Считанные дни, или Диалоги обреченных

Глава 28

Роза встала с кровати, подошла к ящику, который использовала в качестве туалетного столика, и взяла сумку. Все необходимое: финка, смена белья, презервативы, пакетик с пятью граммами кокаина и баночка вазелина «Упер» — самого лучшего, какой только можно найти в аптеке, — лежало на месте. Убедившись в полной готовности, она спрятала вещи обратно в сумочку и, зевнув, нырнула в постель.

Еще несколько часов ожидания. Надо попробовать заснуть, отдохнуть — впереди беспокойная ночь.

Вот если бы фиеста состоялась в одном из загородных домов с бассейном! Вокруг множество известных людей, красивых, хорошо одетых, играет оркестр, официанты стоят навытяжку вдоль огромного, покрытого белой скатертью стола, а на нем — несметное количество выпивки и всяких яств. Сначала на них будут пялиться, не без того, а потом выпьют и забудут.

Ванесса кого-нибудь склеет — она всегда так делала — и Чаро, вероятно, тоже. Что касается нее самой, то ее тут же уволокут в какое-нибудь укромное местечко в саду или в одну из машин приглашенных. Какая разница!

Все фиесты похожи одна на другую. Почти без исключения. Толпы народа, все смеются, громко разговаривают, постоянно кто-нибудь исчезает в ванной комнате, чтобы нюхнуть кокаина. На подобного рода веселье стоит печать фальши и обреченности. Сколько раз она наблюдала нечто похожее: слюнявые рты, потные горячие руки, шарящие у тебя под юбкой, высокомерные улыбки. Это и есть фиеста.

Она взяла будильник, стоявший рядом, на ночном столике, и завела его на девять вечера. В девять тридцать назначена встреча с Чаро и Ванессой на террасе у Пако.

Роза вытянула ноги. Сон не шел. Впервые Ибрагим не воспользовался предлогом, чтобы самому принести заказанный товар. Это ее удивило, и она погрузилась в размышления.

Почему он послал вместо себя такое трусливое ничтожество, как Альфредо?

Ибрагим никогда не упускал случая побыть с ней наедине. Сначала немного болтовни, потом обмен поцелуями и, наконец, исступленная любовь на полу или в кресле. Роза с нетерпением его ждала, сама искала с ним встреч, предлагая себя в посредники для доставки коки некоторым давним клиентам, — людям, которым можно доверять и которые нюхали кокаин лишь по выходным дням, да и то только для того, чтобы не отставать от своих приятелей.

Она вспомнила последнее свидание на прошлой неделе: Ибрагим только что вышел из тюрьмы, куда попал за избиение легавого. Он появился в баре, оперся о стойку и молча вперил в нее пронзительный взгляд, не отрываясь ни на мгновение, пока она не покрылась нервной дрожью.

В тот раз он принес шесть граммов коки для группы студентов, праздновавших то ли день рождения, то ли еще что-то, теперь она уже забыла. Зато не забыла, что заработала на сделке двенадцать тысяч песет, поскольку Ибрагим всегда давал ей скидку за каждый грамм. И только для нее одной.

Роза затряслась в кровати, вспомнив тот день, когда они занимались любовью на полу, под стойкой: его искаженный злобной гримасой рот, кусавший ее нагое тело, его жесткие руки, вырывавшие пряди волос, — он был таким же страшным и диким, каким запомнился ей со времени их недолгой совместной жизни. Бил, оскорблял, глумился над ее чувствами и любил так, как не любил никто и никогда. И надо признать, она свыклась с его необузданной жестокостью и без нее не видела смысла в своем дальнейшем существовании.

Что с ним произошло? Сошелся с другой женщиной?

Не может быть! Она инстинктивно ощущала, с каким яростным неистовством желал ее Ибрагим, с каким отчаянием одиночества нуждался в ее близости.

Почему же он все-таки не пришел?

Ее Ибрагим — и вдруг работает в паре с Альфредом, каким-то жалким паяцем! Невозможно поверить! А она мучается, ждет, чтобы он пришел и искусал до крови ее рот, шею, ноги, ляжки, грудь, чтобы изломал в железных объятиях ее хрупкое тело, впился зубами в соски и тянул, тянул до боли, до бесконечности. А вместо него является Альфредо.

Что же все-таки случилось?

Роза услышала свой голос, отвечавший: «Все кончено. Он меня бросил».

Потом сипло засмеялась и заметалась в постели.

— Сукин сын! — закричала она. — Все вы сукины дети. Целый выводок сукиного отродья. Все-е-е!

Она давно уже не плакала. Грудь содрогнулась от конвульсий, выплеснув на волю судорожное рыдание. Очистительные слезы побежали по лицу и дальше, смывая всю накопившуюся грязь и возвращая ее мысли к далекому прошлому, когда она была совсем другой.

Через некоторое время Роза затихла и заснула, сжавшись в комочек и засунув большой палец в беззубый рот.