Счастье для начинающих

Глава 5

Мы пяти минут не проехали, как Джейк сказал:

– Наверное, нам надо поговорить о вчерашнем.

– Ой! – Я обеими руками вцепилась в рулевое колесо. – Надо ли?

– Давай обсудим.

– А давай без давай.

– Просто я должен сказать, что не буду настаивать на обещании.

Это привлекло мое внимание.

– Не будешь?

– Не буду. Пари отменяется.

– Отлично, – сказала я, испытывая странное разочарование. – Хорошо.

– Отлично, – согласился он. – Тогда не о чем говорить.

– Так, собственно, и есть. Не о чем говорить.

После мы говорили вот о чем: о пончиках, «Криминальном чтиве», самых лучших празднованиях дня рождения, какие у нас были, о скрытых талантах, о летающих тарелках, о путешествиях во времени, о том, изначально ли привлекает политика негодяев или по ходу дела превращает в негодяев нормальных людей, о странах, где нам хотелось бы побывать, о том, дышат ли киты, когда спят в океане, о детских страхах, о том, как готовить энчиладос, о том, кто лучше, кошки или собаки, и о глобальном потеплении.

Вот о чем мы не говорили: о вине, которое выпили, о влюбленности, в которой признался Джейк, и о том, как едва не поцеловались.

Поначалу я решила, что мы об этом не говорим, потому что это так важно. Но по мере того, как день клонился к вечеру и Джейк рассказывал про великий роман своего отца-шотландца и своей матери родом из Техаса, про свои любимые книги («Властелин колец» и «Одинокий Голубь» ² и про свою дипломную работу о шокирующе откровенных любовных письмах Натаниэля Готорна к жене Софии (ей целые абзацы пришлось вырезать ножницами), я стала задаваться вопросом – а вдруг это все-таки важно. А может, и нет, вдруг он только ловко создавал видимость. А может, для его поколения поцелуи – совсем не то, что для моего.

И ведь мы даже не целовались!

Но он хотел. Или, по крайней мере, я думала, что он хотел. Вполне возможно, это я хотела. В том-то и заключалась проблема: я записалась на программу «ГТВ», чтобы стать лучшей версией себя, – и откатилась назад. За каких-то двадцать четыре часа белый стих моей жизни, который я надеялась преобразовать во что-то вроде хайку о природе с элементами фильмов о Чаке Норрисе, превратился в нелепый рефрен: «Я ему нравлюсь? О боже!» А суть-то похода не в этом. Когда Дункан впервые упомянул про программы выживания, я планировала поездку в Париж. Я отказалась от Парижа ради мудрости дикой природы. Но сейчас я очутилась не в Париже и не в дикой природе. А в старших классах школы.

Чем дольше мы ехали, тем больше я понимала, что мне надо обзавестись к нему иммунитетом. Начиная с сего момента. Я не просто откажусь от пари, я вообще его из памяти выброшу. У меня цель возвышенней, чем подобные глупости. За прошлый год я через круги ада прошла и не буду довольствоваться таким нелепым возвращением к жизни.

Я думала о той ночи, когда выгнала Майка. В тот день я поехала на плановый осмотр в женскую консультацию, и, вместо того, чтобы выдать мне стопку распечаток ультразвука, которые вешают на холодильник, меня огорошили новостью, что у меня будет выкидыш. По всей очевидности, мое тело «остановило производство» (как выразилась медсестра), и врач отправил меня домой, предупредив, что на следующей неделе меня ждут приступы боли, и напоследок предписал найти кого-то, кто будет приносить мне чай и грелки. Разумеется, этим кем-то полагалось быть Майку, которому следовало бы пойти со мной в клинику. И который пошел бы, если бы напрочь не позабыл объявиться.

Позже я узнала, что он выпил несколько коктейлей на деловом ланче, полдня во хмелю валял дурака в офисе, а после отправился на «счастливый час» с «кое-какими» коллегами. «Счастливый час» перетек в загул до поздней ночи, и домой он попал, уже когда я спала. Я же домой приехала как в тумане, и, словно мое тело ждало разрешения, тем же вечером случился выкидыш, и болевые приступы начались всерьез.

