Счастье?

Новая жизнь на новом посту

Я вошел в офис и быстро оценил обстановку – все выглядело именно так, как я предполагал: бежевые стены, стеклянные перегородки, милая (даже очень!), правда, с немного усталой улыбкой секретарша на ресепшене, в углу – пластиковый фикус, на стене – корпоративный блочный календарь, стеклянная витрина с миниатюрными образцами продукции, гора каталогов на столике у дивана для посетителей и тишина, слегка нарушаемая клацаньем пальцев по клавиатуре, доносящимся из глубин кабинетов. Спокойный и уютный уголок. На первый взгляд, райский в сравнении с тем, где я провел последние пять лет своей карьерной Голгофы.

Я подошел к стойке, не сводя глаз с секретарши, и, выдержав ее долгий, как мне показалось, несколько томный взгляд, медленно и с расстановкой (как меня учили в школьном театральном кружке) произнес:

– Добрый день! Меня зовут Максим Арциховский, я теперь работаю вместе с вами.

Секретарша совсем не растерялась, хотя факт моего появления стал для нее сюрпризом. Подъезжать к обладательнице такого богатого опыта общения на кривой кобыле смысла не имело. Не отводя глаз, так же медленно и с расстановкой, по всей видимости, передразнивая мой тон, она ответила:

– Наверное, просто в этой компании, хотя если хотите именно со мной – милости прошу, можете присаживаться, тут места хватит, – расплылась она в хитрой улыбке.

– С такой очаровательной соседкой я не то что присесть, а даже… хотя нет, это я слишком вперед забегаю!

Секретарша совсем развеселилась и залилась радостным смехом, одновременно кончиками мизинца промакивая невидимые слезинки в уголках по-кукольному накрашенных глаз:

– С вами не соскучишься!

– И не надейтесь, – подтвердил я.

Знакомство с Викой – как выяснилось, именно так звали секретаршу (этим она сразу заработала у меня еще несколько дополнительных очков, потому как в сформировавшемся за много лет рейтинге женских имен напротив него значились одни только плюсы), – не стало последним примечательным эпизодом в мой первый рабочий день. Оставшиеся офисные персонажи оказались еще более впечатляющими. Президент, единственный пока знакомый мне в компании, в офисе отсутствовал – он находился в мифически далекой европейской штаб-квартире на заседании совета директоров, где, как выяснилось впоследствии, он предпочитал проводить большую часть своей рабочей недели. Вика же любезно проводила меня в мой собственный кабинет (наконец свершилось!) и предложила провести экскурсию по офису, совместно с сессией по знакомству с новыми коллегами.

Первым я познакомился с юристом Славой. На юриста, как мне показалось, он был совсем не похож, скорее Слава выглядел как итальянский тренер футбольного топ-клуба – высокий, элегантный, с римском профилем и удлинённым, чуть вьющимся каре. Про себя я отметил, что его образ привел бы в восторг стилистов Ermenegildo Zegna. Поинтересовавшись его полным именем, я с удивлением узнал, зовут его – Славолюб, что, как он уточнил, означает «славный по-любому», хотя его родители, видимо, вкладывали это имя иной смысл, назвав его в честь деда-серба, бежавшего в СССР от режима Броз Тито.

Следующей в очереди оказалась менеджер по маркетингу Саша, веселая и, как я отметил, чересчур непосредственная девушка. Она чем-то сразу мне понравилась – миниатюрная, с точеной фигуркой, настоящая непоседа – даже сидя на стуле, она крутилась юлой, отчего ее блондинистые волосы, закрученные в мелкие пружинистые кудряшки, весело разлетались в разные стороны. Через минуту после знакомства она называла меня Максом, похвалила мой галстук, по ее мнению, прекрасно сочетавшийся с носками, затем принялась крутить мне перед носом своим новым телефоном салатового цвета, щебеча, что по тону он «ноль в ноль» как ее занавески в спальне, новый нетбук и вдобавок любимые летние туфли. При этом она старательно изображала мультяшный голос и интонации пятилетней девочки. Слушая эту болтовню, я все никак не мог понять, нравится она мне или нет, хотя обычно это становится понятно за первую 1/500 секунду общения, как об этом мне сообщил какой-то мужской журнал, регулярно невесть зачем приобретаемый Аней, наряду с кипой женских. За следующие пять минут общения с Сашей я, так и не определившись со знаком полярности симпатии к ней, узнал также, что в пятнадцать лет она играла в рок-группе на бас-гитаре, а в настоящее время увлечена живописью – пишет пейзажи маслом.

