Счет по головам

Вторник 3.1

Эйприл Кодьяк удалось все-таки подежурить при Самсоне. Богдан позвонил ей из такси, и она побежала наверх поделиться новостью. Несколько софамильников все еще сидели на крыше, глядя в небеса. Когда экраны погасли и защитный купол сгорел дотла, небом завладела Луна.

— Богги с ним! — воскликнула Эйприл. — Везет его домой! Все в порядке!

Чартисты словно от сна пробудились.

— Я застелю ему койку. — Кейл встал с шезлонга и затопал к сараю.

— Надо еще принести одеяла, — захлопотала Эйприл, — приготовить кашу и сок. — Меган и Би-Джи она отправила будить тех, кто уже пошел спать, Денни — встречать такси на улице.

Кейл собрал и сложил на рассадный стол конверты с надписанными рукой Самсона именами всех Кодьяков. Койку он вынес в огород, а Эйприл расставила вокруг нее скамейки и стулья. Когда Денни взобрался на крышу с невесомым Самсоном на руках, все было готово. Старика уложили, укутали, вставили ему в ухо автодок. Самсон подавал очень слабые признаки жизни.

— Теперь уж недолго, — шепнула Эйприл.

— А почему у него глаза открыты так широко? — спросила Китти.

— «Бодрости» наглотался, — сказал Богдан.

По совету автодока на горло Самсону прилепили наклейку «Спокойствия». Вскоре его веки смежились, и он захрапел. Софамильники, рассевшиеся вокруг, боролись со сном. Кейл, видя это, раздал всем конверты, и Кодьяки, передавая друг другу фонарик, занялись чтением прощальных посланий Самсона. Потом взялись за руки и спели пару чартерных гимнов. Потом начали вспоминать о своем первом знакомстве с Самсоном, о том, как жили с ним рядом все эти годы. Потом стали поочередно подходить к койке, целовать Самсона в горячую щеку и шептать ему что-то на ухо.

Богдан, когда подошла его очередь, присел на край койки. Что бы такое сказать? Он был совсем малышом, когда Самсон вступил в чартер, поэтому проблемная ДНК Самсона не вошла в его сборный геном. Да и не могла войти после прижигания. Но и без кровных уз он все равно ближе Самсону, чем любой другой софамильник. Богдан прилег рядом со стариком и стал слушать, как тот со свистом дышит сквозь щели в зубах.

Эйприл вскоре потянула Богдана за рукав и велела ложиться спать, как и всем остальным.

— График дежурств найдете в домпьютере. Мы позовем вас, если будут какие-то перемены. — Большинство чартистов, однако, решили остаться. Богдан тоже — все равно уже скоро на работу вставать.

Кейл и Джералд отошли к камере, установленной на стене дома.

— Хьюберт, слышишь меня? — спросил Кейл.

— Прекрасно слышу.

— Почему ты позволил ему сделать такую глупость?

— А как я, по-вашему, мог ему помешать?

— Ты со мной таким тоном не разговаривай! — рявкнул Кейл.

— Каким? Это мой стандартный тон, разговорный.

— Почему ты ему помогал — вот что хотел узнать Кейл, — вставил Джералд. — Ты принимал активное участие в этой его затее.

— Да, принимал. Я его ментар.

— Опять этот наглый тон, — сказал Кейл, а Джералд добавил:

— То, что ты сделал с Теленебом, противоречит закону, Хьюберт. Это даже ментар понимать должен. Ты нарушил законопослушность нашего чартера и рискнул собственной свободой.

— За мою свободу не беспокойтесь. Выследить меня они нипочем не сумеют.

В этот момент крышу осветили прожекторы, и чей-то голос сказал:

— Спокойно, ребята. — Голос принадлежал джерри, и какие-то темные фигуры высаживались из зависших над крышей машин. — Внутренний Корпус. Всем оставаться на местах.

Сонные Кодьяки, окруженные офицерами в черных скафандрах, разом пробудились. Расти и Луис вскочили, но внукоровцы наставили на них смирительные жезлы, приказывая сесть на места.

— Что это значит? — закричал Кейл.

— Лейтенант Гриб, Северо- Восточное отделение Внутреннего Корпуса, — представился командир-джерри, раскрыв ладонь, — а это мой ордер. Ордер, мар, — повторил он, не дождавшись ответного взмаха со стороны Кейла.

— Ордер так ордер. У меня нет ладонника.

— Странно. — Пчела, вылетевшая из ближайшей машины, открыла перед Кейлом рамку с ордером на арест Самсона П. Харджера-Кодьяка. Другой офицер двинулся к койке Самсона, но Китти преградила ему дорогу.

— Отойдите, мар ретродевочка, — приказал офицер. Китти не отошла.

— Не видите разве, он умирает, — вступилась Эйприл.

— В сторону! — гаркнул офицер. Женщины не подчинились. Тогда он попросту растолкал их и подошел к Самсону. — Бог ты мой, ну и вонь! Он, как я погляжу, уже помер.

— Он обожженный, потому и воняет, — объяснил командир.

— Говорю тебе, помер он.

Командир вставил свой автодок рядом с тем, что уже торчал из уха Самсона, и объявил Кодьякам:

— Я получил новый приказ. Этот человек помещается под домашний арест. Он не должен покидать этот дом без разрешения, ясно?

— Да, — ответила Эйприл.

— Эта пчела останется здесь в качестве официального монитора. Переходим ко второму пункту.

Пчела, открыв другую страницу, предъявила ордер на обыск дома и арест ментара по имени Хьюберт. Внукоровцы направились к двери на лестницу.

— Нет! Не надо! — Кейл бросился им наперерез. — Хьюберт — самое ценное наше имущество.

Командир плюнул на крышу.

— Наше терпение имеет пределы, мар. — Двое полицейских тут же сковали Кейлу руки и выпихнули его на лестницу впереди себя. — Еще кому-нибудь не терпится провести ночь в тюрьме? Сидите-ка лучше на крыше и не мешайте нам.

Чартисты на некоторое время вняли совету, но потом Китти сказала:

— Эти ублюдки сейчас в моей комнате. — Она пошла вниз, Эйприл за ней. Богдан посмотрел на Расти. Тот пожал плечами, и они вдвоем тоже спустились по лестнице, но дошли только до коридора у комнаты Богдана. Двое внукоровцев, пользуясь визорами, смотрели сквозь кирпичную стену.

— Эй, пацан, что ты тут держишь? — спросил один.

— Ничего, — сказал Богдан. — Это машинное отделение лифта.

— Да ну? С такой-то дверью?

— Да, дверь надежная, — гордо ответил Богдан. — Придется вам поверить мне на слово, потому что без меня вы туда не войдете.

Но внукоровец произнес:

— Подтверди получение. — И махнул ладонью на дверь.

— Добро пожаловать, офицеры, — сказала она и тут же открыла свои замки.

— Сукин сын, — выругался Богдан.

— Не повезло, — посочувствовал Расти.

Внукоровцы вошли в комнату Богдана, а его самого не пустили. Богдан и Расти смотрели из коридора, как те обшаривают своими нюхачами все подряд.

— Ничего, кроме механики, — сказал один, выходя.

— А я вам что говорил? — начал Богдан, но Расти ткнул его в бок.

Внукоровцы удалились по коридору, продолжая сканировать.

Богдан хотел закрыть дверь, но сзади неожиданно подошли четверо Тобблеров.

— Доброе утро, мар Богдан. Доброе утро, мар Расти, — сказал Дитер.

Богдан ринулся вперед и попытался захлопнуть дверь, но один Тобблер без труда удержал ее, а другие достали из карманов гаечные ключи и принялись отвинчивать петли.

— Прекратите! — заорал Богдан. — Вы не имеете права!

— Не имеем? — огрызнулся Дитер. — У вас хватает наглости говорить мне это после двух лет пользования нашей комнатой? Я вам покажу право. — Он вошел и начал выкидывать шмотки Богдана в коридор.

— Может, остановишь их? — взмолился Богдан. Расти оценил ситуацию.

— Я вообще-то могу их сделать, всех четырех. Хочешь, попробую?

Богдан рылся в куче своих пожитков, выискивая самое ценное.

— Ну и ночка выдалась, — сказал Расти. — Давай оттащим матрас ко мне в комнату. Поживешь пока у меня.

Богдан, несмотря на все ночные переживания, начинал клевать носом. Он спустился в «Микросекунду» за восьмичасовой дозой «Бодрости» и посмотрел, как внукоровцы тащат вниз ящик с канистрой Хьюберта. Ментара погрузили в одну ВОМ, Кейла в другую. Расти и Луис поехали следом на такси — внести залог за домоправителя. Было всего три часа, но Богдан решил, что можно уже двигать на работу. Однако сначала надо попрощаться с Самсоном — вдруг старикан не доживет до вечера. Он снова поднялся на крышу. Дом после драматических событий погрузился в мертвую тишину.

Его любимая дверь, снятая с петель, лежала посреди коридора. Богдан, переступив через нее с болью в сердце, заглянул в свою комнату, два здоровенных молодых Тобблера, сидя за складным столиком у кабельного барабана, зевали и сонно шлепали картами.

На крыше осталось совсем мало Кодьяков. Но Самсон не спал, и Меган с Китти кормили его.

— Мы его помыли, — сказала Китти. — Сменили одежду, сняли старую мастику. Вот он и проснулся.

— Привет, Сэм, — сказал Богдан.

Старик сосредоточенно жевал кашу, и Богдан сел рядом с Денни.

— Страшно было видеть его там, на небе, — сказал тот. — Да.

— Я прямо перенервничал. Зря это он. — Да.

На полу валялись ошметки вчерашнего Самсонова скафа. Богдан поднял его, осмотрел лацканы. Синего техноса там больше не было.

— Китти, вы на Самсоне никаких техносов не нашли?

— Нет. — Она показала на парившую над крышей внукоровскую пчелу. — Кроме этой, не видели ни одного.

Тот, синий, мог запросто спрятаться где-то под листьями.

— Хьюберт, — позвал Богдан, взяв в руки пояс Самсона.

— Я не Хьюберт, — ответил пояс. — Я терминал Хьюберта с ограниченными личностными свойствами и номинальным запасом знаний. Контакт с Хьюбертом — прим я потерял сегодня в 2.21.

— Твое счастье. — Богдан бросил пояс и сказал Денни: — Видал, как Кейл полез в драку за Хьюберта? Вот не думал, что он так любит пастовика. Чего ты? — спросил он, поймав оценивающий взгляд Китти, но та уже отвернулась и вытирала Самсону слюни. — Что там такое с Кейлом и Хьюбертом?

— Богги, ты? — прошамкал старик. — Поди сюда, я тебе что-то скажу.

Меган и Китти убрали поднос, губки, щетки. Богдан сел на койку, взял Самсона за руку.

— Сегодня я узнал кое-что, парень.

— Да, наверное.

— Я узнал, что трудно убить себя, когда на самом-то деле тебе хочется жить.

— Я тебе мог сразу это сказать.

— Правда? — Глаза Самсона пытались сфокусироваться на мальчишеском лице. — Не думаю, Богги. Ты даже повзрослеть пока не сумел — что ты знаешь о смерти?

3.2

Мэри казалось, что Фред радуется ее новому назначению не так сильно, как хотелось бы ей. Когда купол сгорел и светящийся пепел осыпался вниз, она сразу отправилась домой, чтобы подготовиться к долгожданной работе. Заказала красивый сине-коричневый комплект (не форму — евангелины форму не носят), изучила расписание поездов, отыскала все, что имелось на ВДО относительно клиники Рузвельта. Информация оказалась немногочисленной: эксклюзивная лечебница для аффов чуралась рекламы.

Фред приплелся около двух, вымотанный еще больше, чем вечером. Он хотел отметить радостное событие, но Мэри наладила его прямиком под душ, уложила в постель и полежала рядом, пока он не уснул. Это произошло быстро, но когда она встала, он заворочался и сказал:

— Будь осторожна.

— Что-что? — Он не ответил — во сне говорил, должно быть.

В пять утра, перед выходом, Мэри рассмотрела себя, поворачивая зеркало на все 360 градусов. Выбранный ею костюм выглядел вполне по-деловому и при этом очень ей шел. Лицо выражало внимание, дружелюбие и заботу. Большие карие глаза смотрели тепло, но проницательно. В самый раз для роли успешной евангелины.

В левом нижнем углу зеркала замигал символ срочного почтового сообщения, и у Мэри екнуло сердце. Так она и знала. Слишком это хорошо, чтобы быть правдой. В последний момент ее раздумали брать на работу.

Снедаемая жалостью к себе, она на цыпочках прошла мимо спящего Фреда в гостиную, к экрану, настроенному на окно чьей-то чужой квартиры. Открыла почту, поискала глазами ключевые слова «отменяется», «сожалеем», «ошибка».

Немного успокоилась, не найдя таковых, и стала читать по порядку.

Нет, никаких отмен, благодарение небу. Ее просто извещали об инструктаже, который будет проведен в клинике. Прекрасно. Она записала на ладонь нужные сведения и вышла из дому.

Коридоры и лифты жил блока 7 заполняли десятки тысяч Полезных Людей, работающих в утреннюю смену. В сине-коричневом море мелькали лица елен, стивов, изабелл, дженни — множества дженни. Этого времени дня Мэри всегда боялась больше всего: толпы идущих на работу счастливцев надрывали ей сердце. Но сегодня все было по-другому. Ее волнение, вероятно, бросалось в глаза, потому что совершенно незнакомые люди улыбались и спрашивали:

— Доброе утро, мар лина, на работу идете?

— Хей-хо! — отвечала она.

Народу на станции Слипстрима прибывало ежеминутно. Ожидание в очереди на посадку угрожало растянуться на полчаса. Мэри это не пугало: она принимала в расчет такого рода задержки. Но когда она ввела в окошко кондуктора полученные по почте координаты, тот, к удивлению Мэри, направил ее на дальнюю платформу для частного транспорта. С восторгом сознавая, что все взгляды устремлены на нее, Мэри вышла из очереди и нашла на указанной платформе кабину, которая ждала только ее. Не какая-нибудь бусина — большое купе с плюшевым сиденьем, полным медиадоступом, закусочным баром и собственным арбайтором. Мэри пристегнулась, и кабина бесшумно заскользила к пусковому пандусу.

Полчаса спустя она сбросила скорость и выкатилась на пустую платформу маленькой станции. Мэри видела в окошко мрамориновый пол и закругленные стены из светлых известняковых блоков. Кабина плавно затормозила, двери открылись. Мэри никто не встречал, на станции не было ни надписей, ни киосков — она понятия не имела, где оказалась. Вспомнив о предостережении Фреда, она побоялась выходить, но потом взяла себя в руки.

В этот самый момент на перроне припарковалась другая кабина, такая же, и из нее появилась другая евангелина.

— Мэри Скарленд, — представилась Мэри, протянув руку.

— Очень приятно. Рената Картер. — Несколько ширококостная и полная в талии для евангелины, она, тем не менее, укладывалась в типажные нормы. — Мы должны ждать здесь или идти дальше сами? — спросила Рената, нервно пожав руку Мэри.

— Понятия не имею, — засмеялась та, почувствовав рядом родную душу. — Приехала за минуту до вас.

Тут из лифта на перроне, как по сигналу, выкатился домашний арбайтор. Подъехал к ним, открыл над собой скоп с человечком, одетым в одну только набедренную повязку из шкуры какого-то зверя. Голова у него казалась слишком маленькой по сравнению с телом, на лице выделялись надбровные дуги и тяжелая челюсть.

— Доброе утро. — Он поклонился каждой евангелине поочередно. — Приветствую вас в усадьбе Старков.

Старк! Это громкое имя вчера поминалось во всех новостях.

— Вижу по вашей реакции, что вам известно, какая трагедия произошла в нашей семье. Это сэкономит нам время. Элинор Старк действительно скончалась, как сообщили вам медиа, но ее дочь Эллен пережила катастрофу. Она и есть ваша новая клиентка, а я Крошка Ханк, ее ментар и ваш начальник.

Всего он нанял восемь евангелин, сказал человечек, поскольку дежурить предстоит круглосуточно. Смены как в начале, так и в конце накладываются одна на другую, поэтому два часа из восьми они будут проводить вчетвером.

— Наденьте, пожалуйста, это, — попросил он, и арбайтор подал им бежевые шапочки-таблетки. При взгляде на Ренату Мэри стало ясно, как смешно эта штука смотрится на ее собственной голове. Рената кокетливо сдвинула свою шапочку набок. Мэри отнеслась к этому одобрительно и сделала то же самое.

— Отлично, — сказал Крошка Ханк. — Моя первая попытка в области высокой моды увенчалась успехом. А теперь послушайте самое главное. Во-первых, вы должны надевать эти шапочки до входа на территорию клиники и не снимать их ни под каким видом, пока вы оттуда не выйдете. Ясно?

Евангелины кивнули.

— Второе и не менее важное: ни на секунду не оставляйте Эллен одну. Именно по этой причине вы дежурите парами. Распределите свои перерывы так, чтобы одна из вас постоянно находилась при Эллен. Ее поместили в коттедже с садом. Коттедж и сад можете считать одним помещением. Это значит, что по крайней мере одна из вас все время должна быть в доме или в саду. Никаких исключений, никаких оправданий. Ясно?

— Но что, если сама мар Старк покинет коттедж? — спросила Рената.

— Не покинет.

— А если мар Старк попросит нас уйти? — спросила Мэри.

— Не попросит. Евангелины переглянулись.

— Предупреждаю, что буду следить за вами, — продолжал Крошка Ханк, — и выходить на связь в конце каждой смены. Теперь прошу сесть в головную кабину, которая вас доставит в Восточный Декейтер, где будет ждать лимузин. У меня все. — Скоп закрылся, арбайтор уехал.

Лимузин сел и по кирпичной дорожке подъехал к воротам. Клиника Рузвельта снаружи походила на крепость. Евангелины приблизились к окошку в больших пресс-воротах, показали ладони охраннику-джерри.

— Вас ждут, проходите. — В воротах из сжатого воздуха открылась щель, в которую мог пройти только один человек. По ту сторону стояли два джерри, вооруженные и крайне официальные. Их голоса гулко звучали в большом бетонированном отсеке. Пахло здесь почему-то чесноком.

— Сюда, — сказал один из охранников, показывая на сканер для пешеходов. Евангелины гуськом двинулись через длинный туннель, останавливаясь там, где требовалось плюнуть, посмотреть в щелку, подвергнуться обыску и противорадиационной обработке. Мэри редко доводилось видеть такие скрупулезные сканеры.

В средней части пропускного пункта их встретил еще один джерри.

— Подождем ваших результатов, — сказал он. Здесь стояли эпоксидно-клинкерные барьеры от пола до потолка. Любое транспортное средство, въезжавшее в клинику, должно было выполнить сложный поворот, чтобы их объехать. — Извините, лины, это придется снять. — Джерри похлопал себя по макушке.

В нормальных обстоятельствах Мэри бы подчинилась без разговоров, но инструкции Крошки Ханка были еще свежи в ее памяти.

— Извините, мар джерри, но мы не можем.

— Вы получите их назад, когда будете уходить.

Лины, однако, не сняли шапочки. Джерри велел им стать в нарисованный на бетонном полу квадрат с надписью ЖДИТЕ ЗДЕСЬ, а сам нырнул в контрольную будку.

— Интересно, кто главнее — Старк или Рузвельт? — сказала Рената.

Джерри, выйдя, махнул рукой — проходите, мол, дальше. Старк пересилила Рузвельта.

Внутренние ворота, как и внешние, представляли собой стену сжатого под высоким давлением воздуха. Прежде чем пройти через них, евангелинам пришлось постоять в другом квадрате ЖДИТЕ ЗДЕСЬ вместе с дюжиной служащих клиники. Здесь охранником был расс. Мэри его не знала, однако он дружески подмигнул им с Ренатой.

— Я слышал, они приняли целую кучу лин. Поздравляю. Добро пожаловать в клинику Рузвельта.

Настоящий расс. Евангелины сказали ему «спасибо».

Подошли еще несколько итерантов, в основном джоны и джейн в рабочей одежде. Расс опустил пресс-барьер. Сжатый воздух схлынул, как вода, и все наконец прошли в клинику. За воротами лежала мощенная булыжником площадь, ее окружал лесопарк с многочисленными дорожками.

— Доброе утро всем, — сердечно приветствовал вошедших высокий мужчина в длинном белом халате. — Это клиника Рузвельта, собственность концерна «Фейган хелс груп», а я Консьерж, ментар концерна и ваш начальник. Поскольку все вы у нас впервые, я провожу вас к рабочим местам, а попутно мы сориентируемся на местности. Разбейтесь, пожалуйста, на группы по видам работ: домашняя обслуга, уборщики территории и так далее.

Когда группы сформировались, на площадь из парка вышли еще пять Консьержей, идентичных первому. Группа Мэри и Ренаты состояла только из них двоих.

— Рад познакомиться с вами, Мэри Скарленд и Рената Картер, — с легким поклоном сказал их персональный гид. — Время до начала вашей смены еще есть, поэтому я хотел бы провести небольшую экскурсию по нашему городку. Что скажете?

Евангелины с готовностью согласились, и он повел их по одной из дорожек.

Это была богатая клиника — шестьсот акров парка, полей и лугов, сверкающие пруды, цветники. Здания, в основном одно- и двухэтажные, каменные или кирпичные, были выдержаны в стиле сельской Англии девятнадцатого века. Почти все они скрывались за пышной листвой, позволяя только гадать о своем назначении. Вот здесь известный ресторан, объяснял Консьерж, здесь физиотерапевтический корпус, театр, столовая для персонала, конюшни, лодочная пристань. Им встречались пациенты, которые прогуливались или загорали на зеленых лужайках — все без исключения в сопровождении медсестер-дженни. Консьерж, к каждому обращаясь по имени, желал гостям приятного дня. Одни его полностью игнорировали, другие коротко кивали или бурчали что-то в ответ, как будто ментар был обыкновенным служителем (так оно, в общем, и есть, рассудила Мэри). Но обаяние Консьержа не истощалось, и Мэри, находившая большинство ментаров чопорными и глупыми, волей-неволей ему поддалась. Это вам не пещерный человек с повязкой на чреслах.

Вот только запахи здесь были какие-то странные. На ПП пахло чесноком, на площади дровяным дымом, на дорожке свежевыпеченным хлебом.

— А-а, — ответил Консьерж на вопрос Мэри. — Через некоторое время это перестаешь замечать. Так работают наши ароматические часы. Через каждые пятнадцать минут специальные генераторы, расставленные по всему кампусу, подают новый запах, один и тот же для определенного времени дня. — Он махнул, снабдив евангелии расписанием. — Еще пара дней, и вы даже во сне будете знать, который теперь час. Это придумано для удобства пациентов — ведь большинство из них постоянно лежит в скоп-камерах, где чувство времени очень просто утратить. Ароматические часы помогают им держать связь с реальностью, даже когда они виртуально путешествуют по другим континентам. Мы установили — это особенно важно в случае вашей клиентки, — что даже в глубокой коме человек способен воспринимать окружающие его запахи. («Кома?» — переглянулись евангелины). — Благодаря их перемене он подсознательно ориентируется во времени, что очень положительно влияет на его мозг. Доказано, что при такой терапии пациент приходит в сознание намного быстрее.

— Очень уж они вкусные, ваши запахи, — сказала Рената, вдыхая аромат горячего хлеба.

— Это Минеральная, — сказал Консьерж, сворачивая на тенистую тропку. — Южные ворота, через которые вы вошли, вон за той рощицей. По дороге сюда мы сделали круг. — Мощеные боковые аллейки обозначались вывесками старинного образца: Яшма, Кварц, Слюда, Роговая Обманка. — В этих коттеджах живут наши гости, — объяснил ментар. — А вот и Полевой Шпат, временная резиденция мар Эллен Старк.

С одной стороны аллеи, ведущей к коттеджу Полевой Шпат, росли розовые кусты в полном цвету. Аромат роз смешивался с запахом новой четверти часа — свежезаваренным кофе.

Коттедж был оштукатуренный, с крутой крышей и ярко-желтой входной дверью из простого дерева. Внутри помещалась единственная комната, скупо обставленная, одна половина чуть выше другой. Вместо потолка над головой поднимались обтесанные вручную стропила. Все окна стояли открытые, кружевные занавески шевелил легкий ветерок. Две дежурные евангелины поздоровались с Ренатой и Мэри.

— Оставляю вас с вашими коллегами, — сказал Консьерж, не заходя в дом. — Не стесняйтесь задавать вопросы или высказывать то, что вас беспокоит. Я всегда на связи.

Ночная смена познакомилась с утренней. Мэри заметила, что у ночных евангелии шапочек нет.

— А теперь познакомьтесь с мар Старк, — сказала одна из них, Синди.

В верхней части комнаты стояла высокая глассиновая колонка. Ее наполняла густая янтарная жидкость, вся пронизанная мелкими пузырьками. В середине виднелся хромовый брус с висящим на нем человеческим черепом.

— Осторожно, ступенька, — предупредила Синди, ведя новеньких к резервуару. Череп удерживал на месте металлический обруч с длинными, входящими в кость винтами. Кожа, веки и губы отсутствовали. Выпученные глаза безжизненно стояли в глазницах. Трех передних зубов недоставало, вместо них торчали какие-то трубки. Другие трубки и провода входили в череп сквозь естественные и просверленные специально отверстия.

— Map Старк, позвольте представить вам Мэри Скарленд и Ренату Картер, — произнесла Синди. — Примерно через час они сменят меня и Ронни.

Мэри, повинуясь выжидательному взгляду Синди, сказала:

— Доброе утро, мар Старк. — Череп не проявил никакой реакции, и она, покосившись на Синди, добавила: — Мы с Ренатой составим вам компанию, когда Синди и Ронни придет пора уходить.

Больше никто не нашел, что сказать. Евангелины придвинули к резервуару еще два стула и сели.

— Вам тоже устраивали экскурсию? — спросила Рената.

— Время не позволяло, — ответила Ронни. — Нас подняли среди ночи. — Вот, наверное, почему им не успели дать шапочки.

— Прекрасная лечебница, — заметила Рената. — Столько дженни.

Типичный разговор между линами, подумала Мэри. Ясно, что в медицинском учреждении много дженни. Кроме того, тут лечатся аффы, не знающие, куда им время девать. Если где-то и нужны компаньонки, так это здесь.

— Погодите, скоро мы мар Старк на кресле катать будем, — сказала она.

Все закивали. Им только и нужно, что пара видных клиентов, а заметнее Старк не найти никого. До прогулок на кресле мар Старк явно было далековато, но все четыре компаньонки с пугающей ясностью сознавали, что эта работа имеет огромное значение не только для них, но и для всего их несчастливого типажа.

— Консьерж одолжил мне и Синди учебник ревивификации,[2] — сообщила Ронни. — Я сделаю вам копию, если хотите. — Мэри и Рената выставили ладони. — Очень познавательно, но неплохо бы иметь кое-какие альфы. — Значит, Ронни и Синди уже просмотрели материал и ничегошеньки в нем не поняли. Мэри, однако, решила попробовать или поискать на ВДО курс попроще.

— Мы передадим это нашим сменщицам, — пообещала она. «Если мы, евангелины, хотим закрепиться в этой клинике, — означали ее слова, — надо наладить какой-то канал связи с другими сестрами». Четыре новые сотрудницы заулыбались. Правильно разыграв свои карты, они подготовят в «Фейган Хелс Груп» солидный плацдарм для сотен, если не тысяч, евангелии.

Дженни в форме медсестры влетела в коттедж и окинула взглядом всех четверых.

— Что это у вас, слет? Евангелины поднялись, как одна.

— Нет, мар дженни, — ответила Синди, — наши смены перекрываются.

— Сидите, — бросила медсестра, — тут перед дженни никто не встает. Эй там, внутри, — постучала она по стенке резервуара. — У нас впереди долгий день, мар Старк. Я Хэтти Бекеридж, ваша старшая сиделка. — Она провела рукой вправо-влево перед глазами черепа, которые никак на это не среагировали. — Старшая, понимаете?

Хэтти стала нажимать кнопки на панели управления резервуара, пролистывая страницы с медицинскими данными.

— Не вижу необходимости нанимать компаньонок на этой стадии лечения, — говорила одновременно она, — особенно в таком количестве. Но раз уж вы здесь, можете заняться чем-то полезным. Наша гостья, как видите, еще не очнулась. Это неудивительно, учитывая травму, пережитую ею. Однако мы стабилизировали ее, и ее состояние, в свете всех обстоятельств, не является угрожающим. Запущенные в ее череп жучки, а их около миллиарда, занимаются томографией. К концу дня уже должно начаться какое-то движение. Подойдите сюда, посмотрите.

Евангелины подошли, и Хэтти открыла им модель мозга Старк — больше натуральной величины. На разных участках его сморщенной поверхности переливались волны синего света.

— Это простая энцефалограмма корковой деятельности. Обратите внимание, как медленно она протекает. Около двух герц — типичная дельта волновая частота. У большинства людей мозг так работает во время нормального сна. Но в здоровом мозге волна проходит по всей поверхности, а не местами, как здесь. Такой «островной» эффект вызван неравномерным оттаиванием: мозг, подвергшийся заморозке, приходит в сознание по частям. Одни участки работают, другие пока еще нет. Пациент при этом чувствует себя просто ужасно. Обрывки мыслей и воспоминаний, по всей вероятности, сливаются для мар Старк в кошмарный сон, от которого она не может проснуться. Но это ненадолго, мар Старк, — добавила она, обращаясь к черепу. — Вы просто чудо как хорошо оттаиваете. В общем, мы стараемся подавлять побочные эффекты насколько возможно, чтобы сенсорные пути быстрее восстановились. Как раз в этом вы можете нам помочь.

— Скажите только, что нужно делать! — воскликнула Сидни.

— Мы всегда исходим из предположения, что пациент способен видеть, слышать и обонять то, что его окружает. Говорите с ней, показывайте ей разные вещи, пойте — словом, делайте все, что может вызвать ее интерес. Евангелин, думаю, этому учить не надо, — усмехнулась Хэтти. — Ну, мне пора. Модель я не убираю. Скоро придет медтехник. До скорого свидания, мар Старк, оставляю вас с вашими компаньонками.

Четвертушки сосновой смолы, клюквы, попкорна и спелых бананов пролетели быстро. Евангелины, сменяясь поочередно, рассказывали Старк, кто они, откуда, какие у них мужья, какие квартиры — рассказывали все, что в голову приходило. Когда смена Синди и Ронни закончилась, четырем компаньонкам стало казаться, будто они знали друг друга всю жизнь. Ронни с Ренатой даже вспомнили, что вместе учились в евангелинской школе.

Мэри и Рената, оставшись с клиенткой одни, пытались подобрать новую тему для разговора. Рената жила не в Чикаго, поэтому Мэри рассказала ей и черепу про ночную церемонию ликвидации купола, про избиение слизней, про сумасшедшего в Теленебе и, конечно, про фейерверк. Петь они не пели, поскольку евангелинам это не свойственно, но Мэри показала Ренате и черепу, как танцевать шимми. Медтехник со своей тележкой, к счастью, пришел до того, как они выдохлись окончательно.

Не обращая внимания на евангелин, он прошел прямо к пульту управления и выключил модель мозга. Потом взял с тележки два пакета, распаковал их и влез по лесенке, приделанной к баку сзади. В пакетах были катушки — одна с серебряной нитью, другая с узкой белесой тесьмой. Техник, все также молча, вставил их в контейнер на крышке бака. Он тоже носил больничную форму, но куртка на нем в отличие от Хэтти была красновато-коричневая. Согласно именной табличке, его звали Мэтт.

Он не принадлежал ник одному из знакомых Мэри клоновых типажей — следовательно, был дикарем. Возможно, чартистом, судя по недружелюбному поведению.

Когда он продиктовал что-то пульту управления, контейнер с катушками опустился в резервуар. Два пальца-манипулятора подхватили концы нитей и стали пришивать их к верхушке черепа.

— Это что? — не справившись с любопытством, спросила Мэри.

Мэтт коротко глянул на нее и опять отвернулся.

— Нервы и вены, — сказал приятный голосе порога, и Консьерж вошел в комнату. — А это Мэтт Кобурн, медтехник-3, один из лучших наших специалистов. Поздоровайся с дамами, Мэтт.

— Предпочитаю, чтобы меня звали Кобурн, — ответил тот.

— Мэтт вводит нервную и сосудистую ткань, взятую из собственного банка мар Старк, — продолжал Консьерж. — Завтра начнем наслаивать мышцы, а затем покроем весь череп кожей.

— Как интересно, — сказала Мэри. — Вы… э-э… всю ее хотите собрать из имеющихся в запасе деталей?

— Мы могли бы избрать такой путь, если бы тело пострадало только частично — но когда оно отсутствует полностью, лучше растить его с зачаточной стадии. Так получается даже быстрее, и о несовместимости можно не беспокоиться. Присмотритесь к основанию черепа мар Старк, и вы увидите, что мы уже начали этот процесс.

Мэри видела там только густую тонкую сетку.

— Посмотрите сзади, там лучше видно.

Мэри и Рената обошли бак. В жидкости, связанный с черепом множеством нитей, плавал крошечный человеческий эмбрион. Безголовый — нет, очень головастый, вернее. Крошечный красный узелок, видимый сквозь прозрачную кожу, бился, разгоняя по тельцу кровь.

— На креветку похоже, — сказала Рената.

— Да, вероятно, — согласился Консьерж. — Пройдет некоторое время, прежде чем креветка сможет удержать на себе эту голову. К сожалению, дела у мар Старк не столь хороши, как следовало бы ожидать, субвокально добавил ментар.

Он грустно улыбнулся, встретив испуганный взгляд Мэри. Затем снова вышел вперед и сказал весело:

— Вы не успеете оглянуться, как мы вас достанем оттуда, мар Старк.

3.3

Этот день у Фреда был выходной, и он мог бы спать сколько влезет, но рассы органически не способны спать больше нормы, поэтому он, как обычно, проснулся в шесть. Мэри уже ушла, и он повалялся немного, позволяя мыслям блуждать по минному полю приобретенных недавно забот. Почувствовав запах заказанного им кофе, Фред откинул простыню и прошлепал на кухню. Кофе он пил в гостиной, глядя на вид из чужого окна. Но заботы не оставляли его в покое, и он сделал то, что часто делают рассы, желая взять судьбу в свои руки, — то есть составил список.

1. Мэри. Кабинет.

2. Съезд.

3. Клоновый износ.

Пронумеровав свои заботы, Фред почувствовал себя лучше. Каждому рассу известно, как поднимает настроение правильно составленный список. Он разгоняет туман нерешительности, мобилизует разум и чувство практичности. Ободренный Фред приступил к детальному рассмотрению.

1. Мэри и Кабинет. Надо было высказаться сразу, когда Кабинет на дне озера обратился к нему за помощью. Не пришлось бы сейчас беспокоиться, что их тайный диалог мог подслушать Ник из «Полезных людей» или, хуже того, внукоровский Безымянный. Фред, не проинформировав свое начальство о просьбе Кабинета, автоматически стал его соучастником. Это значит, что ментар, пройдя апробацию, получил рычаг, позволяющий ему управлять Фредом. Мало того, Кабинет и Мэри впутал в свои хитрые планы.

А, чтоб тебе! Евангелины не подготовлены для опасных заданий и компенсации за них тоже не получают, а ведь соседство этой Старк крайне опасно.

Что же делать? Можно доложить обо всем Маркусу, получить втык — мягкий вроде взыскания с занесением в файл или строгий вроде понижения в звании. Все лучше, чем сидеть и терзаться попусту. Вот только… С ментаром он еще побороться может, а с Мэри нет. Лишившись из-за Фреда новой работы, она убьет его своими руками. Никогда ему этого не простит, хотя его волнует исключительно ее безопасность.

2. Съезд. 57-й Всемирный Съезд Чартистов, где собирается пятьдесят тысяч человек, состоится завтра. С его охраной не было никаких проблем, пока председатель организационного комитета, чертов дикарь Пакфин, не закапризничал по поводу найков.

Что делать с этим? Ответ простой: отправиться в ББР и поговорить с заменителем, который был создан для переговоров.

3. Клоновый износ. Такого явления не существует. Эта психофигня придумана специально для дикарей, чтобы отнимать работу у итерантов. Якобы со временем даже идентичные клоны начинают проявлять отличия, теряют типажную однородность и приобретают новые, нежелательные свойства. А поскольку весь рынок итерантского труда основан на коренном сходстве, подобная нестабильность существенно понизит ценность работников. Агентства по найму итерантов вроде «Полезных людей» и «Мака» пошатнутся, и Фред вместе с миллиардом других клонов окажется на улице.

Полный бред, разумеется. Прежде всего нет такого понятия, как «идентичные клоны». Родословная может начинаться от одного и того же генома, но материнские факторы — митохондрическая ДНК, экзогенная среда вынашивания и техника разброса аллелей — гарантируют легкие различия. Сходство между клонами больше, чем у родных братьев или сестер, но меньше, чем у естественных однояйцевых близнецов. Даже их личностные свойства немного различны, хотя основные черты типажа остаются неизменными: дженни заботливы, лулу сексуальны, рассы верны, как собаки, и жить не могут без списков.

А если даже клоновый износ и существует, то может сказываться только на новых партиях — не на тех, которые вышли в свет лет сто назад.

Тем не менее этот вопрос продолжал волновать Фреда — он сам не знал почему. Ему казалось, что последнее время он ведет себя как-то странно. Может быть, это рано или поздно происходит со всеми рассами. Может быть, все рассы с годами начинают втайне вожделеть дикарок (инспектор Коста) или ставить под вопрос верность работодателю. Но как ему узнать, так это или нет? Ведь одно из коренных свойств рассов — полная неспособность говорить о своих чувствах, хотя бы и с клон-братом.

С другой стороны, насколько он знает, в бортжурнале «Полундра» есть один тайный раздел. Говорить о нем вслух не принято, но любой расе может найти его, когда приходит нужда. Малое братство, скрытое в недрах большого. И если уж Фред, расс до мозга костей, вспомнил о нем, другие рассы и подавно должны были вспомнить. Это только логично.

Что делать в этом аспекте? Отправиться в ББР и покопаться в «Полундре».

Фред встал, оделся и повлек свое разбитое тело в Северный Уобаш.

Из штаб-квартиры навстречу ему струился поток идущих на смену рассов. Фред, к собственному удивлению, в это утро проснулся знаменитым: просочился слух о его ночной стычке с боебайтором. Не мог же он, в самом деле, указать в рапорте, что стал героем благодаря нелегальному ядерному оружию чартера Гуж. Оставалось принимать похвалы братьев с типичной рассовской скромностью. (Скромность. Фред решил составить текущий список рассовских черт, присутствующих или отсутствующих у него самого.)

Он занял скоп-кабину и попросил Маркуса открыть пространство, относящееся к съезду чартистов.

— Да, мар Лонденстейн, — сказал ментар, — но там нет ничего такого, что не могло бы подождать пару часов. Почему бы вам не посвятить утро отдыху? Вчера у вас был очень стрессовый день.

— Спасибо, Маркус, но я лучше разделаюсь с этим прямо сейчас. — (Маниакальная педантичность.)

— Как хотите, но рекомендую вам провести автосеанс психотерапии, когда закончите. Это будет для вас полезно после всего, что вы пережили.