Наутро я разбудила Майка, чтобы рассказать, что произошло, а еще заявила – мол, сдаюсь, из брака ничего не вышло. Все это я изложила минут за десять и без слез, горя или сожалений. Они пришли позже. Майк был слишком подавлен – или слишком мучился похмельем, – чтобы спорить. Он просто кивнул, не поднимая глаз. Когда мы расстались, я даже удивилась своей уверенности: вышвырнуть его было верным решением. Жизнь так долго была скверной, что, едва он ушел, мне ни разу не пришло в голову задуматься, а не попросить ли его вернуться. И, несмотря на несколько телефонных разговоров и встреч, чтобы уладить дела с переездом, Майк не предпринимал ничего, чтобы еще раз попытать счастья. Но это вовсе не значит, что, когда все закончилось, я не чувствовала себя опустошенной и потерянной. Еще как чувствовала. Но с того печального дня мне стало ясно, что как бы плохо мне ни было без Майка, с ним было бы гораздо хуже.

Вот чем был прошлый год – колебаниями маятника между паникой, вопросами, какие приходят, когда расстаешься с прежней жизнью, и бесконечным оцепенением, заполняющим все пространство между этими полюсами. Уверена, выпадали и моменты облегчения, но, когда я вспоминаю тот год, на ум приходит только одно: я одна, под флуоресцентными лампами в продуктовом магазине, где-то на заднем плане электронная музычка, бессмысленный шум кругом; толкаю перед собой скрипучую тележку с консервными банками, полными супа «Кэмпбелл». Моя печальная попытка найти утешение в еде.

Но с меня хватит флуоресцентных ламп и музычки. Год затянулся слишком надолго, но наконец-то закончился. Я готова сама себя удивить, черт возьми! Я готова к чему-то глубокому! Я готова испытать нечто трансцендентное! А Джейк и его губы (какое бы слюноотделение они ни вызывали) и близко под это не подходят. Как и положено взрослой, я отказалась вообще о нем думать.

Пока мы не остановились переночевать.

Джейк настоял на том, что понесет все сумки. В номере мотеля он уронил их со стуком. А потом повернулся ко мне, скрестил на груди руки и все испортил:

– Помнишь, я сказал, что пари отменяется?

– Да.

– Оно в силе.

– Пари не свет, его нельзя просто так включать и выключать!

– Конечно, можно.

Уперев руки в боки, я приняла самую властную свою позу.

– Это даже было не настоящее пари. Ты меня подпоил.

– Никого я не подпаивал. Ты сама напилась, дамочка.

– Без разницы. Я была нетрезва!

– Вот уж нет. В лучшем случае под хмельком.

– Джейк, – начала я, остро сознавая, что если почти поцелуй настолько выбил меня из колеи, то настоящий просто перевернет все с ног на голову, – это правда не самая удачная идея.

– Не согласен.

– Это ужасная, смехотворная, нелепая идея.

– Почему?

– Потому что! Потому что ты – лучший друг Дункана. Потому что я тебя даже не знаю. Потому что завтра мы отправляемся в поход по горам. И потому что ты вдвое меня младше.

– В полтора раза.

– Без разницы.

– Я все еще не услышал ни одного здравого аргумента.

– Джейк, – сказала я тогда, более или менее уверенная, что лгу. – Я просто не хочу. – Эти слова подействовали. Он опустил глаза. Он испустил долгий вздох поражения. Потом кивнул.

– О’кей, – сказал он. – Это – веский довод. – А потом взялся за низ футболки, подтянул вверх и одним движением стащил через голову. – Я в душ, – сказал он.

Он сделал это нарочно! На таком расстоянии я буквально не могла не пялиться на то, как перекатываются его мышцы, пока он роется в сумке в поисках туалетных принадлежностей. И вообще я невольно ела его глазами, когда он выходил из комнаты. Он походил на пловца-участника Олимпийских игр или еще кого – и едва меня это осенило, не успела я себя приструнить, как мысленно увидела, как он собирается прыгать с трамплина в плавках.