– Машинным или сливочным? – уточнил я.

– А ты прикольный, – подмигнула мне Саша. – Оливковым!

Затем я меня представили финансовому Геннадию. На мой взгляд, он являлся крайне интересным типажом. Несмотря на строгий костюм, элегантный галстук и идеально сидящую рубашку, в нем даже для меня, далекого от понимания подобных образов в мужчинах, в глаза бросалась скрытая порочность, как в невинной еще пятикласснице, которая годам к восемнадцати непременно превратится в шалаву. Пока мы жали друг другу руки, я пытался сообразить, кого же он мне напоминает, хотя этот вопрос не был единственным. Еще я не совсем понимал, как будет правильно к нему обращаться – его сокращенное имя по моей классификации (подобно именам Василий, Петр, Николай) можно адресовать только закадычным корешам, собутыльникам, в крайнем случае героям детских книжек и мультфильмов. Поэтому я решил пока придерживаться полного варианта. Как только я вышел из его кабинета, меня вдруг осенило на кого же он так похож! Именно так должен выглядеть не достигший еще зрелости Гумберт Гумберт.

После финдиректора подошла очередь Альбины – ассистента президента, по совместительству отвечающей за административную поддержку Геннадия. При виде ее у меня в голове моментально замелькали мысли, обычно вспыхивающие у витрин магазинов женского белья или плакатов с его рекламой. Альбина меня так поразила и я, слегка растерявшись, впал в ступор и даже не смог связно пошутить по поводу ее имени, на мой взгляд, подходящего синему чулку с внешностью старухи Шапокляк, а никак не очаровательной девушке, полностью соответствующей всем моим стандартам идеальной внешности, сведенным за годы моего интереса к женскому полу в строго оцифрованные бенчмарки7 по всем возможным параметрам. Все эти внешние параметры, включая улыбку, форму глаз, ногтей и тембр голоса, у Альбины превышали установленные на моей шкале ценностей маркеры не менее чем на пятнадцать процентов, что в переводе на общечеловеческий язык соответствовало образу идеальной внешности – понятие «красавицы» я всегда отвергал как слишком абстрактное и относительное. Пока она перечисляла все документы необходимые для окончательного оформления моего трудоустройства – медицинская страховка, доверенность на корпоративный автомобиль, страхование жизни (кого будем оформлять как бенефициара, жену? Конечно жену…), я ей любовался. Альбина, по-моему, заметила произведенное на меня впечатление и пару раз снисходительно улыбнулась. Хотя мне могло и показаться.

Также в сессии офисного знакомства приняли участие еще как минимум пять-шесть человек. Ни их имен, ни должностей, находясь, видимо, под впечатлением ярких персоналий Альбины, Славолюба, Саши и Геннадия, запомнить я уже был не в состоянии. После чего, усевшись в кабинете, пахнущем свежесобранной мебелью, я принялся знакомиться со свежей почтой и составлять план изучения текущей ситуации в компании.

Около шести я заглянул в кабинет к Геннадию, чтобы задать возникшие у меня вопросы из финансового блока, составлявшего не более двадцати трех пунктов. Геннадий встретил меня искренним удивлением, однако я его реакции удивился не меньше:

– Максим, что ты? Понедельник ведь сегодня! Нельзя такую нагрузку организму с ходу давать, надо в рабочий процесс входить постепенно, плавно, а то ведь может что-нибудь внутри, не дай Бог, надорваться! Давай-ка завтра! Тем более я уже и комп выключил!

– Да? – я демонстративно взглянул на часы.

– Конечно! И тебе настоятельно рекомендую последовать моему примеру! Мы же работаем для жизни, а не живем для работы! Ты вообще ценности компании изучил, прежде чем к работе приступать? Там целый раздел посвящен балансу работы и личной жизни…

Я утвердительно кивнул, нечто подобное действительно значилось в выданном мне в отделе HR глянцевом буклете. На такие вещи я обычно обращал не больше внимания, чем в СССР на права человека. Возможно, зря.

