Мне приспичило прямо на остановке у академии наук, а там камер видеонаблюдения на каждом академическом здании — как воронья насело! И все за тобой следят лиловым глазом. А кустики на газонах такие ухоженные, сквозь тонкие прутики все как на ладони просматривается, никак не укроешься. И милицейская машина с цветомузыкой на крыше тут же рядом отдыхает.
Человек я законопослушный, пока меня сильно не прижмет, но тут уж так прижало, что невмоготу. Красоваться в центре города в костюме наездника — с темными пятнами на брючинах между ног, тоже не хотелось.
Безвыходных ситуаций не бывает — и вот судьба кинула мне призрачную надежду, как голодной собаке кость. Забор вокруг одного из НИИ академии разобрали — ремонтировали трубопровод, меняли трубы. Я перепрыгнул через яму и попал на задний двор какого–то научного института. Видеокамер тут не было, но не было и закуточка, куда бы приткнуться по нужде.
Ветер хлопнул неплотно притворенной дверью черного хода, словно указывая путь к спасению.
Охраны на входе не было. С видом облегчения на лице я спокойно вышел из туалета и тут же наткнулся на поджидавшего свою дичь охотника:
— Кто такой? — спросил охранник.
— Я… научный сотрудник.
Двухметровый верзила в форме постучал дубинкой по ладони и окинул меня с ног до головы взглядом, предвкушающим садистское наслаждение от допроса нарушителя.
— Пройдемте, гражданин!
— В ваших обязанностях — сначала предъявить мне обвинение или выразить подозрения, если таковые имеются.
— В этом корпусе режим совершенной секретности. Проход только по пропускам.
— На КГБ работаете?
— На космос.
— Почему тогда у вас тут ни живой души?
— Единственная живая душа в этом корпусе — я! — гордо ткнул себя дубинкой в грудь охранник. — Финансирование института прекратили, но режим секретности не сняли, так ведь? Придется отвечать по всей строгости закона за несанкционированное вторжение на режимный объект.
Спорить с вооруженным стражником, который в два раза выше и тяжелее тебя, как–то несподручно. Я и не заметил, как у меня на запястьях щелкнули наручники:
— Вперед шагом марш!
— Протокол составлять?
— Да, и протокол составим, может быть… протокол испытаний.
— Вот уже преступление — пописать в чужой унитаз.
— Не болтать! Лицом к стене!
Он провернул ключ и открыл дверь.
— Проходите.
Каптерка охраны скорей напоминала научную лабораторию.
— Садитесь, — охранник указал на массивное кресло, опутанное проводами.
— Электрический стул или пытошная дыба?
— Не угадали — испытательное кресло.
— Вы всех нарушителей так вот сразу караете, даже без соблюдения бюрократических формальностей?
— Сидите смирно и не дергайтесь.
Мучитель оказался с немалым опытом. Пару движений — мои руки намертво пристегнуты к поручням, ноги — к подставке. На голову мне он опустил какой–то венец с проводками.
— Поджарить мне мозги надумали?
— Нет, снять энцефалограмму… для начала.
Я ничего не почувствовал, хотя ожидал самого страшного.
— Слушайте, не надо меня пытать научными методами. Я и так все скажу — сразу сдаюсь на милость правосудия. И подпишу любую бумагу, если будете настаивать. Сдайте меня в карательные органы безо всяких изощренных издевательств. По глазам заметно, что вы садист, что вам тут скучно, хочется поразвлечься, но все–таки… вы хоть немного… человек?
Бессердечный охранник не слушал, а тупо рассматривал графики и колонки цифр на экране компьютера:
— Как тривиально — полная блокировка самосознания личности и познавательных возможностей. Воля и самообладание стерты начисто. Подопытный кролик из самых простых — «вышли мы все из народа».
— У меня два высших образования!
— Оно и видно.
— Что вы можете понять с вашей школой младших командиров или пусть даже средней школой милиции!
— Я доктор медицинских наук.
— Что же вы в охранниках торчите? Идите в поликлинику — врачей не хватает.
— Во–первых, я по специализации не лечебник, а исследователь. Во–вторых, здесь мне платят за три ставки, поскольку я один за всех уволенных справляюсь. В-третьих, это моя бывшая научная лаборатория, где я могу продолжать свои исследования вопреки всему. Наука, знаете, затягивает, пусть даже мне за это и не платят.
— А где теперь весь ваш космический институт с его учеными кадрами?
— На рынке. В фирмах менеджером. Или в казино швейцаром. Еще есть много подходящих мест для ученых специалистов высшей категории. Можно и тротуары плиткой мостить, в конце концов, если здоровье позволяет. Там платят будь здоров!
Он оторвался от экрана.