Господи ты боже!

Когда Джейк закрыл дверь, я хлопнула себя по лбу, мол – «возьми себя в руки». Но это не сработало. На самом деле я могла только стоять на месте, а мысли у меня без разрешения неслись вскачь. В сущности, я стояла на том же месте, когда Джейк вышел из душа в пижамных штанах и футболке с надписью «Гарвард», которая была на нем накануне вечером. Кое-как высушенные полотенцем волосы, как и вчера, лежали влажными завитками на шее.

Пройдя мимо меня, он устроился на своей кровати и открыл книгу. Книгу про китов. Единственную, какую он захватил с собой.

В том-то и заключалась проблема. Я действительно хотела его поцеловать. Стопроцентно дурная идея, это я и так точно знала, но почему-то не могла заставить себя поверить. Не могла заставить себя в это поверить, пока принимала душ. Пока вытирала волосы. Пока чистила зубы и надевала футболку, в которой собиралась спать. К тому времени, когда я переступила порог ванной и помедлила в дверях, чтобы на него посмотреть, я уже знала, что схватка проиграна. И в точности, как смотришь, как твоя рука тянется за печеньем, тогда как мозг знает, что есть его не стоит, я словно со стороны увидела, как подхожу к Джейку и задерживаюсь рядом с кроватью.

Он не поднял глаз.

– Ты начал все ту же книгу сначала, – сказала я.

Он упорно смотрел на страницу.

– Да.

С минуту я наблюдала, как он читает. Или делает вид, что читает.

– Иди сюда, – сказала наконец, испустив вздох поражения.

Джейк поднял глаза, но не двинулся с места – словно подначивал меня, правда ли я имею в виду то, что сказала.

– Лучше иди сюда, пока я не передумала.

Тут он вскочил с кровати. Книгу он бросил так быстро, что она упала на пол.

– Отнесемся к этому как к уроку, – сказала я, в полнейшем недоумении от того, что собираюсь сделать. – Я прочту тебе лекцию, можешь делать в уме зарубки на память.

Он выдал коронную свою усмешку.

– А я люблю делать зарубки на память. Я большой фанат зарубок на память.

– Исключительно в образовательных целях.

– И еще большой фанат образования. Я вообще отличник.

Мы стояли лицом к лицу, и в тот момент я вообще не могла припомнить, когда находилась к нему так близко. У меня слегка кружилась голова, как бывает после того, как приняла решение, которое изменит твою жизнь. Я всерьез собираюсь давать урок поцелуев? Что мне вообще говорить? Я уцепилась за что-то, что прозвучало бы мудро.

– Суть поцелуев в том, что это баланс между притягиванием и отпусканием.

– Чертовски философское начало, – сказал Джейк.

– Как и во всем в жизни, – продолжала я, – здесь есть напряжение, толчок. Помню, в седьмом классе я целовалась с мальчиком, который засунул язык мне в рот и тыкал им как дохлой рыбой. Вот это, – сказала я, – неудачный поцелуй.

Джейк кивнул.

– Ты ведь не так целуешься, да? – спросила я.

Он помотал головой.

– Хорошо, – сказала я. – Когда целуешь кого-то, нужно помнить, что одновременно берешь и даешь. Прикосновение. Отстранение. Мало выписывать языком восьмерки. Ведь прикосновения отражают эмоции.

– Ты действительно всерьез об этом думала.

– Я никогда об этом не думала. Но, похоже, из меня недурной ученый.

И опять он скользит взглядом по моему лицу.

– И нельзя останавливаться на чем-то одном, – добавила я. – Нужно исследовать. – Его пристальный взгляд скользнул к моим губам.

– От губ к шее подруги?

– Всё. Ее шею. Ее горло. Ее ключицы. – Я сделала паузу. – И используй зубы.

– Хочешь, чтобы я ее укусил?

– Я имела в виду, для контраста. Губы – мягкие, зубы – твердые.

