Щит Компорена

Глава 4

Когда миловидная негритянка-секретарь принесла чек, Фрэнсис Уинго, не глядя, подписала его и пододвинула ко мне через полированную поверхность стола.

— Вы еще можете отказаться, не так ли? — спросила она, пока я укладывал чек в бумажник.

— Я как раз думаю об этом.

— Причина тому — случившееся с охранником?

— В этом деле возникают новые нюансы.

— Вы полагаете, охранника убили те, кто украл щит?

— Это первое.

— А второе?

— Убийство означает, что ограбление музея — тщательно спланированная операция, подготовленная и осуществленная профессионалами.

Фрэнсис Уинго постучала карандашом по столу.

— Они могли готовиться целых три месяца.

— Почему три?

— Потому что за три месяца до открытия выставки мы узнали, что вся коллекция попадет к нам. До того полной уверенности у нас не было.

— И вы объявили об этом?

— Естественно. Кто же побрезгует такой рекламой?

— И щиту уделялось особое внимание?

— Да. Посольство Жандолы позаботилось об этом.

— То есть воры получили в свое распоряжение три месяца, чтобы найти сообщника среди сотрудников. За такой срок можно подобрать ключик ко многим.

Фрэнсис Уинго перестала постукивать карандашом, и я чуть не поблагодарил ее.

— Как, по-вашему, почему они убили охранника, если таки его убили они?

Я пожал плечами.

— Возможно, чтобы сэкономить деньги и не дать ему сболтнуть лишнее. А может, он подготовил операцию сам, но кто-то позавидовал и решил воспользоваться плодами чужих трудов. В последний вариант я, правда, не верю.

— Но убийство не заставило вас передумать?

— Пока еще нет.

— То есть такое возможно?

— Конечно.

Фрэнсис Уинго не понравился ход моих мыслей, и постукивание возобновилось.

— Вы не говорили об этом раньше.

— Упустил из виду, — признал я.

— Я думала, вам платят такие деньги именно за риск.

— Нет. Вы платите мне, чтобы получить назад щит, а не за то, чтобы я лез на рожон. Моя основная задача — обеспечить обмен денег на щит при минимальном риске. Если я пойму, что мне это не по силам, я дам задний ход.

Она пристально посмотрела на меня.

— То есть вы не искатель приключений?

— Отнюдь. — Тема наскучила мне, и я перевел разговор на другое. — Что мне делать, если внезапно выяснится, что завтра днем, скажем, в три часа, я должен приехать в Питтсбург с четвертью миллиона долларов в чемодане, причем мелкими купюрами?

Она ответила незамедлительно, под мирное постукивание:

— Вы позвоните мне. Мистер Спенсер все устроит. Или вам выдаст деньги местный банк, или их доставят на его личном самолете из Вашингтона.

— Туда, где они мне потребуются?

— Туда, где они вам потребуются. Что-нибудь еще?

— Да, по мелочам. Если вам позвонит мужчина, изменивший голос, скажите ему, что до девяти вечера он может связаться со мной в «Мэдисоне». После этого часа — в моей квартире в Нью-Йорке, — я продиктовал ей телефонный номер, и постукивание прекратилось лишь на те секунды, что потребовались ей, чтобы записать номер в блокнот.

— Хорошо. Это все?

— Осталось последнее. Если у вас сегодня свободный вечер, вы могли бы заглянуть в «Мэдисон», и я угощу вас коктейлем.

Она откинулась на спинку стула и задумчиво оглядела меня. На этот раз я представлял для нее не акварель, но подделку, пытающуюся сойти за работу старого мастера, причем подделку невысокого качества.

— А вы не думаете, что у моего мужа могут возникнуть возражения, мистер Сент-Ив?

— Нет, — честно ответил я, — потому как полагаю, что вы не замужем, во всяком случае, уже развелись.

— С чего вы это взяли?

— Вы не похожи на замужнюю женщину.

Она поднялась, и мне не осталось ничего другого, как последовать ее примеру.

— Если вам потребуется дополнительная информация, касающаяся щита, мистер Сент-Ив, пожалуйста, звоните в любое время дня и ночи.

— Если вы передумаете, мое предложение насчет коктейля остается в силе.