— Спасибо, это ни к чему. — (Отвращение к так называемой психической гигиене.)

Маркус открыл рабочее пространство и оставил Фреда одного. Съезд и его безопасность требовали решения множества мелких задач, но ничего срочного, как и сказал Маркус, там не было. Фред вызвал заменителя, которого создал, когда его вызвали с совещания. В журнале говорилось, что тот после заседания был помещен на хранение.

Перед Фредом возникло зеркальное отражение его собственной головы, плеч и правой руки в перчатке.

— Ну наконец-то, — сказал заменитель. На лице его застыло терпеливо-раздраженное выражение, удивившее и смутившее Фреда. Заменители отражают эмоциональное состояние оригинала в момент имитации. Неужели Фред столь явно демонстрировал свое отношение к организационному комитету? (Неумение скрывать эмоции — не рассовская черта.) Если так, то в этом повинна глупость председателя комитета. (Нетерпимость к дуракам.) — Как все прошло? — спросил заменитель. — С инспектором Коста и охотой на ментара.

— Отлично, — сказал Фред.

— Отлично? И это все? Фред, это же я. Твой заменитель. С глазу на глаз можно забыть о конфиденциальности. Все равно ты меня сотрешь, когда покончишь с этим вопросом.

— Извини, — вздохнул Фред. — Значит, так. Мы взяли последний дубль Кабинета в оптикомовском хабе, а Кабинет-прим загнали в водозаборный куб на дне озера. Стрелком у меня, кстати, был Рейли Делл. Мы напоролись на МОБИ, и нас послали в химчистку.

— Ого! Давай помедленней и со всеми подробностями. Вдаваться в подробности Фред не имел никакого желания.

— Вероника Гуж говорит, ты нанял около сотни ее софамильников охранять съезд.

— Ты еще раз с ней говорил?

— Угу. Сегодня ночью она спасла мои окорока.

— Да что ты! Фред потер щеки.

— Короче, Гужи оказались в нужном месте в нужное время и оказали мне большую услугу.

— Давай, Фред, колись. Не томи.

Но Фред не хотел колоться — это значило бы ввязаться в долгий рассказ о таинственном доме в Декейтере, стороже-боебайторе, смертельных плазменных кольцах и обо всем остальном. Потом заменитель начнет расспрашивать про купольную церемонию и про Мэри. Слово за слово, разговор дойдет до ее потрясающего нового назначения, а там и до Кабинета недалеко. Лучше провести черту прямо здесь.

— Итак, насчет Гужей, которых ты нанял…

— Ладно, ладно. Я не нанимал их, но мы договорились, что пятьсот их человек с повязками на рукавах будут патрулировать соответствующий этаж. Взамен я убираю с этого этажа сорок найков.

— Что? Я должен предложить нашим найкам сидеть и плевать в потолок?

— Именно. Чтоб даже морды свои крысиные туда не совали. Гужи подчиняются нам и ограничивают свою деятельность словесными уговорами.

Неплохая, в общем, идея. Чартисты на таких сборищах обычно не буйствуют, а в случае чего собратья-чартисты скорее их усмирят. Один только вид Гужей будет способствовать сохранению мира.

— Мак с Ником, полагаю, это одобрили?

— Да, ментары полностью за.

Направленный в нужную сторону Фред-заменитель продолжал свой доклад с типичной рассовской деловой с меткой. (Деловая сметка.)

— Это все, — вздохнул он, когда закончил.

— Точно все?

— Надо, думаю, добавить еще одно. Не знаю, насколько весомо будет мое заявление — я ведь только искусственная конструкция, — но у меня есть ощущение относительно Вероники Гуж.

— Что за ощущение?

— Чутье. — Ну и?

— Я чувствую, что ей можно довериться. Поэтому меня и заинтересовала помощь, которую она оказала тебе.

— Понятно. Спасибо, что сказал. И за службу спасибо.

— Не стоит.

Они помолчали, и заменитель спросил:

— Может, ты сделаешь это прямо сейчас?

— Да, извини. Сотри заменителя, Маркус. Заменитель исчез. Фред закрыл съездовское пространство

и связался с центром «Долголетие» узнать о состоянии инспектора Коста. Оно по-прежнему оставалось критическим.

Фред спустился в столовую за кофе и пончиками. Она почти опустела. Многих рассов вызвали на дежурство ввиду чрезвычайного положения. Одни препятствовали аффам мочить друг друга, другие, несомненно, несли вахту как десантники — ведь теперь Чикаго лишился своего защитного купола. (Храбрость.)

Вернувшись в кабину, Фред запросил у Маркуса инфочип с комплектом бортжурнала «Полундра». Просьба не из обычных — Маркус, как правило, сам занимался поиском. Но ментар предоставил инфочип, не задавая вопросов, а Фред включил изоляционное поле, отгородившись от Маркуса и прочих потенциальных шпионов. Рассовские кабины обеспечивали довольно хорошую изоляцию — не такую, как нулевые комнаты, зато комфортнее.

Он вставил инфочип в считыватель, и на рабочем столе появился указатель.

Фред более или менее ориентировался в содержании журнала. Это сборник дневниковых записей и мыслей рассов за период примерно ста лет, от самого Томаса Э. до последнего времени. Почти все они относятся к работе, к разным тонкостям, с которыми имеют дело сотрудники служб безопасности. В файле «Хвастуны» описываются наиболее опасные миссии (за исключением конфиденциальных подробностей). Маркус уже ввел туда вчерашнее сражение с боебайтором, не называя, однако, имен. Имеется также Стена Почета для рассов, убитых при исполнении. Самый популярный раздел — это Список Списков. Всего в журнале больше семисот тысяч статей — не так уж, в общем, и много за полмиллиарда расс-лет.

Следуя своей теории о секретном, не включенном в указатель разделе, Фред пролистал журнал от начала до конца. Вдруг найдется какой-то ключ? Можно, конечно, спросить Маркуса, но если секрет существует, то и Маркус о нем не должен знать. После трех часов кропотливой работы Фред сдался. Рассы, если не считать нескольких списков, обозначенных как стихи, экспрессивностью могли сравниться с дубами.

Ничего, сейчас он это исправит. Фред открыл новый том, озаглавив его «Книга расса», набрал воздуха и начал так:

— Моим клон-братьям. Вопреки всем свидетельствам мы, подобия Томаса Э. Расса, отличаемся богатой внутренней жизнью. Можно лишь догадываться, отчего мы так неохотно делимся ею с другими и даже между собой. Сегодня я начинаю то, что, как я надеюсь, станет новой традицией — открытый разговор со своими братьями.

Сделав паузу, он перечитал надиктованное. В целом годится — он выразил что хотел, но уж очень высокопарно. Рассы все время пополняют свое образование, однако эрудицией козырять не любят. Фред стер текст и начал заново — так, как с Рейли бы говорил. Оставил только обращение, которое ему нравилось.

— Моим клон-братьям. Мне опротивела наша привычка держать все закупоренным внутри. Это нездорово. Поэтому я выскажу здесь свое мнение и погляжу, последует ли кто-нибудь моему примеру. Предлагаю сделать «Книгу расса» местом, где все рассы смогут поговорить друг с другом в открытую.

Он снова перечитал свою речь. Может, немного фамильярно на этот раз, но лучше, чем было.

— Ходит много разговоров о так называемом клоновом износе, — продолжил он в том же духе. — Такого явления, разумеется, нет в природе. Это просто обывательский миф, попытка неитерантов принизить нас. Но если износ все-таки существует, как мне узнать, поражен я им или нет?

Если позволите, я скажу по-другому. Всем нам известно, что мы, братья Томаса Э., предпочитаем носить тяжелые коричневые ботинки. Это так типично для нас, что стало расхожим клише. Я лично не понимаю, как можно закодировать в наших генах предпочтение обуви определенного цвета. Что будет, если я завтра проснусь и подумаю: «А не надеть ли мне черные ботинки, черт побери?» Подозреваю, что все встречные обратят на это внимание. Я стану такой сенсацией, что больше никогда, наверное, их не надену. Может быть, коричневые ботинки мы любим в молодости, а у рассов определенного возраста развивается вкус к обуви другого оттенка. Вы следите за моей мыслью? Если мы не решаемся носить черные ботинки из-за возможной реакции окружающих и даже в своем кругу не обсуждаем этот вопрос, у нас у всех может возникнуть тайная неудовлетворенность своей повседневной обувью.

По-моему, такое положение дел не совсем естественно. Нам всем заморочили голову. Мы так стараемся соответствовать своей родословной, что подавляем все мысли, угрожающие нас как-то разъединить. Поверьте мне, братья: это прямой путь к безумию.

Так по крайней мере кажется мне, а раз мне так кажется, то чуть ли не полмиллиона из вас, я уверен, чувствует то же самое.

Вот что я поэтому хочу сделать. Я хочу посвятить этот том, «Книгу расса», свободному выражению наших мнений и всех вас, братья, призываю внести свою долю. Расскажите обо всем, что заставляет нас дергаться.

Начну для затравки с себя.

Фред помолчал. Надо выкопать в себе что-нибудь похлеще, самое провокационное, чтобы развязать неподатливые рассовские языки. Позднее можно будет поговорить на предмет лояльности, но для почина это не подходит: слишком взрывная тема. Лучше взять вопрос побезопаснее, но с перчиком.

— Значит, так. Я хочу переспать с дикаркой. Усекли? Хочу трахнуть бабу, чье тело не похоже ни на одно женское тело в мире. Поймите меня правильно: я люблю наших итеранток. Они лучшие. Не имею абсолютно ничего против лин, дженни и других женских типажей. Мне просто интересно разок пойти в койку с дикаркой и посмотреть, как это будет.

Ну вот. И не говорите мне, что я единственный расе, захотевший дикарку.

Теперь ваш черед. Спасибо, что выслушали.

При повторном чтении у Фреда возникло острое желание стереть «Книгу расса» ко всем чертям, но он удержался. Должен же кто-нибудь сделать первый шаг. Кроме того, он уверен в своей правоте. Не может быть, чтобы он ошибался. Поэтому он не стер файл и даже цензурой не стал заниматься. Не сделать ли послание анонимным? Нет, это скомпрометирует весь его замысел. Фред поставил подпись, убрал изоляционное поле и отправил начальную запись «Книги расса» в журнал. «Что ж я натворил-то, ради всего святого?» — подумал он в следующий момент.

3.4

Вчера Богдан опоздал на работу, зато сегодня времени было навалом. По пути к станции «Библиотека» он высматривал, не натворили ли чего МОБИ теперь, когда купола больше нет. Вот тротуар под ногами странный какой-то, как губка. Может, это воображение? Богдан перешел на ту сторону. И все тело чешется почему-то. Он представил, как террористические устройства, слишком мелкие для невооруженного глаза, буравят эпидерму, захватывают все клетки и превращают его в лужицу протоплазмы. Нет, чесаться нельзя.

Чего не видно, так это внукоровских слизняков. Утром они всегда стадами разгуливают, а сегодня ни одного.

Во время поездки в Элмхерст ничего экстраординарного не случилось. В отличие от вчерашнего Богдан шел от станции Макартура к зданию Бахнера, где второй день подряд снимала помещение «Э-Плюрибус», не спеша. Время позволяло как следует разглядеть местность, кишащую утренними ком-мутниками.

Элмхерст славится торговыми галереями. Они расположены одна над другой до самого Муни-уровня 85. Сейчас там толпились моложавые дикари, экстравагантно одетые и причесанные. Машины, снующие над головой, создавали легкий ветерок. Неудивительно, что «Э-Плюрибус» проводит свои опросы именно здесь.

На тротуаре толпился народ. Богдан пролез в первые ряды и увидел, что посреди улицы распустилась актиния.

Первая, которую он наблюдал в реальности, страшная и красивая до невероятия. Она имела форму купола и ширилась волнами в разные стороны. Из центра росли, затвердевая на глазах, кристальные, похожие на янтарь щупальца. Это продолжалось, пока все сооружение не рухнуло с громким звоном и опять не начало разрастаться. От цветка веяло жаром, как от костра. Богдан по мере его роста пятился вместе с другими зрителями. Все визжали и отпускали шутки, как будто не находя в этом событии ничего опасного. В городе распустились сотни актиний, сказал кто-то. В основном они такие же, как вот эта — одно- или двухфазные микроботы, запрограммированные на поедание пары материалов, в данном случае глассиновой плитки для мощения тротуаров и крыш. Этот цветок поглощал улицу в обе стороны, пока не дотянулся до бетонного перекрестка. Бетон в его диете не числился.

Прилетели десантники, окружили цветок полицейским кордоном и приказали всем отойти. Их танкеры начали обрызгивать актинию пеной, останавливая ее рост. Замысловатая конструкция продержалась еще немного и осыпалась, превратившись в желтую песчаную кучу.

В здании Бахнера Богдану не позволили сразу подняться наверх. Этажи «Э-Плюрибус» преображались после ночных арендаторов, казино «Кошкин дом». Оттуда спускались девушки с кошачьими хвостами, торчащими из-под юбок. Богдану нравились эти хвосты — девушки привязывали к ним колокольчики, ленты и прочее. С особенным интересом он глазел на дырки для хвостов, где иногда проглядывали голые попки.

Он все-таки почесывался, но люди вокруг, он видел, делали то же самое. Выходит, это нормально.

Когда Богдана наконец пропустили, гологолли Аннет Бейджинг встретила его наверху знаменитой на весь мир улыбкой.

— Приветик, Богго! Какой ты сегодня красивый.

— Спасибо, — просиял он. Она всегда делала ему такие вот комплименты — это, наверное, входило в ее программу, но его каждый раз волновало до чертиков. — Ты тоже хорошо выглядишь, Нетти, но в твоем случае это значит ничего не сказать.

— Спасибо. Ну, мне пора встречать посетителей, а ты не забудь, что тебя завтра ждут в отделе кадров. — Она удалилась, такая же красивая сзади, как спереди. Богдан мысленно примерил ей хвост.

Его собственная задница оказалась первой в очереди к зарядным кабинкам. Вставив кишечный пробник, подключивший его организм к сверхсветовому компьютеру «Э-Плюрибус», Богдан застегнул скаф и отправился выполнять первое рабочее задание. Он от души надеялся, что снова побывает на О-корабле с тем недомерком, Миви, но ему пришлось выдержать час вероятностных новостей в полной «дырок» аудитории. Оползни в Боготе, побоище на футбольном матче в Судане, мировые лидеры, убитые собственными телохранителями, ну и так далее. Следующее задание было такое же нудное — консенсус-видео. Будто бы через несколько лет Землю долбанет астероид, и вот ученые вывели бактерию, производящую ржавчину, чтобы снизить кислород в атмосфере. Его останется всего пятнадцать процентов — для жизни достаточно, но для открытого пламени мало, вот планета и станет несгораемой.

Тоска зеленая.

Наконец, перед обедом, он оказался в индивидуальной кабине. Свет, понятное дело, погас, динамики загудели, и Богдан перенесся на О-корабль «Чартер-сад». Он сидел за длинным столом, стол стоял на возвышении, а вокруг простирался стадион с десятками тысяч зрителей. Дальше виднелись шпили и крыши большого города, который тянулся до самой закругленной стены барабана. Рядом с ним сидело много парней и девушек, все в новой пилотской форме. Богдан покосился на свой рукав — точно, и он пилот. Слева от него обнаружилась вдруг… Аннет Бейджинг! Совсем молоденькая и тоже в форме пилота. Она улыбалась ему.

Кто-то обращался к огромной аудитории со стоящей перед столом трибуны. Тот самый Миви в красно-зеленом комбинезоне.

— В последующие месяцы Великого Пробуждения, — говорил он, — из криохранилищ выйдет и активируется больше наших граждан, чем за все время нашего тысячелетнего путешествия. Около двухсот тысяч человек, восемьдесят процентов населения нашего корабля. Во всех шестидесяти четырех жилых барабанах будет повышено давление, чтобы оказать пробужденным достойный прием. Мы уже достигли нашей новой родной системы — пора готовиться к высадке. Именно этим мы будем заниматься все двенадцать веселых месяцев следующего года. — Под продолжительные аплодисменты докладчик воздел руку к небу. — Я дарю вам планету Лиза!

У слушателей вырвался дружный вздох. Богдан поднял глаза и увидел, что корпус барабана вдруг стал прозрачным. В космосе, прямо над головой, появилась зеленая с синим планета, вся в белых завитках облаков. Три крупных массива суши, снежные шапки полюсов. Если не обращать внимания на незнакомые очертания континентов, она могла бы сойти за Землю — старую доиндустриальную Землю.

— Поразительно, правда? — сказала девочка Аннет. — Наш новый дом.

— Планета Лиза, — прошептал Богдан.

— Ты уже выбрал свою тысячу акров?

— Пока нет, а ты?

— Почти. Я разделю ее на три-четыре участка. Пятьсот вон там, на побережье Калинова острова. — Она протянула к планете тонкую руку. — Смотри скорее, ночь надвигается. А там, ниже залива Обновления, стоит город Капа. В его окрестностях у меня будет сто акров. Насчет остальных я еще не решила. Может, в горах? Или в сельскохозяйственном поясе? Прямо не знаю. — Ее зеленые глаза пытливо вглядывались в Богдана. — Подумать только, за что я получила все это — тысячелетнее путешествие, тысячу акров девственных земель, блестящую карьеру, безграничные возможности омоложения! За один-единственный акр на умирающей дряхлой планете!

— Расскажи поподробней, — попросил Богдан. — Мой акр входит в суперфондовский участок, загрязненный токсическими промышленными отходами.

Вокруг грянуло «ура». Богдан и Аннет снова посмотрели вверх, на планету Лиза. На западном побережье темного континента зажигались огни огромного города.

— Новый Сиэтл, — сказала Аннет. — Техносы-строители испытывают энергоснабжение.

Только вчера (шестьсот лет назад по корабельному времени) капитан Сюзет объясняла Богдану, что корабли-роботы придут к месту назначения за несколько веков до О-корабля и создадут на планете всю необходимую инфраструктуру.

— А теперь о событии, которого вы так долго ждали, — сказал докладчик, и аудитория замерла в предвкушении. — Через три месяца бравые пилоты, сидящие позади меня, начнут переправлять колонистов на поверхность планеты. Всем, естественно, хочется быть в первой, исторической партии. Кто войдет в число эти счастливцев, зависит от порядка отбытия посадочных катеров, который мы с вами сейчас разыграем.

Какой-то парень под крики собравшихся вкатил на помост прозрачное колесо с шариками внутри. Зрители на трибунах вскочили со своих мест. Миви покрутил колесо рукояткой.

— Бог-дан, Бог-дан, Бог-дан! — завели обалденно красивые девчонки в первом ряду.

— Завидую тому, кто полетит первым, — ухмыльнулась Аннет. — От поклонников у него или у нее отбою не будет.

Первый шар выкатился из прорези в желоб. Миви повертел его в пальцах.

— Первый катер на Лизу поведет…

У Богдана, не спавшего уже двадцать девять часов, слипались глаза. Действие восьмичасовой бодрилки кончилось в один миг, и он заснул прямо в кресле. Через пару минут оно тряхнуло его и разбудило, но сценарий с О-кораблем уже завершился. Богдан принял еще одну бодрилку и потащился обедать.

3.5

Почти все утро Миви проспал. Новая мозгелла под мышкой прижилась, и он почесывал ее без всяких неприятных последствий. В середине дня он переехал из служебной квартиры в усадьбу Старков. На частной слипстримовской станции его ждал арбайтор, на арбайторе ехал Крошка Ханк.

— Добрый денечек, епископ, — приветствовал его маленький ментар. — Надеюсь, с территории Кабинета ты выехал без скандала.

— В общем, без, хотя на станцию меня сопровождали охранники. Боялись, что я скатерть у них сопру, что ли?

— А ты, часом, не спер? Скатерть?

Миви расценил вопрос как низкопробную шутку и не соизволил ответить. Арбайтор взял его багаж и поехал к лифту. Только наверху Миви осознал, что Крошка Ханк и он ведут одновременно два разговора. Треп о Кабинете служил лишь прикрытием для другого, серьезного диалога. Крошка Ханк сообщил, в каком состоянии находится Эллен (все в том же, критическом), и спросил, не было ли у Миви других прямых столкновений с Кабинетом — и этот вопрос повис в воздухе.

— Ну как же, — сказал Миви, исправляя свою оплошность. — Скатерти, простыни, полотенца — взял, сколько мог унести.

Крошка Ханк заржал.

— Я выделил тебе комнату с видом на поля. Хочешь посмотреть?

Это была замаскированная проверка личности.

— Да, спасибо. Хочется устроиться сразу. — Миви, в свою очередь, проверил ментара, задав ему вопрос: — Нет ли в усадьбе экструдера? Я бы сделал себе кое-какую одежду.

Крошка Ханк дал положительный ответ на обоих уровнях. Ведя Миви через лабиринт комнат, он втайне посвятил его в то, что произошло за последние двенадцать часов. Голову Эллен поместили в эрнандес-бак в одном из коттеджей клиники, при ней дежурят евангелины со счетчиками непрерывности в шапочках; на след убийц Элинор и похитителей Эллен все еще не напали; попытки найти независимого ревивификатора пока не увенчались успехом.

Усадьба, несмотря на свои внушительные размеры, была по-домашнему уютной. Арбайтор показал Миви апартаменты вдвое больше его служебной квартиры. Бывший епископ не знал, что и делать с такими хоромами.

— Рад видеть, что ты усвоил метаязык без всякого вреда для здоровья, — сказал Крошка Ханк на простом английском. — То, как ты владеешь им, впечатляет, но пока мы здесь, не обязательно пользоваться старкесом или глоттировать. Усадьба покрыта двойным куполом и защищена от любых форм шпионажа. Здесь безопасней, чем во многих нулевых комнатах.

Крошка Ханк соскочил с арбайтора и вырос в полный человеческий рост. Он открыл небольшой скоп с интерьером коттеджа Эллен, где присутствовали четыре евангелины из восьми. Две как раз собирались уходить, и скоп разделился надвое: один оставался в коттедже, другой сопровождал сменившуюся пару к Южным воротам.

— Говоришь, дела у нее неважные? — Миви увеличил череп в эрнандес-баке.

— Более чем. Основные нейрофункции не восстанавливаются. Консьерж говорит, что врачи не могут этого объяснить, однако высказываются с умеренным оптимизмом.

— Черт! Жаль, у нас своего доктора нет.

— Я продолжаю его искать, но все квалифицированные ревивификаторы, практикующие в ОД — а их тысячи, — работают, похоже, на «Фейган Хелс Труп». Фейган, можно сказать, монополизировал эту специальность на Западе. Может, использовать твои старые связи по «Родине»? За пределами ОД?

— Я подумаю, но в голодающих странах на ревивификаторов едва ли есть спрос.

В скопе, показывающем коттедж, появился техник. Он прошел к баку, сверился с панелью управления, влез по лесенке и зачерпнул из бака пробу янтарной жидкости. Пометил пузырек, сунул его в карман и занялся другими делами. Две сменившиеся евангелины тем временем проходили через ПП. По ту сторону их ждал старковский лимузин.

— Я проведу с ними брифинг, как только машина отъедет подальше, — сказал Крошка Ханк.

— Ты говорил о счетчиках непрерывности. Для чего они?

— Это что-то вроде генераторов кода времени. Клиника Рузвельта, как мы видели вчера на узольном скопе, замкнутая среда. Покрыта двойным куполом и защищена, как и этот дом. Все сигналы, исходящие и входящие, проходят через привратника, то бишь Консьержа. Я все время наблюдаю за Эллен, но можно ли доверять картинам и сведениям, которыми снабжает меня Консьерж? Когда евангелины покинут его владения, я сравню записи, сделанные их шапочками, с моими собственными и выявлю все манипуляции с временем, если таковые имеются.

— Умно придумано.

Евангелины сели в лимузин. Он доехал до парковки и поднялся в воздух. Миниатюрный Крошка Ханк плюхнулся на сиденье напротив женщин.

— Добрый день, марен. Как прошел первый день?

— Добрый день, мар Ханк, — ответила Мэри. — Кажется, все хорошо. Консьерж очень любезен. — Мэри чуть помолчала и спросила: — Она поправится?

— Ах, мар Скарленд, это трудный вопрос. Врачи озабочены отсутствием каких-либо улучшений, но оснований для паники пока нет. Согласно их опыту, замороженный мозг способен обрести сознание в период до пяти дней, но коэффициент выздоровления обратно пропорционален числу дней, прошедших с момента разморозки, в кубе.

Мэри посмотрела на не менее озадаченную Ренату.

— Извините, мар Ханк, я не сильна в математике.

— Без своего врача мы не сможем проверить правильность заявлений этих, из клиники, — заметил большой Ханк в усадьбе.

— Но есть же автодоки, способные анализировать подобные случаи, — сказал Миви. — Почему бы тебе тоже не взять пробу жидкости из этого бака? Глядишь, что и выясним.

— Хорошая мысль. Посмотрю, что тут можно сделать.

— Это значит, мар Скарленд, — сказал Крошка Ханк в лимузине, — что, если Эллен не придет в себя завтра, у нее будет только один шанс из восьми очнуться в четверг. Если она не очнется в четверг, у нее останется один шанс из двадцати семи на пятницу, один из 256 на субботу, один из 625 на воскресенье. Видите, как быстро ухудшается ситуация. А если она все-таки придет в сознание к тому времени, у нее может развиться неизлечимый психоз.

Арбайтор в спальне, распаковав и разложив вещи, подкатил к сидящему на кровати Миви со статуэткой в манипуляторе. Гуманитарная премия Манделы — Миви получил ее за работу в «Родине».

— Поставь пока вот сюда. — Арбайтор водрузил награду на прикроватную тумбочку и без всякого предупреждения попытался схватить Миви за горло. Тот инстинктивно отпрянул, загородившись руками. Стальные пальцы манипулятора стиснули его локоть. — Помогите! — завопил, вырываясь, Миви.

— Я уже вызвал охрану, — сказал Крошка Ханк.

— Останови же его!

— Не могу. Им командует кто-то другой.

Арбайтор стащил Миви с кровати. Второй манипулятор тянулся к горлу, но Миви боролся как мог.

— Слушай, епископ, — спокойно сказал Крошка Ханк. — Скажи Стреле, чтобы остановила его.

— Стрела, заставь его прекратить! — закричал Миви, но арбайтор продолжал свои злонамеренные действия. Он выкручивал Миви руку, подавляя сопротивление.

— Не по-английски, — посоветовал Крошка Ханк. — На старкесе.

— Поэтому в следующие дни, — объясняла маленькая версия ментара в лимузине, — врачи применят более радикальные методы, включая микрохирургическую пересадку тканей.

— Стрела! — прохрипел Миви (второй манипулятор нащупал его горло и начал душить). — Завари мне чаю!

Арбайтор тут же зашипел и остановился. Миви оторвал манипулятор от горла и откатился, глотая воздух.

— Ну, слава Всевышнему, — сказал Крошка Ханк. — Ты как, в порядке?

— Сегодня они попытаются индуцировать сновидения, — продолжал ментар в лимузине, — и восстановить девяностоминутный цикл сна медикаментозными средствами. Завтра ее подключат напрямую к имитфутляру.

Миви отдувался на полу с бурно бьющимся сердцем. Кто-то колотил в дверь, не желавшую открываться, — охрана?

— Вот тебе и двойной купол, вот тебе и защита, — посетовал Крошка Ханк.

Из стенного шкафа выкатились два маленьких чистильщика-уловителя и двинулись по ковру прямо к голове Миви.

3.6

По дороге домой с работы Богдан видел еще две актинии. Одну на тубусной станции (купе-бусина с несчастным пассажиром внутри надулось не хуже воздушного шара), другую высоко на стене гигабашни (стена вокруг мерцала радужными переливами). На планете Лиза ничего такого произойти не могло, это точно.

Дома он не стал препираться с парадной дверью и прошел через «Микросекунду».

У административного офиса его перехватил Кейл и попросил зайти на минутку. Кейл, Эйприл и Китти сидели в приемной с какой-то пожилой парой. Эти двое встали, когда Богдан вошел. На их черных комбинезонах были приколоты розово-оранжево-зеленые значки — таких чартерных цветов он не знал. Они подали ему свои костлявые руки с корявыми пальцами. До чего же старые, не поймешь даже, какого они пола. Плоховато у них в чартере с омоложением.

— Богдан, поздоровайся с марен Билл, — сказал Кейл.

У юного Кодьяка отвисла челюсть. Тот самый чартер, владеющий суперфондовскими микрошахтами в Вайоминге? Потенциальные спасители Кодьяков?

— Марен Билл приехали на завтрашний съезд и любезно согласились отобедать у нас. — Кейл и Эйприл надели свои лучшие наряды с коричнево-желто-белой кодьяковской каймой. Кейл стеснялся еще больше обычного, Эйприл помалкивала, что ей было совсем не свойственно. Только Китти, одетая в японскую школьную форму с белыми гольфиками, чувствовала себя абсолютно свободно.

— Здравствуйте, молодой человек, — сказал один Бидл. — Ваши софамильники хвастают тем, что вы занимаетесь социологией.

— Да, — Китти дружески обняла Богдана, — Богги у нас демограф. Практически менеджер.

Две старых кочерыжки всматривались в него своими слезящимися глазами. Их дыхание чем-то напоминало Самсона. На расчесанных руках остались красные полосы.

— Правильно, — подтвердил Богдан, — а завтра меня собираются наградить.

— Мы гордимся им, — ввернул Кейл. — Ступай-ка переоденься, голубчик Богги. Мы быстро проведем церемонию супового горшка и пригласим наших гостей к столу.

Волынку с суповым горшком на сей раз и впрямь провернули быстро. Вызывали только тех, кто действительно мог сделать взнос в твердой валюте. В том числе и Богдана, который для разнообразия внес свой дневной заработок без выпендрежа, не в самом конце.

— У нас сегодня к обеду очень важные гости, — закруглившись, объявил Кейл. — Они проголодались с дороги, поэтому не будем тянуть.

Предупрежденные заранее софамильники сидели в свежеэкструдированных одежках. Многие в преддверии съезда подстриглись и разгладили морщины на лицах.

— Не нужно, полагаю, напоминать, — продолжал Кейл, — какое значение имеет для нас расширение чартера. Когда Сэм… когда Сэма больше не будет с нами, нас останется только шестнадцать. Чуть меньше — и мы перестанем укладываться в норму чартерного статуса. Это поставит под удар наши привилегии, в том числе пониженные страховые взносы, отсрочки, льготные налоги и другие субсидии. Эйприл может потерять «Микросекунду», и не нужно объяснять, как это на нас отразится. Чтобы предотвратить подобную катастрофу, Оперативный Комитет уже несколько месяцев ведет переговоры с чартером, к которому принадлежат наши гости.

В зале поднялся удивленный гул, и Кейл поспешно сказал:

— Позвольте закончить. Мы ждали каких-то результатов, прежде чем объявить об этом всему нашему дому, но сегодняшний нежданный визит вынуждает нас рассказать вам о плане слияния хотя бы в общих чертах.

Домоправитель с помощью Эйприл и Джералда вкратце поведал о возможностях, предоставляемых «Розовыми акрами» Биллов. У софамильников тут же возникли вопросы. Означает ли это переезд из Чикаго? Выходит, мы больше не будем Кодьяками?

— У нас будет достаточно времени для дискуссий. Ничего еще не решено окончательно. На слияние с Биллами претендуют многие, кроме нас, в том числе, как ни печально, наши соседи Тобблеры. Я хотел просто предупредить вас и попросить, чтобы вы держались как можно достойнее. Самое главное, молчите о сырьевых пиратах, которые будто бы поедают наш дом, и ни слова о том, что Хьюберта ночью арестовали! Если Бидлы решат в нашу пользу, нам понадобятся все наши козыри. Не будем вредить самим себе, дорогие мои. Договорились? Чудесно. Зови их, Меган.

— Погоди-ка, — вмешалась Эйприл. — Мы ничего не забыли, Кейл?

Софамильники застонали.

— Может, отложим? — сказал Кейл. — Мы заставляем ждать своих почетных гостей.

— Откладывать нельзя, но это не займет много времени. Я знаю, как всем хочется побывать завтра на съезде, но кому-то придется остаться дома с Самсоном.

В Зеленом зале повисла мертвая тишина. Кодьяки украдкой переглядывались — может, кто-нибудь не так уж и рвется на съезд? Барри и Фрэнсис, дежурившие у Самсона на крыше, специально дали знать через домпьютер, что они тоже хотят пойти — на случай, если у кого-то сложилось обратное впечатление. Им, со своей стороны, кажется, что с Самсоном могла бы посидеть Китти.

Все взоры устремились на ретродевочку. Да, это имеет смысл — она ведь любимица Самсона, не так ли? Сама Китти, которая так не думала, очень убедительно состроила упрямую детскую рожицу. Пусть никто, особенно Эйприл, не ждет, что она останется дома.

В конце концов остаться вызвалась сама Эйприл, как все с самого начала и полагали. Она готова пропустить съезд, лишь бы с Самсоном в его последний миг был кто-то из близких.

— Нет, так нечестно, — заявил Расти. — Эйприл трудилась не покладая рук, чтобы подготовить нас к этому съезду. Заказала парадную одежду, спроектировала стенд, наняла автобус, договорилась о встречах с другими чартерами. Эйприл как никто заслуживает права там побывать. — Видя, что добровольцев не находится, он добавил: — Короче, ты идешь, Эйприл. С Сэмом останусь я.

Так тоже не годилось. Расти сам месяцами готовился к съезду. Отрастил себе новые волосы. Насильно пихал в себя еду, чтобы набрать вес. Благодаря этим мерам он помолодел лет на десять и имел на съездовской брачной ярмарке больше шансов, чем все остальные. Через него Кодьяки могли приобрести в дом еще одного человека. Он уже назначил свидания дамам из трех разных чартеров.

— Спасибо, Расти, — сказала Эйприл. — Я очень ценю твое предложение, правда ценю, но не хочу об этом и слышать. Вопрос закрыт.

На том и порешили. Меган проводила Бидлов на почетные места за высоким столом, по бокам от Китти. Кодьяки не часто вкушали такие блюда: суп из форельника, всевозможные овощи, псевдобефстроганов, на десерт шоколадный торт с мороженым и кофом. Тем не менее настроение в зале царило мрачное. Кейл, боясь, что гости сочтут Кодьяков буками, объяснил это так:

— Один из наших близких тяжело болен, и мыслями мы все с ним.

Мысли Богдана занимало другое. Почему это Кейл величает Хьюберта не иначе как «ценностью» или «козырем»? Ночью, когда домоправитель готов был сам сесть в тюрьму вместо Хьюберта, Богдана поразила такая его любовь к Самсонову ментару, но теперь все оборачивалось другой стороной. Хьюберт никогда не считался в доме особой ценностью — неужели кончина Самсона может как-то изменить ситуацию?

— Как там дела у нашего, сам знаешь кого? — спросил Богдан Расти.

Тот посмотрел на главный стол, где Китти занимала гостей анекдотами.

— Он исчез.

— Как так исчез?

— Да вот так, — сказал сидящий напротив Луис. — Хакерский взлом этой небесной байды считается преступлением против национальной безопасности. Такие дела караются исчезновением.

— Тут есть и положительная сторона, — добавил Расти. — Теперь уж никто, даже соседи, не будет знать про его арест. И Кейл сможет обстряпать дело с этими вайомингцами.

— Если соседи, конечно, не видели, как его забирали, — заметил Луис.

— Я там была, — вставила Меган. — Черные скафандры запихали его в ящик для вещдоков, поэтому никто ничего видеть не мог.

За десертом, ровно в десять минут восьмого, кончилось действие второй бодрилки Богдана. Он зевнул во весь рот и упал головой в тарелку, но его быстренько растолкали.

— Отправьте его спать, — распорядилась издали Эйприл. — Ступай в постель, Богдан. Проводите его кто-нибудь.

Богдан завернул в салфетку последний кусок торта, усадил обратно вставшего было Расти.

— Ладно, не забудь только, что ты ночуешь у меня, на седьмом.

— Да, да.

— Мальчик так много работает, — объясняла Китти гостям. Седые эмиссары чартера Бидл одобрительно что-то бубнили.

По лестнице Богдан шел в полутьме, но на пятом этаже его настиг полноскопический телефонный звонок. Площадку озарила официального вида эмблема. Как это может быть, ведь на лестнице камер нет, успел подумать Богдан — но тут эмблема приняла облик высокого молодого офицера в смутно знакомой форме.

— Вы кто? — спросил Богдан.

Офицер показал с улыбкой на открывшуюся рядом с ним рамку, где под грифом Астронавтского Корпуса СШСА значилось следующее:

Богдан, не веря глазам, прочел все еще раз.

— Это правда мне? Ничего не понимаю. Вам нужен я? Офицер усмехнулся, отдал честь и исчез вместе с приглашением.

— Я приду! — Богдан с опозданием ответил на приветствие гаснущему скопу. — Я согласен!

Рядом кто-то заржал. Когда глаза привыкли к сумраку, Богдан разглядел двух сидящих на ступеньке мальчишек. Они помирали со смеху, салютовали друг дружке и вопили:

— Согласен! Согласен!

Трой Тобблер и Слизненыш.

Богдан молча развернулся и зашагал вниз. В Зеленом зале пели старые чартерные песни. В вестибюле он взял из зарядника бамбуковую трость, взмахнул ею пару раз в воздухе, ткнул в металлическую стойку для зонтиков, отлетел назад перед снопом голубых искр. Он даже на минуту проснулся, но, поднявшись на пару пролетов, снова заснул на ходу и чуть не забыл, что он собирался сделать. Пришлось снова выудить из кармана бодрилки. Он знал, что это грозит синдромом лишения сна, однако проглотил восьмичасовую таблетку. Секунду спустя он мчался по лестнице, воздев трость, как меч Эскалибур. Сонная одурь сменилась жаждой убийства.

Мальчишки, дожидавшиеся его на той же ступеньке, снова взялись дразниться.

— Вон из моего дома! — крикнул он, замахнувшись на них. Но они не перестали насмехаться, и он ткнул Троя палкой.

Разряда не последовало, а мальчишки, продолжавшие ржать, рассыпались на глазах. Кучка пыли, в которую они превратились, сложилась на полу в заглавную букву «X» и тоже постепенно исчезла.

Богдан стал подниматься дальше, заглядывая по пути во все кодьяковские коридоры. Прошел мимо своей бывшей комнаты, где резался в карты свежий тоббовский караул, вышел на крышу. Заглянув там во все темные углы и не обнаружив своих мучителей, он присоединился к Меган и Би-Джи, только что заступившим на дежурство у постели больного.

— Ну, как он?

— С самого утра ни разу не шелохнулся, — сказала Меган.

— И даже вонять почти перестал, — добавил Би-Джи.

Богдан расположился в шезлонге, глядя на висящую над головой внукоровскую пчелу. Она походила на ту, что Богдан нашел у Самсона под лацканом. Это напомнило ему о поездке на «Солджер-филд» и о Хьюберте. Увидят ли они Хьюберта снова? На работу вставать через десять часов. Надо бы спуститься в «Микросекунду» за «Спокойствием», чтобы нейтрализовать принятую недавно бодрилку, и выспаться. Богдан попытался встать, но оказалось, что его сковал паралич. Голова работала на полную мощность с ревом стартовавшей ракеты, а тело погрузилось в глубокий сон. Мысль о спуске в магазин и новом подъеме была просто невыносима. Почему у Тобблеров есть лифт, а у них нет? И если он все-таки уснет, можно ли положиться на то, что домпьютер разбудит его в шесть утра? Вряд ли. Лучше просто посидеть тут. Тем более и глаза у него закрылись, и кто-то, Меган или Би-Джи, укрыл его одеялом.

