Счастье привалило

V

— Такъ ты на мою смерть разсчитываешь? — закричалъ генералъ. — Агнію Васильевну хочешь послѣ моей смерти къ себѣ водворить? Нѣтъ, не удастся, мой милый! Ни за что не удастся! стукнулъ онъ кулакомъ по столу. — Такое духовное завѣщаніе сдѣлаю, что она ни за что, ни за что къ тебѣ не пойдетъ.

— Да я и сама не пойду, — прибавила Агничка. — Съ какой стати къ мужу въ неволю идти!

Куцынъ помолчалъ и горько улыбнулся.

— Ну, вотъ видите, — сказалъ онъ:- такъ какъ-же можно только тысячу рублей взять! Никакихъ разговоровъ быть не можетъ.

— Не держи себя, Васюша, гордо, не держи, не возносись, — замѣтила Куцыну тетка, съ наслажденіемъ ѣвшая варенье съ блюдца. — Ихъ превосходительство человѣкъ добрый и прибавитъ тебѣ.

— Да я, тетенька, и не возношусь, — отвѣчалъ Куцынъ. — А вѣдь пришли ко мнѣ и объявили, что даютъ три тысячи рублей. Оттого я и пошелъ переговорить. А теперь ужъ вдругъ тысячу рублей объявляютъ. Ну, что такое тысяча!

— Тысяча рублей даже при четырехъ съ половиной процентахъ можетъ сорокъ два рубля съ полтиной въ годъ принести, — объявилъ генералъ.

— Позвольте — что такое сорокъ два съ полтиной! На нихъ даже шинели съ бобровымъ воротникомъ не сошьешь.

Произошла пауза. Генералъ хмурился и подлилъ себѣ въ чай еще коньяку.

— Такъ сколько-же ты, наконецъ, хочешь? — спросилъ онъ, сдѣлавъ хлебокъ чаю.

— Да чтобъ не торговаться, четыре тысячи, ваше превосходительство, — отвѣчалъ Куцынъ, и затянулся папироской. — И это будетъ дешево, если сообразить, какія условія женитьбы вы ставите. Деньги передъ вѣнцомъ. И кромѣ того…

— Что кромѣ того? — задалъ вопросъ генералъ, тревожно смотря на Куцына.

— Кромѣ того, вы сдѣлаете мнѣ шинель съ бобровымъ воротникомъ и лацканами и весь гардеробъ: пиджачную пару, фрачную, сюртукъ.

— Фю-фю-фю! Домишко еще на Петербургской сторонѣ не надо-ли? Проси больше.

— Домишко не надо. А гардеробъ — полный гардеробъ, какъ настоящему жениху. И шесть сорочекъ, шесть исподнихъ, полдюжины носковъ и полдюжины полотенецъ.

— Однако!.. Вотъ это называется ловкачъ! Запрашивать умѣешь!

Генералъ прищелкнулъ языкомъ.

— Вовсе не запрашиваю, ваше превосходительство. Это ужъ безъ запроса.

— Тогда, милый мой, ты мнѣ не годишься. За три-то тысячи у меня разслабленный старикъ на Агніи Васильевнѣ женится. Тогда я съ тѣмъ сойдусь. Я уже сказалъ тебѣ, что тотъ мнѣ подходящѣе.

— Воля ваша, ваше превосходительство. А иначе я не согласенъ. Вѣдь вы въ какія условія-то изволите меня ставить!

— Въ какія?

— Танталовы муки. Будемъ говорить откровенно. Вѣдь я въ Агнію-то Васильевну влюбленъ. Ну, женюсь я — и что-же выйдетъ? Выйдетъ такъ, что и близокъ локоть, да не укусишь. Придется говорить, какъ лисицѣ въ баснѣ Крылова: «хорошъ виноградъ да зеленъ, какъ разъ оскомину себѣ набьешь». А я, ваше превосходительство, влюбленъ. Это моя старая любовь.

— Вы-то въ меня влюблены, да я-то въ васъ нисколько. И для меня вы даже какъ волку трава, — вставила свое слово Агничка и отвернулась отъ Куцына.

Тотъ только вздохнулъ при этихъ словахъ и проговорилъ:

— Ахъ, Агнія Васильевна, Богъ вамъ судья!

— Да что: Агнія Васильевна! Очень ужъ вы сильно заламываете! Спускайте скорѣй цѣну, такъ, можетъ, я на васъ буду смотрѣть иначе. А погляжу я на васъ и вижу, что вы корыстный человѣкъ. Кромѣ того, шинель съ бобровымъ воротникомъ еще захотѣли и гардеробъ.

— Шинель съ бобровымъ воротникомъ и съ лацканами непремѣнное условіе, Агнія Васильевна. Я, Агнія Васильевна, эту шинель вотъ уже болѣе мѣсяца чуть не каждую ночь во снѣ вижу. Въ разныхъ видахъ она мнѣ снится.