Она глянула на стол, взяла желтый карандаш, возобновила постукивание.

— Благодарю вас, но едва ли смогу принять ваше приглашение.

У двери я обернулся. Не знаю, что дернуло меня за язык, потому что особого желания угощать ее коктейлем я не испытывал.

— Но вы не замужем, не так ли?

— Нет, мистер Сент-Ив. Уже не замужем. Мой муж погиб в автокатастрофе четыре недели назад.

На улице еще потеплело, отметил я, стоя у музея и тщетно надеясь поймать такси. Стоял я в тени телеграфного столба и размышлял, а какая сейчас температура в Лидвилле, Сан-Франциско, Номе и некоторых других Богом забытых местах. Такси появилось четверть часа спустя с поднятыми стеклами, означающими, что кабина снабжена системой кондиционирования. Действительно, внутри было на двадцать градусов прохладнее, и я попросил отвезти меня в полицейское управление.

Тут он повернулся ко мне, негр с темно-коричневой кожей, в непроницаемых черных солнцезащитных очках.

— У нас много полицейских управлений. Парковой полиции, столичной полиции, муниципальной полиции. Да четырнадцать полицейских участков, не считая портового на Мэн-авеню. И я еще не упомянул ФБР и ЦРУ, что в Виргинии. Делайте выбор, и я доставлю вас точно по назначению.

— Давайте начнем с управления муниципальной полиции, — ответил я. — Если там у нас не выгорит, заглянем во все остальные.

Такси рвануло с места, словно на автогонках.

— Управление муниципальной полиции находится в доме 300 по Индиана-авеню, — пояснил водитель. — Очень хороший район с невысокой квартирной платой и совсем недалеко от Капитолия. А проезд от музея обойдется вам в шестьдесят пять центов.

Не успел водитель добавить еще несколько фраз, как такси затормозило у внушительного, отделанного гранитом шестиэтажного здания.

— Сколько с меня?

— Я же сказал, шестьдесят пять центов, если только вы не заезжий гуляка, сорящий деньгами.

— Вы таки меня вычислили, — улыбнулся я и отдал ему доллар.

— Благодарю вас, добрый человек, и надеюсь, что фараоны встретят вас со всем радушием.

— А я желаю вам выиграть в тотализаторе.

Внутри толпились люди, у которых нашлись причины явиться в полицию в три часа дня пополудни. В ожидании одного из четырех лифтов все они отводили глаза, избегая взгляда соседей. Каждый надеялся, что человек в форме или с полицейской бляхой, которому они изложат свои беды, обязательно все исправит.

В коридорах и холлах здания, в котором также размещалось налоговое управление, стены до высоты человеческого роста покрывал коричневый мрамор, далее переходящий в зеленую штукатурку. Пол устилали черные и белые мраморные плиты. Чувствовалось, что строилось здание на века. По указателю я определил, что отдел ограблений на третьем этаже, куда и поднялся на лифте. И, едва выйдя из кабины, увидел справа от себя коричневый щит с выбитыми на нем золотыми буквами: «Отдел ограблений». За приоткрытой дверью находилась маленькая приемная с обшарпанной деревянной скамьей у одной из стен, предназначенная, как я понял, и для грабителей, и для ограбленных. Слева находилась еще одна дверь и окошечко, такое же, как в банке, но без решетки. Я подошел к окошечку, и сидевший за ним мужчина в белой рубашке, синем галстуке и с пистолетом в кобуре под левой рукой пожелал узнать, чем он может мне помочь.

— Я хотел бы поговорить с лейтенантом Деметером.

— Ваши имя и фамилия?

— Филип Сент-Ив.

— По буквам, пожалуйста.

Я продиктовал мои имя и фамилию по буквам, он все записал и удалился, чтобы появиться несколько мгновений спустя. Открыл дверь справа от себя и предложил мне пройти.

— Сюда, — и я последовал за ним в комнату побольше, заполненную столами, стульями и телефонами. Он указал на дверь в дальнем конце. — Вам туда.

Я прошел в небольшой кабинет с двумя серыми металлическими столами и такими же стульями. За столами сидели мужчины в рубашках с короткими рукавами. Единственное окно закрывали жалюзи, поэтому мне не удалось узнать, открывается ли из него вид на Капитолий.