Выйдя от Геннадия, я понял, что заняться в офисе и вправду нечем – народ активно выключал компьютеры, собирал вещи и направлялся к гардеробной. Тупо просидев перед монитором минуты три, я понял, что не в состоянии придумать, чем заняться, и тоже начал собираться. В первый день на новом посту офис произвел впечатление детского санатория «Солнышко» для больных с нервной системой, особенно в сравнении с прежним, теперь казавшимся зоной строгого режима для особо опасных рецидивистов.

Внесу ясность – прежним местом работы у меня числилась одна из компаний «большой четверки». Для тех, кто никогда об этой «четверке» не слышал, определение это звучит довольно абстрактно; для тех, кто знает, о чем идет речь, но никогда там не работал, эти два слова могут прозвучать очень даже привлекательно, но у тех, кто на своей шкуре испытал эту самую «большую четверку», эти два простых слова вызывают вполне конкретный ассоциативный ряд. Другое дело, как этот ряд оценивать, ведь при словах «служил в Афгане» или «сидел в тюрьме» у тех, кто это пережил, в голове вспыхивает калейдоскоп ярких насыщенных образов и острых переживаний. Но для кого-то этот период – лучшая пора жизни, а кому-то все это кажется страшным сном, который хочется скорее забыть.

Мое отношение к работе в «четверке» определить одним словом было абсолютно нереально. Как можно однозначно определить отношение к пяти годам жизни, три из которых я вчистую провел на работе? В среднем около процентов шестидесяти, прибавив к которым время на сон и дорогу в офис и обратно, нетрудно посчитать, что свободного времени не оставалось вовсе. Конечно, иногда случались и выходные, но их наличие компенсировалось почти круглосуточной работой, когда в офисе я проводил по четырнадцать часов и более.

Найти отдушину в этой жизни можно где угодно (см. кинофильм «Жизнь прекрасна»), поэтому для многих моих коллег работа представляла собой просто настоящий рай. Эти люди жили работой – для них офис включал в себя и развлечения, и любовь, и интересы, и хобби. Один мой коллега настолько увлекся этим процессом, что транспонировал свою бухгалтерскую реальность на все жизненные аспекты, и по этой причине регулярно и в срок сам себе сдавал квартальные балансы собственного существования. Жена у него проходила как дочернее предприятие, дети в период беременности числились незавершенным строительством, а по факту рождения превращались в филиалы со сроком окупаемости двадцать один год (по логике, детей стоило отнести к статье «животные на откорме», но он решил не провоцировать жену, по совместительству свою коллегу, поскольку она регулярно аудитила семейные балансы). Также он капитализировал подарки на дни рождения друзьям, проводя их в балансе как инвестиции, возвратом которых считались полученные от них в ответ подарки на собственные дни рождения. Мне такое отношение казалось как минимум странным – я терпеть не могу вспоминать о рабочих делах вне офиса, ведь я продаю за зарплату не всю жизнь, а только ее часть (даже если эта часть и бОльшая), иначе эту сделку следует переквалифицировать в добровольную продажу в рабство. Несмотря на все тяготы и лишения, работа была интересной, иногда даже азартной, только если бы жизнь не портили несколько редкопородных уродов, с завидным упорством пытавшихся установить в компании дембельские законы, гнобя всех, кто ниже их. Мотивации эти персонажи не добавляли, а в дополнение к каторжному графику превращали офисную жизнь в сущий ад.

Когда у моего коллеги после срыва срока важного проекта случился инсульт и отнялось пол-лица, я понял, вероятно, настала пора провести ревизию жизненных приоритетов. Тем более, Аня последний год, в те редкие моменты, когда мы виделись между моими командировками, настойчиво мне намекала, что в таком ключе мне скоро придется менять либо семью, либо работу. Вот тогда-то я и вспомнил о визитке Кости, и всего через месяц поставил подпись под контрактом с известной в определенных кругах международной компанией. С того момента я стал именоваться директором по развитию, что после выстраданной позиции М2 (означавшей в моей корпоративной системе координат «менеджер второго года»), вдобавок полученной раньше срока, формально являлось не одним шагом наверх, но в шкале ценностей некоторых моих теперь уже бывших коллег выглядело сходом с дистанции, как, например, трансфер из английской премьер-лиги в «Лос-Анжелес Галакси», пусть даже с солидной прибавкой к зарплате.

