогрева, для них — весьма лакомый кусочек. Шахтер, к примеру… Парализованный внезапным холодом и ужасом, он даже не способен позвать на помощь. А спустя несколько минут он уже слишком слаб для этого. Еще немного времени — и получайте, ребята, окоченевший труп.
Все это пронеслось в сознании Бигмена почти мгновенно, и он даже не успел шевельнуться.
— Не могу… — Шепот Уртила вывел марсианина из оцепенения. — Помоги… помоги мне… замерзаю…
— Держись! — крикнул Бигмен. — Иду!
То, что этот человек просто не успел с удовольствием убить его, сразу вылетело из головы. Бигмен думал об одном: человек в беде, ему нужна помощь!
С тех самых пор как люди отважились покинуть Землю и выйти в полный загадок и опасностей космос, — существовал неписаный закон, строгий и непреложный. По нему все распри между людьми должны быть забыты при появлении врага извне.
Возможно, и не все следовали этому закону, но для Бигмена он был свят.
Одного энергичного прыжка хватило, чтобы оказаться рядом с Уртилом и с силой потянуть его за руку.
— Помоги… — слабо простонал тот.
Бигмен ухватился за бластер, судорожно сжимаемый Уртилом, и стал вырывать, опасливо поглядывая на щупальца, обвившие приклад. Теперь было видно, что гибкость этой мерзости обуславливалась ее мелким членением на сегменты, жесткие и непонятным образом соединенные.
Свободная рука, которой Бигмен пытался упереться в Уртила, случайно коснулась одного из щупалец — коснулась и тут же рефлекторно отдернулась: Бигмена пронзил обжигающий холод.
Было непонятно, каким образом отбирают тепло эти существа. Они не походили ни на одну из известных Бигмену тварей. Ему не приходилось даже слышать о чем-то подобном…
Бигмен продолжал возиться с бластером. Он так увлекся, что поначалу не заметил легкого прикосновения к спине. А когда заметил, было поздно. Нестерпимо холодное щупальце уже обхватило его и накрепко привязали к Уртилу.
Боль от холода усиливалась с каждой секундой, и Бигмен с отчаяньем обреченного пытался вырваться из мощных безжалостных объятий.
— Бесполезно… — пробормотал Уртил, и его равнодушие испугало марсианина больше всего…
Уртил зашатался и мягко повалился набок, увлекая за собой Бигмена, который уже не ощущал своего тела и чьи мысли превращались в густой, неподвижный сироп.
Свет фонаря становился все более тусклым, по мере того как ненасытные щупальца наслаждались своим коктейлем из тепла и энергии.
Смерть поглядывала на часы.
Лакки, расставшись с Бигменом, сразу же поспешил на «Метеор», где облачился в новый скафандр. Спустя короткое время он уже был на поверхности Меркурия.
Повернувшись к короне, он задумчиво разглядывал ее молочное свечение — «Белого Духа», как здесь принято было говорить.
Тело Лакки привыкло к незнакомому скафандру. По сравнению с обычными, эта модель была удивительно эластичной, что, в сочетании с ее не менее удивительной легкостью, — несколько даже пугало. Казалось, что ты ничем не защищен от окружающего вакуума… Лакки, будучи нормальным человеком, тоже испытывал некоторую тревогу по этому поводу, — но вскоре успокоился.
Небо переливалось своими бесчисленными звездами. Прошло уже два дня по Стандартному времени с тех пор, как он видел его в последний раз. Меркурий успел преодолеть 1/44 своего обычного пути вокруг Солнца. Это означало, что примерно 8 градусов неба выползло с восточной стороны и столько же исчезло на западе. Появились новые звезды и планеты. Взошли Венера и Земля.
Венера была как сверкающий бриллиант, гораздо более яркий, чем показалось бы с Земли, — оттуда наблюдатель никогда не видел ее такой, полностью освещенной.
Сейчас Венера находилась в 33 миллионах миль от Меркурия, и все же свет этой крошечной блестки был сильнее света короны.
Лакки подумал о том, что за его спиной — две тени, бледная и черная. А может быть, и третья, порожденная светом Земли.
Земля, висевшая у самой линии горизонта, выглядела куда более тусклой, чем Венера. Это объяснялось большей удаленностью от Солнца, а также незначительной облачностью.
Но сине-зеленый свет, исходящий от Земли, — завораживал, и Венера уже казалась самой прозаичной электролампой.
Рядом с Землей, всмотревшись, можно было заметить желтое пятнышко Луны. Эта пара являла собой уникальное зрелище, оценить которое мог всякий, находящийся на планетах внутри орбиты Юпитера. Казалось, по небу блуждают огромные часы с маятником… Лакки, конечно, понимал, что это не лучший момент для созерцаний, — и ничего не мог с собой поделать. Чем дальше забрасывала его судьба, — тем нежней любил он родную планету. Квадриллионы людей давно разлетелись по всей Галактике, — но разлетелись-то они именно оттуда, с Земли, и только там их единственный Дом…
Лакки решительно тряхнул головой. Нужно приниматься за дело.
Энергичным шагам он направился в сторону светящейся короны. Его ноги едва касались грунта, а фонарь освещал многочисленные неровности.
Мысль, которая погнала Лакки сюда, была, собственно, даже не мыслью, а так, ничем не подкрепленным предположением. Лакки всегда избегал обсуждать такого рода предположения с кем бы то ни было и даже не слишком разрабатывал их в своем мозгу, — чтобы, превратившись в версии, они не перекрыли доступ свежим идеям… Ему часто приходилось наблюдать подобное в Бигмене, который любую зыбкую полумысль норовил тут же возвести в ранг неоспоримой истины…
Лакки нежно улыбнулся, вспомнив о своем экспансивном друге. Да, конечно, Бигмен частенько вел себя неблагоразумно, никому и никогда не докучая своей уравновешенностью. Но каким преданным он был всегда, сколько бесстрашия в этом малыше! Такое понадежней, чем если бы за Лакки стояла целая флотилия грозных космических крейсеров…
Неунывающего марсианина Старру сейчас явно не хватало, и чтобы поскорей отвлечься от грустного, он принялся думать о другом.
До чего ж прекрасно все успело запутаться с того момента, как Лакки ступил на поверхность Меркурия! Сплошные вопросительные знаки.
Взять хотя бы Майндса. Весьма неуравновешенный, дерганый тип, что и говорить… Но не настолько же, чтобы поливать человека из бластера, как из лейки! Тут, скорее всего, был и какой-то расчет. А кто есть Гардома? Друг Майндса и романтик, носящийся с идеей Светового Проекта, или он приятельствует с доверчивым инженером из каких-то практических соображений! Вопросы, вопросы…
А тут вам еще и Уртил, он же — генератор напряженности. Парень явно вознамерился развалить Совет, и пока что объектом его наскоков прежде всего является Майндс, страстно ненавидящий Уртила. Самоуверенность этого фрукта вызывает, впрочем, неприязнь и в Гардоме, и в Пивирейле. Последний, правда, старается не проявлять своих чувств, избегая всяких разговоров об Уртиле.
Кук тоже обходит Уртила стороной. Во всяком случае, за столом он позволил себе лишь мельком взглянуть на того. Что это — нежелание нарваться на грубую реплику? Или причины глубже? Кук невысокого мнения о Пивирейле и считает, что старик слегка помешался на сирианских кознях… Кстати, о кознях. Кому понадобилось резать скафандр?
Поток этих мыслей был прерван неожиданной картиной, открывшейся взору Лакки, который только что взобрался на гору.
Над изломанной линией горизонта грозно ворочались исполинские протуберанцы. Ярко-красные струи, лениво и причудливо изгибаясь, двигались вверх. Безоблачная, незагрязненная и крайне разреженная атмосфера Меркурия доносила всю красоту этого зрелища без малейших потерь. Казалось, языки пламени лижут планету.
Один такой протуберанец, подумал Лакки, мог бы легко вместить в себя сотню шаров размером с Землю или же несколько тысяч Меркуриев.
Он выключил ненужный пока фонарь.
Все скалы вокруг стали двухцветными. Сторона, обращенная к Солнцу, ярко пылала, а противоположная — была чернее дегтя.
Рука Лакки отбрасывала на скафандр густую тень. Грунт, казалось, на глазах становился все более неровным и напоминал скомканную, а затем кое-как расправленную фольгу.
Лакки снова двинулся вперед, навстречу поднимающемуся светилу. К моменту, когда должна была появиться основная часть Солнца, он рассчитывал уже пересечь терминатор. Лакки спешил на солнечную сторону, к возможной разгадке тайны, — и даже не подозревал, что его верный друг Бигмен в эти минуты замерзает.
Огненные фонтаны протуберанцев били все сильнее, и звездное небо блекло на глазах.
Лакки ускорил шаг, но энергии, которая захлестывала его, было этого мало, и Лакки побежал. Он мог бы бежать и бежать, не уставая, часами. Так, во всяком случае, ему казалось.
А затем без предупреждения, которое в виде утренних сумерек привыкли получать земляне, показалось Солнце.
Оно было пока лишь тончайшей линией, невыносимо яркой и обрывающейся у огромной уродливой скалы.
Лакки оглянулся. Грунт позади него был весь в красных красках. А у самых ног причудливо играли крупные кристаллы.
Он бежал туда, где стремительно разбухала горящая нить… Солнечный диск был так близок и так огромен, что верхняя его часть выглядела совершенно прямой.
Пылающие протуберанцы были видны и теперь, но лишь у самой кромки короны и походили на рыжие развевающиеся волосы.
Только совершенство скафандра позволяло Лакки наслаждаться всем этим. Ведь если бы его глаза не были должным образом защищены, он давно бы ослеп или даже умер, потому что человек не может выдержать такую в буквальном смысле ослепительную яркость, такое интенсивное ультрафиолетовое излучение. Лицевая пластина шлема обладала поистине замечательным свойством становиться все более темной и матовой по мере возрастания яркости падающего на нее света.
Скафандр был напичкан разного рода защитными хитростями. Так, свинец и висмут отражали ультрафиолетовые и рентгеновские лучи. А положительно заряженные протоны космического излучения легко рассеивались одноименным зарядом оболочки. От жары защищала надежная теплоизоляция, а также зеркальное покрытие скафандра — тончайший молекулярный слой, активируемый при помощи нагрудного регулятора… Только одно вызывало досаду — отсутствие прочного металлического каркаса. Скафандр был уязвим для старого доброго удара дубиной и для прочих деликатностей этого ряда.
Уже целая миля солнечной стороны была за спиной, однако особой жары Лакки не чувствовал. Это нисколько его не удивляло, так как в отличие от тех, кто знал космос лишь по бесчисленным и бойким субэфирным триллерам, Лакки не был уверен, что солнечная сторона всякой безвоздушной планеты — это обязательно невыносимая жара. Все зависело от того, насколько высоко в небе находится Солнце. Когда оно — как сейчас — выглядывало из-за горизонта, вполне сносное тепло мелкими волнами растекалось по огромным пространствам. Но стоило человеку зайти подальше, в ту часть, где Солнце — наверху, над головой — и вот тут вспоминались все когда-либо виденные «страшилки»…
Свет и жара распространялись здесь строго прямолинейно, и поэтому спасительные островки тени были неразбавленно-черными и удивительно холодными. По мере того как Солнце поднималось все выше, тени — кроме имевших надежное укрытие — сгорали.
Когда Лакки впервые ступил в тень огромной скалы, ему показалось, что он нырнул в прорубь. Без фонаря здесь невозможно было что-либо разглядеть, а в двух шагах чуть ли не скворчала яичница меркурианского грунта.