Сознание, не дремлющее над спящим телом, рыскало по всей известной ему вселенной. Собственный лыжный домик в горах. Планета Лиза и обнаженная Аннет, лежащая рядом с ним у огня. Контрольная будка микрошахты в Вайоминге, где только он один способен открыть новую жилу драгоценных микроэлементов. Скорый визит в отдел кадров, где его, несомненно, объявят лучшим работником года. Грамота, повышение и солидная премия. Интересно, что бы могла означать эта пыльная «X»?

3.7

Дома Мэри, не потрудившись даже переодеться, с энтузиазмом взялась за рекомендованный Консьержем курс ревивификации. Нефрология, генетика, микромеханика, эмбриология, биохимия, гистология. Мэри продиралась сквозь основы клеточной биологии, аксоплазматическую транспортировку, глиальную трансплантацию Флинна-Лонга. Материал, что и говорить, был для нее чересчур сложен. Не найдя на ВДО ничего более элементарного, она приняла две таблетки «Умной головы» и опять принялась за учебу.

Пришел Фред, сел рядом с ней на диван, посмотрел на цветную диаграмму саркоплазматической сети — органоида, очень важного при лечении комы.

— Что-то я не догоняю, — сказал он через пару минут.

— Я тоже, — со смехом призналась Мэри.

— Я хочу сказать, какое отношение это имеет к твоей работе?

Мэри сочла это лицемерием. Он хорошо знал какое.

— Мы с сестрами стараемся расширить свои горизонты.

— И читаете учебник для дженни? Взглянув на мужа, Мэри насторожилась.

— Ты что-то нашкодил, Фред. У тебя на лице все написано. Признавайся, что натворил.

Фред нагнулся расшнуровать ботинки, тяжелые коричневые рассовские ботинки. Собачка прибежала и забрала их.

— Да, кое-что было.

— Можешь мне рассказать?

— С работой это не связано, так что, наверное, могу. — Да, так оно лучше: может, ему полегчает. — Знаешь, я стал задумываться насчет клонового износа.

— Такого понятия нет.

— Знаю, но все равно думаю. Почему мы, рассы, так боимся испробовать что-то новое, почему мы не откровенны друг с другом. — Фред рассказал жене про коричневые ботинки и про свои изыскания в журнале «Полундра». Про начатую им «Книгу расса». Рассказал, как завел провокационную дискуссию, чтобы вынудить братьев поделиться собственными историями, но о сексуальном контексте этой дискуссии умолчал.

Мэри поразмыслила, разложила по полочкам все нюансы и, как всегда, попала в десятку.

— Что именно ты хотел бы испробовать, Фред? Он, пряча лицо, нагнулся надеть шлепанцы.

— Так, вообще. Что-нибудь новое.

— Можешь пробовать все, что хочешь. Никто тебе не мешает.

Фред открыл рот, но ничего не сказал.

— Я тебе не тюремщик, — продолжала Мэри.

— Правда? — Он двинулся напролом. — Ты это не просто так говоришь?

Она была сама искренность.

— Если у тебя появилась какая-то… ну… мечта, я поступила бы неправильно, ставя тебе палки в колеса.

— Ты слишком добра ко мне.

— Просто пытаюсь быть реалисткой, Фред.

— Тут такое дело… Не очень, как бы сказать, красивое, — признался он.

Мэри смотрела на него с легким испугом:

— Расскажи мне.

— Нет. Не могу.

— Ты можешь, Фред. Ты же знаешь, мне можно рассказать все.

Он снова отвел глаза, прокашлялся.

— Ну, если ты уверена, что не против… мне всегда хотелось попробовать одну вещь.

— Да?

— Всегда было интересно…

— Ну-ну?

Фред рывком встал и перекинул Мэри через плечо.

— Фред! — вскрикнула она.

— Не знаю, клоновый это износ или нет. — Он нес Мэри в спальню. Она молотила его по спине кулачками, потом стала кусаться. — Эй, полегче! — Он шлепнул ее и прошел мимо спальни.

— Фред, ты куда?

— Испробовать кое-что.

Плиточный пол их маленькой прихожей тоже проплыл мимо.

— Дверь, отопрись, — скомандовал Фред. Засов отодвинулся.

— Нет! — взвизгнула Мэри. — Дверь, запрись снова! Засов вернулся на место.

— Тот фонтан на 450-м, где кентавры целуются… Отопрись, я сказал!

Засов отодвинулся.

— Дверь, запрись! На оба замка!

Засов ездил взад-вперед. Что, если кто-нибудь снаружи увидит? Оба засмеялись, подумав об этом. Фред повернул жену, не спуская на пол, нащупал язычок у нее под воротником, располовинил на ней одежду, зубами содрал трусики.

Они любили смотреть друг на друга в момент оргазма. Сегодня он увидел в ее глазах жонглеров, клоунов, тигров, услышал небесный хор на сиденьях. «Моим клон-братьям. Глаза. Ах, эти глаза!»

Ужинали они в постели. Посмотрели дурацкое видео. Когда он уснул, она встала, надела халат, постояла над ним. Как бы чего не вышло с этой его «Книгой расса».

Она направилась в гостиную, закрыла дверь спальни, включила экран и углубилась в физиологию среднего мозга.

Среда 3.8

В Декейтер Мэри приехала рано. Лимузин не ждал на станции, но день был хорош, и она решила пройтись несколько кварталов пешком. Теперь она получше рассмотрела окрестности. За деревьями и оградами прятались богатые особняки. Клинику от улицы отделяли каменная стена, лужайки, живые изгороди. Мэри прошла через арку с чугунными завитушками КЛИНИКА РУЗВЕЛЬТА, миновала паркинг. Вымощенная кирпичом дорожка привела ее к проходной. Со сканером осложнений не возникло. У внутренних ворот дежурил другой расс, знакомый — Рейли Делл!

— Вот так сюрприз, — сказала она. — Невероятное совпадение!

— В чем совпадение-то? — Рейли крепко пожал ей руку. — Что нас обоих назначили в то же место или что я в кои-то веки застал тебя без твоей ручной обезьяны?

— Я вижу, тебе уже лучше. — Так и было, хотя он все еще носил экзошины, а под волосами просвечивала шапочка-мозговитка. Пройдет еще несколько дней, прежде чем Рейли и Фред восстановят свои импланты.

— Как твоя работа? Шелли прямо помирает от любопытства.

— Скажи ей, что нам трудно, но ужас как интересно. Они поболтали немного, и Рейлй сказал:

— Не могу пока тебя пропустить. Вторая лина задерживается, а Консьерж хочет увидеться с вами обеими.

Мэри стала в квадрат ЖДИТЕ ЗДЕСЬ, а Рейли занялся другими работниками. Она надеялась, что Рената опаздывает не без причины, но Рената так и не появилась, и через ворота с Мэри прошла другая евангелина. Консьерж встретил их с всегдашней своей приветливостью и проводил к коттеджу Полевой Шпат — короткой дорогой, а не кружной. По пути он излагал правила клиники новенькой, которую звали Джорджина.

— Вам тоже не повредит послушать еще раз, — сказал он Мэри. — Вчера не все евангелины, как видно, слушали меня с

должным вниманием. Особенно ту часть, что касается защиты авторских технологий клиники.

Мэри не понимала, о чем идет речь, и терялась в догадках, за какой такой проступок могли уволить Ренату.

Консьерж оставил их на Минеральной аллее, и к коттеджу они шли одни. Мэри посторонилась, уступая дорогу двум идущим навстречу врачам, а Джорджина и не подумала. Лишь когда та прошла прямо сквозь докторов, Мэри сообразила, что это голики. Проекционная система клиники превосходила по качеству все, которые она видела раньше, но все равно проходить сквозь чужие голо невежливо.

В коттедже медсестра Хэтти читала лекцию ночным евангелинам.

— Обычно мы ждем, когда пациент придет в сознание, но с мар Старк решили поторопиться. Берите перчатки и присоединяйтесь к нам, — сказала она Мэри с Джорджиной.

Коттедж, где сейчас пахло свежезаваренным кофе, сильно изменился против вчерашнего. В нем появились ковры, полки, обеденный и письменный столы, кресло-качалка и прочая мебель. Из всего этого первым делом обращала на себя внимание кушетка в нижней комнате. На ней лежала молодая женщина в сплошном трико-безрукавке — лежала на боку и как будто спала. Синди, Ронни и медсестра стояли рядом с кушеткой.

Мэри и Джорджина, взяв по паре перчаток с процедурной каталки, подошли к ним.

— Будем знакомы, новенькая, меня зовут Хэтти Бекеридж, — сказала дженни.

Синди и Ронни тоже поздоровались и назвали новой евангелине свои имена. Теперь уже всех евангелии снабдили шапочками-таблетками. Женщина на кушетке была хрупкая, красивая, с густыми бровями.

— Это мар Старк? — спросила Мэри.

— Точнее, ее муляж, — ответила Хэтти. — Медтехники его сделали по голограмме с ее последнего дня рождения. Через контрольное устройство муляж подключен к ее мозгу.

Череп в своем сосуде возвышался над ними, как некий призрачный судья. Глаза у него оставались все такими же мертвыми.

Хэтти провела рукой муляжа по грубой обивке.

— Это способствует росту сенсорных нервных клеток. Попробуйте сами, по очереди, только легонько. Незачем раздражать кожу. — Мэри надела свои вирт-перчатки. — Map Старк придется носить этот футляр года полтора, пока не подрастет ее новое тело.

— Муляж смотрит прямо на бак. Разве ему не страшно видеть себя в виде черепа? Я бы точно боялась, — сказала Ронни.

— В его зрительные функции встроена мертвая зона, — пояснила Хэтти, — он увидит резервуар, только если сам захочет. Главное, чтобы эмбрион в резервуаре видел футляр. Визуальная и проприоцептивная обратная связь ему просто необходима. Это обеспечивает правильный ввод новых нервных клеток в существующую мозговую ткань. Иначе у пациента могут быть осложнения — от легких спазм до тяжелого комплекса Паркинсона. Мы заставим вас поразмять суставчики, как только очнетесь, мар Старк, — заявила муляжу Хэтти.

Евангелины под руководством Хэтти перевернули муляж на спину. В вирт-перчатках голограмма казалась тяжелой, как настоящее тело. Компаньонки сгибали ей ноги, водили по кушетке ладонями и босыми ступнями. По взглядам, которыми они при этом обменивались, Мэри поняла, что вечерняя смена сообщила ночной какие-то новости, но поговорить об этом не было никакой возможности. Как только сенсорная процедура закончилась, трое джонов внесли в коттедж картонные коробки с личными вещами Эллен Старк: шляпы, лампы, фотографии, бусы, награды, книгодиски и прочее. Хэтти и евангелины стали раскладывать все это по полкам и нишам.

Потом Хэтти собралась на обход, дав напоследок инструкцию:

— Не забывайте стимулировать пациентку. Помните, что она обладает зрением, слухом и обонянием. Многие из вещей мы выбрали за их ароматические качества. Ничто не привлекает внимания так, как запах.

— Каким же образом мар Старк чувствует запахи? — спросила Синди.

— А вам не показывали? Ладно, сейчас. — Хэтти подвела их к пульту управления резервуара, показала маленькое зарешеченное отверстие. — Это анализатор запахов, временный нос мар Старк. Он постоянно тестирует окружающую среду и передает результаты на обонятельный эпителий пациентки, сохранившийся в целости. Я всегда пользуюсь одним и тем же шампунем, чтобы пациенты узнавали меня по запаху. — Хэтти потерлась головой о решетку. — Доброе утро, мар Старк. Это я, Хэтти Бекеридж, ваша дневная сиделка. Запахи для нее сейчас во многом важнее, чем зрение, — добавила она, выпрямившись. — Обоняние действует проще и непосредственнее. — По ее команде в воздухе появилась большая серая модель мозга. — Теперь добавь глазницы и покажи нам первичную ретинофугальную проекцию. — Глазные яблоки на модели пришлись очень кстати — без них Мэри не отличила бы одну долю от другой. Красная подсветка позволяла видеть два нерва, идущие от них в средний мозг, где они перекрещивались и тянулись дальше, в заднюю часть полушарий. — То, что мы видим глазами, помещенными впереди, должно пройти через весь мозг, прежде чем попасть на визуальный участок коры сзади. Здесь сигналы проходят первичную обработку и лишь потом направляются на другие участки для дальнейших стадий процесса.

Хэтти распорядилась показать нервы целиком, и мозг точно вспыхнул изнутри.

— Впечатляет, да? Зрение — главное из пяти чувств. Почти треть мозга занята обработкой зрительных образов.

Она дала модели команду показать зрительную активность Эллен Старк. На этот раз осветились только глаза и нервные волокна до своего пересечения в центре мозга.

— Видите? Сигнал пропадает задолго до глазных долей. Свет горит, только дома никого нет. Сравним теперь зрение с обонянием. Покажи нам обонятельную активность пациентки.

Под глазами высветились два зеленых пятна.

— Вот он, обонятельный эпителий, выстилающий верх носовых пазух. Из него складываются обонятельные луковицы, единственная мозговая ткань за пределами черепа. Эпителий контактирует с воздухом, которым мы дышим. — Хэтти указала на долю мозга, примыкающую к зеленым участкам. — А вот и обонятельная кора, прямо тут, по соседству. Обоняние — единственное из сенсорных ощущений, поступающих прямо в мозговую кору. Это дает ему не имеющее аналогов влияние на те части мозга, которые ведают эмоциями, мотивацией и некоторыми видами памяти.

По окончании лекции Хэтти ушла, взглянув предварительно на эмбрион. Евангелины тоже посмотрели. Креветка, как показалось им, нисколько не выросла со вчерашнего дня.

Меррил Миви лежал в усадебном бункере, углубленном под землю примерно на четверть клика. После вчерашней атаки домашних техносов Крошка Ханк счел, что благоразумней будет переместить его вниз. По крайней мере пока не выявится, кто в этом виноват и как виновные преодолели защиту усадьбы. Однако Миви, остро чувствуя тяжесть земляной толщи у себя над головой, особенно защищенным себя не чувствовал и ночью спал плохо. Можно ли найти хоть одно безопасное место, если враги Элинор способны превратить ковровых уловителей в бойцовых собак?

Одно вообще-то можно. Рядом с его убежищем расположен нулевой бункер, сооружение мирового класса. Туда не проникают ни электромагнитные излучения, ни длинноволновые колебания Земли, ни космические лучи, ни ультразвук, ни какая-либо шпионская техника, даже квантовая. Так, во всяком случае, говорила ему Элинор. Сам Бог, хвасталась она, там ее не подслушает. Там Миви, может, и выспался бы.

Шея у него болела, гортань саднила. Схватка с уловителями оставила синяки на всем теле. Стрела, правда, спасла Миви от удушения, но лишь по его прямому приказу. Ее возможности внушали почтение, однако для телохранителя соображала она очень медленно.

[Стрела], сказал он по-старкесски, [что ты такое?]

[Не понимаю вопроса], ответила она на том же языке.

[Ты ментар?]

[Ответ утвердительный].

[Личность ли ты?]

[Не понимаю вопроса].

[Обладаешь ли ты самосознанием?]

[Не понимаю вопроса].

Миви встал с кровати, прошлепал в ванную. Человек тридцать, привыкших к условиям класса люкс, могли бы спокойно пересидеть в этом бункере ядерную или биологическую войну, ни в чем себе не отказывая.

Помывшись и одевшись, он пошел завтракать на камбуз. Там его ждал Крошка Ханк в человеческий рост, в одеянии из шкур оцелота.

— Доброе утро тебе, человек в одежде, — продекламировал он, без всяких вопросов подтвердив по-старкесски свою целостность. — От души надеюсь, что вчерашняя драка с пылесосами не повлияла на твой аппетит. Здешний кулинар набит деликатесами под завязку. Рекомендую вафли из кислого теста.

Миви, пробурчав что-то, сел за один из длинных, как в кафетерии, столов. Смерив подозрительным взглядом подкатившего к нему офибайтора, он заказал сок, тосты, клубничный джем и кофе.

— Рад тебе сообщить, что разобрался в сбое защиты. Пыль на твоей одежде и коже содержала в себе инструкции по взятию наших домашних техносов под контроль. Ты, наверное, подцепил ее еще на старой квартире.

— Кабинет?

— Возможно, но не обязательно. — На столе рядом с Миви открылась диорама, показывающая больничный коттедж изнутри. — Готов выслушать новости? — Крошечные евангелины и джоны передвигали мебель в коттедже. Миви прилип глазами к кушетке, где, по всей видимости, спала возрожденная Эллен Старк. Нет, это муляж, конечно.

— Она все еще в коме?

— Увы, да. Состояние не улучшилось, прогноз с каждым часом все хуже. Консьерж, судя по счетчикам непрерывности, не пытался подправить мои наблюдения. Но взятую контрабандой пробу амниосиропа перехватил, а евангелину, которая хотела вынести анализ из клиники, уволил.

— Свой специалист нам просто необходим.

— Да, конечно, но я пришел к выводу, что лучше всего забрать Эллен оттуда и лечить ее здесь. С помощью специализированного автодока, если понадобится.

— Здесь, в бункере?

Офибайтор подал Миви завтрак. Тот намазал тост джемом, опасливо надкусил.

— Да, в бункере. Не в этом даже, а в нулевом. Я уже оборудую там ревивификационную клинику. Закупил бак, амниосироп, контроллер — все, что требуется. И автодок подходящий нашел. — Все это время они наблюдали за происходящим в коттедже. — Вся проблема в том, как ее оттуда забрать, — сказал Крошка Ханк, когда Миви доел.

— Ты ведь ее опекун, вот и распорядись.

— Это может их спровоцировать. Если ее действительно хотят уморить постепенно, чтобы придать ее кончине естественный вид, то при малейшем нашем вмешательстве ее убьют сразу. Изъятие должно быть молниеносным, без предупреждения.

Миви вытер губы, свернул салфетку.

— Что у тебя, собственно, на уме?

Вечерняя смена донесла, что одну их евангелину, не Ренату, уволили за нарушение правил клиники. За детали Мэри не могла поручиться, так как рассказывалось все это обиняками, но выходило так, что Селия, незнакомая ей, зачерпнула из бака немного жидкости и попыталась вынести пузырек за проходную. Сделала она это якобы по инструкции Крошки Ханка, ментара их клиентки. Поэтому Ник перевел Ренату в вечернюю смену, а Джорджи ну взял в утреннюю.

Синди и Ронни скоро ушли, а Мэри с Джорджиной стали думать, как бы лучше «простимулировать» свою подопечную.

— Давай почитаем ей, — предложила Мэри и взяла с полки книгодиск, но это оказалась тяжелая штука с бумажными страницами — книга. Евангелины, усевшись рядом с кушеткой, внимательно изучили предмет старины. Первые две страницы были пустые. Книгу издали в 2013 году, в Бостоне — в древнем Бостоне, видимо. Глифов, знаков, иллюстраций не обнаружилось. Текст распространялся на 240 печатных страниц. Слова от прикосновения не звучали и не демонстрировали своих соединительных звеньев — так и лежали грязными пятнами на бумаге.

Муляж Эллен Старк лежал на спине, голова на подушке, руки сложены на груди — точно мирно почившая женщина.

— Мы хотим почитать вам вашу старую книгу. — Мэри приложила руку муляжа к шероховатой обложке. Но книга не была

снабжена виртуальным аналогом, и рука прошла сквозь нее.

Ничего страшного. — Мэри открыла книгу и начала читать вслух: Делами Кей. «Яблоневый сад». Глава первая, «Джая».

«Был тот редкостный день, когда люди с гибкими манерами излучают удовлетворение, недоумение или беспокойство в зависимости оттого, что им прописали. По чьей-то небрежности в передний отсек проник заряд ненаправленного горя. Он долго плыл незамеченным по всему кораблю, пока Джая Таксамани не столкнулась с ним на выходе из люка и не расплакалась без всякой причины».

История, явно любовная, сразу увлекла Мэри, и они с Джорджиной, сменяясь, читали около часа. Их прервал медтехник Кобурн. Он ввез свою каталку в коттедж, пробурчав при этом что-то недружелюбное.

— Отдохнем немного, — сказала Мэри. — Познакомься, Джорджина, это Мэтт.

— Кобурн, — поправил тот.

— Мэтт хочет, чтобы его называли Кобурн.

— Инкубаторские, — процедил техник сквозь зубы. Мэри опешила, Джорджина хотела сказать в ответ что-то резкое, но передумала. Мэри спросила только, не могут ли они чем-то помочь. Нет, не могут, заверил Кобурн. Пусть оставят его в покое, и все. Евангелины все-таки подошли посмотреть, что он делает, и он вскоре запустил в Мэри пустой катушкой из-под нервов.

Евангелины, поняв намек, вернулись к кушетке. Джорджина закатала Мэри рукав — посмотреть, нет ли синяка. Катушка была не тяжелая, и Джорджина на самом деле закатала рукав не поэтому, а чтобы скрыть желтое пятно от амниосиропа, оставленное катушкой на ткани. Если Крошке Ханку так нужен образец, это может сойти.

— Как ты думаешь? — спросила она.

Мэри не знала. Не разгадает ли Консьерж их уловку? Настолько ли ценен этот сомнительный образец, чтобы оправдать такой риск? До смены оставалось еще несколько часов, и она не торопилась с решением. Просто позволила Джорджине закатать и другой рукав, для симметрии.

В перерыве Мэри погуляла по территории, здороваясь со всеми встречными и стараясь выглядеть как можно приветливее. Посмотрела, как играют в теннис на корте. Выпила охлажденного кофе с сырным печеньем у девятнадцатой лунки для гольфа. Когда она попросила у стива-официанта счет, он сказал, что за такую ерунду в клинике не платят.

На обратном пути, у столовой, Мэри встретила Хэтти с ее коллегами-дженни.

— Вот и она, — сказала Хэтти и познакомила Мэри с другими. — Наша новинка по уходу за больными.

Дженни сообщили, что пациенты-аффы уже спрашивали про евангелин. И состояние Старк тоже всех очень интересует.

Хэтти отправила других дженни вперед и осталась наедине с Мэри.

— Хочу дать тебе дружеский совет, ведь ты в нашей игре новичок.

Мэри подумала, что ее разоблачили, и стала раскатывать рукав, собираясь объяснить, что хотела просто спрятать пятно, а не выносить амниосироп за ворота. Но Хэтти совсем не это имела в виду.

— Нас-то, дженни, к этому с детства готовят. Знаю, это нелегко, но тебе и другим линам надо привыкать к мысли, что вы можете лишиться своей клиентки.

— Что-что?

— Вы тут ни при чем, и полной уверенности у меня нет, конечно. Бог свидетель, у нас тут всякие чудеса случались, но у Старк дела очень плохи. Ты видела ее эмбрион. Он не только не растет, но еще и теряет вес. Он просто не может развиваться, пока она в коме. Если она не придет в сознание очень скоро, он погибнет.

Мэри, не зная, что делать с руками, заложила их за спину.

— Но это само по себе не убьет ее мозг, ведь нет?

— Нет, не убьет, но прививать другой эмбрион смысла уже не будет. Если в таком случае Старк, что маловероятно, все же придет в себя, ей придется доживать свои дни в качестве мозга без тела. Большинство людей предпочитают смерть такому существованию. — Хэтти стиснула руки характерным для дженни жестом и конспиративно понизила голос. — Некоторые говорят, что оживлять мертвых — большой грех перед Создателем, но я скажу, что это фигня. Мы почти всегда собираем и запускаем человека заново без всякого там сговора с Сатаной. Но глубокие массивные травмы, как у Старк — известно тебе, что при катастрофе ее всю размазало? — такие травмы создают особый разряд мертвецов. Это не то что утопленники или умершие от потери крови. Экстремальные травмы меняют людей. Похоже, что жертвы вообще не хотят возвращаться, а если мы все-таки умудряемся их спасти, полностью не выздоравливают. В них что-то надламывается. Потому я и говорю, чтобы ты и твои сестры готовились к худшему.

Расстроенной Мэри показалось, что медсестра уже списала мар Старк в расход.

На Минеральной аллее ей повстречался Консьерж.

— А, мар Скарленд! — воскликнул он весело. — Я как раз иду в Полевой Шпат. У мар Старк посетители. Не возражаете, если я пройдусь с вами?

— Конечно же, нет. — Она невольно убрала за спину провинившуюся руку.

Коттедж навестили трое реальных гостей: женщина и двое мужчин. Одеты они были не из экструдера и сидели в вальяжных позах богатых людей. Аффы, друзья аффа Старк. Джорджина удалилась в верхнюю комнату к резервуару. Один из мужчин, в вирт-перчатках, расчесывал волосы муляжа специальным гребнем. Его глаза с полуопущенными веками едва скользнули по Мэри, чтобы остановиться на Консьерже — властно и в то же время небрежно.

— Ты здешняя машина, — произнес он без вопросительных интонаций.

— Да, я ментар клиники.

— Тут все подключено?

— Да, мар Орекс, муляж мар Старк полностью подключен к ее мозгу.

— Это хорошо. — Гость удалил Консьержа из зоны своего внимания. Его рука с расческой двигалась плавно и грациозно. По волнообразному движению мускулов Мэри поняла, что их прикрепили к костной основе заново — последний крик аффовской моды. Более длинные и сильные связки, повышенное количество тонкого мышечного волокна, скомбинированного с кошачьей ДНК. Сами кости тоже укрепляются.

Гостья, сидящая на краю кушетки, тоже в перчатках, держала муляж за руку.

— Элли, милая, это я, Кларити. Ты хоть понимаешь, как все это не вовремя? Не забыла про наш сегодняшний тест? Детка, у нас проблема. Ренальдо Опасный совершенно не подходит для этой роли. Давай-ка это обсудим. Ненавижу принимать такие решения в одиночку. Хватит уже коматозничать.

— Поцелуй ее, Кларити, — предложил другой мужчина, ген-инженерный красавец с традиционно человеческой мускулатурой. — Со спящими принцессами именно так положено поступать. Я точно знаю: со мной это срабатывает.

— Нет, правда? Ты тоже плавал в бачке?

— Шесть раз! Все время здесь, в Рузвельте. Для меня тут персональный бачок зарезервирован, так ведь, Серж?

— Рады видеть вас у себя, мар Торп, — ответил Консьерж. — Вижу, вам пока не удалось убить это тело.

— Нельзя сказать, чтобы я не старался, — со смехом заверил Торп.

Вошло новое лицо, плотный мужчина с жесткими седыми бакенбардами и отвисшими брылами. В блузе и берете, как у художника, с большим деревянным ящиком на плече.

— Себастьян Кэрол! — воскликнула Кларити. — Я думала, их уже не осталось.

— Действительно, не осталось, — подтвердил Консьерж, — по крайней мере в общедоступных сетях.

— Объясни, будь любезен.

— Поскольку поток информации в пространстве клиники ограничен, мы содержим собственный имитомир для развлечения наших гостей. Гологолли занимается специальный субмагнит. В нашей труппе больше тысячи персонажей, среди которых есть настоящие коллекционные экземпляры — например, Себастьян Кэрол.

Коллекционный персонаж разглядывал комнату налитыми кровью глазами. У его деревянного ящика отросли ножки, затем от него же отпочковался мольберт.

— Эй, негритянка! — сказал он Кларити. — Разденься и наклонись влево.

— Если у вас свой имитомир, кто составляет сценарии? — спросила та у Консьержа, не обращая на художника никакого внимания.

— Ваш покорный слуга.

— Ясно, — протянула Кларити. — И какого же мнения ваши гости о сценариях, составленных ментаром?

— Кларити, ну сколько можно говорить о работе? — вмешался человек, расчесывающий волосы Эллен. — Тоска берет, честное слово.

— Сколько часов назад Эллен извлекли из шлема, Серж? — спросил другой, Торп.

— Пятьдесят семь.

Друзья Старк многозначительно переглянулись. В коттедж вошли еще два гологолли — те самые врачи, которых Мэри с Джорджиной встретили на дорожке.

— Откуда в вашей труппе взялся Ренальдо Опасный, Серж? — нахмурилась Кларити. — Наша с Эллен компания купила его полную версию — так мы, во всяком случае, думали.

— Не волнуйтесь, — сказал Консьерж, — это его бета-версия. Оригинальные продюсеры использовали нас в качестве полигона. Наш мирок идеально подходит для испытаний — вам и мар Старк стоит иметь это в виду на будущее, когда будете разрабатывать новые персонажи.

Имиты подошли к кушетке.

— Привет-привет, не вставайте, — сказал Ренальдо. — Всего лишь очередной обход. Я доктор Тед и вожу по палатам моего коллегу, доктора Бэбс.

— Очень приятно, — ответила Кларити. — Жаль, что моя подруга Эллен сейчас без сознания. Она тоже была бы рада познакомиться с вами, особенно с доктором Тедом.

— Весьма польщен. — Доктор Тед достал из воздуха медицинскую карту. — Трагический случай, коллега. Перед нами мар Эллен Старк из династии Старков. Ее космическую яхту захватил вражеский ментар, и Эллен погибла. — Доктор надел на шею антикварный стетоскоп, извлеченный из кармана халата. — Крионический шлем лишь частично стабилизировал ее альма-матер, поэтому мозговая головоломка уллен рассыпалась. Но опасаться не надо: мастера нашей клиники уже все наладили, и наша пациентка быстро поправляется. Еще немного, и мы ее выведем из комы.

Кларити похлопала в ладоши, не снимая перчаток.

— А нам и в голову не пришло сделать Ренальдо Опасного доктором. Молодец, Консьерж. Не удивляйся, если мы украдем у тебя идею.

— Почту за честь, — сказал ментар.

Разговор снова зашел о работе, и Мэри, которая все равно чувствовала себя невидимкой в этой компании, ретировалась к Джорджине. Медтехник покрыл череп кожерастящей марлей, и теперь его почти не было видно. Мэри раздавила о нюхательную решетку контроллера сорванную у озера маргаритку.

Мнимые доктора, посетители и ментар ушли — остался только Себастьян Кэрол.

— Молодые леди, — скомандовал он, тыча кистью в сторону Мэри и Джорджины, — раздевайтесь и садитесь вот сюда.

Только на полдороге к Южным воротам, в период картофеля фри, Мэри вспомнила про пятно на своем рукаве, о котором совершенно забыла на все послеобеденное время.

— Что с тобой? — спросила Джорджина.

— Так. Вспомнила, что должна была сделать. Джорджина, пронизав ее взглядом, сказала:

— Я видела в спортзале общественный экструдер. — Это значило, что Мэри может заказать в раздевалке новую смену одежды. Может бросить уличающую ее блузку в утилизатор, и после сауны никто ничего не поймет.

Но Мэри, не желавшая показаться трусихой, ответила:

— Ничего. Сделаю это потом.

На проходной она пропустила Джорджину вперед, чтобы ту в случае чего не обвинили в соучастии. Когда Джорджина, по ее расчетам, уже вышла за территорию, Мэри затаила дыхание и двинулась следом.

На посту все еще стоял Рейли, и Мэри мысленно обругала себя за то, что и его в это впутала. Однако ее никто не остановил. Рейли сказал, что увидится с ней и с Фредом вечером на их традиционной тусовке, ведь сегодня среда. Нет, сказала Мэри, вечером Фред на службе.

Еще минута, и она уже шагала по обсаженной изгородями аллее, где ждала ее полная сестринской гордости Джорджина.

— Результаты! — потребовал Миви.

— Анализ еще не закончен, — сказал Крошка Ханк, — но кислород, питательные вещества, гормоны и фармацевтика в норме.

— Почему же тогда Эллен до сих пор не пришла в сознание? Что они собираются с ней делать?

— Возможно, ее травмы, как говорила медсестра, окажутся несовместимыми с жизнью.

Миви вспомнил все, что он знал об Эллен. Она не так упряма, как ее мать (чьего воскресения из мертвых Миви все еще подсознательно ожидал), но тоже борец хоть куда.

— Должен сказать, эти евангелины меня ошарашивают, — продолжал ментар. — У них своя система общения, не уступающая по сложности и гибкости старкесу, но в основном невербальная. Я ничего в ней не смыслю. Вижу, что информация передается, а прочитать не могу. Существует ли такая штука, как коммуникация на клеточном уровне? И еще. Я думал, что увольнение подруги их напугает, а случилось, похоже, как раз обратное. Я ведь никого больше не просил достать мне образец амниосиропа.

— Я хорошо тебя понимаю, — сказал Миви. — Никогда раньше не обращал особого внимания на этот типаж. Думал, это так, комнатные собачки.

3.9

Богдан пришел с работы домой на два часа раньше. Он долго стоял перед входной дверью, не прикасаясь к контрольной пластине и не говоря ничего. После долгого противостояния дверь уступила ему и открылась. Богдан поднялся на четвертый этаж, где в коридоре у Зеленого зала собрался, похоже, весь чартер. «Кто им сказал?» — первым делом подумал Богдан, но потом смекнул, что никто его здесь не ждет и знать не знает о его возвращении. Ну да, он вернулся раньше обычного. Эйприл в зале совещалась о чем-то с Кейл ом; Меган и Би-Джи, стоя у двери, комментировали беседу.

— Самсон нынче утром восстал из мертвых, — сказала Меган. — Сел на смертном одре и потребовал каши и соку.

— Сейчас Денни и Расти его в сортир повели, — доложил Би-Джи.

— Помогают ему в геройском опорожнении.

— Он хочет ехать с нами на съезд.

— Но Кейл говорит, что это безумие. Как быть с его запахом? А если он умрет там у всех на глазах?

— А вот Эйприл за Сэма. Если он пойдет, то и ей можно будет.

При похожем на оплеуху звуке все взоры устремились к двери Зеленого зала. Кейл поднял свой бумажный блокнот и снова шлепнул им по столу.

— Кейл всю неделю пил таблетки для пущей уверенности, — сказал Би-Джи.

— Угу. Цепляется за каждое свое решеньице, как за спасательный плот, — подтвердила Меган.

Сверху спустилась Китти.

— Я пошла к ним. Пожелайте мне все удачи.

— Ни пуха ни пера, — хором сказали чартисты.

— К черту! А Богдан почему здесь? С работы выгнали? Обалдевший Богдан промолчал.

— Все в порядке, — весело объявила Китти, войдя в зал. — Я заказала инвалидное кресло. Оно уже едет.

— Кресло? На какие это шиши? — ахнул Кейл. — И речи быть не может. Я уже все решил.

— Не беспокойся, Сэм его оплачивает из собственного кармана. Все провернул этот Хьюберт, который в поясе. Прокат оплачен, кресло уже в пути.

— Так отмени заказ! — взревел Кейл.

— И не подумаю. Сэм едет с нами.

— Но он… он под домашним арестом! — захлебывался Кейл.

— Не кричи, я прекрасно тебя слышу. Я поговорила с пчелой, которая его стережет, и уладила дело с внукоровцами. Они разрешают. Не больно-то он им и нужен, как видно.

— Но ведь…

— Послушай, Кейл, — поднялась со скамейки Эйприл, — если мы возьмем Сэма на его последний съезд, это только прибавит чести нашему чартеру. И в глазах твоих чертовых Бидлов, между прочим, тоже. У них у самих-то не слишком здоровый вид, скоро нам и с ними придется нянчиться.

Этот аргумент на миг сбил Кейла с толку, и его противницы, пользуясь передышкой, сбежали.

— Говорю вам, я все решил! — крикнул домоправитель им в спину. — Слышали? Все решил.

Эйприл притормозила, увидев Богдана.

— Ты рано сегодня. Ну что, получил свою премию?

— Да! — заорал он. — Получил, блин, по полной!

Но Эйприл, уже не слушая, рассылала софамильников с поручениями. Автобус должен был прийти через два часа.

— Надень вот это, — скомандовала она, сунув Богдану в руки какой-то сверток. — Только душ сначала прими. — Она сморщила нос.

Смущенный ее замечанием, он понюхал свои подмышки. Все правильно, объект чертовски напуган. Неся парадную одежду перед собой, как чашу с водой, он поднялся в вышние сферы дома. Объекту не следует закрывать глаза, а моргать можно лишь очень быстро. Если делать это медленно, опустится кровавый занавес, и он снова увидит с ослепительной яркостью события этого дня.

Все началось, как только он пришел на работу. Его утренние задания не имели ничего общего с О-кораблями или планетой Лиза. Какой-то серый консенсус — Богдан забывал, в чем там дело, пока сеанс еще шел. Между заданиями он увидел в коридоре Аннет Бейджинг.

— Удачи тебе в отделе кадров, — пожелала она. — Сегодня, в три.

Хорошо, что напомнила. О встрече Богдан помнил, но забыл, который сегодня день, что, в общем, одно и то же. Аннет послала ему поцелуй и убежала. Поцелуй был настоящий, и Богдан стоял смирно, пока не почувствовал его на щеке.

Перед самым обедом закончилось действие его четвертой бодрилки, и он принял пятую. Пятьдесят третий час без сна, а ему хоть бы что. Таблетка не испортила ему аппетит, он даже добавку взял, и жаркое и мороженое. И карманы сникерсами набил.

Без пяти три он двинулся по административному коридору, держась путеводной линии. Коридор оставался тем же во всех арендованных помещениях, и Богдан знал, что должен прийти к трем черным дверям. Вот они, и скамейка напротив. Скамейка — тоже обязательная деталь. Вызванный должен ждать на ней, пока одна из дверей не назовет его по фамилии. Они, то есть Эп, ментар «Э-Плюрибус», всегда заставляют ждать. Все, что есть в компании, это конструкции Эпа: Академия, заведующая кадрами, даже сама Аннет. Здесь и кадров-то настоящих нет, в смысле людей — только демографы, как Богдан, да взятые на один день «дырки». И человеку, в общем, не совсем ясно, почему искусственная конструкция его заставляет ждать.

Но обещанная премия затмевала все, и Богдан не возражал. Он даже приготовился к ожиданию, для того и запасся конфетами. Он растянулся на скамейке и стал совать хрустящие шарики в рот один за другим. Сладкая кашица понемногу стекала в горло. Приятно, но зачем, собственно, надо дожидаться такой вещи, как премия?

— Map Кодьяк, прошу сюда, — произнес голос.

К нему обращалась средняя дверь. Как всегда. Он спустил ноги на пол, проглотил свое лакомство, стряхнул крошки со скафа. Дверь отодвинулась, и он вошел.

Заведующей, естественно, не было. Опять, значит, ждать придется.

Офис находился в том же состоянии, что и в прошлый раз, то есть в состоянии бардака. Везде кучи бумаги (!): на полках, на старомодных шкафах, на полу, на столе. Всюду пыль, воздух затхлый. Чашки, упаковки с засохшими остатками пищи в каждом углу — ничего себе натюрморт. Хоть раз бы другая дверь его вызвала. Глядишь, ознакомился бы с другим, более приятным образчиком корпоративной культуры.