Поступок этот, как мне тогда казалось, я совершил исключительно ради семьи. Как любой нормальный человек, семью свою я очень любил. Я вообще очень нормальный, предсказуемый и, если вдуматься, довольно скучный: не художник, не спортсмен, не музыкант. Рост – средний, волосы – темно-русые, особых примет не имеется, как написали бы в милицейской ориентировке. Но для составления такой ориентировки я за всю жизнь не дал ни одного повода. Даже при большом желании зацепиться оперативникам было не за что – ни приводов в милицию, ни драк, ни разбитых стекол, ни прогулянных уроков, и в результате – никаких приключений: школа, не полученная из-за упрямого физкультурника серебряная медаль (я ненавидел лыжные кроссы и упорно прогуливал зимнюю физкультуру), учеба в Универе, первая настоящая любовь, пламя страсти, разбитое сердце, утешение в объятиях подруги бросившей меня девушки. Затем первая работа, заочная аспирантура, после чего я совершил, наверное, один из самых опрометчивых поступков своей жизни и позарившись на внешний глянец небоскребной рекламы международных аудиторских гигантов, подал резюме в одну из компаний «четверки», там же случилось знакомство с Аней (где еще знакомиться людям, регулярно проводящим на работе двенадцать часов в сутки?), вялотекущий, но милый служебный роман, а еще через год, в момент моего перехода из одной «четверочной» компании в другую, совместное решение о нашей женитьбе – чтобы связи не потерять. А еще через пару лет рождение Кирюши. Как пел Майк Науменко: «Я обычный парень, не лишен простоты, я такой же, как он, я такой же, как ты», – и далее по тексту с небольшими вариативными отклонениями. К примеру, когда я делаю что-то не то, моя милая жена не одевает пальто и не едет к маме, а начинает на меня орать.

Итак, в шесть двадцать восемь (двадцать восемь минут прошли за просмотром новостей и личной почты) я вышел из офиса и нажал кнопку лифта, даже не осознавая, что сейчас я отправляюсь не на переговоры, не в офис к контрагентам, не на проверку работы своей команды этажом ниже – я еду домой. Чувство было необычайно странное и непривычное, как будто ослика, десять лет ходившего по кругу водокачки, вдруг отвязали от упряжи и, хлопнув по ляжке, отпустили на все четыре стороны. Только в отличие от ослика, я мог поехать домой.

К моему удивлению, Ани дома не оказалось, с Кирюшей сидела теща. Увидев меня дома в будний день впервые за много лет, она страшно удивилась, но затем, сообразив, что теперь свободна, моментально испарилась, а я пошел прогуляться с сыном.

В подобном неспешном ритме потекли дни. И дома, и на работе все шло своим чередом. В этом графике я мог спешить на работу, не торопясь. Мог сидеть у окна, смотреть в пустоту и напевать про себя песню о новой жизни на новом посту, благо в отдельном кабинете меня никто не слышал. Я стал действительно замечать жизнь, видеть ее и жить ею, а не отчетами, встречами и бридж-диаграммами. Теперь я наконец-то мог проводить больше времени с Кирюшей: каждое утро я сам отводил его в садик и довольно часто успевал даже забирать его оттуда. Я возобновил свои кулинарные изыски, совершенно заброшенные во время моего восьмилетнего беззаветного погружения в работу – я с детства любил готовить и теперь с радостью почти каждый вечер придумывал на ужин что-то новое: то филе утки с брусничным соусом, то карпа в горчичной корочке, то креветки карри, то фаршированных кальмаров. А по выходным отправлялся с Кирюшей (Аня по разным причинам к нам не присоединялась) то в парк, то в кино на мультики, то в планетарии-дельфинарии, – в общем, наслаждался покоем семейной жизни. От этой убаюкивающей размеренности я, можно сказать, погрузился в гипнотический транс или в осознание того, что жизнь так и будет медленно куда-то катиться.

Мне стало казаться, именно подобное состояние и представляет собой счастье, хотя в голову и закрадывались мысли – до самой смерти уже ничего не изменится, кроме цифр на торте в день рождения. И от этого иногда становилось не по себе, словно едешь на красивой карусели и несмотря на свой непрерывный бег, ни на сантиметр не сдвигаешься с места. Но, как выяснилось немного позже, Аня по поводу и жизни, и счастья придерживалась совсем иного мнения.

