И на глазах у изумленных полицейских, под их громкий ропот Римо направился к помосту. Он шел не снимая фуражки, тяжелой походкой, абсолютно ему не свойственной, в расчете на то, что Макгарк не узнает его до последней минуты.
Подойдя к платформе, Римо остановился перед Макгарком, медленно поднял голову, и их глаза встретились. Если до этого Макгарк смотрел на ненормального полицейского с любопытством, то теперь, узнав Римо Бедника, опешил.
Римо окинул его холодным взглядом, и затем повернулся лицом к полицейским, громко обменивавшимся мнениями по поводу неожиданного поворота событий. Он поднял руку, и голоса смолкли.
– Я хочу прочитать вам то, что написал комиссар О'Тул, – объявил он.
Вынув из кармана напечатанные О'Тулом на машинке листы бумаги, он быстро перебрал их и вытащил тот, который искал.
– О'Тул был разочаровавшимся в своих надеждах человеком, – сказал Римо. – У него родилась идея, он выстрадал ее, а потом эту идею у него украли, извратили и приспособили к защите не закона и порядка, а личных интересов одного человека… О'Тул решил покончить с собой. У меня в руках – его предсмертное письмо-завещание. В нем говорится о том, например, как он создал организацию «Рыцарей Щита» и как пытался воспрепятствовать ее превращению в политическую организацию. Это у него не получилось, и он написал: «Я пишу эти строки для того, чтобы власти осознали опасность и приняли соответствующие меры, гарантирующие всем гражданам нашей страны возможность спокойно жить и трудиться под защитой закона и Конституции». А вот что он пишет дальше: «…я обращаю эти слова к полицейским нашей страны – тонкому барьеру, который отделяет нас от джунглей. Я твердо верю, что когда служащим в полиции будут изложены факты, они поступят так же, как поступали всегда с незапамятных времен осознают лежащую на них ответственность и будут действовать как свободные люди, а не как пешки в низкой игре политического маклера. И они будут преисполнены гордости за себя и свою страну, как и подобает американцам. Моя смерть, возможно, вернет мне доброе имя, утерянное в результате моих действий в последние дни жизни». Римо кончил читать и посмотрел в безмолвный зал, в глаза сидящих там полицейских. Сзади, с помоста, послышался вопль Макгарка:
– Ложь! Вранье! Фальшивка! Ребята, не верьте ему!
Римо повернулся, вспрыгнул на платформу и кинул фуражку на стоящий позади Макгарка столик. И снова обратился к залу.
– Это – правда! – крикнул он. – И я скажу вам, почему я уверен в этом. Потому что это и убил О'Тула. Убил потому, что меня послали его убить. Кто послал? Да вот этот «благородный» друг всех полицейских инспектор Уильям Макгарк. Потому что О'Тул помешал бы ему использовать вас в политической игре.
– Ты – лжец! – прорычал Макгарк.
Римо повернулся к нему. Макгарк вынул из-под пиджака револьвер.
Римо посмотрел на него и усмехнулся.
– Есть ли на свете что-либо более отвратительное, чем убийца полицейского? – воскликнул он. И сам же ответил: – Да, это – полицейский, убивающий полицейских, Макгарк.
Револьвер Макгарка смотрел ему прямо в грудь, от острого, подобно зазубренному стеклу взгляда веяло холодом.
– Помнишь тех ребят на крыльце моего дома? – спросил Римо. – Если хочешь попробовать нажать на спусковой крючок, то давай!
– Скажи им правду, Бедник, – взмолился Макгарк. – Скажи, что ты мафиози-убийца, которому поручили убить нашего комиссара!
– Я могу это сказать, но мы оба знаем, что это неправда. Я работал на тебя и убил О'Тула по твоему распоряжению. Ну, давай же, Макгарк! Ты создал себе репутацию твердого и решительного человека. И последние годы эти ребята вдоволь наслушались об этом. Так покажи им, на что ты способен! Нажми спусковой крючок!
Римо стоял в трех футах от Макгарка, и его глаза, впившиеся в глаза Макгарка, горели жарким огнем, способным, казалось, расплавить стекло. Макгарк вспомнил дворик дома Римо и трупы троих полицейских и подумал о шести других трупах, лежащих, видимо, сейчас во дворе дома О'Тула. А еще он подумал о смерти, которая, кажется, всегда ходит рука об руку с Римо.
– Нажми спусковой крючок, Макгарк, – уже в который раз повторил Римо. – А когда ты будешь лежать здесь, медленно умирая, эти люди пройдут мимо, бросая на твое тело значки «Рыцарей Щита». Ты совершил огромную ошибку, посчитав их за дураков, поскольку они – фараоны. Но они поумнее тебя. Да, почти каждый второй из вылавливаемых ими мерзавцев оказывается на свободе. Но ты воспользовался этим, чтобы обмануть их. Правила игры жестоки, и они знают это. Они не могут быть иными, ибо в противном случае страной будут управлять такие, как ты, убивающий полицейских поганец, не стоящий и плевка честного фараона. Ну, давай же, Макгарк! Нажми на спусковой крючок!
Говоря это, Римо все время улыбался, и Макгарк вдруг вспомнил, при каких обстоятельствах он уже видел эту улыбку. Он видел ее на лице Римо, когда тот убил последнего полицейского во дворе своего дома; отвратительную, безжалостную улыбку, так много говорившую о боли и страданиях.
Ствол револьвера качнулся в руке Макгарка, а затем мгновенно взлетел к его виску. Звук выстрела приглушили брызнувшие на пол частицы плоти, раздробленной кости и пронзительный вскрик Макгарка. Тало Макгарка рухнуло на помост. Револьвер вывалился из руки и, стукнувшись о настил, упал в нескольких футах от трупа. Из кармана пиджака Макгарка вылетели листочки с заготовленной для прессы речью. Как опавшие листья, они медленно опустились на труп.
Римо поднял револьвер, повертел в руках и бросил на столик. Собравшиеся сидели, не шевелясь, на своих местах, пытаясь осознать суть только что свершившегося у них на глазах.
– Отправляйтесь по домам, – сказал Римо. – Забудьте Макгарка, меня и «Рыцарей Щита». И когда вам снова подумается о тяготах вашей работы, вспомните то, что я вам сейчас скажу. Да, эта работа трудна. Именно поэтому Америка и выбрала вас из лучших своих сыновей. Именно поэтому столько людей гордятся вами. Отправляйтесь по домам!
Он спрыгнул с платформы и зашагал по проходу, мех рядов сидящих слева и справа полицейских. Поравнявшись с дожидавшимся его у дверей Чиуном, он оглянулся.
Полицейские кидали на помост из зала значки, падавшие на труп Макгарка или рядом.
Римо шагнул через порог и захлопнул за собой дверь.
– Прекрасно, сын мой, – сказал Чиун.
– Да. И чертовски противно.