Атмосфера Меркурия была, конечно, далека по своему составу от земной. Азота, кислорода, двуокиси углерода или водяных испарений — всего этого не было и в помине. Однако здесь, на солнечной стороне, поверхностному слою планеты время от времени приходилось кипеть. Серные и прочие пары стлались над лопающимися пузырями. В тени же эти пары превращались в подобие вязкого инея.
Дотронувшись до темного грунта, Лакки брезгливо отдернул руку. Пальцы были выпачканы замерзшей ртутью, которая — когда он покинул свое убежище — сразу растаяла, а потом и вовсе испарилась.
Солнце палило нещадно, но Лакки не был обеспокоен этим, зная, что в любой момент он может спрятаться и остыть. Вот чего действительно следовало опасаться, так это коротковолновой радиации… Лакки вспомнил рассказ Майндса об удивительном существе, которое разгуливает здесь, как по пляжу. Да, такое может озадачить кого угодно…
Под ногами то и дело мелькали темные, почти черные пятна, усиливающие и без того крайнюю унылость красновато-серого пейзажа. Если красное с серым было знакомым еще по Марсу, где в избытке подобной мешанины из силикатов и окиси железа, то чернота оставалась непонятной.
Лакки остановился перед одним из пятен. Как будто в лунку был насыпан какой-то порошок — так это выглядело. С ладони Лакки лениво стекла струйка не то графита, не то сульфида железа.
Он снова укрылся в тени… Итак, за полтора часа пройдено 15 или около этого миль, если судить по Солнцу, выкатившемуся целиком. Не так уж плохо…
Он отхлебнул питательной смеси и огляделся. И слева, и справа тянулись кабели злосчастного Светового Проекта. Их паутиной были опутаны сотни квадратных миль, и то, что Майндс так и не изловил диверсанта, — вполне закономерно. Он тыкался наугад и, кроме того, о своих вылазках неизменно предупреждал администрацию. Но ведь кто-то, в таком случае, мог предупредить и диверсанта! Потому-то Лакки и отправился сюда втайне от всех…
И еще одно преимущество было у него перед Майндсом — эргометр, который в эту минуту, освещенный фонарем, посверкивал на ладони.
Индикаторная лампочка вспыхнула с неимоверной яркостью, когда на нее упали солнечные лучи. Лакки удовлетворенно улыбнулся и вышел из тени.
Он внимательно посмотрел вокруг. Не скрывается ли где-то поблизости невидимый пока источник атомной энергии?
Индикатор вспыхивал всякий раз, когда рука с эргометром опускалась вниз. Но этому было объяснение: на глубине одной мили располагалась силовая установка Купола.
Лакки, вытянув обе руки вперед и держа эргометр лишь указательными пальцами — чтобы скафандр не мешал работе прибора, — стал совершать медленные обороты вокруг собственной оси — один, другой, третий…
И вдруг — или только показалось? — вспыхнуло! Лишь на короткое мгновенье, но вспыхнуло!
Лакки тут же проверил, не ошибся ли он. Никакой ошибки!
Пристально посмотрев туда, откуда шли эти слабые импульсы, Лакки зашагал вперед. Чуткий эргометр, конечно же, мог прореагировать и на самую обычную радиоактивную руду, но проверить не мешало…
Пройдя с милю, Лакки остановился перед кабелем Майндса. Точнее, перед многоцветным множеством кабелей самой разной толщины, уложенных в едва намеченную траншею. Пройдя вдоль нее несколько сотен ярдов, он наткнулся на небольшую, примерно четыре фута на четыре, квадратную пластину, металл которой был отполирован до совершенства. Звезды отражались в ней, как в луже чистой воды.
Пристроившись рядом, Лакки стал с любопытством разглядывать зеркальный квадрат. Он заметил, что пластина начала изменять угол своего наклона, поворачиваясь к Солнцу. И вдруг квадрат стал матово-черным, причем именно в тот момент, когда на него должен был упасть солнечный луч! Но вскоре матовость стала слабеть, слабеть — и вот уже отвернувшийся от Солнца квадрат сверкал как ни в чем не бывало.
Лакки проследил три цикла этой метаморфозы — и всякий раз, как только квадрат принимал вертикальное положение, блеск исчезал. Насколько равномерно чередовались фазы, Лакки даже не пытался выяснить. При его скромных познаниях в гипероптике, это вряд ли что-то бы дало. В голове его ничего, кроме мыслей о том, что сотни, а может быть, и тысячи таких вот квадратиков поглощают и отражают солнечный свет — ничего, кроме, таких мыслей, не высекалось…
Таким способом, очевидно, улавливается световая энергия, а порванные кабели и разбитые пластины снижают, естественно, эффективность всей системы. А вот кто здесь безобразничает — предстоит еще выяснить, если предстоит…
Лакки, поглядывая на эргометр, снова шел вперед По тому, как странно вел себя индикатор — интенсивность свечения непрерывно и беспорядочно менялась, — можно было уже догадаться, что объект во всяком случае не радиоактивная руда. Он передвигался и был, возможно, человеком!
В подтверждение своих мыслей Лакки увидел впереди едва приметное пятнышко. Это произошло как раз в тот момент, когда он уже совсем было собрался в очередной раз передохнуть в тени.
Туда, быстрей туда! На скафандре уже, наверное, можно было кипятить воду, но сейчас это казалось не таким существенным. Главное было — успеть!
Движения фигуры (Лакки приблизился настолько, что мог ее рассмотреть) не поражали своей грациозностью. Во всяком случае, Лакки чувствовал себя в условиях низкой гравитации куда свободней. Походка же того, кто двигался впереди, представляла собой крайне нелепое зрелище. Это было неким шкандыбанием — весьма, впрочем, стремительным.
Но самым удивительным было то, что на нем отсутствовал скафандр! Парень, казалось отсюда, был просто сделан из металла!
Лакки позволил себе немного передохнуть в тени и, охладившись, снова вышел на солнце.
Фигура тем временем продолжала свой моцион и в тень, в отличие от своего взмокшего преследователя, отнюдь не стремилась. Но Лакки, который уже все понял, не удивлялся таким мелочам.
Он спешил, потому что жара сделалась почти нестерпимой, а ему еще предстояло поработать…
Гигантские 15-футовые шаги стоили Лакки огромных, на грани возможного, усилий воли и мышц.
— Эй, ты! — крикнул он наконец. — Отдохни-ка, приятель! И для начала — повернись ко мне!
Лакки вложил в эти слова всю властность, на какую был способен, не будучи, однако, уверенным, что его услышат.
Фигура тотчас застыла, а потом, неуклюже переминаясь, развернулась. Стоящий перед Лакки — не был человеком…
В нем было футов семь росту, и он буквально сверкал под солнечными лучами. Он не имел ни плоти, ни крови, а одни лишь холодные хитроумные устройства, питаемые микрореактором, на который-то и прореагировал эргометр.
Конечности монстра были уродливо огромными, и стоял он, широко расставив ноги. Два фотоэлемента были его глазами, а узкая прорезь в нижней части головы обозначала рот.
Да, это был робот. И робот не земного производства, как сразу понял Лакки. На Земле никогда не существовало подобных моделей.
Щелевидный рот беззвучно открывался и закрывался.
— Я не слышу в вакууме, робот! Включи передатчик! — Лакки сказал это строгим тоном, на всякий случай.
— Что вы тут делаете, сэр? — равнодушно проскрипело в шлемофоне.
— Вопросы буду задавать я, — ответил Лакки. — Чем ты занимаешься здесь?
— Разрушаю определенные объекты через определенные отрезки времени. — Это была характерная для роботов откровенность.
— Кем ты запрограммирован?
— Я не должен отвечать на этот вопрос.
— Хорошо, не надо… Ты — сирианского производства?
— Я создан на одной из планет Сирианской системы.
Лакки досадливо поморщился. Этот скрип раздражал его. Земные роботы, которых он видел в экспериментальных лабораториях, обычно были снабжены специальными голосовыми коробками, издающими вполне приличные звуки. Нет, сирианцы напрасно пренебрегают этой стороной дела… Жара прервала его размышления.
— Робот! Я должен найти затемненное пространство! Ты отправишься со мной!
— Я покажу вам ближайшую тень. — Сказав это, робот поспешил к скале.
Лакки, едва поспевавший за ним, внимательно наблюдал за странными движениями металлических ног.
То, что издали казалось неуклюжестью, было на самом деле хромотой, причем какой еще хромотой!
Второй явный дефект в, казалось бы, совершеннейшем творении поганых сирианских ручонок! Не многовато ли?
А ведь он может быть просто-напросто уязвим для здешней жары! — внезапно подумал Лакки, и жалость охватила все его существо.
Теперь он смотрел на ковыляющего впереди робота почти с нежностью, думая о платино-иридиевом чуде, скрытом под массивным стальным черепом.
Позитроны, невообразимое их число, квадриллионы квадриллионов — рождались и исчезали в миллионные доли секунды. И след, оставленный ими, был грубым подобием работы человеческого мозга.
Поведение гуманоидов жестко регламентировалось Законами робота, которых было три.
Согласно Первому из них, действия или пассивность робота не должны причинять вред человеческому существу. Это был основной Закон.
Второй Закон предписывал роботу подчиняться приказам человека, если они не вступают в противоречие с Первым Законом.
Третий Закон позволял роботу защищать себя, если это не нарушало Первый и Второй Законы…
Лакки был выведен из состояния задумчивости тем, что робот внезапно споткнулся. Да, он споткнулся и едва не упал, хотя грунт под ногами был ровным! Как стол! И все-таки робот потерял равновесие. А потом, как будто ничего не произошло, двинулся дальше.
Что-то с тобой творится… — тревожно подумал Лакки.
Войдя в тень, он включил фонарь и осветил робота.
— А что, Первый Закон уже отменили? И ты теперь можешь крушить все подряд, да?
— Я должен подчиняться приказам. — Отсутствие интонаций звучало сейчас как издевательство.
— Приказы? Но ведь это всего лишь Второй Закон! И, выполняя его, ты нарушаешь Первый!
— Не нарушаю, сэр. Я не видел людей, я не мог причинить им вред.
— Однако ж причинил — тем, кого не видел.
— Я не видел людей, я не мог причинить им вред, — упорно талдычил робот, и Лакки окончательно уверился в том, что перед ним не самая удачная модель. — Я должен был избегать людей, — не умолкал робот. — Меня заранее предупреждали об их появлении. Меня заранее не предупредили о вашем появлении.
Лакки задумчиво оглядывал меркурианский ландшафт, вспоминая рассказ Майндса о двух безуспешных попытках приблизиться к шпиону. Если бы он, Лакки, не отправился сюда тайком от всех, захватив к тому же эргометр, — робот вряд ли был бы обнаружен…
— Кто предупреждал тебя о появлении людей?
Лакки, разумеется, не надеялся, что робот тут же во всем и признается.
Перехитрить его было так же просто, как перехитрить, скажем, фонарь.
— Я проинструктирован не отвечать на этот вопрос, — проскрипел робот. — Не задавайте вопросов, расстраивающих систему, пожалуйста.
— Ух ты! Ну, если уж ей нипочем даже нарушения Первого Закона — система крепкая…
Он вышел из тени и, обернувшись к следующему за ним роботу, спросил:
— Твой серийный номер?
— RL-726.
— Ну так вот, дорогой RL-726… Надеюсь, ты уже догадался, что я человек?
— Да, сэр.