Подтверждая свое почти полное соответствие образу лирического героя песни Майка, я мог с полным основанием заявить: «И, как у всех, у меня есть друг». Таким другом, единственным, с кем я относительно регулярно общался вне офиса и семьи, был Денис. Последний из могикан, еще не павший в неравной схватке с моим образом жизни. Остальные по мере моего погружения в пучину работы и семьи растворились без следа в этой крайне агрессивной для дружбы среде. Как известно, дружба требует общности взглядов, и правда, мы с Денисом были похожи, даже внешне.

Нет, не потому что подобное притягивает подобное, формально Денис состоял со мной в родственных отношениях – являясь мне братом, то ли троюродным, то ли еще большей кратности, и в сумерках малознакомые близорукие люди часто нас путали. Мы оба закончили экономические факультеты разных, правда, универов, любили одинаковую музыку – рок-клуб, естественно, Pink Floyd и, безусловно, Depech Mode, а также имели схожие вкусы касательно книг, кино и прочих художественных ценностей. Этим наше сходство ограничивалось, и начинались отличия – нам нравились абсолютно разные типажи девушек (для крепкой дружбы это большой плюс – вероятность возникновения острого желания отбить подругу у товарища крайне низка), в отличие от меня Денис проработал в хомуте корпоратива всего пару лет, после чего организовал на пару со школьным товарищем, мастером на все руки, частный бизнес автосервисов, шиномонтажей и моек. Также Денис за пять лет семейной жизни обзавелся двумя дочками и одновременно увлеченно коллекционировал отношения с девушками. Коллекция за это время собралась внушительная. Я же после начала отношений с Аней, кажется, даже ни разу и не подумал о чем-то подобном – был слишком занят, да и случая не представилось.

Без сомнений, различий у нас имелось значительно больше. И хотя абсолютно невозможно логически объяснить, почему ты с кем-то дружишь, спроси меня о причинах моей дружбы с Денисом, немого поразмыслив, я бы ответил, наверное: «Потому что у него есть чему поучиться…» Я бы хотел быть похож на него: независимого, самостоятельного, спокойного и рассудительного. Не говоря уже о его нереально крутом чувстве юмора. Правда, юмор его частенько выглядел черным нуаром, а некоторые считают, что его шутки граничат с трэшем. К примеру, всякая девушка получает от него настолько точную и четкую образную характеристику, которая моментально становится ее прозвищем в нашей компании. За глаза, конечно. Не станем же мы называть кого-то Рапунцель, Дюймовочкой или Мальвиной, хотя в репертуаре Дениса фигурировали не только сказочные персонажи. Встречаются также Грэг Бамбула (так именуются девушки от 175 см ростом и с размером одежды от 48, в случае меньшего размера она именуется Каланчой, Глистой или Верстовым Столбом), тетя Мотя и даже Мартышка. У Дениса прекрасно развито образное мышление. Мне это невероятно импонировало, но самому так креативить у меня никогда не выходило.

Места встреч мы каждый раз выбирали по очереди – так мы расширяем друг другу жизненное пространство, каждый раз оказываясь в незнакомых друг для друга. На этот раз подошла моя очередь, и предложил паб «Вальтер Скотт» – я люблю нешумные и спокойные заведения, где хорошо смотреть футбольные матчи. Аня футбол ненавидит, и поэтому повод для встречи с Денисом у меня был более чем уважительный – в тот вечер играли мои любимые «красные дьяволы».

В случаях, когда рулевым оказывался Денис, мы отвисали то в «Иксах», то в «Пурге», то в каких-то барах с отчаянными названиями вроде «Полундра!», после чего все дни, следующие за нашими встречами, я жутко мучился больной головой. Денис, как всегда, опаздывал, и, дожидаясь, я в одиночку выпил почти целую пинту «Гиннесса», я даже не заметил – без болтовни лучше ощущается вкус. Явившись, он осуждающе хмыкнул, кивая на мое пиво:

– Подождать не мог?

– Привет, – допивая кружку, промычал я.

– Привет, привет, от худых котлет, – подмигнул он.

Денис был, как всегда, небрежно моден – небрит и комфортно казуален. Кстати, стиль являлся еще одним нашим отличием – даже если очень постараться, у меня вряд ли получится выглядеть как рекламная модель Diesel или Pepe Jeans, а у Дениса это выходит вполне органично. Единственное, что несколько нарушало почти идеальный образ, – свежая, довольно глубокая царапина почти через всю щеку.

– Ты что, кошку купил? – высказал я наиболее логичное предположение.