— Итак, два высших образования — познавательный опыт есть. Были проблемы с учебой?
— И остались, английский язык — мертвым грузом со словарем.
— Как у всех среднестатистических человечков. «Такой удел нам положон…», если слегка переврать классика. Сейчас мы подключим вас к мультисимулятору.
— Это больно?
— Ничуть. Даже забавно. Мультики посмотрите, а может, и настоящее кино. Больше никаких субъективных ощущений, обещаю.
— Отпустили бы подобру–поздорову безо всяких ощущений.
— Ни–за–что!!! Где я себе подопытного испытателя найду? Мои исследования требуют практического подтверждения.
Доктор освободил мне правую руку.
— Выпейте вот это.
— Наркотик, конечно?
— Медицинский спирт. Вот вода, чтобы запить. Как проглотите, не вдыхайте воздух, чтобы не обжечь бронхи. Сразу же после глотка пейте воду.
— Не учите ученого… Я же сказал — у меня две «вышки».
Сказал и… как в бездну провалился.
Я засек краем глаза, как из–за ограды вылетел камень, но не успел проследить его траекторию. Мой стальной шлем не смялся в лепешку, а раскололся, как глиняный горшок. «Хорошая сталь», — успел подумать я. Очнувшись, долго не мог сфокусировать зрение — перед глазами все сначала, троилось, потом двоилось, и все плыло, плыло. Наконец очертания предметов перестали расплываться, и я увидел костер, на котором дикари заживо поджаривали испанских военных моряков, которых предварительно раздели и обобрали пираты.
Пьяные морские разбойники угощали индейцев своим пойлом и дружно ржали над воплями несчастных жертв на костре. Я даже слогов не смог бы разобрать в гортанных воплях дикарей, не то что слов. Но когда одноглазый пират дохнул на меня перегаром джина, смахивающий на запах тройного одеколона, я понял каждое слово:
— Spaniard! Тhou art the best friend of mine. Dost thou believe me?
Он вытащил из–за пояса здоровенный нож. Я закрыл глаза, а когда открыл — обрезанные веревки уже спали с рук. Пока индейцы выплясывали вокруг костра, этот странный пират–филантроп швырнул меня в лодку и столкнул ее в воду:
— The God our Lord helpeth thee!
— Очнулись? — вот и доктор наконец обрел резкие очертания. — Скажите–ка по–английски что–нибудь из трудного, скажем, из библии.
— «Blessed the man that walketh not in the counsel of the ungodly, nor standeth in the way of sinners, nor sitteth in the seat of the scornful».1
— Прекрасно. А в чем вы еще откровенно «плаваете»?
— В технической терминологии. Ни в зуб ногой.
— Вот и попробуйте что–нибудь выудить из памяти.
— «Before we leave, we throw the machines into feedback, every one of them… Lock them into reverberating circuits with a code sequence key. Then all they'll do is buzz and sputter until the feedback is broken with the key».2
— Теперь вам все понятно?
— Слово в слово.
— Ну и как после этого себя чувствуете?
— Нормально, только как–то не по себе.
— Чего вдруг?
— Так не честно. Я не сам выучил английский, это вы вдолбили в меня язык вашим компьютером. Как бы перекодировали сознание, что ли.
— Зря вы так — просто блокировка способности к познанию снята.
— А кто ее мне поставил?
— О-о! — усмехнулся доктор и отвел глаза. — Это разговор долгий, не по адресу обратились. Тут высокая политика.
— Зачем мне эта блокировка?
— За меня ответят пословицы — «Умножая познания, умножаешь скорбь», «Меньше знаешь — крепче спишь», «Много будешь знать — скоро состаришься» и всякое тому подобное. Не убедило?.. Тогда вот как скажу: незаблокированная вовремя способность к познанию нарушает главнейший принцип социального бытия: «Я — начальник, ты — дурак». Умники неуправляемы.
— А ваше вмешательство в мой мозг мне не навредит?
— Ничуть. Я как бы выпустил ваши пассивные знания из ментальной темницы, перевел их в активную фазу. Еще потом спасибо скажете.
— Я и сейчас скажу — спасибо, доктор!
— Тогда еще глоток спирта.
— А…?
— Закуски не положено для чистоты эксперимента. Желудок должен отдыхать.
…зеленая рвота измызгала гимнастерку. Мой зад в галифе плавал в чем–то липком. Ноги как ватные. Наверное, поэтому я единственный остался в живых в окопе, что обезножил и рухнул на дно окопа, когда его утюжил танк. Когда перед глазами посветлело, я стряс песок с волос и… тогда меня словно какая–то сила одним рывком поставила на ноги. Все произошло так быстро, что уродливая корма «пантеры» как бы застыла за стертой кромкой осыпавшегося окопа. Как в замедленной съемке, я не бросил, а чуть ли не положил гранату на выхлопную решетку танка…
— Проснулись без субъективных ощущений? — склонился надо мной доктор.