— И понимаешь, что моя экипировка исключает длительное пребывание в этой жаре?
— Моя также, сэр.
— Да-да… — Лакки вспомнил о том, как робот чуть не упал. — Но для человека, видишь ли, это куда опаснее…
— Да, — покладисто отозвался робот.
— Идем дальше… Ты ведь знаешь, что мне не по вкусу твои проделки, и я хочу узнать, кто приказал тебе выводить из строя оборудование…
— Я проинструктирован…
— А если ты не скажешь мне, — повысив голос, продолжал Лакки, — то я останусь здесь и Солнце убьет меня. Ты, таким образом, образцово нарушишь Первый Закон, умышленно не отвратив от меня опасность…
Робот долго молчал. За это время в нем обнаружился очередной дефект — часто замигал левый глаз. А потом послышалось неразборчивое, какое-то пьяное бормотание:
— Перенесу… безопасс… месс…
— Но я буду сопротивляться! И ты причинишь мне вред! — радостно возразил Лакки. — Ответив же на мой вопрос, ты спасешь мою жизнь, RL-726!
RL безмолвствовал.
— Ну, так как? Будем отвечать или нет?
Тут робот с неожиданной резвостью метнулся вперед к, остановившись в двух шагах от Лакки, равнодушно проскрипел:
— Я просил вас не задавать мне этого вопроса, сэр.
После чего огромные его руки угрожающе протянулись к человеку, но тут же приняли исходное положение.
Лакки наблюдал за всем этим совершенно спокойно, чуть ли не насвистывая. Он прекрасно знал, что робот не способен причинить вред человеческому существу. Не способен — и все тут.
Но робот снова поднял одну из рук и прижал ладонь к голове так, будто он был человеком и она у него болела.
Головная боль!
Страшная догадка пронзила Лакки, и он оценил всю глубину своего идиотизма.
Не ноги робота, не голос и не глаза были испорчены! Не на них повлияла эта жара! Был поражен сам позитронный мозг! Он не выдержал высокой температуры и щедрой радиации!
Как долго жгли его эти ласковые лучи, будь они неладны? Месяц? Два? А может быть, год?
Итак, мозг, пусть даже частично, но разрушен. Если бы речь шла о человеке, то можно было бы говорить об одной из стадий психического расстройства.
Сумасшедший робот! Настоятельно рекомендую: робот, свихнувшийся от жары и радиации!
Долго ли еще будут держаться в его потрепанных извилинах Законы робота?
RL-726 приближался к нему, вытянув вперед свои ручищи. Похоже было, что Лакки своими милыми вопросиками вызвал в позитронном мозгу настоящий обвал.
— Как ты себя чувствуешь, робот? — бодро поинтересовался он и попятился.
Робот молча наступал.
И Лакки с ужасом понял: если уж он с такой легкостью намеревается преступить священный Первый Закон — от позитронного мозга осталось одно название. Оттянуть время! Нужно оттянуть время и попытаться найти какой-то выход!
— У тебя, случайно, не болит голова, а, RL?
— Я не знаю значения слова «болит».
— Вот как? — светски удивился Лакки. — Что-то мне жарковато… Пойдем-ка лучше в тень! Тут такие замечательные тени — просто не верится! — И он игриво потрусил к скале.
— Я должен устранять все, что мешает исполнению отданных мне приказов, — равнодушно сообщил робот.
— А как же! — согласился Лакки, вытаскивая бластер.
Он вовсе не горел желанием уничтожить этого бедолагу. Такой шедевр, пусть даже контуженный, мог бы очень пригодиться Совету.
— Стоять! — приказал Лакки, резко повернувшись.
Только прерывистость движений металлической руки позволила ему избежать страшного удара. Легко оттолкнувшись от грунта, Лакки прыгнул в сторону.
Если бы удалось заманить робота сюда, в тень, и остудить его раскаленную голову, Лакки смог бы договориться с ним по-хорошему, не применяя оружия.
Если бы, если бы…
Снова прыжок — и черный, поднятый ногами робота песок без промедления — разреженное пространство не ведало пыли — упал на грунт.
Это была жуткая пляска человека с роботом, отчаянная и беззвучная.
К Лакки потихоньку возвращалось спокойствие. Он видел: движения робота становятся все более беспорядочными, бестолковыми.
Но тот был все еще опасен. Он теперь явно преграждал дорогу к тени, пытаясь этим убить человека.
Внезапно Лакки остановился. Замер и робот. Они стояли в пяти футах друг от друга, на большом сульфидном пятне, чернота которого делала жару еще более нестерпимой. Лакки чувствовал приближение обморока. Но между ним и тенью стоял робот.
— Ну-ка, лыжню! — с трудом разлепив губы, прохрипел Лакки.
— Я должен устранять все помехи. Вы являетесь таковой, сэр, — терпеливо объяснил ему робот.
И Лакки понял, что выбора больше нет. Угроза его собственной жизни вынуждает уничтожить робота. Он поднял бластер.
Но жара и чрезмерное утомление заменили мышцы ватой! И рука поднималась медленно, очень медленно!
Робот сжал ее — и бластер плавно опустился на грунт. А потом Лакки оказался в железных объятиях, но это уже ничуть не волновало. Единственное, о чем он думал, было: жара, жара, жара…
RL обнял его еще крепче, хотя в этом не было никакой необходимости, ни один человек не мог противостоять такой чудовищной силе.
Откинувшись назад и вздрагивая в такт неровной поступи, Лакки тупо размышлял о том, как ненадежны все-таки скафандры этой модели, особенно если тебя вот так сердечно обнимают, чуть что — и получите дырку…
Рука Лакки безвольно болталась, оставляя след на рыхлых пятнах черного песка, когда в его сонном мозгу вспыхнула неожиданная идея.
Это был шанс!
Переплет, в который попал Лакки, был причудливым отражением происходящего с Бигменом. Последнему, правда, угрожала не жара, а все более возраставший холод. Каменные «веревки» сжимали так же верно, как руки безумного робота. Но маленький марсианин не оставлял попыток овладеть оружием, судорожно зажатым рукою Уртила.
И это удалось ему! Причем настолько внезапно, что тяжелый бластер едва не выпал из окоченевших пальцев.
— Чтоб тебя разорвало! — испуганно пробормотал Бигмен и сжал приклад покрепче.
Знать бы уязвимое место этих щупалец — они сразу получили бы свою порцию заряда. Ну, а пока — рисковать не стоило…
При помощи нагрудного регулятора он свел подачу энергии к минимуму.
Холоднее стать уже не могло — и не стало.
Теперь нужно было активировать бластер, желательно, не выронив его. Крайне желательно — не выпустив его из своих дырявых рук!
Указательный палец дотянулся до кнопки и нажал ее.
Бластер стал быстро нагреваться, сообщая об этом красноватым свечением. Конечно же, такое обращение шло во вред энергосистеме, ведь бластер никак не предназначен для обогрева.
Собрав последние силы, Бигмен отбросил оружие как можно дальше от себя. Все вокруг задрожало, стало зыбким, ирреальным…
А потом он почувствовал первый прилив тепла, которое слабо сочилось из энергоблока. Энергия уже не уходила в ненасытные щупальца — вот что это означало!
Бигмен недоверчиво повел плечами. Потом осторожно шевельнул ногой. Ничего больше не сковывало движений!
Вот зажегся скафандровый фонарь, и луч его осветил то место, куда только что полетел бластер. Там медленно копошился отвратительный клубок щупалец.
Вздрогнув, Бигмен порывисто схватил бластер Уртила, настроил его на минимальный режим, потом включил и бросил туда же, в качестве добавки.
— Эй, Уртил, ты меня слышишь?
Ответа не последовало.
И Бигмен, маленький Бигмен, потащил огромного детину Уртила на себе. Фонарь пострадавшего слегка мерцал, а это значило, что в энергоблоке кое-что осталось и температура в скафандре скоро должна нормализоваться.
Бигмен, не колеблясь, связался с Куполом, понимая, что теперь, когда он обессилен, а в энергоблоке почти ничего, еще одна встреча с местными ребятами была бы ему в тягость…
Нашли их удивительно быстро.
После двух чашечек кофе и необыкновенно вкусной горячей еды к Бигмену, окруженному теплом, светом и заботой, вернулся его обычный оптимизм. О пережитом он вспоминал не то чтоб с удовольствием, но и без особого ужаса.
Пивирейл крутился возле и был похож на взволнованную наседку. Его седая шевелюра была в полном беспорядке.
— Вы действительно хорошо себя чувствуете, Бигмен? Совершенно никаких симптомов? — допытывался он.
— Я чувствую себя изумительно, мистер Пивирейл! Как никогда! А что Уртил? Надеюсь, он тоже в порядке?
— По-видимому, да, — холодно ответил астроном. — Доктор Гардома, во всяком случае, не видит никаких оснований тревожиться за его состояние.
— Чудесно! — кровожадно обрадовался Бигмен. — Замечательно! Превосходно!
— Вы так о нем беспокоитесь? — удивился Пивирейл.
— Да, сэр! Этот человек мне очень дорог! Нас так иного связывает!
Вбежал взволнованный Кук.
— Туда послана большая группа! Возможно, нам удастся изловить парочку этих созданий! В качестве приманки используются камеры, наполненные постоянно подогреваемым воздухом! — Он был явно горд своей изобретательностью. — Вы, кстати, удачно отделались, мой друг! — Эти слова были адресованы уже непосредственно Бигмену.
— Что?! — Голос оскорбленного марсианина едва не перешел в ультразвук. — Удачно отделался?! Это моя удачно наполненная голова спасла меня, если хотите знать! Как следует поразмыслив, я понял, что этим тварям нужно только тепло, — и лишь потом перешел к решительным и единственно правильным действиям! Которые и увенчались!
Дождавшись окончания тирады, Пивирейл удалился, и Бигмен с Куком повели неторопливую беседу.
— Представьте! — начал Кук. — Вы только представьте! Все эти истории о замерзших шахтерах — чистейшая правда! Вы только подумайте! Это ж надо — каменные щупальца, всасывающие энергию! А? Каково? Да-а… А вы точно их описали, Бигмен?
— Вполне. Поймав одну из этих симпатяг, вы убедитесь в этом.
— Какое грандиозное открытие! — И Кук, схватившись обеими руками за голову, стал бегать взад-вперед.
— Мистер Кук, а как же так вышло, что это грандиозное открытие не было сделано раньше?
— Но вы же сами говорили, что эти существа замечательно растворяются в окружающей их среде! Мимикрия — это вам не что-нибудь! А кроме того, они ведь, мерзавцы, атакуют только одиноких людей, чтоб уж справиться наверняка! И кто знает, может быть, это рудиментарные остатки былого интеллекта заставляют их прятаться в темноте, а не просто инстинкт самосохранения… Надо же, как все обернулось! Уже лет тридцать в шахты никто не спускался, и все тепло оттуда, естественно, ушло. Однако они не решались штурмовать Купол — такой тепленький, соблазнительный… Когда же люди сами спустились к ним — искушение стало непреодолимым, и одно из этих существ напало, напало даже при свидетеле!
— Мистер Кук, а почему бы им не перебраться на солнечную сторону? Уж там-то они не озябли бы!
— Полагаю, что эта мысль приходила в их отсутствующие головы, и было решено подождать, пока Солнце немного остынет.
— Но ведь кинулись же они на раскаленный бластер!
— Значит, им не по вкусу радиация! Кстати, на солнечной стороне может обнаружиться еще один вид этих существ — кто знает…
Идеи вылетали из Кука одна за другой.