Я так и видела, как в голове у него крутятся шестеренки.

Идем дальше.

– О’кей, руки. Что с ними?

– На грудь? – Он пожал плечами, словно зная, что ответ неправильный.

– Неверно! Куда угодно, но не туда! Шея. Затылок. Волосы. Или середина спины. Но не хватай за грудь. Это право еще надо заработать.

Он сделал себе зарубку на натренированную Гарвардом память. А после положил руки – одну за другой – мне на бедра.

– Про бедра я ничего не говорила, – сказала я, просто чтобы его пожурить.

Он склонил голову набок:

– Я пока тебя не целую.

– Блиц-опрос! – сказала я тогда. – Когда поцелуй слишком долгий?

Он поднял щенячьи глаза к потолку и действительно задумался.

– Тридцать минут?

– Неправильно! Поцелуй не бывает слишком долгим.

– Но со временем она может захотеть перейти к другим вещам.

– Если все сделаешь правильно, определенно захочет.

– Не хочу ее разочаровывать.

– Разочарование бывает полезно! В разумных пределах.

Самый странный разговор на свете. Мы говорили о некоторой гипотетической женщине в третьем лице, зная, что на самом деле говорим обо мне. Или, по крайней мере, о той мне, какой я буду через несколько минут. И это я советовала ему не спешить, тянуть время. И исследовать. И кусать. И что хуже: мой голос говорил, но мое тело слушало. И очень, очень даже внимало. И к тому же оказывалось отличным учеником.

Каким-то образом и без того небольшое расстояние между нами исчезло. Джейк был всего в нескольких дюймах от меня. Я чувствовала тепло его тела и слабое движение воздуха от его дыхания.

– Разочарование подразумевает желание, – сказала я, стараясь соблюдать учительский тон. – А желать всегда лучше, чем иметь.

– Всегда?

Неприятно сообщать ему горькую правду.

– Всегда.

– Похоже на пытку.

– Нет, нет, нет, – поправила я. – Пытка – это желание без надежды. Желание с надеждой – предвкушение.

Он не спускал глаз с моих губ.

– Так поцелуи – это предвкушение?

Я кивнула, мучительно сознавая его близость. Футболка на нем была застиранная. Пахло от него мылом и мятой.

– Поцелуи – предвкушение чистой воды.

– А что тогда предвкушение поцелуев?

Но мой говорящий голос понемногу поддавался моему слушающему телу. Ощущения вытесняли рассудок. От его пристального взгляда у меня подкашивались ноги. И в голове было слишком пусто, чтобы сформулировать ответ.

– Мне еще много есть что сказать, – произнесла я, – но, похоже, я не могу вспомнить, что именно.

– И я тоже.

Повисла тишина, и в ней мы пересекли черту, за которую способны зайти слова. Вот оно: после всех оттягиваний предвкушение уступило еще большему предвкушению.

Джейк наклонился, его губы были уже меньше чем в дюйме от моих, но в тот момент, когда я ожидала, что он сделает следующий шаг и поцелует меня, он замер, точно пытался остановить мгновение, насладиться им. Я чувствовала, что на грани, чувствовала у себя на губах его дыхание, отдававшее мятной зубной пастой. А потом он положил руку мне сзади на шею и прижался губами к моим. И они были такими теплыми, твердыми и уверенными, как я могла бы догадаться. Как выяснилось, он отлично умел следовать инструкциям. Он прижался и отстранился. Он провел языком по моим губам и отступил. Он притянул и ослабил хватку. Во всем был роскошный ритм, словно тебя качает на океанских волнах.

– Боже ты мой, – произнесла я. – Ты действительно отличник.

– Я же говорил. Кстати, я хотел сделать это с той секунды, как тебя увидел. Хотел просто подойти к тебе и сделать именно это.

– То есть пока я шла к алтарю? Где собиралась обвенчаться?

Он кивнул.

– Довольно неловко получилось бы. – Я улыбнулась.

Но он был совершенно серьезен.

– Я всегда жалел, что не сделал этого.