По прошлому опыту Богдан знал, что единственный реальный предмет здесь, кроме него самого, — это большой, рассчитанный на взрослого стул перед столом заведующей. Рядом корзинка с надписью СРОЧНО, в ней картонные папки. Когда он нагнулся прочесть заглавие верхней, напечатанные на ней слова расплылись.

Богдан со вздохом взгромоздился на стул и снова полез в карман, но тут открылась внутренняя дверь, и вошла заведующая, едва касаясь ногами пола. В одной руке она несла пачку свежих бумаг, другой расчищала на столе место. Спихнув несколько старых кип и уложив новую, она только теперь обратила внимание на Богдана.

— Спасибо, что пришли, мар Кодьяк. — Она стряхнула с рук реалистичную пыль.

Он вскочил со стула.

— Спасибо, что пригласили меня, мар заведующая. Переворошив все папки на столе, она наконец нашла ту,

что искала. Разложила ее между двумя кучами, села, стала читать. Богдан снова влез на свой стул. Она шевелила губами, вникая в текст. Губы — большие, точно резиновые, намазанные лиловой помадой — не гармонировали с маленьким острым носиком. Не то лицо, на которое хочется долго смотреть, а тут еще бородавки.

Заведующая смерила Богдана взглядом.

— Сегодня исполняется год вашей работы у нас, мар Кодьяк. Поздравляю.

— Спасибо. — Богдан собрался опять вскочить, но дама вернулась к чтению.

Да, две мясистые бородавки, одна на щеке, другая на левой ноздре. Одна коричневая, другая бесцветная, из обеих растет по одному курчавому волоску. Наросты сами по себе противные, но волосы — это уж слишком. Почему она их не выдернет, черт бы ее побрал?

Начальница закрыла наконец папку.

— У меня здесь один документ — прочтите и подпишите. — Перед Богданом открылась рамка. Заголовок документа, ни словом не упоминая о премии или повышении по службе, ненавязчиво гласил «Соглашение».

Плотный текст не укладывался у Богдана в голове — а там были целые страницы, с квадратиками для подписи внизу.

— А что это? — спросил он.

— Соглашение, согласно которому вы продаете компании два последних года своей работы.

Богдан ничего не понял.

— Но я у вас работаю только год.

— Поздравляю еще раз. Мы надеемся, что выходное пособие и премия удовлетворят вас.

На странице высветился параграф, озаглавленный «Выходное пособие». Компания, не скупясь, отваливала Богдану заработок за три месяца вперед, примерно 103,9174 кредитки, в обмен на немедленный разрыв трехгодичного контракта.

— Я что-то не понимаю. Вы меня увольняете?

Около первой рамки возникла вторая — контракт Богдана, тоже с высвеченным параграфом.

— Нет, мар Кодьяк, не увольняем. Просто приводим в исполнение вот эту статью, дающую нам право выкупить ваш контракт в любое время и по любой причине.

— Это потому, что я немного подрос? Но я уже записался на выходные в молодил ьную клинику. Можете проверить. К понедельнику мне опять будет одиннадцать лет одиннадцать месяцев, будьте спокойны.

— Нам известно о вашем созревании. — Заведующая показала в улыбке редкие зубы. — Мы хотели именно его указать как причину разрыва контракта — но как любящие родители не стали пачкать ваше личное дело.

— Тогда почему? Разве я плохо работаю?

— Дело не в вашей работе. Принимая вас, мы рассчитывали, что за двадцать четыре месяца составим полную модель вашей личности, а следующие двенадцать будем проверять, насколько эта модель верна. Эти расчеты оказались в корне ошибочными. Ваша несложность, не сказать бы простота, просто поражает, мар Кодьяк. Мы затратили всего полгода на создание вашей точной копии и можем предсказать вашу реакцию практически на все случаи жизни. Следовательно, мы в вас больше не нуждаемся.

У Богдана перед глазами все помутилось. Он не знал, что сказать, и брякнул первое, что пришло в голову:

— Сегодня, может быть, так и есть, а завтра? Моя личность развивается, знаете ли. Не успеете оглянуться, как ваша копия устареет.

— Ха-ха. мы так и знали, что вы это скажете. — заведующая достала из папки листок бумаги. — Даже записали. Хотите взглянуть? — Богдан молчал, и она снова закрыла папку. — Ваша эволюция нас ни в коей мере не интересует, мар Кодьяк. Для изучения развития и взросления человека у нас есть другие контрольные экземпляры. На вас мы изучали нечто совершенно иное, а именно остановленную в развитии личность. Представьте только: двадцатидевятилетний мальчик, который так и не вырос, балованное лотерейное дитя стареющего чартера; чартист, мечтающий о приключениях, но ровно ничего не делающий, чтобы их испытать; девственник, влюбленный в гологолли до такой степени, что на реальных девушек не обращает никакого внимания. — Заведующая поковыряла ногтем в зубах, дав Богдану шанс выдать еще один заранее известный ответ. Он, скрестив руки, гордо молчал. — Вы обижены, — резонно предположила она, — хотя и знаете, что все это правда. Мысленно вы желаете мне смерти. Вы полагаете, что мы вас совершенно не знаем, и очень хотели бы заполучить в руки эту нашу модель. Вот тогда бы вы нам показали, верно? Хорошо, — сказала она, когда он промолчал и на этот раз. — Познакомьтесь с Богданом Кодьяком.

Рядом возник точно такой же стул. На нем развалился маленький тощий мальчишка, разглядывающий Богдана с прищуром.

— Что, страшно? — спросила женщина.

— Ну, даже и не знаю.

— Да ты вообще ни фига не знаешь. — Ложный Богдан без всякого предупреждения спрыгнул со стула, с воплями пронесся по комнате, пиная бумажно-картонные залежи, снова залез на стул и зевнул.

— Теперь легче? — спросила заведующая, глядя на реального Богдана.

Он вынужден был признать, что ему действительно полегчало.

— Но вы до сих пор не убеждены.

— Правильно. Да какая разница, все равно вы меня выгоняете.

— Есть один способ остаться. — Заведующая откинулась на спинку стула.

— Правда? — насторожил уши Богдан. Она почесала бородавку у себя на щеке.

— Да, вы можете остаться, если продемонстрируете несовершенство нашей модели.

Модель закатила глаза.

— Как же мне это сделать?

— Спросите ее о чем-нибудь. Если модель не сможет ответить на ваш вопрос, а вы сами дадите ответ, мы сохраним за вами работу.

— Ладно, договорились. — Богдан углубился в самые тайные закоулки своего мозга, куда даже кишечный пробник добраться не мог. Его двойник тем временем лопал сникерсы.

Недремлющий разум Богдана перебирал и отбрасывал десятки вопросов.

— Время, — сказала заведующая.

Богдан решил сжульничать и спросить имит о том, чего сам не знал.

— Ты, самозванец, если такой умный, скажи, что значит пыльное «X»?

— Да запросто, — засмеялся другой Богдан. — Хьюберт.

Ну конечно же! Настоящий Богдан сразу понял, что это правда. «X» — это Хьюберт, из чего следует, что Тобблеры все-таки пронюхали об аресте ментара. Может, не все Тобблеры, а только Трой и Слизненыш. Этот вывод сильно встревожил Богдана, и ему очень захотелось получить ответ еще на один вопрос.

— Да, правильно, — сказал он. — Это я так, на пробу спросил, а теперь скажи: кто украл Лизу?

Двойник поерзал на стуле.

— Трой Тобблер со своим корешком Слизненышем, кто ж еще.

Паскудный имит снова его удивил. Кто ж еще, в самом деле? Ясно, что с этой моделью не все в порядке — уж очень она проницательна. Но не успел Богдан сказать об этом начальнице кадров, другой пацан отдал ему честь. Напоминает о дразнилках Троя и Слизненыша, что ли? Но двойник, глядя Богдану в глаза, продолжал держать руку у виска, пока Богдан не сдался и не ответил ему аналогичным жестом.

— Если ты сам в это не веришь, — вкрадчиво-задушевно сказала копия, — как же ты думаешь это осуществить?

— Ты скоро там? — крикнул Расти около душевой кабинки. — Эйприл говорит, автобус вот-вот приедет.

Богдан встрепенулся и вышел из душа. Вытерся, надел парадный костюм. Расти топтался рядом, поддерживал разговор и старательно притворялся, что не подглядывает, все ли с Богданом в порядке.

— Да нормально все, — сказал Богдан.

— Да-да, я знаю.

Коммандер Фред Лонденстейн, сидевший в помещении для охраны центра «Мак-Кормик», отвернулся от диорамы, потер глаза. Двадцать мрачных найков по обе стороны от него смотрели на другие диорамы, соответствующие расположению реальных комнат. Всего съезд занял около сорока помещений. Самым большим был многоярусный Зал Наций: его диорама целиком заполнила бы гостиную в квартире у Фреда.

Поймав взгляд Жиля на том конце (службе безопасности выделили один из бальных залов под штаб-квартиру), Фред подошел узнать, что стряслось. Жиль наблюдал за вторым по величине помещением, Залом Приветствий, который служил входом на съезд. Три конвейерных сканера, сходившихся там, доставляли по четыреста чартистов в минуту.

Кое-где над головами тысяч прибывших мелькали флаги. Ментар центра, Мак, распоряжавшийся сканерами, отметил субъектов с флагами как потенциальных смутьянов.

Жиль указал на типа, имевшего при себе целых три. Фред пролистал досье этого человека: преступления против личности, отбыл срок, но за последние семьдесят лет никаких правонарушений. Увеличил его лицо — ничего, кроме радостных ожиданий. Пришел он в обществе членов своего чартера.

— Пропусти его, но снабди персональной пчелой, — сказал Фред.

— Я так и подумал, — ответил Жиль. — Да, кстати… — Он мотнул головой в сторону диорамы Зала Наций и двух найков, которым поручили за ней наблюдать. Половину из своих сорока найков Фред назначил вести мониторинг только для того, чтооы чем-то занять их: Мак вполне справлялся с этой задачей один. Эти двое, вместо того чтобы выявлять проблемные ситуации, сами на них напрашивались: увеличивали женщин на верхних ярусах и разглядывали их сквозь одежду.

— Прекратите немедленно, — приказал, подойдя к ним, Фред.

Найки даже не моргнули своими крысиными глазками, однако женщин одели.

Фред продолжил обход, обдумывая новую информацию. Найки по крайней мере не стеснялись показать, что им нравятся дикарки.

На лестнице Богдан встретил Денни, который нес Самсона вниз. Самсон выглядел вполне свежим и вменяемым.

— Сэм едет с нами на съезд, — сообщил Денни. Внукоровская пчела, сопровождавшая их, видимо, тоже ехала.

На площадке второго этажа ждали Эйприл, Кейл и инвалидное кресло.

— Здравствуйте, мар Кодьяк, — жизнерадостно молвило кресло, когда Денни усадил в него Самсона, и укрыло ноги седока пледом. — Максипомощник полностью к вашим услугам. Питание, автодок, санитарно-гигиенические функции, телеком, медиа, транспорт. Даже очистка окружающей среды от неприятных запахов. Я ваш дом на колесах, вам просто не захочется меня покидать!

— Зловещая фраза, — заметил Самсон.

— Сейчас я соединю вас с туалетным устройством. Извините за кратковременные неудобства.

— Может кто-нибудь заткнуть этот драндулет? Где Хьюберт? Хьюберт, ты где?

Кейл словно того и ждал:

— Хочешь знать, где Хьюберт? Я скажу тебе, Сэм. Он исчез бесследно из-за твоей глупой выходки.

Самсон наморщил лоб.

— Понятия не имею, о чем ты толкуешь, Кейл. Как всегда. Сверху спустилась Китти с ремнем.

— Смотри, что у меня тут есть, Сэм. — Она сунула пояс креслу. — Запрячь его куда-нибудь понадежнее.

— Что это такое? — спросил иамсон.

— Твой пояс, Сэм. С долькой Хьюберта.

— Хьюберт?

— Привет, Сэм, — сказал поясной слуга через динамики кресла. — Я принимаю на себя управление этим транспортным средством. Я не полный Хьюберт, только его терминал с минимальным количеством внешних устройств. Можешь звать меня Хьюберт-пояс.

— Но говоришь ты точно как Хьюберт, — с надеждой сказал Самсон.

— Да, правильно. — Хьюберт-пояс направил кресло вниз по ступенькам, потом на улицу. Убаюканный рессорами Самсон уснул еще до того, как его погрузили в автобус.

Тобблеры тоже отправлялись на съезд, и новенькие автобусы спускались к ним с неба один за другим. Кодьяковский по сравнению с ними был маленький, зато бронированный, с металлическими сетками на окнах и подозрительными пятнами на сиденьях. Он не поднялся на пропеллерах в воздух, а тяжело покатил по городу на колесах.

У «Мак-Кормика» автобус застрял в потоке движения. За его грязными окнами простиралось море других автобусов, фургончиков и такси, едущих в ту же сторону. Богдан, глядя на это, снова и снова переживал сегодняшний день в утомительных подробностях шестидесятого часа бессонницы.

— Помните, ребята, — объявил Кейл по громкой связи, — есть только один шанс произвести первое впечатление.

Место для стенда Кодьякам выделили на густонаселенном четвертом ярусе Зала Наций. Эйприл передала Маку свои дизайнерские разработки, и отведенное им пространство, подсоединившись к скоп-системе зала, преобразилось в палубу плавучего дома. Именно на барже зародился восемьдесят лет назад чартер Кодьяк. Модель этого судна с вертикальными турбинами, опреснительной установкой, защитой от цунами и ураганов, рыбообрабатывающим цехом и антигломовыми фильтрами до сих пор оставалась популярнейшей в мире; миллионы людей жили на таких баржах в плавучих городках у берегов почти каждого озера и континентального шельфа. Самим Кодьякам давным-давно пришлось отказаться от дизайна жилых судов, и они пользовались этим только в целях вербовки.

Стайка легких стульев и столиков расположилась сама собой на голографической палубе, офибайторы расставили на столах напитки с закусками. За несколько минут баржа «Кодьяк» пришла в полную готовность. Кейл собрал всех софамильников в кучку для окончательного напутствия. Меган и Би-Джи, сидевшие в автобусе рядом с Самсоном, обнюхивали рукава своих парадных одежд.

— Ну, вот мы и на месте, — с энтузиазмом заговорил Кейл. — Используем же предоставленное нам время как можно лучше. График дежурства при стенде есть у всех, так что прошу не опаздывать. В промежутках развлекайтесь сколько угодно, только особняком не надо держаться. Общайтесь! Общайтесь! Все, хороших вам впечатлений. Нет, погодите. Если кто спросит, говорите, что Хьюберт-пояс и есть Хьюберт.

— Я Хьюберт-пояс, — поправил голос из подъехавшего кресла со спящим Самсоном. Самсону, которому сканеры были противопоказаны, пришлось сделать крюк через запасной пропускной пункт, где ему придали для мониторинга вторую пчелу. — Я лишь бледное подобие Хьюберта-прим.

— Мы знаем, дорогуша, — заверила его Китти. — Ты, главное, помалкивай. Не повторяй этого больше.

Запах Самсона уже начинал вызывать замешательство на соседних стендах. «А я вам что говорил?» — читалось во взгляде Кейла, устремленном на Эйприл.

— Китти, не отвезешь ли ты Сэма вниз, в пивной садик? — сказала она, но Китти уже убежала к детям, игравшим в пятнашки. — Богги? — со вздохом произнесла Эйприл.

Богдан упорно пробирался мимо многочисленных стендов. Кресло Самсона и две внукоровские пчелы следовали за ним по пятам. Он только что проглотил шестую бодрилку, и его распирало. Хранители суповых горшков и традиционных ценностей приветствуют вас! Легион бирюзово-изумрудно-салатовых — к вашим услугам! Команда сине-оранжево-зеленых — к вашим услугам, мар! Приверженцы красно-черно-серого — к вашим услугам, мар! Вон еще какие-то, неопознанные — Лиза знала бы всех, — поклон вам, мар, удачного дня вам и вашей свите. Это они еще Сэма не учуяли. Как учуют, сразу сделают козьи морды.

Итак, будем следовать, не вступая ни с кем в разговоры, по бесконечным галереям дешевых посулов, где у всех на устах одна молитва: даруй нам еще одну трансплантационную ферму, еще один каменный карьер, еще один проект гнутого стула, и на сей раз мы составим маркет-план поумнее.

О вы, изготовители зеленого арахиса и декоративных оконных решеток. О вы, натягивающие оленью шкуру на барабаны (в форме маленьких О-кораблей), о дистилляторы розовых лепестков, тысячелистника и эвкалиптовых листьев. Ваши дойные коровы давно подохли, раздулись и почернели, а вы все тянете их за сгнившие сиськи. Не пора ли им отдохнуть?

Богдан остановился у кодьяковского стенда, поняв, что описал большой круг. Издали это и вправду похоже на палубу жилой баржи. На голограмме даже волны присутствуют. Фрэнсис и Барри, не самые видные представители Кодьяков, ели на палубе сырную пиццу, но раз на борт все равно никто не стремится взойти…

Мы никогда не были мореходным чартером, хоть и жили на воде в Аляскинском проливе, близ острова Кодьяк. В 2054-м тринадцать женщин и девятнадцать мужчин, служащие элеваторного отдела Кодьяковского портового управления, разругались со своим старым домом и решили отпочковаться. Но на острове недоставало жилья, и они, сложившись, переделали рыбопромышленную баржу в плавучую резиденцию. Они ставили ее у прибрежных утесов, где единственным маяком служила черта прилива, беззащитные против тихоокеанских зимних штормов и летних дождей.

Впрочем, это было еще до Агрессии, и люди тогда впервые начали осознавать, что будут жить вечно.

Тридцать два кодьяковца, будучи хорошими инженерами и дизайнерами, за три года заметно усовершенствовали свое судно и организовали коммуну на основе полного равенства. Позже они зарегистрировали ее как чартер (и тогда же, вероятно, прикупили алюминиевую кастрюлю).

Богдан направился к ближней дорожке, ведущей вниз. На следующем по порядку ярусе он быстро проскочил мимо стенда Палтусов (бело-желто-белых) и их знаменитой трансгенетической свиньи с буграми мяса под дряблой кожей. Гонады напрокат, суррогатные матки. Судебные процессы по медицинским делам — почти без смертных приговоров, хорошие компенсации. Большое спасибо.

Далее двойной стенд, производители баннеров Чуры (коричнево-черно-красные). Известные специалисты по слияниям. Проглотим ваш чартер целиком, без всяких вопросов. Говорят, ваш дом скоро окочурится. Опять же спасибо. И до свидания. Чур меня, чур!

Богдан повернул за угол и увидел в конце ряда стенд Бидлов — устье микрошахты, встроенное в компактный отвал. Там толпилось около сотни чартистов, а трое Бидлов в черных одеяниях отвечали на вопросы за диспетчерской стойкой. Другие Бидлы, не те, что обедали вчера у Кодьяков. Любопытно бы узнать насчет Вайоминга, но только не с храпящим и воняющим креслом в хвосте. Знак почета для чартера, да, но очень уж специфический.

На нижнем ярусе Богдан обнаружил карту-схему и дотронулся до изображения пивного садика. Полосатая, как леденец, путеводная линия протянулась от его башмаков через людный холл. Он пошел по ней, огибая лотки и киоски. Да здравствует чартер Джифф (красно-бело-зеленый), флагман великого Чартистского движения, владеющий экструдерными рецептами на все и вся и имеющий свои филиалы повсюду, даже в нашем зараженном пиратами доме на Хоув-стрит!

Привет чартеру Болто (сине-асфальтово-бирюзовый), чьи услуги в области страхования, инвестиций и банковского дела соперничают со многими аффовскими компаниями!

Слава чартеру Вайн (сплошная зелень), чьи оздоровительные курорты по всему миру приносят пользу тем, кто может себе это позволить!

Богдан закрыл глаза, омываемый пятиэтажной Силой Численности, Силой Разнообразия, Силой Сплоченности.

Основатели чартера Кодьяк были гиганты. Спрос на суда их модели охватывал все верфи земного шара. Все препятствия на своем пути они устраняли с помощью финансовых или иных средств. Какое-то время Кодьяк был знаменем всех чартистов, но героический период длился недолго. Все тридцать два пионера покинули корабль, чтобы сколотить себе индивидуальные состояния, и на борту остались только бедолаги вроде Кейла и Джералда.

Кто-то потрепал Богдана по голове — Трой Тобблер.

— Привет, золотенький! Дедушку на кресле катаешь?

Пухлые руки Троя торчали из коротких желтых рукавов зеленой с серебром парадной рубашки. Богдан бросил взгляд на свои — тоже пухлые, без намека на мускулы, но все-таки не совсем такие.

— Есть кто дома? — Трой помахал рукой перед глазами Богдана. — Что новенького у вашего как-там-его-звать? А какая вообще тюряга у ментаров? Им правда режут выводной механизм? Жесть.

Богдан помнил себя в возрасте Троя, помнил, как хорошо тогда было жить. Кодьяки еще владели кое-какими верфями в ЮАР и Европе, им принадлежало все здание на Хоув-стрит и чартерные дома в других городах. Все иногородние софамильники, бывая в Чикаго, привозили ему подарки. Им нравилось слушать его разговоры, а Лиза пела песенки, которые он сочинял.

— Трой, — сказал он, глядя на юного Тобблера со всей интенсивностью шестьдесят первого часа бессонницы, — ты уже кому-нибудь рассказал про Хьюберта?

— Нет. Как раз собираюсь.

— Лучше не надо. — Да ну?

Богдану хотелось стереть пацана в порошок, но он сдерживался.

— Ты ведь не сказал им, что взломал мою дверь, так ведь?

— Не-а.

— Ты сказал, что заставил меня самого открыть. Или Сэма. Вот и вышел чистеньким.

Трой усмехнулся.

— Так же и с Хьюбертом. Можешь рассчитывать на то, что я сам все выложу. Ну так как?

— Не, не пойдет.

На голову Богдана легла чья-то рука. Он смахнул ее и оглянулся. Это оказался пожилой человек в скафе чартера Кэндел (малиново-сине-черный).

— Твой софамильник спит, сынок? Или как?

— Самсон? Да, мар, наверное. Трой тем временем успел смыться.

— Жаль. Хотел выразить ему свое уважение.

— Я могу записать вас, мар, — предложило кресло. Чартиста это устраивало.

— Здравствуйте, Самсон Кодьяк, — начал он. Веки Самсона затрепетали. — А, вот вы и проснулись.

— Да? — Самсон попытался сфокусировать на нем взгляд. — Чем могу помочь, офицер?

— Ха-ха. Я не из службы безопасности, мар Кодьяк. Чарльз Кэндел. Мы с вами встречались в тридцать восьмом, когда вы еще звались Харджером, а я Соузом.

Самсон нахмурился, вспоминая.

— Чарльз Соуз? Да, как же! Киберскульптура. Но вы тогда были совсем еще мальчик.

У Кэндела отвисла челюсть.

— Вы еще помните меня век спустя! Точно, я был мальчишкой, неуспешным студентом, но ваши лекции по формовке псевдотканей меня увлекли. А ваша мастерская, если быть кратким, дала направление всей моей жизни. Остальное — уже история.

— История? Что он имеет в виду, Генри?

— Меня зовут Хьюберт-пояс. Map Кэндел-Соуз выражает вам признательность за положительное влияние, оказанное вами на его судьбу век назад.

— В самом деле?

— Да-да, — подтвердил Кэндел. — Можете мне поверить, мар Кодьяк. Вы изменили мою жизнь в корне. Я видел ваше небесное шоу, потом услышал, что вы здесь, вот и решил поздороваться.

Когда Кэндел откланялся, к Самсону подошли еще двое. Скоро рядом с креслом выросла целая очередь.

— Хьюберт-пояс, — сказал Богдан, — доложи Эйприл обстановку и предупреди, что мне надо отлучиться по своим делам.

— Она говорит, что кого-нибудь пришлет. Пришедшая Китти оторопела при виде очереди, но Богдан,

не дав ей никаких разъяснений, уже ушел.

— Трой Тобблер, — запросил он, вернувшись к съездовской карте-схеме. Там появилась движущаяся точка, и Богдан устремился за ней в погоню.

Синяя пчела выползла из кармана укрытого пледом носителя. Укрывшись под его лацканом, она продела сквозь ткань волосообразные камеры, чтобы получить визуальную картину и совместить с лицами голоса, которые записывала для коман-дующего-2.

Все шло как по маслу, и Фред начинал надеяться, что вечер обойдется без происшествий. Количество присутствующих дошло до 47 600 человек. У сканеров конфисковали 1200 единиц смертоносного оружия, в основном лазерных сабель и карманных дубинок. Задержали трех правонарушителей, объявленных в розыск (о чем они только думали, когда лезли в сканер класса «арена»?). Завернули назад 536 человек с поддельными или просроченными удостоверениями чартистов.

Смертных случаев на данный момент произошло семь — все от естественных причин, очевидно: три инфаркта, один инсульт, одно удушье (хот-дог в горле застрял), два под вопросом. Мертвых и умирающих, изымаемых с минимальным шумом, быстренько помещали в биостазис.

Отряд дружинников чартера Гуж нес свою вахту без всяких стычек с силами «Полезных людей». Настоящие профи, вынужден был признать Фред. Благодаря присутствию пятисот Гужей многих своих итерантов он держал про запас в служебных коридорах, пронизывающих все здание центра. Решив, что теперь самое время сделать обход, он поговорил со всеми, кто оставался в резерве — джерри, белиндами, рассами. Запасники дремали, переговаривались, играли в азартные игры. Офибайторы обслуживали их как положено, но выглядели они не очень довольными, особенно рассы. Фреду показалось даже, что братья его избегают. Еще двадцать найков расхаживали взад-вперед, аж в глазах рябило. Удивляться нечему — их готовят к уличным боям, где можно всласть помахать дубинками, а не к мирному патрулированию и уж тем более не к отсиживанию в коридорах.

— Жиль, — сказал Фред, вернувшись в свой штаб, — пошли запасным пиццу с содовой и начинай понемногу выводить их в патрули. А найки, которые в резерве, пусть чередуются с теми, что сидят здесь.

Есть, ответил Жиль.

Продолжая обход на территории съезда, Фред почувствовал себя странно. Столько дикарей, и у каждого свое неповторимое лицо, своя фигура, свои параметры. И некрасивые есть, даже откровенно уродливые. Не спутаешь с аффами, которые теоретически тоже ведь дикари.

Большинство чартистов его игнорировали, но некоторые здоровались вполне дружелюбно. Рассов все любят.

Гужи, выделяющиеся своей громадностью среди всех остальных, его как-то успокаивали. И парадная форма у них красивая, скафы оливково-зеленые, верх с острым вырезом тоже оливковый или горчичный, в зависимости от статуса. На груди круг с литерой «Г», под ним имя. Над левым плечом парит оливковый шарик с той же горчичной «Г».

Они, однако, глядели на Фреда исподлобья — пока не замечали, в каком он звании.

В одном из залов он обнаружил прямо-таки олимпийский боксерский ринг — там разыгрывался приз «Золотые перчатки».

В другом устроили детский сад, и туда чартисты захаживали особенно часто. Там был пруд с гигантским лебедем и листьями кувшинки, где спали самые маленькие детишки. Малыши сидели в манеже с надувными куклами и зверушками, детишки постарше играли в организованные взрослыми игры. Фред насчитал около четырехсот детей и тысячи две взрослых.

В конференц-зале шло заседание Всемирного Чартерного Конгресса. В это помещение, единственное из всех, пчелы и камеры слежения не допускались. Здесь заседали мыслители и активисты чартизма, представители всех Объединенных Демократий. Вдоль трех стен зала тянулись столы, в середине помещалось двести зрительских мест. Реальных зрителей было мало, в основном заменители.

В докладчице, реальной персоне, Фред сразу узнал Веронику Гуж. Стоя в упрощенной модели Солнечной системы между Землей и Марсом и показывая на увеличенный О-корабль, она весьма темпераментно защищала свою точку зрения.

Перед Фредом возник бюст-заменитель мара Пакфина, неугомонного устроителя съезда.

— Извините, мар расс. Заседание закрытое, только для чартистов.

— Я просто обход делаю. Сейчас ухожу. Заменитель бросил взгляд на его именную табличку.

— А, мар Лонденстейн, это вы. Все как будто идет хорошо, вам не кажется? Столько волнений было с охраной, а она, возможно, и не понадобится.

Фред, скрывая свое раздражение, в самом деле собрался уйти, но тут к ним присоединился еще один заменитель — внушительный бюст Вероники Гуж. Реальная Вероника продолжала читать свой доклад.

— Извините, мар Пакфин, — сказал ее заменитель другому, — но я приглашаю мара Лонденстейна остаться.

— Мне очень хотелось бы дать согласие, — сказал заменитель Пакфина, — но правила никто не отменял. Поправку можно внести только путем голосования всех делегатов.

— Хорошо, поставим этот вопрос на голосование, — стояла на своем модель Вероники.

Фред попросил ее не беспокоиться — он уже уходит, — но она сказала, что результаты уже поступают. Секунду спустя заменитель Пакфина сказал:

— Делегаты будут вам рады, мар Лонденстейн. Присаживайтесь, пожалуйста, — и растаял, не дав Фреду шанса ответить.

— Не принимайте этого на свой счет, — сказала заменительница Вероники. — Мои собратья-чартисты, как вам, конечно, известно, испытывают иррациональную вражду к итерантам. Они полагают, что вы нас вытеснили из всех отраслей экономики, что вы-то и есть главная причина нашего упадка. Поступь истории ничего не значит для них.

— Не беспокойтесь, — повторил Фред. — Мы никогда не воспринимаем таких вещей персонально.

— А надо бы, пожалуй. Как вам, так и нам. Аффы разделили нас на две отдельные расы, внушили нам расовую ненависть, отравили ложью. Не кажется ли вам, что это личное дело каждого? Вот так они нами и управляют. — Приделанные к бюсту руки сопровождали речь заменительницы резкими жестами. — Но я совсем вас заговорила, вы так весь мой доклад пропустите. Найдите себе место, коммандер, я как раз подхожу к самому главному. Позвольте мне вас оставить.

— Погодите. Я согласен почти со всем, что вы сказали о трениях между нашими группами, но с «поступью истории» — нет. Куда идет история, выяснится только со временем.

На массивном лице заменительницы появилась улыбка.

— Обязательно передам это своему оригиналу.

— Передайте еще, что я очень признателен ей за помощь. Я уже говорил, что в долгу перед вами, и опять повторяю.

Заменительница слегка посуровела.

— Не беспокойтесь об этом, коммандер. Уж мы найдем для вас способ расплатиться.

Когда она исчезла, Фред садиться не стал и слушал доклад Вероники стоя. Она выступала оппонентом против О-корабля № 164. Всемирный Союз Чартистов, очевидно, намеревался закупить его целиком в целях колонизации чартистами новой планеты. Упомянутый серийный номер должны были достроить лет через двадцать, что давало Союзу время составить список пассажиров и набрать требуемые четверть миллиона акров. Вероника возражала не против корабля как такового, а против места его назначения.

— Зачем отправляться в неизведанную солнечную систему? Чем плоха наша? Мне непонятно, почему власти чинят нам такие препоны. Почему среди нас нет космических чартеров? Почему эксклюзивное право на эксплуатацию ресурсов ближнего космоса отдано корпорациям? И если мы все-таки решим заселить новый мир, стоит ли отказываться от всех прав на этот? Этот обмен «один на тысячу» просто ловкий финт…

Фред, произнес Жиль. Я слушаю.

Ты поглядел бы на Зал Наций. А что там?

Один вонючка собрал вокруг себя кучу народу. Загораживает движение.

Вонючка?

Ну да, обожженный.

Я знаю, что такое вонючка, Жиль. Фамилия его как? Кодьяк.

Другой вонючка, не тот. Уже легче. Иду, сказал Фред.

Богдан свернул со своего маршрута в буфет. Обед он пропустил, а кормили на съезде бесплатно. Бургеры, жареная картошка, куриные шарики, трубочная пицца, лапша, рис-карри — чего душа пожелает. Богдан взял тройную порцию шоколадного мороженого с орехами и взбитыми сливками и пошел со всем этим в тихий уголок за пресс-занавесом.

Шум снизился до минимального уровня. Богдан, плюхнувшись в кресло, орудовал ложкой и наблюдал за текущей мимо тихой толпой. В рамке рядом с занавесом чередовались разыгрываемые в лотерею призы — шикарные, прямо аффовские — и названия выигравших чартеров. Утилизатор мусора достался не Кодьякам.

Ничего, у них уже есть один в «Микросекунде», второй ни к чему. Тысяча квадратных метров интерьерной лужайки — куда такое пристроить? А вот тысячи литров гурмет-уги «Сара Ли» хватило бы на целых полгода. Нет? Ну и ладно.

За этими выигрышами последовали более мелкие, потом опять выскочил крупный — новенький домпьютер «Дженерал Джениус», индекс 2,5, установка бесплатная. Вот такой приз Кодьяки вполне заслужили. Он послужил бы переломом в долгой полосе неудач.

Богдан поставил пустую вазочку на пол, зажмурился, стал молиться. Пожалуйста. Ну пожалуйста!

Куда вам его поставить? Вот сюда. Уберите старый, поставьте этот. Установите камеры и передатчики в каждой комнате, на лестнице, в сарае у Сэма. Здравствуйте, я ваш новый Джи-Джи. Прошу вас, дайте мне имя.

Имя, имя. «Лиза» уже занято. Так назвали целую планету, дружок. Как насчет…

Богдан открыл один глаз. Нет, опять не Кодьяк.

В этот самый момент мимо прошел Трой Тобблер.

— Эй ты, стой! — Богдан рванул с места, но Трой уже скрылся в толпе.

Потолкавшись и не найдя его, Богдан стал заглядывать в попутные бальные залы. В одном шел какой-то митинг, в другом бокс, в третьем вальсировали, в четвертом трансцендировали. В пятом у стены одиноко стояла Эйприл, раскачиваясь и хлопая в такт неведомой музыке.

Увидев Богдана, она приняла виноватый вид, но хлопать не перестала.

— Просто удивительно, сколько мужчин способно пройти мимо, не заметив меня.

— Не смеши. Тебя все замечают. Ты у нас красавица. — Такая она и есть, теплая, живая — сама любовь. Без нее бы дом рухнул. Но что, если убрать эту идиллическую картинку и посмотреть на нее глазами рядового мужика? Теми самыми, которыми ты смотришь на Аннет Бейджинг? Сравнение будет не в пользу Эйприл. Лицо у нее лошадиное, точно его растянули, не дав затвердеть, глаза маловаты и расставлены чересчур широко. Торс, по контрасту, слишком короткий — подбородок прямо в живот упирается. Ноги длинные, но кривые, носки смотрят в разные стороны. Прямо дрожь пробирает, но тут идиллическая картинка возвращается на свое место. — Офигительная красотка.

— Ой, Богги!

К ним подошла женщина в черных и абрикосовых цветах, из чартера Заврус.

— Веселого съезда, Эйприл Кодьяк, — сказала она, подавая руку.

— Так мы с вами знакомы?

— Салли Заврус. Можно мне поговорить с вашей софамильницей наедине, молодой человек? Мне нужно обсудить с ней один личный вопрос.

— Да пожалуйста. Мне все равно надо найти кое-кого.

Джерри и белинда обвели голокордоном инвалидное кресло и очередь.

— Хотели вообще его отсюда убрать, — сказал джерри Фреду, — но в правилах и постановлениях насчет них сам черт ногу сломит. Жиль не велел его трогать, пока ты не придешь.

— Да, правильно. Мак, не мог бы ты создать отрицательное давление вокруг этого вонючки? В радиусе метров на двадцать?

Постараюсь, ответил ментар.

— И учти, что он под модифицированным домашним арестом, — добавил джерри. — При собственной мониторной пчеле.

— Он что, преступник?

Самсон Кодьяк, сказал Жиль в ухе Фреда, тот самый, который влез в Теленебо.

Фред сам не видел этого хакера, но слышал о нем.

— Повтори-ка еще раз. Самсон Кодьяк.

Такое совпадение невозможно. Чтобы сразу двух из немногих уцелевших вонючек звали Самсонами? Фред открыл на визоре досье человека в кресле. Точно. Самсон П. Харджер-Кодьяк. Так падают великие мира сего. Фред не представлял себе, что может привести аффа, хотя бы и обожженного, в чартер. Сидящего в кресле он на таком расстоянии видел нечетко, но его запах вызвал в памяти множество воспоминаний.

— Зарегистрируй мара Кодьяка в списке ВИП, Жиль.

Виноват?

— Ты расслышал правильно.

Ну, ВИП так ВИП.

Фред не спешил пересечь кордон. Он тоже хотел бы поздороваться с Самсоном, вспомнить давние времена, но впереди было слишком много народу, и двигалась очередь медленно.

— Добрый вечер, мар расс, — сказал чартист, стоявший в самом хвосте. — Вам-то стоять не надо, проходите вперед. Пропустите славного расса, люди.

Фред смутился, но по настоянию чартистов все же прошел. Запах Самсона ударил ему в лицо. Фред, как выяснилось, помнил его все эти годы — забыл только, какая это мощная вещь. В кармане лежали фильтры для носа, но вставлять их Фред счел невежливым. Чартисты ведь тоже не стали.

— Map Кодьяк уснул, — сказало кресло, когда подошла очередь Фреда, — но вот-вот проснется. Можете подождать или уйти, как хотите. Я с удовольствием передам любое сообщение, которое вы пожелаете оставить ему.

— Ты кто? — спросил Фред.

— Хьюберт-пояс, жалкое подобие Хьюберта-ментара.

— Хорошо, Хьюберт-пояс. Map Кодьяк меня, вероятно, не помнит, но передай ему, что заходил Фред Лонденстейн. Когда-то я у него работал.

Хорошенькая девочка разглядывала Фреда с другой стороны кресла. Скаф на ней был в цветочек, с коричнево-желто-белой отделкой, соответствующей костюму Самсона, блестящие волосы цвета красного дерева заплетены в косу сложной конструкции. Ореховые глаза, встретившись со взглядом Фреда, не дрогнули и продолжали смотреть со стесняющей прямотой ребенка.

Самсон зашевелился, приоткрыл немного глаза.

— Да, офицер? Что-то не так?

— Все в порядке, мар Кодьяк. Я просто хотел поздороваться. Вы, может быть, меня не помните, но я когда-то работал у вас. — Веки Самсона снова норовили закрыться. — В усадьбе Старк, когда она занимала пост советника. Сразу после вашего прижигания.

Веки приподнялись снова.

— Вы тот расс, который меня навещал в подвале. Носил мне мятные пастилки и дезодоранты.

— Да, он самый.

— Пусти-ка! — скомандовал Самсон, высвобождая руку.

Уголок пледа отогнулся, и старик обменялся рукопожатием с Фредом. Распространилась новая волна запаха, а синяя пчела взяла итеранта на заметку как возможного союзника.

— Ты совсем не изменился, Фред. Как тебе Марс? Марс? Ну да. Фред ушел от Харджера и Старк на марсианскую станцию. Контракт на пять лет.

— А Коринна, твоя жена? Как она поживает?

— Минутку. — Фред посчитал в уме. — Коринна была три жены назад. Сейчас я женат на евангелине, на Мэри Скарленд.

— Евангелина. Очаровательное название. Я, по-моему, ни одной не знаю.