— Значит, вы спасли Уртилу жизнь? — спросил он ни с того ни с сего, перебив самого себя.
— Да, — кивнул Бигмен.
— Ну что ж, может быть, это и к лучшему… Если бы он умер — обвинили бы наверняка вас. Сенатор Свенсон своими речами уж обольет так обольет. И вас, и Старра, и Совет — покрыло бы толстым слоем…
— Послушайте! — нетерпеливо перебил его Бигмен. — Когда я смогу увидеть Уртила?
— Как только доктор Гардома позволит вам встать, — несколько озадаченно ответил Кук.
— В таком случае, пожалуйста, свяжитесь с доктором и передайте ему, что я в полном порядке.
Кук подозрительно посмотрел на маленького марсианина.
— А ну-ка, выкладывайте, что вы там еще задумали?
И Бигмен изложил свой план.
Гардома открыл дверь и жестом пригласил Бигмена войти.
— Он ваш! — прошептал доктор. — А я исчезаю!
Облегченно вздохнув, он действительно исчез.
Бигмен и Уртил смотрели друг другу в глаза.
Джонатан Уртил был мертвенно-бледен, и ему стоило немалых усилий растянуть свои губы в ухмылке.
— Ты, конечно, приперся, чтобы справиться о моем здоровье? Должен тебя огорчить, дружочек, — я цел и невредим!
— Да уж вижу… Но приперся я еще и затем, чтобы узнать: ты до сих пор считаешь, что Лакки Старр сооружает некое подобие сирианской базы?
— Считаю, милый, считаю. И собираюсь это доказать.
— Заранее зная, что это ложь, грязная ложь! И доказательства твои будут не чище! Впрочем, не ждать же, в самом деле, что ты, хотя бы из чувства благодарности к спасшему твою жизнь…
— Чего-чего-чего? О каком спасении ты говоришь! Лично меня никогда и никто не спасал. В этом просто не возникало надобности. Может быть, ты что-то перепутал?
— Перепутал?! — Возмущению Бигмена не было предела. — А не ты ли, поганец, звал меня на помощь?
— Впервые слышу! Может быть, у тебя есть свидетели?
— Свидетели тебе понадобились? А кто тебя вытащил из этой переделки — не припоминаешь?
— О чем ты? Какая еще переделка? Эта штуковина как приползла — так и уползла. Испугалась, наверное. Да и не было ее вовсе!.. О! Вспомнил! Там случился маленький, аккуратный обвал! Меня слегка задело, что бывает, но не убило, что приятно. Так за это я должен осыпать тебя поцелуями, букашка? И позволить дружку твоему избежать заслуженного наказания, да? Ну, ты даешь!
— Плоховато у тебя с памятью, плоховато… О попытке убить меня — тоже, наверное, забыл? Выветрилось как-то, да?
— Что?! Убить?! А ну, топай отсюда, гном, пока есть чем!
Бигмен титаническими усилиями сохранял хладнокровие.
— Хорошо. Предлагаю сделку, Уртил. Ты считаешь возможным постоянно угрожать мне лишь по той причине, что дюймов и фунтов в тебе — чуть побольше. Но встретив даже слабое подобие отпора, ты всякий раз в панике ретируешься — этого тоже не отнять…
— Вспомни о своих фокусах с ножичком, ангел!
— Похоже, ты самый обыкновенный трус. А если нет — померимся силами! Прямо сейчас, не откладывая! И без оружия. Или ты слишком слаб для этого?
— Слаб?! Даже провалявшись здесь два года, я не стану слишком слабым для тебя!
— Тогда пошли! Драться будем при свидетелях, чтоб не юлил потом… Я уже договорился с Хенли Куком, и нам предоставлен энергетический зал. Устраивает?
— С Куком, говоришь? О, этот малый терпеть тебя не может! Но это так, к слову… А что Пивирейл?
— Пивирейл — ничего. Он не знает. Кстати, Кук прекрасно относится ко мне.
— Спит и видит покойничка Бигмена. И я, кажется, могу ему угодить. Но чего ради, интересно, мне пачкать руки о такую козявку?
— Трусишь?
— Я сказал «чего ради»! Здесь, кажется, было что-то пискнуто о сделке?
— А говоришь — память плохая… Так вот. Если победишь ты — я ни словом не обмолвлюсь о некоторых деталях нашей встречи в шахтах.
— Убил! О деталях он не обмолвится! А мне-то какое дело до деталей твоих!
— Ты, случайно, не боишься проиграть, Уртил?
— Проиграть?! Да от тебя мокрого места не останется, клоп! И меня обвинят в убийстве — вот чего я боюсь!
— Теперь понятно, — кивнул Бигмен. — И перейдем к следующему пункту. Насколько ты тяжелее меня — хотя бы примерно?
— На сотню фунтов, если не больше, дорогуша! — нежно осклабился, Уртил.
— Надо же — как много в тебе жира! — восхитился Бигмен. — Предлагаю, в таком случае, драться при меркурианской гравитации. У тебя останется преимущество в 40 фунтов, но это уже мелочи. Так как? Идет?
— С каким удовольствием я тебе вклею, малыш, с каким удовольствием! Неужели этот сверчок скоро умолкнет, люди!
Уртил, переполненный безудержным гневом и предвкушением упоительной забавы, быстро исчерпал свои мимические возможности и рычал теперь с совершенно равнодушным выражением бордового лица.
— Значит, сделка заключена?
— Да! Да! — Уртил задыхался. — И я постараюсь не убить тебя, амеба, очень постараюсь! А насчет всего прочего — уж не обессудь, сам напросился…
— Это точно. — По-воробьиному подпрыгнув, Бигмен побежал к выходу, размахивая кулаками. Он был настолько занят мыслями о предстоящей схватке, что даже перестал думать о Лакки, который в эту минуту…
В энергетическом зале стояли генераторы и прочее громоздкое оборудование. Незанятого пространства, используемого обычно для собраний всего персонала, было здесь также предостаточно. Зал являлся самой старой частью Купола. Еще до того как были вырыты шахты, рядом с генераторами спали на своих походных кроватях инженеры и проходчики. В последнее же время здесь частенько устраивались кинопросмотры.
Сегодня помещение должно было стать рингом.
У стены смущенно жалось несколько инженеров во главе с Куком.
— Это все, что ли? — бросил Бигмен так удивленно, как будто еще минуту назад он грелся в лучах славы.
— Видите ли, — бросился объяснять Кук, — Майндс со своими людьми — на солнечной стороне, а еще 10 человек — в шахтах, ищут ваши щупальца. Остальные — на своих рабочих местах.
Закончив рапорт и покосившись на Уртила, Кук вполголоса спросил:
— Бигмен, вы уверены, что действуете разумно?
Уртил уже разделся по пояс и демонстрировал свои мышцы, а также густо заросшую грудь.
Марсианин, равнодушно оглядев соперника, спросил у Кука:
— Что там у нас с гравитацией?
— Мы понизим ее уровень по сигналу, как договорились. Надеюсь, Уртил в курсе?
— А как же! — Бигмен улыбнулся. — Все честь честью!
— Да-да… — вздохнул Кук.
— Ну, что там? — раздался крик Уртила. — Составляем завещание?
Довольный своей шуткой, он посмотрел на зрителей.
— Неужто кто-нибудь поставит на мартышку?
Тревожные взгляды устремились на Бигмена, который тоже разделся. Все видели, конечно, что его ладное тело не напоминало студень, но сравнивать с ухмыляющейся горой мыщц… Уж какие тут ставки…
— Готовы? — спросил Кук.
— Готовы, — отозвался за обоих Уртил.
Кук облизнул пересохшие губы и протянул руку к пульту. Гул генераторов утих.
Внезапная потеря веса заставила Бигмена качнуться, как и всех, кто находился в зале.
Уртил, едва не упав в первый момент, двигался сейчас очень осторожно.
Мелкими шажками он вышел на середину и стал в расслабленной, издевательски расслабленной позе.
— Ну, где ты там, насекомое?
Движения Бигмена были сама грациозность. Он наслаждался. Он чувствовал себя вполне как дома — ведь меркурианская гравитация только слегка отличалась от гравитации его родного Марса.
От внимательного взгляда серых глаз Бигмена не ускользнуло ни одно, даже самое незначительное движение соперника, изо всех сил старающегося сохранить вертикальное положение в явно непривычных для него условиях.
А Бигмен порхал! Причудливые изломы его стремительных, легких прыжков совершенно обескураживали Уртила.
— Что это, марсианский вальс?
— Ага! — кротко ответил Бигмен. — Один из видов! — И резко подавшись вперед, ударил Уртила в бок, отчего тот зашатался.
«Молодец, парень!» — крикнул кто-то из зрителей.
Пока пострадавший приходил в себя, Бигмен, в позе тореадора, отдыхал, любуясь следом от своего удара и разъяренным лицом соперника.
Но вот Уртил стремительно выбросил огромную руку с растопыренными пальцами — и не менее стремительно, не успев даже удивиться, последовал за нею сам.
Бигмен играючи увернулся и с демонстративным любопытством стал рассматривать спину незадачливого верзилы, который уморительно размахивал руками.
Когда спина эта потеряла для Бигмена всякий интерес, взгляд его скользнул чуть ниже — и немедленно к этому взгляду присоединился носок замечательного оранжевого сапога. В следующее мгновенье оттолкнувшийся марсианин уже летел высоко в воздухе, а Уртил, так и не успевший развернуться, мешковато топал в противоположном направлении.
Послышался смех. Один из инженеров, сложив ладони рупором, крикнул:
— Эй, Уртил! Я, кажется, ставлю на Бигмена!
Но Уртил уже ничего не слышал. Он громко сопел, и глаза его буравили ненавистного Бигмена.
— Ну-ка, поднять гравитацию! — раздался хриплый крик. — Хватит шуточки шутить!
— В чем дело, цистерна? Разве тебе недостаточно сорока фунтов форы? — Марсианин недоуменно развел руками.
— Я убью тебя! Убью! — чуть не захлебнулся Уртил.
— Пожалуйста! В любой момент! — продолжал издеваться Бигмен.
— Подожди, подожди… Дай мне только сладить с этой гравитацией. Скоро я вырву из тебя кусочек.
— Выкусишь.
Зрители между тем напряженно молчали. Они понимали, что Бигмену, при всей его ловкости, грозит серьезная опасность со стороны разъяренного Уртила.
А марсианин продолжал забавляться! Вот он подпрыгнул высоко вверх и, когда Уртил попытался до него дотянуться, быстро подобрал ноги к животу и в следующий миг уже стоял позади противника.
Раздались громкие аплодисменты. Бигмен, прижав ладошку к сердцу, театрально раскланялся.
Затем последовал вовсе опасный трюк. Нырнув под одну из раскинутых ручищ, он нанес сильнейший удар по грозному бицепсу.
Уртил сдавленно зарычал и, развернувшись вновь, стал исподлобья наблюдать за мелькающим марсианином, не реагируя ни на поддразнивания, ни на оплеухи.
А Бигмен уже подумывал над расширением репертуара. Ему надоело скакать вокруг Уртила, как собачонке вокруг медведя. Хотелось чего-то свежего, неординарного.
— Ну, что ж ты, приятель! — поддел он Уртила. — Спать сюда пришел? А мне за двоих работать, что ли?
— Подойдешь поближе — тогда помогу! — прохрипело в ответ.
— С удовольствием! — сразу согласился Бигмен и, ринувшись вперед, нанес сильный удар в небритую челюсть, после чего, отлетев легким мячиком назад, сказал с укоризной:
— Нехорошо обманывать!