– Ты слишком молод, чтобы о чем-либо сожалеть.

– Уж поверь. Не так и молод.

А потом он снова стал меня целовать, и в тот момент учебе официально пришел конец. Мне нечему было учить этого парнишку. Меня много лет так не целовали. Или вообще никогда.

Джейк толкнул меня на кровать, и я ему позволила, чуть рассмеявшись, когда мы пытались целоваться и одновременно вытянуться на кровати. Я откинулась на подушку и целовала его в ответ, растерянная, задыхавшаяся. Он перешел к ямочке у меня на шее, для контраста пустил в ход зубы – как и положено лучшему студенту «Лиги плюща». Мое тело впитывало ощущения.

Как в тумане я услышала собственный голос:

– Ты мне солгал.

Он поднял голову:

– Что?

Я посмотрела на него. Волосы, такие влажные, спутались и падали ему на лоб. Глаза блестели.

– Ты говорил, что не умеешь целоваться. Ты говорил, что ужасно плохо целуешься.

– А, это, – откликнулся он. – Извини. – Потом вернулся к моей шее и стал выписывать языком немыслимые круги.

– Я знала, что ты лжешь.

Он знал, что я знала. Он даже не пытался притворяться.

– На самом деле я довольно хорош.

Правда ли я рассердилась, что он мне солгал? Черт, нет!

А он продолжал, говоря мне в плечо, его голос звучал немного приглушенно:

– Ты никогда не сделала бы этого ради забавы. Ты никогда не сделала бы это на слабо. И уж конечно, не сделала бы, потому что хочешь. – Его губы поднимались по моему горлу, потом вверх по подбородку. Наконец он оторвался от меня. – Значит, доброе дело. Я знал, что ради доброго дела ты бы согласилась.

И он не ошибся.

– И не поверила бы, что ты такой проныра.

Он вернулся к моей шее.

– Только когда приходится.

– Тебе же не приходилось. Ты просто сам решил.

Он поднял голову:

– Пришлось.

Не успела я спросить, что бы это значило, он поцеловал меня снова – пока все кругом не расплылось, за исключением одного этого восхитительного ощущения.

– Я просто хотел тебя, – сказал Джейк. – Всякий раз, когда тебя видел, или о тебе слышал, или видел твою фотографию в комнате Дункана.

– И что чувствуешь теперь, когда я рядом с тобой?

– Слишком хорошо, чтобы быть правдой, – сказал он. И секунду спустя добавил: – И это – чистая мука.

Я не знала то, что это значит, но понимала одно: он меня поймал. Если он мной играет, то я позволяю. Если это просто подростковая попытка завоевать старшую сестру друга, я завоевана. Отчасти дело было в том, как ловко он заставил меня себя поцеловать, но главным образом – в его бесконечно серьезном лице. Если он играл, он был величайшим актером на свете.

Он упомянул про муку. Я не хотела, чтобы он мучился. Я хотела, чтобы он испытывал все те приятные ощущения, что и я.

Подняв руки, я сцепила ладони у него на затылке и притянула его губы к своим. Я уже не играла в преподавателя. Это я, настоящая я целовала его и старалась сделать это как можно лучше. Я скользнула губами к его шее, делая в точности то, что он делал с моей, – а я точно знала, что это прямая противоположность мукам.

Когда он снова поднял голову, он словно бы не мог поверить своим глазам.

– Я рада, что ты обманом заставил меня тебя поцеловать, – сказала я.

– Я тоже.

– Мне целую вечность не было так хорошо.

– Мне тоже.

– Но у тебя, наверное, уйма подруг.

– В последнее время – нет. – Он встряхнул головой. – Они меня не интересуют.

И тут я задала вопрос, на который никогда не отважилась бы, не будь я пьяна поцелуями – и если бы он не провел последние полчаса, убеждая меня, что я уже знаю ответ.

– Но я тебя интересую?

– Да, – сказал он. – Но ты другим не чета.

– Ты действительно нравишься мне, Джейк, – сказала я. – Как так вышло?