— Только вот чуть ли не плаваю в мокром от пота белье.
— Повышенная потоотделение — вполне нормальная реакция. В армии служили?
— Нет.
— В институте военная кафедра была?
— Нет.
— Отлично! А сколько человек в войсковом отделении?
— Десять, наверное.
— Во взводе?
— Около тридцати.
— В роте?
— Сто с чем–то.
— Что такое угол рысканья?
— Ну, может быть, отклонение цели относительно вертикальной оси.
— Ну, тогда все в порядке, — он еще раз проверил показания датчиков на экране. — И последний штрих к нашей корректировке сознания. Только спирта больше не получите.
— Водички бы.
— И воды нельзя. Через два часа после окончания эксперимента можете промочить горло, но только не газировкой и не пивом, чтобы без пузырьков, понятно? Последнее путешествие в альтернативную реальность.
…бронированная дверь метровой толщины медленно отошла.
— Именем народа, вы арестованы!
Генерал стал бурым от столь неожиданной наглости — группа каких–то недомерков в штатском распоряжается на центральным пульте управления армейскими соединениями всей страны. Повстанцы оружия на нем не искали — просто скрутили генералу руки липкой лентой.
— Даете себе отчет в своих действиях, цивильные шибздики? Мои люди вас зубами погрызут, причем начнут с самого болезненного места промеж ног.
Генерал все еще отчаянно играл во всемогущего диктатора. У него это даже получалось, по крайней мере, сошло бы для псевдопатриотического телесериала.
Но человек в мятом костюме–тройке, похожий на меня, небрежно сдвинул шляпу и пожал плечами:
— Организация приказала перерубить все экспортные трубопроводы — я только выполнил приказ. Это вы напали на наших людей.
— Перекрыть трубопроводы! Остановить экспорт зерна! Закрыть границы для трудовых иммигрантов! И снова иностранная интервенция, как в начале 20 века? На нас пойдет войной вся Европа, куда там — весь мир! Иностранцы за дармовое минеральное сырье когтями уцепятся, но своего не упустят.
— Как придут, так и уйдут. В наше время ни у одной державы мира нет полноценной общевойсковой армии, а разрозненные экспедиционные корпуса и спецназ не смогут удержать под контролем обширные холодные территории.
— Они применят ядерное, химическое и бактериологическое оружие!
— И кто им будет восстанавливать нефтегазопроводы и хлебные поля на зараженной территории?
— Нас задушат экономической блокадой. В мегаполисах погибнут десятки миллионов от голода. Москва вымрет за пару месяцев.
— И Питер тоже, — согласился человек в шляпе, похожий на меня. — Возможно, за полгода исчезнут с карты страны все мегаполисы. Выжившее население станет искать спасения за городом.
— Да брокеры, менеджеры, офисный планктон и компьютерные хомячки, журналюги и фотомодели — все они и недели не протянут в деревне.
— Да и деревни больше нет вашими стараниями. Пойдут рыть землянки и собирать коренья на живой природе.
— Душегубы! — грозно протрубил генерал, словно его поставили к стенке перед расстрелом. — Люди привыкли жить на всем готовом — они же просто вымрут от физического труда.
— Тихо–сладкое вымирание, которое вы уготовили всем нам, не оставляет шансов на выживание страны. Полное исчезновение русских, по вашему сценарию, — просто вопрос времени. А так хоть нужда заставит подумать о выживании нации.
— Выживших ожидает одичание.
— Что ни делай с человеком, весь цивилизованный мир упорно ползет к новому варварству. Мы хоть раньше очухаемся, потом что первыми коснемся дна и оттолкнемся вверх к солнцу.
— То, что задумала ваша организация, — преступление.
— Убийство одного человека — преступление, погибель миллионов — только короткая страничка в учебнике истории… Извините, генерал, ваше время истекло…
— Еще раз в туалет на дорожку не угодно ли? — участливо спросил доктор в робе охранника, выключая аппаратуру.
— Да, уж не помешало бы… Скажите, а какой практический эффект от вашего изобретения?
— Если установить мой прибор в порталах металлодетекторов, ну, скажем, в аэропорту, гипермаркете или правительственном здании, то за год можно снять блокировку воли и тяги к познанию у большинства населения.
— Так вам и дадут вывести народ из спячки. Мой вам совет, доктор, закопайте поглубже ваш прибор со всеми научными записями и никому о нем не заикайтесь. Государству нужны установки обратного действия.
— Электронные оболваниватели?
— Цены такому прибору не будет, а его изобретатель на золотом унитазе станет восседать. Законсервируйте ваш прибор для будущих поколений.