— Попробуй-ка еще раз!
Бигмен вновь продемонстрировал свою покладистость — и вновь рука Уртила успела лишь дернуться.
Послышался одобрительный гул.
— А ну-ка — теперь… — Язык Уртила заплетался.
— Да, пожалуйста!
Но на этот раз Уртил был начеку. Он не размахивал без толку руками и не крутил головой — он неожиданно прыгнул вперед.
Бигмен попытался сложиться вдвое и перелететь таким образом через противника, но не успел. Его лодыжка была сжата с такой силой, что из глаз марсианина брызнули слезы.
Уртила, к счастью, так нешуточно занесло, что Бигмен смог освободить свою ногу и даже слегка наподдать обидчику.
Уртил, однако, очень быстро восстановил равновесие и с ревом бросился на него.
Марсианин, нога которого горела все сильней, уже утратил изрядную часть своей проворности — и не было ничего удивительного в том, что Уртил без особого труда сгреб его в охапку.
Оба рухнули на пол.
Возбуждение зрителей было столь велико, что даже громкое требование Кука прекратить бой — потонуло в общем гаме.
А Уртил уже поднялся, и в вытянутой руке его отчаянно бился бедный Бигмен.
— Ну что, кузнечик? — ласково хрипел прямо в ухо торжествующий верзила. — Допрыгался?
Бигмен, упершись в колено своего мучителя, резко дернулся назад.
Стараясь во что бы то ни стало избежать падения, Уртил тоже отпрянул, но слишком энергично — и упал.
Правое предплечье Бигмена по-прежнему сжимали тиски мохнатых пальцев.
Сильно ударив по локтю Уртила — душераздирающий вопль заставил зрителей похолодеть, — Бигмен вырвался и, не дав противнику опомниться, обхватил, в свою очередь, его предплечье обеими руками.
То, что произошло потом, было совершенно невероятным.
В момент, когда обезумевший от злости Уртил наконец поднялся с четверенек, марсианин, собрав все силы и почти лопаясь от натуги, взметнул над собой эту огромную тушу! И тут же разжал руки.
Разжал и стал с интересом наблюдать за параболическими дугами, которые Уртил медленно и величаво чертил в воздухе, то и дело ударяясь об пол…
Земная гравитация — она вернулась не постепенно, но навалилась моментально, застав всех врасплох. Бигмен, неловко упав, подвернул ногу и теперь корчился от боли. Упал и кое-кто из зрителей. Зал переполнился криками боли и смятения. В первые минуты никто даже не заметил случившегося с Уртилом.
А случилось вот что. Изменение гравитации настигло его в самой верхней точке параболы и безжалостно швырнуло вниз. Голова несчастного ударилась о защитную стойку из генераторов с таким звуком, как будто раскололи большой орех…
Морщась и пошатываясь, Бигмен поднялся на ноги. Он увидел ничком и неподвижно лежащего Уртила и склонившегося над ним Кука.
— Что случилось, черт побери? — крикнул марсианин. — Что случилось с гравитацией?
Нестройное эхо растерянных голосов повторило вопрос. И только Кук, обернувшись, тихо произнес:
— Не до нее. Уртил…
— Что с ним? — испуганно спросил один из инженеров. — Он ушибся?
— Он мертв, — ответил Кук. — Мертв!
Тело окружили тесным кольцом.
— Нужно вызвать доктора… — отрешенно, сам не слыша себя, сказал Бигмен.
— Да-а… Вас ожидает куча неприятностей, милейший. — Кук холодно смотрел в пустоту. — Ведь это вы убили его.
— Его убило изменение гравитации.
— Боюсь, что это трудно будет доказать. Брошен-то он был — вами…
— Я не собираюсь отпираться — можете быть спокойны, мистер Кук.
— Однако действительно нужно вызвать Гардому…
Доктор явился через пять минут, и то, с какой быстротой был произведен осмотр, уже подтверждало правоту Кука.
Вытерев руки носовым платком, Гардома оглядел присутствующих, а потом сказал:
— Да, он мертв. Проломлен череп, чего ж вы хотели… Как это произошло?
Одновременно заговорило несколько человек, но Кук властным жестом заставил их замолчать.
— Поединок между Бигменом и Уртилом, вызванный…
— Между Бигменом и Уртилом?! — взорвался Гардома. — Кто допустил это? Какой идиот мог предположить, что Бигмен устоит против…
— Минуточку! — подал голос Бигмен. — Со мной-то как раз все в порядке!
— Совершенно верно! — поддержал его Кук. — Не забывайте, Гардома, что мертв — Уртил! А Бигмен был инициатором этой злополучной дуэли!
— Да, — согласился марсианин. — Поединок затеял действительно я. И я же настоял на том, чтобы он проходил в условиях меркурианской гравитации.
— Меркурианской гравитации? — Глаза Гардомы удивленно округлились. — Здесь? — Он недоверчиво посмотрел себе под ноги, как бы спрашивая, не обманывают ли его собственные чувства.
— Не ищите ее, — поспешил успокоить доктора Бигмен. — Меркурианской гравитации здесь больше нет. Потому что в самый неподходящий момент она сменилась псевдогравитацией Земли. Бац — и готово! Примерно таким образом. И именно она убила Уртила, а не ваш покорный слуга!
— В таком случае, кто же включил земную гравитацию? — недоуменно спросил Гардома. Все молчали.
— Это могло быть вызвано коротким… — начал было Кук.
— Исключено! — решительно перебил его Бигмен. — Взгляните на пульт! Рычаг в верхнем положении!
Один из инженеров, прочистив горло, робко и не принимая всерьез собственные слова, пробурчал:
— Кто-то взял и случайно задел плечом…
Остальные радостно поддержали нелепую версию. Послышалось возгласы: «запросто!», «а что вы думаете?» и «ясное дело!».
Кук прервал общее ликование.
— Я вынужден буду доложить об этом инциденте. Бигмен, вы…
— Ну? — Марсианин вопросительно поднял брови. — Я арестован?
— Нет-нет. Пока нет.
— Что ж, и на том спасибо…
Впервые после своего возвращения из шахт Бигмен подумал о Лакки и о том, что он вряд ли будет рад таким новостям. Вот бы выбраться из этой передряги до его возвращения!..
— Бигмен! — раздался голос.
Все одновременно посмотрели вверх. Оттуда на эскалаторе спускался Пивирейл.
— Бигмен! Вы-то что тут делаете?! А вы, Кук? Кто-нибудь ответит мне, наконец, чем вы все здесь занимаетесь, черт побери?
Но никто не отвечал.
Взгляд старого астронома упал на распростертое тело Уртила, и он с каким-то детским удивлением спросил:
— Уртил — мертв?
Спросил — и тут же, как показалось Бигмену, забыл.
— Бигмен! А где ваш Старр?
— А почему вы об этом спрашиваете? — вопросом на вопрос ответил Бигмен.
— Он все еще в шахтах? — продолжал наседать Пивирейл.
— Э-э…
— Или на солнечной стороне?
— Да?
— Вы не хотите отвечать?
— Я хочу знать, почему вы спрашиваете.
— Хорошо… — Пивирейл был явно раздражен. — Видите ли, Майндс в данный момент облетает свое хозяйство. Время от времени это делать необходимо.
— Ну-ну?
— И то ли он спятил, то ли нет, но наш милый Майндс уверяет меня, что видел там Лакки Старра!
— Где? — недоуменно хлопая глазами, спросил Бигмен.
— Понятно… — Взгляд Пивирейла стал колючим. — Значит, он действительно там. И очевидно, ему не удалось поладить с роботом.
— С роботом?!
— Потому что — так, во всяком случае, считает Майндс — Лакки Старр мертв!
Итак, когда ситуация, казалось бы, обрела окончательную для Лакки безнадежность, вспыхнула надежда. Была ли причиной этому странная нерешительность робота, медлившего с завершением своего черного дела, или же все объяснялось свойствами характера самого Лакки — неизвестно…
— Отпусти меня! — крикнул он со всей строгостью, на которую еще был способен, и поднял руку, до сих пор волочившуюся по черному песку. — Отпусти меня, робот! — вновь повторил Лакки и… принялся поглаживать металлическую голову.
Спустя минуту рука опять безвольно повисла. Теперь оставалось только ждать. И вдруг он почувствовал (или это только показалось?), что хватка робота ослабевает! Да! Она несомненно слабела! Неужели Солнце наконец-то решило помочь человеку?
— Робот! — срывая голос, закричал он и услышал в ответ лишь слабый скрип.
Стальные объятия продолжали размыкаться.
— Ты не должен причинять вред человеческому существу! — напомнил Лакки на всякий случай.
— Я не должен… — запинаясь, согласился робот и — упал на спину, все еще сжимая Лакки достаточно крепко.
— Отпусти меня!
Робот слабо дернулся, и Лакки наконец смог пошевелить головой и ногами.
— Кто приказал тебе разрушать оборудование?
Лакки полностью исключал агрессивную реакцию на свой вопрос, понимая, в каком плачевном состоянии находится теперь позитронный мозг, вернее, остатки этого мозга, чудом удерживавшие Второй Закон.
— Кто приказал тебе разрушать оборудование? Отвечай!
Робот издал пару нечленораздельных, булькающих звуков и умолк.
Было странное и пугающее сходство с человеческой смертью.
Мысль Лакки напряженно работала. Укрыться от опасных лучей Солнца как можно быстрее… Но он зажат! И попытки отвинтить руки робота бессмысленны! Рация раздавлена! Все прекрасно, все просто замечательно…
Морщась от боли и усилий, он стал продвигаться к ближайшей тени, таща на себе неподвижного робота. Каждая минута казалась вечностью, а тень — все не приближалась…
Но Лакки все же добрался до нее! И упал, обессилев. Последнее, что он успел увидеть до того, как потерял сознание, — это нога робота, ослепительно сверкающая на солнце.
Он лежал в мягкой постели и силился вспомнить, что же с ним произошло. В памяти всплывали полустертые лица, гул ракетного двигателя, родной бигменовский голосок, бинты, шприцы, компрессы, воркующий Пивирейл со своими бесконечными расспросами…
Открыв глаза, Лакки увидел Гардому, озабоченно смотревшего на него.
— Ну-с? Как себя чувствует наш герой?
— А как он должен себя чувствовать? — слабо улыбнувшись, спросил Лакки.
— Как покойник, если те что-то чувствуют… У вас удивительно крепкий организм, дорогой Старр! И вы будете жить, черт побери!
— Несмотря на то что Майндс даже не подумал прийти тебе на помощь! Пускай человек умирает, пускай! Ерунда! Все там будем! — Это Бигмен, уже давно крутившийся невдалеке, решительно подлетел к ним.
Доктор Гардома отложил в сторону шприц и принялся неторопливо и тщательно мыть руки.
— Скотт Майндс подумал, что Лакки мертв, — полуобернувшись к Бигмену, сказал он. — И естественно, испугался, как бы его не обвинили в убийстве, припомнив недавнее покушение.
— Думать о себе в такой момент?! — возмутился Бигмен.
— Не будьте так строги, дорогой друг. Бедняга сам не свой в последнее время… И как бы там ни было, именно благодаря ему помощь не опоздала.
— Как ты все драматизируешь, Бигмен! — сказал Лакки. — Ведь ничего страшного не случилось! Я даже смог наконец отоспаться там, в тени… Кстати, что с роботом? — Этот вопрос был обращен уже к Гардоме.