– Понятия не имею. – Его благодарный взгляд скользил по моему лицу.

Он смотрел на меня так, словно запоминал все до последней детали – так, наверное, художник смотрит на натуру. Действовало это как афродизиак. И тут мне кое-что пришло в голову: за все те годы, что мы с Майком были женаты, и за все годы, когда он за мной ухаживал, и за весь этот невероятно долгий год, когда я была разведена – я ни разу не была с другим мужчиной, я вообще ни с кем не была. И внезапно мне ужасно захотелось быть с кем-то, заняться с кем-то сексом и чтобы этим кем-то был Джейк. И мне было наплевать, что он слишком молод, чтобы голосовать на последних президентских выборах, и мне было наплевать, что он лучший друг Дункана. Мне вообще было наплевать на все, кроме того чтобы получить лучшую, большую дозу того… чем бы оно ни было.

Скользнув рукой вниз, я нащупала завязки на его штанах.

Прервав поцелуй, он пристально посмотрел на меня сверху вниз.

– Что ты делаешь?

Я посмотрела на него снизу вверх.

– Развязываю твои штаны.

Он покачал головой.

– Не надо, – сказал он. – Если ты это начнешь, не уверен, что смогу остановиться.

– Зачем тебе останавливаться? – спросила я. Я нашла узел и начала его распутывать.

– Хелен, мы не можем. – Он накрыл мою руку своей.

– Конечно, можем.

– Хелен… Хелен… Не надо. Я правда тебя обманул. Ты никак не могла выиграть ту партию в «Скрэббл». Я был в сборной. Я участвовал в турнирах.

– Сейчас тебя этим подразнить или потом?

– Суть в том, что ты проиграла еще прежде, чем мы начали.

– И что?

– У меня были коварные намерения. Сама затея со «Скрэббл». Я знал, что ты не устоишь. Мне Дункан рассказал. Вот почему я вообще ее с собой захватил.

– Ладно, это было коварно, – сказала я. – Но ты же дал мне шанс отвертеться.

Я снова его поцеловала.

– Я пытаюсь поступить правильно.

– Не поступай правильно, – прошептала я ему в шею, как раз распутав узел на пижаме. – Не хочу, чтобы ты поступал правильно.

И тут он прижал меня к подушке и поцеловал так бурно, что у меня перехватило дух. Я думала, что мы до этого целовались, но сейчас поняла, что мы еще даже не начинали. Правильно, неправильно… Какая разница. Я растворялась в ощущениях, превращаясь в сплошное прикосновение и движение. То, что его сдерживало, исчезло, и теперь нас захлестнул вихрь желания. Вот оно. Решение принято. Мы собирались поступить неправильно, и не было ничего, что могло бы это остановить.

Пока не зазвонил телефон.

Мой телефон. Прямо на тумбочке, в нескольких дюймах от нас.

Мы замерли, глядя друг на друга, и стали ждать, когда он замолчит.

Он замолчал. А потом зазвонил снова. И на сей раз мы переждали, застыв, едва дыша.

Когда он зазвонил в третий раз, я не могла не посмотреть. Три звонка – всегда чрезвычайная ситуация. Или, как оказалось, бывший муж.

Я потянулась за телефоном – как в замедленной съемке, – и мы оба увидели на экране имя Майка.

– Не отвечай, – шепнул Джейк.

Я покачала головой:

– Надо.

Он перекатился на спину, признавая свое поражение.

Я нажала на кнопку. В комнате стояла тишина. Мертвая тишина. Я поднесла аппарат к уху.

– Майк?

– Элли?

Я терпеть не могла, когда он называл меня Элли.

– Можно мне приехать?

Я села, согнувшись над телефоном.

– Что случилось? Меня нет в городе.

В его голосе звучала дрожь, как бывало, только когда его обуревали чувства.

– Я просто выпил маленько колы с виски, – сказал он.

Его любимый напиток.

– Почему ты звонишь мне? Почему не позвонил своему спонсору?

– Не могу его найти. Он не отвечает.