— Поздно, я уже подал заявку на изобретение в комитет по авторским правам. Материалы сегодняшнего эксперимента я вышлю туда на экспертизу для подтверждения научных результатов.
— Да, в самом деле уже поздно. Тогда билет в Сибирь в один конец — в тайге люди пропадают для властей бесследно, особенно в селеньях староверов. И со спутниками вас не сыщешь.
Доктор беззаботно рассмеялся:
— Еще один сторонник теории глобального заговора! А между тем среди государственных мужей встречаются вменяемые люди.
— Эти вменяемые люди вменят вам в вину разжигание национальной обиды и раздувание комплекса национальной неполноценности у населения, а также насаждение нетерпимости к социальной группе «правящий класс страны».
— С какого это дуба?
— Раскрепощенное сознание и раскованная природа творчества не позволят человеку смириться с духовным обскурантизмом и кастрацией творчества, которые ему упорно навязывают сами же власти.
— Жалко, что я не поставил вам блокировку на цинизм и социальный пессимизм. Тяжко вам жить с такой гирей на душе, батенька.
— Еще раз спасибо, доктор, — я пожал ему на прощание руку с откровенной благодарностью и бросил взгляд на пластиковую карточку, приколотую у него на груди, чтобы запомнить, как зовут доктора–благодетеля.
— Кстати, не забудьте посетить меня через месяц на всякий случай. Возможны нежелательные отклонения в психике, хотя такое и маловероятно.
Я так и не навестил доктора в срок, а через полгода здание научного института было не узнать — евроотделка и банковский гламур. Вместо вывески НИИ — рекламные зазывалки на стене у входа — фирмы, фирмочки, фирмушки. Окна все до единого светятся — сдали–таки все помещения в аренду.
— С вашего здания уже сняли режим секретности?
— А ты кто такой, чтоб меня спрашивать? — рыкнул в ответ секьюрити с ручным металлодектором.
— Мне бы Алексея Петровича увидеть.
— Кто таков?
— Ваш же охранник.
— Таких нету.
— А ученые остались?
— Начисто повывелись и больше не вернутся, как блохи после дезинфекции. Теперь тут сплошная коммерция, конфекция и консумация. Так что вали отсюда нах.
— А может, еще скажешь, что я и стоять тут не имею права? — я шагнул вперед и слегка толкнул его плечом. — Комитет государственного контроля давно тут не бывал с проверкой? Недавно? Так можно и департамент финансовых расследований пригласить. А то еще комиссию бизнес–ассоциации по деловой этике, если районной прокуратуры мало покажется.
— Вася, остынь и сникни!
С лестницы к нам на проходную сбежал не офисный хомяк, а целый бобр, весь как с обложки гламурного издания.
— Отведи уважаемого господина в зону рекреации, угости коньячком, ну, там еще бутербродик с икоркой предложи, а потом вызови ему такси за счет заведения. И вообще, разуй глаза да оценивай взглядом профессионала, кто перед тобой! — он ткнул пальцем в рекламный плакат на стене с моей самодовольной физиономией.
Я не забыл, что доктор медицинских наук предупреждал меня о возможных осложнениях с психикой после эксперимента. Надо сказать, что неожиданные поведенческие реакции все–таки проявились.
Не далее как позавчера я за полчаса до хрипоты сорвал голос от крика, но убедил–таки пять сотен вооруженных спецназовцев не трогать протестное шествие пенсионеров. Они не вмешивались в ход митинга, мало того, половина вооруженного контингента еще и присоединилась к нам. Когда же другое подразделение, в черном камуфляже, с щитами и дубинками, пробилось ко мне сквозь толпу, спецназовцы в синей форме отбили меня и на руках отнесли к трибуне.
Помнится, доктор на прощание присоветовал мне поосторожней обращаться с новыми знаниями методов межчеловеческого общения. Знание все–таки не сила, а власть, если переводить с латыни добросовестно, а не по заказу власть предержащих. Безопасны только знания иностранного языка, да вот только переводчиком нигде не устроишься — у каждого переводческая программа на компе выставлена. Так что я, наверное, приму предложение лидеров оппозиции возглавить «марш несогласных» на будущей неделе, где будут собирать подписи для выдвижения моей кандидатуры в президенты.
1. «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых
и на пути грешных не ста, и на седалище губителей не седе,…»
Псалтирь, псалом 1
2. «Прежде чем уйти, мы переключили машины на положительную обратную связь, каждую из них… Перемкнули их в реверберационную сеть при помощи ключа с последовательным кодом. Тогда им только того и оставалось, что жужжать и булькать, пока ключ не разомкнет обратную связь».
Алан Нурс. Встреча на борту.
Конец