– Кошку?! Это, считай, боевое ранение! – в голосе Дениса слышались нотки гордости.

И в ответ на мою удивленную физиономию он с напускной небрежностью продолжил:

– Форс-мажор случился. Таня на смене в гостишке, Машка с Катькой спят, а я ночью пригласил к себе девушку-красавицу, не мерзнуть же одному в постели… Думал, спроважу до того, как дети проснутся, но не вышло! Мы накувыркались и уснули, а наутро Маша пришла и видит в кровати чужую тетю. Мне же, главное, ничего не сказала, а маме, как та с работы вернулась, моментом сдала. Татьяна, конечно, на меня с ходу набросилась, еле отбился – вот, и ранение получил! Конечно, я дурака включаю! «За что?», – спрашиваю. Она мне и заявляет: наша дочка видела какую-то незнакомую тетю в постели! Я, естессно, в несознанку – говорю, дочке спросонья привиделось, она ведь тебя всегда в кровати видит, а тут тебя нет, вот ей и показалось! А тебе, сказал ей, работать по ночам меньше надо и детям стресс не создавать! И дочке подзатыльников надавал! Я за ее глюки отвечать не должен…

– И что?

– Что-что! Поверила, конечно! Еще извинялась, а я только за минет простил! А у тебя как?

– Нормально! – ответил я бодро и принялся рассказывать о своем офисном санатории, о куче свободного времени, об ощущении свободы и прочих переполнявших меня радостных чувствах.

Реакция Дениса меня не сильно удивила, слишком хорошо я его знал:

– Молодца, брателло! Рад за тебя, конечно, только пойми одно: настоящая свобода – это жить без начальника, а вставать без будильника. Вот когда сможешь себе это позволить, тогда и поговорим!

Тут мы пустились в длинный и нескончаемый диалог, тянущийся у нас с Денисом, наверное, с тех пор как он покинул свой пост в «четверке». Он упорно твердил – жизнь в корпоративном формате превращает человека в инвалида.

– Помнишь у «Ноля» песню про инвалида нулевой группы?

Я кивнул.

– Вот в таких инвалидов и превращает! Хотеть – хочет, а мочь – уже нет!

– Нет, дружище, это смотря с какой стороны посмотреть! Кто-то пропускает весь гнилой базар мимо себя и остается в норме. А кто-то начинает верить – это и есть настоящая

жизнь, и становится офисным зомби. Есть и такие, кто вовремя просекает и сваливает к чертям, как я.

– Ты Ане скажи спасибо, – замотал головой Денис, – она ведь тебе всю плешь проела, чтобы ты валил оттуда скорее. Правда, у нее на этот счет интерес.

– И какой же?

– Не понимаешь? Чтобы ты под боком был! Она с тобой где познакомилась? В офисе, так сказать, в водовороте кипящей работы, а теперь, когда ее в этом офисе нет, вдруг какая другая красавица тебе под руку подвернется? А проекты ваши в разных Мухосрансках и Кислодрищенсках? Сколько ты там пропадал? Месяца по три?

Я снова кивнул. На одном тренинге учили делать вид, что вроде принимаешь, но не соглашаешься и таким образом, не вступаешь в конфронтацию.

– Ну вот! А что ты там делаешь? Непонятно!

– Но я ведь ее люблю! И Аня это знает!

– Знает! – с издевкой передразнил меня Денис. – Знает, ты вроде как порядочный и сам к девкам первым не подкатишь! А если кто на тебя полезет, устоишь?

Я пожал плечами, мол, откуда я знаю, там видно будет, а потом на экране замелькали красные футболки MU, и разговор сам собой трансформировался в односложные восклицания, чередовавшиеся сентенциями типа «давай!», «красава!» и «ну что такое?».

Не успел закончиться матч, как у меня загудел телефон – пришло сообщение. Я даже не шевельнулся, не надо быть Нострадамусом, чтобы угадать отправителя и примерное содержание. Во всяком случае, там не окажется фразы: «Как ты, дорогой? Я скучаю». Скорее всего, на экране я увижу: «Долго еще будешь шляться?», либо «Ты домой собираешься?», или в лучшем случае «Купи молока». Я глянул на часы, время было позднее, около десяти.

– Ладно, давай закругляться, – сказал я. Выслушивать от Ани монолог на тему о месте семьи в жизни мужчины мне совсем не хотелось, тем более, знал я его наизусть, а принципиально новых положений в нем не появлялось.