— Его состояние значительно хуже вашего, Старр! То, что когда-то называлось позитронным мозгом, превратилось в обугленную лепешку и совершенно непригодно для исследований!
— Скверно… — поморщился Лакки.
— Да. Но тут уж ничего не поделаешь. — Вытерев руки, Гардома снова повернулся к пациенту. — И хватит о делах! Вам нужен покой, Старр. Попытайтесь вздремнуть. А мы с Бигменом, чтобы не мешать вам…
Бигмен бросил на Лакки умоляющий взгляд.
— Если не возражаете, доктор, Бигмен ненадолго останется. Нам с ним есть о чем поболтать.
— Ну, хорошо, — после некоторых колебаний согласился Гардома. — Даю вам полчаса, не больше!
— Спасибо!
Как только они остались наедине, Бигмен, дотянувшись до плеча Лакки, принялся — от избытка чувств — трясти его.
— Ах, Лакки, подлые твои глаза! Ведь не перегрейся робот вовремя и…
— Это не было случайностью, дружище… — Лакки грустно улыбнулся. — Я ускорил его конец.
— Каким образом?
— Понимаешь, отполированная поверхность его металлической головы довольно успешно отражала солнечные лучи. Конечно же, позитронный мозг нагревался в таком пекле, но все же худо-бедно работал. К счастью для меня, прямо под рукой оказалось чудесное черное вещество, которым я и вымазал голову робота.
— А для чего, Лакки? — Бигмен тщетно силился хоть что-то понять.
— Но ведь черное, как ты знаешь, не отражает тепла, а наоборот — поглощает его. И температура позитронного мозга, резко повысившись, тут же повлекла за собой его гибель! Вот, собственно, и все… Ну, а теперь — твоя очередь рассказывать! Обо всем, что приключилось с тобой. Или на этот раз, в виде исключения, никаких происшествий?
— Да где там… — Бигмен махнул рукой и тяжело вздохнул. — Двойная порция…
По мере того как он углублялся в свой рассказ, лицо Лакки становилось все мрачней.
— Но почему, почему тебе приспичило драться с Уртилом? Ручки чесались? Ай, какое безрассудство…
— Безрассудство? — оскорбленно переспросил Бигмен. — Ты называешь безрассудством стратегическую мудрость? Я же не кинулся на него с бухты-барахты, а тщательно все взвесил! Провел скрупулезный анализ! И только поняв, что при низкой гравитации смогу справиться с ним одной левой…
— А чья лодыжка забинтована, герой?
— Уже и поскользнуться нельзя… Я же победил, Лакки! Ты представь только, какой ущерб причинил бы Совету этот негодяй своим наглым враньем!
— А разве он обещал молчать в случае проигрыша?
— Ну-у… — Бигмен замялся.
— Ведь даже после того как ты спас ему жизнь, он не изменил своих намерений! На что ты надеялся?
— Но…
— Что после публичного унижения он воспылает к тебе любовью? Эх, Бигмен! Тебе просто хотелось проучить Уртила, а все эти высокие мотивы — только предлог! Ведь так?
— Лакки! Как ты можешь?!
— Так или не так?
— Вообще-то, так… — Бигмен покраснел и опустил глаза. — Прости меня…
— Да ладно уж, чего там… — Лакки сразу смягчился. — Сам я тоже хорош… Дал маху с этим роботом, простофиля! Видел же, видел, что он неисправен, и не догадался о причине! Ничего, впредь поумнее буду… И давай-ка лучше подумаем, как нам действовать дальше.
Бигмен сразу повеселел.
— Теперь, — бодро начал он, — когда нам не мешает этот тип…
— Тип-то не мешает, но нельзя забывать о существовании сенатора Свенсона. Сам подумай: в то время как Совет Науки находится чуть ли не под следствием, некто, едва ли не член Совета, затевает прелестную драку, в результате которой гибнет следователь… Упустит ли наш доблестный сенатор такую уникальную возможность обвинить Совет в терроризме?
— Но ведь тут был просто несчастный случай! Псевдогравитационное поле…
— Это не так-то просто доказать, Бигмен. И я непременно должен поговорить с Пивирейлом, чтобы…
— Старикашка, кстати, не придал случившемуся совершенно никакого значения! — возмущенно воскликнул Бигмен.
— То есть? — Лакки резко приподнялся на локте.
— То и есть! Никакого значения! Ровным счетом! Вошел, посмотрел на Уртила, спросил, мертв ли тот, и успокоился.
— И все?
— Ага… Потом он, правда, спросил, где ты, и тут же объявил, что, по сообщению Майндса, тебя убил робот.
— Дальше?
— Вот теперь, кажется, все.
— Бигмен, вспомни, что было после! Ведь ты не хочешь, чтобы я говорил с Пивирейлом! Почему?
Бигмен отвел взгляд.
— Потому что… он сказал, что меня будут судить…
— Судить?
— Да. Что это — убийство, и я так легко не отделаюсь. И что пора кончать с безнаказанностью.
— Так. Ну и когда же состоится этот суд?
— Прости, Лакки, я не хотел заводить разговор об этом. Гардома предупредил, что тебе нельзя волноваться.
— Об этом позже. Когда суд, я спрашиваю?
— Завтра. Ровно в 14 по Стандартному времени. Нам ведь нечего бояться, правда?
Но Лакки не спешил успокаивать друга.
— Позови-ка Гардому, — сказал он решительно.
— Зачем?
— Делай то, что я говорю.
Насупившийся Бигмен скрылся за дверью и вскоре вернулся. За ним шел Гардома.
— Доктор, — нетерпеливо начал Лакки, — ведь ничего не случится страшного, если завтра, часика в два пополудни, я совершу легкий моцион?
— Я предпочел бы, Старр, видеть вас завтра в постели.
— Но меня в данном случае совершенно не интересуют ваши предпочтения. Я хочу лишь знать, не смертельна ли для меня такая прогулка?
— Вы не умрете даже в том случае, если встанете немедленно, — с явной обидой в голосе ответил Гардома. — Вы только повредите своему здоровью.
— Замечательно! В таком случае, будьте любезны, передайте мистеру Пивирейлу, что я буду присутствовать на суде. Полагаю, вы понимаете, о чем идет речь?
— Да.
— Я, должно быть, последним узнал об этом.
— Тому причиной ваше состояние, Старр.
— Состояние так состояние… Как бы там ни было, но потрудитесь уведомить Пивирейла о моем намерении.
— Разумеется, — холодно кивнул Гардома. — А теперь я бы все же посоветовал вам вздремнуть, Старр. А мы с Бигменом, пожалуй, пойдем.
— Секундочку! — протестующе крикнул Бигмен.
Подойдя к Лакки поближе и понизив голос, он многозначительно произнес:
— Ты можешь не волноваться, Лакки… Я контролирую ситуацию…
Брови Старра удивленно поползли вверх.
— Да-да, черт побери! — Бигмен лопался от гордости. — Доказать мою невиновность — проще простого. Особенно с такой начинкой. — Он постучал себя по лбу. — Мне известен истинный виновник!
— Кто?!
— Терпение, Лакки, терпение… Скоро ты поймешь, что на уме у Бигмена не одни кулачные бои.
Маленький марсианин загадочно усмехнулся, отчего лицо его потешно сморщилось, и, пританцовывая, удалился вместе с доктором Гардомой.
Когда Лакки вошел в кабинет Пивирейла, все уже были в сборе. Пивирейл, который восседал за своим массивным, заваленным кипами бумаг письменным столом, приветствовал его, любезно кивнув.
— Добрый день, — ответил Лакки.
Все напоминало недавний банкет.
Тот же Кук, дерганый и изможденный — как всегда. Он сидел справа от Пивирейла. Слева от последнего утонул в глубоком кресле Бигмен.
И Майндс, чье худое лицо подергивал тик, а пальцы барабанили по ноге.
И Гардома, флегматичнейший Гардома. Он на мгновенье приподнял тяжелые веки, чтобы посмотреть на вошедшего с неодобрением.
И прочие астрономы.
Отсутствовал лишь Уртил…
Пивирейл начал в своей обычной мягкой манере.
— Ну что ж, приступим, если вы не возражаете? Прежде всего, я хотел бы обратиться к вам, дорогой Старр… Пожалуйста, не воспринимайте происходящее как суд! Бигмен дал вам несколько искаженную информацию — невольно, разумеется. Так вот… Никакого суда! Ничего даже отдаленно его напоминающего! Если даже возникнет такая печальная необходимость — а я надеюсь, что нет, — суд свершится на Земле, с неукоснительным соблюдением всех формальностей. Но это так, к слову… А мы здесь собрались для того, чтобы сообща подготовить отчет о положении наших дел.
Пивирейл произвел некоторые перемещения на своем столе и продолжил:
— Почему возникла необходимость в таком отчете? Поясняю. Во-первых, в результате действий мистера Старра, предпринятых им на солнечной стороне Меркурия, был обезврежен опасный диверсант, доставивший столько хлопот Майндсу и всем нам! Диверсант этот, оказавшийся роботом сирианского производства, уже никогда и ничего не сможет нам объяснить… Мистер Старр!
— Да? — встрепенулся Лакки.
— Чрезвычайность ситуации вынудила меня кое о чем расспросить вас, находившегося еще в полубессознательном состоянии.
— Я прекрасно помню об этом.
— В таком случае, не могли бы вы повторить некоторые из своих ответов — для записи?
— Охотно.
— Итак, есть ли на Меркурии другие роботы-диверсанты, кроме обнаруженного?
— Робот ничего не сказал, но думаю, что он был единственным.
— Это лишь предположение?
— К сожалению.
— Я полагаю, что там орудует целая группа.
— Сомневаюсь, сэр.
— Но ведь робот не сказал вам, что работает в одиночку?
— Нет, не сказал.
— Так. Хорошо. Очень хорошо. А сколько сирианцев участвуют в диверсиях?
— Программа, заложенная в робота, исключала ответы на подобные вопросы.
— Удалось ли вам узнать что-либо о местонахождении сирианской базы?
— Он вообще не упоминал о сирианцах.
— Но ведь робот — сирианского производства, не так ли?
— Во всяком случае, он не отрицал этого.
— Ну что ж… — Пивирейл, откинувшись на спинку кресла, улыбнулся. — Сомнений быть не может! Меркурий кишит сирианцами — это очевидно! Совет Науки незамедлительно должен быть поставлен в известность. Необходимо ликвидировать эту базу! Это будет неплохим уроком для нас всех, даже если сирианцам удастся ускользнуть… Мы станем гораздо серьезней относиться к опасности, исходящей оттуда.
— Сэр! — подал голос Кук. — Позвольте вам напомнить о том, что мы должны рассмотреть еще один вопрос — о собственно меркурианских формах жизни! Кстати, и для Совета это будет небезынтересно. — Он повернулся к присутствующим. — Вчера нам удалось изловить существо, которое…
Старый астроном, однако, не дал ему продолжить.
— Спасибо, любезнейший! — раздраженно перебил он. — Совет обо всем будет информирован, не волнуйтесь. Сейчас не время говорить о пустяках. А до тех пор пока сирианский вопрос не будет решен, все прочее — пустяки! Вот так. Я считаю, что мы должны приостановить все работы.
— Как! — закричал Майндс. — Но в Проект вложено столько денег, времени и сил!
— Успокойтесь, дорогой Майндс, — тихо ответил Пивирейл. — Ну зачем так нервничать? Я же не призываю вовсе отказаться от Светового Проекта! Но согласитесь, в первую очередь, мы должны думать о безопасности! И сенатор Свенсон наверняка уж употребит все свое влияние, чтобы мы не отвлекались на посторонние предметы!