Произошла пауза.

Тетка Дарья Максимовна ѣла пастилу и говорила:

— Торгуйтесь, торгуйтесь, господа. Что-жъ замолчали! Вы набавляйте, онъ спуститъ — вотъ и сойдетесь. Вѣдь и онъ тоже… Понятное дѣло, онъ думаетъ, что запросъ въ карманъ не лѣзетъ.

— Нѣтъ, тетенька, дешево я себя не продамъ… — проговорилъ Куцынъ.

Генералъ расправилъ нахмуренныя брови и подвинулся къ Куцыну со стуломъ.

— Спусти, молодецъ! Полно тебѣ дорожиться-то! — сказалъ онъ сколь возможно ласковѣе Куцыну и потрепалъ его по плечу.

— Не разсчетъ, ваше превосходительство. Я вѣдь ужъ вамъ открывалъ свою душу.

— Ну, какая тутъ душа! Что тутъ! Пустяки… Главное, мнѣ съ тобой хочется потому сойтись, что Агнія Павловна говоритъ, что у тебя характеръ смирный. Старикъ, о которомъ я тебѣ говорилъ, хоть и проситъ три тысячи, но двѣ возьметъ, мнѣ-же не хочется съ нимъ связываться потому, что у него характеръ неспокойный… Брюзга онъ, — разсказывалъ генералъ и опять хлопнулъ Куцына по плечу, проговоривъ:- Ну, возьми двѣ тысячи — и тогда сейчасъ по рукамъ ударимъ.

Куцынъ подумалъ и произнесъ:

— Три, ваше превосходительство. Меньше трехъ никакъ взять нельзя.

— Двѣ и насчетъ шинели я не буду спорить, — сказалъ еще разъ генералъ. — Воротникъ разумѣется нѣмецкаго бобра.

— Шинель необходимое условіе, ваше превосходительство, сколько-бы я, деньгами ни взялъ. Шинель непремѣнно должна быть съ лацканами бобровыми.

— Ну, хорошо, хорошо. Только деньгами двѣ тысячи, — стоялъ на своемъ генералъ.

— Три, ваше превосходительство и, кромѣ шинели, гардеробъ, какъ я сказалъ.

— Изволь. И противъ гардероба не спорю, но только двѣ тысячи.

— Три, иначе ужъ очень будетъ обидно. Вѣдь испорчена жизнь, ваше превосходительство, — упрямился Куцынъ.

— Да что вы все заладили три, да три! — закричала на Куцына Агнія Васильевна. — Словно на базарѣ, словно на рынкѣ! Вѣдь здѣсь не торговое мѣсто. Какой нелюбезный! Это даже и нехорошо съ вашей стороны. Вѣдь тутъ дѣло дамы касается. А вы всегда учтивый,

— Агнія Васильевна… Да вѣдь ужъ это будетъ у меня капиталъ на всю жизнь.

— Ну, для меня спустите, для меня, безстыжіе ваши глаза.

Агнія Васильевна сдѣлала Куцыну глазки.

Тотъ сомлѣлъ отъ восторга.

— Для васъ я готовъ что-нибудь уступить, Агнія Васильевна, — проговорилъ онъ.

— Ну, вотъ и отлично. Стало быть грѣхъ пополамъ. Двѣ съ половиной тысячи.

— Много, Агнія Васильевна. Вѣдь пятьсотъ рублей составляютъ цѣлыхъ три шинели по моему разсчету.

— Да полно вамъ сквалыжничать-то! Вѣдь ужъ шинель у васъ будетъ! — опять закричала на Куцына Агничка. — Уступайте сейчасъ пятьсотъ рублей.

Она шутливо показала ему свой стиснутый кулачекъ и топнула подъ столомъ ножкой. Куцынъ блаженно улыбнулся.

— О, богиня моя! — воскликнулъ онъ. — Ну, хорошо, извольте. Двѣ съ половиной тысячи. Но только для васъ, только для васъ, Агнія Васильевна. Вѣдь вотъ какой у меня характеръ, ваше превосходительство: какъ только онѣ со мной ласковымъ манеромъ — сейчасъ я и растаялъ-съ. А оттого, что стародавняя любовь.

— Ну, объ этомъ ты теперь забыть долженъ, — строго сказалъ генералъ испросилъ:- Такъ по рукамъ? Двѣ съ половиной тысячи?

— По рукамъ, ваше превосходительство, — отвѣчалъ Куцынъ. — Но кромѣ всего вышесказаннаго уповаю на вашу протекцію насчетъ хорошаго мѣста мнѣ и прошу меня не обмануть.

— Прямой разсчетъ мнѣ будетъ хлопотать, чтобы услали тебя куда-нибудь подальше почтмейстеромъ, такъ чего-жъ ты сомнѣваешься-то.

Генералъ подалъ Куцыну два пальца. Тотъ пожалъ ихъ обѣими руками.