– Тебе к ноге пора? – подмигнул Денис.

– Да нет! – отмахнулся я. – Просто если я поздно прихожу, Кирюша может проснуться, – зачем-то принялся я оправдываться.

– Брось! Ты серьезно? А скажи-ка мне, Кирюша твой что, никогда не просыпается, если ты дома сидишь?

– Просыпается…

– А что случится, если ты придешь не в десять, а, например, в одиннадцать, или вообще не придешь ночью? Даже если ребенок проснется? Ну, это я гипотетически, так сказать!

– Не знаю, – пожал я плечами.

– Зато я знаю! НИ-ЧЕ-ГО! – для пущей убедительности произнося отдельно каждый слог, Денис тыкал в мою сторону пальцем. – Да просто в данном случае ребенок – отличный

повод тобой манипулировать! «Ой, скорее приходи, а то ребенок проснется!» Если ребенок просыпается, кто его укладывает? Ты?

– Иногда я, иногда жена… Ну, она, наверное, чаще…

– Так в чем проблема?! Ты что, каждый день приходишь домой поздно и пьяный?!

– Нет, конечно, – помотал я головой.

– А может, она у тебя нимфоманка? – прищурился Денис.

– При чем здесь это? – не понял я.

– Есть у меня приятель один, так вот, бывает, мы сидим, бухаем, ему SMS приходит, он уезжает на пару часов, потом возвращается дальше бухать, и так почти всегда. Как-то раз

напились и начали его пытать, куда же он ездит. Ну он, наконец, раскололся – жену трахать. Ей, видите ли, бывает, так накатывает, что невмоготу, вот он и мотается. Ну, чтоб она по соседям не шлялась, наверное.

– Да какая Аня нимфоманка! – рассмеялся я, уловив промелькнувшую в извилинах мысль: совсем немного нимфомании у Ани пошло бы на пользу нашим отношениям.

– Так что случится, если ты задержишься немного? – хлопнул по столу Денис. – Не понимаю! Вернее, понимаю, почему это происходит, но никак не пойму, почему ты это терпишь!

– Что терплю?

– Как тобой манипулируют!

Я пожал плечами.

– Не манипулирует она мной! Зачем ей?

Денис расхохотался, будто я выдал угарную шутку:

– Ты что, думаешь, она прямо так и решила: «Стану-ка я Максимом манипулировать! И как же это лучше сделать?» – и план начала составлять, так?

Я скроил непонимающую физиономию.

– Нет, конечно! – хлопнул он меня по плечу. – Она ведь не вконец прожженная стерва! Наверное. Просто природа у них такая – держать своего мужика поближе, а лучше, если на коротком поводке! Для порядку.

– Для какого порядка?

– Типа, нефиг! – Денис хлопнул кулаком по ладони. – А то раз пойдешь с друзьями, два пойдешь, а потом какая-нибудь девка подвернется, и понеслась! Не ясно? Им просто так

спокойней – раз рядом, то ничего не случится!

– Так я же годами в командировках пропадал?

– А она тебя не прессовала, чтобы ты с этим скорее завязывал? А теперь плющит, чтобы ты у ног ее сидел и не питюкал…

– Да не плющит она меня! – отмахнулся я, стараясь сохранять как можно более непринужденный тон.

– Не плющит, конечно! – издевательским тоном поддакнул Денис. – Так, просто вырабатывает условный рефлекс: когда ты дома сидишь – она хорошая, ты куда-то пошел – она ворчит и недовольна. Тебе, понятное дело, это ворчание не нравится, ты встречаешься с друзьями все реже, чтобы это не слышать, постепенно ты вообще перестаешь куда-либо ходить и наслаждаешься тихой семейной идиллией!

– Ну, ты хватанул! – с этой теорией я был категорически не согласен.

– Ты не торопись с выводами! Понаблюдай за ситуацией, ты же у нас аналитик! Потом расскажешь, прав я или нет! – подмигнул мне Денис.

– Ладно, давай, пойду я, – протянул я руку.

– Удачи! – Денис нарочито долго тряс мне руку и вдобавок еще хлопнул по плечу: – Держись!