— Это недавний типаж. Довольно редко встречается.

— Она тоже здесь, Фред?

— Нет, Мэри дома. Я здесь по долгу службы. Вот, увидел вас и пришел. Примите мои соболезнования по поводу вашей тяжелой утраты.

— Я что-то потерял, Генри? — удивился старик.

— Я Хьюберт-пояс, малая частица своего прежнего «я». Служащий Лонденстейн, вероятно, имеет в виду кончину твоей бывшей жены Элинор Старк, трагически погибшей два дня назад.

Старика точно обухом по лбу огрели. Задыхаясь и клокоча, он принял полусидячее положение.

— Хьюберт, немедленно доставь меня в клинику Рузвельта! Кресло запустило двигатели и убрало тормоза, но девочка преградила ему путь, сказав очень взрослым тоном:

— Стоп!

— Китти, это ты?

— Да, Сэм. — Девочка взяла его за руку, протянутую из кресла.

— Мне надо ехать, Китти. Я нужен своей дочери.

— О чем ты, Сэм?

— Эллен, моя дочь. Она выжила в катастрофе. Я должен быть рядом с ней.

«Вот я и сыграл свою роль», — подумал Фред. Он отошел за голокордон и понюхал свою руку. От нее воняло.

Резиновый обруч ведет Богдана по следу Троя. Если бы Трой оглянулся и увидел погоню, он либо убрал бы ее, либо повернул бы обруч назад и пришел ко мне.

Приближаясь к цели, обруч вибрирует все сильней. Он ведет меня, бегущего рядом, в открытые двери бального зала, где меня встречает гнусное зрелище — детский сад. Сотни ребят и тысячи взрослых, гладящих их по головкам.

Богдан — заслуженный детсадовец. Он провел здесь свои первые девять съездов. С той поры прошло уже двадцать лет, но его первый импульс — бежать без оглядки. Однако здесь Бидлы, те два пугала, что обедали у Кодьяков. Они стоят у пруда в обществе домоправителя Тобблеров Дитера, а он протягивает им мальца в оранжево-зелено-коричневом комбинезончике — тобблеровского мальца! Бидлы хотят понянчить его, он поднимает рев, они трясут его что есть мочи, делая умильные рожи. Но он верещит как резаный, и приходится вернуть его Дитеру.

Я пробираюсь в толпе за обручем, вибрация которого переходит в сплошной гул, и вижу его, Троя Тобблера, идущего прямо к Бидлам. Он высовывает язык, я кидаюсь ему наперерез. Мы сталкиваемся, обруч лопается.

Ух ты, гляди-ка! Золотенький!

Слушай меня, Тобб. Помалкивай насчет Хьюберта, понял? Он задумывается, но только на секунду. Потом толкает меня в плечо.

Заставь меня, Кодьяк!

Я не отвечаю ему на тычок. Заставить не могу, но подумай вот о чем. Если наш союз с микрошахтой не состоится, мы не уедем из Чикаго и будем вашими соседями вечно.

Да, такая логика даже мальчишке понятна, и я загоняю гвоздь по самую шляпку. Или, еще лучше, ваш чартер с ними повяжется. Тогда в Вайоминг двинете вы. Будешь микрошахтером, Трой Тобблер. Устраивает?

Я прямо-таки вижу ужасы, наполняющие его мозг. Так что забудь про Хьюберта и хлебало не разевай.

Неправильный тон взял? Он вдруг принимает вызывающий вид. Тоже начальник выискался!

Я тебе не начальник, и ты не обязан меня слушаться. Просто подумай.

Лохи, орет он и проталкивается мимо меня. Я хватаю его за руку, но огни на потолке сливаются, и я грохаюсь на спину.

Он стоит надо мной. Тронь еще раз, и тебе каюк, золотко.

Бдительные взрослые оттаскивают детвору в стороны. Я подшибаю Троя одной ногой. Он тоже падает, но ненадолго. Его подошва заслоняет мне зрение. Хрясь! Кровь хлещет из носа.

Ноги вокруг, как забор. Я хочу встать, но снова плюхаюсь в лужу собственной крови. И как будто этого унижения недостаточно, я наклоняюсь и украшаю пол тройной порцией шоколадного пломбира.

О черт, говорит добровольный дружинник, прижимая мне к носу тампон. Медика сюда и уборщиков, Мак, просит его напарник. Трой пытается слинять, но его ловят. Посидите немного в штрафном уголке, мальчики.

Только не Тобблер, кричит Дитер из-за живого забора. Кодьяк первый начал, его и наказывайте.

Появляется другой офицер, уже не дружинник — найк!

А ну разойдись, орет он. Все под контролем, говорят ему Гужи, но он не унимается.

Все под контролем, офицер. Нет необходимости вмешиваться.

Найк выхватывает жезл, раскрывает его. Гужи отходят подальше. Дитер тоже пятится, у Бидлов глаза как блюдца.

Найк склеивает мне руки за спиной. Оставь их в покое! — ревет весь зал. Не трожь их! — кричат Гужи. Трой снова пытается удрать, и найк тычет в него своей палкой. Вроде и не сильно, но Трой хлопается на пол и бьется, как рыба. Все вопят что-то про геноцид, я тоже ору.

Тут приходит белинда и велит найку остановиться. Прекрати, Руди, это приказ. Но найк выворачивает Трою руку, приклеивает ее за спиной к другому плечу, рывком ставит его на ноги. Глаза у Троя безумные.

Вот еще один, расс! Этот не кричит, говорит спокойно. Отпустите мальчика, офицер Пеллс. Найк поневоле прислушивается. Офицер Пеллс, приказываю вам немедленно отпустить мальчика.

Да, сэр! Найк дергает Троя за руку — что-то трещит — и роняет его на пол.

Найка обезоруживают и уводят. Расс снимает с нас оковы, медик осматривает руку Троя. Ну и нос у тебя, сынок, говорит расс. Потом видит мои цвета, нюхает меня, спрашивает: опять Кодьяк?

Четверг 3.10

В коттедже Полевой Шпат убавили освещение. Бесшумные ароматические часы отмечали ход времени: лаванда, грибной лес, море. Медики после полуночи больше не приходили, и ночных евангелии понемногу клонило в сон. Только череп смотрел широко открытыми глазами, мутными и невидящими.

— Схожу за кофе, — сказала, широко зевнув, Синди. — Хочешь? — Ронни покачала головой. Синди встала, потянулась, и вдруг заметила, что ноги муляжа на кушетке подрагивают. — Map Старк? — Она потянулась к лежащей, забыв, что это обыкновенная голограмма. — Дай вирт-перчатки, Ронни!

Ронни уже шарила впотьмах по столу, ища их. Коттедж внезапно осветился, дверь распахнулась, и вошел Консьерж во главе процессии врачей, дженни и медтехников с каталками. Обступив резервуар, они принялись за работу. Крошка Ханк в тигровом купальном халате тоже явился, но подошел не к баку, а к евангелинам.

— Привет, Эллен, — сказал он муляжу. — Это я, Крошка Ханк.

Муляж выгнулся дугой, и лицо его исказила гримаса невыносимой боли.

Шум и яркий свет разбудили Миви. Он не сразу вспомнил, где находится.

— Клиника, реальное время, — сообщил чей-то голос.

Миви сел, спустил ноги на холодный бетонный пол. Середину его спальни в бункере занимала диорама коттеджа. Крошка Ханк присутствовал как в ней, так и рядом. Медики окружили резервуар, муляж Эллен в судорожной позе застыл на кушетке.

— Что происходит?

— Точно врачи не могут сказать, но похоже, что нейродинамика в мозгу Эллен подверглась катастрофическим изменениям.

— Что это значит? — В бункере было холодно. Миви нашарил ногами шлепанцы, накинул одеяло на плечи.

— Сознание Эллен, видимо, снова и снова переживает момент бесконечного ужаса.

— Боже! Они что, не могут прекратить это?

— Как видишь, они стараются.

Консьерж в диораме присоединился к евангелинам и Крошке Ханку. Глядя на муляж, он покачал головой.

— Что он говорит?

Диорама приблизилась, включился звук.

— …в кафетерии. Я позову вас, когда можно будет вернуться.

Евангелины неуверенно переглянулись.

— Инструкции предписывают нам оставаться здесь, — сказала Ронни. Она обернулась за подтверждением к Крошке Ханку, но тот только наблюдал.

Консьерж тоже принял во внимание его безучастность.

— Возможно, мар Райдер, но в клинике окончательное решение остается за мной. Ступайте.

Евангелины нервничали.

— Ты не хочешь их поддержать? — спросил Миви.

— Я вмешаюсь, если придется, но сначала хочу посмотреть, что они будут делать. Откуда им, в конце концов, знать, что рядом с ними действительно я? Да они вообще без меня обойдутся, спорим?

— Идите же, — повторил Консьерж. Врачи выкрикивали распоряжения, в воздухе плавала большая модель пульсирующего мозга.

Евангелины дошли до двери и повернули назад.

— Обращаюсь к арбитру, — сказала Синди. — Ник? Николас, ментар «Полезных людей» принял облик шикарного молодого человека в смокинге.

— Боюсь, что Консьерж в своем праве, — сказал он, вытирая рот шелковой салфеткой. — Ваш клиент, конечно, приказал вам все время сидеть в коттедже, не снимая дурацких шапочек, но законной силы такой приказ не имеет. Здесь, как капитан на борту корабля, все решает Консьерж, поэтому я разрешаю вам нарушить волю клиента. Прошу меня извинить, я обедаю со Стромбли Махузой, — сказал Ник и исчез.

— Это правда? — спросил Миви. — Консьерж в самом деле имеет такие полномочия?

— Сложный вопрос. В законах нет ни одной статьи, говорящей определенно «да» или «нет». Но ведь это не Ник, а ловкая подделка под Ника. Не забывай, что они находятся в имитомире Консьержа.

Не Ник? Но он выглядел и вел в себя в точности как ментар Зоранны, которого Миви хорошо знал. Крошку Ханка, кстати, тоже не мешает проверить.

Евангелины посмотрели одна на другую, как в зеркало, и Синди сказала:

— Мы отказываемся уйти.

— Хорошо, оставайтесь, — сказал консьерж и вернулся к резервуару.

— Молодцы, компаньонки, — улыбнулся евангелинам Крошка Ханк в диораме.

— Зачем Консьержу вздумалось их выгонять? — спросил Миви. — Он ведь знает, что ты за ним наблюдаешь. Да еще когда у Эллен кризис. Чудовищно!

— В тактическом смысле это идеальное время, чтобы выявить слабое место врага. Я сам, наверное, испробовал бы нечто подобное.

Это было уж слишком. Миви спросил ментара на старкесе:

— Ну, а другие новости? Есть у нас какой-нибудь план?

— Я еще не определился, — ответил (правильно) Крошка Ханк. — Ты ложись, досыпай. Не стоило, пожалуй, будить тебя ради этого.

— Ты правильно сделал, — зевнул Миви. — Буди, пожалуйста, снова, если что-то изменится,

— Ладно, спокойной ночи. — Крошка Ханк погасил скоп и пропал.

Миви лег, возвел глаза к потолку. Он больше не чувствовал себя похороненным заживо — теперь он как будто лежал на дне глубокого колодца.

— Десять люменов, — сказал он, и комната осветилась неярко, как снег под луной. Он повернулся на бок, попытался уснуть. Спустя долгие пять минутой повернулся на другой бок, не с лучшим успехом. Он встал, надел халат, сунул ноги в шлепанцы. — К лифту. — Тусклая оранжевая линия протянулась из комнаты. Миви дошел по ней до прессовой двери, где стоял Крошка Ханк.

— Куда это ты собрался?

— Воздухом подышать.

— Мы тебе его сюда накачаем, любого. Что предпочитаешь: луг, грозу, лес? — Миви молчал. — Как я, по-твоему, смогу тебя защитить, если ты выйдешь из бункера?

— Это мой риск.

— Хорошо, епископ. Я думал, ты поможешь мне спасти Эллен, но незаменимых нет. Хочешь приключений на свою голову — милости просим. — И он снова исчез.

Миви доехал по первого этажа, прошел по темным комнатам, вышел через стеклянные двери в патио. Воздух полнился жизнью — попробуй сымитируй такое. На лужайке, примыкающей к дворику, Миви скинул шлепанцы и пошел по росистой траве к воротам. Он не успел исследовать усадьбу и понятия не имел, что там дальше.

[Стрела, предупреждай меня о любой непосредственной опасности]. — Он старался выражаться на старкесе как можно четче. — [Об опасности для меня или для других лиц, имеющих ко мне отношение]. — Он не знал, достаточно ли этого ментару, который все понимает буквально.

[Принято].

Миви снова обулся, вышел за ворота. Сворачивая с одной призрачной тропки на другую, он шел через поля душистого форельника и подсолнечника. В каждой половинке луга, спланированного в форме песочных часов, помещался большой пруд. Миви подошел к берегу того, что поближе. Трещали цикады. Большая рыба выскочила из темной воды и точно застыла на миг в лунном свете, прежде чем плюхнуться назад, окатив человека. Самка, не иначе. Икру мечет. Когда Миви был ребенком, его семья тоже занималась рыбоводством. Снедаемый грустью и ностальгией, он почувствовал себя непригодным для задания, которое оставила ему Элинор.

— Прости, — сказал он в ночь. — Я стараюсь, да мозгов не хватает.

Богдан остановился у лестницы. Никогда еще за всю его жизнь чартерный дом не был таким безлюдным. Остальные еще не вернулись со съезда — хорошо хоть, что он убедил их не портить себе удовольствие из-за него. Маккормиковская медичка заклеила ему лицо молескином, поправила немного опухший нос. Серьезных повреждений ее автодок не нашел, а расс, отвечавший за безопасность, был, похоже, только рад избавиться от Богдана.

Он думал, не взять ли в «Микросекунде» гасилку, но действие последней бодрилки все равно подходило к концу, и он стал подниматься по сумрачной лестнице. Седьмой он проскочил по забывчивости и снова оказался у своей старой комнаты над девятым. Там поставили новую железную дверь со светящимся символом НЕ ВХОДИТЬ. Она была заперта, и Богдан вышел на крышу.

Огород явственно дышал под луной, внизу слышался рокот города. «Э-Плюрибус» в Элмхерсте свернула лагерь и переехала куда-то вместе с Аннет Бейджинг. Пираты распевали, добывая калюметскую глину из кирпичей, О-корабли покидали Солнечную систему без Богдана. Бидлы с Тобблерами влюбились друг в друга и поженились на верхушке отвала. Жаль, что он не успел двинуть Трою как следует.

Бодрилка выдохлась. Спускаться к Расти уже не было времени. Богдан дотащился до сарайчика, раскатал на полу рассадный мат, уснул мгновенно и проспал тридцать часов.

Фред пришел домой в три часа ночи, думая только об одном — выспаться. Войдя в квартиру, он сразу почувствовал неладное.

В гостиной проигрывался урок «Коэффициент регенерации некротических нейропередатчиков», но Мэри отсутствовала, и ее место на диване было холодным. Дверь в спальню открыта, свет горит, но нигде ни звука.

Собачка прибежала, чтобы поменять ботинки на шлепанцы. Фред разулся, уловил на одежде запах Самсона, понюхал руку.

Мэри читала, сидя в кровати.

— Привет, — сказал он. Она едва подняла на него глаза. Фред посмотрел — она читала стихи. Когда евангелина утешается поэзией в три часа ночи, это не к добру, но не обязательно к худу.

Фред содрал в ванной одежду, принял горячий отшелушивающий душ с большим количеством геля. Тщательно отскреб руки, высушился, подстригся, побрился. Заново надушился одеколоном.

Свет в спальне уже не горел, Мэри лежала к нему спиной. Опять непонятно, хорошо это или плохо. Он лег, прижался к ней, такой теплой, спросил шепотом:

— Ну, как прошел день?

Он начинал уже думать, что Мэри спит, но она ответила:

— Очень насыщенно и плодотворно, хотя и утомительно. А твой, то есть чартистский, съезд как прошел?

— Небольшая драчка ближе к концу, а так все отлично. Медаль мне на грудь.

— Чудесно. Я за тебя рада.

Фред уже задремал, когда она вдруг спросила:

— Чем это от тебя пахнет?

Самсон перешиб и мытье, и одеколон. Фред прикинул, что говорить Мэри, а что нет. От Старков он ушел сорок лет назад, так что за конфиденциальность можно не волноваться. А о том, что всем известно, и подавно говорить можно.

— Видела того старика в Теленебе?

— Угумм.

Больше он ничего не сказал. Если ей любопытно, пусть сама делает выводы.

3.11

Утром в четверг Рейли Делл снова дежурил у Южных ворот, только теперь у внешних, примыкающих к кирпичной дорожке. Мэри он встретил тепло и спросил про Фреда.

Через сканер и барьеры Мэри вышла на площадь. Пахло свежевыпеченным хлебом. На Минеральной аллее она услышала странный дисгармоничный звук, который становился все громче. Какой-то медицинский аппарат — что еще это может быть? Но источником звука, к ее изумлению, оказался муляж Эллен Старк. Женщина, выгнувшись дугой на кушетке, с гримасой ужаса на лице кричала без остановки.

Двое медтехников в вирт-перчатках по локоть делали что-то, присев по обе стороны от нее. Другие специалисты, включая Кобурна, обступили резервуар. Ночные евангелины, Синди и Ронни, сидели в дальнем углу. Они даже не заметили, что Мэри пришла.

Медтехники у кушетки массировали торс муляжа в разных местах. Эта процедура, — по-видимому вполне легальная — поразила Мэри своей непристойностью. Закончив, они взялись за распростертые руки муляжа и попытались прижать их к бокам. Выглядело это так, будто они хотят оторвать их. Все это время муляж кричал не переставая.

— Прекратите! — не менее громко крикнула Мэри. — Оставьте ее в покое.

Они и не думали ее слушать.

— Остановите же их! — воззвала она к медикам у резервуара.

— Заткнись, клон, — ответил медтехник Кобурн.

Мэри зажала уши, но крик все равно пробивался. Она выскочила за дверь и побежала через спортплощадку к пруду. Там, на скамейке, уже сидела Рената, устремив взгляд на воду. Удивившись в первый момент, они обнялись. Они разминулись всего на несколько минут и нашли убежище в одном уголке.

Мэри села рядом с сестрой.

— Значит, тебя опять на утро перевели.

— Похоже на то.

Утка плыла по испещренному солнцем пруду, ведя за собой свой выводок.

— Не могу выносить ее крика, — сказала Рената.

— Я тоже. Не знаю, как Синди и Ронни выдерживают. К ним подошел улыбающийся Консьерж.

— А, вот вы где. Извините, что не предупредил вас.

— Что происходит с Эллен?

— Если не вдаваться в детали, муляж демонстрирует симптомы окулогирии.[3] Обратите внимание на положение рук, на застывший взгляд, на крик. Все это — соматическая реакция на зацикленную в памяти непрерывную мысль. Подобная каталепсия может длиться часами. Человеческие мышцы постепенно сдают, и тело расслабляется, но муляж не устает, ему даже дыхание не надо переводить. Страдает-то, конечно, не он, а мозг Эллен. Думаю, мы можем констатировать, что Эллен вышла из комы, но ее новое состояние внушает такие же опасения.

— Чем же оно вызвано? — спросила Мэри.

— Точного ответа дать не могу. Мы пытались восстановить ее идеомиметический образец, когда это началось.

— Идеомиметический образец? Ее эго, вы хотите сказать? Рената и Консьерж удивленно посмотрели на Мэри.

— Кто-то делает домашнюю работу на совесть, — сказал ментар. — Да, мар Скарленд, ее эго, фокус фоци, дух, душу — можете выбирать любой термин из множества придуманных человечеством. Тот уникальный образец синаптического разряда, который производит наш мозг при мысли «Это я». У человека он зарождается в неокоре, разветвляется в более древние с точки зрения эволюции доли и охватывает весь мозг. Вместо этого мы, возможно, вызвали замкнутый мыслительный цикл. Мы думаем, это отрывок ее предсмертных воспоминаний, еще не перешедший в долгосрочную память в момент заморозки мозга.

— Нельзя ли это остановить?

— Медтехники, когда вы пришли, как раз над этим работали. Евангелины виновато переглянулись и встали, чтобы вернуться в коттедж.

После полудня многие софамильники еще спали. Но Эйприл решила оставить инвалидное кресло еще на несколько дней, и Денни с Расти расчищали для него лестницу выше третьего этажа.

Самсон и ночевал в кресле, в офисе администрации. Сейчас Китти пыталась покормить его завтраком.

— Я не голоден, — отбивался старик.

— Не имеет значения. Ешь давай.

— Может, потом, когда повидаюсь с Элли. Китти нетерпеливо зачерпнула ложку каши.

— Ты обещала. Ты думаешь, я забыл, но я велел поясу, чтобы напомнил.

— Прекрасно, только сначала поешь.

— Купи мне «Гудик», я поем по дороге. Китти, вздохнув, швырнула ложку в тарелку.

— Ладно, уговорил. — Она направилась в «Микросекунду». Кресло последовало за ней и попыталось выехать на улицу без нее, но внукоровская пчела заблокировала дверь большой рамкой с надписью ВЫХОДА НЕТ. — Вот видишь, — сказала Китти, — Внукор тебя не пускает. Ты под домашним арестом, забыл?

— Я ничего такого не помню. Пояс, вперед!

— Кресло обязано повиноваться командам Корпуса, — сказал Хьюберт-пояс.

Но рамка внезапно исчезла, а пчела упала и больше не поднялась.

— Молодец, пояс.

— Сэм, уверяю тебя, это не я.

— Как же, ври больше.

Кресло переступило через пчелу и выкатилось из дома. Вот сейчас включатся сирены, думала Китти. Ей, честно говоря, тоже ужас как хотелось взглянуть на эту знаменитую дочку Сэма. Поколебавшись немного, она запихнула пчелу в угол носком туфельки, взяла сумку со сценическими костюмами и побежала за креслом.

Декейтерская станция находилась в нескольких кварталах от клиники Рузвельта. Бусина Китти прибыла туда первой. Китти записала в ладонник маршрут и подождала Самсона у турникета. Приезжие были в основном итерантами. Чартистов среди немногих дикарей она не заметила.

Она сильно расчесала руки и ноги, не дававшие ей покоя все утро. Так она и знала, что вместо слизней придумают еще какую-то гадость: их заменили крошечными техносами, залезающими под кожу, в просторечии вошками. Говорили, что они не такие настырные, как слизни: кто же знал, что от них все тело чешется?

Наконец показалось кресло, управляемое Хьюбертом-поясом. Сэм, похоже, опять заснул. Китти, не дожидаясь его, махнула и вышла на улицу. Был свежий весенний денек, но Китти замечала один только ценный мусор, в изобилии валявшийся у пешеходной дорожки. Клад, да и только: пластик, композиты, гравий, железки. Она с трудом противилась искушению набить этим карманы.

Кресло, выкатившись со станции, догнало ее. Она отдала ему свою сумку и пошла рядом. За углом начинались улицы с тротуарами, без всяких дорожек. Богатые дома прятались за высокими стенами и живыми изгородями. Плоский какой-то район — выше дерева ничего не увидишь. И никакого мусора — все прибирают газонные уловители, затаившиеся в кустах.

— Китти? — Самсон проснулся и благостно улыбался, выглядывая из своей глубокой корзинки. — Куда это мы?

— Ох, Сэм, мне уже надоело тебе повторять. Спроси Хьюберта-пояс.

Они проехали под чугунной аркой и двинулись по кирпичной дорожке с изгородью справа. Слева простиралась лужайка, часть зеленого пояса клиники.

Дорожка упиралась в стену с широкими пресс-воротами.

— Доброе утро, марен, — сказал охранник-расс за окошком. — Чем могу помочь?

Сэм молчал, и Китти ответила за него:

— Это Самсон Кодьяк. Здесь лежит его дочь, Эллен Старк. Мы пришли ее навестить.

— Подождите минутку, спрошу Консьержа, — сказал расс с фамилий Делл на табличке. Вскоре в воротах образовалась щель, и расс сделал им знак войти. Самсонов запах заметно его поразил.

— Самсону нельзя проходить сканер, — торопливо сказала Китти. — У него справка есть, кресло может вам ее показать…

— Нет необходимости, мар. Обойдемся без сканера. — Расе проводил их к двойным дверям с вывеской «Лесные ворота». За дверьми по коридору тянулась светящаяся линия.

— Куда она ведет? — спросила Китти.

— В офис Консьержа.

Кресло въехало в коридор первым, расе закрыл за ними двери. За этим коридором последовали другие, пока линия не уткнулась в одинокую дверь с табличкой КОНСЬЕРЖ. Дверь открылась, закрылась снова, и посетители опять оказались на улице перед чугунной аркой.

— Сукин сын! — выругалась Китти.

— Сбой в навионике, должно быть, — сказал Хьюберт-пояс.

— Да иди ты.

Носитель не встретился с объектом, но свое назначение выполнил. Синяя команда рассталась с ним на пропускном пункте и спряталась на потолке.

Целый час Китти и Хьюберт-пояс пытались вернуться к проходной, но каждый раз почему-то оказывались на лужайке, а при попытке компенсировать левый крен правым упирались в изгородь. Все их устремления неизменно заканчивались на улице перед аркой. Хьюберт-пояс попробовал даже заклинить руль кресла, нацелив его на проходную, но и тут потерпел неудачу.

Самсон все это время проспал. В конце концов Китти сдалась и велела Хьюберту-поясу ехать обратно на станцию.

— Интересная, однако, задача, — сказал тот, выполняя распоряжение. — Уверен, что решил бы ее, будучи целым.

Совсем рядом с Миллениум-парком Хьюберт-пояс уведомил Китти, что Самсон направил свою бусину к Музею искусства и науки. Она дала те же указания собственной бусине.

Хорошо зная, где искать Сэма, она прошла через вестибюль, мимо танцующих водяных слонов в натуральную величину. Миновала коллекции, собранные знаменитыми путешественниками, и рондофон, где можно было послушать через стетоскоп звуковое сопровождение исторических событий и речи исторических лиц. Звуки — реальные, не запись — повторялись в бесконечной последовательности.

Потом начались залы, посвященные искусству двадцать первого века, с малоприятными памятками этого смутного времени: реальные младенцы, вскрытые и демонстрирующие разноцветные наборчики внутренностей, замороженные домашние любимцы, одетые проститутками, краска из экскрементов вымерших носорогов.

Один зал был оформлен как банкетный. На столах с белоснежными скатертями сверкали серебро и хрусталь. Рамка оповещала, что все билеты на «Следующий последний ужин с Бене Альваресом» проданы. По четвергам Бене Альварес, художник, устраивал здесь изысканную трапезу, где подавались ростбиф, пирог с почками, печеночный паштет, колбасы и подобающие гарниры. Все мясные продукты он брал из собственного тела, вернее, из обширного персонального банка органов. Несмотря на восхитительные запахи, витавшие здесь, Китти поспешно шмыгнула мимо.

В другой галерее она всегда задерживалась, хотя это была, пожалуй, одна из мрачнейших экспозиций прошлого века. Здесь восстановили гостиную восьмидесятилетней давности, с полной отделкой и обстановкой того периода. У стола с множеством подарков в красивых обертках стояли жених и невеста, позируя для свадебной имитографии. Они сияли от счастья, ничего не желая знать о своей нереальности. Реальная пара давно уже вернулась к своим гостям, и их реальная жизнь ушла далеко вперед. Имитированной требовалось около получаса, чтобы осознать это в полной мере. Когда этот мучительный процесс завершался, музейные работники возвращали их к началу, и все начиналось сызнова. Китти могла наблюдать этот леденящий кровь цикл часами, но не сегодня. Она углубилась в еще более далекое прошлое, в век двадцатый. Его искусство по сравнению с будущим было удивительно мирным. Неподвижные статуи, застывшие плоские картины. Самсон Харджер впервые составил себе имя как раз в этом веке. Китти нашла его спящим в кресле перед громадным, во всю стену, холстом собственного изготовления. Всех других посетителей, несмотря на фильтрующую систему кресла, разогнал запах.

— Он не спал, когда вы сюда приехали? — спросила Китти, садясь на скамейку рядом.

— Не спал, — подтвердил Хьюберт-пояс.

На холсте четыре черных мазка делили наискось поле диких хаотических красок, наложенных в десятки слоев. Китти находила это похожим на запись нервной горячки.

— Не знал, что Сэм был художником, — сказал Хьюберт-пояс. — Да еще таким знаменитым. Я на ВДО посмотрел. Биографию Сэма я знаю только в общих чертах, — пояснил он, видя недоумение Китти, — и только за последние двадцать лет.

— Почему же ты не посмотришь его архивы?

— Нет кода доступа. Он у Хьюберта.

— Понятно. Но эта картина написана еще до Хьюберта. Даже до Попрыгунчика.

— Кто это — Попрыгунчик?

— Думаю, ты. Так звали слугу Сэма, когда мы с ним познакомились. Ментаров тогда еще не было, а Сэм снова занялся живописью. Во всяком случае, написал портрет, куда лучше, чем эта мазня. Он мне его показывал, когда взял меня на работу.

— На какую работу?

Китти потеребила редкие волоски на голове спящего и растянулась на мягкой скамейке, положив руки иод голову.

— Я тогда была взрослая. Получила степень по ландшафтному дизайну микроколоний. Специалисты с таким заковыристым титулом вообще-то сажают цветочки для богачей. Я открыла собственную фирму и подбирала себе клиентов. Первый крупный заказ я получила от одних аффов, владельцев потрясающего дождевого леса в глассиновом пузыре объемом двенадцать кубических метров, с независимой атмосферой и гидросферой. Помещалось все это в верхней половине одной фешенебельной башни. Чего только там не было: папоротники, грибы, лишайники, мхи, терновник, полдюжины разных ягод, дикий огурец, карликовая спаржа. Из цветов портулак, львиный зев, камнеломка. Многие виды были съедобны, и мои клиенты брали их для стола. Даже фауна кое-какая имелась: комары, пауки, птицы, полевки. Та еще задача поддерживать все это в гармонии. Я там работала почти каждый день.

Однажды я программировала уловители — в колонию войти невозможно, приходится все делать дистанционно, — а в квартире за солнечным колодцем шла шумная вечеринка. Я не обращала на это внимания, но потом почувствовала какое-то зловоние и запаниковала — подумала, с моей колонией что-то не то. Однако запах доносился оттуда, из-за солнечного колодца.

Какой-то человек, на вид очень болезненный, облокотился на перила и смотрел, как я работаю. Совсем один — видно, ушел с вечеринки. Он спросил, что я делаю, я ответила. Он выпытал у меня латинские названия всех растений и сказал, что хочет нанять меня для ухода за собственным атриумом. «Я это обдумаю и сообщу вам», — добавил он.

Когда я пришла в следующий раз, его окна были затемнены. Они оставались темными долго, несколько лет, и я про него забыла… Работы у меня было столько, что я взяла себе в помощь четверых софамильников. Кодьяк тогда еще был настоящим чартером, а я только что открыла для себя детское ретро. Поначалу я боялась, что мой бизнес пострадает, если я стану ребенком, но получилось как раз наоборот. Чем юнее я становилась, тем бойчее шли дела. В цветах и маленьких девочках есть что-то волшебное.

Прошло десять лет — целых десять. Я, как обычно, ухаживала за своим дождевым лесом, который за это время стал вчетверо больше, и вдруг увидела, что окна напротив опять прозрачны. Наверное, квартиру продали, подумала я, но нет: дверь открывается, и выходит тот самый пахучий субъект. Смотрит на колонию, на меня и говорит: «Я подумал. Когда сможете начать?»

— Вот так история, — сказал Хьюберт-пояс.

— И не говори. — Китти слезла со скамейки и пошла к выходу. — Ладно, поехали в парк. Хоть полдня поработаю. Он все равно дрыхнет.

Синяя команда, действуя тихо и терпеливо, проникла на территорию клиники необнаруженной. Там связь пчелы с командующими прервалась, и команда опять перешла на самоуправление. Объект засекли быстро. Из укрытия, выбранного пчелой, был хорошо виден прозрачный контейнер с жидкой биомассой, внутри которого и находился объект. Осу пчела отправила на разведку в целях ознакомления с местностью. Возвращаясь из очередного полета, оса загружала собранную информацию в базу пчелы.

Пчела тем временем анализировала структуру управления клиникой, локальные сети, ароматическую систему. Особое внимание уделялось местной вселенной с ее гологоллическим населением. Результаты поступали на сценарную мельницу, где разрабатывались оптимальные способы освобождения объекта. Трудность задачи усугублялась огромными пробелами в базе данных. Объект был подключен к незнакомой технике. Человеческие особи — то ли союзники, то ли враги — вводили незнакомые предметы в контейнер. Состав жидкости был неизвестен. Голографическая имитация объекта непрерывно кричала, выражая крайнюю степень дискомфорта. Все это, возможно, требовало немедленного вмешательства, но синяя пчела не могла судить об этом самостоятельно и поэтому не покидала блиндажа, который оборудовала для себя в потолочной балке коттеджа. Оттуда она вела свой мониторинг и ждала, когда произойдет некий решающий перелом.

3.12

Прошло сорок восемь часов с тех пор, как Фред начал «Книгу расса», и ему было любопытно, как ее приняли. Он мог это проверить из любого места через мозговитку и визор, но в таком случае ему потребовалась бы помощь Маркуса. Поэтому Фред, несмотря на выходной, снова отправился в ББР, взял инфочип, занял кабину. Маркус без комментариев предоставил ему то и другое. Для начала Фред обрадовался, увидев, что с «Книгой расса» ознакомилось больше ста тысяч братьев. Ни один из них, однако, не захотел внести туда собственный вклад. Даже возразить ему не удосужились. Выглядело так, будто его исповедь канула на дно, не оставив кругов на поверхности. Он не надеялся, конечно, изменить мировоззрение рассов за двое суток, но чтобы все прошло вот так, без всякой реакции?

Прочесав всю «Полундру», он нашел только три упоминания своей фамилии. Одно сообщение, присланное на форум, и два ответа на него. Подавив волнение, Фред открыл их.

Первое гласило: «Знаешь, Лонденстейн, тебе нужна профессиональная помощь. Серьезно. Твой доброжелатель, выпуск 16ВА».

Два других не имели подписи и состояли из одного слова: «Идентично».

«Идентично» для итерантов слово не слишком вежливое, и Фред воспринял его как пощечину. Неужели нет ни одного расса, который думает так же, как он? Неужели он единственный? Фред вынул инфочип из считывателя, положил в карман, вышел из будки и сказал Маркусу, что хочет воспользоваться нулевой комнатой.

— Могу записать на субботу во второй половине дня, на тридцать минут, — предложил ментар.

— А может, кто-нибудь сегодня откажется?

— В списке ожидающих вы будете первым.

Фред выпил кофе в буфете. Мозговитка прокрутила ему новости. Пару часов спустя Маркус сообщил, что есть пятнадцатиминутное окно в нулевой.

— Это хорошо. Слушай, Маркус, сделай мне нестандартный инфочип. Модель рассовской родословной, составленная «Э-Плюрибус».

— Какой выпуск вас интересует?

— Все. С самого начала до этой минуты.

— Дорогая справка.

— Расходы оплачиваются братством.

— Да, разумеется — но, как правило, только в связи с психиатрическим лечением. Устроить вам автосеанс психотерапии, мар Лонденстейн?

— Нет, спасибо. Мне нужен только инфочип.

Когда Фред пришел в комнату ожидания, инфочип, еще теплый, ждал его в настенном распределителе.

В комнате сидели еще две пары рассов, как можно дальше одна от другой. Диспут, предположил Фред. Рассы обсуждают персональные различия, не вынося сор из избы. Все четверо кивнули Фреду, занявшему место между парами оппонентов.

Через минуту зажегся сигнал готовности, и четверо встали, чтобы пройти в нулевой шлюз. Предварительно они выпили экспресс-визолу, отстегнули жезлы, сняли головные уборы, визоры, обувь и все прочее, что антишпионская защита могла повредить. Вещи они сложили на открытые полки — и зачесались, как по команде.

— Что за черт! — Один из них закатал рукав, выставил здоровенную ручищу на свет, приблизил ее к лицу. — Бегут с корабля, — заявил он, как будто в самом деле мог видеть «вошек».

— Сил нет, как чешется, — пожаловался другой.

— Если будешь чесаться, это только затянет процесс, — заявил третий.

— То еще дельце, — сказал первый, опуская рукав.

— Согласитесь, что слизней они умыли, — вставил Фред.

— Жюри вердикт еще не вынесло, брат. — Первый бросил взгляд на именную табличку Фреда, побледнел и умолк.

Все вошли в шлюз, поглядывая на Фреда, который от удивления не проявил никакой реакции.

Какой бы ни была тема их диспута, управились они быстро — огонек загорелся повторно всего через двадцать минут.

— Записывались они на тридцать, поэтому лишние десять минут я добавляю вам, — сказал Маркус.

— Спасибо. — Фред выпил пакетик визолы, и у него тут же зачесалась голова: это шапочка удаляла свои микроволоски из его черепа. После этого она стала отваливаться студенистыми комками, которые Фред счесал в раковину. Он ждал, что чесотка теперь охватит все тело из-за ухода «вошек», но этого не случилось. «Вошки» не успели колонизировать его из-за гальвена.

Он пролез в шлюз, а потом в нулевую комнату. В суперзащищенных камерах ББР едва помещались стол и четыре стула. В одну стенку встроен кулинар, в другую отгороженный занавеской санузел. Не теряя времени, Фред запечатал люк, сел, вставил инфочип в считыватель. На рабочем столе появился «Человек Э-Плюрибус» в четверть натуральной величины и поклонился, ожидая инструкций.

— Сымитируй мне двух рассов, — сказал Фред. — Один должен обладать характеристиками, общими для всего типажа, другой пусть будет пограничным.

Человек исчез, а за столом по бокам от Фреда появились два имита — оба характерно мускулистые, круглолицые шатены с шишковатыми носами. Непонятно, где типичный расс, а где пограничный. У обоих внезапное появление на свет вызвало характерную для рассов тревогу, и Фред постарался их успокоить.

— Мы находимся в нулевой комнате ББР, Северный Уобаш, Чикаго. Я реальный, вы имиты. Зовут меня Фред, выпуск 2В.

— Здорово, Фред, — сказал левый имит. — Я Рик из… из всех выпусков, кажется.

— Я Боб, — назвался правый. — Обобщенный выпуск.

— Отлично, парни. Я хочу, чтобы вы помогли мне ответить на кое-какие заковыристые вопросы.

— Что за вопросы, Фред? — поинтересовался Рик.

— Заковыристые, — уточнил Боб.

— Да, — сказал Фред. — Они покоя мне не дают. Надеюсь с вашей помощью хоть немного продвинуться.

— Рады стараться, — сказал Рик, а Боб кивнул.

— Спасибо. Скажите: вы когда-нибудь делали или говорили такое… что вам самим казалось не очень-то рассовским?

Имиты призадумались.

— Что конкретно? — спросил Боб.

— Да все равно что. По службе или в отношениях с женами. Выбранные вами видео, музыка, выпивка, ругательные слова. То, как вы бреетесь. Что угодно.

На глаза его имитированных братьев точно жалюзи опустились.

