Считалки, стихи и сказки

Я – дуб трухлявый Хульда,

Природный феномен.

Стою в аббатстве Фульда,

Свидетель перемен.

Ведь там, где лес огромный

Когда-то зеленел,

Хоть это и нескромно,

Один я уцелел.

Не так-то было просто,

Доложу я вам,

Научиться росту

И прочим чудесам.

Давно, в десятом веке,

Родился я на свет.

Я накопил успехи

За тыщу долгих лет.

До снега все покровы

Я сбросить успевал.

Я тыщу зим суровых

Перезимовал.

В дупле моём гнездится

Красный бурундук.

То ли дед резвится,

То ли дедов внук.

Германские вояки

Бывали здесь в гостях.

Щиты их громко звякали

На моих ветвях.

Валленштейна войско

Побывало здесь.

Эх, времечко геройское.

Война. Разруха. Жесть.

То римская когорта,

То певческий союз.

Все здесь орали что-то,

Вспомнить не берусь.

Век за веком длился

Их марш туда-сюда.

Сначала я дивился,

А теперь… Ну да.

Я дуб трухлявый Хульда,

Я ужасно стар.

Стою в долине Фульда.

У меня катар.

Сидел на троне Рима

Цезарь (царь) Нерон.

Он был невыносимым,

Был самым жирным он.

В походы не ходил он

Налог не повышал,

Но очень петь любил он,

Ну, просто обожал.

И днём, и поздней ночью

Он гимны распевал.

Хоть пел он плохо очень.

Но здорово орал.

И даже в ночь пожара,

Когда пылал весь Рим,

Орать не прекращал он.

Он был неутомим.

Казнил номенклатуру

И многих из друзей.

Потрескались фигуры

На крыше Колизея.

Фонтаны пересохли,

И все часы отстали,

И Рим жил очень плохо –

В страхе и печали.

Однажды после ужина

Он вздумал выступать.

Его гвардейцев дюжина

Бросилась бежать.

Он приказал красавцам:

– Стоять! Спою вам гимн!

Надеюсь, он понравится

Гвардейцам дорогим.

И он исполнил страстно

Куплетов шестьдесят.

Спросил: – Ну как? – Ужасно!

Ответствовал отряд.

Нерон воскликнул с чувством:

– Молчать, во имя ада!

Не ценит Рим искусство!

Всему конец, солдаты!

Вот мой последний номер!

Он выхватил кинжал,

Вонзил в живот и помер.

В общем, замолчал.

Старый рыцарь Кауц,

Герр Кауц фом Рабензее

Любил ужасно драться –

Сражаться на войне.

В железо был одет он

В железо был обут.

Его потом за это

Железным назовут.

Он был такой военный,

Что всё разрушить мог.

Уж очень тяжеленный

Был рыцарский сапог.

Допустим, обопрётся

Герр Кауц на парапет,

Треск громкий раздаётся –

И парапета нет!

Когда он после ужина

Ложился на кровать,

Кровать ломалась тут же.

Зачем в доспехах спать?

Пришла зима с морозами

Засыпала всё снегом.

Пришёл герр Кауц на озеро

На коньках побегать.

Начал он кататься –

Бумс. бац, бах, тарарах! –

Сломался лёд под по Кауцем,

И он… Увы и ах.

Крикнул из-под кромки:

– Спасите, я тону!

Выругался громко

И пошёл ко дну.

Людовика правленье

Славят все историки.

Но чистоте значенья

Не придавал Людовик.

Любил он красоваться

В одеждах золотых,

Но мыться-умываться

Людовик не привык.

Прогуливаясь гордо

В своем дворце в Версале,

Он восхищал придворных.

А, впрочем, нет, едва ли.

Когда он появлялся,

Сгибались все в поклоне.

Когда он удалялся,

Все морщились от вони.

Он был весьма прославленным.

Он очень был богатым.

Но находиться рядом с ним

Было трудновато.

О нём один сорбоннский

Историк написал:

«Сиял он, словно солнце,

И, как свинья, вонял».

Вильгельм, немецкий кайзер,

В Берлине проживал.

Усы ночами красил,

Днем саблю вынимал.

Длины необычайной

Усы он отрастил,

А саблей чрезвычайно

Размахивать любил.

И в городе Берлине

Ужасный шум стоял.

Царило здесь уныние.

Никто давно не спал.

Чуть становилось тише,

Уж кайзер, говорят,

Стучал, как град по крыше,

Гремел, как камнепад.

И в Кассель доносился,

И в Ульм противный звон,

Народ в Париже злился,

Был Лондон возмущён.

Берлинцы так устали

Ужасный шум терпеть,

Что, наконец, сказали:

– Перестань греметь!

Нам надоело глохнуть.

Гремишь ты день и ночь.

Хватит саблей грохать,

Иль убирайся прочь!

Кайзер растерялся

И, как это ни странно,

В Голландию убрался,

Где цветут тюльпаны.

И там сидел спокойно

И умер он в свой срок.

В учебнике истории

О нем есть десять строк.