Уже в метро телефон загудел вторым сообщением, я тут же вспомнил, что не проверил и первое. Видимо, Аня начинала кипятиться. Нехотя я полез в карман. Второе сообщение действительно пришло от нее, с вполне ожидаемым «Ты домой собираешься?», а вот первая пришла с незнакомого номера: «В субботу в 17.00 сбор выпускников 10 «Б», детали ВКонтакте Володя Марченко». Я улыбнулся. Давненько я не видел и даже не слышал про большинство из них, и я тут же ответил: «Подтверждаю». Все так же улыбаясь, я засунул телефон в карман и поднял глаза – прямо напротив сидела милая девушка и тоже чему-то улыбалась. «Человек идет и улыбается, значит, человеку хорошо», – невольно вспомнилась песня, которую любила напевать бабушка, но улыбаться я перестал от мысли о втором сообщении.

Вторая снежинка прилепилась к первой, когда я отправился на встречу выпускников, точнее, когда я с этой встречи вернулся. Только сообщив Ане о планах этой встречи, я заметил, эта идея ее не слишком обрадовала, а уж по возвращении она устроила мне, по меткому выражению одного моего знакомого, «цыганочку с выходом». Тихо, как мышь, ни разу не брякнув ключами, я вошел в квартиру и невольно вздрогнул, почти уткнувшись в Аню. Возникло впечатление, что она караулила меня прямо под дверью.

– Ты так и собираешься вечно шляться? – грозно нахмурившись, спросила она.

Я вздохнул.

– Привет! – пробормотал я, неуклюже попытавшись ее обнять.

– Отстань, – тряхнула она плечами, – чего ты ко мне лезешь?! Сначала объясни мне свое поведение хамское, а потом обниматься лезь!

Я опустил руки и отшагнул.

– А что хамского я, по-твоему, сделал?

– Времени сколько? Ты позвонить мог?!

– Зачем? Я же предупредил, что иду на встречу выпу…

– Ты не понимаешь? – оборвала она меня, еще сильнее сдвинув брови. В этот момент, несмотря на махровый халат, Аня смахивала на сердитую учительницу математики, для полноты картины ей только не хватало в руке длинной металлической линейки, которой она со свистом плетки разрезала бы воздух. Будь я мазохистом, внезапно пришло мне в голову, этот образ выглядел бы невероятно возбуждающим. Как ни старался, сдержать улыбку не получилось.

– Чего смешного? – Аня достигла крайней точки кипения и вот-вот должна была взорваться. – Ты издеваешься, что-ли?

– Анекдот вспомнил, друзья рассказали, – смущенно пробормотал я.

– Анекдоты они там травят! А я тут… – от переполнявших ее чувств она даже поперхнулась.

– Что ты так нервничаешь? Может, у тебя эти?.. – спросил я участливо и немного осторожно. Снова приблизившись, я взял ее за руку.

– Что за «эти»?

– Ну, критические дни, – все так же осторожно предположил я.

– Какой же ты гад! – вырвала она руку и стремительно удалилась в спальню.

Тут мне пришло в голову – Аня почему-то кричит и совсем не беспокоится, что проснется Кирюша. Очень странно. Обычно после того, как он засыпал, мне надлежало передвигаться по квартире как ниндзя, а разговаривать (в том числе по телефону) как парижский мим.

Спать пришлось лечь на диване. Не потому, что так хотелось, того требовала ситуация. Анин критичный настрой не вызывал оптимизма. А вдруг ей придет в голову задушить меня во сне?

Сон на совсем не приспособленном для этого диване, несмотря на не менее чем десять рюмок водки, выпитых с моими школьными товарищами, никак не шел. Я все думал о последнем разговоре с Денисом, о моих отношениях с Аней, о его отношениях с Таней – как разное поведение соотносится с фактическим результатом, который эти отношения имеют в сухом остатке. Может, Денис абсолютно прав, и Аня специально на меня наезжает, чтобы держать на коротком поводке? Тут я представил себя стоящим на карачках, перетянутого черными ремнями, со строгим ошейником и в наморднике, рядом стояла Аня в своем голубом махровом халате, поверх которого висели хромированные цепи, на руках гирляндами висели проклепанные шипастые напульсники. Железной хваткой она держала меня на поводке. В ужасе я замотал головой, пытаясь стряхнуть с себя ошейник, но Аня резко дернула поводок и топнула ногой.

– Сказала тебе, сидеть! – рявкнула она.

Тут мне стало совсем жутко, а потом я понял, что уже сплю. От этого чуть полегчало.