Я поймала взгляд Джейка и виновато пожала плечами. Он отвел взгляд.

– Погоди минутку, – сказала я в телефон.

Встав, я расправила футболку, давая себе время взять себя в руки. Я чувствовала на себе взгляд Джейка – все несколько метров до ванной, потом закрыла за собой дверь.

– Сколько ты выпил?

– Я все выплюнул, – сказал он. – Я был на вечеринке и увидел полупустой бокал у раковины. Чей-то недопитый бокал, лед в нем растаял. Я просто взял его и опрокинул в себя. Но потом я не стал глотать. Я сразу все выплюнул.

Опустив крышку унитаза, я села.

– Но это же прекрасно, Майк. Ты молодец.

– Я не чувствую себя молодцом. Я чувствую себя ужасно.

– Где ты?

– Хожу по улицам. Мне надо было на воздух.

Наклонившись, я уперлась локтями в голые колени и попыталась приспособиться к смене обстановки. За четверть минуты – из мягкой кровати и водоворота блаженства с Джейком в холодную ванную с флуоресцентной лампочкой. Тот еще переход. Я не знала, что сказать Майку. Я несколько месяцев с ним не разговаривала.

– Думаю, так и должно быть, – сказала я наконец. – Это часть процесса.

Я понятия не имела, что это за процесс.

– А к тебе нельзя приехать? На пару минут? Я по тебе скучаю.

– Я же тебе сказала. Меня нет в городе. Я еду в Вайоминг.

Он помолчал.

– Зачем?

– Это – долгая история, – сказала я. – Я иду в поход.

– Пеший туризм? – переспросил он. – Ты хотя бы раз в жизни в поход ходила?

– Нет. В том-то и суть. Хочу сделать нечто новое.

Майк испустил долгий вздох.

– Хелен. Я сам не могу поверить, как прекрасно слышать твой голос.

Услышав это, я смягчилась. Я ему поверила.

– Мне жаль, что тебе так тяжко приходится.

И в это краткое мгновение нежности, одно из самых истинных, какие бывали у нас за многие годы, Майк сделал нечто, чего ни разу не делал за все время нашего брака. Он расплакался.

А разрыдавшись, никак не останавливался. Он рыдал с жаром – с пылом, какого я никогда от него не слышала. Он рыдал так, словно вообще делал это впервые. Или словно это последний раз. Это парализовало меня. От такого наводнения я не могла шевельнуться. К тому времени, как он выплакался, я проторчала в ванне больше часа.

Что тут скажешь? В следующий раз, когда ваш бывший муж решит наконец выплеснуть на вас все эмоции, какие сдерживал на протяжении шести лет брака, посмотрим, насколько эффективно вам удастся его заткнуть. Почему он выбрал именно этот момент? Он что, уловил, что я каким-то образом наконец собираюсь стать новым человеком, вырваться из-под его власти? Какой-то радар у него в мозгу подсказал, что я собираюсь отдаться другому? Совпадение было просто чудовищным. Он не мог бы выбрать лучшего момента, даже если бы напихал в номер жучков.

Когда я наконец вышла из ванной, Джейк снова читал про своих китов. Глаз он не поднял.

– Наверное, интересная. – Я жестом указала на книгу.

– На сей раз я подчеркиваю. – Он показал мне ручку.

Как легко было бы забраться к нему в кровать, прижать губы к его губам и затянуть нас обоих в прежний водоворот. Мы могли бы начать там, где нас прервали. Но час – долгое время. Тем более долгое, если говоришь по телефону с бывшим мужем. Или, в случае Джейка, сидишь наедине со своими мыслями.

У нас обоих был шанс хорошо подумать.

– Итак, – сказала я, стоя слишком далеко, чтобы получить ответ, какой мне хотелось. – Может, нам… вернуться… на чем мы остановились?

Джейк не отрывал глаз от книги.

Я присмотрелась к нему внимательней.

– Ты не хочешь.

– Очень хочу, – откликнулся он. – Ты понятия не имеешь.

– Тогда в чем дело?