— Лейтенант Деметер? — спросил я.

Мужчина постарше оторвался от чтения какого-то документа.

— Я — Деметер. Какие трудности?

— Я — Филип Сент-Ив, — представился я. — Музей Култера нанял меня, чтобы выкупить щит у тех, кто его украл.

Деметер аккуратно опустил бумагу, которую читал, на стол, откинулся на спинку кресла, положил руки на подлокотники и впился в меня маленькими, похожими на черные фасолинки глазами. Я же отметил массивность его фигуры, покатые мускулистые плечи, тяжелую челюсть, коротко остриженные черные волосы. Крючковатый нос с торчащими из ноздрей волосами нависал над ртом с красными губами. А над верхней губой топорщились усики. Лет сорок, может, сорок пять, определил я для себя возраст лейтенанта.

— Вам, похоже, жарко. Вы весь потный. Присядьте, пожалуйста.

Под его пристальным взглядом я пододвинул стул и сел.

— Позвони миссис Уинго из музея Култера. Спроси, наняли ли они Сент-как-вас-там.

— Сент-Ива, — подсказал я.

А обращался Деметер ко второму детективу, помоложе, лет тридцати с небольшим, светловолосому и голубоглазому. Без усов под курносым носиком.

Блондин набрал номер.

— Говорит сержант Фастнот, миссис Уинго. К нам пришел мужчина, заявивший, что музей нанял его в связи с кражей щита. — Он зажал микрофон рукой. — Как ваше имя, мистер?

— Филип.

— Совершенно верно, — он уже говорил в трубку, — Филип Сент-Ив... Понятно... Благодарю вас, миссис Уинго. — Он положил трубку, также откинулся назад, заложив руки за голову. — Она подтверждает, что они наняли его сегодня днем.

Деметер кивнул. Теперь его глаза изучали мой нос.

— У нас тут полным-полно странных личностей. У вас есть какой-нибудь документ?

Я достал бумажник и передал ему водительское удостоверение, выданное мне в Нью-Йорке. Он изучил его от корки до корки, прежде чем вернуть мне.

— Он тот, за кого себя выдает, — Деметер скосил взгляд на сержанта Фастнота, который пожал плечами. А Деметер тем временем уставился в узел моего галстука.

— Они хотят выкупить щит, так?

— Вы правы.

— А вы понесете деньги?

— Да.

— А кто вы такой?

Я встал и шагнул к двери.

— Счастливо оставаться.

— Подождите, Сент-Ив, — остановил меня Деметер. — Ну что вы такой чувствительный?

У двери я обернулся.

— Вы знали, кто я такой, когда я вошел в этот кабинет. Миссис Уинго ввела вас в курс дела вчера или днем раньше. Но вы все равно начали ломать комедию. Вот и ваш сержант прикинулся, будто звонит Фрэнсис Уинго. Только ее номер начинается с 23, а он набирал то ли 67, то ли 78. Куда он звонил, в бюро погоды или в службу точного времени?

Сержант Фастнот широко улыбнулся.

— В бюро погоды. На улице 102 градуса[9].

— Я знаю.

— Хорошо, Сент-Ив. Можете опустить ваш гордо поднятый подбородок. Хотите, чтобы мы извинились? Я сожалею о случившемся, и сержант Фастнот тоже сожалеет, не так ли, Фастнот?

— Еще как сожалею, — подтвердил он.

— Просто к нам не так уж часто заглядывают посредники из Нью-Йорка, и нам хочется проверить их на прочность. А если начистоту, мы никогда не видели нью-йоркского посредника, правда, Фастнот?

— Никогда. Не только из Нью-Йорка, но и откуда бы то ни было.

— Поэтому, мистер Сент-Ив, — Деметер сложил руки на груди, — говорите, чем мы можем вам помочь, чтобы скрасить ваше пребывание в Вашингтоне? — Тут он чуть понизил голос. — Сколько вы получите, обычные десять процентов?

— Да.

— То есть двадцать пять тысяч долларов.

— За вычетом расходов. Я их оплачиваю из собственного кармана.

— Двадцать пять тысяч долларов, — мечтательно повторил Деметер. — Мы с Фастнотом не зарабатываем столько за год.