— Тем более, — подхватил Лакки, — что вы собираетесь отдать ему на съедение беднягу Бигмена, и он не станет слишком пристально следить за тем, как вы крушите сирианские полчища.
— На съедение, вы сказали? Что за странные мысли, Старр? — И седые брови Пивирейла поползли вверх.
— Если можно, — Бигмен нетерпеливо заерзал в кресле, — давайте перейдем к моему делу, мистер Пивирейл! Заодно и посмотрим, странные у Лакки мысли или не странные…
— Что ж, извольте… — кивнул астроном. — Поговорим о вас… Ну, так что же произошло между вами и Уртилом? Сразу хочу предупредить, что все вами сказанное будет записано на пленку.
— И я должен поклясться в том, что…
— О нет! — Пивирейл испуганно замахал рукой. — Ведь это не суд, Бигмен! Мы вам верим!
— Как угодно…
И Бигмен с удивительным бесстрастием, избегая обычных своих восклицаний и темпераментной жестикуляции, рассказал всю историю. Начал он с самых первых впечатлений об Уртиле, потом перешел к схватке в шахтах и, наконец, закончил дуэлью. Единственное, о чем умолчал марсианин, — так это об угрозах Уртила по отношению к Старру и Совету Науки.
Потом говорил доктор Гардома. Он подтвердил все уже сказанное о первой встрече Бигмена с покойным, а также описал случай с силовым ножом.
— Уртил довольно скоро оправился от последствий чрезмерного охлаждения организма, — сказал напоследок доктор. — И первое, о чем он спросил, было — состояние Бигмена. Когда же я сказал, что Бигмен практически здоров, — нужно было видеть выражение лица этого человека. А ведь Бигмен спас ему жизнь! Да, Уртил не был подвержен приступам благодарности — что нет, то нет.
— А вот это уже ваше личное мнение! — поспешно прервал его Пивирейл. — Не следует утомлять нас такими вещами!
Кук полностью сосредоточился на дуэли.
— Бигмен очень настаивал, — сказал он, — и дуэли было не избежать. Полагая, что при свидетелях, да еще при низкой гравитации, риска не будет никакого, и, в случае чего, можно будет вмешаться и прервать бой, я согласился. Ведь дуэль в противном случае состоялась бы все равно, но уже без свидетелей. Кто мог предвидеть, что все так обернется… Конечно, мне следовало посоветоваться с вами, сэр.
— Конечно! — Пивирейл кивнул. — Вам следовало это сделать непременно! Значит, Бигмен настаивал на дуэли именно при низкой гравитации?
— Да.
— Он намеревался убить Уртила?
— Он только сказал: «Я прибью этого негодяя». Думаю, что это всего лишь оборот речи и он не планировал убийства.
Пивирейл повернулся к Бигмену.
— Может быть, вы прокомментируете этот момент?
— Прокомментирую, но чуть позже, — пробурчал Бигмен. — А пока отвечает мистер Кук — я настаиваю на перекрестном допросе.
— Что за глупости! — удивился Пивирейл. — Мы же не в суде!
— Послушайте, вы! — Бигмен уже начинал распаляться. — Смерть Уртила наступила не в результате несчастного случая! Это было убийство, хладнокровное убийство! И у меня есть доказательства!
Наступившая было тишина тут же сменилась многоголосием.
— Я настаиваю на перекрестном допросе! — зло крикнул Бигмен.
— А почему бы и нет? — поддержал его Лакки.
Пивирейл явно пребывал в замешательстве.
— Вообще-то, я… Бигмен, так сказать, не… — Это было все, что он мог сказать.
— Мистер Кук! — решительно начал Бигмен. — Объясните, пожалуйста, каким образом Уртилу стал известен наш с Лакки маршрут в шахты?
— А разве он знал ваш маршрут? — покраснев, спросил Кук.
— Вне всяких сомнений. Потому что он следовал параллельно, — а для этого, согласитесь, ему нужно было знать наши намерения. Но вот ведь штука! В разработке маршрута участвовало только три человека: мы с Лакки и вы, Кук. Как вы думаете, от кого Уртил мог получить интересующие его сведенья?
Кук растерянно смотрел на присутствующих.
— Не знаю…
— От вас, Кук, от вас!
— Неправда! Он мог просто подслушать!
— Теперь уже подслушивают карандашные пометки? До чего мы дошли! — Бигмен иронично улыбнулся. — Ну хорошо… С этим, кажется, разобрались… Пойдем дальше… Мистер Кук, как вы понимаете, Уртил не разбился бы при меркурианской гравитации. Но кто-то повысил ее уровень, и именно в самый опасный момент. Кто это сделал, на ваш взгляд?
— Понятия не имею.
— Та-ак… Вы, мистер Кук, первым подбежали к упавшему Уртилу! Вам, вероятно, не терпелось убедиться в том, что он мертв?
— Я протестую! И прошу оградить меня… — Кук, будучи не в силах продолжать, с возмущенным видом повернулся к Пивирейлу.
— Бигмен! — взволнованно воскликнул тот. — Вы обвиняете мистера Кука в убийстве?!
— Не я — факты, — спокойно ответил марсианин. — Сами посудите. Резкое изменение гравитации швырнуло все на пол. Естественно, для того чтобы подняться, потребовалось некоторое время. Когда тебе на загривок падает стофунтовая гиря, встать бывает трудновато. Но для Кука это оказалось совершенно плевым делом! Он, опередив всех, в мгновенье ока был рядом с Уртилом!
— Ну, и что же вы этим хотите доказать? — закричал Кук.
— А то, что вы не упали в момент изменения гравитации. И знаете почему? Потому что вы знали все об этом заранее и за что-то ухватились. А откуда вам было знать? Наивный вопрос! Ведь это вы все и подстроили!
— Мистер Пивирейл! — подскочил Кук. — Должны же быть, в конце концов, какие-то пределы!
Но Пивирейл смотрел на него расширенными от ужаса глазами.
— Итак, подведем итоги. — Бигмен наслаждался мощью своего интеллекта. — Кук сотрудничал с Уртилом — это вне сомнений. Иначе тот не смог бы узнать наш маршрут. И сотрудничал он с ним не по душевной склонности, а из страха. Скорее всего, Уртил его шантажировал… Кук решил избавиться от своего опасного дружка! Как нельзя кстати подвернувшаяся дуэль помогла ему реализовать эту идею. Все очень просто.
— Чушь! — сказал Кук и засмеялся. — Чушь собачья!
— А чтобы убедиться в моей правоте, — продолжил Бигмен, — необходимо всего лишь обыскать жилище Уртила. Там наверняка имеются документы, подтверждающие эту преступную связь. Не будь таковых, Кук вряд ли бы решился на убийство.
— По-моему, Бигмен прав, — подал голос Лакки.
— Ну что ж… — Пивирейл вздохнул. — Разумеется, мы немедленно…
— Подождите, — еле слышно выдохнул Кук. — Прошу вас, подождите. Я все объясню…
На лбу и впалых щеках Хенли Кука поблескивали капельки пота. Руки тряслись.
— Уртил пришел ко мне в первый же день своего пребывания на Меркурии. Мы перебросились несколькими незначительными фразами, после чего он с неожиданной откровенностью поведал мне следующее. У сенатора Свенсона имеются якобы доказательства крайней неэффективности нашей работы, сочетаемой с преступным распылением средств. И Пивирейла следует уволить, как неспособного в силу почтенного возраста все это пресечь. А на его место хорошо бы поставить меня.
— Кук! — с горечью воскликнул Пивирейл и медленно покачал головой.
— Я, естественно, согласился с ним, — со злорадным нажимом продолжил Кук. — Вы в самом деле староваты, сэр. И к тому же настолько одержимы своей сирианской манией, что я давно выполняю за вас всю работу. — И он вновь повернулся к Лакки. — Уртил уверил меня в том, что, если я буду сотрудничать с ним — мое восхождение по служебной лестнице неизбежно. И я поверил ему, потому что, как и все мы, был наслышан о могуществе сенатора Свенсона. С тех пор Уртил получал от меня всю интересующую его информацию. Изрядная часть этих документов была — по настоянию Уртила — скреплена моей подписью. Для облегчения судопроизводства, как мне объяснялось… А потом он стал меня шантажировать, пригрозив, что, в случае моего отказа исправно сообщать ему все, касающееся Светового Проекта, а также деятельности Совета Науки, мои записи лягут на стол Пивирейла, вот на этот самый, и — прощай, карьера! И я опять согласился… Маршрут Старра и Бигмена? Пожалуйста! Чем занимается Майндс? А вот этим!.. Его аппетиты росли день ото дня, равно как и бесцеремонность по отношению ко мне. И однажды я понял, что этот человек когда-нибудь обязательно выдаст меня и даже глазом не моргнет. И что единственный способ избавиться от мерзавца — это убить его… Оставалось лишь дождаться подходящего случая. И тут ко мне приходит Бигмен со своей гениальной идеей! Это было так кстати, так кстати! И я подумал: тебе дается шанс, и ты должен им воспользоваться… Дальнейшее вам всем известно. Уртил получил свое, причем в результате как бы несчастного случая, что бывает. Даже если бы был официально обвинен Бигмен — Совет сумел бы вытащить его из этой лужи. Таким образом, единственная жертва — Уртил, а он-то заслужил не одну такую смерть…
Первым, кто нарушил тягостное молчание, был Пивирейл.
— Кук, — ледяным тоном произнес он. — Надеюсь, вы понимаете, что эти милые излияния вынуждают меня немедленно освободить вас от занимаемой должности, а также подвергнуть аре…
— Да подождите вы! — строго прикрикнул на него Бигмен. — Мы еще не все выяснили! Послушайте, Кук, ведь вы убили Уртила лишь со второй попытки, не так ли?
— Со второй? — недоуменно переспросил Кук.
— Ну да! Вспомните продырявленный скафандр! Прежде чем оказаться в нашей с Лакки комнате, он ведь был, так сказать, предложен вами Уртилу? Но этот хитрюга обнаружил дефект и приказал отнести скафандр нам. Не пропадать же добру!
— Нет! — исступленно крикнул Кук. — Нет! Я не притрагивался к вашему дурацкому скафандру!
— Так я и думал. Значит, он порвался сам, — съязвил марсианин.
— Ты не прав, Бигмен. — Лакки, произнесший это, был предельно серьезен. — Кук не имеет никакого отношения к этой истории. Скафандр был разрезан человеком, отдававшим приказы роботу.
Бигмен ошеломленно уставился на своего друга.
— Лакки! Неужели ты хочешь сказать, что это проделки сирианцев?
— Нет. Хотя бы потому, что на Меркурии нет никаких сирианцев. И никогда не было.
Пивирейл вздрогнул от неожиданности.
— Что?! Никаких сирианцев?! Да вы понимаете, что вы такое несете, Старр?
— Понимаю.
Лакки подошел к столу Пивирейла и уселся на краешке.
— Я уверен, что мистер Пивирейл согласится со мной, как только выслушает все мои аргументы!
— Соглашусь? Ну конечно! Как же иначе! — Голос Пивирейла обрел неожиданную мощь и ярость. — Что вы тут еще собираетесь обсуждать? Все давно ясно! Кстати, я должен произвести арест Кука… — Он встал с очень озабоченным видом.
— Не волнуйтесь, сэр. — Лакки жестом усадил его. — Бигмен проследит за тем, чтобы Кук не сбежал.