– Мне вообще не следовало начинать. Я был эгоистом.

– Так будь эгоистом, – сказала я. – Мне плевать.

– А не следовало бы, – возразил он. – Тебе не нужен еще один эгоист.

Ну, конечно, Дункан все рассказал ему о Майке.

– О’кей, – сказала я. – Год выдался тяжелый. Или шесть лет. Разве теперь мне нельзя повеселиться?

– Не со мной.

– Ты злишься, что я ответила на звонок.

Он покачал головой:

– Нет. Я понимаю, почему ты это сделала.

– Он ничего для меня не значит, – сказала я.

– Что-то да значит, – протянул Джейк.

– Да, – признала я. – Конечно. Но я имею в виду… – Я помедлила. Я не знала, как это сформулировать. – Я пережила наш развод.

– Знаю. Дело не в этом.

– Тогда в чем?

– Наверное, у меня было слишком много времени подумать.

Я начала вышагивать от кровати до окна.

– Так теперь ты говоришь «нет»? Ты флиртовал со мной от самого Бостона и пялился на меня, словно я невероятно аппетитный десерт, а теперь собираешься просто все бросить?

Он снова это делал. Запоминал мое лицо.

– Джейк? Ты так собираешься поступить?

– Я должен.

– Да что у тебя с головой?! – не выдержала я.

Но он был так серьезен.

– Ты заслуживаешь кого-то получше меня.

– Вчера ты совсем другое говорил! Час назад ты совсем другое говорил!

Я знала уйму таких парней. Парней, которые хотят тебя, только когда не могут получить. Черт, я замужем за таким была.

– Не знаю, как объяснить, – сказал он, садясь прямее.

– Погоди… – Я сделала несколько шагов назад. – Это была шутка? – При одной только мысли меня пронзило чувство глубокого унижения. – Тебя Дункан взял на слабо или еще что? – Я огляделась по сторонам. – Ты что, записывал все на телефон, чтобы в Интернет выложить?

– Нет! – Он потер глаза. – Мне и в голову не приходило, что получится, ясно? Я думал, ты закатишь глаза, как всегда делаешь. Я не думал, что ты на самом деле меня поцелуешь, или откинешься на подушку, или посмотришь на меня так, словно я взаправду что-то для тебя значу. И уж точно не ожидал увидеть сумасшедшую ночнушку. И, черт, я и вообразить себе не мог, каково это будет – на самом деле тебя поцеловать.

Я еще немного прошлась взад-вперед. Все, что совсем недавно казалось таким правильным, обратилось в свою противоположность. Я опять подошла к окну. Больше идти было некуда.

– Ты красивая, – сказал он.

Но с меня было довольно. Меня захлестывал жгучий гнев. Резко обернувшись, я ткнула в его сторону пальцем.

– Заткнись сейчас же! Если не можешь объяснить, что происходит… Прости, это конец. Я имею в виду – совсем конец. Я даже разговаривать с тобой не захочу.

Он опустил взгляд. Я не могла разобрать выражение его лица. Он выглядел… Я не знаю… Встревоженным? Нервным? Не в своей тарелке? Несколько минут он смотрел прямо перед собой.

– Ну? – потребовала я наконец. – Ты мне что-нибудь объяснишь?

Тут он поймал мой взгляд, но ничего не ответил.

Я ждала столько, сколько способна ждать уважающая себя женщина.

– Ладно, – сказала я наконец. – Тогда все. – Я чувствовала, что лицо у меня разочарованное, и от этого становилось только хуже. – Надеюсь, вы с Дунканом хорошо посмеетесь, когда ты ему расскажешь.

– Все не так. Я никогда про это Дункану не скажу.

Я не знала, как относиться к печали в его голосе или к тому, как плечи у него поникли, точно у него вырвали сердце. Я понятия не имела, что со всем этим делать. Поэтому сделала единственное, что мне пришло в голову.

– Встань, пожалуйста, с моей кровати, – сказала я самым злющим тоном старшей сестры. – Я, черт побери, ложусь спать.