— Да еще вам приходится самим покупать патроны, — посочувствовал я.

Деметер наклонился вперед, положил руки на металлический стол.

— Сегодня я позвонил в Нью-Йорк одному знакомому, справился о вас. Знаете, что он мне сказал?

— Нет, но надеюсь, что-то приятное. Вы не будете возражать, если я закурю?

— Валяйте. Курите. Только не забывайте стряхивать пепел и не бросать окурки на пол. Вы должны помнить, что это полицейский участок. Так вернемся к тому парню из Нью-Йорка. Он сказал, что посредник вы хороший, если все ведут себя как джентльмены. Вы понимаете? Делают то, что от них ждут. Но он не знает, как вы отреагируете, если игра пойдет жестко. Он сказал, что вы еще ни разу не попадали в такую передрягу.

— Он прав... Не попадал.

— Именно об этом и говорил мой приятель. Он также сказал, что вы человек осторожный.

— Кажется, он сказал осмотрительный, — ввернул Фастнот.

— Фастнот слушал наш разговор, — пояснил Деметер. — Может, он сказал осмотрительный, но мне показалось — осторожный.

— Я и тот и другой, — честно признался я.

— Мой приятель, полагает, что эти посреднические операции вы разыгрываете, как партию в покер. Осторожно.

— Осмотрительно, — гнул свое Фастнот.

— Понятно. Что еще сказал вам Огден? — поинтересовался я.

— Более ничего. Просил передать вам привет.

— Вы намерены проявить предельную осмотрительность и в этом деле? — спросил Фастнот.

— Совершенно верно.

— Ага. — Деметер покивал большой головой. — Мы с Фастнотом на это и надеемся, потому что те, кто украл щит, как он там называется, щит...

— Компорена, — подсказал Фастнот.

— Вот-вот. Компорена. Так учтите, мистер Сент-Ив, те, кто украл щит Компорена, могут сыграть жестко. Вы слышали насчет убитого ниггера, не так ли?

— Вы имеете в виду Сэкетта, охранника?

Деметер коротко кивнул.

— Джон Сэкетт, возраст 32 года, негр, рост пять футов одиннадцать дюймов, вес 178 фунтов, шрамов на теле нет. Адрес: 5-я улица, дом 530. Саут-Вест. Жена Мартол Сэкетт, трое детей. Приводов в полицию, судимостей нет. Найден около Бич-Драйв, в парке Рок-Крик, в половине одиннадцатого утра Уильямом Феркиссом, восьми лет, и Клодом Декстрайном, заявившим, что ему десять, хотя на самом деле восемь с половиной. Я ниггера не видел, но его видел Фастнот. Расскажи ему, Фастнот.

Светловолосый сержант пожал плечами.

— Ему связали руки за спиной. А потом выстрелом из «кольта» сорок пятого калибра снесли полголовы. Неприятное зрелище, очень неприятное.

Деметер сунул руку в ящик стола и выудил сигару в металлическом футляре. Не торопясь достал ее, сунул в рот, раскурил, выпустил к потолку струю дыма.

— В день я выкуриваю три сигары. Скажу честно, они для меня слишком дороги, но я думаю, что каждый имеет право хотя бы на один грех. Возьмите вот Фастнота. Он не женат и мог бы позволить себе хорошие сигары, но он вообще не курит. Но и он не без греха. Знаете, что он делает? Бегает за женщинами, вернее, девушками. Предпочитая самых молоденьких. Как я и говорил, все мы грешные. А что водится за вами, Сент-Ив?

— Вроде бы ничего за собой не замечал.

Деметер хохотнул, помахал сигарой.

— Наверное, нам придется заняться вами вплотную. Людей без греха нет. У меня вот — дорогие сигары, у Фастнота — маленькие девочки. А скажи-ка нам, Фастнот, чем грешил этот ниггер?

— Вы и так знаете. — Фастнот разглядывал жалюзи.

— Я-то знаю, а вот Сент-Ив — нет.

Фастнот повернулся ко мне.