— Ну что вы! — слабо возразил Кук, когда Бигмен с окаменевшим лицом придвинул к нему свое кресло.
— Мистер Пивирейл! — продолжил Лакки. — Давайте вспомним наш недавний замечательный банкет! В частности, ваши проникновенные слова о сирианских роботах! Кстати, вы прекрасно знали о том, что на Меркурии присутствует один из них…
— С чего вы взяли, Старр?
— Ведь Майндс рассказывал вам о загадочном существе, одетом в легкий скафандр и расхаживающем под невыносимо ласковыми лучами солнца как ни в чем не бывало!
— Да, — подтвердил инженер. — И мне давно следовало понять, что это не человек. Но… — И он сокрушенно развел руками.
— Вы, Майндс, в отличие от мистера Пивирейла, не имели опыта общения с роботами. — Лакки снова смотрел на астронома. — Другое дело — вы, сэр. Когда вам описывают внешний вид сирианского робота, вы сразу понимаете, что это сирианский робот и есть.
Пивирейл настороженно кивнул.
— Что же касается меня, то, как и Майндс, ни о каких роботах я даже не подозревал, во всяком случае, о роботах, орудующих здесь, на Меркурии. Не подозревал — поначалу. Но вы, сэр, вернее, ваши воспоминания навели меня на эту мысль. Меня — дилетанта!
Вновь последовал кивок Пивирейла, после которого он разомкнул уста.
— Вы правы, Старр. Я действительно знал, что это робот. Но я также понимал и всю степень опасности, исходящей от Сириуса! Вот почему до поры до времени я решил никого понапрасну не будоражить. Ведь наших собственных сил явно недостаточно дм отражения сирианской агрессии.
Побледневший Майндс пробормотал что-то свирепое.
— Сэр, но почему вы не сообщили об этом Совету?
— Видите ли, Старр. Я, признаться, боялся. Боялся, что мне никто не поверит, что меня просто-напросто отправят на пенсию как выжившего из ума старика. Я, откровенно говоря, не знал, как мне поступить. Уртил, присланный сюда, не вызывал никакого доверия. Его интересовала только собственная карьера, больше ничего. Когда появились вы, я подумал, что вот, наконец, у меня будет союзник, который поймет и разделит все мои тревоги, с которым мы станем говорить о Сириусе, об удивительных роботах…
— Кстати, о них… — сумел-таки вставить слово Лакки. — Помните, вы говорили об отношении сирианцев к своим роботам? О том, как их любят, балуют, совершенно серьезно полагая, что даже сотня землян не стоит одного сирианского робота.
— Да, — часто закивал Пивирейл. — Это самая настоящая любовь, иначе не назовешь.
— Ну, а если так — разве отправили бы они одного из своих любимцев на Меркурий, не снабдив специальной защитой, — а значит, на верную гибель? Разве решились бы обречь его на верную смерть от жестоких солнечных лучей?
Пивирейл молчал.
— Даже у меня не поднялась рука, чтобы убить его, — и это в момент самой серьезной угрозы для моей жизни! А ведь я, если вы заметили, не сирианец! Возможна ли такая жестокость с их стороны?
— Цель, знаете ли, чего только не оправдывает… — усмехнувшись, заметил Пивирейл.
— Допустим… Допустим, что сирианцам было невтерпеж и без диверсий на Меркурии они уже просто не могли жить. Но они же должны были обеспечить надежную защиту позитронного мозга! Даже если, в виде исключения, разлюбили этого бедолагу! Робот ведь действовал бы намного эффективней!
Поднялся одобрительный шум.
— То есть… — Пивирейл судорожно проглотил слюну. — То есть вы полагаете, что это — не сирианец?
— И имею весьма веские основания для этого. Смотрите… Майндс дважды видел робота, и оба раза тот исчезал, как только к нему приближались. Чуть позже — в частной беседе — робот признался мне, что ему было приказано избегать людей. Его, вне сомнений, предупреждали о каждом приближении Майндса, предупреждали отсюда, из Купола. А со мной вышла осечка — я сделал вид, что, кроме шахт, ничего меня не интересует, и все в это поверили. Идем дальше… Робот — перед тем как умолкнуть окончательно, — попытался ответить на мой вопрос о том, кто же его хозяин. Я не могу ручаться, но, по-моему, это были каких-то два слога.
— Уртил!!! — радостно закричал Бигмен. — Он сказал: «Уртил»! Все совпадает!
— Может быть, может быть… — спокойно продолжил Лакки. — Он мог, впрочем, и не успеть договорить слова «землянин»…
— А также издать пару ничего не значащих звуков… — сухо закончил Пивирейл.
— Да-да, — согласился Лакки. — Не исключено. Но знаете ли, мистер Пивирейл, какой интересный вопрос возникает? А вот какой. У кого из присутствующих здесь была хоть однажды возможность стать счастливым обладателем самого настоящего сирианского робота?
Глаза Пивирейла сузились.
— Ну, у меня, допустим. И что?
— И все, сэр.
Потребовалось довольно продолжительное время, прежде чем утихли возбужденные крики.
Лакки встал. Лицо его было сурово.
— Как член Совета Науки, я заявляю, что с этого момента все, кто находится под Куполом, подчиняются мне. Ваш бывший руководитель Пивирейл снят со своего поста. Я уже связался со штаб-квартирой Совета — и для принятия соответствующих мер уже выслан корабль.
— Я требую, чтобы меня выслушали! — сдавленно выкрикнул Пивирейл.
— Чуть позже, сэр. Вначале выслушайте меня… Итак, вы единственный человек, у которого была возможность похитить сирианского робота. Ведь у вас там был свой персональный робот, не так ли?
— Так, но…
— Так вот, Пивирейл. Оттуда вы возвратились — с ним! Не знаю, каким уж образом вам удалось перехитрить сирианцев… Скорее всего, им не пришла в голову возможность такой кражи. Вероятно, робот не знал даже имени своего нового хозяина и называл вас «землянин»… Он прилежно выполнял все ваши команды, выводя из строя оборудование и скрываясь от людей.
— Ложь, — сквозь стиснутые зубы прошипел Пивирейл.
— Я бы на вашем месте не отпирался! Ведь Совет может запросить информацию у сирианцев. И выяснится, что робот RL-726 пропал именно в тот день, когда вы покинули Сириус. А поскольку между нами существует договор — они потребуют вашей выдачи. Не лучше ли признать свою вину и предстать перед судом Земли, не таким, возможно, суровым?
Пивирейл поднялся, медленно обвел всех невидящим взглядом и рухнул на пол.
Доктор Гарема туг же поспешил к нему.
— Все в порядке, — вскоре объявил он. — Но лучше бы ему лечь в постель.
Двумя часами позже, в присутствии Гардомы и Старра, Пивирейл дал свои первые показания.
Меркурий стремительно уменьшался. Лакки, который сидел в кресле своего «Метеора», выглядел усталым и озабоченным.
— В чем дело, Лакки? — спросил Бигмен.
— Я думаю о Пивирейле… Довольно нелепо все вышло. Ведь старик, вообще-то, хотел как лучше — однако методы… Сирианцы действительно не жалуют нас своей любовью, но зачем же так преувеличивать…
— Лакки, а его не выдадут сирианцам?
— Да нет же! Это была обыкновенная хитрость, которая ускорила признание… Вот как все получилось, Бигмен! Благородные, по сути, мотивы толкнули этого человека на преступление.
— А что Пивирейл имел против Светового Проекта, Лакки?
— Ты разве не помнишь его банкетную речь? О том, как Земля ослабляет себя, добывая все необходимое у черта на куличках. И как осуществление Светового Проекта сделает ее зависимой еще и от работы космических станций, а значит, еще более уязвимой. Все та же сирианская мания… Думаю, что первоначально он собирался лишь показать всем сирианского робота — как символ мощи врага. Но, увидев, что работы тут — уже полным ходом, он превратил робота в диверсанта… Появление Уртила напугало его. Ведь следователь мог докопаться до истины. И в комнате Уртила появляется разрезанный скафандр.
— Да уж, старик не терпел этого Уртила, даже слышать о нем не желал…
— Вот это меня и насторожило! Я не мог понять причину! А без причины, как известно, ничего не бывает…
— Тогда ты и раскусил его, да?
— Нет, Бигмен. Я раскусил его потом. И помог мне в этом все тот же скафандр с сюрпризом. Я подумал, что такую пакость легче всего было бы осуществить Пивирейлу. Он знал, какая комната предназначается для нас, и, не вызывая подозрений, мог проникнуть туда в любой момент. Но я никак не мог понять: для чего ему нужна моя смерть? Имя мое как будто бы ни о чем ему не говорило. Он даже принял меня за инженера, вроде Майндса. А ведь остальные — и тот же Майндс, и Гардома, и Уртил — знали всю мою биографию! И почему-то все эти слухи не достигли ушей Пивирейла! Потом я заговорил с ним о Церере — помнишь битву с пиратами? Я знал, что там находится крупнейшая обсерватория Системы и что Пивирейлу наверняка приходилось там бывать. Он подтвердил, что летал туда изредка, правда… А Кук потом рассказывал, что — очень даже часто! Затем без всякой видимой причины Пивирейл вдруг стал меня убеждать в том, что был, мол, прикован к постели в тот момент, когда на Цереру напали пираты. И вот тут я все понял.
— А я — ничего… — вздохнул Бигмен.
— Но это же элементарно! С какой стати Пивирейл, которому часто приходилось бывать на Церере, решил обеспечить себе алиби именно на то время, когда было совершено нападение? Он прекрасно знал, кто я такой! А если знал — то почему пытался убить меня, да и Уртила, кстати? Ведь, в конце концов, мы оба были следователями! Чего же так опасался Пивирейл?… И вот была произнесена речь о сирианцах. Загадочные рассказы Майндса сразу обрели новый смысл! Он видел робота! Робота, доставленного сюда сирианцами или же самим Пивирейлом! Я сразу склонился к последней версии, так как старик уж слишком живо рисовал коварство подлых сирианцев. Это было страховкой. В случае обнаружения робота, всегда можно было сказать: я же говорил?… Мне нужны были доказательства. Иначе бы сенатор Свенсон в своей обычной манере обвинил бы нас в том, что мы пытаемся отвлечь внимание общественности от темных делишек Совета…
— Лакки! Но почему ты не поделился своими мыслями со мной? — возмутился Бигмен.
— Но ты же вечно занят своими дуэлями! Я просто не решался отвлекать тебя! — улыбнулся Лакки. — Так или иначе, но я решил поймать робота и использовать его в качестве улики. К сожалению, сделать это не удалось, и признание Пивирейла пришлось чуть ли не выколачивать.
— Ну, а как теперь будет со Свенсоном, Лакки?
— Со Свенсоном у нас пока ничья. Он не сможет использовать в качестве козыря смерть Уртила, так как ему помешают показания Кука. Но и нам торжествовать не приходится. Два главных лица меркурианской обсерватории должны быть уволены за уголовные преступления, как ни крути.
— Черт возьми! Этот негодяй будет опять пить нашу кровь!
— Видишь ли, Бигмен, сенатор Свенсон — не лучший, конечно, представитель рода человеческого, но именно он не дает Совету расслабиться. Кроме того, Совет Науки так же, как Конгресс и правительство, нуждается в критике. Если мы поставим себя выше ее — это будет началом нашего конца.
— Ну, тогда ладно. Пускай себе живет.
Лакки расхохотался и взъерошил рыжие волосы марсианина.
— И хватит об этом! Перед нами — звезды, и никто не знает, куда нас забросит завтра…