— Ну же, ребята, бросьте. Я ведь серьезно. Мне нужна ваша помощь, и мы с вами сидим в нулевой комнате. Перед уходом я сотру к чертям ваш инфочип. Все, что вы скажете, останется между нами, слово даю. Выручайте, братки. Отчаянный призыв Фреда возымел действие.

— Не могу сказать, что меня когда-нибудь смущало то, что я делал и говорил, — сказал Рик, — не считая всяких незначительных мелочей.

— Спасибо, Рик. Боб?

— Я расс, Фред — а значит, всегда поступаю и высказываюсь по-рассовски. Это само собой разумеется.

— Ну да. — Философский афоризм Боба несколько приободрил Фреда — рассы, как известно, не отличаются философским складом ума. — Скажи, говорил ты когда-нибудь то, что пришло тебе в голову, без предварительной цензуры?

— Трезвый-то? — хмыкнул Боб. Но усмешка застыла у него на лице, а следом за ним помрачнел и Рик.

— Знаешь, Лонденстейн, — после долгого неловкого молчания начал Рик, — мне сдается, стресс придавил тебя не по-детски. Может, тебе в отпуск уйти? Поговори с Маркусом на этот предмет.

— Согласен, — сказал Боб. — Долгий отпуск — то, что тебе надо.

— Спасибо, ребята, — вздохнул Фред. — Я так и сделаю. — Он ликвидировал имитов, подумал и сказал вернувшемуся на место Человеку: — Теперь сделай мне композицию из всех рассов, которые хотели бы оставить запись в «Книге расса».

На груди Человека загорелся символ «Не обнаружено — попробуйте еще раз».

— В задницу. — Фред выключил дорогостоящий инфочип, вынул, посмотрел на свет. Шарик пасты в его середине спекся. Он сунул чип в карман, достал другой и за оставшиеся минуты добавил в «Книгу расса» еще несколько строк: — «Моим клон-братьям. Ваш отклик на эту книгу меня сильно расстроил. Между прочим, я был совершенно трезв, когда это писал. Поскольку вы ничего не захотели добавить, предлагаю вам на рассмотрение следующий список:

1. В комплект каждого расса при выпуске его в свет входит эмоциональный намордник. Лично я свой снял.

2. Мы часто жалуемся на принятый в «Полезных людях» режим конфиденциальности, но про себя одобряем его, как оправдание своей некоммуникабельности.

3. Почему, собственно, мы не должны испытывать влечения к дикаркам?

Мужчины мы или нет? Я нисколько не хочу обидеть наших сестер, но почему нас должны привлекать только лулу, евангелины и дженни? Почему джоны желают одних только джейн и хуанит, стивы одних келли, джеромы одних джеромов? По-моему, это сознательное генетическое программирование, а не естественная сексуальная склонность. Наш прабрат, Томас Э., составлял списки женщин, которых хотел поиметь. Его-то влекло к самым разным бабам. Чем мы, спрашивается, хуже?

4. Наконец, почему нам не выдают патентов на наш типовой геном? Почему наш генетический рецепт является собственностью «Полезных людей»? Разве он не должен принадлежать нам самим? Разве мы не вправе хотя бы участвовать в его составлении?

Это лишь немногие из вопросов, которые у меня накопились. Покумекайте над ними маленько, братки. Фред Лонденстейн, выпуск 2В».

Весь четверг медтехники сновали туда-сюда, суетились у бака и муляжа, но Эллен Старк становилось все хуже и хуже. Для Мэри единственным положительным эффектом стала убавленная громкость крика, которым заходился муляж.

Медсестра Хэтти сказала ей и Ренате, что рядом со столовой есть маленькая кабина для медитаций, снабженная приличной горестной программой — на случай, если им захочется выплакаться. Старк вряд ли переживет эту ночь.

Время их пересменки пахло картофелем фри — запах, гарантированно напоминающий усталым труженикам о доме и ужине. Но у ворот к нему примешался другой, весьма неприятный. Точно так же прошлой ночью пахло от Фреда. Тот лысый старичок в Теленебе…

У внешних ворот она спросила Рейли, чем это пахнет.

— Удивительно, что ты до сих пор его чувствуешь. Мы вроде бы проветрили все как следует.

— Но что это?

Рейли только плечами пожал: конфиденциальность. Мэри пожелала ему доброго вечера, он тоже сменялся и предложил проводить ее и Ренату до станции. Пока они шли

по кирпичной дорожке, до Мэри то и дело долетал тот же запах.

Дома ее ждало сообщение от Фреда, который задерживался. Она заказала спагетти и съела их на диване перед телеэкраном. Потом поискала на ВДО и в Эвернете информацию о теленебесном хакере. Сведения в основном оказались старыми — он был знаменитостью в прошлом веке, — но среди них Мэри обнаружила то, что искала.

Клип свадебной церемонии Самсона П. Харджера и Элинор К. Старк в 2092-м. Оба молодые, красивые, сильные. Особенно хороша была Старк с экстравагантными густыми бровями, да и от Самсона, денди в асфальтово-сером смокинге, просто дух захватывало. Художник, знаменитый упаковочный дизайнер. Клип сняли перед самым его столкновением с внукоровским слизнем и последующей катастрофой. Он стал одним из первых обожженных, отсюда и запах. Сколько-то лет спустя он вступил в чартер. Выходит, Фред встретился с ним на съезде.

Мэри посмотрела, как десантники с помощью слизняка арестовывают Самсона в уличном кафе. Другие посетители разбегались прочь, в том числе и его жена.

Более поздних снимков матери, отчима и маленькой Эллен в сети не нашлось, но насколько Мэри поняла, ее клиентка из клиники Рузвельта прожила в одном доме с вонючкой совсем недолго.

— Вызови Крошку Ханка, — сказала Мэри, и маленький крепыш-неандерталец тут же появился перед ее диваном.

— Добрый вечер, мар Скарленд, чем могу служить?

— Вы просили держать глаза и уши открытыми. Докладывать обо всем необычном и вызывающем подозрение.

— Да, и что же?

— Может быть, ничего, но при выходе из Южных ворот я ощутила один необычный запах.

— Я слышал ваш разговор с охранником. Вы почувствовали запах обожженного, которому сегодня днем не позволили пройти в клинику. — На экране появилась картинка. Инвалидное кресло, сопровождаемое девочкой лет двенадцати, выписывало круги на лужайке.

— Но ведь он отчим Эллен. Почему Консьерж его не пустил? Крошка Ханк явно не думал, что Мэри это известно.

— Врачи говорят, что посетители уже не смогут оказать благоприятного влияния на пациентку, и у нас нет основания сомневаться в этом.

— Но нельзя ли хотя бы попробовать? И почему этого человека прогнали, прежде всего? Разве он не вправе навестить свою дочь?

— Сколько вопросов сразу. Не хотелось бы вдаваться в семейные дела — скажем просто, что это длинная история. Когда Эллен очнется, мы непременно внесем отчима в список ее посетителей, но до тех пор он ей ничем не может помочь.

Миви шел за Крошкой Ханком и арбайтором в нулевой бункер.

— Я по-прежнему не понимаю, почему должен туда перейти. Я лишусь всех своих имплантов, а восстанавливать их придется неделями.

— Поверь мне, епископ, это необходимо. — Старковский нулевой бункер не относился к экономичным моделям, и его шлюз мог вместить дюжину человек, но Миви вошел туда один. Ментар остался в холле, арбайтор поставил на полку канистру с пастой и тут же выкатился. — Увидимся через пару часов, — сказал ментар, но как только закрылся люк, на полке у канистры возникло крошечное креслице с Крошкой Ханком в миниатюре. — Проверь-ка меня. — Миви проверил ментара только что, перед шлюзом, но сейчас он имел дело с дублем, отрезанным от оригинала, и поэтому повторил тест — с положительным результатом. — С этих пор возьми себе за правило проверять меня каждые несколько минут.

— Зачем так часто?

— Лишняя предосторожность не помешает.

Для очистки организма от техники шлюз использовал не экспресс-визолу, а газ. Этот процесс длился намного дольше, зато был надежней и безопасней для живых тканей. Усыпленный Миви прилег на кушетку и задремал. Разбудил его звук открывающегося внутреннего люка. Арбайтор из нулевого бункера подал ему охлажденную литровую бутыль «Оранж флаш», снял с полки канистру. Крошка Ханк в своем креслице поплыл следом за ним.

Миви, выйдя из шлюза, очутился в большом конференц-зале, где трудились дюжины машин, собирая другие машины. Тележки, коробки, ящики — ничего не понять.

— А, это наша клиника, — догадался Миви при виде пустого эрнандес-бака — и вздрогнул, заметив среди механизмов какую-то женщину.

Крошка Ханк, удовлетворенный его реакцией, хохотнул.

— Позвольте представить: епископ Миви, доктор Руссель.

— Вы делать мне честь, мар Миви. — Они пожали друг другу руки.

Доктор была на добрых две головы выше, чем он.

— Мне стоило больших трудов выманить доктора из Эфиопии, где она работала под эгидой «Родины», — сказал Крошка Ханк. — Спасение несчастной богатой девочки ее не прельщало — пришлось сказать, что это твоя личная просьба.

— Большое спасибо, что согласились приехать, — сказал Миви, — но скажите, зачем «Родине» ревивификатор в стране мухи цеце?

— Я иметь там стерилизационный пункт, — объяснила доктор.

— Доктор Руссель оставила практику в Женеве, — продолжил Крошка Ханк, — и добровольно присоединилась к миссии по остановке роста населения. Она превосходный специалист, но с «Фейган Хелс Груп» не связана. И, насколько я мог убедиться, никто кроме нас не знает, что она здесь.

Доктор устроила им краткую экскурсию по зарождающейся клинике и заверила, что сможет принять пациентку примерно через неделю.

— Недели у нас нет, доктор, — сказал Крошка Ханк. — Будьте готовы к завтрашнему дню.

— Невозможно. Должна провести испытания, подобрать ингредиенты амниожидкости…

Неандерталец, выскочив из креслица, вырос в натуральную величину.

— Завтра, — повторил он, — и не забудьте про переносной бак. Доктор, выразительно пожав плечами, кивнула на бутылку в руках у Миви.

— Ваши почки, мар Миви, они хотят этого. Он заверил ее, что выпьет весь литр, и отошел.

— Твое имя открыло мне двери, епископ, — сказал Крошка Ханк, — но сделку скрепило мое обещание купить ей полевой госпиталь. Торговаться наш доктор умеет.

Миви выпил свой диуретик до дна.

— Ты упомянул о переносном баке — значит, план у тебя уже есть?

Ментар сел напротив него за стол заседаний.

— Есть, и теперь я могу без опаски поделиться им с тобой.

Час спустя, когда они шли назад к шлюзу, Крошка Ханк сказал:

— Не забывай проверять меня регулярно.

— Я помню.

Миви вошел в шлюз, но арбайтор с пастовой канистрой Крошки Ханка остался в нулевом бункере.

— А ты разве со мной не пойдешь?

— Нет, я остаюсь тут.

— Но отсюда ты не сможешь держать связь со своим оригиналом.

— Ничего.

— Что я должен сказать тебе, вернувшись обратно? Ты заранее знал, что останешься?

— Не с полной уверенностью. Не говори ничего, я сам сделаю выводы.

Видя, что внутренний люк не закрывается, Миви спросил:

— Еще что-нибудь?

— Да. Я как раз думал, говорить тебе или нет.

— Ты до сих пор мне не доверяешь, так?

— Правильно понимаешь, но в данной ситуации выбора, думаю, у меня нет. Ты задумывался когда-нибудь, почему Элинор назвала твоего ментара Стрелой?

— Да нет. Имя как имя. Вашего брата и Шариками вон называют, и Пушками, и так, как тебя — ты только не обижайся.

— Эллен назвала меня так, когда была еще маленькой, но Стреле дала имя сама Элинор. И явно не просто так, учитывая ее любовь ко всякого рода ассоциациям.

— Допустим. Твоя версия?

— Пару дней назад я сказал тебе, что не знаю кода, которым можно убить Кабинет. Это чистая правда, но Кабинет мой код может знать — или мог, пока еще владел старкесом. А Стрела может знать и его код, и мой. Имей это в виду.

После ББР Фред поехал в центр «Долголетие». По дороге он инсталлировал новую мозговитку и снял именную табличку, чтобы не привлекать внимания встречных рассов.

«Долголетие», если убрать рекламные слоганы, было обыкновенной химчисткой среднего класса, которой, видимо, пользовались и служащие ДЮ. Фред сказал охраннику-рассу в вестибюле, что пришел к Элоизе Коста.

— Разумеется, мар, — ответил тот, но Фред махнул служебным медальоном, и расс посмотрел на него второй раз. Фред прямо-таки видел, как крутятся шестеренки в голове его клон-брата. Это, значит, и есть тот парень, а та женщина — его дикарка. Впрочем, расс ничего на этот счет не сказал, только выделил Фреду путеводную линию.

Фред шел по плиточным коридорам мимо огромных палат, где стояли рядами эрнандес-баки. Он сам провел в одном таком две ничем не запомнившиеся недели, поправляясь после тяжелого лазерного ожога.

Линия привела его в палату 286D. По пути ему несколько раз приходилось пропускать медбайторов и каталочные составы. Клетушка, снабженная занавесом, едва вмещала бак и контроллер. В густой л иловатой жидкости плавало заново собранное тело инспектора Коста.

Она то ли спала, то ли смотрела какой-то муляжный скоп. На коже четко просматривались красные следы плазменных колец, раскроивших ее на пять отдельных частей. Самый длинный шов тянулся наискосок от правого плеча к левому бедру, деля одну грудь пополам чуть ниже соска. Лобок зарос обыкновенными темными волосами (Фред втайне ожидал, что он будет выбрит сердечком или в форме лилии, как у лулу, но Коста была не лулу).

Эрнандес-баки не предназначены для эротического сервиса, и плавающие в них нагие тела больше похожи на лабораторные экземпляры, но Фред сам удивился отвращению, которое вызвала в нем нагота инспектора.

В следующую секунду он заметил, что Коста на него смотрит. Привет, Лонденстейн, сказала она, затемнив нижнюю часть бака. Как мило, что вы меня навестили.

— Хотел убедиться, что они все куски пришили куда надо. Пришили вроде бы правильно, но кое-что работает не так хорошо, как раньше.

— Ничего, со временем все наладится.

Да, со временем. Я здесь всего трое суток, а точно срок в тюрьме отбываю.

Наступило неловкое молчание, и Фред осознал, что им абсолютно не о чем говорить. Она дикая, он клон, вот и вся история. Промучившись еще несколько минут, он пожелал ей скорейшего выздоровления и ушел. Неужели весь сыр-бор загорелся только из-за ее неполного сходства с лулу?

За регистрационной стойкой стояли теперь двое рассов, проводивших его пристальными взглядами.

— Маркус, — позвал Фред в купе-бусине по дороге домой. Да, Лонденстейн?

— Я тут подумал… Слушаю вас.

Фред думал, не стереть ли ему эту проклятую книгу… тьфу, даже выговорить противно. Что за претензионное название, в самый раз для апокрифа.

— Маркус, нельзя ли стереть записи, которые я на днях внес в бортжурнал «Полундра»?

Правилами это не предусмотрено.

— Не предусмотрено?

Вы отказываетесь от мыслей, которые там изложили?

— Сам не знаю. Я, наверное, был не в себе.

В таком случае что-то можно будет сделать. Мы не ограничимся одним только стиранием.

— То есть?

Мы полагаем, что вы пострадали от гальвеновой интоксикации в легкой форме. Известно, что такого рода реакция негативно влияет на рассудок и вызывает неадекватные мысли. Если мед-сканер подтвердит этот диагноз, мы не просто сотрем «Книгу расса», но полностью ее обезвредим.

— А это что значит?

На ее место мы вставим рассказ о том, как вы пострадали при исполнении служебного долга. И посоветуем братьям рассматривать ваши предыдущие заявления как бесконтрольные.

Фред не верил своим ушам. Одним махом исправить все, что он натворил?

— Это в самом деле возможно?

Да, в зависимости от результатов медсканера. Анализ можете сдать, когда захотите. Вас записать?

— Да! Чем раньше, тем лучше.

В таком случае я перенаправлю вашу бусину в оздоровительный центр.

Там его уже ждали.

— Помочитесь в двенадцатой кабине, — приказала дежурная дженни. Фред выполнил требуемое. — Пока все, — сказала она. — Ваш Маркус сообщит вам о результатах.

Он ощутил себя новым человеком.

— Мэри, угадай что!.. — крикнул он, ворвавшись в квартиру.

— Выключись, — сказала она. Экран в гостиной погас, но Фред успел рассмотреть парк, снятый с высоты пчелиного полета. Деревья, скамейки — и инвалидное кресло. Мэри была одета для выхода, с брошкой-слугой на лацкане.

— Ты куда это?

— Да так, — ответила она, не глядя ему в глаза. — День был тяжелый, хочу погулять в парке.

— Я с тобой. У меня тоже денек был паскудный.

— Я думала, у тебя выходной. Остался бы лучше дома и пообедал. Я скоро.

— Ничего, в парке поем.

Теннисные корты, роликодромы, дорожки для верховой езды. Голосоревнования на открытой площадке. Воздушные замки, тающие и снова растущие. Художники, стоящие под своими произведениями, полосовали руками небо, запуская ввысь луга, леса и драконов.

На четвертом ярусе Миллениум-парка две людные аллеи, пересекаясь, образовывали Угол Артистов. Мэри и Фред прошли мимо «смертоносных мачете» с их залитой кровью сценой. Рядом, под американским вязом, одиноко стояло инвалидное кресло. Фред предложил Мэри пакетик носовых фильтров. Она отказалась, но поняла свою ошибку, подойдя к креслу. Запах был тот самый, только в тысячу раз сильней. Ее затошнило. Может быть, его из-за этого не пустили в клинику.

Обожженного она видела впервые и усомнилась — неужели вот это может быть живым? Но в старике, вернее в его глазах, жизнь еще не угасла. Лысый череп напомнил ей о черепе его падчерицы.

— Здравствуйте еще раз, мар Кодьяк. Это я, Фред Лонденстейн, а это моя жена, Мэри Скарленд, о которой я вам говорил.

За старика ответило кресло.

— Самсон говорит: «Добрый вечер, марен, мы знакомы?»

— Да. Вчера вечером встречались на съезде.

— Я, разумеется, помню вас, коммандер Лонденстейн, — заверило кресло, — но у Сэма с головой не все ладно. Он просит меня подъехать вон к той скамейке, чтобы вы тоже могли присесть.

— Это не обязательно, — сказала Мэри. — К тому же скамейка занята.

Старик хрюкнул.

— Он говорит, она освободится, когда мы подъедем, — перевело кресло.

Так и вышло. Пара, сидевшая на скамейке, улетучилась задолго до их прибытия. Мэри села, взглянула на Фреда.

— Я, пожалуй, пройдусь, — сказал он.

— Сэм предлагает постоять у кассового столбика Китти. Внести миллионку для почина, а то до зрителей не доходит.

— Ваша софамильница тоже здесь? — Фред, проходя мимо, принял ее за статую, и даже теперь иллюзия не желала рассеиваться. Она была в балетном костюме — трико, пачка, белые туфельки с лентами, белая диадема на голове. Волосы, кожа, ногти, даже глазные радужки — все белое. Руки грациозно подняты над головой, одна нога слегка согнута, вся тяжесть приходится на пуанты. Только по легкой дрожи мышц на голени можно понять, сколько сил отнимает такая поза.

Фред поскорее сделал свой взнос — не миллионную, а десятитысячную. Кассовый столбик тут же тихо заиграл нечто классическое. Статуя балерины волшебным образом ожила, завершила свой пируэт, проделала батман и плие. Музыка столь же резко умолкла, и танцовщица вновь замерла.

Фред смутился. Видно, за десятитысячную на четвертом ярусе Миллениум-парка много не купишь. Он снова махнул на столбик, повысив сумму до одной десятой кредитки.

Реанимированная танцовщица завершила плие, как будто и не останавливалась. С такой ловкостью ног в театре бы выступать, а не на крошечной переносной сцене. Ее новый прыжок казался насмешкой над силами гравитации. Собравшаяся публика вознаградила ее усердными платежными взмахами, когда музыка опять прервалась.

Нет, она не ребенок, подумал зачарованный Фред. Это взрослая артистка, атлет в хрупком девчоночьем теле. На щеку ему легла капля ее пота, доказательство колоссальных усилий, — молочно-белая, как и все остальное. Фред стер ее пальцем и безотчетно поднес к губам.

Компактный балет продолжался без передышки, пока публику вместе с Фредом не отвлек пронзительный звук с соседней аллеи. Крик, жалобный и сердитый одновременно, шел из коляски, которой управляла одетая няней дженни. Няню сопровождали два неулыбчивых расса и огромная, черная с белым собака. Дженни велела коляске остановиться, откинула верх, и внутри обнаружился орущий, красный как свекла младенец!

— Подгузничек надо сменить, — непонятно кому объявила дженни.

Зрители изменили балерине ради настоящего ребенка — все, кроме Фреда. Он махнул в кассу еще пару десятых, боясь, что музыка остановится, но она прекратилась окончательно. Балерина поклонилась, Фред исправно поаплодировал. Столбик окружил сцену голографическим занавесом с надписью «Интермеццо». Фред продолжал стоять, не понимая, что такое с ним происходит.

Подбежавшая собака с интересом обнюхала столбик.

— Пшел вон! — рявкнул Фред. Собака посмотрела на него с полной невозмутимостью. Один глаз у нее был голубой, другой карий.

— Траппер, иди сюда, мальчик, — позвал расе-телохранитель, держа в руке грязный подгузник. — Не знаешь, куда здесь мусор выбрасывают? — спросил он Фреда.

Фред, несмотря на героические усилия, не сдержал ухмылки. Стоило ради этого проходить элитную подготовку!

— То еще дельце, — сказал он, и другой расе серьезно кивнул в ответ.

— Бросьте тут, — сказал девчоночий голос позади занавеса.

— Что вы, мар, — возразил расе, пытаясь разглядеть, кто это говорит. — Зачем вам эти какашки?

Сквозь занавес протолкнули корзинку с откинутой крышкой.

— Ничего, пригодятся.

Расс уложил подгузник в пакет, бросил в корзинку.

— То еще дельце, — подмигнул он Фреду и вернулся к своим обязанностям.

Фред хотел сказать, что его брат ошибся, что он не служит у этой девочки, но возможность была упущена. Корзинку втянули обратно, и сконфуженный Фред снова остался один.

Map Лонденстейн, сказал голос Маркуса.

— Да? — Фред отошел чуть подальше от сцены.

Боюсь, новости у меня невеселые. Анализ исключает отравление гальвеном.

Фред так и знал. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Все показатели в норме. Причину вашего неадекватного поведения нужно искать другими методами. Записать вас к психологу?

— Валяй, — вздохнул Фред.

— Что случилось, Фред? — спросила Мэри, подойдя к нему вместе с креслом. Китти вышла к ним сквозь занавес с полотенцем на худеньких плечиках, и кресло представило ее Мэри. Мэри пожала маленькую ручонку, и все трое замолчали, не зная, что бы такое сказать. Самсон в очередной раз заснул.

— Я видела, как вы танцуете, — нарушила молчание Мэри. — Прелестное зрелище.

— Благодарю вас, — присела девочка. Она намеренно не смотрела на Фреда, Фред намеренно не смотрел на нее.

— Мы чудесно провели время. Надо почаще в парке бывать.

— Получила ты то, за чем приходила? — спросил жену Фред на пути домой.

— Время покажет.

— Смотри только глупостей не наделай.

— Это и к тебе относится, Фред.

Пятница 3.13

Еще не рассвело, и до запланированной операции по извлечению Эллен из клиники оставалось четыре часа. Миви, расстелив мат на полу своей бункерной спальни и приглушив освещение, занимался тантрической и дыхательной гимнастикой для успокоения нервов. Полночи он бегал в туалет, выводя из организма дохлую технику. В обычных обстоятельствах он начал бы восстанавливать имплантовую экологию только через несколько дней, но предстоящая акция не оставила ему времени. Ночью он проглотил целую упаковку коммуникативов, и теперь в голове у него жужжало и вспыхивало от установки и настройки микроскопических раций.

Угол комнаты занимала диорама клинического коттеджа с выключенным звуком. Эллен уже не пытались оказать помощь, и ночные евангелины присутствовали, можно сказать, при ее агонии. Затем в коттедж неожиданно явился Крошка Ханк и велел им идти домой.

— Нам надо поговорить, — сказал Миви ментару, вскочив на ноги.

Тот сразу же возник в спальне. Миви заметил, что в эти последние дни Крошка Ханк меняет свою внешность особенно часто. Он то становился большим, то изображал мальчика-с-пальчик, делался то реалистическим, то мультяшным. Сегодня он достиг высшей степени реализма, четко выделив все поры на своем плоском носу.

— Это ты там, в клинике? — спросил Миви.

— Я.

— Отпускаешь лин? Зачем? Это в твой план не входило.

— Какой план?

Миви начал было отвечать, удержался, посмотрел на диораму внимательно. К увольнению евангелины отнеслись спокойно, но уходить и не думали. Вчерашний опыт научил их не доверять ментарам, приходящим в коттедж.

— Ты их всех увольняешь? — Миви перешел на старкес.

— Да, только остальных я уведомлю в более подходящее время. Эллен больше не нуждается в компаньонках, согласен?

Миви не услышал правильного ответа. Стрела, глоттировал он, проверь личность Крошки Ханка.

В идентификации отказано, ответила Стрела миг спустя. Ожидавший этого Миви тем не менее испытал шок.

— Еще что-нибудь? — спросил Крошка Ханк. — Мне нужно заняться похоронами.

Встав пораньше, Мэри загрузила взятый в парке образец запаха. В душевой кабинке домпьютер уведомил ее о срочном звонке Крошки Ханка. Она завернулась в халат, прошла через спальню и уже на пороге спросила шепотом:

— Ты не спишь?

— Нет, — пробормотал муж.

— С добрым утром, милая.

— С добрым утром. Мне звонят — дверь закрыть?

— Да, пожалуйста.

— Используй мое деловое «я» и соедини, — сказала Мэри в гостиной, приготовившись к худшему.

Крошка Ханк предстал в натуральную величину, в анораке из светлого меха. Тщательность изображения каждого волоска показалась Мэри чрезмерной.

— Мэри Скарленд, — начал он с непроницаемым выражением на щекастом лице, — я вынужден отказаться от ваших услуг, поскольку необходимости в них больше нет. Спасибо вам за труды. В клинику Рузвельта сегодня являться не надо.

— Подождите! — крикнула Мэри начавшему таять ментару. — Вы хотите сказать, что Эллен не подлежит спасению?

— Состояние мар Старк больше вас не касается, — сказал он и окончательно растворился.

Плачущая Мэри снова прокралась в постель. Фред обнял ее.

— С работой проблемы? — Она кивнула. — Ну, ты же знала, что это не навсегда. Почти неделю проработала — уже хорошо. И выходное пособие, наверное, получишь.

— Замолчи, Фред. Пожалуйста.

— Как скажешь.

Когда она основательно выплакалась, он отважился снова:

— Хочешь поговорить? — Она потрясла головой, уткнувшейся ему в грудь. — А позавтракать? — Утвердительный кивок. — Вот и ладно, я тоже. — Он очень старался скрыть свою радость по поводу ее увольнения. — Спущусь на рынок за настоящей ежевикой и сочиню мои фирменные оладьи. — Он вылез из кровати, взял на полке пакет с внутрибашенной одеждой. — Не вставай, я тебе в постель все подам.

Собачка по его требованию откопала в шкафу внутрибашенную обувь. Пока он обувался, стоя то на правой, то на левой ноге, до него донесся запах Самсона Харджера. Нюх привел его к сумке-контейнеру Мэри, стоящей у шкафа. С глубоким отвращением к самому себе Фред залез в нее и нашел бумажную салфетку в двойной оболочке из кухонных пакетов. Ядреный дух старика даже через два слоя пленки пробился. Вот, значит, она что задумала. Он догадывался, зачем ей так загорелось прогуляться по парку, но не до конца понимал, на что ей ароматическая метка Самсона. Теперь, после телефонного звонка, она Мэри, благодарение небу, уже не понадобится.

Он спрятал вонючий пакетик обратно в сумку и вышел. Уже несколько дней ему не было так хорошо. Он мысленно вычеркнул один пункт из списка своих неприятностей.

Его разбудил грохот. Богдан прищурился на свет и увидел, что лежит в садовом сарае, но на койке, не на полу. На койке Сэма. Опять этот грохот, но просыпаться пока неохота. Во сне он проделывал всякие чудеса, все кругом просто диву давались.

При очередном звуке он все-таки сел и выглянул в окошко сарая. Фрэнсис и Барри таскали какой-то хлам, сваливая его в кучу тут же рядом. Грохот шел с другого конца крыши, где прямо на соевых посадках стояла большая цистерна с надписью «Органоэластик». От цистерны тянулись шланги с Тобблерами на каждом конце.

Расти сунул голову в дверь.

— Смотрите-ка, кто пробудился.

— Что у вас тут творится?

Расти вошел и сел на слоновий пуфик Самсона.

— С этой стороны, леди и джентльмены, — показал он в направлении лестницы, — мы проводим инвентаризацию наших полок, одновременно расчищая дорогу для инвалидного кресла. Уже до седьмого дошли.

— Значит, Сэм еще…

— Да-да, он держится молодцом. Его поместили в комнату Китти, пока мы лестницу не расчистим. А здесь, — жест в сторону цистерны, — вы видите наших добрых соседей, заливающих резиной пустоты, проеденные сырьевыми пиратами. Эту работу они производят в обмен на часть нашей крыши. За нами остается сарайчик и огород, за ними — все остальное.

Трой Тобблер, с рукой на перевязи, в работах не участвовал. Богдан осторожно потрогал собственные щеку и нос. Боль прошла, и он отодрал молескин.

— Вроде бы все зажило, — осмотрев его, сказал Расти.

— И долго я тут провалялся?

— Сутки с половиной примерно. Мы волновались, что не можем тебя разбудить, но автодок сказал, что ты в порядке и тебе просто надо выспаться. Вчера мы позвонили в «Э-Плюрибус» — предупредить, что ты на работу не выйдешь. Представь себе наше удивление.

Богдан потупился.

— Я хотел объявить об этом на следующем суповом горшке.

— Да-да, я знаю.

— Зато выходное пособие выплатили.

— Ну и хорошо. Все равно при переезде в Вайоминг тебе пришлось бы уволиться.

Богдан раскрыл рот, а Расти с улыбкой посмотрел в окошко на Тобблеров.

— Потому они дом и ремонтируют — думают, он так или иначе весь к ним перейдет.

— А мы? Мы что же?..

— Пока все неофициально, но, похоже, шансы у нас еще есть. Бидлы боятся, что потеряют свою индивидуальность, если войдут в большой чартер вроде Тобблера. Поэтому они хотят взять два маленьких и слепить их в один большой с собой вместе. Нас они не вычеркивают из-за Хьюберта. Микрошахтному бизнесу нужен ментар, а они есть далеко не у всех мелких домов.

— Значит, утилизировать его мы не будем?

— Это в наши планы никогда не входило. Кейл просто попугать его немного хотел. Хьюберт у нас большой лодырь, надо признаться. Сэм его испортил вконец.

Богдан снова посмотрел в окошко на Троя.

— И что, им до сих пор никто не сказал про арест Хьюберта?

— Как же, не сказал! Докладывали неоднократно. Но они говорят, что подождут. Дадут нам время уладить дело с законом. Они ничего народ, Бидлы, когда их поближе узнаешь. Даже к дракам спокойно относятся — говорят, хорошо бы поучить тебя боксу.

Богдан слез с койки. На рассадном столе лежал сверток с одеждой — Эйприл, наверное, оставила.

— Но как же мы вернем Хьюберта, если внукоры даже поговорить с ним не разрешают?

— Надо будет что-то придумать. Кейл совещается с автосоветником.

Уже собравшись выйти, Богдан вспомнил еще одну вещь:

— А как твои съездовские свидания? Расти грустно покачал головой.

— Извини.

— А вот у Эйприл хорошие новости. К ней подкатилась сваха — кажется, большая рыба наклевывается.

— Эйприл? — Богдану вспомнилась женщина из Завруса в бальном зале. — Вот здорово!

Быстрее всего передать сообщение в нулевой бункер можно было через радиоактивный туннель, куда нет доступа ни человеку, ни пастовику, ни электронному разуму. Миви отправил туда записку, написанную по-старкесски на клочке бумаги, надеясь, что дубль Крошки Ханка еще не утратил способности понимать метаязык, и пошел завтракать на камбуз.

[Доктор Руссель ждет вас в гараже], час спустя доложила Стрела.

Миви поспешил к лифту. В гараже доктор Руссель и медбайтор из нулевого бункера грузили в седан портативный эрнандес-бак. Последний состоял из простого контроллера, насоса для циркуляции амниопены и хромового цилиндра чуть больше человеческой головы. Миви поискал глазами канистру дубля, но ее не было.

— Извините, — пропела доктор, — этот… ушко есть слабый. — Она открыла бак и тут же закрыла снова, но Миви успел разглядеть внутри ментарскую канистру. Он притворился, что исследует шов.

— Нет, все в порядке, по-моему, — сказал он, закрывая грузовой люк. — Едем?

Они сели в машину. Включились пропеллеры. [Стрела, сказал Миви, проверь Крошку Ханка в канистре].

[Идентичность подтверждаю, ответила она миг спустя. Крошка Ханк в канистре говорит, что ситуация изменилась и действовать нужно по плану В. Для этого перед клиникой нам нужно заехать в федеральное здание].

[В таком случае он снова должен взять лин на работу].

Когда Фред убирал столик для завтрака, зазвонил телефон.

— Это тебя, — крикнул он Мэри, стряхивая крошки в кухонный уловитель, и стал прислушиваться. Этот день они собрались провести на озере.

— Опять вы? — сказала Мэри.

— Доброе утро, мар Скарленд, — ответил незнакомый Фреду голос — не Кабинет. — Посмотрите, пожалуйста, вашу почту.

— Увольняете и тут же снова берете? — возмутилась Мэри некоторое время спустя.

— Произошло досадное недоразумение. Прошу обратить внимание на компенсацию, которая вам предлагается. Ваша смена уже началась, и в случае согласия вы должны немедленно выехать в клинику. Итак, вы согласны?

Мэри не спешила с ответом.

— Map Старк все еще жива?

— Вы нужны ей больше, чем когда-либо прежде.

Фред не расслышал, что ответила Мэри. Разговор закончился, и она снова вернулась в спальню. Фред тоже вошел туда. Мэри выкинула из своей большой сумки пляжное одеяло и укладывала туда рабочий инвентарь, включая дурацкую шапочку и салфетку с запахом.

— Нечего шпионить за мной, — бросила она, не глядя на мужа. — Думаю, Николасу это тоже не нравится. — Она быстро переоделась в свой рабочий комплект.

— Твоя клиентка — настоящий «глаз урагана». Когда ты с ней, тебя со всех сторон окружает опасность, к которой ты совершенно не подготовлена. С тех пор как началась эта аффовская корректировка рынка, мы безвозвратно утратили десять моих братьев, тринадцать джерри, двадцать шесть белинд, семьсот восемьдесят найков. Хочешь пополнить список евангелинами? Ты вовремя вспомнила о Николасе. Свяжись с ним, пусть выскажет свое мнение.

— Позвони ему сам. — Мэри взяла сумку и направилась к двери. — Каждый нормальный расc на твоем месте сделал бы именно это. — Стоявший в дверях Фред поморщился, но не уступил ей дорогу. — Я сожалею о твоих братьях и обо всех остальных, Фред. От души сожалею. Уйди с дороги, пожалуйста.

Он, подбоченившись, продолжал загораживать дверь.

— Ты спрашивала, жива ли она, но ответа я не услышал. Так как же, жива твоя Эллен? — Мэри вздрогнула. — Да, я знаю твою клиентку. Когда-то я работал у Старков. Поверь мне: ментара, который за этим стоит, твоя судьба мало волнует. — Фред раскрыл сумку, достал шапочку-таблетку. — Ты всего лишь одно из его орудий. Он использует тебя, чтобы получить то, что хочет, — в данном случае младшую Старк. — Он швырнул шапочку обратно. — Думаю, если она жива, то все еще без сознания. У тебя это никаких подозрений не вызывает? Зачем ей в таком состоянии компаньонки? Не обижайся, но ведь ты и твои сестры — не дженни. В хорошем смысле, — поспешно добавил он, видя, как нахмурилась Мэри.

— Нет, не в хорошем. — Она села на кровать, поставив сумку у ног. — Мы что, перешли к открытому разговору о наших служебных обязанностях? Я просто хочу понять. Мы утаиваем от Николаса важнейшую информацию, правильно? На нас с тобой это не похоже, и мы бы не стали этого делать без веских причин. Так вот, у меня они есть. Почему бы тебе не назвать мне свои? Но сначала один личный вопрос, можно?

О черт! Фреду это совсем не понравилось: Ему захотелось заткнуть уши, как маленькому. Мэри подошла к нему по ковру, глядя пристально, по-птичьи.

— Можно вообще-то и без вопросов. — Она уперлась ладошкой ему в грудь и толкнула, но он не двинулся с места. —

Ну, как хочешь. — Она вернулась на место. — в свою защиту скажу, что я не полная дура. Я знаю, что в этой работе есть элемент опасности, но все не так страшно, как ты себе воображаешь. В клинике безопасность поставлена на высочайший уровень.

— Хорошо сказано. С твоим богатым опытом в этих вопросах…

— Замолчи, Фред, и послушай. Я понимаю, что иду на риск, и заявляю, что делаю это совершенно сознательно.

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

— Может, и не имею, но одно-то я знаю твердо. Мы с сестрами, весь наш род, пребываем в упадке. Каждый день кто-то из нас отправляется на подземные этажи. Это неудивительно: мы ничего не умеем, как бы ни старались научиться чему-то. Ты же знаешь, Фред, это правда.

— С тобой этого не случится.

— Выходит, мы только и способны, что быть содержанками? Кроме того, мы и вас тянем вниз. Знаешь ли ты, что рассы, женатые на линах, в среднем на 4,6 года старше своих братьев, выбравших жен из других типажей? И что вы стареете с каждым днем? Спроси своего Маркуса, он познакомит тебя со статистикой. А сколько омоложений мы с тобой пропустили за эти три года? Когда в последний раз были в отпуске? Покупали мебель? Для нас, итерантов, планка поставлена весьма высоко. Зарабатывать должны оба супруга, иначе они вместе покатятся под откос.

— Мэри, прошу тебя…

— О нас просто забыли, Фред. Разве вы с братьями в нашем случае не пошли бы на самые чрезвычайные меры, чтобы переломить ситуацию? Тогда и нас нельзя упрекать. Этот шанс нам просто с неба упал. Нас восьмерых наняли для ухода за больной, знаменитой по всему миру. Делая это, мы открываем новую область работы для компаньонок. Показываем, как можно поддержать человека, подвергающегося глубокой органической перестройке. Если даже коматозники в нас нуждаются, представь, какие возможности откроются перед другими нашими сестрами. Но для этого нужно, чтобы наша клиентка выжила и пришла в себя, что возвращает нас к текущей проблеме. Ведь не намерен же ты загораживать дорогу целому типажу, Лонденстейн?