— Сэкетт был наркоманом. И его пристрастие к героину обходилось ему в сто — сто пятьдесят долларов в день, а то и больше. Так, во всяком случае, сказала его жена. И он находил эти деньги. Причем не грабил магазины по вечерам. И обходился без налетов на бензозаправки. Вставал в полдень и в четыре часа уходил на работу со шприцем, бутылкой лимонада и парой шоколадок. Музей Култера платит охранникам шестьсот долларов в месяц. Где, по-вашему, Сэкетт брал деньги на наркотики?

— Как давно он «сидел на игле»?

Деметер посмотрел на часы.

— Примерно в одиннадцать утра она сказала Фастноту, что ей плевать, жив ее муж или мертв, потому что, уйдя на службу в пятницу, он оставил ее без крупицы героина в доме. А сейчас она криком кричит, потому что мы посадили ее в камеру, а ее потребность в героине ничуть не меньше, чем у самого Сэкетта. Так где же они брали две или три сотни долларов, необходимые им каждодневно, чтобы чувствовать себя людьми?

— Догадаться не сложно.

— Вы правы, — кивнул Деметер. — Догадаться не сложно.

В маленьком кабинете воцарилась тишина. Сержант Фастнот достал полоску жевательной резинки, развернул ее, сложил резинку втрое, сунул в рот, начал ритмично жевать, разглядывая носки начищенных черных ботинок, которые он положил на краешек стола. Лейтенант Деметер развернул кресло так, чтобы насладиться видом жалюзи. Мне же не осталось ничего другого, как восхищаться черными кудрями лейтенанта, ниспадающими на белый воротник рубашки. Деметер вздохнул, встал, шагнул к окну и выглянул в просвет между пластинами жалюзи.

— Вас интересует, как мы с Фастнотом все это узнали?

— Как?

— Проверили круг знакомых Сэкетта. Со вторника он работал с четырех до полуночи. Его жена практически ничего нам не сказала. Не могла или не хотела. Даже не назвала имени пушера[10]. Соседи показали, что Сэкетты жили очень тихо. Старший ребенок каждое утро уходил в школу, в первый класс. Двое младших оставались дома. Они, правда, обратили внимание, что в последние несколько недель Сэкетты вообще перестали появляться на людях. Даже по воскресеньям и понедельникам, выходным дням Сэкетта. У наркоманов такое возможно. Героин — не спиртное. Жизнь течет своим чередом, человек моет посуду, убирает по дому, ходит на работу, и все такое. Если получает каждодневную дозу.

— Как звали того доктора? — спросил Фастнот. — Который «сидел на игле» и оперировал три, а может, четыре или пять раз в день?

— Магер, — ответил Деметер. — Кололся нещадно, но продолжал оперировать, и никто ничего не замечал.

— И что произошло? — задал я естественный вопрос.

— На один из дней он назначил десять операций, утром проснулся, решил, что столько ему не потянуть, и пришел к нам. Не в этот кабинет, но в политическое управление. Кажется, он до сих пор в клинике.

— Превосходный был хирург, — вставил Фастнот.

— Вот-вот, — покивал Деметер. — Потом мы опросили парней, с которыми работал Сэкетт. Они не заметили ничего подозрительного. Сэкетт всегда держался особняком, но свои обязанности выполнял добросовестно, то есть каждые двадцать минут выходил на связь, патрулируя залы музея.

— Он охранял и африканскую выставку? — спросил я.

— Да. Очень интересная экспозиция. Вам удалось осмотреть ее?

— Нет.

— Напрасно. Там есть удивительные экспонаты.

— Мне понравились маски, — вставил Фастнот. — Никогда не видел таких страшилищ.

— Так вот, — продолжал Деметер. — Сэкетт попросил, чтобы его включили в охрану африканской выставки. В этом нет ничего необычного. Охранники постоянно меняют смены. Некоторым нужно поработать ночью, чтобы иметь свободные дни. Другие предпочитают побродить по музею от четырех дня до полуночи. Музей закрывается в шесть, и число охранников уменьшается на сорок процентов. Сэкетта включили в охрану африканской выставки, потому что он первый попросил об этом. За месяц до ее открытия.

— К тому времени он уже кололся? — спросил я.

— Скорее всего. Как мне представляется, те, кто украл щит, понимали, что в музей им не проникнуть, не имея там своего человека. В музее потрясающая система охранной сигнализации. Сплошная электроника. Поэтому они подкатились к Сэкетту, пообещали ему жирный куш, пристрастили к героину, давая его так много, что хватило и жене, а после открытия выставки умыкнули щит.

— Как они его вынесли? Через парадную дверь?

— Едва ли они заходили в музей. — Деметер выпустил к потолку струю дыма и посмотрел на меня, ожидая моей реакции.

— А что им мешало?

— Двери. В шесть часов они блокируются электронными замками, — ответил Фастнот.

— Кроме одной, — добавил Деметер.

— Совершенно верно, — согласился Фастнот. — Кроме одной.

— Эта дверь ведет из подвала на грузовую площадку, — пояснил Деметер. — Она тоже блокируется электронным замком, но лишь снаружи. А изнутри ее можно открыть, не поднимая тревоги. Вы меня понимаете?

Я кивнул.

— Она служит для пересменки охранников. Кроме того, наличия такой двери требуют правила противопожарной безопасности. Сэкетт отнес щит к этой двери, открыл ее, передал сообщникам, а потом еще и сообщил, что щит украден.

— Он сообщил о пропаже щита?

— Именно так.

— А у этой двери не было круглосуточной охраны?

— Нет.

— Вы поговорили с ним? Я имею в виду Сэкетта.

— Мы в тот день не работали. Я спал дома, в собственной постели. А в чьей постели был Фастнот, известно только Господу Богу.

Фастнот мечтательно улыбнулся.

— Ей исполнилось восемнадцать. Как раз в тот день. Я принес ей красивый подарок.

— Нам-то голову морочить не обязательно, — пробурчал Деметер.

— Когда вам поручили это дело? — спросил я.

— В пятницу. Когда началась наша смена. Мы сразу отправились к Сэкетту, но тот испарился. И знаете, каков итог, Сент-Ив?

— Каков же?

— Едва ли не единственная наша ниточка — жена Сэкетта.

— И она ничего не знает, — добавил Фастнот.

— Честно говоря, я в этом не уверен. Возможно, что-то и знает, но не хочет поделиться с нами. Но, кроме этой ниточки, у нас есть и маленькая зацепка.

— Неужели? — удивился Фастнот.

— Конечно, зацепка эта — посредник из Нью-Йорка, что сидит перед нами.

Фастнот опустил ноги на пол, наклонился вперед, его челюсти ритмично двигались, пережевывая резинку, синие глаза впились в меня. Я заметил, что белки чуть покраснели, возможно от недосыпания.

— Это точно. У нас есть Сент-Ив.

— Который намерен всемерно сотрудничать с нами. — И Деметер так радостно, так дружелюбно улыбнулся, словно я только что сообщил о присвоении ему очередного звания.

Я решил, что пора трогаться. Встал и направился к двери.

— Премного благодарен за полученную от вас информацию, господа. Если вы найдете грабителей до половины девятого, дайте мне знать в отель «Мэдисон». Если позже — я буду в Нью-Йорке.

— Вы слышали, сержант Фастнот? Мистер Сент-Ив будет в «Мэдисоне» до половины девятого.

— Я предполагал, что он поселился в «Мэдисоне», — ответил Фастнот. — В «Хилтоне» для него слишком много коммивояжеров.

— Если вы что-нибудь услышите, пусть даже это будут шутки безответственных подростков, касательно щита Компорена, вы позвоните нам, не так ли? — Деметер глубоко затянулся, выпустил дым. — Пусть и не по своей вине, но вы замешаны в деле об убийстве, мистер Сент-Ив, и мы хотим, чтобы вы поддерживали с нами связь, если это не слишком обременительно.

— Отнюдь. Я всегда готов помочь муниципальной полиции.

— Рад это слышать, ибо у меня такое чувство, что в ближайшем будущем нам предстоят довольно частые встречи. И еще...

— Да?

— Будьте осторожны. — И Деметер ухмыльнулся, словно рассказал мне остроумный анекдот.

— Осмотрительны, — добавил Фастнот, когда я уже выходил в коридор, выстланный плитками белого и черного мрамора.

Оказавшись на улице, залитой яркими солнечными лучами, я отыскал окно, закрытое жалюзи. И удовлетворенно отметил, что из него хорошо видна автомобильная стоянка.