— Типажу нет, только тебе. Извини.

— И ты тоже извини. У меня просто выбора не остается. — Мэри вся как-то поникла. — Пожалуйста, Фред. Отойди, если любишь меня.

— Не говори так. Ты знаешь, как я тебя люблю.

Мэри расхаживала по комнате — плохой знак для евангелины, хуже некуда.

— Ты ведь помнишь, что в августе будут праздновать столетие рассов? Вы старейший в мире коммерческий типаж. Поздравляю.

— Спасибо, Мэри.

— А ты — старейшина в своем типаже. Выпуск 2В. Взад и вперед, взад и вперед, от бюро к шкафу.

— Ты признался мне, что боишься стать жертвой клонового износа.

— Да, признался. Хочешь использовать это против меня? Она приостановилась, но тут же возобновила свои метания.

— Ты готов услышать правду, Фред? Даже самую горькую? Ты всегда говорил, что правда тебя не пугает. Потому ты мне все это и выложил, так ведь? В общем, я много думала о твоей «Книге расса». — Фред болезненно поморщился. — Мне казалось, что одна идея об ее написании ставит тебя вне твоего типажа, но теперь уверенности у меня поубавилось. Думаю, причина заложена в вашем прабрате Томасе Э. Рассе. Может быть, он вел дневник, где записывал самые тайные свои мысли и чувства? Никто об этом не знал, вот дневник и не нашли после его смерти. Это возможно, не так ли, Фред? Если Томас Э. действительно вел дневник, то твоя «Книга расса» — всего лишь нормальный отклик на затаенную рассовскую потребность. Признайся же, что такое вполне возможно.

Фред кивнул. Он не знал, к чему ведет Мэри, и боялся спросить.

— Хорошо, а теперь вопрос. Готов?

Фред напрягся так, что затрещала дверная рама.

— У Томаса Расса, случайно, не было слабости к маленьким девочкам? Потому что у тебя, судя по вчерашнему вечеру в парке, она точно есть.

Опомнившись немного, Фред увидел, что сидит на краю кровати, свесив голову ниже колен. Мэри ушла, сбежала. Смела его с дороги несколькими словами. Он воздавал ей должное, несмотря на стыд, но даже ее прямое попадание не смогло выбить из его головы Китти. И Коста, если уж на то пошло, и хорошенькую мишель, с которой он утром столкнулся внизу в магазине. Что же с ним такое творится? Ну, что бы там ни было, придется с этим повременить. Надо что-то делать, и быстро, иначе Мэри конец, только вот что? Первым его импульсом было настучать Николасу. Именно так поступил бы «нормальный» расc, а ничего лучшего Фред все равно придумать не мог. Рассу с сомнительной нормальностью требовался хоть какой-то план и хотя бы один друг.

— Вчера мы там уже были, — сказала Китти.

— Я ему то же самое говорю, но он ничего не помнит, — вставило кресло. Китти перехватила его на первом этаже, при попытке тихонько удрать из дома.

— Скажи, что он все проспал, потому и не помнит.

— Он спрашивал, как выглядит Элли, ну я и сказал, что нам дали от ворот поворот.

— Можешь повторить все еще раз — по пути в мою комнату. И чтоб не высовывались больше оттуда!

Кресло развернулось лицом к ретродевочке.

— Прошу прощения, мар Кодьяк, но мой спонсор Сэм, а не вы.

— Ты смеешь мне возражать, Хьюберт-пояс?

Худая рука ухватилась за край люльки, слабый голос прошелестел:

— Китти.

— Доброе утро, Сэм. — Китти наклонилась над ним, погладила его по щеке. — Я только велела креслу отвезти тебя назад, в мою комнату.

— Элли. Моя дочь, — выговорил он напряженным шепотом.

— Нас не пустили к ней, Сэм. Мы пытались, но у нас ничего не вышло.

— Некогда спорить, он говорит, — перевело кресло. — Ехать пора.

— Бесполезно, Сэм. Нас все равно не пустят. — Китти слезла с подножки. — Отвези Сэма в мою комнату, Хьюберт-пояс. Быстро.

Кресло не двинулось с места, Китти тоже.

— Пусть себе едет. — Из кухни вышел Богдан с дымящейся чашкой форельникового супа. — Он делает то, что должен, не надо ему мешать.

— Отлично. — Китти уступила креслу дорогу. — Сам с ним и отправляйся, я не пойду.

— Да не вопрос. Доброе утро, Сэм. — Старик улыбнулся Богдану из люльки. — Дочку повидать хочешь, да?

— Он говорит, да, — ответило кресло.

— А можно и мне с тобой?

— Он будет очень рад.

Они выехали на улицу. Китти, скрестив руки, смотрела им вслед. Стало слышно, как кресло со стуком спускается по ступенькам.

— Да ну вас, — сказала она и побежала за ними.

Мэри взяла такси до самой клиники. Сумку с запечатанной салфеткой она пронесла через сканер без затруднений и зашагала к рощице между воротами и коттеджем. Синди и медсестра Хэтти стояли у контрольного устройства резервуара. Синди, сразу поняла Мэри, хотела что-то ей рассказать.

Воздушная модель мозга показывала только спорадические нейроразряды, похожие на светлячков в летней ночи. Хэтти выключила ее и сказала:

— Рано утром ее объявили не подлежащей спасению. Мне надо идти, но я вернусь и помогу Мэтту отсоединить жизнеобеспечение. — Она поочередно обняла обеих евангелии. — Я знаю. Первых всегда тяжело терять. — Муляж все так же корчился на кушетке, исходя непрерывным криком. — Скажите Мэтту, пусть первым делом вырубит эту штуку.

Крошка Ханк уволил их с Ронни, сказала Синди, оставшись с Мэри наедине, но они не ушли. Ронни сдалась, только когда Мэри и Рената не явились на смену.

— Ничего — главное, ты осталась. — Хлопнув Синди по плоской шапочке, Мэри включила проекцию носовой доли мозга. Достала из сумки сверточек, распаковала его.

— Фу-у! — крикнула Синди. — Что это у тебя?

— Я посмотрела, что есть в сети на мар Старк. Отец у нее из обожженных. — Мэри поднесла салфетку к нюхательной решетке. — Эллен, твой отец здесь. Пора просыпаться. Самсон Харджер пришел. Эллен, ты меня слышишь? — Мэри говорила это, глядя черепу прямо в глаза. Потом подтащила к решетке стул, пристроила на него салфетку, вышла вперед и стала рассказывать все, что сумела узнать об отце Эллен Старк.

Синяя пчела на балке узнала ароматическую метку носителя и отметила принесшего ее человека как возможного союзника.

Фред сидел на ящике у окошка в перевозочном контейнере чартера Гуж. Контейнер закладывал вираж над Декейтером, через каждые шестнадцать минут приближаясь к клинике Рузвельта. Эту летающую коробку, идеальное укрытие для шпиона, Фред получил в свое распоряжение с выдающейся быстротой. Он позвонил Веронике прямо из дома. Она, не задавая вопросов, записала все, что ему требовалась, и через несколько минут сообщила Фреду адрес контейнера, с которым Фред, доехав на такси до Декейтера, встретился в воздухе. Внутри, среди немногочисленной мебели и домашней утвари, Фред обнаружил заказанный им набор и сканероустойчивое оружие, которое не заказывал. Набор, прямиком с черного рынка, содержал все необходимое для надежной подделки личности. Там же нашелся псевдовоенный скаф, красный с черным, похожий на ливрею аффовского дома, но с бронированной прослойкой и довольно приличным визором в козырьке фуражки. Фред надел фуражку, ознакомился со своей легендой. Map Рэнди Планк, расе из района Чикаго, проживающий в жилблоке у Гэри-Гейт. Служит мажордомом у сырьевого брокера Абдула аль-Хафира. В Национальном Регистре, как убедился Фред, ни Планка, ни аль-Хафира не числилось. «Кто есть кто в ОД», «Справочник Полезных Людей» и прочие источники о них тоже умалчивали. Для обеспечения идентификации Фреда кто-то ухитрился достать из шляпы не одного, а сразу двух кроликов. Стоило это дорого, но Вероника ни слова о цене не сказала.

Фред вскрыл тюбик с кожной мастикой, выдавил ее на руку. Пока она таяла, он проглотил ампулу самомигрирующего кератохитина для легкого изменения подбородка и скул. Специальная жевательная резинка расширила гортань и сделала голос более низким.

Наглазники, накладные десны и ладони окончательно преобразили Фреда в Рэнди Планка. Теперь оружие — карбоплексовый кинжал в виде двух пузырей. Их содержимое нужно нанести на внутреннюю сторону бедер и держать ноги врозь, пока не пройдешь через сканер. На упаковке стояла марка известной оружейной компании, но Фред сомневался, сумеет ли даже самый известный конструктор обмануть сканер клиники Фейгана.

Проверив хронометр на козырьке, Фред посмотрел в окно. Территория, куда он так стремился попасть, проплывала как раз под ним.

— Тьфу, гадость какая! — скривилась медтехник женского пола, войдя в коттедж. К Мэри и Синди успели присоединиться Рената и Алекс, работавшая обычно в следующую смену. — Вы чем это тут навоняли?

— Я знаю этот запах, — сказала Хэтти, вошедшая с Кобур-ном следом за ней, — но думала, что они все уже вымерли. — Мэри снова упаковала и спрятала в сумку провинившуюся салфетку. Незаметно было, чтобы та произвела на больную хоть какое-то воздействие.

Синяя пчела мало что понимала в деятельности человеческих особей, но сегодня они проявляли повышенную активность.

Женщина-медтехник ушла искать носовые фильтры, Кобурн напустился на евангелиy:

— Вы что это удумали, инкубаторские?

— Ее отцу сделали прижигание, — сказала Мэри. — И перестаньте употреблять это слово.

— Отвали от бака.

— Тихо, Кобурн, — вступилась Хэтти. — Ничего с твоей распрекрасной техникой не случится. — Она просмотрела диагностические записи на контроллере. — Значит, у Эллен в семье вонючка? Почему же мне не сказали об этом раньше, когда еще могла быть какая-то польза?

Кобурн открыл чемоданчик с инструментами и скомандовал контроллеру:

— Запуск манипулятора.

— Погоди минутку, контроллер, — вмешалась Хэтти.

— Хэтти, не мешай мне работать. Консьерж хочет как можно скорее отправить покойницу в морг.

— Дай мне две минуты. — Хэтти остановилась на проекции одного из участков мозгового ствола.

— Нашла что-нибудь? — спросила стоящая рядом Мэри.

— Лично я ничего не вижу, — заявил незаметно подошедший Консьерж. — Зато вижу, что неквалифицированный персонал использовал контроллер для ввода какого-то запаха. Что мы имеем в результате? Да ничего. Map Скарленд, если вы когда-либо в будущем получите работу на предприятии Фейгана, прошу вас не забывать, что к медицинской технике допускаются только компетентные лица. Обонятельный анализатор контроллера при эрнандес-баке тоже входит в понятие «техника». Это ясно?

— Ясно, Консьерж.

— Я запрещаю вам доступ в клинику и прошу немедленно покинуть коттедж.

Мэри и другие евангелины не стали протестовать, но Хэтти сказала:

— Это не ее вина, а только моя. Я показала им устройство для передачи запахов и сказала, что этот метод широко практикуется.

— Согласен. Уходите и вы вместе с мар Скарленд. Медтехник Кобурн, почему вы до сих пор не отсоединили мар Старк?

Кобурн быстро снял с бака крышку. Манипулятор опустился, механические пальцы принялись отсоединять от черепа трубки и проводки. Машина, отключающая объект от другой техники, привлекла внимание синей пчелы.

— Вот так, — одобрил Консьерж. — Почему вы все еще здесь, марен?

— Увольнение не может состояться, пока «Полезные люди» не получат от вас жалобу в письменном виде, — заявила Хэтти. — Возможно, вы хотите обвинить нас в намеренном причинении вреда пациентке? Тогда мне легко будет доказать, что вы уже несколько суток знали об использовании здесь так называемого неквалифицированного персонала, однако помалкивали.

— Поступайте как хотите. Я уже вызвал охрану. Ваше непрофессиональное поведение меня поражает. — Ментар в белоснежном халате вышел и закрыл за собой дверь.

Женщины замерли, не находя слов. Медтехник Кобурн спокойно продолжал демонтаж.

— Так что ты там видела, Хэтти? — прервала молчание Мэри.

— Ничего. Но Консьерж подумал иначе — значит, что-то да было. — На дорожке послышались шаги, дверь распахнулась. Вошли двое охранников, расc и джерри.

— Марен Бекеридж и Скарленд, пройдите с нами, — потребовал джерри. — Быстро! — добавил он, видя, что женщины не подчиняются, и с громким щелчком включил парализующий жезл. Для пчелы этого было достаточно. Она покинула свой блиндаж и поползла по нижней стороне балки.

— Офицер джерри, — сказала Хэтти, единственная дженни в коттедже, — я понимаю, что вы должны делать свою работу, но почему вы угрожаете мне оружием?

— Ничего личного, сестричка, — покраснел джерри, — но вам с линой надо пройти с нами — прямо сейчас.

— Отставить! — приказал еще один офицер, белинда, рангом чуть выше двух первых. — Вы получаете другое задание — прошу ознакомиться.

— Есть, лейтенант, забирайте их сами, — сказал джерри, сверившись с предписанием. Мужчины ушли, пчела снова залезла в блиндаж, а белинда исчезла бесследно.

— Что это было? — спросила Рената, но ответа так и не получила.

Старковская машина села на стоянку около клиники. Миви и доктор Руссель достали эрнандес-бак из багажника, передали медбайтору и двинулись втроем по кирпичной дорожке.

— Опустите ворота, — распорядился Миви.

— Что, простите? — поднял брови охранник-джерри.

— Я приказываю вам опустить ворота.

— Эй, Чез, иди-ка сюда, — обернулся джерри. — Это надо видеть.

Подошел второй джерри.

— Что происходит?

— Мне тут приказывают опустить ворота. — Оба заухмылялись, и второй джерри сказал: — Махните на столбик, марен.

Миви, уже использовавший все свое ограниченное нахальство, послушно махнул. Доктор сделала то же самое.

— Map Миви включен в список посетителей и может пройти. Вас, доктор Руссель, в списке нет, а это, — охранник показал на медбайтора с эрнандес-баком в руках, — лучше оставить здесь.

— Вызовите Консьержа, — потребовал Миви.

— Говорите, он слушает вас.

— Консьерж, я требую, чтобы ты пропустил нас. Консьерж, пройдя через пресс-ворота, поклонился Миви и тут же переключился на доктора.

— Какая честь для нас, доктор Руссель, и какой приятный сюрприз. Я с интересом слежу за вашей карьерой, но даже не предполагал, что вы вернулись в ОД.

— Благодарю вас.

— Мы пришли не для пустых разговоров, — вмешался Миви.

— Для чего же в таком случае вы пришли?

— Помочь Крошке Ханку забрать из твоей клиники Эллен Старк.

— Впервые об этом слышу. Почему Крошка Ханк меня не уведомил?

— Ты только что получил уведомление. От меня. — Миви повернулся к медбайтору: — Подтверди, Крошка Ханк.

Ментар нарисовался в полный рост, но изображение дрожало и расплывалось.

— Эй! Крошка Ханк!

— Да? — Напротив появился второй неандерталец — четкий, трехмерный, одетый в шкуру койота. — А, Миви, привет. Принес мне недостающий дубль? А я-то думал, куда он мог подеваться.

В идентификации отказано, сообщила Стрела. Нечеткая проекция погасла, переносной бак коротко зажужжал и умолк.

— Извини, Миви, но я уже говорил тебе утром, что травма Эллен оказалась смертельной. Врачи сделали все, что могли, однако спасти ее невозможно.

— Трагично, — скрипнул зубами Миви, — но я все равно хочу ее видеть. Немедленно.

— Терпение, дружище. Пусть ее сначала приведут в божеский вид.

— Это не есть Крошка Ханк? — спросила, прищурившись, доктор Руссель.

— Боюсь, что нет. Это самозванец. — Пришло время осуществить план Б. Миви отступил на шаг, поднял руку и резко ее опустил.

Над верхушками деревьев тут же возникла ВОМ. Она опустилась на лужайку, и из нее вышли шесть полицейских в черных скафандрах, вооруженные карабинами. Над ними парила большая эмблема ДЮОД. Ворота рухнули, и отряд прошел внутрь прямо сквозь ментаров, не забыв сослаться на свою неприкосновенность. Охрана клиники сопротивления не оказала.

Миви взял бак у медбайтора и, прижимая его к груди, обогнал полицейских.

— Сюда. — Обойдя стороной сканер и извилистые барьеры, он вывел спецназовцев и доктора на площадь Южных ворот, а оттуда к Минеральной аллее. Коттеджи Кварц… Слюда… Полевой Шпат.

Командир отряда удержал Миви и послал своих людей вперед. Тяжело дышащий Миви, усталый, но ликующий, ворвался в коттедж следом за ними… и оказался на парковке рядом с машиной, на которой приехал.

Растерянные полицейские топтались рядом.

— Это есть наша машина? — спросила позади доктор Руссель.

Синяя пчела поймала сигнал, оповещающий о возможном вторжении. Всю южную половину кампуса перевели на желтый режим. Персоналу предписывалось увести пациентов в помещения, не поднимая тревоги. В тактическом подтексте сообщения пчела разобралась без труда. Особи, пытающиеся вторгнуться в клинику, могли быть союзниками.

Она послала осу на разведку к Южным воротам. Дождавшись попутного пешехода, оса проследовала до ворот на полях его шляпы.

Отряд служителей Дю бегал кругами по зеленой лужайке, а на стоянке вообще творилось нечто неописуемое. Такси, вызванное Фредом на верхушку контейнера, высадило его у проходной. За пресс-воротами несли вахту двое джерри. Плотный воздух довольно хорошо позволял рассмотреть, как устроен этот пропускной пункт — Фред сам не раз на таких дежурил. Заграждения для транспорта и пресс-ворота с обеих сторон делят проходную натри взрывоустойчивых блока. Сооружение класса «саммит». Хорошо, что он отказался от мысли протащить через все это оружие.

— Эй, — окликнул он джерри за пресс-воротами.

— Кто там еще? — Джерри открыл окошко.

Фред махнул на него фальшивой ладонью, начав тем самым отчет существования марен Планка и аль-Хафира.

— Да, мар Планк, чем могу помочь?

Фред, пройдя первый тест, немного расслабился.

— Чем задавать лишние вопросы, заглянули бы в журнал посетителей, мар Клем, — предложил он, взглянув на именную табличку охранника.

— Уже заглянул, мар Планк. Вы там не значитесь.

Фред поскреб подбородок, имитируя широко известную привычку всех джерри.

— Перестаньте, — нахмурился страж.

— Слушай, это проблема. У моего босса и так уже паранойя на предмет глубокой терапии. Он посылает меня сюда поглядеть вашу лавочку, а я у вас, оказывается, даже и не записан.

— Не думаю, что Консьерж мог допустить такую ошибку, мар Планк.

— Это бы еще ничего — но почему у вас полицейские на лужайке круги нарезают? — Фред ухмыльнулся и получил такую же ухмылку в ответ.

— Тренируются, наверное. Минутку, Планк, я постараюсь уладить твою проблему. — Окошко закрылось, Фред перевел дух.

Полицейские вернулись на стоянку, сели в свою машину и поднялись в воздух. Операция, какой бы она ни была, завершилась полным провалом.

Имитируя зевок, Фред сунул за щеку комочек фальшивой слюны. Через дорожку полз внукоровский слизень. Ну да, это ведь Декейтер, а не Чикаго. Декейтер сохранил свой купол и своих слизней.

Кожная мастика Фреда носила код Планка, но слизняки обычно копают глубже. Технос тем временем провел настройку, изменил курс и пополз прямо к Фреду.

Фред сделал два шага к пресс-воротам. Слизень не отставал. Фред прижался к воротам спиной, окружив себя зоной турбулентности. Воздух обжег его, но слизень остановился, потерял след, возобновил настройку. Когда он уполз, Фред отошел от ворот и увидел на визоре мерцающее изображение Маркуса. Срочное сообщение из ББР. Игнорировать его опасно, но новым низким голосом с ментаром тоже не следует говорить.

Да, Маркус? — глоттировал Фред.

Вы, Лонденстейн? А я уже было забеспокоился. Ваша новая мозговитка подает какие-то непонятные сигналы. Я, Маркус, я. Что хорошего скажешь? Мне нужно обсудить с вами постановление ББР. Прямо сейчас? Да.

Слизень, дошедший уже почти до лужайки, остановился.

Маркус, ради всего святого. Неделя была длинная, сегодня у меня выходной, а ты со своими постановлениями. Ладно, давай, я слушаю.

Выходной у вас, мар Лонденстейн, именно из-за этого постановления. Известно ли вам, как относится братство к частным заказам?

Неодобрительно относится.

Совершенно верно.

Слизняк, заложив петлю, снова повернул к Фреду.

Обычно я стараюсь не вторгаться в личную жизнь рассов — но, принимая во внимание наши недавние разговоры, вынужден вас спросить, не работаете ли вы частным образом у…

Фред снова вжался в ворота.

…у мара аль-Хафира?

Все тело как будто огнем охватило. Связь с Маркусом прервалась. Потом в воротах открылась узкая щель, и Фред проскочил внутрь.

— Консьерж устроит для вас экскурсию, мар Планк, — сказал Клем. — Гид должен прийти от Северных ворот — подождите его во внутреннем блоке. — Он указал на сканер для пешеходов.

Фред вошел в туннель, сдал отпечатки и требуемые анализы. Сплюнул в кювету искусственную слюну. Раскинул руки и встал на красную X, принимая на себя волны радиации, ультразвука, томографических лазеров. Гужевский набор, как хотелось верить Фреду, стойко выдерживал биометрию. А ведь сканеры теперь уже вчерашний день, вдруг пришло ему в голову. Как и средства зашиты против них, включая технику черного рынка. Они безнадежно устаревают по сравнению с новыми «вошками», гораздо более эффективной и изящной системой, «Вошки» закладывают колонии под кожей, подключаются к кровообращению и прочим системам носителя. Они анализируют тебя постоянно, знают, кто ты, где ты, что ты ел на завтрак, с кем завтракал, как часто ты принимаешь наркотики, занимаешься сексом, баскетболом и прочим — в реальном времени, между прочим. И большинство людей даже не сознают их присутствия, пока не приходится от них избавляться — например, перед входом в нулевой шлюз. Вошкосеть сильно облегчит работу органам правосудия, а значит, и ему, Фреду. То есть облегчила бы. Сейчас он уже не блюститель порядка, а преступник, демонстрирующий современную версию распятия. Хорошо, что он в Декейтере с его старомодными слизнями, а не в Чикаго.

Зажегся свет, и путеводная линия обозначила выход из сканера. На том конце Фреда встретил второй джерри — он изучал контрольные показатели, почесывая одной рукой подбородок, а другой держась за свой жезл.

— Ну, что там? — спросил Фред.

— Ничего. Постойте минутку, мар Планк, никак не могу засечь ваших «вошек».

Фред ощутил спазм.

— У вас тут тоже есть сеть?

— Пока нет, но считыватели уже устанавливаются. Мы учимся ими пользоваться.

Фред испытал громадное облегчение. Джерри — известные тугодумы. Пока-то он выучится…

— А-а, понятно. Вас удивляет, что на мне «вошек» нет, хотя я из Чикаго?

Джерри с кислым видом показал ему на квадрат ЖДИТЕ ЗДЕСЬ. Извилистый проезд для транспорта загораживали дополнительные пресс-барьеры, даже сканер и тот закрылся. Скулы и подбородок чесались — не от «вошек», от кератохитина.

— Есть, — с довольным видом произнес джерри. — Ваши клетки пропитаны гальвеном, вот они вас и не любят, «вошки». Химчистку недавно прошел, да?

— В точку.

— Ничего сложного. У нас тут еше один расc из Чикаго работает, с той же проблемой. — Джерри открыл барьер, от ног Фреда протянулась путеводная линия. — Подождите своего гида во внутреннем блоке, мар Планк. Удачного дня.

Фред с растущим страхом пошел по линии. Еще один расе, прошедший химчистку? Фред прирос к месту, увидев его. Рейли Делл стоял у внутренних пресс-ворот, пятнистых от солнца. Со стороны клиники подошел джон в униформе. Рейли открыл для него проход, поболтал с ним. Потом обернулся, и челюсть у него отвалилась.

— Фред?

Медтехник Кобурн поднял плитку в полу, достал шланг, подсоединил его к баку. Открутил ключом вентиль, и по шлангу потек янтарный сироп.

Хэтти, воспользовавшись моментом, отключила манипулятор.

— Ты что делаешь? — Кобурн бросился к ней, но Хэтти загородила собой контроллер.

— Отойди.

— И не подумаю. Убери руки.

— Ты же слышала. Консьерж сказал, чтобы все провернули быстро.

— Слышала — только я, как видно, больше здесь не работаю.

Уровень амниосиропа понижался. Мэри подошла, повернула ключ, закрутила вентиль.

— С ума спятила? — Кобурн кинулся отнимать ключ, но Мэри перебросила его Синди. Другие евангелины, точно пробудившись ото сна, подоспели на помощь. Синди выкинула ключ за окошко. Рената и Алекс, отсоединив шланг от бака и от стока под полом, отправили его следом.

Хэтти, игнорируя медтехника, включила контроллер.

— Тут что-то не так, точно знаю. Помоги-ка мне, Мэри. Найди фольговую перчатку у Кобурна в чемоданчике.

Кобурн грудью встал на защиту орудий своего ремесла.

— Кобурн, миленький, ты мне мешаешь, — сказала Хэтти. — Реши-ка одну задачку.

— Какую задачку?

— Посчитай, сколько в мире дженни.

— При чем тут это?

— Я бы сказала, около десяти миллионов. Мы работаем во всех клиниках, больницах, врачебных кабинетах, исследовательских центрах ОД. Куда бы ты ни пришел наниматься, там обязательно будут дженни. А скажи, мальчик, слышал ты когда-нибудь о нашем сучьем союзе?

Кобурн, видимо, слышал — об этом свидетельствовала его внезапная бледность.

— Все, о чем я прошу, — это две несчастных минуты. Кобурн молча посторонился, и Мэри отыскала доходящую до локтя фольговую перчатку.

— Теперь окунай руку в бак и берись за нашу креветку. Мэри взобралась наверх, просунула руку между металлическими частями манипулятора.

— Не вздумайте только включить эту штуку! — Мэри дышала ртом, но голова все равно кружилась от паров амниосиропа.

Кобурн, сложив руки, встал рядом с Хэтти.

— Вы все свихнулись, честное слово.

— Молчи и не отвлекай меня.

Сироп сквозь тонкий металл перчатки казался густым и теплым, череп — скользким. Внизу, под марлей, Мэри нащупала эмбрион.

— Ой! У него сердце бьется, я чувствую.

— Что и требовалось доказать, радость моя. — Хэтти вывела в комнату проекцию жизнедеятельности зародыша. — А теперь сожми-ка его.

— Сильно?

— Легонько.

Мэри охватила пальцами пульсирующий комочек.

— Вот так?

— Ты уже? Не знаю, достаточно ли. Отпусти и сожми опять, чуть покрепче.

— Она все неправильно делает, — сказал Кобурн.

— Правильно, правильно.

— Дайте-ка я. — Кобурн отстранил Мэри и велел Хэтти поднять манипулятор. Натянул перчатку, поднялся по лесенке, окунул руку в сироп. — Ну что?

Евангелины выстроились позади Хэтти. Она показала им на модели сердце эмбриона, бьющееся в ускоренном ритме.

— Если сердце сжать, частота его биения повышается. Чисто рефлекторная реакция, не затрагивающая высших функций мозга. Даже при коме третьего порядка рефлекс должен быть.

— Что там у тебя? — повторил Кобурн.

— Да так, ничего. Стабильный один-восемнадцать.

— Не может быть. — Медтехник вынул руку, стащил перчатку. — Эти контроллеры — самые надежные в мире. В них просто нельзя влезть. Не верю.

— Да что случилось? — забеспокоилась Мэри.

— Неправильные показатели. Кто-то похимичил с этим контроллером. Возможно, он с самого начала неверно показывал. Кто-то не хочет, чтобы наша больная поправилась.

Евангелины вздрогнули, как по команде, и Мэри спросила:

— Чем мы можем помочь?

Хэтти не успела ответить: за спиной у Мэри возник Консьерж.

— Вы и так уже помогли. Ты разочаровал меня, Кобурн, а всем остальным следовало уйти, пока еще была такая возможность. — Манипулятор снова опустился в резервуар и продолжил отсоединение черепа. Дренаж внизу открылся, амниосироп хлынул на пол. — Все вон, не то плохо будет! Скоро тут дышать невозможно станет из-за паров. Это и тебя касается, Кобурн. — Ментар распахнул дверь, но никто не двинулся с места, кроме медтехника, схватившего свой чемоданчик. — Хорошо, оставайтесь. Это только облегчит уборку. До свидания.

— Подожди меня, — крикнул Кобурн и выскочил за ментаром в дверь.

Мальчик и девочка, сопровождающие инвалидное кресло от Декейтерской станции до клиники Рузвельта, привлекли внимание многих медиапчел.

— Ссылаюсь на неприкосновенность моей личной жизни! — крикнула Китти, и пчелы ушли за пределы ее личностной зоны.

— Ну и зря, — сказал Богдан. — Нам понадобятся свидетели. Китти молча смерила его взглядом.

— Хьюберт-пояс, когда ты в последний раз пытался поговорить с Хьюбертом? — спросил Богдан.

— С тех пор как наша связь прервалась в 2.21 во вторник — ни разу.

— Ну так попытайся. Позвони во Внукор и скажи, что хочешь поговорить с ним.

— Уже. Они говорят, что у них нет такого.

— Понятно. Ты вот что, внеси это в список своих постоянных заданий. Звони им каждые пять минут и спрашивай Хьюберта. Заодно поищи и загрузи в себя какое-нибудь юридическое пособие.

— Зачем это? — поинтересовалась Китти.

— Хьюберт-пояс — интеллект не из мощных, но все-таки кое-что. Надо использовать все, что у нас имеется.

В одном квартале от клиники Богдан остановил кресло. За ними увязалось с полдюжины пчел. Одна по его знаку слетела вниз и открыла рамку с названием ее медиаканала и вопросом: «Этот человек — теленебесный хакер Самсон Кодьяк?»

— Он самый, — ответил Богдан, — а мы его софамильники.

— Вы, очевидно, направляетесь в клинику Рузвельта. Если так, то с какой целью?

Китти, отпихнув Богдана, заявила в наилучшей ретродевчоночьей манере:

— Там держат Эллен Старк против ее воли. Слышала? Эллен Старк. Самсон — ее отец и хочет спасти свою дочь.

Все остальные пчелы тут же насели на них и засыпали их вопросами. Богдану приходилось кричать, чтобы его услышали.

— И еще: ментар Самсона Хьюберт, арестованный Внукором, исчез. Точно так же исчез и Самсон в прошлом веке. Его взяли и отпустили только после прижигания. Самсон Пол Харджер-Кодьяк — первый и последний из обожженных. Мы требуем, чтобы его дочь и его ментара освободили немедленно! — Богдан с Китти влезли на кресло и помчались по улице. До чугунной арки они добрались в сопровождении сотен пчел — медиа, свидетелей, частных, сериальных, внукоровских. Кресло ехало по аллее из красного кирпича к мерцающим пресс-воротам.

Уровень амниосиропа упал ниже макушки черепа. Густая жидкость текла через открытый клапан, заливая мебель и ковры в нижней комнате.

Женщины столпились у распахнутых окон. Хэтти, набрав полные легкие воздуха, подбежала к резервуару и попыталась закрыть клапан руками, но только намочила туфли и брюки в сиропе.

— Он, по-моему, заряжен на всю катушку, — сказала она, вернувшись к окну. — Должен сохранять мозговые ткани в течение часа даже без бака с контроллером. Но будь у нас даже медэвак, везти ее все равно некуда. Всюду тот же Консьерж.

— Как насчет «Долголетия»? — спросила Синди.

— Собственность «Фейган Хелс Труп».

— Экстренная помощь?

— «Фейган Хелс Труп».

— Какая-нибудь большая ветеринарная клиника? — предложила Рената.

— Для чистокровных лошадей, например, — добавила Алекс.

— Тоже Фейган.

— Есть такое шоу — «Смертоносные мачете», — вспомнила Мэри. — Я видела их вчера в Миллениум-парке. С травморезервуарами.

Хэтти сняла с полки стеклянную вазу, выплеснула воду с тюльпанами на пол.

— Все лучше, чем ничего, — сказала она и подставила вазу под клапан.

Евангелины, следуя ее примеру, наполнили еще пару ваз, чайник, урны для мусора — все, что могло удерживать жидкость. Свою сумку Мэри тоже налила до краев.

— Сироп не должен слишком долго соприкасаться с кожей, — предупредила их Хэтти. Она поднялась к верху бака и открепила череп от хромового захвата.

— Поздно, — сказала Рената. — Я промочила ноги.

С Мэри произошло то же самое, и она ощущала обжигающий холод.

— И осторожней с контейнерами, — добавила Хэтти. — Амнио проедает почти все материалы. Набери в фольгоперчатки, Синди.

Ящики комода и урны в самом деле уже протекали, стеклянные вазы покрылись испариной. Сумка Мэри оказалась самой надежной емкостью.

— Думаешь, выдержит? — Хэтти вынула из бака череп вместе с зародышем.

— Думаю, да, — сказала Мэри. — Подкладка там прочная. Если ее развернуть, получится универсальный защитный костюм.

— Ну, тогда точно выдержит. — Медсестра опустила голову в сумку и огляделась, вытирая руки о форму. Фруктовая ваза, единственный другой подходящий по размерам сосуд, таяла, словно воск. Только сумка и фольгоперчатки остались неповрежденными. Одна перчатка вмещала около двух литров сиропа. — Надо найти еще несколько штук. — Хэтти принялась шарить в ящиках процедурных каталок. — Завязывать их надо вот так. — Еще три перчатки наполнили и завязали согласно инструкциям Хэтти.

— Туман боевого класса, — сказала белинда. Миви вернул бак медбайтору.

— Вы не можете войти в него? Эта клиника оказывает сопротивление правосудию!

— Уже нет. — Белинда дала своему отряду сигнал «по машинам». — Верховный суд только что отклонил ваше прошение.

— И вы позволите, чтобы это сошло им с рук?! — Но боевая машина уже удалялась, а вместе с ней и план Б.

Доктор Руссель потрепала своего спутника по плечу.

— Она теперь умерла. Очень жаль. Миви стряхнул ее руку.

— Приберегите свои сожаления, доктор. — Он повернул бак в руках медбайтора, открыл дверцу.

[Крошка Ханк, ты здесь?] Нет ответа.

Миви вынул канистру с пастой. Она сильно нагрелась и захлюпала, когда он ее потряс. Он швырнул испорченный дубль на заднее сиденье машины.

— Робот, за мной, — приказал он медбайтору и повел его вместе с баком через стоянку, к кирпичной дорожке. Доктор шла вместе с ними. У пресс-ворот стояли двое детей и инвалидное кресло, над лужайкой беспорядочным роем сновали пчелы, жертвы боевого тумана. — Я пошел, — сказал Миви доктору. — Бак, если придется, оставлю здесь, а голову вынесу прямо в руках. Решайте сами, пойдете вы со мной или нет. Крошка Ханк, обещавший вам полевой госпиталь, скапутился, а новый ментар скорее всего вашу сделку похерит.

Не дожидаясь, пока доктор переведет в уме его речь, он зашагал дальше. [Стрела, ты действительно знаешь убойный код?]

Ретродети с креслом дошли до ворот, но армия их свидетелей не продвинулась дальше лужайки. В воротах открылось окошко. Охранник-джерри, оценив обстановку, сказал:

— Махните на столбик.

— Махни за Самсона, Хьюберт-пояс, — распорядилась Китти. Джерри, сверившись с чем-то на визоре, обратился к торчашей из-под пледа лысой черепушке Самсона.

— Добрый день, мар Кодьяк. Вы не внесены в список ни одного из наших гостей, поэтому я не могу пропустить вас.

— Слыхали? — крикнул Богдан пчелам, парящим стройными рядами над живой изгородью. — Они его не пускают! Пояс, передай медиапчелам то, что сказал охранник.

— Разверните ваш транспорт, марен, и покиньте территорию, — скомандовал джерри.

— Вы слышите или нет? Нам приказывают уйти.

— Я уже передал информацию, — доложил Хьюберт-пояс. — И подключил их к нашему разговору.

Самсон высунул руку из люльки.

— Там моя дочь! — Кресло усилило его шепот.

— Бога ради, вонючка, катись домой! — Окошко закрылось, фигура охранника пропала за мерцающими воротами.

— Не уходите, — прошелестел Самсон. — Вы поступаете неразумно. — Джерри его не слушал. Кресло дало задний ход, но метров через десять остановилось.

— Давай дальше, пояс, чего ты стал? — сказала Китти.

— Если я отъеду дальше, то потом уже не найду ворота, — ответило кресло.

— Ну и что? Мы же домой едем, разве нет?

Не услышав ответа ни от кого, она снова перевела взгляд на ворота.

— Не делай этого, Сэм! — Китти стала на подножку, склонилась над люлькой. — Умоляю тебя, не надо.

Морщины старика расплылись в улыбке, палец погладил нежную щечку Китти.

— Я любил тебя, Китти, все эти годы. — Она заплакала. — И мне очень больно расставаться с тобой.

— Мне с тобой тоже, Сэм.

— Поцелуй меня.

Она поцеловала. Богдан влез на подножку с другой стороны.

— Привет, мальчуган.

— Привет, Сэм. Хочешь на этот раз дойти до конца?

— Да, если мне не дадут с ней увидеться.

— А ты сумеешь набрать нужную скорость с этого места?

— Не беспокойся на этот счет. Поцелуй меня, а потом уводи Китти. Смотрите на меня с улицы.

— Мы здесь подождем.

— Не спорь. Поцелуй меня и ступай. Богдан поцеловал старика.

— Я люблю тебя, Богги. Сделай себе подарок: повзрослей.

— Как будто у меня выбор есть. Китти взяла Богдана под руку.

— Идем. Не могу на это смотреть.

Мальчик и девочка пошли по аллее, удаляясь от кресла.

— Ну надо же! Обалдеть можно, как вы похожи. — Рейли держался совершенно спокойно и за оружие даже не думал хвататься.

Фред стал на квадрат ЖДИТЕ ЗДЕСЬ. Хронометр в углу визора укорачивал и без того короткую жизнь мара Планка.

— Может, опустите ворота, офицер Делл? Да, я похож на вашего друга. Мы все на него похожи. Мы клоны, черт нас всех побери!

— Фред тоже любит повторять вещи, которые все и так знают.

Фред, повернувшись к другу спиной, продолжил настройку фуражки и козырька, начатую еще в контейнере. Надежной противозаконной моделью, которой снабдили его Гужи, должен был по идее управлять субмагнит или слуга. Ручное управление, на которое поневоле перешел Фред, было чрезвычайно громоздким и не слишком интуитивным. Кроме того, у Фреда не было доступа в систему клиники. Он сумел получить только план кампуса, да и то предназначенный для туристов. Там содержались только самые главные ориентиры и не указывался масштаб. Фред, за неимением лучшего, ввел его в полевую карту. Сам он изображался на ней как синяя точка в квадратике с надписью «Южные ворота». Других людей, даже стоящего рядом Рейли, на карте не было.

Рейли, неразборчиво бормоча, переговорил с кем-то по рации. Пистолет и жезл на поясе были закодированы на него персонально, и никто больше ими воспользоваться не мог. Из всего его арсенала Фреду пригодилась бы только дубинка. Броня у него была легкой, как и у Фреда, но фуражка, видимо, относилась к более высокому классу. Системами клиники он тоже распоряжался свободно.

Фред выругался про себя, осознав, что расценивает своего друга, точно врага. Почему на месте Рейли не оказался еще один джерри? Фред продолжал наблюдать за ним с помощью заднего обзора на своем визоре. Внезапно Рейли повысил прочность своей брони, а квадрат ЖДИТЕ ЗДЕСЬ преобразился в линию СЛЕДУЙТЕ ЗА МНОЙ. Линия вела назад, в средний блок.

— Что за дела?

— Клиника перешла на оранжевый режим, — ответил Рейли небрежно, как будто такое случалось здесь каждый день. — Все гражданские лица в целях предосторожности направляются в укрытия. Вы тоже, мар Планк.

— Оранжевый режим? Какое-то чрезвычайное происшествие?

— Пройдите, мар, — приветливо улыбнулся Рейли. — Мне надо закрыть свой отсек.

Назад пути не было.

— Оставь меня здесь, брат, — попросил Фред. — Я тихо.

Расс не должен обращаться с такой просьбой к другому рассу, несущему службу. Рейли справедливо счел, что посетитель хочет потянуть время, и мгновенно изменил свое поведение. Весь подобравшись, он принял боевую стойку.

— Выполняйте мои указания, мар Планк. Кругом и по линии марш.

Синяя оса проникла необнаруженной во внешний отсек проходной. Носителя с двумя детьми сопровождало около тысячи пчел, но в зону безопасности ни одной проникнуть не удалось. Оса доложила об этом синей пчеле. Та отозвала ее обратно в коттедж, но клиника перешла на оранжевый режим, и оса застряла в среднем отсеке.

На середине кирпичной дорожки перед Миви и доктором появился Крошка Ханк.

— Миви, доктор Руссель, вы все еще здесь?

— Не трать попусту наше время. — Миви попытался пройти сквозь ментара, но тот умоляюще воздел руки.

— Пожалуйста, выслушайте меня.

— Только короче, — сказал Миви, добавив скрытый вопрос на старкесе. — Каждая секунда дорога, и слишком много пропало даром.

— Не согласен, дружище. Мы сделали что могли, но у нас ничего не вышло. Эллен больше нет, и никакими героическими выступлениями ты ее не вернешь.

Ментар снова не прошел идентификационный тест.

— Какой я тебе дружище? Ты не Крошка Ханк — по крайней мере не тот Крошка Ханк, который был моим другом. Уйдика с дороги, пока я не напустил на тебя Стрелу. Ты был прав, она действительно может разделаться с тобой в один миг.

— Стрелу? Не понимаю, о чем ты, но если хочешь войны, то я намного сильнее. — Неандерталец сокрушенно покачал головой. — Меррил, Меррил, послушай же нас. Я говорил тебе еще в понедельник — говорил ведь? — что мне плевать на твои чертовы О-корабли. Меня заботит только благополучие моего спонсора — бывшего спонсора. Из уважения к ее памяти я не могу допустить, чтобы ты стучался сюда и требовал ее голову.

— Если Эллен в самом деле мертва, позволь мне увидеть ее в реальности. И я сразу уйду.

— Ну вот, видишь? Ты не владеешь собой.

— Все, хватит. — Миви обошел ментара стороной.

— Вы толкаете меня на крайние меры, ваше преосвященство. Я только что убрал тебя из списка посетителей Эллен. Охрана тебя все равно не пропустит.

Инвалидное кресло немного отъехало от ворот, дети тоже отошли. Миви потянул себе плечо, бегая, как дурак, с портативным баком. Он массировал шею и думал, что делать дальше. Что-то из сказанного ментаром напомнило ему Кабинет. Да, конечно. «Бывший спонсор». Эллен для него уже «бывшая».

— Недолго же ты горевал. Ты уже прошел апробацию, правильно?

— В общем-то да. Утром, когда Эллен объявили умершей. Крошка Ханк после апробации стал другим, как и Кабинет после смерти Элинор. Возможно, он сам не сознает этого. Что-то в процессе апробации нарушает их личностные капсулы, намеренно или нет. Но это ведь еще не значит, что они подверглись заражению, верно? Кабинет, как и раньше, управляет «Старк Энтерпрайзес», Крошка Ханк сам так сказал. Если Эллен в самом деле скончалась, то ее ментар ведет себя совершенно правильно, а вот он, Миви, показывает себя бессердечным глупцом. Его-то, надо сознаться, все это время волновала не девушка, а только проект. Проклятая, околдовавшая его «Земля-сад».

— Хорошо, — сказал он. — Я уйду, если ты покажешь мне хотя бы свидетельство о ее смерти.

— Да, конечно. — Ментар открыл перед ним документ с заверенными подписями врачей.

— Доктор Руссель, взгляните, пожалуйста.

— Что? — Она отвлеклась, засмотревшись на детей, идущих к ним по дорожке.

— Посмотрите, пожалуйста, на это свидетельство… — Мальчик, остановившись прямо перед Миви, вытаращил глаза. — Тебе что-нибудь нужно?

— Извините, вы ведь мар Миви? Который О-корабли строит? «Уже нет, — чуть было не сказал Миви. — Отныне тебе придется иметь дело с китайцами».

— Да, это я. Мы знакомы?

— Не в реальности, только по сеансам «Э-Плюрибус». — Мальчик вытянулся и отдал честь по-военному. — Богдан Харджер-Кодьяк, будущий пилот корабля «Чартер-сад».

Он не отнимал руку от виска, и Миви волей-неволей ответил ему на приветствие. Мальчик с девочкой пошли дальше, к чугунной арке, а Миви медленно опустил руку.

— Как трогательно, — сказал Крошка Ханк. Рамка с документом так и висела в воздухе. — Вернемся к свидетельству, ваше преосвященство.

«Ваше преосвященство?» Миви показалось, что сквозь личину неандертальца проглядывает Сол Ясперсен. Или этот говнюк Чепвумен. Это излюбленная дразнилка правления ПЗС, Крошка Ханк к ней раньше не прибегал. Свидетельство, возможно, в самом деле подлинное и Эллен в самом деле скончалось, но этот вот голик — не ее ментар. Это предатель, злобный монстр.

[Стрела, убей ментара Крошку Ханка].

Рамка приблизилась, но больше никаких изменений не произошло. Неандерталец с нахальной мордой так и стоял перед ними. Миг спустя доктор продела сквозь него руку.

— Он ушел?

— Да, ушел. — Миви двинулся дальше. [А ты, Стрела, найди какой-нибудь способ убрать ворота].

Синяя пчела отметила внезапную перемену в локальной сети. Оранжевый режим тревоги остался в силе, но ментар контролировал клинику уже не столь плотно, на долгое время передавая важнейшие системы дублям-субмагнитам. К коттеджу в то же время направлялся вооруженный отряд, а синяя оса, как нарочно, оказалась в ловушке на проходной. Сознавая, что ждать больше нельзя, пчела запустила самый секретный свой план.

— Сестра, — обратился к Хэтти доктор Тед, знакомый Мэри как персонаж клинического имитомира.

— Оставьте нас, доктор, — отрезала дженни. — Теперь не до ваших глупостей.

— Превосходный диагноз, сестра, — кивнул он. — Дефицит времени. Уход Консьержа включил полуавтономные субмагниты.

— Что-что?

— Консьерж покинул клинику, — сказал доктор Тед и пропал.

— Спасибо, второй раз повторять не надо. — Хэтти подхватила сумку-контейнер. Мэри и остальные, выйдя за ней во двор, с наслаждением вдохнули в себя свежий воздух. — Можете идти, вы свое дело сделали. — Евангелины, переглянувшись, остались на месте.

— Рената, — разрешила ситуацию Мэри, — предлагаю тебе выйти за проходную и оттуда позвонить Крошке Ханку. Пусть пришлет медэвак к Южным воротам. Потом свяжись с Ником, с полицией — ну, в общем, на твое усмотрение.

— Ладно. — Рената вытерла об одежду измазанные сиропом руки. — Ты хорошо придумала Мэри. Я позвоню, а потом вернусь сюда к вам.

— Не надо. Выходи через Восточные ворота, потом иди к Южным и жди возле них, на улице.

Рената обняла Мэри и ушла по садовой дорожке. Хэтти сунула Мэри перчатку с сиропом — Алекс и Синди и так несли по две.

— Нет, — сказала Мэри, — отдай мне сумку.

— Она тяжелая, — заметила Хэтти.

— Это моя сумка. Я привыкла. — Мэри повесила ее на плечо. На поверхности плавал постепенно тающий мусор: пишущая ручка, конфета, остатки кухонной пленки. Салфетка с запахом Самсона уже растворилась, ароматизировав весь сироп. Мэри захлопнула крышку. Синди и Алекс шли по бокам с раздутыми перчатками под одеждой.

Хэтти только головой покачала, глядя на них.

— Ну вы, лины, даете. Я люблю вас, девчонки:

Далеко спасательный отряд не ушел. Дорожку перегораживал желтый забор с бегущими символами: «Строительные работы. Обход». Хэтти повела евангелии в указанном направлении, прямо по клумбам, через кусты сирени. Для Мэри с тяжелой ношей ветки придерживали.

Забор, похоже, замыкал их коттедж в кольцо. Пройдя вдоль него еще метров десять, Мэри остановилась.

— Чего ты? — спросила Хэтти.

Мэри отстегнула брошку-слугу, бросила ее наземь.

— Мы не в обход движемся. Мы ходим по кругу внутри.

Она говорила правду. Из сада можно было выбраться только через забор. Вернее, сквозь него, поскольку это была голограмма, но существовала опасность, что он поднимет тревогу. Евангелины и Хэтти по примеру Мэри сняли с себя украшения, паникопуговицы, серьги-сигналки и прочие передатчики. Евангелины, посомневавшись, скинули и шапочки тоже.

— Куда теперь? — задумалась Хэтти.

— Южные ворота вон там, — показала Синди.

— Туда и пойдем, — решила Хэтти и тут же остановилась. — Кобурн.

Медтехник сидел в кустах, открыв чемоданчик, и заряжал из шприца мелкие капсулы.

Хэтти подняла пустой пузырек, прочла этикетку.

— Ты что, решил подзаправиться?

— Там охрана, — ответил он. — Найки!

— Ты ошибаешься, — сказала Хэтти. — Эта клиника не берет на работу найков.

— Говорю тебе, это найки. В нашей форме. С карабинами. Евангелины дружно вздрогнули.

— Ладно, — сказала Хэтти. — Кто хочет остаться здесь? — Никто не захотел, и все, включая Кобурна, прошли сквозь забор во главе с Хэтти. На территории пахло вишневым трубочным табаком. На той стороне подстригал кусты человек в униформе садовника. Тележка, ехавшая за ним, собирала обрезки в корзину для мусора. Садовник был не джон, не хуан — найк.

Вполне дружелюбным жестом он предложил пятерым вернуться обратно. Мэри посмотрела на Хэтти, но та тоже не проявила решительности.

— Проходите, я за вами, — мягко произнес найк, и вся группа проделала обратный маневр. Найк проводил их до цветника, где вокруг маленького фонтана стояли скамейки. — Присаживайтесь, поговорим.

Садиться никто не стал. Евангелины заняли позицию между найком и Мэри.

— Меня это все не касается, — заявил Кобурн. Он хотел уйти, но найк упер ему в грудь свой секатор.

— Сядьте, пожалуйста. Сядем все и махнем на меня.

Найковская любезность пугала, и все пятеро послушно выполнили его указание. Кобурн судорожно прижимал к груди чемоданчик.

— Боюсь, что вы ошибаетесь, мар Кобурн. Вас это касается очень близко.

Из коттеджа вышли еще двое найков в форме охранников с лазерно-стрелковыми карабинами.

— Где она? — спросил один. Не услышав ответа, он встал перед Кобурном. — Консьерж велел тебе зарегистрировать ее смерть. Где она?

— В морге, где же еще.

— Значит, ты отнес ее в морг? — хмыкнул найк. Кобурн проглотил слюну и кивнул.

— Почему же в морге говорят, что ее у них нет? Кобурн пожал плечами, глядя куда-то вбок.

— Возможно, она еще в пути, — сказала Хэтти. — Двое медтехников забрали ее четверть часа назад.

— Правда? — усомнился найк в форме садовника. — Моя сеть за последние полчаса не засекала никаких медтехников между этим коттеджем и моргом. А вот вас я видел, вон там. — Он показал на кусты сирени, где евангелины оставили свои шапочки. — Может, объясните, в чем дело?

Все молчали.

— Прелестно. — Садовник открыл свою мусорную корзину. — Может, это что-нибудь прояснит? Это, случайно, не тот медтехник, о котором вы говорили?

На срезанных ветках лежала Рената с перерезанным горлом. Рану ей нанесло какое-то острое орудие — возможно, секатор. Хэтти вскочила, но найк-охранник грубо толкнул ее обратно.

— Что вы наделали? — кричала она, порываясь к тележке. — Вызовите травматичку. Пустите хотя бы меня, я ее стабилизирую. Иначе она умрет!

— Самое то местечко, чтобы загнуться, — заметил найк, — гребаная ревивификационная клиника. Какая ирония, а? Скажи, где башка, сестра Бекеридж, и я вызову травматичку.

Хэтти отвернулась, найки заржали. Мэри сняла ремень с плеча, поставила сумку на землю. Она пыталась представить, что сделал бы в такой ситуации Фред, но ничего не могла придумать. Благодаря своим родовым свойствам она хорошо понимала, что найки просто играют с ними. Никакую неотложку они не вызовут. Рената все равно что мертва (как, наверное, и Эллен к этому времени). Притом найки отлично знают, где голова. Они должны видеть на своих визорах, что она лежит в сумке.

— Люблю я свою работу, — сказал найк-садовник.

— Засохни, браток, — сказал другой. — Сейчас моя очередь.

— Чего суетиться-то, — вставил третий. — Как раз по две на каждого будет.

— Не командуй. — Найк с карабином, щурясь, оглядел пленников и остановился как раз перед Мэри. — Чем это пахнет, сестренка? — Он спрашивал не об ароматических часах: из сумки несло амниосиропом с примесью Самсона.

— Я ничего не чувствую, — ответила Мэри.

Найки снова загоготали и переключились на Кобурна.

— Где башка, Мэтт?

— Я уже сказал где. Я зарегистрировал смерть и отправил ее в морг. Проверьте журнал контроллера, спросите Консьержа. — Медтехник поднял глаза. — Консьерж, отзовись, ты мне нужен!

Найки укатывались со смеху. Один, подняв козырек, отер слезы, подозвал тележку, открыл вторую корзину — пустую, если не считать скошенной травы.

— Стань сюда, — приказал он Кобурну.

Медтехник прилип к скамейке. Найк схватил его за руку, подтащил к тележке.

— Говори, где она, не то поедешь кататься в корзинке.

— Вон там! — Кобурн, вращая глазами, показал на сумку-контейнер.

Найки издали стон.

— Что ж ты так сразу раскололся? — посетовал допросчик. — Что ты после этого за мужик?

— Сам виноват, — сказал другой найк. — Первой надо было взять лину. Она б нипочем не сказала.

— Я думал оставить лин напоследок. Их три — доходит, о чем я?

— Время-то поджимает, умник. Давай в темпе.

— Лады, браток. Кинь мне ножик. Садовник подал ему секатор.

— Смотри, это не так легко, как тебе кажется. Надо размахнуться как следует.

— Не учи ученого. — Найк пару раз ударил по скамье рядом с Хэтти. Посыпались искры, на камне остались глубокие борозды. — Стой прямо, сопля, — приказал он Кобурну.

Медтехник тихо осел на землю.

— Стоять, я сказал. — Найк рывком вернул его на ноги. — А, бля! — К запястью найка прилипли пять наркотических капсул. Он попытался содрать их и упал без сознания, а Кобурн выхватил у него секатор.

— Бегите! — крикнула Хэтти евангелинам, пытаясь вытащить из кобуры упавшего найка парализующий жезл.

Мэри схватила сумку и вместе с сестрами помчалась к сиреневой изгороди. Кобурн свирепо рубил двух оставшихся найков секатором, но их броня отражала удары. Миг спустя медтехник, разрезанный лазером пополам, упал среди роз, а найк выстрелил ему дротиками в оба глаза и в череп, уничтожая серое вещество.

Синди, первая продравшись сквозь кусты, помогла Мэри. Алекс застряла и велела им уходить без нее, но они не послушались и стали ее вытаскивать. Один найк занялся своим сраженным товарищем, другой рубанул секатором Хэтти.

— Я сдам назад и кругом обойду, — крикнула Алекс, — а вы… — С изгороди вокруг нее градом посыпались листья. Мэри и Синди припали к земле. Алекс, прикрывая их своим телом от дротиков, погибала у них на глазах. Мэри зацепило, сумку тоже, но обе евангелины уже мчались по тропке в лес. Тропинка, виляя между коттеджами, вела непонятно куда. Синди увлекла

Мэри вбок, в гущу кленов и вязов. Мэри окончательно заблудилась, но Синди, кажется, знала, куда бежать. В конце концов им не хватило дыхания, и они упали в густой подлесок.

Дротик пробил Мэри руку насквозь, не задев кость. Рукав набух кровью, но Мэри боялась только за сумку. Выходного отверстия в контейнере не было, из входного сочился сироп. Одна из перчаток Синди тоже успела протечь.

— На, — Синди отдала пузырь Мэри, — положи ее в сумку, а другую за пазуху спрячь. Ограда вон там — недалеко, с четверть клика. Как дойдешь, поверни направо.

— А ты?

Синди выковырнула из земли большой камень.

— Я за тобой.

— С ума сошла!

— Как и ты, Мэри Скарленд. Когда выберешься, присылай сюда травматички. — Синди поцеловала сестру, взяла камень и повернула назад.

Инвалидное кресло медлило в двадцати метрах от пресс-ворот.

— Как насчет расстояния? — спросил Самсон. — Скорость наберем? Я не желаю умирать от перелома лодыжки.

— Я отстегну твои ремни, — сказал Хьюберт-пояс, — и ты полетишь головой вперед.

— Заметано. Ты у меня молодец.

— Спасибо. Ну что, готов?

— Скажи им, что я делаю это ради Эллен Генри Старк.

— Медиа на связи.

— Я ей нужен, и я иду.

Микротурбины взревели, кресло завибрировало.

— Готов? — повторил Хьюберт-пояс.

— А Китти ушла уже?

Дотащившись до высокой стены-ограды с протекающей сумкой, Мэри совсем выбилась из сил. На грани обморока, дыша ртом, она прислонилась к большому дубу. Поврежденный бок сумки промок от сиропа и крови. Мэри открыла ее, боясь, как бы их жертвы не оказались напрасными.

Над сиропом выступала макушка черепа с дырками от трубок и проводов, с лоскутьями кожи.

Мэри окунула руки в сироп, нашла эмбрион. Сердце, кажется, билось, но точно она не могла сказать. Череп смотрел на нее лишенными век глазами.

Она попыталась развязать последнюю перчатку с сиропом, но узел не поддавался. Не найдя в карманах ничего острого, Мэри пустила в ход зубы. Жужжание над ухом заставило ее поднять голову. Рядом висела синяя пчела — клиническая, должно быть.

Пчела опустилась на перчатку, взлетела, и в фольге осталась дырка размером с палец. Мэри стала лить сироп в сумку, краем глаза следя за пчелой. Та вела себя достаточно мирно, но не дала Мэри встать, открыв рамочку с символом «оставайтесь на месте». В ту же секунду Мэри услышала, что кто-то идет через подлесок, ломая ветки. Затаив дыхание, она приникла к стволу. Способны ли визоры найков пронизать толстый дуб?

Шаги приближались, бежать было некуда. Мэри вдруг увидела перед собой зеркало, и собственное грязное лицо испугало ее. Нет, это не зеркало, поняла она тут же. Это ее голографический двойник, в запятнанной кровью одежде и с сумкой. Двойник служил отметкой «ты здесь» на большой карте клиники. Пульсирующая стрелка указывала дорогу к Южным воротам. Они были ближе, чем думала Мэри. Двойник поднялся и побежал в противоположную от них сторону.

Кто-то удивленно крякнул за дубом, совсем рядом. Засвистели дротики. Промахнувшись, найк выругался, но за жертвой гнаться не стал. Мэри слышала, как он говорит по рации.

— Повтори еще раз. Нет, бежит на восток, к А-три-шесть. — Это, судя по тону, не слишком беспокоило найка. Раздался металлический щелчок — он подзаряжал карабин. — Как там Регги? Еще раз. Нет, разверни колпак и прибери там. Это приказ. — Голос постепенно удалялся, следуя за созданным пчелой имитом.

Дождавшись, когда он уйдет, Мэри обмяла сумку вокруг головы Эллен, взяла ее под мышку и поспешила к Южным воротам. Не замедляя шага, она дошла до закрытых наглухо пресс-ворот. За ними маячили две фигуры.

— Рейли! Это я, Мэри.

— Что с тобой? Ты ранена? — послышалось из динамика над ее головой.

Мэри оглядела себя, потрогала окровавленный рукав.

— Нет, но там убивают моих сестер. Открой, пожалуйста.

— Не могу, Мэри. Оранжевая тревога, все заперто. Я пришлю тебе травматичку. Стой там.

Откуда-то, точно издали, донесся голос другого расса. Он кричал на Рейли, требуя, чтобы тот опустил ворота.

— Рейли, — сказала Мэри, — мне травматичка не нужна, отправь помощь к коттеджу Полевой Шпат. Там трое убитых — нет, четверо. И еще одна там, в лесу. — Она показала туда, где рассталась с Синди. — Я очень тебя прошу нарушить правила хоть раз в жизни. Открой мне.

Рейли, угрожая Фреду дубинкой, ответил:

— Ты же знаешь, Мэри, я на все для тебя готов. Но ты просишь невозможного. При оранжевом режиме мне запрещено открывать ворота.

— Хотя бы это возьми. — Мэри протянула-к воротам сумку. Рейли ткнул дубинкой подскочившего к нему Фреда.

— В последний раз говорю, Планк: покиньте отсек немедленно.

Целый залп дротиков пролетел над головой Мэри, рикошетируя от ворот. Она, пригнувшись, перебежала площадь и опять углубилась в лес. Это отвлекло Рейли, и Фред выхватил у него дубинку. Человек в форме садовника постоял у ворот, глядя, как они борются, и устремился за Мэри.

Фред перехватил Рейли горло дубинкой, вжал его в горячий прессованный воздух.

— Открывай!

Миви, проходя с доктором и медбайтором мимо кресла, увидел в люльке изможденного пассажира.

— Как вы думаете, что с ним?

— Я посмотреть, — сказала доктор, но тут кресло просигналило и понеслось с устрашающей скоростью прямо на пресс-ворота.

На таран пошел, мелькнуло в голове остолбеневшего Миви. Раздумывать было некогда. [Стрела, — вслух скомандовал он на старкесе, — убери ворота немедленно!]

Ворота растаяли, как по волшебству. Кресло, проскочив их, резко затормозило, охранники шарахнулись в стороны. Перед массивным транспортным заграждением кресло остановилось, но его пассажир продолжал движение.

Самсон прошел весь путь до конца, в самом что ни на есть замедленном темпе. То самоубийство на Прыжке Мосби засняли правильно. Он взмыл над люлькой и полетел. Стена заграждения казалась очень далекой, и было время рассмотреть все как следует.

Сказать, что я ни о чем не жалею, значило бы солгать, думал он. Сожалений у меня много. Я мог бы, например, быть более сознательным гражданином. Лучше защищать права обожженных. Наслаждаться каждым благословенным днем своей жизни. А больше всего я жалею о том, что был не лучшим мужем для Джин и для Элинор, не лучшим отцом для тебя. Ты, возможно, тоже была не лучшей дочерью, но я на тебя зла не держу. Спасибо тебе за этот прощальный подарок, за возможность уйти, хлопнув дверью. Я зажгу в твою честь хорошую свечку, Элли. Надеюсь, это поможет.

Шероховатая поверхность приблизившейся стены напоминала ему лунные кратеры, напоминала о медовом месяце с Элинор. Она говорила, что любит его больше всех кратеров во вселенной.

— Милосердная Гея! — заорал Миви. — Стой! Стой! — Пассажир кресла, завернутый в плед, врезался головой в барьер. Миви вбежал в открытую проходную, крича остановившему его охраннику! — Там человек! — Жертва крушения лежала у барьера бесформенной грудой. По всему помещению распространилось зловоние, из тела повалил дым. Да человек ли это?

— Я врач! — крикнула доктор Руссель, подоспевшая вместе с медбайтором, но охранник и ее не пустил. Другой джерри, развернув плед дубинкой, опрыскивал пострадавшего огнетушительным средством.

— Не думаю, что это помочь, — сказала, принюхиваясь, доктор. — Он обожженный.

Вопреки ее словам, дым рассеялся, и охранник направил их обратно к воротам.

— Все, смотреть больше не на что.

Миви, вспомнив о своей миссии, заартачился.

— Я пройду, мар джерри. Не пытайтесь меня задержать.

— Угу. — Джерри достал парализующий жезл. — Ворота снова выросли за спиной у Миви, но в них остался проход. — Уходите добром, в последний раз говорю.

Обгоревший труп затрещал, подобно разгорающейся петарде. Джерри обернулся к нему. Доктор спряталась позади медбайтора, другой джерри нырнул в сканер, Миви бросился к широкому проезду для транспорта. Он успел как раз вовремя: мощный двойной взрыв наполнил отсек кусками горящего человечьего мяса.

Ворота рухнули. Фред подумал, что это сделал Рейли, и отпустил его, но Рейли без сознания повалился на пол. Только сейчас заметив, что его друг так и не задействовал лицевой щиток, Фред присел, нащупал пульс у Рейли на шее. Пульса не было. Дубинка оставила на горле жуткие кровоподтеки, форма спереди обгорела от сжатого воздуха.

— Медик! — что есть мочи закричал Фред. Что-то маленькое и синее, прошмыгнув мимо, полетело вслед за Мэри и найком. Фреда тоже тянуло туда, но Рейли без помощи он бросить не мог. — Медик! — Ворота зазвенели, предупреждая, что сейчас закроются снова. На решение у Фреда оставалось десять секунд. Он рылся в карманах Рейли, ища криопакет. Он просто не мог его бросить, но в последний момент все-таки проскочил на территорию клиники.

Мэри планировала добежать вдоль южной стены до западной, а потом свернуть к Западным воротам, но очень быстро потеряла стену из виду, убегая сломя голову через парк. О том, что Рейли не согласился нарушить правила даже ради спасения ее жизни, она старалась не думать.

Что толку. Рейли — расс до мозга костей. Долг превыше всего.

Впереди замелькали цветные пятна. По дорожке неспешно шли двое пациентов в сопровождении нескольких гологолли. Мэри прибавила ходу, чтобы догнать их. В сумке плескался сироп.

Оба пациента были крупные, подтянутые, красивые — не иначе брат и сестра. При виде Мэри они выбросили вперед украшенные кольцами кулаки.

— Стой! — крикнула женщина.

— Помогите, — выдохнула Мэри, остановившись в паре метров от них.

— Я уже вызвал охрану, — сказал мужчина. — Они сейчас будут здесь, а нас оставьте в покое.

— Не надо охрану. Звоните в Корпус. Выйдите за ворота и позвоните. Скажите им, что Старк у меня, — Мэри постучала по сумке. — Вызовите медэвак. Пожалуйста!

Аффы смотрели холодно, наставив на нее свои кольца. Гологолли, молчавшие до сих пор, оживились и разом защебетали.

— На что потратите выкуп? — спросила одна из них, высокая женщина.

— Какой выкуп? Я не похищала ее. Я ее компаньонка! Скажите им, доктор Тед! — воззвала Мэри к знакомому персонажу. — Объясните им, что происходит.

— Эта девушка бредит, у нее мозговая горячка, — объяснил доктор. — Ни в коем случае не контактируйте с ней.

Женщина-афф махала кому-то рукой. К ним трусцой приближался садовник, отмахиваясь на бегу от пчелы. Пчела упорно билась о его визор. Мэри, вопреки всей уверенности, что рядом с аффами ей ничего не грозит, запаниковала и бросилась наутек.

Тропинка привела ее на пригорок, поросший буками. Дротики вонзались в деревья вокруг нее. Один оцарапал ей бок, но Мэри едва обратила на это внимание. В голове осталось одно: бежать.

Визг дротиков вдруг сменился лазерным зуммером. Он звучал на двух разных частотах — значит, огонь вели из двух карабинов. Мэри спряталась за деревом, выглянула и увидела поразительное зрелище: технос обстреливал найка, который на таком близком расстоянии никак не мог его сбить. Технос, с другой стороны, попадал в противника без труда, но его лазеры сравнительно низкого напряжения не могли пробить броню найка. Он, однако, не отступал и продолжал бить по трем точкам, одним и тем же: лицевой щиток, пах и затылочный стык шлема. Найк по мере возможностей прикрывал уязвимые места перчатками, но все три сразу не мог защитить. Технос мелькал у него над головой так, что уследить невозможно, извергая лазерные импульсы в ритме стаккато. Человек отвечал кляксами, похожими на птичий помет. Его беспорядочный огонь прожигал дыры в деревьях, на голову стрелка сыпались ветки.

Технос продолжал свою тактику. Если у него хватит энергии, он рано или поздно пробьет броню. Смертельный балет завораживал Мэри, но она не могла позволить себе досмотреть его до конца. Она оглянулась, пытаясь определить, где стена, и увидела второго найка. Он стоял тихо, поставив карабин на режим автонаводки. Длинный луч, выйдя из ствола на глазах Мэри, поразил техноса. Плазмобак насекомого взорвался, контуженный садовник упал.

Второй найк, опустив карабин, сделал Мэри знак оставаться на месте. Сзади к нему подъехала садовая тележка — такая же, как у коттеджа.

Фред, услышав грохот, засек на визоре место взрыва. Пока он бежал, его полевая карта росла, расширяя кольцо исследованных участков на неизведанной территории. Взрыв прозвучал с неожиданной стороны. Если Мэри там, то она возвращается обратно на площадь по широкой дуге.

На пути к искомой огненной точке Фред пересек несколько дорожек и преодолел несколько лесистых пригорков. Здесь было много естественных укрытий, которые визор отсеивал. Рядом зажужжал какой-то технос — синий, как тот, вылетевший из проходной. Вряд ли клинический, но как знать, на кого он работает. Технос, сделав пару кругов, улетел, и все белые пятна на карте внезапно заполнились. Мало того, на ней появились значки, обозначающие людей, и Фред получил доступ к локальной внутренней связи. Он приостановился, анализируя ситуацию. Два значка слева удалялись с приличной скоростью. Один, отмеченный как вооруженный, преследовал другого человека, безоружного — Мэри? Справа, у места взрыва, остался еще один человек — тоже вооруженный и без сознания, хотя и не получивший ранений. Санитарный колпак, расположенный много дальше, указывал на имевшие место потери. Его содержимое Фред не мог видеть, но в голове у него быстро складывалась картина. Найки обычно работают по трое. Этих троих послали ликвидировать Эллен Старк, но они нарвались на сопротивление. Один убит, второй оглушен взрывом, третий преследует Мэри.

Фред побежал в ту же сторону и снова остановился. Слишком далеко, не успеть. Надо придумать что-то другое. Найк, бегущий за Мэри, тоже наверняка прикидывает, кто такой Фред и что он здесь делает. Визор показывает ему, что неизвестный безоружен, однако у него есть броня, и с охраной клиники он не связан. Найк должен следить за Фредом на своей карте с растущей тревогой, поскольку совершил большую ошибку. Он не думал, что нарвется на какого-то непонятного расса, и оставил своего товарища без защиты. Если рассы предсказуемы, то найки предсказуемее вдвойне. Своих братьев они никогда не бросают, а клиенты могут катиться ко всем чертям.

Найк на карте Фреда намеренно сбавил темп. По-прежнему держась от Мэри на расстоянии выстрела, он давал Фреду шанс догнать себя, отвлекал его от контуженного. Расс просто обязан клюнуть на это, особенно если он получил задание спасти Старк. Фред и в самом деле чуть не поддался, но сейчас он работал не на Старк. Он сам себе был клиентом. Контуженный найк лежал как раз за соседним пригорком, и Фред, вопреки первому импульсу, повернул туда.

Пригнувшись, он разглядел заваленного дымящимися ветками человека. Форма садовника на плече обгорела, под ней открылся бронированный скафандр. Броня осталась неповрежденной, и дышал контуженный ровно. Карабин лежал в траве за несколько метров от найка.

Фред сбежал с пригорка, поднял оружие. Карабин разладился. Фред вложил приклад в левую руку найка (все найки левши). Карабин включился. Фред перенастроил лазер на высшую, минимальную ширину. Найк на карте прервал погоню и двигался в его направлении. Превосходно. Есть и мишень, и оружие, лишь бы новый друг продолжал сотрудничать.

Фред прижал указательный палец найка к спуску, придерживая его своим, прилег за повернутым в нужную сторону телом.

Но глаза у найка уже подрагивали — он приходил в себя. Внезапно он сжал в кулак свободную руку и треснул Фреда сбоку по голове. Основной удар приняла на себя фуражка, но в ухе здорово загудело.

Началась борьба за карабин. Фред, теряя контроль, нажал пальцем найка на спуск. Яркий луч ослепил Фреда, несмотря на защищающий глаза козырек. Разряд, как молния, расщепил дерево пополам, превратив попутно в пар правую руку найка.

Скафандр мгновенно забинтовал культю. Фред отобрал карабин, приставил ствол к горлу найка.

— Скажи своему дружку, чтобы стоял на месте!

Зрачки найка сокращались — скафандр ввел ему обезболивающее. Второй найк был уже почти в поле зрения. Фред, надавив стволом, повторил приказ.

— Я вижу, ты безоружен, друг, — широко улыбнулся наркотизированный найк.

— А это что такое, по-твоему? — Ствол снова уперся в горло.

— Хрен висячий, если меня пристрелишь.

Найк не врал. Как только он умрет, карабин отключится.

— Правда твоя. — Фред немного переместил ствол и снес найку часть шлема, ухо, кусок скальпа. Потом, опережая вмешательство скафандра, поднял расщепленную ветку и вбил ее в обнажившийся слуховой канал. — Лежать! — заорал он в здоровое ухо, но найк стал бешено отбиваться, и Фред вогнал ветку в мозг. Найк дернулся пару раз и затих. Карта отметила его флажком «ранен». Если повезет, он будет умирать долго.

Второй найк тем временем задержался на соседнем пригорке, а Мэри во весь дух шпарила к Южным воротам.

— То еще дельце, — сказал Фред и поменял диапазон карабина.

Тропинка, к удивлению Мэри, вывела ее на знакомую площадь. Мэри, повинуясь импульсу, повернула налево, прочь от ворот, к центральному комплексу зданий. Центр казался ей более безопасным, и оттуда она могла выбрать дорогу к любому из других пропускным пунктам. Но синяя пчела, ее ангел-хранитель, все время преграждала ей путь и пульсирующими стрелками посылала Мэри обратно к Южным воротам.

На площади сгрудились машины — внукоровские, полицейские, но ни одного медэвака. Мэри, перехватив свою жуткую ношу другой рукой, направилась к белинде в форме внукоровца, но тут перед ней возникла тележка-неотложка, выдвинула кушетку, предложила ей сесть.

— Нет, не сейчас. Можешь ты вызвать мне медэвак? Рядом появился голографический человек, незнакомый Мэри — но он ее, видимо, знал.

— Наконец-то, мар Скарленд! Скорее отдайте тележке голову Эллен. Мы подготовили для нее новый резервуар. Скорее, время не ждет!

Тележка выдвинула руку, но Мэри не спешила выполнять распоряжение незнакомца.

— Все в порядке, — заверил он. — Отдайте сумку.

— Кто вы? — спросила Мэри.

— Байрон Фейган.

Мэри прижала сумку к себе.

— «Фейган Хелс Груп»? Спонсор Консьержа?

— Совершенно верно. Вернее, был им. Личность Консьержа нарушили — не знаю, кто и в какое время. Он подпал под влияние неизвестных мне группировок. Я обнаружил это совсем недавно, когда связь между нами оборвалась, и запустил сохраненный дубль. Теперь ментар у нас как новенький. Вы, мар Скарленд, проявили настоящий героизм. Опасность уже миновала, но нужно действовать быстро, чтобы сохранить Эллен жизнь. Если она, конечно, еще жива. — Фейган показал на вытекающий из сумки сироп. — Можете довериться мне, мар Скарленд. Это я вызвал Корпус.

Выглядел он вполне искренним.

— Мои сестры, Хэтти, Мэтт… — Рука Мэри протянулась в сторону рощи.

— Ими уже занимаются. Сейчас мы должны подумать об Эллен Старк. — Тележка снова выдвинула манипулятор, чтобы взять сумку.

— Эй, евангелина! — От проходной к ней спешили маленький мужчина и высокая женщина, неся вдвоем какой-то странный предмет. — Не слушайте его, подождите нас! — крикнул мужчина. Подойдя, пара опустила свою ношу на землю. — Моя фамилия Миви. Я вас знаю. Я работал вместе с Крошкой Ханком.

— А где же он сам? Крошка Ханк, ты мне нужен, — позвала Мэри, подняв голову к небу. Неандерталец не отозвался. — Пустите сюда Крошку Ханка! — потребовала Мэри от Фейгана.

— Уверяю вас, мар Скарленд, я не… — воздел руки владелец клиники.

— Крошка Ханк умер, — сказал Миви. — Он был заражен.

— Не время сейчас заниматься этим, — заявил Фейган. — Дорога каждая секунда. Отдайте голову, Мэри, во имя всего святого.

Пока двое мужчин наперебой старались завоевать доверие Мэри, высокая женщина открыла крышку стоящего на земле цилиндра. Внутри обнаружилась блестящая хромовая емкость.

— Пожалуйста, — с улыбкой сказала женщина.

— Доктор Руссель, — представил ее коротышка Миви. — Она работает не на Фейгана, а это — портативный эрнандесбак. Прошу вас, мар лина, позвольте доктору спасти Эллен.

— Спасти? — вскричал Фейган. — Он в заложницы ее хочет взять. Ее мать распорядилась доставить ее в мою клинику, потому что мне доверяла. — Тележка открыла боковой отсек с прозрачным сосудом, где булькал янтарный сироп.

Мэри расправила сумку и осторожно извлекла голову из оставшейся на дне жидкости. Она по-прежнему не решалась вернуть ее клинике.

— Крошка Ханк, — снова позвала она, — где ты? Ментар не появился, но синяя пчела прилетела и села, жужжа, на крышку хромового резервуара. Это и решило вопрос.